Вовлеченные в грех

Глава 11

Резкий стук в дверь ванной комнаты не удивил Энн, но вывел из дремотного состояния. Она поморгала глазами и выпрямилась, расплескивая воду. Незадолго до этого погрузившись в ванну и положив голову на край, Энн незаметно для себя задремала.

Снова раздался стук в дверь, вернее, это был даже не стук, а твердый сердитый удар.

— Мой бренди, любовь моя. Что ты сделала с ним, черт возьми?

Значит, герцог явился сам. Энн так резко встала на колени в ванне, что вода выплеснулась на пол. Она наверняка все потеряет из-за этого, но Энн знала, сердцем чувствовала, что поступает правильно.

— Я дала указание прислуге не давать вам больше бренди.

— Они выполняют твои распоряжения, Сэриз? — прогремел из-за закрытой двери голос герцога. — Я знаю, ты разбавляла напиток водой, но я каждую ночь выливал это пойло и просил принести мне то, что надо. В этот раз, когда я приказал принести бутылку, прислуга отказалась выполнить мое указание.

— Ваша светлость, это я попросила их. Это не их вина…

— Очевидно, — гаркнул герцог, — тебя они боятся больше, чем меня. Никогда не думал, что прислуга, которая не пасовала перед моей матерью, не то что перед… — Герцог резко замолчал.

Не то что перед проституткой. Он этого не сказал. У него не было нужды говорить это. Он это подразумевал. Энн выбралась из ванны, завернулась в толстое белое полотенце и на цыпочках приблизилась к двери, оставляя на деревянном полу мокрые следы. Она понимала, что герцог разъярен, но, вздохнув и дрожа всем телом, открыла ключом дверь.

Герцог, босой, в белой рубашке с закатанными рукавами, которую он не заправил в брюки, стоял, прислонившись к дверному косяку, богато украшенному лепниной.

— Это не меня они боятся, — тихо сказала Энн. — Я объяснила Тредуэллу, что если бесконечно снабжать вас спиртным, это может сильно навредить вам. Вот почему они разбавляют выпивку. Кроме того, вряд ли она вам помогает.

— А я считаю, что помогает, — резко стукнул рукой по косяку герцог. Он не был похож на мужчину, готового ударить женщину. Скорее, он походил на человека, находящегося в крайне тяжелом положении.

— Вам это не нужно, — настаивала Энн. — Мне кажется, от спиртного ваши ночные кошмары усугубляются. Вчера ночью, когда я читала вам, вы казались таким счастливым. А потом, когда вы заснули и я ушла, кошмары вас больше не посещали, правильно? Вам не нужно пить. Я могла бы каждый вечер читать вам.

— Ты читала несколько часов подряд, почти до самого рассвета. Я не могу просить тебя делать это каждый день.

— Почему нет? Я — ваша любовница. Я с удовольствием делаю это.

— Ты — моя любовница. Но не рабыня. И я не стану использовать тебя подобным образом.

С этими словами герцог, оттолкнувшись от дверного косяка, повернулся и пошел прочь.

Энн изумленно смотрела ему вслед, пока он удалялся по коридору, постукивая впереди себя прогулочной тростью. Теперь он двигался с гораздо большей уверенностью. Всего за несколько дней он по-настоящему изменился.

Вчера ночью Девон успокоился и уснул у нее на коленях, хотя перед этим попросил ее отложить «Разум и чувства» и вместо этого предложил почитать справочник по разведению лошадей, который усыпит кого угодно.

Она стала его любовницей и должна быть доступной для него в любое время. И все же он заявил, что не собирается использовать ее. Что ей делать: радоваться или беспокоиться?

Неужели она права?

Девон подождал, пока лакей помог ему надеть пальто. Он почувствовал его тяжесть на своих плечах, потом протянул руку за бобровой шапкой и безжалостно нахлобучил ее на голову. Когда-то его заботила собственная внешность. Больше у него нет такого права, особенно теперь, когда сделанный им выбор стоил жизни хорошему солдату. И теперь его жена и ребенок живут в печали и бедности. А теперь они еще и исчезли где-то в лондонских трущобах.

Он думал, выпивка притупит боль, печаль и ярость. Когда он не затуманивал свой мозг спиртным, его ночные кошмары пропитывались кровью и наполнялись криками. Бренди превращал их в смутные и бесформенные видения, которые Девон не осознавал, но они все равно приносили ему страдания. Правда, он должен был признать, что бренди ни разу не обеспечил ему полноценный ночной сон.

Возможно, Сэриз права.

Если он не может спастись спиртным, значит, вынужден делать это другим способом. Это секс, но у Девона не было настроения заниматься тем, что требовало от него поведения человека, а не ворчащего, страдающего от осознания собственной вины мерзавца. В любом случае он чувствовал, что между ним и Сэриз выросла стена, возникшая из-за его решимости топить в выпивке свой гнев и вину и ее настойчивого желания прекратить это. Звучало интригующе, но единственный способ разрушить эту стену — кому-то из них двоих победить.

