Крисьен Авасарала, помощник госсекретаря исполнительной администрации, сидела в конце стола. На ней было оранжевое сари: единственное яркое пятно среди серого-лубой военной формы собравшихся. Остальные семеро участников совещания возглавляли те или иные рода войск ООН и все были мужчинами. Она знала их имена, карьеру и психологические профили, уровень платежеспособности, политические пристрастия и партнеров по постели. Вдоль черной стены, мучительно застыв, словно застенчивые подростки на танцплощадке, выстроились помощники и свита. Авасарала украдкой вытащила из сумочки фисташку, тихонько щелкнула скорлупой и забросила в рот соленое ядрышко.
– Все встречи с командованием Марса придется отложить до стабилизации положения на Ганимеде. До того официальные дипломатические переговоры только подтвердят, что мы принимаем новый статус-кво. – Говорил адмирал Нгайен, младший из присутствующих. Этакий коршун. И с сознанием собственной важности, свойственным многим успешным молодым людям.
Генерал Адики-Сандовал кивнул бычьей головой.
– Согласен. Мы здесь должны думать не только о Марсе. Если Альянс Внешних Планет сочтет нас слабыми, это вызовет всплеск террористической активности.
Майк Эджи из дипломатического корпуса откинулся в кресле и беспокойно провел по губам языком. Зализанные к затылку черные волосы и вытянутое вперед лицо придавали ему сходство с человекообразной крысой.
– Джентльмены, я должен возразить…
– Разумеется, вы должны, – сухо вставил генерал Нетлфорд. Эджи проигнорировал его реплику.
– В данный момент встреча с Марсом – необходимый первый шаг. Если мы начнем выставлять предварительные условия и создавать препятствия, то это не только отнимет больше времени, но даже может спровоцировать возобновление враждебных действий. Если же мы сумеем снизить напряженность, спустить пар…
Адмирал Нгайен, сохраняя каменное лицо, кивнул и заговорил светским тоном:
– У вас, дипломатов, все метафоры – из века паровых машин?
Авасарала хихикнула вместе со всеми. Она тоже была невысокого мнения об Эджи.
– Марс уже наращивает вооружение, – сказал генерал Нетлфорд. – Мне видится, что лучшим ходом для нас будет вернуть Седьмой с Цереры. Поджарим им пятки. Пусть часы тикают: посмотрим, решатся ли тогда марсиане задержаться на Ганимеде.
– Вы имеете в виду – передвинуть корабли в систему Юпитера? – спросил Нгайен. – Или к Марсу?
– Все, что движется в сторону Земли, будет приближаться и к Марсу, – напомнил Нетлфорд.
Авасарала прокашлялась.
– У вас есть что-нибудь новое по инициатору нападения?
– Им занимаются техники, – ответил ей Нетлфорд, – и, кстати, об этом: если Марс испытывает на Ганимеде новую технику, мы не можем позволить им задавать темп, мы должны вывести на доску что-нибудь и с нашей стороны.
– Но ведь это была протомолекула? – спросил Эджи. – Я имею в виду то, что привело к падению Эроса.
– Этим занимаются, – довольно сдержанно ответил Нетлфорд. – Есть некое общее сходство, но есть и существенная разница. В отличие от Эроса, оно не распространяется. Население Ганимеда не изменилось, как изменились люди на Эросе. Судя по спутниковым снимкам, похоже на то, что оно вторглось на территорию марсиан и там самоликвидировалось или было уничтожено извне. Если оно и связано с Эросом, то технику с прошлого раза отточили.
– Итак, Марс владеет образцом и использует его как оружие, – резюмировал адмирал Соутер. Он был немногословен, и Авасарала всегда забывала, какой высокий у него голос.
– Это возможно, – признал Нетлфорд. – Весьма возможно, но и только.
