Война кланов. «Черный фронт» против НСДАП

Глава 1 Создание «Боевого содружества революционных национал-социалистов»

4 июля 1930 года, в день, когда Отто Штрассер покинул гитлеровскую партию, на стенах многих городов Северной Германии появились листовки, которые были озаглавлены «Социалисты покидают НСДАП». Этот документ четко излагал основные тезисы левых национал-социалистов. Заканчивался он призывом к солидарности всех оставшихся в НСДАП «истинных социалистов». Остановимся на этой листовке поподробнее. Что же в ней говорилось?

Как социалисты авторы листовки собирались бороться против «интернационального капитализма и западного империализма», осуждали интервенцию против России и поддерживали «борьбу индийского народа за свою свободу от английского колониального владычества». В призыве подчеркивалось, что мюнхенское руководство как раз наоборот видело в странах Антанты потенциальных европейских союзников.

В качестве одной из основных целей революционные национал-социалисты ставили «создание великой народной Германии», где должны были воедино слиться и органическое корпоративное государство, и антидемократическая республика, которая отказывалась от монархических и фашистских правительственных реформ.

Национал-социализм, согласно авторам листовки, как «великая антитеза международного капитализма» должен был формироваться благодаря давно уже выдвинутой марксизмом социалистической идее обобществления экономики. Он должен был уничтожить любое господство капитала над человеком труда. Этот социализм предполагал «обеспечение всех трудящихся одной нации владением, управлением и участием в прибылях от экономической деятельности». Этого предполагалось достичь только благодаря ликвидации монополий, которые были связаны исключительно с именами их владельцев.

Борьба на два фронта, «против капиталистической буржуазии и интернационального марксизма, требовала в сфере экономики и культуры решительного отказа от либерального рационализма». Это сложное противостояние не должно было, как в случае с Адольфом Гитлером, приводить к противоестественным союзам. Антимарксизм ни в коем случае не должен был получать преимущественного положения. Для революционных национал-социалистов социальные требования крестьян и рабочих вовсе не были коммунистической угрозой.

Естественно, за этой листовкой стоял Отто Штрассер. Он все с более растущим подозрением наблюдал за союзом НСДАП с Гугенбергом и Немецкой народно-национальной партией. Лидер левых национал-социалистов отвергал любую политику коалиций и компромиссов, так как «любая коалиция всегда вела только к сохранению существующей системы, системы национального бесправия и капиталистической эксплуатации». В качестве примера подобной продажной политики группа Штрассера вновь приводила итоги выборов в Тюрингии.

Стремление Гитлера одержать тактическую победу Штрассер трактовал как отказ от принципиальных воззрений национал-социализма. Для Отто это было доказательством обуржуазивания и бюрократизации верхушки партии и штурмовых отрядов. Эта печальная тенденция возникла из всеобщей жажды обогащения. Она вела к бесконечным склокам, что, естественно, уменьшало дееспособность партии.

Штрассер в своей листовке заявлял, что почти пять лет пытался бороться против подобных ошибок и заблуждений. «Но поскольку партийное руководство не отказывалось от „25 пунктов“, мы надеялись, что революционный дух, живущий в большинстве штурмовиков и молодежи, победит мещанство зажиревшего руководства», — говорилось в воззвании. Письмо Адольфа Гитлера, которое предписывало изгнание всех известных революционно настроенных партийцев, было для Отто еще одним подтверждением того, что возврат революционного духа в недра НСДАП невозможен. В итоге «национальные социалисты» решили сражаться за Немецкую революцию, покинув гитлеровскую партию. Они решительно выступали «против любой подмены революционного характера, социалистической воли и националистических принципов истинного национал-социализма».

Призыв, увидевший свет 4 июля 1930 года, был подписан Отто Штрассером и его 25 сторонниками, в основном работавшими в «Кампф-Ферлаге». Среди подписантов мы можем увидеть уже знакомых нам Альфреда Решке, Ойгена Моссаковского, Вильгельма Корна и Герберта Бланка. Этим людям еще предстояло сыграть немалую роль в формировании революционного национал-социализма, а потому остановимся на их личностях поподробнее.

Ойген Моссаковский всегда придерживался идей радикального общественного переворота и создания нового социального порядка. С 1926 года он являлся активным участником так называемой «Старосоциалистической партии». Это движение было создано осенью 1925 года 23 депутатами саксонскою ландтага. Все они были правыми социалистами и ставили основной целью возрождение в рабочем классе национального духа. Все отрицали необходимость классовой борьбы и крайне негативно относились к международной солидарности трудящихся. Главным редактором официального печатного органа «старосоциалистов» «Народное дело» был известный национал-революционер Эрнст Никиш. С Моссаковским их связывала давнишняя дружба, хотя это не исключало определенных идеологических разногласий.

Идеологические установки «Старосоциалистической партии» сблизили эту организацию с такими парамилитаристскими объединениями, как «Союз Оберланд» и «Союз фронтовиков». Последний возглавлял популярный издатель Леманн. Именно в его газете «Третий рейх» Моссаковский познакомился с идеями Мёллера ван ден Брука. Революционный консерватизм околдовал Моссаковского.

В 1928 году он встретился с Грегором Штрассером. Попав под обояние левых национал-социалистов, Моссаковский не только стал сотрудником «Кампф-Ферлага», но даже вступил 1 марта 1929 года в НСДАП. Моссаковский был великолепным журналистом, не раз посещавшим Советский Союз. Это предопределило, что он почти сразу же стал редактором одной из газет левых национал-социалистов.

Как уже говорилось выше, Моссаковский был дружен с Грегором Штрассером и Эрнстом Никишем. Именно ему принадлежала идея познакомить этих двух политических деятелей. Моссаковский надеялся, что Э. Никиш станет членом НСДАП и будет сотрудничать с «Фёлькише беобахтером». Когда в 30-е годы отношения между братьями Штрассер стали портиться, Моссаковский попытался сблизить Никита с Отто Штрассером. Пребывая в убеждении, что грядущая национальная революция должна была уничтожить старый социальный порядок, Моссаковский считался в НСДАП леваком, готовым поддержать любые начинания, направленные против господствующего строя. Его не волновало, кто высказывал подобные идеи — национал-социалисты, коммунисты, социал-демократы. Он открыто поддерживал некоторые задумки Ленина, полагая, что большевизм — это положительный опыт, из которого должен был извлечь определенные уроки истинный национал-социализм.

Как специалист по русскому вопросу, Моссаковский являлся посредником между левыми национал-социалистами и национал-революционными организациями.

Вильгельм Корн, другой человек, подписавший воззвание революционных национал-социалистов, вступил в НСДАП достаточно поздно — 1 июля 1929 года. Несмотря на это, он быстро стал подниматься по партийной служебной лестнице. Благодаря офицерскому прошлому он был назначен руководителем «Национал-социалистической кадровой школы» в Бранденбурге. Именно там он познакомился с Беппо Рёммером. Рёммер, юрист по образованию, во время мировой войны дослужился до чина капитана, имел высшие награды. В свое время был членом пресловутого общества «Туле», а в 1919 году стал одним из организаторов добровольческого корпуса «Оберланд». Он активно участвовал в разгроме Баварской Советской республики, после чего уехал на восточные рубежи Германии. В 1921 году изменил свои взгляды на жизнь и установил контакты с коммунистами, а в июне 1921 года отказался предоставить свою боевую группу для расправы с бастующими рабочими. В 1923 году был организатором массового саботажа в Руре, оккупированном французами. За связи с коммунистами арестован р 1926 году. После освобождения вступил в «Союз антифашистского действия». В 1932 году создал «Ауфбрух-крайс» (кружок «Прорыв»), боевую организацию, близкую коммунистической партии Германии.

В национал-большевистских идеях Рёммера Корн находил подтверждение своим национал-революционным убеждениям. Впрочем, до 1930 года Вильгельм Корн даже не помышлял покидать НСДАП и начинать сотрудничать с коммунистами.

Майор Эрнст Бухрукер родился 5 января 1878 года. Получил классическое военное образование. После войны стал одним из офицеров, создавших так называемый «черный рейхсвер». Он мечтал уничтожить Веймарскую республику и создать военное государство, которое бы смыло «позор Версаля» и возродило Германию как супердержаву. Бухрукер был ярым националистом и милитаристом, мечтавшим применить на практике новые стратегические разработки в области использования военной техники и военно-воздушных средств. Он негативно относился к возможному сотрудничеству с коммунистами, склоняясь к необходимости сотрудничества левых национал-социалистов с националистическими военизированными организациями. В своих политических воззрениях придерживался антипрусских идей, которые у него стали формироваться еще в кадетской школе. Факт скорее удивительный, ведь именно прусские учебные заведения дали ему возможность получить боевой опыт, которым он очень дорожил.

Другим видным деятелем группы Штрассера был Герберг Бланк. Он родился 14 декабря 1891 года. В 1922 году возглавил «Немецкое народное движение». С 1923 по 1925 год был сотрудником «Немецкого ежедневника». К национал-социалистам примкнул уже после возрождения НСДАП. Сразу же подружился с братьями Штрассер и в 1927 году стал не просто редактором «Кампф-Ферлага», но и одним из крупнейших теоретиков левого крыла НСДАП. На него произвела огромное впечатление философия Освальда Шпенглера. Видимо, именно под ее влиянием Бланк составил проект цикличности истории, который был неоднозначно воспринят руководством НСДАП. Говорят, что этой теорией заинтересовался Гиммлер. Возможно, это и спасло жизнь Г. Бланку. Попав в 1934 году в концентрационный лагерь, он смог благополучно дожить до 1945 года. Все это время он занимался историческими исследованиями, находившимися под личным контролем рейхсфюрера СС.

Итак, из кого же состояла штрассеровская группировка? Отто Штрассер — теоретик от политэкономии, Герберт Бланк — философ истории. Майор Эрнст Бухрукер — специалист по военным вопросам. Мы не имеем достаточно информации о политической биографии и идейных установках основоположников революционного национал-социализма. Но так или иначе идеологические противоречия между майором Бухрукером, Г. Бланком, Отто Штрассером и Рихардом Шапке кажутся незначительными. На момент формирования новой национал-социалистической организации они носили второстепенный характер. Созданное из этих людей «Боевое содружество революционных национал-социалистов» (КГРНС) смогло за четыре года своего существования перенести множество кризисов. Новая организация была обязана своей живучестью лично Отто Штрассеру, который, по признанию многих, мог оказывать на людей просто магнетическое воздействие.

Уже 5 июля эта «боевая группа» собрала временное бюро по централизации нового движения, которое день спустя получило официальное название «Боевое содружество революционных национал-социалистов». За основу политической программы было решено взять основные идеи, изложенные в призыве 4 июля 1930 года.

Глава 2 Разрыв отношений между братьями Штрассер

30 июня 1930 года Грегор Штрассер официально оставил пост ответственного издателя газет, выпускаемых «Кампф-Ферлагом». И хотя «Национал-социалистические письма» сообщили об этом событии, но не назвали его подлинные причины. Зато приводилось мнение, что Грегор стал небрежно относиться к журналистской деятельности, так как решение важных организационных задач партии не оставляло свободного времени. Утром 3 июля газета «Национальный социалист» внесла уточнение: Грегор Штрассер и впредь считался ответственным за выход газет. Грегор тут же сделал ответное заявление, которое было напечатано во всей националистической прессе. Оно было направлено против Отто. Грегор пытался придать своему хлопку дверью как можно больший общественный резонанс: «Я крайне осуждаю действия руководимого моим братом „Кампф-Ферлага“, которые направлены против Национал-социалистической рабочей партии Германии. Именно по этой причине уже 30 июня я оставил пост ответственного редактора в газетах „Кампф-Ферлага“. Я полностью поддерживаю Адольфа Гитлера и возглавляемую им НСДАП. Сообщение „Национального социалиста“ от 3 июля заведомо ложное». В тот же день фракция НСДАП в рейхстаге заявила, что она сплочена и соблюдает жесткую дисциплину, подчиняясь Адольфу Гитлеру.

