Войны Суздальской Руси

1. Первые победы (1157–1164 год)

Андрей Боголюбский не был таким воинственным правителем, как его отец Юрий Долгорукий. Человек отчаянной храбрости, лично водивший дружину в атаку и всегда сражавшийся в первых рядах, неоднократно находившийся на волосок от смерти и не раз раненный в бою, он не был склонен к частым военным авантюрам. Став князем в Суздальской земле, Боголюбский лишь один раз возглавит военный поход, а в остальные будет посылать сыновей или подручных князей. Да и больших походов при нем будет гораздо меньше, чем при Долгоруком, — всего четыре. Но зато два из них будут иметь решающее значение для дальнейшей судьбы Руси. Первый — это когда войска Андрея захватят Киев и после невиданного погрома мать городов русских навсегда потеряет своё прежнее значение. А второй знаменуется крупной неудачей, поскольку князю не удастся подчинить новгородскую вольницу.

У Андрея были иные приоритеты, чем у отца, и по мере своих сил он старался не влезать в кипящий котел усобиц Южной Руси. Делал это только тогда, когда напрямую затрагивались его интересы.

Начало княжения Андрея Юрьевича в Ростово-Суздальской земле не ознаменовалось ни какими-либо потрясениями, ни смутой. Согласно Лаврентьевской летописи, ростовцы и суздальцы после смерти Юрия Долгорукого в мае 1157 года единодушно признали Андрея как своего князя: «И посадиша и в Ростове на отни столе и Суждали». Местная знать отлично знала, что внешняя политика Андрея будет радикально отличаться от той, которую проводил его отец. Что не будет изнуряющей борьбы за Киев и никому не нужных разорительных походов в Южную Русь. И хотя у нового князя было достаточно ресурсов, чтобы продолжить деятельность отца в этом направлении, Андрей полностью отказался от мысли вступить в схватку за златой киевский стол.

Этот судьбоносный момент очень точно подметил Н.М. Карамзин: «.Суздаль, Ростов, дотоле управляемые Наместниками Долгорукого, единодушно признали Андрея Государем. Любимый, уважаемый подданными, сей Князь, славнейший добродетелями, мог бы тогда же завоевать древнюю столицу; но хотел единственно тишины долговременной, благоустройства в своем наследственном Уделе; основал новое Великое Княжение Суздальское, или Владимирское, и приготовил Россию северо-восточную быть, так сказать, истинным сердцем Государства нашего, оставив полуденную в жертву бедствиям и раздорам кровопролитным».

И действительно, если мы посмотрим на первые годы правления Андрея, то мы увидим, что князь целиком сосредоточился на внутренних проблемах своего княжества, а о походах в соседние земли даже речи нет. Игнорируя развернувшуюся после смерти отца борьбу за Киев, Андрей Юрьевич разворачивает в Ростово-Суздальской земле масштабное строительство.

Согласно Лаврентьевской летописи, в апреле 1158 года князь закладывает во Владимире-Суздальском Успенский собор. Судя по всему, именно по его приказу зодчие строят храм выше Софийского собора в Киеве. Его высота по центральной главе составляет 32,3 м, в то время как киевский имеет 28,6 м. Андрей Боголюбский никогда ничего не делал просто так, и желание принизить Киев здесь налицо. Однако помимо строительства Успенского собора князь начинает расширять непосредственно и сам город Владимир. С запада, со стороны огромного Раменского поля, возводится система мощнейших укреплений, построенных по последнему слову оборонительной техники на Руси того времени. Высота земляных валов на этом участке достигает 10 м, а глубина рва доходит до 6 м. Четверо ворот — Медные, Иринины, Волжские и сложенные из белого камня Золотые — ведут в эту крепость, которую теперь называют Новым городом. Именно здесь располагались княжеские дворы Андрея Боголюбского и Юрия Долгорукого, посреди которых высились два белокаменных храма — Спаса и Святого Георгия. С восточной стороны городской посад защищали укрепления Ветшаного города, в который можно было попасть через каменные Серебряные ворота. Общая протяженность новой оборонительной линии теперь была более 7 км, и это делало Владимир-Суздальский самой большой крепостью на Руси.

В 10 км от города Андрей строит себе загородную резиденцию, каменный замок Боголюбово. В своё время Юрий Долгорукий построил в окрестностях Суздаля укрепленную резиденцию в Кидекше, и, скорее всего, здесь сын последовал примеру отца.

Однако, пока Андрей Юрьевич занимался сугубо мирными делами, в Южной Руси продолжали бушевать междоусобные войны. Рассмотрим вкратце, что же там происходило.

Утверждение в Киеве Изяслава Давыдовича не принесло земле спокойствия. Люди, недовольные его политикой, нашлись быстро, поскольку Изяслав сразу же занялся перераспределением княжеских столов. Впрочем, как и любой другой князь, оказавшийся на златом киевском престоле. Не он первый, не он последний. Но тут неудачи посыпались на Изяслава.

Решив забрать город Туров у князя Святослава Ярославича, новый киевский князь сколотил мощную коалицию и выступил в поход. Однако предприятие закончилось полным провалом, поскольку бездарно простояв под стенами города десять недель, Изяслав не достиг даже малейшего успеха. И когда начался конский падеж из-за вспыхнувшего мора, он был вынужден с позором отступить от Турова.

Дальше — больше. Изяслав Давыдович вступил в военный конфликт с могущественным галицким князем Ярославом Осмомыслом. Гораздо более мудрый и рассудительный Святослав Ольгович, верный союзник Юрия Долгорукого, попытался предостеречь двоюродного брата от необдуманного шага, но куда там! Изяслав пообещал отнять у родственника Чернигов, а самого Олега прогнать в Новгород-Северский. Правда, после того, как сам закончит войну с Галичем: «Аже ми Богъ даешь успею Галичю, а ты тогда не жалуй на мя, оже ся почнешь поползывати, изъ Чернигова къ Новугороду» (Ипатьевская летопись). Однако, насмерть рассорившись с двоюродным братом, Изяслав сделал хуже только самому себе.

Не надеясь только на собственные силы, новый киевский князь послал своего племянника Святослава в степь за половцами, а сам расположился станом у Василева. Но пока он занимался этими организационными мероприятиями, политическая ситуация изменилась радикально, поскольку Ярослав Галицкий заключил союз с Мстиславом Изяславичем Волынским и Владимиром Андреевичем Пересопницким. И союзники сумели опередить Изяслава Давидовича. Мстислав вместе с двоюродным братом Владимиром вторгся в Киевские земли и с ходу захватил Белгород. Изяслав, понимая, что иного выбора у него теперь нет, ринулся отбивать город.

И тут ему сильно повезло. Когда Изяслав Давидович разбил лагерь у стен Белгорода, к нему на помощь прибыл хан Башкорд, приведя в распоряжение родственника 20 000 всадников. Дело в том, что этот знатный половец приходился отчимом племяннику Изяслава, Святославу Владимировичу. После трагической гибели Владимира Давыдовича в битве на реке Руте, его вдова бежала в степь и стала женой Башкорда: «Бе бо маши его бежала в Половцы и шла за нь» (Ипатьевская летопись). Обычно русские князья брали себе в жёны половчанок, а здесь всё случилось наоборот. Причем, судя по всему, мужа себе княгиня выбрала сама.

Изяслав простоял под Белгородом двенадцать дней. Всё это время Мстислав и Владимир выводили за стены свои дружины и вступали в сражение с противником. Но помимо этого, они ввели тайные переговоры с черными клобуками, которые не желали видеть Изяслава Давыдовича киевским князем. И здесь, конечно, огромную роль сыграл тот авторитет, которым пользовался у киевлян отец Мстислава, князь Изяслав. Слава отца распространилась и на сына.

Всё закончилось достаточно быстро. Черные клобуки поехали к стенам Белгорода, призывая Мстислава, и князь выехал им навстречу, приветствуя своих новых союзников. Когда об этом стало известно Изяславу Давыдовичу, то он прихватил своего племянника Святослава и убежал в Вышгород, предварительно отправив гонца к жене в Киев. Княгиня бежала в Переяславль к зятю Глебу. Что же касается половцев, то, оставшись без командиров, они начали отступление в степь. Упорные бои развернулись у Юрьева и на переправах через Рось, поскольку черные клобуки старались перехватить отступающего врага. Множество половцев пало в сражениях и утонуло в реке, немалое количество попало в плен. Война Изяслава Давыдовича против Ярослава Осмомысла закончилось полной катастрофой, и 12 декабря 1158 года полки Мстислава вступили в Киев.

Однако сын князя Изяслава поступил по совести и справедливости. Он прекрасно понимал, что старейшим в роду Мономаха является его дядя Ростислав Мстиславич. Невзирая на некоторые недоразумения в прошлом со своим старшим родственником, Мстислав знал, что его дядя — человек в принципе неплохой и незлопамятный. С другой стороны, волынский князь не хотел провоцировать новую усобицу, в которой правда будет не на его стороне. Поэтому он и отправил послов к Ростиславу, приглашая дядю занять киевский стол. Предложение было с благодарностью принято, и 12 апреля 1159 года киевляне торжественно встречали нового князя.

Однако не тот человек был Изяслав Давидович, чтобы вот так, без борьбы, уступить первенство на Руси. Для начала князь занялся поисками виноватого в собственных неудачах. Думать долго не пришлось, князь ушел в землю вятичей и с остервенением принялся грабить владения двоюродного брата. А затем, снова призвав под свои стяги половцев, пошел отбивать Чернигов. За город развернулись тяжелые многодневные бои, Изяслав то переходил в наступление, то спешно отступал прочь. Святослава Ольговича поддержал Ростислав Киевский, который прислал ему на помощь сына Рюрика с дружиной. Также Чернигов защищали полки Святослава Всеволодовича, племянника черниговского князя. В итоге всё закончилось очередным разгромом Изяслава Давыдовича, и тот снова убежал в землю вятичей.

В этот раз неугомонный князь засел в городе Вщиж, где правил его племянник Святослав Владимирович. Желая хоть как-то навредить своему недругу Ростиславу Мстиславичу, Изяслав стал совершать набеги на смоленские земли. Терпение киевского князя лопнуло, и он повелел смирить смутьяна. Объединенную рать возглавил Святослав Ольгович, с которым пошли сын Олег и племянник Святослав Всеволодович. Вместе с ними в поход выступили Рюрик Ростиславич с киевскими полками, его брат Роман со смоленской дружиной, полоцкие князья Ярослав и Константин, а также отряд из Галича. Устоять против мощной коалиции у Изяслава не было никаких шансов, а потому он стал лихорадочно искать себе союзников. Поразмышляв, Изяслав пришел к довольно печальному выводу: на Руси ему может помочь только один человек — суздальский князь Андрей Юрьевич. Только захочет ли он связываться с беглецом?

За тем, что происходит в Южной Руси, Андрей наблюдал со стороны, никуда не вмешиваясь. Напрямую его это пока не касалось, а торопить события Боголюбский не хотел. Однако, когда перед ним предстал посланец Изяслава Давыдовича и передал предложение своего князя, Андрей Юрьевич задумался крепко. А предлагал ему Изяслав ни много ни мало как военный союз, скрепленный династическим браком. Для своего племянника Святослава Владимировича (того самого, у которого половецкий хан был отчимом) князь просил руку дочери Андрея.

С одной стороны, поддерживая Изяслава, владимирский князь рисковал втянуться в круговорот южнорусских усобиц, а это ему было абсолютно не нужно. Да и Изяслава Давидовича Боголюбский знал не с самой лучшей стороны, как человека ненадежного и вероломного. Но с другой стороны, Андрея не мог страшить союз между Мстиславичами и Ольговичами, пусть даже и вынужденный. Выбрав из двух зол, как ему казалось, меньшее, князь принял предложение Изяслава Давыдовича. Но сам в поход не пошел, а отправил своего сына Изяслава с полками. Мало того, ему удалось привлечь к этой войне и муромского князя, чья дружина тоже выступила под стягом Боголюбского.

Эта своевременная помощь была необходима бывшему киевскому князю, поскольку именно в это время рать Святослава Ольговича осадила Вщиж. Но Святослав Владимирович уже знал о том, что на помощь ему идут дядя Изяслав и суздальская рать, а потому бился крепко, уверенно отражая все вражеские атаки. Осада продолжалась пять недель, а успехи осаждающих оказались равны нулю. Когда же Святослав Ольгович со товарищи узнали о том, какие силы идут на помощь осажденному Вщижу, то они перепугались не на шутку. После этого осада закончилась быстро: «Слъшавше идуча Изяслава Андреевича съ силою многою Ростовъскою, убоявшеся и даша ему миръ, възворотишася» (Ипатьевская летопись).

Вот так. Одного только слуха о том, что идут ростовские и суздальские полки, оказалось достаточно, чтобы мощная коалиция свернула боевые действия. Это говорит только о том, насколько на Руси был высок авторитет Андрея и насколько остальные князья опасались военной мощи Владимиро-Суздальской земли. Узнав про отступление врага, Изяслав Андреевич развернул полки и пошел назад.

Впрочем, та же самая Ипатьевская летопись в другой версии рассказа об осаде Вщижа сообщает о том, что согласно условиям мирного договора Святослав Владимирович признавал Святослава Ольговича «въ отца место» и обещал «въ всей воле его ему ходити».

Но это не значило ровным счётом ничего. Мы видели, как князья держали крестное целование или выполняли данные друг другу обещания. Поэтому и будущий зять Боголюбского мог действовать по принципу, что сказать можно всё что угодно, а там посмотрим. Он знал, что помощь ему идёт, вопрос заключался в том, когда она подойдёт. Ведь каждый день осады дорого обходился его земле, вражеские войска жгли его деревни и села. А быстро согласившись на предложенный ему мир, Святослав Владимирович просто спас свою землю от окончательного разорения. Могло быть и так.

Что же касается Изяслава Давыдовича, то он отправился в Волок Ламский, на встречу с Андреем Юрьевичем. Там при личной встрече князья ударили по рукам и обсудили дела как свадебные, так и политические. После чего расстались, взаимно довольные друг другом.

Как видим, первое вмешательство Андрея в южнорусские дела было довольно успешным, а главное, бескровным. Князь понял главное — его боятся, а раз боятся, значит, уважают.

Сразу же после встречи с Изяславом Давыдовичем Андрей отправил на берега Волхова посла, который передал новгородцам следующие слова: «Хочю искати Новагорода, и добромъ и лихомъ» (Ипатьевская летопись). Князь не скрывал своих намерений, а заявил о них конкретно и жестко. Как следствие, в Новгороде началась смута, поскольку определенные круги по-прежнему поддерживали Ростислава Киевского, а другие стали склоняться на сторону Андрея. Всё закончилось тем, что княживший в городе Святослав Ростиславич, сын киевского князя, был посажен в поруб, его дружинники арестованы, а имущество разграблено. Узнав о том, что Ростислав Мстиславич в ответ велел похватать всех новгородцев, оказавшихся в Киеве, вечевики отправили посольство в Суздаль — просить на княжение сына Андрея.

