Воздушный витязь

За рубеж родной земли

1916 год — год, тяжелый для русской авиации да и для всей действующей армии. Генерал Брусилов обращается с личным письмом к великому князю Александру Михайловичу: "Обладая по сравнению с немцами слабыми силами по количеству и качеству авиационных средств, мы можем успешно бороться с неприятельской воздушной разведкой только при условии решительного сосредоточения воздушных сил на важнейшем операционном направлении, жертвуя направлениями второстепенными". Командующий Юго-Западным фронтом просит снабдить авиацию новыми аппаратами: двухместными "ньюпорами" и "фарманами", одноместными истребителями.

В другом обращении в штаб верховного главнокомандующего говорится о том, что начало 1916 года поставило русскую авиацию почти в критическое положение. На ее вооружении сильно изношенные аппараты устаревших систем. Новые машины почти не поступают, так как русские заводы не могут выпускать самолеты из-за отсутствия моторов, а французское правительство всячески урезывает заказы России, не дает машин последних образцов.

Крутень знает об этом критическом положении с фронтовой авиацией. Все держится на героизме, лихости, самоотверженности русских летчиков.

Совсем недавно прапорщик Петражицкий с наблюдателем Бартошом на "вуазене" вступил в бой с двумя немецкими аэропланами, атаковавшими их. Летчик искусно маневрировал, уходя от огня противника, и сам атаковал. Один из самолетов врага — "бранденбург" — был сбит и упал в долине реки Слониха.

Да что там говорить! Противник сам признает неоспоримые боевые качества наших авиаторов. Один из летчиков показал Крутеню австрийскую газету "Фестер лоуд", в которой Евграф Николаевич прочитал следующее:

"Было бы смешно говорить с неуважением о русских летчиках. Русские летчики более опасные враги, чем французы. Русские летчики хладнокровны. В атаках русских, быть может, отсутствует планомерность, так же, как и у французов, но в воздухе они непоколебимы и могут переносить большие потери без всякой паники. Русский летчик есть и остается страшным противником".

К середине 1916 года положение с самолетами несколько изменилось к лучшему. 24 мая состоялось экстренное заседание в ставке верховного главнокомандующего, где обсуждался вопрос о насущных нуждах русской авиации. Были приняты меры, и самолеты новых типов стали поступать на фронты, в особенности туда, где намечались удары по противнику.

Широкое наступление готовилось на Юго-Западном фронте, которым командовал генерал А. А. Брусилов. Входившие в состав фронта 3-я и 8-я армии, а также приданная ему Особая армия подвергались непрерывным бомбардировкам с немецких самолетов. Это вносило серьезное расстройство в работу армейских штабов по руководству частями. В течение июля и августа действия немецкой бомбардировочной авиации затрудняли продвижение наших войск, осуществлявших прорыв вражеской обороны.

Тогда-то и была создана 1-я истребительная авиационная группа, не имевшая еще определенного статуса. Непосредственно в 8-ю армию были направлены 2-й и 10-й истребительные отряды. Активные действия истребителей позволили сорвать блокаду немцев с воздуха, прекратить бомбардировку наших армейских тылов.

Заведующий авиацией и воздухоплаванием великий князь Александр Михайлович давно вынашивал мысль о посылке за границу на выучку русских летчиков и авиаспециалистов. В конце концов это стало его idee fix. Вначале он направил во Францию, как бы для разведки, одиночек — штабс-капитана Бродовича, поручика Витмана. Летом же 1916 года, в критические для русской боевой авиации месяцы во Францию и Англию были командированы тридцать два нижних чина под присмотром четырех офицеров для обучения моторному делу. Осенью августейший принял решение послать за рубеж две группы летчиков и наблюдателей. В этом он видел выход из трудного положения, возможность усилить фронтовую авиацию, чтобы достойно противостоять противнику. В Париж ушла телеграмма:

"В целях лучшей постановки обучения летчиков и наблюдателей флот полагал бы желательным, пользуясь зимним затишьем, командировать месяца на два — четыре во Францию для ознакомления с доблестной работой летчиков и наблюдателей в школах и на фронте человек сорок летчиков и наблюдателей из числа окончивших школы при пяти-шести руководителях. Для нас удобнее ноябрь-февраль. Пневский".

