Возвращение

— Это дядя Чарли Траскотт. Ты не хочешь поздороваться с ним и поблагодарить его за яички?

Малыш протянул Чарли руку, она была влажной и слабой.

— Привет, паренек, — сказал Чарли. — Ты хочешь посмотреть, как я стану приподнимать домкратом машину?

Мальчик кивнул головой.

— Тогда пошли. Постоишь рядом со мной.

— Дядя Чарли живет на ферме Стент. Может быть, он когда-нибудь пригласит тебя туда и покажет тебе разных животных? Ты бы хотел туда пойти, Тим, не так ли?

— Конечно, приходите, — сказал Чарли. — Через пару недель у нас будет новый теленок. Я скажу тебе, когда он появится, и твой отец привезет тебя к нам, чтобы посмотреть на теленка.

Ему совсем не хотелось, чтобы Френк Флеминг приезжал к ним на ферму. Но он не мог отказать во внимании маленькому мальчику с таким бледным и грустным личиком. Малыш смотрел на Чарли такими влажными, широко открытыми глазами.

Когда родился теленок и Чарли сказал об этом Флемингу, тот покачал головой.

— Тим не может приехать к вам. Он все еще слишком слаб. Может, мы приедем с ним позже.

Флеминг следил за мальчиком и старался как-то развлечь его. Он приводил его с собой в хорошую погоду и подводил к Чарли и Джерри, но Джорджу Кресси было запрещено приближаться к ребенку.

— Кресси может испугать Тима. Он на самом деле выглядит, как краснокожий индеец. Он как-то был у нас в доме, мыл окна для моей жены, и Тим подошел к нему и начал с ним разговаривать. Кресси разрезал ножом свой палец и хотел сделать то же самое и Тиму, чтобы они стали кровными братьями. Он всегда болтает подобную чушь. После этого Тиму снились кошмары. Если я увижу, что Кресси пристает к Тиму, я его сразу вышвырну из гаража.

— Джордж не захочет причинять ему вреда, ему нравятся дети. Он и сам ведет себя, как ребенок!

— Я не желаю рисковать, и я ему не доверяю.

— Почему тогда он у тебя работает, если ты к нему плохо относишься?

— Нормальный человек не станет делать его работу за фунт в неделю.

— Ты ему платишь так мало? — поразился Чарли.

— Ты знаешь, что мне нелегко с деньгами. Сейчас такое положение… Я что-то не видел, чтобы ты просто так раздавал свои деньги.

Флеминг действительно был жуликоват, как предупреждал Сэм Тригг, и каждую неделю, когда Чарли приносил ему две дюжины яиц, Флеминг пытался не заплатить. Когда Чарли напоминал ему об этом, он каждый раз говорил одно и то же:

— Шиллинг за дюжину, и ты считаешь, что это нормальная цена? Ты так быстро разбогатеешь, разве я не прав, приятель?

Флеминг относился к числу тех, у кого никогда не было сигарет. Он обычно устраивал представление и похлопывал по карманам, пытаясь отыскать там несуществующую пачку. Часто он находил в кармане пустую пачку и с шиком бросал ее на пол.

— Джерри, у тебя нет сигареты?

— Извини, Френк, я только что выкурил последнюю.

— И я тоже, — говорил Чарли. — Мне следует попытаться вообще бросить курить.

Как-то раз, когда Френк клянчил сигареты, к нему подошел Джордж и протянул старую жестяную банку из-под конфет, в ней лежал пяток сигарет.

— Френк, угощайся!

— Спасибо, Джордж, ты настоящий друг, — сказал Флеминг.

Но когда он зажег сигарету и сделал пару затяжек, у него перекосилось лицо.

— Черт побери! Они старые и воняют, как поношенные вонючие башмаки! Господи, сколько же они у тебя лежали?

— Не так уж долго, — ответил Кресси.

— Они, наверное, марки Краснокожий Индеец? — сказал Флеминг, — они что, называются Черноногие или Чероки?

— Сигареты марки «Дю Мурье», — ответил Кресси. — Мне их дал мистер Реннем, когда он приезжал сюда.

— У них вкус, как у старых коровьих лепешек, — продолжал Флеминг.

— Я больше не стану угощать тебя сигаретами. Я их оставлю для моих друзей в пивной.

— Давай, давай, — ответил Флеминг. — Так я смогу уберечься от скорой смерти!

Когда Кресси отошел от него, Флеминг сказал:

— Черт, вкус был, как у старой вонючей веревки! Именно так воняли эти сраные сигареты!

— Зачем ты пристаешь к нему? — сказал Чарли. — Если ты оставишь его в покос, с ним можно ладить.

Флеминг пустил ему в лицо облако дыма.

Роберт вдруг сильно вытянулся. Он поразительно вырос. Ему было четырнадцать с половиной лет, и он почти догнал по росту своего деда. И все это случилось за восемь месяцев, с тех пор как они приехали на ферму Стент.

— Наверное, здесь что-то есть в воздухе, — дразнил его Чарли.

Но Линн начала волноваться, беспокоясь, что он может заболеть из-за быстрого роста. Она постоянно накладывала ему полную тарелку во время еды и пыталась заставить его съесть добавку. Она заставляла его пить молоко.

— Почему ты не оставишь парня в покое? Ты постоянно ставишь его в идиотское положение! — возмущался Джек.

— Он такой худой, и я не могу не волноваться, — оправдывалась Линн.

— Парень — сильный, как конь. Если он худой, а это есть на самом деле, то лишь потому, что ты все время цепляешься к нему!

Иногда даже Роберт не выдерживал и начинал возмущаться.

— Мать, сколько раз можно говорить тебе. Я не хочу пить молоко!

— Хорошо, хорошо. Я только спросила. Не нужно пытаться откусить мне голову. Ты стал таким нервным!

— Я его не виню, — сказал отец. — Ты ведь все время пристаешь к нему, что можно подумать, рост — это новая болезнь, в то время как это нормальное явление.

Иногда Линн смеялась над собой. Она понимала справедливость замечаний отца, и пыталась воспринимать сына как нормального юношу, который растет и мужает. И все-таки ей было трудно привыкнуть к этому, и каждый раз, когда она видела его за работой на ферме, она не могла скрыть своего потрясения.

— Боже, как же быстро ты растешь! — обычно говорила Линн. — Ты уже совсем взрослый мужчина!

И хотя Линн повторяла это много раз, она все равно не могла примириться с этим. Это было так странно, что ее мальчик вымахал выше нее ростом, что у него такие длинные ноги, и он делает размашистые шаги, что у него стал низкий голос, и над верхней губой есть намеки на усы, и что ему приходится бриться каждое утро.

Как же быстро пролетели годы, и ее малыш, ее дитя, ее маленький мальчик куда-то исчез! Иногда, даже когда Линн смеялась, ее пронизывала страшная боль, потому что плоть от плоти ее, ее сын стал вдруг чужим. Она не могла понять постоянной смены его настроения, его равнодушия, когда она с ним разговаривала, его нередко небрежного жеста или обидного слова. Иногда он смотрел на нее таким взглядом, что она спрашивала себя, о чем может думать этот незнакомец.

Однако ее гордости за него тоже не было границ. Она радовалась его возмужанию, когда смотрела за его работой на ферме. Он великолепно справлялся со скотом. Его сильные, ловкие и умные руки могли выполнить любую работу. Его спокойный голос и уверенность притягивали к нему Линн, хотя иногда он небрежно мог отнестись к ее замечанию и тем самым обидеть ее. Она никогда не говорила сыну, что он очень привлекательный юноша. У него были гладкие черные волосы, темные глубокие глаза и хорошая смуглая кожа. Своим ростом и хорошими манерами он всегда выделялся среди сверстников.

Когда он бывал с ней на рынке по продаже скота, она видела, что на него обращают внимание. Сам Роберт ничего не замечал. Его интересовал продававшийся скот и то дело, из-за которого он приехал с фермы. Когда дела заканчивались, он немедленно торопился домой. Ему не нравилось ходить без дела и рассматривать тот скот, который они не собирались покупать.

— Подожди, — обычно говорила ему мать. — Посмотри на этих гусей. Мне кажется, что нам стоит увеличить наше стадо…

Или это могли быть куры, или новый вид комбикормов, который следовало посмотреть Роберту и высказать о нем свое мнение.

— Мать так долго все рассматривает, — жаловался он деду. — Если бы не она, я бы вернулся домой уже к половине одиннадцатого, а она еще долго гуляла по рынку.

— Парень, ты сам виноват, раз согласился идти с ней. Ты никогда не станешь нормальным мужчиной или работником, пока твоя мать не перестанет командовать тобой.

— Ты прав, — согласился Роберт, — но это только до конца года, а там я найду себе работу и буду независим от нее.

— Да, если только у тебя найдутся силы освободиться, — сказал Джек.

Линн купила трех коз — козла и двух козочек. Она хотела, чтобы они паслись на поле с жесткой травой: на тех десяти акрах, где было много кочек, росла грубая луговая трава и где козы могли бы выщипать куманику и кустики вереска, заполонившие эти заброшенные земли.

Но, как оказалось, у коз были свои понятия, и они постоянно удирали с отведенного им места. Главарем и заводилой, естественно, был козел. У него были сильные длинные рога, и с их помощью он пролезал через любую изгородь. За ним всегда следовали покорные козочки.

— Старец Моисей, — говорил о нем Чарли, — ведущий свое стадо в землю обетованную.

Как-то они забрались в сад и нанесли большой урон кустам смородины, до которых они там добрались и которые очень пришлись им по вкусу. Линн решила, что коз следует привязывать, и попросила Роберта, чтобы тот последил за этим.

Джек и Роберт терпеть не могли коз. От них было больше вреда, чем пользы. Козы никогда не стояли спокойно, и их было просто невозможно доить. И два раза в день Линн звала себе на помощь Джека и Роберта, чтобы те подержали коз, пока она их подоит.

Как-то ночью козел вырвался из загона, и утром его обнаружили объедающим турнепс на угловом поле. Роберт отправился за беглецом.

— Может быть, теперь, — резко сказала Линн, — ты, наконец, как следует привяжешь его.

— Только не вини меня! — возмутился Роберт. — Этот бандит перегрыз веревку!

— Тебе нужно обмакнуть веревку в креозот, — подсказал ему Чарли.

— Черт бы побрал коз, — продолжал Роберт, — я не знаю, для чего мы их вообще держим!

— Надеюсь, тебе не очень сложно присмотреть для меня за тремя бедными козами? — сказала Линн.

Но дело было не только в козах. Мать никогда не могла оставить его в покос. Она всегда отвлекала его от настоящей работы: то она просила его поймать крысу, которую увидела в амбаре, то ей срочно было нужно, чтобы Роберт смазал дверные петли в сыроварне или выбросил дохлую птицу, утонувшую в поилке для скота. Если два петуха начинали драться, она немедленно звала сына, чтобы тот их разогнал. Она постоянно заставляла его искать кур и яйца, отложенные ими в неположенном месте.

По средам, когда она уезжала на рынок, Роберт кормил вместо нее кур. Иногда нужно было смешивать различный корм, и Линн требовала, чтобы ее указания выполнялись с точностью до миллиграмма. Нужно было класть ингредиенты только в определенном порядке. Даже когда разбрасывалось для них зерно, это следовало делать по определенным правилам.

— Ты помнишь пеструшку, у которой два лишних коготка? И еще трех белых куриц, которые сейчас линяют? Я хочу, чтобы ты был внимателен к ним, и чтобы они поели как следует!

Но мужчинам на это было наплевать, и Роберт не спешил выполнять все ее указания. Его дело было разбросать зерно, вот и все. Но как-то в среду Линн вернулась домой за забытым кошельком и увидела, что сын не выполняет ее важные инструкции.

— Ты не слышал, что я тебя просила понаблюдать за этими курами?

Роберт спокойно пожал плечами.

— Они и так не останутся голодными.

— Я тебя совершенно не понимаю, — сказала она. — Ты раньше всегда старался не огорчать меня, но теперь тебе все равно. Ты вообще не слышишь, что я тебе говорю.

Роберт повернулся и пошел прочь, что-то бормоча, и Линн поспешила, чтобы не опоздать на автобус.

У Роберта в последнее время постоянно было плохое настроение, и терпение Линн было на пределе. Часто сын старался держаться от нее подальше. Мать звала его, а он не приходил.

Как-то раз, когда она вошла в сарай, то услышала, как он выскользнул через другую дверь. Когда Линн последовала за ним, то не могла его найти.

— Ты разве не слышал, как я звала тебя? — спросила она его позже во время обеда. — Сегодня утром в сарае?

— Ты всегда меня зовешь, — сказал он.

Однажды она послала его в деревню разнести по домам объявления по поводу продажи разных продуктов.

— Но я потрачу так много времени! — сказал Роберт, и его лицо потемнело от гнева.

— Тебе не хочется, чтобы наша ферма процветала?

— Я хочу, чтобы ты дала мне возможность нормально работать!

Он подошел к двери и со злостью сорвал куртку с вешалки.

— Я надеялся, что смогу работать на этой ферме, а что я здесь делаю? Я мальчик на посылках и только зря трачу мое время. Я ничего не сделал полезного. Мою часть работы выполняет дед!

— Твой дед прекрасно со всем справляется!

— Вот в этом все дело! — продолжал Роберт. — Я здесь совсем не нужен как работник! Тебе нужен посыльный!

Он схватил карточки со стола и засунул их в карман.

— Постарайся их не помять, — сказала Линн. — Я потратила много времени на то, чтобы их написать.

Он отсутствовал весь день, и когда пришло время дойки, его все еще не было.

— Ты не видел Роберта? — спросила она Джека.

— А что, он сорвался с цепи? — ответил он.

Роберт вернулся домой после шести часов. К тому времени коровы опять паслись на лугу. Джек качал насос, а Линн ополаскивала бидоны для молока. Роберт прошел через калитку и стал молча неподалеку, засунув руки в карман. Они прекратили работу и посмотрели на юношу.

— Где ты был все это время?

— Я ходил в Пигготтс повидать мистера Меджа.

— Пигготтс? Зачем? — спросила Линн.

— Я ходил туда насчет работы, — он вызывающе посмотрел на мать. — Я начну там работать в следующий понедельник. Мистер Медж хочет посмотреть мою карточку занятости.

— Я тебя не понимаю, — сказала Линн. Она говорила спокойным и очень холодным тоном. — Для чего ты это сделал?

— Я всегда хотел это сделать. Ты слышала, как я постоянно говорил об этом. Нормальная работа на нормальной ферме, чтобы там я мог научиться работать как следует.

