Возвращение Дестри

Глава 7

Вечером Бент принес домой письмо Чарли и передал его Дестри в сумерках библиотеки. Вот что в нем было написано.

«Милый старый Гарри!

Так больше не может продолжаться. Ради тебя я была готова на все, переплыла бы океан, если бы на другой стороне меня ждал Гарри Дестри, но такой, каким он был прежде. Но, думаю, ты и сам знаешь, что изменился с тех пор. Пойми, я не виню тебя. Шесть жутких лет могут сломать кого угодно. Надеюсь, в один прекрасный день ты снова станешь прежним: сядешь в седло и будешь гоняться за мустангами. Если это случится, возвращайся. Дорогой Дестри, постарайся не возненавидеть меня, я всегда была тебе другом. И останусь им навсегда.

Чарли Дэнджерфилд».

Пока Дестри читал, Бент молча стоял по другую сторону стола. Потом заговорил:

– Она не знала, как поступить. Бедная девочка так боялась встретиться с тобой, Гарри. Поэтому передала со мною письмо. Мне очень жаль, старина. Похоже, я догадываюсь, что она пишет.

Но Дестри, осторожно сложив листок, вдруг упал в большое кожаное кресло и, к величайшему удивлению Чета, повел речь совсем не о Чарли Дэнджерфилд.

– Оба Огдена в городе, Чет, – донесся из глубины кресла его жалобный, надтреснутый голос. – Я слышал, что и Сэм Уоррен, и Клайд Оррин тоже вернулись. Ты помнишь? Все они тогда были присяжными! Что, если теперь подумают, будто я хочу с ними расквитаться? И, не дай Бог, попробуют добраться до меня первыми?! Чет, может, лучше мне смыться из города?

Конечно, эта идея Бенту была по сердцу. Теперь, когда девушка, похоже, поставила на Дестри крест, самое время и услать его подальше. А то, чего доброго, она еще проникнется к нему жалостью. А насколько Честер знал Чарли, в этом случае она легко могла свести на нет все его хитроумные планы.

– Может, ты и прав, – ответил он. – Действительно, в Уоме для тебя становится жарковато. Ты ведь помнишь, Гарри, старые добрые времена, когда твоя пушка чертовски ловко выскальзывала из кобуры. Наши горожане этого тоже не забыли. Так что лучше уезжай. О деньгах не волнуйся – я об этом позабочусь. Я ведь тебе обещал, старина, что никогда не брошу тебя в беде, что бы там ни случилось, и к черту всех!

Он не дождался даже простой благодарности! Дестри, будто погрузившись в транс, ничего не видел и не слышал.

– Мне сказали, что они почти все в городе. И Бад Вильямс и Джерри Венделл… Восемь человек, и все вместе! Те самые восемь, которые были присяжными, когда меня засадили за решетку!

– Да, похоже, здешний климат сейчас вряд ли благотворно подействует на тебя, – согласно кивнул Бент. – Послушай-ка, старина, можешь уехать прямо сейчас, если хочешь. У меня в конюшне стоит неплохая лошадка, она даже под седлом. Я кое-что соберу тебе в дорогу, а ты забирай ее и уноси ноги. Успеешь проскакать не меньше пятидесяти миль прежде, чем взойдет солнце.

Услышав это щедрое предложение, Дестри жалобно застонал:

– Ах, Чет, но что же я смогу сделать один, в этой пустыне, да еще если они все погонятся за мной?! Что со мной будет в горах, скажи на милость?! Они ведь легко меня выследят! А я буду один! О Боже милостивый! Только представь себе, заехать в горы и вдруг увидеть, как высоко над тобой кружат стервятники, которые через пару дней соберутся, чтобы выклевать тебе глаза!

Тут даже Бент почувствовал, как где-то глубоко в его душе шевельнулась жалость.

– Какого черта? – рявкнул он. – Что они там сделали с тобой, парень, в этой проклятой тюряге?

Дестри провел дрожащими руками по гладко прилизанным волосам и спрятал лицо в ладонях.

– Лучше не вспоминать! – пролепетал он.

Бент великодушно с ним согласился, потому что увидел, что Гарри уже на грани нервного срыва.

Закрывшись у себя в комнате, он быстро нацарапал коротенькое письмо Джерри Венделлу.