– Слушайте, – с самодовольной улыбочкой, словно ребенок, добившийся своего, заговорил Нгайен. – Я понимаю, что первый ход остался за ними, но надо обсудить, в каких пределах можно нанести ответный удар. Если идет гонка за большим призом, ждать, скорее всего, будет не умнее, чем выброситься из шлюза.
– Надо соглашаться на встречу с Марсом, – сказала Авасарала.
Стало тихо. Нгайен помрачнел.
– Это?.. – начал он и не закончил вопроса. Авасарала видела, как переглядываются мужчины. Она достала из сумочки еще одну фисташку, съела ядрышко и спрятала скорлупу. Эджи неумело пытался скрыть радость. Надо бы наконец разузнать, кто какие кнопки нажал, пробив его в представители дипломатического корпуса. Выбор – хуже не придумаешь.
– Трудно будет обеспечить безопасность, – отозвался Нетлфорд. – Мы не допустим их корабли за оборонительный периметр.
– Ну, выставлять условия мы им не позволим. Если встреча состоится, то здесь, на нашей территории.
– Остановить их на приличном расстоянии и пересадить на свой транспорт?
– На такое они никогда не согласятся.
– Стоит сперва узнать, согласятся или нет.
Авасарала тихонько поднялась и направилась к двери. Ее личный секретарь, молоденький европеец по имени Сорен Коотвальд, отлепился от дальней стены и последовал за ней. Генералы предпочли не заметить ее ухода, а может, так увлеклись новыми, подкинутыми ею, проблемами, что и вправду не заметили. В любом случае военным не меньше хотелось избавиться от нее, чем Авасарале – от них.
Коридоры комплекса ООН в Гааге были широкими и чистыми, сдержанный декор напоминал музейную диораму португальских колоний 1940-х годов. Авасарала задержалась у утилизатора органических отходов и принялась вытряхивать из сумочки скорлупу.
– Что дальше? – спросила она.
– Совещание с мистером Эрринрайтом.
– А потом?
– Мистон Грэвис – по поводу Афганистана.
– Отмените.
– Что ему сказать?
Авасарала отряхнула ладони над контейнером и быстро прошагала к центральному холлу с лифтами.
– Пошлите на фиг, – посоветовала она. – Напомните, что Афганистан сопротивлялся внешнему контролю с тех времен, как мои предки дали пинка англичанам, если не дольше. Как только я придумаю, что с этим делать, я дам ему знать.
– Да, мэм.
– И еще мне нужна последняя сводка по Венере. Новейшая. И у меня нет под рукой профессора для перевода, так что, если она не будет составлена простым, вразумительным языком, гоните обормота в шею и найдите на его место человека, умеющего писать.
– Да, мэм.
Кабина лифта, поднимавшегося от общих залов и комнат для переговоров к кабинетам, ослепляла глаз блеском стали. Внутри свободно могли бы отобедать четверо. Распознав вошедших, кабина двинулась вверх, бережно перенося их с уровня на уровень. Бинненхоф[5]за окнами словно съежился, а большой муравейник Гааги раскинулся по земле под непорочно-голубым небом. Стояла весна, снег, накрывавший город с декабря, наконец сошел. Далеко внизу над улицами кружили голуби. На планете жило тридцать миллиардов человек, но голубей они так и не вытеснили.
– Все эти мужики – петухи, – процедила Авасарала.
– Простите? – переспросил Сорен.
– Генералы. Все они – педерасты.
– Я думал, только Соутер…
– Я не о том, что они спят с другими мужчинами. А о том, что все эти петухи – мужчины. Когда в последний раз женщина возглавляла вооруженные силы? На моей памяти – ни разу. И теперь мы расхлебываем последствия того, что бывает, когда в политике перебор тестостерона. И кстати: свяжитесь с Аннет Рабир из обеспечения. Я не доверяю Нгайену. Если он заведет переписку с кем-то из Генеральной Ассамблеи, я должна знать.
Сорен закашлялся.
