Возвращение

* * *

Резник сидел напротив Ковалёва в небольшом уютном ресторанчике «для своих» в центре Москвы. Сюда захаживала только элита — олигархическая верхушка с любовницами, депутаты с любовницами, высокие чиновники с любовницами и любовниками. Больше — никого!

Это было удобно, и ресторан пользовался спросом. Цены были пропорциональны доходам клиентуры. Один обед здесь обходился в среднюю зарплату заводского рабочего, но никто не роптал. Еда была вкусной и безукоризненно свежей, персонал улыбчивым и шустрым, интерьер — незатейливым, но уютным. То, что доктор прописал.

Вообще-то Резник не был любителем ресторанов, да и Ковалёв по ним был не особый ходок, но так уж случилось, что им и поговорить было негде. На работе у Резника обстановка была напряжённой, а дома у Ковалёва торчала Маринка.

В доме у Анатолия Максимовича никто не торчал, потому что все были заняты на работе, однако ему не хотелось домой. Это был нонсенс: он всегда спешил домой, дом был для него тёплым царством с любящей атмосферой, однако в последние месяцы он стал избегать частого пребывания в доме, и в основном теперь только ночевал там. Жена сильно изменилась, Антон постоянно недоволен прислугой, Павел угрюмо помалкивает, и вообще в последнее время он снова увлёкся спиртными напитками. Мила строит глазки Антону, и жена тоже не сводит с него сияющих глаз. Нелепость сплошная, одним словом. Жаль, конечно, что ему пришлось так поступить с Павлом, но он должен быть наказан. Недосмотрел, расслабился, а ведь его работа требует постоянного напряжения. Надо признать, Резник схитрил, поменяв Павлика и Антона местами — на работе. Он хотел, чтобы Павел разозлился, мобилизовал силы. Они же с Антоном терпеть друг друга не могут, пусть у них будет дух здорового соперничества!

Резник вспомнил, что после назначения Антона руководителем юридического отдела Павел вовсе перестал приходить на работу, а вместо духа здорового соперничества от него стал исходить алкогольный душок.

Он вздохнул и посмотрел на друга детства.

Тот тоскливо ковырялся в креманке, выуживая из морского коктейля мидий. — У тебя — то что? — бодро поинтересовался Резник. — Ты же должен быть счастлив со своей Мариной!

— Да я счастлив, — вяло ответил Ковалёв, не поднимая глаз.

Резник удивился. Ещё совсем недавно Вовка постоянно твердил про свою пассию, и его глаза сияли. Что же произошло? Ну, понятно, смерть Галины. Но ведь жизнь — то продолжается!

— Что-то случилось? — насторожился он.

— Понимаешь, — решился, наконец Ковалёв и поднял глаза на друга, — я никак не могу успокоиться. Как-то уж очень вовремя умерла Галка, да ещё так нелепо, так глупо!

— Вовремя для Марины? — уточнил Резник.

Ковалёв кивнул.

— Я ведь говорил ей, что не смогу жениться, потому что жена меня шантажирует. Ну, она и спросила — если бы не жена, то ты бы сделал мне предложение?

— Ты, естественно, ответил утвердительно, — усмехнулся Резник. — Подожди, не хочешь ли ты сказать, что снова собираешься жениться?

— Ну… я связан словом, — забормотал Владимир Ильич. — Но, знаешь, я пока не предложил Марине замужество. Хотя и вижу — она ждёт…

— В чём же дело? Разлюбил? — насмешливо поинтересовался Анатолий Максимович.

— Нет, не то чтобы разлюбил. Но вот скажи мне, почему Галина разбилась, почему вдруг ни с того ни с сего решила помыть окна? Но самое главное — почему она умерла через неделю после того нашего разговора с Мариной?

— Подожди, — Резник от неожиданности даже повысил тон, и некоторые посетители на него недоуменно оглянулись.

Здесь было принято говорить тихо.

— Не хочешь ли ты сказать, что…

— Не знаю, — признался Ковалёв, — в том — то и дело, Толик, что не знаю. А хотел бы знать!

Любовь Андреевна нетерпеливо взглянула на часы. Они договорились, что Антон заедет за ней, и они поедут ужинать. Анатолий Максимович сегодня уехал на встречу к Ковалёву, Мила пошла навестить дядю, а Антон решил, что хочет сводить мать на ужин в японский ресторан. В последнее время он увлёкся этой кухней, предпочитая суши и роллы любому бифштексу.