— У нас что — не та ферма?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, — пробормотал Роберт.

— Тебе мало нашей фермы? Она же твоя!

— Нет, я предпочитаю работать в другом месте.

— Тогда, — сказала Линн, пытаясь взять себя в руки, — ты, наверное, сделал единственно правильную вещь.

— Я тоже так думаю, — ответил Роберт.

— Это — твоя жизнь, и ты можешь с ней делать все, что ты хочешь!

— Я уверен в этом.

Линн склонилась к мойке и стала рассеянно протирать бидон.

Джек был занят тем, что зажигал трубку. На его лице было спокойное и сдержанное выражение. Он отошел от мойки, потому что вода стала заливать ему ноги.

— Ты нас сейчас затопишь, — сказал он Линн. — Ты так сильно брызгаешь во все стороны.

Линн отпустила ведро и выпрямилась. Она готова была испепелить отца взглядом.

— Я не понимаю своего сына! Он ушел со своей фермы и хочет работать в другом месте! Почему он так делает?

— Я тебе говорил уже давно, что ему не нравится выращивать кур, — напомнил Джек.

Линн заставила себя посмотреть на Роберта.

— Чем плохо разводить кур? Этим можно заработать на жизнь, разве я не права?

— В этом нет ничего дурного, — ответил Роберт. — Просто я хочу заниматься другими вещами. Я не желаю проводить свою жизнь, расхаживая с ведром в руке, готовить болтушку для кур и собирать яйца. Я не считаю это подходящей работой для мужчины. Я хочу заниматься другими делами.

— Мужская работа! — воскликнула Линн. — Ты говоришь это в присутствии своего деда?! Ты что, считаешь себя более умным, чем твой дед?

— Меня сюда не вмешивай, — сказал Джек. — Я — старый человек, и у меня все уже в прошлом. Я могу теперь работать только на такой маленькой ферме. Но у Роберта впереди вся жизнь. Вполне естественно, что ему хочется попробовать все. Так же было и со мной в его возрасте, и ты не имеешь права мешать ему.

Линн опустила глаза. Она смотрела на воду в мойке, ее рука пыталась отыскать там тряпку. Наконец она ее нашла и начала выкручивать.

— Я не стану ему мешать, — наконец сказала она. — Если он действительно пришел к такому решению, то тут говорить больше не о чем. Все, что нужно было сказать, сказано. Давай прекратим обсуждать эту тему!

— Аминь! — заключил Джек.

— Я просто расстроена, вот и все! Я не понимаю, почему его не интересует судьба нашей фермы? Мне казалось, когда я ее купила…

— Ты же сказала, что больше говорить не о чем.

— Ладно. Все. Я молчу!

И Линн с грохотом поставила ведро на камни.

Когда Чарли пришел домой и ему сообщили новость, он с упреком посмотрел на Роберта.

— Я думал, что ты как минимум проработаешь здесь год, пока мать не встанет на ноги.

Роберт пожал плечами.

— Я ей здесь не нужен. Она и дед вполне смогут справиться сами.

— Ему вообще все равно, справимся мы или нет! — Линн разрезала горячую картофельную запеканку и раскладывала ее по тарелкам. — Наши соображения не имеют для него никакого значения. Это правда!

— Ферма Пигготтс — это хорошая ферма, — сказал Джек, когда Роберт сел за стол. — Тебя там научат многому.

— Это самая хорошая ферма по соседству, поэтому я выбрал ее, — сказал Роберт. — Мне повезло, что они взяли меня туда работать.

— Нашему Роберту давай все самое лучшее, — ласково заметил Чарли и осторожно взглянул на Линн. — Ты, наверное, произвел на них хорошее впечатление, поэтому они сразу взяли тебя на работу.

Линн молчала, подавая на стол.

— Твоя мать расстроена, — сказал Чарли. — Она не ожидала этого. Ты так неожиданно поступил на работу.

— Я не расстроена, — ответила Линн. — Я уже пришла в себя.

Она придвинула свой стул к столу.

— Роберту все равно, расстроена я или нет.

Роберт не отводил взгляда от тарелки. Злость матери давила на него. Он был, как в темном тумане.

— Прости меня, если ты расстроена, — сказал он. — Но я считаю, что у меня есть право работать там, где я считаю нужным.

— Значит, тебе этого так сильно хотелось, что ты потихоньку пошел к мистеру Меджу, не сказав никому ни слова! Ты разозлился на меня, потому что я попросила тебя разнести карточки по домам, — сказала Линн.

— Дело не только в этом, — ответил Роберт.

— В чем же тогда дело?

— Во многом.

— Ну, расскажи нам…

— Черт побери! — взорвался Джек. — Парень тебе уже все объяснил. Хватит перемалывать все сначала! Когда, наконец, ты успокоишься?!

Линн поразила вспышка отца. Она замолчала и поджала губы. Чарли налил себе чай. Роберт снова взял в руки нож и вилку.

После ужина Роб вопросительно посмотрел на мать.

— Мне пойти закрыть кур?

— Делай, что хочешь, — сказала она. — Но это же не работа для настоящего мужчины!

Роберт пошел к курятникам. Спустя некоторое время за ним последовал Чарли. Они вместе закрыли кур и потом постояли недолго у калитки. В долине прошел поезд. Чарли посмотрел на светящиеся стрелки часов.

— Это последний поезд в Бакстри, — сказал он.

— Хотел бы я оказаться на нем! — воскликнул Роберт.

— Ну, ты же так не думаешь!

— Может, и нет, но мать подняла такой шум…

— Все произошло для нее слишком неожиданно. Почему ты не сказал ей обо всем заранее?

— Тогда она отговорила бы меня… Она умеет играть на моем отношении к ней и манипулировать мной!

Чарли не мог с ним спорить. Он слишком часто наблюдал за действиями Линн. Но парень рос, он становился более уверенным, жестким и старался утвердиться в жизни.

— Мать все время командует мной. Дед все это знает и понимает. Он мне давно говорил, что мне нужно постоять за себя, и сегодня я понял, что он был прав.

— Но если ты станешь работать у мистера Меджа, то увидишь, что тобой все равно кто-то станет командовать.

— Это другое дело, — ответил Роберт. — Я не знаю, как это правильно выразить, но мне это кажется нормальным…

— Твоя мать тебя очень любит.

— Я это знаю.

Роберт переступил с ноги на ногу.

— Но если я стану ей слишком уступать, она все время будет вить из меня веревки. Мне лучше начать освобождаться от ее излишней опеки сейчас, пока не стало слишком поздно.

— Ну, ладно, — сказал Чарли. — Ты же не уходишь из дома! Твоя мать постепенно привыкнет.

Иногда, работая в полях Пигготтса, Роберт останавливался и обменивался приветствиями с дедом, работавшим на полях фермы Стент. Сначала его одолевало чувство вины, когда он видел, как старик трудится один. Но это чувство у него вскоре исчезло, потому что он понимал, что принял правильное решение, и знал, что дед его понимает.

Потом он совсем успокоился и был очарован этими огромными полями, где он работал днем и где летом, казалось, ложилось ночевать солнце. Каждое утро, отправляясь на работу, он испытывал возбуждение. Между пятью и шестью часами утра на ферме уже кипела работа, и Роберту это нравилось. Он гордился тем, что работал там. Ему нравилось кормить лошадей и запрягать их. Нравилось наблюдать, как бригадиры распределяли работу и возглавляли рабочие бригады. Он с нетерпением ждал, когда настанет время и он сможет занять это место и распределять работу в поле между работниками.

Но сейчас он был новеньким, и к тому же совсем молодым, и ему поручали работу попроще. День за днем он ломал спину, работая мотыгой в поле, где рос турнепс. Более опытные, старые работники время от времени выпрямлялись и массировали себе спину и даже могли поболтать минутку-другую, но Роберт не мог себе позволить этого, иначе он бы не угнался за ними. Он работал без остановки, и ни на секунду не отрывал глаз от ряда, потому что боялся, что может срубить нежные растения вместе с сорняками.

После такой работы ему казалось, что у него сейчас сломается спина. Мышцы рук дрожали. Когда он возвращался домой вечером, сил хватало лишь на то, чтобы помыться на дворе под насосом.

— Твоя болезнь называется «заболевание работника с мотыгой», — радостно комментировал Чарли.

— Я и сам это знаю, — отвечал Роберт. — Век бы не видать этот турнепс.

— Ты же сам это выбрал, — вклинилась Линн, — ты не захотел работать на своей собственной ферме!

Она достаточно часто делала такие замечания. Ей было трудно сдерживаться. Но она не могла отрицать, что Роберт выглядел более счастливым. Он больше старался не грубить ей и никогда не пытался скрыться от нее. Он всегда старался помочь, когда требовалась помощь на ферме. Понемногу начали налаживаться нормальные отношения. Они по-прежнему были близки друг другу, и хотя Линн была разочарована его «Изменой», она старалась не показывать этого. Ей было приятно, когда она встретила мистера Меджа, и он хорошо отозвался о Роберте.

— Ваш Роберт — хороший парень. Не так много ребят сейчас, которые согласны выполнять все, что им говорят, и еще стараться сделать что-то сверх. Он умный и все схватывает на лету. Мне бы хотелось иметь больше таких работников.

— Я знаю, — сухо ответила Линн, — Роберт мог бы добиться многого, если бы он не решил, что ему стоит работать на земле.

Маленькая ферма Линн процветала и начинала приносить доход. В августе им крупно повезло. Их соседи Тригги из Слипфилдса были уже не молоды и решили продать большую часть своих кур. Они предложили их Линн по сниженным ценам. Кроме того, это значило, что они больше не станут поставлять яйца дилеру в Бакстри, и Линн тоже выгадала из-за этого.

Сэм сказал ей:

— Если хотите, то контракт — ваш. Дилер просил меня, чтобы я порекомендовал ему кого-то, на кого можно положиться. Так что все зависит от вас. Я ему могу порекомендовать вас хоть сейчас. Как вы думаете, вы сможете справиться с этим?

— Все дело в транспорте, — ответила Линн. — Мне нужно доставлять яйца в Скемптон Холт.

— Джим Смит всегда отвозил туда наши яйца. Вы сможете с ним тоже договориться, если хотите.

— У меня есть идея, — сказал Чарли. — Мне кажется, что нам нужно купить фургон.

— Не болтай глупости, — ответила Линн. — Отец никогда не водил машину!

— Ну и что из этого? — спросил Джек.

— Но ты же не умеешь ее водить?

— Ты, наверное, считаешь, что я слишком стар, чтобы учиться этому сейчас?

— И потом, где мы возьмем для этого деньги?

— Ты можешь себе позволить купить фургон, — сказал Чарли. — Если ты купишь машину, ты вложишь деньги в нужное дело. Ты только подумай о том, сколько ты сэкономишь времени, когда тебе придется развозить птицу. Тебе стоит самой научиться водить машину.

— Нет, только не я! Я боюсь, — сказала Линн.

Линн сразу не могла принимать подобные новые идеи. Но все равно об этом стоило подумать. И она увидела в этом определенные преимущества, при условии, что ее отец захочет водить машину…

— Конечно, я хочу научиться водить машину, — сказал Джек. — Почему бы и нет?

Фургон купили в течение недели: это был подержанный «форд», и стоил он восемьдесят фунтов. Линн не успела оглянуться, как Чарли научил отца водить машину. Сначала Джеку мешало левое колено, пораненное в юности, но Чарли что-то переделал в системе сцепления, и потом все пошло как по маслу.

Итак, куры Сэма Тригга перешли к Линн, и ей достался его контракт. Она должна была поставлять сто дюжин яиц каждую неделю дилеру в Бакстри. Каждый понедельник Джек отвозил яйца в Скемптон, и в конце каждого месяца Линн получала чек от дилера.

— Ты скоро станешь миллионершей, — дразнил ее Чарли. — Если ты будешь зарабатывать деньги такими же темпами.

— Счета от торговца зерном слишком велики, поэтому мне не удастся разбогатеть, — заявляла Линн.

Но она все равно была довольна. Ферма работала нормально. Отец был доволен — у него было много работы, казалось, что счастье сопутствовало им.

— Я вижу, что вы купили себе фургон, — сказал Флеминг в гараже Чарли. — Сколько вы заплатили за него?

— Мы заплатили столько, сколько он стоит.

— Вам следовало обратиться ко мне. Я бы продал вам фургон с помощью моего кузена из Фрохема.

— Я всегда считал, что лучше покупать вещи подальше от дома, — сказал Чарли.

— Значит, поэтому вы не покупаете здесь бензин для своего фургона?

— Джек заправляется в Минглстоне, когда отвозит туда мою жену на рынок.

— Ваша ферма, наверное, процветает, если вы можете себе позволить покупать машины.

— Да, дела там идут совсем неплохо, — ответил Чарли.

Лето в тот год было теплым и сухим. И вскоре им пришлось убирать овес, используя лошадей Сэма Тригга и его жатку. Роберт, конечно, был слишком занят на ферме Пигготтс и поэтому почти не мог помочь дома, но Чарли каждую свободную минуту работал вместе с Джеком на поле в восемь акров. Ему часто приходилось чинить старую ржавую жатку. Хотя урожай был небольшим, Чарли сильно волновался и не мог думать больше ни о чем.

— Я сразу вспомнил, как раньше работал на ферме отца. Странно, как ничего не забывается! Наверное, можно сказать, что все остается в крови.

Поле тянуло его к себе, как магнит. Он спешил туда после завтрака, просто чтобы немного там побыть и «поставить парочку копен», постоянно из-за этого опаздывал на работу. Линн ругала его за это. Она шла за ним в поле и забирала у него из рук колосья овса.

— Ты же знаешь, как злится Флеминг, когда ты опаздываешь. Зачем его провоцировать и злить? Тебе от этого только будет хуже.

И точно, Флеминг ждал его у дверей гаража.

— На этой неделе ты опаздываешь уже в третий раз.

— Я же делаю всю работу, какое имеет значение — опоздал я или нет? — сказал Чарли, цитируя Клю из Херрик Кросса.

Но Френк Флеминг не был похож на Клю. Он просто бесился, когда Чарли опаздывал.

— Ты, черт побери, считаешь, что можешь делать все, что тебе придет в голову, только потому, что у вас есть эта чертова ферма?! Ты считаешь себя пупом земли?!

— Твое ворчание отнимает больше времени, чем мое опоздание.

Чарли проходил мимо Флеминга в мастерскую, где к их ссоре прислушивался Джерри Джексон.

