Возвращение Рейвенора

Глава двадцать девятая

Позднее я пришел к выводу, что в этот миг меня ослепила ярость. Ярость, горе, гнев и всепоглощающая ненависть, каких я никогда прежде еще не испытывал. Мое сознание промчалось по разрушенной прихожей и вцепилось в последний подарок, оставленный мне Зэфом Матуином.

Трепещущий меч, торчавший из тела инкубулы.

Я больше не раздумывал. Гнев уничтожил все остальные чувства. Моя Воля стала куда более сильной и яростной, чем когда-либо прежде. Казалось, будто я черпаю невероятную мощь из разлившихся по дому псионических энергий или будто какая-то жаждущая отмщения сила, исходящая от чуждых пожаров варпа, подбадривала мое сознание.

Я налег на застрявший меч, поднимая его наверх и рассекая броню инкубулы до бронзового солнечного сплетения. Лопнула золотая клетка ребер, выпуская потоки зловонного, фиолетового света из тела протодемона.

Бронзовый Вор изгибался и корчился на пронзившем его мече, но от этого рана становилась только шире. Демон издал жалобный, скулящий звук.

Я ударил по нему псионическим орудием. И не один раз, даже не десять, а порядка двух дюжин. Каждый выстрел я нацеливал в рваную дыру в груди инкубулы и не останавливался, пока непрерывная череда попаданий не принесла желаемого результата.

На том месте, где только что стояла инкубула из бронзы и золота, распустился огненный цветок взрыва. Во все стороны полетели осколки. Взрыв был такой силы, что трепещущий меч прокрутился в воздухе и вонзился в пол рядом с моим креслом. Пустой шлем взмыл на огненном столбе к потолку, вонзившись в него гребнем.

Дикая сущность, что была заточена в инкубуле, хтоническая искра демона с воем вырвалась из пламени, освободившись от древнего устройства, столь долго сковывавшего ее. И исчезла, чтобы, как я понимаю, больше никогда не быть обнаруженной и порабощенной.

Изувеченный бронзовый остов с лязгом рухнул на пол, превратившись в обычный дымящийся металлолом.

Я вернулся в тело, поскольку силы мои были уже на исходе. Позади раздался шум, и я быстро развернул кресло.

Из-под груды строительного мусора под лестницей выбирался Вистан Фраука, покрытый слоем штукатурки. Из его виска текла кровь.

— П-привет? — пробормотал. — Рейвенор? Кто-нибудь?

— Вистан! — Мои динамики были установлены на максимальную громкость. — Ограничитель! Сейчас!

Грязные псионические манифестации все еще клубились на верхнем этаже дома, издавая резкие, прерывистые звуки, а мы были практически беззащитны, Фраука повозился с небольшим устройством, прикрепленным у него под горлом.

Декомпрессионный удар заставил стены содрогнуться, когда его поле неприкасаемости накрыло дом. Бестелесные тени напавших на нас псайкеров неожиданно оказались смяты, изгнаны. Я услышал, как стала съезжать черепица с крыши, когда эти силы были изгнаны из дома. Через несколько секунд на девятый округ общего блока Е обрушился ливень с грозой.

Фраука обвел взглядом разрушенную прихожую, ободранные стены, вывернутые половицы, обвалившуюся штукатурку. А затем увидел тело, лежащее возле лестницы.

— Матуин… — начал было он и умолк, осознав, насколько бессмыслен его вопрос.

Умоляя Золотой Трон Терры о том, чтобы Тониус и Заэль оказались живыми, я поплыл вверх по лестнице, или, скорее, по тому, что от нее осталось. Я был озадачен и встревожен. Изначально псайкеры пришли за моей головой, но затем как минимум половина из них сосредоточилась на штурме комнаты Карла, где в то же время начала собираться какая-то отвратительная псионическая сила. Почему?

Дверь была заперта. Дым или же какие-то испарения поднимались из-под двери, которую, как и стены вокруг, покрывала толстая корка льда, начинавшая таять и стекать на пол.

Ручка двери задергалась, замерла, а затем снова задергались с куда большей настойчивостью.

Что-то пыталось выйти оттуда.

Кыс взвыла, когда Ануэрт заложил крутой вираж, пытаясь увернуться от стаи, но птицы синхронно развернулись, будто сверкающий косяк морских рыб, и устремились за ними.

Ануэрт снова задрал нос флаера, уходя от них по каньону между стеками и уворачиваясь от встречных машин, проходя в пугающей близости от них. Более тяжелые лифтеры, спускавшиеся в дорожный поток сверху, были вынуждены резко останавливаться, снова подниматься над стеками, включая сирены. Ануэрт отчаянно кидал машину из стороны в сторону, то уворачиваясь от сверкающего огнями встречного флаера, то облетая сзади грузовой лифтер и разворачиваясь практически под прямым углом.

Турбины бронированного флаера заревели, выравнивая высоту, когда Ануэрт бросил его на перекресток. Пагуба раздулась до искрящегося шара, изменяя направление полета. Птицы практически тут же снова образовали стремительную серебряную ленту, заскользившую в потоке машин быстрее, чем Ануэрт успевал пролетать между, под и над медленно тянущимися транспортерами.

— Это что еще за возмутительность?! — завопил он, сражаясь со штурвалом.

— Птицы! — прокричала в ответ Кыс.

— Но машины?

— Да!

— И все-таки они летают как птицы?

— Да! — закричала она. — А что? Какая тебе разница?

Передняя волна стаи начала набрасываться на них. Они услышали, как тысячи клювов и крыльев забили по фюзеляжу. Заревела тревога. Несколько металлических птиц попали в воздухозаборники моторов, покорежив винты.

— Держитесь! — выкрикнул Ануэрт.

Он резко опустил вниз нос флаера и врубил ускорители.

Флаер оторвался от роя Пагубы и ракетой устремился в лабиринты улиц, сверкая раскаленными до синевы турбинами. Хлопающий крыльями металлический поток спикировал, ныряя за ними.

Они падали к нижним уровням высокой улицы с ошеломительной быстротой. Мимо мелькали мосты и пешеходные дорожки, которые Ануэрт обходил то сверху, то пролетал под ними. Кыс видела приближающиеся наземные транспортные артерии. Видела фары, подсвеченные дорожные знаки, неровные неоновые указатели, отмечающие съезды с трасс и ответвления дорог.

— Ануэрт… — начала она.

Продолжая двигаться с предельным ускорением, капитан только еще сильнее опустил нос машины.

— Ануэрт!

Флаер выровнял высоту и помчался в пятистах метрах над поверхностной улицей, проходя на уровне крыш домов над транспортной пробкой с таким ускорением, что ударная волна закачала транспортеры, выбивая в них стекла. Разгневанные граждане высовывались из своих транспортных средств, но тут же в ужасе ныряли обратно, когда секундой позже мимо проносился сверкающий вихрь.

Ануэрт втиснулся между кузовом десятиколесного грузовика и нависающим над дорогой массивным указателем. Кыс закрыла глаза.

Ануэрт неожиданно вывернул влево, уходя с главной наземной артерии, и помчал над машинами, спускающимися вниз. Через несколько мгновений они уже ворвались в пространство города, расположенное ниже номинально поверхностного уровня. Движение флаеров в «грязях» было крайне ограничено: дороги здесь были куда темнее и куда теснее, и имелось множество мостов и переходов. Установленные на обочине сирены и предупреждающие об опасности лампы завыли и засверкали. На указательных экранах высветились красные предупреждения: «Выберите другой маршрут или сбавьте скорость».

Ануэрт не сделал ни того ни другого. Он продолжал падение, уворачиваясь от мостов, неожиданно выскакивавших из темноты, будто намереваясь погрузиться на самое дно выгребных ям улья.

И все равно Пагуба, хлопая крыльями, продолжала преследование.

— Птицы, вы сказали? — повторил Ануэрт, изо всех сил концентрируясь на полете и, насколько это было возможно в условиях ограниченной видимости, стараясь не разбить машину. Его руки дергали и выворачивали штурвал, заставляя флаер неистово метаться из стороны в сторону и закладывать виражи.

— Да, — сказала Кыс, крепко вцепляясь в кресло и глядя на Шолто. — Но почему ты…

Она закричала, когда флаер косо ударился обо что-то с невероятной силой. Ануэрт недооценил размеры трубы над ними, и в столкновении они потеряли хвостовые рули флаера.

Шолто сражался со штурвалом, стараясь сохранить управление. Он почувствовал, как машина заваливается, и попытался выбраться из штопора. Покалеченный флаер оставлял за собой след из обломков и электрических разрядов. Скорость падала. По корпусу снова застучали клювы и крылья птиц.

Последний поворот, спуск на очередной темный подуровень, теперь уже в самой глубине города. Преследуемые облаком металлических птиц, они пулей неслись мимо ржавых балок и поросшего черным мхом рокрита, с которых капала кислота, выхватывая фарами вековые отложения грязи и мусора. Здесь больше не существовало понятия «ниже».

И, как теперь поняла Кыс, «вперед» не было тоже. Они уже видели конец траншеи, огражденной решеткой. Ржавые знаки, предупреждающие об опасности, проносились мимо слишком быстро, чтобы их можно было прочесть. Эта выгребная яма завершалась тупиком.

Пытаясь перекричать лязг и стук, издаваемый птицами, бьющими по корпусу, Пэйшэнс окликнула Ануэрта.

Но если он и услышал ее, то не успел ответить.

Бронированный флаер ударился в решетчатое ограждение, запутавшись в его проволоке, точно в саване. Машина перевернулась, все еще полыхая турбинами, и ударилась о стену.

А затем рухнула в темную, черную воду, подняв столб брызг.

— Они нас догоняют! — предупредила Кара. Плайтон переключила передачу.

— Это «Бергман Амити Велюкс», — сказала она. — Никому еще не удавалось обогнать «Амити Велюкс».

Огромный черный транспортник впереди устремился к круто поднимающейся дороге, театрально взревев двигателем.

Преследующий их серый транспортер вначале чуть сбавил скорость, а затем снова стал нагонять.

В этот час на главных дорогах улья было довольно тихо. Мелькали длинные секции рокритового тоннеля, освещаемые натриевыми лампами.

Человек с хеллганом выстрелил снова.

— Это повод искать выход, — сказала Кара.

— Будь он проклят, — произнесла Плайтон.

— Давай же! Еще один прямой участок, и они прострелят нам колеса, какую бы скорость мы ни развили.

Будто в подтверждение ее слов, лазерный луч вспорол крышку багажника. «Бергман» содрогнулся. Позади маячили яркие фары серого транспортера, изо всех сил пытавшегося настигнуть их, даже ценой запоротого двигателя.

Кара перебралась через пассажирское кресло на заднее сиденье машины, высунулась в выбитое заднее окно и стала отстреливаться. Первые ее залпы прошли мимо. Два ответных энергетических заряда ободрали крыло машины.

— Да пошел ты, — произнесла Кара, снова прицеливаясь.

Она всадила шесть зарядов в широкое лобовое стекло серого транспортера. Тот вначале слегка вильнул в сторону, а потом потерял управление и завертелся.

— Плайтон!

Мауд вжала педаль газа, едва успев увести «Бергман» от столкновения с потерявшим управление огромным серым транспортером. Серая машина пересекла две полосы дороги и ударилась в центральное ограждение — барьер из баков с песком и стальных прутьев — с такой силой, что во все стороны полетели осколки стекла и обрывки металла.

— А теперь уводи нас с этой чертовой трассы, — сказала Кара.

Плайтон на ближайшем же повороте свернула во мрак прилегающей дороги. Она сбавила скорость и немного попетляла по тихим улочкам и перекресткам. Наконец они подъехали к погрузочным докам и припарковались под защитой рокритовых колонн. Плайтон заглушила двигатель и выключила освещение. Они немного посидели в уютной темноте, тяжело дыша. Со стороны артериальной трассы до них долетал рев машин и сирен. Раздавались не только предупреждающие сигналы, но и звуки тревоги.

Женщины выбрались из машины. Плайтон обошла вокруг «Бергмана», раздосадованно осматривая повреждения.

— Ты только посмотри на это! Только посмотри! Дядя Волли убьет меня, когда…

Она неожиданно замолчала. К удивлению Кары, Мауд заплакала.

— Эй, — произнесла Кара.

Плайтон стряхнула ее руку и ушла в тень колоннады.

Кара решила дать ей побыть одной. Свол достала вокс и ввела код.

— Давай же! — сказала она. — Почему вы не отвечаете? Рейвенор? Рейвенор, где же вы?

Связь не устанавливалась. Кара начала набирать код Гарлона, когда поняла, что на нее уставилась Плайтон.

— Что вы только что сказали? — спросила маршал.

— А что я сказала?

— Я про имя. Это имя.

— Рейвенор? — Фраука присоединился ко мне.

Он извлек собственный компактный пистолет, готовясь к тому, что этой ночью может произойти все, что угодно. Ручка двери продолжала дергаться.

— Хотите, чтобы я?… — Он показал на свой ограничитель.

— Только если это действительно потребуется. Подожди.

С улицы доносился только шелест ливня. Но я был уверен, что с минуты на минуту прибудут более примитивные агенты нашего врага.

Ручка, наконец, перестала дергаться. Раздался щелчок, и дверь распахнулась.

Задыхающийся Карл стоял в дверном проеме, опираясь о разбитый косяк. Его одежда была изорвана, а шею и лицо покрывали кровоподтеки. Из левой ноздри струилась кровь.

— О Трон, — прохрипел он. — Это вы.

— Карл?

— Я думал, они нас убьют. Разорвут на части.

— Ты в порядке?

— Жить буду. Спокойно спать вряд ли, а вот жить буду.

— Где Заэль?

Он махнул рукой в сторону комнаты у себя за спиной, и я проплыл внутрь.

