Робеспьер (1758–1794) — деятель Великой французской революции. 10 августа 1792 г. был избран в состав Парижской коммуны, а затем первым по числу голосов депутатом Парижа в Конвент, где стал одним из самых влиятельных руководителей якобинцев. Он возглавлял борьбу Горы против Жиронды, требуя смертной казни бывшему королю во время процесса над ним. В Конвенте изобличал двоедушие жирондистов и склонность их к измене.
Вместе с Ж. П. Маратом Робеспьер был одним из политических руководителей народного восстания 31 мая — 2 июня 1793 г., свергнувшего власть Жиронды. 27 июля 1793 г. избран членом Комитета общественного спасения. Благодаря своему политическому и моральному авторитету Робеспьер стал фактическим руководителем Революционного правительства. Возглавляя борьбу против атаковавших Революционное правительство группировок дантистов и эбертистов, Робеспьер наносил удары и по левым общественным силам (Шометт), в результате лишился опоры в проводимой политике.
Подготовленный заговорщиками контрреволюционный переворот 9 термидора (27 июля) 1794 г. привел к аресту Робеспьера и его казни без суда. Правительство Директории, сменившее Конвент, было свергнуто в 1799 г. Наполеоном, до 1804 г. носившим титул консула, а в этом году провозглашенным императором.
Кадудаль, будучи одним из самых убежденных роялистов, непримиримо относился ко всем правительствам, бывшим во Франции после революции, в том числе и к Наполеону. В 1804 г. он, совместно с Пишегрю и другими лицами, организовал заговор против Наполеона, замышляя его убийство. Заговор был раскрыт, и Кадудаль погиб на гильотине. Пишегрю, в 1804 г. приехавший во Францию для осуществления заговора против Наполеона, совместно с Кадудалем, был арестован и умер в тюрьме при загадочных обстоятельствах: его нашли задушенным его же собственным галстуком, причем обстановка давала повод заподозрить самоубийство.
Заговор против Наполеона с помощью адской машины был организован не после заговора Кадудаля и Пишегрю, как говорит Анненкова, а до него. Все тот же Кадудаль вместе с несколькими единомышленниками поставил 24 декабря 1800 г. на улице, где должна была проезжать карета Наполеона, бочку, наполненную порохом, пулями, гранатами и обломками железа. Произошел взрыв, повлекший за собою множество жертв. Наполеон же, благодаря счастливой случайности, остался невредим. Участники заговора обнаружены небыли, но правительство предприняло против роялистов ряд репрессивных мер.
Булонь — укрепленный морской порт на берегу канала Па-де-Калэ. В 1803 г. Наполеон превратил его в базу для предполагаемого десанта в Англию.
Мамелюки — военная династия, управлявшая Египтом до завоевания его Турцией в XVI в. После этою из мамелюков была создана отборная гвардия, пользовавшаяся огромной силой и влиянием вплоть до 1811 г., когда она была уничтожена. Некоторых из мамелюков Наполеон привлек к себе на службу.
Маренго — деревня в северной Италии, близ которой в 1800 г. Наполеон одержал блестящую победу над австрийской армией. Австрия была вынуждена подписать мир, по которому очищала от своих войск всю северную Италию.
Под Аустерлицем 2 декабря 1805 г. произошло сражение наполеоновских войск с русско-австрийскими, закончившееся полным разгромом последних.
Латур-д'Овернь — один из популярнейших генералов французской революционной армии. Неустрашимая храбрость сделала его имя широко известным. Выйдя в 1797 г. в отставку, он, чтобы избавить от военной службы сына своего друга, в 1799 г. вновь поступил в армию простым солдатом, отказываясь от всякого повышения. В 1800 г. был убит в сражении при Обергаузене в Баварии. Наполеон дал ему титул «первого гренадера республики».
Ватерлоо — деревня в бельгийской провинции Южном Брабанте. В ее окрестностях произошло знаменитое Ватерлооское сражение 18 июня 1815 г. После бегства Наполеона с острова Эльбы (см. ниже) коалиция европейских государств собрала против него огромные силы. Соединенные англо-голландские и прусские войска нанесли при Ватерлоо Наполеону поражение, после которого он подписал второе отречение и был заключен на остров св. Елены (в Атлантическом океане).
Нантские утопления — массовые казни в Нанте, произведенные по приказанию Каррье, комиссара Конвента. Приговоренных связывали по двое и топили в реке Луаре. Иногда женщины спасались от смерти, получив от кого-либо из присутствовавших предложение выйти замуж.
Гверильясы — участники партизанской войны в Испании против наполеоновских войск.
Коммерси — город на реке Мезе в северо-восточной части Франции. Станислав Лещинский в 1736 г., вынужденный уступить трон Августу II, курфюрсту саксонскому, бежал во Францию. Здесь он отказался от всякой политической деятельности и занялся широкой благотворительностью. Сохранив до 89-летнего возраста физические и духовные силы, он трагически погиб от ожогов. От огня в камине загорелось его платье, потушить пламя сразу не удалось, и через два дня он скончался.
Г-жа Кампан в это время была директриссой знаменитого воспитательного учреждения в замке Экуан в округе Понтуаз, основанного для сирот кавалеров ордена Почетного Легиона.
Сен-Сирская военная школа основана в 1803 г. в Фонтенебло, в 1808 г. переведена в Сен-Сир, близ Версаля.
В 1791 г. Людовик XVI задумал бежать из Парижа под защиту армии, стоявшей на восточной границе Франции — в Лотарингии. Оттуда, с помощью прусских и преданных трону французских войск, он рассчитывал двинуться на Париж и покончить с революцией. В ночь с 20-го на 21 июня Людовик XVI и его жена Мария-Антуанетта, переодетые, покинули столицу. Их, однако, узнали, В городе Варение королевская карета была остановлена, и арестованные беглецы должны были возвратиться в Париж В Варение первый узнал короля почтмейстер города — Друэ. Он поднял тревогу и вместе с членом городского управления Сосом, исполнявшим обязанности мэра, арестовал королевскую семью. До своего обратного возвращения в Париж король оставался в доме Coca.
Бородино — село, в 110 км от Москвы, где 26 августа (7 сентября) 1812 г. произошла знаменитая битва между французской армией Наполеона и русскими войсками во главе с М. И. Кутузовым. Наполеон, имея численное превосходство, намеревался прорвать центр русских позиций, отойти на левый фланг и отрезать русскую армию от дорог на Москву, затем торжественно вступить в русскую столицу и принудить правительство Александра I к капитуляции. Кутузов решился на сражение у Бородино, чтобы упорной обороной и нанесением возможно больших потерь ослабить французскую армию и остановить ее продвижение к Москве, одновременно сохранив боеспособность русских войск. В Бородинском сражении русская армия обескровила врага и нанесла ему невосполнимые потери.
Однако отсутствие резервов для развития наступления определило решение Кутузова отвести армию к Можайску, а затем и за Москву.
Лейпцигская битва, так называемая «битва народов», произошла 2–7 октября 1813 г. После ухода Наполеона из России против него составилась коалиция из России, Австрии и Пруссии. Союзные войска нанесли Наполеону решительное поражение под Лейпцигом, принудив его к дальнейшему отступлению. Война была перенесена во Францию.
Военные неудачи Наполеона заставили его 11 апреля 1814 г. подписать отречение, после чего он был удален на остров Эльбу (в Средиземном море). Здесь он находился до 26 февраля 1815 г. В этот день Наполеон бежал с острова, высадился во Франции, собрал около себя войска и 20 марта вступил в Париж. В течение трех месяцев («Сто дней») он снова был императором, пока битва под Ватерлоо не решила окончательно его судьбу. Священный союз — союз трех государей: русского, прусского и австрийского, образовавшийся после свержения Наполеона и ставивший своей целью охранять дореволюционный порядок в Европе.
Хороший голос и музыкальные способности П. Гебль сохранила долго. Е. К. Гагарина сообщает, что в Сибири, среди близких знакомых и друзей, она часто пела, причем слушавшие очень хвалили ее прекрасного тембра контральто. Даже в Нижнем Новгороде она не перестала петь, хотя делала это все менее охотно и часто.
П. Гебль не говорила по-датски, и поэтому переводчицей с этого языка быть не могла. Вероятнее всего, датский капитан говорил на немецком языке, с которым П. Гебль, как уроженка Лотарингии, была довольно хорошо знакома (Co-общ. Е. К. Гагариной).
Покидая Францию и переезжая в Россию в качестве простой модистки, Полина Гебль роняла, по понятиям того времени, достоинство старой дворянской фамилии Гебль. Поэтому, чтобы не дать повода ко всякого рода сплетням и толкам среди остающихся во Франции родных и знакомых, она выехала с паспортом на имя Поль. Этим и объясняется то, почему во многих документах П. Гебль фигурирует под именем Поль (сообщ. Е. К. Гагариной).
Александр Дюма написал роман (есть русский сокращенный перевод Г. И. Гордона «Учитель фехтования, исторический роман из времен декабристов». Л., 1925, изд-во «Время»), в котором он рассказывает историю Полины Гебль. В романе, наряду с многими верными событиями и характеристиками, встречается масса самых фантастических вымыслов. Содержание его сводится к следующему. Некий учитель фехтования приезжает из Парижа в Петербург и знакомится с Луизой Дюпюи (под именем которой выведена Полина Гебль), бывшей парижской гризеткой, теперь — продавщицей модного магазина. Луиза рассказывает ему свою историю. Оставшись 16 лет сиротой, она научилась делать цветы и поступила продавщицей в модный магазин, сначала в Париже, потом в Петербурге. Здесь ее увидел граф Алексей Анненков, влюбился в нее и стал преследовать своими ухаживаниями. Луиза отвергала все домогательства богатого и блестящего графа. Однажды он обманом увез ее с бала к себе и признался, что вступил в тайное общество, имевшее целью убить царя. По его словам, единственной причиной, заставившей его сделать это, была непреклонность Луизы, так как после ее отказа ему оставался выбор — самоубийство или эшафот. Он предпочел последнее и вступил в тайное общество. Луиза, побежденная такой настойчивостью, становится любовницей графа. Далее, учитель фехтования, от лица которого ведется рассказ, повествует о том, как после 14 декабря Анненков сам предал себя в руки властей и был посажен в крепость. Луиза, встретив Николая I на улице, бросается перед ним на колени и подает ему прошение о помиловании Анненкова. Император заменил Анненкову смертную казнь каторжными работами и позволил Луизе следовать за ним в Сибирь. Луиза вместе с учителем фехтования, сделавшимся ее другом, поехала за Анненковым. После многих фантастических приключений они приезжают в Тобольск, где происходит свадьба Анненкова с Луизой.
Этот роман возбудил сильное негодование Анненковой своими ложными, а иногда и прямо клеветническими подробностями. По сообщению Е. К. Гагариной, она до конца своей жизни не могла простить Дюма его романа и всякий раз волновалась, когда речь заходила о нем. О том, какое впечатление роман произвел не только на Анненкову, но и на ее знакомых и друзей, свидетельствует следующее письмо И. И. Пущина к И. Д. Якушкину: «Я жду от Вадковского книгу об Анненковой. Мария Петровна (Ледантю) получила письмо из-за границы от своей дочери Амалии, которая уже спрашивает некоторые объяснения по этому случаю. Прасковья Егоровна непременно хочет, увидевши, в чем дело, написать к своей матери в Париж с тем, чтобы ее ответ на клевету, лично до нее относящуюся, напечатали в журнале. Я помню, что это непременно должно сделать. За что ее, бедную, лишают единственного ее богатства и чернят тогда, когда она совершенно чиста. Если от Вадковского не будет этой книги, мы достанем ее из Франции. Нельзя ничего сказать, не прочитавши. Я все секретничаю, не хочется прежде времени ее тревожить. Скоро должен быть ответ Вадковского. Между тем пусть добрый Матвей Иванович (.Муравьев-Апостол) напишет мне e-me того, что об ней в книге сказано. На его памяти можно основаться. Прошу его говорить, как оно есть, я не сделаю злоупотребления. Покажу ей, и тогда она сможет действовать, как хочет. До ответа Матвея Ивановича молчу. (И. И. Пущин. Записки о Пушкине и письма. Редакция и биографический очерк С. Я. Штрайха. Гиз, 1927, стр. 145–146).