Вместо этого Девон собрался проехаться верхом. На этот раз он будет более осторожен. Он не может покончить с жизнью, сломав себе шею.

Желудок скрутило от чувства вины. Тысячи людей погибли на войне. Вероятнее всего все они мгновенно поменялись бы с ним местами. Кроме того, мать ждет от него рождения наследника, прежде чем он случайно лишит себя жизни…

— Ваша светлость. — Запыхавшийся голос принадлежал Тредуэллу. — Прибыло еще одно письмо от ее светлости, от вашей матери. Отдать его вам или мисс Сэриз?

— Мне, черт возьми. — Казалось, Тредуэлл прочел его мысли. Девон сунул письмо в карман. Наверняка еще одна мольба о том, чтобы он влюбился и женился. Вот черт.

Он знал, где находится. Ему казалось, что знал.

Девон коснулся рукой грубой коры дерева, чувствуя, как пританцовывает под ним Авденаго. Успокоив лошадь, он вдыхал насыщенный запахами воздух, чувствовал его сладость в тепле солнечных бликов, скользивших по лицу. Даже ничего не видя, он знал, что лес вокруг него окрасился золотыми лучами заходящего солнца. Вероятно, он никогда этого больше не увидит.

Хотя шанс все-таки был. Девон ездил к специалистам в Лондон, и ни один врач так и не указал ему точную причину слепоты. Они объясняли, что из глазного яблока прямо в мозг проходит нерв. Поскольку голова Девона пострадала от удара, врачи считали, что на зрительный нерв что-то давит. Возможно, сгусток крови или осколок кости, сломавшейся от удара штыком по голове, который нанес ему тот молодой солдат. Врачи говорили, что зрение может к нему вернуться, если то, что давит на зрительный нерв, куда-нибудь сместится. Вот только, перемещаясь, осколок может повредить мозг, — и это убьет Девона.

— Ваша светлость!

Девон, сидя в седле, повернулся на тревожный оклик. Он услышал запыхавшееся дыхание, шорох юбок и треск веток под ногами.

— Ты шла за мной пешком, Сэриз?

— Да, — шумно выдохнула Энн. — Между прочим, в корсете. Поэтому едва дышу. Почему вы отправились сюда в одиночестве?

— Я вовсе не хотел, чтобы ты бежала за мной. — Удерживая поводья, герцог спешился.

— Я просто хотела убедиться… — Энн запнулась и затихла.

— Догадываюсь, о чем ты думаешь, любовь моя. Ты сомневаешься, знаю ли я, где нахожусь, но не хочешь оскорбить вопросом мое самолюбие.

— Ваша светлость, я думала, что уже доказала вам, что ваше самолюбие меня не слишком волнует, — сухо заявила Энн, и у герцога появилась улыбка на губах. — Так вы знаете, где находитесь? — после небольшой паузы уточнила она.

— Да. Я чувствую запах яблок, а у меня за спиной тихо журчит река. Отсюда можно сделать вывод, что я нахожусь в роще в южной части яблоневого сада, рядом с тропинкой, которая ведет в деревню. Там, где река имеет самую большую глубину.

Молчание Энн было для него как удар по голове. Для ее молчания существовала только одна причина.

— Хорошо, и где же я нахожусь?

— В северной части сада, я полагаю.

— Проклятие, — пробормотал Девон. Он полностью ошибся.

— Вы отлично справились, — с сочувствием сказала Энн.

— Я не нуждаюсь в фальшивой похвале только лишь ради собственного спокойствия, — суровым голосом заявил герцог. — Мне, бестолковому, хотелось составить план владений, и желательно прямо…

— Вы потеряли зрение. Но это вовсе не означает, что вы бестолковый. Давайте вместе поработаем над этим. Во время прогулки я опишу вам все самым подробным образом. Откуда вы хотите начать?

Решительные нотки в голосе Энн пробудили в нем чувство вины, он почувствовал, как болезненно сжалось сердце. Девон не ожидал, что она с такой самоотверженностью бросится защищать его. Но она сделала именно это, разве нет? Она настаивала, что он не сумасшедший, сколько бы доказательств обратного он ей ни представлял. Она подвергала себя риску, помогая ему, рисковала навлечь на себя его гнев, когда просила убрать бренди из его комнаты. Прошлую ночь она провела без сна, читая ему, чтобы не дать ему погрузиться в очередной ночной кошмар.

Сэриз не походила ни на одну из куртизанок, с которыми он встречался. Большая их часть с визгом сбежала бы из его дома. Ни одна из них не старалась бы так помочь ему. Она заслуживает лучшего, чем его скверный характер.

