Возлюбленный дикарь

Глава 10. МЕСТЬ ГРОН

Страдающая и измученная жестокими побоями, нанесенными Туром, Грон весь следующий день пролежала в своей хижине. Тур ей больше не досаждал. Похоже, он вообще забыл про нее. Мысль об этом вновь вызвала в ней дикую первобытную ревность, не смотря на зверские побои накануне.

Весь день она лежала, лелея ненависть к Туру. Весь день она обдумывала самые различные дьявольские варианты мести. На груди она спрятала каменный нож. Туру даже повезло, что он не навестил ее. Когда он бил ее, нож был тоже при ней, но тогда ей и в голову не пришло направить лезвие против своего мужчины, но теперь, когда он бросил ее, когда он думает о новой подруге, мысли ее обратились к силе оружия.

Грон выбралась из своей хижины только в темноте ночи. Она уже сутки не ела, но голода она не чувствовала: все чувства и эмоции парализовал яд ненависти и ревности. Грон спряталась позади всех сородичей, столпившихся вокруг фигуры у столба.

Ага, они хотят получить удовольствие от мучений пленника! Грон поднялась на цыпочки, чтобы посмотреть через плечо стоявшей впереди женщины. Та обернулась и, узнав ее, ухмыльнулась.

— Тур получит большое удовольствие от смертных мук друга той женщины, которую он возьмет вместо тебя, Грон, — язвительно заметила она.

Грон ничего не отвечала. Еще не пришло ее время выказывать то, что у нее на сердце. Она согласна была бы скорее умереть, чем показать этой женщине, как она страдает.

— Потому-то он так и разозлился, — продолжала мучительница, — когда ты попыталась лишить его удовольствия.

При этих словах Грон осенило. Да, Тур с ума сойдет от злости, если пленнику удастся сбежать. Взбесится и Скарб, вождь, что велел Туру избить ее и взять себе другую женщину.

Грон опять встала на цыпочки и долго и внимательно принялась разглядывать лицо человека, привязанного к столбу. Пламя разведенного вокруг костра уже освещало его фигуру и черты лица почти так же ярко, как солнечный свет. Мужчина был очень красив. В племени Скарба не было ни одного мужчины, кто мог бы сравниться с чужаком. В глазах Грон вспыхнул блеск. Если бы она смогла сбежать с таким красавцем, это было бы прекрасной местью Туру. А если бы можно было сбежать именно с пленником, то наказаны были бы и Тур и Скарб! Но это, конечно, невозможно — через несколько часов этот человек будет мертв.

Грон принялась бродить по деревне — ее ненависти было слишком тесно на одном месте. Она бродила туда-сюда как рассерженная тигрица. И то и дело то одна, то другая из соплеменниц отпускала на ее счет язвительное замечание.

Теперь так будет всегда. Как она ненавидела их всех. Когда она в очередной раз проходила мимо своей хижины, она услышала жалобный плач своего ребенка. Она совсем забыла о нем. Она поспешила в хижину и схватила его на руки — он лежал среди выдровых и лисьих шкур.

Это был ребенок Тура — его сын. Он уже начал походить на отца. Как Тур гордился этим. Грон захлебнулась от ужасных мыслей, пришедших ей в голову. Она принялась разглядывать ребенка, которого держала теперь на вытянутых руках, в сумрачном свете хижины.

Как Тур будет страдать, если что-нибудь случится с его первенцем, его единственным сыном! Грон буквально отшвырнула крошечный комочек обратно на шкуры и выскочила из хижины.

С полчаса она без устали бродила вокруг поселка, раздираемая противоречивыми эмоциями. Множество раз она приближалась к месту огненной казни, где человек у столба страдал от приближающихся все больше и больше языков пламени. Непосредственно его они еще не коснулись, но уже давали ему понять о приблизившихся муках.

Внезапно она столкнулась лицом к лицу с Туром. Руки ее невольно сложились жестом мольбы и призыва. Она оказалась прямо на пути Тура. Мужчина остановился, взглянул на нее, затем с усмешкой, искривившей его лицо, он поднял руку и ударил ее по лицу.

— Вон с дороги, женщина! — рявкнул он и прошел мимо.

Группа соплеменниц, стоявшая неподалеку, видела все это. Они шумно расхохотались над ней, бросая злорадные взгляды и отпуская замечания. Но не стоит их особенно гневно осуждать — прошло множество лет и поколений, прежде чем их тогда еще не родившиеся сестры научились хотя бы скрывать точно такие же эмоции.

Грон похолодела, затем вспыхнула, потом опять похолодела. Вспыхнула она от гнева и унижения. Похолодела же от пришедшего ей в голову решения страшного решения. И внезапно она лишилась рассудка. Она рванулась и помчалась в хижину, где лежал ее малыш. В темноте она нашла крошечное создание. Это был ребенок, дитя Тура. Тур любил его. На секунду она прижала его мягкую щечку к своей щеке, приложила теплое тельце к груди. Затем… Господи, прости ее, ведь она была дикарка, доведенная до отчаяния.