С 1783 по 1788 г. И. В. Якобий занимал пост иркутского ген. — губернатора. Перед тем, в 1782 г., вся Сибирь разделена была на два наместничества — Тобольское и Иркутское, управляющиеся ген. — губернаторами, фактически имевшими власть наместников. Ф. Ф. Вигель вспоминал богатый дом, выстроенный в Иркутске Якобием, «который так долго начальствовал в Иркутске и еще долее находился потом под судом» («Записки». М., 1891, ч. II, стр. 164). От отца А. И.Анненковой досталось в Оренбургской губ., Бугульминского уезда в с-це Анненке с двумя деревнями—663 муж. пола души. (Сергей Гессен. Материалы к характеристике хозяйственной деятельности и имущественного положения декабристов. «Разложение крепостного хозяйства». М., 1932).
Собственно за Анненковым было только 418 душ в Нижегородской губ. Но за матерью его считалось в той же Нижегородской губ. — 971, в Пензенской — 1737 и в Симбирской— 818. Кроме указанного выше оренбургского имения, v нее были еще менее значительные поместья в Московской, Тверской и Саратовской губ. Всего за ней — около 5 тыс. душ.(С. Гессен. Материалы…).
В Москве у А. И. Анненковой было два дома: каменный дом — Тверской части в I квартале под № 74 и дом с садом и прудом Покровской части во II квартале под № 163.Оба дома неоднократно закладывались. (С. Гессен. Материалы…)
Дата эта подтверждается письмом московского почт-директора А. Я. Булгакова от 30 ноября 1825 г. («Русск. Архив», 1901, т. 11, стр. 224).
При аресте Анненкова у него действительно отобрано было шестьдесят тысяч руб. асс. (Лоциа. Прав. Сенат, 1 Деп-т. 1828, №. 1269).
П. Н. Свистунов (1803–1888) — ближайший друг и однополчанин по Кавалергардскому полку И. А. Анненкова. В 1823 г. был принят Ф. Ф. Вадковским в тайное общество, а в 1824 г. после встречи с Пестелем возведен в степень «бояра» Будучи активным членом Петербургского филиала Южного общества. Свистунов подготовил к вступлению в общество 7 человек (И. Л. Анненкова, Д. А. Арцыбашева, Н. Л. Васильчикова, А. С. Горожанского, А. С. Гангеблова, А. А. Добринского, Н. П. Репина).
Разделяя и одобряя программу декабристов, он в то же время накануне восстания проявил колебания и стал возражать против планов восстания.
«Бывши у Трубецкого, который изъяснил мне свое намерение возмутить солдат, я ему отвечал, что пролитие крови неизбежно, он на это мне сказал: «Что же делать!» Тогда я его оставил и решился ехать из С.-Петербурга, уговоривши трех членов, которых мог только склонить не участвовать в сем возмущении…» (Восстание декабристов, т. XIV, стр. 349). Позднее это обстоятельство спасло ему жизнь. 13 декабря он выехал в Москву. Трубецкой просил его доставить письмо Орлову. Свистунов, уничтожив письмо, доложил его содержание на словах. Он был арестован военным генерал-губернатором Голицыным 21 декабря в Москве и увезен в С-Петербург.
Кавалергардский полк, несмотря на аристократический его состав, был ненадежным в глазах императора, и, очевидно, была возможность поднять его на возмущение. Но члены тайного общества упустили благоприятный момент. Присяга в полку окончилась благополучно благодаря распорядительности Апраксина.
Интересно сравнить этот рассказ с аналогичным рассказом А. М. Муравьева. Сличение их свидетельствует о поразительной точности в передаче обоих: «Когда я был приведен во дворец с моими товарищами по полку Анненковыми Арцыбашевым, император взял нас под руки и спокойно начал допрос, потом, повышая голос все более и более, он стал обращаться к нам с угрозою. Он приказал Левашеву записывать ответы на вопросы, которые тот должен был задавать. Через полчаса император вернулся к нам и в присутствии начальника гвардейского штаба Нейдгардта, командира гвардейского корпуса Воинова и графа Апраксина даровал нам прощение, но при этом нам было объявлено, что мы проведем шесть месяцев в крепости — Анненков в Выборге, Арцыбашев — в Нарве, я — в Ревеле. Генералы, как и присутствующие царедворцы, бросились целовать руки императора, приказывая нам делать то же. Император, видя наше колебание, отступил на несколько шагов и заявил, что ему не нужна наша благодарность». (Декабрист А. М. Муравьев. «Записки». Пол ред. С. Я. Штрайха. Пб., 1922, стр. 18–19). Следует отметить, что записки эти впервые были напечатаны только в 1902 г., почему и нельзя заподозрить О. И. Иванову в заимствовании.
В. Свартгольме Батеньков содержался только до июня 1827 г., когда был переведен в Петропавловскую крепость и заключен в Алексеевский равелин, где оставался до 1846 г. Стихотворение «Одичалый» написано в Свартгольме в мае 1827 г.
Анненков ошибался: в Нарве содержался Д. А. Арцыбашев, а Муравьев заключен был в Ревеле. Подобная мера в процессе следствия применялась и к некоторым другим декабристам: так, Выборгe же содержался несколько месяцев М. К. Кюхельбекер, в Нарве — Н. Р. Цебриков, в Ревеле — Ф. Г. Вишне в Свеаборге — К. П. Торсон, в Кронштадте — Коновницыны и т. д.
После приговора в Выборгском шлоссе содержались продолжительное время декабристы М. С. Лунин и П. А. Муханов, причем условия их заключения были далеко не столь благоприятны: камеры тесные, сырые, крыша гнилая, так что дождь протекал сквозь потолок.
Здесь видимая ошибка: Анненков содержался в Выборгской крепости до 1 февраля 1826 г. (а не до марта), когда доставлен в Петербург на главную гауптвахту, откуда в тот же день переведен в Петропавловскую крепость.
В л. — гв. Кавалергардском полку Стремоуховы не служили. В Гвардейском корпусе состоял вообще только один Стремоухов — Александр Васильевич, в 1826–1828 гг. — штабс-капитан Конно-егерского полка.
Комендантом Петропавловской крепости в 1826 г. Был генерал от инфантерии А. Я. Сукин. Е. М. — вероятно, плац-майор полковник Е.М. Подушкин, о котором одни из декабристов вспоминал, что «Подушкин, всегда поддержанный порядочною дозою водки, имел всегда красное лицо, всегда звериное. Он всегда готов был воспользоваться чужою собственностью, считая арестантов, как отпетых, и злоупотреблениям его не было конца…» Через несколько лет Подушкин за крупную взятку был удален от должности (Н. Р. Цебриков. Воспоминания, рассказы и письма. Под ред. Сергея Гессена. «Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820 годов». М., 1931, т. 1, стр. 257).
Ермолов в 1798 г., в чине подполковника, подвергся внезапной опале и был заключен в Петропавловскую крепость, а затем сослан в Костромскую губернию, где оставался до 1801 г.
Корнет Кавалергардского полка Н. А. Васильчиков был принят в Петербургский филиал Южного общества Свистуновым совместно с И. А. Анненковым. Активной роли в обществе не играл. Переведен в Тверской драгунский полк на Кавказ.
Однополчанин Анненкова, Ф. Ф. Вадковский, наиболее выдающийся и деятельный член петербургской ячейки, являлся автором ряда проектов цареубийства (см. П. М. Дружинин. Семейство Чернышевых и декабристское движение. Сб. «Ярополец». М., 1930). Вопреки словам Анненкова, заговорщики не собирались в Новой Деревне, а только сам Вадковский проживал там. За «неприличное поведение» переведенный в 1824 г. прапорщиком в Нежинский Конно-егерский полк, Вадковский, очутившись в глухой провинции, развернул широкую агитационно-пропагандистскую работу.
«Она была единственная дочь иркутского наместника Якоби, очень богатого вдовца, — рассказывает М. Д. Францева. — Сколько ни являлось женихов, он, Якобы не желая расстаться с дочерью, отсрочивал свое согласие года на два, на что никто из женихов не соглашался, наконец Анненков решился увезти невесту и получил прощение отца с условием жить у него. Она была fie первой молодости, лет за тридцать. Наконец она овдовела, имея двух сыновей. Избалованная богатым отцом, она жила в Москве, в своем великолепном доме, окруженная сиротами, воспитанницами и приживалками, вела жизнь своеобразную, вставала поздно, никуда не выезжала, к себе же принимала знакомых, лежа на диване, в подушках, разряженная в кружевном пеньюаре и в бриллиантах». («Воспоминания» М. Д. Францевой. «История Вестник», 1888, № 5, стр. 405).
Узнав о смерти сына Григория, А. И. Анненкова будто бы сказала: «Ну, что ж, другому больше останется» (сообщ. Е. К. Гагариной).
По словам М. Д. Францевой, Перская была уполномочена распечатывать всю корреспонденцию А. И. Анненковой и передавала ей лишь те письма, которые никак не могли ее потревожить. Поэтому известия от сына из Сибири сообщались ей редко.
Опекунский долг А. И. Анненковой в 1835 г. приближался к 500 тыс. руб., не считая значительных партикулярных долгов. Все почти имения ее были заложены и перезаложены. (С. Гессе н. Материалы…).
Сохранилось множество семейных преданий и рассказов о взбалмошности Тепловой и ее мужа, бывшего типичным помещиком крепостных времен. Имея четырех сыновей и девять дочерей, он никогда не мог запомнить их всех по именам и часто обращался к кому-либо из них: «Девочка, девочка, подойди-ка сюда, как тебя зовут?» А. И. Теплова была женщиной крайне экспансивной. Случалось ей, выпоров кого-нибудь из провинившихся детей, кричать старшему сыну Митрофану: «Тащи еще кого-нибудь из детской! Рука разошлась!» Бывали происшествия и иного порядка: так, однажды, Теплов, будучи чудовищно ревнив, за косу увлек жену с бала, после чего, раскаявшись, тут же в карете распорол себе живот. К счастью, немедленно с бала вызваны были хирурги, благополучно зашившие рану (сообщ. Е. К. Гагариной).
Дочь плац-майора Подушкина, по выражению М. А.Бестужева, «перезрелая дева», романтически настроенная по отношению к молодым узникам, в частности к А. О. Корниловичу, оказывала им разные услуги и, между прочим, добилась через отца разрешения посылать им книги. «И вот, — заключает М. А. Бестужев, — прозаический результат большей части мировых событий… Сентиментальная страсть перезрелой девы предотвратила, может быть, сотни положительных умов от сумасшествия в мертвящей тюремной жизни». («Воспоминания Бестужевых». Под редакцией М. К. Азадовского и И. М. Троцкого. М., 1931, стр. 175).
К характеристике А. И. Анненковой можно добавить еще следующий штрих: вдова Н. Н. Анненкова рассказывала Е. К- Гагариной, что муж ее, всю жизнь проведший при дворе, тем не менее настолько робел перед своей теткой, что всякий раз, прежде чем войти к ней, должен был выпить стакан воды. (Сообщ. Е. К. Гагариной).
Приговор был объявлен заключенным 12 июля, а 13-го приведен в исполнение.
В 1826 г. ассигнационный рубль стоил около 25 % первоначальной стоимости.
Сравните ниже в письмах Анненкова к матери.
Эти свидания, однако, получались не без труда и не приносили утешения. Волконская вспоминает по этому поводу: «Я выпросила разрешение навестить мужа в крепости…Это свидание при посторонних было очень тягостно. Мы старались обнадежить друг друга, но делали это без убеждения. Я не смела его расспрашивать: все взоры были обращены на нас». («Записки», стр. 57).
Об этом же эпизоде рассказывает сын декабриста, Е. И.Якушкин, в письме к жене из Сибири в 1855 г., добавляя, что А. И. Анненкова «из скупости или в самом деле так думала, отвечала ей, что человек, носящий фамилию Анненковых, не может и не должен спасаться бегством. Вероятнее, впрочем, что ответ этот она дала из скупости, притом же она и не очень любила сына». («Декабристы на поселении». М, 1926, стр. 41).