Комната Карла была разгромлена. Все вещи порваны, все машины разбиты, вся мебель превращена в груды щепок и клочки ткани. Выглядело все так, будто по ней прошелся смерч. Впрочем, и остальные помещения пребывали в состоянии, которое его владелец вряд ли определил бы как «хорошее».

Заэль сидел на полу посреди комнаты. Ковер вокруг него был опален. Он смотрел в пространство остекленевшим взглядом.

— Заэль?

Мальчик не отвечал.

— Что случилось? — спросил Фраука.

— Псайкеры, — сказал Карл, вытирая нос. — Кажется, их было двое или трое. Не знаю. Здесь все перевернулось вверх тормашками. Эти… невидимые руки, они прижали меня к стене.

Карл потер темные синяки на своей шее.

— Они начали ломать меня, и…

— Что, Карл? Что?

Тониус указал трясущейся рукой на Заэля.

— Заэль… мальчик… он просто…

— Что?

— Я даже не знаю, что именно он сделал. Но он уничтожил их. Я слышал, как псайкеры завопили. А Заэль смеялся, точно маленький ребенок, забавляющийся с игрушками. Должно быть, я потерял сознание. Следующее, что я помню, так это то, что вокруг тихо, а он просто сидит здесь. Он в таком состоянии с того самого момента. В отключке.

— Ладно, — сказал я. — Сейчас для нас главное — выбраться отсюда. И побыстрее. С Заэлем я разберусь, как только мы окажемся в безопасности.

— Послушайте, — произнес Карл, — есть еще кое-что. Знаю, что мы все на нервах, и все, что я тут рассказывал о Заэле… не хотелось бы создавать проблемы на пустом месте. Но я слышал имя. Не знаю, возникло ли оно, когда я отрубился или еще как. Но готов поклясться, что псайкеры завывали какое-то имя. Они… они кричали: «Слайт».

Я понял, что Фраука смотрит на меня. Это был один из тех немногих случаев, когда мне в точности было известно, о чем он думает, несмотря на его неприкасаемость.

— Разберемся с этим позже, — сказал я. — За мальчиком я прослежу сам. Фраука, посмотри, есть ли в этих руинах какие-нибудь уцелевшие вещи. У тебя десять минут, не больше. Карл, выводи грузовик из гаража и подъезжай к воротам.

— А Зэф этим заняться не может? — спросил Тониус.

— Матуин мертв, — ответил ему Фраука.

Возле башен в общем блоке А становилось настолько холодно, что Гарлон Нейл едва не соблазнился подойти к одному из уличных торговцев и купить миску жижи, которую те называли супом.

Гарлон переминался с ноги на ногу, потирая озябшие руки и молясь, чтобы ему хоть кто-нибудь позвонил. Был уже почти час ночи.

Наконец, когда терпение лопнуло, он сам достал вокс и позвонил домой.

Ничего. На дисплее высветилась надпись: «Нет связи». С возрастающей тревогой он попытался дозвониться до Тониуса, затем до Матуина и даже до Фрауки. Но в каждом случае результат был тем же.

Он побежал обратно к станции железной дороги. К тому времени как Нейл достиг ее каменных ступеней, он уже мчался как одержимый.

Глава тридцатая

Резкий, сладковатый запах гнили смешивался с отвратительными испарениями, дрейфуя по нижним уровням губернаторского дворца и собираясь на этажах, отведенных под анклав секретистов. Кто-то, наконец, сумел отключить тревогу, и вниз спустились ремонтные бригады, чтобы затушить горящие машины, вынести раненых и начать починку и восстановительные работы.

Главный управляющий, который, как видел Ревок, трясся от едва сдерживаемой ярости, ретировался в безопасный, бронированный офис на верхних этажах башни, забрав с собой и Куллина, и сопровождающую того женщину-телохранителя. Ревоку хотелось остаться и присмотреть за восстановительными работами, но он понимал, что после всех этих неудач Трайсу потребуются его поддержка и защита. Поэтому он оставил вместо себя Молея и Бонхарта, а сам отправился за хозяином в одну из комнат личных покоев Трайса.

Роскошно обставленное помещение было освещено мягким светом люминесцентных и обычных ламп. Вдоль стен тянулись ряды полок, заставленных книгами и планшетами.

Куллин сел в кресло. Он казался абсолютно невозмутимым и с радостью принял бокал, протянутый ему одним из сервиторов. Его охранница, Слейд, стояла поблизости с напряженным и нервозным видом.

Трайс какое-то время мерил комнату шагами.

— Рейвенор, — наконец сказал он, остановившись.

— Нет, не Рейвенор, — уже в третий раз со времени погрома в подвальном хранилище произнес Куллин, покачав головой. — Главный управляющий, это было нечто большее.

— Ваш демон.

— Не мой, — пригубив напиток и откинувшись на спинку кресла, произнес Куллин. — Да, раньше мне платили за то, чтобы способствовать проявлению Слайта, но теперь я работаю на вас.

Трайс безрадостно рассмеялся.

— Налей мне выпить, — бросил он одному из прислуживающих сервиторов. — И как примечательно то, что цель вашей предыдущей работы столь великолепным образом была достигнута сегодня. Подозрительный человек вполне мог бы счесть, что вы все это спланировали.

— Скажите, главный управляющий, а вы подозрительный человек? — спросил Куллин.

— Лучше объясните мне, почему я должен думать иначе об этом… провале! — рявкнул Трайс.

Куллин опустил бокал и подался вперед, заговорив невероятно проникновенным, невероятно учтивым голосом:

— Прежде всего, давайте начнем с того, что события этой ночи представляют собой конфлюэнтность. Комбинацию событий. Чтобы вам было понятнее: Божья Братия при помощи катоптрических гадательных систем предрекла, что здесь, еще до конца года, родится некая могучая сила, известная под именем Слайт. Манифестация его должна была быть напрямую связана с инквизитором Рейвенором или одним из его специалистов. Мне заплатили, чтобы я гарантировал эти события. Поскольку вы и ваше министерство находитесь в четкой оппозиции Рейвенору, то вас сочли ключевой помехой процессу. Вот почему, конечно же, мы и пришли к… Нет, плохое начало.

Куллин улыбнулся. Трайс — нет.

— Как бы то ни было, вы выступили против Рейвенора. Это могло бы нарушить планы Братии — вы убили бы Рейвенора и, конечно же, уничтожили бы пророчество или же выступили бы катализатором событий. Насколько припоминаю, я ведь говорил вам, что использование псайкеров — не самая лучшая затея.

Трайс впился в него взглядом.

— Вы хотите сказать, что я…

— Я хочу сказать, — мягко прервал его Куллин, — что вам не стоит волноваться. Раз уж Слайт родился, значит, он родился. Братия была бы в восторге. Со временем он может превратиться в проблему, но пока это только тварь, выплюнутая варпом в материальный мир. Вы хоть представляете, сколько протодемонов и фантомов призывается в год безумными лунатиками культов в таком огромном улье, как этот? К тому времени, как Слайт вырастет достаточно, чтобы представлять опасность, ваш проект уже перейдет в ту стадию, где любую подобную опасность можно будет уничтожить одним… словом. Или я переоцениваю размах ваших разработок?

— Не переоцениваете, — произнес Трайс.

— Верните улыбку на свое лицо, — сказал Куллин. — Смотрите в будущее. Воспользуйтесь моими услугами, потому что я могу помочь вам. Подумайте об этом. К тому же Слайт оказал вам услугу. Раз он родился, значит, Рейвенор мертв. Уничтожен. Демон сделал за вас всю мокрую работу.

Трайс кивнул.

— Если то, что вы говорите, верно, мастер Куллин, я буду счастлив, несмотря на те потери, которые мы понесли сегодня. И тогда я найду применение предложенным вами услугам. Вы хвастались тем, что, как «посредник», обладаете богатым арсеналом оружия. Мне бы хотелось, чтобы вы защищали нас от Слайта. Ревок предоставит в ваше распоряжение все, что потребуется.

Куллин собрался уже ответить, когда люк офиса скользнул в сторону. Когда человек, стоявший за ним, вошел в комнату, в помещении повисла напряженная тишина. Куллин уставился на вошедшего с едва сдерживаемым изумлением и поднялся на нога. Высокий, стройный, облаченный в длинные черные одеяния человек был не кем иным, как лордом-губернатором субсектора Оской Людольфом Баразаном.

Баразан направился прямо к Жадеру Трайсу и отвесил ему пощечину такой силы, что тот повалился на пол.

— Бесполезный хлам! — сплюнул Баразан. — Четыре псайкера уничтожены! Четыре! А последнюю так изувечили, что ее придется усыпить! Я проснулся от воя сирен! Ты думал, что я не узнаю?

— Повелитель! — закричал Трайс, волнующийся не столько о том, что его ударили, сколько о том, что Куллин стал тому свидетелем. — У нас посетители! Посетители! Вы же носите сейчас публичный облик!

Баразан ударил Трайса коленом под дых, заставив его скорчиться от боли. После этого лорд-губернатор, спокойно улыбаясь, повернулся к Куллину. Орфео неоднократно приходилось видеть это лицо в «новостях» и пикт-трансляциях.

— Мастер Куллин, мы еще не знакомы, — произнес Баразан, протягивая обтянутую перчаткой руку.

Куллин поклонился и поцеловал кольцо с правительственной печатью.

— Для меня это большая честь, повелитель!

— Поднимайся! — усмехнулся Баразан, взглянув на Трайса.

Ревок приблизился к главному управляющему и помог ему сесть на диван. Баразан снова повернулся к Куллину, широко улыбаясь.

— Жадер обеспокоен тем, что мой приступ ярости мог смутить вас.

— Не каждый день, сэр, — пожал плечами Куллин, — можно увидеть, как владыка субсектора самолично избивает своего главного управляющего. Но нет, меня это не смутило.

— О… и почему же?

Куллин тщательно взвесил свои слова, прежде чем произнести их. Стоило ему ошибиться, и Ревок расправился бы с ним в ту же секунду.

— По той причине, сэр, что столь грандиозные планы не могут вершиться без ведома и позволения лорда-губернатора.

— Он мне нравится, — сказал Баразан, оглядываясь на Трайса и Ревока. — Он очень умен и проницателен.

Баразан полностью развернулся к главному управляющему.

— На самом деле, я следил за вашими разговорами уже несколько дней. Какой смысл держать при себе секретистов, если они начинают что-то скрывать от тебя самого? — Баразан подмигнул одному из слуг, и тот замерцал, обращаясь в Моникэ.

— Благодарю, дорогуша. Ты, как и прежде, верно мне служишь. Жадер, мне известно о Рейвеноре, будь проклято это имя, как известно и то, что вы пытались уничтожить его, не ставя меня в известность. Просто гениальная была мысль: сберечь мои нервы, не рассказывая о том, что этот ублюдок уже на Юстисе.

— Повелитель, я…

— Умолкни, Жадер. Вы уверены, что Рейвенор мертв? — спросил Баразан у Орфео.

— Думаю, что это весьма вероятно, повелитель.

— А Слайт? Демон не представляет для нас угрозы?

— Это зависит от того, что именно вы намереваетесь делать, сэр, — ответил Куллин. — Естественно, всех подробностей мне не рассказывали. Главный управляющий слишком опытен, чтобы выдать такую информацию непроверенному человеку. Но я могу догадываться. У меня есть кое-какие мысли на этот счет. И если я прав, Слайта, сколь бы могуществен он ни был, можно будет раздавить походя, как жука.

— Отлично.

— До тех пор, пока…

— Пока — что? — спросил Баразан.

— Пока то, что вы делаете, вы делаете быстро. Хаос имеет обыкновение возрастать. Его трудно понять, еще труднее — предугадать. Сейчас Слайт ничего опасного собой не представляет, но скоро… Проще говоря, я бы советовал прямо сейчас приступить к окончательной реализации ваших планов.

— В точности мои мысли, — сказал Баразан. — Я же говорил, что он мне нравится. Мудрый совет.

— Повелитель! — произнес Трайс, спешно поднимаясь. — Проект еще не закончен! Еще месяц, максимум шесть недель, и мы закончим словарь. Неужели я потратил столько времени и сил на подготовку только затем, чтобы преждевременно бросаться к финальной…

— Жадер, милый мой Жадер. Я не меньше тебя потратил времени и сил. И ждать своего возвышения больше не могу. Каждый день я страдаю от боли. Еще месяц, шесть недель? Что из этого? Мы знаем параметры Осуществления, колюр, радиус, все компоненты собраны вместе. Нам даже известен истинный центр, черт возьми! Дата-станы спряли для нас словарь, обладающий необходимой полнотой. Как только мы сделаем шаг за черту, все мелкие детали и упущения станут явными, и мы получим всю нужную информацию. Я не собираюсь откладывать в долгий ящик и дожидаться, пока нам еще что-нибудь сможет помешать. Этот Слайт, например, или Рейвенор, если он все еще жив. Надо приступать прямо сейчас.

— И снова говорю вам, что я возражаю, повелитель, — произнес Трайс.

— Все! Хватит топтаться на месте. Завтра ночью мы приступим к первому акту Энунциации. За работу. Подготовьте мессы. Сделайте то, что можете сделать.

Трайс отвел взгляд в сторону:

— Как скажете, сэр.

— Орфео, — произнес лорд-губернатор, — почему бы вам не навестить меня в моих покоях? Думаю, нам есть о чем побеседовать.

— Да, повелитель. Я с нетерпением жду этого.

— Как только у вас появится время. Мои охранники покажут вам дорогу.

Баразан удалился. Трайс прожег Куллина взглядом, но Орфео спокойно опустился на диванчик и протянул руку к своему бокалу.

Жадер вихрем вылетел из комнаты, и Ревок последовал за ним.

Лейла Слейд подождала, пока комнату покинет и Моникэ, а затем присела на корточки возле дивана, на котором сидел Куллин.

