Вот это жизнь!

Глава 22

А на следующее утро, как в песне, «дан приказ ему на запад». Да-с, правда, приказ был дан Дмитрию на восток, и вообще стрельба и вооруженная борьба не планировались, поскольку поход был дан как хозяйственный, а точнее, финансово-хозяйственный. Серебро надо добыть и привести к царю, тем самым ознаменовав добычу отечественного драгметалла. А так разделились ведь!

Он уехал, а Даша осталась одна на свадебной кровати. Злобный царь Петр Великий, что б его на том свете черти поджаривали лишь на прогорклом подсолнечном масле, которого в начале XVIII века в России еще не было. Ведь хотя бы сутки дал молодежного счастья. Нет, пришел одним из первых в комнату молодоженов, посмотрел на кровавое пятно на постели — признак чистоты и непорочности невесты. И объявил, дабы жених немедля, сегодня же выехал на Алтай с государевым делом.

Да как же так-то? Разгоряченный Дмитрий еще совсем голый выскочил к государю, чтобы доказать, хотя бы улестить и пусть немного, но побыть с молодою женой.

Такая демонстрация мужского естества вызвала громкий смех гостей, в котором утонули все возражения Дмитрия. И громче всех смеялся, пожалуй, сам царь.

Насмешил попаданец, послужил клоуном — скоморохом, так что теперь его слова и серьезно и не принимали. А что, сам вызвался ехать, сам так представился курьезно, что теперь только и ехать, кто ж его будет слушать?

Петр, все уже понимая, самолично набулькал стаканчик водки и, подождав, пока он выпьет, приказал, чтобы к вечеру ни его самого, ни эскадрона мушкетерного конного полка, намеченного в Алтай с ним, в Москве уже не было.

Царь велел самолично, какова милость! Теперь отказаться никак нельзя, Дмитрию лишь осталось поцеловать молодую жену, Даша сморщилась, но промолчала, проститься с тестем князем Александром Никитичем и убыть к означенной цели. А иначе как? Монарх ведь в XVIII веке и судьба, и палач и даже гарант законов, вмиг петле заболтаешься, и даже еще радоваться будешь милосердию казни. Ибо не то еще время, пока наиболее массовый вид казни — садить на кол, или сжигать, или вытащить крюком несколько ребер и за это вытащить, бр-р!

Под эти мысли попаданец из гуманитарного XXI века, где даже расстрел считается мучительной казнью, быстренько очутился на дороге в Алтай. Ведь ниче, глаза боятся, а руки — ноги делают. Конные по обочине, а при отсутствии просто по краю весенней грязевой дороги, быстро едут. Благо, государь пожалел, телег собой брать не велел. Обоз с большими прочными телегами отправится уже по летней поре, по сухим дорогам.

Но пока-то ладно, в центральной России, дороги, хоть и пока грязевые, отсутствие твердого покрытия приводит их в сплошное болото, или вот, даже трясину, погонишь коня в середину, так и завязнешь надолго, если не на вечно. Но они все же показывают направление, мосты все на месте, половодье уже прошло, и лошадей удавалось менять хотя бы частично. А вот когда оказались дальше и населенные пункты стали редкими, а то вообще исчезали на целые сутки, приходилось обедать у костра, что сами собрали.

Конечно, это было еще ничего, люди бывалые и с собой брали целые походные тюки от одеяла и небольших шатров, до всяческой еды и даже порою воды. И все же волчий вой многочисленных зверей иногда смущали. Готовили мушкеты и пистоли, проверяли на всякий случай сабли и шпаги. Как на настоящий бой шли. И так, волчьи-то стаи набирались по несколько десятков голов, а размеры их были большие, по крайней мере, взрослые самцы доходили до 100–150 килограмм!

Дмитрий раз машинально перекрестился, когда однажды приволокли убитого волка. Эт-то что-то, прямо не волк, а тигр в волчьей шкуре. Если встретится вооруженный человек и такой вот волк, то, пожалуй, у человека не окажется никаких шансов.

А он еще легкомысленно спросил у царя про одиночное путешествие. Ха, да вот так и съедят, оставят только пистоли и шпаги. А сам путешественник просто пойдет по биологической цепочке, оказавшись в волчьих желудках.

