II. КАК КНЯЗЬ ЮРИЙ ТЯНУЛ РУКИ К КИЕВУ

1. Проба сил (1120–1139 годы)

Тое же зимы бишася ноугородцы с ростовцы на Ждане горе. И победита ростовцы новгородцев.

Пискаревский летописец

Владимир Мономах сделал правильные выводы из событий, которые развернулись на территории Северо-Восточной Руси в 1096–1097 годах. После того как Любечский съезд утвердил среди князей принцип «и пусть каждый владеет отчиной своей», Владимир Всеволодович твердо решил, что негоже отдалённой Ростово-Суздальской земле быть без князя. Там должен быть представитель дома Всеволода Ярославича со своим двором и дружиной, который бы на месте решал все проблемы обширного региона. И самое главное — чтобы защитил в случае необходимости от ворогов как внешних, так и внутренних. Однако процесс этот несколько затянулся.

Невзирая на то что Русь Залесская не подвергалась нашествиям степняков, как Русь Южная, угроза внешнего врага тем не менее существовала. И называлась она Волжской (или Серебряной) Болгарией. История этой страны берет начало в VII веке, когда второй сын хана Кубрата, правителя Великой Болгарии, Котраг, увел свою орду на север. Болгары больше не могли противостоять мощному хазарскому натиску на их границы, поэтому и уходили в другие места. Следуя примеру старшего брата, ушёл со своими людьми и хан Аспарух, будущий основатель Дунайской Болгарии.

В районе среднего течения Волги и Камы Котраг и основал Волжскую Болгарию. В X веке серебряные болгары принимают ислам и становятся первым исламским государством, граничившим с Русью. Отношения с восточным соседом складываются у киевских князей по-разному. Великий воитель князь Святослав огнем и мечом прошелся по землям Волжской Болгарии во время своего похода на Восток. Его сын Владимир так же нанес болгарам поражение и заключил выгодный для Руси мир. Впрочем, и на берегах Днепра, и на берегах Волги прекрасно понимали, что торговать всегда лучше, чем воевать. Именно торговля и становится приоритетным направлением в отношениях между двумя государствами, недаром В.Н. Татищев отмечал, что волжские болгары «народ купеческий и богатый».

Но тем не менее правители Волжской Болгарии иногда тревожили русские границы. Причем набеги эти были достаточно масштабные: как мы помним, согласно Повести временных лет, в 1088 году серебряные болгары взяли Муром. Информацию о новом масштабном болгарском вторжении мы находим под 1107 годом в Типографской летописи. Согласно летописному тексту, болгары огнем и мечом прошлись по Суздальской земле, разграбили деревни и села, а сам город взяли в осаду. Однако горожане сделали вылазку и наголову разгромили врага. О том, что в данный момент в Суздальской земле не было князя, свидетельствует та же Типографская летопись: «Не сущу князю у них». И есть большая вероятность того, что именно после этого набега и решил посетить свои северо-восточные владения Владимир Мономах. Поездка станет знаковой, поскольку именно тогда, в 1108 году, и будет основана будущая столица Северо-Восточной Руси — город Владимир-Суздальский.

В «Приложениях» к Новгородской I летописи младшего извода, в разделе «А се князи русьстии», об этом говорится так: «Сии поставил град Володимеръ Залешьскыи в Суждальскои земле и осыпа его спом и созда первую церковь Святого Спаса за 50 лет до Богородичина ставления». Под «Богородичиным ставлением» летописец подразумевает постройку при Андрее Боголюбском Успенского собора во Владимире в 1158 году. Причем именно от этого «ставления» будет отсчитана и дата прибытия в город Владимир Юрия Долгорукого — за тридцать лет.

Данная информация существенно дополняется сообщением Львовской летописи: «Въ лета 6616. Того же лета свершен бысть градъ Владимеръ Залешъский Володимеромъ Маномахомъ, и созда в нем церковь камену святаго Спаса, а заложилъ его бе прежде Володимеръ Киевский». Как видим, год, когда Мономах развернул на берегах Клязьмы грандиозное строительство, указан тот же, что и в Новгородской летописи, — 1108-й. Поэтому сомневаться в этой дате оснований нет. Другое дело, что как основатель города здесь упоминается Владимир Святославич. Данная информация подтверждается известиями и других летописных сводов. Вот что нам сообщает Никоновская летопись: «Въ лето 6500. Ходи Володимеръ въ Суздалскую землю, и тамо крести всехъ… И заложи тамо градъ въ свое имя Володимеръ, на реце на Клязьме, и церковь в немъ постави деревяну пречистыя Богородици». В Ермолинской летописи под 990 годом читаем: «Князь велики Владимиръ ходи в землю Суздалскую и тамо заложи градъ Володимеръ во своё имя на реце на Клязьме, и церковь постави в немъ древяну Успение святыя Богородица». Аналогичные сведения встречаем в Софийской I летописи, Супрасльской, Холмогорской и ряде других.

По большому счету, эти известия не противоречат одно другому. Как следует из текста, Владимир Святославич заложил на берегу Клязьмы небольшую крепость, которая должна была стать оплотом распространения христианства в регионе. На протяжении ста лет её судьба была неизвестна, не исключено, что она пришла в упадок. И только Владимир Мономах во время своих поездок в Ростово-Суздальскую землю смог оценить все выгоды местоположения забытого городка и начать на старом месте масштабное строительство. Новые границы Владимира-Залесского были гораздо больше, чем старые. В дальнейшем, когда Андрей Боголюбский вновь расширит город, те укрепления, которые построят по приказу Владимира Всеволодовича, так и будут называть «городом Мономаха».

Однако, помимо основания города, Мономах сделал ещё одно не менее важное дело, которое имело очень далеко идущие последствия и оказало влияние на дальнейшую судьбу всей Русской земли. Он наконец дал Ростово-Суздальской земле князя. Им стал шестой сын Владимира Всеволодовича Юрий, который впоследствии получит прозвище Долгорукий.

Впервые княжич упоминается летописцем в 1107 году: «И взял Владимир за Юрия Аепину дочь, Осеневу внучку» (Повесть временных лет). Как видим, это происходило в тот самый год, когда волжские болгары чуть было не захватили Суздаль. Однако мы отметим следующий факт — именно женитьба Юрия на половчанке, дочери могущественного хана Аепы, приведет к тому, что у князя появятся теснейшие связи со степью. Половцы будут охотно сражаться под стягом Долгорукого, а князь будет с удовольствием нанимать их к себе на службу.

Судя по всему, Юрий вместе с молодой женой и отправился в Залесскую землю следом за своим отцом. Сколько лет было тогда сыну Мономаха? Согласно сообщению В.Н. Татищева, будущий основатель Москвы родился в 1090 году: «Владимиру Всеволодичу родился четвертый сын, и наречен Юрий». Ошибка Василия Никитича налицо, поскольку Юрий был шестым сыном, а не четвертым. Если принять на веру свидетельство Татищева, то в этом случае Юрий становится сыном первой жены Владимира Мономаха Гиты, а этого быть не могло. С другой стороны, А.Ю. Карпов называет годом рождения Долгорукого 1096 год, исходя из того, что вторая жена Мономаха, «Гюргева мати», скончалась в 1107 году. На мой взгляд, вторая версия более правильная.

В следующий раз Юрий появляется на страницах летописей в 1120 году в связи с успешным походом на Волжскую Болгарию. Свидетельства об этой войне довольно скупы, поскольку летописцы констатируют лишь сам факт похода, разгром болгарского войска и возвращения Юрия с большим полоном. Более подробно сообщение В.Н. Татищева, который отмечает, что вместе с Юрием ходил на серебряных болгар и его брат Глеб, о котором в летописях никаких сведений не сохранилось. Историк даже отмечает некоторые моменты сражения: «Болгары же встретили их во множестве водою и сухим путем, и на них Юрий храбро напал, после жестокого боя победил». Вот, по большому счёту, и вся информация. Однако для нас важен следующий принципиальный момент: в Ростово-Суздальской земле появился свой князь, который отвечает за внешнюю и внутреннюю политику в княжестве. Как следствие, болгарские набеги прекратились надолго.

* * *

Великим князем киевским Владимир Мономах стал в 1113 году, после того как скончался его двоюродный брат Святополк Изяславич. И есть большая вероятность того, что в поход на Волжскую Болгарию Юрий ходил по прямому повелению отца, который в эти годы нанёс ряд чувствительных ударов по соседям Руси на западных и восточных рубежах. И поход на Волгу был одним из таких мероприятий. После этого Юрий опять исчезает из поля зрения летописцев, и о нём вспоминают лишь в 1125 году, когда он упоминается в числе тех, кто присутствовал на похоронах Владимира Мономаха.

В. Верещагин. Князь Мстислав Владимирович

Великим князем Киевским становится старший брат Юрия Мстислав, победитель в битве на Кулачице, а суздальский князь отбывает в свои Залесские земли. И снова пропадает со страниц летописей на целых семь лет. Из письменных источников следует, что Юрий вообще не принимает никакого участия в политической жизни страны; в отличие от остальных сыновей Мономаха, он даже не участвует в военных походах под стягом старшего брата. Складывается такое впечатление, что всё это время он занимается исключительно внутренними делами своего княжества. И это действительно так. Скорее всего, именно в эти годы, когда имя суздальского князя исчезало из летописных сводов, он и занимался кропотливой и рутинной деятельностью по укреплению своего удела. Той самой деятельностью, без которой Ростово-Суздальская земля никогда не достигла бы своего расцвета. Прекрасный администратор и «крепкий хозяйственник», Юрий не покладая рук трудился над обустройством своей волости. Как раз в эти спокойные годы им была подготовлена и доведена до ума та мощнейшая экономическая база, которая позволит ему в итоге выиграть бешеную борьбу за Киев.

* * *

14 апреля 1132 года скончался киевский князь Мстислав Владимирович, и Русская земля погрузилась в пучину междоусобиц. Новым великим князем стал его младший брат Ярополк. В.Н. Татищев характеризует его следующим образом: «Был великий правосудец и миролюбец, ко всем милостив и веселого взора, охотно со всеми говорил и о всяких делах советовался, из-за того всеми, как отец, любим был». Однако на Руси наступали такие времена, что не «правосудец и миролюбец» был нужен во главе страны, а бесстрашный воин, умелый полководец и жесткий политик. Да и то, что Ярополк постоянно со всеми советовался, характеризует его не с лучшей стороны.

В. Верещагин. Князь Ярополк Владимирович

Укрепившись в Киеве, Ярополк Владимирович сразу же занялся перераспределением княжеских столов. Главной ошибкой нового князя оказалось то, что в исконную волость Мономашичей — Переяславль он, вопреки обычаю, перевел своего племянника Всеволода, старшего сына Мстислава. Но согласно древней традиции в Переяславле должен был княжить младший брат Ярополка Вячеслав, а поскольку тот активности не проявлял, то Юрий посчитал себя вправе занять отчий стол.

События развивались стремительно. Всеволод въехал в Переяславль, но пробыл там лишь до обеда, поскольку в город неожиданно заявился его дядя Юрий с дружиной и выгнал племянника с княжеского двора. Впрочем, и Юрий прокняжил там всего лишь восемь дней, потому что Ярополк решил отдать спорный город другому племяннику, полоцкому князю Изяславу, старшему сыну умершего Мстислава Владимировича. Под стенами Переяславля появились киевские полки, и Юрий был вынужден уступить. Но выпроводив из города Долгорукого, Ярополк вступил в конфликт с остальными братьями, Вячеславом и Андреем, которые поддержали Юрия. Три против одного. В итоге пришлось садиться за стол переговоров и договариваться. Решение было принято компромиссное, по которому старший из братьев, Вячеслав, уселся на отчий стол в Переяславле по закону и праву.

Вячеслав перебрался в Переяславль из Турова, а в Туров отправился Изяслав Мстиславич, очень недовольный таким развитием событий. Казалось, что страсти улеглись, но не тут-то было! Вячеслав оказался не тем человеком, который может править в приграничном княжестве и успешно вести борьбу со степняками. Осмотревшись на новом месте, он просто уехал в Туров, где в это время уже обустраивался Изяслав Мстиславич. Вячеслав выпроводил племянника из своего удела, и тот был вынужден убраться к брату Всеволоду в Новгород.

Вот тут и вступил снова в игру Юрий. Он предложил Ярополку Ростов и Суздаль взамен более престижного тогда Переяславля: «Испроси у брата своего у Ярополка Переславль, а Ярополку дастъ Суздаль и Ростов и прочюю власт свою, но не всю» (Пискаревский летописец). Вот в этом весь Юрий. Вроде бы и достиг своего, но тем не менее целиком свою волость не отдал, понимая, что борьба предстоит жестокая, а потому желательно иметь пути отступления.

Сидевшие в Новгороде братья Всеволод и Изяслав Мстиславичи решили восстановить попранную, по их мнению, справедливость. Воспользовавшись тем моментом, что в Ростово-Суздальской земле князь отсутствовал (Юрий был в Переяславле, а Ярополк — в Киеве), они решили захватить эту волость для Изяслава. В Новгородской I летописи старшего извода под 1134 годом об этом написано так: «Томь же лете ходи Всеволодъ съ новгородьци, хотя брата своего посадити Суждали». Однако поход закончился неудачей. Судя по всему, новгородские полки дошли только до речки Дубны, а там вечевики в лучших традициях переругались друг с другом. У новгородцев всегда всё не как у людей, и когда надо мобилизоваться, собрать все силы в кулак, они почему-то начинают выяснять отношения: «Отяша посадницьство у Петрила и дата Иванку Павловицю» (Новгородская I летопись старшего извода). А избрав нового посадника, господа новгородцы решили, что главное дело сделано, и спокойно ушли домой.

В этот раз беда миновала, но угроза вторжения в Ростово-Суздальскую землю с севера осталась.

Видя, что с новгородцами у него не сладилось, Изяслав отправился на юг и заключил союз со злейшими врагами Мономашичей — черниговскими Ольговичами. С помощью брата Всеволода, княжившего на берегах Волхова, ему удалось подключить к союзу Новгород. Создалась очень мощная коалиция, поскольку сын Олега Гориславича Всеволод быстро сообразил, какие заманчивые перспективы открывает перед ним раскол среди сыновей и внуков Владимира Мономаха. Черниговские князья считались старше потомков Мономаха, но их постоянно оттесняли от киевского златого стола. Теперь появлялся шанс исправить эту несправедливость. Всеволод Ольгович поднял всю свою родню — братьев Игоря, Святослава и Глеба, а также двоюродных братьев Владимира и Изяслава Давыдовичей. Однако первыми удар нанесли сыновья Мономаха: полки Ярополка, Юрия и Андрея в ноябре 1134 года подступали к Чернигову, но, не добившись никаких успехов, были вынуждены уйти.

Теперь следующий ход был за Всеволодом. В лучших традициях своего отца он нанял половецкую орду и зимой повел воинство в пределы Переяславского княжества. Половцы подвергли земли Юрия жесточайшему погрому и сожгли Городец Остерский, но в итоге Всеволод Ольгович был вынужден отступить, поскольку не смог переправиться через Днепр.

Зимой война вспыхнула с новой силой, но и в этот раз до сражения дело не дошло, поскольку враждующие стороны сумели прийти к компромиссу. Согласно новым договоренностям, Юрий покидал Переяславль и уходил назад, в Ростово-Суздальскую землю. В Переяславле садился на стол младший сын Мономаха Андрей, а Изяслав Мстиславич, зачинщик всей смуты, отправлялся княжить во Владимир-Волынский. Казалось, выиграли все, кроме Юрия, а в Южной Руси на короткое время воцарилась тишина.

Однако вскоре присутствие Долгорукого потребовалось в Залесских землях, потому что вновь вспыхнула война с Новгородом.

* * *

Новгородцев жгла обида за то, что их предыдущий поход в землю Суздальскую завершился неудачей. К тому же Юрий стал жёсток в отношении Новгорода, поднимая цены на хлеб, в котором вечевики постоянно испытывали недостаток. Также хитрый князь увеличил для новгородских купцов торговые пошлины. Итог таких действий был закономерен, и народ на берегах Волхова возмутился не на шутку — даешь Ростов! Простые люди быстро припомнили власть имущим неудачный поход в Ростово-Суздальскую землю, а также вспомнили, как новгородцы целовали крест Мстиславу Владимировичу на том, что будут заботиться о его детях. Появился повод, и новгородцы сразу же занялись делом, столь милым их бунтарским сердцам, — грабить дворы вятших мужей и бросать неугодных в Волхов. Смута затянулась, и в итоге были вынуждены вмешаться великий князь Ярополк и киевский митрополит. Владыка писал новгородскому епископу Нифонту о том, чтобы тот повлиял на свою паству и утихомирил смутьянов. Но даже Нифонт, который хоть и симпатизировал суздальскому князю, но пользовался огромным уважением в Новгороде, оказался бессилен. И тогда митрополит сам отправился на берега Волхова.

Однако вояж святителя оказался бесполезным, поскольку в городе были очень сильны антисуздальские настроения, а определенные круги продолжали вести мощнейшую агитацию за войну с Юрием. Дошло до того, что митрополита даже не выпустили из Новгорода, чтобы он не предупредил о готовящемся походе ни Ярополка, ни Долгорукого. А тем временем новгородская верхушка объявила о сборе полков. Согласно Воскресенской летописи, кроме собственно новгородцев, в походе участвовали «и Пськовичи, и Ладожаны, и всею областию Новгородцкою». Интересные сведения сообщает Никоновская летопись, где говорится о том, что «князь Всеволодъ Мстиславичь иде ратью съ Немцы и со всею силою Новгородцкою на Суздаль и на Ростовъ».

Если исходить из того, что под словом «Немцы» на Руси в XVI веке, когда составлялся Никоновский летописный свод, частенько подразумевали иноземцев вообще, то можно предположить, что речь идёт о скандинавских наемниках. Другим иностранным воинским контингентам на берегах Волхова то время взяться было просто неоткуда. Но если это так, то мы видим, что Новгород действительно выставил огромные по тем временам силы для войны с суздальским князем. Господа новгородцы хотели решить проблему одним решительным ударом. 31 декабря новгородское воинство под командованием князя Всеволода Мстиславича отправилось в поход против Юрия. Однако оказалось, что время для выступления было выбрано не самое удачное, поскольку ударили сильнейшие морозы, а вьюги заметали дороги.

А что же Долгорукий? Невзирая на все ухищрения новгородцев, Юрий своевременно узнал об их планах и успел подготовиться к отражению вторжения. Собрав полки со всего своего обширного княжества, он выступил навстречу врагу и перехватил рать Всеволода Мстиславича у Ждан-горы.

* * *

25 января новгородские полки расположились на Ждан-горе. Судя по всему, господа новгородцы и мысли не допускали о том, что их может постигнуть неудача. Во-первых, их рать численно превосходила войско Юрия, а во-вторых, они занимали отличную позицию. Ростовцы и суздальцы стояли в низине, и в случае атаки им пришлось бы подниматься по засыпанному снегом склону, под непрерывным обстрелом вражеских лучников. Однако это понимал и Юрий, а поэтому и не отдавал приказ об атаке. Врагов больше, позиция у них лучше, и потому шансы на победу у суздальского князя минимальные. Юрий послал было к Всеволоду гонцов с предложением завершить дело миром, но новгородцы, чувствуя своё превосходство, выдвигали заранее неприемлемые требования.

Долгорукий ожидал вражеской атаки. Он исходил из того, что противник обязательно перейдёт в наступление, поскольку имел такую возможность благодаря численному превосходству. В тылу у полков Юрия находился лес, а перед их фронтом протекала река, и этот рубеж он собирался удерживать. Однако время шло, а враг не двигался. Мороз усиливался, мела поземка, а ратники, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, замерзали на холодном ветру. И тогда Юрий решился. Призвав воеводу Якуна Короба, он велел ему ночью обойти вражеское войско и, когда начнется битва, ударить врагу в тыл. После этого суздальский князь увел своё продрогшее войско в лагерь. Новгородцы торжествовали, они видели, что враг боится их атаковать, и чувствовали себя очень уверенно на неприступных позициях.

Однако ликование их длилось недолго, поскольку на рассвете 26 января Юрий повел свои полки в атаку. Господа новгородцы были несколько удивлены таким развитием событий, но не растерялись, а быстро изготовились к бою. На правом крыле стал Всеволод Мстиславич с дружиной, на левом тысяцкий — Петрила, а командование над большим полком принял посадник Иванок, муж изрядно опытный в ратном деле. Выждав, когда полки Юрия достигли горы и стали подниматься вверх по склону, новгородцы пошли им навстречу.

Суздальский князь прекрасно понимал, как сильно он рискует, начиная эту отчаянную атаку. Вперед Долгорукий послал лучников, чтобы они отвлекли на себя вражеских стрелков. В завязавшейся перестрелке преимущество было на стороне новгородцев, поскольку они стояли на горе и прекрасно видели все передвижения противника. Лучники Юрия несли большие потери, но продолжали вести сражение, прикрывая наступление своей пехоты. Между тем в бой вступили главные силы. Ростовские и суздальские ратники уже изрядно выдохлись, поднимаясь по склону, когда их атаковали новгородцы. Удар был силен и неотразим. Преимущество новгородцев обозначилось сразу, они смяли дружным натиском передовые вражеские ряды и стали оттеснять противника к подножию горы. Воины Долгорукого бились отчаянно, но не могли противостоять вражескому напору.

Ростовские и суздальские полки медленно пятились, сползая вниз по склону, а противник всё наращивал натиск. Посадник Иванок повел своих людей прямо в центр Юрьева войска, разбил боевые порядки неприятеля и прорвался к княжескому стягу.

В рукопашной схватке полегли защитники знамени, и стяг Долгорукого, покачнувшись, рухнул на истоптанный и залитый кровью снег. Новгородцы взревели от восторга, а их противники дрогнули. Но в этот момент ситуация на поле боя изменилась радикально. Воевода Якун Короб сумел-таки незаметно зайти в тыл врагу и неожиданно атаковал с тыла дружину Всеволода. Ратники Короба рубили гридней боевыми топорами, поднимали на рогатины, и те не выдержали. Первым с поля боя побежал сам Всеволод Мстиславич, а за ним стали разбегаться его дружинники. Однако воевода их преследовать не стал, а правильно оценив обстановку, ударил по центру новгородских войск. Посадник Иванок со своими бойцами попытался отразить вражескую атаку, но воины Якуна действовали так дружно и слаженно, что буквально смели всех, кто встал у них на пути. Мертвый Иванок повалился на снег, а ростовцы и суздальцы, воспрянув духом, пошли вперед. Стяг князя Юрия вновь реял над полем боя, его полки наступали на врага несокрушимой стеной.

Когда же был убит тысяцкий Петр Микулич, для новгородцев всё было кончено. Князь убежал, посадник и тысяцкий пали в битве, командовать полками стало некому. Новгородская рать обратилась в бегство. Долгорукий велел преследовать разбитого врага и не давать ему возможности остановиться, чтобы перевести дух и организовать сопротивление. Был захвачен огромный новгородский обоз и взято множество пленных. Победа Юрия Суздальского была полной и безоговорочной.

* * *

Побоище на Ждан-горе резко изменило ситуацию в регионе. Давненько Господин Великий Новгород не терпел столь сокрушительного поражения. Потери среди новгородцев были очень велики, причем погибли лучшие: «И убиша посадника новгородьскаго Иванка, мужа храбра зело, месяця геньваря въ 26, и Петрила Микульциця и много добрыхъ муж» (Новгородская I летопись старшего извода). Правда, после этого летописец сделал некую утешительную сентенцию: «А суждальць боле». Дескать, наших погибло много, но ворогов ещё больше. Но тут возникает закономерный вопрос: а где, собственно, новгородский летописец разжился подобной информацией? Однозначно, что те его земляки, которые принимали участие в битве, об этом ему сказать не могли, поскольку бежали с поля боя. А оно осталось за суздальцами. Да и Долгорукий вряд ли отправлял в Новгород отчет о собственных потерях. Поэтому данное высказывание можно смело считать фантазией летописца, выдающего желаемое за действительное. В итоге Новгород на какое-то время выбыл из войны, и на северных рубежах Ростово-Суздальской земли воцарилось спокойствие.

Однако победа Долгорукого обернулась ещё более неожиданными последствиями, и коснулись они всей Руси в целом. Причем самым негативным образом.

Дело в том, что после возвращения ратников из злополучного похода перед новгородцами встал извечный вопрос: кто виноват? Крайнего нашли быстро: князь Всеволод Мстиславич, тот самый, который втянул их в войну с Юрием на стороне Ольговичей и самый первый удрал с поля боя во время битвы у Ждан-горы. Вот тут ему всё и припомнили. В русских летописных сводах приводится весь перечень тех обвинений, которые вечевики предъявили своему князю: «1) что не любит простого люда, а почитает одних вельмож; 2) хотел, обругав Новгород, княжить в Переяславле; 3) пойдя на суздальцев и не бившись крепко, прежде других с боя ушел; 4) любит игры и охоту ястребов и собак, по полям ездить, а судить и правосудие для людей чинить не прилежит; 5) велел нам со Всеволодом Олеговичем союз учинить, а ныне велит снова отстать» (В.Н. Татищев).

В итоге князя Всеволода Мстиславича вместе с семьей засадили за караул в Епископском доме, а к черниговскому князю Всеволоду Ольговичу новгородцы отправили посольство, прося на княжение его младшего брата Святослава. Это был колоссальный успех сыновей Олега Гориславича, поскольку Новгород всегда находился в сфере влияния киевских князей, а последнее время в нем хозяйничали потомки Мономаха. И вот всё закончилось. Великий князь Ярополк поморщился, но горькую пилюлю проглотил, поскольку ничего поделать не мог. Именно с этого момента многие историки начинают отсчёт новгородской самостийности, принесшей столько бед Русской земле.

* * *

Итог княжеской междоусобицы, начавшейся после смерти Мстислава Владимировича, подвела битва на реке Супое. Пользуясь разбродом и шатанием среди Мономахова племени, Всеволод Ольгович напал на Переяславль, где княжил Андрей Владимирович. Но князь Андрей оказался не робкого десятка и дал бой супостату. Сражение длилось три дня, согласно Ипатьевской летописи, особенно упорные схватки происходили у Епископских и Княжьих ворот. Переяславль устоял, и Всеволод, сведав о приближении киевских полков Ярополка, был вынужден снять осаду и уйти в верховья реки Супой. Вместе с братом Ярополком в этот поход выступил и Юрий. Это свидетельствует о том, что суздальский князь не опасался нового похода новгородцев на свои земли и мог позволить себе вмешаться в войну на юге. Вряд ли с ним были все суздальские и ростовские полки, скорее всего, с князем была его дружина да ратники, которых Долгорукий мог привести в качестве гарнизона для Городца Остерского, который необходимо было отстраивать.