Но здесь дело неожиданно застопорилось. Проблема заключалась в том, что Боголюбский сватал им своего брата Мстислава, который раньше уже княжил на берегах Волхова, а новгородцы требовали княжеского сына. Стороны долго препирались, но в итоге сумели прийти к компромиссу, и в Новгород поехал племянник Андрея, тоже Мстислав, сын его старшего брата Ростислава.

Это был очередной успех владимирского князя. Конечно, он понимал, что всё это очень шатко и если дело касается Новгорода, то ни в чём нельзя быть уверенным до конца. Непостоянство и непоследовательность новгородцев были очень хорошо известны на Руси. Однако в данный момент Андрей победил, а о том, что будет дальше, гадать не имело смысла.

Вскоре напомнил о себе Изяслав Давидович. Воспользовавшись возникшими среди Ольговичей разногласиями, он перетянул на свою сторону Святослава и Ярослава Всеволодовичей и, что особенно примечательно, сына Святослава Ольговича Олега. Во главе дружин родственников и половецкой орды князь двинулся к Переяславлю, где княжил его зять Глеб, младший брат Андрея Боголюбского. Бывший киевский князь решил склонить родственника к совместному наступлению на Киев, но Глеб наотрез отказался. Не его это было дело.

Изяслав Давидович преисполнился праведного негодования и, решив проучить несговорчивого зятя, осадил Переяславль. Но это была серьёзная ошибка, поскольку, пока его войска пытались овладеть городом, Ростислав успел призвать под свои стяги союзных князей и выступил в поход. А дальше произошло то, что и должно было произойти: узнав о том, что полки киевского князя подошли к Треполью, Изяслав Давидович прекратил осаду и отступил. Половцы ушли в степь, а союзные Ольговичи разошлись по домам.

Изяслав Давыдович и не думал сдаваться: зимой 1161 года он повторил попытку. Вновь призвав Ольговичей и наняв половцев, неутомимый искатель златого киевского стола выступил в поход. В этот раз он действовал гораздо успешнее. Выведя свою рать напротив Вышгорода, Изяслав перешел Днепр по льду и подошел к киевскому пригороду Дорогожичи. Навстречу ему вышел с полками Ростислав, и 8 февраля произошла битва, решившая судьбу Киева. Сражение было масштабным и настолько ожесточенным, что летописец сделал довольно примечательное замечание: «И тако страшно бе зрети, яко второму пришествию быти» (Ипатьевская летопись). Однозначно, что подобное наблюдение могло быть записано только со слов очевидца.

Желая свести к минимуму потери от атак половецкой конницы, Ростислав и его союзник Владимир Андреевич перегородили частоколом пространство от Днепра до горы, а за ними расположили свои войска. После длительной перестрелки противники сошлись в рукопашной, и здесь перевес оказался на стороне ратников Изяслава Давидовича. Половцы прорвались через укрепления и проникли в город. Желая вызвать панику как среди населения Киева, так и в рядах войск Ростислава, степняки подожгли столицу: «Я зажгоша дворъ Лихачевъ поповъ и Радъславлъ» (Ипатьевская летопись). Расчёт оказался верен. Увидев поднимающиеся над Киевом густые клубы дыма, первыми дрогнули черные клобуки. Берендеи и торки обратились в беспорядочное бегство, причем одни побежали через город к Угорскому урочищу, а другие — в сторону Золотых ворот.

Видя, что единая оборона рухнула и сдержать вражеский натиск не удастся, ближняя дружина обратилась к Ростиславу с просьбой покинуть столицу и отступить в Белгород. И, засев в этой мощной крепости, дожидаться, когда на помощь придут племянники и другие союзники. Князь с этими разумными доводами согласился и вместе с семьей спешно уехал из города, предоставив воеводам самим выводить из Киева полки. Уже в Белгороде к нему присоединились племянники Ярослав и Ярополк, а Владимир Андреевич отправился в Поросье, чтобы привести новые отряды черных клобуков. Распорядившись сжечь острог и посад, Ростислав затворился в Детинце и приготовился к борьбе не на жизнь, а на смерть.

Но пока торжествовал Изяслав Давыдович. Князь вступил в Киев 12 февраля, однако торжество было испорчено зловещими предзнаменованиями: «Бысть знамение в луне страшно и дивно: идяше бо луна черезо все небо от въстока до запада, изменяючи образы своя» (Ипатьевская летопись). Однако нового киевского князя это не смутило, он был полон энтузиазма добить своего врага. Снова отвергнув увещевания Святослава Ольговича прекратить братоубийственную войну, Изяслав выступил на Белгород. Однако, будучи бездарным военачальником, в очередной раз провалил успешно начатое дело. Что имело на этот раз для него роковые последствия.

Осада крепости затянулась на четыре недели, дружина Ростислава билась крепко, и как ни неистовствовал Изяслав Давыдович, но поделать ничего не мог. А тем временем на выручку Ростиславу Мстиславичу шло огромное войско союзников. Племянник Мстислав Изяславич вел на помощь дяде волынские полки и галицкую дружину, которую прислал Ярослав Осмомысл. Сын Рюрик, Владимир Андреевич и правивший в Торческе сын Юрия Долгорукого Василько вели черных клобуков. Войска соединились у Котелничей и пошли к Белгороду.

Отправившиеся на разведку черные клобуки столкнулись с половецкими разъездами Изяслава и обратили их в бегство. А дальше степняки прискакали к Изяславу Давыдовичу и сообщили о приближении громадной рати союзников. Как вы думаете, что он сделал, когда получил столь тревожную весть? Правильно, бросил войско и пустился наутек. Не соизволил даже лазутчиков послать или сам съездить на разведку и посмотреть, что к чему. Такое безответственное и трусливое поведение удивило даже летописца: «Изяславъ же ни полковъ видивъ, побеже от Белагорода» (Ипатьевская летопись).

Впрочем, в этот раз даже быстрый конь не сумел уберечь авантюриста от беды. Ростислав с племянниками вывели из города дружины и атаковали вражеский стан. Практически одновременно подошли полки Мстислава Изяславича, и начался разгром войск Изяслава Давыдовича. Множество беглецов было иссечено черными клобуками, немалое количество приближенных Изяслава попало в плен. Сам князь бежал к озерам и уже практически въезжал в спасительный лес, когда его настигла погоня. Некто Воибор Негечевич догнал Изяслава и ударил саблей по голове. Князь стал заваливаться в седле, и в этот момент товарищ Негечича поразил беглеца копьем в бедро. Изяслав Давыдович рухнул с коня на землю и был окружен преследователями. Киевского князя смертельно раненного привезли к Ростиславу и Мстиславу Изяславичу, и там он отдал Богу душу. Случилось это 6 марта 1161 года.

Вот и всё. Так закончился жизненный путь Изяслава Давыдовича, который, кроме горя и несчастий, ничего не принес Русской земле. Прожжённый интриган и бездарный полководец, он был зачинщиком многих междоусобиц. Гоняясь с братом Владимиром за личной выгодой, они дошли до того, что в битве на Руте встали один против другого, надеясь при любом раскладе получить прибыль. Чем это всё закончилось, нам известно. И вот теперь заслуженная кара настигла самого Изяслава. В.Н. Татищев так прокомментировал смерть князя: «Сия была мзда неутолимой злобе и властолюбию, сие есть воздаяние за клятвопреступление от Бога: много неправо собрав, все вдруг погубил; никому не ведомо, какой суд примет он в будущем».

Что же касается Андрея, то разгром и смерть Изяслава Давидовича ударили и по нему. Брат Василько Юрьевич потерял княжение в Торческе, откуда его вывел Ростислав Изяславич. А затем, пользуясь сменой власти в Киеве, новгородцы изгнали из города племянника Андрея Мстислава. В начале осени в Новгород приехал Святослав Ростиславич, сын киевского князя, и на берегах Волхова всё затихло. Однако владимирский князь до поры до времени против новгородцев никаких мер не принимал, хотя и сделал зарубку на память. Боголюбский вновь занялся внутренними делами своего княжества.

Согласно сообщению Никоновской летописи и известиям В.Н. Татищева, в том же 1161 году Андрей отправил в поход против донских половцев своего сына Изяслава. Вместе с ростовскими и суздальскими полками в поход пошли муромские и рязанские князья со своими дружинами. Перейдя Дон, русская рать сошлась с половецкой ордой и в упорной битве нанесла поражение степнякам. Разбитая половецкая конница рассыпалась по степи, а княжеские дружины сломали строй и бросились их преследовать. Однако кочевники, в отличие от своих противников, прекрасно знали местность и, отступая, заманили гридней в болото. После чего вновь собрались под бунчуки ханов и ринулись в новую атаку.

Разбросанные по степи русские отряды были вынуждены снова вступить в бой с половцами. Потери с обеих сторон были страшные, но князья сумели привести свои войска в порядок и ещё раз разбить половецкую конницу. Степняки отступили, и в этот раз их никто уже не преследовал. Понимая, что к врагу могут подойти подкрепления, а также из-за больших потерь, Изяслав Андреевич принял решение поход прекратить и вернуться домой.

В течение нескольких лет Андрей Боголюбский не вел активной внешней политики, занимаясь делами внутренними. Желая упрочить свою власть и избежать дробления княжества на мелкие уделы, в 1162 году он пошел на радикальный шаг и изгнал из Ростово-Суздальской земли своих сводных братьев, племянников и старых отцовских бояр: «Хотя самовластецъ быти всей Суждальскои земли» (Ипатьевская летопись). В итоге Мстислав, Василько и малолетний Всеволод с матерью покинули Русь и отправились в Византию, а Михалка остался у брата Глеба в Переяславле-Южном. В феврале 1164 года умирает старый союзник Юрия Долгорукого Святослав Ольгович, и новым черниговским князем становится его племянник Святослав Всеволодович.

Между тем летом этого же года владимирский князь организовал масштабный поход против Волжской Болгарии. О причинах этого вооружённого конфликта летописи не сообщают, вполне возможно, что имели место мелкие болгарские набеги. Хотя всё могло быть и с точностью до наоборот, поскольку русские в своем продвижении на восток могли посчитать необходимым сокрушить недружественное государство.

Примечательно, но в этот раз Боголюбский лично возглавил войска, что являлось случаем исключительным. Как мы помним, в войнах Юрия Долгорукого Андрей всегда водил лично в бой как дружину, так и половецкую конницу, находясь на острие атаки. Не раз и не два подвергал он свою жизнь опасности, бросаясь в самую гущу рукопашной, неоднократно был ранен. Но все изменилось, когда Андрей Юрьевич стал княжить в Ростово-Суздальской земле. Он теперь предпочитал посылать в походы сыновей, сам оставаясь при этом в столице. Но в войне против болгар Андрей во главе воинства идет на врага. Почему? Вполне возможно, что он считал ниже своего статуса водить полки против русских князей, а против врага внешнего полагал необходимым лично возглавить рать.

Но был и ещё один момент, который необходимо учитывать, когда речь заходит о том, почему Андрей отправился на войну, — религиозный. Дело в том, что в поход взяли икону Богородицы, ту самую, что князь когда-то вывез из Вышгорода. А это в корне меняло ситуацию, поскольку теперь поход против мусульманской страны принимал вид богоугодного дела. И кому же возглавить столь значимое мероприятие, как не самому князю!

Вместе с Андреем Юрьевичем в поход пошли его брат Ярослав, сын Изяслав и муромский князь Юрий Владимирович. Согласно Лаврентьевской летописи, взятию болгарских городов предшествовало масштабное сражение, в котором болгары потерпели полное поражение. Примечательно, что в этой битве русские полки осеняла чудотворная икона, что и было прилежно отмечено летописцем: «Стояху же пеши съ святою Богородицею на полчище подъ стягы» (Лаврентьевская летопись). Результат был соответствующий. Дружинники и пешие ратники перебили множество вражеских воинов и захватили неприятельские знамена. Болгарский военачальник (князь Болгарский, как называет его летописец) убежал с поля боя «едва в моле дружине» (Лаврентьевская летопись). Потери русских были минимальные, а потому они продолжили наступление.

Болгарская правящая верхушка засела в своей столице, которую летописец называет Великим городом, бросив беззащитную страну на произвол судьбы. Русская рать огнем и мечом прошлась по Волжской Болгарии, полки продвигались по реке Каме, разграбив и спалив дотла три болгарских города. Последней жертвой войск Андрея Боголюбского стал большой город Бряхимов, который летописец именует «славный». На штурм русские шли с молитвами и под церковные песнопения, сметая вражеских воинов со своего пути. Победа была полной, но тем не менее Андрей Юрьевич войска на вражескую столицу не повел, а решил возвращаться в Суздальскую землю. Трудно сказать, почему он так поступил. То ли посчитал, что и так проучил восточного соседа достаточно, а может, были у князя и другие резоны.

Однако сама победа была полной и безоговорочной. Но её радость вскоре омрачилась большим горем владимирского князя, поскольку после возвращения войск из похода умер его сын и наследник Изяслав. В память о нем и в честь победы над Волжской Болгарией по приказу Андрея возведут знаменитую церковь Покрова на Нерли. Причем, согласно одной из легенд, построена она будет из белого камня, который волжские болгары обязались поставить Андрею в качестве контрибуции для возведения соборов во Владимире-Суздальском. Боголюбский велел оставлять каждый десятый камень на месте будущего строительства, и вот из них и был возведен храм. Но это просто предание и не более того.

Между тем Андрей продолжил активную внешнюю политику. Под 1166 годом Лаврентьевская летопись сообщает о новом военном предприятии князя. В этот раз он лично в походе не участвовал, отправив во главе войск сына: «Toe же зимы иде Мстиславъ за Волокъ». Заволочьем в X—XIII веках называли район рек Онеги и Северной Двины, к северу от Белого озера. Земли эти были очень богаты пушниной, также там добывали соль. Вполне естественно, что они стали местом столкновения интересов Владимиро-Суздальского княжества и Господина Великого Новгорода, желающих единолично распоряжаться в богатом регионе. Поэтому, отсылая туда Мстислава с дружиной, Андрей решал проблему радикально, подчиняя местное население своей власти.

2. Падение Киева (1165–1169 год)

14 марта 1167 года в селе Зарубе умер киевский князь Ростислав Мстиславич. Князь был старшим в роду Мономаха и последним из киевских князей, кто пользовался определенным авторитетом среди многочисленных родственников. Несмотря на то что между ним и племянниками иногда возникали конфликты и недоразумения, до вооружённых столкновений дело не доходило, поскольку благодаря личным качествам Ростислава проблема решалась мирным путем. Когда же старому князю самому угрожала непосредственная опасность, то младшее поколение потомков Мономаха с оружием в руках вставало на защиту дяди. И пусть равновесие было достаточно хрупким, тем не менее оно сохранялось. И вот теперь, в связи с кончиной Ростислава Мстиславича, оно грозило нарушиться.