Генерал-майор Пневский возглавлял Управление военно-воздушного флота. В августе 1916 года его первым помощником назначается полковник Ульянин, освобожденный от должности начальника Гатчинской авиационной школы. Вскоре он же командируется во Францию в качестве председателя заграничной комиссии по закупке авиационного и воздухоплавательного имущества. Но не только закупкой военного имущества занимается полковник. Он внимательно изучает постановку обучения пилотов, характер воздушных боев в районе реки Соммы, где французы одерживают победы.

…В Управление военно-воздушного флота в Петрограде прибыли летчики 2-й группы, командирующиеся во Францию. Нет только штабс-капитана Крутеня, который задерживается в Москве, испытывая новый самолет. Но, наконец, ноябрьским пасмурным днем является и он.

Евграф Николаевич оглядывает собравшихся офицеров.

— Ба, да здесь знакомые все лица, — восклицает он, крепко пожимая руки Орлову, Барковскому, Свешникову, Кежуну, с которыми встречался на аэродромах или учился в Гатчине.

Руководителем летчиков назначен полковник Мед-но из Увофлота. Полковник в курсе всех дел, дает исчерпывающие ответы на вопросы своих подопечных. Кто-то из пилотов спрашивает:

— Вот штабс-капитан Бродович целый год болтается во Франции. Нам же, грешным, сроки урезаны. Почему так?

— Кончается счастье Бродовича, — невозмутимо отвечает полковник. — Великий князь приказал ему срочно вернуться в Россию и дать полный отчет о своей деятельности. Будет назначен командиром отряда.

— Нет, что ни говорите, есть любимчики у высокого начальства, — раздается тот же голос.

— Кого вы имеете в виду?

— Штабс-капитана Хризосколео, например.

У полковника Медно багровеет лицо, и он сердито отвечает:

— Несмотря на то, что Хризосколео гвардеец, светлейший о нем самого плохого мнения и даже не хотел пускать его за границу. Много апломба, мало толку, к тому же привержен к зеленому змию. Да не завидуйте вы другим! Думаю, что у многих из вас есть намерение не только поучиться у французов, но и самим скрестить шпагу с немецкими асами. А?

— Что на западе, что на востоке — немцы везде остаются бошами, приемы воздушного боя, уловки у них одинаковые, — убежденно говорит поручик Кежун.

— А я скажу так, — вступает в разговор Крутень. — Если придется сражаться там, никто из нас не струсит, сумеет показать, на что способны русские летчики.

Его поддерживают все соратники.

В один из последних дней ноября группа авиаторов садится в Мурманске на пароход, который должен доставить их в Англию, откуда они переберутся во Францию. За бортом штормит Баренцево море. Корабль мотает. Палубу окатывают ледяные волны. Летчики лежат в каюте, некоторые болезненно переносят качку. Кисло шутят:

— Лучше три часа болтаться в воздухе на самолете при штормовом ветре, чем один час — на морском корабле.

— Хорошо, если немцы не подстерегут где-нибудь и не пустят торпеду в бок нашему пароходу, отправив нас в царство Нептуна.

— Спаси и помилуй нас, святая дева Мария.

— Господа, когда доберемся до Франции — забудем все эти невзгоды.

— Друзья, вы заметили: наш Крутень ходит по палубе как старый морской волк. На него морская качка не действует.

— Ничего удивительного. Он в воздухе на своем "ньюпоре" такие головоломные кунстштюки проделывает, что похлеще любой морской качки.

— К тому же водку не пьет, баб сторонится. Спартанец!

— Слышал, у него зазноба в Киеве, переписывается с ней.