Любовь Андреевна же была равнодушна к японской кухне, но ради Антона согласна сидеть среди узкоглазых официанток и потягивать саке.

Антон опаздывал уже на полчаса. Она давно была готова, и ожидала его в своей комнате. Потом ей вдруг пришло в голову, что Антон ждёт её в гостиной, считая, что мать спустится, как только приведёт себя в порядок, и женщина, схватив маленькую вечернюю сумочку, выскочила из комнаты и спустилась вниз по лестнице.

В гостиной Антона не оказалось, зато из столовой Любовь Андреевна услышала какие-то странные звуки. Она направилась туда, и с изумлением обнаружила своего младшего сына, сидящего в кресле с полупустой бутылкой виски в руках.

— Павлик? — удивлённо воскликнула она. — Ты же бросил пить, с тех пор, как женился на Миле!

Это была неправда. Любовь Андреевна и сама это знала. Женитьба на Миле не оправдала её надежд, Павел продолжал пить, но делал это гораздо реже, и совсем не так открыто, как сегодня. Иногда она догадывалась о его пристрастии лишь по запаху алкоголя, исходящему от него, который ничем невозможно было перебить.

Павел угрюмо взглянул на неё, и она увидела слёзы на его щеках.

— Павел, сынок! — ахнула Любовь Андреевна. — Что происходит? Вы поссорились с Милой?

Павел молча смотрел на мать. После появления в доме Антона она сильно отдалилась от сына и мужа, да и вообще стала другой. Теперь она уже не интересовалась делами младшего сына, не устраивала мужу сцен из-за того, что он так много и допоздна работает. Казалось, что, кроме Антона, она больше никого не видит, и никто её не интересует.

Но сейчас сердце Павлика дрогнуло. Он видел перед собой Любовь Андреевну — прежнюю, ту, которая была нежной и всё понимающей, ту, которая могла помочь, подсказать, ободрить. А главное, ту, которая могла понять и принять абсолютно всё.

Павел понял, что ему необходимо выговориться. Мало того, он и сам хотел всё рассказать матери. Объяснить, что он несчастен, что напрасно думал, что женитьба избавит его от воспоминаний о Жанне, хотел сказать, что карьера его больше не интересует, и что он не знает, чем ему дальше заниматься, потому что в целом мире он не может себе найти места — без неё. И что он — ничтожество, потому что даже не сумел отомстить за любимую женщину. А она теперь мертва, и его сердце тоже умерло, вместе с ней. Павел ещё много чего хотел сказать, и уже открыл рот, как вдруг дверь в холле хлопнула.

— Мама, — крикнул Антон, — ты готова? Давай, выходи, я тебя жду!

Любовь Андреевна напряглась. В ней боролись два желания: с одной стороны, ей очень хотелось остаться и послушать Павла, вон он какой несчастный, сидит, нахохлившись, и жалобно на неё смотрит. А с другой стороны, Антон впервые пригласил её в ресторан, это его первая зарплата, для него это — своеобразный символ, он долго ждал этого момента, и она не может его подвести. Антоша обидится, либо, что ещё хуже, сочтёт, что для неё совсем неважно его приглашение, ведь она сама может питаться целыми днями в ресторанах, даже не замечая ущерба для бюджета. Кроме того, она так виновата перед Антоном, по её вине мальчик провёл всё детство и юность в детдоме. И к тому же она всё ещё не была уверена, что поступила правильно, когда не стала перечить Антону, соглашаясь с его заверениями, будто он стремится работать, и отдыхать пока ещё не намерен. Мила просила её повлиять на сына, она хотела поехать с ним и с Любовью Андреевной на какой-нибудь фешенебельный курорт, от поездки на который они отказались в своё время из-за гибели Галины. Но Антон отказался, а мать не настояла. И теперь чувствовала свою вину перед старшим сыном и в этом.

И Любовь Андреевна приняла решение.

— Павлик, ты извини, но мне сейчас надо идти. Поговорим позже, хорошо?

