Перевод Е. Полонской.
Перевод К. Богатырева.
Перевод Н. Гнедича.
Этот период персидской истории смело можно назвать «смутным временем». Царь Персии Артаксеркс II умертвил старшего сына по обвинению в заговоре. Двое других сыновей погибли стараниями Оха, четвертого сына Артаксеркса, который в итоге и наследовал отцу (358). Приблизительно двадцать лет спустя Ох был отравлен евнухом Багоем (ок. 338), который возвел на персидский престол его младшего сына Арсеса; минуло еще два года — Багой отравил и Арсеса, решившего отомстить евнуху за смерть отца, а трон занял представитель боковой линии рода Ахеменидов, Дарий III Кодомап (ок. 336), наконец расправившийся с евнухом, этим «серым кардиналом» Персидского царства: по легенде, он заставил Багоя выпить кубок с отравленным вином. С гибелью Дария пало и царство.
Эти рудники приносили до 1000 талантов годового дохода, что позволяло Филиппу содержать армию и подкупать противников.
По Алталкидову миру 386 г. до н. э. Спарта признавалась гегемоном Греции, персы получили Ионию и Кипр, а все греческие союзы, кроме Пелопоннесского, были распущены.
Пятьдесят лет (500–449) продолжались греко-персидские войны, затем противостояние перешло в латентную фазу, в которой пребывало более столетия, и завершилось походами Александра Македонского, уничтожившего Персидское царство.
Впрочем, вмешательства амфиктионий в политику так или иначе носили религиозный характер: так, Геродот упоминает о том, что дельфийский совет амфиктионов назначил денежную награду за убийство изменника Эфиальта, указавшего персам горную тропу в тыл греческому войску при Фермопилах (480) — то есть отвергнувшего тем самым «кровных» богов и прельстившегося посулами божеств иноземных.
«Он увеличил свою власть более золотом, чем оружием» (Диодор). Цицерон приводит следующее высказывание Филиппа: «Все крепости могут быть взяты, в которые только может вступить осел, нагруженный золотом».
Афиняне имели в своем распоряжении два быстроходных корабля, «Парал» и «Саламинию», которые выполняли политические и религиозные поручения. Македоняне захватили «Парал».
Ср. у Плутарха: «… для греков был неблагоприятен метагитпион, который беотийцы зовут папемом. И верно, седьмой день этого месяца, когда они были разбиты при Кранноне Антипатром, был днем их окончательной гибели, а раньше принес неудачу в битве с Филиппом при Херонее» («Камилл»).
Афинское народное собрание обвинило в поражении своих полководцев Лисикла, Стратокла и Харета. Лисикла суд по обвинению оратора Ликурга приговорил к смерти.
Плутарх приводит анекдотическую подробность: «После победы Филипп, вне себя от радости и гордыни, буйно пьянствовал прямо среди трупов и распевал первые слова Демосфенова законопроекта, деля их на стопы и отбивая ногою такт: Демосфен, сын Демосфена, предложил афинянам…» («Демосфен»).
Плутарх рассказывает, что фиванский полководец Пелопид воевал с фессалийским тираном Александром, а когда последний бежал — отправился в Македонию, где соперничали за власть зять умершего Аминты II Птолемей и сын Аминты, будущий царь Александр II: «Он уладил раздоры, вернул изгнанников и, взяв в заложники Филиппа, брата царя, и еще тридцать мальчиков из самых знатный семей, отправил их в Фивы… Это был тот самый Филипп, который впоследствии силою оружия оспаривал у Греции ее свободу. Мальчиком он жил в Фивах… и на этом основании считался ревностным последователем Эпаминонда. Возможно, что Филипп и в самом деле кое-чему научился, видя его неутомимость в делах войны и командования… но ни его воздержанностью, ни справедливостью, ни великодушием, ни милосердием, — качества, в коих он [Эпаминонд. — К.К.] был подлинно велик! — Филипп и от природы не обладал, и подражать им не пытался» («Пелопид»).
Эти сведения относятся к постэллинистической эпохе (I в. до н. э.) и описывают, скорее, идеальную фалангу, нежели существовавшую в действительности. Однако на основании этих данных все же можно составить общее представление о македонской фаланге в период правления Филиппа и Александра.
Речь о втором морском союзе. Первый был образован в 478–477 гг. для борьбы с Персией и распущен после Пелопоннесской войны по условиям Анталкидова мира. Второй морской союз был основан приблизительно в 378–377 гг. против Спарты и сохранял некоторое политическое влияние вплоть до роспуска.
Арриан и Диодор говорят, что Филипп был избран гегемоном Эллады, по это означало бы, что он стал единоличным и абсолютным правителем Греции, чего в действительности не произошло.
Первые упоминания о греческих наемниках относятся к VII–VI вв. до н. э. Однако массовым явлением наемничество сделалось именно в IV столетии — вследствие повального обнищания полисов из-за непрерывных войн многие люди в поисках заработка стали наниматься на службу к тем, кто обещал им жалование и часть военной добычи. В итоге, когда тому или иному полису требовалось войско, вербовщики отправлялись на мыс Тенар в южном Пелопоннесе — именно там находился «сборный пункт» тех, кто готов был служить любому, сулящему заработок. Использование наемников распространилось настолько, что Афины, к примеру, перестали созывать ополчение, предпочитая «платить деньгами, а не кровью». Впрочем, поскольку городская казна нередко оскудевала, наемники не гнушались грабежом ближайших областей, не делая различия между противниками и союзниками Афин. Естественно, это вело к ухудшению отношений и политической напряженности.
Во время Пелопоннесской войны (415–413 гг.) афинский флот пытался высадить десант на Сицилии, но экспедиционный корпус был разгромлен при осаде Сиракуз.
Во время греко-персидских войн Македония оказалась захваченной войсками Ксеркса и получила статус формального союзника персов. Этот полуофициальный статус она сохраняла вплоть до начала Персидского похода Александра. Филипп, похоже, возобновил давний договор о мире с персами — во всяком случае, об этом в одной из своих речей упоминает Демосфен.
Аттал занимал при македонском дворе весьма высокое положение. Еще более он возвысился после того, как Филипп женился на его племяннице. После смерти Филиппа Аттал вступил в переговоры с Афинами и с персами, предлагая им свои услуги и претендуя за это на македонский престол. По доносу его обвинили в заговоре против законного наследника престола и убили, получив соответствующий приказ Александра.
Мемнон и его брат Ментор несколько лет провели при дворе Филиппа, куда попали вместе со своим шурином, персом Артабазом, сатрапом Геллеспонтской Фригии. Артабаз участвовал в восстании сатрапов, после неудачи которого и бежал в Македонию.
Перевод Вяч. Иванова.
Согласно легенде, пересказанной у Плутарха, Арридей был доведен до слабоумия Олимпиадой. Впоследствии Олимпиада приказала замуровать Арридея, занявшего македонский престол под именем Филиппа III, живьем вместе с его женой.
Произведения Ксенофонта весьма разнообразны по форме — исторические, философские, военные, — но по сути все они являются именно политическими трактатами. Что касается идей Ксенофонта, процитируем Э.Д. Фролова: «Подобно тому, как поход наемников Кира, в котором Ксенофонт-воин принял столь живое участие, послужил фактической прелюдией к грандиозному предприятию Александра Македонского, так мысли и настроения, выраженные Ксенофонтом-писателем, явились идейными провозвестниками эллинизма». (Э.Д. Фролов. Ксенофонт и его «Киропедия», — в кн.: Ксенофонт. Киропедия. М., Наука, 1977.)
Гермий был другом и союзником Филиппа, поэтому его правление не могло нравиться персам. Около 341 года Гермий был казнен за измену. Перед смертью он просил передать своим друзьям, что не совершил ничего, недостойного философии. В Дельфах установили изваяние Гермия, а Аристотель воспел своего друга в пеане, в котором сравнил Гермия с Гераклом и Ахиллом.
Впрочем, даже идеальный монарх должен подчиняться закону: «кто требует, чтобы властвовал закон, по-видимому, требует, чтобы властвовало только божество и разум, а кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это и животное начало, ибо страсть есть нечто животное и гнев совращает с истинного пути правителей, хотя бы они были и наилучшими людьми; напротив, закон — это свободный от безотчетных позывов разум».
Согласно легенде, Протесилай первым ступил на Троянскую землю и погиб в точном соответствии с предсказанием оракула о гибели первого, ступившего на этот берег. Александр по матери считался потомком Ахилла — одного из славнейших греческих героев, особо отличившегося в Троянской войне. Возлияние на могиле Протесилая, очевидно, символизировало «преемственность поколений»: как предки во главе с Ахиллом сражались под степами Трои, так и Александр намеревался биться с персами, мстя им за причиненные эллинам обиды.
Геракл был предком Александра по отцу. Легендарная генеалогия возводила происхождение Аргеадов к правнуку Геракла Темену, осевшему в Аргосе.
Вероятнее всего, цифры слегка завышены. Но даже если Диодор не преувеличивает, следует помнить, что наиболее боеспособная часть армии ушла с царем, Антипатру же достались новобранцы и «резервисты».
Труп Павсания, убийцы Филиппа, распяли на кресте. В заговоре против Аргеадов и связях с Персией обвинили двух братьев из княжеского рода Линкестидов, Амишу, сына Пердикки, предшественника Филиппа, и Карана, сына Филиппа от одной из его жен. Пощадили только Арридея, другого сына Филиппа, страдавшего слабоумием, — ему предстояло погибнуть несколько лет спустя, когда, по приказу царицы-матери Олимпиады, его замуровали заживо.
Этнографически македоняне занимали промежуточное положение между греками и фракийцами. Несомненно, они относились к той же ветви индоевропейцев, к которой принадлежали и греки, о чем свидетельствует близость македонского языка древнегреческому — по утверждениям античных авторов, македоняне понимали по-гречески и использовали греческое письмо. Однако они рано отделились от греков и на протяжении многих лет вели замкнутый образ жизни, сохраняя патриархальные («варварские» с точки зрения грека) устои, что дало повод Ф. Шахермайру назвать македонян «деревенскими родичами эллинов».
