Пока они ехали, Честер мечтал как следует рассмотреть Дестри при свете сильной лампы. Но это оказалось не так-то просто – Гарри категорически отказывался дать ему такую возможность. Даже сидя в столовой, он ухитрился так повернуть стул, на котором сидел, чтобы лицо его скрылось в тени. Только после этого удовлетворенно вздохнул и, время от времени покачивая головой, стал слушать хозяина.
Как ни странно, сам он говорил очень мало и, что еще более странно, теперь у него появилась удивительная привычка начинать каждую фразу с извинения типа «Если ты не возражаешь» или «Прости, Чет, но…», а то и того хлеще: «Конечно, то, что я скажу, ничего не значит, но…» и так далее. Даже Честеру Бенту стало не по себе, когда он увидел, как стальной кулак закона может смять и сплющить человека, которого еще вчера все считали символом мужества и несгибаемой воли.
После сытного обеда они перебрались в библиотеку, ту самую библиотеку, которая, казалось, венчала собой удачливую карьеру Бента. Толстые корешки внушительных томов громоздились здесь до самого потолка, настолько высокого, что последние полки почти терялись в сумраке, а на столе всегда валялись два-три фолианта, открытых посредине, с многочисленными пометками на полях, как если бы человек, корпевший над ними, только что вышел. Огромный стол посредине был завален ворохом документов. На этой тщательно подготовленной сцене, среди продуманных декораций Честер намеревался разглядеть своего гостя получше, но и тут это не удалось.
Уже пробило десять, когда правда вдруг предстала перед Бентом в своей обезоруживающей простоте – оказывается, Дестри мечтал покинуть Уом навсегда!
Раньше, сказал Гарри, он с радостью дышал воздухом родного края. Но теперь этот город внушает ему суеверный ужас. Гость сидел в кресле, слегка склонив голову к плечу, слушал, как на болоте за окном надрываются от крика огромные жабы, и по мере того, как шло время, чувствовал себя все более неуютно.
– Я должен уехать, – повторил он Бенту. – Да и с какой стати ты должен со мной возиться, Чет? Ты и так был добр ко мне, я этого никогда не забуду. Но остаться я не могу. Здесь я нажил себе врагов в каждом доме!
– Да брось, старина, подумай, ведь и друзей у тебя тоже хватает!
– Друзей хватает, это верно! Но, видишь ли, от пули не спасет ни один друг. Это невозможно, Чет! Я должен уехать, должен! Хочу изменить свою жизнь, хочу мира и покоя. Ни за какие сокровища я бы теперь не решился доставить кому-то неприятности.
Он произнес это с дрожью в голосе. Честеру пришлось уставиться в пол, чтобы его собеседник не успел заметить искорку ликования, вспыхнувшую в его глазах. Сразу после этого, скомкав беседу, он настоял, чтобы Дестри отправился в постель. Но при виде роскошной спальни, а особенно великолепной кровати Гарри наотрез отказался там остаться. Пришлось предоставить ему крохотную комнатушку под самой крышей с окошком едва ли больше кошачьего лаза.
Дестри деликатно кашлянул, указывая на него Бенту:
– Что скажешь, Чет? Разве мыслимо, чтобы кто-то тут пролез, да еще глубокой ночью?
– Ты имеешь в виду человека? Да здесь и жаба застрянет, если она нормальных размеров! – успокоил его Честер.
Ему показалось, что при этих словах у его гостя вырвался вздох облегчения. Гарри безропотно, словно малое дитя, наконец улегся в постель.
Бент вернулся в библиотеку и уселся писать письмо Джерри Венделлу:
«Дорогой Джерри!
Гарри Дестри вернулся в город, но он так изменился, что на себя не похож! Ты бы его не узнал. В данную минуту крепко спит в крошечной комнатушке только что не на чердаке. Окошко там такое, что и крыса не пролезет, а он счастлив, что никто не сможет забраться ночью к нему в комнату!
Уверен, вы все можете совершенно безбоязненно вернуться в город. Но если ты все же опасаешься, пришли вначале кого-нибудь из наиболее решительно настроенных. Пусть он прощупает почву и убедится, что Дестри совсем не опасен, скорее даже безобиден – это видно с первого взгляда.
Из этого письма ты можешь убедиться, что я по-прежнему твой искренний друг и желаю добра не только тебе, но и всем остальным. Но так же я желаю счастья и бедняге Дестри.