Период следствия — самая тяжелая и трагическая страница в движении декабристов. Это было время, когда проверялась идейная закалка каждого из участников восстания, его верность революционным идеалам. Не все участники движения вышли из него с честью. Причина «недостойного» их поведения крылась в присущей дворянской революционности ограниченности и непоследовательности, обусловленной оторванностью от народа. Каждый из декабристов тяжело пережил кровавую расправу царизма. Некоторые из них, не имевшие твердых убеждений, упали духом, впали в малодушие и кончили жизнь самоубийством. Отравился измельченным стеклом И. Ю. Поливанов, разбил себе голову о стену тюремной камеры декабрист А. М. Булатов. Покушались на самоубийство также И. А. Анненков и П. П. Свистунов.
В 1826 г. в Гвардейском корпусе не было ни одного офицера, называвшегося «Виктор Васильевич». Вероятно, имеется в виду Василий Васильевич Аммонт, штабс-капитан л. — гв. Финляндского полка, бывший в 1826 г. плац-адъютантом С.-Пб. Петропавловской крепости.
А. М. Муравьев так описывает отправку в Сибирь:«…В 11 часов вечера, когда тюремные и крепостные ворота были уже закрыты, плац-майор и крепостные адъютанты собрали в одной из комнат комендантского дома четырех осужденных политических: Н. Муравьева, его брата, Анненкова и Торсона. Мы с восторгом бросились друг другу в объятия…Через несколько минут появился старый комендант, который злобным голосом объявил нам, что по приказанию императора нас закуют в цепи для отправления в Сибирь. Плац-майор с насмешливым видом принес мешок с цепями… С непривычным для нас шумом спустились мы по лестнице комендантского дома, сопровождаемые фельдъегерем и жандармами. Каждый из нас сел с жандармом в отдельную почтовую повозку. Быстро проехали мы город, где все мы оставляли убитые горем семьи… Мы не чувствовали ни холода, ни тряски ужасной повозки. Цепи мы несли с гордостью». (А. М. Муравьев. «Записки», стр. 26). Совершенно ошибочно указание С. В. Максимова (в его книге «Сибирь и каторга», Спб., 1900, изд. 3, стр. 412), что П. Гебль «перед отправкою жениха, успела снабдить его деньгами, вырученными от продажи шалей, чтобы купить ему все необходимое».
Анненков с товарищами был отправлен в Сибирь 10 декабря 1827 г. Относя их всех ко II разряду, Анненкова ошибается: II разряда были только Анненков и член Северного общества К. П. Торсон (ум. в 1851 г.).
Такие случаи действительно бывали: как выше указывалось, Г. С. Батеньков провел 20 лет в Алексеевском равелине, В. К. Кюхельбекер — поэт, друг Пушкина — 10 лет содержался сперва в Динабургской, потом в Свеаборгской крепости, А. В. Поджио — в Шлиссельбурге (8 лет), В. А. Дивов— в Бобруйске (15 лет).
Желдыбин, фельдъегерь, прославившийся своей жестокостью в отношении многих декабристов, которых сопровождал в Сибирь. Тем не менее в конце 1827 г. попал под суд по обвинению в ряде уступок, произведенных им за вознаграждение декабристам и их родственникам в смысле устройства свиданий. В результате годичного следствия Желдыбин был оправдан, с тем, однако, что «первое малейшее отступление от обязанностей повлечет на него строжайшее взыскание».(Подробно см. «Декабристы на каторге и в ссылке». М.,1925, стр. 58–62).
И. И. Пущин в октябре 1827 г. отправлен был в Сибирь. в сопровождении Желдыбина, и с дороги писал отцу: «Прощаясь, я немного надеялся кого-нибудь из вас видеть в Ладоге или по крайней мере найти письмо. Впрочем, вы хорошо сделали, что не приехали, ибо Желдыбин никак бы не дозволил свидания». (И. И. Пущин. Записки о Пушкине и письма из Сибири. Под ред. С. Я. Штрайха. Гиз, 1927, стр. 105).
Вятский гражданский губернатор — д. ст. сов. Андрей Иванович Рыхлеевский.
Семенов Степан Михайлович (1789–1852) — член Северного общества. Отправленный в Сибирь «для употребления его на службу», Семенов с ноября 1826 г. находился в Омске. Этот эпизод подтверждается и А. М. Муравьевым: «Наш товарищ Анненков сильно страдал, так как он был без шубы. В Омске ему купили шубу». («Записки», стр. 27).
Глазенап — вероятно, полковник Владимир Григорьевич Глазенап (1784–1862), служивший в Литовском корпусе, приятель декабриста М. С. Лунина — в конце 1826 г., по производстве в генерал-майоры, получивший в командование л. — гв. Драгунский полк.
В мае 1827 г. император Николай делал в Вязьме смотр войскам 2-го пех. корпуса. Николай выехал в Вязьму 7 мая и возвратился в Петербург 19-го.
Лепарский Станислав Романович (1754–1837) по личному выбору Николая I был назначен комендантом Нерчинских рудников, а затем Читинского и Петровского острогов. Большинство декабристов отмечало, что он, строго следуя высшим предписаниям, тем не менее всемерно шел навстречу декабристам.
(См. «Записки Н. В. Басаргина», стр. 107 и след., «Воспоминания Бестужевых», стр. 94, «Записки А. Е. Розена». Спб., 1907, стр. 145–146, ср. стр. 142 и 185–186.)
Для характеристики этих взаимоотношений приводим впервые опубликованное С. Гессеном письмо 1838 г. А. И. Якубовича к Я- Д. Казимирскому, сменившему плац-майора О. А. Лепарского после смерти его дяди-коменданта.
Милостивый государь Яков Дмитриевич!
Благодарность в моих понятиях есть первое чувство и обязанность человека. Я столько получил знаков сердечного внимания от добрейшего Осипа Адамовича, который в И лет успел соединить долг службы и человечества, что мне бы хотелось ему в последний раз, и в его хижине, сказать сколько я признателен к памяти покойного его дяди и к нему.
Яков Дмитриевич! Обращаюсь к вам с просьбой испросить мне у г-на коменданта позволения зайти к Осипу Адамовичу сегодня на полчаса. Твердо уверен, что вы поймете вполне чувства бедного узника и увидите в моем поступке не прихоть, но истинную потребность души.
Имею честь быть вашим покорным слугою Александр Якубович.
О встрече Полины Гебль с Вошэ имеется упоминание ив письме последнего к гр. Е. П. Потемкиной. («Записки кн. С. П. Трубецкого». Спб., 1907, стр. 114–115).
Приводим пропуск, выданный крепостным А. И. Анненковой: «Я, нижеподписавшаяся, отправила своих крепостных дворовых людей Андрея Матвеева и Степана Новикова для препровождения иностранки г-жи Прасковьи Егоровны Поль до губернского города Иркутска, которым прошу гг. команду имеющих и на учрежденных заставах, по тракту лежащих, чинить свободный и беспрепятственный пропуск впредь и обратно; приметами оные: Андрей Матвеев, росту 2 арш.5 вершков, лицом чист, нос прямой, волосы на голове светло-русые, бороду бреет, ус пробивается, от роду 30 лет. Степан Новиков, ростом 2 арш. 6 верш., глаза карие, лицом чист, нос прям, волосы на голове темно-русые, бороду бреет, от роду 26 лет, оба холосты. В уверение чего сей пропуск за подписанием моим и с приложением герба фамильной моей печатии дан в столичном городе Москве. Декабря 22 дня, 1827 года.
Подписано: Статская советница Анна Анненкова».
В нач. 1827 г. сенаторы В. К. Безродный и кн. Б. А. Куракин были командированы для обревизирования Сибири. В пути им случалось встречаться с ссыльными декабристами, многие из которых описали эти встречи, сводившиеся к тому, что Куракин обещал хлопотать о смягчении условий передвижения и потом ничего не делал. В свою очередь, Куракин в донесениях сообщал о встречах с декабристами. Весь этот материал см. в статье Б. Л. Модзалевского «Декабристы на пути в Сибирь», в сб. «Декабристы. Неизданные материалы и статьи», под ред. Б. Л. Модзалевского и Ю. Г. Оксмана. М, 1925.
Ф. Ф. Вадковский, после объявления приговора, был отправлен в Кексгольм, оттуда в апреле 1827 г. переведен в Шлиссельбург, где оставался до конца года и только в январе 1828 г. прибыл в Сибирь. Корнилович в нач. 1827 г. поступил в Нерчинские рудники, но уже в начале следующего года был вытребован обратно в Петербург вследствие наветов Ф. В. Булгарина, доносившего о близких связях Корниловича с австрийским посольством.
Александр Петрович Степ а но в — довольно известный литератор 1820—30 годов, бывший с 1822 по 1831 г. енисейским гражданским губернатором и в этой должности оказавший много услуг и внимания проезжавшим декабристам. Так, Н. В. Басаргин вспоминал, что «Степанов угостил нас с истинным радушием» («Записки», стр. 93).
Наквасины — богатая и большая семья сибирских купцов. С одним из членов этой семьи встретились Бестужевы по выходе на поселение (в г. Селенгинске). Наквасин приютил у себя Торсона, приехавшего прежде Бестужевых, предлагал и им остановиться у него и оставил у них самые лучшие воспоминания о себе. («Воспоминания Бестужевых», стр. 245–246).
В связи с возбуждавшимися женами декабристов просьбами о разрешении им следовать за мужьями Цейдлер получил специальную инструкцию, согласно которой должен был всячески удерживать их от дальнейшего следования, что они выполнял весьма усердно. Инструкция напечатана в книге П.Е. Щеголева — «Исторические этюды» (стр. 414–417). По приезде Полины Гобль в Иркутск, Лавинский писал Дибичу: «Не имея никакого сведения, чтобы сей иностранке предоставлено было следовать в Читинский острог, где содержатся государственные преступники, я не решился дозволить ей выезд из Иркутска… Ежели генерал-майор Лепарский удостоверит меня, что приезд ее в Читу разрешен, в таком разе я немедленно дозволю ей отправиться из Иркутска; но буде г. Лепарский никакого об ней сведения не имеет, то на сей случай долгом считаю испрашивать разрешения вашего сиятельства, как должен я поступить с сею иностранкою, и до получения приказания вашего не дозволю ей выезда в Нерчинский край». Одновременно Лавинский запрашивал и Лепарского: «Не имея ни отколь о сей француженке извещения, я необходимым счел остановить ее в Иркутске, как иностранку, и покорнейше прошу ваше превосходительство уведомить меня, не последовало ли о ней к вам какого-либо предписания…» («Записки Анненковой». Изд. «Прометей», стр. 157–159).
В инструкции А. С. Лавинского И. Б. Цейдлеру было сказано, между прочим: «Из крепостных людей, с ними (женами декабристов) прибывших, дозволить следовать за каждою токмо по одному человеку, но и то из числа тех, которые добровольно на сие согласятся» (П. Е. Щеголев, назв. соч., стр. 416).
Александр Николаевич Муравьев — один из основателей Союза спасения и Союза благоденствия.
Еще до прекращения деятельности Союза благоденствия отошел от движения, отказался от блистательной военной карьеры, вышел в отставку и удалился в частную жизнь. Был привлечен к следствию, и осужден по IV разряду, и сослан в Сибирь без лишения чинов и дворянства. В «Росписи государственным преступникам, приговором Верховного уголовного суда осужденным…» значилось: «Полковник Александр Муравьев участвовал в умысле цареубийства согласием, в 1817 г. изъявленным, равно как участвовал в учреждении тайного общества, хотя потом от оного совершенно удалился, по о цели его правительству не донес».
В конце 1826 г. переведен из Якутска в Верхнеудинск, в 1828 г. назначен Иркутским городничим, затем Тобольским губернатором, принимал участие в Крымской войне и с 1856 г. назначен военным губернатором Нижнего Новгорода. Долгое время историки ставили в вину А. Н. Муравьеву «верноподданность» императору. Исследования последних лет убедительно доказывают, что А Н. Муравьев через все годы пронес мечту о полном освобождении крестьян «с землею и с немедленным прекращением всяких к помещикам обязательств», (см. И. А. Рабкина. «Отчизны внемлем призыванье». М., 1976).