Взгляд сына потух. И Павел, и Любовь Андреевна одновременно поняли, что позже никакого разговора не будет. В эту секунду мать ещё могла исправить положение, но не стала этого делать. Вместо этого она нагнулась к сидящему Павлу и неловко чмокнула его в щёку, мокрую от слёз. А потом, когда торопливо направилась к ожидающему её в холле Антону, достала из сумочки салфетку и промокнула губы, чтобы избавиться от солёных воспоминаний сына младшего…

Шахид был вне себя от счастья: к нему приехала его любимая женщина! Тамара позвонила из московской гостиницы, и сообщила, что прилетела в Россию. Шахид тут же отбросил все свои дела и полетел к ней на встречу на крыльях любви. Какое же это счастье — любить вновь, испытывать уже забытые ощущения —те, которые он испытывал в юности, когда влюбился в жену брата. Ведь, по сути, много лет прошло с тех пор, как он забыл, что же такое любовь.

Тамара ждала его в вестибюле фешенебельной гостиницы. Она тут же бросилась к нему навстречу, и он с обжигающей радостью понял, что он ей небезразличен, и что их роман, закрученный в швейцарских палатах клиники пластической хирургии, был не пустой связью от скуки.

Лишь прижавшись к ней, вдохнув свежесть её духов, почувствовав теплоту её тела, он понял, как же скучал без неё. Тамара была нужна ему, как никто другой.

— Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, — прошептал он, гладя тёмные волосы, глядя в чёрные бездонные глаза.

Шахид едва не предложил Тамаре выйти за него замуж, и вдруг с досадой вспомнил, что давно женат. На женщине, которая родила ему двух сыновей, Рафата и Тофика, которая все эти годы была послушной, верной и молчаливой женой. Но он же не может держать её при себе из жалости, он скоро отправит её в Ленкорань к родственникам. Сегодня же, немедленно!

А как он объяснит сыновьям появление новой женщины? Но ведь мальчики уже взрослые.

Да и они не слишком — то близки к матери…

А отца они поймут. А если не поймут — это их проблемы, как говорят русские. Почему всем дозволено любить, даже его племянница Жанна готова была ради своей любви на всё, а ему — нет? Мусульманин может иметь нескольких жён, это и в Коране сказано. Его старая жена давно перестала удовлетворять его, так чего же он ждёт? В этом мире правят мужчины, и они должны получать удовольствие от всего, в том числе и от женщин! Тамара доставляет ему удовольствие одним своим видом, одной своей улыбкой, он просто тает под лучами её солнца.

— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, — решительно заявил Шахид, — дай мне пару дней. Я улажу все вопросы, и ты будешь жить со мной. Познакомишься с моими сыновьями — они тебя полюбят! Тебя невозможно не любить!

Он на секунду отвернулся, пропуская людей с чемоданами, зарегистрировавшихся в гостинице, и не заметил, какой взволнованный, но одновременно удовлетворённый взгляд бросила на него Тамара.

Мила лениво перевернулась на спину и закурила. Антон, как всегда, показал себя на высоте, но почему же она не чувствует обычного блаженства? Ведь всё, как всегда, она в комнате Антона, в его постели, она влюблена в него, и, кажется, он отвечает ей взаимностью. Но отчего на душе кошки скребут?

Антон, похоже, не замечал, что с ней творится, и расслабленно лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, словно видел там что-то, предназначенное только для его глаз.

Мила не выдержала и повернулась к нему.

— Я так больше не могу, — мрачно проговорила она.

Антон непонимающе уставился на неё.

— Я так больше не могу, — повторила она, глядя прямо ему в глаза. — Мне надоело прятаться, и надоело спать с двумя мужчинами. Я уже чувствую себя шлюхой!

Мила напрочь забыла о том, что ещё совсем недавно она позволяла себе изменять мужу с разными людьми, и её это совершенно не тяготило.

Антон вздохнул. Его-то как раз не волновало внутреннее состояние любовницы. Главное — чтобы она в любой момент была для него доступна, а уж свои моральные и этические соображения пусть держит при себе. Но её следовало ободрить, иначе импульсивная певица могла натворить дел.

— Дорогая, — проворковал Антон, — ты думаешь, мне нравится такое положение? Но что я могу изменить? Ты же не собираешься развестись с мужем и выйти за меня, верно? Сама понимаешь, что в этом случае мы оба потеряем всё, что имеем!

— Но что же делать? — простонала Мила. — Неужели так будет продолжаться всю жизнь?