Объединенные силы Ярополка, Юрия и Андрея выступили на Ольговичей. Однако, как свидетельствует Ипатьевская летопись, Ярополк должным образом не подготовился к битве и выступил на врага, не дождавшись подходивших подкреплений. Киевский князь был слишком самоуверен, за что в итоге и поплатился. Хотя считался опытным военачальником и храбрым ратоборцем, неоднократно бившим половцев. Но, судя по всему, к старости утратил былую хватку. Ярополк пребывал в уверенности, что Ольговичи не посмеют встретиться с Мономашичами на поле боя, и жестоко просчитался. 8 августа 1136 года киевский князь приказал идти войскам в атаку на вражеские полки. Сражение было долгим и упорным, но в итоге дружина Ярополка под командованием тысяцкого Давыда Яруновича опрокинула половцев Всеволода и погнала их прочь с поля боя. Однако воевода настолько увлекся преследованием, что совсем забыл о том, что битва ещё не закончена. И пока он гонялся за половцами, полки Ольговичей смяли войска братьев Владимировичей и разогнали их по окрестностям. Мало того, черниговцы захватили стяг Ярополка и высоко подняли его. Киевские дружинники подумали, что одержана победа, и стали спокойно возвращаться назад, не соблюдая ни строя, ни порядка. А там их уже ждали. Летописец так и записал: «Яша бояръ много» (Ипатьевская летопись). Как видим, действия Давыда Яруновича разительно отличались от действий Якуна Короба при Ждан-горе. Тогда суздальский воевода не бросился преследовать убегающего новгородского князя, а, верно оценив ситуацию, ударил с тыла по главным силам врага. Соответственно, и результат битвы был иным.

Однако, невзирая на победу, развить успех Всеволоду Черниговскому не удалось, и он отступил к своей столице. Боевые действия вновь вспыхнули зимой, и лишь вмешательство митрополита Михаила приостановило кровопролитие. Ярополк был вынужден отдать Ольговичам Курск, и на какое-то время война затихла. Юрий вернулся в Залесскую землю, и многим показалось, что уж теперь-то на Руси воцарится мир. Однако те, кто так думал, просто выдавали желаемое за действительное.

Неугомонный Всеволод Ольгович не удовольствовался уступками со стороны Ярополка и снова раздул пламя междоусобицы. Дело в том, что черниговский князь принадлежал к той породе людей, которые понимают только один аргумент — силу. Только крепкий удар мог вразумить обнаглевшего сына Олега Гориславича. И у великого князя киевского пока ещё были для этого возможности. Но на счастье Всеволода, Ярополк был слаб и предпочитал идти своему родственнику на уступки, а не решать проблему радикально. Киевский князь в упор не видел того, что чем больше он уступает Всеволоду, тем больше у того возрастают амбиции. В итоге подобная снисходительность и близорукость обернулись большой кровью.

В 1138 году Ольговичи опять напали на Переяславское княжество. Князь Андрей снова затворился в городе и, понимая, что против вражеской силы ему одному не выстоять, послал за помощью к брату Ярополку. Киевский князь быстро собрал полки и выступил к Переяславлю. Практически в это же время новгородцы изгнали из города Святослава Ольговича и призвали на княжение сына Юрия Ростислава. И когда Святослав с дружиной возвращался к Чернигову, Изяслав Мстиславич напал на него, нанес поражение и отнял весь обоз. Эта неудача окончательно вывела Всеволода Ольговича из себя, и во главе половецкой орды он захватил и сжег Прилуки, а затем прошелся вдоль реки Сулы, разоряя городки и крепости. Выплеснул свою злобу.

В.Н. Татищев оставил довольно любопытную характеристику этого князя: «Сей великий князь муж был ростом велик и весьма толст, волос мало на голове имел, борода широкая, очи немалые, нос долгий. Мудр был в советах и судьях, потому кого хотел, того мог оправдать или обвинить. Много наложниц имел и более в веселиях, нежели управлении, упражнялся. Из-за того киевлянам тягость от него была великая. И когда умер, то едва кто по нему, кроме баб любимых, заплакал, а более были рады». Как видим, личность не особо приятная. Однако самым плохим было то, что ради достижения своей цели Всеволод был готов на всё. Он просто не умел вовремя остановиться.

И здесь невольно возникает закономерный вопрос: а какая тогда, собственно, разница между Юрием и Всеволодом Ольговичем? И тот и другой легко будут нарушать клятвы и преступать крестное целование. Оба не раз и не два будут приводить на Русь половцев со всеми вытекающими отсюда последствиями. Каждый из них в меру своих сил будет расшатывать устои некогда единой Киевской державы. Каждый из них будет считать, что борется за правду, но только в том контексте, как эту самую «правду» понимал он лично. А «правда» для обеих заключалась в том, чтобы утвердиться на златом киевском столе. Но что самое главное, достигнув своей конечной цели и овладев Киевом, ни тот ни другой и понятия не будут иметь, что с этой самой верховной властью делать. Так в чем же разница?

А разница в том, что разрушительная деятельность Долгорукого на юге уравновешивалась его созидательной деятельностью в Северо-Восточной Руси. Ибо то наследство, которое он оставил своим детям в Залесской земле, стало основой могущества Владимиро-Суздальского княжества, затем Руси Московской и, наконец, России. Всеволод — разрушитель, а Юрий не только разрушитель, но и созидатель. Черниговский князь после себя не оставил ничего, кроме длительного кровавого конфликта между Мономашичами и Ольговичами. Юрий оставил после себя богатое и процветающее княжество, а у его сыновей хватило ума отказаться от киевских амбиций отца и сосредоточить всё внимание на Ростово-Суздальской земле. Фундамент, заложенный Долгоруким, оказался настолько крепок, что Владимиро-Суздальское сумело пережить страшный удар монголов и возродиться вновь. А Черниговское княжество после нашествия Батыя просто перестало существовать. Вот и вся разница в подходе.

Но вернемся в 1138 год. Разъяренный поражением брата Святослава от Изяслава Мстиславича, Всеволод решает идти на Киев. Но неожиданно нарвался на такой отпор, которого не ожидал, поскольку Ярополк поднял на борьбу всех, кого только мог. Ипатьевская летопись приводит впечатляющий список тех, кто откликнулся на зов киевского князя и встал под стяги Ярополка: «Суждалци и Ростовци, съ Полочаны и Смолняны, и король Угры посла помощь Береньдичевъ 30 тысящь и Туровце». Как следует из текста летописи, в этот раз Юрий привел на помощь брату все силы своего княжества. Пока ему опасаться было нечего, поскольку сын Ростислав сидел в Новгороде.

В итоге Ярополку на короткое время удалось собрать всех Мономашичей и единым фронтом выступить против Ольговичей. В этот раз племянники шли вместе с дядьями против общего врага. Когда же к объединенной рати присоединился князь Андрей с переяславскими полками, то, согласно В.Н. Татищеву, общая численность великокняжеской рати выросла до 60 000 воинов. И вся эта сила двинулась на Чернигов.

Вот теперь Всеволод Ольгович перепугался не на шутку. Недолго думая он решил удрать к половцам, бросив свою землю на произвол судьбы. Что тоже характеризует князя далеко не с самой лучшей стороны. Однако черниговские бояре в буквальном смысле слова ухватили беглеца за шиворот и никуда не выпустили из города. Насмерть перетрусившему князю было сказано коротко и ясно: «Ты хотя сам уедешь, но область вся останется на разорение и потом некуда будет возвратиться. Лучше, оставив гордость и высокоумие, просить мира» (В.Н. Татищев). Положение, в котором оказался Всеволод, было незавидным. Ведь если от него отвернутся собственные бояре и дружина, то на дальнейшей политической деятельности князя можно было смело ставить крест. Поэтому Всеволод Ольгович пересилил себя и бил челом Ярополку.

Киевский князь проявил удивительную мягкотелость. У него был реальный шанс раз и навсегда покончить со смутьяном, вплоть до того, что вообще изгнать его из Чернигова. Были уже такие прецеденты на Руси. Или увезти в Киев и там засадить в поруб. Чем Всеволод лучше того же Всеслава Полоцкого или Судислава Псковского, которого Ярослав Мудрый продержал в темнице целых 23 года? И ведь не посмотрел на то, что псковский князь приходился ему родным братом. А кто такой Всеволод Ольгович для Ярополка Владимировича? Сила была на стороне киевского князя, а победителей, как известно, не судят. Но сын Мономаха снова проявил уступчивость и заключил мир со злейшим врагом. После этого огромное войско было распущено, а Ярополк вернулся в Киев.

* * *

После окончания этой усобицы суздальский князь опять вернулся в Ростово-Суздальскую землю. В результате участия в феодальных войнах он остался, можно сказать, при своем. Ничего не приобрел, кроме опыта, но и ничего не потерял. Дважды захватывал Переяславль, сначала силой, а затем с помощью дипломатии, и оба раза его уступал. Успешно отразил новгородское вторжение, не пропустив врага в глубь своих земель. Помогал старшему брату в войне против Ольговичей. Из владений на юге сохранил лишь Городец Остерский, имевший большое стратегическое значение, поскольку из него можно было с равным успехом угрожать как Киеву, так и Чернигову. Построен был Городец Владимиром Мономахом в 1098 году при впадении реки Остёр в Десну и должен был исполнять роль форпоста на границе Переяславского и Черниговского княжеств. В крепости имелась каменная церковь Архангела Михаила, что подчеркивало статус Городца Остерского.

Поэтому можно считать, что участие Юрия в усобице 1132–1136 годов стало для него своеобразной пробой сил, из которой он сделал надлежащие выводы.


2. Русь в огне (1139–1149 голы)

И раздьрася вся земля Русьская.

Новгородская I летопись старшего извода

Великий киевский князь Ярополк умер 18 февраля 1139 года. Согласно сложившейся традиции в Киев въехал его младший брат Вячеслав Владимирович. По своим качествам военачальника, правителя и политического деятеля он безоговорочно проигрывал даже Ярополку. Тихий и миролюбивый Вячеслав пришел в Киев лишь потому, что была его очередь садиться на златой престол, в противном случае он бы так и продолжал княжить в своем Турове. Утверждение нового князя в Киеве прошло тихо и спокойно, город принял Вячеслава, и казалось, что всё на этом и закончилось. Но тут снова возмутился Всеволод Ольгович, и тишина на Руси взорвалась.

Черниговский князь никогда не забывал, что его отец Олег Святославич по старшинству стоял выше Владимира Мономаха, хотя и не занимал никогда киевский стол. Зато дед Святослав был киевским князем, и, соответственно, Всеволод считал, что и он сам имеет право на верховную власть на Руси. Однако была одна проблема, которая могла помешать черниговскому князю осуществить свои намерения. И звалась она Юрий Долгорукий.

Всеволод Ольгович ни на минуту не сомневался в том, что при слабом и безвольном Вячеславе власть над Русской землей возьмет в свои руки энергичный и воинственный суздальский князь. А для него это значило только одно — не видать черниговским Ольговичам Киева. Поэтому Всеволод решает играть на опережение и утвердиться в Киеве, пока его не опередил Долгорукий. Однако коварный князь понимал, что в одиночку ему будет трудно справиться с Юрием, а потому решил воспользоваться разладом в стане Мономашичей. Дяде он решил противопоставить племянников.

В. Верещагин. Князь Всеволод Ольгович

У В.Н. Татищева есть информация о том, что Всеволод вступил в переговоры с Изяславом Мстиславичем и сообщил ему о своих намерениях. Главный упор хитрец делал на то, что Юрий всё равно не даст Изяславу вокняжиться в Киеве. Зато он, Всеволод, после своей смерти передаст стольный город только Изяславу и никому более. А пока наградит сына Мстислава новыми волостями. Говоря всё это, Ольгович изначально лгал, поскольку для него превыше всего были интересы своего клана, а никак не дальних родственников. Но Изяслав наживку проглотил. Он пообещал не вмешиваться в конфликт Всеволода со своими дядьями и целовал на этом крест. Черниговский князь ответил тем же, и стороны пришли к взаимному соглашению. Его итогом стало появление 1 марта 1139 года черниговских полков под Киевом. Всеволод без долгих разговоров предложил Вячеславу возвращаться в Туров, но тот неожиданно уперся. Тогда черниговцы подпалили дворы на окраине города, после чего к Вячеславу пришла депутация горожан и предложила покинуть Киев. Сражаться и лить свою кровь за него киевляне не желали, им было проще заключить соглашение со Всеволодом. Вячеслав вернулся в Туров, а на киевском златом столе уселся Всеволод Ольгович.

Вскоре вести об этом дошли до Ростово-Суздальской земли. Юрий быстро собрал полки и выступил в поход, одновременно послав к новгородцам и предлагая вместе воевать против Ольговичей. Благо в это время в Новгороде княжил сын Долгорукого Ростислав. Но случилось то, чего суздальский князь ожидал меньше всего, — вечевики изгнали Ростислава и стали просить себе князя у Всеволода. Это резко меняло всю стратегическую ситуацию, поскольку на северных границах княжества у Юрия появился новый враг. И появился совершенно неожиданно. Поход на Киев был провален, и Долгорукий был вынужден вернуться в Суздаль. Однако самовольство новгородцев решил без последствий не оставлять и, вторгнувшись в их владения, захватил и спалил Торжок. А захват Торжка суздальцами — это всегда проблемы с хлебом на берегах Волхова.

Забегая вперед, стоит отметить, что с Всеволодом Ольговичем у новгородцев так и не заладилось. Князя они от него не получили, и в итоге обратились — к кому бы вы думали? — к Юрию Долгорукому и попросили у него того же Ростислава. Суздальский властелин мог только руками развести от удивления. Он, конечно, знал, что господа вечевики противоречивы и непоследовательны. Но не до такой же степени! Вообще, всё, что касалось Новгорода, логическому объяснению не поддавалось, и здесь князьям приходилось полагаться исключительно на свою интуицию. Взвесив все за и против, Юрий дал добро, и Ростислав снова отправился туда, откуда был недавно изгнан. Впрочем, надолго он там не задержался и вскоре снова был вынужден вернуться к отцу.

Между тем едва только Всеволод Ольгович укрепился на златом киевском столе, как он тут же забыл о том, что обещал сыновьям Мстислава, и Изяславу в частности. Вместо этого он послал против них войска. О том, чтобы назначить Изяслава Мстиславича своим наследником, лживый Ольгович даже и не вспоминал. Во время очередного перемирия, согласно свидетельству В.Н. Татищева, в 1143 году Всеволод собрал на съезд всю черниговскую родню, туда же пригласил и братьев Мстиславичей, Изяслава и Ростислава. А там во всеуслышание заявил, что в случае его смерти Киев отойдёт его брату Игорю. Для Изяслава это было оскорблением, но сила была не на его стороне, а потому он промолчал. Хотя возможно, что именно этот демарш Всеволода и стал причиной того, что в том же году Изяслав Мстиславич прибыл в Ростово-Суздальскую землю и там пытался урядиться с Юрием. Однако попытка успехом не увенчалась, и Изяслав уехал в Смоленск, к брату Ростиславу.

1 августа 1146 года умирает Всеволод Ольгович, перед смертью вновь затребовав клятву с родственников о том, что они признают Игоря великим князем. Княжение Всеволода в Киеве представляло собой череду непрерывных войн со всеми соседями, в которых Юрий участия не принимал. Суздальский князь самоустранился от тех событий, которые сотрясали южные княжества, и, затаившись, словно хищник, выжидал удобного момента, чтобы вступить в борьбу. И такой случай вскоре представился.

Верещагин В. Князь Игорь Ольгович

Киевляне не любили Всеволода, они вообще не жаловали Ольговичей. Соответственно, это относилось и к Игорю, которого горожане «ведая его нрав свирепый и гордый, опасались» (В.Н. Татищев). Всё решилось достаточно быстро. Киевляне послали своих представителей в Переяславль, где в это время княжил Изяслав Мстиславич, и заявили открытым текстом: «Пойди княже, хочемъ тебе» (Лаврентьевская летопись). И Изяслав пришел. 13 августа 1146 года в битве у Надова озера в окрестностях Киева войска Игоря и Святослава Ольговичей были наголову разгромлены войсками Изяслава Мстиславича. В решающий момент боя киевляне перешли на сторону сына Мстислава, и для сыновей Олега Гориславича всё было кончено. Святослав чудом уцелел во время побоища и сумел уйти за Днепр, а Игорь, спасаясь бегством, попал в болото, накрепко там увяз и был взят в плен. Изяслав вступил в Киев под звон колоколов и восторженные крики ликующих горожан. На Руси наступали новые времена.

* * *

В.Н. Татищев так характеризует Изяслава Мстиславича: «Сей князь великий был честен и благоверен, славен в храбрости; ростом мал, но лицом красив, волосы короткие кудрявые и борода малая круглая; милостив ко всем, не сребролюбец и служащих ему верно пребогато награждал; о добром правлении и правосудии прилежал; был же любочестен и не мог обиды чести своей терпеть. Владел 8 лет и 3 месяца, всего лет прожил 58». И действительно, Изяслав был достойным правителем. Очень храбрый человек и блестящий военачальник, он, как никто другой, подходил на роль великого князя. Однако все его многочисленные таланты оказались направлены не на борьбу с внешней угрозой в лице половцев, а на решение внутренних проблем Руси. Всё его княжение представляло собой одну непрекращающуюся войну, которую он вел со своим дядей Юрием и его союзниками. В этой борьбе каждый считал себя правым.

Но в отличие от своего суздальского родственника Изяслав пользовался безоговорочной поддержкой киевлян. В столице сына Мстислава не просто уважали — его любили. Даже в трудные времена, когда Изяслав покинет Киев, горожане будут поддерживать с ним тесные контакты и всячески содействовать возвращению своего любимца на златой стол. Изяслав Мстиславич будет платить им той же монетой и, что примечательно, никогда не будет ставить свои личные интересы выше интересов киевлян. Когда встанет вопрос о том, подвергать столицу опасностям осады или уйти из города и тем самым спасти Киев от возможного погрома, Изяслав выберет второй вариант. Далеко не каждый князь поступил бы таким образом, многие предпочли бы цепляться за последнюю возможность побороться за верховную власть.

Не меньшее значение имело и то, что Изяслав Мстиславич пользовался непререкаемым авторитетом среди черных клобуков — полукочевых тюркских вассалов киевских князей, населявших Поросье. Когда Ярослав Мудрый начал строить Поросскую линию обороны — цепь крепостей и замков по реке Рось, то там были расселены печенеги, чьи орды были разгромлены киевским князем. В дальнейшем к ним прибавились торки, ковуи и берендеи, которых летописцы и стали называть общим именем — черные клобуки. Персидский историк Рашид-ад-дин называет их «народом черных шапок». Главным городом Поросья был Торческ. Вдоль оборонительной линии были расположены города-крепости Родень, Корсунь, Юрьев (Белая Церковь), Володарев и ряд других. Конница черных клобуков принимала активное участие во всех военных предприятиях киевских князей, а их правящая элита, наравне с киевским боярством, имела решающее влияние при утверждении той или иной кандидатуры на княжение в Киеве. И вот теперь Изяслав Мстиславич опирался как на киевлян, так и на черных клобуков.

Больше всего от победы Изяслава пострадали Ольговичи. Вот когда от амбиций Всеволода пострадали его ближайшие родичи. Игорь, закованный в железо, сидел в порубе Переяславля, куда его отправил Изяслав, а Святослав, князь Новгорода-Северского, зализывал раны после разгрома у Надова озера. Однако судьба брата в данной ситуации волновала его больше всего, и поэтому он стал лихорадочно искать союзников, которые могли бы ему помочь в деле освобождения Игоря.

Прежде всего он обратился за помощью к своим двоюродным братьям Владимиру и Изяславу Давыдовичам, княжившим в Чернигове. Однако кому-кому, а братьям возвращение Игоря из темницы было абсолютно невыгодно, поскольку в этом случае им пришлось бы покинуть Чернигов. Поэтому, пообещав на словах поддержку Святославу, они скоро установили контакты с Изяславом Мстиславичем и известили обо всех военных планах родственника. Как следствие, в один прекрасный день к Святославу явились послы от киевского князя и Давыдовичей, которые потребовали, чтобы князь отдал Новгород-Северский и удалился в Путивль, а заодно отрекся бы и от брата. И только в этом случае он сможет княжить спокойно.

Междоусобные войны, которые начались на Руси после смерти Мстислава Владимировича, видели много примеров коварства, клятвопреступлений и обмана. Но именно братья Давыдовичи, Владимир и Изяслав, могут служить образцовым примером той мерзости и подлости, которая была свойственна этой эпохе. Их судьба будет очень поучительной, но об этом расскажем в следующих главах. А сейчас, предав своих двоюродных братьев Святослава и Игоря, они только ступили на этот скользкий путь.

Святослав оказался загнан в угол. Единственной силой на Руси, которая ему могла помочь, был суздальский князь. За Юрием стояла грозная сила, и Ольгович прекрасно понимал, что Долгорукий никогда не смирится с существующим положением дел. Из Новгорода-Северского в Суздаль отправились доверенные люди Святослава, целью которых было склонить властелина Залесской Руси к союзу с сыном Гориславича.

* * *

Юрий оценил предложение Святослава Ольговича. В преддверии грядущей схватки за Киев ему как воздух были необходимы союзники. Поэтому Долгорукий охотно отозвался на призыв о помощи, правда, при этом выговорил себе Курск. Но у Святослава выбора не было, и он дал добро. А одновременно отправил посольство к половцам, чтобы призвать степную конницу под свои стяги.

Между тем Юрий уже собирал полки. К Святославу прибыли три сотни половцев, и ханы уверяли, что если ему потребуется больше людей, то они пришлют незамедлительно. Вскоре суздальские войска выступили в поход, и у Ольговича появилась надежда, что всё обойдется. Но не обошлось. В это время черниговские и киевские полки уже осаждали Путивль, и когда Изяслав Мстиславич сведал о том, что Долгорукий выступил в поход, он принял соответствующие меры. Киевский князь проявил себя великолепным дипломатом. Вступив в переговоры с рязанским князем Ростиславом Ярославичем, двоюродным братом черниговских князей, он убедил его напасть на владения Юрия. Согласно Ипатьевской летописи, Юрий дошёл уже до Козельска, когда ему сообщили о нападении Ростислава.

И вот здесь перед суздальским князем возникла дилемма — либо идти на помощь союзнику и бросить свои земли на произвол судьбы, либо нарушить слово, данное Святославу. Поразмышляв, Юрий принял половинчатое решение. Сам он решил вернуться назад и отразить нападение Ростислава, а сына Ивана с дружиной отправил на помощь Святославу. Пусть и невелика подмога, но новгород-северский князь должен видеть, что Долгорукий его не бросает на произвол судьбы. Святослав, человек умный, поймёт, что не мог Юрий в данной ситуации поступить иначе. И действительно, когда Иван прибыл в Северскую землю, Святослав был искренне рад, но ситуация неожиданно осложнилась. Дело в том, что Путивль сдался Изяславу Мстиславичу. Теперь путь киевским и черниговским полкам на Новгород-Северский был открыт.

Понимая, что его силы слишком незначительны, чтобы противостоять врагу, Святослав принимает решение уйти в землю вятичей. По его приказу из города спешно вывезли казну, а также его собственную семью и семью брата Игоря. Обоз под прикрытием княжеской дружины отправился в город Карачев. Но тут себя проявил Изяслав Давыдович. Он во что бы то ни стало решил изловить двоюродного брата и передать его своему киевскому тезке. Пусть вместе с Игорем в порубе посидит! А Давыдовичи тем временем окончательно разберут его волости. Черниговский князь повел в погоню за Святославом 3000 всадников, причем вместе с ним шли не только черниговцы, но и киевляне под командованием воеводы Шварна. Однако Святослав, у которого под командованием было всего три сотни половцев да небольшая дружина, 16 января 1147 года напал на своего зарвавшегося родственника и разбил его. После этого Ольгович спалил Карачев, принадлежащий Давыдовичам, и ушел в земли вятичей. Там он отпустил в степь половцев, а сам продолжил движение к границам Суздальской земли.

Между тем побитый Изяслав Давыдович вернулся к Изяславу Киевскому. Желая хоть как-то утешить своего незадачливого родича, тот отдал ему все земли Святослава, кроме Курска, который удержал за собой. Казалось бы, всё и теперь Давыдовичи успокоятся. Ан нет! По сообщению летописей, они объявили в земле вятичей награду за голову Святослава.

Между тем Юрий отправил на Рязань полки под командованием сыновей Ростислава и Андрея. Рязанский князь не стал их дожидаться, а просто ушёл к половцам. Братья Юрьевичи огнем и мечом прошли по беззащитным рязанским землям, а затем вернулись к отцу с полоном и добычей.

Не забыл Долгорукий и о своём новгород-северском союзнике. В Колтеск, где в это время находился Святослав, прибыл белозерский полк, насчитывающий 1000 бойцов: «тысячю Бренидьець дружины Белозерьское» (Ипатьевская летопись). Это была очень серьёзная сила, и, опираясь на неё, беглец вполне мог развернуть военные действия против Давыдовичей. Но не сложилось, поскольку в эти же дни тяжело заболел и умер сын Юрия Иван, который находился при Святославе. Тело княжича отвезли в Суздаль, а сам Святослав Ольгович пришел в верховья Оки и расположился в городке Любенске. Здесь его и застали посланцы Юрия, который прислал Святославу, его семье и приближенным богатые дары, а заодно извещал союзника, что отправит в его распоряжение другого сына с дружиной.

В начале весны 1147 года союзники нанесли ряд ударов по врагу. Юрий не простил новгородцам изгнания сына Ростислава и того, что они держат сторону его племянников Мстиславичей. Вечевики оправдывались, снова вспоминая клятву, данную их отцу Мстиславу, но, по мнению Долгорукого, это были отговорки и не более того. Суздальский князь в очередной раз захватил Торжок и разорил новгородские области по реке Мете. Святослав в это время вторгся в земли Смоленского княжества, прошел вверх по реке Протве и захватил принадлежащий Ростиславу Мстиславичу город Голяд. Ольгович находился в захваченном городе и занимался дележом добычи и пленных, когда к нему прибыл гонец от Юрия и передал слова, ставшие легендарными: «Приди ко мне брате въ Московъ» (Ипатьевская летопись). О том, что происходило дальше, известно всем: «Повеле Гюрги устроити обедъ силенъ и створи честь велику имъ» (Ипатьевская летопись).

