Война на восходе

Глава 3 О Мертвом Господаре

Он вошел в лес, и лес принял его точно старый друг. Прохлада дохнула в лицо, мох и трава влажно зачавкали под ногами – недавно прошел легкий дождь, какие сопровождают наступающую весну. Лес застыл в ночной тиши, и во всем чувствовалось: апрель близок. Где-то прокричали птицы, они возвращались с юга и искали свои гнезда, сидевшие на корявых ветвях точно короны. Ветви оплели небо черной паутиной. Змеевик замер на секунду, поднял голову к зениту: тысячи холодеющих солнц смотрели на него из вечной глубины.

Он гулко сглотнул.

Нужно попрощаться с этим миром как человек. На рассвете он станет змеем и будет служить отцу до конца своих дней. Юноша медленно поднес руку к груди, вынул из-за пазухи Лучезар. Камень разгорелся ярко-зеленым осколком звезды: прекраснейший, чудный свет – и скоро он будет литься из его груди, там, где сейчас бьется сердце.

Змеевик спрятал камень обратно и зашагал быстрей.

Пальцы горели, словно он водил ладонью по пламени, все еще помня прикосновение Дики. Юноша снова замер, прикрыл глаза. Грудь тяжело поднималась и опускалась, он был не в силах сдвинуться ни на шаг и слушал, как за его спиной птицы радуются весне. Скоро каждая птаха в этом лесу сыщет себе пару. Совьет гнездо, натаскает перьев, травинок. Будет петь гимн жизни и любви.

Только не он.

Когда-то Вик бегал с Дикой по городу, просиживал ночи напролет в канализационном люке, устроившись на лежанке между девочкой и ее псом, и даже не думал, что это единственные часы человеческого счастья, которые ему отмерены. Понял это Змеевик, лишь когда лишился всего, провалив испытание.

Умер.

Стал нежителем.

Из-за нее.

Узнал, что умерла она.

Из-за него.

Змеевик охватил лицо ладонями. Щеки горели. Веки бешено пульсировали под пальцами. Раздув по-змеиному ноздри, он жадно втянул воздух.

Его руки пахли ею…

Она уже вернулась домой. Змеевик представил, как Дика отводит ветви шиповника, открывает дверь своего дома. Сразу ли увидит на столе бумагу, придавленную зеленым камнем? Ее в приюте научили писать, она научила его. Он не мог сказать слова прощания – слишком тяжело, – лишь написать. Все путешествие Змеевик не позволял себе остаться с Дикой наедине. Хорошо, когда они прощались на холме, там были другие. Если бы они остались вдвоем…

Сердце радостно подскочило. Забилось, жалкое, от одной мысли об этом.

Змеевик не знал людской жизни, пока не увидел своими глазами на вылазке в город. Однажды он подглядел за двоими: девушка и юноша стояли на улице, держась за руки. Юноша вдруг наклонился и прижался ко рту девушки губами, а она оплела нежной рукой его шею, притянула к себе – и Вик, никогда прежде такого не видев, не мог оторвать взгляда. Сам не знал почему. Он вдруг перестал чувствовать себя змеенышем. Змеи такого не испытывают.

Он ощутил себя человеком.

И до сих пор не искоренил тягу к людям. Путешествие в Полночь не прошло бесследно: отправляясь в страну Смерти, он еще был змеем – но теперь… какой же он теперь змей? Вик смеется. Хохочет. Даже шутит. Он чувствует, чувствует! Слишком много! Он хочет того, чего хочет лишь человек.

Будто путешествие в мир Смерти подарило ему жизнь.

Вик открыл глаза.

Впереди между деревьями показалась старая сосна: ветви раскинулись в стороны, могучие корни у основания сплелись, точно гадюки во время змеиной свадьбы. Там находился лаз, и только Вик знал этот путь.

Он знал все пути, ведущие в царство Господаря Горы.

Не знал лишь пути обратно из ловушки, в которую попал.

Шаги разносились эхом под тысячелетними сводами – здесь под землей всегда холодно и темно. Так любят подданные Господаря Горы. Так любил он, пока не увидел солнечный свет. На стенах сверкают камни, кристаллы и змейки – и не понять: то ли часть барельефа, то ли живая медянка притаилась на потолке. До того как Змеевик побывал в Золотом Дворце, великолепней этих он не видал палат.

Змеевик сбежал по ступенькам, мимо его ног во тьму скользнул черный хвост – значит, о его возвращении доложат. Вик прошел через анфиладу и наконец очутился перед огромными створками из позеленевшей меди. Два стража склонили перед ним змеиные головы. Створки медленно распахнулись, и Вик вошел в тронный зал.

По обе руки на пути к трону все кишело от сотен блестящих, извивающихся тел. Вик прошел вперед. Отовсюду устремились хищные взгляды, но Змеевик взял себя в руки.