Антон покосился на неё с сомнением. Вряд ли он будет продолжать отношения с Милой так долго. Она, конечно, пока ещё ему не надоела, до недавнего времени он даже думал, что влюблён в неё, но с каждым новым днём всё больше понимает, что Мила — это преходящее. Она временная любовница. В конце концов, теперь, когда у него завидное положение в обществе, когда он волен тратить большие суммы на свои прихоти, он может получить практически любую девушку. И, уж конечно, в том числе и незамужнюю, и вовсе невинную, и, естественно, которая будет гораздо моложе Милы. Это вначале он бросился на Милу, словно утка на дождевого червя, потому что никогда не встречался с такими роскошными женщинами. И даже решил увести её от Павла. Но теперь, после того, как он возглавил юридический отдел концерна «Теллурика — нефть», и стал частенько заглядывать в ночные клубы и казино, раз восемь побывал на крупных корпоративных банкетах, то ясно понял, что есть женщины гораздо шикарнее Милы. А Антону не нужны так называемые обноски после его брата, его интересуют свежие лица и свежие впечатления. Надо признать, Мила совсем не плоха в постели, но, однако же, он уже пресытился ею.

Но вместо того, чтобы всё это выложить любовнице, Антон обнял её и прошептал:

— Обещаю, я что-нибудь придумаю, не волнуйся! Дай мне время, дорогая…

Он почувствовал, как Мила расслабилась и растеклась в его объятиях счастливой лужицей. Да уж, что-что, а обещать Антон умел…

— Тофик, у меня для тебя сюрприз, — улыбнулась Жанна, входя к нему в комнату.

— Ты хочешь танцевать для меня стриптиз? Ну наконец-то, — шутливо взмахнул руками брат.

— Вот дурак, — невольно засмеялась Жанна. — Давай, собирайся! Я знаю, где сейчас начнётся распродажа одежды мировых брендов!

— Весенняя? — ухмыльнулся Тофик. — Да нафига она мне, лето на носу! А там опять будут куртки, пиджаки…

— Уверяю тебя — будет много модных футболок, разных джинсов — родных, между прочим, — заострила Жанна его внимание, подчёркивая, что вещи будут именные, а не подделки, — ну и обувь, само собой!

— Ты уверена? — Тофик наморщил нос. — А я что — то не помню. Где это будет? В Охотном ряду?

Он полистал записную книжечку и отложил её, покачав головой. Об этой распродаже у него не было сведений.

Жанна с трудом сдерживала смех. До чего же Тофик похож на девушку! Как он кидается на модные вещи, рыщет по бутикам в поисках очередной оригинальной майки, засматривается на улице на прохожих и копирует себе фасоны в блокнот. Модник, одним словом! Франт и щёголь.

Раньше Жанна относилась к брату с презрением, но сейчас, после всего пережитого, была к нему снисходительна. Каждый характер заслуживает право на жизнь, каждый человек имеет право быть самим собой. Жанна знала, чем соблазнить брата, и нашла выход.

Там, куда она его сейчас повезёт, будет ждать Настя. Она позвонила вчера вечером и сообщила место действия. Жанна была не против. Ей кровь из носу надо попасть в дом Резников, а Мила вообще в последнее время практически избегает её. Ей, видимо, хорошо с Антоном, и подруги не требуются. А вот Жанна нуждалась в ком —то, кто приведёт её в дом и познакомит с Анатолием Максимовичем. И теперь, выполняя задание Насти, она прямо-таки физически чувствовала, как сама приближается к выполнению своего задания.

Тофик уселся за руль, который Жанна с готовностью освободила. Она не любила сидеть за рулём, хотя отлично водила машину.

Они подъехали к огромному торговому центру на Манежной площади, и спустились на эскалаторе вниз. Жанна нашла бутик, на который указала Настя, и втолкнула Тофика в помещение. Там и вправду была распродажа.

Красивые, дорогие вещи с перечёркнутыми ценниками висели на плечиках, и, что удивительно, не было народу. Симпатичная продавщица быстро подошла к первым посетителям, быстро подобрала несколько брюк для Тофика, и отправила его в примерочную кабинку.

Жанна удивлённо озиралась. Где же Настя? Почему она выбрала такое странное место? И что вообще она планирует делать? Вот сейчас Тофик задвинул ширму, он в течение получаса перемерит брюки, и уйдёт. И Жанна останется не у дел!