Он много не распространялся о том, каково ему было за решеткой, однако бросил несколько фраз о темной камере и подобных мерзостях. Должно быть, ему там пришлось несладко, особенно вначале, и все это постепенно сломило его дух.
Мне от всего сердца жаль его. Нисколько не сомневаюсь, что то же самое скажешь и ты, как только увидишь, каким он стал.
С искренним уважением,
Чет Вент».
Затем Честер вышел из дому, чтобы поскорее отправить письмо. Шагая по дороге под сияющими в вышине звездами, он с удовольствием вдыхал свежий воздух. Почему-то ему казалось, что нынче ночью даже звезды светят ярче, чем обычно. Вернувшись, Бент, прежде чем войти в дом, постоял на пороге, вглядываясь в темноту. На миг ему вспомнилась полная неизъяснимой прелести улыбка Чарли Дэнджерфилд, за которой виделись еще более привлекательные миллионы Бена Дэнджерфилда. Но видение быстро исчезло, и Чет отправился в библиотеку.
Постелив себе на кушетке, он улегся, но лампу, как обычно, оставил гореть. Припозднившиеся жители Уома давно привыкли видеть по ночам свет в его доме, в доме преуспевающего человека, который далеко пойдет. Они и так уже называли его чуть ли не гением, который, однако, не считает для себя зазорным работать по десять-двенадцать часов! Уважение к нему росло, и вместе с тем он ни в ком не вызывал зависти!
Было уже далеко за полночь, когда Бент позволил себе потушить свет и, повернувшись на спину, обвел сонным взглядом комнату. Глаза у него слипались, не прошло и минуты, как он сладко заснул.
Разбудив на рассвете Дестри, Честер напомнил ему, что они должны навестить Бена Дэнджерфилда. И вскоре они уже были на ранчо. А там, пока Гарри разговаривал со своим возможным тестем, он отправился с Чарли погулять в роще. Издалека до них доносился только оглушительный бас Бена, который то и дело удивленно рокотал: «Господи, Гарри, и чего ты заглядываешь за дверь? Чего ты там не видел, пыль, что ли?»
Шарлотта готова была без умолку говорить только о Дестри, но Бент делал все, чтобы уклониться от этой темы, и наконец перевел разговор на другое. Не прошло и получаса, как Бен Дэнджерфилд их позвал. Вернувшись, они увидели Гарри, стоящего с низко опущенной головой и ковыряющего землю носком сапога. Бент услышал, как за его спиной коротко всхлипнула Чарли, но у него не хватило духу обернуться и взглянуть ей в глаза.
Дэнджерфилд был мрачнее тучи. Сжав зубы так, что на скулах заходили желваки, он буркнул, не стесняясь присутствия дочери:
– Что ж, моя дочь уже в том возрасте, когда пора иметь собственную голову на плечах. Если ты ей нужен, клянусь, она тебя получит. Так тому и быть! Я умываю руки!
А ведь было время, подумал Честер, когда даже Дэнджерфилд, несмотря на все его миллионы и убеленную сединами голову, не мог и представить, что с Дестри можно разговаривать в таком тоне. Но то время безвозвратно ушло.
Бент отвез Гарри обратно в город, краем глаза наблюдая, как тот то и дело кусал губы и старался что-то разглядеть сквозь жаркое летнее марево, висевшее над дорогой. Ни один из них не произнес ни слова, пока экипаж не оказался на окраине города. Здесь Дестри попросил остановиться, сказав, что хочет пешком прогуляться по Уому. Его желание было исполнено, Честер стегнул лошадей и поехал к себе в контору.
Все, казалось, было прекрасно. Он с головой погрузился в работу. Но даже занимаясь самыми неотложными делами, не переставал мечтать. Его надежды были связаны с Чарли Дэнджерфилд.
В половине двенадцатого Бент наскоро перекусил ломтиком имбирной коврижки, запивая ее молоком, потом опять вернулся к работе и безвылазно сидел в конторе. Там его и обнаружила Шарлотта, ворвавшись вскоре после полудня, словно вихрь, в его кабинет.
Похоже, путь от ранчо до конторы она преодолела бешеным галопом. Это было заметно по ее раскрасневшимся щекам и пыли, покрывшей пышные волосы. Чарли вбежала в кабинет и замерла как вкопанная, нервно теребя пальцами, затянутыми в перчатки, подол амазонки. В ее глазах стояли отчаяние и боль, точь-в-точь как накануне вечером, когда они встретились на станции.