После достопамятного пиршества Святослав и сын Юрия Глеб во главе дружин отправились на Оку. Там к Ольговичу подошли подкрепления — половецкие родственники привели степную конницу, а также наемные отряды бродников. Н.М. Карамзин так описывает этих наемников: «Сии люди были Христиане, обитали в степях Донских среди варваров, уподоблялись им дикою жизнию и, как вероятно, состояли большею частию из беглецов Русских: они за деньги служили нашим Князьям в их междоусобиях». После этого союзники повели наступление на землю вятичей и заняли её от Мценска до границ Северской земли. Святослав и Глеб были готовы развить успех, но тут в их лагере неожиданно объявились послы Давыдовичей. Слова, с которыми они обратились к Святославу, были весьма примечательны: «Не имей на ны в томъ жалобы, но будемы ecu за единъ мужь и не помяни злобъ нашихъ, а крестъ к намъ целуй, а отцину, свою възми, и что есми взяли твоего, а то ти възворотимъ» (Ипатьевская летопись). Братья прямо говорили своему недавно столь усердно гонимому ими же родственнику: забудем прошлое, будем стоять за одно, свои земли забирай себе, а всё твое разграбленное добро мы вернем. А против кого стоять заодно, было и так понятно — против киевского князя Изяслава.

Предложение было неожиданное, хотя и ожидаемое. Дело в том, что, пока Святослав сражался против вражеской коалиции, а затем воевал в земле вятичей, в Южной Руси происходили довольно примечательные события. Ещё в начале года томившийся в порубе Переяславля Игорь Ольгович сильно разболелся и, решив, что настал его смертный час, обратился к Изяславу Мстиславичу с просьбой постричься в монахи. Киевский князь отказать не мог, и 5 января Игорь принял постриг. Однако монах неожиданно выздоровел, чем весьма озадачил Изяслава. Поразмышляв, князь решил пока перевести Игоря в Киев и оставить в обители Святого Федора под крепким присмотром, а окончательное решение судьбы пленника отложил на потом. Одним конкурентом для Давыдовичей стало меньше, но, с другой стороны, и Изяславу Мстиславичу стало спокойнее, когда Игорь постригся в монахи и отошел от мирских дел. Но любое усиление киевского князя было для Давыдовичей смерти подобно, а потому их примирение со Святославом стало вполне закономерным. Однако они пошли дальше и вступили в переговоры с Юрием, подбивая его начать борьбу за Киев и обещая при этом оказать помощь в войне против Изяслава Мстиславича. Образовалась мощная коалиция, в которую вошли суздальский князь, братья Давыдовичи, Святослав Ольгович и его племянник Святослав, сын Всеволода Ольговича.

Между тем киевский князь продолжал пребывать в счастливом неведении относительно намерений Давыдовичей. Он начал собирать полки, чтобы идти войной против Юрия и Святослава, но эта война не пользовалась популярностью среди жителей Киева. Они прямо заявили своему князю, что против сына Мономаха воевать не будут: «Не можемъ на Володимире племя рукы вьзияти» (Ипатьевская летопись). Но тем не менее Изяслав войско собрал и выступил в поход, однако, когда он стал лагерем на реке Супое, прибывший из Чернигова боярин Улеб сообщил ему о заговоре Давыдовичей. Киевский князь верить услышанному не хотел и снова отправил Улеба в Чернигов, чтобы тот ещё раз привел Давыдовичей к крестному целованию. Однако те взамен потребовали освободить их двоюродного брата Игоря. Разрыв стал очевиден, и Изяслав Мстиславич вернул черниговским князьям их крестные грамоты, что, по сути, являлось объявлением войны.

Но самые трагические события разыгрались в Киеве 19 сентября. Когда горожане узнали об измене Давыдовичей, толпа бросилась к монастырю Святого Федора и растерзала Игоря Ольговича.

* * *

Смерть князя Игоря как громом поразила и его родичей, и его врагов. Была ли его смерть выгодна Изяславу Мстиславичу? Однозначно, что нет. Ему было гораздо выгоднее держать Игоря в качестве заложника и таким образом оказывать влияние на Святослава Ольговича. Что же касается Святослава, то для него смерть брата стала страшным ударом. Полный праведного гнева, он приступил к освобождению своего княжества. Глеб Юрьевич выбил из Курска Мстислава Изяславича, сына киевского князя, и вступил в город. Однако попытка Глеба овладеть Переяславлем успехом не увенчалась, и он был вынужден отступить в Городец Остерский. Но вскоре к крепости прибыл киевский князь с полками, и после непродолжительной осады Глеб был вынужден открыть ворота.

Изяслав Мстиславич перешел в решительное наступление. В борьбе против Ольговичей и Давыдовичей к нему присоединились брат Ростислав и дядя Вячеслав Туровский, приславший полк в распоряжение племянника. Вооруженное противостояние продолжалось всю осень, но к началу зимы сошло на нет. Боевые действия затихли.

Всё это время Юрий вел себя на удивление пассивно, и потому его союз с Давыдовичами не дал тех результатов, на которые мог рассчитывать Долгорукий. С одной стороны, можно сказать, что Юрий ожидал нападения со стороны новгородцев и потому был вынужден оставаться с полками в Ростово-Суздальской земле. То, что Изяслав Мстиславич договорился со своим братом Святополком, княжившим в Новгороде, сомнению не подлежит. Но сам поход на Юрия Святополк организовал настолько бестолково, что он закончился ничем: «На осень ходи Святопълкъ съ всею областию Новъгородъскою на Гюргя, хотя на Суждалъ, и воротишася на Новемь търгу, распутья деля» (Новгородская I летопись старшего извода). Как видим, у суздальского князя были время и возможности оказать помощь своим союзникам. Но он этого не сделал.

Вполне возможно, что Долгорукий хитрил и выжидал, как будет складываться противостояние между Давыдовичами и Ольговичами, с одной стороны, и Изяславом Мстиславичем — с другой. Но если это так, то он жестоко ошибся. Разозленные бездействием союзника, Владимир и Изяслав Давидовичи отправили к Юрию посольство с гневными словами, требуя от князя активности. Но тот по-прежнему медлил. Итог таких действий был вполне закономерен, и черниговские князья приняли решение замириться с Изяславом Мстиславичем. Летом 1148 года был заключен мир между Давыдовичами и Ольговичами, с одной стороны, и киевским князем — с другой. Это стало большой неудачей всей политики Юрия. Но его поджидал ещё один удар.

Сын Ростислав, посланный Долгоруким на юг, неожиданно предал отца и перешел со своей дружиной на сторону Изяслава. Причиной измены, согласно Ипатьевской летописи, стал отказ Юрия наделить своего старшего сына волостью в Суздальской земле. Ростислав тогда обиду проглотил, но, когда отец отправил его на помощь Давыдовичам, он вступил в переговоры с посланцами киевского князя. Изяслав Мстиславич пообещал своему двоюродному брату удел, и тот это предложение принял.

Киевский князь слово сдержал. Выгнав Глеба Юрьевича из Городца Остерского, он отдал его Ростиславу. Также Изяслав передал ему Бужск и Межибожье. Таким образом, к осени 1148 года Юрий Долгорукий оказался в сложнейшей ситуации, поскольку лишился всех союзников и оказался в политической изоляции.


3. На лезвии бритвы (1148–1149 годы)

Того же лета поиде Юрьи на Изяслава кь Киеву со Ольговичи. Изяслав же выде противу ему из града, и ту бысть им бой под Киевом. И победи Юрьи Изяслава августа 23.

Пискаревский летописец

В сентябре 1148 года Изяслав Мстиславич собрал в Городце княжеский съезд. Приехали братья киевского князя Ростислав и Владимир, сын Мстислав, Владимир и Изяслав Давыдовичи. Присутствовал также и сын Долгорукого Ростислав. Относительно последнего можно предположить, что его Изяслав позвал для того, чтобы продемонстрировать союзникам непрочность положения Юрия, от которого убегают даже собственные сыновья. Особенно это касалось Давыдовичей. Но с другой стороны, если исходить из того, что в данный момент Городец Остерский принадлежал Ростиславу, то можно сказать, что всю эту компанию он принимал на правах хозяина.

Однако был во всем этом один очень неприятный для киевского князя момент. Дело в том, что ни Святослав Ольгович, ни Святослав Всеволодович на съезд не явились, хотя и были приглашены. Они четко обозначили свою позицию к происходящему и даже не прислали послов, чтобы обосновать свой отказ от участия в мероприятии. Два Святослава прекрасно понимали, о чем пойдёт речь на съезде. А цель у высокого собрания была одна — решить, как победить Юрия Суздальского.

Киевский князь обратился к присутствующим с проникновенной речью, смысл которой сводился к одному — пока не сломлена мощь властелина Ростово-Суздальской земли, покоя в Южной Руси не будет. Да и не только в Южной Руси. Вот взять, к примеру, Новгород. И какой только произвол не творит Юрий Владимирович по отношению к этому древнему городу! И нападения на волости чинит, и села разоряет, и купцов на торговых путях грабит! Даже Торжок сжег! Изяслав Мстиславич ораторствовал ярко и вдохновенно, увлекая слушателей потоком красноречия. Его черниговский тезка периодически покачивал головой, делая вид, что соглашается со словами князя, но мысли у него были совершенно другие. Изяслав Давыдович не желал окончательного разгрома Юрия, поскольку в этом случае могущество Киева возрастало многократно. А это было очень опасно для Северской земли. Зато его вполне устраивало то политическое равновесие, которое существовало на данный момент. Черниговский князь в этом случае всегда сохранял свободу маневра и мог заключать союз с кем ему угодно — хоть с Долгоруким, хоть с Изяславом Киевским. В зависимости от политической ситуации. Тем временем, публично посетовав на то, что ни Святослав Ольгович, ни Святослав Всеволодович на съезд не явились, Владимир Давыдович громогласно осудил их позицию. А затем пообещал Изяславу Мстиславичу выступить против Юрия.

Здесь же составили и план предстоящих мероприятий. Боевые действия планировали начать, как только замерзнут реки, а противника атаковать с двух стратегических направлений. По-прежнему предполагалось, что Ольговичи все же примут участие в войне против суздальцев и будут действовать совместно с Давыдовичами. Черниговские и северские полки должны были пройти землю вятичей и отсюда начать вторжение в Ростово-Суздальское княжество. Их цель — Ростов.

Изяслав Мстиславич должен был наступать на противника с другой стороны. Вместе с братом Ростиславом они должны были выступить из Смоленска на Волгу, соединиться с новгородскими полками и после этого идти в землю Суздальскую против князя Юрия. Долгорукий не выдержит атаки с двух сторон, и его поражение станет лишь вопросом времени. После совещания киевский князь устроил пир для союзников, а когда гости разъехались, предпринял первые шаги для обеспечения успеха похода.

Поскольку господа новгородцы выражали недовольство его сыном Святополком «злобы его ради» (Воскресенская летопись), то он быстро отозвал его с берегов Волхова, прислав вместо него другого сына, Ярослава. Участие новгородцев в грядущей войне являлось едва ли не решающим фактором, и Изяслав не хотел, чтобы у них был хоть малейший повод для недовольства.

Ростислав Юрьевич был отправлен в свою волость в Бужск с напутствием киевского князя «пострези оттоле Русские земли» (Воскресенская летопись). От кого постеречь — понятно, поскольку тогда даже предположить было невозможно, как поведет себя в сложившейся ситуации могущественный князь Владимир Володарьевич Галицкий. Но с другой стороны, киевский князь просто перестраховался и убрал Ростислава подальше от театра военных действий. Кто его знает, всё-таки сын Юрия…

* * *

Зимой 1148 года Изяслав Мстиславич выступил в поход против своего дяди Юрия. В Киеве остался его брат Владимир, а в Переяславле — сын Мстислав. Зная, что Долгорукий имеет крепкие связи среди половцев, Изяслав имел все основания опасаться набега степняков на Русь в свое отсутствие. Да и полки галицкого князя угрожали его владениям. Поэтому и принял Изяслав меры предосторожности.

Тем временем киевское войско двигалось к Смоленску. Изяслав Мстиславич уехал вперед, на встречу с братом, а воеводам велел вести рать прежним путем. В Смоленске киевского князя приняли торжественно и с великой честью, а Ростислав устроил в его честь пир. Затем в течение семи дней князья и воеводы держали совет о предстоящем походе, а после Изяслав с небольшой дружиной отправился в Великий Новгород. Он хотел лично убедиться в том, что новгородцы, чей изменчивый нрав был князю очень хорошо известен, в этот раз его не подведут. Доверяя Ростиславу как самому себе, он не мог сказать то же самое о беспокойных жителях Великого Новгорода. У Ярослава Изяславича ещё не было того авторитета, какой был у его отца, а за своевольными вечевиками был нужен присмотр. С другой стороны, Изяславу не мешало самому проконтролировать снаряжение войска в поход. Хотя, вполне возможно, была и ещё одна причина, о которой будет сказано ниже. Что же касается киевских и смоленских полков, то они под командованием Ростислава должны были выступить на Волгу и встретиться с новгородцами в устье реки Медведицы.

Честно говоря, расстояние от Смоленска до места впадения Медведицы в Волгу довольно приличное, около 600 км. От Новгорода будет поменьше, километров 500. Координировать движения новгородцев и воинства Ростислава будет очень проблематично, и в этом случае возможны самые разные затруднения. Чтобы подобного не случилось, нужен был человек с большим военным опытом, а киевский князь им в полной мере обладал. Вполне возможно, что именно этот факт и послужил одной из причин поездки Изяслава в Новгород, поэтому и решил Изяслав лично вести новгородские полки в устье Медведицы.

Приезд сына Мстислава в Великий Новгород обернулся его триумфом. Многие новгородцы встречали его в трёх днях пути от города, кто-то за два дня, а кто и за день. Но основная масса народа собралась перед городом. Гремели колокола, у ворот князя встречали сын Ярослав и лучшие мужи Новгорода, а у Софийского собора — епископ Нифонт с клиросом. Изяслав устроил для горожан народные гулянья, а на следующий день уже выступал перед новгородцами на вече. Хитрый князь умел говорить и обставил дело так, будто войну с Юрием он затеял исключительно за обиды новгородские. Конечно, многие горожане понимали, что это не так, но тем не менее это очень льстило их самолюбию. Толпа взорвалась восторженными криками: «Ты наш князь ты наш Володимиръ, ты наш Мьстиславъ, ради съ тобою идемъ своихъ деля обидъ» (Ипатьевская летопись). В итоге Новгород поднялся на войну с Юрием, в поход отправились даже лица духовного звания, включая игуменов, чернецов и Причетников. Своей цели Изяслав достиг, причем он получил даже больше того, чем хотел, поскольку вместе с новгородцами изъявили желание идти на войну псковичи, карелы и чудь. Вскоре новгородское воинство выступило из города и пошло к Волге.

* * *

У впадения Медведицы в Волгу Изяслав прождал Ростислава четыре дня. В принципе, это не много, учитывая то расстояние, которое прошли киевские, смоленские и новгородские полки. Когда же братья встретились, то сразу собрали военный совет, где обсудили положение дел. От посла, которого Мстиславичи из Смоленска отправили к Юрию, не было вестей, поскольку суздальский князь его задержал, а посылать своего не посчитал нужным. Поняв, что теперь всё решает меч, Изяслав велел продолжить движение. В принципе, подобный расклад сына Мстислава устраивал, поскольку ему нужен был разгром Юрия, а не пустые препирательства с дядей. Все внешние приличия были соблюдены, и теперь у киевского князя были развязаны руки.

Огромная объединенная рать подошла к городку Кснятину, а от Долгорукого по-прежнему не было вестей. Ни послов не прислал, ни сам с полками навстречу не вышел. От Давыдовичей тоже не было вестей, но Изяслав надеялся, что союзники вот-вот прибудут. И потому объявил наступление. Князь распорядился повоевать всю область Верхней Волги, а затем, двигаясь вниз по течению реки, продолжить жечь, грабить и разорять земли Юрия. Вторжение началось.

Рать Изяслава двигалась по скованной льдом Волге. Отряды всадников расходились в разные стороны, налетали на беззащитные селения, где жителей забирали в полон, а строения сжигали. Многие пешие ратники ехали в санях и не отставали от своих конных товарищей. Черные пепелища отмечали путь воинства Изяслава Мстиславича. Вся территория до Углича — поля и устья Мологи подверглась жесточайшему разорению, огнем и мечом прошли по ней полки киевского князя. Одно лишь тревожило Изяслава — ни про Юрия, ни про черниговских и северских союзников ничего не было слышно, и князь буквально терялся в догадках, что же происходит на просторах суздальского ополья. Между тем там ничего не происходило.

Давидовичи и два Святослава действительно вступили в землю вятичей, но так и остались там. В Ростово-Суздальскую землю они вторгаться не стали, ожидая исхода противостояния между Юрием и Изяславом. Киевский князь узнал об этом, когда его рать стояла у места впадения Мологи в Волгу. Изяслав Мстиславич сразу понял, что его план по разгрому Юрия рухнул, поскольку существовала большая вероятность того, что Долгорукий знал о том, что никто на него с тыла нападать не будет. Вполне вероятно, что, исходя из этого, Юрий Владимирович и переместил свою рать ближе к Ростову, перекрывая врагу путь в центральные области княжества. Изяслав мог сколько угодно свирепствовать на окраинах Суздальской земли, но для того, чтобы сокрушить мощь Юрия, ему надо было прорываться в район суздальского ополья. А этого в сложившейся ситуации он себе позволить уже не мог. Поэтому киевский князь и не рискнул идти на Ростов, где мог столкнуться с полками Долгорукого, а остался на месте с главными силами, отправив новгородцев на Ярославль. Он прекрасно понимал, что в данном случае не рискует ничем, поскольку его дядя вряд ли пойдёт спасать этот город, оставив без прикрытия путь на Ростов и Суздаль.

Так и произошло. Ярославль и все окрестные волости подверглись беспощадному разгрому и разорению, но это был последний успех Мстиславичей. Наступила весна, снег стал таять, и кони уже шли по брюхо в воде, когда войска передвигались по льду Волги и Мологи. Была реальная опасность, что рать Изяслава в буквальном смысле погибнет во время возвращения домой. Все боевые операции были свернуты, и князья повели своё воинство назад. Причем полки опять разделили, и Ростислав повел своих людей и киевлян к Смоленску, а его брат опять отправился в Новгород. Там Изяслав мог строить из себя победителя, хотя и должен был понимать, что результаты войны однозначно были не те, на которые он рассчитывал.

Да и летописи по-разному оценивали итоги этого похода. К примеру, Ипатьевская отмечает, что войска киевского князя «и полонъ многъ принесоша, и много зла земли той створиша». Новгородская I летопись старшего извода более конкретна: «И мъного воеваша людье Гюргево, и по Волзе възяша 6 городъкъ, оли до Ярославля попустиша, а головъ възяшя 7000». Оно и понятно, ведь именно новгородцы обогатились больше всех, совершив рейд к Ярославлю! Уж что-что, а считать они умели…

Лаврентьевская же летопись заостряет внимание на совершенно другом моменте: «Дошедъ Волгы и повоевавъ ю и не успе ничтоже Гюргеви».

Летописец прямо заявляет: дошли Мстиславичи до Волги, всё там разорили, но на большее не сподобились и ничего существенного Юрию сделать не смогли. О том свидетельствует и Воскресенская летопись: «Изяславъ же съ братом не успевши Юрью ничтоже, и возвратишася оттуду». Поэтому можно смело говорить о том, что, невзирая на внешний успех, поход киевского князя завершился большой стратегической неудачей.

Изяслав свой ход сделал, теперь очередь была за Юрием.

* * *

Из Новгорода Изяслав Мстиславич отправился в Смоленск, а оттуда уже в Киев. И здесь произошло то, что спровоцировало его новое противостояние с Долгоруким. Понятно, что Юрий никогда бы не оставил без последствий разорение своей земли и пошел бы к Изяславу с ответным визитом, но случившееся значительно ускорило этот процесс.

Дело в том, что по возвращении из похода доброхоты донесли киевскому князю о том, что его двоюродный брат Ростислав Юрьевич злоумышлял на него и вообще вынашивал планы по захвату Киева. Трудно сказать, что в этом было правда, а что нет, вполне вероятно, что Ростислав действительно мог зондировать почву относительно своих перспектив в Южной Руси и обзаводился полезными знакомствами. При желании и соответствующей интерпретации такие действия можно было трактовать как деятельность заговорщика. Что же касается Изяслава, то он был раздражен итогами своего похода в Ростово-Суздальскую землю, и вполне вероятно, что Ростислав просто попал под горячую руку. В.Н. Татищев пишет, что киевский князь хотел было произвести по данному поводу тщательное расследование, но под нажимом своего окружения принял другое решение. Решение, ставшее роковым.

Вызвав к себе Ростислава, он долго перечислял свои благодеяния по отношению к нему, а затем обвинил в измене и черной неблагодарности. Оправданий двоюродного брата Изяслав даже слушать не стал, а просто заявил: «Пойди къ своему отцю» (Ипатьевская летопись). При этом все дружинники Ростислава были схвачены и посажены под замок, имущество конфисковано, а самого князя с четырьмя охранниками посадили в насад и отправили в Суздальскую землю. Трудно сказать, на что рассчитывал Изяслав, когда затевал это дело, но, как оказалось, он совершил большую глупость. Потому что Юрий Долгорукий, несмотря на разногласия с сыном, воспринял всё это как личное оскорбление, на которое надо было ответить. В итоге, сам того не желая, Изяслав ускорил войну.

* * *

Возвращение блудного сына князя Юрия оказалось тем детонатором, который взорвал Русь. Мы не знаем, что сказал отец лично Ростиславу, когда тот предстал перед ним. Зато мы знаем, что сказал Долгорукий официально, можно сказать, на всю Русь: «Тако ли мне нету причастья в земли Русстеи, и моим детемъ» (Лаврентьевская летопись). Как видим, властелин Ростово-Суздальской земли во всеуслышание заявил о том, что его права и права его детей ущемляются в Южной Руси и что он, как сын Мономаха, имеет там свою законную долю. А это подразумевало лишь одно: попранную справедливость придется восстанавливать силой. И получалось, что в данной ситуации прав Долгорукий, а Изяслав не прав и именно киевский князь является виновником грядущего кровопролития.

Юрий действовал быстро, стремясь застать своего противника врасплох. Князь сразу же объявил о сборе полков и, пока ратники стягивались со всего его обширного княжества, послал доверенных людей к Святославу Ольговичу и в половецкие степи. Первые должны были склонить новгород-северского князя к совместному выступлению против Изяслава, а вторые должны были нанять половецкую орду. Долгорукий всегда охотно использовал наемную степную конницу, и связи с половецкими ханами у него были достаточно крепкие. Когда всё было готово, 20 июля 1149 года Юрий Суздальский выступил в поход и повел полки на Киев через землю вятичей.

В. Верещагин. Князь Юрий Долгорукий

Что же касается Святослава Ольговича, то он вначале усомнился в серьезности намерений своего союзника и поэтому опасался сложить крестное целование Изяславу. Да и киевский князь, словно почувствовав колебания Святослава, направил к нему посла, который должен был напомнить князю о его обязательствах. Однако сын Олега Гориславича поступил мудро — он просто изолировал посольство, никого к ним не допуская и никуда киевлян не выпуская из отведенного им помещения. А сам тем временем ждал ответа от Юрия. И суздальскому князю удалось убедить союзника в серьезности своих намерений. Вот тогда Святослав и призвал к себе киевских послов, официально заявив им следующее: «Пойдите и скажите Изяславу Мстиславичу: возврати мне все пожитки Игоря, брата моего, и я с тобою буду; ежели же того не возвратишь, то я принужден свое искать, как мне Бог поможет» (В.Н. Татищев). Требование изначально нереальное, потому что от «пожитков» уже давно ничего не осталось, и в какую сумму их оценить, никто и ведать не ведал. Но Святослава это и не интересовало, ему был нужен лишь повод, а остальное было уже частности.

Изяслав Мстиславич всё так и понял, а потому отправил в Новгород-Северский новое посольство, снова напоминая Святославу о том, что он целовал ему крест на верность. Но для последнего это уже не имело никакого значения, поскольку именно Изяслава он считал главным виновником гибели брата и не собирался его прощать. Что же касается Давыдовичей, то они, как всегда, заняли промежуточную позицию. Уверяли в своей верности киевские власти, уговаривали Святослава Ольговича не складывать крестное целование Изяславу, причем делали это с большим шумом и помпой. А сами исподтишка внимательно следили за развитием ситуации и просчитывали возможные варианты дальнейшего развития событий.

Между тем полки Юрия подошли к селу Ярышеву в Северской земле. Там к Долгорукому приехали держать совет два Святослава — Ольгович и Всеволодович. Отношение союзников к Изяславу Мстиславичу очень четко сформулировал князь Новгорода-Северского: «Изяслав нам главный неприятель, потому что брата моего убил, имение ограбил и области наши попленил и разорил; того ради мы положили идти на него вместе с тобою и отмстить за обиду нашу и твою» (В.Н. Татищев). После этого Святослав Всеволодович покинул родственников и отправился собирать ратников.

5 августа Юрий возобновил наступление, а на следующий день повел свои полки и князя Новгорода-Северского. Союзники отправили послов к Давыдовичам, предлагая им также выступить против Изяслава, но те, верные своей тактике выжидания, ответили вежливым отказом. А заодно отправили гонцов в Киев, предупреждая Изяслава о движении войск противника: «Ныне уже, брате Гюрги проминулъ Черниговъ» (Ипатьевская летопись).

Тем временем Юрий с союзниками подошел к Старой Беловеже. Этот городок не следует путать с Белой Вежей на Дону, бывшей хазарской крепостью Саркел. Судя по всему, Беловежа стояла на реке Суле, на границе со степью, поскольку в «Поучении» Владимира Мономаха на это есть конкретное указание: «И половцы, не смея сойти с коней, побежали к Суле в ту же ночь. И на следующий день, на Успение, пошли мы к Белой Веже». Здесь Юрий с союзниками простоял целый месяц, ожидая прихода половецкой орды, а заодно и посланцев от Изяслава Мстиславича. Долгорукий допускал, что, узнав о том, какие силы идут против него, киевский князь проявит сговорчивость и добровольно уступит власть своему дяде. Однако Изяслав никого не прислал, зато стало известно, что на помощь брату ведет рать смоленский князь Ростислав Мстиславич. Понимая, что пришла пора действовать, Юрий двинулся к реке Супой, где и соединился с долгожданными половцами. Туда же прибыл со своей дружиной и Святослав Всеволодович, причем автор Ипатьевской летописи сделал довольно интересную пометку: «Святославъ же не хотяше отступити отъ уя своего Изяслава, но неволею еха строя у своего деля Святослава Олговича». Автор вполне конкретно указывает, что Святослав Всеволодович не испытывал большого желания воевать против Изяслава и ввязался в это дело только из страха перед своим дядей Святославом Ольговичем.