«Я принц! – сказал он себе. – Я спустился в царство мертвых, единственный из детей отца говорил с Балауром, ранил Отца всех змей – я больше не последний из сыновей!»

Сердце Вика бешено колотилось о Лучезар, спрятанный на груди. Змеи шипели и сползали с колонн и стен, чтобы взглянуть на возвратившегося сына Господаря. Вик подошел к тронному месту, встал на колени перед статуей гигантского змея и склонил голову. С высоты донесся голос, древний, как шепот звезд:

– С-с-сын мой, ты вернулс-с-ся.

– Да, отец!

Вик не смел поднять глаз. Было страшнее, чем при встрече с Балауром, – мысли еще одолевали образы, что пришли в голову во время прогулки по ночному лесу. Он думал о ней. Волосы, одежда, вещи – за время путешествия все пропахло звериной шерстью. Отец это почует. А то, что Вик вернулся иным? Что больше не слышно в его голосе каменного равнодушия? Он слишком человечен!

«А если он мне откажет?» – Вик взглянул на черное кольцо и содрогнулся.

– Отец! Я прошел испытание.

Змеи и змееныши окружили Вика – он застыл посреди шума, свиста и скользящих теней.

– Я добыл Лучезар!

– Покаж-ж-жи!

Змеевик выхватил камень и поднял над головой. Залу осветили призрачно-зеленые лучи, и свист подданных Господаря пронесся ветром. Удивлены! Поражены! Вик почувствовал себя увереннее. Он поднял глаза: отец казался довольным. Два черных глаза вспыхнули даже ярче, чем алмазы в роскошном венце, покоящемся на его длинных волосах. Он протянул руку, и Вик вложил Лучезар и перстень в мраморные пальцы отца. Господарь сжал кольцо, и камень рассыпался пылью.

– Да будет так! С-с-сын мой, я рад принять тебя как нас-с-следника моих богатств и тайн земных недр. Отныне ты…

В воздухе просвистело – но не по-змеиному. Длинное лезвие ножа скользнуло по воздуху и воткнулось в горло Господаря. Змеиный король распахнул глаза, широко открыл рот и схватил воздух, но из горла вырвался хрип. Вик застыл, змеи обмерли. Повисла гробовая тишина, и в этой тишине слышалось лишь прерывистое сипение правителя.

Он потянулся к горлу – но из раны хлынула кровь. Пролившись на пальцы, она зашипела и зашкварчала, точно вода на сковородке. От багровых капель пошел сизый дым – и Господарь, закатив глаза, рухнул на колени.

– Отец!

Рядом с Виком возник гигантский Желтый змей – старший из сыновей Господаря. Одновременно со стороны кто-то отчаянно завизжал:

– Отвалите, гады! Ах вы, скользкие… ползучие… мерзкие…

Змеевик едва не упал, услышав этот голос. Он бросил взгляд на нож: рукоять из белой кости! Юноша развернулся. По правую сторону одна из дверей приоткрыта – та самая, ведущая на поверхность через Чертов палец. И вопили оттуда!

Никто не смел приближаться к задыхающемуся змею. Никто не знал, что предпринять, – такого в подземном мире не происходило еще никогда! Господарь взглянул на сына – Вика обдало леденящим холодом, – и его черные глаза застыли.

Господарь Горы дернулся и с последним хрипом испустил дух.

Какое-то время висела тишина.

Змеи зашипели разом. Громкий и страшный свист чуть не сбил с ног Змеевика – он прокатился по залу чудовищным ветром, всколыхнув волосы и пламя светильников. Тело Господаря Горы начало окаменевать. От кончиков пальцев окаменение расползалось выше и выше, пока наконец змеиный правитель не обратился в глыбу черного камня весь. Корона упала с головы и, звонко цокнув о каменные плиты, покатилась по ним сияющим кольцом.

За долю секунды, в которой смешались шипение, девичий вопль и ужас, Вик понял.

Выбора не оставалось.

Юноша кинулся к венцу, протянул руку и сомкнул на нем пальцы, но тут же в корону впились зубы Желтого змея.

Они схватили венец одновременно.

Корона загудела – будто зазвенел колокол, – и этот долгий гул прокатился сквозь тело Вика, отозвался в стенах и пронесся дальше, через залы и сокровищницы, пока не ухнул в глубины земли.

– Господарь Горы мертв! – кто-то громко прошипел в толпе.

Змеевик поднялся на ноги, не выпуская венца, – ас другой стороны корону по-прежнему сжимала пасть Желтого змея, вытаращившего лютые глаза. Вик развернулся к змеиной толпе. Тысячи разноцветных колец поднимали головы, со всех сторон на Вика и его брата громко шипели. Возле двери, ведущей к Чертову пальцу, появилась девичья фигурка – и сердце Вика полоснуло болью. Змеи оплели Дику с головы до ног и вытолкнули в зал. Стражи угрожающе распахнули пасти у горла девушки.