Город Чита ко времени приезда декабристов представлял собой забайкальское село горного ведомства с 49 ломиками, разбросанными вдоль почтового тракта. Здесь проживало не более трехсот жителей. Для размещения декабристов были оборудованы два частных дома, мещанина Макеева, который потом стали называть «Малым казематом», и дом бывшего поверенного Дьячкова, прозванный декабристами «Дьячковым казематом». К осени 1827 г. выстроили новый вместительный каземат, названный Большим. Стоявшие в непосредственной близости оба каземата были огорожены общей оградой. Позднее на тюремном дворе были построены мастерские и лазарет, и узниками разбит сад, построены солнечные часы.
Совместное пребывание в Читинском остроге почти ста революционеров имело громадное значение для декабристов. Участники движения проанализировали причины неудачи выступления на Сенатской площади, впервые задумались о значении простого народа и его роли в революционной борьбе и выработали новую тактику — революционного просветительства.
Определяя важное значение казематского периода, М. Бестужев писал: «Каземат дал нам политическое существование за пределами политической смерти».
Образ Л. Г. Муравьевой запечатлен во множестве теплых и восторженных отзывов ее товарищей но изгнанию. «В ней было какое-то поэтически возвышенное настроение, хотя в сношениях она была необыкновенно простодушна и естественна, — вспоминал И. И. Пущин. — Непринужденная веселость с доброй улыбкой на лице не покидала ее в самые тяжелые минуты первых годов нашего исключительного существования. Она всегда умела успокоить и утешить — придавала бодрость другим… В делах любви и дружбы она не знала невозможного — все было ей легко, и видеть ее была истинная отрада» (Пущин, назв соч., стр. 172). Однако наряду с этим, Муравьевой, по-видимому, были присущи повышенная нервозность и болезненная экзальтированность, сказавшиеся особенно в преувеличенном поклонении мужу и в культе своей семьи. «К Александрине Муравьевой я была привязана больше других, — замечает Волконская, — у нее было горячее сердце, благородство проявлялось в каждом ее поступке; восторгаясь мужем, она его боготворила и хотела, чтобы и мы к нему относились так же» («Записки»). А Якушкин вспоминал, что «иногда, в минуты не совсем светлые, она была уверена и уверяла других, что кроме своих она никого не любит, и точно, можно было подумать, что по временам она всеми силами старалась сосредоточить всю свою любовь на своих только и тесно замкнуть себя в семейный эгоизм, но это никогда не могло ей удаться по той причине, что было совершенно противно ее природе. При первом случае, когда она кому бы то ни было могла быть на пользу, она забывала всех своих и себя» («Голос Минувшего», 1915, VI, стр. 187; ср. отзыв Д. И. Завалишина — единственный недоброжелательный и явно пристрастный, но подтверждающий косвенно нашу мысль. «Декабристы и их время», т. 1, стр. 227).
Из жен декабристов Анненкова в Чите застала, кроме А. Г. Муравьевой и Е. П. Нарышкиной, живших вместе, еще Е. И. Трубецкую, М. Н. Волконскую и А. В. Ентальцеву, занимавших две комнаты у дьякона, А. И. Давыдову, приехавшую несколькими днями ранее ее (Волконская ошибочно говорит, что Давыдова приехала на следующий год после Анненковой). Следом за ней, в середине марта, приехала Н. Д.Фонвизина, а М. К. Юшневская и бар. А. В. Розен прибыли в 1830 г., нагнав декабристов во время перехода из Читы в Петровский завод. К. П. Ивашева приехала только в 1832 г.
Волконская совершенно сходится с Анненковой в оценке Нарышкиной: «Нарышкина, маленькая, очень полная, несколько аффектированная, но, в сущности, вполне достойная женщина; надо было привыкнуть к ее гордому виду, и тогда нельзя было ее не полюбить». («Записки»),
С плац-майором Я. Д. Казимирским у большинства декабристов установились очень дружественные отношения, о чем можно судить по неопубликованным письмам к нему Н. А. Бестужева и по его письмам к Оболенскому («Русск. Стар»., 1901, № 2). Лично знавший его, в конце 1850 гг., М. И. Семевский вспомнил, что это был «добрейший, благороднейшей души человек. Надо было слышать, с каким глубоким уважением и любовью вспоминал он о нравственных качествах декабристов» («Русс. Стар», 1888, № 4, стр. 17).
Этот восстановленный по черновой рукописи эпизод совершенно аналогичен тому, о котором рассказывает М. Н.Волконская в своих «Записках». Отсюда очевидна ошибка С. Н. Чернова (в его статье «Жены декабристов в Благодатске», сб. «Тайные общества в России». М., 1925), который выводит героический пафос М. Н. Волконской, между прочим, и на основании подобного же эпизода. Это движение сердца Волконской естественнее объяснить искренним порывом чувства, столь же простым и непосредственным, как и у Анненковой, женщины, совершенно лишенной всяких признаков пафоса и позы.
Графиня Елизавета Петровна Чернышева, мать декабриста, гр. З. Г. Чернышева (1796–1862). Умерла 16 февраля 1828 г
Любопытно, что нашелся современник, заметивший, что «свадьба, по тогдашнему времени, была пышная, какой Чита никогда не видала» (Старый дьячок. Старина о декабристах Газ. «Сибирь», 1883, № 36, стр. 7). Статья эта была потом перепечатана в ж. «Сибирский Вестник» (1887, № 46)с разъяснением, что автором ее является С. Н. Малков, который, будучи тринадцатилетним мальчиком, исполнял должность дьячка в каземате.
Василий Васильевич Розенберг, поручик, плац-адъютант, потом плац-майор в Чите и Петровском заводе, в отсутствие СР. Лепарского замещавший его в должности коменданта К декабристам он относился крайне благожелательно. М. Н. Волконская впоследствии вспоминала «о благородном и деликатном отношении, которое он выказывал относительно нас Во всем, что касалось нас, он вел себя, как порядочный человек с бесконечным тактом и выдержанностью».(«Труды Гос. ист. музея», II. М., 1926, стр. 50). Он же, будучи в 1836–1837 гг. в отпуску, привез декабристам известие о смерти Пушкина, на отпевании которого он присутствовал.
Виновником этого происшествия был подпоручик Дубинин. По рассказу Н. В. Басаргина («Записки», стр. 113–115), дело едва не кончилось трагически: «В одну минуту мы на него бросились, схватили его, но он успел уже переступить на крыльцо и, потеряв голову, в припадке бешенства, закричал часовым и караульным у ворот, чтобы они примкнули штыки и шли к нему на помощь. Мы в свою очередь закричали также, чтобы они не смели двигаться с места и что офицер пьяный, сам не знает, что приказывает им. К счастью, они послушались нас, а не офицера, остались равнодушными зрителями и пропустили Муравьеву в ворота».
Стихотворение «Княгине Марии Николаевне Волконской. (В день ее рождения)», написано в декабре 1829 г.
Смольянинова была побочной дочерью И. В. Якобия, деда Анненкова, чем, отчасти, могло объясняться ее необычайно теплое отношение к Анненковым. Впрочем, так же тепло относилась она и к другим декабристам, о чем свидетельствуют как их мемуары, так и неопубликованные письма к ней (в собрании ее бумаг в Гос. публичной б-ке). Для иллюстрации приводим письмо Ф. Б Вольфа:
«Милостивая государыня Фелицата Осиповна!
Имея честь поздравить вас с праздником, днем вашего ангела, покорнейше вас прошу принять прилагаемую у сего безделицу в знак моего глубочайшего почтения и чувства теплейшей благодарности за ласки и драгоценное для меня ваше расположение, которое никогда не изгладится из моей памяти.
Фердинанд Вольф».
(Петровский завод).
Ср. письма к ней П. Е. Анненковой и отзыв II. А. Анненкова.
Оковы были сняты еще в бытность декабристов в Чите, в сентябре 1828 г., т. е. вскоре после приезда Анненковой.
Предписание о выдаче «госпоже Анненковой, для уплаты купцу Мичурину, пятисот рублей» было дано в июле 1828 г. (см. «Записки С. Г. Волконского». Спб., 1901, стр.469).
Указ Сената проверен и дополнен по подлиннику (Собрание Е. К. Гагариной).
Дочь Анненковых Анна умерла в Петровском заводе в 1833 г. Ср. в «Воспоминаниях» О И. Ивановой (стр. 217) и в письме П. Е. Анненковой (стр. 260). Нонушка — дочь А. Г. и И. М. Муравьевых, любимица декабристов, род. 15 марта 1829 г. (т. е. накануне рождения дочери Анненковых), ум.1892.
Об этом инциденте см. также «Записки» И. Д. Якушкина и «Записки» И. В. Басаргина.
Михаил Сергеевич Лунин (1787–1845) — подполковник лейб-гвардии Гродненского полка, адъютант главнокомандующего русскими войсками в Польше великого князя Константина Павловича, герой Аустерлица, один из крупных деятелей декабристского движения.
После вынесения приговора отправлен сначала в Свеаборг, затем в Выборгский шлосс, откуда в июне 1828 (а не в конце 1829, как у Анненковой) доставлен в Читинский острог, а в августе вместе со всеми переведен в Петровский каземат. Указом от 14 декабря 1835 г. Лунин в числе других восемнадцати соузников был освобожден от каторжных работ и поселен в Урике. Считая, что декабристы в Сибири «призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили», М. С. Лунин на поселении приступил к «действиям наступательным». В «Письмах из Сибири», сугубо личных по форме, адресованных сестре Е. С. Уваровой, но политических по содержанию, смело и резко обличал самодержавно крепостнический строй.
По указанию Николая I 27 марта 1841 г., после обыска и допроса, был выслан в Акатуй с предписанием «не употребляя в работы, подвергнуть его там строжайшему заключению отдельно от других преступников».
В Акатуе он был отрезан от всего миря, запрещена была даже переписка. Все попытки сестры Уваровой облегчить его участь оказались тщетными. 3 декабря 1845 г. М. С. Лунин скончался и погребен в Акатуе. Судебно-медицинское освидетельствование констатировало смерть от апоплексического удара. Но среди заключенных Нерчинской каторги упорно бытовали рассказы о насильственной смерти Лунина.
Сохранился один документ, показывающий, с какой стремительностью Анненкова умела разрешать самые щекотливые вопросы. Вот что рассказывает М. М. Попов в неопубликованном отрывке из статьи «Конец и последствия бунта 14 декабря 1825 г.» (Рукоп. Отд. Б-ки Акад. наук. Арх. Дубровина): «Большая… часть арестантов Петровского острога были холосты, все люди молодые, в которых пылала кровь, требовавшая женщин. Жены долго думали, как бы помочь этому горю. Анненкова наняла здоровую девку, подкупила водовоза, который поставлял воду в острог, подкупила часовых. Под вечер девку посадили в пустую бочку, часовой растворил ворота острога, и, выпушенная на двор, девка проведена была другим часовым в арестантские комнаты. Тем же порядком на следующее утро девку вывезли из острога. Анненковой и после того несколько раз удалось повторить ту же проделку. Быть может, об этом знали или догадывались начальники, но смотрели сквозь пальцы. Сколько было благодарностей от арестантов! Так иногда и между слезами бывает смешное».
Петровский чугуноплавильный завод Забайкальской области Верхнеудинского округа, находившийся в ведомстве Нерчинских заводов (закончен постройкой в 1789 г.). Известие о скором переводе из Читы в Петровск пришло к декабристам летом 1830 г. и вызвало в них сильное волнение. Помимо того, что Петровская тюрьма далеко еще не была закончена постройкой, декабристы за свое почти четырехлетнее пребывание в Чите уже успели кое-как акклиматизироваться там, между тем им было известно, что Петровский завод расположен на болоте, плохо построен, что в камерах нет окон и т. д.
Иван Иванович Сухинов (1795–1828) был принят в тайное общество после присоединения «славян» к Южному обществу. За принадлежность к тайному обществу и активное участие в восстании Черниговского полка был осужден на каторжные работы навечно. Уже на пути в Нерчинскую каторгу он вынашивал план нового восстания.
Придя в марте 1828 г. в Зерентуйский рудник, И. И. Сухинов решил поднять каторжных и ссыльнопоселенцев, овладеть цейхгаузом, дойти до Читинского острога и освободить декабристов, а далее действовать по обстоятельствам. Восстание было назначено на 24 мая 1828 г. Но заговор стал известен начальству в результате предательства ссыльнокаторжного Казакова.
Военно-судная комиссия приговорила Сухинова к наказанию кнутом, клеймению и заключению в тюрьму. Но поступившее от императора повеление судить заговорщиков по законам военного времени означало, что активных участников восстания надлежит предать смертной казни.