— Флеминг просто не может спокойно жить из-за вашей фермы, правда? Он не может пережить, что она у вас есть!

— Ему стоило бы радоваться, что ему достаются дешево яйца и масло, — ответил Чарли.

Погода продолжала оставаться теплой и хорошей, и в третье воскресенье сентября снопы вывезли с поля и сложили их в конце амбара, где была крепкая крыша и где они не могли намокнуть. Чарли и Роберт помогали перевозить снопы и закончили работу к середине дня. Джек, как заметил Чарли, был на удивление молчалив, гораздо молчаливее, чем обычно, и когда последний сноп был уложен в амбаре, он вышел и сел на лавочку во дворе.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил его Чарли.

— Что-то мне жарко, и я немного устал.

— Мне кажется, что ты слишком много работаешь.

— Нет, это жара на меня так действует. Я посижу, немного остыну и спокойно покурю, — сказал Джек.

Хотя он вытащил трубку из кармана и держал ее в руке, Чарли заметил, что он ее не зажигает. Еще Чарли показалось, что он был как в трансе и смотрел внимательно вниз, как бы стараясь что-то вспомнить.

— Ты действительно себя нормально чувствуешь? — повторил Чарли.

— Я тебе уже сказал, что со мной все в порядке.

Джек раздраженно посмотрел на Чарли.

— Ты отведешь Триггам лошадь с телегой?

Чарли и Роберт переглянулись. Чарли кивнул, и Роберт влез на телегу. Чарли открыл ворота и затем закрыл их, когда Роберт выехал со двора. Он повернулся и пошел по двору. Джек продолжал еще сидеть на лавочке, но сейчас он привалился к стене, прижав руку к груди. По лицу и шее ручьем лился пот, и рубашка была совсем мокрая. Он тяжело дышал через нос. Чарли побежал к колонке и налил воды в кружку. Потом он подбежал к Джеку и дал ему напиться. Когда старик пришел в себя, он помог ему нормально сесть.

— Сколько раз тебе было так плохо?

— Один или два раза. Все дело в жаре.

— У тебя не станет болеть сердце из-за жары.

— Кто тебе сказал про боль в сердце?

— Ты что, меня за дурака считаешь?

— Ну, мне кажется, что это у меня перехватило дыхание, и еще у меня изжога, — сказал Джек и потер грудь костяшками пальцев. — Сейчас все прошло.

Он выглядел гораздо лучше, немного порозовел и дышал почти нормально. Чарли поднял трубку с земли и отдал ее Джеку.

— Тебе нужно сходить к врачу, — сказал он.

— Идти к врачу только потому, что я задохнулся и у меня изжога? Нет, мне это не нужно, я просто выпью немного соды.

Джек начал набивать трубку и вскоре он ее зажег.

— Тебе нечего меня караулить, со мной все в порядке.

— Я тоже хочу отдохнуть, — сказал Чарли.

Он сел и закурил сигарету.

— Думаю, ты не сболтнешь Линн об этой минуте?

— Она должна знать.

— Она и без того постоянно волнуется и суетится. Нам будет невозможно жить, если она решит, что я болен.

— Ты даже не помышляй, что я стану скрывать твой приступ от нее.

— Вот беда с мужьями. Они ничего не могут скрыть от своих жен.

Линн вышла из дома и увидела, что они сидят рядышком и курят. Положив руки на бока, она стояла и посмеивалась над ними.

— Это так-то вы работаете? — спросила она.

— Твой отец плохо себя чувствует, — сказал Чарли. — Ему было только что плохо.

Линн перестала смеяться и нахмурилась.

— Что с ним было?

— У меня закружилась голова, — сказал Джек. — Сегодня слишком жарко.

— У него болело в груди, — сказал Чарли. — Он сказал, что такое с ним случалось уже несколько раз.

— Отец? — взволнованно спросила Линн. — Почему ты мне ничего не говорил об этом?

— Я так и знал! Я же говорил тебе! — сказал Джек.

— Я спрашиваю тебя, почему ты все скрываешь?

— А я тебе сказал, что не собираюсь пока умирать!

— Если у тебя болит в груди, тебе следует показаться врачу.

— Со мной все в порядке, я просто постарел, а врачи не лечат от старости.

— Тебе все равно нужно сходить к врачу.

— Может, я так и сделаю, когда мне больше нечего будет делать.

Джек встал и выбил трубку.

— Сейчас мне нужно подоить коров.

— Я их сейчас пригоню, — сказал Чарли.

Чарли пошел за коровами, и Линн проводила его до ворот.

— Ты считаешь, что это у него сердце?

— Он сказал мне, что это просто изжога.

— И ты поверил этому? — спросила Линн.

— Кто его знает, — сказал Чарли и пожал плечами. Ему не хотелось слишком сильно волновать Линн.

В этот момент вернулся Роберт.

— Как дела у деда? С ним все в порядке?

— Он говорит, что все нормально. Но твоя мать беспокоится, что у него может быть что-то с сердцем.

— Ему, наверное, нужно сходить к врачу?

— Мы стараемся убедить его в этом, — ответил Чарли.

Джек вышел из сарая и крикнул Чарли.

— Ты же сказал, что сейчас пригонишь коров.

— Иду, — ответил Чарли. Он посмотрел на Линн и Роберта и улыбнулся.

— В нем еще есть сила! — сказал им Чарли.

На следующее утро, после того, как Линн снова приставала к нему, Джек поехал к врачу в Скемптон, и вечером за ужином Чарли и Роберт услышали о результатах визита.

— Доктор сказал, что дело в сердце. Оно уже не работает так, как нужно.

— Ты и сам, наверное, знал это, — сказал Чарли.

— Может и так. В этом нет ничего удивительного, если человеку уже за семьдесят.

— Он сказал, что тебе нельзя напрягаться и уставать?

— Ну, он так прямо этого не сказал, — ответил Джек.

— Он не сказал, можешь ли ты управлять машиной?

— Он сказал, черт побери, что я могу делать все, что хочу.

— Я уверена, что он не говорил тебе этого, — заметила Линн.

— Он только сказал — не перенапрягаться.

— Он сказал, что ты должен отдыхать в середине дня?

— Он сказал, что если я — бедный старый человек, то меня не следует мучить вопросами.

— Ты все это придумал, — заметила Линн.

— Он также сказал, и я передаю тебе слова доктора, что я не должен бездельничать и мне обязательно нужно пить пиво!

— Неправда! Ты все придумываешь! — воскликнула Линн.

Теперь, после того, как ее отец сходил к врачу и врач не сказал ему ничего страшного, у Линн сразу стало легче на душе, и ей даже хотелось пошутить над отцом.

— Ты нас разыгрываешь, насмешник ты эдакий! Я теперь вижу, что с тобой все в порядке.

И хотя ее страх как бы притупился, но тревога за здоровье отца осталась. Ночью она заговорила об этом с Чарли.

— Я надеюсь, что отец будет серьезно относиться к своему здоровью. Я боюсь, что он слишком много работает.

— Джек совсем не глупый, — сказал Чарли. — Он станет работать поменьше, а с тяжелой работой я ему помогу.

— У тебя есть своя работа.

— Ничего, я справлюсь и тут, и там.

Джек, правда, не стал работать меньше. Каждый день он отдыхал после обеда, чтобы только к нему не приставала Линн, но в остальном его нагрузка не стала меньше.

— Я не инвалид, — говорил он. — Просто я получил первое предупреждение, что уже постарел.

И однажды, глядя на Чарли, он сказал:

— Ты не должен потихоньку делать мою работу. Я тебе сам скажу, когда мне понадобится твоя помощь.

Но Чарли не ждал, когда его попросят. Он в пять утра уже был во дворе и кормил скот. Он всегда старался сделать наиболее тяжелую работу, и прежде всего связанную с подъемом тяжестей, еще до ухода в гараж. Роберт также помогал на ферме по мере своих сил и делал это до того, как шел на ферму к Пигготтсам.

— Как ты считаешь — насколько плохо деду? Мать постоянно намекает, что мне нужно там бросить работу и вернуться сюда на ферму.

— Я уверен, что тебе не следует этого делать, — сказал Чарли.

— Ты не считаешь, что ему трудно работать на ферме?

— Доктор Ривс так не считает. Я разговаривал с ним на днях, когда он заезжал в гараж за бензином. Он сказал, что твоему деду нет необходимости прекращать работать в ближайшие годы.

— Тогда все в порядке, — сказал Роберт. — Мать меня так расстроила.

— Просто он должен работать поменьше, а мы должны помогать ему.

Зима в том году была очень сырая. Дождь не прекращался неделями, и дороги на ферме превратились в бурные потоки. В начале нового года порывы ветра сорвали почти половину черепицы с крыши амбара, и рухнул один из старых загонов для скота.

— У меня будет достаточно дел, когда восстановится погода, — сказал Чарли.

В гараже в Скемптоне дождь залил маслоотстойник, и теперь потоки воды с остатками масла и бензина заполнили весь двор и текли прямо на дорогу. Чарли и остальные весь день работали метлами, пытаясь помешать воде и маслу залить мастерскую. Френк Флеминг метался по двору вне себя от ярости. Он не мог продавать бензин, так как из-за грязи во двор не заезжали покупатели. И сверх остальных бед пожаловал местный полицейский с предупреждением, что наложит штраф из-за того, что они загрязняют дорогу и окружающую местность и что из-за них могут возникнуть дорожные аварии.

Флеминг бесился много дней подряд. Даже когда двор очистили и возобновилась нормальная работа, он все равно везде видел непорядок и особенно беспокоился, что в печке мастерской сгорает слишком много угля.

— Если бы вы работали, то не мерзли бы! — обычно приговаривал он, отмечая, сколько было сожжено угля.

— Если бы вы сами покупали уголь, вы бы не расходовали его в таком количестве.

Как-то раз Джордж Кресси, промокший до костей, сушился у печки. Флеминг вошел в мастерскую и увидел Джорджа.

— Я думал, красные индейцы крепкие и терпеливые! Но ты такой же неженка, как эти двое бледнолицых у нас в гараже.

Джордж Кресси посмотрел на него. Его лицо ничего не выражало, а глаза были похожи на две серые льдинки.

— Ты не веришь, что я индеец?

— Черт бы меня побрал, конечно нет!

— Как-нибудь я тебе это докажу.

— Не стоит беспокоиться, — ответил Флеминг.

На следующее утро Джордж пришел на работу с ужасными ожогами на лице: две горизонтальные линии на лбу и по две на каждой щеке. Ожоги были глубокие, очень воспаленные и красные. Кожа вокруг них вздулась и покрылась пузырями.

— Бог ты Мой! — воскликнул Джерри, — что ты с собой сделал?

— Я приложил к лицу горячую кочергу, вот что я сделал, — сказал Джордж. Он оглянулся, и было видно, как он горд содеянным. Трое мужчин не могли отвести глаз от его лица.

— Я сделал это дома вчера вечером перед зеркалом, когда мать и отец легли спать.

— Бог мой! — Чарли был в ужасе. — Для чего ты это сделал?

— Я хотел проверить себя, — ответил Джордж. — Не так много найдется людей, кто сможет сделать себе такие метки на лице и даже не вскрикнуть!

Флеминг презрительно смотрел на него.

— Только индейцы, ты это хочешь сказать?

— Ты такого не сможешь сделать. Черт побери, я в этом уверен.

— Господи, конечно нет! Ты не ошибся! У меня пока еще есть мозги в голове, парень! — И он пошел к выходу. — Бери метлу и начинай подметать, и хватит идиотской болтовни. И не смей приближаться к моей жене и мальчику с таким ужасным лицом, или я сломаю тебе шею!

Спустя некоторое время, подметая пол, Джордж нашел ржавые болты и гайки и положил их в карман. Флеминг увидел это и заставил Джорджа вынуть их из кармана.

— Мне не нужны здесь воришки. Положи болты в специальный ящик или заплати за них.

— Сколько ты за них хочешь? — спросил Джордж, — за несколько ржавых старых болтов?

— Здесь пропадает слишком много разных вещей, и я намерен положить этому конец, — сказал Флеминг.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Чарли.

— Пропала парочка плоскогубцев и пара банок масла. Кто-то забрал их, они сами не могли исчезнуть.

— Надеюсь, что ты не думаешь, что я это, — заметил Чарли.

— Ты ремонтируешь свой фургон, не так ли? Ты никогда его сюда не привозишь. Тебе может понадобиться кое-что из деталей, масло, инструменты…

— Все, что мне нужно, я покупаю сам.

— Ты — такой богатенький, и меня это поражает.

— Что ты хочешь сказать?

— У меня часто нет денег, — сказал Флеминг, — но с тобой этого никогда не случается.

— Наверное, это потому, что я получаю хорошую зарплату.

— Да, и еще одно, — продолжал Флеминг. — Мне известно, как вы, парни, наживаетесь здесь на моем бензине. «Шиллинг мне, и шиллинг боссу!». Вы так считаете, не так ли?

— Ты все знаешь, правда? Ты сам так делал, когда работал в Минглетоне в гараже Саттона? Поэтому ты смог накопить денег и открыть здесь собственное дело?

— Ну-ка помолчи! — заорал, покраснев, Флеминг. — Я могу подать на тебя в суд за такие оскорбления!

— Ты же начал, а не я!

— Давай, иди работай, вот что я тебе скажу!

— Я давно хотел этим заняться, — заключил Чарли.

Днем того же дня Чарли послали ремонтировать машину в Глиб Хилле. Когда он в три часа дня вернулся в мастерскую, там был один Джерри, он сидел у печки и пил чай. Он показал Чарли на то, что валялось на полу, и Чарли увидел грязную засаленную бумажку достоинством в фунт.

— Одна из маленьких хитростей Флеминга?

— Да, он пометил ее крестом, чтобы поймать нас, если мы попытаемся ее присвоить!

— Он, наверное, повредился головой, — заметил Чарли, — если верит, что мы возьмем этот вонючий фунт.

Джерри пожал плечами.

Чарли наклонился и поднял бумажку. Он секунду смотрел на нее, потом скрутил в узкий жгут, какими пользуются при растопке печки. Чарли положил ее перед печкой.

— Не только он один умеет разыгрывать людей, мне это тоже знакомо.

Через некоторое время, когда они работали, пришел Джордж Кресси с метлой и совком.

— Можно мне здесь подмести?