Права Александра на престол неоднократно подвергались сомнению. Престолонаследия как такового в Македонии не существовало, точнее, оно было формальным: нового царя избирало — либо «одобряло» — общевойсковое собрание, куда входили и аристократы-гетайры, и простые воины. Именно от этого собрания, в обход Аминты — сына погибшего в бою царя Пердикки III, получил власть Филипп, объявленный сначала опекуном Аминты, а затем, незадолго до рождения Александра, — царем. Александр также был провозглашен царем на собрании воинов — во многом благодаря Антипатру, который произнес перед собранием соответствующую речь и склонил македонян отдать голоса за отпрыска Филиппа. Расправа Александра с ближайшими родичами по отцовской линии после убийства Филиппа была продиктована стремлением избавиться от возможных соперников в притязаниях на трон. Однако всех недовольных было не устранить — кто укрылся в Элладе, кто бежал в Персию, — и царское достоинство Александра ставилось под сомнение едва ли не вплоть до покорения Персии.
Арриан, один из наиболее надежных античных источников, говорит о 20 000 персидской конницы и о таком же числе наемников, но и он все-таки подвержен идущей от Геродота традиции преувеличивать численность противника, чтобы лишний раз подчеркнуть доблесть своих солдат. Диодор называет цифру в 10 000 всадников и 100 000 (!) пехотинцев, Помпей Трог и Юстин сообщают о 600 000 (!!!) персидских воинов. Основываясь на словах Арриана, можно вывести среднюю цифру в 25 000 — 30 000 человек.
Их заковали в кандалы и отправили на каторжные работы на фракийские рудники — в назидание другим «предателям отчизны».
В Афинах стратегами называли выборных лиц, которые командовали армией и флотом.
Разумеется, решение многих городов сдаться Александру было продиктовано и сугубо прагматическими соображениями — македонская армия при Гранике показала свою силу, противопоставить которой ионийцам было нечего. Вдобавок, всем еще была памятна судьба города Гриней в Эолиде, захваченного в 335 году до н. э. Парменионом: за сопротивление македонянам все жители этого города были проданы в рабство.
Точнее все-таки говорить о соперничестве с полубогами — соперничать с «истинными» божествами Александр, по-видимому, несмотря паевою отмеченность оракулом Зевса-Аммона, считал невозможным. Зато превзойти подвигами Геракла и Диониса было для него, как утверждают античные историки, чрезвычайно важно. Вполне возможно, он верил, что сумеет, совершив череду славнейших деяний, удостоиться той же чести, что и эти двое, то есть стать «настоящим» богом. Дионис — сын Зевса и смертной женщины Семелы — был введен в круг олимпийских божеств после похода в Индию, откуда он принес виноградную лозу, вино и вакхические безумства. Геракл, отпрыск Зевса и смертной женщины Алкмены, очутился на Олимпе после того, как совершил знаменитые двенадцать подвигов, победил изрядное количество чудовищ и покорил множество народов. Быть может, и Александр грезил о подобной участи?
Любопытно, что равнозаряженной оппозиции «Филипп — Александр» коррелирует оппозиция «Александр — Дарий», члены которой имеют противоположные заряды: Александр-пассионарий — «плюс», Дарий — «минус». И в том и в другом случае происходит вытеснение, для первой оппозиции — системное, внутреннее (Александра вытесняет «отчий дух», витающий над родиной), а для второй — внешнее, атака на систему извне. Казалось бы, во втором случае отталкивание-вытеснение должно было смениться притяжением-подчинением — и так оно на самом деле и произошло: никак иначе нельзя объяснить ту легкость и ту стремительность, с какой Александр принял персидские обычаи. Личностная оппозиция стала этнической: вместо «Александр — Дарий» получилось «эллин — варвар»…
Македонянка Клеопатра, пятая (седьмая?) и последняя жена Филиппа, происходила из влиятельного рода Аттала. Разумеется, Аттал рассчитывал, что сын Филиппа и Клеопатры станет наследником престола. Об этом он неосторожно заявил на свадебном пиру, что и вызвало вспышку гнева у Александра. Филипп вступился за Аттала и даже замахнулся на сына мечом, однако, будучи навеселе, не устоял на ногах, после чего Александр воскликнул: «Вот человек, который собрался идти походом в Азию, а не в состоянии пройти от ложа к ложу!»
Здесь уместно вспомнить, что перед походом в казне насчитывалось всего 80 талантов, а царский долг превосходил эту сумму во много раз. Покорение Малой Азии принесло македонянам богатую добычу (в том числе и за счет налогов), значительную часть которой Александр израсходовал па войну с Мемноном.
Македонский военный флот состоял преимущественно из триер, на борту каждой из которых находилось до 200 человек (из них 170 — гребцы). Содержание одной триеры обходилось ежегодно в один талант; при флоте в 150 кораблей получаем сумму, намного превосходящую тот «стратегический запас», который Александр оставил Антипатру.
Некоторые исследователи склонны видеть в этих «бесцельных скитаниях» противников перед битвой при Иссе вершину тактического искусства. Так, Е. Разин полагает, что «Александр умышленно не только не воспользовался северным горным проходом для сближения с противником, но и оставил его не занятым при движении на юг, чем подставил под удар коммуникацию своей армии. Этот рискованный маневр македонской армии имел целью создать выгодную обстановку в бою, парализовав численное превосходство противника выгодными для себя условиями местности» (Разин Е. История военного искусства. XXXI в. до н. э. — VI в. н. э. — М., Воениздат, 1939). Данное утверждение, возможно, соответствовало бы действительности, командуй македонянами не Александр, а Филипп; Александр же всем хитроумным маневрам и «непрямым действиям» предпочитал лобовую атаку, поэтому логично предположить, что в этой ситуации его просто-напросто подвела разведка.
Вдову Мемнона звали Варенной: она была дочерью того самого Артабаза, который когда-то жил при македонском дворе вместе с Мемноном и Ментором. Барсина стала спутницей Александра; царь расстался с нею лишь после бракосочетания с Роксаной.
«Александр собрал друзей, но скрыл от них подлинное письмо [Дария] и показал своим советникам другое, которое написал сам, и которое соответствовало его собственным намерениям».
Удивительная фраза; сейчас это называется «беспардонным вмешательством в национальные интересы другого государства». Александр уже говорит с Дарием как верховный владыка — с сатрапом одной из провинций.
Парменион единственный осмелился возразить царю. На военном совете под Тиром, выслушав второе предложение Дария, он произнес свою знаменитую фразу: «Будь я Александром, я бы взял то, что предлагается, и заключил бы договор». Царь ответил по-спартански лаконично: «Ия взял бы, будь я Парменионом». С этого момента доверие Александра к Пармениону стало таять, он не подпускал недавнего «начальника генштаба» к руководству операциями и под разными предлогами заменял «выдвиженцев» Пармениона в армии своими протеже.
Мелькарт (Меликерт) — бог солнца, мореплавания и торговли, культ которого был распространен по всей Финикии и за ее пределами. Греки по созвучию имен отождествили Мелькарта с Меликертом, сыном царицы Ино, которая вместе с ребенком бросилась в морс, спасаясь от ревности богини Геры, и превратилась в морское божество: под именем Левкотеи и Палемона им поклонялись как помощникам терпящих бедствие. С Гераклом Мелькарта отождествили по сходству «функций»: и Мелькарт, и Геракл, причисленный к сонму богов после смерти, считались воинами и покровителями торговли. Кроме того, поздняя античная традиция приписала Гераклу деяния Мелькарта, а именно победу над змеем Тифоном (Йамму — западно-семитским богом моря); согласно мифу, в этой схватке Геракл-Мелькарт погиб, но был воскрешен Эшмуном, богом умирающей и возрождающейся растительности (в греческом варианте — Иолаем, племянником и возничим Геракла).
Тир имел две гавани: открытую — Египетский порт — на северо-востоке острова и закрытую — Сидонский порт — на юго-востоке. Дамба возводилась с востока на запад, ближе к Египетскому порту.
Плутарх передаст забавные легенды. В начале осады Александр видит сон: Геракл стоит на тирской стене и дружески машет рукой своему потомку. Этот сон был истолкован как предвестие падения города после долгой и упорной осады. Другой сон приснился кому-то из тирийцев: «будто Аполлон [очевидно, тот же Мелькарт, отождествлявшийся с Аполлоном как солнечное божество. — К.К.] сказал, что он перейдет к Александру, так как ему не нравится то, что происходит в городе. Тогда, словно человека, пойманного с поличным при попытке перебежать к врагу, тирийцы опутали огромную статую бога веревками и пригвоздили ее к цоколю», а затем привесили на шею статуе табличку с надписью «Александров прихвостень».
Иудейская легендарная традиция (Иосиф Флавий, талмудическая литература) утверждает, что Александр намеревался захватить Иерусалим, поскольку евреи платили дань Дарию — или «так ему объяснили великую силу иудеев и большую их храбрость; и Александр себе сказал: если я не одержу победы над иудеями, то слава моя ничего не стоит». Однако ему навстречу вышел первосвященник Иаддуй, которому во сне явился ангел и сообщил, что не нужно бояться Александра, а следует украсить город вайями и открыть ворота, горожанам же облачиться в белые одежды. Согласно легенде, Александр «преклонился перед именем Божиим, и первый приветствовал первосвященника». На вопрос Пармениона, зачем он кланяется старику, царь ответил: «Я поклонился не человеку этому, но тому Богу, в качестве первосвященника которого он занимает столь почетную должность. Этого старца мне уж раз привелось видеть в таком убранстве во сне… и, когда я обдумывал про себя, как овладеть мне Азией, именно он посоветовал мне не медлить, но смело переправляться через Геллеспонт. При этом он обещал мне лично быть руководителем моего похода и предоставить мне власть над персами… Увидав этого человека, я вспомнил свое ночное видение и связанное с ним предвещание и потому уверен, что я по Божьему велению предпринял свой поход, что сумею победить Дария и сокрушить могущество персов, и что все мои предприятия увенчаются успехом». Потом Александр вошел в Иерусалимский храм, принес жертву Предвечному; ему показали книгу пророка Даниила, где говорилось, что один из греков сокрушит власть персов. Обрадованный этим предсказанием, царь разрешил иудеям жить по их старым законам, освободил Иудею от выплаты податей раз в семь лет и принял в свое войско многих юношей.
По Геродоту, царь Камбис II, захвативший Египет в 525 г. до н. э., заподозрил египтян, которые праздновали «явление Аписа», в радости по поводу его неудачного похода против эфиопов и, чтобы наказать их, заколол быка Аписа своим кинжалом. За это боги поразили Камбиса безумием. То же осквернение святыни позволил себе и Артаксеркс III.