— Ангел мой, — глубоко вздохнул герцог, — прости мне мою глупость. Прости за то, что нагрубил тебе. Я тебя не заслуживаю, но ты нужна мне.

На этот раз Девон не знал, что делать с ее молчанием.

Он убедил ее сесть на жеребца, и сам сел у нее за спиной. Чтобы уместиться в седле, Девон приподнял Энн и посадил к себе на колени. Так, сидя верхом на Авденаго, они отправились исследовать дикий сад.

То, как Энн описывала окрестности, поразило Девона. Она объясняла, как извивается среди деревьев тропинка, подробно указывая ему на каждый изгиб и поворот. Она говорила, где стоят самые старые деревья, кора которых полностью поросла лишайником. Они опять доехали до реки, и Энн замерла от восхищения.

— Она такая… таинственная, — прошептала она. Боже мой, как она его завела. Его возбуждало, как она ерзала у него на коленях, волновал каждый наивный соблазнитель звук, который срывался с ее губ.

— Что значит таинственная? — уточнил Девон, но главным образом ради того, чтобы она не замолкала.

— Она заставляет меня думать о сказочном гроте, где живут волшебные существа. — Энн описала ему, как склоняются до самой воды ветви старых ив, как колышется вдоль реки высокая трава, а в лесу под деревьями растет серебристый папоротник. Она рассказала о камнях в реке, которые со временем стали гладкими от воды и создавали естественный, хотя и скользкий мостик. Каждое произнесенное ею слово вызывало у него сердцебиение.

— Раньше я прыгала через такие камушки. И однажды упала и оказалась в ужасной ситуации, потому что это случилось перед церковью и я была в своем лучшем платье… — Энн замолчала и напряглась.

Почему? Чего она испугалась? О чем не хочет говорить? Девон переместил руку выше и услышал, как колотится ее сердце.

— Ты говорила, что росла в деревенском доме, была дочерью экономки, потом жила в лондонских трущобах. Но твои манеры, произношение, то, как ты ведешь себя со мной, твое умение управлять — все это подсказывает мне, что твой рассказ звучит неправдоподобно. Ты ведешь себя как леди, а не как прислуга.

— Я… До отъезда в Лондон я работала гувернанткой в семье. Думаю, тогда и научилась управлять. Но ведь это не важно, правда? Все это было так давно.

Как она волнуется.

— А разве после смерти матери ты не могла снова стать гувернанткой, Сэриз?

— Я… Нет, не могла. Когда мы жили в трущобах, моя мать заболела. Я понимала, что должна зарабатывать деньги, но мой выбор был невелик: воровство или проституция. Мать заставила меня поклясться, что я не стану заниматься ни тем ни другим. Однако из-за сильных болей ей требовалась настойка опия. В очень больших количествах. Поэтому я… мне пришлось нарушить ту клятву, чтобы заработать денег.

Это было похоже на правду. Она напоминала ему его самого после сражения: бесстрастная, почти холодная.

— Это тогда ты отправилась работать в бордель?

— Нет. Это произошло после смерти матери, как я уже говорила. Я надеялась стать любовницей джентльмена. Я решила, что это лучший способ выжить, однако вместо этого оказалась в борделе. А вот теперь я стала той, кем намеревалась стать. Мы добрались до лужаек, ваша светлость. Я вижу дом. Вперед, нам пора домой.

Сэриз больше не хотела говорить об этом. Тут не требовалось большого ума, чтобы понять это по ее резкому тону. Девон понимал, почему ей не хочется думать о прошлом, но ему хотелось знать о ней больше. Где была ее семья? Почему она не помогла ей? Но ему не хотелось давить на нее.

— Я… я надеюсь, что хорошо справилась со своей задачей, описывая вам ваши угодья, — тихо сказала Энн.

— О да, мой ангел, — пробормотал Девон и обнял ее за талию. У него заныло сердце, когда он представил все, что ей пришлось вынести. Он наклонялся вперед до тех пор, пока не почувствовал, как щекочут лицо выбившиеся пряди ее волос, и поцеловал ее шею. — Твой рассказ был таким замечательным, таким живым, что я как будто все увидел своими глазами.

— Правда? — У нее был густой, неотразимый голос. — Я рада.

Осталось еще кое-что, что она должна была сделать для него. Герцог полез в карман и вытащил письмо.

— Еще одно послание от матери. Прочти, пожалуйста.

Энн ненавидела себя за то, что вынуждена была лгать ему.

Она взяла письмо и посмотрела в лицо герцогу. Улыбка исчезла с его лица, уголки роскошных губ опустились. Он наверняка сопротивлялся мольбам матери, однако Энн видела, как больно ему было делать это.