— Опять? Ты собираешься подметать тут уже в третий раз. Но если тебе так хочется…

В половине пятого вернулся после перерыва Флеминг. Снаружи было уже почти темно, и в мастерской зажгли свет. Он некоторое время постоял у двери, поискал в карманах сигареты и потом подошел к печке, чтобы зажечь сигарету. Он зажег ее тем самым жгутом, что был скручен из банкноты. Он притоптал пламя ногой и бросил жгут на пол. Флеминг грелся у печки, наблюдая, как Джордж подметает пол.

— Ты подметал перед печкой?

— Да, только что. А в чем дело, разве здесь грязно?

— Ты, наверное, нашел кое-что на полу?

— Что именно? Болты и гайки?

— Ты знаешь, что там было, если ты поднимал это.

— Я ничего не поднимал, — ответил ему Джордж.

— Неужели?! — сказал Флеминг.

Он вдохнул дым сигареты и потом выпустил его через нос. Он обратился к Чарли и Джерри.

— Мне нужно кое-что сказать вам двоим.

— Звучит весьма зловеще, — ответил Чарли. Он повернулся к нему, вытирая руки о грязную тряпку.

— В чем дело?

— Только что здесь на полу валялись деньги. Хотел бы я знать, куда они к черту подевались?

— Ты знаешь, ты только что прикуривал свою сигарету с помощью этой бумажки, — ответил Чарли.

У Флеминга побагровело лицо. Он поднял с пола обожженный остаток жгута и развернул его. Бумажка обгорела на три четверти. Он оскалился и зарычал, как зверь, повернувшись к Чарли.

— На этот раз ты зашел слишком далеко. Убирайся отсюда, наглый ублюдок!

— Секунду! — воскликнул Джерри. — Ты не можешь так выгнать Чарли! Черт побери, Френк, ты что, не понимаешь шуток?!

— Не волнуйся, Джерри, — сказал Чарли, — я достаточно натерпелся! С меня хватит!

— Тебя это не волнует, вот как! — завопил Флеминг. — У тебя есть ферма, не так ли?

Он близко подошел к Чарли и вызывающе выставил вперед оскаленное лицо.

— Вот, в том-то все и дело. Ты считаешь, если у тебя есть ферма, ты можешь себя вести со мной, как ты пожелаешь?! Но ты ошибаешься! Я тебе покажу!

— Ты уже мне все показал, — сказал Чарли. — Ты меня уволил, тебе недостаточно этого? Ты меня предупредил, не так ли?

— Никакого предупреждения, убирайся прямо сейчас!

Чарли разозлился, но постарался принять равнодушный вид.

— Заплати мне за проделанную работу…

— Я тебе заплачу. Я тебе заплачу и отдам тебе твою рабочую карточку, и катись отсюда к черту!

Он был так зол, что, когда повернулся, столкнулся с Джорджем Кресси.

— Послушай, — сказал Джордж, загораживая ему дорогу, — если ты увольняешь Чарли, то увольняй и меня.

— Вот и чудненько, — сказал Флеминг, — ты тоже можешь катиться к черту. Одним ударом две птички!

— Джордж не это имел в виду, — сказал Чарли, — тебе не стоит вымещать на нем свою злобу.

— Чарли, я именно это имел в виду, — сказал Джордж, бросая метлу в руки Флемингу.

— Вот тебе! Она — твоя! Теперь ты сам можешь мести твои полы!

— Убирайся! — продолжал орать Флеминг. Он отшвырнул метлу в сторону.

Флеминг прошагал через мастерскую и вошел в огороженную комнатку, служившую его офисом. Все трое стояли и смотрели, как он роется в столе.

— Господи, что здесь происходит! — сказал Джерри. — Как вы теперь найдете себе работу? Только в Минглетоне тысяча безработных, и с каждым днем их становится все больше…

— Спасибо тебе, — сказал Чарли. — Я понимаю, ты стараешься поднять нам настроение!

Флеминг вышел из комнаты и сунул рабочую карточку в руки Чарли. Чарли проверил, стоит ли штамп, и пересчитал деньги, которые Флеминг положил внутрь.

— Два фунта и пятнадцать шиллингов? В чем дело?

— Я вычел тот самый фунт, который сгорел.

Флеминг радовался своей мести, и его светлые блестящие глазки радостно скользнули по злому лицу Чарли.

— Сынок, ты меня не переиграешь, вот так-то! Тебе нужно было сначала подумать об этом!

Он повернулся к Джорджу Кресси и всунул в его руку фунтовую бумажку.

— Ты не передумаешь насчет Джорджа? — снова спросил Чарли.

— Чтобы доставить тебе удовольствие? Черта с два! Вы, милая парочка, убирайтесь отсюда и не ждите долгого прощания!

Чарли надел куртку и шапку.

Он взял свою сумку для завтраков и пошел к двери. Джордж Кресси последовал за ним, и Джерри пошел, чтобы проводить их.

— Пока, Джерри, не расслабляйся. Даже зимой нас может поразить удар молнии, так что будь осторожен!

— Да, я это знаю, и если гроза разразится…

— Что тогда?

— Я буду стоять за тобой в очереди за пособием по безработице.

На улице лил дождь, и Чарли поднял воротник куртки. Он посмотрел на лицо Джорджа, все в красных шрамах.

— Тебе не следовало это делать из-за меня. Джерри правильно сказал — с работой сейчас очень трудно.

— Ты думаешь, что я останусь там, откуда так бессовестно выгнали моего приятеля?

— Ну, сейчас слишком поздно, чтобы идти на биржу труда, и слишком рано, чтобы идти в пивную, поэтому мне кажется, что нам придется разойтись по домам. Если я узнаю о подходящей для тебя работе, я зайду в паб «Хит энд Мисс», чтобы повидать тебя там.

— Я сделаю то же самое для тебя, — ответил Джордж.

Когда после пяти Чарли вернулся домой, там были Джек и Линн.

— Ты сегодня рано…

— Я потерял работу, — сказал Чарли. Он увидел, как улыбка сползла с лица Линн.

— Мы поругались — я и Флеминг. Но все назревало очень давно. — Он мне отдал деньги и выгнал вместе со мною Джорджа Кресси.

Чарли положил деньги на стол, как обычно это делал по вечерам в пятницу.

— Сегодня здесь на фунт меньше.

Чарли рассказал Линн о сгоревшей банкноте.

— Зачем ты пошутил так с ним? Ты же знал, что он ненавидит тебя.

— Да, я знал это, — ответил Чарли. Он пошел и повесил куртку и шапку на вешалку. — Ты, наверное, скажешь, что я сам навлек на себя его кару.

— Иногда ты просто сам вызываешь огонь на себя!

— В конце концов, это должно было случиться. Флеминг меня не переносил. В последние два месяца я ждал этого со дня на день.

— Тогда тебе следовало быть осторожнее, а не провоцировать его. Что будет, если ты найдешь работу, а от тебя потребуют рекомендации от Фреда Флеминга? Что ты тогда станешь делать?

— Я не подумал об этом.

— Каждый день у биржи труда собираются огромные очереди. Я всегда их вижу, когда приезжаю в город.

— Мне кажется, что среди этих людей нет хороших механиков.

— Ты считаешь, что сможешь сразу найти себе работу?

— Я ничего не знаю, пока не попытаюсь это сделать. Но я надеюсь на лучшее.

Хотя Чарли старался говорить спокойно, у него сердце замирало от страха. Он тоже видел эти безрадостные очереди у биржи труда, и бездельничавших молодых парней и мужчин в Минглстоне, и многих других, бродивших по дорогам и просивших денег или работы. Ему показалось, что он сделал что-то не то, и ему придется присоединиться к армии безработных, грязных и опустившихся людей, потерявших надежду. Но когда он вспоминал Флеминга и его гараж, то не испытывал раскаяния. Совсем наоборот, он испытывал чувство облегчения, как будто он наконец сбросил жуткую тяжесть с плеч и теперь сможет делать то, что хочет.

Чарли хотелось сказать об этом Линн, чтобы она поняла его чувства. Но по ее мрачному лицу и по тому, как она отводила от него взгляд, Чарли понимал, что сочувствия ему от нее не дождаться.

С Джеком все обстояло совершенно иначе. Он рассуждал, как настоящий мужчина, понимал Чарли и симпатизировал ему.

— Ты не можешь работать на такого человека, как Флеминг, который постоянно старается подловить тебя. Мне кажется, ты поступил правильно, что ушел от него.

— Ему нужно было оставаться там, — сказала Линн, — по крайней мере до тех пор, пока он не нашел себе другую работу.

— Как я там мог оставаться, если он выгнал меня?

— Ты сам виноват в этом.

Роберт, услышав, в чем дело, тоже постарался утешить Чарли.

— Если Флеминг тебе не даст рекомендации, тебе ее даст мистер Медж. Он всегда говорил, что ты первоклассный механик, и не откажет тебе в рекомендации.

— Что толку в этой рекомендации? — сказала Линн. — Чарли не работал у него.

— Но мне все равно приятно знать, что есть люди, которые хорошо думают обо мне.

— Мне кажется, что тебе. Не так уж плохо, — сухо заметила Линн. — Посмотрев на тебя, никогда не скажешь, что ты остался без работы.

— Зачем переживать раньше времени? Думаю, что мне обязательно подвернется какая-нибудь работа.

Он не мог объяснить Линн, что его работа в гараже Флеминга была своего рода рабством, а сейчас он чувствовал, что освободился. Он лежал ночью в постели рядом с ней и знал, что она никогда не поймет его.

— По субботам биржа труда открыта? — спросила она.

— Да, мне кажется, что она работает до двенадцати часов.

— Тогда тебе нужно отправиться туда пораньше, — сказала Линн.

— Ты права, прямо с утра, — согласился с ней Чарли.

На следующее утро в десять утра Чарли все еще возился на ферме. Линн выглянула из кухонного окна и увидела, что он нагружает в тачку кормовую капусту для свиней. Она вышла.

— Уже одиннадцатый час, ты это знаешь?

— Да, я слышал, как пробили церковные часы.

— Ты говорил, что собираешься в город.

— Ну, я переменил свои планы.

Он острым ножом обрезал кочерыжки замерзшей капусты, потом выпрямился и потянулся. Он сбросил кочан в тачку и вытер мокрые руки о комбинезон.

— Я тут подумал, — сказал Чарли, — мне кажется, что мне стоит немного подождать.

Он положил нож и закурил сигарету.

— На ферме сейчас много работы, и мне кажется, что мне стоит помочь немного, прежде чем я стану снова искать себе работу.

Он показал в сторону амбара, где от порывов ветра рухнул старый загон для скота и обрушилась пристройка.

— Мне нужно заново построить этот загон, кроме того, следует отремонтировать крышу амбара и зацементировать пол в коровнике. Нужно починить загоны для свиней и в твоей сыроварне поставить скамейки…

— Я знаю все, что требует починки, — заметила Линн, — по сколько времени у тебя займет весь этот ремонт?

— Недели две-три… Может, и месяц, сейчас сказать трудно.

— Ты только подумай, сколько ты потеряешь денег?

— Кстати о деньгах, ты подумай, сколько ты сэкономишь, если я сделаю здесь ремонт.

— Ты говорил об этом с отцом?

— Нет, я решил раньше поговорить с тобой.

— Ты согласишься с тем, что я тебе скажу?

— Ну, — сказал Чарли и улыбнулся, — мне бы хотелось знать, что ты думаешь.

— Я считаю, что тебе нужно идти искать работу.

— Я так и сделаю! Ты не волнуйся! Но здесь столько дел, что я уверен, что мне стоит…

— Если ты здесь будешь заниматься делами две или три недели, то ты можешь упустить какую-нибудь хорошую работу. Мне кажется, что неразумно тратить время на эти дела на ферме…

— Я найду работу, ты не волнуйся и верь в мою удачу.

— Я так и знала, что ты меня не послушаешь. Ты делаешь все, что тебе хочется. Таковы все мужчины.

— Я надеялся, что ты будешь мной довольна.

Он улыбался, но Линн скептически смотрела на него. Потом она отвернулась. Подойдя к калитке, она остановилась и посмотрела на него.

— Если ты хочешь услужить мне…

— Да? Все, что угодно…

— Тогда подои вместо меня коз.

Чарли откинул голову назад и захохотал.

— Если скажешь, я стану доить для тебя козла!

Он взялся за ручку тачки и повез ее по полю. Он шагал свободно и, подойдя к свинарнику, даже начал что-то насвистывать. Он чувствовал себя вольным человеком, ему было легко, как будто он заново родился на свет.

Не теряя времени, Чарли приступил к осуществлению своих замыслов. Вскоре грузовик привез на ферму доски и оцинкованное железо, кирпичи и плитку, песок и цемент.

Прежде всего он починил крышу сарая, а потом начал перестраивать пристройку.

Как-то утром, когда Линн шла в сыроварню и остановилась, чтобы понаблюдать, как он кладет кирпичи, он заговорил с ней о Джордже Кресси.

— Я подумал — нет ли у тебя для него работы?

— Нет, — сказала Линн. — Он опасен.

— Если с ним нормально обращаться, то он не причинит никакого вреда.

— Он же выжег себе знаки на лице, — сказала Линн. — Он когда-то подрался и ударил человека но голове пивной бутылкой.

— Джордж никогда не стал бы делать такие вещи, если бы только люди оставили его в покое.

— Вот я и хочу это сделать — оставить его в покое. Я не желаю, чтобы он появлялся здесь.

— Он потерял работу из-за меня, — сказал Чарли. Но увидел, что Линн не уговорить, и добавил:

— Нет, ты — права. Не стоит звать сюда Джорджа.

В следующую пятницу после работы Чарли пошел в паб «Хит энд Мисс», чтобы купить сигареты. Джордж Кресси сидел в баре и угощал выпивкой своих друзей.

— Я получил работу на железной дороге, — сказал он. — Работаю обходчиком на полной ставке, мне хорошо платят — почти четыре фунта, да еще за переработку Лучше, чем подметать пол в гараже, правда?

— Вот тебе и повезло.

— Но только мне не нравится мой босс. Как-нибудь я возьму молоток и стукну его по голове, а потом положу перед идущим поездом!

— Ты так не сделаешь, — ответил Чарли.

Джордж ухмыльнулся.

— Иди сюда, давай выпьем, — позвал он.

Чарли отказался. У него не было денег на выпивку. Последняя мелочь пошла на покупку пачки сигарет.

— Спасибо, Джордж. В следующий раз.

— В следующий раз!

— Обязательно.

