Восставшее поколение

Глава 3

Струг еле заметно покачивался на тихой глади крошечной бухты, окаймленной двумя песчаными косами, кое-где поросшими травой и даже небольшими, наполовину высохшими кустами с кривыми ветками.

– Эх, плоховат из луба такелаж, – Андреич с недовольным видом ощупывал потемневшие от воды грубо сплетенные веревки, которые притягивали к бортам здоровенные связки камыша. – Но пока все держится.

– Может, еще камыша добавим, вдруг волнение усилится? – Денис не хотел казаться испуганным, но его голос выдавал тревогу.

– Не дрейфь, матрос. Мы от берега не отдаляемся. Если что, доберешься вплавь.

– Андреич, не шути так с парнем. А то он в лодку больше не сядет, – не отрываясь от массирования затекшей ноги, вставил Руслан.

– Ну здесь останется. А что? Великолепное место: чистейший песок, прекрасная экология, отличная рыбалка. Да за такой отдых отваливают кучу денег. А тут совершенно бесплатно.

– Если мы добавим камыша, то снизится скорость. Мы и так идем медленнее, чем могли бы, – объяснил Денису Руслан. – В сентябре начнутся штормы, к этому времени нам нужно быть у цели.

– Парень, наше судно – настоящее произведение инженерного искусства. На более примитивных посудинах дикие полинезийцы, не знавшие металлов, преодолевали безбрежные просторы Тихого океана. А их предки пересекли Индийский океан и заселили Мадагаскар.

– О, Андреича понесло, – Маша попробовала уху на соль.

– Вот вы говорите деньги, – вступил в разговор Вовка. – А правда, что за деньги можно было купить что угодно?

– За большие деньги да.

– А у вас много было денег?

– Очень! Я даже смог себе купить смартфон. Ха-ха-ха. Шутка. Нет, много денег у меня никогда не водилось.

– А почему? Вы не работали?

– Я был студентом, и подрабатывал писаниной.

– Рассказы писали?

– Статьи, для сайта.

– Вы в интернете работали? – загорелись глаза у Вовки.

– Ой, Вова, хватит смешить. Дураком я был. Чушь всякую писал. По молодости мозгов не доставало, поэтому меня хватало только на идиотские статейки для сайта «Русские, вперед!», за них платили копейки. Был я, Вова, нищим писакой-идиотом на подхвате у чуть менее нищих фанатиков-идиотов, – улыбка сошла с его лица.

– Давайте обедать, – Маша сняла большой медный котел с костра, а котелок поменьше, в котором уже почти закипела вода для чая, передвинула ближе к центру.

– Давайте, – Руслан достал свою деревянную тарелку. – Быстрее поедим, скорее поплывем дальше. Погода отличная. Надо пользоваться.

Солнце все ниже опускалось на западной стороне небосклона. Ветер утих настолько, что пришлось взяться за весла, чтобы направить струг к недалекому островку, за которым громоздилось скопление других кусков суши разной формы и размеров.

– Терек, – устало произнес Андреич. – В дельту далеко не углубляемся, комары съедят.

– Ночью дежурить будем? – спросил Денис.

– Нет, на островах нет ничего опасного. Если только змеи.

Мужчина перевел взгляд на Руслана:

– Ну что, Рус, сегодня уже танцуешь?

– Сплю.

– Тоже дело. Поедим и спать. Маша, что там с запасами?

– Один мешок уже пустой.

– За неделю. Нормально. Глеб, как причалим, проверьте мешки с едой. Чтоб все сухо было.

Ночью восточный ветер поднял на море приличную волну. Глеб с Вовкой, спавшие в струге, разбудили Руслана. Тот оценил обстановку и растолкал остальных. Волнение усиливалось. От греха подальше струг вытащили повыше на песок. Из-за набежавших туч было непонятно, когда же наступит рассвет. Закапал дождик. Сняли с мачты парус и кое-как устроили навес, под которым все и сгрудились, прижавшись друг к другу. Оставшиеся два мешка харчей поместили в центр, чтобы не замочило.