И вдруг она заметила шевеление за шторкой соседней кабинки. В бутике было две примерочных, соединённых между собой лишь отодвигающейся ширмой. Конечно, никому из посетителей и в голову не могло прийти отодвинуть ширму, чтобы полюбоваться на полуголого соседа.

Однако же Жанна услышала сдавленный возглас Тофика и всё поняла. Настя всё же хитра, ничего не скажешь! Если бы они встретились в ресторане, или другом людном месте, Тофик спокойно мог бы повернуться и уйти, увидев бывшую подружку. А здесь, оставшись без штанов, куда он денется? Ему придётся выслушать её.

Жанна вновь взглянула на колышущуюся шторку и поймала ухмыляющийся взгляд продавца. Наверное, Настя предупредила её о том, что тут будет происходить, потому что продавец закрыла за Жанной стеклянную дверь магазина, и повесила табличку с надписью «перерыв».

Жанна бросила последний взгляд на кабинки, и поняла, что вряд ли Тофик и Настя просто разговаривают.

Она поднялась на эскалаторе на несколько этажей вверх, и прошлась по магазинам, разглядывая вещи, ювелирные украшения, и прикупив парочку платьев для Полинки. Конечно, сейчас ещё рановато, но к середине лета дочку вполне можно будет обрядить в этот напыщенный сарафан!

Жанна с умилением представила, как в нём будет выглядеть пухлощёкий ребёнок. И вдруг вспомнила, глядя на сверкающие прозрачные стеклянные витрины, как в одном из таких вот магазинчиков Павел «отмазал» Камиллу Аскеровну, стибрившую перстень. Продавцы ещё «навесили» на бабулю и очки от Картье, но Павел быстро поставил их на место. Жанна от него не ожидала подобных шагов, да и он, наверное, тоже. Любовь придала ему смелости, вот он и действовал.

Она почувствовала, что ей не хватает бабушки. Она, конечно, привезёт с собой кучу проблем и хлопот, зато она — родная душа. А именно теплоты родства Жанне сейчас так недоставало! К тому же Камилла Аскеровна знает историю взаимоотношений внучки с сыном олигарха, и они смогут вместе вспоминать прошлое…

Заглядевшись в одну из витрин, Жанна вдруг почувствовала смутное беспокойство. Так бывает, когда спинным мозгом чувствуешь на себе чужой взгляд.

Она подняла глаза чуть выше и вздрогнула: прямо на неё смотрел Мальчик, отражаясь в витринном зеркале.

Не веря собственным глазам, Жанна быстро обернулась, и случайно столкнулась с пожилой тёткой, бродящей по модным сверкающим залам с большой авоськой. Неизвестно, откуда взялась в этом царстве роскоши, богатых мужчин и красивых девушек женщина с мозолями на руках. Но, натолкнувшись на Жанну, она мигом зашипела:

— Звери проклятые, житья от вас нет, понаехали тут, обнаглели совсем. Дома взрываете, детей убиваете, сволочи, мусульмане проклятые! Деньги наши воруете, гады!

Жанна хотела сказать ей, что она — не чеченка, а азербайджанка, и детей не убивала, равно как и не взрывала дома, но ей было не до того. Она искала Мальчика на противоположной балюстраде, но не нашла. Он исчез, испарился.

И тут в голову Жанне пришла фраза из какого — то фильма: « А был ли мальчик», которую к ЭТОМУ Мальчику можно было применить буквально, и она нервно хмыкнула.

Резник, улыбаясь, ходил по украшенной гостиной в своём доме и разговаривал то с одной кучкой гостей, то с другой.

Вообще-то, всё это было так не вовремя, он сам не собирался устраивать никаких торжеств по случаю своего дня рождения, но Мила настояла. Она совместными усилиями с Любовью Андреевной уверяла его, что юбилей не пройдёт незамеченным, и что ему всё равно придётся пригласить хотя бы самых близких друзей. Ну, а где близкие друзья — там и коллеги, следовательно, где десять человек, там и двадцать, где пятьдесят — там и сто. Такова была логика невестки, и жена её поддержала целиком и полностью. В нынешних условиях Резник ни за что не стал бы устраивать праздник, тогда как и судьба его концерна, и его самого висели на ниточке, но отказать семье он не мог. К тому же не так давно день рождения Милы не состоялся, да и праздник по случаю возвращения Антона — тоже.