– Стойте! – приказал Змеевик.

Змеи застыли, но девушку не отпустили.

Подполз дряхлый полоз – его зубы давно вывалились, но ему, древнейшему и мудрейшему, приносил еду молодняк. Полоз прошипел:

– Нес-с-слыханное дело… Нес-с-слыханное…

– Что гласит закон? Что глас-с-с-с-сит закон?

– Закон глас-с-сит, – полоз прищурился, – что кос-с-снувшийся первым венца Господаря – буде тот мертв, – и с-с-станет новым Господарем!

– Двое! Двое! – зашипели змеи.

Змеевик почувствовал их ненависть и зависть – на его месте хотел оказаться каждый из этих тысяч! Ведь прежде никто и предположить не мог, что Господарь Горы, проживший вечность под Горами, может умереть.

Как обычный человек.

Пот струился по лицу Вика, его колени дрожали, но он нашел силы стоять перед советом змей, который решал его судьбу.

Его и Дики.

Если они выскажутся не в его пользу, в тот же миг стражи вонзят зубы в ее горло, и тогда… «Дика!» – мысленно вскрикнул Змеевик. Их взгляды столкнулись: голубые глаза блеснули, точно осколки льда. Так же режут, колют, причиняют ему боль.

«Дика… Милая… Что же ты наделала?»

Змеевик понял: вот зачем она пошла в оружейную палату! Чтобы найти оружие против Господаря Горы. Но ведь нож ее собственный! Что за оружие она тогда отыскала?

Змеевик нахмурился и тут же ахнул от понимания: он сам боялся одного – яда своего отца, который, в отличие от других змей, мог его убить. А его отец боялся… Вик вспомнил, как выплеснувшаяся из раны кровь зашипела, испуская дым.

«Яд! Нож был обмазан ядом. Кажется, я знаю чьим».

Если он боялся своего отца, то Господарь Горы тоже… боялся своего отца!

«Балаур!»

Шипение взорвалось громогласным эхом:

– Битва! Битва! Битва!

Змеи сползлись плотным кольцом, и Вик судорожно сжал одеревеневшие пальцы на короне, боясь ее отпустить.

– Битва! Битва! Битва!

Полоз поднял подслеповатую голову:

– Мы порешили-с… Двоим Государям не бывать – с-стало быть, выход – это битва. Один из вас-с-с станет Государем – тот, кто ос-с-станется жив!

Желтый змей подтянул тело, сворачиваясь в мощные толстые кольца, и грозно взглянул на своего брата Змеевика. «Люди назвали бы это братоубийством, – подумал вскользь Вик. – Но это змеиный закон». Он знал, что иного выхода не будет. Один из них останется. Другого ждет смерть. Таков закон природы. Без жалости и милосердия. И коли приходилось решать спор – то проигравшего не оставалось, лишь мертвец.

Их окружили змеи. Вик положил корону на каменные плиты. Отошел. Его брат отполз дальше. Юноша оглянулся на Дику – сердце гулко и дробно стучало, и вдоль позвоночника струился холод. Змеевик бросил на пол заплечный мешок, смахнул с лица косицы. Рука нащупала ножны, сжала холодную рукоять – и Змеевик выхватил сияющий клинок.

Змеи зашипели.

– С-с-сражайся как з-з-змей! – свистела толпа. – З-з-змей!

Но Вик ослушался. Вдруг он перестал быть испуганным юнцом; древний боевой дух воспрял в его крови, и Змеевик, получивший благословение в схватке с Балауром, стал теперь воином.

Янтарные чешуйки на теле брата отблескивали глянцем в мерцании светильников. Желтый змей – старший из его братьев. Самый сильный, рослый и длинный из всей сотни сыновей, рожденных от союза Господаря Горы и людских женщин, – и прежде Вик никогда бы не помыслил поднять на него руку. Но теперь все изменилось. Из последнего ребенка Государя Змеевик стал вровень с первыми и теперь будет биться за право стать новым правителем.

«Дика! – подумал Вик. – Если я проиграю…»

– Раз-с, два-с, три-с!

Громадный змей развернул огромные кольца и бросился в атаку. Зубастая пасть распахнулась, и юноша едва успел отскочить и занести длинный меч – но змей, оказавшийся проворней тяжелого клинка, ускользнул за спину. Мелькнула желтая молния – хвост прорезал мрак и ударил Вика в грудь. Удар вышиб воздух из легких, и Вик полетел на пол.

Юноша грохнулся на лопатки, а хвост взметнулся над ним колонной и тут же обрушился, чтобы раздавить ужасающим весом. Вик собрал все мужество, сжал пальцами рукоять и со всего маху резанул клинком. Воздух свистнул, – лезвие мелькнуло серебром и полоснуло летящий хвост. В лицо Вика брызнул багровый фонтан.