– Простите, мэм. Вы поручаете мне слежку за генералом Нгайеном?
– Нет, всего лишь проверку всех сетевых переговоров, причем интересует меня только кабинет Нгайена.
– Конечно. Простите, недопонял.
Лифт прошел мимо окон с видом на город и скрылся в темной шахте уровня личных кабинетов. Авасарала хрустнула суставами пальцев.
– Да, и между прочим, – сказала она, – это ваша собственная инициатива.
– Да, мэм. Я тоже об этом подумал.
Человека, не знавшего Авасаралу лично, ее кабинет обманул бы непритязательной обстановкой. Он располагался на восточной стороне здания, с которой обычно начинали путь наверх мелкие чиновники. У нее было окно с видом на город, но не угловое. Матово-черный экран видео, занимавший большую часть южной стены, не включался без необходимости. Остальные стены были отделаны потертыми бамбуковыми панелями. Узор на ковровом покрытии кое-как скрывал пятна. Единственными украшениями служили маленький алтарь с глиняной фигуркой Гаутамы Будды у письменного стола и ваза резного хрусталя с цветами. Букет каждый четверг присылал ее муж Арджуна. В комнате пахло свежими цветами и застарелым трубочным дымом, хотя Авасарала никогда здесь не курила и не помнила, чтобы курил кто-то другой. Она подошла к окну. Внизу распростерся город из бетона и древнего камня.
В темнеющем небе горела Венера.
За двенадцать лет, проведенных ею за этим столом, в этом кабинете, все вокруг изменилось. Когда-то союз между Землей и ее подрастающим братом казался вечным и нерушимым. Пояс был незначительной неприятностью и пристанищем мелких преступников и бунтарей, которых проще казалось потерять при корабельной аварии, чем доставлять в суд. Человечество считало себя одиноким во Вселенной.
А потом секретные исследования на Фебе, залетном спутнике Сатурна, выявили оружие, посланное из чужой солнечной системы в эпоху, когда земная жизнь была не более чем любопытной идеей в жидкой молекулярной пленке. После этого могло ли что-либо остаться прежним?
И все же кое-что осталось. Да, Земля с Марсом так и не решили: верные они союзники или смертельные враги. Да, АВП – Хезболла[6] вакуума – норовил стать серьезной политической силой на внешних планетах. Да, искусственная молекула, предназначенная для перестройки примитивной биосферы Земли, вместо этого загнала блудный астероид в облака Венеры и принялась там за неведомые никому дела.
Но весна приходила по-прежнему. По-прежнему накатывали и отступали избирательные кампании. Вечерняя звезда по-прежнему освещала индиговые небеса ярче, чем все огни земных городов. В иные дни это внушало уверенность.
– Мистер Эрринрайт, – сообщил Сорен.
Пока Авасарала оборачивалась к настенному экрану, тот ожил. Округлое мягкое лицо Садавира Эрринрайта было темнее, чем у нее. Такое, как у него, лицо показалось бы уместным где-нибудь в Пенджабе, зато его голос сочился холодным, рассудочным британским юмором. Где бы он ни находился, за его спиной горел яркий дневной свет. Изображение на экране подрагивало, подбирая баланс света и тени: Эрринрайт представлялся то темным пятном в полутемном кабинете, то фигурой, окруженной нимбом света.
– Надеюсь, совещание прошло благополучно?
– Нормально, – ответила она. – Мы продвинулись к встрече с марсианами. Сейчас там обсуждают меры безопасности.
– Пришли к согласию?
– Да, после того как я подсказала, с чем нужно соглашаться. Марсиане посылают на встречу с чиновниками ООН своих первых представителей – с извинениями, а также для обсуждения вопроса о нормализации отношений и возвращении Ганимеда, и прочее, и прочее. Все верно?
– Не уверен, согласится ли с этим марсианская сторона, – заметил он.