Поняв, что все возможности борьбы исчерпаны, и чтобы избежать позорного наказания, в ночь на 1 декабря 1828 г. он повесился в тюрьме Нерчинского завода.
В. И. Штейнгель (Дневник публ. Б. Л. Модзалевского. — «Декабристы». Неизд. мат., стр. 134) и М. Л. Бестужев («Воспоминания Бестужевых», стр. 351) согласно говорят, что первая партия выступила 7 августа, а вторая—9-го. Плац-майор — начальствовавший над первой партией — О. А. Лепарский. У всех участников, как и у Анненковой, остались лучшие воспоминания об этом путешествии. Кроме вышеназванных, см., напр., «Записки» Н. В. Басаргина (стр. 123), «Записки» А. Е. Розена (стр. 161), «Записки» И. Д. Якушкина (стр. 168–172), «Воспоминания» А П. Беляева (Спб.1882, стр. 233–238), «Записки» Д. И. Завалишина (Мюнхен,1904, т. II, стр. 142–145), «Записки» Н. И. Лорера («Русское Богатство». 1904, № 7, стр. 31–35).
Во время перехода из Читы в Петровск Волконская, Нарышкина и Фонвизина, не имевшие детей, следовали за декабристами в собственных экипажах. Остальные, опасаясь за детей, поехали на почтовых прямо в Петровск.
Описка, следует читать Юшневская. Она встретила своего мужа на пути из Читы в Петровск, в деревне Онинский Бор, 27 августа.
Весь этот эпизод, вероятно со слов Анненковой, кратко передан П. Н. Свистуновым («Русск. Арх.», 1871, стр. 343), который ошибочно относит его к переезду Анненковой из Москвы в Читу.
И. Д. Якушкин по этому поводу писал: «Казематы были без наружных окон, и каждый из них слабо освещался небольшим с железной решеткой окном над дверью в коридор… Комендант очень знал и прежде, что для нас строили казематы без окон, но тогда он не имел возможности противиться такому распоряжению начальства и только теперь решился действовать в нашу пользу, когда по своему разумению имел на это законную причину. Он представил в Петербург, что, заметив, как мы вообще наклонны к помешательству, он опасается, что многие из нас, оставаясь в темноте, могут сойти с ума, и потому просит разрешения прорубить окна в казематах. Дамы наши также, частью по внушению коменданта, нисколько не стеснялись в письмах описывать ужасное свое положение в темных казематах, в которых они помещались со своими мужьями… В апреле 1831 г. вышло разрешение из Петербурга прорубить окна в казематах. В каждом каземате было прорублено небольшое окно, на два аршина от пола, и человек среднего роста мог видеть только небо сквозь это окно». («Записки», стр. 173–181).
Ввиду запрещения декабристам писать письма в бытность их в каторжной работе, жены их товарищей с самого прибытия в Читу взяли это на себя. «Пока у меня останется хоть искра жизни, — писала М. Н. Волконская в 1829 г. своей матери, — я не могу отказать в услугах и помощи стольким несчастным родителям» («Записки». Птг., 1915, стр. 192).
С. Р. Лепарский умер в 1837 г., когда на каторге оставался только 1 разряд.
В архиве П. Ф. Дубровина (Рукой, отд. Б-ки Акад. наук) сохранилось небольшое собрание подобных записок декабристов, обращенных к плац-майору Я- Д. Казимирскому и относящихся к 1838–1839 гг., т. е. уже ко времени управления полковника Ребиндера. Приводим для иллюстрации две таких записки:
I
Милостивый государь! Яков Дмитриевич!
И паки прошу вашего разрешения, чтобы выйти сегодня из каземата. Мне бы хотелось, если пустите меня к Трубецким, отобедать с Сутговым и, если станется меня, дотащиться до часовни. Имею честь быть с истинным почтением вашим покорным слугой.
Вадковский.
II
Милостивый государь! Яков Дмитриевич!
По случаю проводин и встречи Старого и Нового года, прошу вас покорнейше позволить мне остаться сегодня у княгини Трубецкой до первого часа, чем много обяжете преданного вам
А. Сутгоф.
Со смертью А И. Анненковой в 1842 г. наследники во главе с Н. Н. Анненковым вовсе перестали высылать что-либо в Сибирь, что крайне тяжело отразилось на материальном положении И. А. Анненкова. Сохранились два его письма кН. Н. Анненкову с жалобами на нужду (собрание Е. К. Гагариной).
Музыка в годы после разгрома восстания приобрела для многих декабристов особый смысл. Она была средством общения, налаживания связей изгнанников с окружающим их миром и позволяла выразить реакцию на события внутренней и внешней жизни. Кроме этого, музыкальное творчество постепенно приобрело черты просветительства и становилось в какой-то мере проводником их идей. Среди осужденных на сибирское изгнание были истинные музыканты, и среди них П. Н. Свистунов. В Тобольске он возглавил старинное музыкальное учреждение города — хор церковных певчих и, кроме того, создал оркестр, струнный квартет и фортепианные трио-коллективы, требующие высокой музыкальной культуры.
Вернувшись в Россию, он собрал вокруг себя музыкальный кружок и уже 7 февраля 1857 г. писал из Нижнего Анненкову, что «нашел здесь скрипача и виолончелиста, о фортепьянах говорить нечего, все барышни играют, а некоторые очень хорошо, потому играли уже и трио и квартеты».
О неловкости и забавных приключениях Бечаснова ходило среди декабристов множество анекдотов и стихов, из которых многие дошли до нас. (См. Сергей Гессен. Поэты-декабристы. «Советск. Искусство», 1925, IX). Об эпизоде, рассказанном О. И. Ивановой, см., в несколько иной редакции, в «Воспоминаниях» Н. А. Белоголового (Сиб. 1901, изд. IV. стр. 78–79).
Вольф Фердинанд Богданович (1795(?) — 1854) — член Южного общества, приговорен к 20 годам каторги. В 1835 г. освобожден от каторжных работ и вместе с братьями II. М. и Л. М. Муравьевыми назначен па поселение в с. Урик около Иркутска.
В 1845 г. Вольф приехал в Тобольск, куда переселился его самый близкий друг А. М. Муравьев. Причина была еще в том, что Вольф не хотел нарушить своего обещания, данного в Петровском заводе покойной А. Г. Муравьевой, всю жизнь не разлучаться с ее семейством и особенно с дочерью Муравьевых — Нонушкой.
В Чите и Петровском заводе, Урике и Тобольске Ф. Б. Вольф занимался обширной медицинской практикой, оказывая бескорыстную помощь населению и распространяя медицинские знания.
С. Гессен, комментируя воспоминания О. И. Ивановой, счел нужным обратить внимание, что среди весьма сочувственных отзывов о Вольфе встречаются и такие, которые резко противоречат отзыву О. И. Ивановой.
Бечаснов В.А. (?) (текст ссылки в печатном тексте отсутствует)
Петр Александрович — вероятно, ошибка, вместо Петр Николаевич — Свистунов, живший там же. Павел Сергеевич — Бобрищев-Пушкин 2-й.
Иосиф Сосинович — польский патриот. В свое время сражался под знаменами Наполеона, веря в возможность освобождения родины с помощью Франции. Видимо, тогда он получил тяжелое ранение — лишился зрения. Несмотря на это, вскоре после подавления восстания 1830 г., он принимал и укрывал у себя в доме «посланных польскими революционерами из Франции эмиссаров» и был замечен в «деятельном и ревностном способствовании к распространению возмутительных преднамерений», за что и был осужден в каторжные работы. Сибирское местное начальство из-за его слепоты вынуждено было поместить его в 1834 г. в Петровский каземат.
(См. Б. С. Шостакович. Политические ссыльные поляки и декабристы в Сибири. В сб. «Ссыльные революционеры в Сибири» (XIX в. — февраль 1919), вып. I, Иркутск, 1973).
Еще из Читы в апреле 1828 г. переведен был на поселение VII разряд и в июле след. года — VI (к которому принадлежал один 10. К. Люблинский). Из Петровского завода в июле 1831 г. переведен на поселение V разряд (М. Н. Глебов. М. К. Кюхельбекер, Н. П. Репин и А Е. Розен).
В 1826 г. при отправлении в Сибирь на поселение декабристов низших категорий в «Правилах о способах вспомоществования государственным преступникам на местах их поселения» указывалось в п. II: «Если же между сосланными на поселение преступниками есть не имеющие достаточных родственников и не могущие получать от них никакого вспомоществования, таковым давать от казны солдатский паек и крестьянскую зимнюю и летнюю одежду». В 1835 г., 9 апреля, установлены были новые правила (о которых и пишет Бечаснов). П. I гласил: «Выдавать до 200 руб. в год тем государственным преступникам, которые от родных своих в России не получают, 2) тем, которые от родственников своих получают менее 200 руб. в год, выдавать из казны достальную 200 руб. сумму, 3) не полагать в свет вспоможение, получаемое государственными преступниками от лиц, в Сибири находящихся». Из декабристов, поселенных в Вост. Сибири, пособие в разное время получали: А. П. и П. П. Беляевы, В. А. Бечаснов, А. И. и П. И. Борисовы, Ап. В. Веденяпин, П. И. Горбачевский, И. Ф. Шимков, К. Г. Игельстром и др.; в Зап. Сибири: Н. В. Басаргин, Г. С. Батеньков, Ф. М. Башмаков, Н. С. и П. С. Бобрищевы-Пушкины, П. Ф. Выгодовский, А. В. Ентальцев, В. Н. Лихарев, Н. Г. Мозгалевский, В. К. Тизенгаузен, И. Ф. Фохт, В. И. Штейнгель. С 1845 г. пособие уменьшено до 114 руб. 28 к.
Автор заблуждается: Фонвизин, осужденный по IV разряду, выехал из Петровского завода в 1832 г. и, будучи поселен в Енисейске, переведен был оттуда в Красноярск в 1835 г., как раз когда Анненков вышел на поселение. Митьков, отнесенный ко II разряду, был назначен на поселение в с. Ольхинское Иркутского округа, но вследствие чахотки, которой он страдал, оставлен был временно для лечения в Иркутске, откуда в ноябре 1836 г. отправлен в Красноярск, где и скончался. Краснокутский на каторге вообще не был, а с 1831 по 1833 гг., действительно, находился в Красноярске.
Горкин — известный разбойник, находившийся в Акатуевском руднике. О нем и об его двух товарищах Броневский писал Лепарскому, что «это три дьявола в образе человека» («Русс. Стар.» 1899, II, стр. 332).
П. Ф. Гром НИ UK И В, член Общества соединенных славян, арестован в Старом Константинове и осужден по II разряду. Отбывал срок каторжных работ в Читинском и Петровском казематах. С 1835 г. вышел на поселение в с. Бельское, где в 1842 г арестован, а потом отдан под особый надзор местной полиции за «чтение и переписку сочинений Лунина». Однако участие Громницкого было шире. Он способствовал распространению сочинений Лунина среди местной интеллигенции Сибири (см. Б. С. Окунь. Декабрист М. С. Лунин. Л.,1962).
В рукописи воспоминаний О. И. Ивановой настоящий документ приведен не полностью: изложение его обрывается на п. 4, на слове «адресовано». Нами текст выверен и дополнен по рукописи, находящейся в собрании Е. К. Гагариной. Рукопись представляет собой крайне небрежную копню, сделанную писарской рукой, почерком, напоминающим скоропись.
Пятницкий женат был на дочери сенатора А. Я. Жмакина.
Хомутово — село Иркутской губернии близ Урика.
По поводу этого проекта сохранилось письмо к Анненкову Н. М. Муравьева (Пушкинский Дом). Упоминаемый в письме Медведников, должно быть, известный богач Иван Логгинович Медведников (1807–1889), иркутский 1-й гильдии купец, золотопромышленник, впоследствии почетный гражданин г. Иркутска.
«Мой брат послал вам, дорогой Иван Александрович, приблизительный план дома Ворошилова в Хомутове и общий план фермы со всеми службами: два двора, огород, кухня, баня, конюшня и т. д. Он нашел в хорошем состоянии дом, обитаемый и в этот момент. Сделав же некоторые переделки, там можно поселиться. Мельница на Куде из трех поставов, но давно не функционирует, и плотина разрушена. Внутренность дома розовая, а печи изразцовые.