Пресса, контролируемая из Мюнхена, включая «Берлинскую рабочую газету», которая еще некоторое время издавалась Геббельсом, опубликовала комментарии Гитлера, снабженные длинным списком партийных функционеров, преданных НСДАП и фюреру.

4 июля 1930 года Гитлер дал распоряжение «уничтожить» группу Штрассера: «Национал-социалистическая рабочая партия Германии больше не может контролировать газеты „Кампф-Ферлага“, а потому начиная с понедельника 1 июля с ними надо бороться всеми доступными способами. В итоге все листки „Кампф-Ферлага“ надо рассматривать как враждебные печатные органы и относиться к ним соответствующим образом».

После этого Грегор Штрассер незамедлительно отказался от любых семейных и личностных привязанностей, предпочитая сохранить лояльность по отношению к Гитлеру и к партии. Он забыл о своих политических и идеологических противоречиях с Мюнхеном и подключился к кампании травли брата. В письме лидеру судетских нацистов Рудольфу Юнгу он очень метко охарактеризовал своего брата: «Выход из партии и борьба против нее — это очевидное безумие. Он — продукт чисто теоретических рассуждений, рожденных за письменным столом. Он никогда не посещал партийных собраний и съездов, а потому остался чуждым ритму нашего движения, не постигнув душу нашего народа». В этом письме Грегор обвинял брата в абсолютной ограниченности, сопоставимой с политической посредственностью. Вместе с тем он не совсем точно передал суть переговоров с Гитлером, состоявшихся 22 июня. Заявив, что социалистические тезисы Отто безумны и бесполезны для политической практики, Грегор фактически предал брата. Он ставил брату в вину, что тот заразил созданные им, Грегором, газеты «начинкой вероломной шахматной игры». Грегор прогнозировал: его брат будет пытаться заниматься политикой до тех пор, пока его газеты будут покупать хотя бы две сотни человек. Те же, кто будет покупать эти газеты, по мнению Грегора, будут «отчасти честолюбивыми сектантами и молодыми фанатиками, отчасти изгнанными из партии профессиональными склочниками». Банкротство газеты стало бы концом политической карьеры Отто, которого старший брат без угрызений совести назвал безобидным политическим идиотом.

Грегор прекрасно понимал, что Гитлер лишил бы его всех постов, прояви он хоть малейшее сочувствие к младшему брату. Все сводилось к тому, что Грегору Штрассеру приходилось выбирать между «великим политическим вождем и фанатичным писателем, не обладавшим каким-либо конкретным политическим опытом». Без тени сомнения Грегор Штрассер предал не только своего брата, но и идею выработки новой социалистической идеологии партии, которую он высказал в 1925 году. Причина подобной резкой перемены в том, что он, во-первых, очень уважал Гитлера как талантливого агитатора. Это почтение он вынес еще из начала 20-х годов, когда жил в Баварии. Во-вторых, Грегор решил отказаться от собственных взглядов, так как начиная с 1929 года НСДАП удалось не только добиться некоторых тактических успехов, но приобрести огромный политический вес по всей стране.

Впрочем, наверняка в глубине души Грегор продолжал придерживаться своих социалистических взглядов. Но легальный путь прихода к власти через союз с консерваторами ему казался предпочтительнее революции, которую надо было бы устраивать в союзе с коммунистами. Последних он недолюбливал еще со времен Советской Баварской республики. История показала, что Грегор допустил очень серьезную ошибку. После прихода к власти нацисты не собирались давать ему реальную власть. Он заблуждался и насчет неопытности Отто.

После разрыва отношений между братьями и создания «Боевого содружества революционных национал-социалистов» Отто оказался окончательно изолированным от левого крыла НСДАП. Несмотря на все перипетии, оно оставалось представленным такими видными фигурами, как Граф Ревентлов и Отто Кох.

В июле 1930 года конфликт между братьями стал непримиримым. Грегор больше не воспринимал всерьез революционные намерения младшего брата. Даже после ссоры с Гитлером Грегор оставался горячим поклонником фюрера, считая Отто бумагомаракой, нарушителем спокойствия, который в состоянии лишь комментировать национал-социалистическую идею.

Глава 3 «Вперед, на политические баррикады!»

Очень сложно установить, какой была реакция членов НСДАП на призыв «революционных национал-социалистов» от 4 июля. Можно лишь выделить два этапа. Один охватывал июль — август 1930 года, когда в «Боевое содружество» начался наплыв известных национал-социалистов, покинувших гитлеровскую партию. Второй приходился на сентябрь 1930 года, когда «Боевое содружество» консолидировалось и стало наращивать численность. Затем большинство новых штрассерианцев перейдут в национал-большевистские кружки.

«Исход» из НСДАП людей, симпатизировавших Отто Штрассеру, начался в Берлине и Бранденбурге. 7 июля к КГРНС присоединились пять депутатов от национал-социалистической фракции городского совета Пренцлау. В тот же день собственный призыв опубликовал исполнявший обязанности гауляйтера Бранденбурга Рудольф Рэм, близкий друг Вильгельма Корна. В этом призыве говорилось: «Фюрер НСДАП жаждет и впредь сидеть за одним столом с денежными мешками». Авторы этого документа подчеркивали, что «едва ли могут оправдать подобную политику имперского руководства партии».

С подобными заявлениями выступил один из руководителей берлинской организации НСДАП Бобе. Чуть позже он присоединился к «Боевому содружеству». Вслед за ним к Штрассеру пришли несколько десятков сторонников Рудольфа Рэма, причем некоторые местные партийные группы вошли в новую организацию в полном составе. Но еще больший успех ждал штрассерианцев в Шлезвиг-Гольштейне. За пару недель до выхода из гитлеровской партии Отто Штрассера из нее были исключены сторонники местного «левака» ветеринара Грантца. Из них он сформировал «Национал-социалистическое рабочее сообщество». Когда пришли новости из Берлина, он тут же установил контакты со Штрассером и его организация в полном составе вошла в «Боевое содружество революционных национал-социалистов». Тем временем не обошлось без инцидентов. Во время проведения собрания КГРНС в Альбертсхофе на революционных национал-социалистов напали штурмовики, преданные Гитлеру. В кровавой стычке были ранены майор Бухрукер, Грантц и многие другие.

Вопреки заявлениям Мюнхена Штрассеру удалось буквально за несколько дней собрать в свою организацию более 800 человек. Среди них был и Бодо Узе, редактор «Шлезвиг-гольштинской ежедневной газеты», официального печатного органа НСДАП в этой земле. Впечатленный идеями Штрассера, он покинул партию. За собой увел не только здешнее руководство НСДАП, но, и депутатов, избранных в местный совет.

Штрассер добился определенного успеха не только среди членов НСДАП, но и ее молодежной организации «Гитлерюгенд». Еще с 1929 года идеи левого национал-социализма разделял старый друг Рихарда Шапке Артур Гроссе. Этот человек был не просто ответственным за политическое воспитание членов «Гитлерюгенда» в Берлине и Бранденбурге, но и входил в имперское правление этой организации. Он, не задумываясь, решил присоединиться к группе Штрассера. Подобное решение поддержали широкие круги молодежи. В те дни штрассерианцами стали все члены штаба «Гитлерюгенда» в гау Мекленбург-Любек.

Молодежь с восторгом восприняла революционную патетику О. Штрассера. В те дни по рядам молодежной организации нацистов широко гуляла одна листовка. «Мы, молодежь, в последние месяцы с тревогой и пугающими предчувствиями следим за развитием „Гитлерюгенда“. Наше положение было терпимым, когда НСДАП и ее фюрер честно пытались бороться за освобождение немецкого народа, следуя духу 25 пунктов национал-социалистической программы. Но в последнее время „по тактическим соображениям“ НСДАП пошла по пути, который совершенно не совместим с нашим национал-социалистическим мировоззрением. Нам, молодежи, больше не гарантируют изменение нашей революционной воли. НСДАП, как и год назад, пытается войти в государство легальным путем, рука об руку с реакционерами из „Стального шлема“. Фюрер как законопослушный министр защищает нынешнюю систему, а потому работает против Немецкой революции. Адольф Гитлер как-то произнес такие слова: „Капитал не должен быть хозяином страны, он должен быть ее слугой“. Несколько месяцев назад мюнхенское партийное руководство внезапно заявило: „Мы отвергаем экспроприацию и принципиально настаиваем на сохранении частной собственности. Мы никак не можем смириться с подобным предательством неимущих слоев и идеи социализма. Мы, как и ранее, — за выполнение всех 25 пунктов нашей национал-социалистической программы. Мы отвергаем какое-либо сотрудничество с нынешней системой. Мы против каких-либо соглашений с красно-бело-черной или красно-желто-черной реакцией[11]. Мы действуем в духе „25 пунктов“, выступая за уничтожение нынешней системы, за будущую Немецкую революцию, за великую Национал-социалистическую Германию“». Этот текст был подписан видными руководителями «Гитлерюгенда»: Лотаром Хильшером, Вальтером Унгером, Вальтером Ярзомбеком. Давно уже наметившийся раскол в «Гитлерюгенде» произошел 18 июля 1930 года. В этот день руководитель этой молодежной организации НСДАП в Штутгарте Карл Бауман заявил о своем намерении присоединиться к группировке Отто Штрассера. В Своем открытом письме он заявил: «Вступление в партию многочисленных реакционеров и консерваторов, союз с Гугенбергом, наглое и трусливое искажение партийной программы, коалиционная политика в Тюрингии и Саксонии придают НСДАП антисоциалистический и контрреволюционный характер». Позже Карл Бауман, автор множества полемических текстов, примкнет к группе социал-революционных националистов, возглавляемой Карлом Петелем. Но большинство членов «Гитлерюгенда», последовавших за ним, предпочтут остаться в организации Штрассера. Отто Штрассер, Бухрукер и Бланк решили использовать отток молодежи из «Гитлерюгенда», чтобы создать собственную молодежную организацию — «Национал-социалистическая рабочая и крестьянская молодежь». Руководство новым формированием было поручено Рихарду Шапке и Артуру Гроссе.

В этих условиях к революционным национал-социалистам решили примкнуть и так называемые «национальные социалисты». В «Боевое содружество» вступили выгнанные Гитлером за какие-то незначительные прегрешения из партии депутаты мекленбургского ландтага Хильдебранд и Штайнгатт. 11 июля они изменили свое решение, заявив, что никогда не вели антипартийную деятельность и их изгнание из НСДАП было ошибкой. Этот возврат «блудных сыновей», по сути, спас Мюнхен от тяжелейшего организационного и политического кризиса. Как правильно заметил тогдашний гауляйтер Мекленбурга: «Два штурмфюрера вышла из организации. Положение дел критическое». Возвращение Хильдебранда и Штайнгатта обратно в НСДАП (теперь их приняли с распростертыми объятиями), по сути, остановило дальнейший раскол гитлеровской партии.