Хорошо, хоть их эскадрон, поехали плотно, единой массой, не оставляя в одиночество не лошадей, ни людей. Какие там дозоры, даже групповые, съедят до сущего кусочка! Только вместе, а ночью, нарубив дров в светлое время, разжигали несколько больших костров. И дежурили целыми группами, отгоняя этих бестий криками, огнем, а если не боялись, то сразу выстрелами по цели. Нечего беречь порох и свинец!

— Майн гот! — удивился белобрысый Ганс — единственный немец-геолог, которому не повезло оказаться в России как раз в это время, и которого Петр немедленно отправил с Дмитрием, — я знал, что волки есть в Швабии, и зимой лучше не попадаться одному в дороге, если не хочешь стать куском мяса. Но оказывается есть еще территории, где волков больше, чем людей. Как здесь можно ковыряться в земле, если тебя вот-вот съедят?

Немец лопотал по-своему, с ужасом глядя, как огромный волк, завывая и показывая великолепные зубы — мечта стоматологов — пытается урвать кого-нибудь, чтобы потом пожрать. И это ведь при том, что люди — опытные и смелые солдаты-мушкетеры — не пугались этих зверей и сами при первой возможности пускали оружие, как огнестрельное, так и холодное.

Проблема волков, а ведь помимо их есть и медведи, и росомахи и даже мыши, беспокоили и Дмитрия. Хорошо, они кое-как проберутся до медеплавильных демидовских заводов. А как будут искать месторождение серебряной руды? Или, как знал попаданец, здесь была руда золотистого серебра — смесь серебра и золота. Звери же элементарно не дадут работать и все его мудреные замыслы попадут прямо коту под его замечательный хвост!

Перевел вопрос Ганса на русский проводнику. Тот, происходя из каких-то алтайских народов, плохо понимал и русский, а уж другие языки была сплошная белиберда.

Тот лишь усмехнулся, пояснив, что волки опасны лишь голодной зимой, или вот, впервые месяцы весны. А так они не страшные. Скоро пойдут молодые звери, и хищников вообще не будет около людей.

— Понял, бачка? — он засмеялся и показал желтые зубы. Дмитрию еще бы увидеть, как абориген курит трубку, как в романах Владимира Арсеньева и можно окончательно успокоиться. Но, увы, здешние туземцы еще не курили. Рано!

Другой большой проблемой по пути, кроме зверья, были реки. Цивилизация окончилась, к сожалению, слишком рано. Затем сначала исчезли постоянные мосты, и без того нечастые в начале XVIII века, потом всякие паромы и просто ждущие путешественников лодки. А реки по весеннему времени были все полноводные, даже те, которые летом курица вброд переходила. А ведь вода была холодная, иногда даже со льдом!

Приходилось на каждый реке рубить плоты, чтобы переправлять не только людей, но и коней. Да еще беречь и первые, и вторые при переправе, а то ведь оставишь товарищей и их коней на реках на радость водяным.

Правда с приближением к Алтаю они стали попадать на дороги и переправы производственного плана. Медь ведь объемом небольшая, но тяжелая, его так просто по бездорожью не проведешь. Вот и держал Демидов транспортную сеть, сколько мог.

Ну а так, разумеется, красота была неописуемая, хоть и не броская. Уж попаданец-то знал, живя на природе, изгвазданный человеком. И широкие реки, и густые леса, и живность всякая, не только надоедливые волки. Иногда, когда серые хищники по какой-то причине отставали, на скорую руку проводили охотничью облаву. Причем так — большинство обеспокоенно искали глазами волков, держа наготове огнестрельное оружие, и только менее трети охотились со стрелами и рогатинами. Но и то любая охота принесла столько добычи, что приходилось останавливаться на дневку и готовить мясо дичи и птицы. — коптили, варили впрок и совсем немного солили. Мало было соли, только на пищу. Потому и соленое мясо портилось первым. Слезы были, а не соленье.

Но в результате запасов было у отряда при подходе к Алтаю чуть ли не больше, чем при подходе из Москвы. Правда удельный его вес изменился. В Москве в основном давали муку и крупу и чуть-чуть мясо. А при окончании путешествия уже в большинстве было мясо — копченое и вареное.

Но вот пришли, проведя в дороге чуть больше месяца. Выезжали из Москвы в весеннюю грязь, а в Алтаем шли уже по летней траве. И волки действительно отстали, разбредясь по окрестностям.