Наиболее близкие для нас примеры подобного перемещения — перенос Петром I российской столицы из Москвы в Санкт-Петербург, благодаря чему Россия оказалась в «европейском контексте», и обратный перенос 1918 году, фактически отгородивший страну «железным занавесом».
Арриан называет следующие цифры: 40 000 всадников и 1 000 000 пехоты. Плутарх, Диодор и Курций также говорят о миллионном войске персов. Выше уже упоминалось о склонности античных историков к преувеличениям. Современные исследователи считают, что цифры, которые приводят древние авторы, нужно сокращай, минимум в десять раз.
Не меньшее впечатление персидское войско произвело на Пармениона, который предложил Александру напасть на врага ночью. Царь ответил, что ему стыдно красть победу. Арриан, комментируя эти слова Александра, находит их достойными предусмотрительного полководца: «Ночью может случиться много неожиданного и для тех, кто хорошо приготовился к бою, и для тех, кто к нему не готов; ночь может погубить сильных и, вопреки ожиданиям обеих сторон, дать победу слабым… Если на долю македонцев выпало бы неожиданное поражение, то для врага кругом все было свое родное, и он знал местность; они ее не знали и были окружены только врагами…»
Арриан также прибавляет, что конница гетайров потеряли до половины своих лошадей.
Легенда о богатствах Вавилона намного пережила само поселение. Еще в средние века во многих европейских языках слово «Вавилон» обозначало всякий богатый и падкий до удовольствий город.
Персидский «лошадиный» доспех представлял собой сочетание бронзового налобника, цельнометаллического нагрудника и чешуйчатых набочников. Впоследствии этот доспех заимствовали армии эллинистических царств; эволюция доспеха привала к тому, что он превратился в армированную попону, закрывавшую грудь и тело коня до крупа.
Время Александра стало «лебединой песней» Вавилона. После смерти Македонца Вавилон захирел и постепенно уступил свое стратегическое лидерство «молодым» городам — Александрии Египетской, Антиохии на Оронте и др.
Зимой навигация обычно прекращалась, но Филипп и в Текущей Реальности не пасовал перед неблагоприятными походными условиями, ведя войну и летом и зимой. Что касается ветров, в Эгейском море с июля по сентябрь дуют пассатные ветры с северо-востока и северо-запада, что затрудняет плавание. В более поздние сроки пассатные ветры утихают.
Перевод Ю. Голубца.
Восточные сатрапии в составе Персидского царства находились па особом положении. Они всегда оставались «на периферии» и лишь платили царю умеренную дань, в остальном сохраняя независимость.
Бактрия славилась высоким урожаями винограда, в ней также было развито коневодство (по сообщениям античных историков, на бактрийских равнинах паслось до 50 000 царских коней).
Античная география лучше всего — что вполне естественно — изучила восточное Средиземноморье от Балканского полуострова до Малой Азии и Египта. Персидские земли были знакомы хуже, однако о них знали не понаслышке: не только Ксенофонт рассказывал соплеменникам о знаменитом походе Десяти Тысяч. Но за столицами Персидского царства для эллинов начиналось неведомое, забираться в которое до Александра рисковали лишь одиночки наподобие Скилака или Ктесия. «Там, где кончалась область хорошо известного, греки начинали выдумывать: на востоке — амазонок, на севере — грифов, стерегущих золото, а на крайнем юге — удивительную Эфиопию» (Ф. Шахермайр). Завоевывая пространство, Александр раздвигал границы познания: его сопровождали картографы, составлявшие карты новых владений, естествоиспытатели, увлеченно изучавшие диковинных животных и растения, бематисты (землемеры), промерявшие расстояния между опорными пунктами империи. Впрочем, нередко сведения об устройстве Ойкумены сообщались самые фантастические. Так, благодаря походам Александра античная география перестала считать Инд и Нил одной рекой, «окольцовывающей» Ойкумену, — и одновременно удостоверилась, к примеру, что Гирканское (Каспийское) море связано с Океаном!
Фольклорная традиция приписывает Александру, помимо покорения амазонок, сражения с всевозможными чудовищами и победы над ними, а также — в «восточной версии» — возведение огромной стены, отделившей Ойкумену от земель, населенных дикими племенами Йаджудж и Маджудж. Ср. у Низами («Искадер-наме»):
За грядой этих гор, за грядою высокой,
Страшный край растянулся равниной широкой.
Там народ по названью яджудж. Словно мы,
Он породы людской, но исчадием тьмы
Ты сочтешь его сам. Словно волки, когтисты
Эти дивы, свирепы они и плечисты.
Их тела в волосах от макушки до пят
Все лицо в волосах. Эти джинны вопят
И рычат, рвут зубами и режут клыками.
Их косматые лапы не схожи с руками.
На врагов они толпами яростно мчат,
Их алмазные когти пронзают булат.
Только спят и едят сонмы всех этих злобных.
Каждый тысячу там порождает подобных…
Царь, яджуджи на пас нападают порой.
Грабит наши жилища их яростный рой,
Угоняет овец пышнорунного стада,
Всю сжирает еду. Нет с клыкастыми слада!..
Чтоб избегнуть их гнета, их лютой расправы
У биенья, угона в их дикие травы,
Словно птицы, от зверя взлетевшие ввысь,
На гранит этих гор мы от них взобрались.
Нету сил у безмозглого злого парода
Ввысь взобраться. Но вот твоего мы прихода
Дождались. Отврати от покорных напасть!
Дай, о царь, пред тобой с благодарностью пасть!
И, проведав, что лапы любого яджуджа
Опрокинут слонов многомощного Уджа,
Царь воздвиг свой железный, невиданный вал,
Чтоб до Судного дня он в веках простоял.
(Перевод К. Липскерова).
Оказавшись в пустыне, воины Кира от голода уже начали поедать друг друга, когда появились ариаспы с подводами, груженными хлебом. В благодарность за спасение своего войска Кир освободил ариаспов от уплаты налогов, «пожаловал другими милостями и назвал эвергетами» (Диодор). Страбон подтверждает, что ариаспы обитали между землями драигов и арахотов.
Влияние имени на судьбу человека признавалось на протяжении всей человеческой истории. Имя логично, то есть оно связано с личностью, его носящей, чем-то вроде материальных уз; в колдовской практике считалось, что оказать через имя магическое воздействие на человека ничуть не труднее, чем через ногти или волосы (контагиозная магия — вещи, однажды бывшие в контакте, находятся в нем постоянно). Ср. у П. Флоренского: «Не только сказочному герою, но и действительному человеку имя не то предвещает, не то приносит характер, душевные и телесные силы в его судьбу… Сила, приложенная к имени, непременно принимается личностью на свой счет. Человек не может отречься от обязательств своего имени и безответственно отклонить от себя возлагаемые на него ожидания… Внимательное проникновение в имя и личность, его носящую, позволяет открыть нити, тянущиеся от имени к личности, позволяет уяснить себе ту первоначальную ткань, которая переродилась в данную личность, и ткань эта явно определяется рассматриваемым именем» («Имя»).
Древние греки считали «азиатский» Танаис (Сырдарью) продолжением Танаиса «европейского», т. е. Дона, отсюда упоминания у Арриана и Курция о посольствах скифов, прибывших к Александру, как из Азии, так и из Европы.
Арриан рассказывает, что согдийцы в ответ на предложение сдаться посоветовали Александру сначала найти «крылатых людей», способных проникнуть в крепость. Когда же десант занял склон, Александр велел глашатаю прокричать, что среди македонян нашлись «крылатые люди».
Античные историки расходятся в мнениях по поводу того, какие именно крепости покорились македонянам. Арриан называет «Согдийскую скалу» и «Скалу Хориена», Курций — «Скалу Аримаза» и «Скалу Сисимитра», Страбон — «Скалу Сисимитра» и «Скалу Окса». Сопоставление рассказов Арриана и Курция позволяет предположить, что речь идет об одних и тех же крепостях, только под разными названиями.
Устремленность эллинской и персидской цивилизаций к Средиземному морю, которое являлось для обеих «сферой жизненных интересов», позволяет назвать сложившуюся геополитическую структуру средиземноморской.
Наиболее «вопиющий» пример снисходительности царя к слабостям казначеев — история Гарпала, друга детства Александра, проявившего недюжинные финансовые способности и назначенного казначеем Киликии. Прельстившись богатствами, оказавшимися в его руках, Гарпал похитил значительную сумму и бежал из Киликии, но Александр простил ему этот «грешок», уговорил вернуться и далее назначил казначеем Экбатан. Правда, Когда Гарпал в 324 году вторично предал царя, этого ему уже не простили. Александр, узнав, что Гарпал бежал в Афины, потребовал выдачи беглеца. Последний, обманувшись в своих расчетах на вольнолюбие афинского демоса, покинул Афины и укрылся на Крите, где и был убит командиром сопровождавших его наемников.
Децентрализация управления Египетской сатрапией Дария (разделение Египта на четыре новых сатрапии) исключала возможность всеегипетского восстания и отпадения богатейшей «земли Кемт» от империи. Сатрапиями Верхнего и Нижнего Египта управляли местные вельможи, пограничные провинции на востоке и западе возглавляли греки. Впрочем, некоторое время спустя в Египте произошла «обратная централизация» и власть во всех четырех сатрапиях сосредоточилась в руках одного человека — главы египетского финансового управления Клеомепа.
Несколько столетий спустя римский император Август скажет: «Для Александра важно было не навести порядок на завоеванных им землях, а завоевать их».
Основанием Александрии Египетской царь «замкнул» акваторию восточного Средиземноморья: рубеж между восточным и западным Средиземноморьем отныне проходил по линии Афины — Крит — Александрия.
Подробнее об отношении Александра к богам покоренных земель см.: Приложение I «О божественности Александра».
Творя жизненное пространство на Востоке, Александр с легкостью пожертвовал Западом («Восток» и «Запад» здесь — геополитические понятия), предвосхитив тот цивилизационный конфликт, который во многом определяет ход мировой истории и о котором сложены хрестоматийные строки: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, / И вместе им не сойтись…»
Царь приказал арестовать Линкестийца, и долгое время тот содержался под стражей. Лишь три года спустя, в 330 году (уже после того, как фессалийцы были отпущены домой), Линкестиец был казней вместе с первым промакедонским заговорщиком Филотой.