– Возразить они не смогут. Я разослала пресс-релиз с картелем[7] и угрозой в последнюю минуту отменить встречу. Остросюжетная драма – это прекрасно. Более чем прекрасно: она отвлекает внимание. Только не позволяйте Пузырь-башке заводить речь о Венере и Эросе.
Эрринрайт почти непроизвольно отпрянул.
– Прошу вас, не называйте Генерального секретаря Пузырь-башкой.
– А почему бы и нет? Я называла его так в глаза, и он не возражал.
– Он понял, что вы шутите.
– Это потому, что голова у него совсем пустая. Запретите ему заговаривать о Венере.
– А о видеосъемке?
Законный вопрос. То, что спровоцировало атаку на Ганимеде, начало с района, контролировавшегося Объединенными Нациями. Если закулисные сплетни не лгут, марсиане располагали только кадрами, отснятыми камерой одного боевого скафандра. В распоряжении Авасаралы были семь минут видео сорока камер с высоким разрешением, на котором нечто убивало лучших людей Земли. Даже если марсиан удастся отговорить от разглашения, замолчать это будет трудновато.
– Дайте мне время до встречи, – попросила Авасарала. – Посмотрим, что они скажут и как скажут, тогда я и решу, что делать. Если это – оружие марсиан, они выдадут себя, начав игру.
– Понимаю, – протянул Эрринрайт, всем видом показывая, что не понял.
– При всем уважении к вам, сэр, – сказала она, – пока это должно остаться между Землей и Марсом.
– Нужна ли нам остросюжетная драма, разыгрываемая двумя главными вооруженными силами системы? Как вам, собственно, это представляется?
– Сообщение Майкла Джона де Утюрбе о возрастании активности на Венере я получила почти одновременно с началом боевых действий на Ганимеде. Если Венера забеспокоилась, едва что-то случилось, чертовски похоже, что на Ганимеде проявила себя протомолекула. В том-то и дело.
Авасарала выдержала многозначительную паузу, прежде чем продолжать. У Эрринрайта задвигались глазные яблоки, словно он читал написанные в воздухе строки. Для него это было признаком глубокой задумчивости.
– Мы и прежде бряцали саблями, – напомнила Авасарала, – и ничего, выжили. Военная угроза – известная величина. У меня папка на девятьсот страниц: анализ возможного конфликта с Марсом, план действий – и среди них четырнадцать различных сценариев на случай столкновения с неизвестной новой технологией. А вот в папке, приготовленной на случай, если нечто явится с Венеры, три странички, и в пункте первом значится: «Обратиться к Богу».
Эрринрайт сохранял серьезность. Авасарала слышала за спиной молчание Сорена, в котором сквозило беспокойство сильнее обычного. Она открыто выложила свои страхи на стол.
– Три версии, – тихо перечисляла она. – Первая: это работа Марса. Тогда у нас будет просто война, с войной мы справимся. Вторая: это сделал кто-то другой. Неприятный и опасный вариант, но разрешимый. Третье: оно возникло само по себе. И тогда мы остаемся с пустыми руками.
– Вы не собираетесь добавить новые страницы в ту тощую папку? – Вопрос Эрринрайта прозвучал легкомысленно. Сам Эрринрайт, однако, легкомысленным отнюдь не был.
– Нет, сэр. Я собираюсь выяснить, с какой из трех возможностей мы имеем дело. Если с одной из двух первых, я решу проблему.
– А если с третьей?
– Уйду в отставку, – ответила она, – и вы сможете назначить на это дело другого болвана.
Эрринрайт знал ее достаточно давно, чтобы уловить шутку. Он улыбнулся и рассеянно потянул себя за галстук. Он полностью разделял ее опасения, но незнакомый человек не догадался бы.
– Это удавка. Мы не можем позволить конфликту на Ганимеде слишком разгореться.
– Это не главное, – возразила Авасарала. – Без моего разрешения никто войну не начнет.