— Я так ничего и не поняла, — прошептала она. — Как все прошло?

— Хорошо, Лея, — сказал Куллин. — Пару раз мне, конечно, пришлось блефовать. Но, думаю, нам ничто не угрожает.

— Они купились на вашу историю о Слайте?

— Да, купились.

— Но Слайт?…

— О, он куда более могуществен и опасен, чем они могут вообразить. Но, расскажи я им об этом, они запаникуют. А мы тогда не получим того, что хотим. Мне нужно удержать их под контролем. Проследить за всем до конца. Только так я получу причитающееся. И поверь мне, Лея, в этот раз нам причитается нечто особенное.

— В самом деле? — Она нахмурилась. — Ты про эту Энунцию?

— В этом слове заключается куда больше, чем ты можешь представить, Лейла. Я сделаю тебя богиней.

— Это мне нравится.

— Оружие подготовлено?

— У меня, — кивнула она, — шесть заклятых хукторов в обойме. Это те самые, которые вы подготавливали все последние месяцы.

— Отлично.

— И теллурический камень. Он в коробочке у меня в кармане. На большее не было времени.

— Этого должно хватить, Лея. — Куллин поднялся с дивана. — Да и сам я приберег несколько фокусов. А теперь давай воспользуемся приглашением лорда-губернатора.

— Вы уверены?

— Да. Потому что он расскажет нам все об Энунции. К тому же его амасек должен разительно отличаться от того дерьма, которым нас здесь потчуют.

Южные стеки Петрополиса разрастались настолько стремительно, что уже простерлись над заливом, и нижние уровни опирались на облепленные илом полузатопленные пирсы, образуя район, известный как Разливы. Это были темные, провонявшие катакомбы, расположенные на глубине сорок восьмого уровня от поверхности. Водная гладь так давно была погружена в непроницаемую тьму, что во мраке развились специфические живые формы — слепые и, как правило, альбиносы. От почерневших труб поднимались вредоносные испарения. На каменных пирсах и опорах выросли люминесцентные грибки. На поверхности запруд хлюпал слой гнили.

Кыс всплыла, задыхаясь, но тут же снова ушла под воду. Через некоторое время она снова появилась на поверхности, сделала отчаянный вдох и закрутилась, пытаясь найти Ануэрта в этом черном супе.

Как только они рухнули в воду, Пэйшэнс задействовала катапульты.

— Шолто? Шол… улп… Черт! Шолто?

От тонущего флаера поднимались пузыри. Волосы липли к лицу Кыс, вымокнув в смердящей воде. Она огляделась вокруг. Не было ни единой металлической птицы. Тишина была бы абсолютной, если бы не плеск воды. И ее голос.

— Шолто?

— Мамзель? — Ануэрт скорее выплюнул это слово, чем произнес, выскакивая на поверхность в ореоле пузырей.

— О Трон! Я уж думала, что вы утонули!

— Я обязан это сделать, — пробулькал Ануэрт. — Не могу плавать…

Он скрылся под водой.

Кыс взмахнула руками и нырнула за ним. Кожу щипало от кислоты, растворенной в воде. Пэйшэнс отбуксировала капитана до ближайшего, заросшего мхом кирпичного мола и втащила Шолто на платформу.

— Ануэрт? Ануэрт? — Кыс надавила ему на грудь и вдула воздух ему в рот.

Он оставался неподвижен.

— Ануэрт! — Она снова надавила и прижалась к нему губами, с силой выдыхая.

Он захрипел, и она перевернула его на бок. Изо рта Шолто хлынула речная грязь.

Кашляя и отплевываясь, он посмотрел на Кыс.

— Птицы? — произнес он.

— Да, мать их, птицы!

— Как я возжелаю это, большинство птиц не умеет плавать, — сказал он.

Когда до Пэйшэнс Кыс дошло, что же он сделал, она зашлась в хохоте. Эхо разнесло ее смех по темным пещерам разливов.

Глава тридцать первая

— Как поживаете? — спросил Белкнап.

— У вас медицинский спирт есть? — ответил вопросом на вопрос Фраука.

— А зачем он вам? Промыть царапину на голове? — произнес Белкнап.

— Нет. Просто выпить хочется, — усмехнулся Фраука, прикуривая лхо-папиросу.

Белкнап спрятал нас в гараже через улицу от той берлоги, которую использовал в качестве операционной. Жилище было бедным, зато располагалось в труднодоступном районе. Даже в столь поздний час на грязных улицах раздавались громкие, хриплые крики. Пьяные вопли завсегдатаев таверны, разборки банд в соседнем переулке, завывания торговцев нелегальным товаром, расставивших свои лотки возле костров в бочках.

Карл похромал ко мне. У одного из этих торговцев он приобрел мобильный вокс, при помощи которого связался с Карой и Нейлом.

— Оба уже едут.

— Что ты им рассказал?

— Только объяснил, куда направляться, — произнес он. — Ни одному из них не удалось ничего узнать о Пэйшэнс.

— Иди, отдохни немного.

Я парил возле Заэля. Белкнап уложил мальчика на потрепанную кушетку. Глаза Заэля были все еще открыты. Он не издал ни единого звука и ни разу не пошевелился с тех пор, как я обнаружил его в таком состоянии в комнате Карла.

— Физическое состояние хорошее. Всего несколько царапин. Но он пребывает в шоковом состоянии, — произнес медик. — Оно вызвано сильным испугом или травмой.

— Весьма вероятно, — ответил я. — Эта ночь была… тяжелой.

— Лучше всего будет оставить его на какое-то время, — посоветовал Белкнап.

Я согласился, хотя в глубине души считал, что наш добрый доктор ошибается. Возможно, лучше всего и безопаснее всего было бы казнить Заэля Эффернети прямо сейчас, пока он пребывает в этом состоянии. Существовала очень высокая вероятность того, что в Заэле во время нападения псайкеров пробудился Слайт, что латентные варп-способности мальчика были активированы этой атакой. Мне и прежде доводилось это видеть: под воздействием экстремальных ситуаций люди неожиданно проявляли прежде неведомые им псионические силы. Когда в него вцепились клыки троих или даже четверых псайкеров-убийц, хрупкий рассудок Заэля рухнул, и на его место заступило что-то иное.

И это было что-то кошмарное. Едва родившись, оно, судя по всему, сумело уничтожить троих псайкеров. Более того, оно играючи передало мне часть своих сил, помогая в сражении с Бронзовым Вором. Вот откуда черпала свои силы моя бездумная ярость.

Божья Братия угробила несколько лет на то, чтобы расчистить путь для демона Слайта. Мой наставник Эйзенхорн был вынужден совершить путешествие через весь сектор только затем, чтобы предупредить меня. Слайт представлял чудовищную угрозу безопасности Империума, и я, или же кто-то из моих спутников, укрывал его в себе.

Я понимал, что должен убить Заэля прежде, чем тот придет в себя.

Но были у меня и основательные причины не поступать так. Во всяком случае, не так запросто. Во-первых, и это самая человечная причина, я не испытывал особой радости при мысли об убийстве спящего ребенка, основанном исключительно на косвенных свидетельствах. Существовал, хоть и незначительный, шанс, что он невиновен.

Во-вторых, я так и не смог обнаружить в нем ни единого следа варпа, если не считать туманного отголоска провидческого дара. А, кроме того, существовала и третья причина. Несформировавшиеся таланты Заэля были очень редки и слишком пассивны. Зеркало, индуктор. Только поэтому я и не казнил его и не отправил на Черный Корабль в первый день нашего знакомства. Его зарождающиеся таланты обладали огромной ценностью, они могли принести огромную пользу Империуму Человечества. Но таланты эти не были активны. И мне казалось весьма маловероятным, чтобы пассивный дар мог стать колыбелью для демона. Подобные твари с неизбежностью проникали в наш мир через сознания, оскверненные одержимостью, жадностью, психозом или мощными, активными силами псайкера. Например, как в моем случае. Его имя, его странные, обезоруживающие поступки, его пугающий дар… Заэль Эффернети явно представлял для нас опасность. Слишком явно.

Но я решил сдерживаться до тех пор, пока мне не представится возможность изучить его. Если, конечно, представится. Я был слишком многим обязан Заэлю, чтобы отринуть презумпцию невиновности.

И конечно же, существовала четвертая причина. Если Слайт скрывался в глубине сознания коматозного мальчика, если Слайт был действительно настолько могуществен, как я предполагал, то приставлять оружие к голове Заэля было бы очень, очень неумной затеей. Столь скоропалительный поступок мог бы навечно поселить демона в нашем мире.

Пока что Заэль спал. И если Слайт таился в нем, то, по крайней мере, сейчас, он тоже спал.

— Сэр? — Это был Карл. — Наконец-то хорошие новости. Только что звонил Нейл. Говорит, ему удалось связаться с Пэйшэнс. Она позвонила ему с общественного вокса в общем блоке L.

— Общем блоке L?

— Судя по всему, ей пришлось побывать в плену. С Кыс все в порядке, хотя ей и ввели какой-то препарат, ограничивающий ее псионические силы. По этой причине мы и не могли ее найти. Пэйшэнс уже направляется к нам. Надо полагать, у нее есть для нас важная информация.

— Энунция, — произнесла Пэйшэнс Кыс. Повисло напряженное молчание.

— Ты уверена? — спросил я.

— Когда Молох пытался найти ее, я вместе с ним совершила путешествие до самой Зенты Малхайд. Он не рассказывал мне многого и не делил со мной этого знания, но мне известен ее запах, ее привкус. Министерство Трайса занимается разработкой словаря Энунции.

Хотя мысль эта и была пугающей, но многое ставила на свои места.

— Мне кажется, что они прорабатывают ее понемногу, постепенно, — сказала Кыс, — выискивая по одной морфеме зараз. Они не расшифровывают их, считывая с какого бы то ни было археологического объекта или древнего манускрипта. Они сплетают их из известных основ нашего собственного языка.

— Ты хочешь сказать, случайным образом? — засомневался Тониус.

— Да, — кивнула Кыс. — Они берут основные языковые формулы, основные знаки, буквы, стили письма, слоги, цифры, основы счисления, этимоны и корни слов, синтаксис и грамматические структуры, разрушая их до минимальнейших элементов дафонем и морфем, которые затем перекомбинируются случайным образом, образуя все мыслимые перестановки.

— Перекомбинируются? — фыркнул Нейл.

— Всеми возможными способами, — сказала Кыс. — Их шифруют, дешифруют, транслитерируют, делают подстановки. Они прогоняют этот сырой материал через анаграммы, акростихи, панграммы, даже рифмуют их, черт возьми. На самом базовом уровне они поочередно перебирают морфемы, составляя из них всевозможные комбинации. И время от времени получают результаты. Таким образом они обретают очередной элемент Энунции, который могут идентифицировать и добавить в… Короче говоря, мне кажется, что они создают букварь.

— Очень напоминает сборку мозаики, — произнес я. — Чем больше фрагментов они находят, тем проще им становится ставить на место и остальные.

— Постойте, постойте! — воскликнул Карл, вскакивая на ноги. — Я понимаю, о чем ты говоришь, но это очень трудоемкий процесс. Исключительно трудоемкий! Одно только составление информационной базы и создание всех возможных случайных перестановок заняло бы несколько тысяч лет!

— Но это могло быть сделано, — сказал я. — Вспомни старую шутку о бесконечном количестве обезьян, севших за бесчисленное множество скрипторов. С какой вероятностью они создадут полное собрание сочинений Вейтена?

— Ага, — посмотрел на меня Карл, — только не стоит забывать, что этого всего лишь шутка.

— Может, бесчисленного множества обезьян у них и нет, — произнесла Кыс. — Но как насчет всех сил Администратума столицы субсектора? Как насчет миллионов писарей, которым с Оплавленных Миров доставили еще по крайней мере пять миллионов когитаторов? А шестьдесят центральных дата-станов?

— Шестьдесят… — выдохнул Карл.

— Так все представляется более вероятным, я права? — улыбнулась Кыс. — И большинство этих бесконечных обезьян не имеют ни малейшего представления о том, чем они занимаются. Эти люди как роботы обрабатывают то, что ложится на стол перед ними. Да, конечно, время от времени кто-нибудь из них неожиданно обнаруживает или создает какой-либо компонент Энунции, но надсмотрщики из министерства тут же затирают следы.

— Что ж, это объясняет, почему та информация, которую вы мне посылали, не имела никакого смысла, — сказал Карл, — а затем спалила мои машины. Должно быть, потому они и используют загрязненные варпом когитаторы. Наверное, те более устойчивы к воздействию этого материала.

— Или же более чувствительны, — сказал я.

— У меня, если это может быть, есть вопрос.

Мы оглянулись. Ануэрт, с тех пор как пришел вместе с Кыс, сидел в углу комнаты, а Белкнап промывал и перевязывал его раны. В очередной раз мне захотелось извиниться перед ним за то, что ему пришлось все это вынести из-за меня.

— Чем, превосходя к вопросу, — сказал он, — является эта Энунция? И прошу вас, сэр, не затмевайте меня, пытаясь убрать мой нос из ваших дел ради моего же блага.

От этих слов я вздрогнул и развернулся к нему.

— Капитан, Энунцией ученые древности окрестили утраченный язык, существовавший еще до возникновения человечества. Его происхождение может иметь отношение либо напрямую к варпу, либо восходить к каким-то древним и великим расам, некогда обитавшим в нашей Вселенной. Мы иногда натыкаемся на осколки этого языка. Нам неизвестно, для чего он был создан изначально и как именно использовался. Возможно, именно в нем кроются истоки искусства, которое сейчас мы назвали бы волшебством. Проще говоря, язык был орудием, инструментом. Властью одних только слов материю реальности можно изменять, преобразовывать, управлять ею, перекраивать по собственному желанию. Это фундаментальное средство созидания.

— Или разрушения, — добавила Кыс.