По Курцию, восстание в Мидии все же имело место. Солдаты чуть не убили своих командиров, и только публичное зачитывание царского письма, в котором подробно описывались прегрешения Пармениона, пресекло мятеж. Историк прибавляет, что воины добились выдачи тела Пармепиона для захоронения.
Курций добавляет, что Клит «осмеливался защищать Пармениона и победу Филиппа над афинянами противопоставлял разрушению Фив».
Другие античные авторы полагают, что Александр причислил Каллисфена к заговорщикам, чтобы отделаться от него.
Северо-западная Индия входила в состав Персидского царства лишь номинально, образовывая двадцатый податной округ. Налог с сатрапии составлял, по сведениям Геродота, 360 талантов золотым песком в год. В отличие от соседней Бактрии, куда Ахемениды посылали наместника из боковой линии царского дома, в индийские дела, за исключением сбора налогов, они, по-видимому, не вмешивались.
Мифологическая традиция — во всяком случае, одна из ее «ветвей», отраженная у Аполлодора, — считала, что бог Дионис, сын Зевса и фиванской царевны Семелы, в юности бежал в Индию, спасаясь от гнева Геры, супруги Зевса. В Индии, между реками Кофен и Инд, он, по Арриану и Нонну, основал город Нису, «управляемый лучшими законами». Впрочем, уже в античности этот миф воспринимался как небылица, придуманная с целью восхвалить Диониса, якобы дошедшего в своих скитаниях до восточных пределов Земли.
Геракл, согласно мифам, побывал в Индии, совершая свой одиннадцатый подвиг — царь Эврисфей поручил ему добыть золотые яблоки Гесперид. Он пересек Кавказ, где освободил прикованного к скале Прометея, а затем через Рифейские горы (Урал) пришел в страну гипербореев, где стоял, поддерживая небесный свод, Атлант. При подобном маршруте Геракл неминуемо должен был оказаться в Индии, расположенной, по представлениям древних, за Кавказом до Рифейских гор. Примечательно, что подробный миф о пребывании Геракла в Индии возник во время Индийского похода Александра; в традиционном корпусе мифов этот сюжет отсутствует.
Эта ситуация, в общем-то, сохранилась до наших дней — невзирая на «духовную» экспансию Индии на Запад и неизбежное обратное давление.
Свое название этот город получил по имени Букефала, любимого коня Александра, убитого под царем в сражении с Пором.
Аграмссом античные авторы называли индийского царя Нанда, основателя царства Магадха (территория современного штата Бихар на равнине Ганга). Царство Магадха занимало значительную часть севера Индии и постепенно распространяло свое влияние на юг.
Арриан вкладывает в уста Кена фразу, указывающую па повое нарастание промакедонских и — шире — проэллинских настроений в армии: «Возвращайся сам па родину, повидайся с матерью, уладь эллинские дела, приводи в отцовский дом свои многочисленные и великие победы». Кроме того, Кен, как выразитель вышеназванных настроений, предлагает Александру иное операционное направление — западное Средиземноморье: «И тогда уже вновь снаряди поход… к Эвксипскому морю или же против Карфагена и ливийских земель, лежащих за Карфагеном».
По мнению И. Дройзена, отступление из Индии было обусловлено исторической необходимостью: продолжая завоевание Востока, царь рисковал потерять Запад. Но, как неоднократно упоминалось выше, Запад, ассоциировавшийся у Александра с Филиппом, был царю не нужен: его «личное пространство» помещалось па Востоке.
«Лоскутное одеяло», которое представляла собой империя Александра, лишенная идеологической основы, понемногу начинало распадаться. В 325 году до н. э. восстали греческие колонисты в Бактрии и Согдиане, уставшие от жизни среди «варваров» и решившие возвратиться на родину. Мятеж был подавлен сатрапами этих областей — чтобы два года спустя разгореться вновь. Позднее на территории Бактрии возникло греко-бактрийское царство, выделившееся из состава царства Селевкидов.
Страбон утверждает, что армия за ночь — днем идти было невозможно из-за палящего зноя — преодолевала по 200–300 стадий (30–50 км). Это утверждение противоречит указанию Плутарха на общую продолжительность перехода, так как протяженность пустыни по прямой — не более 100 км. Если учесть, что армия шла «зигзагами» в поисках еды и пресной воды, расстояние возрастет до 120–130 км; то есть, опираясь на Плутарха, можно предположить, что солдаты Александра проходили за ночь около 2–3 км.
Греки называли Аравию Благословенной, или Счастливой: оттуда в Элладу поступали пряности и благовония — лаванда, мирра, фимиам, ладан, корица, весьма высоко ценившиеся в древности.
По замечанию Ф. Шахермайра, «Запад сам втягивал Александра в свои проблемы»: политическая раздробленность западного Средиземноморья давала империи шанс распространить свою власть до Геракловых Столпов. Характерно, что в Вавилон к Александру прибыли послы ливийцев из Северной Африки, бруттов, лукацов и тирренов из Италии, а также, возможно, и послы римлян (на последних царь «затаил обиду»: во-первых, римские пираты бесчинствовали в «исконно эллинских» водах, а во-вторых, в Италии погиб царь Эпира, тезка и дальний родич Александра). Все они искали союза с Александром, рассчитывая заручиться его помощью против своих врагов.
Перевод В. Вересаева.
Э. Марвелл «К робкой возлюбленной»: «Vaster than Empires and more slow».
Если принять платоновскую теорию о существовании мира чистых идей, или идеальных образов, ждущих надлежащего момента, чтобы осуществиться через чье-либо сознание, можно предположить, что Александр в своих действиях руководствовался бессознательным представлением об империи, усвоенным его душой во время пребывания последней (до рождения Александра) в невоплощенном состоянии.
После ухода Александра из Индии там вспыхнул междоусобный конфликт, главными участниками которого стали цари: Пор и основатель династии Маурьев Чандрагупта (Сандракотт, как называют его античные авторы). Сатрап дальних провинций Эвдем поддерживал последнего и в 317 году убил Пора, после чего бежал из Индии — якобы на помощь Эвмену, воевавшему с Антигоном. Его бегство означало полное отпадение Индии от географического пространства бывшей империи.
Хотя диадохи действовали с постоянной оглядкой на Грецию, поступками большинства из них — прежде всего Антигона, Эвмена, Птолемея — словно руководил оракул, по легенде полученный Селевком в храме Аполлона Диндимейского: «Мысль о Европе ты брось: тебе Азия много счастливей!»
Уже на этом совете диадохи выказали себя мастерами интриги: ничем другим как сговором (и, возможно, подкупом) части военачальников нельзя объяснить той легкости, с какой Пердикка добился фактического единоначалия над империей. Это понимали и античные историки. Характерны слова, которые Курций вкладывает в уста Мелеагра: «Не имеет значения, будете ли вы иметь царем сына Роксаны, когда он родится, или Пердикку, так как он все равно захватит власть под видом опеки… Клянусь богами, если бы Александр оставил нам царем вместо себя этого человека, то мое мнение таково, что из всех его распоряжений именно этого одного не следовало бы выполнять».
Солдаты регулярной македонской армии отказывались подчиняться греку Эвмену, поэтому он вынужден был прибегнуть к помощи наемников. Основу его отряда составили «варварские» конники (их насчитывалось до 6000), а позднее, получив в свое распоряжение часть царской казны Александра, он сумел привлечь к себе элиту Александровой армии — аргираспидов.
«Царь Александр шлет свой привет изгнанникам греческих городов. Мы не виновны в вашем изгнании, но мы хотим вернуть на родину всех, кроме святотатцев и убийц. Поэтому мы обязали Антипатра силой заставить вернуть ссыльных там, где полисы откажутся это сделать» (Диодор). Этот декрет Александра преследовал единственную цель: навести порядок «на задворках империи» и показать, «кто хозяин в доме». Насильственное возвращение изгнанников поставило греческие полисы перед выбором: выполнить требование, изъявив покорность царю, — либо отказаться и, как следствие, выступить против македонян с оружием. Афины, в которых после процесса Гарпала восторжествовала антимакедонская партия, избрали второй путь. Изъятые у Гарпала средства (около 400 талантов) было решено пустить на войну.
Это безусловное преувеличение: в обескровленной постоянными рекрутскими наборами Греции не могло найтись такого количества наемников. Другие источники сообщают о 10 000 наемников из Азии, к которым впоследствии присоединились 8000 афинян и около 7000 этолийцев.
С помощью друзей Демосфен бежал из тюрьмы и стал изгнанником. Позднее он присоединился к афинским послам, объезжавшим Пелопоннес и призывавшим к восстанию против Македонии, а некоторое время спустя решением народного собрания был оправдан и приглашен вернуться на родину.
Перед выступлением из Фригии Леоннат получил письмо от Клеопатры, сестры Александра. В этом письме Клеопатра приглашала Леонната в Пеллу и обещала ему свою руку. Вызволить Антипатра и тем самым отодвинуть последнего от власти, жениться на царской дочери и через эти деяния приобрести «главное влияния» (Дройзен) в Македонии — наверняка именно таков был ход мыслей Леонната, когда он со своим отрядом двинулся к Ламии.
Фокион, если позволительно так выразиться, «предшественник» знаменитого Фабия Кунктатора, отличался крайней осторожностью в действиях, что соотечественники нередко принимали за трусость. Именно осторожность заставляла его поддерживать добрые отношения с македонянами (по принципу «кто сильнее, тот и прав»), и потому афиняне обращались к Фокиону за помощью всякий раз, когда требовалось умиротворить македонян.
По новому закону полноправными гражданами Афин, имевшими право голоса в народном собрании, признавались лишь те, у score имущества было на сумму в 2000 драхм и более. В результате около 12 000 афинян, как сообщает Плутарх, лишились гражданских прав. Многие из них позднее переселились во Фракию.
Для войн диадохов характерна постоянная «миграция» воинов из одной армии в другую. Основу всех армий составляли македоняне, которые, в худших традициях греческих полисов, сами выбирали себе военачальников, руководствуясь собственными симпатиями и антипатиями. Как правило, они предпочитали служить тому, кто в данный момент представлялся им наиболее достойным имени «наследника Александра».