Маша вслушивалась в завывание ветра, скрип повидавшего виды струга, хлопки трепещущего тента, редкие всхрапы товарищей. Сон не шел. Она повернулась на другой бок и оказалась лицом к лицу с Русланом. Его глаза были закрыты. Он спал тихим, спокойным сном. Где-то сквозь прорехи в тучах уже пробивались солнечные лучи, поэтому она различала черты его лица. Ей вспомнился тот день, почти месяц назад, когда она сидела сзади него в лодке, любовалась мощью его мышц, гармонией его движений, вспомнилось желание того, чтобы он как можно дольше был рядом. Что это было тогда? Голый расчет? Нет. И вот она добилась своего – они вместе плывут в неизвестность, а она по-прежнему выделяет его среди других, поправляет прическу, когда знает, что он посмотрит на нее, непроизвольно распрямляет спину, уловив его взгляд, нет-нет да поглядывает на себя в зеркальце. А он? Что он? Они разговаривают, как добрые друзья, как товарищи по несчастью. Иногда она замечает его интерес, его робкие попытки помочь ей. Ну, это естественно. Она здесь единственная девушка. Хотя какая к черту девушка? Грязная корова с лохматой, нечесаной шевелюрой. Скоро ее одежда превратится в заштопанные лохмотья, морда растрескается от южного ветра, зашелушится от этой странной соленой воды. И весь его интерес сведется к одному лишь вопросу, нормально ли она посолила эту опостылевшую всем уху. Она представила себе, как пересаливает, и он, попробовав эту противную баланду, выплескивает остатки ей в лицо…

Сильный порыв утихшего, казалось бы, ветра сорвал с креплений чуть ли не половину паруса, и спящих окатило потоками холодной дождевой воды. Маша вскочила, не понимая, где явь, а где сон. Руслан мгновенно был на ногах и, схватив край отброшенного полотна, вернул его в прежнее положение.

– Держи! Я за новым крепежом, – крикнул он Глебу и бросился с топором к ближайшему дереву.

Они сидели под восстановленным тентом, наблюдая за неистовством бури и щурясь от прилетающих снаружи мелких брызг. Руслан, мокрый и грязный, повернулся удостовериться, хорошо ли спрятаны мешки с продовольствием, и встретил взгляд Маши. Та пристально смотрела на него, и ему показалось, что капли на ее лице были не от дождя, а от слез. Он был в полном недоумении.

Потом ветер утих – почти так же неожиданно, как и начался. Вскоре прекратился и дождь.

Без особых происшествий следующие несколько дней двигались вдоль безжизненного берега. В этой зоне полупустынь даже животные встречались не часто. Однако в устьях редких речушек попадались небольшие островки, обильно поросшие растительностью и с изобилием водоплавающей птицы, которая вносила разнообразие в рыбный рацион мореходов. Наконец, где-то на самом краю горизонта показались высокие холмы. С каждым часом они росли, постепенно превращаясь в настоящие горы. Молодые люди во все глаза смотрели на доселе невиданное чудо природы.

– Вот это, – Андреич показал на место, где горы перестали приближаться и пошли параллельно берегу, – Дербентский проход. Можно сказать, ворота Кавказа.

Вид вздымающихся гор так очаровал молодых людей, которые провели всю жизнь в степной местности, что они перестали обращать внимание на коричневую, опаленную солнцем землю берега.

– Йо-пэ-рэ-сэ-тэ! – их огорошил возглас Андреича, сидевшего на носу. Струг огибал мыс, такой же коричневый, как и вся низменность между морем и горами. За поворотом на галечном пляже лежало пять пятнистых животных, метр с небольшим в длину, с передними конечностями в виде ласт и хвостом. – Тюлени. Никогда раньше не видел их так близко.

Лодка прошла метрах в двадцати от безмятежно лежащих животных. Они едва удостоили ее своим вниманием.

Подул достаточно сильный попутный ветер, и скорость стала приличной. На подходе к устью Самура Андреич указал на далекий знак-треножник, одиноко возвышающийся на голом мысе:

– Маша, Денис, это знак экспедиции вашего отца. Первый из двух.

Дальше потянулись ничем не примечательные дни вдоль выжженного пустынного берега, на котором виднелись лишь редкие кривые деревья, колючки и грязно-серая трава. Часто приходилось идти на веслах, а иногда и приставать к берегу, пережидая встречный южный ветер.