Вы знаете, что дом заложен за 300 руб. Медведникову или Трапезникову, не знаю кому из них. Публичная продажа скоро состоится. Окрестности живописные, пруд, который находится в полуверсте, напоминает тот, что в Урике. Напротив дома — волостное правление. Туда попадают, пройдя по двум мостам К уды. Александр думает, что за 1000 руб. дом можно привести в хорошее состояние.
Если бы вы прислали нам весточку, то всем нам доставили бы большое удовольствие. Прошу вас передать мое почтение супруге и обнять ваших детей за меня и Ноно.
Весь ваш Никита Муравьев.
19 октября. Урика.
Я забыл сказать, что сбоку дома находится маленький лесок». (Подлинник на французском языке).
О серьезности нездоровья Анненковой, от которого она не могла оправиться и впоследствии, можно судить уже потому, что она — молодая женщина — занята была вопросом о составлении завещания. В собрании ее бумаг в Пушкинском Доме, имеется письмо, написанное С. П. Трубецким (без даты), в котором он дает ей ряд указаний по этому поводу.
Тяжелое положение Анненковых в Бельске, усугублявшееся постоянными болезнями Прасковьи Егоровны и детей, ярко характеризуется неопубликованными письмами к ним Ф. Б. Вольфа, приводимыми ниже (в переводе с французского по подлинникам, хранящимся в собрании бумаг Анненковых, в Пушкинском Доме):
I
Ваше письмо доставило мне большое удовольствие, дорогой Иван Александрович. Я с нетерпением ожидал известий о том, как Прасковья Егоровна перенесла болезнь. Это была родильная горячка одновременно с воспалением брюшины (скорее воспаление явилось следствием горячки), что часто бывает во время родов. Дай бог, чтобы это не повторилось более, но в подобных случаях действительным и спасительным средством является каломель, которую я вам послал. Принимайте по одному грану через два часа. В то же время, если это возможно, ставьте пиявки на нижнюю часть живота в большом количестве, 20–30 штук, повторяйте это несколько раз; в Туринске их можно найти. Мы непременно увидимся до вашего отъезда. Я приеду весной провести с вами несколько дней, чтобы встретить волны Белой и почтить карш и шиверы. Это будет грандиозно. Вы — на веслах, а я — опытный кормщик — я буду управлять лодкой против всех подводных камней и скал. Петр Федорович Громницкий, ловкий охотник, будет давать промах при каждом выстреле. Жох и дичь будет улетать, чтобы тихо и спокойно умереть от старости.
От всего сердца поздравляю вас, дорогая и хорошая г-жа Анненкова, с выздоровлением. Я был глубоко огорчен невозможностью лично позаботиться о вас. Вы меня достаточно знаете, чтобы быть в этом уверенной, но положение Ноно было таково, что этого сделать нельзя было. Если в течение трех дней с того момента, как я написал вам, вы не почувствуете себя лучше, я сейчас же приеду повидать вас. Целую ваши руки и вашего маленького, которого я еще не видел, но с которым я приеду знакомиться. Если я смогу, я сам приеду привить ему оспу, в противном случае весною мы найдем способ сделать это.
До свидания, дорогой Иван Александрович, приезжайте нас повидать, если получите разрешение.
II
С величайшим удовольствием я вспоминаю о своем пребывании в Бельске, дорогой Иван Александрович. Развлечения, которые вы мне доставили, очаровательные прогулки и ваше любезное внимание ко всему, что могло быть мне приятно, — все это глубоко тронуло меня За все это вас и Прасковью Егоровну я благодарю от всего сердца. Если вы пожелаете меня видеть у себя во время родов, вам стоит только написать в Урику, и я буду у вас. Я посылаю вам порошки для Оленьки. Давайте ей их утром и вечером по пол-чайной ложки. Возьмите маленькую чашку хорошего хлеба, хорошенько смешайте его с ложкой серного цвета, чтобы образовалась мазь, которой дважды в день мажьте части тела, покрытые сыпью. Будет хорошо, если вы станете делать для маленькой сидячие ванны, прибавляя к воде каждый раз по четверти фунта мыла. Сделайте ей по крайней мере дюжину таких ванн, и боль пройдет… Я сердечно обнимаю вас и целую ручки Прасковье Егоровне, вспоминая и благодаря еще раз за дружеские чувства, которыми она подарила меня во время моего пребывания в Бельске. Вся наша колония чувствует себя хорошо. Ноно была недавно больна, но теперь
все прошло. До свидания.
Весь ваш Вольф.
Урик. 27 октября.
На этом воспоминания обрываются
Письмо, в переводе с французского, впервые напечатано в «Русск. Стар», 1901, № 3, стр. 673–674, откуда перепечатано в прилож. к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей». Французская копия с подлинника (находившегося в архиве Главного штаба) имеется в арх. Дубровина, № 302, л. 40. Оттуда же извлечена резолюция Николая I, положенная на письме. Ленарский отвечал, что Анненков на сделанный ему запрос, желает ли он иметь Полину Гебль своей законной женой, отвечал: «Если бы последовало позволение начальства, то он охотно бы женился на иностранке Поль»(«Русск. Стар.», 1901, № 3, стр. 674).
Перепечатано из «Записок» Анненковой, изд. «Прометей».
Впервые напечатано в «Русск. Стар.», 1901, № 3, стр. 674. Указ Сената по этому поводу см. стр. 159–160. В собрании Е. К. Гагариной имеется копия с копии означенного указа, в свое время врученная Лепарским Анненковой. Поэтому прошению наведена была справка и оказалось, что при аресте Анненкова «у него было взято ломбардных билетов на 60 тыс. рублей, 8.310 рублей ассигнациями и 2 р. 50 коп. серебром. Из них было уплачено по долговым обязательствам 6.823 рубля. Оставшиеся затем деньги, после осуждения Анненкова, были препровождены к его матери».
Оба письма к Смольяниновой печатаются впервые, по подлинникам, хранящимся в Рукописном отделении Лен и игр. публичной библиотеки. И то, и другое написаны рукою И. А.Анненкова. Подпись на втором письме — автограф.
Сашинька — Александра Семеновна, старшая дочь Ф. О. и С. И. Смольяниновых
Осип Адамович — Лепарский, плац-майор.
По-видимому, вследствие инцидента с племянником Смольяниновой, о котором повествует Анненкова, когда Смольяниновой было воспрещено всякое сношение с женами декабристов, последним, по переводе в Петровск, не дозволялось писать ей, чем и объясняется осторожность Анненковой. М. Н. Волконская, в неопубликованном письме к Смольяниновой (в том же собрании), винясь в своем долгом молчании, приписывает его тому, что ей запрещено собственноручно писать, а утруждать коменданта перепиской не хотелось, почему она и дожидалась оказии.
Перепечатано из «Записок» Анненковой, изд. «Прометей».
Печатается впервые, по подлиннику из собрания Е К. Гагариной. В том же собрании имеется еще письмо И Е. Анненковой, обращенное к иркутскому гражданскому губернатору А. Н. Евсевьеву, от 5 ноября 1836 г., совершенно аналогичное вышеприведенному и содержащее просьбу о переводе в Красноярск. Письмо написано по-французски, автограф Анненковой.
Перепечатано из «Записок» Анненковой, изд. «Прометей» В собрании Е. К. Гагариной имеется черновик этого письма, не заключающий существенных различий с беловым текстом.
Печатается впервые, по подлинному из собрания Е. К.Гагариной. Письмо все написано рукой И. А. Анненкова и носит характер делового, но не закончено, почему можно предположить, что оно не было отправлено по назначению.
Печатается впервые, по подлинному из собрания Е. К-Гагариной. Все письмо написано рукою Анненкова. Подпись по-французски — автограф.
Печатается впервые, по подлиннику из собрания Е. К.Гагариной. Все письмо написано рукою Анненкова.
Печатается впервые, по подлиннику из собрания Е. К. Гагариной.
Печатается впервые, по подлиннику из собрания Е. К.Гагариной.
Прилагаем ответ на эту просьбу, поступивший на имя Анненкова (подлинник в собрании Е. К. Гагариной), свидетельствующий о том, с какими трудностями декабристам приходилось добиваться удовлетворения даже таких ничтожных просьб. Упоминаемый в документе Карл Федорович — д. с. с. Энгельке, тобольский гражданский губернатор (1844–1852).
Секретно.
О. нужно.
Канцеляристу Анненкову
Тобольское общее губернское управление
Отделение 1.
Стол 2
Мая 11-го дня 48 года
№ 90
Тобольск
Г. начальник III отделения собственной его императорского величества канцелярии
уведомил тобольского гражданского губернатора, что в доставленном его сиятельству от 30 марта письме вашем оказалось письмо вашей жены, которая просит о дозволении отправить к матери во Францию мех тем порядком, каким разрешено ей пересылать письма, почему граф Алексей Федорович просит объявить г. Анненковой, что она может прислать упомянутый мех в III отделение собственной его величества канцелярии и что он будет отправлен по принадлежности.
По приказанию его превосходительства Карла Федоровича, имею честь уведомить вас об этом, с тем, чтобы вы, доведя до сведения вашей супруги в слышании ею отзыва г. шефа жандармов, доставили от нее в тобольское общее губернское управление расписку.
Управляющий отделением
Григорий Комногоров.
Это и следующее письмо печатаются впервые, по подлинникам из собрания Пушкинского Дома.
Печатается впервые, по подлиннику из собрания бумаг Ф. О. Смольяниновой в Ленингр. публичной библиотеке. Все три части письма не имеют подписей, очевидно, из конспиративных соображений. В. Л. Давыдов с 1819 г. женат был гражданским браком на А. И. Потаповой, с которой повенчался только в мае 1825 г. После его осуждения родственники его возбудили ходатайство об узаконении четырех детей их, рожденных до церковного брака. В феврале 1828 г. министр юстиции уведомил, что «государь император высочайше повелеть соизволил дело сие считать конченным». («Русск. Стар», 1914, № 9, стр. 441–443)
Печатается впервые, по подлиннику, из собрания Е. К. Гагариной. Написано на сложенном листе, с внутренней стороны которого среди текста имеется русская надпись: «Ивану Александровичу Анненкову». Очевидно, письмо написано на обложке записи или письма, полученного Анненковым. Писано оно во время перехода из Читы в Петровский завод нелегально, почему и носит следы крайней поспешности. Со слов- «Я только что получил твое письмо…» написано карандашом. Вероятно, кто-то или что-то помешало Анненкову окончить письмо, и оно так и осталось оборванным на полуфразе.
Печатается впервые, по подлиннику, находящемуся в Пушкинском Доме, в архиве братьев Бестужевых, т. 5583, л. 1–2. Написано с дороги, во время переезда на поселение, перед несчастливым путешествием по Байкалу, о котором повествует О. И. Иванова (стр. 210–211).
По-видимому, в Петровске Николай Бестужев и его брат, Михаил, были очень близки с Анненковыми. Это можно заключить по замечаниям о них М. К. Юшневской в письме к Ивашевым (от 31 июля 1836 г.): «Оба брата по-старому живут. Они в большом горе, что надо проводить Анненкова» (О. К. Буланова Роман декабриста. М., 1925, стр. 187).
Перепечатано из приложений к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей».
Печатается по подлиннику из собрания Е. К. Гагариной. Прежде того было напечатано с рядом ошибок в приложениях к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей»
Перепечатано из приложений к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей».
Перепечатано из приложений к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей».
Перепечатано из приложений к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей». Письмо это было перепечатано Б. Г. Кубаловым в собрании неопубликованных писем декабристов (сб. «Сибирь и декабристы». Иркутск,1925, стр. 122). Там же имеется следующая справка: «Генерал-губернатор Броневский нашел неудобным удовлетворить эту просьбу, а предложил командировать в Бельское кого-либо из иркутских медиков и за счет Анненковых».
Печатается впервые, по подлиннику, хранящемуся в Пушкинском Доме, в собрании бумаг Анненковых.