Но Дмитрий уже забыл про тяжести дороги, другие проблемы появились. Прежде всего, Акинфий Демидов. Сказать, что он был недоволен поручением царя, а, соответственно, Дмитрием, это еще ничего не сказать. Он крыл матом, вообще, конечно, не мог же он материть самого Петра Алексеевича. Увидев сильного и уверенного в себе, хм, князя Хилкова, он заметно приутих.

С этого и начали говорить. Царь ведь написал, что приедет сын боярский Кистенев, аи прибыл какой-то князь Хилков. А куда Кистенева дел, нечестивый сын?

Конечно, и в начале XVIII века это можно было решить формально, бюрократия была уже и в то время сильной и всеобъемлющей. Но пару — троечку месяцев Акинфий всяко бы протянул, а там дождливая осень и снежная зима, год бы протянул.

Поэтому Дмитрий не стал доказывать, что он и есть тот самый именитый имерек. Не, он сразу перешел к сути. Царь вопреки своей твердости и прямоты в письме писал обтекаемо. Дмитрий, сам читая, понял лишь, что на Алтай едет личный представитель царя Петра и что Демидов должен самоотверженно помогать ему, даже в ущерб медеплавильному делу.

Конечно, он так зло встретил его! Он бы и сам пару раз отматюгали отправил обратно. Пусть покатается!

Но еще можно и объяснить. Главное, показать, что Демидов от предлагаемых реформ только выиграет. Не дурак же он в самом деле?

И когда уже они были наедине и собирались пообедать и откровенно переговорить, а Акинфий Демидов в который раз попытался узнать, кто он на самом деле. То есть, на самом деле, Демидову было все равно, пусть хоть дьявол во плоти, но он бил по слабому месту гости и хотел по нему добить.

И Дмитрий, разумеется, ответил, но не так, как хотел Акинфий, хотя и к большему своему удовлетворению.

— Акинфий Никитович, — проникновенно сказал он, — его царское величество узнал о большом секрете, таким большим, что даже не решился дать его письму. И я сейчас расскажу устно и только тебе. оказывается на Алтае есть не только месторождении медных руд, которые твои люди выплавляют. Здесь еще есть и серебряные руды, которые ждут своего часа!

Разумеется, государь Петр Алексеевич, как только узнал об этих рудах, тут же предложил вместо медных руд плавить серебряные. Он повелел тебе сделать это на Воскресенско-Колыванских заводах.

— Хм, — скептически произнес Демидов, но Дмитрий уже видел, что заводчик лишь оставил внешний облик, а сам он сознанием переключился на одну — единственную мысль — в моих владениях ЕСТЬ СЕРЕБРО!

Ведь для того времени это не просто драгоценный металл, младший брат золота, это основа мирового денежного обращения. И особенно в России. В той же Европе серебро хорошенько так подпиралось золотом, и золотые монеты иногда даже выходили на первый план. В России нет, и эта особенность происходила из крайнего недостатка золота.

Попаданец даже знал, что в голове царя подспудно бродит мысль о вводе в денежный оборот меди. Золота почти нет, серебра остро не хватало, тогда как медь была благодаря деятельности того же Акинфия Демидова. Конечно, население было против такого денежного обращения, ведь тогда стоимость монет во многом происходила от стоимости металла в нем. И медные деньги серьезно обесценили копейку.

Однако у царя небыло выхода и в прошлой реальности в ходе денежных реформ вскоре появятся медные деньги, тогда как серебряные деньги будут обесценены. Итог — через несколько лет произойдет обвальный рост цен.

В этой реальности таких катастрофических шагов не произойдет, ведь попаданец включит в оборот отечественное серебро. В том же Колывано-Воскресенском комплексе заводов и даже тем же Акинфием Демидовым, пока тот не умрет. Просто на несколько десятков лет ранее.

Акинфий еще колебался, хотя Дмитрий знал, что в любом случае сам Демидов без всякой помощи и подпинывания вскоре, уже буквально через несколько лет, для начала построит Барнаульский завод именно для выплавки серебра. А уже потом процесс пойдет и казна продолжит.

— Все прибыльные достатки казна будет обязательно делить с заводчиком, — добавил он, видя, что Акинфию не хватает еще самую малость для изменения позиции.