Дело в том, что его смерть могла спровоцировать очередную усобицу, которая неминуемо возникла бы после нового передела княжеских столов. А в том, что такой передел будет, никто не сомневался. Однако, что всего вероятнее, вопрос о том, кто займет киевский стол после смерти старого князя, был решен ещё при жизни Ростислава. Как мы помним, Мстислав Изяславич в свое время уступил своему дяде Киев, выбив из столицы Изяслава Давидовича. Просто так столь широкие жесты не делают, и князья по-любому должны были обсудить вопрос наследования. В свое время отец Мстислава, Изяслав, имел похожую договоренность с дядей Вячеславом, только вот умер он раньше своего престарелого родственника. Но волынскому князю ничего не мешало пойти по стопам отца.

Разница была в том, что Изяслава киевляне любили и были готовы за него сражаться до конца, а Мстислав такой искренней любовью в столице не пользовался. Ростислава князья уважали как за старшинство в роду Мономаха, так и за рассудительность и порядочность, а Мстислава Изяславича они просто боялись. Да, многочисленные родичи Волынского князя согласились с тем, что он будет княжить в Киеве. Да, признали до поры до времени его старшинство. Но всё это было относительно, и никто даже и предположить не мог, как дальше будут развиваться события. Мстислав был силен, но был на Руси человек и посильнее его, ещё не сказавший своего слова, которое могло оказаться решающим. Как вы понимаете, это Андрей Боголюбский. Но владимирский князь молчал, и это молчание пугало остальных князей.

Все это знал и Мстислав. Поэтому он сначала действовал очень осторожно и даже довольно долго не появлялся в Киеве, послав туда сначала своего родственника князя Василька Ярополчича. Мстислав Изяславич прекрасно понимал, насколько трудным будет его княжение в Киеве. Ситуацию блестяще охарактеризовал В.Н. Татищев: «Мстислав же, видя, что великое княжество Киевское осталось и так весьма скудно, что всеми градами, издревле к Киеву принадлежащие, другие князи владели, как например в Переяславле — ГлебЮриевич, в Городце — Михалко Юриевич, в Вышгороде и всею Древлянскою землею — Ростиславичи, Поросье Васильку Юрьевичу дано, Пересопницей, Дорогобужем и Бужеском Владимир Андреевич владел, и тем сила великого князя так умалилась, что его уже мало почитали». Вот из этого и исходил новый киевский князь, потому и был настороже. И действовать начал, лишь заручившись поддержкой Ярослава Осмомысла и польских союзников. Вступив в Киев 15 мая, он быстро договорился с Ростиславичами, сохранив за Давыдом Вышгород, а Рюрику передав Овруч. Однако, будучи человеком умным, Мстислав прекрасно понимал, что подобный расклад устроит не всех. Что, собственно, и произошло.

Примечательно, что племянник был старше почтенного дядюшки на семь лет и, соответственно, никакого уважения, как к его сединам, испытывать не мог. Да и сам Владимир был личностью, мягко говоря, неприятной. Больше всего он напоминал Изяслава Давыдовича, поскольку был столь же беспринципным и насквозь лживым человеком. Мстислав это знал прекрасно и не считал нужным скрывать свое отношение к родственнику. Вот в такой обстановке дядя и решил поискать под племянником златого киевского стола, для чего начал сеять смуту среди черных клобуков. Однако попытка вооруженного выступления против Мстислава закончилась полным фиаско, и Владимир Мстиславич ударился в бега.

Однако неожиданно выяснилось, что бежать ему некуда. Княживший в Дорогобуже Владимир Андреевич велел перед беглецом поднять мост и не пустил в город, поскольку не желал из-за смутьяна ссориться с Мстиславом. Тогда Владимир Мстиславич побежал туда, где, как ему казалось, у него будут все шансы получить политическое убежище, — к своему двоюродному брату Андрею в Ростово-Суздальскую землю. Однако, к великому удивлению князя, Боголюбский ему отказал в приюте и выпроводил из пределов своего княжества со словами: «Иди в Рязань къ отчицю своему къ Глебови, а язъ тя наделю» (Ипатьевская летопись). Делать было нечего, и Владимир, которого Андрей Юрьевич снабдил всем необходимым для безбедного существования, отправился в Рязань.

Возникает закономерный вопрос: почему же владимирский князь не поддержал двоюродного брата и не захотел ему помочь? Ведь в похожей ситуации с Изяславом Давыдовичем он поступил иначе. Неужели испугался Мстислава? Но Боголюбский никогда никого не боялся, и поэтому говорить об этом не имеет смысла. Ответ же может быть только один: Андрей ещё не был готов к решающему противостоянию с Киевом. Князю были необходимы союзники, и он их уже подыскивал. А Владимира Мстиславича до поры до времени убрал с политической арены. Правда, и из своего поля зрения уже не выпускал. При желании, имея под рукой Владимира Мстиславича, Андрей всегда мог выступить в роли правдоискателя, стоило только объявить на всю Русь о том, что племянник обижает дядю. И возраст здесь не будет играть никакого значения.

Другой причиной, по которой Андрей никогда бы не пошел на поводу у Мстислава Изяславича, была личная ненависть владимирского князя к своему киевскому князю. Этот факт даже летописец счел необходимым отметить: «В то же веремя бе Андреи Гюргевичь в Суждали княжа, и тъ бе не имея любьви къ Мьстиславу» (Ипатьевская летопись). Как его отец Юрий ненавидел Изяслава, так же и Андрей ненавидел Мстислава. Примечательно, что с остальными племянниками у Долгорукого были вполне сносные отношения, о чём он сам им говорил. Но с Изяславом у Юрия мира быть не могло. Примерно такие же были отношения и у Андрея с Мстиславом, можно сказать, что ненависть отцов передалась их детям. Но был ещё один немаловажный момент. Дело в том, что если Юрий всю свою жизнь стремился к златому киевскому столу, то Андрей этого не делал. Он, мягко говоря, Киев не любил. Не любил сам город, не любил его жителей. Поэтому и ушёл из Вышгорода в Суздальскую землю вопреки воле отца. Рано или поздно конфликт между Андреем и Мстиславом из личного перерос бы в более глобальный, в конфликт между севером и югом. Причин для этого было много.

Однако неожиданно для всех именно события в Новгороде стали исходной точкой для той грандиозной катастрофы, которая постигла мать городов русских.

Новгородцы очень быстро забыли о той клятве, которую дали Ростиславу Мстиславичу незадолго до его смерти. А поклялись вечевики старому князю в том, что его сын Святослав будет княжить у них до самой смерти. Понятно, что новгородцы под влиянием момента в очередной раз лукавили. Когда после смерти Ростислава новгородцы стали злоумышлять против его сына Святослава, княжившего на берегах Волхова, они спровоцировали конфликт, который привел к изменению всей политической ситуации на Руси. Впрочем, затевая очередную смуту, вечевеки, в силу своей безалаберности и безответности, никогда не думали о последствиях. А надо было бы…

Потому что, как только Святослав Ростиславич узнал о том, что новгородцы решили его взять под стражу, то долго не думал, а собрался и вместе с дружиной отбыл в Великие Луки. Однако новгородцы спешно отправили к князю посадника Захарию, чтобы тот попросил Святослава покинуть город. Понимая, что против силы новгородской ему не устоять, Ростиславич ушел к Торопцу, а оттуда — к Андрею Боголюбскому. Так сложился союз могущественного владимирского князя с Ростиславичами, союз, который будет иметь далекоидущие последствия.

Оценив всю опасность, вечевики отправили в Киев посольство, прося у Мстислава Изяславича сына на княжение. Однако дороги через Смоленское и Полоцкое княжества были перекрыты, там на посланцев началась настоящая охота. И пока новгородцы пытались договориться с Киевом, Андрей дал Святославу Ростиславичу войска, и тот вторгся в новгородские пределы. Был сожжен Торжок, а прилегающие к нему волости жестоко разграблены. Население из разоряемых областей ринулось в Новгород, и в городе снова началась смута, во время которой были перебиты явные и мнимые сторонники Святослава. И в довершение всех бед Роман и Мстислав Ростиславичи захватили и разорили Великие Луки, после чего огнем и мечом прошлись по новгородским землям. По приказу Андрея были перекрыты все дороги, на которых стали отлавливать новгородских купцов. Торговцев беззастенчиво грабили, а товары забирали в княжескую казну. Было от чего новгородцам схватиться за голову.

На их счастье, некоторым из посланцев пусть и с трудом, но удалось добраться до Киева и переговорить с Мстиславом. Тем временем новгородцы наконец организовались, собрали рать и выступили против Святослава. Два войска встретились около Русы, где дружинники князя обращали в дым и пепел новгородские деревни и села. Простояв какое-то время, друг против друга, противники так и не решились вступить в бой и разошлись в разные стороны. А 14 апреля 1168 года в Новгород прибыл сын Мстислава Роман.

Именно этот поступок двоюродного брата в буквальном смысле слова взбесил Давыда и Рюрика Ростиславичей. Киевский князь даже их мнения по этому вопросу не соизволил спросить, а ведь новгородцы целовали крест на том, что именно их брат Святослав до конца дней своих будет княжить на берегах Волхова! И сейчас, когда они вступили в борьбу с вечевиками, чтобы восстановить попранную справедливость, их родственник наносит им удар в спину!

Отправляя своего сына на берега Волхова, Мстислав Изяславич бросал открытый вызов Андрею Боголюбскому. Ладно, Ростиславичи, с ними киевский князь сумел бы справиться. Но связываться с владимирским князем! Неужели Мстислав не понимал, к чему это может привести?

Всё он прекрасно знал и отдавал отчет своим действиям, но киевский князь возгордился от успехов. И как следствие этого, Мстислав переоценил свои силы и возможности. А случилось это, скорее всего, потому, что в марте 1168 года он совершил успешный поход против половцев. Киевский князь получил мощнейшую поддержку от остальных князей, поскольку в поход выступили не только подручные Мстислава, но и Ольговичи с Ростиславичами.

Даже братья Андрея, Глеб Переяславский и Михалко, пошли под его стягами на степняков. Вполне возможно, что именно это единодушие и ввело Мстислава в соблазн думать о том, что теперь он является безоговорочным лидером среди князей. Но это было далеко не так.

Невзирая на то что поход увенчался полным успехом, именно после него и начался разлад между Мстиславом и Ростиславичами. Киевский князь просто забыл, что в данной ситуации он лишь первый среди равных и не более. Мстислав Изяславич действовал жестко, ни с кем не советуясь, чем вызывал озлобление родственников. Когда же выяснилась, что войска Мстислава захватили куда больше добычи, чем остальные, негодование только усилилось. И не случайно, что когда после возвращения из победоносного похода неожиданно поползли слухи о том, что киевский князь хочет расправиться с Давыдом и Рюриком Ростиславичами, те охотно им поверили. И никакие взаимные целования креста не могли уже исправить ситуацию. Сыновья Ростислава взяли четкий курс на разрыв отношений с киевским князем и стали целеустремленно проводить его в жизнь. Не они одни были недовольны политикой Мстислава, поэтому очень быстро нашли себе новых сторонников. Большой удачей было то, что к Ростиславичам примкнули черниговские Ольговичи. Но первым и самым главным союзником братьев в противостоянии с Киевом, был Андрей Боголюбский.

Для Андрея Юрьевича, после того как Мстислав отправил своего сына в Новгород, наказать киевского князя стало делом чести. Ведь он желал видеть в Новгороде Святослава Ростиславича. Причем поддерживал он его исключительно потому, что Святослав в качестве новгородского князя его устраивал, а не потому, что новгородцы нарушили какую-то клятву. Владимирский князь договорился о совместных действиях со своим братом Глебом, княжившим в Переяславле-Южном, и война против Мстислава была решена: «Иболши вражда бысть на Мьстислава отъ братьев, и начата снашивати речьми братья ecu на Мьстислава» (Ипатьевская летопись).

Коалиция сложилась мощнейшая, одиннадцать князей выразили готовность идти в поход на Киев: «Глебъ изъ Переяславля Дюргевичь, Романъ изъ Смоленьска, Володимиръ Андреевичъ из Дорогобужа, Рюрикъ изъ Вручего, Давыдъ из Въшегорода, брат его Мъстиславъ, Олегъ Святославичъ, Игорь брат его, и Всеволодъ Гюргевичъ, Мъстиславъ внукъ Гюргевъ» (Ипатьевская летопись). Примечательно, что в числе участников похода назван и самый младший брат Боголюбского, Всеволод. Тот самый, который после изгнания из Ростово-Суздальской земли жил в Византии, а впоследствии получит от современников прозвище Большое Гнездо. И вот теперь он с оружием в руках выступал против врагов старшего брата.

Что же касается Андрея, то, как мы видим, сам он в поход не пошел. Князь послал на Киев ростовские, суздальские и владимирские полки под командованием сына Мстислава и воеводы Бориса Жидиславича. Вместе с ними отправились ратники из Рязани и Мурома, хотя сами князья этих земель в поход не пошли. Номинально командование над объединенной ратью принадлежало Мстиславу Андреевичу, человеку храброму и воинственному. Другое дело, что советников с большим боевым опытом при нем было хоть отбавляй. К примеру, дядя Глеб Переяславский или тот же Борис Жидиславич. В конце зимы 1169 года войска одиннадцати князей с разных концов Руси стали стягиваться к Вышгороду, откуда должны были выступить на Киев.

В Вышгороде в это время княжил Давыд Ростиславич. Вполне вероятно, что, узнав о том, что именно в Вышгороде будет собираться рать союзных князей, он не на шутку встревожился. Дело в том, что у него не было уверенности, что об этом не узнает Мстислав. От Киева до Вышгорода рукой подать, а потому и не мог Давыд исключать возможность того, что в один прекрасный день киевские полки появятся под стенами его города. Ведь Вышгород — это ключ к Киеву с севера, и потому Мстислав мог запросто пожелать обрести этот «ключ». Это было бы логично и напрашивалось само собой. Но ничего, обошлось.

Действительно, та пассивная позиция, которую занял киевский князь накануне вражеского вторжения, удивляет. А ведь ему было достаточно обратиться к опыту отца в противостоянии с Юрием Долгоруким и вспомнить о том, как Изяслав Мстиславич успешно защищал Киев. И действительно, Изяслав тогда стянул к столице всех своих союзников. В итоге, собрав все наличные силы в кулак, киевский князь нанес поражение князю Суздальскому. Изяслав Мстиславич действует довольно активно, он старается не допустить соединения Юрия с галицкими полками и стремится разбить врагов по отдельности. И как следствие — полная победа над врагом.

У Мстислава мы ничего подобного не наблюдаем. Хотя говорить о том, что князь пребывал в счастливом неведении относительно намерений своих врагов, не приходится. Такое грандиозное мероприятие, как поход одиннадцати князей, вряд ли могло долго оставаться тайной. Да и свои доброхоты имелись у Мстислава Изяславича по всей Руси, а уж они бы всяко постарались его упредить. Поэтому говорить о том, что всё случившееся было для Мстислава полной неожиданностью, не приходится.