— Тот звук, который вы издали, — обратился Ануэрт к Пэйшэнс. — В камере. От которого нашему тюремщику стало неуютно. Это была Энунция?

— Совсем незначительный ее фрагмент, практически лишенный смысла, — ответила Кыс. — Но, да, это она.

Ануэрт немного пораздумывал.

— Всю свою жизнь я переворачивал слова, но до сих пор ни единая остроумность из них не заставляла человека тошнить.

— Ну, я бы не был столь категоричен… — усмехнулся Нейл.

— Откуда вы узнали? — спросил Ануэрт.

— Мы и прежде сталкивались с этим, — ответил я. — Несколько лет назад мы преследовали еретика по имени Молох. Он пытался собирать Энунцию, организуя ксеноархеологические экспедиции, чтобы выучиться рудиментарным командам. Пэйшэнс внедрилась к нему и помогла выследить его. Молох был убит.

— Молох обучался в Когнитэ, — сказала Кыс. — Не стоит ли обеспокоиться тем, что и в этой драме замешаны люди с теми же связями?

— Мы должны держать это в уме, — сказал я. — Либо агенты Когнитэ снова пытаются заполучить Энунцию, либо мы столкнулись с прямым продолжением работы Молоха.

— И что Трайс или его тайные хозяева будут делать с Энунцией, когда получат ее? — спросил Нейл.

— Думаю, — сказал я, — все, что пожелают.

В дверь позвонили.

— Открою, — произнес Фраука, поднявшись и затушив папиросу. — Ох, подвязки и крепкие белые ягодицы.

На него оглянулись все, даже Белкнап.

— Простите, просто прочитал вслух, — сказал Фраука, откладывая информационный планшет. — Ах, эта сила слов.

За дверью оказалась Кара — последний представитель моей команды, добравшийся до общего блока J. Она появилась в сопровождении брюнетки с милыми чертами бледного и усталого лица.

— Это Мауд Плайтон, — сказала Кара. — Младший маршал Магистратума.

— Отдел расследований особых преступлений, — сказала Плайтон, с подозрительным видом косясь на мое бронированное кресло.

— Рейвенор, — ответил я, спроецировав инсигнию.

— Судя по всему, Мауд единственная выжившая из своего отдела, — сказала Кара. — Несколько дней назад они кое-что случайно обнаружили, и эта находка доставила министерству такие проблемы, что ему показалось проще ликвидировать сотрудников отдела. На жизнь Мауд тоже покушались. Ее престарелый дядя погиб при этом.

— Мне очень жаль, что так произошло, — сказал я. — Не могли бы вы рассказать, что именно представляла собой находка.

— Конечно, — ответила Плайтон, вынимая из-под мышки папку с бумагами. — На то, чтобы все объяснить, уйдет некоторое время. Открытие было сделано в старой ризнице, примыкающей к великому темплуму…

— В общем блоке А, — закончил я за нее. — Это случайно не то место, где вы встретились?

Кара одарила меня озорной усмешкой.

— Заэль, значит, тебе подсказал? Ну и ну…

— Кара, маршал Плайтон, мне не терпится услышать все, что вы собираетесь мне рассказать. Но сначала, Кара, я должен поговорить с тобой о Заэле. И Зэфе.

Глава тридцать вторая

Самый великий день в жизни Жадера Трайса начался рано. Он годами приучал свои тело и разум не нуждаться более чем в трех или четырех часах сна, но в эту превосходную ночь ему удалось урвать только один. Его личная прислуга разбудила его в три, когда над городом все еще висела ночь и до рассвета оставалось еще четыре часа.

Слуги включили свет в его апартаментах, помогли Трайсу умыться и одеться, принесли ему завтрак. Согласно написанным для самого себя инструкциям, он принял ванну без ароматических масел и солей и облачился в простое темно-серое платье. Он не стал надевать ни колец, ни перстней, никаких отличительных знаков, говоривших о его статусе или благосостоянии. Исключение он сделал только для великолепного карманного хрона. Потом ему предстояло расстаться и с ним, но пока что остается необходимость тщательно следить за временем.

В этот раз за завтраком ему пришлось обойтись без привычного кофеина, свежевыпеченных сладких булочек и джема. Слуги принесли ему несколько спелых фруктов, чай и пшеничные бисквиты.

Он поел без особого энтузиазма и, вчитываясь в список предстоящих дел, принесенный ему сенешалем, осознал, что чувствует себя совершенно подавленным. Об этом дне он мечтал более двадцати пяти лет. Пятнадцать лет продумывал, а потом еще десять усердно работал над реализацией планов.

Трайс гордился тем, с какой точностью, выдержкой и внимательностью он все это сделал. Без этих навыков ему бы ни за что не подняться до чина главного управляющего и не удержать всю ситуацию под контролем. Первый акт Энунциации. Начало ритуала Восхождения.

Жадер дотошно просчитал каждую мелочь, учитывая даже фактуру ткани, использованной для пошива одежды. В этот раз все очень сильно отличалось от тех шабашей и спиритуалистических сеансов, которые он с друзьями по Когнитэ устраивал, учась в школуме. В этот раз цена ошибки была непредставима. Гармония должна быть абсолютной.

И вот, после всей этой мучительной подготовки, планирования, самодисциплины, ему приходилось действовать сломя голову. Диадох проявил неподобающую поспешность! Это неправильно! Когда работа над словарем близка к завершению, зачем рисковать, столь беспечно пытаясь ускорить начало первого акта Энунциации?

Трайс проглотил последний кусочек фрукта, а затем встал и направился к резиденции Диадоха, надеясь уговорить его подумать еще раз. Должен же он прислушаться к доводам разума?

Нет. Конечно нет. Спорить с Диадохом было бессмысленно. Как только повелитель принимал решение, ничего уже нельзя было изменить. А теперь еще и этот проклятый посредник, сладкоголосый Куллин, завладел слухом Диадоха. Куллин был «ускорителем». Самый характер его профессии заключался в том, чтобы все случалось как можно быстрее и самым прямым способом. Орфео Куллин, без сомнения, очень умен, но в случае с Энунциацией нельзя следовать по пути наименьшего сопротивления. Здесь нельзя торопиться, нельзя давить, нельзя ускорять. Их случай был слишком сложным и запутанным для этого.

Спустя сорок пять минут после пробуждения Трайса к губернаторскому дворцу прибыл военный пинас полковника СПО Юстиса Майорис, сопровождаемый четырьмя боевыми лифтерами. Он прибыл прямо от наблюдательного поста СПО, космического форта Луперкаль, находящегося на геостационарной орбите над Петрополисом. Полковник был в полной униформе и нес прикованный к запястью чемоданчик с документами. Секретисты сопроводили его в покои главного управляющего.

Ревок лично провел человека внутрь и стоял рядом, пока полковник представлялся.

— По вашему распоряжению прибыл, мой лорд, — объявил офицер, опуская кейс на пол и вскидывая руки в знамении аквилы.

— Император храни, — ответил Трайс, поднимаясь. — Доброе утро. Вы получили отчеты со станций слежения за погодой и глобальные пространственные параметры?

— Да, лорд. Как и приказано, прогноз от полуночи, экваториальный, на тридцать шесть часов. Пространственные параметры рассчитаны дежурными офицерами станций Луперкаль, Фрейлис, Антропи и Каскин и триангулированы астропатами военно-космических флотилий Цакстона, Ленка, Танкреда и Гудрун. В дальнейшем эти результаты были подтверждены Адептус Астрокартографус, станцией дальней связи на Кобише, большим радарным пунктом на Высотах Локмора и обсерваторией Кристофа Картеня.

— Степень погрешности?

— Две десятитысячные, сэр.

Трайс кивнул. Полковник поднял кейс, ввел код и протянул главному управляющему небольшую желтую дата-карту.

— Благодарю вас, полковник.

— Спасибо, сэр. — Офицер отсалютовал и вышел из комнаты.

Трайс снова сел и вставил дата-карту в когитатор, стоявший возле его стола.

Экран загорелся, и по нему побежали данные. Это был подробный отчет о сидерическом выравнивании Юстиса Майорис: положение планеты в пространстве описывалось с предельной для имперской науки точностью. Трайс стал прокручивать текст, изучая развитие относительного участка на протяжении тридцати шести часов. Затем он наложил на эту информацию погодные сводки и проверил снова.

— Проклятье! — наконец прошептал он.

— Что-то не так? — спросил Ревок.

— Нет, — ответил Трайс. — В том-то и беда. Позиционные колебания идеальны, погода также соответствует нашим целям. Более того, этому временному периоду соответствует третичный уровень выравнивания. Очень хорошее совпадение. Фазовое распределение почти вторично. Боги! Всего неделю назад данные на эту ночь предупреждали о просто чудовищном выравнивании. Но теперь, когда мы ввели истинный центр, все…

— Идеально? — предположил Ревок.

— Идеальное соответствие возникает раз в шестнадцать тысяч лет, Торос. Почти идеальное — раз в пять веков. Мы понимали, что такой степени выравнивания нам не дождаться. По старым вычислениям неплохие условия должны были сформироваться к фестивалю Середины Зимы. А теперь выходит, что приемлемое выравнивание возникнет уже сегодня. В восьмом часу с точностью до шести минут. Тебе это странным не кажется? Такое ощущение, будто он все знал.

— А может быть, он действительно знал? — сказал Ревок.

— Может быть… — эхом откликнулся Трайс.

— Не понимаю, что вам не нравится, — произнес Ревок. — Если уж эта ночь так хорошо подходит, почему вы разочарованы?

Трайс извлек желтую карточку из машины и поднял ее перед собой.

— Я надеялся, что предзнаменования будут плохими, мой друг. Будь это так, мне, возможно, удалось бы убедить Диадоха отложить ритуал. Он принимает факты и никогда не спорит с ними. Это была моя последняя надежда. Но прогноз хороший. Поэтому я ничего не могу поделать.

— Вы действительно надеялись на отсрочку?

— Да, Торос, — кивнул Трайс. — Очень надеялся. Все произошло слишком быстро, слишком поспешно…

— Но все уже готово, сэр.

— Конечно! И это именно моя заслуга! Но я так долго просчитывал этот момент. Так долго, так тяжело… А теперь меня самого предупреждают в последнюю секунду, заставляя носиться сломя голову.

Ревок опустил взгляд.

— Мне грустно слышать это, сэр. Очень тяжело видеть ваше разочарование. Возможно, мне стоит поговорить с Диадохом от вашего имени?

— В этом нет смысла, Торос, — улыбнулся Трайс. — Первые из моих запечатанных конвертов с приказами уже вскрыты, верно?

— Да, сэр.

— Первые церемонии уже в стадии реализации?

— Да, сэр.

— Значит, камень уже покатился, и горе тому, кто встанет на его пути. Даже если это главный управляющий. Позволь мне, пока еще не слишком поздно, поблагодарить тебя за твою преданность. Потом мне может не представиться такого шанса.

Ревок почувствовал себя неловко.

— Спасибо, сэр, — сказал он.

Трайс поднялся и бросил желтую карточку Ревоку. Торос ловко поймал ее.

— Это понадобится геометристам. Убедитесь, что информация внесена во все элементы. Восемь часов плюс-минус шесть минут. С этого момента министерство переводится в состояние готовности «дельта».

Если уж нас вынуждают действовать сейчас, то все должно быть сделано идеально.

— Да, сэр.

— Начинайте мессы.

— Уже начали, — ответил Ревок.

По всему улью в предрассветном сумраке зазвонили колокола храмов, созывая верующих к молитве. Большинство святилищ заполняли обычные сонные посетители, пришедшие по привычке или обязанности. Но этим утром в девятьсот девяносто девять городских храмов пришли граждане, которые проснулись и приготовились к службе за несколько часов до рассвета.

В течение трех с половиной лет секретисты проводили тайные мессы в этих девятистах девяноста девяти церквях. Внешне прикрываясь имперской символикой, эти службы представляли собой тщательно просчитанный и хитроумный процесс приведения людей в надлежащее состояние. Для этого использовались разнообразные методы, далеко не последним из которых была тонкая настройка колоколов, чей перезвон содержал в себе зов, совращавший сознание прихожан. Первые несколько месяцев секретисты проверяли паству, тихо избавляясь от всякого верующего, который на биометрических проверках показывал себя невосприимчивым или несоответствующим. Затем священнослужители, отвечающие за мессы, начали встраивать в свои службы гипнотический подтекст, используя зашифрованные формы Энунции, принуждая прихожан к абсолютному повиновению. Ни один человек из пришедших на молебен не мог даже заподозрить, что мессы, в которых он принял участие, не имели никакого отношения к Имперскому Кредо. Этим утром никто из оказавшихся в девятистах девяноста девяти храмах даже не моргнул, когда священнослужители развернули свои триптихи, где изображались отнюдь не Бог-Император и его святые, а яркие психоделические символы Энунции. Как никто не вслушивался и в произносимые на самом деле слова.

И при этом прихожане, подпавшие под это влияние, не были бедными, необразованными людьми. Многие из тайных месс проводились в храмах, обслуживавших граждан знатного происхождения. Аристократы, академики, адвокаты, педагоги, торговцы, судьи, государственные служащие. В особенности стоило упомянуть храм Святого Пиломеля, излюбленное место Официо Инквизиции планеты, которое посещали более сотни дознавателей, истолкователей и прочих служителей ордоса. Это в особенности восхищало Диадоха — это позволяло не задаваться вопросом, как им избавиться от внимания Инквизиции на время подготовки к Энунциации. К тому же только ввиду географического положения этого храма Инквизиция не только самостоятельно заткнула себе рот, но и превратилась в активного участника процесса. «Вселенская ирония», как определил это Диадох.