— «Мой дорогой Девон, — начала читать Энн. Ее взгляд скользнул по странице вниз. Все письмо герцогини было пронизано тревогой за сына. Боль сочилась из каждого слова. — Я не понимаю, почему ты не отвечаешь на мои письма, почему не приезжаешь домой. Или почему ты, по крайней мере, не выходишь в свет, чтобы твои друзья могли написать мне и заверить, что ты здоров и у тебя все хорошо. Я хочу, я очень хочу, чтобы ты нашел себе невесту. Если бы была жива леди Розалинда, она стала бы тебе замечательной женой. Она бы помогла тебе исцелиться. Но невозможно закрыться от любви только потому, что ты пережил потерю. Это было три года…»

— Довольно, ангел мой, — взял ее за запястье герцог.

Энн остановилась, как он попросил, но ей было больно думать о женщине, беспокоившейся за своего сына. Три года, пока герцог был на войне, герцогиня наверняка беспрестанно нервничала и боялась. Энн точно нервничала бы. Она вспомнила, что чувствовала, когда медленно угасала ее мать. В конце концов она забыла, что такое есть, принимать ванну, менять одежду и заботиться о себе.

— Я могу написать ответ, ваша светлость. Вы скажите мне, что написать, и я напишу и отправлю письмо.

— Я не знаю, что написать ей. Ты обрадуешься, если получишь ответ, где сказано, что я ничего не собираюсь делать из того, о чем она меня просит? Ты думаешь, ей от этого станет легче и спокойнее?

— Думаю, что нет, — признала Энн. — Но возможно, ваша мать права. Я имею в виду ее мысли о женитьбе.

— Ангел мой, мне не нужна любовница, которая твердит одно и то же… — К ее удивлению, герцог замолчал, потом улыбнулся. Нет, это было лишь жалкое подобие улыбки. — Хорошо, любовь моя, ты хотела, чтобы я доверился тебе. Я так и сделаю. Ты помнишь книгу, которую читала мне прошлой ночью?

— «Трактат о разведении лошадей»? — нахмурилась Энн.

— Нет, другую книгу.

— Вы имеете в виду «Разум и чувства»?

— Совершенно верно, мой ангел. Видишь ли, это не моя книга. Она принадлежала леди Розалинде Марчант.

— Это женщина, о которой упоминает в своем письме ваша мать. Вы… были с ней помолвлены?

— Не совсем. Я влюбился в Розалинду, увел ее у лучшего друга и намеревался жениться на ней. Но она умерла от лихорадки раньше, чем я успел сделать ей предложение. Я предал хорошего человека, чтобы быть с ней, потому что не мог без нее жить, и потерял ее.

— Мне жаль.

— Роман «Разум и чувства» был ее любимой книгой. Я видел, как она читала ее, когда мы бывали на пикниках. Когда она заболела и не могла встать с постели, я купил ей этот экземпляр. И ее мать передала его Розалинде, поскольку мне не разрешалось видеть ее, пока она болела. Они не позволили мне войти в ее комнату, даже когда она умирала. Я ворвался туда после ее смерти. Я держал Розалинду за нежную руку и говорил, говорил все, что чувствую, в отчаянной надежде, что она каким-то образом услышит меня. Наверное, верил, что смогу воскресить ее, если она узнает, как сильно я ее люблю. Но я чертовски опоздал. Все это время ее мать пронзительно кричала о неуместности моих слов. Потом ее отец позвал слуг, чтобы они вывели меня из спальни Розалинды.

— Он сделал это? Несмотря на то, что вы…

— Сын герцога?

— …так сильно любили ее?

— Я с пониманием отнесся к этому. Их души раздирала скорбь. Они винили меня… Я стал причиной невероятного скандала, убедив Розалинду разорвать помолвку с моим другом. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, и ее родители уверились, что скандал спровоцировал болезнь. Возможно, они были правы. Раньше я безудержно повесничал, но как только увидел Розалинду, другие женщины перестали для меня существовать. Я думал только о своих желаниях. Даже когда она умерла, поступил как обычно, взял то, что я хотел, — тяжело вздохнул Девон. — У нее в руке была книга, и я забрал ее, перед тем как меня выставили из спальни. Я хотел, чтобы последняя вещь, которой она касалась, осталась у меня.

У Энн замерло сердце, когда она увидела, как герцог опустил ресницы, а на его губах появилась печальная улыбка.

— Розалинда была настолько поглощена этой книгой, — пробормотал он, — что ничего не замечала вокруг себя.

— Мне очень жаль. Наверное, когда я начала читать вам эту книгу, на вас с новой силой нахлынули воспоминания. О Боже! И вы попросили меня почитать о разведении лошадей только лишь для того, чтобы лишний раз не бередить себе душу, да? — Энн поняла, что в тот момент сделала то, что она хотела. — Как глупо было с моей стороны не поинтересоваться, что вам хочется. — Она разбудила в нем тоску по женщине, которую он любил, и лишила его бренди, поэтому он не мог найти никакого утешения. — Наверное, вы злитесь на меня.