Получив столь мощное подкрепление, Юрий перешел в решительное наступление и повёл рать на Переяславль. Однако и Изяслав времени даром не терял, ему на помощь шли не только смоленские полки, но и ратники из Владимира-Волынского под командованием двоюродного брата Владимира Андреевича. Обстановка накалялась, потому что к этому времени Долгорукий перевел свои войска через речку Стряков и подошел к селу Кудинову в окрестностях Переяславля. Сведав об этом, Изяслав велел войскам выступать. Однако вот тут и возникла у киевского князя совершенно неожиданная проблема, разрешить которую он оказался не в состоянии.

Дело в том, что киевляне очень неохотно шли воевать против Юрия, сына Мономаха, поскольку по старшинству он имел больше прав на Киев, чем Изяслав. Князю настоятельно советовали помириться с дядей, но Изяслав и слышать об этом не желал, поскольку знал, что брат Ростислав уже подходит со своими полками. Мало того, на помощь киевскому князю выступил Изяслав Давидович и вполне естественно, что все мысли о мире покинули сына Мстислава. Судя по всему, в Чернигове решили, что Изяслав Киевский представляет для них меньшую опасность, чем суздальский князь, и поэтому решили оказать ему помощь против Юрия. Местом сбора войск был назначен город Витичев, расположенный на правом берегу Днепра. Ростислав, Владимир и Ярополк Мстиславичи, Изяслав Давидович, Владимир Андреевич — все они встали под стяг киевского князя, чтобы положить конец амбициям Долгорукого. Объединенное войско князей переправилось через Днепр и остановилось на реке Альте, недалеко от Переяславля. Здесь Изяславу Мстиславичу от пленных и стало известно о том, что половецкая конница Юрия перешла Стряков и идёт на Переяславль. Однако киевскому князю даже в голову не пришло, что его дядя вступил с переяславцами в тайные переговоры и уже склоняет их на свою сторону.

Исходя из сложившейся ситуации, Изяслав Киевский отправил к городу конницу берендеев и младшую дружину, а сам с главными силами выступил следом. Лёгкая конница Изяслава опрокинула половцев Долгорукого и гнала их до расположения главных сил. После этого к Переяславлю подошли киевские, смоленские и черниговские полки и встали вдоль берега речки Трубеж. Через четыре дня на противоположном берегу появилось войско Юрия и расположилось между древними валами «объ ону сторону Трубежа, за Зверинцемъ у рощения» (Ипатьевская летопись). Теперь противников разделяла только река, и половецкие лучники Юрия вступили в перестрелку с конными стрелками Изяслава.

Однако ночью Юрий послал к племяннику доверенного человека, который предложил ему мир на следующих условиях: Изяслав остается править в Киеве, а Юрий в качестве отступного получает Переяславское княжество, где оставляет князем своего сына. В противном случае их рассудит меч. Однако Изяслав эту мирную инициативу Юрия воспринял как проявление слабости и на следующее утро развернул войска в боевые порядки, дополнительно укрепив строй телегами из обоза. Ни увещевания епископа Евфимия, ни просьбы киевских бояр замириться с Юрием, поскольку право на стороне сына Мономаха, а не его внука, не убедили Изяслава. Как никогда уверенный в своих силах, он гордо заявил: «Я Киев и Переяславль достал головою моею, ныне же незачем давать сыну Юриеву Переяславль и посаживать врага возле боку моего» (В.Н. Татищев). Битва стала неизбежной.

* * *

Князь Юрий был полководцем довольно посредственным. Особых лавров на воинском поприще он не стяжал, а битва при Ждан-горе была счастливым исключением из общего правила. Суздальский князь был больше политиком, нежели военачальником. В основном он придерживался выжидательной тактики. Юрий действовал достаточно неторопливо, протоптавшись у Беловежи целый месяц в ожидании половцев. А затем так же не спеша вёл рать к Переяславлю, хотя и мог прийти туда значительно раньше Изяслава. В последующей битве Юрий тоже не проявит должного энтузиазма и отдаст инициативу в руки врага. Но обо всем по порядку.

Согласно Ипатьевской летописи, 23 августа войска Юрия Долгорукого стояли за Янчим селом, причем стояли до вечера. До определенного момента и Изяслав никакой активности не проявлял, а затем решил собрать совет, чтобы обсудить план дальнейших действий. Киевский князь предлагал перейти Трубеж и атаковать врага. Однако это предложение раскололо ряды собравшихся в шатре князей, бояр и воевод. Одни резонно говорили о том, что не надо рисковать и ввязываться в сражение на ночь глядя. Лучше отойти от берега, спокойно переночевать, а наутро дать бой врагу. Другие им возражали и требовали, чтобы князь вёл рать немедленно в бой. Смысл их речей сводился к тому, что раз уж Юрий сюда пришел, то и выпускать его нельзя. А то уйдёт, и ищи-свищи его потом. Нельзя упускать такой шанс! Раз враг сам залез в ловушку, то её надо захлопнуть.

Такие речи были любы Изяславу, и он дал добро на атаку. Его полки перешли реку и построились в боевые порядки, однако вражеской армии не было видно, поскольку противников разделял большой земляной вал, насыпанный для обороны от степняков. Тогда киевский князь послал вперед конных дозорных, чтобы поднялись на насыпь и на месте разобрались что и как. Разведчики умчались, а бойцы Изяслава продолжали без дела простаивать на лугу.

И надо же было такому случиться, что именно в это время из рядов войска Юрия выскочил перебежчик и погнал коня в сторону Трубежа, туда, где стояли полки южнорусских князей. За ним ринулись половцы, и когда дозорные Изяслава увидели эту несущуюся на них толпу, они с перепугу приняли её за наступающее войско Долгорукого. Хотя могли и просто ошибиться в сгущающихся сумерках. С криками «Рать!» они помчались в расположение своих войск и произвели там страшный переполох. Изяслав велел ратникам выровнять ряды и двинул войско вперед.

Узнав о том, что враг перешел в наступление, Юрий и оба Святослава пошли ему навстречу. Суздальские и новгород-северские полки, конные дружины и печенеги перевалили через рукотворную гору и изготовились к бою. Конные лучники с обеих сторон вступили в перестрелку, однако Изяслав почему-то не стал развивать наступление, а, наоборот, остановил продвижение вперед. Две рати какое-то время продолжали топтаться друг напротив друга, а затем Юрию это надоело, и он, посовещавшись со Святославом Ольговичем, решил отвести полки к обозам и там встать на ночлег. Войска союзников развернулись и снова потянулись на гребень вала.

И вот тут Изяславу показалось, что враг бежит. Киевский князь снова спешно собрал военный совет и обратился к присутствующим с вопросом: «Что делать в данной ситуации?» Самые здравомыслящие предложили вернуться за Трубеж и дождаться утра, но большинство настаивало на том, что раз враг бежит, то его надо добить. Изяславу были по нраву речи тех, кто рвался в битву, и он распорядился начинать атаку. Юрий, видя, что противник снова наступает, остановил движение своих войск и велел возвращаться назад. На правом крыле он поставил дружины своих сыновей, на левом встали Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович, а сам суздальский князь с большим полком расположился в центре. Изяслав понял, что жестоко обманулся, приняв отступление Юрия за паническое бегство, но сделать ничего не мог, поскольку войска уже начали сближение. Пропели боевые трубы, знаменосцы развернули стяги, и две рати сошлись в рукопашной схватке.

Киевский князь со своей дружиной так крепко ударил по левому флангу войск Юрия, что смял гридней Святослава Ольговича и Святослава Всеволодовича. Одновременно под удар попало и левое крыло большого полка Долгорукого, что усилило смятение среди суздальских ратников. Изяслав почуял вкус победы и начал умело наращивать натиск, его бойцы рубились отчаянно и начали оттеснять противника к валу.

Совсем по-другому развивались события на противоположном фланге. Дружины сыновей Юрия вместе с половцами разбили и обратили в бегство черных клобуков, а затем атаковали войска Изяслава Давыдовича. Черниговский князь сражался отчаянно, но не смог устоять против такого мощного напора и в итоге обратился в бегство. Тогда Юрьевичи развернули своих ратников и ударили по киевлянам и полкам Ростислава. Именно здесь и произошёл самый жестокий бой, но в решающий момент сражения переяславцы, у которых уже была договоренность с Юрием, с криками «Гюрги намъ князь свой» стали выходить из сражения. Смятение охватило киевские и смоленские полки, среди воинов началась паника. Первыми побежали киевляне, а за ними все остальные. Половцы и конные гридни ринулись в погоню, беглецов секли мечами и саблями, вылавливали арканами, топтали конями. Разгром был полный.

Тем временем Изяслав Мстиславич прорвал фронт войск Святослава Ольговича и в буквальном смысле слова проехал сквозь новгород-северские полки. Однако, оказавшись во вражеском тылу, от прискакавших гонцов он с удивлением узнал, что его главные силы разбиты и разбегаются в разные стороны. Киевский князь был глубоко потрясен тем, что услышал. Мысленно он уже праздновал победу, а теперь приходилось думать о собственном спасении. Правда, Изяслав долго не раздумывал и побежал. До Днепра он добрался всего с двумя телохранителями.

* * *

Как видим, битва при Переяславле была довольно сумбурной и никакими тактическими изысками не отличалась. Начавшись с бестолковых топтаний на месте и блужданий туда-сюда, она в итоге вылилась в банальное лобовое столкновение. Да и началась она, по сообщению Лаврентьевской летописи, уже поздно вечером: «Яко солнцю заходящю сступшиася обои, и бысть сеча зла», что, в свою очередь, не способствовало грамотному руководству войсками. В темноте много не накомандуешь. И хоть Юрий не проявил себя в этой битве как полководец, зато как дипломат он оказался на высоте. Потому что именно переход на его сторону переяславцев стал той каплей, которая склонила чашу весов в его пользу.

Что же касается Изяслава Мстиславича, человека в ратном деле очень опытного и действительно талантливого военачальника, то его действия в данном сражении не выдерживают никакой критики. Его неуверенное командование и постоянные совещания с приближенными привели к бесконечным метаниям, и, судя по всему, чёткого плана битвы у киевского князя не было. Атаковал врага, положившись на волю Божью, и Бог свою волю явил. Пословица «На Бога надейся, да сам не плошай» была в этот день явно не про Изяслава. В итоге всё закончилось разгромом, а киевский князь «перебреде на Каневъ толко самъ третий» (Ипатьевская летопись).

Наутро после победы Юрий въехал в Переяславль и, пробыв в городе три дня, выступил на Киев. А там уже рвал и метал Изяслав. С братом Ростиславом они созвали на совещание лучших киевских мужей и стали склонять их к тому, чтобы снова выступить против Юрия. Но жители Киева в этот раз уперлись и, невзирая на всё красноречие Мстиславичей, наотрез отказались снова браться за оружие. Множество киевлян пало на поле боя, немало их попало в плен, а боевой дух остальных оставлял желать лучшего. Всё это было высказано князьям, и, по большому счёту, возразить им было нечего. Правда, лучшие мужи напоследок подсластили братьям пилюлю: «А вы ведаета оже намъ съ Гюргемъ не ужити; аже по сихъ днехъ кде узримъ стягы ваю, ту мы готовы, ваю есмы» (Ипатьевская летопись). Заявили открытым текстом: с Юрием мы не уживемся, а как только вы вернетесь, то мы сразу к вам пристанем. С тем Мстиславичи и отбыли: Изяслав с семьей во Владимир-Волынский, а Ростислав в Смоленск.

В конце августа 1149 года Юрий Долгорукий въехал в Киев.


4. Непризнанный победитель (1150 год)

Приде Изяслав из Владимеря и выгна Юрья ис Киева, а сам седе в нем. Юрьи же иде в Городок. Того же лета иде Юрьи с Володимерком и со Ольговичи, изгна Изяслава, а сам седе в Киеве. И паки Изяслав со угры и с ляхи, пришед, согна Юрья, а сам седе в Киеве.

Пискаревский летописец

Усевшись на златом киевском столе, Юрий быстро произвел перераспределение уделов среди своих сыновей. Ростислав стал княжить в Переяславле, Андрей — в Вышгороде, Борис — в Белгороде, Глеб — в Каневе, а Василько остался в Ростово-Суздальской земле. К черниговским князьям Юрий тоже никаких претензий не предъявил, заявив Владимиру Давидовичу при встрече, «что ты с Изяславом против меня воевал, в том твоей вины нет, поскольку то учинил по обязанности» (В.Н. Татищев).

Казалось, всё успокоилось, но Долгорукий прекрасно понимал, что, пока будет жив Изяслав Мстиславич, покоя ему не будет. И дядя стал готовиться к новой войне с племянником.

Однако и Изяслав не сидел сложа руки. Понимая, что, кроме как у брата Ростислава на Руси поддержки ему не найти, он обратился за помощью к венгерскому королю Гезе II и польскому князю Болеславу Кудрявому. Оба вышеназванных деятеля приходились Изяславу родственниками, поскольку первый был женат на его сестре Евфросинии, а второй на племяннице Верхуславе. Венгерский король пообещал прислать на помощь войско, а Болеслав обещал прибыть лично. И это при том, что в Новгороде в это время княжил сын Изяслава Ярослав, который мог привести новгородские полки. Трудно было сказать, что им взбредет на следующий день в голову. Но крайне ненадежным союзником был Господин Великий Новгород.

Что же касается Юрия, то в пику Изяславу он заключил союз с галицким князем Владимиром Володарьевичем, или Владимирко, как называет его летописец. Владимирко был лютым врагом поляков, да и отношения с Венгрией у него были натянутые. Союз между Суздалем и Галичем был выгоден как Юрию, так и Владимирко, и они его скрепили династическим браком. Галицкий княжич Ярослав женился на дочери Долгорукого Ольге. Другую дочь Юрий выдал замуж за Олега, сына Святослава Ольговича.

Таким образом, мы видим, что образовалось две мощнейшие враждующие коалиции. С одной стороны, Владимир-Волынский, Смоленск, Новгород, венгры и ляхи. С другой — Ростово-Суздальская земля, Киев, Галич, Чернигов, Новгород-Северский и Туров, поскольку старший брат Юрия Вячеслав решил поддержать его, а не племянника. И как обычно, Долгорукий нанял половцев. От исхода грандиозного противостояния зависело не только то, кто будет княжить в Киеве, но каким путем пойдёт дальнейшее развитие Руси. Момент был действительно судьбоносный.

В декабре 1149 года на помощь Изяславу прибыли венгерские и польские войска, а в январе перешел в наступление Юрий Долгорукий. Изготовил свою рать к походу Владимирко Галицкий. Изяслав Мстиславич подошел было к Луцку, но затем вынужден был отступить, поскольку начались нестроения среди его западных союзников. И связано это было прежде всего с тем, что на земли Болеслава напали пруссы. Польский князь стал намекать своему русскому родственнику, что его присутствие требуется в другом месте. Да и венгры пришли в большое смущение, увидев, какое большое войско привел Юрий. Нежелание воевать было налицо. В итоге именно западные партнеры и настояли на том, чтобы Изяслав вступил с дядей в переговоры. Как свидетельствует Ипатьевская летопись, всё происходящее «Изяславу же быстъ велми нелюбо». Но у князя выбора уже не было.

Порешили на том, что каждый остается при своем. Юрию и Вячеславу остается Киев, и они между собой решают, кто там будет править. За Изяславом сохранялось Волынское княжество. Но тут всплыл один момент, который имел принципиальное значение как для Юрия, так и для Изяслава, — вопрос о новгородской дани. Суть вопроса заключалась в том, что в свое время новгородцы обещали князю Мстиславу и его детям платить дань, на чем целовали крест и дали соответствующие грамоты. Юрий же считал, что дань эта положена великому князю, в Киеве правившему. И пока стороны препирались, западные союзники Изяслава разошлись. Видя, что у него появился отличный момент расправиться со своим врагом, Юрий прервал переговоры и снова открыл военные действия.

В феврале 1150 года армия Долгорукого подошла к Луцку. В городе засел брат Изяслава, Владимир Мстиславич. Упорные бои, в которых особенно отличился сын Юрия Андрей, в дальнейшем прозванный Боголюбским, продолжались три недели. Жители изнемогали в осаде, и тогда Изяслав Мстиславич пошел на выручку городу. Однако, сведав об этом, против него выступил Владимирко Галицкий и перекрыл путь к Луцку. Но до битвы опять не дошло. Галицкий князь выступил посредником между Юрием и Изяславом, и в этот раз дядя с племянником сумели замириться. Изяслав снова отказался от Киевского княжества, а Юрий в очередной раз признал его права на Волынскую землю. Уступил он племяннику и в вопросе новгородской дани. Правда, был один пункт, который сыграл в дальнейших событиях роковую роль. Дело в том, что Долгорукий обязался вернуть Изяславу всё имущество, которое захватил у него после битвы у Переяславля, в том числе коней и скот. Волынский князь отправил своих людей, которые должны были опознать его добро. Однако Юрий стал чинить им всяческие препятствия и в итоге выслал из своих владений. Вполне возможно, что он изначально считал условия мирного договора для себя невыгодными и согласился на них только под давлением со стороны Владимирко.

Между тем боевые действия развернулись не только в Южной и Юго-Западной Руси, но и в Залесских землях. Согласно сообщению В.Н. Татищева, новгородцы по Волге ходили в поход на Ростово-Суздальское княжество. Воеводы Юрия вышли навстречу и дали бой врагу. Сражение было долгим и упорным, привело к большим потерям с обеих сторон, и лишь ночь развела противников. Как отметил Василий Никитич, «каждый из них себе победу причислял».

Между тем Юрий прекрасно понимал, что в данный момент не он, а брат Вячеслав является старшим в роду Мономаха. Поэтому он задумал посадить его на златой киевский стол, чтобы хотя бы внешне соблюсти приличия. Но тут уже вмешались советники: «Брату твоему не удержати Киева; да не будеть его ни тобе, ни оному» (Ипатьевская летопись). По большому счету, в словах бояр был резон, но и Юрий мог бы решить возникшую проблему как-то иначе и проявить больше такта и ловкости. Так, как впоследствии это сделал Изяслав Мстиславич. Долгорукий перевел Вячеслава из Пересопницы, где тот княжил, в Вышгород, поближе к Киеву. Но ведь старший брат рассчитывал на большее! Вячеслав жутко обиделся на Юрия и до поры до времени затаился в своем новом уделе. А новый киевский князь послал в Пересопницу своего сына Глеба и велел ему следить за всеми передвижениями Изяслава.

Беда была в том, что Глеб слыл человеком храбрым и отчаянным, но совершенно непредусмотрительным и неосторожным. Что и привело к катастрофе.

Изяслав Мстиславич был взбешен, когда посланные разыскивать его имущество люди вернулись от Юрия ни с чем. Посчитав это прямым нарушением заключенного с дядей договора, Волынский князь решил, что имеет полное право начать войну против обманщика. К тому же к нему постоянно приезжали послы от киевлян и звали назад, обещая всяческую поддержку. Юрия в Киеве не любили, для горожан он всегда был чужаком. Изяслав собрал полки и выступил в поход.

Глеб Юрьевич, который, сидя в Пересопнице, должен был следить за Изяславом Мстиславичем, проявил поразительную беспечность и был застигнут врасплох. Сын Долгорукого расположился с обозом перед городом и, когда волынские гридни внезапно атаковали его дружину, чудом сумел добежать до ворот и укрыться в Пересопнице. Но сил оказывать сопротивление у него уже не было, поскольку бойцы Изяслава схватили всех его дружинников. В итоге Глеб был вынужден сдаться. Изяслав Мстиславич принял двоюродного брата весьма доброжелательно, напоил-накормил, а затем под охраной отправил к Юрию, сказав при этом примечательные слова: «Вы мне братия, и я с вами никакой злобы и вражды не имею. Но что отец ваш меня обидит, то я хочу только с ним в том разбираться и для того на него иду» (В.Н. Татищев).

Затем Изяслав повел войска в район реки Рось, где проходила Поросская линия обороны от степняков. Со всех сторон прибывали к нему отряды черных клобуков и приветствовали как своего князя. Что же касается Юрия, то он пребывал в счастливом неведении относительно происходящих событий до тех пор, пока к нему не прибыл Глеб. Великий князь запаниковал и, не имея надежды удержаться в Киеве, ушёл за Днепр, в Городец Остерский. Правда, успел перед этим сообщить Вячеславу, чтобы тот шел в столицу и занимал освободившийся златой стол. От Вышгорода до Киева рукой подать, и Вячеслав оказался в Киеве прежде, чем туда вступил Изяслав.

Когда же волынский князь появился в городе и вежливо попросил дядю покинуть Киев, робкий Вячеслав неожиданно заявил: «Сей град есть престол отца моего и после него мне, как старшему, надлежит. Ты же, если хочешь меня наследия отцова лишить, то, придя, прежде меня убей и потом всем владей» (В.Н. Татищев). Такой демарш весьма озадачил Изяслава, и он не знал, что делать со строптивцем, но тут в дело вмешался народ. Разозленные упорством Вячеслава, горожане потребовали схватить князя. Находчивый племянник быстро сориентировался в ситуации и, указав на бушующую толпу, напомнил дяде об участи Игоря. Этого оказалось достаточно, и Вячеслав уехал к себе в Вышгород. Великим князем снова стал Изяслав Мстиславич.

Так бесславно закончилось первое княжение Юрия в Киеве.

* * *

Но Долгорукий и не думал сдаваться. Он сразу же послал за помощью к Давыдовичам и Святославу Ольговичу, прося как можно скорее прибыть к нему с полками. Доверенные люди поскакали к половцам нанимать степную конницу. В Переяславль, главный опорный пункт Долгорукого на юге, в помощь сыну Ростиславу с дружиной был послан другой сын Юрия, Андрей. Эти меры оказались очень своевременны, поскольку Изяслав отправил сына Мстислава в Канев, приказав идти оттуда на Переяславль и выгнать из него Ростислава. Однако братья Юрьевичи не позволили Мстиславу переправиться через Днепр, и план Изяслава по захвату города потерпел неудачу. Но не это оказалось главной бедой для нового киевского князя.

Как только Владимирко Галицкий узнал о том, что Изяслав Мстиславич пошел на Киев, он сразу же собрал полки и выступил на помощь Юрию. Сведав про это, Изяслав спешно отозвал назад своего сьгаа Мстислава, велел ему стягивать в Киев войска, а сам поспешил в Вышгород к Вячеславу. Там ударил дяде челом и покаялся в винах, а затем позвал в Киев, предложив занять златой стол. Старику такое предложение очень польстило, и он дал добро. Князья пришли к соглашению, что «Изяславу имети отцемъ Вячеслава, а Вячеславу имяти сыномъ Изяслава» (Ипатьевская летопись). Что, учитывая бездетность Вячеслава, приобретало особый смысл.

Князь Изяслав Мстиславич предлагает мир и дружбу дяде своему Вячеславу.
Рисунок К. Лебедева, гравюра Шлитера

Вот и всё. Изяслав Мстиславич начисто переиграл Юрия, поскольку в данной ситуации заявлять о своём старшинстве суздальскому князю было просто глупо — Вячеслав был его гораздо старше. Таким образом, сын Мстислава придал своему правлению в Киеве вид полной легитимности. Понятно, что Вячеслав служил лишь парадной вывеской, а всеми делами заправлял его племянник, но такой расклад устраивал в Киеве абсолютно всех. Ипатьевская летопись приводит очень примечательные слова, с которыми Изяслав обратился к своему престарелому дяде: «Ты ся, отце, не труди». И действительно, что-что, а трудить себя Вячеслав не собирался, ему было вполне достаточно соблюдения внешних приличий относительно своей персоны. Бремя власти — это не для него, тут пусть Изяслав разбирается. Получилось, как в сказке А.С. Пушкина: «Князю прибыль, белке честь». И все довольны.

Однако в данный момент Изяслава это не спасло, слишком стремительным было наступление галицких войск. Киевский князь поставил под свои стяги всех, кого только было можно, призвал черных клобуков и даже попросил у Вячеслава его дружину. Старик не возражал, и вскоре киевские полки выступили навстречу Владимирко Галицкому. Однако случилось то, чего не ожидал ни сам Изяслав, ни тем более его противник. Едва войска вступили в боевое соприкосновение, как воинство Изяслава стало разбегаться. И как ни взывал к расходившимся в разные стороны ратникам киевский князь, всё было напрасно. Глядя на несокрушимый строй галицких полков, у черных колбуков совершенно пропало желание сражаться. Видя, что всё пропало, Изяслав вернулся в Киев.

Но и здесь его ждали недобрые вести. На противоположном берегу Днепра появились войска Долгорукого, Давыдовичей и Ольговичей и начали переправляться через реку. Причем многие из киевлян, опасаясь мести со стороны Юрия, решили продемонстрировать свою лояльность и стали перевозить в насадах и ладьях его ратников через Днепр. Изяслав понял, что шансов удержаться в Киеве у него нет, и, не желая подвергать жителей тяготам осады, решил покинуть город. Отступить во Владимир-Волынский, накопить сил и продолжить борьбу. При этом он посоветовал Вячеславу уйти в Вышгород и там переждать смутные времена.

Между тем к Киеву с одной стороны подступил Владимирко, с другой стороны Юрий с союзниками. Долгорукий, Давыдовичи и Ольговичи отправились в стан галицкого князя и, не слезая с коней, поздравили друг друга с победой. Обсудив дальнейший план действий, решили отправить за Изяславом Мстиславичем погоню. Конные дружины повели Святослав Всеволодович и Борис Юрьевич. Но Изяслав отступление организовал очень грамотно, его гридни жгли за собой мосты и разрушали гати, а на бродах и переправах вступали в бой с передовыми частями противника. В итоге князь сумел уйти к себе на Волынь.

28 августа Юрий второй раз вступил в Киев. Всё происшедшее казалось ему дурным сном, который больше никогда не повторится. Но, что примечательно, выводов из случившегося князь абсолютно никаких не сделал, и в будущем это обернется для него огромными неприятностями. А пока сын Мономаха чувствовал себя победителем.

После грандиозного пира, который Долгорукий закатил для союзников, все князья разъехались по домам. Юрий же остался наедине с теми самыми проблемами, которые так и не сумел решить во время своего первого пребывания в Киеве.

* * *

Не успел Юрий Владимирович снова усесться на златой киевский стол, как судьба опять сыграла с ним злую шутку. Половцы, которых он нанял для борьбы с Изяславом, явились в земли Переяславского княжества и, не найдя врага, стали жечь и разорять русские земли. Сначала Долгорукий отправил в проблемный регион Святослава Всеволодовича с дружиной, а когда не помогло, то послал ему на помощь своего сына Андрея с полками. Половцы уважали только одно — силу и, видя, что теперь она не на их стороне, были вынуждены заключить мир и уйти в степь.