И тогда возникает закономерный вопрос: почему же он не обратился за помощью к Ярославу Галицкому? Ведь тот Мстиславу периодически оказывал вооруженную поддержку. Почему не послал к сыну Святославу во Владимир-Волынский? Почему не договорился с теми же венграми и ляхами, с которыми у него были неплохие отношения? Трудно сказать. Скорее всего, князь просто не мыслил столь широко, как его отец Изяслав, который всегда очень точно схватывал самую суть проблемы. Изяслав Мстиславич никогда не зацикливался на решающем сражении, он постоянно думал обо всей войне в целом. Изяслав старался просчитать все возможные варианты развития событий, в том числе и на случай поражения в отдельно взятой битве. Просто князь считал, что, проиграв сражение, он ещё не проиграл войну. Что, собственно, не раз и доказывал.

У Мстислава подход к делу был иным. Воинственный и храбрый, он оказался довольно слабым стратегом. Судя по всему, он переоценил свои силы да понадеялся на неприступность киевских укреплений, которые ещё не были ни разу взяты в результате прямого штурма. Да, бились князья под самым городом. Часто бывало, что врывались победители в Киев на плечах бегущих вражеских воинов или же входили в него с помощью измены. Но чтобы взять столицу в осаду, а затем пойти на приступ и захватить её — такого ещё не было. Вполне возможно, что именно это и давало Мстиславу определенную надежду на успех. Князь решил нанести врагу поражение, опираясь на мощнейшие укрепления столицы. И надо признать, что определенный резон в этом был.

Киев считался одной из сильнейших крепостей на Руси. Он располагал двумя линиями обороны, причем наиболее мощной была первая, так называемый «город Ярослава». Её общая протяженность была 4,5 км. Высоченные земляные валы, построенные при Ярославе Мудром, насчитывали до 14 м в высоту и 19 м в ширину. Укрепленные стенами и башнями, они были практически неприступны. Попасть в Киев можно было через трое ворот — Жидовские, Золотые и Лядские, которые были сложены из камня. Но, даже прорвавшись через первую линию обороны, противник натыкался на вторую, которая называлась «город Владимира». Проникнуть туда можно было только через Софийские ворота, и хотя сами оборонительные сооружения не были столь мощными, как в «городе Ярослава», преодолеть их было достаточно сложно. Поэтому и избрал Мстислав тактику от обороны, другое дело, что он не подумал о том, что будет делать, если она себя не оправдает.

Тем временем полки союзных князей сходились к Вышгороду. И здесь мы сталкиваемся с одним очень интересным фактом — дело в том, что на стороне Мстислава оказался младший брат Андрея Боголюбского, Михалко. Как мы помним, владимирский князь прогнал родственников из своих владений, и всё это время Михалко находился на юге Руси. Киевский князь его приблизил к себе, но когда угроза вторжения стала реальностью, решил его отослать в Новгород. Ведь родство Михалко с Андреем никто не отменял. Дав Михалко Юрьевичу отряд ковуев, он отправил его в распоряжение сына Романа. Однако в пути Михалко перехватили Давыд и Роман Ростиславичи с дружинами. Ковуи сразу перешли на их сторону, а младший брат Боголюбского угодил в плен. Но на общую расстановку сил это никак не повлияло.

В начале марта, когда все одиннадцать князей собрались в Вышгороде, Мстислав Андреевич объявил поход на Киев.

Огромная рать союзных князей подошла к киевскому пригороду Дорогожичам 9 марта в Федорову неделю и встала у Кириллова монастыря. Простояв здесь ночь, войска на рассвете подступили к Киеву и начали окружать город. Тысячи киевлян толпились на городских валах столицы и наблюдали за тем, как огромная стальная змея обтекает их город сплошным стальным кольцом. Яркие солнечные лучи играли на остроконечных шлемах и кованых кольчугах гридней, на пластинчатых панцирях бояр и воевод. Копья словно лес колыхались над рядами пеших ратников, месивших весенний снег, а от огромного количества знамен и стягов у горожан стало пестрым-пестро в глазах.

Мстислав Андреевич в окружении союзных князей и воевод, остановился напротив Жидовских ворот и внимательно изучал укрепления древней столицы. Рядом весело переговаривались Ростиславичи, что-то говорил, тыкая плетью в сторону городских валов, дядя Глеб. Но Мстислав его не слушал, он думал совсем о другом. Молодой человек прекрасно помнил рассказы отца о том, как дед Юрий подступал к Киеву и пытался взять его штурмом. В тот раз Изяслав Мстиславич сумел одолеть Долгорукого и отстоять город. И вот теперь у внука появился шанс превзойти легендарного деда славой и отомстить сыну победителя суздальцев.

Мстислав знал, что его войска имеют большой численный перевес над ратью Мстислава Изяславича, а потому и решил этим воспользоваться. Он не стал повторять ошибок своего деда, который не сумел организовать четкого взаимодействия своих войск во время штурма Киева, из-за чего и потерпел досадное поражение. Мстислав Андреевич решил действовать по-другому, сделав ставку на одновременный штурм столицы с разных направлений. Он понимал, что в этом случае у Мстислава Изяславича просто не хватит сил. Ему не раз докладывали о том, что никто не пришел на помощь киевскому князю и лишь черные клобуки предоставили свои контингенты в его распоряжение. Но о том, насколько ненадежны эти люди, многие из окружающих сына Боголюбского князей знали не понаслышке.

Приступ начался 10 марта. Едва успев развернуться в боевые порядки, войска Мстислава Андреевича пошли на приступ. Закрываясь большими щитами, ратники бросали в ров огромные вязанки хвороста, заваливая его перед наступающими на город войсками. Проваливаясь в глубокий снег, воины под дождем летевших со стен и башен стрел бежали к городским валам, таща осадные лестницы и веревки с железными крюками. Быстро преодолев ров, они достигли подножия валов и по лестницам стали карабкаться вверх по крутым откосам. Со стен полетели камни, бревна, тележные колеса, но лавину атакующих было не остановить. Сотни крюков впились в двускатные кровли, покрывающие боевые площадки, десятки лестниц были приставлены к стенам, и суздальцы, ростовцы, владимирцы, муромцы, рязанцы, смоляне вместе с ратниками из других земель ринулись наверх. Киевляне отложили в сторону луки и схватились за топоры и мечи.

Битва развернулась по всему кольцу городских укреплений и продолжалась до самой ночи. Видя, что успех не приходит, а войска несут потери, Мстислав Андреевич велел трубить отступление. Однако молодой князь не отчаивался, он знал, что его тезка в Киеве будет биться люто, и упорное сопротивление защитников его нисколько не смущало. Рано утром он снова послал свои полки на приступ, и битва возобновилась с новой силой. Ратники подтащили к воротам сколоченные за ночь навесы и под их прикрытием стали ломать дубовые створки.

В этот момент дрогнули черные клобуки. Они видели, какую многочисленную рать привели князья под стены Киева, и пришли к выводу о бессмысленности сопротивления. Их предводители затеяли тайные переговоры с Мстиславом Андреевичем, выражая желание сложить оружие и перейти на его сторону. Но пока стороны обсуждали условия сдачи, битва за столицу продолжалась. Горожане и гридни киевского князя стояли крепко, успешно отражая все вражеские атаки, и Киев вновь устоял. Союзники снова отвели свои войска от стен, и казалось, что Мстислав Изяславич может в очередной раз торжествовать победу, но всё было не так однозначно, как казалось на первый взгляд.

Проблема заключалась в том, что защитники Киева несли тяжелые потери и им всё труднее было отражать вражеский натиск. Одновременная массированная атака по всему фронту выматывала киевлян, которые изнемогали в неравной борьбе. Мстислав Изяславич изначально допустил роковую ошибку, выбрав неправильную стратегию в войне с Андреем Юрьевичем. И теперь за неё расплачивался весь Киев.

Опыт — великая вещь. Вряд ли сын Боголюбского додумался до этого сам, скорее всего, эту мысль ему подсказал кто-то из старших товарищей по оружию. Тот же дядя Глеб, например. В этот критический момент противостояния вспомнили о том, как действовал Изяслав Мстиславич во время сражения за Киев против Юрия Долгорукого. Тогда киевский князь выделил из всех полков определенное количество людей и, не нарушая общего построения войск, сумел создать мощный резерв. Забавно, но в похожей ситуации этой идеей воспользовались противники его сына. Сборный отряд возглавил Глеб Переяславский, он незаметно вывел его к Сереховицкому ручью и там скрыл в засаде до поры до времени.

Решающий приступ начался 12 марта. Десять князей повели свои войска в бой, а одиннадцатый внимательно следил за развитием событий и выжидал удобный момент для нанесения удара. Время пришло, когда натиск союзников стал неудержим, и для его отражения Мстиславу Изяславичу пришлось снимать войска с менее опасных участков обороны. Заметив это, Глеб по рву подвел свои войска вплотную к стенам и, не встречая сопротивления, перевалил через городские укрепления. После этого воины Глеба разбежались по стенам и стали рубить защитников, не ожидавших атаки с тыла. Другие же достали луки и стали сбивать воинов Мстислава Изяславича стрелами. Киевляне дрогнули и стали отступать.

Когда об этом доложили киевскому князю, то он, собрав гридней, бросился к месту прорыва. На боевых площадках и крепостных переходах, а также на прилегающих к городским укреплениям улицах завязалось упорное сражение. Теперь уже отступали бойцы Глеба, а Мстислав Изяславич с дружинниками их постепенно вытеснял из города. Казалось, ещё немного, и враг будет выбит из Киева, но ситуация вновь изменилась. Воспользовавшись тем, что киевский князь увел свою дружину на другой конец города, Мстислав Андреевич велел усилить натиск на ослабленные вражеские позиции. Войска союзных князей пошли на решительный приступ и, сломив сопротивление защитников, прорвались в город. Начался разгром киевских полков.

Победители рекой растекались по Киеву, уже занимались первые пожары, а Мстислав Изяславич продолжал выбивать из города отряд Глеба. Весть о том, что противник прорвался за крепостные валы, поразила князя, как удар грома. Спешно развернув дружину, он поспешил назад, к оставленным позициям. Но было уже поздно. Гридни киевского князя бились отчаянно, однако переломить ход битвы уже были не в состоянии. Отряды союзников обкладывали Мстислава Изяславича со всех сторон, стремясь взять живым. В яростных схватках гибли лучшие бойцы, и в итоге дружина, не выдержав накала боя и понимая бесперспективность дальнейшего сопротивления, обратилась к своему князю: «Что, княже стоиши? поеди из города; намъ ихъ не перемочи» (Ипатьевская летопись). Впрочем, и сам Мстислав уже уяснил, что его дело проиграно, а потому и остается только искать спасения в бегстве.

Прорываться решили в сторону Василева. Гридни вскочили на коней, теснее сбили ряды и пошли на прорыв. Прорубившись через строй вражеских ратников у Золотых ворот, дружина Мстислава вырвалась из смертельной ловушки и стала уходить прочь от города. Однако следом за ними ринулись ковуи, те самые, что когда-то вместе с Михалко Юрьевичем шли в Новгород, а затем перешли на сторону союзников. Во время отчаянного прорыва и последовавшего за ним бегства дружина Мстислава Изяславича понесла страшные потери, многие его военачальники и приближенные были убиты и попали в плен.

Киев пал. Начался разгром поверженной столицы.

Это был неслыханный погром. В течение трех дней войска одиннадцати князей грабили, жгли и разрушали древний город. Были полностью разграблены два величайших храма Руси — Софийский собор и Десятинная церковь. Едва не сгинул в огне Печерский монастырь, подожжённый черными клобуками, переметнувшимися на сторону победителей. Немало церквей в самом городе погибло во время пожара, а все монастыри были обчищены христианским воинством. Полностью были разграблены Подол и Гора, а тысячи киевлян уведены в плен. Причем действовали русские в лучших традициях половцев, разбивая семьи и разлучая родных и близких. Бесконечные обозы, набитые награбленным добром, тянулись из городских ворот. На санях везли великое множество трофеев, среди которого были иконы, церковные книги и драгоценные ризы. Даже колокола были сняты и вывезены из Киева.

…Мстислав Андреевич смотрел на гибнущий город и ликовал. Он не только добросовестного выполнил поручение отца, но и превзошёл славой своего деда. Юрий Долгорукий не смог овладеть Киевом штурмом, а его внук сумел это сделать и взял на щит столицу. Захваченная добыча была огромной, обозы просто ломились от награбленного барахла. Было отчего радоваться молодому человеку. Вместе с ним радовался и сидевший рядом на коне князь Рюрик Ростиславич. И никому в тот момент не могло даже в голову прийти, что пройдет несколько десятков лет и этот самый Рюрик, будучи уже в преклонных годах, приведет на Русь половецкую орду, захватит Киев и подвергнет его ещё более страшному и беспощадному разгрому, чем тот, что происходил в данный момент.

Через три дня войска одиннадцати князей покинули сожженный и разграбленный Киев.

Теперь есть смысл задаться вопросом: кто виноват в страшной трагедии, постигшей один из величайших и богатейших городов Европы? Казалось бы, что ответ лежит на поверхности — Андрей Юрьевич Боголюбский, князь Владимирский. А кто же ещё? Не Ростиславичей же делать крайними, они бы никогда не сумели взять Киев без помощи Андрея. Но не следует забывать о ещё одном виновнике случившейся трагедии. И этот кто-то — князь Мстислав Изяславич. Возможно, что это утверждение прозвучит довольно странно, но тем не менее это так.

Дело в том, что именно Мстислав своим грубым вмешательством в новгородские дела спровоцировал Андрея на конфликт. Боголюбский достаточно спокойно отнесся к тому, что волынский князь утвердился в Киеве, и есть большая вероятность того, что если бы он там сидел тихо, то трагедии могло бы и не случиться. Зато новгородские дела Андрей считал своей прерогативой, и с этим соглашались все, даже Ростиславичи, которые обладали на берегах Волхова определенным влиянием. Не понимал этого только Мстислав Изяславич. Этот момент очень четко обозначил В.Н. Татищев: «Он же, рассуждая, что Новгород издревле принадлежит великому князю и определить туда князя в его воли, не посоветовавшись о том с племянниками своими Ростиславичами, которые сильно оного держались, и не снесшись с Андреем, который также оного домогался, отпустил к ним сына своего Романа». К такому же выводу приходит и Н.М. Карамзин: «Но главною виною падения его было то, что он исполнил желание Новогородцев и, долго медлив, послал наконец сына, именем Романа, управлять ими».

И вот здесь мы подходим к довольно тонкому моменту — ответственности правителя за свои деяния. Мстислав должен был просчитывать возможные последствия своих действий. Но князь этого не сделал. В отличие от своего отца Изяслава он был слишком узколобым, за что и поплатился. Мстислав мог игнорировать недовольство Ростиславичей, но с позицией Боголюбского он просто обязан был считаться. Но это сделано не было, и заложниками ситуации оказались жители Киева.