Сзади яростно зашипело. Змеи вокруг сплелись плотнее, свистели, шипели и раскачивались, высовывая раздвоенные языки. Вик с трудом перевернулся и встал на колено. Вовремя. Желтый змей подтянул к себе окровавленный хвост, распахнул пасть и, обнажив острые клыки, напал вновь.

Кровь Змеевика вскипела. Посреди его лба полыхнуло, будто кто ткнул горящей головней – словно глаз, нарисованный Йонвой, а затем стертый, вновь пробудился. Юноша вскочил на ноги, обуреваемый жаждой сражения, и бросился навстречу брату.

Меч сверкал и со свистом обрушивался на противника, Желтый змей изгибал блестящее тело, норовя сбить Вика раненым хвостом, шипел и хрипел, а Вик, сцепив зубы, раздавал удары. Вдруг змей извернулся и вонзил клыки ему в руку – и Вик вскрикнул от боли, но не растерялся: голова брата оказалась совсем рядом, и Змеевик, воспользовавшись этим, разрубил могучую шею пополам. Из обрубка вырвался фонтан крови и окатил лицо юноши, а гигантская голова подлетела в воздух, прокрутилась несколько раз, упала на пол и в полной тишине откатилась в сторону.

Вик тяжело опустил меч, отбросил с глаз окровавленные косицы и утер лицо подолом рубашки. Сердце бешено колотилось, боль обжигала лоб и левую руку, а тело звенело как металл.

Он победил.

Убил брата.

И стал первым из змей.

Змеевик почти не слышал, как засвистели и зашипели змеи, сползаясь со всех сторон – уловил лишь вопль Дики: «Вик!» Вдруг змеи расступились, и к нему подполз бронзовый полоз, неся в зубах сияющий венец.

– Преклони колени-с!

Вик послушался и склонил голову. Тяжелый венец, украшенный самоцветами и смарагдами, едва коснувшись головы Вика, вновь загудел; гул пронесся сквозь тело и через палаты – но не такой, как прежде, а серебряный, звонкий и юный.

Вик поднял лицо. Дряхлый полоз, сощурившись, оглядел нового короля и вдруг на всю залу воскликнул:

– Да здравс-с-ствует Мертвый Господарь!

Шипение тысяч змей слилось в единый долгий шум, и Змеевик почти оглох. Он не испытывал радости, до сих пор не понял даже, что стал верховным змеем, что теперь великолепный дворец и многочисленные слуги – его. Что Вик отныне и до конца времен – правитель Горы.

Любой из миллионов змей, окруживших его, потерял бы сознание от счастья и гордости.

В голове же Вика билась одна мысль: «Дика будет жить».

Несколько могучих змеев подхватили юношу, подняли в воздух над ликующей толпой и отнесли к тронному месту. Там еще темнело окаменевшее тело его отца.

– Мертвый Гос-с-сподарь, Мертвый Гос-с-сподарь, – шипели змеи.

Змеевика поставили на ноги. Прежде здесь стоял его отец, теперь с пьедестала взглянул он сам.

Вик выпрямил спину. Мышцы отяжелели, налитые силой. Раненая рука, все еще сжимающая рукоять, теперь не дрожала – душу юноши наполняла радость от невероятной победы. Вик поднял голову, увенчанную великолепной короной, и воздел руку. Когда он повел ладонью справа налево перед толпой, ползучие твари упали перед ним ниц.

Он больше не Виктор. Не Змеевик. Отныне и до конца времен его истинное имя – Мертвый Господарь. Теперь он – Хранитель сердца Карпат.

Вдруг Вик заметил, что над кишащей массой возвышается одна голова. Синий змей, чье тело украшали лучезарные сапфиры, второй по старшинству после Желтого, высоко держал голову и смотрел на нового короля с вызовом. Змеевик указал на него, но тот не склонился. Гады подле него зашипели и засипели, а Синий змей четко проговорил:

– Я не поклонюсь Господарю, который человек.

Движение в живой массе замерло. Весь мир, казалось, стих – и в этом молчании послышался долгий нарастающий ропот, словно из-за гор шла и наливалась электричеством гроза. Сначала загудели дальние ряды, затем ближе и ближе, и Синий змей повторил громче и уверенней:

– Я НЕ ПОКЛОНЮСЬ ГОСПОДАРЮ, КОТОРЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Ропот волной захлестнул зал, и толпа взорвалась криками: «Он прав!», «Ты – человек!», «Мы подчинимся лишь змею!», «Ты не наш король!». Нахлынувшая было радость покинула Змеевика. Парень бросил взгляд на Дику – бледная девушка по-прежнему стояла у стены, обвитая стражниками. Взгляд ее голубых глаз заставил Вика очнуться и собрать все мужество. «Я должен. Ради нее». Скрепя сердце Змеевик повысил голос:

– Я добыл Лучезар. Сразился с Балауром Великим и получил благословение на царство. Я первый коснулся Господарева венца. Я победил Желтого змея! – Он вскинул окровавленные руки. – Я убил своего родного брата, следуя вашему – нашему! – закону змей! Я – ваш Господарь! Подчинитесь!