Чарли перестроил пристройку и отремонтировал свинарник. В коровнике он зацементировал пол. С городской свалки привез твердые отходы и вывалил их на дорогу, чтобы выровнять и немного поднять ее. Но это только начало, в голове Чарли было еще много планов на будущее. Больше всего ему хотелось осушить и расчистить поросшее камышом болотистое поле величиной в десять акров, чтобы использовать его в хозяйстве.

— Но это займет много времени.

— Поэтому лучше начать рекультивацию как можно раньше.

— Но мы до сих пор обходились без этого поля. Мне кажется, что лучше его сейчас не трогать. Сначала нужно прочистить ручей.

— Да, ты права, — согласился Чарли, — надо поставить насос, чтобы качать воду в сыроварню.

Перед ним возникали все новые и новые задания. Он не давал себе отдыха от рассвета до заката, и самым приятным было то, что над ним не было начальников. За последние двадцать лет он не испытывал такой свободы. Так было только в его юности, когда он работал на ферме своего отца. Каждый новый день казался праздником, хотя Чарли работал с полной нагрузкой.

— Я вижу, что Чарли доит вместо тебя коз, — как-то заметил Джек. — Мне кажется, что он готов сделать для тебя все, лишь бы ты была довольна.

— Он это делает только потому, что ему этого хочется.

— Что ты хочешь сказать?

— Я не просила его оставаться дома и выполнять всю работу на ферме.

— Тебе же это только на пользу.

— Можно и так сказать, — ответила Линн.

Джек посмотрел на нее и нахмурился.

— Ты же понимаешь, что ему несладко работать без всякой оплаты.

— Теперь он не может ходить в пивную, и он не курил уже два дня. Он ничего не берет у меня! Чарли такой гордый! У него нет денег, и он старается обойтись без них!

— Кто в этом виноват? Только не я! — сказала Линн, — Чарли делает то, что ему нравится.

— Но он делает это для тебя!

В пятницу Линн, как обычно, выплатила недельную зарплату отцу, и он собрался идти в пивную. Он посмотрел на Чарли, который сидел у огня, прикрывшись газетой «Дейли Экспресс».

— Пошли со мной. Я куплю тебе пинту пива.

— Не сегодня, — ответил Чарли. — У меня еще есть работа.

— Как хочешь, упрямый нищий! — сказал Джек.

Дверь закрылась, и Линн и Чарли остались одни… Чарли встал со стула и положил газету на стол.

— Я, пожалуй, пойду и посмотрю корыто, которое ты просила меня починить.

— Оставь в покое корыто, — ответила Линн. — Ты достаточно уже сделал сегодня.

Она достала фунт из своей шкатулки и положила его на стол перед Чарли. Тот удивленно посмотрел на нее.

— Что за новости? — сказал он со смехом. — Мне не нужно платить за работу.

— Почему? Ты много работаешь, значит, твой труд должен оплачиваться.

— Да, но послушай меня. Мне это кажется неправильным. Я же сам не захотел идти искать работу.

— Это до тех пор, пока ты не найдешь нормальную работу.

— Ну, не знаю, — сказал Чарли. Он смущенно посмотрел на деньги.

— Бери, бери, они твои. Нужно, чтобы у тебя было что-то в кармане, и ты мог сходить в пивную вечером в пятницу, — сказала Линн. — Иди, догони отца. Ты же знаешь, что ему приятна твоя компания.

— Это Джек подсказал тебе эту идею?

— Не знаю, почему ты так думаешь. Я тоже кое-что могу сообразить!

— Хорошо, если ты так считаешь, тогда я возьму эти деньги.

Чарли положил деньги в карман и пошел к двери за курткой и шапкой.

— Я думаю, что ферма не разорится из-за одного фунта. Как ты считаешь?

Линн ничего ему не ответила, а посмотрела на него поверх очков.

— Вот что я тебе скажу, — заметил Чарли. — Как только я найду себе нормальную работу, я тебе все отдам.

— Ну, какие глупости ты говоришь! — заметила Линн.

Чарли улыбнулся и побежал догонять Джека.

Он никогда не пил слишком много, но ему нравилось время от времени выпивать пинту пива. И ему нравилась компания в этой пивной. Он и Джек садились с Сэмом Триггом в уголке паба и могли разговаривать часами.

— Вы никогда не дадите мне разбогатеть, — говорил им хозяин пивной Билли Грейвс. — Вы только полируете своими задами мои стулья!

В последнее время Чарли всегда встречал в пивной Джорджа Кресси. Ожоги на лице зажили, но на их месте образовались уродливые шрамы, оставшиеся на всю жизнь. Джордж гордился ими и считал символом чести и доказательством его выдержки и мужества.

— Не так много найдется парней, у кого хватит мужества так сжечь свое лицо, — обычно повторял он. Его дружки в пивной сразу же соглашались с ним.

— Я бы так не смог сделать.

— Да, и я тоже.

— Только храбрые мужчины могут сделать подобную вещь, Джордж. Мне кажется, что у тебя нервы, как сталь.

Но Чарли сказал Джеку, что ему не нравятся эти «дружки» Джорджа. Сейчас у него было больше денег, и он, не скупясь, их тратил. Он часто заказывал выпивку для всех. Молодые ребята научили его залпом выпивать пинту пива, а потом вдогонку порцию рома.

— Тебе не стоит разрешать ему слишком много пить, — предупредил Чарли Билли Грейвса. — В конце концов, здесь будет скандал.

— Это его деньги. Он может их тратить, как ему нравится.

— Ну да, они все равно оседают в твоих карманах!

— Всем нужно жить, — ответил Билли. — На то, что ты тратишь, я никогда не разбогатею.

Чарли работал на ферме уже больше месяца, но конца делам не предвиделось. Он был постоянно занят. Поставил ограду вокруг выгона для кур, потом перенес туда курятник. Вскоре можно будет начинать пахоту, если постоит хорошая погода. Сейчас было начало марта, земля начала подсыхать, и воздух был свежим и сладким. Роберт рассказал, что на ферме Пигготтсов родились последние ягнята.

— Мне бы тоже хотелось развести овец, — сказал Чарли. — Простаивает столько земли, и нам не помешали бы несколько овец.

— Кто станет смотреть за ними? — спросила Линн. — Ты же выйдешь на работу, правда?

— Я бы успевал присматривать за ними.

— Когда ты собираешься искать работу?

— Мне сначала нужно перепахать старый выгон для кур и посадить там турнепс и кормовую капусту.

— В прошлом году все пахал отец. Почему бы не оставить ему эту работу?

— Это было до сердечного приступа. Я не думаю, что он сможет теперь справиться с этой работой. Теперь такие нагрузки тяжелы для него.

Линн знала, что это так.

Отец чувствовал свой возраст, и хотя больше приступов не было, он теперь сильно уставал.

— Это все весна, — говорил он. — У меня от нее кружится голова.

Когда Чарли перепахивал выгон, он обратил внимание, что Джек на другом конце поля, поджигая кустарник и сухую траву, часто облокачивался на вилы.

— С тобой все в порядке? — спросил он, остановив лошадь.

— Немного не по себе, вот и все.

— Что тебе сказал врач, когда ты был у него в последний раз?

— Сказал, что я могу прожить долго, если не стану перетруждать себя.

— Вот и следуй его советам.

— Я так и делаю, — ответил Джек. — Поэтому я опираюсь на вилы, вместо того чтобы идти за лошадью.

В его тоне не было обиды. Он понимал, что тут уж ничего не изменишь. Чарли подумал, что это явный признак того, что старик примирился со своим возрастом. Но он не был дряхлым, он подмечал все промахи. Ничто не могло пройти мимо его взгляда.

Он вытащил трубку изо рта и показал на подкову лошади.

— Саймон скоро потеряет подкову. Ты приглядывай. Я принесу ящик с инструментами.

В воскресенье вечером к ним пришел Сэм Тригг, и потом они втроем отправились в «Хит энд Мисс». Джордж Кресси уже был в баре и к тому же здорово пьян.

— Как дела на железной дороге? — спросил Чарли.

— Не напоминай мне о ней! Меня оттуда выгнали! Я поругался с Джимом Тейлором и дал ему как следует по башке, тогда они мне заплатили и выгнали из обходчиков.

— Мне очень жаль, — сказал Чарли.

— Нечего тебе меня жалеть! Они еще услышат обо мне! Я им покажу, вот увидишь!

— Успокойся, — сказал Чарли. — Если будешь так болтать, можешь попасть в беду.

Он, Джек и Сэм Тригг сели, как всегда, в углу. Джордж Кресси остался у стойки среди своих дружков. Он заказывал им выпивку и пересказывал им о своей драке с боссом.

— Он здорово накачался, — заметил Джек. — Как ты думаешь, он правду говорит, что того парня отвезли в больницу?

— Когда имеешь дело с Джорджем, никогда ничего нельзя знать наверняка, — ответил Чарли.

— Его нужно запереть где-нибудь, — заметил Сэм.

Вечер проходил относительно спокойно, но потом Джордж понял, что потратил все деньги. Он перевернул свой стакан и вопросительно поглядел на своих дружков.

— Я вас поил, теперь пора вам поставить мне выпивку.

У стойки сидело пять человек, но ни один из них не собирался покупать ему выпить.

— Джордж, у меня тоже нет денег. Ты же знаешь, как бывает, когда у тебя есть семья.

— У меня тоже нет денег. Я зашел сюда за коробком спичек.

— Билли даст тебе выпить, если ты его вежливо попросишь и не станешь бить по башке!

— Ты всегда сможешь подработать, если станешь здесь мыть стаканы.

— Ты можешь заложить свой томагавк.

Джордж Кресси посмотрел на них. Его лицо побагровело, и еще резче стали видны шрамы на лбу и щеках.

— Как интересно, — заметил он. — У меня есть дружки, только пока я трачу на них деньги.

Чарли, Джек и Сэм уже шли к двери.

— Чарли? — сказал Джордж. — А ты? Ты мне не хочешь купить стаканчик?

— Мне кажется, что ты выпил уже достаточно, и тебе пора домой.

— Я не хочу идти домой!

— Прошу тебя, выйди на минуту со мной. Мне нужно кое-что тебе сказать.

Джордж последовал за ними из пивной, они остановились на узкой полоске дороги у входа. Чарли достал из кармана две полукроны и показал их Джорджу.

— Если я тебе их дам, ты пойдешь домой?

— Хорошо, как скажешь.

Чарли дал ему пять шиллингов, и Джордж положил их себе в карман.

— Я только на секунду загляну туда, чтобы выпить последний стаканчик!

— Джордж, черт бы тебя побрал, ты же мне обещал!

— От одного стакана со мной ничего не случится.

Джордж уже повернул к двери.

— Спасибо, Чарли, за то, что ты дал мне денег. Пока, я как-нибудь отплачу тебе тем же!

На улице остались Чарли, Джек и Сэм.

— Ты сделал огромную глупость, — заметил Сэм.

— Я готов избить самого себя, — ответил Чарли.

Они вместе отправились домой. Уже здорово стемнело.

Джордж, вернувшись в «Хит энд Мисс», потребовал, чтобы ему выставили пять пинт коричневого эля и пять стопок рома. Он вызывающе глянул на группу мужчин, стоявших неподалеку.

— Вы, наверное, думаете, что я предложу вам выпить! Ни черта подобного!

— Ты что, собираешься все это выпить сам?

— Да, а что? Вы только посмотрите на меня!

Все смотрели, как он выпил первую пинту пива и запил ее стопкой рома. Билли Грейвс ухмылялся, стоя за стойкой.

Джордж вытер рот ладонью. Он взял в руки вторую пинту пива и медленно поднес ко рту. Зрители насмешливо следили, как пиво с бульканьем исчезало у него в глотке.

— Псих ненормальный! — сказал один из них.

На ферме Стент незадолго до десяти часов Джек и Чарли вышли во двор, прежде чем закрыть все двери Северо-западный ветер принес с собой звуки проходившего по долине поезда.

— Это последний поезд, — сказал Чарли и посмотрел на небо.

— Видно, что сухая погода продержится. Уж очень хорошо слышно, как идет поезд.

Чарли и Джек пошли спать, дом погрузился в темноту. Маленькая ферма отошла ко сну.

Внизу в извивающейся долине с грохотом проходил грузовой состав. В темноте было видно, как светился огонь топки. От нее отлетали искры на деревья, из трубы клубами валил дым, подсвеченный огнем топки. На мосту в Реттер Лейн, где дорога проходила над железнодорожным полотном, на парапете стояла темная фигура с согнутыми, как для прыжка, коленями и расставленными в сторону руками.

Пока паровоз проходил под мостом, Джордж Кресси сморщил лицо, закрыл глаза и задержал дыхание, и клубы горячего пара полностью окутали его. Когда ветер отогнал от него клубы дыма, Джордж осторожно открыл глаза и посмотрел вниз в темноту, где под ним мелькали вагоны. У него раздулись ноздри, он глубоко вздохнул. Издав громкий леденящий кровь крик, он спрыгнул с парапета на открытую платформу с углем.

Джордж стоял лицом к хвосту поезда и затем быстро побежал в этом направлении. Он перепрыгивал с одной платформы на другую, сбрасывая с них все, что попадалось под руку: подпорки для шахтных стволов, железобетонные блоки, ящики с ранней капустой и фруктами. Три последние платформы были загружены железными балками. Они были длиной в двадцать футов, толщиной и шириной в десять дюймов. Верхние балки были скреплены веревками. Джордж пробежал между ними, пока не оказался на последней платформе. Там он развязал страхующие веревки.

Поезд проходил Скемптон Холт Джордж поднял одну из балок над платформой, потом с трудом поднял ее за другой конец и выбросил прямо на железнодорожное полотно. Поезд удалялся от нее, и Джордж видел, как она блестела под лунным светом. Он поднял следующую балку и послал ее вслед за первой. На лбу у него выступил пот, хриплое дыхание вырывалось из горла. Даже стало щемить за грудиной, пока он деловито поднимал одну балку за другой и бросал их на рельсы.

Внезапно раздался свисток. Поезд приближался к тоннелю Глиб Хилл. Джордж встал на край платформы и легко соскочил на землю. Он вскарабкался по крутому склону и скрылся среди деревьев. Поезд с грохотом въехал в тоннель.

Примерно в шесть часов следующего утра Чарли погрузил четыре ящика яиц в фургон, и Джек повез их в Скемптон Холт. Дежурный платформы Фред Митчелл должен был быть там в шесть, но, как правило, он опаздывал и, чтобы никого не задерживать, оставлял ворота открытыми. Джек выгрузил ящики с яйцами и отнес их на платформу.