С другой стороны, разворошив это осиное гнездо, киевский князь должен был организовать защиту своих подданных, иначе зачем вообще он тогда нужен. Но и здесь Мстислав Изяславич проявил удивительную беспечность и некомпетентность. Вместо того чтобы поднимать союзников и собирать полки со всех подвластных земель, чтобы силе противопоставить силу, он решает отсидеться за киевскими стенами. А ведь достаточно было вспомнить, как в похожей ситуации поступил его отец Изяслав, который не только отстоял столицу, но и нанес поражение Юрию Долгорукому. Но Мстислав, судя по всему, отцовские уроки усваивал плохо. Поэтому за провал его политики расплатились киевляне.

О том, что на второй день боев стал ясен трагический исход осады, указывает Ипатьевская летопись: «И бысть брань крепка отовсюду; Мьстиславу изнемагающю въ граде». Но здесь уже возникает другой вопрос: раз сын Изяслава видит, что дело идет к катастрофе, то почему бы ему не вступить с врагом в переговоры и не начать договариваться? Хотя бы о том, чтобы спокойно покинуть Киев и уйти на Волынь и тем самым сберечь столицу от разгрома, а киевлян от смерти и плена? Ведь отец Изяслав тоже так поступал! Но я уже говорил о том, что отцовская наука сыну впрок не шла, а тактическим приемом Изяслава Мстиславича воспользовались именно враги, а не наследник!

Разгром дружины Мстислава Изяславича во время бегства из города стал закономерным финалом его деятельности в Киеве как политика и как полководца: «Имного изоимаша дружинъг около его: яша Дмитра Хороброго и Олексу Дворьского, Сбыслава Жирославича и Иванка Творимирича, Рода тивуна его, и ины многы» (Ипатьевская летопись).

Что же касается взятия Киева, то оно произвело колоссальное впечатление на современников, недаром летописец посчитал необходимым это отметить: «Сего же не было никогдаже» (Лаврентьевская летопись). Ипатьевская летопись красочно и в подробностях рассказывает о тех зверствах, которые творили в городе войска одиннадцати князей, но, на мой взгляд, суть происходившего очень точно и емко передал В.Н. Татищев: «Суздальцы, смоленчане, черниговцы и другие все разнесли».

Здесь уже без комментариев.

Подводя же итоги противостояния киевского и владимирского князей, можно сделать следующий вывод: Боголюбский сделал то, что и должен был сделать, Мстислав же из того, что должен был сделать, не сделал ничего.

Но на этом беды Киева не закончились, Андрей Боголюбский нанес последний и решающий удар. Сын Долгорукого не отправился на берега Днепра и не сел на златой стол в древней столице. Наоборот, он выразил этому городу полное презрение, отправив княжить туда своего младшего брата Глеба. И что примечательно, в летописях указали, что дядю на златой стол посадил племянник: «Мстиславъ же Андреевичь посади в Кыеве стрыя своего Глеба» (Лаврентьевская летопись). Хотя всем было понятно, кто же в действительности стоял за всем этим. Недаром впоследствии половцы будут говорить Глебу, что «Бог посадилъ тя и князь Андрей на отчине своей и на дедини в Кыеве» (Лаврентьевская летопись). Получалось, для того, чтобы стать киевским князем, теперь не надо было быть самым сильным, самым умным и вообще самым, самым, самым. Надо просто получить разрешение от Андрея Юрьевича и всё! Владимирский князь демонстративно показал всем русским людям, что Киев больше не является главным городом на Руси. Что есть города и поважнее, например Владимир-Суздальский. И это было гораздо страшнее самого погрома. Потому что таким действием Боголюбский просто низвел Киев в разряд обычных городов. Слава древней столицы обратилась в дым.

Именно после киевского разгрома главной политической силой на Руси становится Владимиро-Суздальская земля, и это первенство уже никто не отнимет. Будут ещё предприниматься попытки восстановить престиж Киева, и по-прежнему будут биться князья за златой стол, соблазняясь на отблеск былой славы матери городов русских. Но прошлое величие к Киеву никогда не вернется. Поход одиннадцати князей в 1169 году стал тем водоразделом в русской истории, после которого судьба Руси изменилась радикально и навсегда. Начинает происходить процесс четкого разделения страны на Русь Северо-Восточную, Русь Юго-Западную и Русь Южную. Причем у каждой будут свои интересы, своя политика, как внешняя, так и внутренняя. Суздальским князьям будет глубоко наплевать на проблемы своих коллег на юге, а князьям из Галича не будет дела до того, что творится в Рязани. Начинается то самое отчуждение, которое со временем приведет к далекоидущим последствиям. Что же касается Новгорода, то он давно уже жил сам по себе.

Те глобальные изменения, которые произошли на Руси после падения Киева, очень точно охарактеризовал Н.М. Карамзин: «Андрей отдал Киев брату своему Глебу; но сей город навсегда утратил право называться столицею отечества. Глеб и преемники его уже зависели от Андрея, который с того времени сделался истинным Великим Князем России, и таким образом город Владимир, новый и еще бедный в сравнении с древнею столицею, заступил ее место, обязанный своею знаменитостию нелюбви Андреевой к Южной России».

Именно после своей победы над Киевом, Андрей Боголюбский и стал считать себя вершителем судеб Руси, вольным смещать и назначать князей в уделы по своему усмотрению. К чему это привело, мы узнаем в следующей главе.

3. Битва суздальиев с новгородцами (25 февраля 1170 года)

Логическим продолжением разгрома Киева войсками Андрея Боголюбского стал поход его полков на Великий Новгород. Это верно подметил Н.М. Карамзин: «Падение Киева предвещало гибель и Новогородской независимости». И это прекрасно понимали современники событий. Если бы владимирскому князю удалось исполнить задуманное и подчинить себе Новгород, то очень многих бед можно было бы избежать в дальнейшем.

Причин для войны было несколько, но самой главной, на мой взгляд, было то, что на берегах Волхова продолжал править князь Роман, сын ненавистного Андрею Мстислава Изяславича. Ведь, как мы помним, всё началось из-за того, что новгородцы изгнали Святослава Ростиславича, а киевский князь посадил у них своего сына. В итоге сложилась парадоксальная ситуация: из Киева прогнали Мстислава, а Роман в Новгороде остался! То есть сама причина войны не была устранена. А раз так, то проблему требовалось решить, и чем быстрее, тем лучше.

Но был у Андрея и другой повод для похода на своевольный город. Дело в том, что в начале того же 1169 года в Заволочье произошло вооруженное столкновение между суздальцами и новгородцами. Согласно В.Н. Татищеву, Андрей послал за Белое озеро, в район Северной Двины, отряд из 150 воинов собирать дань. Но практически одновременно с ним в регион прибыл новгородский боярин Данислав с отрядом из 500 человек. Считая, что эти земли принадлежат Новгороду и что другим здесь делать нечего, Данислав атаковал суздальцев и многих из них побил. Как ни поверни, а вооруженное нападение на княжеских людей было налицо, и Андрей не мог оставить эту дерзость без последствий. Боголюбскому требовалось поставить вечевиков на место.

Однако есть здесь один интересный момент. Дело в том, что Новгородская I летопись как старшего, так и младшего извода, рассказывающая об этом событии, делает существенное уточнение. Согласно летописному тексту, Андрей послал в Заволочье не небольшой отряд, а целый «полкъ», численностью в 7000 человек. И только тогда, когда узнал, что в Заволочье объявился этот самый Данислав с отрядом в 400 бойцов. Честно говоря, не верится ни в такую чудную цифирь, ни в подобный ход развития событий. Дело в том, что отправлять 7000 воинов у Андрея не было никакой нужды. Места там были довольно дикие и безлюдные, и вопрос снабжения такого многочисленного воинства встал бы в полный рост.

Опять же сама местность в Заволочье подразумевает действия малыми мобильными отрядами, а не большой ратью, которой просто негде будет развернуться. И на кой тогда она там нужна? Воеводам даже гарнизоны негде было разместить по причине отсутствия городов. А уж рассказ о потерях сторон после боевого столкновения и вовсе выглядит как песня — 15 убитых новгородцев против 1300 суздальцев. Понятно, что под пером автора летописи его земляки самые храбрые, самые сильные и самые умные. Но не до такой же степени! Поэтому математические изыскания новгородского летописца не будем воспринимать всерьез, версия Татищева выглядит куда более логичной и убедительной. И что примечательно, в Лаврентьевской летописи, которая отражает взгляд на события с другой, суздальской стороны, упоминания об этом столкновении нет вообще. Поэтому если верна точка зрения Василия Никитича, то можно предположить, что летописец Андрея Боголюбского просто не посчитал нужным упомянуть об этой мелкой стычке. Хотя в свое время отметил поход в Заволочье Мстислава Андреевича.

Но сообщение Новгородской летописи нам интересно тем, что дает информацию о том, как для новгородцев закончился этот поход и какую прибыль они с него поимели: «Възяшя всю дань, а на суждальскылхъ смьрдехъ другую». На мой югляд, здесь речь может идти о тех «суждальскылхъ смьрдехъ», которые были приведены под власть Андрея Боголюбского сыном Мстиславом во время похода в Заволочье зимой 1166–1667 годов. Поэтому счет владимирского князя к вечевикам увеличился, и к нападению на суздальский отряд прибавилось и ограбление княжеских земель. На требование Андрея выдать Данислава со товарищи новгородцы ответили отказом. Это была уже дерзость, и Боголюбский просто обязан был ответить. Хотя, учитывая сложившуюся ситуацию, мог бы найти и другой повод или же вообще его не искать, поскольку главной причиной войны с Новгородом был князь Роман Мстиславич. Остальное уже были частности.

В канун войны с новгородцами Андрей Боголюбский находился на вершине могущества, под его контролем были Киев и Переяславль-Южный, а рязанский князь Глеб Ростиславич был послушным вассалом, выставлявшим полки по первому требованию грозного сюзерена. То же самое касалось и муромских князей. Если к этому добавить союз со смоленскими Ростиславичами, то получалось, что в данный момент не было на Руси силы, способной противостоять владимирскому князю. Лишь могущественный Ярослав Осмомысл мог спокойно править в своем Галиче, поскольку его интересы с интересами Андрея не пересекались. Да и в случае конфликта Ярослав Владимирович вполне мог за себя постоять. Однако князьям не было друг до друга никакого дела, их интересы лежали в совершенно разных плоскостях.

Для войны с Новгородом Боголюбский собрал значительные силы. Правда, в отличие от похода на Киев список князей не был столь впечатляющ, но самих войск было более чем достаточно. Новгородская I летопись старшего извода приводит подробный список участников похода: «Въ то же лето, на зиму, придоша подъ Новъгородъ суждальци съАндреевицемъ, Романъ и Мьстислав съ смолъняны и съ торопьцяны, муромьци и рязаньци съ двема князьма, полоцьскыи князь съ полоцяны, и вся земля просто Русьская». В Лаврентьевской летописи говорится о том, что рязанский и муромский князья сами на войну не пошли, а отправили сыновей: «Toe же зимы князь Андрей посла сына своего Мстислава съ всею дружиною на Великый Новъгородъ, и Романъ Смолиньскый князь с братом Мьстиславом, и Рязанъскый князь сына посла, и Муромьскый сына же посла». Впрочем, поскольку сам Андрей в поход не шёл, снова отправляя старшего сына, то и поведение подручных ему князей вполне объяснимо. Пусть молодые воюют да славу себе добывают, а старшему поколению и своей славы достаточно. Боголюбский решил действовать по шаблону, применив ту же стратегию и тактику, что и во время похода на Киев. Зачем изобретать что-то новое, если есть оправдывающие себя наработки? Вновь отправив в поход вместе с сыном главного воеводу Бориса Жидиславича, Андрей Юрьевич успокоился и посчитал дело сделанным.

По его мнению, всё должен был решить подавляющий численный перевес. Летописец недаром отметил, что Андрей послал своего сына «съ всею дружиною», подразумевая под дружиной не гридней Мстислава Андреевича, а войска со всего Владимиро-Суздальского княжества. Да и Ипатьевская летопись отмечает небывалую численность союзной рати: «И толико бысть множъство вой, яко и числа нетуть». Но дело в том, что всё собранное Боголюбским войско было достаточно рыхлым и разнородным как по составу, так и по своим целям. И если у Андрея и Ростиславичей были свои резоны, чтобы воевать с Новгородом, то ратникам из Рязани и Мурома это было не нужно. Они вообще не могли взять в толк, с чего им биться-ратиться с новгородцами, которых они и в глаза не видели. Все эти настроения не самым лучшим образом влияли на боевой дух в полках.

Но едва войско в конце зимы 1170 года выступило в поход и вторглось в новгородские земли, как случилась первая напасть — неожиданно умер Святослав Ростиславич, бывший князь Новгородский. Ипатьевская летопись отмечает, что князь скончался в самый разгар боевых действий: «Томъ же лете преставися князъ Святославъ Ростиславичь на Волоце, бе бо тогда воюхе Новгородьскую волость». Это был серьёзный удар по идеологической составляющей похода. Ведь если раньше союзники шли восстанавливать Святослава на новгородском княжении и покарать вечевиков за клятвопреступление, то со смертью князя этот вопрос отпал сам собой. Но в данный момент это уже никого не интересовало.

Однако кончина Святослава должна была произвести очень нехорошее впечатление на войска, поскольку смерть одного из предводителей во время боевых действий, и к тому же не от вражеского оружия, должна была восприниматься как дурной знак. Поэтому, чтобы пресечь распространение ненужных слухов, тело князя тайком отправили в Смоленск, где и захоронили в Успенском соборе.

Наступление союзников продолжалось. Согласно известиям В.Н. Татищева, были захвачены и сожжены Торжок и Великие Луки, а затем у города Руса и на реке Мете были побиты новгородские воеводы. Последнее как раз и вызывает определенные сомнения, поскольку новгородцы должны были прекрасно понимать, что в чистом поле такую грозную силу не остановишь. Наоборот, они должны были стягивать все войска в один кулак, а затем, опираясь на укрепления Новгорода, дать бой врагу. Что в общем-то и произошло. К тому же в летописях никаких сведений о боях на подступах к городу не содержится, поэтому я и буду исходить из того, что никто никаких воевод не побеждал. А вот насчет того, что союзники огнем и мечом прошлись по Новгородской земле, сомневаться не приходится. Андрей Юрьевич повел против Господина Великого Новгорода тотальную войну, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Лаврентьевская летопись в подробностях расписывает подвиги ратников Боголюбского: «И пришедше в землю ихъ много зла створиша, села вся взяша и пожгоша, и люди по селомъ исекоша, а жены и дети, именья и скотъ поимаша». Примерно теми же словами рассказывает о бесчинствах союзников в Новгородской земле и Ипатьевская летопись. Примечательно, что Новгородская I летопись как старшего, так и младшего извода об этом не сообщает, концентрируя внимание на подготовке новгородцев к отражению вторжения. А приготовления были проведены очень серьёзные.