Расположение девятисот девяноста девяти выбранных храмов было далеко не случайным. Для того, чтобы понять это, необходимо было провести через них прямые линии на карте Петрополиса, которые оказались бы точными, невидимыми осями городской планировки. На первый взгляд улей напоминал бесформенное, беспорядочное нагромождение, лабиринт пересекающихся улиц и перекрывающихся административных округов. Но стоило провести линии так, как были они прочерчены на сверхточной карте на полу Зала Воплощения, как город обретал симметрию.

Линии обнажали его запланированное и изящно реализованное совершенство. Показывали, что Петрополис — это не нагромождение домов и магазинов, а огромный и сложный механизм.

Трайс в очередной раз сверился со своим карманным хроном. До восхода солнца теперь оставалось только шесть минут. Последние тридцать пять минут он проводил заключительный инструктаж оперативных групп. Вначале он переговорил с командой из восьми секретистов, которые должны были вылететь сразу после рассвета в Карбонополис, второй по величине город Юстиса Майорис, огромный улей возле Южного полюса. Там в течение дня им предстояло установить и взорвать несколько устройств и распространить дезинформацию, предупреждающую о культе, готовящемся совершать систематические нападения. К ночи там уже будет введено чрезвычайное положение, и Карбонополис станет зоной особого внимания для СПО, гарнизонов Имперской Гвардии и Военно-космического флота. Отвод глаз должен приобрести просто грандиозные масштабы.

Затем Трайс проинформировал руководителей технических отделов министерства, задача которых состояла в том, чтобы перехватить средствами когитации, дигитации и вокса все новостные передачи, аудиовещание и пикт-каналы. Некоторые требовалось отключить, другие — заставить передавать заранее подготовленные материалы.

После этого Жадер отправился на следующую встречу, на ходу читая последние сводки, доставленные ему Ревоком. На мгновение он почувствовал себя приободренным, наслаждаясь тем, с каким изяществом воплощаются его долго просчитываемые планы.

Все мелочи до последней становились точно на свои места.

Но потом жгучее отчаяние вернулось. Поспешность. Глупая поспешность!

Третий инструктаж проводился с командой из восьмидесяти секретистов, возглавляемой Толеми. Ближе к вечеру им предстояло совершить налет на центральный офис Астропатикус. Они должны были представиться сотрудниками Инквизиции, прикрываясь легендой о том, что в нападении на дипломатический дворец обнаружен след Хаоса. В каждом астропатическом центре предстояло установить высокомощные ингибиторы, благодаря чему к ночи всякая законная телепатическая активность в улье и его окрестностях будет прекращена.

А теперь до восхода солнца оставалось всего шесть минут. По кивку Трайса Ревок открыл двери, ведущие в чертоги шифровальщиков. Перфекты — дюжина людей в длинных зеленых балахонах — уже ждали его. Они поклонились и произнесли формальные слова приветствия.

— Они готовы? — спросил Трайс.

Старший перфект, сухощавый мужчина по имени Маттарей, подозвал главного управляющего и продемонстрировал ему длинные ряды запечатанных аналоев, в которых лежали похожие как две капли воды диски, прикрытые глушащим полем. Их было девятьсот девяносто девять штук. К концу дня их предстояло герметично запечатать в инертные пакеты, разложить по чемоданчикам и разослать с курьерами-секретистами по девятистам девяноста девяти осевым церквям и храмам.

— Диски проверены? — спросил Трайс.

— По девять раз каждый, — сказал перфект Маттарей. — Все проделано с такой предельной точностью, что восемь перфектов заработали ментальные травмы. Двое скончались.

— Услуги шифровальщиков не будут забыты, — заверил его Жадер. — Это экстраординарное достижение. Это шаг к божественному. Для всех нас.

— Да, — поклонился Маттарей. — Какой стыд, мой лорд, что приходится делать все так поспешно. Мы не понесли бы страданий и потерь, если бы нам предоставили больше времени на завершение кодирования.

Трайс кивнул.

«И снова, — подумал он, — поспешность Диадоха. Чистота моего плана расстраивается его требованиями».

В этом и таилось ядро его отчаяния. Было время, когда схема Трайса стремительно развивалась и находилась уже в стадии реализации, когда не было никакого Диадоха. Пять лет назад. Неужели это было всего пять лет назад? Всего пятью годами раньше сложная, тайная сеть информаторов и помощников Трайса вывела его на изуродованного мужчину, и так, почти случайно, начались их отношения. Блестящий интеллект и невероятные таланты этого человека были слишком нужны Жадеру, чтобы отказываться от его помощи. План тут же сделал квантовый прыжок вперед, приобретя грандиозные и величественные масштабы, о которых Трайс раньше мог разве что только мечтать.

Так он и стал главным управляющим, а изуродованный человек превратился в Оску Людольфа Баразана, лорда-губернатора субсектора, и вместе, силой труда, гениальности и обмана, они проложили путь по сверкающей лестнице судьбы к этому дню всех дней…

— Главный управляющий? — сказал Ревок. — Рассвет.

Трайс словно очнулся. Солнце уже всходило, а дел было еще так много.

— Совет офицеров ждет вас в восточном крыле, — напомнил ему Торос.

— Уже иду, — сказал Трайс и кивнул перфектам. — Ваш труд изумляет и восхищает меня. Диадох благодарит вас за самоотверженность.

Перфекты поклонились.

Выходя из зала, Трайс посмотрел на Ревока:

— Говоришь, уже рассвет? Переводи министерство в степень готовности «гамма».

Торос достал мобильный вокс.

— Ревок на связи. Уровень «гамма». Повторяю, уровень «гамма».

— Эй, куда это вы направились? — сказала Кара.

— На утренний молебен, — ответил Белкнап, надевая пальто. — Разве вы не слышали колокола?

— Да, они меня и разбудили, — зевнула она.

— Почему бы вам не пойти со мной?

Кара покачала головой.

— Нам с Плайтон надо поговорить с инквизитором за завтраком, — сказала она. — А вам действительно надо уходить?

— Да, — очень жестко ответил Белкнап.

— Ох. Похоже, вы очень… набожный человек, доктор?

— Думаю, так и есть. Что-то не так?

Свол пожала плечами. Они стояли в дверях гаража. Все остальные спали, если не считать Карла, возившегося с когитатором Белкнапа. На улицах, наконец, воцарилась тишина. Пустые улицы усеивал мусор, разбросанный минувшей буйной ночью. Немногочисленные хмурые люди спешили на работу.

— Моя вера отталкивает вас? — спросил Белкнап.

— Отталкивает меня от чего, доктор? — спросила она.

Он покраснел.

— Я хотел сказать… как пациенту, вам, может быть, неприятно разговаривать со мной о вере, пока я осматриваю вас. Иногда такое бывает, и я стараюсь сдерживаться. Все-таки моя работа — лечить, а не нести благую весть. Духовным здоровьем должны заниматься другие.

— Меня это не беспокоит, — сказала Кара.

— Но я почти настаивал, чтобы вы посетили храм…

— И, кажется, ваш совет оказался полезным, — усмехнулась она.

Доктор нахмурился, но не от обиды.

— Я не совсем об этом. Юношей я и сам был не особенно религиозным человеком. Но то, что мне пришлось повидать на службе, а потом и здесь…

— Патрик?

Он покачал головой:

— Прости. Просто мне. Кара, кажется, что тьма повсюду. В этой нашей горделивой, всемогущей Галактике царят войны, коррупция и бесчестье. Я не могу с этим смириться. Не до тех пор, пока продолжаю верить. Я верю в возможность абсолютно праведного существования человечества. И только это позволяет мне сохранять рассудок. И я действительно полагаю, что и качество, и осмысленность всей вашей оставшейся жизни значительно возрастет, если вы распахнете объятия Богу-Императору.

— Я распахнула их, Патрик. Только не тем способом, каким это сделали вы. Доктор, вы пытаетесь спасти меня?

— Думаю, что да, — улыбнулся он. — Во всех смыслах этого слова.

— Тогда должна поблагодарить вас. Но прошу простить меня за то, что я пойду к спасению своим путем. Времени осталось немного, а мне надо еще кое-чему распахнуть объятия.

На его лице проступило удивленное выражение. Кара шагнула ближе.

— Чему, например? — спросил он с напряжением в голосе.

Кара встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Поцелуй продолжался несколько восхитительных моментов. А потом доктор отстранился.

— Не надо.

— Почему? — прошептала она.

— Потому… Потому, что я слишком этого хочу. Мне хочется прикасаться к тебе.

— Ты уже тронул меня.

— Да, как врач.

— Я не об этом.

Белкнап улыбнулся и потупил взгляд. Затем прочистил горло.

— Не могу, Кара. Если я обниму тебя, то уже не смогу остановиться. — Он застегнул плащ и направился к двери. — Буду через час.

— Патрик?

— Да?

— Ты не мог бы помолиться за упокой души моего друга Зэфа?

— Конечно. — Белкнап вышел и закрыл за собой дверь.

— Мамзель Свол?

Кара оглянулась. Позади стояла Плайтон.

— Вы в порядке? — спросила Мауд.

Кара вытерла глаза.

— Да. Все в порядке.

— Хорошо. Инквизитор зовет нас.

Глава тридцать третья

Плайтон застенчиво прокашлялась.

— Не знаю, как у вас это принято. В смысле — в Инквизиции.

— Ведите себя так, как привыкли, младший маршал, — сказал я.

Она кивнула и снова прокашлялась.

— Утром того дня, когда в дипломатическом дворце была вся эта шумиха, я получила вызов в старую ризницу, примыкающую к великому темплуму в блоке А. Там шли реставрационные работы, и один из художников кое-что нашел.

— Кое-что?

Плайтон стиснула зубы и втянула воздух.

— Да. Он нашел ложный потолок. Здание очень старое, это одно из первых строений улья. Настоящий его свод оказался спрятан под поздней достройкой.

— Внешний облик храмов постоянно изменяется, — сказал Карл, делая глоток горячего кофеина из стаканчика, принесенного Нейлом от уличного торговца.

— Конечно, — сказала Плайтон. — Но его специально прятали. Впрочем, это не имеет значения. Художник-реставратор довел эту информацию до сведения священнослужителя, курировавшего работы, архидьякона Ольсмана. Во время осмотра истинного свода, архидьякон или совершил самоубийство, или же был убит неизвестным или неизвестными.

— Должно быть, этот реставратор оказался первым в списке подозреваемых? — спросила Нейл.

— Конечно, сэр, — кивнула Плайтон. — Но он настаивал, что это самоубийство. И мне тоже показалось, что это было самоубийством.

— А она мне нравится, — сказал Нейл, оглядываясь на меня. — Она назвала меня сэром. Вы слышали, она назвала меня «сэр»?

— О, хватить уже гундеть, — сказал Карл.

— А почему вам показалось, что это самоубийство, младший маршал? — спросил я.

— Потому, инквизитор, что я на них насмотрелась. Но дело не в этом. Я поднялась туда, сделала несколько снимков, осмотрелась…

— Что вы увидели? — спросила Кыс.

— Не слишком много, мэм, — ответила Плайтон. — Я смогла только заглянуть в дыру в фальшивом потолке и посветить туда фонариком. Там было очень темно. Но я разглядела достаточно. Настоящий свод очень красив. Очень, очень древний, расписной, прекрасный. Там были золотые фигуры, драгоценные камни, какая-то карта. Еще там был пейзаж: холмы и лес, храмы. Вокруг каждой фигуры ореол…

— «…прекрасном, золотом месте. Какой-то пейзаж, — воспроизвел я вокс-запись. — Зеленые холмы, лес, поляна, вокруг ходят прекрасные люди со светящимися ореолами, вокруг них. Еще там были какие-то здания. Мне показалось, что они были из золота».

— Это был голос Заэля? — спросила Кыс.

— Да. Запись сделана прошлой ночью.

Он рассказал видение о Каре и ризнице.

— Но я никогда не видела свода, — сказала Кара.

— Не думаю, что это имеет значение, — сказал я. — Похоже, подробности смешались в сознании Заэля. Он не был обучен.

Карл фыркнул, будто сомневался в том, что теперь это станет возможно.

— Прошу вас, продолжайте, маршал, — сказал я.

— Как я уже говорила, мне удалось сделать несколько снимков. Я использовала их в качестве приложения к своему рапорту. А на следующий день оказалось, что вся информация по этому случаю удалена из моей базы данных, а само дело передано другому подразделению. А вскоре вся наша деятельность была заморожена отделом внутренних расследований. Нас обвинили в том, что особым отделом допущены процессуальные нарушения при работе в ризнице и, более того, нам приписали связь с покушением на жизнь главного управляющего. Нас заставили сдать полномочия и отправили по домам дожидаться допроса.

— Весь отдел? — спросил Карл.

— Да, — пожала плечами Мауд.

— А потом что? — спросил я.

— Я была уверена в том, что дело нечисто. Поэтому связалась с коллегой. Его зовут… звали… Лимбвол. До начальника мне дозвониться так и не удалось. Думаю, что он мертв. Мы с Лимбволом попытались разобраться во всем самостоятельно. Мы предположили, что ризница — ключ ко всему. А потом…

Плайтон замолчала и отвела взгляд.

— Простите. Об этом тяжело говорить. Потом за мной пришли убийцы и… ну…

— Они допустили ошибку, — сказала Кара, поднимаясь и крепко прижимая к себе Плайтон. — У них был ее адрес. Они убили ее дядю и его сиделку. Мауд смогла прикончить одного из нападавших. Тогда, как в случае с Пэйшэнс, тоже использовались металлические птицы.

— О Трон! Будь они прокляты! — пробормотала Кыс. — Не хотела бы снова с ними встретиться.

— Как Дженни Икс, — произнес Нейл.

— Что? — спросил я.

— Когда мы высаживались здесь в первый раз, — пояснил Нейл, — Заэль привел меня к подпольному торговцу. Там был тот же почерк. Похоже, что птицы — любимое оружие нашего врага, когда ему требуется сохранить тайну.