Несмотря на то что переход членов НСДАП в КГРНС постепенно прекращался, это обстоятельство очень тяжело сказывалось на политической жизни местных партийных групп. Последними видными деятелями, покинувшими нацистскую партию, стали: гауляйтер Бранденбурга Эмиль Хольтц, член гамбургского городского совета Вальтер Шнорр, в распоряжении которого была очень сильная группа. Но наибольшего успеха Штрассер добился, когда перетянул на свою сторону гауляйтера Данцига и местных штурмовых отрядов Бруно Фрике. Позже этому человеку, спасаясь от гитлеровского террора, пришлось эмигрировать в Южную Америку, где он до 1944 года как сотрудник штрассеровской организации распространял идеи революционного национал-социализма в Аргентине и Боливии.

Кризис в Данциге оказался настолько сильным, что Гитлеру пришлось не просто исключить Б. Фрике и его сторонников из партии, а вообще распустить местную партийную организацию и подразделения С А. К 20 августа 1930 года «Боевое содружество революционных национал-социалистов» имело в своем распоряжении четыре партийные группы в Берлине, десять партийных групп в других немецких землях и огромное количество сочувствовавших в Шлезвиг-Гольштейне.

В период с 10 по 25 августа Штрассеру удалось создать еще два новых филиала («боевые группы») и запланировать возникновение семнадцати. К сентябрю 1930 года КГРНС насчитывало 35 филиалов, которые не просто распространяли идеи Штрассера, но пытались закрепиться там, где революционные национал-социалисты не имели крепких позиций. В полицейском отчете от 15 июля 1930 года сообщалось, что число членов «Боевого содружества» колебалось между 3800–5000 человек. Из них 260 человек находились в Берлине, около 1000 — в Бранденбурге, 1500 — в Саксонии, около 2000 — в Руре и приблизительно 200 — в Мекленбурге. В этом отчете не указана мощная группа в Шлезвиг-Гольштейне, поэтому цифра 5000 кажется несколько заниженной.

Внезапный рост численности КГРНС остановился осенью 1930 года. Одной из причин стал кризис, потрясший ряды этой организации. Другая причина крылась в запрете газет «Боевого содружества», так как они «прославляли терроризм». 15 ноября «Кампф-Ферлаг» вообще прекратило свою деятельность. На некоторое время пресса революционных национал-социалистов полностью исчезла с прилавков газетных ларьков.

Но так или иначе именно в этот период возникло 10 новых групп, которые вели деятельность в Вене и даже в Мюнхене! Уже в январе 1931 года «Боевое содружество» переживало новый подъем, который достиг своего пика в марте того же года. В этот период КГРНС удалось создать 20 новых групп. Вновь заработало «Боевое издательство». Развитие не пошло на убыль и поздней весной. В мае 1931 года возникло 10 новых филиалов и один опорный пункт. Отто Штрассер продолжал территориально расширять свою организацию.

Когда в мае 1931 года в «Боевое содружество» вступили революционные штурмовики во главе с обер-лейтенантом Вальтером Штеннесом, КГРНС насчитывало более 6 тысяч человек, имея по всей Германии 90 опорных пунктов. Чтобы продолжить организационное развитие, «Боевое содружество» нуждалось в общенациональной газете, которой бы не мешали судебные разбирательства между НСДАП и «Кампф-Ферлагом». Поводом для подобных тяжб послужило то, что «Боевое издательство» юридически принадлежало не только Отто Штрассеру и его невестке, но и супруге Хинкеля, который остался в НСДАП. Сам Хинкель принципиально настаивал на закрытии издательства. С формальной точки зрения он мог спокойно ликвидировать это предприятие. При поддержке Гитлера Хинкель начал судебный процесс против Отто Штрассера, В итоге Штрассер стал издавать лишь «Национального социалиста», «Берлинскую рабочую газету» и «Национал-социалистические письма», при этом их тираж катастрофически падал.

Когда 1 октября 1930 года «Кампф-Ферлаг» было закрыто, Штрассер был вынужден создать новое предприятие, которому он дал название одной из своих прошлых газет «Национальный социалист». Надо отметить, что «Боевому содружеству» постоянно приходилось сталкиваться с финансовыми трудностями. В августе 1930 года тираж «Национал-социалистических писем» упал до 4 тысяч экземпляров, при этом ежедневная газета стала выходить лишь два раза в неделю. Запрет на издательскую деятельность для Отто Штрассера, который длился до 15 декабря 1930 года, окончательно подорвал материальное состояние «Кампф-Ферлага». Было решено прекратить выпуск любых печатных изданий. Предполагалось сосредоточить все имеющиеся финансовые средства, чтобы издать газету «Немецкая революция», чей тираж, по замыслу учредителей, должен был превысить 10 тысяч экземпляров.

В то время КГРНС имело небольшую штаб-квартиру в Берлине, располагавшуюся на Циммерштрассе. Она одновременно служила и местом для проведения собраний и встреч функционеров, и школой для руководящих кадров. Охрану офиса вели добровольцы из так называемого «боевого подразделения», которое в Берлине насчитывало около двух десятков человек.

У нас очень мало информации относительно финансового положения «Боевого содружества». Известно лишь, что с деньгами было настолько туго, что Штрассер был вынужден отказаться от освобожденных ставок и использовать лишь добровольный труд своих сторонников. По-видимому, деньги, которые имелись у КГРНС, были пожертвованиями самых активных членов «Содружества». Но поскольку в то время Отто Штрассер поддерживал связи с Эрхардтом и бюро Шпильмана, которые активно боролись против праворадикальных сил, можно предположить, что «Боевое содружество» получало деньги либо от правительства, либо от частных лиц. Но даже если такие субсидии существовали, то они могли лишь отчасти смягчить финансовый кризис, в котором постоянно пребывало КГРНС.

Но, несмотря на все трудности, за год КГРНС удалось создать себе организационную базу по всей Германии и даже за ее пределами. Однако по сравнению с НСДАП «Боевое содружество революционных национал-социалистов» оставалось крошечной организацией. В то время, как большинство «Фёлькише» и парамилитаристских структур попадало под влияние НСДАП, «Боевое содружество» продолжало развиваться исключительно в русле идеологии «консервативной революции». С определенной уверенностью это время можно назвать «золотым веком» революционного национал-социализма. Почему? Потому что уже в самой структуре КГРНС и ее идеологии были заложены множественные предпосылки для последующих кризисов и краха.

Глава 4 «Национал-большевистский» кризис

Мировой кризис 1929 года и последовавший за ним взлет НСДАП были главными причинами ухудшения отношений между двумя ветвями национал-социализма. Основательное изменение политической и экономической ситуации в Германии заставило «Боевое содружество», тогда оппозиционное движение, находившееся только в стадии своего становления, занять более конкретную позицию по жизненно важным вопросам. После «поражения» Брюнинга[12] при голосовании в парламенте и роспуске рейхстага революционные национал-социалисты, как и вся немецкая общественность, ожидали значительной партийной перестановки и изменения политического ландшафта страны. Именно этот фактор должен был предопределить дальнейшее развитие Германии.

Уже 20 июля в своей статье «Ложь 14 сентября», осуждавшей предстоящие выборы в рейхстаг, Штрассер говорил о «титаническом росте старой лжи» и невозможности кардинальных изменений внутри этой старой прогнившей системы. Причем для Штрассера самым важным событием того времени был не роспуск парламента, а «разложение» Немецкой народно-национальной партии, что привело к очередному сближению Гитлера и Гугенберга. Принципиальным отличием нового блока было то, что Гитлер стал играть роль вождя национальной оппозиции, а Гугенберг был лишь его подручным, находясь на вторых ролях. «Гитлер будет наследником Гугенберга», — утверждал Штрассер. Он делал предположение, что сотрудничество НСДАП и «Стального шлема» будет проходить в чисто фашистском духе. В свою очередь это приведет к тому, что им «отдадут голоса исключительно буржуазные, капиталистические избиратели, которые увидят в фашизме свое единственное спасение». По его мнению, этот избирательный маневр был очевидным признаком «мелочности и ничтожности немецкого парламентаризма».

Когда выборы в рейхстаг подходили к концу, коалиция трещала по швам. КГРНС предвидело не только усиление коммунистов и нацистов, но и то, что Брюнинг будет препятствовать созданию в рейхстаге новой правящей коалиции. Сила нацистов была обманчивой, так как любая их оппозиционная деятельность была обречена на провал. Штрассер предполагал, что НСДАП откажется от своей прежней программы, ибо она привела бы к повторному роспуску рейхстага. «Боевое содружество» вообще не видело в рейхстаге фактора, который бы определял немецкую внутреннюю политику. Единственным правильным решением руководству КГРНС виделся призыв к бойкоту выборов. Такое решение было принято 17 августа 1930 года.

«Боевое содружество» даже выпустило манифест, призывающий немцев не принимать участие в выборах. Он был обращен к «рабочим, крестьянам, солдатам и немецкой молодежи», которые видели бессмысленность участия в выборах. В нем утверждалось, что на тот момент внутренняя политика полностью зависела от внешней, а потому любая поддержка правящей системы означала одобрение Версальского договора. «Рейхстаг перестанет быть субъектом немецкой политики вместе с Версалем и Локарно, вместе с Дауэсом и Юнгом. Он, рейхстаг, — инструмент порабощения, постоянно торгующийся с различными заинтересованными группами». Выборы и те, кто принимал в них участие, только поддерживали обанкротившуюся капиталистическую систему. Руководство КГРНС требовало, чтобы все немецкие революционеры своим неучастием в выборах разрушили обман плана Юнга, а «время избирательных бюллетеней сменилось временем прямых действий».

За неделю до выборов «Берлинская рабочая газета», тогда еще не прекратившая своего существования, опубликовала прогноз результатов голосования. Предполагалось, что социал-демократы потеряют 3–5 мест в парламенте, Немецкая народно-национальная партия сократится на 20–30 депутатов, а НСДАП станет одной из ведущих партий Германии, приобретя в парламенте 60–70 новых депутатских мест. Этот прогноз по сути оказался пророческим, несмотря на то, что он недооценил силу нацистов. Их фракция выросла на 95 депутатов!

Фактическая победа НСДАП поставила теоретиков революционного национал-социализма в очень сложное положение. Появившийся на следующий день после оглашения итогов предвыборной гонки номер «Национал-социалистических писем» предпочел ограничиться неопределенными комментариями: «14 сентября миновал судьбоносный час, а капиталистическая буржуазия при помощи НСДАП избежала катастрофы буквально накануне своей смерти. Предательство нацистов, изменивших своим социалистическим идеалам, станет очевидным для всех. Выборы показали прежде всего другим, что на нет сходят те группы, чьи лозунги и программы недостаточно сильны. На плаву смогли удержаться только так называемые экстремистские партии. Признаком этого является радикализация нации, рост революционных настроений».

В то время деятельность «Боевого содружества» состояла в том, чтобы пропагандировать «истинное содержание подлинного национал-социализма». Тогда «Содружество» ставило единственную цель: «когда наступит окончательное разочарование в НСДАП, направить народ на путь революции».