Жена недовольно выговорила, услышав, что он наотрез отказывается от празднования юбилея:

— Знаешь что, милый, все и так судачат, как скромно мы живём, думают, что уже разорились! Праздников в этом доме явно не хватает!

— А тебе не всё равно, что о нас думают? — улыбнулся Анатолий Максимович.

— Нет, не всё равно, — отрезала супруга. — Я хочу наслаждаться теми благами, которое даёт благосостояние. А если жить, как все, то для чего столько работать?

Резник пожал плечами, но тут подключилась и Мила.

— Вы просто обязаны отметить день рождения с размахом, — поддержала она свекровь, — мы и так не отмечали ни мой день рождения, ни праздник для Антона, вернувшегося в лоно семьи. Поэтому давайте повеселимся хотя бы на вашем юбилее — за нас троих!

Резник хотел было напомнить Миле, что не он запрещал ей отмечать свой день рождения, а случилось несчастье с её матерью, но не стал. Он вообще предпочитал больше помалкивать, нежели быть, как невестка, затычкой в каждую бочку.

И вообще, настроения у него не было никакого: жена от него отдалилась, предпочитая всё свободное время отдавать новоприобретённому сыну Антону, Павел вообще с ним не разговаривал, потому что из-за этой неприятной истории с якобы испорченным топливом потерял место. Отец и сын оба были упрямы, но если отец отстранением сына от службы хотел всего лишь привести в порядок его нервы и голову, то сын просто-напросто затаил обиду на него и ещё большее неприятие Антона.

Оставалась только Мила, но вот её —то мнение и желания Резнику были, мягко говоря, неинтересны. И всё же он подчинился, решив, что и вправду не мешало бы развеяться.

Люба сразу же стала говорить о Багамах, где они четыре года назад купили виллу, Мила агитировала его на Майами( Резник купил там огромный дом у одного известного голливудского актёра), но вот тут он устоял. Ему, с его надолго испорченным настроением, не то что в Майами ехать, и дома-то справлять день рождения неохота. А чтобы ехать за границу, нужен определённый настрой. Но и это ещё не всё.

Анатолий Максимович серьёзно подозревал, что его могут не выпустить за границу. Было бы очень неудобно перед гостями, если бы всем вместе пришлось возвращаться в дом, несолоно хлебавшими.

Поэтому лучше всего, если семья настаивает на празднике, отметить его здесь, в доме.

Резник подспудно понимал, что Люба решила устроить грандиозное торжество не столько из-за него, а сколько из-за Антона. Она хотела всем представить своего мальчика, а для этого требовался подходящий повод. Так получилось, что этим поводом стал сам Резник, но это его уже не смущало. Прошло время, когда он тяготился изменчивым отношением жены, её неожиданной холодностью, и какой-то отстранённостью.

И, хотя это грустно и тяжело, но он вынужден был констатировать, что той семьи, о которой он всегда думал с теплотой и заботой, уже нет, и, скорее всего, уже никогда не будет. То есть, семья-то есть, и дай бог, тьфу-тьфу, чтобы была ещё много-много лет, но вот именно ТОЙ семьи уже не вернуть.

Ещё несколько месяцев назад он переживал, даже страдал, много думал о превратностях судьбы, превративших ранее мягкую и нежную жену практически в мегеру, такого же мягкого и нежного сына — в слюнтяя и алкоголика, а волшебную домашнюю атмосферу — в закулисье театра, в котором живут склочные интриганы.

Он закурил сигару, и увидел продирающегося к нему сквозь толпу гостей Ковалёва. За ним, крепко вцепившись за руку, тянулась Марина. Выглядела она настоящей секс-бомбой. Девушка изрядно поправилась, видимо, решив, что, если она заполучила депутата, то теперь он уже никуда не денется и будет вынужден принимать её такой, какая она есть. Следовательно, теперь вовсе необязательно придерживаться строгой диеты.

Смотрелись они забавно: худой, какой-то измождённый Ковалёв, и цветущая, аппетитная деваха. На ней было полупрозрачное платье в обтяжку длиной до колена, туфли на прозрачных каблучках, и густо намазанный яркой помадой рот. Резник впился взглядом в этот рот, в очередной раз удивляясь, как же так получилось, что обе женщины Ковалёва похожи друг на друга.