Я подкатился поближе к Плайтон:

— Вы сможете продолжать?

Она кивнула и улыбнулась Каре, высвобождаясь из объятий.

— Мы с Лимбволом решили наведаться в старую ризницу, осмотреться и сделать еще несколько пиктов. Все, что мне удалось нащелкать на месте преступления в первый день, было уничтожено. Этим мы и занимались ночью. К нашему удивлению, там все просто бурлило. В ризнице что-то строили.

— Кто? — спросил Карл.

— Откуда мне знать, — покачала головой Плайтон. — Думаю, что министерство. Агенты министерства торговли субсектора. Как вы, возможно, могли заметить, они заправляют этим городом. Как только мы поняли, что внутрь нам не пробраться, я и Лимбвол попытались смыться. Но они погнались за нами. Они… они убили Лимбвола. Просто пристрелили. Вот так запросто — взяли и пристрелили…

Плайтон снова зарыдала.

— Вот тут мы с Мауд и встретились, — встряла Кара. — Кажется, мы должны поблагодарить Заэля. Нам удалось сбежать и добраться до вас.

— Это все? — сказал Карл. — Не понимаю, какую пользу…

— Нет, — внезапно откликнулась Плайтон, впиваясь взглядом в Тониуса. — Не все. Лимбвол сумел передать мне бумаги, прежде чем отдел был расформирован.

Она достала помятую папку и положила ее на стол.

— Думаю, ему пришлось глубоко копнуть, чтобы достать эту информацию… очень глубоко. Это первоначальные планы улиц, так улей выглядел в первые свои дни. Отчеты, наброски, сделанные первыми строителями и сохраненные Школумом Архитектус. А это записи первого архитектора города, человека по имени Теодор Кадизский.

— Вы не могли бы еще раз произнести это имя? — сказал Карл.

— Кадизский, — повторила Плайтон. — А что? Вы про него знаете?

— Если это действительно тот самый человек, то думаю, что знаю, — сказал Карл, вспрыгивая со стула и начиная мерить комнату шагами. — Трон Златый, никогда бы не подумал, что что-то из возведенного им еще стоит.

— Карл?

— Сэр, Кадизский был старшим планировщиком во время первой экспансии по заселению этого региона. Он был главным советником от Администратума при лорде Руфусе Геликане, лорде Беринге Ангелусе и лорде Федрике Антимаре, и вы сами знаете, чему были присвоены их имена. Он был архитектором, городским планировщиком и геометром, полагавшим, — это следует из его записей, — что города-ульи человечества должны подражать образцу «величественной планировки небес».

— Ты читал эти тексты? — спросил Нейл.

— Конечно!

— Да, в этом ты разбираешься, — улыбнулась Кыс, и Тониус с усмешкой поклонился ей.

— Продолжай, Карл, — поторопил его я.

Он обернулся ко мне.

— Инквизитор, Кадизский был гением, опередившим свое время. Он разрабатывал здания, которые должны были вступать в резонанс с варпом. Он воздвиг башни, способствовавшие трансляциям Астрономикона только благодаря их архитектуре. И как впоследствии выяснилось, он был безумцем. Ордосы вначале подвергли его епитимье, а после казнили как врага Трона. Все известные его строения были разрушены и сровнены с землей.

Карл повернулся к столу и стал перебирать бумаги из папки Плайтон.

— А теперь мы нашли… — Волнуясь, он тяжело сглотнул. — Теперь оказывается, что весь этот улей был построен по разработанному им плану.

— И что это означает, Карл? — произнес я. Он уставился на меня.

— Мне нужно время, чтобы обработать эти карты. Тогда я смогу сказать точнее. Но если делать выводы по первому впечатлению, то я скажу, что Петрополис — это не город. Не улей.

— Тониус, хватит делать вид, что ты умнее, чем есть на самом деле, — сказал Нейл, подаваясь вперед. — О чем тут можно сказать «по первому впечатлению»?

Карл пронзил Нейла взглядом:

— Проклятый сучонок. Твой тон действует мне на нервы. Почему ты не можешь поверить моим знаниям хотя бы один раз?

— Вопрос остается, Карл, — спокойно произнес Фраука, поднимаясь со стула в дальнем углу комнаты. — О чем в данном случае можно сказать?

Карл разложил бумаги на столе.

— Петрополис рос, развивался, надстраивался, но его изначальная структура сохранилась. Оси можно проследить. Не обращайте внимания на хаотичность более поздней застройки. Вот тут, видите? И здесь. План города остался таким же, каким его, начиная строительство, создал Кадизский. Под всеми нагромождениями, которые были воздвигнуты в Петрополисе с того времени, существует симметрия, упорядоченность. Тайная география.

— Послушайте, — сказала Плайтон, совершенно не уверенная в том, что имеет право подавать голос, но полагающая, что сейчас это необходимо. — Если Петрополис — не город, не улей, как вы сейчас сказали… тогда что это? Для чего он был построен? Что Кадизский собирался создать?

— Инструмент, — ответил Карл. — Механизм. Духовный резонатор, который должен был заработать только после того, как будет заполнен многими миллионами людей.

— Трон Святый!

Все оглянулись на меня: Кара, Нейл, Кыс, Фраука, Тониус и Плайтон. Я понял, что этот возглас был моим.

Глава тридцать четвертая

Огромный люк хранилища медленно раскрылся, разворачиваясь, будто цветочный бутон. Жадер Трайс и Торос Ревок вошли в прохладу и свежесть. Из темноты над их головами доносились шипение и скрежет вентиляторов.

Они вошли в хранилище словаря, расположенное тремя этажами ниже, прямо под Залом Воплощения.

Словарь хоть и был книгой, но внешне ничем ее не напоминал. Изогнутые страницы, напечатанные на инертном металле, были закреплены на осевом стержне так, что словарь приобрел очертания металлической сферы. Раздвинув страницы руками, будто оперение птицы, можно было найти нужную.

Но словаря никогда не касалась рука человека. Он был подвешен в стерильном суспензорном луче, и каждую страницу вставляли в крепление с помощью серворуки, кольцо которой короной вырастало из пола. Ярко-фиолетовые считывающие лучи постоянно проверяли записи, высматривая помарки и ошибки, отслеживая любые искажения, даже столь незначительные, как случайная пылинка.

Кроме того, ни один человек никогда не читал этого словаря. Текст дополнялся при помощи сервиторов. Лишь немногие секретисты и шифровальщики видели отдельные страницы и даже изучали конкретные последовательности. Но полностью книгу не читал еще никто. Ни единый человек не обладал необходимой для этого силой разума и воли. Пока не обладал.

Трайс окинул взглядом слоистый металлический глобус, парящий в столбе света. К главному управляющему приблизились следящие за помещением сервиторы — неуклюжие жуки. Их корпуса, либо выкрашенные в хирургически-белый цвет, либо очищенные до металла, были покрыты печатями чистоты.

— Все готово к транспортировке? — спросил Трайс.

Один из сервиторов спроецировал гололитический ответ, подвижную диаграмму, демонстрирующую, как будет убрана вся западная стена хранилища, а словарь перенесется при помощи манипуляционных лучей в трюм специально оборудованного грузового лифтера.

Трайс кивнул и повел руками по гололиту, увеличивая изображение. Затем он прокрутил запись немного назад, чтобы проверить некоторые детали.

— Кто пилот лифтера?

— В полном соответствии с вашими распоряжениями его оператору сделали лоботомию, — сказал Ревок. — Его действиями будут дистанционно управлять из дворца.

— Кто ответственный?

— Галбрейд, — произнес Ревок. — Это наш лучший пилот.

— Скажи, тебе тоже кажется, что он прекрасен? — произнес Трайс, разглядывая словарь.

— Да, — сказал Ревок. — Мне тоже так кажется.

Трайс неожиданно обернулся, заслышав голоса, доносящиеся сверху. Он посмотрел в сторону наблюдательных мостков, обходивших хранилище на большой высоте. Ревок проследил за его взглядом.

— А он что здесь делает? — требовательно спросил Трайс.

Диадох носил свое общественное лицо. Рядом с ним стоял Куллин, разглядывая словарь и слушая монолог лорда-губернатора. Они находились слишком далеко, чтобы можно было разобрать слова, но Диадох явно разъяснял основные детали происходящего.

Разгневанный Трайс сделал несколько шагов по направлению к ближайшей лестнице, но Ревок остановил его.

— Ну, поднимитесь вы туда, и что дальше? — спокойно произнес Торос.

Глаза Трайса наполнились болью, и он ничего не ответил.

— У вас на сегодня слишком много дел, — сказал Ревок, — чтобы расходовать время на взаимные обвинения и упреки. Пусть все остается как есть.

— Он настолько своеволен, настолько упрям. Он не выказывает мне никакого уважения.

— Сэр, когда все только начиналось, вы были организатором и господином этого проекта, а потом сами позволили Диадоху стать его частью. Вы могли бы отказаться от сотрудничества с ним. Думаю, этого вы не сделали потому, что боитесь его.

Трайс слегка кивнул, поджав губы:

— Он самый опасный человек, с каким я когда-либо встречался. Как только наши пути пересеклись, избавиться от него уже не было никаких шансов. Оказалось удобнее воспользоваться его талантами и смириться с его ошибками.

— Так вам стоит поступить и сейчас.

Трайс снова кивнул, в этот раз более решительно, и вместе со своим помощником направился к выходу из хранилища.

— Помните, — тихо проговорил Ревок, — это вы сделали его тем, кем он является. Вы сделали его частью этого великого проекта, сделали лордом-губернатором субсектора, сделали Диадохом, а этой ночью сделаете его богом. И только своим врагом вам нельзя его делать.

— Неужели надо было притаскивать сюда эту тварь? — запротестовала Пэйшэнс Кыс.

Нейл кивнул. Он поймал на крыше и убил небольшую металлическую птицу, а теперь разбирал ее на части, позаимствовав у Белкнапа инструменты и резаки. Металлические перья и хромированные механизмы лежали на отрезе белой ткани, которой Нейл застелил один из небольших столиков.

— Думаю, нам надо разобраться, как эти штуковины работают.

Замолкшая, мертвая, она выглядела просто жалкой. Время и дожди износили ее до тонкого серебряного скелета, с бритвенно-острыми перьями и похожим на секатор клювом. Отложения смердящей, жирной грязи и смазки наросли на стыках деталей и облепили провода.

— Карл сказал мне, что птицы Петрополиса были приобретены основателями города у Гильдии Механикус. Как ты сам видишь, это машины. Они должны были стать дополнением архитектуры города и были запрограммированы на то, чтобы моделировать стаи настоящих птиц. Подвижное украшение городских шпилей.

— Да, в этом он разбирается, — усмехнулся Нейл.

— Но после того, как мы с ними столкнулись, я не могу больше воспринимать их как украшение, — сказала Кыс. — К тому же у меня возникли мрачные предчувствия на их счет после того, что мы узнали о Кадизском. Наверняка они были его идеей, как и все прочие скрытые смыслы и эзотерические конструкции, которыми он напичкал этот город.

— Что ж, убить их сложно, — сказал Нейл. — Взгляни-ка сюда.

Он взял щуп из нержавеющей стали, приподнял грудную клетку металлической птицы, показывая центральную часть механизма.

— Конечно, они сломаются, если их ударить достаточно сильно, но источник энергии — он подзаряжается от солнца — и миниатюрный когитационный блок очень хорошо защищены. Они рассчитаны на вечную службу.

— Как же ты ее убил? — спросила Кыс.

— Я поймал ее в силки и достаточно сильно ударил. Вся суть в том, что она была одинокой маленькой дикой птичкой, присевшей подремать возле отопительных труб. Она не была частью стаи, не подчинялась чужой воле и не пыталась убить меня.

Пэйшэнс почувствовала жалость.

Близился день, и дымчато-серое небо было чистым. В воздухе повисло странное чувство напряженного ожидания, но Кыс была уверена, что просто накручивает себя. Карл, маршал Плайтон и инквизитор собрались возле старого маломощного когитатора Белкнапа, пытаясь разобраться в древних — и незавершенных — проектах безумного архитектора Теодора Кадизского. Неподалеку от Нейла и Кыс, на стопке старых матрацев, сидел Фраука, непрерывно смоля папиросы и читая свои планшеты. Заэль лежал возле него на небольшой кровати. Изменений в состоянии мальчика не наблюдалось.

Белкнап уже отправился в свою операционную, чтобы начать утренний прием. В смежной комнате Кара перебирала оружие и оборудование, которое Карлу и Фрауке удалось спасти из «Дома грусти» во время поспешного бегства. Вещей осталось не слишком много, но Кыс была рада тому, что среди них оказались ее запасные кайны. Ануэрт помогал Каре. Пэйшэнс слышала, как Рейвенор неоднократно предлагал Шолто сбежать, возвратиться на корабль и избавить себя от опасности. Но Ануэрт отказался. Точнее, он был «ошеломлен оскорбляющей гипотезой». Кыс обрадовалась этому. Когда придет время, им понадобится любая помощь, а Шолто, как оказалось, обладает скрытыми талантами: пока ей удалось узнать про его верность, его выносливость и его умение пилотировать корабли. И Пэйшэнс надеялась, что где-то в глубине души Ануэрту хочется расквитаться с людьми, которые так жестоко обращались с ним и подвергали пыткам.

Кыс подумывала выйти погулять, отойти хотя бы на несколько дворов, чтобы избавиться от тупящего поля Фрауки, и проверить, не вернулись ли ее телекинетические способности. Но события обернулись так, что на это уже не оставалось времени.

— Лучше будет, если вы все на это посмотрите, — сказал Рейвенор.

Нейл позвал Кару и Ануэрта из смежной комнаты, и вся группа собралась вокруг когитатора Белкнапа.