После заседания руководящего штаба «Боевого содружества» Штрассер решил отказаться от осторожной выжидательной тактики, чтобы использовать успех Гитлера в собственных целях. Могло даже показаться, что он был рад его успеху. В статье «Революция марширует» он писал: «Редко одна неделя приносила немецким революционным национал-социалистам столь глубокое удовлетворение». Он говорил о «неуклонном росте революционных настроений и растущем движении против политики исполнительной власти». КПГ и НСДАП были изображены в этой статье почти как союзники, с той разницей, что нацисты реализовывали социал-революционные устремления в среде буржуазии, а коммунисты среди пролетариев. Но вместе с тем он подчеркивал, что обе эти партии в силу своего классового характера не были в состоянии осуществить революцию. Для выполнения этой задачи было пригодно лишь «Боевое содружество революционных национал-социалистов». Гитлер был, конечно, полезен, но уже сыграл свою роль. Его «великое историческое значение» (по Штрассеру) состояло в том, что он был «барабанщиком революции». Но «незримые силы истории перебросили его на правые позиции». «Барабанщик революции, выросший в окопах великой войны, стал государственным мужем», — подытоживал свою мысль Отто Штрассер.

Вполне можно допустить, что теоретики «Содружества» искренне верили, что именно они устанавливают правила революции. Может быть, они действительно полагали, что за их движением будущее. Но рядовых членов вряд ли можно было обмануть. Они понимали, насколько «Боевое содружество» слабо по сравнению с НСДАП и КПГ. Многие из них видели в коммунистах единственную альтернативу Гитлеру. И присоединялись к ним в надежде вести вооруженную борьбу против наступавшего фашизма. Эти настроения и победа Гитлера на выборах 14 сентября 1930 года вызвали в КГРНС кризис, получивший название «национал-большевистского». Именно тогда в организации Штрассера произошел первый раскол.

24 августа 1930 года в центральном печатном органе Коммунистической партии Германии были опубликованы «Программные комментарии по национальному и социальному освобождению немецкого народа». Этот документ внес изрядную сумятицу в ряды «Боевого содружества». Что же произошло? Дело в том, что комментарии были ориентированы на присоединение руководства революционных национал-социалистов к КПГ. Кроме социальных мероприятий по улучшению жизненного уровня широких слоев населения программные комментарии уделяли большое внимание национальному вопросу. Отдельные национал-социалисты из окружения Отто Штрассера считали эти пункты наиболее сильным местом программного заявления.

Но залог прихода к власти и защиты интересов Германии теоретики КПГ видели в широком классовом союзе: «Когда все рабочие, все бедные крестьяне, все служащие, все трудящиеся средние слои сплотятся вокруг Коммунистической партии Германии, тогда они станут неимоверной силой, которая не только уничтожит господство капитала, но сделает бессмысленным любое вторжение как снаружи, так и внутри страны».

Штрассерианцы уже давно наблюдали за коммунистической партией. Еще 20 июля 1930 года «Берлинская рабочая газета» поместила огромный обзор, посвященный триумфальной победе Сталина на партийном съезде в Москве. Автор статьи проводил анализ ситуации в мире, указывая на совпадение по времени мирового экономического кризиса, кризиса капитализма и повсеместного роста националистических настроений. Он призывал Москву и немецких коммунистов признать ошибочными призывы к всемирной революции и классовой борьбе.

Первой официальной реакцией штрассерианцев на изменение программного курса КПГ стала статья Ойгена Моссаковского «Национал-большевизм», которая была опубликована 7 сентября 1930 года. В ней он назвал «Программные комментарии» «значительнейшим историческим документом», который означал присоединение КПГ к «фронту немецкого сопротивления и освободительной политики». Впрочем, он не питал иллюзий, что коммунисты в состоянии отказаться от марксистской теории. Для него было важно, что решительное желание немецких коммунистов разобраться с грабительским Версальским миром было ответом на «капитуляцию гитлеровской партии перед враждебно настроенным к Германии миром». Этот шаг направлял коммунистов на тот путь, с которого они не имели права свернуть. В конце своего панегирика «национал-большевизму» Моссаковский делал намек на возможность выработки общей тактической программы действий.

Но 14 сентября последовала несколько другая реакция. В тот день Розикат, наиболее последовательный сторонник штрассеровских тезисов, и Эрнст Никиш предусмотрительно высказались против сближения с «национал-коммунистами». Розикат видел выход из сложившейся ситуации лишь в создании широкого «Фронта угнетенных», который бы объединил все союзы, организации и партии, выступавшие за революционный путь ликвидации Веймарской республики. Вместе с тем Розикат подчеркивал, что коммунисты и истинные национал-социалисты могли помочь другу только в случае, если откажутся от своих специфических путей развития общества. Действительно, национальный идеализм и исторический материализм были мало совместимы. В итоге он предполагал, что союз угнетенных должен был вылиться в новую национал-коммунистическую утопию. Анализ Никиша во многом повторял выводы Розиката, но тут автор шел гораздо дальше: «Программные комментарии — это уникальное событие в немецкой политике последнего времени… Немецкий рабочий больше не чувствует себя только представителем своего класса: он почувствовал свои национальные корни и понял, что социальную борьбу может вести только в форме национально-освободительной борьбы».

У Эрнста Никиша были собственные соображения по поводу комментариев к программе КПГ. Они казались ему вполне логичным шагом в борьбе против империалистических держав и их союзников в Германии. К числу таковых он относил не только консерваторов и либералов, но и социал-демократов. Лидеров немецкой социал-демократии он считал «агентами французского и польского империализма». «Все действия коррумпированной социал-демократии — предательство не только нации и страны, но и жизненных интересов немецких трудящихся». Новая программа КПГ с самого начала предполагала комплексное политическое развитие страны, и Э. Никишу уже виделись «очертания фронта немецкой освободительной борьбы, которая впервые будет проходить под знаком единой победоносной стратегической идеи».

Гитлер, по мнению Никиша, не понимал необходимости борьбы против капитализма и западных держав. Для него она была лишь переходным, промежуточным состоянием. Но Гитлеру удалось мобилизовать средние слои: «Он — барабанщик, который так и не смог стать полководцем. Политика коалиции Гитлера с Гугенбергом, проводимая в Тюрингии, склонность к бюрократизации, итало-английская ориентация только доказывают, что его партия всего лишь попытка выхолостить национал-революционные устремления средних слоев, которые увлечены национализмом, но совершенно социально индифферентны». Национальная активность пролетариата временно перешла в руки коммунистов. Но на самом деле она должна проходить под знаменем национал-социализма, «выражением которого являются только штрассерианцы».

Статьи Моссаковского, Розиката и Никиша были едины в своих оценках: все они верили в национальную переориентацию КПГ. Для них это было естественным развитием событий, но вовсе не тактическим шагом, предпринятым коммунистами. Теоретики революционного национал-социализма даже стали употреблять в связи с этим термины «национал-большевизм» и «национал-капитализм». Переход коммунистов от интернационализма к национализму казался национал-революционным интеллектуалам доказательством повсеместного распространения националистического мышления, которое находило плодородную почву прежде всего в странах, страдавших от «колониальной эксплуатации». Эти люди приветствовали подобную тенденцию как позитивную и способствующую созданию единого фронта борьбы против капитализма и Версальской системы. Но для создания «новой Германии» эта программа казалась им недостаточной, так как многие идеи, изложенные в ней, носили явно «ненемецкий характер».

Для достижения данной цели союз между революционными национал-социалистами и коммунистами был теоретически необходим. На практике же он был невозможен, пока КПГ не решилась стать национальной партией.

Один из выпусков «Национал-социалистических писем» был почти полностью посвящен национал-большевистскому вопросу. Очень интересно, какое значение имели эти дебаты для «Боевого содружества революционных национал-социалистов». Важнейшим документом в этом выпуске штрассеровской газеты являлось «Открытое письмо к руководству КПГ», написанное Карлом Петелем. Эта публикация появилась после того, как собрание, организованное Штрассером в Нойкёльне, было сорвано коммунистами. Они заняли все трибуны и начали вести собственную агитацию. Петель устанавливал очевидную связь между этим инцидентом и серией клеветнических статей о «Боевом содружестве», появившихся в газете «Утренний Берлин». Он пытался спровоцировать споры, бурную полемику, дабы коммунисты признали в национал-революционерах естественных союзников. «Собственно говоря, за чем вы следуете, господа функционеры КПГ? За партией? Если вы правильно поступаете, то почему систематически скрываете от своих сторонников, что имеются и другие силы, которые идеологически, конечно, чужды, но практически родственны вам. Те силы, которые выступают за приближение социализма… Мы считаем роковой ошибкой в деле борьбы за права угнетенного народа кратковременную тактику партии сталкиваний между собой революционных сил вместо тактики совместного приближения крушения капитализма».

Столкновение между членами КПГ и революционными национал-социалистами Петель характеризовал как действия людей, которые не имели никакого политического чутья. По его мнению, реальную политическую обстановку можно было бы исправить, отказавшись от взаимной враждебности и заключив тактический союз.

Когда Петель писал эту статью, он еще не знал, что Коминтерн занял враждебную позицию в отношении группы Штрассера. Собственно говоря, именно этим и объяснялось происшествие, произошедшее в сентябре 1930 года. А отношение Коммунистического Интернационала было однозначным: «Как можно оценивать обе национал-фашистские группы? Наиболее опасны революционные национал-социалисты, то есть группа Отто Штрассера. Чем больше наблюдаем, тем больше мы убеждаемся, что их роль состоит в том, чтобы препятствовать освобождению масс, когда истинная национал-социалистическая партия возродится. Их объективная роль состоит в том, чтобы вносить раскол в массы. Они должны быть разоблачены как провокаторы. Факт, что группа Штрассера много слабее гитлеровской группировки и что они выступают против Гитлера. Но от взгляда стороннего наблюдателя скрывается истинное положение вещей. А именно: суть штрассеровских сторонников не в том, что они являются левыми национал-фашистами, а в том, что они — фашистские агенты зловещей армии буржуазии».

Штрассер всерьез опасался раскола «Боевого содружества». Часть его сторонников в действительности могла перейти в Коммунистическую партию Германии. Именно поэтому он пытался в том же номере «Национал-социалистических писем» дистанцироваться от высказываний Петеля. При этом он искусно сформировал идею, что он единственный представляет «немецкий большевизм». Чтобы доказать это, он должен был разоблачить «программные комментарии» коммунистов как хитрый тактический шаг, который ставил своей целью раскол рядов революционных национал-социалистов и национально-революционных («аутентичных») сил.

Позднее Христиан Клее в ряде своих статей пытался обосновать правдоподобность мысли об «истинном штрассеровском большевизме». Согласно этой мысли действительно большевистской организацией в Германии являлось «Боевое содружество», в то время как КПГ была организацией коммунистической. Вопрос, заданный в фильме «Чапаев»: «Ты за большевиков аль за коммунистов?» — в Германии тех времен приобретал вполне конкретные политические очертания. Христиан Клее противопоставлял эти два понятия.

Коммунизм — это Третий Интернационал; свобода, равенство, братство; манифест Карла Маркса; задачи, упакованные в коробки с иностранными словами. Но большевизм был для него почти аристократическим понятием. Это электрифицированная Россия, парады Красной армии, борьба за власть в Китае, философские беседы комиссара Чичерина с графом Брокдорф-Рантцау в московском ночном ресторане. Это ужины в комиссариате иностранных дел, где генерал Хаммерштайн сидел напротив бандита Макса Хёльца.

Коммунизм — это программа, догма, социальная теория, много мыслей и много пошлости. Большевизм — это энергия, движение силы, вызванное самой жизнью. Это насилие Сореля, которое направлено исключительно против существующих законов и власти. Большевизм — это событие, дело, действие. Национал-коммунизм никогда не мог наступить, потому что существовал национал-большевизм.