Марина, конечно, не была копией Галины, однако они одинаково одевались — с налётом вульгарности, и одинаково красились — толстым слоем помада, на которую сверху, вдобавок, возложен блеск для губ, объёмные ресницы, крупные завитки волос придавали обеим сходство с куклой.

В другой руке Ковалёв держал свою любимую трубку.

— Ты же собирался бросать курить, — невольно воскликнул Резник.

— Да и ты тоже, — Ковалёв кивнул на сигару в руке друга.

Они засмеялись и обнялись. Марина, переминаясь с ноги на ногу, стояла рядом и шарила глазами по толпе. Она была возбуждена, глаза её блестели, естественный румянец вольготно раскинулся на щеках. Ей ещё никогда не приходилось видеть такое количество знаменитостей на один метр квадратной площади.

Немного поболтав и поздравив друга, Ковалёв испарился.

Резник взял бокал с шампанским с подноса проходящего мимо официанта, и увидел Павлика. Он медленно наливался спиртным в уютном уголке гостиной. Любовь Андреевна, Мила и Антон позировали для очередного фотокорреспондента. Они вообще вели себя и выглядели, словно настоящая, крепкая семья. Резник хмыкнул и вдруг почувствовал на себе взгляд. Он обернулся в поисках источника этого взгляда, но так и не понял, чей он был.

Продолжая принимать подарки, слушая тосты в свою честь от известных политиков, актёров, финансистов, он улыбался, что-то отвечал в ответ, но почему-то чувствовал себя чужим на этом празднике жизни.

Он воспринимал всё происходящее отстранённо, словно это было не его пятидесятилетие. Ему было грустно и тоскливо. Он испытывал непонятную ностальгию, и, когда ему уже стало совсем невмоготу находиться здесь, он решил незаметно ускользнуть. Анатолий Максимович сделал два шага к лифту и вновь почувствовал на себе тот же взгляд, пронизывающий, но не обжигающий. И в этот раз он оперативно отреагировал, моментально обернулся и поймал в фокус виновницу этого взгляда.

Эту молодую женщину он не знал. Она стояла чуть в стороне от всех, тоже держала в руках бокал с шампанским, и в упор смотрела на него. Но её взгляд был жёстким, остро — любопытным, разглядывающим, а не вульгарным.

Её взгляд словно недоумевал: « И что же в тебе такого, Анатолий Максимович, что к тебе припёрлась эта куча именитого народа?»

И ответом его должна была бы стать какая-то оригинальная формулировка, и уж никоим образом не упоминание о «Теллурике».

Он замешкался, разглядывая незнакомку. Мягкие рыжевато — каштановые волосы спускались на обнажённые плечи красивой, мягкой волной, чёрные глаза и тонкий нос с горбинкой выдавали восточное происхождение, азиатские корни. Стройная фигура облачена в простое чёрное платье с небольшим декольте, скорее скрывающим, нежели открывающим не большую и не маленькую грудь любопытным взглядам. Но главное — её глаза. Она искренне заинтересовалась им, и это было приятно Анатолию Максимовичу.

Их взгляды встретились и переплелись. Резник почувствовал что-то вроде удара тока, и усилием воли заставил себя отвернуться и подойти к лифту.

Он поднялся наверх, и прошёл в оранжерею. Ему хотелось увидеть коал, но разговаривать с рыжим Джонни было выше его сил.

Он медленно направился по посыпанной гравием дорожке между чудесными, ароматными растениями, думая о черноглазой красотке. Вернее, красоткой её трудно было назвать. Девушка, конечно, привлекательна, но в ней больше притягательности и харизмы, нежели классической красоты. К тому же она не похожа ни на конфетную Милу, ни на слащаво-приторную Марину. Эта девушка — настоящая личность, это бросалось в глаза и, что греха таить, притягивало Резника.

Резник внезапно остро почувствовал, что она — настоящая, а не как эти лицемерные, якобы эфемерные создания, затянутые в корсеты и пахнущие духами, пудрой и помадой.

Он вдохнул, отгоняя от себя видение очаровательной незнакомки. Только любовного романа ему сейчас не хватало! Эта девушка его зацепила, но и только.

Сзади послышались шаги. Он резко обернулся и удивлённо застыл, вновь поражённый её необычным обликом.

— Извините, — девушка блеснула белозубой улыбкой, — могу я составить вам компанию?