Через неделю изматывающей жары и тупой, бесконечной гребли Глеб заявил:

– Если за нами кто-то и увязался, то вскоре пожалеют об этом. А если Радомир упрется и будет заставлять их плыть дальше, они взбунтуются.

– Не исключено, молодой человек, не исключено, – прокомментировал Андреич. – К тому же уже вторая половина августа, а сентябрьские шторма никто не отменял. С ними здесь можно надолго застрять.

Наконец, достигли Апшерона. На самой восточной его оконечности все еще стоял, немного покосившись от ветров и времени, второй знак.

Сутки отдыхали на берегу возле небольшого ручейка, сбегающего с высоких холмов. Была слишком сильная волна, да и ветер не совсем попутный. Проверили продовольствие – остался последний мешок. Все, кроме основных круп, было давно съедено.

– Вова, ты говорил, что каких-то семян из дому взяли, – Андреич подкинул дров в костер, и почему-то решил уточнить детали.

– Редиску, морковку, свеклу, огурцы и помидоры.

– Помидоры, – задумчиво повторил за ним Андреич, – помидоры. Хорошо.

Он что-то прикидывал в голове, видимо, рассчитывая примерный рацион на следующий год. – Даже очень хорошо. Можно нормально питаться.

– Жаль, картошки не будет, – сонным голосом сказал Денис.

– А я думал, ты спишь, – повернулся к нему Андреич. – И без картошки можно прожить. Я первые три года здесь вообще картошки не видел.

– А где ты жил? Сразу в Кумшаке?

– О, ты уже на «ты», наконец-то. Не, сначала, как и все, в Калитве, потом в Северске. Потом опять в Калитве. В Кумшак позже перебрался.

– А что так носило?

– В Северске с Радомиром не ужился.

– Что он, и тогда борзел?

– Ну а как ты думаешь? Они со своей реконструкторской кодлой сразу стали собственные порядки наводить. И донаводились – до того, что от них стали толпами бежать.

– В Калитву?

– В основном в Калитву, но Бахмут тоже частью из таких беженцев вырос. Там всё же чуть пореже их видно было.

– Мне мать, помню, рассказывала, что он на себя работать заставлял, – Глеба разговор тоже заинтересовал.

– Ну не на себя лично, а «на благо общины». Это так называлось.

– А в чем «благо общины», решалось Радомиром, – улыбнулся Руслан.

– Именно так. Частокол вокруг поселка надо ставить? Надо. Будь добр, три дня в неделю иди и поработай. А то, что у тебя своих забот полно – это дело десятое. Вот и получается, частокол поставили, но жили в полуземлянках. От зверей типа отгородились, но в первую зиму только от воспаления легких и прочих болячек умерло пять человек.

– А в Калитве что было не так? – спросил Глеб.

– Там поменьше дурдома было, но об этом долбаном благе общины тоже не забывали. Эти стали любителями дальних разведок. Половина мужиков в разведке, а половина, значит, за двоих корячатся. Некоторые не только днем, но и ночью, с женами разведчиков. Хе-хе. Мне, как раз, не повезло, я был таким вот разведчиком. Хотя может быть, наоборот, повезло – стал полностью свободным человеком.

– Так ты в Кумшак от жены ушел?

– Да, Машенька, от неверной жены. Хотя, строго говоря, женаты мы не были. Были, так сказать, постоянными партнерами.

– А какая разница?

– Здесь – никакой.

– А вообще?

– У мужа и жены были штампики в паспортах.

– И что это давало?

– Статус. Особенно это было важно женщинам – статус замужней.

– Чушь какая-то.

– Были и такие, кому на этот статус было плевать. Вот нам с Нинкой, например. Мы были представителями продвинутой молодежи.

– Извини, а что с ней?

– Она осталась в Калитве, и в одиннадцатом году умерла от аппендицита.

– Детей у нее не было?

– Нет. Может, поэтому и загуляла, – думала, что во мне проблема. Оказалось, не во мне. – Андреич ухмыльнулся.

– Так вас же перед заброской проверяли врачи.