— Нет, не злюсь. Поначалу, когда ты начала читать, было больно. Я отправился на войну сразу после смерти Розалинды. И сделал это, чтобы спастись от боли. Я надеялся, что боевые действия и риск не оставят в душе места для печали. Но это оказалось глупой ошибкой. Когда я попросил тебя перестать читать «Разум и чувства», понял, что совершил еще одну ошибку. Я не хочу больше прятаться, я хочу помнить Розалинду.

Энн повернулась и обхватила руками его лицо. Лошадь переступала с ноги на ногу, но рука герцога крепко обнимала ее за талию.

— Возможно, мне не следует этого делать, — прошептала Энн. — Оттолкните меня, если хотите. Но мне хочется поцеловать вас, ваша светлость.

Герцог прижал ее к себе, теперь их губы почти соприкасались, и они делили одно дыхание на двоих.

— Я очень сильно любил Розалинду, но ни одна женщина никогда не относилась ко мне так, как ты, мой ангел, — прижался он к ее губам.

Губы герцога касались ее губ так нежно, так мягко, что Энн пришлось закрыть глаза и уцепиться за его плечи, чтобы не превратиться в пудинг и не соскользнуть с лошади. Ее никогда не целовали так прежде. Она не знала, что от нежной ласки мужских губ хочется плакать. Теперь знает. Ее тело охватила медленная, сладкая истома, и Энн хотелось зарыдать.

— Почитаешь мне сегодня вечером опять, любовь моя? — оторвался от ее губ Девон. — Обещаешь?

— Конечно, — едва слышно прошептала в ответ Энн.

Неудивительно, что герцог захотел спрятаться здесь. Неудивительно, что он страдает от ночных кошмаров и пьет слишком много бренди. Энн расхаживала по своей спальне взад и вперед. Эта комната должна быть его спальней. Ей ужасно хотелось ему помочь, но она не знала, как это сделать.

Как это должно быть ужасно для него. Он отправился на войну, чтобы спастись от горя, а попал в окружение боли, жестокости и смерти. Он не дал себе времени погоревать о женщине, которую любил. Наверняка теперь это не дает ему покоя. В его сердце живет печаль по леди Розалинде, а также грустные воспоминания о войне, где он потерял зрение.

Как помочь ему преодолеть это? Энн не знала, как успокоить боль. Она и сама все еще с болью думала о своих родителях, о потерянном доме и отказывалась даже думать о Лонгсуорде.

Энн не могла не думать о его матери. Она мысленно представляла себе седовласую женщину, которая, склонившись над секретером, пишет письмо сыну, утирая слезы, которые изредка капают на бумагу. Неужели его мать, точно также как Энн когда-то, отказывается от еды и забыла про сон?

Энн не знала, как помочь герцогу преодолеть боль от потери леди Розалинды, но она точно знала, что может сделать для его матери. Герцог не должен узнать об этом.

Спустя два дня, когда Энн заканчивала в столовой свой завтрак, появился Тредуэлл. Он почтительно ждал, скрестив руки перед собой. Теперь Энн понимала, что дворецкий очень заботится о своем хозяине. Его смущенный взгляд мгновенно встревожил Энн.

— Что-то случилось с его светлостью? — вскочила она со стула, готовая бежать.

— Нет, мисс. Все… С ним все в порядке. Я пришел сообщить вам, что его светлость последние две ночи не просил принести ему бренди. Ни перед тем, как ложился спать. Ни после сна. Я даже… Ну, я даже забеспокоился и подумал, что небольшая рюмашка не причинит ему вреда. Я предложил ему принести немного выпить, втайне, чтобы вы, мисс, не узнали. Однако он отказался.

Энн удивленно приподняла брови, услышав признание дворецкого.

— Он отказался? — не удержавшись, переспросила она.

— Именно так. Он сказал, что вы не одобрите.

Энн заморгала ресницами. Она не верила, что сможет убедить герцога отказаться от спиртного. Девон был слишком упрямым. И все же как-то она на него повлияла, заставив образумиться.

— Еще его светлость желает, чтобы вы присоединились к нему сегодня утром. Он планирует поехать в деревню и просил вас составить ему компанию.

— Он хочет поехать в деревню? — Энн со стуком поставила чашку на блюдце.

— Да. — Тредуэлл ухмыльнулся во весь рот, показав просвет от недостающего зуба, и подмигнул Энн. — Его светлость не выезжал в деревню с тех самых пор, как сюда приехал. Это грандиозное событие, мисс. Мы все очень рады.