Затем уронив жалкий комок на пол хижины, Грон выбежала вон. Глаза ее были безумны, волосы разметались, закрывая лицо. Она помчалась вновь к толпе своих соплеменников, наблюдавших за жертвой, упрямо отказывающейся удовлетворить их жажду наслаждения чужими страданиями — Ну даже не вздрогнул. Жар огня уже причинял ему ощутимые страдания, но даже единым движением не показал, что замечает огонь или хотя бы присутствие людей.

Грон понаблюдала за ним. Ее ждала такая же судьба, когда Тур и Скарб обнаружат содеянное ею, потому что мальчики для племени священны.

Затем Грон вновь вернулась к тем словам, что ей на этом же месте сказала ее соплеменница. Как же осуществить свою месть, довести ее до конца? Практически это казалось не осуществимым. Столб со всех сторон был окружен любопытствующими.

Грон подумала и побежала к находящимся на противоположном конце поселка сторожевым кострам… Там не было никого. Даже девушки, поддерживающие огонь, покинули свой пост, чтобы насладиться агонией пленника. Грон схватила из кучи хвороста, припасенной для подкладывания в костер, ветку с большими листьями. Ею она прибила огонь в двух кострах, оставив проход между кострами, достаточный для того, чтобы предположить, что по нему прошли дикие звери. Затем она бегом вернулась к толпе зевак…

Подбегая, она закричала в явном ужасе. Стоявшие вблизи повернулись, привлеченные ее воплями.

— Зоры! — кричала она. — Огни погасли, и четыре Зора вошли в хижины, и пожирают детей. Вот с этой стороны, — и она показала в обратном направлении.

В тот же момент все племя кинулось к хижинам. Сначала воины, а за ними женщины и дети. Жертва осталась у своего столба в одиночестве. Как только все повернулись к пленнику спиной, Грон проскользнула за огненное кольцо.

Ну увидел женщину и узнал ее. Он увидел у нее в руках нож. Она хотела его убить еще прошлой ночью, и теперь дождалась своего часа. Да, пожалуй, это будет лучше, чем медленная смерть на костре.

Но нож Грон не коснулся его. Вместо этого женщина быстро перерезала жилы, которыми он был привязан к столбу. Как только путы упали, женщина схватила его за руку.

— Быстро! — вскрикнула она. — Быстро! Они сейчас вернутся — никаких Зоров в деревне нет!

Ну не стал выяснять ничего. Первые несколько шагов он шатался как пьяный, потому что туго стянутые ремни нарушили кровообращение. Но Грон наполовину поддерживая, наполовину подталкивая, повела его через огонь по направлению к внешнему кольцу костров в стигийскую тьму ночи на берегу.

По мере того как Ну двигался, кровь все лучше и лучше циркулировала по сосудам, так что к тому времени, как они подошли к воде, он уже снова великолепно владел всем телом.

Грон провела его к челну.

— Быстро! — снова велела она, и они вывели лодку на линию прибоя. — Они скоро здесь будут и мы умрем оба.

В деревне уже отчетливо слышались гневные крики, и огонь освещал мечущееся между сторожевыми кострами и местом казни племя. Линию прилива они уже миновали, и лодка оказалась в более спокойных водах. Грон забралась в нее и Ну был готов занять место напротив, когда в шуме, доносившемся из деревни, послышались новые ноты. Вместо гневных выкриков в деревне раздавался боевой клич. Даже на таком большом расстоянии Грон и Ну было видно, что в поселении Строителей Лодок идет сражение. Что бы это могло значить?

— Они передрались между собой, — предположила Грон. — А пока они дерутся, давай поспешим, чтобы до возвращения дня мы ушли далеко вперед.

Но Ну не торопился отплывать. Ему хотелось узнать о причине сражения побольше. Соплеменникам не было никакого резона кидаться друг на друга с такой враждебностью, тем более, что не было и провоцирования вражды. Ну показалось издали, что в деревне стало больше людей, чем раньше. Что же все-таки это все могло значить? Для троглодита это могло означать только одно — нападение врага, и ему хотелось оставаться неподалеку до тех пор, пока он не сможет узнать, кто напал на деревню.

Но Грон не хотела ждать. Она схватила свое весло и принялась грести.

— Подожди! — велел Ну, но женщина продолжала настаивать, что следует поторопиться или они пропали.

Во время спора Грон внезапно выпрямилась, указывая на берег.

— Смотри! — прошептала она, — они нас обнаружили. За нами погоня.

Ну посмотрел в том же направлении и увидел достаточно ясно, несмотря на тьму, что к берегу движутся две фигуры. Он увидел, что они взялись за лодку и потащили ее вперед, а в таком случае только немедленное отправление может их спасти. Он схватил весло и при поддержке Грон выгреб в открытое море.

— Мы можем сейчас свернуть и ускользнуть от них, — шепнула она.

Ну кивнул.

— Мы свернем на север в сторону моей страны, — сказал он.

Грон не возражала. Ей было все равно, на юг или на север. Жизнь кончена, для нее счастья ожидать не приходится. Мысленно она вернулась в сумрачную хижину, где на выдровых и лисьих шкурах лежал жалкий комочек.