«Дестри совершенно сломан, это конченый человек. Вы, ребята, будьте с ним помягче. Он абсолютно безвреден и беззащитен. Уверен, что и вы пожалеете его, как только увидите, в какое жалкое подобие человека он превратился. Чарли Дэнджерфилд разорвала их помолвку и вернула ему слово, – это пока секрет, но, думаю, вы его узнаете уже завтра, – а у бедняги даже не хватает духу пожалеть об этом! Он вообще не может ни о чем думать, как только об опасности, угрожающей ему самому. Представь только, Джерри, Дестри до смерти боится встретиться с тобой и остальными ребятами – то есть с теми, кто тогда его осудил. По-моему, пройдет немало времени прежде, чем он станет самим собой!

Чет».

Последнюю фразу он приписал с некоторой долей сомнения. Конечно, было бы ошибкой считать, что Дестри навсегда останется таким. Нет, думал Бент, безобидным Дестри долго не будет. И не то чтобы он его боялся, просто когда-то давно вычитал в какой-то книге, что настоящая любовь посещает женщину лишь однажды. Почему-то эта фраза глубоко поразила его и запомнилась надолго. Сейчас Честер чувствовал, что стал как будто ближе Чарли Дэнджерфилд. Может, это случилось потому, что он единственный не отвернулся от Дестри, и она высоко оценила это. А если мечта его сбудется и в один прекрасный день Чарли выйдет за него замуж, для нее будет невероятным возрождение прежнего Дестри. Ход мыслей Бента был прост и ясен – этого нельзя допустить! У его гостя не должно быть никакого будущего!

Он послал мальчишку отнести письмо. Потом отправился вниз, чтобы отыскать Гарри и пригласить его на ужин.

Но Дестри нигде не было. Слуга сообщил: он ненадолго вышел и просил передать Бенту, что хочет немного подышать воздухом. Однако Гарри не оказалось ни на заднем дворе, ни в саду перед домом.

Скорее всего, решил Бент, бедняга отправился в город. Должно быть, его на части раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, страх, с другой – зависть к тем, кто может себе позволить беззаботно пить и веселиться. Наверное, умирал от желания оказаться среди этой легкомысленной толпы, чтобы хоть ненадолго вырваться из липкой паутины собственной трусости!

А в эту минуту Гарри Дестри крался вниз по главной улице Уома, стараясь избегать ярко освещенных мест, быстро перебегал с одной стороны улицы на другую, чтобы все время оставаться в тени, пока наконец не добрался до района, где сияли огнями салуны. Выбрал среди них «Глоток удачи», приблизился к нему, и вот тут-то проказница-судьба, никогда не упускающая случая сыграть с кем-нибудь злую шутку, послала ему навстречу Дада Кросса, который как раз собирался уходить, поэтому столкнулся с Дестри прямо в дверях.

– Ух ты, кого я вижу! – заорал Кросс. – Паршивая собачонка опять на свободе! А ну, ступай домой, пусть хозяин посадит тебя на цепь! Иначе тут, в Уоме, с тебя живо шкуру сдерут!

Еще не договорив, он шагнул вперед. Похожая на лопату ладонь с размаху опустилась на лицо Дестри, и тот, словно жалкий щенок, отлетел в сторону, растянулся на земле. Так и остался лежать, беспомощный, не делая даже попытки подняться. Одна половина его землисто-бледного лица побагровела от удара, мутные глаза растерянно шарили по лицу мучителя, когда пьяный Дад Кросс с широкой ухмылкой склонился над своей жертвой, собираясь врезать ей еще разок.

На счастье Дестри в эту минуту рядом появился шериф Динг Слейтер и преградил дорогу Кроссу, ткнув указательным пальцем прямо в его багрово-красную физиономию.

– А ну-ка, убирайся отсюда, да поживее! – велел он.

И Дад Кросс бесшумно растворился в ночи, словно привидение.

После этого шериф наклонился к Дестри. Беспомощность и отчаяние, написанное на его лице, против воли тронули сердце Слейтера.

– Гарри, – по-отечески обратился он к нему. – Ну скажи, какого черта ты валяешь дурака и шляешься по улицам?! Послушайся совета, старина, иди-ка лучше домой. Ты меня слышишь?

– Да, – прошептал Дестри. – Да, я вас слышу.

Шериф невольно содрогнулся – на него смотрели совершенно пустые, мутные глаза, полные того безысходного отчаяния, которое бывает у затравленного зверька. Он круто повернулся на каблуках и поспешил прочь, беззвучно ругаясь сквозь зубы, впервые в жизни проклиная ту законодательную систему, которую вынужден был защищать.