Джек не был первым, кто появился на платформе в это утро: там побывали два местных фермера, но они, видимо, были здесь, когда еще было темно. На платформе уже стояли четыре бидона молока с фермы Флег Марш и два бидона с фермы Конец Света, дожидаясь молочного состава из Чантерсфилда в Китчинхемптон.

Джек присел на ящик с яйцами и посмотрел на часы. Уже было двадцать минут седьмого. Он прошелся по маленькой платформе, затем дошел до ее конца, зажег трубку, дожидаясь Фреда Митчелла. Солнце уже поднялось высоко. Оно освещало узкие пути и отсвечивало на рельсах. Неподалеку что-то клевала сорока.

Джек повернулся и хотел уже отойти, как что-то привлекло его внимание. Что-то виднелось, но никак нельзя было понять, что это такое. Он остановился и посмотрел вниз, прикрыв глаза рукой от солнца. Что-то непонятное блестело на путях. Джек сначала подумал, что, может, где-то отошел рельс и сильно приподнялся над путями. Потом ему удалось разглядеть, что это была металлическая подпорка. Один ее конец был приподнят прямо над рельсами.

Джек спрыгнул на пути и побежал в сторону торчавшей балки. Он нагнулся и взялся за ее приподнятый конец Джек потащил ее через рельсы и потом отшвырнул с путей на траву на склоне. Когда Джек выпрямился, его лоб был весь в поту, он вытер его рукавом куртки, положил трубку в карман и несколько секунд постоял, чтобы прийти в себя. Потом он посмотрел дальше на путь и через сотню ярдов увидел еще одну балку.

— Боже! Сколько же еще? — пробормотал Джек.

Джек вытащил часы и посмотрел на них. Было двадцать шесть минут седьмого. Оставалось двенадцать минут до первого поезда, который будет проходить через Скемптон Холт по направлению к Минглетону. Джек знал, что пройдет пассажирский поезд. Он видел, что Фред Митчелл все еще не пришел. Джеку не от кого было ждать помощи. Он также знал, что первое сигнальное устройство находится отсюда в двух милях в Аппер Ройне. Джек пошел дальше по рельсам, его шаги звучали глухо, когда он наступал на деревянные шпалы, а иногда под сапогами раздавался хруст камней насыпи. Джек спрашивал себя, сколько там впереди может еще валяться балок?

Пока он бежал по пути, ему показалось, что он слышит шум подходящего поезда, и ему даже послышался свисток, но это все звучало у него в голове — свист и шум. Он бежал довольно быстро, отбросил вторую балку и почти сразу заметил, что там дальше валяется третья. Джек, не останавливаясь, побежал дальше. Пот заливал ему глаза. Он пытался смахнуть капли пота, тряся головой. Ему было очень трудно дышать, он пытался захватить воздух открытым ртом, но воздух не проходил ему в грудь — ребра сдавливали легкие. Ноги стали свинцовыми, и несколько раз он чуть не упал, споткнувшись о шпалы. Он наклонялся вперед, расставив руки в стороны.

В последний момент ему удалось выпрямиться и продолжить свой бег, не останавливаясь. Он заставлял себя поднимать ноги и двигаться дальше.

Он убрал с путей десять балок. Он старался отшвырнуть их подальше, чтобы они не смогли снова скатиться на пути. Джек уже добежал до самого входа в тоннель Глиб Хилл. Он стоял и заглядывал в его черное отверстие. Что, если там тоже есть балки? Если они там есть, то он ничем не помог людям, потому что катастрофа внутри тоннеля могла быть более страшной, чем на открытом пространстве. Он прошел немного внутри тоннеля, глядя на исчезающие вдали рельсы. Потом Джек начал прислушиваться.

На этот раз это не было его воображением. Он действительно слышал поезд, ощущал, как начали варьировать рельсы. Он снова вернулся к выходу из тоннеля, думая, сможет ли он остановить поезд. Но Джек понимал, что, следуя изгибам путей и двигаясь со скоростью примерно шестьдесят миль в час, машинист не сможет его вовремя заметить. Поэтому Джек отошел на безопасное расстояние и немного поднялся вверх по травянистому откосу.

Ему показалось, что поезд идет удивительно медленно. Он продвигался в его сторону неумолимо, как судьба. Ему почему-то показалось, что поезд сейчас остановится. Но потом раздался резкий сигнал, и перед ним возникло огромное, пышущее жаром чудовище, и даже на своем безопасном месте Джек испугался, что его может смести эта бешеная неудержимая сила. Он почувствовал противный запах и услышал жуткий шум. Потом поезд прогрохотал мимо него в темное жерло тоннеля. Все вокруг заволокло дымом, который стремительно расходился в разные стороны. Джек задыхался от жара и отвратительного запаха.

Поезд состоял из пяти вагонов. Ему показалось, что он видел лица смотрящих на него людей. Пролетел мимо последний вагон, и он остался один. Джек со страхом прислушался, ожидая каждую секунду услышать грохот и скрежет ломающихся вагонов. Но поезд продолжал движение, и вскоре по изменившемуся звуку Джек понял, что он вырвался из тоннеля с другой его стороны. Он снова прислушался, наклонив вниз голову, и услышал звуки удалявшегося поезда. Джек понял, что балок не было на остальной части пути.

Когда он спустился с насыпи, ему показалось, что его тело превратилось в кисель. Слабость проникла в самые кости, и спазмы сжали желудок. Дрожащими руками он снял шапку и вытер ею пот с лица. Он прижал шапку к глазам и не отнимал ее некоторое время. Он старался отогнать темноту, которая зажала его в своих объятиях, как в тумане. Темнота начала проникать в его мозг. Вдруг он открыл глаза. Шапка выпала из рук и валялась у его ног. Он беспомощно смотрел на нее, понимая, что никогда в жизни ему не удастся ее поднять.

Боль пришла к нему уже давно, но он все еще не понимал и не осознавал этого. Теперь она овладела им, разрывая в клочья его грудь, и начала все сильнее и сильнее охватывать все его тело. Она накатывалась на него волнами, волна за волной.

Его левая рука не могла двигаться, боль полностью захватила ее. Прилив боли не давал ему вздохнуть. Он подождал, пока не пройдет удушье, но оно не проходило, а только начало расти, лишая натруженное сердце необходимого ему кислорода. Удушье лишило его последней надежды.

Рот был открыт, но Джек не мог дышать. Он почувствовал, как рассыпается на кусочки. Если боль станет усиливаться, она просто сметет его с лица земли. Он сделал несколько шагов вдоль путей и почувствовал, как летит сквозь пустое пространство.

Он резко вскинул вверх руки и потом развел их в стороны, пытаясь отмести невидимую опасность, но что это была за опасность, Джек так никогда и не узнал. С его губ начал срываться крик. Он упал лицом в землю и тихо лежал у путей. Вскоре состав с молоком вышел из тоннеля, он шел медленно, и водитель увидел Джека. Когда поезд подошел к платформе, машинист сообщил о лежащем рядом с путями Джеке.

Расходы на похороны оплатила железнодорожная компания. Чиновник компании приехал на ферму выразить Линн соболезнование и сообщить, что все расходы компания берет на себя. Он сказал, что это самое малое, что может сделать компания для человека, который геройски предотвратил страшную катастрофу.

— Если мы можем что-то еще сделать, миссис Траскотт, скажите нам об этом.

— Нет, вы больше ничего уже не сможете сделать для него, — ответила Линн.

Компания также прислала венок: очень дорогой и красивый, изготовленный из оранжерейных лилий, которые пахли так резко и сладко, что в церкви было трудно дышать. Предполагалось, что венок несколько утешит Линн, но вид венка, лежащего на гробе, неприятно волновал ее. Позже, когда они разговаривали об этом дома, Роберт выразил ее ощущения:

— Мне кажется, что этот венок совершенно не подходит деду. Он был всегда против показухи.

Линн не могла прийти в себя после смерти отца. Она никак не могла избавиться от жалости к нему, вспоминая, как он умер.

— Если бы он там был не один!

— Да, если бы… — сказал Чарли.

— Другие люди тоже отсылают товары из Холта. Почему никто из них не увидел эти балки? И если бы Фред Митчелл не опоздал…

— Перестань постоянно думать об этом, иначе тебе станет еще хуже… — сказал Чарли.

Сначала все подумали, что балки случайно свалились с платформы, но позже стало известно, что это было дело рук Джорджа Кресси. Чарли постоянно ругал себя.

— Если бы я не дал ему эти деньги, он бы не накачался до такой степени, и тогда бы этого не случилось, — повторял он.

— Мы ничего не можем знать, — утешала Линн. — Ты только хотел отправить Джорджа домой.

Позже они прочитали в газете, что его отправили в тюрьму в Глостере.

А потом Чарли слышал, что после освобождения из тюрьмы Джордж отправился в Ливерпуль и там устроился кочегаром на судно. После этого о нем никто ничего не слышал, и он снова появился в Скемптоне спустя пять лет.

Чарли продолжал работать на ферме. Он уже не собирался искать работу. Со дня смерти Джека он стал выполнять всю его работу и теперь был уверен, что так будет всегда. Подобное разрешение проблемы казалось совершенно логичным, явным и наиболее разумным. Настолько разумным, что он даже не стал ничего обсуждать с Линн. Когда как-то начался разговор об этом, он говорил о случившемся, как о решенной проблеме.

— Мне иногда кажется, что, наверное, это судьба, что я потерял работу в гараже и был рядом, когда умер твой отец, и я смог тебе помочь в работе на ферме.

Был пасмурный день апреля, Чарли и Линн находились в сыроварне. Линн обтирала свежие снесенные яйца, а Чарли сортировал их по величине.

— Между прочим, — заметила Линн, — я как раз хотела поговорить с тобой об этом.

— Говори, я тебя слушаю.

— Когда ты остался дома, предполагалось, что это будет временно, а потом ты станешь искать себе работу.

— Но теперь, после смерти Джека, все изменилось. Ты же не можешь сама делать всю работу на ферме.

— Если Роберт не станет работать у Пигготтсов, он может мне помогать вести хозяйство на ферме.

— Ты же уже пробовала этот вариант раньше, и он не сработал. Роберту не нравится работать здесь.

— Может быть, сейчас он уже передумал?

— Тогда почему он не говорит тебе об этом?

— Пока ты дома, ему неудобно говорить об этом.

— Ты хочешь сказать, что я стою у него на дороге?

Чарли застыл на мгновение и, нахмурившись, смотрел на решетки с яйцами. Потом его руки снова начали работу, раскладывая яйца на разные подносы.

— Мне кажется, что нам стоит поговорить с Робертом и выяснить все раз и навсегда!

— Да, я спрошу его об этом, — сказала Линн.

Но когда она заговорила об этом с сыном, он с изумлением уставился на мать.

— Уйти с фермы Пигготтсов? Ради чего? Я думал, что здесь работает Чарли!

— Разве ты не хочешь вести хозяйство на своей собственной ферме?

— Ну, не знаю. — Роберт неуверенно посмотрел на Чарли. — Если Чарли хочет пойти на работу…

— Это идея твоей матери, — сказал Чарли. — Мне здесь совсем неплохо.

— Тогда я не понимаю, ради чего поднимать весь этот шум.

— Разве это шум? — сказала Линн. — Если я хочу, чтобы мой единственный сын работал на своей собственной ферме?

— Мать, мы уже все это обсуждали и раньше, — сказал Роберт.

Видно было, что он начинал злиться.

— Ты знаешь, что если бы я действительно был здесь нужен, то я пришел бы тебе на помощь в ту же секунду. Но если Чарли хочет работать здесь, то…

— Да, Чарли это устраивает, — сказала Линн. — Чарли здесь уже совсем освоился и врос…

Чарли и Роберт посмотрели друг на друга. Парень возмутился, что мать может так непочтительно говорить о Чарли. Он уже был готов резко возразить ей, но Чарли покачал головой, чтобы Роберт дальше не развивал эту тему. Сам он заговорил спокойным голосом:

— Если я понимаю, как на самом деле у нас обстоят дела, тогда все в порядке, — сказал он. — Твоя мать считает, что я мешаю твоему возвращению на ферму. Теперь я точно знаю, что это не так, поэтому мне кажется, что мы между собой все выяснили.

— Да, — сказал Роберт. — Мне тоже так кажется.

Но позднее, когда они были одни с Чарли во дворе, Роберт снова завел разговор.

— Что такое случилось с матерью? Почему она вдруг устраивает такой шум?

— Она все еще переживает, — ответил Чарли. — Смерть твоего деда здорово подкосила ее. Ей не очень нравится, что я занимаю его место, но она со временем привыкнет к этому.

Теперь Чарли полностью отдавался работе на ферме, и у него было много разных планов и идей. Ему хотелось, чтобы каждый сантиметр земли был обработан и приносил пользу. И еще ему хотелось, когда все это будет выполнено, завести на ферме больше скота.

— Откуда взять деньги, чтобы выполнять все твои грандиозные замыслы?

— Если деньги идут на ферму, это выгодные инвестиции, — отвечал Чарли. — Тебе может сказать об этом каждый фермер.

Линн ничего ему не ответила, и он спросил:

— Тебе не нравятся мои планы?

— Мне не нравится рисковать своими деньгами.

— Ну что ж, это твои деньги. Ты сама знаешь, может ли выдержать ферма эти расходы или нет.

— Кстати, пока мы заговорили о деньгах. Я тут подумала, и мне кажется, что тебе стоит снова поискать себе работу.

— Мне казалось, что мы уже все решили.

— Ты, может, и решил, а я нет!

Линн что-то записывала в свою книгу учета доходов и расходов. Она перестала делать записи и посмотрела на Чарли.

— Если у меня здесь будет работник, я стану ему платить тридцать два шиллинга в неделю. А ты можешь заработать вдвое больше в гараже, потому что ты хороший механик.

— Наверное, ты и права, — согласился Чарли. — Но деньги — это еще не все.

— Да, это звучит так красиво, но тебе нравится тратить деньги.

— Ты хочешь мне сказать, что я не отрабатываю здесь деньги, которые расходуются на меня? Ты мне это говоришь, когда я делаю здесь такую огромную работу?

— Вот ты сам все и сказал!

— За тридцать два шиллинга никто не станет так работать, как работаю я.

— Мне будет вполне достаточно того, чтобы он выполнял все мои указания, — ответила Линн.

Чарли встал и зажег сигарету. Он смотрел сверху вниз на Линн, пока она переворачивала страницы своей книги учета.