А дальше князь предпринял некоторые действия, которые должны были обезопасить его от повторения событий, приведших к потере Киева. Всем было памятно, как Глеб не заметил поход Изяслава на столицу и дал без боя повязать свою дружину! Как отмечает В.Н. Татищев, Юрий, зная храбрость и осторожность своего сына Андрея, «за которым в Киеве мог без боязни веселия свои исполнять», решил именно его отправить на границу с Волынью. Долгорукий отдал сыну Пересопницу, Дорогобуж, Туров и Пинск, поскольку тот уже успел зарекомендовать себя храбрым и умелым военачальником. В сообщении Василия Никитича настораживает другое — упоминание о пресловутых «веселиях» князя.

Вот какую характеристику Юрию дает историк: «Сей великий князь был роста немалого, толстый, лицом белый, глаза не весьма великие, нос долгий и искривленный, борода малая, великий любитель женщин, сладкой пищи и пития; более о веселиях, нежели об управлении и воинстве прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев. И хотя, несмотря на договоры и справедливость, многие войны начинал, однако сам мало что делал, но больше дети и князи союзные, потому весьма худое счастье имел и три раз от оплошности своей из Киева изгнан был».

Согласно Татищеву, и друзья и враги видели Юрия «более о веселиях, нежели об управлении и войне прилежащим», поносили «его беспорядочное житие и правление». На мой взгляд, эти сведения можно отнести лишь к тому периоду, когда князь правил в Киеве. В Ростово-Суздальской земле перед нами предстает совершенно другой человек, талантливый руководитель и блестящий организатор, настоящий созидатель. Если бы было по-другому, то Юрий никогда бы не сумел так обустроить своё княжество, как он это сделал. Не бывает таких чудес, когда правитель заботится лишь о «веселиях», а государство развивается само собой. Просто князь трудится на благо своей земли, и это дает соответствующие результаты.

В Киеве же всё с точностью до наоборот. Невольно создается впечатление, будто Долгорукий просто не знал, чем ему заняться в древней столице Руси. Землю обустраивать? Торговлю развивать да хозяйство налаживать, вникая в каждую мелочь? Единственное, что он мог сделать, так это только поменять местных управленцев на своих, ростовских. Всё то, что суздальский князь умел делать очень хорошо и что было востребовано на северо-востоке Руси, было абсолютно не нужно Руси Южной. Для того чтобы здесь править, были нужны совершенно другие качества. Не по Сеньке оказалась шапка. Отсюда и «веселия».

Тем временем Изяслав Мстиславич не сидел сложа руки. Желая выиграть время, он вступил в переговоры с сыном Юрия, Андреем, чтобы тот выступил посредником между волынским князем и отцом. А сам послал своего брата Владимира за помощью к венгерскому королю. Одновременно он поддерживал контакты с киевлянами, которые были недовольны правлением Юрия, и благодаря им знал обо всём, что происходит в столице. Мало того, племянника звал Вячеслав. Поэтому, получив от короля Гёзы обещание прислать на помощь войска, Изяслав в очередной раз решил начать войну против своего дяди.

Дождавшись похода венгерских войск, волынский князь выступил на Киев. Трудности начались сразу же, поскольку, подойдя к Пересопнице, Изяслав понял, что ошибся. Андрей заранее стянул к городу войска и, как только появилась вражеская рать, приготовился к бою. Не желая терять своих людей в боях за город, Изяслав решил оставить в тылу Пересопницу и продолжить движение к Киеву. Но тут гонцы принесли ещё одну весть, которая резко меняла всю стратегическую ситуацию: Владимирко Галицкий собрал полки и выступил против Изяслава. Положение для Изяслава Мстиславича создалось хуже некуда, поскольку появился реальный шанс, что с одной стороны на него будет наступать Владимирко, а с другой — Юрий. У волынского князя были все шансы попасть в клещи.

Тщательно проанализировав обстановку, Изяслав принял единственное верное решение — идти прямо на Киев и не дать Юрию времени приготовиться к отпору. В этом случае, опираясь на поддержку киевлян, у волынского князя был реальный шанс захватить город. А затем, имея за спиной мать городов русских, можно было сразиться и с галицким князем. Приняв решение, Изяслав действовал быстро и дерзко. Стремительным броском был захвачен Дорогобуж, жители которого встретили Изяслава крестным ходом. Пополнив войска добровольцами, волынский князь перешел реку Горынь и подошел к городу Коречск (в наши дни Корец в Ровненской области). Здесь Изяслава Мстиславича тоже встретили колокольным звоном и торжественным шествием.

Между тем Владимирко соединил свои полки с дружиной Андрея Юрьевича и ринулся по следу Изяслава. Союзники заняли Дорогобуж, а затем подошли к реке Случь, на противоположном берегу которой стояли волынские войска. В течение трёх часов ратники Владимирко и Андрея пытались форсировать реку, вступая в жестокие схватки с бойцами Изяслава, но успеха добиться им так и не удалось. Впрочем, и сам Изяслав Мстиславич пытался организовать контратаку на противоположный берег, однако тоже безрезультатно. Прекратив бесплодные попытки, он отвел войска в лагерь. Между тем из Киева приходили вести о том, что у Юрия никаких войск под рукой нет и он по-прежнему пребывает в беспечности. Судьба давала Изяславу прекрасный шанс, и он им воспользовался.

Понимая, что главное сейчас — это оторваться от преследования, Изяслав велел своим ратникам заготовить как можно больше дров и, когда настала ночь, зажечь по всему лагерю великое множество костров. Сам же велел войску тихо покинуть боевой стан и спешно двигаться к Мыльску. Сопротивления ему по-прежнему никто не оказывал, везде принимали как своего князя. Перейдя реку Тетерев, Изяслав Мстиславич дал своему измученному воинству отдых, поскольку понимал, что Владимирко с Андреем Юрьевичем его уже не догонят. И пока люди и кони отдыхали, князь и воеводы решали, что же делать дальше.

В данной ситуации ключом к успеху всего похода являлся город-крепость Белгород. Но там с дружиной находился сын Юрия Борис, и как всё оно повернется, было неизвестно. Но Изяславу везло. Когда его передовые отряды подошли к Белгороду, в крепости был пир. Князь Борис гулял. Гулял широко, от души, как умеет только русский человек. Ни дальней разведки, ни сторожевых постов на улицах, ни караульных на стенах и башнях — никого и ничего не было. Ворота были распахнуты настежь, а подъёмный мост опущен. Заходи спокойно в крепость и бери князя с дружиной голыми руками.

Положение спас мытник, сугубо гражданский человек, в обязанности которого никоим образом не входило следить за порядком в крепости. Ему бы пошлины торговые собирать, а не военными делами заниматься. Мытник успел поднять мост и тем самым спас князя Бориса от позора плена. Но спасти сам Белгород было выше его сил. Брат Изяслава Мстиславича, Владимир, который командовал подступившими к Белгороду войсками, велел развернуть стяги, бить в бубны и трубить в трубы, имитируя приступ. Этого оказалось достаточно, чтобы полупьяный сын Долгорукого вместе с дружиной вскочил на коней и покинул город через другие ворота. Навстречу Владимиру вышли горожане, били челом и говорили, чтобы он ехал в Белгород: «Княже! поеде, Борисъ ти побежалъ» (Ипатьевская летопись). Вскоре в город вступили полки Изяслава.

А Юрий по-прежнему пребывал в счастливом неведении относительно действий своего врага. Причину подобной беспечности объясняет В.Н. Татищев. По мнению историка, это было связано с тем, что черные клобуки, дружески настроенные к Изяславу, перехватывали всех гонцов от Андрея и Владимирко к Юрию. Поэтому появление Бориса и весть о том, что Белгород взят войсками Изяслава, повергли Юрия в шок. Киевский князь пребывал в это время на Красном дворе и, согласно Ипатьевской летописи, «не може собе ничим же помочи». «Царствуй лёжа на боку» — это как раз про него в данной ситуации. Как и в прошлый раз, Юрий бросил всё и вся и ударился в бега. Спешно переправившись через Днепр, князь устремился к Городцу Остерскому. Долгорукий настолько был озабочен спасением собственной персоны, что даже не предупредил своих людей, которые находились в Киеве и окрестностях города. Подобная безответственность Юрия обернулась для ростовцев и суздальцев страшной трагедией, поскольку, как только в столицу вступил Изяслав, началось их массовое избиение. Многих дружинников Юрия похватали волынские гридни и побросали в поруб.

Когда вести о том, что произошло в Киеве, дошли до Владимирко Галицкого, то он, мягко говоря, сначала очень удивился. А затем пришел в настоящее бешенство и высказал Андрею Юрьевичу всё, что думает о своем суздальском родственнике. По мнению Владимирко, если бы не трусость и безответственность Долгорукого, то они могли бы запросто зажать Изяслава с двух сторон и уничтожить. А так… «Как вы княжите с отцом вашим, так и управляйтесь, а я против Изяслава один не могу воевать» (В.Н. Татищев). После этого галицкий князь увел полки в своё княжество, поскольку появилась реальная опасность нападения со стороны Венгрии. Андрею же не оставалось ничего другого, как идти к отцу в Городок Остерский.

В. Верещагин. Изяслав Мстиславич и Вячеслав Владимирович

Что же касается Изяслава, то по прибытии в Киев он спешно послал за Вячеславом в Вышгород, приглашая его занять великокняжеский стол. Старик с радостью откликнулся на предложение племянника и вернулся в столицу, где князья целовали друг другу крест «и живяху заедин, не бе бо у Вячеслава сына, и назва Изяслав отцем» (Пискаревский летописец). Изяслава можно понять: он торопился как можно скорее легализовать своё положение и создать затруднения для Юрия, который — сомнений в этом не было — продолжит борьбу. А так хитрый племянник лишал настырного дядю образа правдоискателя, поскольку Вячеслав был в роду Мономаха старший и в Киеве теперь княжил по праву. При таком положении дел заявлять о своем старшинстве Юрию было глупо, а других оснований, чтобы покуситься на Киев у суздальского князя не было. Выступая против старшего брата, Долгорукий крепко себя компрометировал.

Всё это понимал и Юрий, но остановиться уже не мог. Бездарно потеряв во второй раз Киев, он снова собирался его вернуть. Предстоящая схватка должна была стать решающей.


5. Днепровский рубеж (май 1151 года)

И тако начата ся бита по Днепру у насадехъ, оть Кыева оли и до устья Десны.

Ипатьевская летопись

В начале апреля 1151 года на Юрия обрушился очередной удар судьбы — в Переяславле умер его старший сын Ростислав. Именно на его помощь особенно рассчитывал Долгорукий в предстоящей войне с Изяславом, поскольку точно знал, как сильно его сын ненавидит киевского князя. Ростислав никогда не мог простить Изяславу своего позорного изгнания с Южной Руси и был готов до конца сражаться против своего двоюродного брата. Но теперь его не стало.

Однако предаваться скорби у Юрия времени не было. Он уже отправил послов к Давидовичам, Ольговичам и половцам и теперь ожидал ответа. Из Ростово-Суздальской земли подходили полки. Понимая, что главной проблемой будет переправа через Днепр, Долгорукий запустил руку в казну, и теперь с окрестных земель к Городцу гнали ладьи и насады. Суздальский князь развернул бурную деятельность, энергия из него била ключом. Он торопил окружающих, карал нерадивых, награждал усердных, понимая, что время работает на Изяслава и с каждым часом положение племянника в Киеве становится всё прочнее.

Однако и Изяслав Мстиславич трудился не покладая рук. Первым делом князь отправил надежных людей к Давыдовичам, желая отвлечь черниговских князей от союза с Юрием. Вячеслав предоставил в распоряжение племянника своих гридней. Из Смоленска прибыл брат Ростислав с полками, с Волыни привел войска другой брат, Владимир. Подошел с дружиной городенский князь Борис. Изяслав день и ночь совещался с воеводами и боярами, решая, как не допустить Юрия на правый берег Днепра. Его неугомонный дядя мог сколько угодно бряцать оружием, нанимать половцев и поднимать против Изяслава Мстиславича других князей, но, пока он не перейдёт через Днепр, все его усилия не будут стоить выеденного яйца. Если Юрию не дать форсировать эту водную преграду, то можно будет спасти землю от разорения, а затем как следует подготовиться и самим нанести удар. Изяслав понимал, что точку в этом затянувшемся противостоянии можно будет поставить только в одном случае — если киевские полки придут в Ростов и Суздаль. Но для этого надо было отразить вражеское вторжение сейчас.

Крепко задумались в преддверии решающей схватки между Юрием и Изяславом братья Давыдовичи. Они прекрасно понимали, что, усадив на златой киевский престол Вячеслава, Изяслав Мстиславич выбил из рук Долгорукого такое важное идеологическое оружие, как восстановление попранной правды. Вячеслав был старше Юрия, и, развязывая очередную усобицу с целью захватить Киев, суздальский князь компрометировал себя в глазах всей Руси. Поэтому надо было поддержать киевского князя. Но, с другой стороны, им не хотелось терять те политические дивиденды, которые они могли получить как союзники Юрия в случае его победы. Решение, к которому в итоге пришли братья, было очень циничным, но вполне соответствовало их взгляду на мир. Изяслав Давыдович повёл своих людей в Киев, а его старший брат Владимир отправился с полками на помощь Юрию. Прекрасная характеристика тех нравов, которые тогда царили на Руси.

В отличие от своих двоюродных братьев Святослав Ольгович не сомневался ни минуты. Он прекрасно помнил о том, как Юрий помог ему в трудную минуту, и в меру своих сил старался быть благодарным. Он не только пришел сам, но и привел с собой племянника Святослава, сына Всеволода Ольговича. 23 апреля в Городец прибыл с полками Владимир Давыдович, а следом подошла половецкая орда. На военном совете было решено начать наступление, и в конце апреля Юрий Долгорукий начал свой судьбоносный поход на Киев.

Узнав о выступлении суздальского князя, ответные меры принял и Изяслав. К Вышгороду были переброшены смоленские полки Ростислава, а главные силы Изяслав Мстиславич расположил вдоль реки Лыбедь. Киевский князь сознательно отдавал врагу инициативу, поставив себе главной задачей не дать Юрию переправиться через Днепр. Для своего дяди он приготовил очень неприятный сюрприз, но до поры до времени не хотел его показывать. Пусть суздальцы нанесут удар первыми, киевский князь сумеет им ответить!

* * *

Огромное войско Юрия медленно двигалось вниз по Десне, направляясь к Днепру. Большая часть пехоты плыла по воде в ладьях и насадах, конница же шла берегом. Ветер развевал княжеские стяги, трепал половецкие бунчуки, надувал паруса у ладей. Вдоль реки тянулись, сверкая броней, конные дружины, нескончаемым потоком текли половецкие всадники, шагали пешие ратники. Вдоль строя сновали вестовые, передавая воеводам приказы князей. Сам Юрий вместе с Владимиром Давыдовичем, двумя Святославами и половецкими ханами был уже в устье Десны и внимательно смотрел за тем, что происходит на Днепре. Князь видел, как у противоположного берега разворачивается огромный ладейный флот Изяслава, и понимал, что переправа через реку будет очень сложной. Но он даже и предположить не мог, какой сюрприз подготовил ему дражайший племянник.

Тем временем ладьи и насады Юрия стали входить в Днепр и продолжили движение вдоль левого берега. Долгорукий хотел развернуть свою флотилию как можно более широким фронтом, а затем атаковать боевые ладьи Изяслава. Согласно княжеской задумке, как только его суда прорвутся к правому берегу и начнут высаживать пехотинцев, через Днепр устремится вторая волна десанта. В этот раз будут переправлять княжеские дружины и половецкую конницу. А уж там он развернет свои полки и ударит по Изяславу. Правда, чтобы все эти планы стали реальностью, требовалась сущая малость — нужно было успешно форсировать Днепр. Однако суздальский князь был уверен в успехе, поскольку ему казалось, что числом его ладьи превосходят вражеские.

Юрий велел остановить движение своего воинства только тогда, когда на противоположном берегу показался Киев. Он распорядился разбивать шатры прямо напротив города, а сам подъехал к реке и смотрел, как огромный караван его судов, растянувшись вдоль берега, медленно движется вниз по Днепру. Всё левобережье было уже заполнено войсками. Гридни спрыгивали с коней и, ведя их в поводу, шли к мелководью, куда должны были пристать насады и перевезти их на противоположный берег. Наступил решающий момент.

Долгорукий в окружении союзников подъехал к самому берегу и картинно взмахнул булавой. Запели боевые трубы, гребцы налегли на весла, и десятки ладей и насадов двинулись через Днепр. От противоположного берега им наперехват пошли суда Изяслава. На середине реки две флотилии встретились. И здесь сразу стало ясно, что на воде воины Изяслава имеют подавляющее преимущество. В сражении на Днепре он применил две новинки. Во-первых, на каждой ладье было по два рулевых весла, на носу и корме, что позволяло свободно маневрировать, не разворачивая судно. А во-вторых, гребцы были защищены настилом из досок, на котором стояли воины младшей дружины, в доспехах и с луками.

Суздальские лучники выпустили во врага тучу стрел, но урона никакого не нанесли, поскольку им было видно только весла, а не самих гребцов. Зато лучники Изяслава прицельной стрельбой перебили множество воинов Юрия, сидевших на веслах. Остальные гребцы сбились с ритма, многие суда замедлили ход или вовсе остановились. Сидевшие в ладьях ратники ринулись к бортам, прикрывая щитами гребцов, но стрелки Изяслава стали стрелять навесом, и потери среди ростовцев и суздальцев продолжили расти.

Киевские кормчие, используя своё техническое преимущество, искусно маневрировали, атакуя вражеские насады с разных сторон, а лучники, благодаря высокой палубе, могли вести прицельный огонь. Суздальцы же просто не успевали разворачивать свои суда и поспевать за подвижным противником. Они несли большие потери, а враг был неуязвим. На некоторых судах стрелки Изяслава раздули жаровни, и вскоре зажжённые стрелы стали впиваться в борта вражеских насадов. Едкий черный дым пополз над водой, несколько ладей Юрия занялись огнем, и ратники, побросав оружие и скинув доспехи, попрыгали в реку. Другие ладьи сошлись борт о борт, и суздальцы полезли на киевские суда, а гридни Изяслава попрыгали во вражеские насады. Стук щитов и звон мечей раскатился вдоль берегов, и воды Днепра окрасились кровью.

Войска Юрия Долгорукого форсируют Днепр. Миниатюра Радзивилловской летописи

Грандиозное сражение на воде развернулось от Киева до устья Десны, тысячи людей с обоих берегов наблюдали за никогда невиданным прежде зрелищем. Одни ладьи кружили в отдалении и осыпали друг друга стрелами. Другие сходились борт о борт, и ратники отчаянно рубились мечами, стараясь захватить неприятельское судно. Третьи просто наблюдали за сражением, а затем устремлялись туда, где враг начинал одолевать, и вступали в бой. Упорная битва продолжалась до самого вечера, и Юрий, видя, как гибнут его ладьи и что прорваться невозможно, велел своим воеводам отступить. Суздальский князь пребывал в растерянности, он просто не ожидал, что дело может так повернуться.

Зато на противоположном берегу царили совсем иные настроения. Изяслав прекрасно понимал, какую серьёзную неудачу потерпел его дядя. Киевская флотилия надежно контролировала реку, а суда Долгорукого прижались к левому берегу. Однако Юрий нашел, чем ответить. Мы не знаем, сам ли он до этого додумался, но решение проблемы было найдено оригинальное. На военном совете было решено форсировать Днепр в районе Витичевского брода. Для этого нужно было, чтобы ладьи прошли мимо Киева и спустились вниз по Днепру. Однако была большая вероятность того, что Изяслав не позволит этого сделать и снова атакует суда Юрия, когда те будут проходить мимо столицы. А чем закончится сражение на воде в этот раз, предсказать было нетрудно.

Поэтому было решено по одному из рукавов Днепра ввести ладьи в Дулебское озеро, а уже оттуда тащить их волоком до речки Золочи. Затем по ней спуститься вниз по течению и снова войти в Днепр. Смысл маневра был в том, что это самое озеро располагалось на левом берегу напротив Киева. Там же протекала и Золоча. И теперь Изяслав при всем желании не мог помешать Юрию, поскольку все его технические нововведения здесь были бесполезны.

Воины Юрия Долгорукого перетаскивают ладьи из Дулебского озера в речку Золочу. Миниатюра Радзивилловской летописи

Маневр блестяще удался, рать и флот Долгорукого благополучно миновали опасное место на Днепре у Киева. После этого, ладьи Юрия плыли близко от берега, а конные гридни и половецкая орда шли лугом. Точно таким же порядком на противоположной стороне Днепра двигалось воинство Изяслава. Противники остановились около Витичевского брода. Здесь Юрий снова предпринял ряд попыток форсировать Днепр, но опять потерпел неудачу. В развернувшихся ожесточённых сражениях преимущество на воде по-прежнему оставалось за Изяславом, его суда вновь отогнали ладьи и насады Долгорукого к левому берегу. В этой критической ситуации суздальский князь в очередной раз собрал военный совет.

Согласно Ипатьевской летописи, Юрий с сыновьями предложил следующий план — отвлекать противника у Витичева, а главный удар нанести у Зарубинского брода. Обсудив предложение, союзники решили, что все старшие князья останутся в лагере и весь следующий день будут на виду у врага организовывать отвлекающий маневр. А Святослав Всеволодович с Андреем Юрьевичем ночью выступят с половецкой ордой и, выйдя к броду у Зарубина, сделают попытку прорыва через Днепр.

Однако и Изяслав Мстиславич предвидел подобный поворот событий, а потому и оставил у города-крепости Заруба, прикрывающего переправу, отряд воинов под командованием воеводы Шварна. Того самого, кто когда-то вместе с Изяславом Давидовичем охотился за Святославом Ольговичем. Однако воевода и в тот раз с заданием не справился и теперь дело провалил. Но, с другой стороны, и киевский князь допустил здесь ошибку, поскольку выделил для охраны столь важного направления незначительные силы. Когда половецкая орда подошла к броду, Святослав Всеволодович послал на противоположный берег небольшой отряд, чтобы произвел разведку боем. Когда же он узнал, что численность противостоящих ему войск незначительна, то сразу распорядился начинать переправу. Вода вскипела в Днепре, когда тысячи половецких всадников в полном вооружении въехали в реку и двинулись к правому берегу. Прикрываясь щитами от летевших в них стрел, степняки переправились через Днепр и с ходу ринулись в атаку. Шварн попытался было построить своих ратников в боевой порядок и отразить атаку, но какое там! Воеводу никто не слушал, и в итоге киевское воинство обратилось в бегство. Видя, что всё пропало, убежал и Шварн.

Закрепившись на правом берегу, Святослав Всеволодович быстро послал гонца к Юрию, призывая срочно вести войска к Зарубу, пока сюда не подошли полки Изяслава Мстиславича. Князь был не уверен, что сумеет длительное время удерживать брод до подхода главных сил, если вдруг появятся киевские полки. Долгорукий быстро сообразил, как ему повезло, и велел выступать вниз по Днепру.

Впрочем, и Изяслав уже успел оценить весь масштаб катастрофы. Едва перед князем предстал чуть живой Шварн, как он сразу понял, что случилась беда. Прикинув, что к чему, Изяслав Мстиславич принял решение отступить к Киеву. Конечно, можно было выступить с войском к Зарубу и попробовать выбить Святослава с захваченного плацдарма, но в этом случае Юрий стал бы переправляться у Витичева. Суздальский князь цепко прихватил князя Киевского, и тот это прекрасно понимал. Поэтому и увел полки к столице. Однако перед этим Изяславу пришлось решать одну проблему. Дело в том, что черные клобуки — торки, ковуи, берендеи и печенеги — были напуганы неожиданным вражеским прорывом. Они резонно опасались, что Юрий может вторгнуться в Поросье и подвергнуть разгрому их оставшиеся без защиты земли. Переживая за свои семьи, они обратились к Изяславу Мстиславичу с необычной просьбой — пусть он отпустит их по домам, а они заберут своих близких и придут в Киев. Великий князь прекрасно понимал, что если он сейчас сам не отпустит свою конницу, то она уйдёт без спросу. Поэтому он вместе с ней отправил своего брата Владимира, который должен был проконтролировать ситуацию и привести черных клобуков обратно к Киеву.

Между тем огромная рать Юрия наконец-то перешла через Днепр у Заруба и двинулась на столицу.

* * *

Успешное форсирование Днепра явилось крупнейшим успехом Долгорукого в этой кампании. План Изяслава не пустить врага на правобережье рухнул, хотя изначально ничто не предвещало такого поворота событий. Однако виноват в этом только сам киевский князь, и более никто. Можно, конечно, во всём обвинить воеводу Шварна, только вот командующим являлся именно Изяслав Мстиславич, а потому и весь спрос с него. Здесь князь допустил две грубейшие ошибки. Во-первых, для прикрытия Зарубинского брода он выделил недостаточно сил: «Оже мало их есть» (Ипатьевская летопись). А во-вторых, командование на столь ответственном участке было поручено простому воеводе, а не князю. Что имело самые печальные последствия, поскольку в решающий момент войска отказались повиноваться своему начальнику: «Зане не бяшетъ ту князя, а боярина не вси слушають» (Ипатьевская летопись).

Что же касается Святослава Всеволодовича, под чьим командованием было осуществлено форсирование Днепра у Заруба, то он действовал выше всяких похвал. Грамотно оценив обстановку, он по ходу дела принимал абсолютно правильные и взвешенные решения. Успешная массированная атака половецкой конницы в полном вооружении через водную преграду дорогого стоила! И летописец тщательно сей факт удивительный зафиксировал: «И тако въбредоша на не на конехъ за щиты и с копьи и въ броняхъях якоже битися, и покрыта Днепръ от множества вой» (Ипатьевская летопись).

Хотя в целом надо признать, что план Изяслава не допустить прорыва войск Юрия на правый берег Днепра был хорош. Особенно сильное впечатление на современников произвели военно-технические изыскания киевского князя. Причем летописец все эти усовершенствования на боевых ладьях напрямую связывает именно с именем Изяслава Мстиславича, а не кого-то из его бояр и воевод: «Бе бо исхитрилъ Изяславъ лодьи дивно» (Ипатьевская летопись). Как видим, сын Мстислава предстает перед нами не только талантливым полководцем и блестящим организатором, но и новатором в военном деле. Летописец пишет об этом в самых восторженных тонах: «Беша бо в нихъ гребци невидимо токмо весла видити, а человекъ бяшетъ не видити. бяхить бо лодьи покрыта досками, и борци стояще горе въ броняхъ и стреляюще, а кормъника два беста, единъ на носе, а другыи на корме, аможе хотяхутъ тамо поидяхуть не обращающе лодии» (Ипатьевская летопись).