Змеи зароптали, зашипели, со страхом отползая от Вика, – и он чувствовал, что его окропленное кровавой росой лицо внушает им ужас, но по-прежнему в толпе витало сомнение. Синий змей подобрался ближе, извиваясь гибким блестящим телом, – твари так и расползались у него с пути. Змей поглядел на девушку, затем на Вика – и Вик испугался той непокорной злобной искры, что вспыхнула в ярко-синих глазах.

– Ты отправилс-ся в царство С-с-смерти, чтобы добыть Лучезар и с его помощью отринуть человеческую кровь и стать змеем. Но ты так и не использовал камень… Я не назову тебя с-с-своим Господарем, покуда ты не обратишьс-с-ся до конца!

Вик сухо сглотнул. Глаза змей нацелились со всех сторон, и сердце колотилось до боли. Больно, слишком больно. Если он использует Лучезар, больше никогда не станет человеком. Никогда не будет с ней. Балаур же проклял его: и если Змеевик использует камень, он вечно будет страдать оттого, что в своей жалкой и краткой человеческой жизни так и не испытал любви.

«Что мне делать?»

Еще недавно безысходность сменилась ликованием, а вот теперь нахлынуло отчаяние. Он в ловушке!

– С-с-совет, с-с-совет, – зашипели змеи.

Старейшины королевства окружили Вика и свистели, шипели и клекотали, с жаром обсуждая, следует принять им Господаря-человека или послушать слова его противника. Наконец совет расступился и к Вику подполз бронзовый полоз:

– Не гневайс-ся, Мертвый Господарь. Мы согласны принять тебя и будем верны вашему Змеиному Величеству до тех пор, пока Луна не взойдет на западе, однако сделаем это лишь, если ты отринеш-ш-шь человеческий лик и примешь змеев – навсегда! Иначе власть перейдет к тому, кто победит тебя в с-с-смертном бою. А выступать против тебя будут вс-с-се твои братья: победив одного, ты будешь сражаться с другим – и так, покуда не одолеешь всю с-с-сотню – или кто-то из них не одолеет тебя! Даем срок в одну луну – по окончании этого срока ты должен явиться к нам змеем!

Змеи зашипели и заерзали, но Вик сдвинул брови и кивнул.

– Да будет так!

«Ты должен платить за то, что коснулся венца. За то, что спас ее от гибели. И ты заплатишь эту цену, – сказал себе Вик, – но не сейчас».

Змеевик сжал в руке Лучезар. Этот месяц он – Мертвый Господарь. Пока еще. Сразиться с сотней братьев? Он не выстоит! Останется лишь принять их условие. «У тебя останется еще месяц, чтобы прожить его как человек».

Весь этот месяц ему придется держать змей в узде, чтобы они слушались его – совсем юного, – Господаря, да еще и человека. Змеи не какие-нибудь котята. Вдруг кто-то из них задумает отомстить Дике, как сделал его отец? Нет! Он станет Господарем навсегда, чтобы уберечь ее от мести…

Осталась лишь одна задача. И если они сейчас не повинуются… «Они будут слушать меня. Я – их Господарь!» – сказал себе Вик. Допусти он сейчас малейшую ошибку, все это несметное полчище растерзает и его, и ее… Змеи подчиняются лишь сильнейшему. Ему нужно задушить в себе чувства. Чувства – это слабость.

Змеевик знал, что сейчас испытывает последнее терпение своих подданных, но не мог поступить иначе. Именно для этого он и стал правителем смертельно опасного народа, чтобы сказать:

– Отпустите девушку!

Стражники заколебались. Новый Господарь отпускает убийцу своего отца? Возмутительно! Змеи ожидали, что человека ожидает долгая и мучительная казнь, как только окончится выбор нового Господаря, – а тут такое! Глаза Синего змея вспыхнули вновь. Змеевик видел недовольство толпы, но поднял руку и заставил всех замолкнуть:

– Отпустите!

И, взглянув на его окровавленное лицо, змеи повиновались.

Какое-то время Дика стояла не шелохнувшись. Смотрела на него, Вика. Парень смог лишь кивнуть, надеясь, что она прочтет в его глазах: «Беги!» Девушка скользнула взглядом по его рукам, с которых все еще капала кровь, вздрогнула и метнулась к щели в дверях.