— Мне кажется, что тебе все равно, кто будет здесь работать, лишь бы это был не я, — сказал он. — Это из-за твоего отца. Тебе не нравится, что я оказался на его месте?

— Это потому, что ты начинаешь здесь всем командовать.

Линн посмотрела ему прямо в лицо.

— Ты сначала решил не возвращаться на работу, а теперь ты решаешь здесь изменить все! Я уже чувствую, что это вообще не моя ферма!

— Я просто сделал некоторые предложения. Если они тебя не устраивают, тебе нужно было все сказать мне. Ты здесь хозяйка, и ты все решаешь.

— И кто обращает внимание на то, что я говорю? Я хочу, чтобы Роберт работал на ферме. Но из этого ничего не выходит!

— Роберт тебе четко объяснил, что не собирается работать здесь.

— Но тебя это устраивает?

— Да.

— Когда я впервые встретила тебя много лет назад, ты сказал мне, что никогда больше не станешь работать на ферме.

— Я не могу переменить свое мнение? Я вернулся к своим корням. Я же родился в семье фермеров.

— Я только одного не могу понять, как тебе может нравиться сидеть дома и получать деньги от жены.

— Какое это имеет значение? Твой отец получал у тебя зарплату, и то же самое было с Робом, пока он работал у тебя…

— Разница в том, что ты — мой муж! — воскликнула Линн. — Ты действительно ничего не понимаешь?

Чарли молча смотрел на нее. Потом он вздохнул, отвернулся и бросил окурок в печь. Потом он снова заговорил.

— Если меня это не волнует, — сказал он, — я не понимаю, почему это должно волновать тебя?

Чарли посмотрел на часы. Ему было пора начинать обход фермы. Он подошел к двери и остановился.

— Мне всегда казалось, что это естественно, что я работаю здесь, но, если ты против и для тебя так много значат деньги, тебе стоит сказать мне одно лишь слово, и я найду себе работу.

Но Линн уже сказала слово, и она понимала, что Чарли предпочитает не обращать на ее слова внимание. Она ясно все высказала Чарли, а он отмел все ее доводы. Что бы он ни говорил о том, что старается доставить ей удовольствие, он все равно все делал по-своему. И она ничего не могла с этим поделать.

Хотя со временем Линн примирилась с существующим положением вещей, ей все равно это не нравилось. Она пыталась как-то разобраться в своих чувствах. Чарли был прекрасным механиком, и он казался ей таким независимым, когда каждый день ходил на работу, она гордилась им. Но Чарли, работающий на ферме Стент и зависящий от нее, потерял ее уважение. Линн была сильно разочарована — он не стал добиваться высот в своей выбранной специальности, а выбрал более легкий путь и стал ее наемным работником.

Как-то она пыталась все объяснить ему, но Чарли обладал удивительной способностью сбивать ее с толку.

— Ты хочешь сказать, что уважала меня за то, что я зарабатывал деньги?

Но Чарли прекрасно понимал, что она пыталась сказать. Он в глубине души был недоволен тем, как он расстался со своим чувством собственного достоинства, но он старался возвратить его себе тем, что упорно работал на ферме. Он привел ее в идеальный порядок. Он постоянно что-то усовершенствовал, и ферма давала больше дохода.

На ферме все еще пустовала хорошая земля. Они вполне могли бы выращивать там овец, если бы только Линн пошла, на это. Кроме того, ему было нужно осушить поле в десять акров и избавиться там от камышей и тростника. Они могли бы там выращивать зерно. Но сначала нужно было потратить деньги, без этого ничего нельзя было начинать.

— Я не собираюсь тратить деньги, — заявила Линн. — Я не стану это делать, пока не наступит настоящая необходимость. Может, через год или два, и только после того, как я сама все решу.

Чарли оставалось ждать. На ферме все решала Линн.

Но так уж случилось, что Чарли не пришлось ждать слишком долго. Этой осенью Тригги решили расстаться с фермой Слипфилдс и переехать в Скемптон, и Чарли, который часто брал у Сэма на время лошадей, представилась возможность купить этих лошадей.

— Сэм сказал, что мы можем их получить за тридцать фунтов. Мы не должны отказываться от подобной возможности. Конечно, лошади далеко не молоды, но они проработают еще несколько лет, а у нас для них достаточно работы.

Линн, после некоторых раздумий, согласилась, и тогда Чарли спросил ее между прочим:

— Мне кажется, что было бы неплохо купить у Сэма несколько овец. У него есть двенадцать овечек, и они были покрыты бараном. Нам как раз было бы хорошо иметь здесь именно столько овец.

И снова Линн согласилась. Слишком хороший был шанс, чтобы отказываться от него. Вскоре две лошади — Саймон и Сматч — паслись в Стенте, и двенадцать овец щипали грубую траву рядом с лесом.

— Итак, Чарли наконец получил своих овец? — сказал Роберт Линн, когда овцы прибыли на фермы.

— Ты же знаешь, что Чарли всегда получает все, что пожелает!

— Я просто родился счастливчиком, вот так, — сказал Чарли.

Он очень гордился своим маленьким стадом и был безумно счастлив следующей весной, когда появились пятнадцать ягнят. Пять из них оказались баранами, и их продали летом. У Чарли остались все ярочки, и теперь его стадо было равно двадцати двум овцам.

— Сможем ли мы обеспечить их пастбищем? — сомневалась Линн.

Но в этом не было ничего трудного. Слипфилдс все еще не был продан, и Сэм разрешил Чарли, чтобы овцы паслись на его ферме.

— Что будет, когда продадут Слипфилдс?

— К тому времени у нас уже будет готово новое пастбище. Кроме того, они могут немного пощипать травку в саду. У нас есть много места для них, и есть много кормовой капусты, чтобы кормить их зимой.

Слипфилдс пустовал целый год. Никто не желал в это время покупать землю. Фермерство стало оскорбительным словом. Но внезапно ферму купил майор Алек Шоу с женой, которые приехали, как было сказано, сюда откуда-то из-под Лондона.

Майор Шоу был высоким симпатичным мужчиной, лет сорока пяти. Его видели шагающим по полям с тросточкой и биноклем. Он время от времени останавливался и делал какие-то записи на листке бумаги. Миссис Шоу была тоненькой и светловолосой. Казалось, что она боится посетителей. Когда Чарли зашел к ним и разговаривал с майором во дворе, миссис Шоу там не появилась. Она копалась в сарае и потом тихонько проскользнула обратно в дом, когда думала, что Чарли этого не видит. Но сам Шоу был достаточно приветливым.

— Я никогда раньше не занимался фермерством, поэтому я буду к вам приглядываться и все время спрашивать вашего совета.

Он хотел заняться разведением птицы и желал начать с малого — нескольких бентамок и цесарок. Позже он собирался развести свиней и, конечно, держать парочку коров.

— Я обычный солдат, но я прочитал об этом все книги, понимаете, и мне кажется, что я смогу со всем справиться.

— Ну если вам понадобится помощь, — сказал Чарли, — вы знаете, куда вам нужно обратиться.

Когда Чарли вернулся домой и Линн спросила его впечатление об Алеке Шоу, Чарли мало что мог сказать.

— Мне он показался вполне приличным парнем. С ним легко разговаривать. Ничего не могу сказать о его жене. Она была занята и вообще не показывалась.

— Как ты думаешь, они будут хорошими соседями?

— Такими, как Тригги? Не думаю.

— Ну ты это мог понять, когда услышал, что он военный человек.

— Ну-у-у, — протянул Чарли.

— Что ты хочешь сказать?

— Я не знаю… Мне кажется, что в этом человеке есть что-то фальшивое.

Вскоре в округе пошли разговоры, что майор Шоу был просто мошенником. Что на самом деле он никакой не майор, и даже высказывались подозрения, что он вообще не служил в армии. Как оказалось, Чарли был прав в своих сомнениях, и когда они позже встречались, каждая встреча только подтверждала старые подозрения и плодила новые.

— Он — выдумщик и шарлатан! Это точно! Какие он рассказывает истории! Можно написать целую книгу! Он говорит, что сопровождал короля и принца Уэльского на фронте. И еще он сказал, что как-то помогал генералу Робертсону выбрать лошадь!

Шоу сказал Чарли, что сражался при Монсе и был представлен к Воинскому Кресту.

— Вы же понимаете, что я только исполнял свой долг!

Но Чарли знал: Воинский Крест был учрежден в качестве высшей награды после тысяча девятьсот пятнадцатого года, и это была лишь одна из неточностей, на которой он поймал Шоу.

— Но если он будет хорошо обрабатывать свою землю, — говорил Чарли дома, — и что-то предпримет по борьбе с чертополохом на своей земле, нам не следует волноваться по поводу майора Шоу.

Чертополох процветал в Слипфилдсе, и всю осень и зиму летучие семена разлетались на чисто обработанные пары Чарли. И когда весной он посадил турнепс и кормовую свеклу, саженцев не было видно среди чертополоха, и ему пришлось потратить много сил, когда он начал мотыжить и рыхлить посадки. Как-то он сказал об этом майору, и тот стал рассыпаться в извинениях.

— Я, наверное, кажусь вам слишком медлительным и даже ленивым. Но я составил список неотложных дел и собираюсь подойти к проблемам в определенном порядке. Все дело в том, что я сейчас хотел бы купить несколько свиней, но вы понимаете, как сейчас обстоят дела с деньгами. Их почти у всех слишком мало.

— Мы вам сможем помочь, — предложил Чарли. — Через пару недель мы станем продавать поросят. Вы можете купить у нас парочку.

— Прекрасно! Великолепно! Как раз то, что мне нужно!

Только они никак потом не могли получить деньги за поросят. Прошло лето, прежде чем мистер Шоу вспомнил о долге, но выплатил всего лишь его половину.

— Я вам заплачу остальное, — обещал он. — Как только получу деньги от продажи свинины!

Он так и не отдал им остальную часть долга, и Чарли понял, какую он совершил ошибку. Он не стал ссориться с Шоу, но в дальнейшем тот получал от него помощь только в виде советов.

— Мне нужен, — говорил Шоу, — сильный человек, который мог бы мне оказать помощь.

— Все так легко, — отвечал Чарли, — кругом полно желающих получить работу.

Но всегда повторялось одно и то же. Шоу нанимал человека, но в конце недели платил ему только половину, а остальное обещал отдать в конце месяца.

— Он такой человек, — рассказывал Чарли Роберту и Линн, — он должен деньги везде и всем, и никто не хочет ничего давать ему в кредит. Что касается фермы… Если бы Сэм увидел ее сейчас, он бы умер.

— Иногда, когда я еду на рынок, я встречаю в автобусе миссис Шоу, — рассказывала Линн. — Она никогда ни с кем не разговаривает. Другие женщины считают ее гордячкой. Но я так не думаю. Мне кажется, что ей просто стыдно. Ей почти всегда нечего продать. Я не знаю, на что они могут жить?!

Чарли встречался с миссис Шоу только раз, в самом начале, когда они приехали в Слипфилдс. Потом он увидел ее в пабе «Хит энд Мисс».

— Шоу заставил ее играть на пианино. Она очень хорошо играет и может подобрать любую мелодию, и мы хорошо попели. Но потом он встал и передал по кругу свою шапку. Он делал вид, что это всего лишь шутка, но забрал все деньги, лежавшие в шапке. Больше она никогда не появлялась в пивной. Ты говоришь правду: ей, наверное, очень стыдно!

У Чарли постоянно было полно дел. Он начал осушать поле в десять акров и использовал каждую свободную минуту, роя там канавы, чтобы откачать воду с поросшей камышами кислой земли и отвести ее в ручеек, текущий неподалеку.

Линн не интересовали его новые замыслы. Она говорила, что он зря тратит время. Но Чарли не мог видеть, как зря простаивает хорошая земля. Он работал не покладая рук весь год, думая о тех будущих урожаях, которые они получат после того, как земля будет осушена и очищена от сорняка.

Поле трудно было выпахивать из-за твердого дерна и зарослей грубых трав и мелкого кустарника. Ею не занимались много лет, но постепенно Чарли справился с этим, и старая трава наконец сменилась темным цветом перепаханной земли. Но прежде чем посеять на этом поле, в него нужно было внести много извести, однако Линн отказалась давать деньги на это.

— Ты сам решил пахать эту землю, а теперь хочешь, чтобы я тратила мои деньги на покупку извести и семян, — сказала она. — И вообще для чего нам вкладывать деньги в эту землю?

— Мы бы могли завести больше скота.

— У нас его и так достаточно.

— Если я не достану извести, — сказал Чарли, — значит я напрасно надрывался на этом поле.

— Тебе следовало подумать об этом заранее. Я не просила тебя распахивать это поле.

Конечно, она была права, и Чарли не собирался спорить с ней. Но Роберт пришел к матери в сыроварню и начал с ней разговор по этому поводу.

— Почему ты всегда против того, что старается сделать Чарли?

— Нам не нужна лишняя земля.

— Почему бы тебе не дать возможность Чарли самому решать это? Это он делает всю работу на ферме. Он работал как раб все эти два или три года, стараясь привести в порядок эту ферму, и вместо благодарности постоянно получает нарекания от тебя! Ты все время стараешься унизить его!

— Не понимаю, почему ты все время принимаешь его сторону?

— Я не хочу вставать ни на чью сторону, но я должен высказать свое мнение. Чарли мой друг. Когда я болел, именно Чарли вернул меня к жизни. Я этого никогда не забуду!

— Я знаю, что для тебя сделал Чарли. И я тоже не забываю этого.

— Не забываешь? Я в этом не уверен!

Потом, немного успокоившись, Роберт продолжал:

— Мне очень повезло с отчимом, которого ты выбрала для меня, и мне неприятно, когда я слышу, как резко ты с ним в последнее время разговариваешь.

— Я не понимаю, какое право имеет сын так отчитывать свою мать?

Линн резко повернулась к сыну и посмотрела в его глубокие темные глаза. Роберту стало жаль мать, когда он увидел слезы в ее глазах. Но он знал, что не должен отступать. Это должна сделать Линн.

— Я понимаю, что ты, как всегда, прав, а я — не права. Почему-то всегда так получается.

Линн начала снова чистить сепаратор.

— У Чарли будет все, как он хочет, — сказала она. — У него всегда так бывало раньше и будет впредь.

В октябре тысяча девятьсот тридцать седьмого года Роберту исполнилось восемнадцать лет, возраст достаточный, чтобы пойти в паб.

— Ты знаком с моим пасынком? — сказал Чарли Билли Грейвсу. — Ему сегодня исполнилось восемнадцать. Мы хотим с ним отметить это событие.