Сражение на Днепре стало уникальным явлением в военной истории Древней Руси. Одни только технические разработки князя Изяслава заслуживают самого пристального внимания. Масштабы же битвы были грандиозны. Упорные бои развернулись на большой территории, сначала от устья Десны и до Киева, а затем в районе Витичева. Ни до него, ни после такие громадные флоты уже не вступали в противоборство на реках, протекающих по территории Руси.


6. Сражение на Лыбеди (май 1151 года)

Исполчившеся поидоша к Кыеву и сташа възле Лыбедь; Изяслав же ста противу ему передъ Золотыми вороты.

Лаврентъевская летопись

Как только войска Юрия оказались на правом берегу Днепра, он сразу же отправил гонцов к Владимирко Галицкому с призывом выступить на Киев. Долгорукий обкладывал Изяслава, как медведя в берлоге. Если бы Владимирко со своими полками в данный момент присоединился к суздальскому князю, то на амбициях Изяслава можно было бы ставить крест. Не помогли бы ему ни отчаянная храбрость, ни ратное мастерство. В принципе, Юрий всё делал правильно, теперь ему надо было просто дождаться союзника из Галича, а затем уже идти на Киев.

Двигаясь следом за Изяславом, Долгорукий расположился у Белгорода. Это была довольно неплохая позиция, на которой Юрий мог стоять сколько угодно, ожидая подхода галицких полков. Время работало на суздальского князя. Но неожиданно, вопреки здравому смыслу, он велел войскам сниматься с лагеря и идти на Киев. Почему? Трудно сказать, возможно, что просто переоценил свои возможности.

Между тем Изяслав Мстиславич готовился к обороне города. Однако за городскими укреплениями отсиживаться не собирался. На военном совете решили до тесной осады дело не доводить и дать врагу бой прямо под стенами столицы. А уж если придется туго, то отступить за валы и там продолжить борьбу. Ипатьевская летопись в подробностях сохранила для нас описание боевого порядка полков Изяслава. Сам великий князь встал с дружиной перед Золотыми воротами и на всякий случай усилил позицию телегами из обоза. Изяслав Давидович расположил свои полки от Золотых ворот до Жидовских, а Ростислав Мстиславич с сыном Романом укрепился прямо перед Жидовскими воротами. Судя по всему, князья главный удар ожидали именно здесь, потому что летописец особо выделил, что «многое множество с ними». Борис Городенский со своими гриднями прикрыл Лядские ворота. Между княжескими дружинами встали отряды киевского ополчения, и теперь город был окружен плотным кольцом бойцов. Также серьезными естественными препятствиями на пути врага являлись многочисленные речки и овраги. Ратникам Юрия требовалось приложить максимум усилий, чтобы прорвать эту массированную оборону и выйти к городским стенам.

Тем временем Изяславу доложили, что подошла орда черных клобуков. В данной ситуации такие союзники оказались хуже врагов, поскольку пришли они со всеми домочадцами, пригнали огромные табуны лошадей и стада скота. По словам летописца, черные клобуки разграбили в окрестностях Киева монастыри, спалили множество сел и вытоптали все огороды. Изяславу Мстиславичу пришлось принимать срочные меры, чтобы решить эту проблему. Берендеев под командованием Владимира Глебовича отправили в район Ольговой могилы, где они и заняли позиции вплоть до Щековицы. Ковуи, торки и печенеги прикрыли район от Золотых ворот до Лядских и далее до села Берестова, Угорских ворот и Днепра. Теперь Изяслав был готов биться насмерть, но тут в дело вмешался Вячеслав.

Старик захотел решить дело миром, поскольку считал, что как старший в роду Мономаха обладает определенным влиянием на своих родственников. Поэтому он отправил к Юрию посольство с мирными предложениями. Однако Долгорукий знал, кто стоит за спиной его брата, а потому и ответил соответственно: «Ты мне как отец. Ежели хочешь в Киеве со мною управлять так, как ныне управляешь с Изяславом, а Изяслав пойдет в свое Владимирское, Ростислав в Смоленское владении, а мы между собою сами можем договориться обо всем. А Изяславу Киевом владеть не дам» (В.Н. Татищев). Смысл ответа был прост: к тебе претензий никаких, а вот к племяннику вопросы имеются. Биться-ратиться буду с ним, а не с тобой. Выбирай, с кем ты.

Но Вячеслав не унимался и прислал новое посольство. Он подтверждал права Юрия на Переяславль и отдавал ему Курск, а взамен требовал расторгнуть союз с Ольговичами. Но эти требования были для Долгорукого в данной ситуации неприемлемы. Зачем ему Переяславль и Курск, когда до столицы рукой подать! Ведь вся эта пересылка послами происходила в то время, когда рать суздальского князя стояла в городе Василеве, в 50 верстах от Киева. Поэтому Юрий прервал бесполезные переговоры и повел войска на Изяслава.

Рано утром полки Долгорукого и половецкая орда подошли к столице. Сидя на коне, суздальский князь прикрывал глаза рукой от солнца, пытаясь разглядеть, что творится за рекой. Всё пространство за Лыбедью было заполнено вооружёнными людьми, пешими и конными. Тысячи наконечников копий ярко сверкали в лучах солнца, пламенели в руках ратников большие червленые щиты, в глазах рябило от множества стягов. Юрий не ожидал, что его племянник соберет такую огромную рать, и поначалу даже смутился. Но отступать было поздно, и князь велел трубить атаку.

Как всегда, первым в битву устремился его сын Андрей, он повел в бой половецкую орду. Наступление велось со стороны Оболони, там, где когда-то протекала речка Лыбедь. Теперь же русло реки пересохло (в народе её так и называли Сухой Лыбедью), и это давало Андрею возможность не тратить времени на форсирование водной преграды. Половцы выпустили в киевские полки тучу стрел, а затем лавина всадников перешла речку. Напор степняков был силен, они сбили передовые части Изяслава и погнали их к главным силам. Натиск Андрея поддержал его двоюродный брат Владимир Андреевич, который повел через Сухую Лыбедь дружину. Однако дядька-кормилец вцепился в повод коня молодого князя и потащил его прочь, обратно через русло. И тем не менее половцы потеснили киевлян. Князь Андрей врубился в ряды смоленских гридней Ростислава; казалось, ещё немного и ему удастся прорваться к городским воротам.

Однако успешный прорыв сына Долгорукого не был поддержан остальными войсками. Суздальские и ростовские полки продолжали оставаться на своих позициях, ведя с киевлянами лишь вялую перестрелку. Этим и воспользовался князь Ростислав, который командовал на этом участке обороны. Бросив против половцев крупные силы, он стал оттеснять их обратно. Непривычные к длительному прямому бою степняки попятились, а затем стали массами уходить за Сухую Лыбедь. Однако Андрей Юрьевич этого не заметил, он продолжал отчаянно рубиться с наседавшими со всех сторон гриднями Ростислава. От позора плена или гибели князя спас случайно оказавшийся рядом половец, который сумел выхватить его из круговерти рукопашной схватки. Добравшись до соплеменников, степняк обрушился на них с отборной бранью, поскольку они бросили Андрея на произвол судьбы во время отступления. К счастью, князь был жив и здоров, в очередной раз ему удалось выбраться целым и невредимым из смертельной сечи.

Тем временем Юрий отдал наконец приказ всем своим войскам переходить Лыбедь. Но наступление проходило очень неорганизованное, как будто единое командование совершенно отсутствовало. Одни полки смело пошли вперед, перешли реку под градом стрел и вступили в бой с ратниками Изяслава. Другие, наоборот, так и остались на местах и, лишь выдвинув ближе к берегу стрелков, усилили перестрелку с противником. Но тем не менее в тех местах, где войска Юрия преодолели водную преграду, разгорелся ожесточенный бой не на жизнь, а на смерть. В битву вступили полки Изяслава Мстиславича и Вячеслава, но главный удар, как и предполагал киевский князь, был нанесен у Лядских ворот, где командовал князь Борис Городенский.

Видя, что под вражеским натиском ратники Бориса начали отступать, Изяслав решился на необычный шаг. Он при всем желании не мог снять войска с тех участков фронта, где противник проявлял пассивность, поскольку была большая вероятность того, что, как только полки уйдут на помощь Борису, Юрий сразу же здесь и атакует. Поэтому Изяслав Мстиславич сделал следующее: от каждого полка он велел взять определенное количество людей и собрать из них ударную группу. Присоединив к набранной дружине всю конницу черных клобуков, киевский князь бросил этот отряд в дело.

Задумка себя оправдала полностью: наступательный порыв войск Долгорукого удалось остановить. В отчаянной схватке у Лядских ворот киевляне разбили половцев и погнали их к Лыбеди. Произошло массовое избиение беглецов, степняки толпами валились в речку, где образовалась каша из людей и коней. Многие половцы просто бросали лошадей и без них перебирались через Лыбедь. Во время этого побоища погиб половецкий хан Севенч, который похвалялся, что, подобно своему отцу, легендарному Боняку, ударит саблей в Золотые ворота Киева. Но не довелось.

Изяслав продолжал развивать успех и перебросил ударный отряд на другой участок фронта. Там, где полки Юрия сумели перейти Лыбедь и навязать сражение киевлянам, их отбрасывали назад. Упорные бои на отдельных участках продолжались до самого вечера, но в итоге суздальский князь был вынужден отозвать своих людей за реку. Противостояние по большей части свелось к простой перестрелке через реку, а вскоре и она прекратилась. Попытка Долгорукого захватить Киев с ходу с треском провалилась.

* * *

Изяслав Мстиславич блестяще продемонстрировал своему дяде, как надо действовать в обороне. Киевский князь воевал не по шаблону, а творчески, приноравливаясь к изменяющейся на поле боя ситуации. Создание ударного отряда, своеобразной группы быстрого реагирования, это полностью подтверждает: «И повеле нарядити дружину ис полковъ, а полковъ не рушати» (Ипатьевская летопись). Как видим, Изяслав умудрился по ходу боя создать себе солидный резерв, но при этом не ослабил ни один участок фронта.

Что же касается Юрия, то как полководец он проявил себя не с самой лучшей стороны. Сначала суздальский князь просто переоценил свои силы, затеяв ненужный в данный момент штурм Киева, а затем не смог грамотно организовать общую атаку, что и было засвидетельствовано летописцем: «И стреляющимъ же ся имъ до вечера о Лыбедь, а инии переехаша и на болоньи бьяхутся» (Ипатьевская летопись). Как видим, воеводы Юрия и союзные ему князья действовали кто во что горазд, и единого, мощного удара, который только и мог обеспечить победу в данной ситуации, не получилось. Что имело для Долгорукого самые печальные последствия.

На следующий день он не решился возобновить штурм. Войска были подавлены неудачей, и требовалось время, чтобы они забыли про обидное поражение. Но главная опасность заключалась в том, что это понимал и Изяслав, который мог в любой момент перейти в контратаку. Юрию надо было отступать, а это бы означало поражение в борьбе за Киев. Однако всё изменилось, когда прибывшие гонцы сообщили суздальскому князю радостную весть, что его верный союзник Владимирко Галицкий спешит на помощь своему родственнику. Это в корне меняло стратегическую ситуацию, и Юрий, быстро отступив от Киева, поспешил на соединение с галицкими полками, предварительно выслав навстречу свату своего племянника Владимира Андреевича. Война вышла на новый виток.


7. Битва на Руте (июнь 1151 года)

Съ ступившимъся полком бысть сеча крепка.

Ипатьевская летопись

Суздальский князь отступил к Белгороду. Отправив в крепость посла, он потребовал, чтобы горожане открыли ему ворота, так как именно он и есть великий князь. На что Юрию резонно ответили, что раз в Киеве правят Вячеслав с Изяславом, то, соответственно, его приказ жителей города ничему не обязывает. Он для них никто, и зовут его никак. Понимая, что времени на штурм города-крепости у него нет и в любой момент может подойти Изяслав с полками, Долгорукий отступил от Белгорода. Он ушёл к Вереневу, а затем перешел через древний вал, насыпанный для обороны от степняков, и стал у села Бязницы.

Юрий как в воду глядел, когда не стал задерживаться у стен крепости, поскольку, когда Изяславу стало известно, что на помощь Долгорукому выступил Владимирко Галицкий, он без труда просчитал все дальнейшие действия своего дядюшки. Киевский князь прекрасно понимал, что Юрий пойдёт на соединение с полками своего родственника, а затем вместе с Владимирко снова выступит на Киев. Ответ на вопрос, как действовать в данной ситуации, напрашивался сам собой. Поэтому Изяслав вызвал к себе князя Бориса Городенского, который В.Н. Татищевым характеризуется как человек, «на тайные нападения искусный и все места к Белгороду довольно знающий». Киевский князь поставил перед Борисом следующую задачу — идти с отрядом отборных ратников за войсками Юрия и отслеживать каждый шаг врага. А следом за ними с главными силами должен был выступить и сам Изяслав Мстиславич. Здесь уже всё решала быстрота, поскольку только в этом случае был шанс разбить суздальского и галицкого князей по одиночке. Примечательно, что в этот раз в поход выступило всё боеспособное население Киева, согласно Ипатьевской летописи киевляне заявили своим князьям следующее: «Ать же пойдуть ecu, како можешь и хлудъ вруци взяти; пакы ли хто не поидеть намъ же и дай ать мы сами побьемы». Смысл речей был прост — в поход идут все, кто может идти, у кого нет оружия, пойдёт с дубиной, а кто не пойдет на Юрия, того мы сами порешим. Через день рать Изяслава Мстиславича уже подошла к Василеву, и здесь он получил очень важные известия, которые в очередной раз меняли обстановку на театре военных действий.

Дело в том, что на помощь киевскому князю шли венгры.

Сын Изяслава Мстислав в своё время был послан за помощью к венгерскому королю и теперь сообщал отцу, что Геза II отправил ему на помощь огромное войско, «многое множъство» (Ипатьевская летопись). И если Изяслав хочет, чтобы венгры поторопились, то пусть шлет гонца, и тогда союзники ускорят марш. Изяслав срочно затребовал помощь, а сам продолжил движение за Юрием. Миновав Василев, киевские полки подошли к Перепетову полю, где разъезды Изяслава вступили в бой с дозорными Юрия. На следующий день рать Изяслава Мстиславича перевалила через оборонительный вал, который разделял противников, и киевский князь увидел готовые к бою вражеские полки.

Однако до битвы не дошло, поскольку старик Вячеслав снова выступил в роли миротворца. И судя по всему, в этот раз Юрий был не прочь вступить в переговоры, понимая всю сложность ситуации, в которой оказался. Но здесь взбеленились Святослав Ольгович и половцы. Один хотел полного военного разгрома Изяслава, другие — богатой добычи. Противники так и простояли весь день друг напротив друга, не предпринимая никаких активных действий. Однако ночью Юрий незаметно для врага перешел через речку Руту и, укрепившись на новой позиции, продолжил убеждать своих союзников заключить мирное соглашение с Изяславом. Очевидно, суздальский князь понимал, что битва не сулит ему ничего хорошего, а Владимирко был ещё далеко. Юрий Владимирович просто не хотел напрасно рисковать. И ему практически удалось убедить Ольговичей, но половцы уперлись капитально и ни в какую не соглашались на заключение мира.

На следующее утро, в пятницу, видя, что переговоры ничем путным не закончатся, Изяслав велел трубить наступление. Юрий очень не хотел вступать в сражение без галицких полков, но выхода у него не было, и он был вынужден развернуть свои войска в боевые порядки. Однако Долгорукому крупно повезло, поскольку неожиданно испортилась погода: «м тако устрой Богъ мылу, якоже не видети никамо же, толико до конець копья видити» (Ипатьевская летопись). Хлынул жуткий ливень, и в итоге противники потеряли друг друга из виду. В кромешной мгле Юрий и Изяслав начали бестолковые маневры, пытаясь вступить в сражение с противником. Когда же к полудню мгла рассеялась, оказалось, что речка превратилась в озеро, которое и разделило войска противников. Зато крылья враждебных армий охватывали это самое озеро кольцом и находились в боевом соприкосновении друг с другом. На флангах завязались ожесточенные схватки, но главные силы, разделенные озером, так в битву и не вступили.

Видя, что так просто врага не достать, Изяслав повел свою рать в обход озера. Но и Юрий, по-прежнему не испытывая желания вступать с врагом в битву, тоже принялся маневрировать. Желая оторваться от киевских полков, он перешел речку Малый Рутец, и здесь его воинство увязло в грязи. С трудом выведя из этого болота своих измученных ратников, Долгорукий обнаружил перед собой вражеское войско. Киевские полки медленно обходили озеро и располагались на равнине, напротив войск Юрия. Понимая, что битвы не избежать, Долгорукий велел разбивать лагерь и располагаться на ночлег на виду у противника.

* * *

В субботу, едва занялась заря, Юрий поднял своих воинов. По приказу князя били в бубны и трубили в трубы, поднимая боевой дух в войсках. Думая, что враг готовится к битве, Изяслав тоже стал выстраивать полки. Но Долгорукий и не думал сражаться. Введя киевского князя в заблуждение относительно своих намерений, он неожиданно двинулся вверх по течению Руты, пытаясь снова оторваться от преследования. Небо заволокло свинцовыми тучами, изредка накрапывал мелкий дождь. Грязь чавкала под копытами коней, ноги ратников увязали в болотной жиже, но Юрий упорно продолжал вести свои полки вперед. Залог спасения был в быстроте передвижения. Однако и Изяслав понял намерение противника, а потому быстро выступил следом. И тем не менее Долгорукому всё же удалось опередить племянника и вывести своё войско к реке Великая Рута. Оставалось только перейти на противоположный берег, укрепиться на выгодной позиции и спокойно поджидать Владимирко Галицкого. А уж потом…

Суздальский князь отдал приказ начинать переправу. Изяслав, видя, что противник уходит, действовал решительно. Разбрызгивая во все стороны грязь, в атаку пошла легкая конница черных клобуков. Лихие наездники засыпали стрелами идущие в арьергарде полки, а затем атаковали обоз и стали заворачивать вражеские возы с добром. Этого оказалось достаточно, чтобы Юрий и союзные князья стали разворачивать войска и готовиться к бою. Командование ростовскими и суздальскими полками неожиданно взял на себя Андрей Юрьевич, а сам Долгорукий предпочел остаться в роли зрителя. Вот князь Андрей и заметил, что половцы занимают непривычную для них позицию позади главного строя русских. Сообразив, что союзники просто готовятся к бегству, он бросился в гущу их рядов. Сам наполовину половец по матери, Андрей нашёл нужные слова для степных родичей и отвратил их от первоначального намерения. Затем воззвал к суздальским и ростовским ратникам, а потом обратился к своей дружине. После чего велел развернуть стяги и изготовиться к бою. Примечательно, что в этой битве в буквальном смысле слова проявился главный принцип русских междоусобиц — брат на брата. Поскольку на стороне Долгорукого сражался черниговский князь Владимир Давыдович, а на стороне киевского князя его родной брат Изяслав. Вот до чего довела братьев Давыдовичей погоня за новыми землями и волостями, желание захапать как можно больше и ничего при этом не потерять.

Видя, что сеча вот-вот начнется, Изяслав и Ростислав Мстиславичи обратились к Вячеславу с просьбой не участвовать в битве, а отъехать в сторону и наблюдать за сражением со стороны. Князья ссылались на преклонный возраст своего дяди, и тому очень польстила такая забота племянников. Поэтому Вячеслав отъехал на возвышенность за боевыми порядками, а Ростислав с Изяславом уехали в войска. Проезжая сквозь ряды ратников, киевский князь отдал приказ: всем князьям и воеводам следить за его стягом, и куда он поведет свой полк, туда и им вести своих воинов. Встав во главе дружины, Изяслав опустил на лицо стальную личину шлема и взял из рук оруженосца длинное тяжелое копье.

Над полем вновь хрипло заревели боевые трубы ростовских, суздальских и новгород-северских полков, загрохотали барабаны половцев, и рать Юрия пошла вперед. На острие атаки, как и всегда, оказался князь Андрей со своей дружиной. Опустив копье наперевес, сын Долгорукого пришпорил коня и погнал его на неприятельский строй. Следом за ним устремились его гридни, а затем пришла в движение и половецкая орда. Андрей Юрьевич первым достиг вражеских рядов и точным копейным ударом свалил на землю вместе с конем киевского дружинника. Отбросив в сторону изломанное копье, князь схватил притороченный к седлу боевой топор и вломился в гущу киевлян. Здесь княжеского коня ткнули рогатиной в ноздри, и он так резко споткнулся, что с головы Андрея слетел шлем. Ударом булавы князю раскололи щит, а затем и вовсе сбили с руки. Андрей Юрьевич чудом уцелел в этой мясорубке, выйдя живым и невредимым из затяжной рукопашной схватки.

Тем временем повел в бой свою дружину Изяслав Мстиславич. Изломав в первом столкновении копьё, князь вытащил из ножен меч и продолжил сражаться. Битва развернулась по всему фронту, сначала полки сошлись на флангах, а затем в бой вступили и ратники, стоявшие в центре позиций. Половцы хоть и выдвинулись на фланги, но по-прежнему занимали выжидательную позицию. Однако это нисколько не изменило общей ситуации на поле боя, поскольку именно в битве русских против русских решалась судьба этого грандиозного противостояния. С обеих сторон воины бились храбро и умело, и на чью сторону склонится победа, сказать было невозможно. Отчаянно рубился и князь Изяслав Мстиславич, врубившись в ряды противника, он схватился на мечах с суздальским дружинником. Изяслав был опытным ратоборцем, но и суздалец оказался умелым бойцом. Он ранил князя в руку, поразил в бедро, а затем ударом щита сбросил с коня на землю. Изяслав без сознания пал на землю, да так и остался лежать без движения.

Но на ход битвы это не оказало никакого влияния, а перелом в сражении наступил неожиданно. Половецкая конница развернулась было в лаву, пошла в атаку и выпустила по стреле в сторону войск Изяслава, но затем внезапно степняки развернули коней и обратились в бегство. Следом с поля боя побежал Святослав Ольгович, затем смятение охватило черниговские полки, и из сражения вышел Владимир Давыдович. Видя, что в одночасье всё рухнуло и положение уже не спасти, ударились в бега и Юрий с сыновьями. Оставшись без командования, стали разбегаться и простые ратники, и вскоре огромная рать Долгорукого превратилась в охваченную паникой беспорядочную толпу.

Но бежать было некуда, поскольку в тылу у войск Юрия протекала Великая Рута, чьи заболоченные берега таили в себе смертельную опасность для такой массы бегущих людей. Ратники просто завязли в грязи, где их и настигли преследователи. Произошло жесточайшее избиение беглецов, тысячи русских воинов были перебиты в болотине, а вместе с ними было вырезано множество знатных половцев. Кровавая жижа хлюпала под ногами воинов Изяслава Киевского, когда они шли через грязь к берегу реки, рубя направо и налево обессилевших ростовцев и суздальцев. Во время этой бойни и был убит черниговский князь Владимир Давыдович. Многие дружинники прямо на конях и в доспехах кидались в мутные воды Руты и камнем шли на дно, не имея сил выплыть. Река вздулась от проливных дождей и стала гибельной ловушкой для многих сотен бойцов.

По всему полю битвы бродили победители и собирали трофеи, добивая раненых и не способных сопротивляться врагов. Так двое киевлян и набрели на одного воина в богатом доспехе, который чуть живой лежал на земле. Увидев, что его заметили, он с трудом проговорил: «Князь есмь». Однако эти слова произвели на киевлян совсем иное впечатление, чем рассчитывал раненый. Один из них со словами: «А такъ ны ecu и надобе», вытащил из ножен меч и с такой силой врезал по позолоченному шлему, что разрубил его надвое. Воин собирался повторить удар, когда снова услышал из-под металлической личины: «Азъ Изяславъ есмь, князь вашь». С этими словами раненый с трудом стащил с головы рассечённый шлем и киевские ратники узнали своего князя. С радостными криками его подняли на руки и понесли на место сбора полков, где победители встретили Изяслава восторженным рёвом. Вот такой причудливый зигзаг сделала судьбы киевского князя, и день его величайшего триумфа по нелепой случайности едва не стал последним днем жизни.

* * *

Битва при Руте как по количеству сражающихся, так и по своей ожесточённости является одной из крупнейших битв эпохи феодальной раздробленности. Юрий Долгорукий в борьбе за Киев потерпел сокрушительное поражение, и на его амбициях был поставлен крест. Впрочем, в таком плачевном исходе военной кампании был виновен только сам Юрий, и никто другой. Добившись крупной стратегической победы и сумев форсировать Днепр, он тут же совершил не менее крупную стратегическую ошибку, решив с ходу взять Киев. Вместо того чтобы сразу выступить на соединение с галицким князем и тем самым создать Изяславу Мстиславичу массу проблем, Долгорукий повел полки на столицу. Поражение на Лыбеди стало закономерным итогом этой авантюры. Дальнейшие действия Юрия были лишь судорожными попытками оторваться от шедших за ним по пятам войск Изяслава и прорваться на соединение с Владимирко. Но и здесь племянник полностью переиграл дядю, продемонстрировав свои блестящие качества военачальника.

Впрочем, у Юрия был шанс избежать сражения, но здесь он совершил уже тактическую ошибку. Суздальскому князю надо было бросить часть своего обоза и продолжать переправу через Великую Руту, а не разворачивать полки и идти спасать добро. За водной преградой можно было перевести дух и спокойно дожидаться подхода галицких полков. А так Юрий дал сражение в очень невыгодных для себя условиях, имея в тылу речку с заболоченными берегами и не имея возможности к отступлению. Что в итоге и привело к колоссальным потерям: «много дружины потопе в Руту, бе бо грязокъ» (Ипатьевская летопись). К тому же, как следует из летописного текста, Долгорукий самоустранился от руководства сражением, передоверив командование ростовскими и суздальскими полками и половецкой ордой сыну Андрею. Соответственно, и Святослав Ольгович и Владимир Давыдович командовали теми войсками, которые привели на поле боя. Что же касается последнего, то его смерть явилась страшным ударом для брата Изяслава, и это было зафиксировано летописцем: «Изяславъ плачющася надъ братомъ своимъ Володимеромъ» (Ипатьевская летопись). Впрочем, это был закономерный финал всей деятельности братьев.

Если говорить о злоключениях киевского князя после битвы, то они очень подробно описаны в Ипатьевской летописи. Да и раны, которые он получил в битве, были достаточно серьёзные: «Изяславъ же изнемагаше велми с ранъ зане исшелъ бе кровию» (Ипатьевская летопись). Зато и победа была безоговорочной, а она, как известно, просто так никогда не дается.