Букв, «тысяцкий». Эту должность ввел при македонском дворе Александр, позаимствовавший ее у персов (у последних эта должность означала командира царской гвардии). Первым хилиархом был Гефестион, после смерти Гефестиона должность «унаследовал» Пердикка, а затем она перешла к Селевку.
После смерти Александра саркофаг с его телом было решено перевезти из Вавилона в храм Аммона в Мемфисе (позднее предполагалось захоронить царя в александрийской усыпальнице, которую еще предстояло построить). Арридей, которому поручили сопровождать саркофаг в Египет, тронулся в путь, не получив соответствующего приказа регента, — видимо, с подачи Птолемея, который опасался, что Пердикка, якобы из уважения к памяти Александра и желания отдать царю последние почести, приведет в Египет армию.
Этот Пифон в 323 году был отправлен Пердиккой на подавление мятежа колонистов в Бактрии, где провозгласил себя сатрапом Дальних провинций. Можно предположить, что со временем он «одумался» и вернулся к регенту; античные источники, во всяком случае, сообщают только, что Пифона послали подавлять восстание, а затем уже упоминают его среди участников похода Пердикки на Египет.
«Хотя Вавилон и перестал быть резиденцией царей, он все-таки оставался одним из важнейших городов государства и служил посредником между сатрапиями запада и востока — положение, которым Селевк не преминул воспользоваться ради собственной выгоды» (Дройзен).
В период войн диадохов Родос тщательно соблюдал нейтралитет (что, впрочем, не помешало родосцам построить на своих верфях корабли для флота Антигона), развивая при этом торговлю, и постепенно превратился в ведущую морскую державу той эпохи. Родосским морским правом пользовались вплоть до начала нашей эры. Экономическое могущество Родоса было подорвано в 166 г. до н. э., когда римляне объявили вольным портом остров Делос. Это в шесть с лишним раз сократило сумму таможенных пошлин на Родосе (с 1 млн. до 150 тыс. драхм). В 164 г. до н. э. Родос заключил с Римом союзный договор; во время Митридатовых войн остров выдержал еще одну осаду и, наконец, в 42 г. до н. э. был захвачен Гаем Кассием Лонгином.
Плутарх в биографии Эвмена много говорит о его благородном характере, привлекавшем к нему людей. Но, учитывая, что в распоряжении Эвмена находились колоссальные денежные средства, награбленные в различных городах Малой Азии, логично предположить, что именно это, в первую очередь, и привлекало к кардианцу наемников: он платил столь щедро, что наемники стекались к нему отовсюду, в том числе и из Греции.
Алкета укрылся в городе Термес, к которому несколько дней спустя подошел Антигон и потребовал выдать Алкету. Старейшины города согласились сделать это, но попросили Антигона притворно отступить, чтобы этой военной хитростью увлечь из города молодых сторонников Алкеты. Когда Алкета понял, что его собираются схватить, он покончил жизнь самоубийством. Его тело было выдано Антигону и три дня лежало на помосте посреди лагеря («хороший враг — мертвый враг»), после чего Антигон приказал бросить его непогребенным. Писидийцы подобрали тело Алкеты и похоронили его с надлежащими почестями.
«Призрак имперского величия» будоражил умы диадохов на протяжении первых пятнадцати-двадцати лет после смерти Александра. Они не желали смириться с очевидным: империя в ее прежнем виде распалась в момент смерти своего создателя, новые условия, то бишь новые смыслы, требовали новой «упаковки». Эта «упаковка» оформилась гораздо позднее, к середине III в. до н. э. А потому «верховное владычество», которым грезили и Антигон, и его сын Деметрий Полиоркет, и Кассандр, и, хотя и в меньшей степени, Птолемей и Селевк, было такой же утопией, как и «царская власть», столь ревностно и бесплодно защищаемая Эвменом.
После Ламийской войны власть в Афинах разделили между собой сторонники Македонии Фокион и Демад. Когда афиняне обратились к Фокиону с просьбой походатайствовать перед Антипатром о выводе из Мунихия македонского гарнизона, Фокион отказался: весьма осторожный в мыслях и поступках, не раз наблюдавший перепады в настроениях горожан по самым пустяковым поводам, он справедливо полагал, что только присутствие этого гарнизона удерживает афинский демос от очередного возмущения. Демад же, отличавшийся чрезмерным честолюбием, охотно согласился исполнить поручение горожан, поскольку увидел в этом возможность лишний раз показать меру своего влияния па македонян вообще и Антипатра в частности. Завершилось его ходатайство весьма печально…
Эвмен отговорил Олимпиаду от возвращения в Македонию. До 317 года царица-мать оставалась в Эпире, и лишь когда македонский престол заняла супруга Филиппа Арридея Эвридика, Олимпиада возвратилась в Пеллу.
Некоторое время спустя ему удалось бежать из плена. Он добрался до Карии и примкнул к Алкете, чтобы снова попасть в плен после поражения Алкеты под Критополем.
Длинными назывались построенные после 461 года до н. э. стены между Афинами, Пиреем и селением Фалероп, очерчивавшие границы своеобразного «укрепрайона». Во время Пелопоннесской войны эти стены были срыты, но в 393 г. восстановлены.
Осажденные под покровом ночи вкопали в землю у городских стен доски с вбитыми в них гвоздями и присыпали их землей. Когда наутро приступ возобновился, слоны стали напарываться на гвозди, а метательные орудия, лучники и пращники обстреливали животных с башен и стен.
Этого человека некоторые исследователи признают выдающимся государственным деятелем, подобным Тесею и Солону. В его правление в Афинах увеличилось число зажиточных горожан. В 307 году Деметрий Фалерский был изгнан из Афин своим тезкой Деметрием Полиоркетом и нашел приют в Египте у Птолемея, который поручил ему строительство Александрийской библиотеки.
С того самого дня, как сатрапы встретились в Сузах, между ними постоянно возникали раздоры из-за претензий на главенство. Каждый тянул одеяло на себя, а Эвмен, и организовавший, собственно, эту встречу, оказался в положении изгоя — ему всячески давали понять, что негоже македонянам слушать «какого-то грека».
Этот страх имел место на самом деле и помешал Эвмену осуществить очередной смелый маневр наподобие марш-броска в Финикию: он предполагал захватить Месопотамию, Сирию и Малую Азию, чтобы открыть себе дорогу в Македонию и соединиться с Полисперхонтом. Последнее, впрочем, было маловероятно, учитывая, что проливы контролировал флот Антигона, однако захват плодородной Малой Азии и выход к морю радикально изменил бы баланс сил в пользу Эвмена.
Столь раннее бегство с поля боя можно объяснить только одним — Антигон подкупил Певкеста и заранее договорился с ним об отступлении. В пользу этого заключения говорит и тот факт, что сразу после пленения Эвмена Певкест перешел на службу к Антигону с 10 000 своих стрелков.
Предательство аргираспидов не осталось безнаказанным: сразу после ареста Эвмена Антигон велел казнить командира аргираспидов Антигена, а позднее по его приказу были умерщвлены и остальные 300 человек. Что касается «корпуса» аргираспидов, численность которого равнялась 3000 человек, половину сослали в Арахосию, причем сатрап последней получил прямой приказ разместить их там, где они наверняка погибнут; прочих отрядили в гарнизоны, стоявшие на значительном расстоянии друг от друга. «Некогда всемогущий корпус не решился сопротивляться приказу, который уничтожал его; он пал сразу и навсегда, будто это была кара за измену, совершенную им против Эвмена» (Дройзен).
Певкеста Антигон приблизил к себе, заявив, что тому пристали «более подобающие его предприимчивости дела». С тех пор имя Певкеста в источниках более не упоминается.
Если прибавить к этому 10 000 талантов, захваченных в лагере Эвмена, и 11 000 талантов, которые приносили в год азиатские сатрапии (без Вавилонии, Сузианы, Персиды и Мидии), получим колоссальную сумму в 46 000 талантов! Как тут не вспомнить 1300 талантов государственного долга, с которых начинался Персидский поход Александра!
Около 317 года Птолемей наконец заключил союз с кипрскими царями, предоставивший ему, во-первых, строевой лес для верфей, во-вторых, подкрепление для флота за счет царских кораблей, а в-третьих — преимущественное положение в средиземноморской торговле. Вдобавок он сумел захватить и увести из Финикии корабли Антигона, вследствие чего Антигон был вынужден заняться постройкой нового флота.
Во всяком случае, в Европе и в Малой Азии, В дальних сатрапиях пехотинцы еще без малого сто лет оставались «придатком» конницы.
Ср.: «В идеале ничто не могло противостоять наступающей фаланге. Но по-настоящему эффективно фаланга могла действовать только на идеально ровной земле, где не было канав, расселин, деревьев, холмов или водных препятствий, которые могли нарушить строй и лишить фалангу ее мощи. При Пидне гибкие римские манипулы сумели пробиться через разрывы, возникшие в фаланге, и развалить ее. Фаланга была беззащитна против таких действий, поскольку сарисса бесполезна в ближнем бою» (Конолли).
Записи македонских военных уложений, обнаруженные при раскопках в Амфиполе в 1934–1935 гг.
Термин «синтагма» античные историки используют лишь применительно к «азиатским» армиям, тогда как термин «спейра» у них употребляется для европейских частей.
Не следует путать «хилиархию» и «стратегию» как военные термины с их политическими омонимами.
В описании битвы при Рафии (217 г. до н. э.) Полибий упоминает, что африканские слоны были мельче индийских. Сегодня дело обстоит наоборот, однако исследователи выяснили, что во времена Полибия в северной Африке водилась особая разновидность слонов, рост которых в холке составлял не более 2,4 метра, тогда как индийские слоны достигали 3 м.
Лисимах получил во владение Фракию, Херсопес и греческие земли у Понта Эвкеннского (Черного моря) еще при первом разделе сатрапии (323 год). Однако до 315 года он практически не вмешивался в междоусобицы сатрапов, поскольку был занят войной с фракийцами и эллинскими полисами. За семь лет он победил царя одрисов Севфа, принудил к покорности города западного Понта вплоть до устья Дуная, а затем переправился через Геллеспонт и захватил Малую Фригию (очевидно, 316 год). По замечанию И. Дройзена, последнее было достаточным поводом, чтобы рассориться с Антигоном и войти во враждебную ему коалицию.
Первая — война против Пердикки (323–321 гг.), вторая — против Эвмена (321–316 гг.). Третья война продолжалась четырнадцать лет (315–301 гг.) и завершилась со смертью Антигона.