— Отлично. — Энн встала из-за стола и пошла за дворецким в холл, где обнаружила герцога, натягивавшего черные перчатки. Он был во фраке, который сидел на нем безукоризненно, на голове красовалась бобровая шапка, а уголки белоснежного воротничка обрамляли красивое лицо.

— Куда вы хотели поехать, ваша светлость? — спросила Энн.

— Скоро увидишь, мой ангел, — мило улыбнулся в ответ герцог, и от этой улыбки у Энн едва не остановилось сердце.

Экипаж герцога остановился на узкой улочке перед магазинчиком портнихи. Энн замерла. Она не рассказывала герцогу о своем неудачном визите.

— Зачем мы сюда приехали?

— Тредуэлл сообщил мне, что никаких платьев для тебя не привозили и счетов на оплату белья и шляпок тоже не поступало. Я предполагаю, ты сюда не приезжала?

— Приезжала, но не задержалась, — покраснела от смущения Энн. — В салоне были респектабельные дамы, и они сразу догадались, что я твоя любовница. Портниха ужасно разволновалась и дала мне понять, что я ставлю ее клиенток в неудобное положение. Поэтому я сразу уехала.

— Ну и ну. Ну что ж, я, как благородный покровитель, должен сам покупать тебе платья, моя дорогая. И я так и сделаю.

Энн догадывалась, что произойдет дальше, но сомневалась, хватит ли ей мужества смотреть на это.

— Ваша светлость, мы шокируем эту женщину, если вы зайдете и станете покупать для меня одежду.

Девон промолчал. Лакей открыл дверцу экипажа, герцог спрыгнул с подножки, потом помог спуститься Энн и, открыв дверь в магазин, ждал. Энн смиренно вошла первой. В ту же секунду к ним навстречу поспешила портниха, следом за ней шла круглолицая швея. Обе женщины присели. Еще две молодые дамы, находившиеся в салоне, выронили ленты из рук, испуганно вытаращив глаза на герцога.

— Добрый день, миссис Уимпл, — холодно сказал герцог, глядя поверх голов обеих женщин.

Когда миссис Уимпл выпрямилась, ее лицо было таким же белым, как рулоны муслина. Она пролепетала почтительнейшее приветствие.

— Эта прелестная леди — близкий друг моей семьи, — вскинул брови герцог, на этот раз демонстрируя аристократическое высокомерие.

У портнихи задрожали плечи перед сдержанным, но тем не менее грозным голосом герцога. Тихий голос звучал довольно устрашающе, словно предвещая бурю.

— Но когда я прислал ее к вам, — недовольным голосом продолжал герцог, — к ней не отнеслись с должным уважением и любезностью, каких я ожидал.

— Ваша светлость, я… — задрожала портниха.

Энн видела, что женщина не знает, как ответить.

— Моя дорогая мисс… Мисс Сэриз, — повернулся к Энн герцог, зная, где она находится, поскольку Энн положила руку на его крепкое плечо, — принесите мне, пожалуйста, стул. Я знаю, что выбор женского платья — дело долгое, и мне бы хотелось присесть.

Энн покраснела, услышав заминку, которую сделал герцог перед тем, как произнести ее имя. Ей следовало назвать ему свою фамилию. Его ложь мгновенно всплыла на поверхность: он бы не задумался над ее именем, если бы она действительно являлась близким другом семьи. Однако герцога, похоже, ничуть не волновал совершенный промах.

— Нет! — тяжело дыша, воскликнула портниха. — Нет, Черриуэлл принесет стул. — Она неистово помахала рукой полной швее. — Быстро принеси стул его светлости. Если вы пройдете за мной в примерочные, мисс Сэриз… — Взгляд женщины скользнул по платью Энн, которое она позаимствовала у подруги. — Осмелюсь предположить, что вы захотите что-то смелое, подобно этому платью, — понизив голос сказала она.

Фальшивая улыбка женщины заставила Энн вздрогнуть. Ей хотелось уйти, но она не могла. Нет никакого смысла доказывать обратное. Она, падшая женщина, смирилась с этим и прекрасно понимала, какого отношения к себе ждать. О Боже, в Банбери, что недалеко от Лонгсуорда, почтенные дамы, увидев шагавшую навстречу падшую женщину, перешли бы на другую сторону улицы.

На лице герцога отразилась такая решительность, что у Энн не было желания ослушаться. Он уселся на стул, довольно близко к Энн.

— В этом нет необходимости, — прошептала Энн ему на ухо. — Не надо так сердиться.

— Нет, я сержусь. Ты заслуживаешь гораздо лучшего отношения, чем это.

Его слова ошеломили Энн. Она повернулась к миссис Уимпл. Если она должна это сделать, то у нее больше нет желания одеваться в ослепительно яркие и вызывающие наряды, которые она носила по указанию хозяйки борделя.