У крепостных стен был выстроен деревянный острог, который затруднял подходы к главным городским укреплениям. На этом моменте хотелось бы остановиться чуть подробнее. Дело в том, что в «Слове о знамении святой Богородицы в год 6677», или, как оно ещё называется, «Сказании о битве новгородцев с суздальцами», говорится следующее: «И соорудили они острог вокруг всего Новгорода, а сами укрылись за острогом». Проблема в том, что такого быть просто не могло. Как мы знаем, река Волхов делит Новгород на две части — Софийскую и Торговую, и окружать каждую из них деревянным острогом было бы несусветной глупостью. Тому были две причины. Во-первых, каждая из них и так обладала достаточно мощными укреплениями. Во-вторых, в этом случае значительно увеличивалась территория, которую новгородцам пришлось бы оборонять, а это было смертельно опасно при колоссальном численном превосходстве врага. Ведь укрепления острога не были столь мощными, как крепостные стены и башни Новгорода, преодолеть их было гораздо легче.

Но если мы примем версию о том, что острог был выстроен новгородцами в том месте, где городские укрепления были наиболее уязвимы и где существовала реальная опасность вражеского прорыва, то все встанет на свои места. Примечательно, что Новгородская I летопись как старшего, так и младшего извода ни слова не говорит о том, что острог был построен вокруг Новгорода. Наоборот, в летописях употребляется совсем другое слово: «и устроиша острогъ около города», «и устроиша город около города». Поэтому, на мой взгляд, говорить о том, что острогом был окружен весь Новгород, возможным не представляется.

Но помимо строительства дополнительных укреплений, новгородцы приняли и другие меры предосторожности. Они вполне резонно посчитали, что осада может затянуться, и поэтому свезли в город огромное количество продовольствия. А чтобы захватчикам жизнь медом не казалась, всё, что не вместилось в городские амбары, развезли по дальним местам. И теперь огромная рать союзников оказывалась перед сильно укреплённым городом, в совершенно опустошенной местности. В довершение всего февральские морозы не располагали к длительному стоянию под стенами города. Задача для Мстислава Андреевича и союзных князей усложнялась многократно, однако её решения никто не отменял. 22 февраля 1170 года полки Мстислава Андреевича и Романа и Мстислава Ростиславичей подошли к Новгороду.

Мстислав Андреевич в окружении князей и воевод ездил вдоль новгородских укреплений, выбирая место для решающего приступа. Подступив к Новгороду, он не стал брать его в тесное кольцо, растягивая свои войска, а предпочел держать рать в едином кулаке. Поэтому и велел разбить стан в отдалении от городских стен. После объезда в шатре у Мстислава ещё долго судили-рядили о том, как штурмовать город, но к единому мнению так и не пришли. Зато все сошлись в одном: город надо брать приступом, с осадой затягивать нельзя, поскольку вся волость опустошена самими же новгородцами. Через несколько дней огромную рать будет просто нечем кормить, и тогда мало никому не покажется. На следующий день князья и воеводы продолжили изучать расположение новгородских войск, прикидывали, как расставить полки и где сподручнее нанести главный удар. Ратники отправились в соседние леса валить деревья и сколачивать осадную технику — лестницы, навесы, большие переносные щиты. Дело спорилось, но вечером Мстислав Андреевич получил очень неприятную весть — в полках начался мор. От напасти этой стали умирать как люди, так и кони.

Быстро собрали военный совет и назначили приступ на утро 25 февраля. В спешном порядке были ускорены работы по подготовке к штурму, полки разводились по заранее намеченным местам, и каждому определялся участок для атаки. Ночь прошла спокойно, а на рассвете союзники пошли на приступ.

Стоявшие на городских валах и стенах острога новгородцы содрогнулись от страшного рева сотен боевых труб суздальских, ростовских, смоленских, муромских и рязанских полков. Тысячи ратников бежали, уминая ногами снег, стремясь как можно скорее преодолеть простреливаемое противником пространство. Засевшие на городских стенах и за кольями острога новгородцы открыли прицельную стрельбу из луков и самострелов по наступающему противнику. Но атакующих было не остановить. Достигнув острога, часть воинов ринулись рубить и расшатывать бревна частокола, другие же, обойдя укрепление, устремились на штурм городской стены.

По приставным лестницам бойцы вскарабкались на гребень стены и схватились на мечах с новгородцами. К воротам подтащили навесы от стрел и камней, в створки ударили тяжелым бревном, а подоспевшие ратники принялись с остервенением рубить их топорами. Теперь сражение кипело повсюду — бились у острога и на стенах, на валах и у городских ворот. Союзники постепенно усиливали натиск, но новгородцы сражались отчаянно, не отступая ни на шаг. С грохотом рухнули разбитые створки ворот, и суздальцы ринулись в город, но новгородцы, встав щит к щиту, плечо к плечу, отразили эту атаку.

Видя отступление союзников, князь Мстислав Ростиславич надвинул поглубже шлем, опустил наперевес копьё и погнал коня к воротам. За ним ринулась в бой дружина, и земля вздрогнула от удара сотен копыт о землю. Князь влетел под арку ворот и ударом копья поверг на землю новгородского ратника. Стоптав нескольких человек конем, Мстислав продолжал поражать копьем врагов и в итоге прорвался в город. Но тут на него со всех сторон насели новгородцы, и белгородский князь, отшвырнув в сторону обломки копья, продолжал отбиваться мечом от окружающих его врагов. Однако новгородцев здесь было больше, и сколь люто ни бился Мстислав Ростиславич, его все же вытеснили за ворота. Князь отъехал от стен, вложил в ножны меч и, сняв с головы шлем, подставил разгоряченное лицо холодному ветру. Его гридни также вышли из боя, многие слезли с коней и теперь отдыхали, набираясь сил перед новой атакой.

Битва продолжалась весь день. Но как ни неистовствовали союзники, как ни старались прорваться в город, новгородцы стояли крепко, повсеместно отражая вражеский натиск. Сражение затихло лишь под вечер, когда Мстиславу Андреевичу и остальным князьям стало ясно, что город взять не удастся. В сгущающихся сумерках измотанные многочасовым боем ратники побрели от Новгорода в свой стан, многие тащили на плечах своих раненых товарищей. И в этот момент по отступающим полкам ударила из острога дружина князя Романа Мстиславича. Множество суздальцев было изрублено во время этой атаки, немало угодило в плен. Яростные схватки вспыхивали по всему полю боя, и лишь наступившая ночь развела сражающихся бойцов. Легендарная битва суздальцев с новгородцами закончилась.

После того как прямой штурм Новгорода провалился, союзникам ничего иного не оставалось, как отступить. И дело даже было не в том, что их войско было разбито, вовсе нет. Да, взять город с первого приступа не удалось, но, по большому счету, это ровным счетом ничего не значило. Киев тоже штурмовали три дня. Войск у союзников было столько, что они без особых проблем могли организовать ещё несколько таких же мощных атак на город. И не факт, что в итоге новгородцы сумели бы устоять. Беда была в том, что, как уже говорилось выше, в полках начался мор: «Бысть же моръ великъ въ конехъ и въ полкохъ» (Ипатьевская летопись). Как мы помним, в свое время Юрий Долгорукий был вынужден отменить поход на Киев и с полдороги вернуться домой, поскольку тоже столкнулся с проблемой конского мора. А здесь болезнь поразила не только лошадей, но и ратников.

Однако была ещё одна проблема, решить которую в данной ситуации союзники не могли. Начался голод, и как с ним бороться, никто из князей и воевод не имел понятия. Очевидно, что здесь свою роль сыграли те меры, которые предприняли новгородцы накануне вторжения: «Но поскольку тогда был великий недород и голод, а к тому новгородцы все жита и скот из ближних мест собрали во град и в дальние места отвезли, так что войска, придя, ничего достать не могли. И учинился такой великий в пище недостаток, что коней в великий пост ели» (В.Н. Татищев). О том, что среди отступающих полков царил жуткий голод, сообщается в большинстве летописных сводов: «Людъе помроша съ голода; и не бысть бо николиже толь тяжька пути людемъ симь, друзии бо отъ нихъ и конину едоша» (Ипатьевская летопись). Примерно такими же словами рассказывает об этом и Лаврентьевская летопись. Поэтому невольно напрашивается вывод о том, что отступление полков Мстислава Андреевича от Новгорода явилось не следствием великой победы новгородцев в открытом бою. Мор и голод — вот два важнейших фактора, благодаря которым поход на Новгород закончился полным провалом.

Что же касается новгородцев, то, к их чести, они сумели грамотно использовать все свои немногочисленные преимущества. Не желая доводить дело до длительной осады, они сами опустошили свою волость. Не имея возможности сразиться с врагом в чистом поле, они грамотно дают бой от обороны, опираясь на городские укрепления, и одерживают победу. За тот небольшой отрезок времени, что им был предоставлен, они сумели как следует подготовиться к обороне. И итог противостояния оказался в какой-то мере закономерным, хотя и совершенно неожиданным для современников.

Но здесь возникает другой вопрос: кто виноват в провале похода на Новгород? Почему войско оказалось совершенно не готово к длительной войне в зимнее время? Ответ может быть только один: вся ответственность за провал лежит на Андрее Юрьевиче Боголюбском и ни на ком другом. Именно владимирский князь собирал войска, именно он готовил их к походу, и именно он назначал военачальников. Опять же сам Андрей в поход не пошел, что тоже не самым лучшим образом сказалось на положении дел. С другой стороны, в «Слове о знамении святой Богородицы в год 6677» содержится следующая информация о том, почему Боголюбский не встал во главе полков: «Сам же он тогда разболелся». Что ж, вполне могло так и быть, ведь князь был уже не молод.

Что же касается обеспечения войска продовольствием, то здесь можно предположить, что Андрей Юрьевич исходил из того, что война должна кормить войну. В принципе, мыслил князь правильно, только вот не учел, что новгородцы сами опустошат свою область и вывезут из неё всё, что можно будет вывести. Однако в летописях говорится о том, что во время похода к Новгороду войска «скоты поимаша» (Ипатьевская летопись). Хотя могло оказаться и так, что этого самого скота просто не хватило для такого огромного войска. Не продумав до конца ситуацию с продовольствием, Андрей фактически лишил свои войска возможности вести длительную осаду. И всё решилось одним сражением.

Отступление было тяжелым, вполне возможно, что потери, которые при этом понесли полки союзников, значительно превысили боевые: «Большая часть войска пешком, и в пути от голода немало померло» (В.Н. Татищев).

Ну а новгородцы предались ликованию. Непосредственная угроза городу миновала, и можно было заняться любимым делом — торговлей. Пленных было захвачено очень много, и с тех пор вечевики с удовольствием вспоминали это славное время: «Ипродаваху суздалца по две ногате» (Новгородская I летопись младшего извода). Соответственно, и Роман Мстиславич остался на княжении.

По престижу Боголюбского был нанесен страшный удар. Вся Русь увидела, что можно противостоять диктату владимиро-суздальского властелина. Именно новгородский поход стал первым в той череде неудач, которые постигнут Андрея в последние годы жизни. Но тогда об этом никто даже и не догадывался, потому что, потерпев поражение на поле боя, Боголюбский стал действовать против новгородцев другими методами. Менее затратными и зрелищными, но гораздо более эффективными. По приказу Андрея в очередной раз перекрыли пути подвоза хлеба в Новгород, и всё сразу же встало на свои места. После радостных излияний новгородского летописца о продаже пленных суздальцев появляется довольно грустная запись: «Бысть дорого въ в Новегороде, купляхут кадь ржи по 4 гривне, а хлебъ по две ногате, а мед пуд по 10 кунъ» (Новгородская I летопись младшего извода).

Когда в двери стучится голод, то становится не до демократических ценностей. Князь Роман Мстиславич отправился на вольные хлеба, а новгородские послы явились во Владимир-Суздальский и заключили с Андреем мир. Пришли к тому, с чего и начали, — вместо умершего Святослава Ростиславича на берега Волхова отправился княжить его брат Рюрик. Многим тогда казалось, что все встало на свои места, но Андрей понимал, какое жестокое поражение потерпел. Ведь не ради Святослава Ростиславича он затевал всё это грандиозное мероприятие! Покончить с новгородской самостийностью и установить на берегах Волхова твердую власть владимиро-суздальского князя — вот конечная цель этого похода. К сожалению, она достигнута не была, и это имело далекоидущие последствия.

4. Вышгородская конфузия (1173 год)

Пока Андрей Боголюбский воевал с новгородцами, в Южной Руси продолжалась вялотекущая усобица, поскольку киевский князь Глеб Юрьевич увяз в противостоянии с Мстиславом Изяславичем. Борьба между ними продолжалась с переменным успехом, Мстиславу даже удалось ненадолго захватить Киев, но удержать город он не смог, и всё опять вернулось на круги своя. К тому же волынский князь вскоре умер, а его наследнику Роману, недавно изгнанному из Новгорода, стало не до Киева.

Однако и здоровье князя Глеба резко ухудшилось, и этот некогда сильный и мужественный воин даже не смог сесть на коня и повести войска против половцев, которые вторглись на Русь. Разболевшийся князь призвал своих младших братьев Михалко и Всеволода, поручив им отразить половецкий набег. Михалко Юрьевич был опытным воеводой и необычайно храбрым бойцом. Совсем недавно по поручению Глеба он с малыми силами — сто переяславских дружинников и полторы тысячи берендеев — ходил против семитысячной половецкой орды. В битве Михалко лично повел свои немногочисленные войска в бой, был ранен копьем в бедро, но продолжал мужественно рубиться с кочевниками. Половцы были разгромлены наголову, полторы тысячи их попало в плен, а остальных посекли ратники Михалко. Лишь хан Тоглий сумел тогда убежать с поля боя. И вот теперь Глеб снова просил младшего брата выступить против степняков.

Михалко вновь проявил себя как талантливый военачальник. Выяснив, что противник перешел Буг, князь выступил в поход. Собрав под свой стяг торков и берендеев, он атаковал половцев, когда те, отягощенные добычей и полоном, возвращались в степи. Численный перевес врага никогда не смущал храброго князя, и он, по ходу движения развернув войска в боевые порядки, обрушился на растянувшуюся в походе орду. Разгром степняков был полный и безоговорочный. Примечательно, что в разгар сражения часть пленных половцев была перебита, поскольку княжие мужи посчитали, что они могут освободиться и вновь ударить по русским и черным клобукам. Воевода Володислав обратился к князьям со следующими словами: «Се держим колодникы собе на смерть, но повели княже ать посекуть и» (Ипатьевская летопись). Михалко с доводами согласился, и черные клобуки порубили половцев саблями. Братья с победой вернулись в Киев, но Глеб Юрьевич недолго радовался их триумфу, поскольку 20 января умер от болезни.

Хоть В.Н. Татищев и пишет, что Глеб «был муж: правдивый, кроткий и всяким благонравием украшен», но это далеко не так. Рассуждения про кротость оставим в стороне, отметим лишь, что, за исключением правдивости, у князя была и масса других положительных качеств. Будучи наполовину половцем, Глеб был храбрым воином и грамотным военачальником. Никогда не покушался на чужое, но и свое не отдавал. По большому счету, именно он, командуя половецкой ордой в битве у Боловеса, в третий раз добыл своему отцу Юрию Долгорукому златой киевский стол. И Андрей мог быть спокоен за Киев, пока там находился Глеб. Теперь же всё менялось.