Переход Александра на сторону союзников привел к тому, что в Пелопоннесе вспыхнула междоусобная война, позднее перекинувшаяся на север, в Этолию и Акарнанию.
В 314 году Селевку было 42 года, Птолемею — 52, Кассандру — около 50, а Деметрию — всего 22.
Образ Селевка как советника Птолемея носит у античных авторов несколько демонизированный характер. Так, Селевк склоняет Птолемея к союзу с Кассандром и Лисимахом против Антигона; он же, как бы подавая пример своему патрону, командует флотом у побережья Сирии; он же подговаривает Птолемея к выступлению против Деметрия. Ср.: «Особенно Селевк советовал сатрапу Египта предпринять поход против Деметрия, разбить последнего, снова овладеть Сирией и угрожать Малой Азии с юга» (Дройзен, со ссылкой на Диодора).
Это жаргонное название подразделения, которое, по аналогии с современными терминами, можно было бы назвать «отрядом истребителей слонов». Воины этих отрядов несли балки с железными остриями на концах; между собой эти балки были скреплены цепями, чтобы животные не могли прорвать строй.
Плутарх прибавляет, что Птолемей вернул сыну регента имущество, слуг и попавших к нему в плен друзей Деметрия, присовокупив, что «предметом их борьбы должна быть лишь слава и власть» (то же свидетельство находим и у Диодора). Плутарх продолжает: «Приняв этот дар, Деметрий обратился к богам с молитвою, чтобы недолго пришлось ему оставаться в долгу у неприятеля, но поскорее довелось отплатить милостью за милость». Случай «вернуть долг» представился около года спустя, когда Деметрий, успевший к тому времени навербовать себе новую армию, разбил на реке Оронт войско птолемеева стратега Килла. В руках Деметрия оказались 7000 пленных и «очень богатая добыча» (Диодор). С согласия отца, который предоставил ему полную свободу действий, Деметрий отослал пленных и добычу Птолемею.
Дата возвращения Селевка в Вавилон — ориентировочно 1 октября 312 года — была принята за первый день нового летоисчисления «эпохи Селевкидов», распространившегося впоследствии на всю Переднюю Азию.
Столкновения между отрядами Селевка и сторонниками Антигона продолжались вплоть до 307 года. Как следует из сообщений античных историков, Птолемей со временем оказал Селевку помощь людьми, что позволило последнему одержать победу над силами Антигона.
Ср., впрочем, у Дройзена: «… македонские гарнизоны в греческих городах, равно как и олигархии, установленные либо сохраненные под различными названиями и формами в наиболее важных государствах, отвлекали народ от опасного увлечения демократией, автономией и „свободой“, которая ныне была только фразой… отдельные государства Греции с их небольшими размерами, с их мелочными интересами и соперничеством с каждым даем все более и более отступали па задний план перед крупными переменами в государстве; и если все-таки македонские представители власти заботились о том, „что говорят греки“, то эмпирическое значение государства придавало этим маленьким общинам только их издавна славное имя и внимание к образованности, родиной которой они были — между тем как в действительности они могли считаться только складочным местом предназначавшейся к вывозу в Азию цивилизации, военным постом в борьбе партий и объектом сожаления и великодушия…»
В 310 году Полисперхонт — возможно, с подачи Антигона — потребовал отдать македонский престол Гераклу, незаконнорожденному сыну Александра и Барсины. Полисперхонта поддержали этоляне и другие враги Кассандра. Подготовка к войне заняла около года, а когда две армии, Полисперхонта и Кассандра, сошлись в Тимфее, Кассандр просто-напросто перекупил Полисперхонта за 100 талантов и звание стратега Пелопоннеса. По уговору между новоявленными союзниками Геракл был задушен.
Надежды Птолемея не оправдались: Кассандр предпочел заключить соглашение с Полисперхонтом. Убедившись, что его шансы получить владение в Элладе невелики, Птолемей со своим отрядом отплыл в Египет к Лагиду. Последний радушно принял перебежчика, но вскоре заподозрил его в попытке переворота и приказал умертвить.
Агафокл из Сиракуз сумел захватить тираническую власть в родном городе. Впоследствии он развязал войну с Карфагеном, давно претендовавшим на Сицилию, в которой карфагеняне видели ключ к Западному Средиземноморью. Преимущество в войне было на стороне Карфагена; вскоре в руках карфагенян оказалась вся Сицилия, за исключением Сиракуз. Тогда Агафокл решил сразиться с врагом на его территории: летом 310 года сицилийский флот в 60 кораблей пристал к ливийскому побережью. Победив в нескольких сражениях карфагенских полководцев, в 308 году Агафокл вплотную приблизился к Карфагену; к этому времени его войско значительно поредело, а так как на море господствовал карфагенский флот, набрать наемников на Сицилии или в Греции не представлялось возможным. И тогда Агафокл придумал способ пополнить армию — и послал гонца к Офеле…
Алтарь и скульптурные изображения означали, что Антигон и Деметрий признаны в Афинах героями — существами полубожественной природы. Как тут не вспомнить реакцию Афин на попытку Александра ввести на территории империи единый культ «сына Аммона»?..
Афиней приводит поздний хвалебный гимн в честь Деметрия, оглашенный на Истмийских играх 291 года: «Высшие из всех богов и возлюбленнейшие приближаются к этому городу, Деметра и Деметрий несут нам счастье. Они приходят, чтобы совершить у нас священные таинства Коры [„мистериальное“ имя Персефоны, дочери Деметры. — К.К.], и он, ясный, как прилично богу, прекрасный и улыбающийся, является вместе с нею. Какое торжественное зрелище: друзья кругом, и в середине он сам. Друзья, как звезды, столпились кругом, и в середине он — солнце. О сын светлого бога, ты, сын Посейдона и Афродиты! Другие боги или далеко, или не имеют ушей, может быть, их совсем нет или они не смотрят на нас. Но тебя мы видим близко. Ты стоишь перед нами не каменный или деревянный, но телесный и живой…»
В 168 г. до н. э. римляне захватили геккайдекеру на македонской верфи и отбуксировали ее как «варварскую диковинку» в Рим. Практического применения этот корабль не нашел, как и более поздние монстры — 18-рядная октокайдекера Антигона Гоната и 20- и 30-рядные корабли Птолемея II. Но изощреннее всех оказался Птолемей IV, построивший 40-рядную прогулочную тессераконтеру, представлявшую собой, по-видимому, первый в истории катамаран (на веслах трудились около 4000 рабов).
Диодор приводит следующие цифры: из 240 кораблей 90 составляли тетреры, 10 — пентеры, 3 — эннеры (9-рядные), 10 — декеры (10-рядные), остальные были триеры.
Любопытно отметить, что схема морского сражения при Саламине во многом напоминает схему сухопутной битвы при Газе в 312 году. При Газе Деметрий, «неопытный юнец», потерпел поражение, зато при Саламине он сполна отплатил тому, кто преподал ему столь суровый урок.
Как неоднократно упоминалось, «ядро» в армиях диадохов составляли македоняне, твердо державшиеся древних обычаев, которые и на чужбине связывали их с родиной. Безусловно, Антигон, «товарищ Филиппа и Александра» (о космополитизме последнего уже предпочитали не вспоминать), должен был поэтому заручиться согласием войскового собрания.
Наемная армия, конечно же, была стократ профессиональней городского ополчения, которому она пришла на смену, однако наемники обходились недешево и служили тому, кто платил щедрее, своевольно меняя нанимателей. Антигон отнюдь не бедствовал, однако не приходится сомневаться, что непрерывные войны, строительство флота и новой столицы плюс нарушение торговых связей с Верхними сатрапиями после утверждения там Селевка изрядно истощили его казну, тогда как Птолемей, контролировавший до недавнего времени всю торговлю Восточного Средиземноморья, должен был иметь в своем распоряжении весьма значительные средства.
Пока Антигон воевал с Птолемеем, Селевк совершил поход в Индию, заключил союзный договор с царем Сандракоттом и вернулся в свои владения с подарком нового союзника — 500 боевыми слонами. Подробнее об индийском походе и планах Селевка см. ниже.
Чем оживленнее становилась морская торговля в Восточном Средиземноморье, тем больше находилось людей, промышлявших разбоем и пиратством. При Александре с пиратами безуспешно боролся наварх Амфотер, получивший в 331 году особые полномочия. При диадохах пираты господствовали на море: с ними считались и Птолемей, и Антигон; Родос позднее организовал для борьбы с пиратством Островную лигу. Деметрий использовал пиратов как наемников — остальные людские резервы Эллады и Малой Азии были практически исчерпаны, — посулив им богатую добычу.
Как и подобало людям, сведущим в торговле, родосцы извлекли из этой маленькой победы не только моральную выгоду: по договору с Деметрием, который не желал терять воинов в самом начале осады, они вернули ему пленных — из расчета по 1000 драхм за свободного, и по 500 драхм за раба.
Один из способов борьбы с гелеполами состоял в следующем: в землю на пути движения башни закапывали пустые глиняные сосуды, под тяжестью башни эти сосуды лопались, земля проседала, и гелепола либо обрушивалась, либо сильно проседала.
Не следует путать этого «ворона» со штурмовым приспособлением, которое представляет собой корзину на длинной балке с противовесом, наподобие балки колодца-«журавля».
Около 310 года Антигон и Селевк заключили, по-видимому, мирный договор. Первый, развязав себе тем самым руки на юге, повел войну с Птолемеем, а второй воспользовался передышкой, чтобы укрепить свою власть в Верхних провинциях. В 306 году Селевк принял царский титул и приблизительно в то же время совершил поход в Индию, рассчитывая и ее присоединить к своим владениям. Однако в северо-западной Индии, некогда завоеванной Александром, к тому времени сложилось могущественное царство Сандракотта, основателя династии Маурьев. Поход Селевка оказался неудачным: по условиям мирного договора он не только признавал за Сапдракоттом Пенджаб, но и уступал индийскому царю восточные области Гедросии и Арахосии, а также Паропамис. Единственная выгода Селевка состояла в том, что Сандракотт, ставший зятем недавнего противника, передал своему новому родичу 500 боевых слонов; эти животные, да еще в таком количестве, были серьезной военной силой.
Подробнее о Пирре см.: Интерлюдия вторая.