* * *

Юрий с сыновьями и двумя Святославами — Ольговичем и Всеволодовичем бежал к Днепру. Там они на ладьях переправились на левый берег и здесь пути-дороги союзников разошлись, поскольку Юрий ушёл в Переяславль, а Святослав с племянником бежали в Городец Остерский. Причем летописец не удержался и позволил себе поехидничать над князем Новгорода-Северского: «Святославъ же Олгович бе тяжекъ теломъ, и трудилъся бе бежа» (Ипатьевская летопись). Впрочем, Святослав Ольгович «трудилъся» не просто так, по ходу дела у него появились свои резоны для такой спешки. Сведав, что Владимир Давыдович убит, он послал своего племянника Святослава Всеволодовича в Чернигов, чтобы тот быстро занял город и продержался там до прихода дяди. Но когда Святослав подошел к переправе через Десну, он получил известие о том, что в Чернигов уже вступил Изяслав Давыдович, а вместе с ним прибыл и сын смоленского князя Роман Ростиславич. Видя, что задумка не удалась, Святослав Ольгович вместе с племянником отправился в Новгород-Северский, где и стал готовить город к возможной осаде.

Тем временем Изяслав Мстиславич рассудил, что нельзя Юрию давать время оправиться от столь сокрушительного разгрома и пришла пора отправить назойливого дядюшку обратно в Залесские земли. Невзирая на раны, князь снова сел на коня и вместе с Вячеславом и братом Святополком выступил в поход на Переяславль. Между тем, видя, что непосредственная угроза Киеву миновала, брат Изяслава Мстиславича Ростислав с полками ушел в Смоленск. Правда, оставался ещё Владимирко Галицкий со своей ратью, но здесь братья Мстиславичи крепко надеялись на венгров, которые должны были перехватить союзника Долгорукого. Но этим надеждам оправдаться было не суждено.

Владимирко был очень хитер, его разведка отслеживала каждое движение венгерского войска. И когда князь узнал, что угры разбили на ночь лагерь, а затем начали пировать, он долго не раздумывал над тем, что надо делать. Галицкие полки внезапной атакой буквально стерли венгерское воинство в порошок, а сын Изяслава Киевского Мстислав лишь чудом убежал в Луцк с места резни. Когда об этом стало известно Изяславу Мстиславичу, то он ничего не стал менять в своих планах, а продолжил поход на Переяславль, поскольку именно Юрия считал своим главным и самым опасным врагом.

Что же касается суздальского князя, то в данный момент устоять против Изяслава Киевского у него не было никаких шансов: «Дюрди же не имяше ниоткуль помочи, а дружина его бяшетьо но избита, оно изоимана» (Ипатьевская летопись). Трудно сказать, на что он наделся, затворившись в Переяславле. Может, на то, что подойдет сват Владимирко, а может, на какое иное чудо. Но чуда не произошло, а галицкий князь не пришел. Зная об исходе битвы на Руте и понимая всю бесперспективность дальнейших попыток по оказанию помощи попавшему в беду родственнику, Владимирко ограничился тем, что разорил волости Изяслава, а затем ушёл в своё княжество. Теперь участь Юрия была решена окончательно.

Киевские полки подошли к Переяславлю и взяли его в осаду. Юрий собрал в городе остатки своих войск и приготовился защищаться столько времени, насколько хватит сил. Вполне вероятно, что и сам он понимал бесполезность дальнейшей борьбы, однако злость на Изяслава заглушила в нем все остальные чувства. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что после двух дней отчаянных боев Юрий послал свою пехоту на вылазку. Что в его положении было просто глупо, поскольку враг имел подавляющий численный перевес. Понятно, что такая авантюра закончилась для Долгорукого полной неудачей: его пешие ратники понесли большие потери, а противник воспользовался моментом и спалил всё предградье. Теперь даже Юрий должен был признать своё поражение.

Удивительно, но условия, которые Изяслав и Вячеслав продиктовали Юрию, были вполне приемлемыми. От него требовали лишь одного — невмешательства в дела Южной Руси: «Киева подъ Вячеславом и подъ Изяславомъ не искати» (Ипатьевская летопись). За суздальским князем оставляли даже Переяславль, однако специально оговаривалось, что княжить там будет не Долгорукий, а его сын. Юрий публично объявил, что уходит в Суздаль, но тут же оговорился, что перед этим заедет в Городец Остерский. Это сразу же насторожило Изяслава, и он довольно прозрачно намекнул дяде, что если он там надолго задержится, то узрит под стенами города племянника с полками. Но Юрий пропустил предупреждение мимо ушей, и это имело для него роковые последствия.

Видя, что Долгорукий капитулировал, с помощью своего двоюродного брата Изяслава Давыдовича замирился с киевским князем и Святослав Ольгович. Но, даже узнав об этом, Юрий продолжал в нарушение договора сидеть в Городце Остерском, плел интриги против племянника и не понимал, что играет с огнем. Суздальский князь тупо уперся и совершенно игнорировал слова своего сына Андрея, который настоятельно убеждал отца вернуться в Залесские земли. Кончилось тем, что Андрей уехал, а Юрий остался. Как видим, уже здесь четко проявилось различие отца и сына к проблеме борьбы за Киев. Первый считал это смыслом своей жизни, второму же было абсолютно наплевать на златой киевский стол, и своё будущее он связывал с Ростово-Суздальской землей.

И вскоре Юрий убедился в правоте старшего сына. Столь длительное пребывание Долгорукого в Городде Изяслав Мстиславич счел прямым нарушением договора и на всю Русь объявил суздальского князя клятвопреступником. Киевские полки снова выступили в поход. По пути к ним присоединились Изяслав Давыдович и Святослав Всеволодович с дружинами. Святослав Ольгович от похода уклонился, поскольку посчитал невозможным воевать против недавнего союзника, но отряд на помощь киевскому князю всё же был вынужден прислать.

Что же касается Юрия, то он нисколько не смутился, узнав, какие силы выступили против него. Суздальский князь затворился в Городде вместе со своими сыновьями Борисом, Глебом и Мстиславом. На что он и в этот раз рассчитывал, сказать трудно; возможно, что на помощь галицкого союзника, но тот был слишком далеко. По большому счёту, Юрий в очередной раз влез в авантюру, которая изначально была обречена на провал. Что и подтвердила затянувшаяся на несколько дней осада Городца. Бойцы Долгорукого отчаянно отбивались от наседавших со всех сторон врагов, но силы их быстро таяли, а помощи ждать было неоткуда. Как следствие, суздальский князь снова был вынужден признать своё поражение.

Однако в этот раз он был серьёзно наказан за свой обман и согласно новому договору был вынужден вывести из Переяславля сына Глеба и оставить его править в Городце Остерском. А Переяславль Изяслав отдал своему сыну Мстиславу, чем ещё больше укрепил свои позиции в Южной Руси. После этого влияние Юрия в регионе было подорвано капитально. Впрочем, больше всех в этом был виноват он сам, и никто иной. В очередной раз поцеловав крест, что будет соблюдать заключенный мир, Долгорукий удалился в суздальскую землю.

Однако весной следующего, 1152 года его ждал новый удар. Изяслав Мстиславич, Изяслав Давыдович и Святослав Всеволодович привели полки к Городцу Остерскому и дотла его спалили. Согласно В.Н. Татищеву, здесь в роли провокатора выступил черниговский князь. Впрочем, и сын Мстислава прекрасно понимал, что, пока у Юрия есть хоть один оплот на территории Южной Руси, покоя никому не будет. В этот раз уже он выступал нарушителем договора, но тем самым киевский князь спасал свою землю от вполне возможных неприятностей. Долгорукому ничего не стоило в очередной раз сговориться с галицким князем, нанять половцев и подвергнуть разорению области Южной Руси. Сжигая Городец, Изяслав лишал своего дядю плацдарма для дальнейшей борьбы за Киев.

Поэтому приходится констатировать, что противостояние с племянником закончилось для Юрия военным и политическим крахом. Суздальские и ростовские полки были наголову разгромлены под Рутой, а все свои позиции в Южной Руси Долгорукий утратил. В Киеве его открыто ненавидели и готовы были признать князем кого угодно, только не пришельца из Суздаля. Поэтому, дважды захватывая столицу, сын Мономаха так и не сумел её удержать. Громадные средства и ресурсы были растрачены впустую.

Вот такой печальный итог борьбы князя Юрия за златой киевский стол.

И в довершение всех бед летом 1152 года волжские болгары пришли по Волге к Ярославлю и взяли город в плотное кольцо осады как со стороны реки, так и с напольной стороны. Как мы помним, в 1149 году Ярославль был разграблен и сожжен новгородцами, но к этому времени он был отстроен заново. Жители не ожидали нападения, но тем не менее ворота затворить успели и изготовились к бою. Проблема заключалось в том, что город был совершенно не готов к длительной осаде, в нём не было ни запасов продовольствия, ни достаточного количества воды. Волга была рядом, но подступы к ней перекрыли болгары. Согласно Типографской летописи, «изнемогаху людие въ граде гладомъ и жажею». Однако осаждённым удалось отправить вестника в Ростов с просьбой о помощи, подошедший ростовский полк нанес поражение болгарам и отогнал их от Ярославля. Юрий из случившегося сделал необходимые выводы и в том же году заложил крепость Городец на Волге. Это, по его мнению, должно было в какой-то мере воспрепятствовать разбойным набегам восточного соседа.


8. Походы на Чернигов и Рязань (осень 1152 — лето 1154 года)

Того же лета ходи Юрьи с ростовцы и с суздалцы, и с рязанцы, и с половцы к Чернигову.

Пискаревский летописец

Когда суздальский князь узнал о том, что Городец Остерский сожжен, он, по свидетельству В.Н. Татищева, «весьма сим оскорбился». Летописец трактует реакцию князя несколько иначе: «Я тогда въздохнувъ от сердца» (Ипатьевская летопись). Понятно, что вздохнешь, когда твою волость спалили дотла, а людей вывели из крепости и развели по разным городам и селам! Начисто проиграв племяннику борьбу за Киев, Долгорукий тем не менее не собирался оставлять безнаказанными действия Изяслава Давидовича. Судя по всему, ему было хорошо известно, кто выступил инициатором нападения на Городец, и он решил покарать подстрекателя. Однако Юрий вполне резонно полагал, что Изяслав Мстиславич сможет вмешаться в его конфликт с черниговским князем, а потому желательно найти себе союзника.

На Святослава Ольговича надежды было мало, он пока сидел в своем Новгороде-Северском тише воды ниже травы. Хотя Юрий не сомневался, что если успех будет на его стороне, то старый соратник немедленно возьмется за оружие. Перебрав все возможные варианты, Долгорукий обратил свой взор на Рязань.

С начала 1150-х годов под властью потомков Ярослава Святославича некогда единое Муромо-Рязанское княжество постепенно разделяется на два — Муромское и Рязанское. Причем всё большую силу набирает именно более молодое Рязанское. Поэтому Юрий обращается к рязанскому князю Ростиславу Ярославичу с предложением совершить совместный поход на Чернигов. Хитрый суздальский князь учитывал, что у Ростислава были крепкие связи со степняками, а это в свете грядущих событий имело едва ли не решающее значение. Дело в том, что союзные Юрию половцы во время побоища на Руте понесли чудовищные потери и им требовалось время, чтобы отойти от разгрома и зализать раны. Поэтому Долгорукий и хотел в данной ситуации действовать через Ростислава.

Что же касается рязанского князя, то, поразмышляв, он решил принять участие в походе. И хоть Изяслав Давыдович приходился ему двоюродным братом, это циничного Ростислава не смутило. Перспектива поживиться в землях богатого Черниговского княжества прельщала его куда больше, чем поддержание добрососедских отношений с родственником. Ростислав Ярославич дал добро, и военный союз Рязани и Суздаля стал свершившимся фактом. Правда, В.Н. Татищев отмечает, что именно рязанский князь предупредил черниговского родственника о том, что Юрий готовит против него поход. А уж Изяслав Давыдович доложил обо всем в Киев. Но, на мой взгляд, такого быть просто не могло.

Дело в том, Ростислав очень серьёзно готовился к грядущей войне, задействовав для этого все свои ресурсы. Ипатьевская летопись приводит впечатляющий список тех сил, которые выставил рязанский князь: «Ярославичь Ростиславъ с братею, и с Рязанци и с Муромци, поидоша съ Гюргемъ, а не отрекоша ему, тако же и Половци, и Оперлюеве, и Токсобици, и вся Половецьская земля, что же ихъ межи Волгою и Днепромъ». Вся Половецкая земля! Люди Ростислава рыскали по степи, задаривали ханов и их приближенных, и вряд ли такой прагматик, как рязанский князь, стал бы пускать столь большие средства на ветер ради того, чтобы предупредить черниговского родственника. Не тот он был человек, чтобы ради абстрактных понятий действовать в убыток себе.

Что же касается Изяслава Мстиславича, то узнать о грандиозных приготовлениях князей Северо-Восточной Руси он мог и из своих источников. Понятно, что в степи у него были шпионы, так же как и свои люди среди половцев. Слух о том, что Ростислав Ярославич поднимает степь, скрыть было невозможно, и рано или поздно он бы всё равно достиг ушей киевского князя. Поэтому Изяслав Мстиславич спешно послал в Смоленск, к брату Ростиславу, чтобы тот собирал полки и был готов в любой момент выступить.

Но Долгорукому показалось мало союза с Ростиславом, и он отправил послов в Галич. Причем Юрий постоянно декларировал, что воюет он против черниговского князя, а до Киева ему дела нет. Пусть племянник спит спокойно. Но Изяслав Мстиславич очень хорошо знал своего родственника, а потому и держал полки в боевой готовности. Ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля.

* * *

Осенью 1152 года Юрий и Ростислав пошли на Чернигов. Объединенное войско вступило в землю вятичей и, не встречая сопротивления через Мценск и Спашь, подошло к Глухову. Этот город принадлежал Святославу Ольговичу, и отсюда Юрий обратился к своему старому союзнику с предложением выступить против Изяслава Давыдовича: «Поеди съ мною» (Ипатьевская летопись). Князь Новгорода-Северского оказался в очень сложном положении. Совсем недавно он замирился со своими соседями, и вновь ссориться с Изяславом Мстиславичем ему не хотелось. Однако именно в это время к городу Ольгову, находившемуся в Северской земле, подошла половецкая орда, нанятая Ростиславом и Долгоруким. Святослав понимал, что в случае отказа он рискует навлечь на себя гнев могущественного родственника, которому ничего не стоит спустить с поводков своих половецких псов. В летописи четко прописано, что Святослав принял предложение Юрия, потому что «убоявъся». Так суздальскому князю в очередной раз удалось сколотить мощную коалицию. Соединившись с полками Святослава и половецкой ордой, Юрий подступил к небольшому городку Березову, а через день перешел реку Сновь и остановился с войсками у Гуричева, который находился в непосредственной близости от Чернигова.

А вскоре объявился и сват Долгорукого Владимирко Галицкий. Этот вообще долго не раздумывал и, как только узнал, что Юрий выступил в поход, быстро собрал полки и двинул прямо на Киев. Изяслав Мстиславич немало удивился подобному развитию событий, поскольку с Галичем у него был заключен мир. Но в ситуации сориентировался быстро и повел рать навстречу врагу. Однако Владимирко не стал принимать бой, а неожиданно развернулся и ушел в своё княжество. В.Н. Татищев приводит слова, с которыми галицкий князь обратился к своему суздальскому родственнику, объясняя причину своего отступления. А сказано через послов было следующее: «По обещанию Юриеву войска собрав, шел на Изяслава и уведав, что Юрий в Вятичах из-за увеселений медлит, а Изяслав, не опасаясь его, со всеми войсками на меня пошел, из-за того я принужден остаться в моих землях; и так как я три раза из-за него великий труд и убыток нес, но Юрий своею оплошностью все теряет, из-за того я более с Изяславом воевать за Юрия не хочу».

Относительно «увеселений» Долгорукого историк явно погорячился, поскольку, как мы видели, у Глухова он поджидал половецкую орду и договаривался о союзе со Святославом Ольговичем. Но, как ни поверни, Владимирко усмотрел в этой задержке нежелание свата воевать и попытку в очередной раз решить свои проблемы с помощью галицких полков. Поэтому он и не стал вступать в битву с Изяславом Мстиславичем, тем самым развязав руки киевскому князю. А между тем в Чернигове происходили не менее значимые события.

Началось с того, что Святослав Всеволодович, который всё время поддерживал своего дядю Святослава Ольговича, в этот раз решил выступить на стороне Изяслава Давыдовича и со своей дружиной пришел в Чернигов. Мало того, одновременно с ним в город прибыл Ростислав Мстиславич со смоленскими полками. Таким образом, у Изяслава Давыдовича появился шанс не только успешно выдержать осаду, но и дать бой противнику в чистом поле. Однако военачальник из черниговского князя был, мягко говоря, никакой, а потому он решил отсидеться за стенами и валами города, дожидаясь подхода киевских полков.

Между тем Юрий начал военные действия. По его приказу половцы рассеялись по окрестностям Чернигова и начали методичное опустошение владений Изяслава Давыдовича. Был сожжен городок Семынь и захвачено множество пленных, не успевших укрыться от степняков. После этого орда собралась у Чернигова, и Долгорукий объявил приступ. Но случилось то, чего не ожидал никто. Изяслав Давидович и Ростислав Мстиславич, который тоже не стяжал лавров на бранном поле, с перепугу решили, что не смогут удержать внешний вал, и, бросив стены острога, отвели все войска в Детинец. Мы не знаем, как отнесся к этому Святослав Всеволодович, но в этой троице он был самый младший, а потому был вынужден подчиниться.

По большому счёту, то, что сделали князья, было глупостью, поскольку в их распоряжении было достаточно сил, чтобы удержать весь периметр укреплений. Ведь следом за ратниками в Детинец ринулись и жители города, а при такой скученности народа риск возникновения эпидемий был очень велик. Ведь никто не знал, сколько продлится осада. Да и не могли не знать князья, что посад будет сожжен и разграблен. Поэтому оставление главного рубежа обороны, когда не были исчерпаны все возможности к сопротивлению, может вызвать только недоумение.

Тем временем половцы, увидев, как вражеские войска покидают острог, пошли в атаку, вскарабкались на вал и, перевалив через стены, ворвались в город. Сразу же начались грабежи и поджоги, огнем оказался охвачен весь посад, но князья и воеводы не дали разгуляться степнякам до конца и сумели вывести орду из города. Половцы разбили свой стан прямо у Чернигова и стали делить захваченную добычу. А на следующий день начался штурм Детинца. Но черниговцы бились крепко, и все попытки осаждающих сломить их сопротивление закончились неудачей. Приступ не удался и после того, как войска отошли от стен, Юрий собрал военный совет. Повестка собрания была проста: кто виноват и что делать? Вывод, который сделали участники достопамятного совещания, был удивителен: «Князи же сдумавши, не крепко бьются дружина и Половиц, оже с ними не ездимы сами» (Ипатьевская летопись). Таким образом, князья открытым текстом заявили о том, что во всём виноваты они сами, поскольку лично не водили в бой войска, доверив это воеводам.

А на вопрос: что делать? — ответил князь Андрей Юрьевич. Сын Долгорукого заявил, что с этого дня князья будут участвовать в сражениях и он первым поведет на битву своих гридней.

Сказал как отрезал и вскоре свои слова подтвердил делом. Потому что Изяслав Давыдович и Ростислав Мстиславич продолжили парад глупостей. Бездарно отдав без боя острог в руки врага, они вдруг решили его вернуть. Потому что ничем другим невозможно объяснить их стремление ни с того ни с сего сделать вылазку за стены Детинца. Логики в действиях черниговского и смоленского князей не было никакой, впрочем, как и всегда, когда речь заходила об их воинских талантах.

Когда распахнулись ворота Детинца и из них повалила смоленская и черниговская пехота, князь Андрей не растерялся, а повел на врага свою дружину и половцев. Слаженный удар конницы вдребезги разбил строй пеших ратников. Стрелков и лучников порубили прямо на месте, а копейщиков погнали обратно за крепостные стены. Кому повезло, тот успел добежать до ворот, а кому это не удалось, так и остались лежать среди сожженных домов посада, изрубленные кривыми половецкими саблями и суздальскими мечами. Победа оказалась настолько убедительной, что некоторые князья, «поревновавъше» Андрею, стали каждый день разъезжать с дружинами вокруг Детинца. Но Изяслав с Ростиславом, наученные горьким опытом, после поражения даже нос боялись высунуть за крепостные стены.

Что же касается Андрея Юрьевича, то в очередной раз чрезмерное увлечение рукопашной схваткой едва не закончилось для князя плачевно. Согласно Никоновской летописи, он был сбит с коня и «и едва утече ко отцу своему князю Юрью Долгорукому, и бысть ранен велми».

Осада длилась двенадцать дней и закончилась, когда на помощь Чернигову выступили Изяслав Мстиславич и Вячеслав. Во время стычки дозорных половцам удалось захватить пленного, который и рассказал Юрию с союзниками о том, что киевские полки на подходе. И вот тут началось! Первыми заволновались половцы, они явно не хотели сражаться против закалённых в битвах бойцов Изяслава. А затем степняки и вовсе снялись с лагеря и подались в степь. Понимая, что теперь у них нет никаких шансов овладеть Черниговом, Юрий, Святослав и Ростислав сняли осаду и ушли за Сновь. Их никто не преследовал. К тому же грянули заморозки, ратники хотели вернуться по домам, да и воинственный пыл у князей угас. Боевые действия затихли.

Ростислав ушёл в Рязань, а половцы подались в степь, по пути разорив земли Святослава Ольговича. Долгорукий и сын Гориславича задержались у Новгорода-Северского, но затем Юрий отошёл к Рыльску и оттуда собрался идти в Суздальскую землю. Однако про это сведал Святослав и, прибыв к свату, стал убеждать его не уходить из Северской земли, поскольку сюда непременно придёт Изяслав Мстиславич. А в одиночку против него Святослав не выстоит. Но Юрий на уговоры не поддался и оставил в распоряжении союзника только сына Василька с пятьюдесятью дружинниками. Сам же вторгся в землю вятичей и, вдоволь пограбив, вернулся в Суздаль.

Так безрезультатно закончился поход Долгорукого на Чернигов.

* * *

Святослав Ольгович был прав, когда говорил о том, что Изяслав Мстиславич явится под Новгород-Северский. Киевский князь придумал довольно грамотный план, который позволял нейтрализовать Юрия и нанести удар по оставшемуся в одиночестве Святославу. Ростислав Мстиславич должен был отправить на помощь старшему брату сына Романа, а сам со смоленскими полками подойти к границам Ростово-Суздальской земли. Одновременно Ростислав должен был договориться с новгородцами о том, чтобы и они начали оказывать давление на границы земель Юрия. В этом случае Долгорукий при всем желании не сможет прийти на помощь союзнику, с которым Изяслав Мстиславич справится без особого труда. Что, собственно, и произошло.

Изяслав вместе с дядей Вячеславом выступил в поход, но по пути уговорил старика вернуться в Киев, оставив при этом в распоряжении племянника собственную дружину. Одновременно князь отправил своего сына Мстислава с черными клобуками против союзных Святославу половцев. В пути к киевскому князю присоединились с полками Святослав Всеволодович и племянник Роман Ростиславич. Кольцо вокруг Новгорода-Северского постепенно сжималось. Когда же объединенная рать в феврале подошла к городу, к ней присоединился с войсками и Изяслав Давидович. Святослав Ольгович прекрасно понимал, что против такой силы шансов у него нет, но сдаваться не собирался. И последовавший приступ это подтвердил.

Войска Изяслава Мстиславича пошли на штурм и после упорного боя прорвались в острог, вытеснив из него войска Святослава. Но Ольгович лично повел гридней в контратаку, вышиб противника из города и гнал до самых обозов. Однако на большее у него просто уже не было сил, и князь отправил к Изяславу послов договариваться о мире. В Ипатьевской летописи есть информация о том, что киевский князь всячески противился заключению мирного договора, поскольку прекрасно понимал, что Святослав никогда не простит ему смерти брата Игоря, растерзанного толпой. Но Ольгович бился отчаянно, осада грозила затянуться, а между тем приближалась весна, и дороги вот-вот должны были превратиться в непроходимую кашу из воды и талого снега. Скрепя сердце Изяслав Киевский был вынужден пойти на мировую. А вскоре он получил весть о том, что его сын Мстислав разбил половцев, разорил их вежи и, захватив множество коней и огромные стада скота, возвращается на Русь. Тысячи русских пленных были освобождены из половецкой неволи и вернулись домой. После этого Изяслав Мстиславич велел распустить полки и вернулся в Киев.

Как видим, в 1152–1153 годах Юрия продолжали преследовать внешнеполитические неудачи, и в довершение всех бед он остался без союзников. Святослав был вынужден замириться с Изяславом, Владимирко Галицкий умер, а Ростислав Рязанский, если брать в расчёт то, что случится позднее, скорее всего, безоговорочно примкнул к победителям. Правда, в Галиче теперь княжил зять Юрия Ярослав Осмомысл, но ему необходимо было время, чтобы утвердиться на престоле. Политическая активность Долгорукого снижается, и он начинает вплотную заниматься тем, что у него получалось лучше всего, — обустройством Ростово-Суздальской земли.

Церковь Бориса и Глеба в Кидекше. 1152 г. Древнейший каменный храм Залесской Руси. Фото автора

Именно под этими годами Воскресенская летопись помещает рассказ о белокаменном строительстве Юрия. В Кидекше возводится храм Бориса и Глеба, во Владимире-Суздальском церкви Спаса и Святого Георгия, а в Переславле-Залесском строится Спасо-Преображенский собор. Ещё более подробный рассказ содержится в Типографской летописи, где помимо прочего отмечается, что Долгорукий заложил города Переславль-Залесский и Юрьев-Польской, в котором начал строительство храма Святого Георгия. В 1154 году князь закладывает город Дмитров, названный так в честь его младшего сына Всеволода, родившегося в том же году и названного в крещении Дмитрием. Понятно, что, лишенный возможности активно вмешиваться в дела на юге, Юрий целиком сосредотачивается на внутренних делах своего княжества. Но при этом по-прежнему рассматривает свои земли лишь как базу для продолжения борьбы за Киев. Скорее всего, он и представить даже не мог, к каким последствиям приведут результаты его внутренний политики в Залесской земле, что именно эти годы вынужденной политической изоляции станут определяющими в дальнейшей истории Руси.

Этот момент очень тонко подметил В.Н. Татищев: «После многих столь несчастливых предприятий великий князь Юрий Владимирович Долгорукий, придя в Суздаль и видя себя Русской земли совсем лишенным, от великого княжения Киевского отделившись, основал престол в Белой Руси. Рязанских же и муромских князей к оному приобщил и крестным целованием их утвердил. Потом начал строить во области своей многие грады: Юриев в поле, Переяславль у Клюшина озера, Владимир на Клязьме, Кострому, Ярославль и другие многие грады с такими же именами, как в Руси были, желая тем утолить печаль свою, что лишился великого княжения русского. И начал те грады населять, созывая людей отовсюду, которым немалую ссуду давал и в строениях, и другими подаяниями помогал».