К тому же по Руси поползли слухи о том, что князь был отравлен киевлянами. Это нашло отражение на страницах летописей, поскольку в дальнейшем Андрей потребует у Ростиславичей выдачи тех, кого он подозревал в этом черном деле: «Выдайте ми Григоря Хотовича, и Степанъца, и Олексу Святословця, яко те суть умориле брата моего Глеба» (Ипатьевская летопись). Но слухи слухами, а на первый план вышел вопрос о том, кто будет княжить в Киеве.

Лучше всех в ситуации сориентировался Владимир Мстиславич, дядя недавно умершего Мстислава Изяславича. Князь быстро появился в стольном городе и уселся на златой киевский стол, руководствуясь принципом: кто не успел, тот опоздал. Но времена изменились, и теперь, чтобы стать князем Киевским, требовалось разрешение от властелина Залесских земель. А Боголюбский такого подарка Владимиру делать не собирался, у него были свои виды на нового кандидата в киевские князья. Летописец так и записал: «Аньдрееве же не любо бяше седенье Володимере Киеве» (Ипатьевская летопись). Владимир Мстиславич против силы Андрея сделать ничего не мог.

Боголюбский предложил стать киевским князем своему союзнику Роману Ростиславичу Смоленскому, который с благодарностью принял это предложение. К тому же владимирский князь в случае необходимости обещал Роману вооруженную поддержку. Мы не знаем, что стал бы делать в данной ситуации Владимир Мстиславич, поскольку он вскоре заболел и умер. Но скорее всего, он, как обычно, убежал бы из города. Недаром В.Н. Татищев дал ему довольно нелестную характеристику: «Сей князь многие беды и гонение от Мстислава, племянника своего, претерпел, бегая в Галич, Рязань, к венграм и к половцам, но все за свою вину и непостоянство, и никто из князей его не любил».

Итак, достойный кандидат на княжение в Киеве был найден. Но тут случился казус. Из Торческа прибыл младший брат Андрея Михалко и уселся на златой стол. Правда, с могущественным родственником он это решение не согласовывал, действуя на свой страх и риск. Вскоре в городе появилось посольство из Владимира-Суздальского и объявило киевлянам о том, что княжить у них будет Роман Ростиславич. Правление Михалко быстро закончилось, потому что киевские послы ушли в Смоленск звать Романа на княжение. Но времена были смутные, и киевлянам было страшно оставаться без князя. Потому били они Михалко челом и, зная его храбрость, просили остаться в городе до прибытия Романа. Князь согласился и правил вплоть до появления в Киеве Романа Ростиславича. Это произошло 1 июля 1171 года.

Относительная стабильность в Южной Руси привела к тому, что в феврале 1172 года войска Андрея Боголюбского совершили большой поход на Волжскую Болгарию. В который уже раз владимирский князь действовал по установившемуся шаблону — сам в поход не шел, а отправлял сына Мстислава и главного воеводу Бориса Жидиславича.

Зимой Боголюбский объявил о походе и стал собирать войска. Князь Мстислав Андреевич и воевода Борис Жидиславич со своими личными дружинами прибыли к Городцу на Волге. Старый союзник Андрея, рязанский князь Глеб Ростиславич, опять в поход не пошел, а отправил сына с дружиной. Примеру своих коллег последовал и муромский князь. Собравшись в Городце, князья стали поджидать прибытия пеших полков.

Но ожидание неожиданно затянулось на целых две недели. Судя по всему, ни ратники, ни воеводы не хотели идти в этот поход. Этот момент четко подметил летописец: «Зане непогодье есть зиме воевати Болгаръ, и подуче не идяху» (Лаврентьевская летопись). В.Н. Татищев тоже обращает внимание на то, что «войска весьма лениво собирались». Полки в поход выступили, но шли медленно, с остановками, задерживаясь по поводу и без. В итоге в Городец так никто к назначенному сроку не пришел. Я не думаю, что такое было бы возможно, если бы во главе войск стоял сам владимирский князь.

Между тем зима заканчивалась, и надо было что-то делать. Будучи человеком решительным, Мстислав Андреевич выступил в поход со всеми наличными силами. Таким образом, в Волжскую Болгарию вторглись лишь княжеские дружины, без поддержки пеших полков. Но с другой стороны, располагая лишь конными гриднями, Мстислав получал возможность быстрого маневра на вражеской территории. Что сын Боголюбского блестяще и использовал.

В.Н. Татищев определяет численность его отряда в 2000 бойцов. Для ведения большой войны силы были невелики, но для стремительного набега их было вполне достаточно. Сначала русские вторглись в мордовские земли и разорили шесть больших сел, после чего напали непосредственно на Волжскую Болгарию. Был захвачен некий город, причем всё мужское население было перебито, а женщины и дети уведены в плен. Видя, что главные силы так и не подходят, войско Мстислава, отягощенное большим полоном и богатой добычей, повернуло назад и пошло к Оке.

Это было сделано вовремя, поскольку болгары оправились от первого шока, вызванного внезапным нападением, собрали до 6000 воинов и кинулись в погоню за Мстиславом. Понимая, что с большим обозом ему без боя не уйти, князь отправил всю добычу и пленных вперед, а сам с конными дружинами решил отвлечь внимание врага. Маневр удался, и большой обоз, а также тысячи пленных были благополучно переправлены через Оку. После этого стал уходить и сам Мстислав. Вот здесь и сыграл решающую роль тот фактор, что все дружинники были конные. Мобильная рать Мстислава Андреевича сумела оторваться от преследования и отойти к Оке. Противников разделяло всего двадцать верст, но болгары так и не сумели догнать русских, которые благополучно ушли на противоположный берег.

Как можно оценить итоги этого похода? С одной стороны, он закончился весьма успешно, поскольку были взяты богатая добыча и множество пленных. Но с другой стороны, он неожиданно показал, что в княжестве существует мощнейшая оппозиция Андрею. И дело здесь не в простых ратниках, а в воеводах и боярах, которые всячески поддерживали царившие в полках настроения. Подобная медлительность могла произойти только при их полном попустительстве, а никак иначе. Ситуация настойчиво требовала присутствия Андрея Юрьевича в войсках, но он по-прежнему упорствовал в своем заблуждении, считая участие в походах необязательным и не желал видеть очевидного. Выводов не было сделано никаких. В этот раз обошлось, но продолжаться до бесконечности так не могло.

А вскоре князя постиг ещё один жестокий удар. Практически сразу после возвращения из похода, 28 марта, скончался его сын и наследник Мстислав. О причинах смерти князя летописи не сообщают, поэтому можно предположить, что она связана с закончившейся войной. Либо князь был ранен, либо заболел во время похода. И случилось это как раз в тот момент, когда Андрею, как никогда, был нужен рядом тот человек, на которого он мог всецело положиться.

Вскоре произошли события, которые имели самые негативные последствия для владимирского князя, — случился его разрыв с Ростиславичами. Причем произошёл он явно по вине Андрея, который совершенно перестал считаться с мнением других князей, окончательно утвердившись в роли «самовластца». По большому счёту, в отношениях с братьями Боголюбский совершил ту же ошибку, что и Мстислав Изяславич. Считая себя единственным, кто может распоряжаться судьбой княжеских столов на Руси, он перестал соблюдать даже внешние приличия при принятии решений, которые напрямую касались сыновей Ростислава.

Как и полагается, очередной конфликт начался из-за Новгорода. «Выбеже Рюрикъ из Новагорода» — так повествует об этом знаковом событии Лаврентьевская летопись. Почему выбежал, становится понятным после сообщения летописца о том, что новгородцы отправили посольство к Андрею просить на княжение сына Юрия. Такое могло случиться только в одном случае — если сам Боголюбский спровоцировал ситуацию. Ведь именно с его подачи Рюрик сел в Новгороде, и вряд ли бы кто посмел его оттуда изгнать без соизволения Андрея. Очевидно, владимирский князь решил, что настало время окончательно прибрать Новгород к рукам, поэтому и затеял там смену князей. Но сделал это настолько грубо и бестактно, что вызвал вполне заслуженное возмущение Ростиславичей.

В.Н. Татищев приводит ответ братьев владимирскому князю: «Отец и брат, мы тебя ради твоей старости именуем и почитаем отцом себе, но ты учинил неправо, что взял наш Новгород, ибо ведаешь сам довольно, что Новгород издревле принадлежит к великому князю русскому к Киеву, а особенно новгородцы сколько раз деду и отцу нашим и нам крест целовали, что от нас не отступать. И ты сам то утвердил. А ныне, не объявив нам вины нашей, то нарушил». Как видим, Ростиславичи упирали на то, что, согласно древнему обычаю, Новгород всегда находился в сфере влияния киевского князя. А поскольку в Киеве правил старший из братьев — Роман, то ему и решать, кто будет княжить на берегах Волхова. И не Андрею туда лезть. На что Боголюбский возразил, что сейчас он старший в роду Мономаха, а потому имеет полное право назначать в Новгород князей.

И пошло-поехало. Сочтя эти возражения прямым вызовом, Андрей отправил к братьям своего мечника Михна с ультиматумом, который иначе, как оскорбительным, назвать нельзя. Прежде всего Боголюбский потребовал выдать ему тех людей, которые подозревались в убийстве его брата Глеба. Владимирский князь устами своего посла заявил на всю Русь о том, что Роман должен покинуть Киев, Давыд — Вышгород, а Мстислав — Белгород. При этом было добавлено, что «а то вы Смоленескь, а темъ ся поделите» (Ипатьевская летопись). Издеваясь, Боголюбский рекомендовал всем братьям идти в Смоленск и разделить между собой княжество. Но четыре князя было очень много для Смоленска, поэтому требования Андрея были изначально невыполнимы.

В воздухе запахло большой войной, но старший из братьев, Роман, решил не связываться с владимирским князем и покинул Киев, уйдя в Смоленск. Андрей пожелал видеть на златом столе своего брата Михалко, княжившего в Торческе, но тот по какой-то причине не смог прибыть в Киев, отправив туда младшего брата Всеволода и племянника Ярополка.

Княжение Всеволода Юрьевича в Киеве продолжалось недолго, всего пять недель. За это время Рюрик, Давыд и Мстислав отправили к Андрею ещё одного посла, взывая к совести властелина Северо-Восточной Руси: «Но ты брата нашего Романа выслал из Киева и нам без всякой нашей вины велишь из Русской земли, нашего наследия, идти. Просим тебя, чтоб ты, помня свое к нам обещание, более нас не обижал» (В.Н. Татищев). А в конце многозначительно добавили, что если правды они у Андрея не добьются, то Бог их рассудит с владимирским князем.

Но Боголюбский не посчитал нужным даже ответить братьям. Очевидно, он сознательно провоцировал этот конфликт, надеясь сломить Ростиславичей и превратить их, подобно рязанским и муромским князьям, в своих покорных вассалов. Но такой расклад братьев совершенно не устраивал, и видя, что от Андрея справедливости не дождешься, они решили сами её восстановить. Дело в долгий ящик не откладывали, и в ночь на 26 июля дружины Давыда и Мстислава Ростиславичей захватили Киев. В плен попали Всеволод с Ярополком, а также те владимирские бояре, которые были в городе. После этого из Овруча прибыл Рюрик Ростиславич и уселся на златой киевский стол.

Новый киевский князь был человеком предусмотрительным и, понимая неизбежность военного конфликта с Андреем, решил обезопасить себя со всех сторон. В Торческ, где княжил Михалко Юрьевич, прибыл посол от Рюрика Ростиславича и велел покинуть город. Но Михалко ответил отказом, и тогда Рюрик вместе с Давыдом и Мстиславом подошёл к Торческу, взяв город в осаду. Противостояние продолжалась шесть дней и завершилось примирением сторон. Михалко покидал Торческ, но взамен получал более престижный Переяславль-Южный, и это его более чем устраивало. К тому же Рюрик отпустил из плена Всеволода с боярами, что уничтожило последний повод для вражды между ним и Михалко. Правда, в Киеве продолжал оставаться Ярополк Ростиславич, но Михалко было глубоко наплевать на своих племянников, и Ярополка в частности. Последующие события это подтвердили.

Едва новый переяславский князь ушёл в свой удел, как Рюрик Ростиславич выгнал из Треполья другого его племянника — Мстислава. Тот кинулся было к дяде за помощью, но Михалко не только не помог родственнику, но даже не пустил его в город. В итоге беглец ушёл в Чернигов, к своему деду по матери Святославу Всеволодовичу.

Узнав о событиях на юге, Андрей страшно разгневался. И тут ещё во Владимир-Суздальский явились послы от черниговских Ольговичей, которые предлагали князю ни много ни мало как военный союз против Ростиславичей. Сказано было четко: «Кто тобе ворогъ, то ти и намъ; а се мы с тобою» (Ипатьевская летопись). У черниговского князя Святослава Всеволодовича были свои резоны, чтобы пойти на такой шаг. Хитрый и опытный политик, принимавший активное участие в войнах Юрия Долгорукого за Киев, он попеременно воевал то на одной, то на другой стороне. То поддерживал суздальского князя, то рьяно сражался на стороне его противников. Подталкивая Боголюбского к этой войне, он вбивал такой клин во взаимоотношения владимирского князя с Ростиславичами, выбить который в дальнейшем было бы весьма проблематично. Раздувая усобицу среди потомков Мономаха, он тем самым усиливал Ольговичей. Святослав сам поглядывал в сторону Киева, и начавшееся противостояние было ему на руку. Хотя имела место и обычная политика черниговских князей — поддержать в конфликте сильнейшую сторону и после победы получить определенные дивиденды.

Что же касается Андрея, то теперь он окончательно уверился в правильности принятого решения воевать с Ростиславичами и вновь отправил к ним своего мечника Михна. То, что он передал братьям, в буквальном смысле слова шокировало князей: «Ты же Рюриче пойди вь Смолнъскь кь брату во свою отцину; а Давыдовы рци: а ты пойди вь Берладь, а в Русъкой земли не велю ти быти; а Мьстиславу молви: в тобе стоить все, а не велю ти в Руской земле быти» (Ипатьевская летопись). Как видим, Андрей Юрьевич лихо определил, куда и кому из князей идти, а также назначил главного стрелочника. Это был неприкрытый диктат, который, кроме ненависти, ничего не мог вызвать в ответ. Боголюбский своей волей не только лишал Мстислава Ростиславича удела, но и изгонял его из пределов Русской земли.

Когда эти слова услышал Мстислав, он впал в бешенство. Князь махнул гридням рукой, и те быстро заломили руки посланцу Андрея. По приказу Мстислава мечнику Михну большими ножницами обкорнали бороду, а затем остригли голову. На наглость Андрея Юрьевича Мстислав Ростиславич ответил неслыханной дерзостью, опозорив на всю Русь в лице своего посла владимирского князя.