В 1850 г О. II. Анненкова, вместе с Н. Д. Фонвизиной и Ж А. Муравьевой (женой А. М. Муравьева), ездила на несколько дней в Ялуторовск, где тогда жили многие декабристы (И. И. Пущин, Е. П. Оболенский, И. Д. Якушкин, 11. В. Басаргин, В. К. Тизенгаузен, А. В Ентальцева). В связи с этой поездкой, в которой был заподозрен скрытый смысл, возникло целое дело, дошедшее до Петербурга. Письмо Анненкова является ответом на следующие письма к нему и его дочери гражданского губернатора:
I
Секретно.
Милостивый государь, Иван Александрович. Приложенное письмо к вашей дочери Ольге Ивановне покорнейше прошу вручить ей и принять уверение в моем совершенном к вам
почтении.
Карл Энгельке.
№ 1005.
23 сентября 1850 г.
Тобольск.
Его высокоблагородию
И. А. Анненкову.
II
Секретно.
Милостивая государыня, Ольга Ивановна По предписанию г. генерал-губернатора Западной Сибири, покорнейше прошу отозваться мне: на каком основании вы изволили отлучиться из Тобольска в Ялуторовск, не испросив на это разрешения начальства, а как такое разрешение дается только по особенно уважительным причинам, го с какою целью эта поездка предпринята вами и с кем именно? Ответ вам не угодно ли будет доставить ко мне с надписью секретно, в собственные руки. Примите, милостивая государыня, уверение в моем совершенном почтении.
Карл Энгельке.
23 сентября 1850 г.
№ 1004.
Тобольск.
О. И. Анненковой.
Согласно просьбе Анненкова ему была препровождена копия с правил, о которых он упоминает. Ввиду чрезвычайного интереса, который правила эти представляют для выяснения юридического положения декабристов и их семей по истечении 25 лет ссылки, приводим их целиком:
«В предупреждение самовольного уклонения жен государственных и политических преступников от учрежденного над ними наравне с ИХ мужьями местного полицейского надзора, под предлогом незнания будто бы существующих на сей предмет правил, господин генерал-губернатор Западной Сибири от 15-го октября за № 127 предписал мне немедленно сделать распоряжение о объявлении всем находящимся в ведении моей губернии женам помянутых лиц с подписками, что на точном основании 1 ст. XIV т. устава полицейского, 1-го пункта высочайшего повеления, изображенного в предписании предместнику моему от 30 мая 1833 г. за № 758, и 4-го пункта высочайше утвержденного 6-го февраля 1815 г. положения комитета министров в предложении от 10-го марта 1845 № 22, они не должны никуда и ни в каком случае отлучаться из мест постоянного своего жительства, т. е. из тех городов и крута тех волостей, в коих жительствуют или состоят причислены их мужья, без получения от начальства надлежащих видов, о выдаче коих обязаны обращаться каждый раз с объяснением причин, по которым просят увольнения, в губернском городе к начальнику губернии, в окружном городе к городничему, а в селениях к земскому исправнику. В удостоверение же подобного рода ходатайства его сиятельство предложил мне руководствоваться точною силою приведенного выше пункта высочайше утвержденного 6-го февраля 1845 г. положения комитета господ министров, разрешающего женам государственных и политических преступников по особенно уважительным причинам отлучаться не более как на трехдневный срок на расстояние жительствующих в городе не более 30 верст, а в селениях не далее 50, с выдачею им каждый раз особых билетов об увольнении на продолжительнейший срок, и на большее расстояние представить господину генерал-губернатору Западной Сибири, для испрошения разрешения г. шефа жандармов.
К сему князь Петр Дмитриевич присовокупил, что правила эти должны быть соблюдены без малейшего отступления, а со стороны местных городничих и земских исправников под строгою их ответственностью за всякое в сем случае упущение, и чтобы, сверх того, все переписки жен государственных и политических преступников доставляемы были от них и к ним не иначе, как через мое посредство установленным порядком.
В указанных мне его сиятельством законах и правилах изображено:
1-ое. В своде законов изд. 1842 г., 14 устава полицейского, ст. 1: никто не может отлучаться от места своего постоянного жительства без узаконенного вида или паспорта.
2-ое. В 1 пункте высочайшего повеления, изъясненного в предписаниях господину генерал-губернатору Западной Сибири от 2-го мая 1833 г. за № 758, невинные жены государственных преступников, разделяющие супружескую с ними связь, согласно предписанным повелениям и настоящему заключению комитета министров, до смерти мужа должны быть признаваемы женами ссыльнокаторжных и с ними вместе подвергаться всем личным ограничениям, составляющим необходимое последствие соединения их с преступниками.
3-е. В первом пункте высочайше утвержденного 6-го февраля 1845 г. положения комитета г. министров, «как некоторые из ссыльных, сужденные Верховным уголовным судом, поселены в городах, а другие в селениях, то определить с точностью, что местом их водворения надлежит считать город, в косм они жительствуют, или круг той волости, к которой они причтены, вменить местному начальству в обязанность иметь строгое наблюдение, чтобы означенные ссыльные без ведома оного отнюдь не отлучались из мест их водворения; на сем основании без особого разрешения местного начальства жительствующие в городах вовсе не должны отлучаться из оных, а водворенные в селениях могут отлучаться только в кругу той волости, к которой они приписаны, но в случаях особенно уважительных, предоставить местному начальству право дозволять помянутым ссыльным от лучки и за черту мест их постоянного водворения не более, однако, как на трехдневный срок и на расстояние: жительствующим в городах не далее 30 верст, и притом не иначе, как по выдаваемым особо каждый раз билетам. Затем, если бы оказалась существенная необходимость, и к увольнению вышеозначенных ссыльных на продолжительнейший срок и на большее расстояние, то испрашивать па сие каждый раз разрешение через г. губернатора шефа жандармов.
Предписываю вашему высокоблагородию немедленно объявить об этом для точного и непременного исполнения всем проживающим во вверенном вам городе женам государственных и политических преступников с подписками, а в исполнении донести мне с приложением подписок, с коих имей те у себя копии.
В заключение долгом считаю подтвердить вам, милостивый государь, иметь строгое наблюдение, чтобы изложенные в сем предписании правила были исполняемы в точности и без малейшего отступления под опасением за противное суда и взыскания по законам».
Упоминаемый в документе князь Петр Дмитриевич — Горчаков, генерал от инфантерии, генерал-губернатор Западной Сибири.
Об этой истории рассказывает в своих воспоминаниях и М. С. Знаменский:
«Вчера, — сообщает Наталья Дмитриевна (Фонвизина), — заявлялся ко мне полициймейстер с сочиненными князем правилами.
— На цензуру он их к вам привозил, что ли? — шутит Свистунов. (Намек на влиятельное положение Фонвизиных в Тобольске. (Ред.).
— Нет, хотел их читать мне.
— И что же?
Я думаю, что князь для того эти правила и выдумал, чтобы при чтении их полициймейстер бранил нас в глаза. Я, разумеется, не допустила их читать…» («Наш Крап», 1925. VIII–IX. стр. 2).
Печатается впервые, по подлиннику, хранящемуся в Пушкинском Доме, в собрании бумаг Анненковых. Это ответ на следующее отношение гражданского губернатора К. Ф. Энгельке:
Тобольское общее губернское
управление
Отделение.
Стол
15-го ноября 1830 г.
№ 1163
Тобольск
Милостливый государь, Иван Александрович. Вследствие отношения к господину шефу корпуса жандармов г. генерал-губернатора Западной Сибири, коим он доводил до сведения графа Орлова о поездке г-жи Фонвизиной, Муравьевой и вашей дочери Ольги в Ялуторовск, г управляющий III отделением собственной его величества канцелярии от 12-го минувшего октября за № 2037 сообщил его сиятельству князю Петру Олигиериевичу, что обстоятельство это за отсутствием графа Алексея Федоровича представлено было на усмотрение г. военного министра, и его светлость, признав Фонвизину, Муравьеву и вашу дочь виновными в самовольной отлучке с места жительства, изволил приказать сделать им за их неуместный поступок строгое внушение. Будучи о сем поставлен в известность предписанием г. генерал-губернатора от 5-го сего ноября за № 136, я покорнейше прошу вас объявить о таком отзыве г. военного министра дочери вашей и об исполнении мне письменно донести.
Настоящее, как и нижеследующее, письмо печатается впервые, по подлиннику из собрания Е. К. Гагариной.
Приводим полностью этот интересный документ, написанный от лица О. И. Ивановой:
«Из государственных преступников, осужденных в каторжную работу, первый Бригген поступил, по всемилостивейшему соизволению, на службу канцеляристом. По сему случаю генерал-губернатор Западной Сибири входил в сношение с шефом жандармского корпуса, требуя разрешения на 4 вопроса, относящиеся до прав этого определения. Разрешение последовало с высочайшего утверждения и объявлено генерал-губернатору через статс-секретаря Мордвинова, от 2 июня 1838 года за № 2151. Между прочим в разрешении третьего вопроса, о праве наследия после матери или жены сказано: «права Бриггена наследовать дворянским имением определяются правами состояния, к которому сам он ныне принадлежит». При определении на службу Анненкова предписано было руководствоваться сею же высочайшею волею и в отношении его.
Не прошло пяти лет, как умирает в Москве мать Анненкова, который в Тобольске находился точно во всех тех отношениях, в каких Бригген послужил предметом воспоследовавшей высочайшей волн. Считая права свои ясно определенными, Анненков, в качестве прямого и непосредственного наследника, но не имеющего свободы ко вступлению в личное распоряжение, обратился к графу Бенкендорфу. Он просил исходатайствовать высочайшее соизволение, чтоб над имением покойной матери его учредить опеку, которая бы, по приведении всего в известность, удовлетворила кредиторов. Деревни и крепостных людей сдала на точном основании 805 ст. дополнения к X т. св. зак. 1839 года, в казенное ведомство, и вообще, по обращении всего в наличный капитал, внесла бы оный в кредитные учреждения. С тем вместе он просил поднесть государю его всеподданнейшую просьбу — об оказании ему этой милости.
Просьба Анненкова через министра внутренних дел била препровождена к министру военному с вопросом: имеет ли Анненков право наследовать имение после матери? Ответ состоялся следующий: «Он, г. министр, не полагает возможным предоставлять государственным преступникам, получившим всемилостивейшее дозволение вступить вновь в службу, право наследовать после родственников, как по причине неудобства, кои бы произошли от сего по разным семейным отношениям, так и в том внимании, что означенным преступникам дозволением вступить в службу не возвращены права прежнего состояния, но открыто им поприще, на котором они ревностною службою могут приобрести новые права и возродиться, так сказать, новою жизнию». Это мнение сообщено министру юстиции, который его подкрепил, отозвавшись в том же духе. Так доложено государю — и, от высочайшего имени Анненкову объявлено, что просьба его уважена быть не может, и вместе с тем поведено «разрешение настоящего случая принять к руководству на будущее время в подобных обстоятельствах».