Появление этой статьи означало полнейший отказ от тезисов Моссаковского. Клее провозглашал, что в Германии национал-большевизм мог существовать только в форме революционного национал-социализма. «Программные комментарии» КПГ были даже не национально запрограммированным коммунизмом, а всего лишь голой теорией из времен расцвета либерализма, которая осмелилась отказаться от законов системы, которая же и породила ее. Действия КПГ — это «математика», ведущая холодные вычисления и чуждая действительности жизни, и тем паче судьбе. Эта «математика» мыслит лишь о том, как бы достигнуть нереальной тактической цели. Тем временем задача «Боевого содружества» оставалась прежней — превратить национал-коммунизм в национал-социализм, в его национал-большевистском понимании. Окончательно «Программные комментарии» были разгромлены в статье Людвига Альвенса «Революция на бумаге».

Но далеко не все революционные национал-социалисты были согласны с подобными выводами своего руководства. По их мнению, КПГ, затронув национальную проблематику, встала на позиции КГРНС, что, в свою очередь, лишало «Боевое содружество» права на существование. Эти национал-революционные кадры встали на позиции Моссаковского. Они были воодушевлены, как им казалось, историческим переворотом в КПГ. Один из них опубликовал на страницах «Национального социалиста» своего рода прокоммунистический «символ веры». Автор заявлял, что национал-социалисты готовы без промедлений вместе с коммунистами сокрушить существующую систему. Он был «готов объединиться даже с чертом, который назло слепой вере буржуазии перестанет быть дьявольским проявлением». Автору было абсолютно наплевать, если после подобных заявлений его назовут большевиком.

Тем временем 28 августа 1930 года организационный руководитель «Боевого содружества» Рэм открыто заявил, что под манифестом КПГ мог бы подписаться любой член КГРНС. В то же время Вильгельм Корн, который разделял это мнение, утверждал, что не стоит ожидать подобной ответной реакции от КПГ. Но как бы то ни было, в тот период в «Национальном социалисте» появилось 15 статей, которые подробно излагали суть коммунистических комментариев. Это должно было показать членам «Содружества», которые поверили в национальное обновление КПГ, что исполнительный комитет КГРНС настроен если не реакционно, то, по меньшей мере, реформистски.

4 октября 1930 года «Роте Фане» сообщила, что в компартию перешли три руководителя революционных национал-социалистов. Это стало политической сенсацией, так как речь шла о Рэме, Корне и Лорфе, ответственном руководителе берлинской организации «Содружества». Корн и Рэм считали, что представляют пролетарских приверженцев из среды революционных национал-социалистов. Они полагали, что путь к национальной свободе лежит только через социальную революцию. Лорф не принимал главным образом штрассеровское понимание социализма, предполагавшего социализацию промышленности и хозяйства лишь на 49 %. Он ставил перед Отто Штрассером вопрос: «Мог ли называться социалистом тот, кто не только отказывался от классовой борьбы, но даже отрицал сам факт ее существования?» И хотя этот «левый» раскол не имел для «Боевого содружества» особо болезненных последствий, он сделал очевидными не только идеологические разногласия внутри организации, но и политическую разнородность членов этой организации. Идеологическое единомыслие сохранялось здесь лишь в вопросах лозунгов: революция, отрицание гитлеровского соглашательства и необходимость нового социально-экономического порядка в Германии. Поверхностное единство скрывало под собой глубокие разногласия, которые впоследствии привели к затяжному кризису «Боевого содружества революционных национал-социалистов».

Глава 5 Первый имперский конгресс «Боевого содружества»

Изначально общенациональное собрание «Боевого содружества революционных национал-социалистов» было запланировано на первые числа октября 1930 года. Но прошло на пару недель позже — исполнительному комитету потребовалось время, чтобы заменить руководящие кадры, перешедшие к коммунистам.

Несмотря на споры, бушевавшие ранее, этот Первый имперский конгресс не только четко обозначил отношение к «Программным комментариям» КПГ, но и выработал теоретическую основу для деятельности «Боевого содружества». В итоге майор Бухрукер подготовил «Программные основы революционного национал-социализма — Новый Порядок». На самом деле эта брошюра являлась не чем иным, как несколько переработанными «14 тезисами Немецкой революции», которые с августа 1929 года служили неофициальной политической программой КГРНС.

С согласия Штрассера Бухрукер требовал национализации, проводимой в соответствии с духом «немецкого социализма». Кроме этого «новая» программа предполагала создание ремесленных предприятий и возвращение городского населения в сельское хозяйство. Чтобы государство, ослабленное бюрократией, вновь стало работоспособным, ответственные решения должны были приниматься узким кругом руководителей. Это «ограниченное лидерское государство» должно было начать массовое переселение, дабы устранить местные особенности. Это прежде всего касалось Пруссии. Подобные меры должны были гарантировать единство германского народа, освобожденного от цепей Версальского империализма.

Имперский конгресс открылся 26 октября 1930 года. Первый день был посвящен обсуждению программных требований и организационных проблем. 17 делегатов заслушали два политических доклада. Первый был сделан Моссаковским. Его речь была посвящена отношениям между коммунистами и революционными национал-социалистами. «При существующих противоречиях между Западом и Востоком мы выступаем явно не на стороне Запада, к которому принадлежит, кстати, и Италия. Мы выступаем на стороне России. К коммунистической партии мы относимся следующим образом: мы будем поддерживать каждое существенное революционное действие коммунистической партии. Но мы должны также организовать контакты и наладить сотрудничество со всеми другими революционными организациями Тер мании. Надо поддерживать каждого, кто выступает против системы».

Хотя Моссаковский и приветствовал действия коммунистов, но он принципиально отказывался от идеи слияния с КПГ. Он предлагал, чтобы ведущую роль в создании антикапиталистического и антиимпериалистического фронта играло именно «Боевое содружество». В дальнейшем Моссаковский стал нападать на церковь и партии центра, которые поддерживали «иезуитского диктатора» Брюнинга. «Пока все церковные структуры стоят на стороне эксплуататоров, мы отвергаем их. Возможно, придет день, когда мы скинем церковные колокола и отольем из них пушки! Мы жаждем хаоса, так как почувствуем себя сильнее и укротим его».

В своей речи Штрассер говорил о задачах в тогдашней политической обстановке. Он заявлял, что «Боевое сообщество» занимало особе положение, находясь между двумя массовыми партиями. НСДАП была мелкобуржуазной партией, а КПГ из-за своего либерального основополагающего происхождения не могла ни объединить, ни предоставить необходимых сил для тотальной революции. Обе эти партии не были в состоянии воплотить в жизнь истинный немецкий социализм. Революция, в его понимании, была феноменом, который нельзя было разработать и подготовить. Роль «Боевого содружества» состояла в том, чтобы еще до революции подготовить кадры для послереволюционной эпохи. Это делалось вовсе не для того, чтобы подготовить нелегальную вооруженную операцию, но Для того, чтобы создать духовное движение, которые объединило бы представителей различных политических сил. «Мы должны, можем и будем собирать воедино убежденных немецких революционеров, создавать авангард из 20–25 тысяч сплоченных людей. Они будут двигаться не только в ритме общих чувств, они не только проявят решительность для достижения общей цели, но они осознают свой общий путь и захотят неумолимо пройти по нему, пока не достигнут цели».

«Боевое содружество революционных национал-социалистов» не должно было пассивно ожидать неизбежности катастрофы. В хаосе, о котором говорил Моссаковский, должна была зародиться революционная воля. Именно поэтому надо было поддерживать любую критику существующей системы, вскрывать противоречия капитализма, призывая к решающей схватке. В этом генеральном сражении должны были принять участие и восставшие крестьяне, и трудящиеся фабрик. КГРНС — «школа младших офицеров Немецкой революции» — должно было выработать на основе прозвучавшей критики буржуазного общества новую «тотальную идеологию» — революционный национал-социализм. «25 пунктов» НСДАП, появившиеся на свет в 1920 году, оставались в силе, но цели и идеологию «Боевого содружества» определяли исключительно «14 тезисов Немецкой революции».

Эти тезисы охватывали три основных направления: внешнюю политику, реформу экономики и государства, создание новой культуры. Достижение свободы немецкого народа и объединение всех германских племен среднеевропейского жизненного пространства было возможно лишь при условии неустанной, фанатичной борьбы против Версальского и Сен-Жерменского мирных договоров.

Антиимпериалистическое движение, порожденное Немецкой революцией, должно было защитить национальное мышление. Новое движение должно было отрицать господство одних народов над другими нациями. Централизованное авторитарное государство направляло бы немецкий народ, представляя собой объединение всех сил нации, которые были необходимы для структурного изменения немецкого общества.

Ликвидация парламентаризма и создание сословно-профессиональных палат должны были стать предпосылками для становления «судьбоносного общества» и коллективной экономической ответственности. Немецкий социализм должен был вернуть нации собственность на землю, земельные владения, полезные ископаемые. Право на использование их имел бы каждый немецкий гражданин. Подобные нововведения должны были изгнать из экономической и хозяйственной жизни любые личные корыстные интересы.

Накопление материальных богатств должно было существенно ограничиваться. Это содействовало бы оздоровлению национального организма, который страдал тяжкими недугами, порожденными «мировым капиталистическим кризисом». «Немецкий ренессанс» должен был последовать лишь после решительного отрицания расового и культурного интернационализма, после начала бесповоротной борьбы с еврейством и масонством. Последний тезис подводил итог всей программы «Боевого содружества»: «Немецкая революция является национальной, так как выступает против порабощения немецкой нации; социальной, так как борется против тирании капитала; народной, так как противится разрушению немецкой души».

Первый имперский конгресс КГРНС решал не только идеологические, но и организационные проблемы. С начала октября 1930 года они становились все более и более насущными. Сначала обсуждалась символика «Боевого содружества». За основу было решено взять флаг НСДАП — красное полотнище с белым кругом в центре. Но свастика должна быть заменена символикой крестьянского восстания 1525 года — башмаком. Но в декабре было решено отказаться от подобного флага. Чтобы сделать полотнище «Боевого содружества» совсем идентичным знаменам крестьянских повстанцев XVI века, основной цвет сделали черным, а башмак заменили скрещенными молотом и мечом. Униформа революционных национал-социалистов — коричневая рубашка, на которой не было никаких знаков различия. Кроме этого участникам конгресса был предложен проект Устава, разработанный исполнительным комитетом. Он был принят единогласно. В этом документе значилось, что «целью КГРНС являлась внутренняя и внешняя свобода немецкого народа, которая могла быть достигнута благодаря социалистической революции и национально-освободительной борьбе». Каждый вступающий в «Боевое содружество» обязательно должен был разделять эти цели. Любого могли исключить из рядов революционных национал-социалистов за членство в международных организациях, например в масонской ложе, или Ротари-клубе. В КГРНС предусматривалось двухступенчатое членство: революционные национал-социалисты делились на активистов и сторонников. При голосовании первые имели два голоса, вторые лишь один.

Члены организации объединялись по территориальному принципу в «боевые группы». Руководитель группы избирался простым голосованием. «Боевые группы» объединялись в округ, во главе которого стоял окружной лидер, избираемый простым большинством голосов на собрании руководителей групп. Высшим органом «Боевого содружества» являлся исполнительный комитет, состоящий из 3–5 человек. Его члены ежегодно отчитывались перед имперским конгрессом, на который выдвигалось по одному депутату от каждой «боевой группы». Именно имперский конгресс мог большинством голосов внести изменения и в политическую программу «Боевого содружества», и в его Устав.

При решении важных вопросов в исполнительном комитете по одному голосу имели имперский казначей и организационный руководитель. При необходимости могли даже создаваться специальные комиссии. Из окружных лидеров, организационного руководителя, казначея, председателей комиссий и президента молодежной организации складывался Руководящий совет содружества.