– Вы хотите сказать: без приказа военного министра, подтвержденного голосованием Генеральной Ассамблеи.
– Когда отдать приказ, я ему подскажу, – сказала она, – но передадите вы сами. У него яйца отвалятся, если он услышит это от бабульки вроде меня.
– Ну, такого мы, конечно, не допустим. Держите меня в курсе, если что-то узнаете. Я поговорю с пишущей-вещающей братией и позабочусь, чтобы в его заявлении не было подтекста.
– А за утечку видео атаки виновник ответит передо мной, – добавила она.
– Если утечка случится, ответственный за нее будет обвинен в государственной измене, предстанет перед трибуналом и отправится в лунную каторжную колонию пожизненно.
– Более или менее так.
– Не пропадайте из вида, Крисьен. Времена трудные; чем меньше сюрпризов, тем лучше.
– Да, сэр, – согласилась она. Связь прервалась, экран потемнел. В нем светлыми пятнышками отразились ее оранжевое сари и седые волосы. Другое пятно: белый цвет и хаки – было Сореном.
– У вас мало работы?
– Нет, мэм.
– Так валите отсюда.
– Да, мэм.
Она услышала за спиной его удаляющиеся шаги.
– Сорен!
– Мэм?
– Мне нужен список свидетелей по делу Эроса. И пусть по каждому даст заключение психоаналитик, если этого еще не сделано.
– Вам распечатку показаний? – Да, и ее тоже.
– Сделаю как можно быстрее.
Дверь за ним закрылась, и Авасарала опустилась в кресло. Ноги гудели, головная боль, с утра топтавшаяся где-то на заднем плане, выступила вперед и подала голос. Будда безмятежно улыбался, и она хихикнула, словно поделившись с ним шуткой. Ей хотелось домой: посидеть на крылечке, слушая фортепьянные упражнения Арджуны.
А вместо этого…
Под рукой была служебная связь, но она вызвала Арджуну через ручной терминал. Суеверное чувство заставляло отделять семейные дела от рабочих даже в таких мелочах. Муж сразу ответил на вызов. Короткая бородка на его угловатом лице уже почти совсем поседела, но юмор во взгляде сквозил прежний, не исчезая, даже когда Арджуна плакал. От одного взгляда на мужа ей полегчало.
– Я вернусь поздно, – сказала она, тут же пожалев о своем деловитом тоне. Арджуна кивнул.
– Я потрясен, нет слов. – Даже сарказм у него был мягким. – Тяжела сегодня маска?
Он называл это «маской». Словно женщина, которую она представляла миру, была поддельной, а та, что говорила с ним или рисовала наперегонки с внучкой, – подлинной. Авасарала считала, что муж ошибается, но выдумка казалась такой утешительной, что она всегда ему подыгрывала.
– Сегодня очень тяжела. Чем ты занят, любимый?
– Читаю черновик диссертации Кукурри. Над ней еще надо поработать.
– Ты в кабинете?
– Да.
– Лучше бы вышел в сад, – посоветовала она.
– Потому что в сад хочется тебе? Выйдем вместе, когда вернешься домой.
Она вздохнула.
– Это может быть очень нескоро.
– Разбуди меня, и погуляем.
Она тронула экран, и Арджуна улыбнулся, словно в ответ на ласку. Авасарала разорвала связь. По давней привычке они не прощались: один из тысяч маленьких обычаев, возникающих за десятилетия брака.
Повернувшись к рабочей системе, Авасарала вывела на экран тактический анализ сражения на Ганимеде, профили интеллекта ключевых фигур в командовании Марса и программу встречи, уже составленную генералами после совещания. Вынув из сумочки фисташку, она хрустнула скорлупой, погрузившись в сырую информацию, позволив сознанию плясать в ее волнах. В окне за спиной сквозь зарево огней Гааги пробивались новые звезды, но Венера была по-прежнему ярче всех.