– Я не могу видеть это, Чет! – пробормотала она наконец. – Господи, я так несчастна! Нет, это просто невозможно! Я так ждала этого дня, но теперь после всего, что случилось, больше не могу!
Он мягко поинтересовался, что произошло.
– А разве ты не знаешь? – воскликнула девушка. – Да ведь весь Уом уже гудит, как потревоженный улей! Я просто не в состоянии пересказывать тебе весь этот кошмар!
Он легко мог бы и сам угадать. Какое-то смутное чувство подсказывало ему, чем все это кончится, еще в тот момент, когда высаживал своего молчаливого спутника из экипажа. Но Чет в недоумении развел руками – откуда же ему знать, что там стряслось? Он ведь с самого утра носа не высовывал на улицу!
Чарли пару раз нервно прошлась по комнате прежде, чем нашла в себе силы заговорить. Потом, остановившись неподалеку от него, выглянула в окно.
– Он пошел в салун «Еще один шанс», – быстро затараторила она, глотая слова, будто желая как можно скорее с этим покончить. – И знаешь, что там заказал? Лимонад!
– Честно говоря, я рад, если он бросил пить. Ты ведь именно это имеешь в виду? – поинтересовался Бент.
Она бросила на него сердитый взгляд и уныло сказала:
– Ох, Чет, это не совсем то, что ты думаешь! В тебе говорит твоя прежняя привязанность к нему, будь она проклята! Послушай, что было дальше. Потом туда явился Дад Кросс. Да ты отлично его знаешь – такой пустой, никчемный парнишка! К тому же еще и пьяный в стельку! И надо ж такому произойти, случайно толкнул Дестри! Видел бы ты лицо Кросса в тот момент, когда он понял, кто перед ним! Говорят, отскочил, точно кенгуру, чуть ли ни через всю комнату! Затем боязливо оглянулся, и что же, как ты думаешь, он увидел? Гарри будто ничего и не заметил! Сидел, сам себе улыбаясь, такой бледный и слабый! – Девушка остановилась, чтобы перевести дыхание. Но когда набрала полную грудь воздуха, продолжила рассказ, кипя от негодования: – Похоже, этот маленький негодник Дад Кросс понял все с первого взгляда! Он повернулся и обвинил Гарри в том, что тот якобы толкнул его! А Гарри проглотил и это! – Захлебнувшись от возмущения, Чарли на секунду замолкла, но потом добавила: – Дад Кросс заявил, что раз он, дескать, не привык пить с настоящими мужчинами, то пусть убирается вон. И Гарри ушел!
Это было слишком даже для Бента, он неловко спрятал лицо в носовой платок.
– Кросс попросту выкинул его на улицу. Выкинул, как щенка! А Гарри встал как ни в чем не бывало и отправился домой, то есть к тебе. Уверена, он и сейчас там. Ах, Чет, я так хочу поступить с ним по совести, только не знаю как!
Все произошло так быстро, что Бент едва смог поверить удаче, которая сама шла ему в руки. Но у него хватило здравого смысла не запрыгать от радости прямо у девушки на глазах.
– Думаю, мне понятно, в чем тут дело, – медленно проговорил он. – Впрочем, не знаю, чем тут можно помочь. Тебе надо повидаться с ним и объяснить, что так дело не пойдет!
– Ты намекаешь, что я должна отправиться к нему и отвесить ему пощечину или что-то вроде этого?
– Тебе нет необходимости с ним видеться. Уверен, он и сам это понимает, во всяком случае, ожидает этого. По крайней мере, если в нем осталась хоть капля того, что делает мужчину мужчиной. Нет, Чарли, будет гораздо лучше, если ты сейчас сядешь за этот стол и напишешь ему письмо. Этого будет вполне достаточно. Я согласен даже продиктовать его. А вечером передам ему твое послание и все объясню.
– Неужели ты правда согласен? – Она круто повернулась, так что юбка вихрем взлетела вокруг ее ног, и схватила его за руки. – Я вижу, как ты благороден, Чет, оставаясь ему верным другом. Ведь ты один из всего города с ним сейчас, когда он так слаб.
Это так прекрасно! Но, Боже мой, Чет, скажи же ему, только очень осторожно, очень аккуратно, о том, как обстоят дела! Я никогда его не брошу, никогда, если только он будет мужчиной!