Можно отметить особую изобретательность Штрассера, который умудрился повторить в Уставе структуру НСДАП, приправив ее неким «демократическим централизмом». Видимо, он надеялся этим привлечь к себе перебежчиков из НСДАП. Тем не менее процесс выборов на уровне «боевых групп» лишь маскировал концентрацию власти в руках исполнительного комитета, который при желании мог провести любого кандидата. На самом деле этот орган состоял лишь из трех человек: самого Отто Штрассера, Герберта Бланка и майора Бухрукера. Руководителями молодежной секции были назначены Рихард Шапке и Франке-Грикш, который был более известен под псевдонимом Хильдебранд. Ойген Моссаковский вместе с Бланком издавали газеты и журналы, фактически возглавляя пресс-службу «Боевого содружества». Доктор Хаймсот возглавлял бюро по изучению внешнеполитических вопросов. Бюро проблем внутренней политики включало в себя Моссаковского, Вафера, Ольденбурга и Готтнарда Шильда. Если посмотреть на дальнейшее развитие КГРНС, то можно смело заявить, что центральные органы власти возглавили националисты, а сторонники революционной социалистической ориентации (Моссаковский, Шильд, Ольденбург) сосредоточились в комиссиях «Боевого содружества». Пожалуй, мы ничего еще не сказали о Готтнарде Шильде. В свое время он был руководителем одной из секций НСДАП. Как и многие левые национал-социалисты, он покинул гитлеровскую партию в августе 1930 года. В то время Штрассер очень нуждался в опытных политических кадрах. Об этом хотя бы говорил быстрый взлет Шильда в «Боевом содружестве» и его активная работа во внутриполитическом бюро.

Несмотря на то что во время съезда была принята единая программа КГРНС, верхушка «Боевого содружества» не придерживалась какой-то четкой идеологии. Люди, находившиеся там, имели самые различные представления о социализме. На встречу с так называемыми «друзьями революционных национал-социалистов», которая проходила 17 октября 1930 года, были приглашены представители самых различных организаций. Там присутствовали Эрнст Никиш, лидер «бюндише»[13] молодежи Ламберти, бывшие соратники по НСДАП и т. д. На этой встрече, которая больше напоминала совещание, Отто Штрассер представил список тех организации, с которыми он готов был начать политическое сотрудничество. В этом списке значились «Сопротивление» Эрнста Никита, Союз «Оберланд», «Вервольф»[14] и «Шиллюгенд». Последняя организация «Шиллюгенд» — Союз «Эккенхард» была создана одним из лидеров добровольческих корпусов Герхардом Росбахом. После неудачного «пивного путча» эта парамилитаристская организация продолжила свое развитие в Австрии, Баварии и других немецких землях на юге Германии. Члены этого союза симпатизировали НСДАП, идеям Эрнста Никита, консервативно-революционным представлениям Артура Мёллера ван ден Брука. В декабре 1930 года радикальные элементы покинули эту организацию, чтобы заняться политической деятельностью. Их не устраивала отводимая им роль: добровольные работы, обучение населения защите от воздушных налетов в случае войны.

В этом списке, как мы видим, были представлены в основном военизированные и националистические организации. Штрассер отказался заключать союз с левыми силами, в том числе и с коммунистами. Впрочем, по ряду вопросов он был готов сотрудничать с оппозиционными профсоюзами и «Красной помощью». 2 ноября 1930 года «Берлинская рабочая» газета получила задание наглядно продемонстрировать итоги конгресса, в том числе по вопросу отношения к КПГ.

Буквально накануне лидер немецких коммунистов Хайнц Нойман, выступая в Берлинском Дворце спорта, призвал национал-социалистов и «революционные штурмовые отряды прекратить братоубийственную борьбу», которая была не в интересах пролетариата. Это заявление дало для исполкома КГРНС повод повторить мнение, высказанное на имперском конгрессе. Руководство «Боевого содружества» приветствовало мужество коммунистов, которые решились на подобные заявления. Оно даже вспомнило, что во многом интересы НСДАП и КПГ совпадали, так как они были ориентированы на защиту немецкого народа. Но вместе с тем исполком подчеркнул, что основной задачей революционных народных масс являлось создание единого социалистического фронта с собственным вождем во главе. Естественно, этот фронт должен был находиться под непосредственным контролем «Боевого содружества революционных национал-социалистов». Одновременно с этим в прессе «Содружества» появились две статьи, которые напоминали читателям, что злейшими врагами немецкого народа являлись марксизм и реакция. Вывод был традиционным: осуществить тотальную революцию, на которую в принципе не были способны ни КПГ, ни НСДАП, должно было «Боевое содружество» Отто Штрассера.

Первый имперский конгресс вполне наглядно продемонстрировал враждебную позицию руководства революционных национал-социалистов в отношении КПГ. Впрочем, это не было никак закреплено в официальных документах. Именно во время конгресса Штрассер осознал, что для подобной позиции требовалось ясное идеологическое обоснование. Это требовалось хотя бы для того, чтобы рядовой обыватель смог отличать «Боевое содружество» от коммунистической и нацистской партий. Именно после Первого имперского конгресса радикально поменялся характер «Национал-социалистических писем» и тон статей, опубликованных в них. Раньше эта газета помещала собственные комментарии на актуальные политические события. Теперь ее страницы оказались почти полностью отданы под большие статьи чисто теоретического характера.

Подобные изменения привели к очередному «национал-большевистскому» кризису. Позже Штрассер понял, что очень долгое время недооценивал значение национал-большевистских идей. Но тогда, в октябре 1930 года, он был готов покончить с ними. Конгресс привел к тому, что в «Боевом содружестве» сформировалось несколько политических группировок. Левые революционеры заняли многие важные места в руководстве новой организации. Хотя в те дни многим казалось, что Штрассер со своими «тезисами Немецкой революции» одержал убедительную победу. Он решил начать наступление по всем «фронтам». Очень опасное намерение, ведь «Содружество» еще не оправилось от первого кризиса.

Глава 6 Коммунисты: союзники или противники?

В те дни Отто Штрассер и его соратники не питали ни малейших иллюзий относительно отношения к ним гитлеровцев. Пародируя призыв Ноймана «бить фашистов, где только их встретишь», Геббельс потребовал от штурмовиков «избивать революционных национал-социалистов, где только они существуют».

Неудавшееся покушение на Штрассера и Рудольфа Рэма, кровавая бойня в Альбертсдорфе показали, что «Боевому содружеству» срочно требовались силы и средства, чтобы обезопасить свои собрания от налетов гитлеровских штурмовиков. Военизированное формирование КГРНС, «Боевое сообщество», было не настолько велико, чтобы справиться с этой задачей. К тому же его ячейки были раскиданы по всей Германии, что затрудняло создание мобильной и дееспособной службы безопасности. В итоге Штрассер просто был вынужден пойти на союз с организациями, имевшими собственные военизированные подразделения, которые были способны дать отпор СА. Прежде всего потенциальных «силовиков» штрассерианцы пытались найти в среде «бюндише» — молодежных организаций. Но судьба все-таки отвела решающую роль коммунистам.

В КПГ придавали исключительное значение выходу группы Штрассера из НСДАП. Еще бы! Коммунисты видели в этом начало разложения «национал-фашизма». Приведенный выше анализ Коминтерна явно переоценивал опасность, исходившую от штрассерианцев. Вряд ли «Боевое сообщество» могло расколоть народные массы. Немецкие коммунисты оказались более предусмотрительными и прозорливыми. Видимо, именно поэтому они не спешили разоблачать членов группы Штрассера как политических провокаторов. И уж тем более не собирались разворачивать против них идеологическую борьбу — были более опасные противники. О подобной позиции вряд ли догадывались в Коминтерне. Еще в начале июля 1930 года исполком КГРНС распорядился устанавливать связи не только с родственными группировками, но и с коммунистами. Как правило, революционные национал-социалисты приглашали представителей КПГ на все свои мероприятия и собрания. Более того, каждый член «Боевого сообщества» получил тайное предписание посещать мероприятия «идеологических противников», к которым, как оказалось, относились и коммунисты. Там революционные национал-социалисты должны были агитировать за «немецкий социализм», за социализацию экономики и общества, за создание «союза угнетенных», приглашать к сотрудничеству всех немецких революционеров.

Но союз с КПГ быстро дал трещину. Инициатива по бойкоту выборов 14 сентября 1930 года подверглась жесточайшей критике со стороны КПГ. Именно это стало поводом для срыва коммунистами собрания штрассерианцев в Нойкёльне. Это собрание было посвящено проблеме неучастия в выборах в рейхстаг. Национал-большевистский кризис сентября 1930 года показал Отто Штрассеру, насколько опасно сближение с левыми силами. Именно тогда он понял необходимость собственной оригинальной идеологии, принципиально отличающейся от коммунистической и гитлеровской. В период октября 1930 — мая 1931 годов контакты между КГРНС происходили на трех различных уровнях.

Теоретический анализ философского и политического марксизма утвердил руководство «Боевого содружества» в однозначном отказе от подобной модели мышления. На уровне руководства организации и ее подразделений организовывались совместные встречи, дискуссии, на которых сопоставлялись идеологические взгляды, обсуждались дальнейшие пути развития обеих организаций. И коммунисты, и революционные национал-социалисты пытались найти взаимопонимание. Но на уровне рядовых членов существовала совершенно другая политическая реальность. Чтобы избежать развала, исполнительный комитет КГРНС вынужден был санкционировать участие своих местных групп в массовых мероприятиях других партий и союзов. Проводя глобальный анализ марксизма, кружок штрассерианцев пытался всем продемонстрировать оригинальность собственной идеологии. Для Штрассера марксизм, в отличие от Гитлера, не носил специфического еврейского характера. Для Отто он вовсе не был «выдумкой еврея Маркса». Он видел в нем всесторонне развитую философию, рожденную во времена агрессивного капитализма и сформированную на основе анализа тогдашних социальных и экономических противоречий. Штрассер признавал объективную справедливость марксистского мышления вообще и ленинского анализа империализма в частности. Но на уровне философских представлений он предпочитал дистанцироваться от марксизма. Марксизм для него был порождением либеральной эпохи. О подобном родстве, по мнению Штрассера, свидетельствовало очень многое: цели, методы и сама структура марксизма.

Штрассер полагал, что ошибка Маркса и марксистов-ленинцев состояла в том, что они хотели объяснить историческое развитие человечества при помощи производственных отношений и классовой борьбы. Хотя эти явления были характерны только для эпохи капитализма. Диктатура пролетариата, пролетарскии интернационализм и утопическии коммунизм никак не подходили для Германии. Они могли полностью исковеркать и изуродовать духовную, социальную и экономическую структуру немецкого общества. Но капитализм должен был сменить не коммунизм, а немецкий социализм. Место классовой борьбы должно было занять народное сообщество. А интернационализм должен был быть заменен революционным национализмом.

Марксистская экономическая теория оставалась для Штрассера всего лишь инструментом понимания истории. Философский марксизм и партийный коммунизм должны были погибнуть вместе с находившимся в агонии либерализмом. «Боевое содружество» как носитель новой идеологии должно было принести марксистским массам «благую весть». Но не для того, чтобы ударить в спину, а чтобы каждый коммунист начал готовиться к Немецкой революции. Это должно было освободить людей от догматизма коммунистической идеологии. Руководство КГРНС очень надеялось, что коммунистическая партийная верхушка откажется от своей «антисоциалистической» позиции и будет способствовать созданию «единого социалистического фронта», который окажет «Боевому содружеству» неограниченную поддержку. Более того, Штрассер отводил КГРНС роль политического катализатора, который в обход всех партийных структур должен был спровоцировать революционные выступления в народных массах.