— Ты его учишь, как вести себя в пабе?

— Конечно, но только все в свое время.

— В твоей компании он не научится ничему дурному.

— Я тебе за такие слова поставлю стаканчик!

Для понедельника в пабе было много народу. В субботу состоялась ярмарка в Минглетоне, и часть участников оставалась здесь в Скемптон Грине. Многие из них были теперь в баре, и Чарли, подойдя к ним, проиграл почти все свои карманные деньги человеку, который проделывал фокусы с тремя картами.

Компания была веселой, и повод был важный, поэтому Чарли и Роберт оставались здесь до самого закрытия. К тому времени у Чарли остался только шиллинг, и он остановился перед стариком со связкой воздушных шаров. Разноцветные и разрисованные смешными рожицами и шуточными надписями, шары были связаны вместе веревочкой.

— Даю тебе шиллинг за все шары, — сказал Чарли.

— Давай, бери, — согласился старик.

Чарли, весьма довольный собой, триумфально донес связку шаров домой, преодолевая все сложности пути, особенно когда пришлось перешагивать через ступеньки в воротах между полями. При этом Роберт, всегда готовый прийти ему на помощь и вырывавший связку из его рук, только осложнял эту дорогу. Они с трудом протиснулись через низкую дверь в дом со связкой цветных шаров, и им было очень весело. Потом Чарли, неуклюже размахивая связкой, стал передавать ее Линн.

— Вот тебе подарочки! Шарики! — сказал он.

— Вы явились очень поздно, — ответила Линн.

— Ты только посмотри, что я принес тебе!

— Я уже начала волноваться.

— Я тоже начал волноваться!

Чарли и Роберт переглянулись и снова захохотали.

— Роберт никуда не годится, он пьян, — сообщил Чарли Линн.

— Ты хочешь сказать, что ты трезвый?

— Я? Я трезвее любого трезвого!

— Да, я вижу!

— Эй, возьми свои шарики!

— Не нужны мне твои идиотские шары!

— Но я потратил на них свой последний шиллинг!

— Значит, ты совсем дурак! — воскликнула Линн.

— Ты только посмотри на этот шарик, — сказал Чарли. Он показал ей на круглое улыбающееся лицо, нарисованное белой краской на красном шарике. — Тебе не кажется, что он похож на Сэма Тригга?

Но Линн не хотела смотреть на шар и нетерпеливо оттолкнула его от себя.

— Тратить деньги на всякую ерунду! — сказала она. — Продержал Роберта допоздна, вы там пили и курили до самого закрытия!

— Ему придется привыкать ко всему, разве я не прав? Ему исполнилось восемнадцать лет, и он уже взрослый мужчина. И Билли Грейвс сказал мне…

— Не желаю я слушать, что он тебе сказал!

— Да-а-а, — сказал Чарли и подмигнул Роберту. — Ветер дуст с востока, вот уж точно!

Он тряхнул связку шариков, и они заплясали на веревочках.

— Какого черта, что мне теперь с ними делать?

— Положи их с собой в постель, — предложил Роберт.

— Я их отправлю в прачечную.

— Может, мне пойти с тобой и помочь тебе?

— Нет, я и сам легко в них запутаюсь, а тут еще ты…

Чарли, спотыкаясь проследовал через кухню и потом пошел в прачечную. Он снял крышку с котла и опустил туда шары. Он старался прижать их крышкой, но шары только поднимались и опускались, поэтому Чарли поскорее закрыл их крышкой, но не смог плотно прижать ее. Когда он вернулся в кухню, Роберт стоял один, глубоко засунув руки в карманы.

— Мать пошла в постель, — сказал он.

— Это для нее самое лучшее место, — проворчал Чарли.

— Мне кажется, что она недовольна нами.

— Мать недовольна мной, а не тобой, — ответил Чарли. — Она считает, что я веду тебя по неправильной дороге. — Он испуганно смотрел на Роберта. — Мы не должны были столько пить.

— Мы выпили столько, сколько нам хотелось, и в этом нет ничего дурного. В конце концов, не каждый день мне исполняется восемнадцать лет!

— Если бы мне сейчас было восемнадцать! — сказал Чарли. — Холостяк, и никаких тебе забот!

Он запер дверь.

— Наверное, мне лучше пойти спать и попытаться помириться с твоей матерью, пока у меня еще есть эта возможность.

— Доброй ночи, Чарли.

— Спокойной ночи, Роб. Не забудь потушить лампу.

Линн лежала в постели, повернувшись лицом к стене, когда Чарли тихонько вошел в спальню. Она не ответила мужу, когда тот попытался что-то сказать ей, Чарли задул свечу и разделся в темноте. Когда он лег, то почувствовал, что Линн еще не спит. Сначала он тихо лежал на спине. Но вскоре почувствовал возбуждение, когда его плечо, рука и бедро коснулись ее теплого мягкого тела. Потом Чарли повернулся к ней спиной, и они лежали тихо, и между ними было пустое холодное пространство, и казалось, что под покрывалом дул холодный ветер. Действительно ли Линн спала или нет? Этого Чарли не знал. Его глаза закрылись, и он погрузился в сон.

Утром за завтраком он попытался объясниться с Линн. Роберт уже ушел на работу, и они с Линн остались одни.

— Никто из нас не был пьян. Просто мы немного повеселились, вот и все. Ты не раз такое видела, живя с Джеком все эти годы.

— Не стоит упоминать имя моего отца.

— Да, он бы все понял…

— Ты, наверное, выпил больше двух пинт, если все твои деньги были потрачены, как ты сказал мне об этом.

— Дело тут не в этом. Я проиграл их парню с ярмарки, который показывал фокусы с тремя картами.

— Ты считаешь, что это лучше — потратить деньги на игру в карты, а не на выпивку?

— По-моему, это одно и то же. У меня просто больше нет денег…

— И что ты станешь делать всю оставшуюся неделю?

— Господи, да ничего. Посмеюсь над этим и успокоюсь, — ответил Чарли.

Деньги не были так уж важны для него. И, конечно, он никогда не станет просить их у жены. Если кончатся сигареты, ему придется обходиться без них. Что касается выпивки, то тут он тоже легко обходился без нее. Есть — хорошо, нет — вполне можно пережить. Это не было для него проблемой. Чарли знал, что вполне сможет прожить неделю без карманных денег.

Но в следующую пятницу, когда Линн ушла в деревню, к ним пожаловала жена викария с маками по случаю Дня перемирия. Чарли поднялся наверх и взял немного денег из шкатулки Линн. На обрывке бумажки он написал «ЯТД два фунта» и положил ее в шкатулку вместе с тремя маками, которые жена викария вручила ему за пожертвование.

Линн, вернувшись из деревни усталой, разозлилась, увидев в шкатулке записку.

— С каких пор следует мужу писать жене «Я тебе должен…»?

— Я просто не хотел никаких недомолвок. Это твои деньги, и я их тебе должен. Ты можешь вычесть эту сумму из моей зарплаты.

Но Линн полностью отдала ему деньги, и Чарли вопросительно посмотрел на нее.

— Ты забыла, что я брал у тебя деньги?

— Да, я забыла об этом, — ответила Линн.

— Значит, ты меня простила за то, что я вернулся домой навеселе в понедельник?

Чарли положил деньги в бумажник и посмотрел на Линн с улыбкой.

— Это — хорошие новости, и мне приятно слышать это. Я уже начал подумывать о том, что мне нужно сделать, чтобы снова заслужить твое расположение.

Линн сидела со своей бухгалтерской книгой и что-то записывала туда, но она чувствовала на себе его взгляд. Потом она мельком глянула на него с полуулыбкой.

— Я тебе скажу, что ты должен делать. Избавься от этих дурацких шариков, которые болтаются в прачечной.

Чарли наклонил набок голову и захохотал. Ему стало легче от взгляда Линн. И вся его холодность, которую он вынашивал в себе в последние дни, чтобы защититься ею от обиды, нанесенной ему Линн, сразу же растаяла, как снег под лучами весеннего солнца. Чарли поднялся на ноги, прошел рядом с ее стулом и легко коснулся пальцами теплой ямочки у основания шеи.

— Я хочу сказать тебе еще одну вещь, — заметила Линн.

— Да? Что такое?

— Тебе лучше не лазить в мою шкатулку, когда меня не бывает дома.

Тяжелое молчание повисло между ними. Чарли не отрывал взгляда от Линн. Потом, наконец, он промолвил.

— Я бы никогда не сделал этого, но у меня не было выбора!

— Понимаю, но я должна была предупредить тебя.

Она снова занялась расчетами и обмакнула ручку в чернила. Чарли пошел в прачечную, и оттуда послышались хлопки, один за другим он протыкал шарики. Она не посмотрела на него, когда он вернулся в кухню, только сказала, не поворачиваясь к нему:

— Тебе стало легче, да?

— Я иду в «Хит энд Мисс».

— Это становится навязчивой привычкой. Тебе что, деньги жгут карман?

Чарли вышел, ничего не ответив Линн.

Тысяча девятьсот тридцать девятый год. Год, когда волновался весь мир. Весной и летом этого года народ Англии многое узнал о Европе. Названия, о которых они никогда прежде не слышали, теперь стали им знакомы, как название улицы, проходящей рядом с домом, в газетах публиковались карты-схемы, и на них были обозначены все эти страны.

— Где расположена Албания? — спрашивала Линн.

— Между Югославией и Грецией, — показывал ей Чарли на карте.

— Что означает эта большая стрелка?

— Она показывает, как Италия оккупировала ее.

— Италия? Не Германия?

— Они стоят одна другой, и сейчас они пытаются поделить между собой Европу и захватывают себе все, что только можно.

— И когда-нибудь мы тоже можем оказаться на их разделочной доске, — заметил Роберт.

Линн перевела взгляд от маленькой карты в газете к большой карте в атласе, которую Чарли открыл на столе для нее. Она увидела, какая крохотная Албания и насколько далеко она расположена от Великобритании. Она закрыла атлас, отложила его в сторону и потянулась к своей корзинке со швейными принадлежностями. Для этого дня ей было достаточно географии.

Позже Роберт и Чарли продолжили разговор во дворе.

— Мать думает, что войны не будет. Она не ощущает реальности.

— Я и сам не могу в это поверить. Я думал, что мы уже с этим покончили, но, кажется, нам придется столкнуться с войной еще раз.

— И теперь будет моя очередь.

И Чарли с грустью посмотрел на него. Роберту было девятнадцать лет.

Именно в этом возрасте Чарли пришлось сражаться на Галлипольском перешейке и увидеть так много погибших друзей. Неужели еще одно поколение молодых ребят сгорит в топке войны как осенние листья? Неужели опять взорвется весь мир?

— Я сегодня ездил в город и записался в армейский резерв.

— Ты не хочешь сказать об этом своей матери?

— Нет, пока нет, — ответил Роберт.

Каждый вечер в «Хит энд Мисс» было много разговоров о войне, и главным проповедником был майор Шоу.

— Гитлера следует остановить прежде, чем он двинется дальше, — говорил он. — Не стоит большой собаке бросать в качестве откупного косточку, когда она нацелилась на вашу ценную дичь!

— Майор, вы с ним сами расправитесь? — спросил его Билли Грейвс, подморгнув своим клиентам.

— Я надеюсь, что с честью смогу выполнить свой долг, — любезно ответил Шоу.

— Легко рассуждать, что нужно остановить Гитлера, — заметил работник с фермы Флег Марш, — но как это сделать?

— Ему нужно запустить турнепсом по морде, — посоветовал кто-то.

— Привязать его к быку Беренджера.

— Напустить на него мою женушку!

По мере того, как проходило лето, и заголовки в газетах становились все тревожнее, и все чаще появлялись в них маленькие карты со зловещими стрелками захвата все новых земель, рассуждения в пивной потекли по иному руслу. Хотя люди еще шутили, но шутки уже не были такими беззаботными, как будто тяготы войны уже нависли над людьми и им открылась страшная правда.

В воскресенье третьего сентября все шутки, слухи, идеи и страсти, теории и предсказания потускнели перед реальностью. Англия и Германия вступили в войну.

Роберта призвали сразу же. Ему следовало прийти в призывной пункт в Бакстри, и оттуда он отправлялся на учебу в военный лагерь на севере Англии.

— Но ты не должен идти! — сказала Линн — Мистер Медж может освободить тебя от армии. Я в этом уверена!

— Там есть много работников постарше меня, и они станут выполнять мою работу до моего возвращения.

— Почему ты не хочешь попросить мистера Меджа? Хотя бы ради меня?

— Мама, ты что, ничего не понимаешь?

— Это ты ничего не понимаешь! Я была медсестрой на последней войне, во Франции, в самой гуще событий! Я лучше тебя знаю, что такое война!

— Почему ты пошла на войну медсестрой? — спросил он. — Ты считала, что тебе нужно это сделать, правда? Я тоже чувствую свой долг, и, что бы ты ни сказала, я не изменю своих намерений!

Он уехал почти сразу. Линн и Чарли остались одни, и она начала вымещать злобу на нем.

— Если бы ты работал где-то в другом месте, Роберт не пошел бы на войну, — сказала она. — Он бы остался здесь, чтобы работать на ферме.

— Я так и думал, что ты станешь упрекать меня, — ответил Чарли.

— Еще бы ты так не думал! Это же чистая правда!

— Роб ушел бы в любом случае, был бы я здесь или нет!

— Почему ты так в этом уверен?

— Я знаю Роба!

— А я его не знаю?! Своего собственного сына?!

— Судя по тому, что ты говоришь, ты его не знаешь.

Линн опустила глаза под его взглядом. Она знала, что Чарли говорит правду. Ни за что на свете Роберт не остался бы дома.

— Прости меня за то, что я тебе наговорила.

— Все нормально. Я знаю, что ты так не думаешь.

Со временем Линн примирилась с отъездом Роберта, и когда он приехал в отпуск, она встретила его с улыбкой на лице, выдавшей материнскую гордость при виде его в военной форме.

— Какой же ты красивый! И как тебе идет форма!

— Как чудесно, что твой отпуск пришелся на день твоего рождения!

В октябре Роберту исполнилось двадцать лет, но он выглядел старше своих лет. Она сначала чувствовала себя с ним неловко, но потом, когда Роберт переоделся в свои старые брюки и начал помогать ей по хозяйству, Линн увидела, что этот взрослый юноша остается ее сыном. Он спокойно подшучивал над ней и ласково смотрел на нее с высоты своего роста.