— Теперь мы можем говорить с достаточной степенью уверенности, — заговорил Карл, — что старая ризница имеет особенное значение, поскольку именно в этой точке пересекаются все оси. Это место, которое Кадизский называл «истинным центром», точка опоры, на которой основывается весь его проект. Если Петрополис — храм, то старая ризница — главный алтарь.

— Значит, что бы они ни планировали сделать, — сказала Кара, — они сделают это там?

— Да, — ответил Рейвенор. — А теперь расскажи им все остальное, Карл.

— Так вот, я провел поверхностный поиск информации по старой ризнице и кое-что нашел. Там что-то происходит. Великий темплум был сегодня закрыт без объяснения причин, а вся его территория — опечатана. Мы зафиксировали необычную активность в министерстве, в губернаторском дворце и Магистратуме. Их линии связи перегружены. В правительственных зданиях усилена охрана. Дороги, ведущие в общий блок А, перекрыты, а некоторые из систем массовой информации выключены. Доступ в воздушное пространство блока А ограничен.

— Все должно свершиться сегодня, в крайнем случае завтра, — произнес Рейвенор, и хотя его механический голос был лишен эмоций и выразительности, по спине Кыс побежал холодок. — А это означает, что у нас не осталось времени на то, чтобы запросить подмогу, как нет его и на то, чтобы продумать сложный план действий. Придется выступать прямо сейчас и действовать по обстоятельствам.

— Ага, — сказал Нейл. — По старинке, значит. Давайте собираться.

Я наблюдал за тем, как они готовятся, выбирая защиту и вооружение из наших ограниченных ресурсов. Они были на взводе, были готовы к бою. И хотя нас было ничтожно мало и мы не выработали нормального плана, но действовать было куда приятнее, чем прятаться и ждать.

Плайтон подошла поговорить со мной.

— Инквизитор, прошу вашего разрешения на мое участие в этой операции, — сказала она.

— Вы его получили, маршал. Я и не думал, что вы станете отсиживаться. Могу я звать вас Мауд?

— Конечно, инквизитор.

— Называй меня Рейвенор. Пусть Нейл обеспечит тебя всем, что потребуется. И да хранит тебя Император.

Из памяти своего кресла я извлек заранее приготовленное сообщение, внес в него необходимые поправки и сохранил на карточку.

— Кара?

— Да, Гидеон?

— Доставь это ближайшему блюстителю закона или юристу. Белкнап должен быть с ними знаком. Пусть человек, которому ты ее передашь, незамедлительно покинет пределы Петрополиса и отправится в любой крупный город, где есть астротелепатический офис. То, что содержится здесь, необходимо срочно отправить ордосам на Трациан Примарис. Я приложил все необходимые коды. Ты должна будешь хорошо ему заплатить, поэтому я даю тебе доступ ко всем нашим фондам — распоряжайся ими по своему усмотрению. Мне совершенно не важно, сколько придется потратить.

Кара взяла небольшую карточку.

— Уже бегу, — сказала Свол.

Я проплыл по комнате и остановился возле Шолто Ануэрта:

— Капитан Ануэрт, я знаю, что только впустую трачу слова, но вам незачем влезать во все это.

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

— Я предпочтителен вмешаться и принести пользу. В отличие от имени, которым нагрузил меня мой старый отец, я хотел бы помниться как человек, имевший некую ценность.

— Пусть будет так. Пожалуйста, следуйте приказам, которые отдают мои люди. Они профессионалы в том, что мы собираемся сделать.

— В чем именно? — Ануэрт заинтересованно склонил голову набок.

— Сунуть голову в пасть смерти, предварительно спалив за собой все мосты.

Он рассмеялся, и я оставил его, направившись к Фрауке, сидящему в углу комнаты.

— Вистан, ты с нами не идешь.

— Угу, — сказал он. — Почему? — добавил через мгновение.

— Потому, что мне нужно, чтобы кто-нибудь остался с Заэлем. Надо, чтобы за ним кто-нибудь присматривал.

— Доктор, несомненно…

— Мне нужен кто-то, кто достаточно хорошо понимает, что поставлено на карту и что надо делать, если он проснется прежде, чем я вернусь. Или что сделать, если я не вернусь.

Он нахмурился и кивнул.

— Понятно. Что ж, доктора вы об этом и в самом деле не можете попросить.

— Если Заэль действительно тот, кем, как мы боимся, он является, у тебя самый высокий иммунитет. Его может хватить для того, чтобы сделать все необходимое прежде, чем станет слишком поздно.

— Договорились.

— Вистан, насколько я могу судить, он все еще остался Заэлем. Он просто невинный подросток и заслуживает нашей помощи. Но действуй в тот же миг, как только он даст повод полагать, что это не так. И если я не вернусь, выбора у тебя не останется. Риск был бы слишком велик.

— Я понимаю, — сказал Вистан Фраука.

— Мне необходимо добраться до ближайшей адвокатуры и найти человека, которому можно было бы доверять, — произнесла Кара, входя в операционную. — Подойдет даже залоговый поручитель, нотариус или… Что ты делаешь?

Белкнап укладывал инструменты и пакеты с перевязочными материалами в свой черный кожаный мешок.

— Готовлюсь, — сказал он.

— К чему?

— Нейл рассказал мне, что происходит. Он хотел позаимствовать у меня бинты и полевую аптечку. Раз уж вы планируете настолько опасное мероприятие, думаю, что опытный полевой медик вам не помешает.

— Только не… — заговорила Кара.

— Это не обсуждается, — сказал Белкнап. — Если я буду там, то смогу перевязать раненого и вернуть его в строй, а это может решить исход всей операции. Я даже не хочу думать о том, сколь многое сегодня поставлено на карту.

Кара вздохнула. Белкнап открыл металлический шкафчик и достал какой-то предмет, завернутый в промасленную ткань.

— Кроме того, — продолжил он, — бонусом является то, что ваш медик умеет стрелять.

Из свертка появился старый, потертый лазерный карабин. Это была гвардейская модель, со скелетным прикладом. Белкнап оглядел его профессиональным взглядом и бросил в мешок.

— Это все из-за того, что я тебя поцеловала? — произнесла Кара.

— Ага, — улыбнулся Белкнап. — Судя по всему.

Ближе к вечеру, когда упали первые капли дождя, Белкнап открыл металлические створы гаража, и «Бергман» выкатился следом за восьмиколесником. Белкнап запер гараж, а затем забрался в грузовик. Мгновение спустя обе машины сорвались с места и влились в дорожный поток.

Из грязного окна домика доктора Фраука следил за тем, как они уезжают.

— Что ж, теперь остались только мы с тобой, — сказал он.

Фраука достал свой пистолет, проверил обойму и положил его на стол, садясь рядом с кроватью Заэля.

Глава тридцать пятая

— Нам пора, сэр, — произнес Ревок. — Шестой час.

Трайс знал это. Он уже переоделся в длинный серый балахон, приготовился к ритуалу и убрал из кармана хрон.

— Как я смотрюсь?

— Царственно, — ответил Ревок. — Но нам и в самом деле пора.

Плечом к плечу они покинули апартаменты управляющего и зашагали по длинному коридору.

— Отчеты? — на ходу спросил Трайс.

— Диадох и ритуальные шифровальщики уже на пути к ризнице. Диски разосланы по осевым храмам. Наши люди, находящиеся там, сообщают о том, что верующие уже собираются к вечерней мессе. Городские средства массовой информации взяты под наше управление, и вскоре уже начнется селективная трансляция. Астропатическая деятельность во всем улье прекращена. Агенты на местах докладывают, что кризис, организованный нами в Карбонополисе, как мы и планировали, привлек всеобщее внимание. Перфекты геометров подтверждают, что Зал Осуществления расчерчен и подготовлен.

Они дошли до охраняемых лифтов. Дежурные стражники поклонились и отошли в сторону, пропуская главного управляющего.

— Возникли какие-либо проблемы? — спросил Трайс.

Издав низкий гудок, лифт помчал их сквозь этажи.

— Небольшие проблемы с толпой в общем блоке А, — ответил Ревок. — Ничего серьезного, если не считать того, что собралось много людей. Кто-то испугался сообщений о террористической деятельности в другом городе и хотел сходить в великий темплум, чтобы помолиться. Но куда больше было просто любопытных. Мы перекрыли все подходы, но то, что там происходит нечто особенное, все равно видно за версту.

— Как вы собираетесь с этим разбираться?

— Я уже поговорил с Санкельсом, — сказал Ревок. — Он перебросит всех свободных маршалов из отдела внутренних расследований в охраняемую зону, чтобы усилить секретистов. Санкельс заверил меня, что мобилизовал все подразделения по подавлению беспорядков.

— Хорошо. Это замечательно. Что-нибудь еще?

Ревок покачал головой. Лифт остановился, и двери разошлись, выпуская их на одну из взлетных площадок на крыше здания. Роскошный бронированный флаер с гербом министерства на коротких крыльях уже прогревал двигатели. Две боевые машины сопровождения стояли рядом.

Охранники тут же повернулись к ним. Боковой люк флаера открылся, и главный управляющий вместе с Ревоком устремился к нему.

Они поднялись в пассажирский отсек, и стюард задраил люк.

— Переправка словаря начнется через пятнадцать минут, — сказал Ревок.

— Когда это произойдет, переходим в степень готовности «бета», — ответил Трайс.

Флаер взмыл в воздух и вылетел из посадочного ангара в сопровождении двух боевых машин. Темнело, и огромный город внизу казался скоплением мрачных монолитов, усеянных россыпью сверкающих огней.

Мы были в нескольких кварталах от великого темплума, когда стало ясно, что этой ночью должно произойти нечто важное. Яркие лучи прожекторов обшаривали небо над прилегающими к храму зданиями, а все подходы к площади были забиты людьми. Над нашими головами все чаще проносились флаеры и армейские лифтеры — они явно патрулировали окрестности.

— Ситуация становится рискованной, — сообщил по воксу Карл.

Он вместе с Карой и Мауд Плайтон ехал в «Бергмане».

— Толпа растет, люди ничего не понимают, они на грани паники. Теперь мы можем видеть кордоны. Да, кордоны. Вооруженные маршалы. Контрольно-пропускные пункты. Проверяют все машины. К темплуму ближе чем на километр подпускают только технику Магистратума.

— Принято, — сказал я.

Я сверился с записанными в моем кресле картами территорий, прилегающих к темплуму.

— Есть предложения?

— Плайтон рассказывала, что вчера со своим приятелем вошла с северо-запада. Там громоздятся пристройки, богадельни и дома благотворительности.

— Я вижу это на карте.

— Втроем мы можем прокрасться этим путем. Во всяком случае, я готов попытаться.

— Хорошо, — ответил я. — Только будьте осторожны и оставайтесь на связи.

Через лобовое стекло грузовика мы увидели, как «Бергман» проезжает через толпу на прилегающую улочку и исчезает из виду.

— А что будем делать мы? — спросил Нейл, сидящий за рулем.

— Попытаемся войти через главный вход, — сказал я.

— Просто спокойно подъедем к нему? — с сомнением спросила Кыс.

— Что ж, я мог бы заставить всю эту толпу и всех маршалов, охраняющих полосу заграждения, поверить в то, что мы всего лишь грузовик Магистратума, полный бойцов, присланных для подавления беспорядков, но мне не хотелось бы слишком быстро разыгрывать псайкерскую карту и обнаруживать наше появление.

— Если вы не можете заставить их поверить, что наш грузовик принадлежит Магистратуму, почему бы нам, в самом деле, не угнать грузовик Магистратума? — спросил Белкнап.

— Мне нравится ход его мыслей, — сказал Нейл.

На то, чтобы проехать задворками к северо-западному углу Темплум-сквер, ушло почти двадцать пять минут. Но Карл обладал хорошим чутьем. Эта территория пустовала. Толпы, судя по всему, предпочитали собираться в более открытых местах, наподобие широких бульваров, подводящих к темплуму.

Плайтон провела урчащий «Бергман» по мощеному переулку, огибавшему Зал Хористов, и въехала в маленький дворик. Старые здания вокруг выглядели заброшенными и темными, хотя за ними, на юго-востоке, вечернее небо ярко освещали мощные прожектора, установленные вокруг темплума.

Карл и его спутники вылезли из машины и в последний раз проверили свою экипировку. Плайтон была одета в черную броню Магистратума, с которой были сняты знаки отличия и инсигния отдела особых расследований. Помимо «Тронзвассе 9» она была вооружена огромным помповым ружьем, которое нашел для нее Нейл. Плайтон казалась огромной и громоздкой по сравнению с менее рослой и более изящной Карой, чью стройную фигуру защищал темно-пурпурный армированный комбинезон, поверх которого была накинута короткая коричневая безрукавка. Свол была вооружена трепещущим мечом, перекинутым за спину, и сжимала в руках болтерный пистолет.

— Куда? — прошептала Кара.

— Пойдем на свет, — ехидно ответил Карл.

— Это, конечно, вариант, — произнесла Плайтон. — Но если вон там повернуть налево, мы сможем пройти мимо школы для бедняков, а затем прикрываться за стеной богадельни на протяжении всего пути до трапезной и сторожки у ворот.

— Да, в этом ты разбираешься, — усмехнулся Карл, проверяя «Гекатер», а затем убирая его под длинный коричневый плащ, в кобуру рядом с ножнами.

— А это что? — спросила Кара.

Карл распахнул плащ и извлек из ножен меч.

— Трон, откуда это у тебя?

— Это один из парных мечей, которыми инкубула убила Матуина, — ответил Карл. — Я нашел его среди обломков прямо перед тем, как мы сбежали. Хочу воткнуть его в глотку тому, кто подослал эту тварь.

Вслед за Плайтон они пробежали по темному переулку и свернули во внутренний дворик, освещаемый одинокой лампой. На противоположном конце переулка виднелась кольцевая дорога, огибающая внутренний круг храмового комплекса. Они увидели белые кордоны ограждения. По дороге прополз гусеничный бронетранспортер.