— Мне бы хотелось подобрать платья простого, но элегантного силуэта… — Энн на мгновение замолчала. Вот и появился способ разрядить напряженную обстановку. — Я полагаю, у вас превосходное чувство стиля, — мило улыбнулась она миссис Уимпл. — Иначе почему его светлость настоял именно на ваших услугах?

Слова Энн произвели мгновенный эффект. Женщина пусть немного, но смягчилась.

— Действуйте, пожалуйста, по собственному усмотрению, ^—продолжала Энн. — Я уверена, ваши модели прекрасны. Причем не сомневаюсь, что ваши платья станут предметом для разговоров в Лондоне, когда я туда вернусь. — Какая откровенная ложь! Энн не собиралась показываться в Лондоне.

— Да. — Портниха, женщина средних лет, задумчиво потерла подбородок. — Я уверена, что мне удастся подобрать то, что лучше всего представит вас в выгодном свете.

Энн не знала, правду ли говорит эта женщина, но сейчас у портнихи на смену обидам пришло оживление. Мисс Уимпл обрадовалась возможности произвести впечатление на герцога Марча. Перед тем как исчезнуть за шторкой примерочной комнаты, Энн оглянулась на Девона. Он терпеливо ждал, прихлебывая чай, который ему принесла Черриуэлл, пока молодые швеи пялились на него из-за двери мастерской. Эта картина заставила Энн улыбнуться. На сердце, как ни странно, стало… легче.

— Спасибо, — прошептала она. Конечно, герцог ее не услышал. Это была благодарность не за одежду, а за настойчивость во имя того, чтобы к ней отнеслись не как к падшей женщине.

После того как они побывали у портнихи, они направились в магазин шляпок. Было понятно, что герцог проделывал это и раньше со своими любовницами, хотя, возможно, и не в этой деревне. Но когда Энн начала примерять шляпки, в его глазах на миг вспыхнула досада, и она заметила это. Он резко встал, велел ей купить все не раздумывая и вывел ее из магазина.

Теперь, когда они ехали домой, он неуклюже сидел в экипаже напротив нее в полном молчании.

Он не накинулся на нее с бранью, но Энн было больно видеть его напряженный и мрачный вид. Неужели это из-за слепоты? Или его лицо омрачили мысли о женщине, которую он любил и потерял?

— Ваша светлость…

— Ангел мой…

Их слова прозвучали одновременно, поэтому они оба нервно рассмеялись.

— Садитесь рядом со мной, — попросила Энн.

— Садись ко мне на колени, — в ту же секунду попросил герцог.

— На колени? Зачем? — на мгновение растерялась Энн. Но когда герцог приподнял бедра, его намерения стали очевидными.

— В экипаже? — изумленно уточнила Энн, потому что экипаж трясся и слегка покачивался.

— Сэриз, ты очаровательна. Да, в экипаже.

— Это возможно?

— Только очень осторожно, — поддразнил ее герцог.

Энн перебралась к нему, села на колени и обнаружила, что он уже расстегнул брюки. Герцог наклонился к ней, касаясь губами ее волос.

— Люби меня, — хрипло сказал он. — Я понял, насколько сильно мне это нужно. Ангел мой, мне кажется, я без тебя не смогу.

Господи. Его слова разбили ей сердце и одновременно заставили его взлететь ввысь. Энн приподняла юбки, снова села к нему на колени и обняла за шею. Она еще никогда так не хотела его.

Экипаж с грохотом стал медленно взбираться в гору, и Сэриз еще крепче обняла герцога за шею. Одного чувственного движения ее бедер оказалось достаточно, чтобы плоть герцога проникла в ее тело. Он закрыл глаза, застонав от ощущения приятной тяжести ее тела, на своих бедрах. Он становился зависимым от нее. Он нуждался в Сэриз больше, чем когда-то нуждался в бренди.

На этот раз он заставит ее испытать оргазм. На траве в поле он вообразил, что был близок к этому. Энн казалась тогда такой расслабленной, такой горячей, такой готовой принять его. Но при этом вела себя тихо, и Девон испугался, что причинил ей боль, а она сдерживала звуки недовольства. На этот раз он будет нежным и сделает все, чтобы доставить ей удовольствие.

Стараясь удерживать равновесие в движущемся экипаже, герцог удерживал ее за тонкую талию и двигался внутри ее тела. Он скрипел зубами, чтобы не потерять контроль над собой, и двигал бедрами с умышленной медлительностью, в спокойном, дразнящем ритме, пока она не прошептала хрипло:

— Жестче. Пожалуйста. Я хочу, чтобы это было… жестко.

И быстро.

Сосредоточив все свое внимание на ней, герцог услышал ее даже сквозь грохот колес. Ее желание являлось для него приказом. Ритм его движений стал настолько мощным, что он вместе с ней оторвался от скамейки, а экипаж подпрыгнул на рессорах.