Историк обратил вынимание, что даже при строительстве новых городов Долгорукий не смог избавиться от навязчивого стремления подчеркнуть свое право на власть в Южной Руси. Переславль-Залесский был назван по аналогии с Переяславлем-Южным, а протекающая через город речка имела такое же название, как и её сестра на юге, — Трубеж. В Поросье находился и город Юрьев (современная Белая Церковь), чьё название, что вполне вероятно, отразилось в названии Юрьева-Польского. Опять же нельзя не вспомнить, что во Владимире-Суздальском протекала речка Лыбедь и что в Киеве есть такой же одноименный приток Днепра.

Спасо-Преображенский собор Переславля-Залесского. Ровесник церкви Бориса и Глеба в Кидекше. 1152 г. Фото автора
* * *

В 1154 году Юрий посчитал, что собрал достаточно сил для нового противостояния с Изяславом. В поход на Киев выступили сыновья Долгорукого с дружинами, а также ростовские и суздальские полки.

В это раз Юрий шел воевать без союзников, но вполне возможно, что по ходу дела он надеялся снова привлечь Святослава Ольговича и своего зятя Ярослава Галицкого. Однако поход не задался изначально, поскольку едва войска Юрия вступили в землю вятичей, как на коней напал мор. Рать с трудом дошла до Козельска, где и остановилась. К тому же половцы, на чью помощь он рассчитывал, пришли в малом числе, и Долгорукий был вынужден отправить сына Глеба в степь нанимать новую орду. Понимая, что чем дальше, тем будет хуже, Юрий свернул поход и вернулся в Суздаль.

Однако в том же 1154 году Юрий осуществил ещё одно военно-политическое мероприятие — попытался подчинить своей власти Рязань. Причем речь здесь шла не о том, чтобы призвать к порядку Ростислава Ярославича, а о том, чтобы отстранить от власти местную династию и утвердить свою. Рассказ об этих событиях содержится в Львовской летописи, он довольно краток, а потому есть смысл привести его полностью.

«Того же лета посади Юрьи сына своего въ Рязани, а Разанского князя Ростислава прогна въ Половцы. Потом Ростислав совокупя Половцы, поиде на Ондреа ночью, Ондрей же одва утече объ одномъ сапоге, а дружину его овехъ изби, а другиа засувъ во яму, а иные истопша в реце, а князь Ондрий прибеже къ Мурому и оттоле к Суждалю». Вот, собственно, и всё. Как говорится, не густо, но определенные выводы сделать можно.

Утверждение Андрея в Рязани — это прямая попытка Долгорукого наложить руку на соседнее княжество. И началось всё вроде неплохо, но, судя по всему, и отец и сын позволили себе расслабиться раньше времени. Андрей Юрьевич у рязанцев особой популярностью не пользовался, а чтобы завоевать любовь своих новых подданных, у него просто не хватило времени. Ростислав быстро поднял половцев и изгоном пошел на Рязань.

То, что произошло дальше, можно охарактеризовать двумя словами — внезапное нападение. Проспала дальняя и ближняя разведка, проспала городская стража, проспал сам князь Андрей. О том, что сын Долгорукого проспал вражескую атаку в буквальном смысле слова, свидетельствует тот факт, что бежал он из Рязани в одном сапоге. Если бы бодрствовал, то бежал бы в двух и не попал бы сей курьезный факт на страницы летописи. Очередная авантюра Юрия закончилась полным крахом, и сын Мономаха снова оказался в политической изоляции, поскольку земли его со всех сторон были окружены враждебно настроенными соседями.

Но энергии Долгорукого можно было только позавидовать. Он ни минуты не сомневался, что одолеет племянника и вернет себе златой киевский стол, а потому усиленно продолжал подготовку к новым боям и походам. Однако события приняли неожиданный оборот.


9. Последний поход на Киев (зима 1154 — весна 1155 года)

На вербьницю прииде князь Юрьи къ Кыеву и седе на столе, а Изяславъ изъбежа Давыдовиць к Чернигову; и прия Юрьи сынъ его в миръ с любовию, и волости имъ раздая достоиныя; и бысть тишина въ Рустеи земли.

Новгородская I летопись младшего извода

13 ноября 1154 года, тяжело разболевшись, в Киеве скончался Изяслав Мстиславич. Умер не побежденным, так и не уступив при своей жизни великое княжение своему дяде Юрию. Вполне вероятно, что сказались раны, полученные в битве на Руте, поскольку в летописях отмечается, что князь сильно заболел через какое-то время после этого достопамятного сражения. На мой взгляд, Изяслав является одним из незаслуженно забытых и до конца не оцененных деятелей русской истории. С Долгоруким всё достаточно просто, поскольку довольно долгое время от обвинений в многочисленных ошибках его надежно защищало имя основателя Москвы и великого градостроителя Ростово-Суздальской земли. То, что именно он развязал страшную междоусобицу и частенько наводил на Русь половцев, иногда оставалось без внимания, поскольку кровавые войны на Юге уравновешивались созидательной деятельностью князя на Северо-Востоке.

С Изяславом всё гораздо сложнее. Очень часто он воспринимается лишь как противник Юрия, и не более того. Он не оставил после себя такого монументального наследия, как дядя, и всю свою жизнь провел в походах и битвах, пытаясь удержать власть. Однако его заслуги несколько иного свойства, чем у Долгорукого. Сын Мстислава пользовался огромным уважением в Киеве, недаром летописец называет его царем. Именно Изяслав с оружием в руках отстаивал принцип передачи власти по прямой линии, от отца к сыну, а не по старшинству, от брата к брату. Он чётко усвоил заветы своего великого деда Владимира Мономаха, который боролся за тот же способ передачи власти. Но если Мономах сумел сделать великим князем своего сына Мстислава, то Изяславу этого повторить не удалось, хотя он и одержал победу над Юрием. Князь неожиданно умер, и всё вернулось на круги своя.

Изяслав Мстиславич прекрасно видел, что передача власти по старшинству порождает нескончаемый круг усобиц между дядьями и племянниками, и осознавал всю пагубность такого порядка вещей. Панацеей от нескончаемой череды кровопролитных войн он считал прямое наследование и всю жизнь сражался за это. И как знать, удайся Изяславу его замысел, то возможно, что очень многих бед удалось бы избежать в дальнейшем.

Подход Юрия к проблеме был иным. Он воевал совершенно за другие идеалы, за «старину», и его планы были прямо противоположны планам племянника. Изяслав был хорош в роли великого князя, а Юрий нет. Для киевлян он всегда оставался чужаком, которого они не признавали, а в итоге открыто возненавидели. Как уже отмечалось, захватывая власть, Юрий просто не знал, что ему с ней делать. Власть ради власти. И если в Ростово-Суздальской земле Долгорукий был на своем месте, то в Киеве он явно терялся. Но, несмотря на многочисленные поражения, суздальский князь оружие складывать не собирался, а был полон энтузиазма продолжать борьбу.

И вот теперь смерть племянника открывала перед ним заманчивые перспективы.

Расстановка сил перед заключительным этапом борьбы Юрия за Киев была следующая. В Киеве, на правах старейшего из рода Мономаха, сидел Вячеслав. В Переяславле-Южном княжил сын Изяслава Мстислав, во Владимире-Волынском его брат Ярослав, а в Смоленске по-прежнему сидел Ростислав Мстиславич.

Изяслав Черниговский, зная нерешительность Вячеслава, решил добыть себе Киев. Подняв дружину, он выступил к Днепру. На переправе его и застал гонец от киевского князя, который поинтересовался, а куда, собственно, идёт Изяслав Давыдович. Но тот нимало не смутился и важно ответствовал, что направляется в Киев отдать последний долг умершему родственнику. Однако получил от ворот поворот: «Почто приехал, никем не зван будучи? Из-за того возвратись в Чернигов» (В.Н. Татищев). Понимая, что силой он ничего сейчас не добьётся, Изяслав был вынужден подчиниться. Хотя, что вполне вероятно, он мог узнать о том, что Вячеслав послал в Смоленск за Ростиславом и теперь поджидает племянника. А смоленские полки были весомым аргументом, чтобы охладить амбиции черниговского князя.

Однако Вячеславу и этого показалось мало, и он спешно отправил вестника к сыну Всеволода Ольговича, Святославу, прося его спешно прибыть в Киев с дружиной и пробыть там до прихода Ростислава. Как мы помним, Святослав периодически поддерживал то своего дядю Святослава Ольговича и Юрия Долгорукого, то Изяслава Мстиславича. И в этот раз он откликнулся на зов Вячеслава, поскольку посчитал, что ему это будет выгодно. Внук Олега Гориславича поддержал сына Мономаха. В ответ Изяслав Давыдович и Святослав Ольгович обратились к суздальскому князю. Над Русью снова заклубились тучи очередной усобицы.

Тем временем в Киеве появился Ростислав и был принят всей землей. «Сей князь ростом был средний, лицо широкое и борода круглая, широкая. Прилежал о церкви святой и едва когда пропустил пение, чин святительский чтил и многие милостыни священникам, вдовицам и сирым давал. О воинстве и судах не радел, из-за того в войнах мало счастия имел и в судах тиуны его мздою богатились, и было от них убогим утеснение» (В.Н. Татищев). Как видим, Ростислав был полной противоположностью своему брату Изяславу, соответственно, и результаты его правления были несколько иные.

Между тем для Вячеслава ровным счетом ничего не изменилось, поскольку вместо умершего племянника бремя власти принял на себя другой. Как выяснилось, и Святослав Всеволодович не прогадал, поставив на Мономашичей, поскольку новый киевский князь выделил ему в волость Туров и Пинск. Но междоусобица набирала обороты, и вскоре Ростислав получил весть, что Глеб Юрьевич идёт на Переяславль с половецкой ордой. Внук хана Аепы по матери, Глеб легко нашёл общий язык со своими степными родичами, и они оказали ему полную поддержку. Но и Ростислав не дремал, успев отправить в Переяславль к своему племяннику Мстиславу Изяславичу войска. Поэтому, когда под городом появился Глеб с половцами, им было оказано упорное сопротивление. У стен Переяславля завязались ожесточенные бои, Глебу не удалось прорваться в город, и он был вынужден отвести своих людей за Сулу.

Ростислав решил воспользоваться этой победой племянника и окончательно сокрушить Изяслава Давыдовича. Оставив в Киеве Вячеслава, он выступил в поход на Чернигов. Вместе с ним шли племянник Мстислав Изяславич с переяславскими полками, Святослав Всеволодович и черные клобуки. Киевский князь хотел действовать быстро, стремясь опередить Изяслава Давыдовича до его соединения с войсками Юрия и Святослава Ольговича. Огромная рать переправилась через Днепр и остановилась напротив Вышгорода, когда Ростислава настиг гонец и сообщил весть, которая всё переворачивала с ног на голову, — в Киеве умер Вячеслав.

Более неподходящего момента, чтобы покинуть этот бренный мир сын Мономаха и придумать не мог. Согласно летописям, старик весь вечер пировал со своей дружиной, после чего отправился спать. Но так и не проснулся. Поэтому можно понять потрясение Ростислава, который только руками развел и произнес: «А мы вчера ехали, а онъ добръ и здоровъ» (Ипатьевская летопись).

Ростислав был вынужден вернуться в Киев, похоронить дядю, а затем снова отправился через Днепр к войскам. Был собран военный совет, на котором должны были решить, как воевать против черниговского князя. И здесь началось разномыслие. Если князья Мстислав Изяславич и Святослав Всеволодович полностью поддерживали намерение Ростислава, то киевская знать теперь была категорически против этой войны. С одной стороны, их пугала складывающаяся коалиция Изяслава Черниговского, Юрия Суздальского и Святослава Ольговича, а с другой стороны, они не были уверены в Ростиславе так же, как и в его умершем брате. Киевляне заявили новому князю: «Тебе же сейчас не время к войне, потому что ты, ныне приняв престол, довольно с киевлянами не спознался; к тому стрый твой Вячеслав умер и град без князя. Того ради советуем возвратиться в Киев, а не ввязывать себя в дело тяжкое, которому конец не виден» (В.Н. Татищев). Но Ростислав их мнение проигнорировал и начал наступление на Чернигов.

Узнав об этом, Изяслав Давыдович понял, что ни Долгорукий, ни Святослав Ольгович не успеют прийти к нему на помощь. Выбора у него не было, и он отправил людей к князю Глебу Юрьевичу, который с половецкой ордой отступал от Переяславля. Глеб быстро сообразил, какие заманчивые перспективы открывает перед ним предложение Изяслава. Наступил момент, когда он с помощью половецких сабель и черниговских полков мог добыть отцу златой киевский стол. Изяславу Давыдовичу сейчас было не до Киева, ему бы Чернигов за собой удержать. Взвесив все за и против, Глеб выступил на помощь. Стояла зима, реки встали, и ничто не задерживало стремительного продвижения орды.

Теперь судьбу киевского княжения Юрия решал не он сам и не его полки. Это делали другие люди и совершенно по другому поводу.

* * *

Когда Ростислав узнал, что к Изяславу Давыдовичу идет на подмогу князь Глеб с половецкой конницей, воинский пыл у киевского князя изрядно поубавился. Как полководец, он не шёл ни в какое сравнение со своим старшим братом и поэтому всегда предпочитал решать дела миром. Вот и в этот раз он затеял пересылку посольствами с черниговским князем. Ростислав требовал, чтобы черниговский князь подтвердил своё желание жить с ним в мире и целовал на этом крест. Но Изяслав на это вполне резонно ответил, что «я и ныне никакой противности не учинил и мира не нарушал. Того ради крест мне целовать нет причины» (В.Н. Татищев). Битва стала неизбежной.

Когда Глеб с половцами подошёл к Чернигову, то Изяслав не стал медлить. Вместе с новоявленным союзником он выступил против Ростислава и встретился с вражескими полками у Боловеса. Противников разделяла замерзшая река, но Глеб не рискнул её переходить, а просто выдвинул вперед половецких конных лучников, которые разъезжали вдоль берега и стреляли по киевским дозорным. Ростислав отправил к речке своих стрелков, и вскоре между противниками завязалась яростная перестрелка.

Но здесь произошло неожиданное — видя, что враг превосходит его войска числом, Ростислав снова затеял переговоры с Изяславом. Причем создается такое впечатление, что киевский князь был совершенно не уверен ни в себе, ни в своих войсках. Иначе ничем другим не объяснишь, что он в буквальном смысле слова решился на капитуляцию перед Изяславом Давыдовичем и Глебом: «Мира прося поча даяти ему подъ собою Киевъ, а подо Мъстиславомъ Переяславлъ» (Ипатьевская летопись). Но в Переяславле в это время княжит племянник Ростислава Мстислав, посаженный на этот стол отцом Изяславом! Для него решение дядей явилось такой пощечиной, что Мстислав Изяславич вскипел и, в гневе бросив старшему родичу: «Да ни мне будет Переяславля, ни тобе Киева» (Ипатьевская летопись), поднял свою дружину и пошёл прочь к Днепру. Оставив своего многоумного дядюшку с малочисленным войском перед лицом грозного врага.

Вот тут Глеб Юрьевич и блеснул ратным мастерством. Получив весть о том, часть вражеских полков покидает боевой стан, он велел половецкой орде переходить реку. Конная лавина устремилась на противоположный берег и пошла на врага. Часть половцев окружила воинство Ростислава, а другая ринулась вдогонку за Мстиславом. Грозно покачивались на ветру половецкие бунчуки, снежная пыль летела из-под копыт коней, несущих в битву степных всадников. Тысячи половцев закружились вокруг полков Ростислава, привстав на стременах, конные лучники одну за другой посылали стрелы в густые ряды киевлян. Русские ратники поднимали большие щиты, чтобы укрыться от этого смертоносного дождя, но стрелы летели со всех сторон, и спасения от них не было. Ростислав послал в бой воинов с луками, однако ситуацию это не переломило, поскольку половцы, как ветер, носились вокруг русских полков, поражая противника с разных направлений, оставаясь при этом неуязвимыми.

Видя, что полки Ростислава зажаты крепко, Глеб поскакал за отступающей дружиной Мстислава. Половцы уже вели дальний бой с младшими дружинниками переяславского князя, но их было значительно больше, и сраженные стрелами гридни один за другим валились на истоптанный копытами снег. Мстислав понимал, что в этом бою ему не выстоять, а потому хлестнул коня и бросился наутек. За ним побежала дружина, а степняки, как стая волков, ринулись их преследовать. Гридни рассеялись в разные стороны, но половцы не отставали и долго вылавливали их по окрестностям. Сам Мстислав прибежал в Переяславль, быстро забрал оттуда свою семью и ушёл сначала в Луцк, а затем во Владимир-Волынский. Остальным его соратникам повезло меньше.

Ростислав сопротивлялся два дня. Снег стал красным от крови киевлян, убитых и раненых было великое множество. Осознав, что если он так и продолжит стоять на месте, то всех его ратников просто перестреляют, киевский князь велел отступать. Но едва киевляне нарушили строй и стали уходить к Днепру, как половцы взяли их в сабли. В первой же схватке под Ростиславом убили коня, и не избежать бы киевскому князю пленения, если бы не его сын Святослав. Спрыгнув с лошади, он отдал её отцу, а телохранители окружили Ростислава плотным кольцом, и князь покинул поле битвы. Ему удалось прорваться и уйти за Днепр, а Святослав Ростиславич позже также сумел выбраться из этой бойни и убежать в Переяславль. Что же касается Святослава Всеволодовича, то он далеко не ушел, поскольку во время бегства его заарканили половцы.

Разгром был полный и безоговорочный. Ростислав Мстиславич укрылся в Смоленске. Зато победители торжествовали. По этому поводу несвойственную ему щедрость проявил Изяслав Давыдович, который выкупил у степняков не только своего родича Святослава Всеволодовича, но многих киевлян. Впрочем, он уже примеривался к златому киевскому столу, а потому и посчитал необходимым облагодетельствовать своих будущих подданных. И хоть киевляне очень не хотели принимать к себе черниговского князя, но здесь лучшим аргументом в его пользу выступила половецкая орда. Изяслав Давидович вступил в Киев, Чернигов отдал Святославу Ольговичу, а Переяславль — своему союзнику Глебу. Именно новое княжество Глеба Юрьевича больше всего пострадало в этой междоусобице, поскольку во время боевых действий половцы сожгли даже церковь Бориса и Глеба на реке Альте.

Зато Святослав Ольгович проявил мудрость. Он сразу же отказался от Чернигова, пояснив Изяславу Давидовичу, что вскоре в Киеве появиться Юрий с полками. Пусть лучше Изяслав идёт к себе домой и наслаждается миром. Но тот не внял благоразумному совету родственника и решил оставить всё как есть.

* * *

Всё это время Долгорукий находился в Суздальской земле. В этом году у него родился сын Всеволод, и счастливый отец праздновал его рождение. Однако события в Южной Руси снова отвлекли внимание князя. Прознав про смерть Изяслава Мстиславича, он стал собирать войска и готовиться к новой войне. Утверждение на златом столе Ростислава, смерть Вячеслава, битва у Боловеса и вступление в Киев Изяслава Давидовича происходили с калейдоскопической быстротой, и Юрий пребывал в неведении относительно этих событий. Но тем не менее у него создалось впечатление, что о нём, последнем сыне Мономаха, все забыли. Что ж, он о себе напомнит!

Снова ростовские и суздальские полки выступили в поход. Подойдя к границам Смоленского княжества, Долгорукий узнал, что навстречу ему выступил с полками Ростислав Мстиславич. В данный момент битва совсем не была нужна Юрию, поскольку он только что узнал о сражении у Боловеса. О том, что ему предшествовало, и о том, к каким это привело последствиям. Но тем не менее он изготовился к бою. Однако племянник не стал доводить дело до вооружённого столкновения, а бил дяде челом и признавал его старшинство. Ответ Юрия был очень примечателен: «Со Изяславом я не мог никак в мире быть, а тебе, не помня зла братова, все оставляю и буду тебя иметь как брата и племянника» (В.Н. Татищев). Вот и всё. Как оказалось, для Долгорукого проблема разрешалась очень просто: есть Изяслав Мстиславич — есть проблема, нет Изяслава — нет проблемы. Поэтому и был суздальский князь столь снисходителен к Ростиславу, невзирая на то что тот пытался утвердиться на киевском столе. Заключив мир, князья расстались — Ростислав ушел в Смоленск, а Юрий пошел на Киев.

По пути к нему присоединился старый союзник Святослав Ольгович с полками, а у Стародуба прибыл ещё один Святослав — Всеволодович. Князь каялся перед Юрием в том, что был вынужден воевать против него, да и Ольгович заступился за племянника. Юрий простил перебежчика и продолжил наступательное движение на Киев. Во время похода Святослав Ольгович дважды отправлял своих людей к Изяславу Давыдовичу, пытаясь уговорить того оставить столицу добровольно, но все было тщетно. Изяслав упорно не слушал советов двоюродного брата, поскольку «зане улюбилъ бы Киевъ ему» (Ипатьевская летопись).

Ситуация изменилась, когда полки Юрия подошли к Моровийску, а Святослав Ольгович встал у Чернигова. Суздальский князь послал в Киев вестника, который передал Изяславу Давыдовичу следующие слова: «Мне отцина Киевъ, а не тобе» (Ипатьевская летопись). Тут уже и до упрямого князя дошло, что шутки кончились и пришла пора держать ответ за свои деяния. Понимая, что против столь грозной силы ему не выстоять, Изяслав был вынужден склониться перед волей Долгорукого и признать его старшинство. Оправдываясь тем, что на княжение его призвали сами киевляне, Изяслав Давыдович ушел в Чернигов. 20 марта 1155 года Юрий снова вступил в Киев и в третий раз сел на златом престоле своего отца.

* * *

Осталось сказать немногое. Те войны, которые повел Юрий в дальнейшем, он вел уже как киевский князь, а потому я не вижу смысла их разбирать. В очередной раз сев в Киеве, Долгорукий показал, что никаких выводов из прошлых неудач он не сделал. Как и положено, произвел новый передел волостей в пользу своих детей: Андрею дал Вышгород, Борису — Туров и Пинск, а Василько отправил в Поросье. Глеб же так и остался в Переяславле. Своим преемником Юрий видел Андрея, но старший сын совершенно не связывал своё будущее с Киевом, а отдавал предпочтение Ростово-Суздальской земле. Туда он вскоре и ушёл из Вышгорода, открыто воспротивившись отцовской воле.

Ещё хуже получилось в Новгороде. Там, согласно Новгородской I летописи младшего извода, «бысть котора зла въ людъхъ, и въсташа на князя Мъстислава на Гюргевиця, и начяша изгонити из Новагорода». В очередной раз новгородцы погнали от себя очередного сына Долгорукого. Был перекрыт мост через Волхов, у городских ворот выставлена усиленная стража, а сам Мстислав оказался на положении пленника. Вскоре в городе появились сыновья Ростислава Смоленского Святослав и Давьщ. Вот тогда Мстислав воспользовался творившейся в Новгороде суматохой и ночью убежал из города. А через три дня на берегах Волхова объявился сам Ростислав и сумел призвать горожан к порядку. Это был тревожный звонок для Юрия, но он не обратил на него внимания.

В целом Долгорукий вел себя в Киеве так, будто и не было у него за плечами горького опыта прежних княжений. Затеял совершенно ненужную войну с волынским князем Мстиславом Изяславичем, а затем испортил отношения с Ростиславом Смоленским и Изяславом Черниговским. Но главное, он так и не сумел найти общий язык с киевлянами, которые были готовы призвать на княжение кого угодно, только бы не терпеть над собой Долгорукого. Всё это в совокупности и дало надежду Изяславу Давыдовичу попытать киевского стола. Хитрый черниговский князь никогда не решился бы на такое, если бы не видел, что Юрий как правитель совершенно провалился в делах внешней и внутренней политики. Хотя он и пытался урегулировать отношения с черниговским князем, женив сына Глеба на дочери Изяслава Давыдовича. Но не помогло.

Против Долгорукого объединились те, кому на роду написано было быть между собой злейшими врагами: «Нача рать замышляти Изяславъ Давыдовичъ на Гюргя и примири и к собе Ростислава Мьстиславича и Мъстислава Изяславича» (Ипатьевская летопись). Звали и Святослава Ольговича, но тот отказался выступить против союзника.

Удивительно, но Юрий и в этот раз не заметил создание направленной против него коалиции. Он пил, гулял и веселился, а Изяслав в это время уже назначил день выступления в поход на Киев. Однако, когда черниговские полки были готовы выступить, к Изяславу Давыдовичу явилось посольство киевлян и попросило его на великое княжение. Месяца мая в среду на ночь скончался Юрий Долгорукий, и столица призывала к себе черниговского князя. Громогласно объявив, что так рассудил Бог его спор с Юрием, Изяслав отправился в Киев.

* * *

Причудливы были зигзаги судьбы князя Юрия. Прирожденный администратор и талантливый организатор, но посредственный полководец, он воевал всю свою жизнь. Трижды захватывая Киев и утверждаясь на златом столе, он реально не знал, как грамотно распорядиться полученной властью. Наводил на Русь половцев и явился зачинщиком многих междоусобиц. Жёг и опустошал русские земли. Единственным положительным результатом деятельности суздальского князя в Южной Руси для него лично стало то, что он сумел удержать Переяславль-Южный за своими потомками.

Хотя, с другой стороны, не будь многочисленных походов Юрия Долгорукого на юг, вряд ли его сын Андрей Боголюбский сумел бы нанести смертельный удар по Киеву. И низвести мать городов русских до положения столицы обыкновенного удельного княжества, сделав при этом новым центром Руси Владимир-Суздальский. В истории все взаимосвязано.

Возвращаясь к Юрию, стоит отметить, что совсем иной результат его деяний мы наблюдаем в Северо-Восточной Руси. Именно трудами Долгорукого залесское захолустье было превращено в одно из сильнейших княжеств Русской земли. Благодаря его титаническим усилиям стал возможен дальнейший небывалый взлет сначала Ростово-Суздальской, а затем Владимиро-Суздальской земли. Именно князь Юрий заложил первый камень в основание той России, в которой мы сегодня живем. Поэтому лучшим памятником легендарному князю являются основанные им города и белокаменные соборы, возведенные в те грозные времена и достоявшие до наших дней.


И совершенно справедливо, что в народной памяти Юрий Долгорукий остался именно как великий созидатель, а не разрушитель.


Загрузка...