Они молчали, усиленно работая веслами. Позади них время от времени мелькало преследующее их каноэ.

— Почему ты спасла меня? — спросил наконец Ну.

— Потому что я ненавижу Тура, — ответила она.

Ну замолк, размышляя. Но думал не о Грон. Мысли его были заняты судьбой Нат-ул. Куда она делась после того, как спаслась от Строителей Лодок? Удалось ли ей благополучно добраться до племени? Знала ли она, что это он, Ну, вошел в хижину, где она лежала и спас ее от Тура? Он подумал, что нет, иначе она осталась бы и сражалась бы бок о бок с ним.

Грон прервала его раздумья. Она указала на корму. Не более чем в пятидесяти ярдах от них Ну увидел очертания другой лодки с двумя гребцами.

— Спеши! — шепнула Грон. — Они нас нагоняют, а кроме моего ножа, оружия у нас нет.

Ну сосредоточился на работе веслом. Ускользнуть от преследователей и двинуться на север возможности не было. Нужно было прежде выиграть расстояние, достаточное для того, чтобы преследователи не смогли понять, в каком направлении они скрылись. Но похоже было, что им это не удастся обогнать двоих — как бы они не старались от них отделаться.

Было самое темное время ночи — часы перед наступлением рассвета. Они боролись что было сил. Кажется, расстояние стало увеличиваться. Через несколько минут можно будет свернуть. Но едва они попытались это проделать, как им навстречу устремилась сильная волна прибоя. Оба они были изумлены. Что случилось? Куда они попали? Они ведь гребли прямо в открытое море, но ошибки быть не могло — перед ними был берег. Повернуть назад означало попасть прямо в руки преследователя — этого не хотелось им обоим в одинаковой мере. Если бы Ну был вооружен, он, не задумываясь, вступил в борьбу с обоими, но, имея лишь обычный нож, да два деревянных весла, это было совершенно бессмысленно.

Они, напрягая все силы, провели челн через линию прибоя и гребли, пока лодка не вонзилась носом в песок. Тогда они оба выскочили на берег и протащили лодку еще дальше, чтобы более мощный вал не отнес ее в море.

Так где же они? Ну смутно догадывался. Он понял, что они попали на тот же самый остров, с которого он видел, как Нат-ул увозил Строитель Лодок, и с которого он сам так недавно выбрался.

Но он был не совсем прав. Их бешеная гребля в темноте привела к тому, что они обошли с севера ближайший остров. На самом деле они высадились на южном побережье самого крупного из островов группы, лежащей несколькими милями северо-восточнее от того острова, на котором Ну уже побывал.

Но что за разница? Один не лучше другого. Оба острова принадлежали Таинственной Стране. Оба были населены устрашающими летающими рептилиями, и легенды рассказывали, что здесь живут страшные люди. А Ну был безоружен!

Кому из нас не снилось, что мы гуляем по улицам полуодетые или вовсе голые? Какое жуткое чувство мы испытывали во сне! Но даже оно не может ни в коей мере сравниться с ощущением троглодита, попавшего в чужую страну без оружия, даже без ножа!

Ну был расстроен, но надежды не терял. Он не обратился к женщине с вопросом: «Что мы будем делать?». Дикарь мог надеяться только на самого себя. Его вынуждали к тому и наследственность, и окружающая среда, и все могущественнейшие законы природы. Иначе бы он исчез с лица земли, не получив возможности передать по наследству потомкам свой облик — не было бы и потомков. Какие-нибудь другие формы живых существ, раскопав случайно их кости, удивились бы их структуре и привычкам древнего чудовища, чьи задние конечности настолько крупнее передних, что с их точки зрения должно было бы затруднять передвижение, превращая его в болезненное кувыркание.

Но Ну, сын Ну, не относился к расе, обреченной на вымирание. Он знал, когда надо сражаться, а когда следует избегать столкновений. В данный момент не с кем было избегать столкновений, но безопасное убежище найти было необходимо, и сделать это следовало в первую очередь. Он схватил Грон за руку.

— Пошли! — сказал он. — Надо найти пещеру или дерево, чтобы спрятаться до наступления дня.

Женщина бросила взгляд через плечо — чисто по-женски.

— Смотри! — прошептала она, указывая на линию прибоя.

Ну взглянул и увидел, что на гребне волны неясно вырисовываются очертания лодки с двумя гребцами. Одного взгляда было достаточно. Преследователи были близко. Ну, все еще держа Грон за руку, двинулся к темным теням в глубине берега. Женщина быстро бежала рядом.

Ну немало удивляло, что женщина бежит от своих, чтобы спасти его, чужака и врага. Он опять задал тот же вопрос, на который женщина ответила так эмоционально.

— Почему ты так стараешься спасти меня от своего же народа?

— Я вовсе не стараюсь спасти тебя, — отвечала женщина. — Я хочу свести Тура с ума, вот и все. Он подумает, что я сбежала с тобой, чтобы стать твоей женщиной. По мне, ты можешь и умереть, мне важно, чтобы Тур так подумал. Я ненавижу тебя, но не так сильно, как Тура.