Энн отыскала его губы и нетерпеливо поцеловала герцога.

С жадностью. Означает ли это, что ей понравилось, или она опять играет роль любовницы? Герцог не знал ответа на этот вопрос, но ответил на ее поцелуй с такой же жадностью и нетерпением. Он не видел ее грудь, но чувствовал ее, когда Энн двигалась ему навстречу. Она дышала тяжело, но не издала ни звука. В экипаже становилось жарко, как на костре. Девону хотелось довести ее до оргазма, он просто жаждал, чтобы она испытала этот головокружительный момент, который заставит ее вскрикнуть от удовольствия.

Его рука проскользнула между их напряженными телами, действуя на ощупь, и большой палец прижался к влажному бутону ее плоти. Энн изумленно замерла и издала тихий стон.

— Да. — Каждый мощный удар своей плоти герцог сопровождал прерывистым дыханием. — Я хочу подвести тебя к самой вершине блаженства. Скажи мне, что для этого надо сделать, любовь моя. Я — в твоем распоряжении и жду команд.

— Я… я не знаю, — простонала Энн. — Это… Мне так хорошо. Ты так хорош. Ты подвел меня к пику страсти, когда я даже не думала, что могу…

Ее слова подействовали сильнее всяких ласк. Герцог стремительно вошел в нее, стараясь сделать именно так, как ей, очевидно, нравилось. Она уцепилась за его плечи, словно просила сделать то, о чем он говорил. Энн извивалась в поисках ритма, который ее устраивал. Скрип экипажа перекликался с ее стонами. Очаровательные женские вздохи «О-о-о!» звенели в ушах герцога, потом она резко дернулась и оглушительно вскрикнула.

Это завело герцога так, как будто в пушке зажгли фитиль. Он напрягся, поскольку они съезжали с горы и выгнулся ей навстречу, чтобы погрузить свою плоть как можно глубже. Он достиг вершины блаженства, и упругая сила покинула его мышцы, они стали мягкими, как расплавленный воск.

— О-о! — тяжело дыша, упала на него Энн.

Она казалась довольной, в самом деле довольной, и герцогу хотелось убедиться, что прелестные звуки, которые она издавала, были настоящими, не фальшивыми.

— Тебе было хорошо? — как неуверенный в себе парень, поинтересовался герцог.

— Да.

— Впервые?

— Не совсем так. Я… Мне очень жаль, но ты был прав. Раньше я не испытывала такого. Но на этот раз все случилось. А еще это случилось тогда в поле, когда я вела себя тихо, а ты рассердился. Тогда я в самый первый раз оказалась на вершине блаженства. А в том, что было раньше, твоей вины нет. Правда. Я думала, мне никогда не удастся испытать это.

— Ты не льстишь мне?

— Нет! Это — правда. Я никогда не думала, что в это мгновение все задрожит внутри. Или что мое сердце будет колотиться в груди с такой силой. Ты веришь мне?

Экипаж остановился, послышались знакомые голоса конюхов, которые что-то кричали кучеру. Девон остался сидеть на месте, обнимая Энн.

— Я верю тебе и рад, что доставил тебе удовольствие.

— Я… я тоже.

Да, черт возьми, он полностью привязан к ней.

Снаружи в экипаж проникала какофония звуков. Крики людей, громкий топот и грохот, похожий на громыхание быстрых колес по гравию. Девон дернулся с места, сдвинув на коленях Энн, повернулся к окошку, потом опомнился.

— Ангел мой, тебе придется посмотреть. Судя по звуку копыт и скрипу колес, могу догадаться, что это экипаж, который едет по дороге к моему дому. Тебе придется сказать мне, кто это.

Сердце Энн колотилось где-то в горле, когда она соскользнула с колен герцога и прижалась лицом к окошку. Они действительно находились на подъездной дорожке перед домом герцога. А по дорожке громыхал запряженный четверкой несущихся галопом лошадей серой масти изысканный белый экипаж. Он остановился рядом с ними. На дверце Энн разглядела отделанный золотом герб, слегка покрытый дорожной пылью.

Энн тяжело сглотнула. Экипаж принадлежал знатному вельможе, никак не сыщику с Боу-стрит.

Дверца распахнулась, и из нее вышла женщина. На ней была длинная мантилья синего цвета и шляпка с широкими полями, скрывавшая лицо. Дама медленно повернулась к их экипажу. Энн увидела красивое, но очень бледное лицо. Она отметила, что женщина нерешительно кусает губы.

— Кто это? — спросил герцог.

Энн вздрогнула. Испугавшись, она совершенно забыла, что герцог ничего не видит и надеется только на нее.

— Это дама с темными кудрявыми волосами и очень красивым лицом. Думаю, это ваша сестра.