И действительно, услышав, что ничего него отбирать не будут, а прибыль окажется хорошая, знай только работай, Акинфий с ходу выхлебал полный бокал водки местного производства, понюхал и потом закусил кусочек хлеба, до этого густо просоленный и, наконец, сказал:

— Я согласен Дмитрий Александрович, что от меня требуется?

Быстро, однако, он пошел, — удовлетворенно подумал Дмитрий и подтвердил: — все месторождения серебряной руды останутся у тебя, но их еще надо найти. Поэтому, — оценил он область работы, — лично я в это лето должен найти руду, выплавить пробную долю. А уж ты продолжишь прорабатывать остальное. Крестьяне ведь, как копали руду, так и будут копать, тем более рубить дрова. А вот мастеровым придется помочь, выплавка серебра будет отличаться от меди, хоть и не сильно. Ну и все. И, разумеется, вывоз брусков серебра должен происходить в еще большей строгости и секретности.

— Я все эти тонкости понимаю, и даже особенности выплавки серебра уже учел, — признал Акинфий, и неожиданно поблагодарил: — спасибо тебе, Дмитрий Александрович!

— За что спасибо-то, — искренне удивился Дмитрий. Рабочая часть разговора закончилась с его сложностями и подводными камнями и он уже тоже собирался расслабиться, подбирая ближе к себе бокал с водкой и выбирая наиболее вкусную закуску. Вот с последней было сложно. Что выбирать, копченую дичь или жареную рыбу? И ведь какую еще, и там и там были совершенно самые разные виды. Наконец, он выбрал вкусную и совершенно, надо сказать, неизвестную попаданцу рыбку, и вопросительно посмотрел на хозяина.

— Так ведь, Дмитрий Александрович, — охотно сказал Акинфий, — ты хоть и с именем своим попутал, но полномочий царь тебе надавал многое множество. Вот я и опасался, что ты сейчас под это дело начнешь требовать деньги. А ты, удивительно прямо, даже не намекнул.

— Да ладно уж, — поднял бокал с водкой Дмитрий, — одно дело делаем, что уж там христарадничать.

И выпил весь до дна. Вода была относительно крепкой, хотя и не такой, как в XXI веке, но удивительно мягкой. Он с удовлетворением выпил всю и только почмокал. Хороша, чертовка!

И только после этого разрешил себе закусить выбранной закуской.

— Серебро я уже начал выплавлять, — начал, наконец, делиться с долгожданными новостями Акинфий, — только месторождение оказалось небольшое, что я и, честно говоря, не очень-то на этот металл надеялся. Думал, что за пол-лета крестьяне выкопают. Но раз ты говоришь, что за алтайским серебром большое будущее, то и новый завод по выплавке серебра построю, и какой-нибудь старый переделаю!

— Обязательно, — добрил его намерения Дмитрий, — ты даже не знаешь еще, какую прибыль даст серебро! Только не рассерди царя Петра Алексеевича и развязывай мошну под серебряный поток денег.

Они опять выпили и Демидов пообещал:

— Всех рудознатцев своих я временно велю передать тебе, пусть работают!

— И много их у тебя? — поинтересовался Дмитрий, — и почему тогда они не находят? Я молвлю, месторождение большое, всяко найдет.

— Эхе-хе, — вздохнул Акинфий, — я ведь подумал, что от добра ведь добра не ищут. Хотел сначала медную руду выбрать, очень уж ее богато. И рудознатцы мои главным образом сейчас тонкие работы делают, где обычные рабочие не справляются. А то ведь руда богатая, но очень сложно лежит.

«Да ведь он немного лопухнулся, — сообразил Дмитрий, — пожадничал по поиску новой руды, коли разведанной еще много. Ну а мне это и на пользу. Если есть еще свои самодеятельные рудознатцы на помощь умнику Гансу, то точно найдем».

Попаданец понимал, что для начала XVIII века рудознатцы (геологи) были разные, что формально обученные в западных университетах, а что просто натасканные от учителей своих, как правило, от отцов и дядей. Наукой, даже XVIII века, там и не пахло, но руду они могут найти и даже разобраться, какой формы основное тело месторождения.

А Акинфия Дмитрий все же перепил. Хозяин наивно считал, что всякие там прощелыги на дармовщину сломаются и поставил на стол полуведерную посудину водки. Что же попаданец XXI века был к этому готов. Прозит! А уж Акинфия унесли. Поделом!