Между тем боковые родственники Анненкова, через неделю после смерти его матери, сделали соглашение, по которому, устранив прямого наследника, как бы не имеющего никакого права на наследие, распорядились имение оставить в опекунском управлении двух из среды себя, с тем чтоб они выплачивали долг казне по залогу, из излишних доходов посылали по 4 т. рублей каждогодно Анненкову и его дочери Зинаиде Тепловой, а остатки вносили бы в Опекунский совет, и когда таким образом остаточная сумма накопится до 200 т. рублей, тогда Анненкову и упомянутой дочери его выдать по 100 т. р., если еще малолетняя Анненкова, двоюродная племянница настоящего наследника, ныне в замужестве за флигель-адъютантом полковником Кушелевым, будет на то согласна. Затем выдачу по 4 т. р. и самую опекунскую операцию прекратить, а именно разделить между претендателями по закону. Это предположение, изложенное в домашнем акте, за подписом всех родственников Анненкова и опекунов малолетней, удостоено было известности государя императора, как это значится в отношении г. военного министра к генерал-адъютанту графу Бенкендорфу от 23 июля 1843 года за № 403. Но никакое уважение, ни верховной власти, пред которой заявлено обещание выдать Анненкову пополам с дочерью 200 т. р. ассиг. в обеспечение ее участи с прочими детьми, ни уважение к самим себе, не удержали родственников Анненкова от несправедливого поступка: корыстолюбие превозмогло все. В 1850 году, не сдержав своих обещаний, родственники Анненкова приступили к разделу его достояния и совершили 12 декабря раздельный акт на все упомянутое имение в С. Петербургской гражданской палате. Этим актом изменили все прежде поставленные условия: вместо наличных денег, племянница Анненкова. Марья Ивановна Анненкова, достигшая уже совершеннолетия и вышедшая замуж за флигель-адъютанта полковника Кушелева, обязалась упомянутым раздельным актом выдать ему заемные письма на 100 т. р. ассиг. за полученную ею по разделу половину его имения 1150 душ в Нижегородской губернии. Генерал-адъютант Николай Николаевич Анненков с родным братом Александром и малолетними, оставшимися от третьего брата его, Дмитрия, Анненковыми, обязались, не ограничивая себя никаким сроком платежа, ни дачею письменных обязательств, уплатить дочери Ивана Анненкова, вышедшей замуж за Теплова, другие 100 т. р. ассиг. за доставшуюся обще на их часть другую половину имения Анненкова 1150 душ в Пензенской губернии. Но по сие время, т. е. по 1855 год, родственники Анненкова, вступив уже во владение имением и получив каждый свою часть из оного, с 1850 года не выдали ему ни копейки наличных денег в уплату обещанного капитала, и ни заемных писем от г-жи Кушелевой, в обеспечение платежа принятого ею на себя долга 100 т. р. ассиг. После сего родственники уведомили Анненкова, что сделали вновь условие между собой, коим г-жа Кушелева переводит уплату 30 т. р. ассиг. па трех братьев Анненковых, из коих одного уже нет в живых, а остались малолетние, которых должно будет вновь ожидать совершеннолетия для получения причитающихся с их части денег. Из чего ясно можно видеть нежелание родственников сдержать своего слова и выполнить принятые на себя обязанности. С Тепловой поступили также одинаковым почти образом, она получила только от одного из наследников имения отца ее, от Александра Николаевича Анненкова, дом в Симбирске, который продала впоследствии за 5 т. р. серебром. (Отсюда рукою И. А. Анненкова) Будучи таким образом притеснен и обманут своими родственниками, отец мой, состоящий ныне по службе коллежским секретарем, Иван Анненков, терпит крайность с многочисленным семейством, и не имеет долее возможности поддерживать своих сыновей, особенно второго в военной службе, не достигшего еще офицерского звания». (Печатается впервые, по копии из собрания Е. К. Гагариной). Нет никаких указаний на то, чтобы этой бумаге был дан официальный ход.
Ф. Б. Вольф, скончавшийся в 1854 г., завещал свое имущество троим, особенно нуждавшимся, товарищам. Как лишенный всех прав состояния, Вольф не имел права завещать свое имущество, а они — вступать во владение им. Для утверждения их в правах наследства потребовалось много труда, причем Анненков принял на себя все хлопоты, которые закончились только в 1858 г., как явствует из неопубликованного письма к Анненкову П. И. Фаленберга, от 27 июня, писавшего: «Многоуважаемый Иван Александрович. Письмо ваше от 15 июня со вложением денег, завещанных мне покойным Фердинанд Богдановичем Вольфом, я имел удовольствие получить и препровождаю при сем расписку. Очень благодарен вам, добрейший Иван Александрович, за все хлопоты и старания, принятые вами на себя по делу этого завещания, которые и привели его, наконец, к желанному окончанию…» (Пушкинский Дом, собрание бумаг Анненковых).
Печатается впервые, по подлиннику из собрания Е. К.Гагариной. Скачки — крупное имение Анненковых в Мокшанском уезде Пензенской губ. В 1820—30 гг. в с. Скачках с пятью деревнями состояло около 1500 муж. пола душ.(С. Гессен. Материалы…). Упоминаемые Анненковым кузены его — Николай и Александр Николаевич Анненковы, m-m Суза — вдова третьего брата, Дмитрия, вышедшая вторым браком за атташе португальского посольства и оставшаяся опекуншей малолетних детей своих от Д. Н. Анненкова. «Губернатор» — конечно, декабрист А. И. Муравьев.
Перепечатано из «Записок» Анненковой, изд. «Прометей».
Печатается впервые, по подлиннику из собрания Е. К.Гагариной.
Перепечатано из «Записок» Анненковой, изд. «Прометей».
Печатается впервые, по подлиннику из собрания Е. К.Гагариной. После появления этих воспоминаний, содержащих массу самых нелепых сведений об Анненковых, Е. К. Гагарина тогда же приготовила для отсылки в редакцию «Исторического Вестника» письмо, в котором указывала на многочисленные фактические ошибки в повествовании Погоржанского и на совершенно неправильное освещение личностей Анненковых. По разным причинам это письмо не было послано в редакцию. Теперь оно любезно предоставлено в распоряжение редакторов настоящего издания. Ввиду того, что оно содержит характеристику четы Анненковых, сделанную хорошо знавшей и сохранившей полную память о них внучкой, а также и потому, что в письме имеется несколько новых подробностей, относящихся к Анненковой, считаем небезынтересным привести это письмо. Оно печатается с пропусками тех мест, где Е. К. Гагарина указывает на фактические ошибки Погоржанского.
«Деда и бабушку отлично помню, так как много у них жила по их возвращении из ссылки в Нижний Новгород (1857), где мой дед был предводителем дворянства в течение 15 лет и пользовался всеобщим уважением, как энергичный общественный деятель. Рассказы о их жизни слышала много раз от моей словоохотливой, прекрасно рассказывавшей бабушки. Речь ее, сжатая, но картинная, полна была безошибочно приводимых собственных имен, с точным указанием годов. Нравственный облик этой удивительной женщины, так же как и облик моего деда, совершенно неузнаваемы в передаче Погоржанского… Сопоставляя напечатанный им рассказ П. Е. Анненковой с хорошо памятными мне изустными рассказами деда и бабушки, не могу не утверждать, что рассказ Погоржанского полон самых невероятных ошибок и искажении. Опровергать все его ошибки, — значило бы зачеркнуть весь его рассказ от первого до последнего слова. Кстати сказать, мать моя, О. И. Иванова, к которой он сватался, узнав, что Погоржанский написал воспоминания, говорила: «Наверное, все наврал». В предисловии к запискам упомянуто об удивительной впечатлительности Погоржанского, и, конечно, только этой сильной впечатлительностью можно объяснить полное искажение характера моего деда и приписываемое ему Погоржанским мнение о его товарищах по несчастию. Дедушка не играл выдающейся роли в Обществе, и никто его из корыстных целей, ради его «сытых мужичков», по словам Погоржанского, не завлекал.
Зная хорошо крайне скрытный характер покойного деда, помня его сдержанную, деловую речь, не знаю, как объяснить его болтливость с Погоржанским, особенно при разнице их лет: дед ему в отцы годился. Совсем не упомянуто, каких трудов стоило бабушке подать Николаю I, в ту минуту, когда о декабристах никто не решался напоминать, просьбу следовать за своим женихом в Сибирь, именно тот рассказ, который бабушка так охотно и часто всем передавала. Разрешив бабушке ехать к жениху, император Николай приказал ее спросить, сколько ей надо денег на дорогу, и прислал 2000 руб. (кстати, она не хотела брать, но ее убедили). Впоследствии он исполнил другие ее просьбы, очень важные, уже обращенные к нему из Нерчинска, назвал ее однажды: «Женщина, которая не усомнилась в моем сердце», но никогда не предлагал ей вознаграждения за возвращение во Францию. Вообще в передаче Погоржанского оба рассказа, как дедушкин, так и бабушкин, ничего не имеют общего с тоном и речью, которыми говорили такие люди, как декабристы, и облик Ивана Александровича Анненкова и его жены, величавые и сдержанные, чуждые всякой рисовки, совершенно утерялись. Как у всех людей, могли быть недостатки и у них, но не было у них пошлости и лживости, какая проступает в фантастическом рассказе Погоржанского» (любопытно отметить, что автор говорит, что Анненков был женат «на француженке-пролетарке».)
С. Гессен, Ан. Предтеченский. Полина Анненкова и ее воспоминания. — В кн. «Воспоминания Полины Анненковой». М., 1932, с. 16.
С. Гессен, Ан. Предтеченский. Полина Анненкова и ее воспоминания. — В кн. «Воспоминания Полины Анненковой». М., 1932, с. 29.
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 7, с. 196
В.И. Ленин. Полн. собр. соч, т. 23, с. 398.
В условиях кризиса феодально-крепостнической системы хозяйства она совершенно разорилась и скончалась в 1842 г. в бедности.
Восстание декабристов. Документы, т. XIV. М., «Наука»,1976, с. 366.
Восстание декабристов, т. IV, М.-Л., 1927, с. 105.
Восстание декабристов, т. XIV, с. 366.
Создание П.И. Пестелем филиала Южного общества в Петербурге свидетельствовало о разногласиях в декабристской идеологии. Когда о существовании филиала стало известно руководителям Северного общества, это оскорбило северян и члены филиала были вновь «переприняты» в тайное общество, на этот раз уже Северного. См. М. В. Нечкина Предисловие в кн. «Восстание декабристов», т. XIV, с. 22
Восстание декабристов… XIII, с. 55–56
Восстание декабристов, т. XIV, с. 360
Восстание декабристов, т. XIV, с. 364
Восстание декабристов, т. I, с. 210
Восстание декабристов, т. XIV, с. 363.
Восстание декабристов, т. IV, с. 163.
Восстание декабристов. Новые материалы. М., 1955,с. 130.
Восстание декабристов, т. XIV, с, 340.
Восстание декабристов, т. XIV, с. 368,
Восстание декабристов, т. XIV, с. 388
Восстание декабристов, т. XIV, с. 362, т. I, с. 247.
Восстание декабристов, т. XIV, с. 357.
Восстание декабристов, т. XIV, с. 368.
Восстание декабристов, т. XIV, с. 478.
Восстание декабристов, т. XIV, с. 479.
«Воспоминания Полины Анненковой» М., 1932, с. 83.
Восстание декабристов, т. XIV, с. 25
Печатается впервые по подлиннику из собрания Пушкинского Дома. Сын Штейнгеля Вячеслав (1823–1897) были инспектором Александровского лицея. У пего жил старик Штейнгель по возвращении из ссылки.
Исследования последних лет (Н. Задонский. «Горы и звезды». М., 1965; Н. А. Рабкина «Первый декабрист». — В кн. «Отчизны внемлем призыванье» М 1976; В И. Зоркий. «Правда о «раскаявшемся декабристе». В сб. «Памяти декабристов», Иркутск, 1976) опровергли точку зрения С. Я Штрайха о А. П. Муравьеве, как кающемся декабристе. Историками убедительно доказано, что А. Н. Муравьев, несмотря на высокие административные посты, занимаемые им после ссылки в Сибирь без лишения чинов и дворянства, оставался верен идее полного уничтожения крепостного права и защиты интересов народа.
С. Гессен, Ан. Предтеченский. Полина Анненкова и ее воспоминания. — В кн. «Воспоминания Полины Анненковой». М., 1932, с. 33.
В нашу задачу не входит изложение полной биографии П. Е. Анненковой. Мы ставим своей целью сообщить о ней самой и ее воспоминаниях только те сведения, которые помогли бы правильно понять мемуары. — Г. Ш.
Александр Дюма, воспользовавшись мемуарами известного фехтовальщика в Петербурге француза Огюстьена Гризье, написал приключенчески-исторический роман «Записки учителя фехтования». Героями его стали Полина Гебль, превращенная в Луизу Дюпюи, и ее муж, декабрист И. А. Анненков. В произведении много неточностей и искажений. Однако писатель в то же время показал ужас крепостнических отношений в России, сковывающую роль самодержавия и героизм первых борцов против него. Роман А. Дюма был запрещен в России и впервые опубликован в 1925 г. в день 100-летия восстания декабристов.
Первая редакция оперы «Декабристы» советского композитора Ю. А. Шапорина называлась «Полина Гебль».
Записки Н. В. Басаргина. Пг., 1917, с. 122.
Декабристы на поселении. Из архива Якушкнных. ML,1926, с. 41.
Ю. М. Лотман. Декабрист в повседневной жизни. (Сиговое поведение как историко-психологическая категория). В кн. «Литературное наследие декабристов». Л., 1975.
М.В. Нечкина. «Движение декабристов», т. 11. М., 1955, с. 438
Ф. М. Достоевский Письма, т. I, с. 162–163. 26