«Только не оборачивайся, – взмолился про себя Вик. – Беги, милая, беги так быстро, как только сможешь, – и не оборачивайся на меня».

И только когда девушка выскочила в дверь, он сделал то, что должен был выполнить победитель смертельной схватки. Вик отстегнул от пояса меч, один из слуг сразу подхватил драгоценный клинок. Снял с себя сапоги, расстегнул рубаху и наконец разделся донага.

Змеевик спустился с возвышения к лобному месту, где собирался совет. Здесь в полу было вытесано углубление в форме прямоугольника. Юноша приложил ладонь к выпуклому камню у подножия трона. Пол прямоугольника начал опускаться.

В этот бассейн когда-то окунался его отец. Теперь очередь Вика.

– Великая земля,

Я – твой сын,

Ты – мать моя.

Из щелей в камнях забили ключи, и бассейн заполнился водой. От фонтанов поднимался пар, из самых глубин земли вырывалась горячая вода. Змеи приволокли тело мертвого Желтого змея, бросили в купальню, и вода окрасилась в красный цвет.

Вик опустил ноги в воду, чуть не вскрикнув от обжигающего кипятка, но не отступил. Вода поднялась до места, где посередине его грудной клетки белел шрам в виде креста.

– Змею – змеево!

То была главная клятва подгорного царства.

– Змею – змеево! – подхватила толпа слова Змеевика, и между колонн пронеслось громогласное эхо.

Вик сделал несколько шагов в кровавой воде.

– Камню – каменное!

Вода схлынула. Из щелей с шорохом посыпались мелкие алмазы, и бассейн наполнился сверкающей массой.

– Камню – каменное! – подхватил хор.

Вик сделал еще несколько шагов.

– А человеку…

Горло перехватило. Он понял, что не может это сказать. «Давай. Соберись! Ради нее!»

– А человеку, – прошептал Вик, – прах.

Сияющие камешки быстро втянулись, пыль схлынула в щели, каменные плиты опустели. Зал замер. «Услышит ли меня земля?» – испугался Змеевик.

Плиты вздрогнули и разошлись – из темных отверстий вырвались густые пепельные облака, и обнаженное тело юноши потонуло в серой пыли.

– А человеку – прах!

Так звучала главная присказка этого народа: «Змею – змеево, камню – каменное, а человеку – прах». Дети Господаря должны были отринуть человеческую природу, чтобы взойти на престол, ибо то, что предназначено человеку – прах; лишь камень и змеиная мудрость вечны.

Небо на востоке заалело. От реки разливался перламутровый туман, и в деревьях на холме запели птицы. Наступало утро. Дика захлопнула дверь каморки на засов. Не достанут. «Гады. Твари ползучие!» Сердце колотилось, как у бешеного зайца, и девушка никак не могла отдышаться. Поднесла руки к лицу. Дрожат. Вот как. Она, Шныряла, дрожит! Небывалое дело.

Да и ночка выдалась небывалой.

Когда Вик прощался, Дика поняла, что произойдет в царстве Господаря Горы, – времени оставалось мало. Она вспомнила, как Чертов палец перевернулся во время испытания Макабра, рванула туда – и примчалась вовремя! Вик только вошел в залу, как она появилась у двери. Девушка не стала дожидаться, пока отец прикончит парня или сделает его одним из мерзких змей. Всем сердцем Шныряла ненавидела Господаря.

«Ты у меня поплатишься за все, – скрежетала зубами девушка. – За то, что сделал меня нежительницей! За то, что чуть не убил Виктора! Старый червяк!»

Оказавшись тогда в оружейной палате, Дика взяла то, что могло убить Господаря Горы – яд Балаура! Ну, а ножи метать она всегда была горазда.

Но то, что произошло дальше…

Квадрат окошка понемногу светлел: рассвет захватывал небо. Шныряла плюхнулась на кровать и сжала руки на коленях. Нет сил ждать, думая-гадая, как же он там!

«Виктор…»

Дика подловила себя на том, что не может выкинуть его из головы. А то, как сердце колотилось при взгляде на его будто выточенное из мрамора лицо? Когда смотрела в эти глубокие зеленые глаза, обрамленные длинными ресницами…

– Дура! – упрекнула себя девушка. – Дура набитая, и башка твоя – мешок с соломой! Ты Кобзаревой брехни наслушалась?

Но Шныряла давно поняла, что так просто от этих мыслей не избавишься.

– Идиотка, – подытожила она. – Виктор уже не тот, что прежде. Ты просила его остаться. Если бы он действительно… тебя… Если бы он дорожил тобой, – поправилась Дика, боясь сказать лишнего, – не поперся бы к отцу в его идиотское царство! А тут вернулся – и ты снова уши развесила… Тебе ли о нем мечтать? Будто в зеркало себя не видела! Друг детства? В детстве детям все одно: лишь бы играть с кем-то… он и играл с тобой… А это – другое. Думаешь, ты ему нужна такая?