Это была публичная пощечина, на которую Андрей обязан был ответить, иного пути у него просто не было. Боголюбский был в ярости, в Ипатьевской летописи отмечено, что «образъ лица его попуснелъ». В.Н. Татищев это прокомментировал так: «Андрей Юриевич хотя умом, а более храбростию прежде во всей Руси славился, только сею невоздержною яростию и гневом неправым на ближних своих сродников, желая их неправо достояния лишить, посрамился и великое неистовство изъявил». Князь поднял всю Северо-Восточную Русь, войска сходились со всех сторон его необъятного княжества. В поход пошли полки ростовские, суздальские, владимирские, белозерские, переславские, муромские, рязанские и новгородские. Согласно Ипатьевской летописи, общая численность воинства достигала 50 000 ратников, для Руси это было более чем достаточно. Все думали, что в этот раз войска поведет сам Андрей, поскольку оскорбление было нанесено ему лично. К тому же, если бы он возглавил рать, сам по себе отпал бы спор о том, кто же, собственно, командует, и раздоры бы прекратились, так и не начавшись. Однако князь снова поступил вопреки здравому смыслу и поставил во главе войск своего малолетнего сына Юрия, под присмотром всё того же Бориса Жидиславича. Прошлые уроки впрок не пошли.

Почему он снова так поступил? Говорить о том, что князь был стар и немощен, не приходится, поскольку в «Повести об убиении Андрея Боголюбского» четко написано, что князь оказал убийцам отчаянное сопротивление, «ибо он был силен». Дело, скорее всего, было в другом. В той же «Повести об убиении Андрея Боголюбского» он назван ВЕЛИКИМ князем. И это при том, что в Киеве Андрей никогда не правил. Получалось, что тот, кто теперь княжит во Владимире-Суздальском, автоматически получает этот титул. Поэтому есть большая вероятность того, что теперь Боголюбский считал ниже своего достоинства ходить в походы вообще, как против врагов внешних, так и против врагов на Руси. Возможно, что, с его точки зрения, это было и правильно, но беда заключалась в том, что после смерти сына Мстислава Андрею просто некого было поставить во главе такого огромного войска. Юрий был ещё малец, а Борис Жидиславич для того же Святослава Всеволодовича, который хотел чуть позже присоединиться к походу, был никто и звали его никак. Поэтому недостаток авторитетного командующего неизбежно должен был привести к склокам и раздорам среди князей, а отсутствие единоначалия, как известно, есть первый шаг к поражению. Но тем не менее Андрей предпочел в очередной раз остаться дома.

В конце лета 1173 года полки выступили на Киев. Сыну Юрию и Борису Жидиславичу князь дал строгий наказ: Рюрика и Давыда Ростиславичей изгнать из Русской земли, а Мстислава взять живым и явить пред светлые очи Андрея. А уж владимирский князь найдёт, как наказать супостата. Маршрут же, по которому шли войска, оказался довольно необычным для такого большого войска. Если обычно суздальские князья ходили на Киев через земли вятичей, то теперь рать шла по Волге в сторону Днепра. И, судя по всему, связано это было с тем, что Андрей считал необходимым припугнуть смоленского князя Романа, дабы тот не вздумал помогать братьям.

И действительно, Роман не посмел противодействовать такой огромной рати и был даже вынужден отправить в распоряжение Юрия Андреевича смоленский полк под командованием сына. Затем к войску присоединились князья полоцкий, туровский, пинский и городенский с дружинами. Когда же войско встало напротив Киева и лишь Днепр теперь отделял союзников от города, подошли черниговские полки Святослава Всеволодовича. Затем прибыли Михалко и Всеволод Юрьевичи с переяславским полком, а также их племянник Ярополк Глебович с дружиной. Сила собралась такая, что не то что Ростиславичей из Киева можно было выгнать, а даже половцев из степей вытеснить. Одних князей собралось более двадцати, гораздо больше, чем в тот раз, когда войска Андрея взяли Киев на щит.

Ну а что же Рюрик, Давыд и Мстислав, как они хотели противиться такой напасти? Пример Мстислава Изяславича, который безуспешно пытался оборонять Киев, был у братьев перед глазами, благо они сами участвовали в тех судьбоносных событиях. Да и киевляне хорошо помнили, чем закончилась для них прошлая осада и все ужасы, которые после этого последовали. Повторения пройденного они явно не хотели и вполне могли отказаться сражаться за Ростиславичей. Поэтому тактика была выбрана другая — Рюрик ушел в Белгород и там затворился, а Давыд и Мстислав окопались в Вышгороде. Правда, Давыд там долго не засиделся, а уехал в Галич просить помощи у могущественного Ярослава Осмомысла. Но тот просителю отказал, не желая связываться с Андреем. И действительно, скоро полки союзных князей вступили в Киев, после чего двинулись на Вышгород, где засел с дружиной Мстислав. Святослав Всеволодович и Михалко подняли черных клобуков, которые пусть и неохотно, но в поход выступили. Для Ростиславичей наступил момент истины.

Передовые части войск Юрия Андреевича появились под Вышгородом 8 сентября. Командовали ими Всеволод Юрьевич и Игорь, сын Святослава Ольговича, будущий герой «Слова о полку Игореве». Молодые князья быстро развернули свои полки в боевые порядки: в центре встали Всеволод и Игорь с дружинами, а на флангах новгородцы и ростовцы.

Стоя на крепостной стене Вышгорода, Мстислав Ростиславич внимательно наблюдал за перемещениями вражеских войск. Противник превосходил его ратников численно, но Мстислав знал, что скоро подойдут главные силы и тогда преимущество противника станет подавляющим. Глядя на изготовившиеся к бою вражеские полки, у князя появилась мысль попробовать разбить этот передовой отряд до подхода Юрия Андреевича с союзниками. Стянув к воротам всё своё воинство и оставив на стенах лишь дозорных, Мстислав повел бойцов в атаку. Тяжелые створки распахнулись, и из темной арки хлынули закованные в броню конные гридни, за которыми повалила пешая рать.

Лучники младшей дружины вырвались вперед и стали осыпать стрелами воинов Всеволода. Но молодой князь выдвинул в передние ряды стрелков, а затем отправил в атаку конных лучников. Завязался упорный бой, всадники били друг друга стрелами, разъезжались, затем снова шли в атаку и вновь обращались в притворное бегство. Но пока шла круговерть кавалерийской схватки, Мстислав успел изготовить свои войска к бою. Видя, что его лучники истомлены длительным сражением, уступают врагу и вот-вот обратятся в бегство, Мстислав Ростилавич велел им отступить за строй пехоты и уходить в город. После чего встал во главе дружины и приказал трубить атаку.

Навстречу гридням Мстислава повели свои дружины Игорь и Всеволод. Две конные лавины столкнулись в поле, и началась рукопашная. Белгородский князь рубился отчаянно, и постепенно его бойцы стали теснить врага. После упорного боя дружинники Всеволода и Игоря были смяты и стали стремительно отступать. Видя, что их союзники с минуты на минуту обратятся в бегство, пришли в движение ростовский и новгородский полки. С двух сторон они ударили по прорвавшимся в центр ратникам Мстислава и остановили их натиск. Битва затянулась и продолжалась до самой ночи, после чего Всеволод отступил от города, а Мстислав ушел за крепостные стены. С обеих сторон было очень много раненых, однако количество убитых было невелико. Вскоре подошли с полками Юрий Андреевич и Святослав Всеволодович, и Вышгород оказался в тесной осаде.

Борьба продолжалась девять недель. Войска союзников каждый день ходили на приступ города и каждый раз отступали, не достигнув каких-либо результатов. С утра до вечера гремело сражение на валах и стенах Вышгорода, атакующие сменяли друг друга в непрерывных атаках, но всё было без толку. Мстислава спасало то, что протяженность городских укреплений была невелика, и это позволяло князю маневрировать своими немногочисленными резервами, посылая воинов на наиболее опасные участки битвы. Союзники же не могли извлечь никакой пользы из того, что их войска имели громадное численное преимущество над защитниками. Невероятно, но факт — огромное войско топталось перед небольшой крепостью и ничего не могло поделать с малочисленным гарнизоном. По ночам тысячи костров озаряли черное небо в окрестностях Вышгорода и стоявшие на стенах караульные в страхе крестились, глядя на обложившее город неисчислимое воинство. Но зато среди защитников был человек, который стал настоящей душой обороны и равного которому не нашлось во вражеском стане. Что и сыграло решающую роль.

Это был звездный час Мстислава Ростиславича. Впоследствии, уже после смерти князя в 1180 году, летописцы наградят его прозвищем Храбрый. Хотя князю больше подошло бы прозвание Неистовый, поскольку его храбрость выходила за границы здравого смысла. Ведь когда перед ухмыляющимся Мстиславом гридни кромсали ножницами бороду посла Андрея Боголюбского, то уже тогда можно было усомниться в том, что белгородский князь находится в здравом уме. Потому что, действуя таким образом, он наносил оскорбление лично Андрею, что исключало всякую возможность компромисса в дальнейшем. А это было очень глупо, учитывая изначальное неравенство сил.

Длительное и безуспешное стояние под стенами крепости действовало угнетающе на союзную рать. Командование над войском прибрал к рукам хитрый Святослав Всеволодович, чем вызвал недовольство среди остальных князей. Но настроение союзников было поднято появлением нового большого отряда, который привел им на помощь князь Ярослав Изяславич Луцкий. Но он не просто так появился под стенами Вышгорода с Волынскими полками. У князя были свои виды на Киев, и мысленно он уже представлял себя на златом столе.

Однако Ярославу пришлось вступить в жесточайший конфликт с Ольговичами, желавшими видеть киевским князем лишь Святослава Всеволодовича и никого другого. Итогом этой распри стало то, что Ярослав Изяславич вступил в тайные переговоры с Ростиславичами и, урядив с братьями вопрос о Киеве в свою пользу, перешел на их сторону. Покинув лагерь союзников, он демонстративно увел полки к Белгороду, где сидел Рюрик Ростиславич. Это стало началом конца длительной осады.

Первыми, кто среагировал на изменение ситуации, оказались черные клобуки. Их предводители четко заявили Юрию Андреевичу и Святославу Всеволодовичу, что не желают помогать Ольговичам в борьбе за Киев, после чего подняли свою конницу и ушли в Поросье. Сделано это было под вечер, на виду у всех, и как только черные клобуки покинули боевой стан, в лагере началось нестроение. Слухи один другого страшнее распространились среди воинов, говорили, что черные клобуки ушли на соединение с ратью Ярослава Осмомысла, который с бесчисленными полками идёт на помощь осажденному Вышгороду. И что с минуты на минуту враг будет здесь.

Этого оказалось достаточно, чтобы вспыхнула паника и охватила всю союзную рать. Воинство не слушало увещеваний князей и воевод, пытавшихся разъяснить ситуацию и объяснить насмерть перепуганным ратникам, что никто на них походом не идёт и никакого Ярослава Осмомысла рядом нет. Но всё было тщетно. Кто-то закричал, что враг уже рядом, и этого оказалось достаточно, чтобы огромная толпа, в которую превратилось некогда грозное воинство, обратилась в бегство. Тысячи людей ринулись к Днепру, прыгали в ладьи и насады, торопливо выгребая на середину реки. Многие хватались за мечи и топоры, отвоевывая себе место на судне, воды Днепра окрасились кровью, и огромная армия союзников перестала существовать как единый военный организм. Видя, что всё пропало, побежали и князья со своими дружинами, воеводы с боярами и прочие начальные люди.

Князь Мстислав Ростиславич поднялся на угловую башню Вышгорода, где он и так проводил большую часть времени, и с недоумением глядел на происходящую внизу суматоху. Но постепенно до князя дошло, что вражеский стан охвачен жутким смятением. Мстислав не стал задаваться вопросом, почему это всё происходит, а просто велел собрать дружину. Увидев, что гридни готовы к бою, князь вихрем слетел с башни, вскочил в седло и велел растворять ворота. Тяжелые, почерневшие от огня дубовые створки со скрипом раскрылись, и дружинная конница пошла в атаку на вражеский лагерь.

Это был неслыханный разгром. Большинство ратников из воинства Юрия Андреевича и Святослава Всеволодовича сумели благополучно переправиться через Днепр и уйти. Другим повезло меньше, поскольку они просто разбежалась по окрестностям, где их и вылавливали гридни Мстислава Ростиславича. Пленных было захвачено великое множество, также победителям достался весь громадный обоз. Очередной поход войск Андрея Боголюбского закончился полным крахом.

Летописец так подвел итоги этого противостояния: «Мьстислав же много пота утеръ с дружиною своею, и не мало мужъства показа с мужьми своими» (Ипатьевская летопись). Примечательно, что потери в войсках союзников могли быть небольшими, поскольку в Новгородской I летописи младшего извода так говорится о вернувшихся из похода новгородцах: «И приидоша в Новъгород вси здрави». А раз это удалось вечевикам, которые с самого первого дня осады участвовали в боевых действиях, то почему не должно было получиться у других? Поэтому можно говорить о том, что главной причиной конфуза под Вышгородом стало нежелание простых ратников воевать непонятно за что. При первом же удобном случае они запаниковали и массово обратились в бегство.

А на Руси просто не могли поверить в то, что произошло. Ведь случилось то, чего в общем-то не должно было быть, поскольку Ростиславичам удалось выйти победителями в противостоянии с владимирским князем. Не имея ни малейшего шанса на успех, братья мастерски воспользовались ошибками врага и сумели переломить ситуацию в свою пользу. Однако в ещё большем выигрыше оказался Ярослав Изяславич, который проявил политическую мудрость и сел на златом киевском столе.

Что же касается Андрея, то он получил новый сокрушительный удар по своему престижу. Но хуже всего было то, что это было второе поражение подряд. Сначала новгородцы, а теперь и Ростиславичи показали остальным князьям, что не так страшен черт, как его малюют. На Руси открыто говорили о том, что это Бог наказал Андрея за гордыню и высокоумие, что и нашло отражение на страницах летописей: «Итако вьзвратишася вся сила Андрея князя Суждальского: совокупилъ бо бяшетъ все земле и множеству вой не бяше числа пришли бо бяху высокомысляще, а смирении отидоша в домы своя» (Ипатьевская летопись). О том же поведал и В.Н. Татищев: «А войско Андрееве возвратилось со срамом и великим вредом, из-за гордости его наказал его Бог».

Мы не знаем, как бы в дальнейшем развивались события, сделал Андрей Юрьевич выводы из случившегося или нет. Вполне возможно, что князь отбросил бы свои принципы и, как в старые добрые времена, сел на коня и лично повел в бой полки. Но эта война оказалась последним военным предприятием Андрея, поскольку в ночь с 28 на 29 июня князь был убит в своем загородном замке.

Подводя же итоги, можно сказать, что походы Андрея Боголюбского в 1169 году на Киев ив 1170 году на Новгород имели решающее значение для дальнейшей судьбы Руси. В первом случае Киев навсегда утратил значение первого города на Русской земле, уступив это место Владимиру-Суздальскому, со всеми вытекающими из этого последствиями. Во втором случае князю не удалось сломить новгородскую независимость и навсегда подчинить вольный город владимирским князьям.