– Проверяли. Но, получается, в этом деле на сто процентов точности быть не может.

Ветер, непрерывно дувший с берега, утих. Руслан лежал на своей постели из подсохшей травы и размышлял над тем, что сказал старший товарищ. Раньше ему не доводилось слышать от него таких откровений. Да и вообще, о таких вещах люди не часто говорят. Он вдруг вспомнил его нынешнюю жену.

– Андреич, а как же Вера? Она ведь будет по тебе скучать.

– Она привыкла. Она знает мою бродячую натуру. Я прихожу неожиданно и неожиданно ухожу. Ну не совсем неожиданно, обычно предупреждаю за пару дней.

– А если тебя целый год не будет, или даже больше?

– Тем приятнее будет встреча.

– Ты ее не жалеешь.

– Наверно ты хотел сказать: «Ты ее не любишь»? Если хочешь откровенно, Рус, у нас нет большой любви. Наши отношения как раз точнее всего можно описать этим самым техническим термином – «партнеры». Мы именно партнеры. И мы хорошие, верные, надеюсь, друзья. Мы ничего друг другу не обещали. Наши отношения не опошлены формальными обрядами. Ты не подумай, я не хочу сказать, что это идеал для взаимоотношений. Просто у нас – так. И нас это устраивает. Меня точно. Ее наверно меньше, но она учитывает мою натуру. Ну и нам не уже не по двадцать лет, и даже не по тридцать. Поэтому, когда через год я открою дверь нашего дома, она встретит меня с радостью и без упреков. А я буду рад видеть ее.

Пока плыли до устья Куры, несколько раз налетал резкий сильный ветер. Площадь паруса уменьшили вполовину. Скорость сократилась, но теперь было меньше беспокойства, что лодку опрокинет шквалом.

– Начиная отсюда и до того мыса, мы тогда все облазили. А там стоял наш вигвам, – делился воспоминаниями Андреич. – Вот здесь ночью наш струг чуть штормом не унесло в море.

Еще через несколько часов подошли к мысу, за которым открывался проход в небольшую бухту.

– Все. Это крайняя точка. Южнее мы не ходили. Давайте-ка вот там, на островке, и заночуем.

Быстро стемнело. Улеглись спать прямо под чистейшим звездным небом. Руслан, чье дежурство пришлось на вторую половину ночи, прислушивался к звуку цикад, любовался яркими созвездиями, время от времени замечая падающие звезды. Свет луны позволял видеть очертания кустов, близкую стену незнакомой высоченной прибрежной травы, фигуры спящих товарищей. Маша лежала, укрывшись грубой циновкой, которую сплела, сидя в лодке. Контуры ее лица лишь угадывались, но это помогало воображению выстраивать образ той, мысли о которой поселились в его голове.

«Интересно, как можно назвать мои чувства к этой девушке? Любовь? Кто его знает? Я толком не знаю, что такое любовь. Хотел бы я, чтобы она была моей? Ну конечно! А жить вместе в нашем общем доме? Предел мечтаний! Но как, как, черт побери, выяснить, что она думает обо мне?! Вдруг она скажет, что я хороший парень, но не более того? Получается, что мое чувство к ней больше всего похоже на страх, страх, что она считает меня просто другом. Не хочу быть другом! Но ведь дружба – это хорошо. Оказывается, не всегда. Ладно, время покажет».

Утро лагеря началось с восторженного Машиного крика:

– Смотрите, розовые цапли!

Несколько десятков птиц необычного цвета подлетели к острову и бродили по соседней отмели. Молодежь вскочила на ноги, чтобы полюбоваться этим чудом. Андреич, который почувствовал, что спать больше не получится, произнес:

– Фламинго. Вполне съедобны.

Впрочем, охотиться на таких очаровательных созданий никому и в голову не пришло. Вокруг было изобилие другой птицы.

Струг миновал мелкий залив, который Маша назвала про себя птичьим раем, и опять пошел вдоль полупустынного берега.

– Рус, давай я за тебя на носу подежурю, – девушка перебралась вперед. – Ты этой ночью меня слишком долго не будил.

– Да вроде как обычно.

– Не-не-не, я чувствую, что ты подарил мне как минимум час сна.