Дика с досады пнула горшок, и тот откатился к куче хлама. Шныряла подскочила и зарылась в мусор: где-то там под треснутыми кувшинами поблескивал осколок зеркала.

Дика ненавидела зеркала за то, что в них можно было увидеть себя.

Она распрямилась, трясущейся рукой подняла к лицу зеркальце. Убрала непослушную прядь, заглянула в осколок. Повертелась вправо-влево.

Бледное острое личико. Подбородок торчит. Губы тонкие, а зубы – не зубы вовсе! Настоящие клыки. Нос длинный, таким только прорехи в занавесях делать. Тени под глазами. А сами глаза? Один влево смотрит, другой вправо. Красота, куда уж там! Разве что цвет интересный – льдисто-голубой… Лишь одно в ней хорошее… Шныряла стащила косынку, и на плечи хлынули золотисто-рыжие волосы. Длинные ручьи заструились до пояса огненным каскадом.

Да, красивые. И все же…

Дика скривилась.

– Он зовет тебя Дакиэной, но разве ты волчица? Подзаборная шавка! – горько выплюнула она в отражение. – Шныряла, вот ты кто! Думаешь, они зря тебя так прозвали? Да погляди на свою рожу! Кому ты нужна такая – рябая, косая? Ему ли, принцу? Тьфу…

Шныряла сплюнула.

– Зря ты рисковала, спасая его от отца… Может, ему и не хотелось вовсе…

Шныряла вспомнила, как Виктор вел себя после боя с Балауром. Сердце радостно сжалось, но тут же заныло. «А может, Балаур про другую говорил! С чего ты взяла, что о тебе? Не забывай, ты – Шныряла, и всегда ею будешь! Та, кто шныряет под заборами, кого все пинают, кто никому не нужен!»

В дверь неожиданно постучали, и Шныряла напряглась. В мыслях нарисовалось змеиное полчище, притаившееся за крокусами, но девушка спохватилась: «Ага, стали бы эти ползунки стучаться». Дика схватила со стола нож, подкралась к двери и, прижавшись ухом к косяку, прохрипела:

– Кто там?

Тишина. Лишь ветер свистел на холме. Дика оглянулась на окошко: между деревьями посветлело, от травы поднимался курчавый туман. Она рванула засов, и дверь со скрипом приоткрылась. Дика высунула острое личико в щель и обомлела.

На пороге стоял он. В новых одеждах, черных, будто полуночная мгла. По низу мрачного камзола – вышивка змей, переплетенных в танце. Руки сцеплены за спиной. Не шевелится. Смотрит. Косы закинуты за плечи, лицо – осунувшееся, бледное. Лишь глаза светятся изнутри зеленым огнем.

Дика вдруг вспомнила, что оставила косынку на столе. Она швырнула на кровать осколок зеркала и вышла на порожек. В горле пересохло, да еще парень смотрел так, что ей стало не по себе. От его лица веяло опасностью и огнем. Дика мысленно дала себе пощечину. «Не смей раскисать. Ни один взгляд не превратит тебя в тарелку манной каши!»

– Что тебе, Вик?

Грудь юноши тяжело вздымалась и опускалась. Он продолжал смотреть. Шныряла скользнула взглядом по его шее – чистая. Кровь хоть отмыл, а то после того как тюкнул змея, с головы до ног был в красном.

Наконец парень разомкнул губы:

– Я больше не Вик.

Шныряла хотела пошутить, но слова застряли в горле.

– Отныне мое имя – Мертвый Господарь.

Юноша приподнял подбородок, по-прежнему не отрывая от нее глаз – и в животе Шнырялы заныло от этого взгляда. Она прокрутила в памяти сцены, которые видела в подземелье. Тот бой… И то, что Вик надел венец…

– Дика…

У Шнырялы поползли мурашки по коже от его низкого, мягкого голоса. «Дика…» – пронеслось в голове эхо, и на мгновение Шныряла растеряла всю ершистость.

– На исходе этой луны я окончательно стану Господарем. В моей груди будет биться Лучезар, который навсегда превратит меня в змея. Нет пути обратно. – Вик покачал головой. – Дика…

Шныряла переступила порог и закрыла за собой дверь. Туман выползал из-за деревьев белым и сизым кружевом, вился у ног. Под корягами еще таилась ночная тьма, и на небе по-прежнему сияли последние звезды, но утро побеждало. Воздух пах сыростью и весной. Ветер едва заметно перебирал волоски на голове Вика, и вдруг Шныряла вспомнила первую встречу с ним. Каким он был… Совсем мальчишка! Наивный Виктор смотрел огромными от удивления глазами на город. Все ему было в новинку! И он слушал ее, всезнающую подругу-бродяжку! Сейчас перед ней стоял другой человек – взрослый и холодный. Интересно, остался ли тот мальчишка внутри Мертвого Господаря?