Такие сведения приводит Плутарх. Однако Селевк привел с собой 12 000 всадников, не менее 500 конников было у Препелая, да и конница Лисимаха насчитывала никак не меньше 2000 человек. Возможно, в начале 301 г. произошло сражение, сведений о котором не сохранилось, и в этом сражении союзники понесли ощутимые потери в коннице; либо Плутарх, живший через почти четыреста лет после описываемых им событий, опирался на недостоверные источники.
О Полисперхонте, который номинально мог претендовать на часть греческих территорий, после его сделки с Кассандром у античных авторов более не упоминается.
Любопытно отметить, что по гумилевской схеме большинство пассионарных осей проходит через бассейн Средиземного моря, Египет и Малую Азию, лишний раз подтверждая взгляд на Средиземноморье как на колыбель цивилизаций.
По Гумилеву, этногенез, то есть процесс возникновения, развития и исчезновения этнической системы, состоит из ряда фаз, а именно: пассионарный толчок — подъем — перегрев (акматическая) — надлом — инерция (гомеостаз) — обскурация — мемориальная фаза.
Античные авторы относились к Кассандру неприязненно, подозревая его в причастности к отравлению Александра. Были и другие обвинения; так, Павсаний в «Описании Эллады» заявляет: «Среди царей, выступивших против Антигона, самым безбожным, я считаю, был Кассандр, который, сохранив власть над Македонией благодаря Антигону, пошел войной против своего благодетеля».
Ср. у Плутарха: «… его македоняне, уже давно восхищавшиеся воинской доблестью Пирра и с молоком матери впитавшие убеждение, что самый храбрый воин всех более достоин и царства, узнали вдобавок, как милостиво и мягко обходится он с пленными, и, одержимые желанием, во что бы то ни стало избавиться от Деметрия, стали уходить. Сперва они уходили тайком и порознь, но затем весь лагерь охватили волнение и тревога, и, в конце концов, несколько человек, набравшись храбрости, явились к Деметрию и посоветовали ему бежать, ибо македоняне не желают больше воевать ради его страсти к роскоши и наслаждениям» («Деметрий»).
Деметрий провел в Малой Азии два года, с переменным успехом воюя с Агафоклом, сыном Лисимаха, после чего вторгся в Киликию, принадлежавшую Селевку, и там во второй раз был оставлен собственным войском, которое перешло па сторону Селевка. Последний обеспечил Деметрию (между прочим, своему тестю — женой Селевка была дочь Деметрия Стратоника) все надлежащие условия почетного плена; некоторое время спустя Деметрий отправил своему сыну Антигону письмо, которым официально передавал Антигону европейские земли. В 283 г. Деметрий заболел и скончался — как пишет Плутарх, «на третьем году своего заключения, от праздности, обжорства и пьянства».
В том же году Филетэр провозгласил себя царем. При его наследниках Пергам расширил свои пределы до Геллеспонта. В 133 г. Пергам перешел к римлянам и стал столицей римской провинции Азия.
Это прозвище, которое обычно переводится как «Молния», было дано Птолемею, по объяснению Павсания «вследствие необычайной его решительности».
Павсаний говорит, что численность войска кельтов при третьем вторжении составляла 152 000 пехотинцев и 61 000 всадников. Численность греческой армии историк определяет в 23 000 человек пехоты и 3000 всадников плюс афинские триеры. Тем не менее, эллины победили кельтов — в том же самом горном проходе, который когда-то защищал против персов легендарный спартанский царь Леонид.
Наемные отряды кельтов служили многим эллинистическим правителям. Считалось, что воины этого народа в рукопашных схватках превосходят даже македонян.
В 280 г. в Пелопоннесе вспыхнула «священная война», в результате которой четыре города Ахайи — Патры, Дима, Тритея и Фары — изгнали македонские гарнизоны — так возродился древний Ахейский союз. К первым четырем городам постепенно примкнули и другие города Пелопоннеса. Наибольшим могуществом этот союз обладал при стратеге Арате Сикионском в промежуток приблизительно с 230 по 213 г. до н. э.
Пирр покинул Грецию в 280 г., а вернулся в 274 г. За шесть лет он нанес римлянам несколько чувствительных поражений, прежде всего при Гераклее (280) и Аускуле (279), затем захватил почти все карфагенские крепости на Сицилии, но в 275 г. потерпел поражение от римлян при Беневенте. После этого поражения он разослал гонцов с просьбой о помощи к Антигону Гонату, к Птолемею Филадельфу и к Антиоху, сыну Селевка, однако никто не откликнулся па его призыв: Антиох и Птолемей сражались между собой, а Антигон воевал с кельтами и греками.
Полисы Этолии в 370 г. основали Этолийский союз, к которому позднее примкнули локры и аркадяне; этот союз стал реальной политической силой в правление Александра и много лет оставался «противовесом» Македонии в центральной Греции. В 200–197 гг. этоляне сражались с Македонией на стороне Рима.
Правление Деметрия было недолгим: к нему подослали наемных убийц, а его жена Береника стала супругой Птолемея Эвергета («Благодетеля»), сына Птолемея Филадельфа.
Леонид вернулся в Спарту после смерти царя-реформатора Агиса (241 г.), который хотел раздать земельные владения знати безземельным спартанцам и тем самым возвратить жителям полиса статус «полноценных» горожан. Разумеется, знать отнеслась к реформе Агиса резко отрицательно и потому с радостью приняла македонского ставленника Леонида, который не помышлял ни о чем подобном.
В том же 229 г. в Элладе впервые высадились римляне: осажденные иллирийцами жители Коркиры обратились за помощью к Риму, и римляне прислали им на выручку 200 кораблей, 20 000 пехотинцев и 2000 всадников. Коркира и другие приграничные полисы заключили после этого с Римом договор о дружбе.
Клеомен вошел в историю, прежде всего как царь-реформатор — он аннулировал долги граждан, принял в число спартиатов и наделил землей наиболее бесправную часть населения Спарты — илотов, изменил конституцию Спарты, упразднил институт эфоров и герусию (совет старейшин), а также реформировал армию по македонскому образцу — в частности, придал гоплитам сариссы вместо стандартных копий.
Уроженец Мегалополя Филопемен начал свою военно-политическую карьеру именно в годы «Клеоменовой войны». Он отличился при осаде Мегалополя, затем в битве при Селассии; по легенде, которую приводит Полибий, Антигон Досон после Селассии сказал своему начальнику кавалерии: «Мальчик [Филопемен] поступил как славный военачальник, ибо верно постиг момент, а ты, хоть и командуешь конницей, поступил как мальчик». Впоследствии Филопемен стал стратегом Ахейского союза и реформировал союзную армию по македонскому образцу, отказавшись от традиционной для греков спартанской фаланги и установив единообразное вооружение.
Дальнейшая судьба Клеомена сложилась трагично. Из Греции он, не чувствуя себя в безопасности, бежал в Египет, где несколько лет пытался организовать «освободительную» военную экспедицию в Элладу. Царь Египта Птолемей Филопатор (Птолемей Эвергет умер в 221 г.) не поддержал этого стремления, более того — приказал арестовать Клеомена по обвинению в подготовке мятежа. Сопровождавшие Клеомена спартанцы силой освободили своего командира из-под ареста, но к бунтовщикам, вопреки их ожиданиям, не примкнули ни наемники, ни местные жители; столкнувшись с городской стражей Александрии, Клеомен и тринадцать его друзей закололись мечами. Семьи «мятежников» по приказу царя были казнены.
Полибий. Всемирная история. 1:2, 4–8; Плутарх. Пирр. 19; Тит Ливий. История Рима от основания города. 9, 17–19; Тацит. Анналы. 2.73.
О том, что у Александра существовали планы покорения Запада, писали и Диодор, и Арриан, но оба автора жили в римскую эпоху и, следовательно, испытывали аберрацию близости: им, свидетелям обретения Римом имперского могущества, казалось вполне естественным, что «знаковый» полководец эллинов должен был непременно стремиться к покорению Карфагена и Рима — тех государств, которые заняли место Греции и Македонии в мировой истории.
Античные авторы Клитарх и следом за ним Арриан сообщали, что в 323 г. к Александру в Вавилон прибыли послы многих государств, в том числе италийских — от бруттиев, луканов и тирренов, а также и от римлян. Современные исследователи полагают, что на самом деле Александру Македонскому здесь приписаны дела его дяди Александра Молосского, царя Эпира, который на несколько лет (333–331) завладел Южной Италией и в самом деле принимал послов от италийских племен, и римлян среди прочих. Путаница между двумя Александрами возникла благодаря схожести имен — и уже упоминавшейся аберрации близости, характерной для римских историков.
В республиканском Риме легионы набирались только из граждан города и насчитывали каждый от 4200 до 6000 человек (последняя цифра неоднократно встречается у Ливия, который, впрочем, оговаривается, что обычная численность легиона составляла около 5000 человек).
У самнитского города Кавдий римские легионы в 321 г. попали в засаду и были вынуждены сдаться. У италийского города Канны в Апулии Ганнибал в 216 г. разгромил численно превосходящее римское войско.
Перевод С. Ошерова.
Под именем Филиппа III короткое, время правил слабоумный брат Александра Арридей; имя Филиппа IV принял сын Кассандра, правивший Македонией с 297 по 286 г. Был и еще один Филипп — некий Аидриск, объявивший себя Филиппом, иначе Лже-Филипп; кстати сказать, с ним промежуток македонской истории «от Филиппа до Филиппа» полностью укладывается в формальные границы.
Ср. изречение Сивиллы, приводимое Аппианом:
Вы, македонцы, гордитесь господством царей Аргеадов,
Будет для вас царь Филипп и благом великим и горем.
Первый даст городам и народам царей полновластных;
Всю эту славу погубит последний Филипп, побежденный
Силой людей, пришедших от запада и от востока.
Карфаген был основан выходцами из Тира, поэтому в нем поклонялись финикийским божествам — верховному богу Элу, небесному богу Баал-Шамему, богу моря Баал-Малаки, богине плодородия Астарте, богу солнца Баал-Хаммону, богине луны и покровительнице Карфагена Тиннит и др. Поскольку культ Тишшт получил особенное распространение в Карфагене с середины V в. до н. э., логично предположить, что именно эта богиня и упоминается в договоре как «божество карфагенян». Что касается имен греческих божеств, упомянутых в договоре, финикийские «параллели» к ним могут быть следующими: Зевс — очевидно, Баал-Шамем, Гера — Астарта (как богиня-мать), Аполлон — Решеф (бог молнии, бури и войны, а также бог-целитель), Геракл — Мелькарт (бог-герой, победитель чудовищ), Иолай (спутник Геракла) — Цид (бог-целитель), Арей — Баал-Магоним (бог войны), Тритон — Баал-Малаки, Посейдон — Эл («колебатель морских зыбей»).
