Но самая серьёзная история, в которую попал Василий Иваныч, началась с того, что как-то июльским утром по синему-синему небу к сопке Рыжей потоком воздуха понесло шар-зонд, какие запускают метеорологи, чтобы узнать направление и скорость ветра.
И как только шар стал приближаться к заставе, на порог своего дома разом выскочили белобрысые сыновья старшины Меньшуткина.
— Летит! — крикнул Меньшуткин-младший.
— Сейчас врежется в сопку! — сказал старший. — Бежим! — и припустил босиком, в одних трусах вверх по сопке. Он пробился сквозь колючий шиповник, плюхнулся на землю, и в руках у него завертелся и заскрипел упругий резиновый шар.
— Есть? — запыхавшись, спросил младший.
— Есть! — сказал старший, обхватив добычу.
— Целый?
— Целый! Во какой воздушный шар выйдет! — сказал Меньшуткин-старший и показал большой палец.
— А без корзины воздушных шаров не бывает! — сказал младший по дороге домой.
— Корзина будет! — сказал старший и велел: — Держи шар!
Из старого сарая он вытащил пыльную проволочную кошёлку, с которой мать ездила в район за продуктами, бечёвкой привязал её к зонду, крепко затянул узел, и настоящий воздушный шар запрыгал у него над головой.
— А без пассажиров шары не бывают, — сказал Меньшуткин-младший.
Старший ничего не ответил, пошёл в дом, вынес аппетитный кусок колбасы и направился к кухне, где в это время сидел Василий Иваныч в ожидании обеда.
— Вась, Вась... — прошептал Меньшуткин-старший и показал ему колбасу.
Василий Иваныч открыл глаза и поднял голову.
— На, — сказал Меньшуткин и пошёл через двор.
Кот встал, потянулся и двинулся за ним.
Меньшуткин бросил колбасу в кошёлку, и Василий Иваныч прыгнул следом.
— Пуск! — крикнул Меньшуткин, и в тот же миг Василия Иваныча что-то толкнуло вверх, он высунул из кошёлки голову и взвыл изо всех кошачьих сил: он стремительно поднимался в небо, он летел, а вокруг него проносились птицы и ворочались облака.
В это самое время с океана на сопки поволокло туман, по станциям наблюдения раздалась команда: «Включить приборы». И как только дежурный на соседней станции включил локатор, сразу увидел, как по экрану быстро поползла странная точка.
Кто-то двигался в сторону государственной границы.
— Вижу точку, вижу движущуюся точку! — крикнул дежурный.
И в воздух помчались сигналы и грозные вопросы:
«Кто? Откуда? Зачем?»
Василий Иваныч качался в летучем тумане. Усы у него торчали, как рожки антенны. И хотя вопил он изо всех сил, ни начальник заставы, ни старшина, ни даже повар его не слышали.
— Приказываю приземлиться! — летело с земли.
Василий Иваныч и сам бы сделал это с удовольствием. Но как? Он старался зацепиться когтями хоть за какое-нибудь облачко, но облака убегали, как мыши, а его всё сносило куда-то к океану...
— Уходит! — волновались возле старой сосны солдаты, поднятые по тревоге.
— Ракетой его, ракетой! — говорили самые молодые.
— Зачем ракетой? Сейчас перехватчика вышлют, — сказал начальник заставы.
— Вертолётчиков пошлют, Иванова, — уточнил старшина Меньшуткин. — Уж он им, хоть и молодой, покажет, что такое граница.
И верно. Скоро в воздухе раздалось стрекотание винта, и над заставой быстро пошёл вертолёт.
Лейтенант Иванов ещё никогда не видел нарушителя в небе и заранее готовился к встрече с противником. «Сейчас прикажу: „Следовать за мной!“ А не последует, так я ему!..» И покосился было на пулемёт, но заметил мелькнувшую в тумане точку, развернул машину и жёстко скомандовал себе: «Внимание...»
И вдруг Иванов разглядел впереди странный шар, под ним кошёлку, из которой торчали хвост и кошачья голова с распахнутой от вопля пастью...
— Василий Иваныч! — крикнул Иванов и даже привстал. — Это же Василий Иваныч!
— Какой ещё Василий Иваныч? — удивились с земли.
— Да свой! — крикнул лейтенант. — Наш, Васька!
— А ну-ка веди этого Ваську сюда!
И лейтенант, развернув вертолёт, повёл его так, что летательный аппарат вместе с котом быстро пошёл вперёд, к заставе, к сосне, под которой волновались солдаты.
— Ведёт! — сказал кто-то.
«Ведёт», — хотел было сказать старшина. Но тут о сосну что-то ударилось, мимо старшины пролетела орущая шаровая молния, а к ногам упала старая меньшуткинская кошёлка, из которой вывалился кусок аппетитной колбасы с белыми снежинками сала посерёдке. Солдаты бросились к кошёлке, наклонились и вдруг захохотали так, что по сопкам покатилось эхо.
— Вот это да! — кричали солдаты.
А старшина Меньшуткин, краснея, сказал:
— Да! — и так запустил пальцы под широкий ремень, что начальник заставы спросил:
— А что «да»?
— А сейчас я кое-кому прочитаю крепкую лекцию о том, что такое граница! — и крепче сжал ремень.
Тут в кустах зашелестело, затрещало, будто кто-то бросился бегом в сопки.
А начальник заставы улыбнулся и качнул головой:
— Ладно. Будем считать, что при помощи Меньшуткиных-младших провели учебную тревогу. А чтобы покрепче знали, что такое граница, доставить этих Меньшуткиных ко мне. Я им тоже кое-что расскажу.
Скоро на заставе всё притихло. В воздухе сладко и горячо пахло шиповником. Снова стало слышно, как стрекочут кузнечики, шелестят стрекозы. И только возле кухни всё ещё хохотали солдаты. А Василий Иваныч, сверкая глазами, смотрел в сторону домика начальника заставы, куда прошлёпали оба Меньшуткины, и думал, наверное:
«Что, нарушители, слушаете лекцию? Мало вам! Мало! Я бы вам и не такую прочитал!»
А когда солдаты, выходя из столовой, подносили Ваське куски колбасы, он фыркал и косился на небо, будто говорил:
«Попробуйте сами. А я уже пробовал. Знаю эти колбасные штучки!»