С одной стороны, Штрассер мечтал о хорошо организованной массовой акции, с другой — грезил плохо понятой ленинской моделью революции. Причем само «Боевое содружество» должно было лишь готовить кадры («унтер-офицеров») для последнего этапа революционного процесса. Сами массы не должны были играть существенной роли — они пока еще не были готовы осознать свою национальную судьбу, выраженную Мёллером ван ден Бруком в идеях революционного консерватизма.

Противоречия внутри КГРНС никогда не демонстрировались широкой публике. Наверное, именно поэтому обещания КПГ о совместной деятельности в ряде направлений долгое время оставались в силе. Подобные заявления можно было услышать и в рядах революционных национал-социалистов. Об этом говорил сам Штрассер. Об этом говорили коммунисты Мюнценберг и Виггфогель, пытавшиеся убедить в своей правоте руководство «Боевого содружества». Штрассер, Моссаковский, Бухрукер не питали иллюзий по поводу долговечности сотрудничества с коммунистами. Но они и предположить не могли, что конфликт наступит так быстро. 6 января 1931 года Мюнценберг назвал «Боевое содружество» «полуфашистской организацией». Тогда конфликт с трудом удалось замять. Отто Штрассер не решался пойти на открытую конфронтацию с коммунистами. В те времена левое крыло «Содружества» было, как никогда, сильно, а ряд местных организаций, например в Галле и Брауншвейге, фактически контролировался из КПГ. Штрассер полагал, что подобное положение вещей не могло длиться вечно — он должен был сформировать «единый фронт», чем бы окончательно подорвал влияние коммунистов в революционном лагере.

Но вскоре он попал в очень сложное положение — левыми силами был создан «Союз борьбы с фашизмом» (АНТИФА). Новая организация поставила целью объединить рабочий класс и всех антифашистов вне зависимости от их классового происхождения. Теперь, чтобы сохранить единство организации, Штрассер был вынужден поддержать АНТИФА. 25 января 1931 года он опубликовал в «Немецкой революции» призыв к антифашистскому единству: «Каждый немецкий социалист, каждый немецкий националист, каждый немец, придерживающийся идеи „фёлькише“, должен ясно осознать, что фашизм — это последняя попытка капиталистической, империалистической, либеральной системы снова укрепить свое господство над немецким народом». «Боевое содружество» призывало к единому антифашистскому фронту борьбы с НСДАП, которая «символизировала собой фашистскую реакцию», которую поддерживали консервативные полуфашистские организации: «Стальной шлем», «Ландбунд», хозяйственные партии. Штрассера, который уже давно мечтал объединить всех противников Гитлера, опередили. Лидер КГРНС сразу же осознал опасность, которую представлял АНТИФА. Его левые сторонники могли переметнуться в другой лагерь. Теперь сотрудничество было предельно осторожным. Впрочем, для многих революционных национал-социалистов подобное сотрудничество было само собой разумеющимся шагом. Единственная возможность обеспечить безопасность членов КГРНС, которые на своей шкуре уже ощутили, что такое террор со стороны гитлеровских штурмовых отрядов, виделась им в сотрудничестве с военным руководством АНТИФА.

Но Штрассер не был намерен сдавать политические позиции. Конгресс АНТИФА, который состоялся 15 февраля 1931 года в Кёльне, дал Штрассеру повод, чтобы обвинить руководство этой организации в имитации единого социалистического фронта. Конфликт не успел разгореться, так как кельнский лидер КГРНС Фрагенберг решил подчиниться руководству АНТИФА. Примечательно, что эту новость и общественность, и сам Штрассер узнали из коммунистической прессы. Организация вновь оказалась на грани раскола. Чтобы избежать нового кризиса, Штрассер забрал свои слова обратно и продолжил сотрудничество с АНТИФА. Впрочем, Фрагенберга он все равно освободил от занимаемой должности — за превышение полномочий и самоуправство.

Случай с Фрагенбергом не прошел бесследно. Штрассера очень раздражал успех коммунистов. Свою досаду он излил в одной из статей. «Борьба с фашизмом, исходя из нашей социалистической воли, является само собой разумеющейся. Но поначалу она должна идти независимо от партийных и вооруженных организаций». АНТИФА, по его мнению, не мог активизировать все антикапиталистические силы, так как «с момента своего возникновения он был чисто коммунистическим союзом». Превратившись в партийную клику, он мог разрушить начинания «Боевого содружества». Несколько позже проблема взаимоотношений «Боевого содружества» и АНТИФА стала более чем злободневной — берлинское руководство «Содружества» перестало контролировать ситуацию в Галле и Рурской области. Теперь на коммунистов решил обрушиться Р. Шапке. В своей статье, которая была опубликована в феврале 1931 года, он назвал комедией проходивший в Берлине «Народный конгресс против фашизма». В те дни «Роте Фане» подробно освещала деятельность этого мероприятия, на котором присутствовало 2100 человек. Их них 629 были членами КПГ, 11 — представляли коммунистическую молодежь. 24 участника конгресса были социал-демократами. Основное большинство — 1436 человек — были беспартийными. Шапке считал, что эти люди были замаскированными коммунистами, допущенными на конгресс по приказу Молотова и Сталина. «К сожалению, это мероприятие было не народным конгрессом, на котором должны были быть представлены все группы немецкого рабочего класса. Это был конгресс КПГ против фашизма».

Требуя создания «единого фронта всех социалистов против смертельного врага — фашизма», «Боевое содружество» наотрез отказывалось следовать «односторонним партийным методам КПГ». «Единый фронт» должен был предоставить политическую альтернативу истинным революционерам, оставшимся в СА.

Подобную позицию Шапке изложил на «гамбургском конгрессе против фашизма», в котором активное участие приняла местная организация «Боевого содружества». В статье «Единый фронт против фашизма», опубликованной в «Немецкой революции», говорилось, что КПГ занималась исключительно демагогией. Подобные решительные заявления еще раз подчеркивали, что руководство КГРНС не было в состоянии контролировать ситуацию в собственной же организации. К маю 1931 года Штрассер окончательно утерял контроль над многочисленными организациями «Боевого содружества». Многие из них, не стесняясь, присоединялись к АНТИФА. Такое повсеместно наблюдалось в Саксонии, Галле, Гамбурге. Речь шла не просто об организационном кризисе. В КГРНС назревал новый идеологическии кризис — большинство неподконтрольных революционных национал-социалистов были готовы признать пролетарский интернационализм, что никак не соответствовало политическим построениям Штрассера. Пролетарский интернационализм фактически означал полный отказ от «14 тезисов Немецкой революции». Рядовые члены КГРНС даже не думали выполнять решения, принятые на Первом имперском конгрессе. Чтобы спасти то, что еще было возможно спасти, Штрассер решил одобрить сотрудничество с АНТИФА. Но это была лишь тщетная попытка избежать раскола, который фактически стал неизбежным.

Новая опасность нависла над «Боевым содружеством», когда обер-лейтенант Р. Шерингер перешел из НСДАП в коммунистическую партию. Этот человек в 1930 году стал едва ли не самым известным офицером. Вначале он проходил главным обвиняемым по делу о создании в рядах рейхсвера нацистской партийной организации (политическая деятельность в армии была строго-настрого запрещена). Правительство решило устроить показательный процесс над офицерами-нацистами. На суде Гитлер не только не поддержал молодого офицера, но фактически предал его. Разочарованный в национал-социализме, Шерингер сошелся в тюрьме с левыми политзаключенными. В отместку за предательство фюрера он демонстративно покинул НСДАП и вступил в компартию. «Хлопок дверью» прозвучал на всю Европу.

В этих условиях исполком «Боевого содружества» решил повторить успех, которого удалось достигнуть в июле 1930 года. КГРНС удалось вырваться из коммунистического окружения лишь благодаря союзу с революционными штурмовиками Вальтера Штеннеса. Но об этом позже.

Национал-большевистский кризис, неуклонно ухудшавшиеся отношения с АНТИФА наглядно показали, насколько значительным был конфликт между левым крылом и руководством «Боевого содружества». Связанные с АНТИФА местные группы и идеологически-тактическое сближение с коммунистами стали причинами массового оттока активных членов из КГРНС. Многие из них не смогли не поддаться искушению присоединиться к массовой политической организации, которой в данном случае выступила КПГ. Программа «третьего пути» теряла свою убедительность.

Штрассер отказался от «завоевания масс» на гитлеровский манер. Но, с другой стороны, он не мог не понимать, что достижение политического успеха зависело в том числе и от численности его организации. Поставленная им цель, «создать содружество борцов, сообщество из 20–25 тысяч сплоченных людей, которые станут школой унтер-офицеров Немецкой революции», заставляла «Боевое содружество» искать социальные группы, наиболее восприимчивые к идеологии революционного национал-социализма. Например, для привлечения в свои ряды сельского населения штрассерианцы специально адаптировали свои идеи к деревенским условиям. Исполком КГРНС решил использовать не только энергию крестьянства, но и потенциал молодежных организаций, который в то время не был по достоинству оценен. ни коммунистами, ни нацистами. Когда революционные национал-социалисты задались целью привлечь на свою сторону эти социальные слои, то их движение впервые получило возможность сформировать сильную внепарламентскую оппозицию. Сильную настолько, чтобы заявить о себе как о третьей силе, способной конкурировать с гитлеровцами и коммунистами. Если агитация крестьянства являлась существенным моментом в деятельности революционных национал-социалистов на протяжении всего времени легального существования их организации, то общение с молодежными союзами шло неровно. Рассмотрим эту ситуацию более подробно. Ориентация на «бюндише» — молодежные организации была временной тактикой, которая себя исчерпала уже в июле 1931 года.

Исполком «Боевого содружества» не ставил целью объединить под своим руководством все существовавшие «бюндише»-группы. Штрассерианцы всего лишь хотели устранить их организационную разнородность и придать этому молодежному движению более четко выраженный политический оттенок. Чтобы завоевать молодежь, КГРНС должно было утвердить себя как высшая идеологическая инстанция. Но после 10 месяцев упорной работы попытка приручить молодежное движение закончилась неудачей. Единственным результатом этой кропотливой работы стало появление на свет идеологической программы, адресованной руководителям молодежных групп «Боевого содружества».

Еще на Первом имперском конгрессе было принято решение передавать молодежным организациям наиболее значимые материалы «Национал-социалистической рабочей и крестьянской молодежи». В то время молодежное крыло «Содружества» было крошечной организацией, едва ли насчитывавшей более 30 человек, в основном выходцев из «Гитлерюгенда». Насколько Штрассер трепетно относился к молодежи, показывает один факт. Даже в сложные времена, когда «Боевому содружеству» приходилось отказываться от выпуска многих газет, еженедельно выходил 4-страничный вестник «Мы — молодые». Вначале он издавался как самостоятельное издание, а затем превратился в приложение к газете «Немецкая революция». В период между октябрем 1930 года и июлем 1931-го в свет вышло 17 номеров этого издания. При прочтении «Мы — молодые» можно было обнаружить, что этот боевой листок по сути ничем не отличался от других газет революционных национал-социалистов, за тем исключением, что все статьи в нем были специально переработаны для молодежи.