А Дестри, которого будто влекла вперед какая-то таинственная сила, медленно поднялся, рывком распахнул дверь и вошел в салун.

Здесь было шумно. Не меньше дюжины завсегдатаев сидели, облокотившись на стойку бара. Не успел Гарри войти, как раскрасневшиеся лица мгновенно повернулись в его сторону и любопытные глаза уставились на него. Однако уже в следующее мгновение интерес к нему угас, и Дестри больше не видел ничего, кроме равнодушных спин. Казалось, мало-помалу о его присутствии забыли.

Все это было ему не совсем понятно. Осторожно пробравшись между столиками, он уселся в самом дальнем конце зала и откинулся назад, почти слившись со стеной. Ему принесли выпить, но, забыв про стакан, Дестри тупо уставился в пространство и погрузился в размышления.

В прежние времена все эти люди охотно пили и веселились за его столом. Но жалость, которую он вызывал сейчас, заставила их отвести глаза от павшего героя. И если во время беседы кто-то случайно и встречался с тусклым взглядом Дестри, то, смутившись, старался побыстрее отвернуться.

На бывших приятелей присутствие Гарри в салуне действовало как-то угнетающе: веселье понемногу стихло, сами собой увяли разговоры. Вот разошлась одна компания. Следом за ней последовала другая, потом еще и еще. В конце концов, ведь это не единственное место в Уоме, где можно выпить и повеселиться, зато там никто не будет нагонять тоску. Увы, эти люди не понимали, что куда сильнее тоски их гнал прочь безотчетный ужас перед тем, как низко, не выдержав бремени унижений, может пасть некогда храбрый человек!

Хозяин салуна вовсе не был ни злым, ни жестоким, но и у него вырвалось невольное проклятие, когда он вышел в зал и с удивлением обнаружил, что тот опустел, а возле стойки больше не теснятся подвыпившие завсегдатаи. Даже не пытаясь сдержать негодования, хозяин ткнул пальцем в сидящего за столом Дестри и оглушительно заревел:

– Ты, послушай! А ну, допивай и выметайся отсюда!

– Конечно, – кивнул Гарри и уставился на кабатчика все с тем же робким, застенчивым видом, который привел того в некоторое замешательство.

Вдруг из дальнего конца зала прогремел чей-то голос:

– Эй, оставь его в покое! Неужели не понятно, что у бедняги не все в порядке с головой?

– Меня от него тошнит, – проворчал хозяин с притворным отвращением, которого он вовсе не испытывал.

Вернувшись за стойку, он плеснул себе виски, за которое тут же и расплатился. А в это время верзила, сидевший в дальнем конце зала, двинулся к Дестри и, неуклюже пробравшись между столиками, заговорил с ним. После того как старые знакомые обменялись приветствиями, Дестри поинтересовался:

– Не слышал, Венделл в городе? Не знаешь, случаем, где он живет?

– Спустись на два квартала вниз по улице и увидишь огромный дом с большой каминной трубой – это он и есть.

– В самом деле? А дом Оррина как раз напротив, не так ли?

– Нет, Оррин переехал. Он теперь живет немного дальше вниз. А напротив него – Кливс.

– Да что ты! Ведь они с Вильямсом большие приятели.

– Так оно и есть.

– А Вильямс тоже в городе?

– Да. Он снимает номер в отеле «Дарлингтон».

Верзила поднес стакан к губам и вдруг поперхнулся.

Гарри проследил за его взглядом и с содроганием увидел то, что так часто являлось ему в ночных кошмарах. Как раз в эту самую минуту братья Огден, горланя и пересмеиваясь, широко распахнули дверь и ввалились внутрь. Первое, что они заметили, оказавшись в салуне, – было бледное лицо Дестри.

Есть вещи, которые ясны как день. Когда лось, медленно переставляя по снегу подламывающиеся ноги, застывает, не в силах бежать дальше, а вокруг него один за другим рассаживаются в круг волки, устало вывалив красные языки, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что не пройдет и нескольких минут, как они будут, рыча и отталкивая друг друга, рвать кровавое, дымящееся мясо. Вот и теперь, глядя на глумливо ухмыляющиеся физиономии обоих братьев, можно было не сомневаться, что они явились сюда за Дестри.