Евграф Николаевич заходит в салон, садится на диван, скрещивает по привычке руки на груди. Тревожные мысли не дают ему покоя. Сколько же рутины, неорганизованности, тупости в руководстве авиацией. Перед самым отъездом во Францию он узнал в Управлении военно-воздушного флота, что там с конца 1914 года лежит инструкция по обращению с пулеметами "люис". А ведь эти пулеметы уже давно во многих частях. Сколько отказов и поломок случалось с ними! Два года потребовалось Увофлоту на то, чтобы разослать инструкцию по обращению с "люисами" в авиаотряды. Разве не канцелярская рутина? И это не единичный случай. Все правила регулировок мотора и самолета он доставал частным путем, с заводов или где-нибудь по-приятельски от запасливых и знающих людей. Вот как на деле выглядит техническая и тактическая помощь Управления военно-воздушного флота.

И еще кричащий порок — скопидомство. Казна тратит бешеные деньги на покупку за границей самолетов, запасных частей к ним, оборудования. А как все это используется? Многое лежит по складам и паркам неиспользованным, ржавеет, портится. А на фронте недостаток во всем этом. Что за пакостная привычка все копить, что за боязнь ответственности за выдачу какой-нибудь лишней гайки?!

Это одна сторона дела, есть еще и другая. Какую нелепую форму отчетности придумали в Увофлоте! Филькина грамота! Нужна новая месячная форма отчетности, такая, чтобы по ней сразу была видна деятельность авиачастей. Каждый летчик должен отчитываться, записывать, что произошло в воздухе.

"Не могу молчать об этом, — думает Евграф Николаевич. — Обязательно напишу статью или брошюру и назову ее "Кричащие нужды русской авиации". Конечно, начальство ощерит на меня зубы, да Бог с ним. Истина сильнее гнева высокопоставленных чиновников".

Вслед за Баренцевым морем пароход пересекает Норвежское. И здесь тоже качает, хотя и нет таких яростных штормов. Летчики стали уже привыкать к качке, собираются в кают-компании. Аппетит у всех отменный. В разговорах большей частью вспоминают о недавних воздушных боях, удачах и неудачах, рассуждают об исходе затянувшейся войны. Будущее скрыто непроницаемым туманом.

Наконец пароход прибывает к берегам Великобритании. Полковник Медно перед сходом на берег несколько напыщенно говорит:

— Господа, хочу вам напомнить о необходимости строгого соблюдения этикета на чужой земле. О нас, русских, и так ходят за рубежом превратные слухи. Мы должны быть достойны своего великого государства, пославшего нас к союзникам. Я надеюсь на вас, господа. Добавлю еще, что у каждого из вас есть направление за рубеж, в котором все сказано. Не забывайте и об этом.

Да, такой документ вручен Евграфу Николаевичу Крутеню, как и всем, в Увофлоте. Вот он:

"Ввиду последовавшего 18 ноября высочайшего разрешения на командирование Вас за границу, предписываю Вам с получением сего отправиться для выполнения возложенного на Вас поручения в Париж, где явиться к нашему военному агенту во Франции, председателю комиссии по заготовке авиа- и воздухоплавательного имущества, а также к Дюсиметьеру, на которого возложено общее руководство вашей деятельностью во время пребывания за границей".

Из Англии группа русских летчиков перебирается во Францию. И вот — Париж. Здесь, в здании российского посольства, прибывших встречают полковники Ульянин и Дюсиметьер. От них пилоты получают точные указания, куда ехать и что делать.

— Господа, вы должны как можно больше угнать суть французской авиации, — наставляет полковник Ульянин. — В чем секрет успеха наших союзников, которые буквально громят противника в воздухе? На вас, штабс-капитан Крутень, в этом отношении особая ответственность. Фиксируйте, извлекайте опыт. Вы меня поняли?

— Так точно, господин полковник, — встает Евграф Николаевич.

Потом — разговор по душам с Дюсиметьером, сохранившим прежнюю симпатию к штабс-капитану.

— Рад тебя видеть во Франции, — говорит Лев Павлович, по дружески обнимая Крутеня за плечи. — Тебе предстоит нелегкое испытание: и французский опыт познать, и себя показать. Но прошу тебя слишком не рисковать, знаю твой неуемный характер. Нам с тобой еще вершить большие дела в нашей дорогой России.