– Прости.

– За что?

– Прости, что появился в твоей жизни в тот вечер. – Голос его был тих и неловок. – Прости, что причинил тебе столько зла. Я – причина всех твоих бед.

Змеевик поглядел на ее каморку, и Шныряле вдруг сделалось стыдно за лачугу. За кровать, сколоченную из ящиков. За накиданное грудой тряпье и горшки, которые Вик увидел, когда она приоткрыла дверь. И особенно за то, что перед его приходом она смотрелась в зеркало.

– Если бы я только мог – ты даже не знаешь, что бы я отдал, чтобы никогда, никогда не пересекать твой путь. Быть может, прыгни ты в соседний люк… Или если бы я выбрался на другой улице… Мы бы не встретились. Сейчас ты жила бы в Китиле и была счастлива. Я все испортил, Дика. Это все из-за меня.

Шныряла хотела прикусить язык, но слова помимо воли ринулись наружу.

– Из-за тебя, Вик? Чушь! Смерть такая – бьет всех без промаху. Плевать ей, принц ты или нищенка, она подкосит всех. Отнимет все, что у тебя есть! Ты не можешь знать, как и что было бы. Вдруг я бы получила бутылкой по башке? Или свалилась с лестницы? Сдохла от голода?

Вик отшатнулся.

– У Смерти свои планы. Не вини себя, понял?!

Змеевик закрыл глаза, прижал пальцы к векам и тяжело задышал. Мотнул головой, и косицы грустно звякнули:

– Дика… Я думал… Думал…

Змеевик вдруг отнял ладони от лица, перехватил ее руку, и от этого прикосновения девушка вскрикнула. Юноша сжал ее пальцы в своих ладонях – чуть влажных и холодных, точно камень, и Шныряла обмерла.

– Дика, у меня есть только месяц, чтобы прожить его как человек. Но послушай же меня внимательно!

Он глубоко вдохнул и разразился тирадой – столь горячей, что Шнырялу бросило в жар.

– Если бы я родился в городе и мы встретились как обычные дети, все могло быть иначе! Но, Дика! Мне плевать на это, слышишь? Плевать, что теперь я не смогу коснуться тебя, что ты никогда не станешь моей женой и что будущее у нас в прошлом. Мне плевать! Живым или нежителем – я бы все равно сказал то, что скажу. Дика, слышишь? Я счастлив как никто другой на этом свете! Потому что мне не придется дожидаться, пока луна покатится вспять, чтобы сказать… Дика, я люблю тебя!

Шныряла задержала дыхание, не веря своим ушам. Сердце неистово колотилось в ее груди, и она подумала было, что ослышалась. Это сон? Нет же! Виктор из плоти и крови, хоть и мертвец, спустя годы стоит перед ней и держит ее за руку. И это его слова. И как Вик на нее смотрит – бледный, потерявший все самообладание. Какой еще Господарь! Он сейчас точь-в-точь тот взъерошенный мальчишка, которого Шныряла встретила в прошлой жизни.

– Пусть для всех я буду Мертвым Господарем, но ты знаешь другое мое имя – и оно также будет истинно. Дика… назови его. Пожалуйста, назови меня по имени.

И Шныряла, с трудом сглатывая комок, выдавила:

– В-виктор…

– Дакиэна…

Виктор какое-то мгновение колебался, глядя на нее – и Дика даже не поняла, что он собирается сделать, – а когда поняла, уже было поздно. Он глубоко вдохнул и сделал то, чего ни один нежитель делать не мог – потому что после смерти у нежителей не было семей. Не было детей. Касаться друг друга так было не положено, и Вик совершил величайшую дерзость. К счастью, никто из кладбищенских их не видел, и этот миг разделили лишь тишина и рассвет.

Шныряла невольно застыла под его прикосновением, которое оказалось неожиданным, точно удар. Когда же она наконец поняла, что Виктор ее целует, Дика попыталась отстраниться, но он не дал ей это сделать, удержав ее руки в своих. Губы Виктора нежно касались губ Шнырялы, оставляя на лице запах травы и тумана. Юноша часто и тяжело дышал, его дыхание скользило по ее щеке – и от этого по коже бежали мурашки. Он прикасался губами снова и снова, одну ладонь робко положил на талию, а второй провел по волосам. Его пальцы бережно касались длинных рыжих волн, перебирали локоны, и он крепко прижимал ее к себе. Шныряла закрыла глаза.

Весь мир исчез.

Она перестала быть ощеренной дворнягой и стала девочкой – беззащитной девочкой, которую обнимал тот, о ком она грезила холодными ночами в детстве.

Только сейчас все происходило на самом деле.