– Ой, да вот в лодке и высплюсь.

– Я это и предлагаю. Перебирайся к середине и ложись, пока ветер попутный.

«Ты настоящий друг», – хотел было он сказать, но вспомнив свои ночные размышления, осекся.

Через несколько дней опять показались горы.

– Где-то тут начинается Иран, – заметил Андреич.

– Красивое название, – отозвалась Маша. – Там наверно много девушек с именем Ира.

– Нет, там много девушек с именем Зульфия.

– Тоже красивое имя.

– Ну, не знаю. Я бы так дочку не назвал.

– Слушай, а у тебя есть дети?

– Были. Первый ребенок родился мертвым, второй умер в полтора года.

– Извини.

– Да что уж.

– Андреич, а ты был в Иране? – скорее из-за желания заполнить неловкую паузу спросил Денис.

– Нет, я вообще не был заграницей. Кроме Белоруссии. Но туда не нужен загранпаспорт.

– Он дорого стоил?

– Кто?

– Этот паспорт.

– Да вроде нет. Но чтобы заграницу попасть, еще визы нужны, билеты на самолет, за гостиницу платить.

– Что за визы?

– Разрешение на въезд в страну. Тоже денег стоят.

Денис задумчиво смотрел на горы.

– А граница – это что? Ну, физически. Забор? Стена?

– Где-то стена, где-то река, может колючая проволока. Везде по-разному.

– Интересно, вот здесь по горам тоже стену строили?

– Нет. Как ты в горах стену построишь?

– Ну как? Если на Луну летали, то в чем проблема по горам стену построить?

– Да не нужна она в горах. Там никто не ходит.

Опять помолчали.

– Смотри, а если дойти до того места, где кончается стена, или что там еще, и начинаются горы, то по горам нужно будет только чуть-чуть пройти, и ты уже в Иране. И денег не надо.

– Там на тропах пограничники дежурят.

Какое-то время Денис перерабатывал информацию.

– А зачем вообще нужны были границы? Какой смысл держать столько дежурных в горах? Ну пройдут несколько человек, в чем проблема? А большую армию они все равно не остановят.

– Денис, будь моя воля, я бы отменил все границы. Они нужны, только чтобы с людей деньги собирать.

– А кому шли эти деньги?

– Государству. На содержание тех же самых пограничников.

Денис опять задумался.

– Что-то я не вижу логики. Какой-то бессмысленный круговорот денег.

– О, если бы ты руководил этим круговоротом денег, то логика тебе была бы понятна. Потоки денег можно направлять так, что часть из них оседает в твоем кармане.

– Но люди же увидят?

– Слушай, в Северске четыре улицы. Так?

– Да.

– Как ты думаешь, какую из них стали мостить камнем первой?

– Наверно улицу Пожарского.

– Ты прав, мой юный друг. А почему? Почему не Славянскую, не Победы?

Денис заулыбался:

– Там стоит дом Радомира.

– Именно! Люди увидели? Увидели. И что? В основном промолчали. Не захотели связываться. А те, кому такие фокусы в итоге сильно надоели, перебрались в другие места.

Уже вечером, на берегу у костра, когда пили чай из свежего чабреца и листьев малины, Денис вдруг вернулся к этому разговору:

– Так что, Андреич, у нас рано или поздно тоже будет государство?

– Не знаю, – вздохнул тот. – Это зависит от вас и следующих поколений. Думаю, пока есть куда уходить, недовольные будут уходить, расселяться по миру. Каждый будет выбирать сам, как ему жить – с государством или без. Ну, конечно, если через сто пятьдесят три года Родина не преподнесет нам какой-нибудь сюрприз.

– Или раньше, – буркнул Глеб.

– Ой, только давайте не начинать все эти разговоры о раньше! Будем трезво смотреть на вещи: заброска одного человека отдаляет возможность следующего контакта на полгода. Значит, раньше никак.

– А нам в школе говорили… – начал было Глеб, но Андреич его прервал:

– Нам в школе тоже много чего говорили. Только никто не говорил, что параллельно существует почти такой же, но безлюдный, девственный мир, куда можно закинуть триста шестьдесят человек.