Под «нечестивыми действиями» римский историк подразумевал, в частности, тот факт, что по совету Деметрия Филипп во время союзнической войны уничтожил святыни этолян и, как говорит историк, «совершил преступление против людей, нарушив законы войны, повредил собственному делу, потому что показал себя беспощадным и свирепым врагом». Кроме того, можно вспомнить бесцеремонный захват Филиппом мессенского акрополя в 215 г. По словам Полибия, Филипп проник в акрополь под предлогом того, что хочет принести жертву богам. После жертвоприношения царь спросил у своей свиты, что знаменует жертва — стоит ли ему покинуть акрополь или, наоборот, утвердиться на нем. Деметрий на этот вопрос ответил так: «„Если ты размышляешь как гадатель, то обязан тотчас покинуть акрополь; если же судишь как мудрый царь, то должен удержать его, дабы, упустив благоприятный случай, не выжидать другого. Ибо тогда только бык будет покорен тебе, когда ты держишь его за оба рога“, разумея под рогами Ифому (мессенский акрополь) и Акрокоринф». К слову, любопытно, что, по свидетельству Страбона, Филипп II называл «цепями (рогами) Эллады» Халкиду и Коринф.
Правда, не исключено, что Ганнибал не меньше искал союза с Филиппом и сам выступил инициатором заключения союзного договора, чтобы заставить Рим сражаться на два фронта.
Карфагенский флот не мог поддержать Филиппа при осаде Аполлонии по той причине, что был задействован в обороне Сицилии. Кроме того, Ганнибал наверняка учитывал тот факт, что Филипп нарушил одно из условий договора: вместо того чтобы высадиться в Италии, македоняне вновь осадили Аполлонию в Иллирии.
Ср.: «После падения Тарента, доставившего Ганнибалу превосходную гавань на том самом берегу, который был наиболее удобным для высадки македонской армии, римляне постарались издали парировать угрожавший им удар и причинили македонянам столько домашних хлопот, что те не могли и помышлять о нападении па Италию» (Моммзен).
В конце Первой Македонской войны по приказу Филиппа на верфях были заложены 100 кораблей, составивших новый македонский флот.
По сообщению Аппиана, Филипп «опустошил часть земель Аттала и попытался захватить самый Портам, не щадя ни святилищ, ни могил».
Договор о римском протекторате над Египтом был заключен в 201 г. Что касается взаимоотношении римлян с Филиппом в промежуток между Первой и Второй Македонскими войнами (205–200 гг.), эти отношения были достаточно напряженными. В 203 г. македонян изгнали из захваченных ими иллирийских городов, причем сенат через послов передал царю, что если Филипп ищет войны, то он найдет ее ранее, чем ему желательно. В 201 г. в Эгейское море вошел римский флот под командой пропретора Марка Валерия Левина численностью в 38 кораблей; от боевых действий Левин воздерживался, но присутствие римского флота, безусловно, служило сдерживающим фактором.
Академия — философская школа, основанная Платоном в Афинах в «садах Академа».
Кружок, получивший свое название по имени Публия Корнелия Сципиона, он же Сципион Африканский, «первого гражданина Римской республики», победителя Ганнибала. В круг его друзей входили, в частности, Полибий и комедиограф Теренций. Кружок Сципионов, говоря современным языком, пропагандировал в Риме культуру Греции и греческий язык.
В системе государственной власти республиканского Рима консулы после избрания на должность бросали жребий, определяя, кому из них оставаться в Вечном Городе, а кому заниматься внешнеполитической деятельностью (то есть вести войны за пределами Рима).
Как говорят Полибий и, вслед за ним, Ливий, римляне не поняли, что означают поднятые вверх копья фаланги — это был знак сдачи на милость победителя, — и продолжали убивать македонян, пока уцелевшие не догадались бросить сариссы и убежать.
Этолийский союз, находясь в союзе с Римом, пытался вести в Греции собственную политику и претендовал на значительную часть греческой территории, чего римляне не могли допустить, поскольку вовсе не желали чрезмерного усиления Этолии. Уже в те времена они руководствовались принципом «Разделяй и властвуй», и использовали Македонию и Этолию в качестве противовесов друг другу.
Легион набирался следующим образом: наиболее молодые и бедные римские граждане составляли отряд велитов; тоже молодые, но уже более обеспеченные образовывали отряд гастатов; принципов набирали из мужчин «в расцвете сил и достатка», а ветеранов приписывали к триариям. Поскольку оружием и доспехами легионеры обеспечивали себя самостоятельно, разница в снаряжении между солдатами одной когорты бывала весьма существенной. Впрочем, кольчуга, при несомненных преимуществах перед нагрудником, имела и недостатки, в первую очередь — вес: она весила до 15 кг. В битве с Ганнибалом при Тразименском озере немало легионеров погибли, пытаясь в кольчугах переплыть озеро.
До наших дней сохранилась древнеримская поговорка «дошло до триариев», которая означает, что дела обстоят наихудшим образом.
Эти владения после ухода из них македонских гарнизонов были заняты гарнизонами Антиоха Великого, который таким образом закрепился в Малой Азии и проник в Европу. Свою экспансию Антиох мотивировал тем, что занимает города, принадлежавшие когда-то Лисимаху и завоеванные Селевком, основателем царства Селевкидов.
Этолийцы пытались присвоить себе решающую роль в победе над Филиппом и даже называли себя «победителями при Киноскефалах». Это самомнение, чреватое антиримским восстанием, заставило римлян приструнить союзников: этолийцев заставили принять в свою симмахию фокидян и локров, а в присоединении к Этолии Фессалии и Акарнании им было отказано.
План Ганнибала предполагал длительную войну «на истощение», к чему Антиох вовсе не стремился. После поражения Антиоха Ганнибал бежал на Крит, а оттуда перебрался в Вифинию, где стал вновь строить планы создания антиримской коалиции. В итоге римляне «намекнули» своему союзнику, царю Вифинии Прусику, что Ганнибал мешает добрососедским отношениям; в 184 г. Ганнибал, опасаясь ареста и выдачи римлянам, был вынужден покончить с собой.
После поражения от римлян в битве при Магнесии (190 г., потери римлян, по Ливию, составили чуть более 300 человек, потери сирийцев, включая пленных, — свыше 50 000) Антиох Великий лишился Малой Азии, а в 187 г. был убит во время ограбления храма Бела, сокровищами которого намеревался пополнить казну.
Как сообщает Ливий, Филипп повысил налога на урожай и пошлины на ввозимые морем товары, возобновил работы на заброшенных рудниках и начал разработку множества новых, чтобы подкрепить финансами свои далеко идущие планы. Кроме того, «чтобы восстановить прежнюю численность населения, поредевшего в предыдущих войнах, он заставлял своих подданных вступать в брак и заводить детей». Еще царь переселил в свои владения воинственных фракийцев, которым отдал города в прибрежной полосе, а прежнее население этих городов и их гарнизоны перевел в глубь страны. Плутарх прибавляет: «Оружия было запасено на тридцать тысяч человек, восемь миллионов медимнов [приблизительно 152 381 л. — К.К.] хлеба надежно хранились за стенами, а денег скопилось так много, что хватило бы на жалование десяти тысячам наемников в течение десяти лет».
Постановление сената, как говорит Ливий, гласило: «Сенат считает похвальным и правильным, что Филипп представил оправдания римлянам, прислав сюда своего сына Деметрия. Сенат готов забыть проступки Филиппа, а относительно будущего считает возможным положиться на честное слово Деметрия, ибо знает, что римскому народу Деметрий предан не меньше, чем собственному. Из уважения к юноше сенат отправит в Македонию новых послов, чтобы проверить соблюдение обязательств и исправить возможные нарушения, не наказывая за них. Сенат еще раз напоминает Филиппу, что только благодаря своему сыну Деметрию он получает прощение римского народа».
По словам Плутарха, Персей «не был кровным сыном Филиппа. Супруга царя тайно взяла его новорожденным у его настоящей матери, некоей штопальщицы из Аргоса по имени Гнафения, и выдала за своего».
Эти союзы были подкреплены брачными узами. Ср. у Ливия: «Он пользуется большим влиянием даже среди царей; па дочери Селевка он женился, не домогаясь невесты, но уступая просьбам ее отца; сестру свою отдал замуж за Прусия, настойчиво его об этом просившего; обе свадьбы праздновались при стечении неисчислимых посольств с поздравлениями и дарами, и невесты вошли в дома мужей как бы с благословения знаменитейших пародов».
План Филиппа предусматривал расправу руками бастарнов над дарданами и последующее вторжение в Ломбардию. Дошедшие до римлян сведения вынудили их возвести в Ломбардии крепость Аквилея (181 г.), которая, по замечанию Т. Моммзена, «не согласуется с общей системой постройки италийских крепостей».
Дата сражения устанавливается с точностью до дня, благодаря встречающемуся у античных историков упоминанию о лунном затмении, которое в тот год пришлось именно на 22 июня.
Персей умер в плену несколько лет спустя. Существует легенда, по которой римляне, желая одновременно сдержать слово и не лишать Персея жизни, и отомстить царю, не давали ему спать ни днем, ни ночью, что, в конце концов, и привело Персея к смерти от нервного истощения.
Рудники открылись вновь в 158 г., о чем свидетельствуют серебряные монеты амфиполийской области, датируемые этим годом.
После этого ежегодный доход от портовых пошлин на Родосе уменьшился с 1 000 000 до 150 000 драхм.
Настоящий Филипп умер в римском плену через два года после своего отца.
Перевод В. Ярхо.
Перевод С. Смирнова.
Перевод С. Смирнова
Объяснение и следующий рассказ похожи на изложенное у Псевдо-Каллисфена, но с некоторыми отступлениями.
Ср. Прит. 10:14: «Устами глупого погибель близка».
Пс. 36:7.
Пс. 24:7.
Лев. 26:8.