«Национал-социалистическая рабочая и крестьянская молодежь» воспринималась Штрассером как молодежный союз, находившийся в «эпицентре жизни», который должен был выработать у молодежи новый стиль поведения, новую духовность, новое понимание общества. Сотрудничество штрассерианцев и «бюндише» молодежи должно было дать «импульс к обновлению» обеих сторон. Этот импульс должен был избавить молодежное движение от фашистского, буржуазного и марксистского наследия. После Немецкой революции и наступления социализма это движение должно было стать революционным авангардом гигантского движения всех молодых немцев, которое должно было проходить под знаком Третьего рейха.

В принципе «новая молодежная идеология» «Боевого содружества» мало чем отличалась от тех идей, которыми пытались привлечь к себе молодежь националисты, расисты и «фёлькише»-группировки. Попытка жестко навязать собственную идеологию привела к тому, что КГРНС вообще не смогло закрепиться в среде «бюндише»-организаций. Закончилась провалом и попытка создать единый фронт молодежных организаций, который бы решительно выступал против введения трудовой повинности[15]. Дело было не в идее, а в том, что каждая молодежная организация хотела проводить собственную акцию протеста по этому поводу. Кризис «Боевого содружества», который разразился в августе 1931 года, фактически уничтожил молодежную организацию КГРНС. Даже после союза с революционными штурмовиками она не смогла насчитать и сотни членов.

В феврале 1931 года руководитель молодежной группы Артур Гроссе покинул «Боевое содружество» и примкнул к коммунистам. Это событие предшествовало дальнейшим крупным неудачам, от которых «Боевое содружество» так и не смогло окончательно оправиться.

В программных документах «Боевого содружества» (призыв 4 июля 1930 года, «14 тезисов Немецкой революции») мы не найдем ни одного упоминания о классовой борьбе. В своей деятельности КГРНС предполагало опираться на всю нацию. Классовая же борьба была одной из самых главных угроз для гармоничного «народного сообщества». На протяжении множества дискуссий между КПГ и «Боевым содружеством» все противоречия между этими двумя организациями в итоге сводились именно к понятию «классовая борьба». Вопрос был далеко не праздным. Учитывая неуклонно ухудшавшуюся экономическую ситуацию в стране, он приобретал чуть ли не краеугольное значение. 8–9 октября 1930 года представители крупной промышленности единодушно поддержали программу оздоровления экономики, предложенную Брюнингом, За несколько дней до этого ее утвердил сам рейхспрезидент Гинденбург. Оздоровление должно было произойти за счет сокращения финансирования общественных работ и сокращения заработной платы в частном секторе. 12 октября программа вступила в силу. Почти сразу же в тяжелой промышленности заработная плата рабочих сократилась на 8 %. Уже 14 октября берлинские металлисты начали забастовку. Месяц спустя согласительная комиссия смогла найти компромисс, и реальная зарплата сократилась всего лишь на 3 %.

1 декабря 1930 года Брюнинг издал чрезвычайный декрет «О спасении экономики и бюджета», согласно которому на 6 % сокращалась зарплата бюджетников. Вместе с этим на 5 % вырастали налоги. 10 декабря Союз предпринимателей Рурской области потребовал от правительства одобрения снижения заработной платы на 12 %. Здесь сразу же вспыхнула забастовка.

«Боевое содружество» не могло остаться в стороне от этих событий. Оно сначала поддержало стачку в Саксонии, а затем и все вспыхнувшие забастовки. И здесь Штрассер допустил очередную ошибку: вместо того чтобы выдвинуть конкретные политические и экономические требования, он предпочел ограничиться демагогическими лозунгами. В частности, требовал установить максимальную зарплату в стране; в размере 1000 марок. Кроме этого выступал за сокращение денежного содержания парламентариев и публикации имен тех, кто получал прибыль от осуществления плана Юнга. Он надеялся, что эти требования приведут рабочих в лагерь революционных национал-социалистов.

На следующий день «Боевое содружество» решило расширить свои требования. Оно настаивало на 7-часовом рабочем дне (который должен был быть установлен без уменьшения заработной платы), отмене любых новых налогов, пенсии в размере 500 марок. Но самое главное, Штрассер настаивал на «всеобщей социалистической стачке, направленной против системы». За поражение стачки Штрассер сделал ответственными «иезуитскую диктатуру Брюнинга», предателя Гитлера и профсоюзную бюрократию, стоявшую на службе продажной социал-демократии. После того как призывы к созданию единого социалистического фронта не нашли отклика, Штрассер и Шапке вообще перестали употреблять такие понятия, как политическая стачка, эксплуататоры, классовая борьба. К тому же ситуация в стране не располагала к массовому забастовочному движению. В ответ на массовые стачки работодатели и промышленники провели еще более значительное понижение заработной платы. В этих условиях профсоюзы становились незаменимой организацией.

Так откуда же Штрассер почерпнул мысль о всеобщей политической стачке? Впервые этот тезис прозвучал в статье Христиана Клее «Национал-большевизм», опубликованной 1 октября 1930 года в «Национал-социалистических письмах». А уже 11 января 1931 года «Немецкая революция» опубликовала призыв к проявлению солидарности с рабочими Рура, который дополнялся уже ставшим традиционным требованием создания «единого социалистического фронта». Впрочем, хотя Штрассер и проявлял солидарность с рурскими рабочими, но он не верил в их победу. Их борьба носила экономический характер, была изолированной и не имела политического руководства. Промышленники предпочитали улаживать противоречия с рабочими по отдельности, минуя профсоюзы. Тем самым, как полагал Штрассер, они изолировали бастующих от общих рабочих интересов.

Для капиталистов было жизненно необходимым представить эту борьбу в подконтрольной им прессе как чисто экономические недоразумения между двумя равноправными партнерами — трудящимися и работодателями. Подобная тактика откалывала от борющихся рабочих такие слои, как крестьянство и мелкая буржуазия. Тактика «разделяй и властвуй» оправдывала себя — стачки стали утихать. Штрассер видел единственный шанс трудящихся только в намерении придать стачке всеобщий политический характер. Если бы рабочие смогли перейти от чисто экономических требований к тотальной критике системы, они обязательно бы сплотились с крестьянами и средними слоями. Этот союз должен был стать залогом победы над капитализмом. Выдвигая данный тезис, Штрассер как бы критиковал КПГ, которая призывала к борьбе класса против класса. Рабочие могли одержать победу только в условиях общенациональной солидарности. Узкоклассовая борьба обрекала их на поражение.

В декабре 1930 года компартия начала придерживаться новой тактики. Теперь главным врагом стал Брюнинг, его чрезвычайные декреты. Словно отвергая критику Штрассера, коммунисты взяли курс на «боевой союз» пролетариата, крестьянства и мелкой буржуазии. Вместо призывов к классовой борьбе коммунисты подняли на знамя лозунг «общенациональной народной революции против фашистской диктатуры Брюнинга». После некоторого раздумья Штрассер присоединился к этому призыву. В новом лозунге он видел не только тактическое средство, но способ, благодаря которому можно было положить конец классовому мышлению и идеям о классовой борьбе. Последняя для него была всего лишь устаревшим понятием из марксистской идеологической обоймы. Немецкий капитализм фактически уничтожил все классы. Он создал примитивную биполярную социально-политическую реальность. На одном полюсе находились эксплуататоры, на другом — угнетенные. Именно угнетенные составляли, по мысли Штрассера, 97 % всего немецкого народа.

Итак, поскольку почти весь немецкий народ попадал в разряд угнетенных, то крушение капиталистической системы в Германии было неизбежно. «Мы исходим из того, что антикапиталистический фронт представляет собой весь немецкий народ, которому противопоставлено классовое господство капитализма… В действительности именно капитализм призывает к классовой борьбе. Цель социализма — народное сообщество». Согласно взглядам Штрассера, социалистическая революция могла победить только в условиях общенациональной солидарности. Лозунги классовой борьбы лишь ослепляли революционеров.

В итоге лидер КГРНС Приходил к выводу: диктатура пролетариата не что иное, как орудие капитализма. Ничего не подозревавшие коммунисты в одночасье превратились в пособников системы и слуг капитализма. Теперь Штрассер прибегал вновь к своим любимым антимарксистским аргументам. По большому счету они ограничивались провозглашением революционного национал-социализма как единственного политического течения, которое могло найти выход из кризиса. Подобные идеи Штрассер повторил в статье «К стачке в Руре: основы и тактические замечания». Он утверждал: декреты Брюнинга вполне закономерный шаг, так как правительство решило вступить на путь откровенного фашизма и установить диктатуру капитала. Капитализм можно было уничтожить только при условии существенного обнищания немецкого народа. Не правда ли, напоминает ленинский тезис: «Чем хуже, тем лучше»? Рабочие не должны были разбрасывать силы на сиюминутную экономическую борьбу, а накапливать их для решительной атаки на систему. Цель революционного и национал-социалистического движений должна была сводиться к выступлению против партийного эгоизма НСДАП, КПГ и профсоюзов.

Пресловутый единый фронт, являвшийся необходимым условием всеобщей политической забастовки, должен был смести партийную иерархию, став «сильнейшим и эффективнейшим средством международной освободительной борьбы». Этот фронт, конечно, не смог бы совсем уничтожить капитализм, но он открыл бы путь к созданию революционного парламента, который воплотил бы в себе все антикапиталистические устремления. Примечательно, что в этом парламенте Штрассер отводил место и НСДАП. Но при одном условии: нацисты должны были переродиться. Гитлеровская партия обязана была обновиться, разорвав все отношения с Немецкой народно-национальной партией и покинув коалиционные правительства в Тюрингии и Саксонии.

Революционный парламент должен был упразднить капиталистическую систему и представлять интересы угнетенного народа. Само собой разумеется, он должен был отказаться от осуществления плана Юнга и разрушить Версальскую систему. Вновь видно, что Штрассер был увлеченным мечтателем. Он нарисовал не политическую перспективу, а утопию, которую фактически нельзя было осуществить. Чего стоил только один из пассажей: «Союз между КПГ, НСДАП, революционными профсоюзами, революционными СА должен базироваться на универсальной любви, которая царит между братьями, в которых упечет кровь одного народа».

После того как стачка потерпела поражение, упоминания об этой дивной утопии быстро исчезли со страниц газет «Боевого сообщества». В апреле 1931 года Штрассер стал высказывать более жизнеспособные идеи. Теперь он взял курс на союз с революционными штурмовиками и военизированными подразделениями национал-революционеров. Он призвал национальную оппозицию к вооруженной борьбе. Подобные резкие перепады были еще одним подтверждением того, что руководство «Боевого содружества» было просто не в состоянии ясно сформулировать свои политические цели. Стремясь играть хоть какую-то роль в политической жизни Германии, Штрассер и его сподвижники, не задумываясь, были готовы подстраивать идеологию и тактику своей организации к новым условиям. В итоге они плелись в хвосте политических событий.

Подобная неразборчивость выливалась в конфликты между сторонниками той или иной линии, которой должно было придерживаться КГРНС. Никто не знал, как должна была начаться пресловутая «Немецкая революция». Пресса «Боевого содружества» превратилась в коктейль из политического догматизма и идеологических шатаний. Публикации потеряли внутреннюю логику, они были бессвязны и несвоевременны. Штрассер не мог не видеть, что политическое непостоянство ставило под угрозу само существование «Боевого содружества». Но прежде чем «Боевое содружество революционных национал-социалистов» окончательно развалилось, ему было суждено пережить еще один грандиозный успех. Его принесли Штрассеру взбунтовавшиеся берлинские штурмовики Вальтера Штеннеса.