— Есть кто поблизости? — прошептала Кара.

— Да, патруль из трех человек, — ответила Плайтон. — Подождите секунду. Да, они повернули за угол. Пошли!

Они бросились вперед, пересекли кольцевую дорогу, проскочили под белым заграждением и скрылись в узком неосвещенном переулке. Школа для бедняков была справа от них. Они поспешили дальше, прижимаясь спинами к стене. Кара подала им сигнал остановиться, когда в конце переулка появилась команда из шести офицеров в полной боевой экипировке.

Когда они прошли, Свол дала отмашку двигаться дальше.

Карл прикрывал тылы. Он осмотрелся вокруг и шумно вдохнул холодный ночной воздух.

— Ночка предстоит веселая, — пробормотал он.

Огромный черный грузовик Магистратума, рыча мотором, выехал из пустого транзитного тоннеля, и Белкнап вышел из восьмиколесника, размахивая руками.

Грузовик остановился, не выключая, впрочем, двигателя, и из кабины высунулся маршал, огромный в своей боевой броне.

— Что случилось? — протрещал вокс, встроенный в его шлем.

— Мой восьмиколесник сломался. Кто-то из ваших парней приказал мне очистить территорию, но эта проклятая железяка просто остановилась. Не могли бы вы помочь? Я совсем не разбираюсь в моторах.

Маршал махнул своему водителю и вместе с Белкнапом обошел восьмиколесный грузовик, направляясь к открытому капоту.

— Сюрприз, — произнес прятавшийся там Нейл, выстрелив в визор маршала.

В тот же миг в воздухе просвистел кайн, пригвоздивший водителя Магистратума к его креслу.

— Чисто! — крикнула Кыс.

Ануэрт выпрыгнул через заднюю дверь нашего грузовика и вскрыл для меня дверь транспортера Магистратума. Белкнап, Нейл и Кыс втащили тела маршала и водителя в нашу машину и заперли ее. Затем Патрик и Пэйшэнс спрятались вместе с Ануэртом в заднем отделении грузовика маршала, а Нейл сел за руль.

Он нажал на газ и погнал машину по тоннелю, затем свернул на один из бульваров и пополз через толпу граждан, собравшихся возле кордона, перегородившего вход на Темплум-сквер. Еще два таких же грузовика и гусеничный бронетранспортер стояли перед нами, а маршалы раздвигали заграждение, чтобы они смогли проехать.

— Если кто-нибудь собирался помолиться, чтобы все прошло благополучно, то сейчас самое время, — сказал Нейл, когда мы приблизились к кордону.

К моему удивлению, Белкнап и в самом деле последовал предложению Нейла, закрыв глаза и забормотав себе под нос охранительные псалмы.

Мы слышали, как тревожно гудит толпа за бронированными стенами грузовика.

— Почти на месте, — сказал Нейл.

Торопясь закрыть кордон и не дать напирающей толпе проникнуть за ограждение, маршалы махнули нам, веля проезжать следом за остальными машинами.

Наконец мы оказались на огромной площади Темплум-сквер. После суматохи городских улиц она выглядела зловеще пустынной. Огромный темплум возвышался перед нами, освещенный многочисленными прожекторами, установленными на площади. Широкие белые лучи пронзали ночное небо, прожектора медленно поворачивались, иногда выхватывая из темноты силуэты патрульных флаеров, круживших над площадью. Вокруг темплума собралось значительное количество маршалов, экипированных как для подавления бунта. Их сопровождали какие-то люди в серых костюмах. Я отметил, что, по меньшей мере, трое из них держали на поводках боевых сервиторов.

Маршалы со светящимися жезлами направили нас на парковку рядом с другими грузовиками Магистратума, расположившимися возле восточной стороны темплума. Там уже стояло несколько десятков машин. Нейл припарковался в дальнем конце ряда, чтобы между нами и людьми возле ворот храма оказались чужие грузовики.

— Что у нас со временем? — спросила Кыс.

— Почти семь тридцать, — ответил я.

Главный управляющий выбрался из флаера и отошел в сторону, пригнув голову, когда машина снова взмыла в исчерченное лучами прожекторов небо. Ревок повел Трайса к главным вратам великого темплума мимо толпы секретистов и маршалов, внезапно взорвавшейся аплодисментами.

— Спасибо, — улыбнулся Трайс. — Благодарю вас.

В просторном нефе их поджидал Бонхарт.

— Мы готовы. Все группы докладывают о стабильном положении, степень готовности «бета».

— Превосходно, — ответил ему Трайс, поправляя свой балахон.

— Словарь ожидается через две минуты, — добавил Бонхарт.

— Я хочу увидеть его прибытие, — сказал Трайс. — Где Диадох?

— Уже в ризнице, — ответил Бонхарт. — Он прошел туда сразу же, как только приземлился. Его сопровождали шифровальщики.

— А Куллин?

— Куллин тоже был с ним, сэр.

Трайс повернулся к Ревоку:

— Мне бы хотелось, чтобы ты тоже пошел со мной, Торос. Ты столько сил вложил в эту работу и должен это увидеть.

— Я должен остаться и удостовериться… — заговорил было Ревок.

— Все в полном порядке, — сказал Бонхарт. — Идите.

Ревок кивнул Бонхарту и отправился следом за главным управляющим через западный вход по широкой внешней галерее к старой ризнице. Это здание также было залито светом прожекторов, чьи вертикальные лучи образовывали сверкающую клетку.

— День всех дней, — пробормотал Трайс.

— Это великое мгновение в вашей жизни, сэр, — откликнулся Ревок. — Кульминация.

— Это великое мгновение для всех нас, — сказал Трайс.

Они вошли в старую ризницу.

Свод озаряли тысячи светосфер. Подрядчики министерства воздвигли под самым сводом круглую платформу. Ряды кресел были расставлены по краям так, чтобы сидящие смотрели внутрь круга, а в точках осуществления, в точности соответствующих тайной геометрии улья, были установлены гладкие обелиски из резонансного камня. Трайс поднялся по лестнице на возвышение и увидел, что Куллин с телохранительницей уже сидят среди старших шифровальщиков и чиновников.

Орфео кивнул Трайсу, но тот предпочел не обратить на него внимания.

Воздух был свеж и прохладен. Центр платформы был пуст, если не считать пучка суспензорных штырей. Вокруг расположились тринадцать шифровальщиков, избранных для Энунциации. Рядом с ними стоял Диадох.

— Во что он одет? — прошипел Трайс Ревоку.

На Диадохе не было ритуальных серых одеяний, которые с таким старанием разрабатывал и создавал Жадер. Вместо них на нем были платье алого бархата и длинная, просторная мантия.

— Лорд, — произнес Трайс, приближаясь к Диадоху.

Тот обернулся и одарил Жадера улыбкой. Он пришел, надев свое официальное лицо — лицо Оски Людольфа Баразана.

— Жадер! Великий день подходит к своей кульминации. Разве ты не возбужден?

— Лорд, вы должны были уже переодеться. Ритуальные одеяния…

— Слишком серы для такого великого события. Я останусь в этом.

— Дело не в серости, лорд. — Трайс с трудом сдерживал ярость. — Я разработал инертную одежду, чтобы она ничем, ни цветом, ни покроем, ни фактурой, не угрожала чистоте…

— Ты слишком много беспокоишься, Жадер, — произнес Диадох. — Замолчи, наконец. Лучше посмотри туда. Словарь уже близко.

Трайс был готов взорваться, но Ревок сжал его руку и покачал головой. Все смотрели наверх.

Простоявший века фальшивый потолок, случайно пробитый художником-реставратором, был уничтожен. Теперь можно было рассмотреть настоящий свод.

Истинная красота древних фресок: фигуры, окутанные ореолами, золотые храмы, идиллический пасторальный пейзаж, — на мгновение охладила гнев Трайса. Перед ним предстало совершенство. Обретенный рай.

Именно это, понял Трайс, и привело архидьякона Ольсмана к самоубийству. Это была явная ересь. При всей красоте росписи, ляпис-лазури и сельпике, серебряных гравированных созвездиях, он был создан рукой Теодора Кадизского. И здесь не было места ни Богу-Императору, ни примархам, ни великим святым Империума. То, что изображалось на фресках и открыто утверждалось в подписях к ним, было Эдемом до грехопадения, когда самые обычные мужчины и женщины гуляли по лику Терры и были наделены силой богов. Фигуры людей окружали оккультные знаки, сливающиеся в огромную карту — зеркальное отражение узоров, которыми геометристы покрыли пол Зала Воплощения. Идеальный план расположения осей механизма улья, магические знаки и линии власти, встроенные Кадизским в его Петрополис.

— Словарь на подлете, — произнес Ревок после того, как что-то пропищало в его наушниках.

— Откройте люк! — приказал Диадох.

Центральная часть купола над их головами с металлическим скрежетом раскрылась. В уши ударил рев двигателей лифтера, парящего над крышей.

— Время? — спросил Трайс.

— Без десяти минут восемь, сэр.

— Объявить готовность «альфа», — сказал Трайс.

Кара, Плайтон и Карл добрались до сторожки возле северо-восточных ворот темплума. Укутанная светом старая ризница теперь была прямо перед ними.

— Спрячьтесь! — прошипел Карл.

Они укрылись в тени, когда послышался рев приближающегося лифтера, отражавшийся эхом от древних стен.

— Боги! — произнесла Плайтон, выглядывая из укрытия.

Тяжелый лифтер поднялся над куполом старой ризницы, сверкая в лучах прожекторов. Он завис на месте, пронзительно завывая своими двигателями, и направил вниз, прямо в вершину купола, столб света.

— Рейвенор! Рейвенор! — Карл тревожно закричал в вокс. — Начинается. Должно произойти что-то очень важное!

Мы выбрались из грузовика Магистратума, припаркованного с восточной стороны темплума. Бояться обнаружения было уже слишком поздно. Я направил свое кресло в облет внешней стены темплума, направляясь к главному входу. Белкнап и Нейл побежали за мной. Гарлон, кажущийся огромным в своей коричневой облегающей броне, был вооружен изготовленной на заказ плазменной винтовкой. К ней Нейл прикрутил подствольный гранатомет. Сухощавый Белкнап в своем черном армейском френче и длинном, развевающемся кожаном плаще имел очень романтичный облик и больше походил на пирата или искателя приключений. В левой руке он сжимал свою медицинскую сумку.

Кыс и Ануэрт направились в противоположную сторону, огибая темплум с северной стороны. Облаченная в облегающий зеленый костюм, с распущенными волосами, Кыс была вынуждена сдерживать шаг, чтобы коротконогий Ануэрт мог поспевать за ней. Пэйшэнс держала наготове два парных лазерных пистолета. Все четыре кайна притаились за ее корсажем.

— Быстрее, Шолто!

— Со всей аффектацией, я гоню с такой скоростью, с какой мои весьма укороченные члены позволяют! Я не обеспечен столь изящными ножками, как вы, мамзель!

— Изящные ножки? — произнесла Кыс. — Вы пытаетесь польстить мне, Шолто?

— Я верю, что что-нибудь такого формирования могло выскользнуть.

Внезапно перед ними возникло препятствие. Люди. Маршалы и как минимум два секретиста в серых одеяниях.

Кыс не колебалась ни секунды. Она на бегу открыла огонь из пистолетов.

— Ануэрт! Шевелись! Начинается!

— Итак, мы приступаем, — тоном конферансье произнес Нейл, когда нас засекли маршалы и секретисты, столпившиеся возле главного входа.

Прятаться было уже незачем.

— Стреляй, Нейл. Посмотрим, скольких мы сможем забрать с собой.

Устремившись вперед, агенты нашего врага стали выкрикивать предупреждения, но, по крайней мере, один из них сообразил, что бронированное кресло жизнеобеспечения служит достаточным основанием для того, чтобы открыть огонь. Они открыли огонь. В руках офицеров из отдела внутренних расследований загрохотали помповые ружья и лазерные винтовки, к которым вскоре присоединились и пистолеты секретистов.

— Пригнитесь! — выкрикнул я, отвечая противнику из пси-орудия.

Мои залпы разорвались в двадцати пяти метрах от нас, в передних рядах маршалов, сжигая их броню и разбрасывая их в стороны. Я не стал замедлять движение. Заряды барабанили по броне моего кресла и рикошетили. Я чувствовал, что Белкнап спрятался позади меня, используя мое кресло в качестве щита.

Нейл, идущий слева от меня, прыгнул, прокатился по земле и замер на коленях. Пули, предназначавшиеся ему, прошли мимо и испещрили борта транспортеров Магистратума. Гарлон открыл ответный огонь, одновременно стреляя из плазменной винтовки и подствольного гранатомета.

На Темплум-сквер, перед великим храмом, началось настоящее светопреставление. Шаровые молнии проносились над площадью и разбрасывали во все стороны ошметки тел. Плазменные снаряды, похожие на кинжалы солнечного света, прожигали людей насквозь.

Завыли сирены. Остановившись только затем, чтобы перезарядить гранатомет, Нейл снова побежал вперед, продолжая стрелять.

Клубы дыма окутали главный вход. Воздух был полон рева оружия и перепуганных криков. Я скользил вперед, проплывая над изувеченными, скорченными телами.

— Карл! — прокричал я в вокс.

Ответа не последовало. Я слышал рев дробовиков, шипение лазерного оружия — мелодию, обрубаемую прерывистым визгом плазменной винтовки.

Прямо передо мной из завесы густого, черного дыма, воздвигнутой снарядами Нейла, вырвались два боевых сервитора. Это были огромные хромированные псы, спущенные с цепи и готовые убивать. Розовые поисковые лучи мгновенно нашли меня.

— Белкнап! Ложись!

Доктор скорчился за моим креслом, повинуясь не столько приказу, сколько его телекинетической силе, вложенной мной.

Четыре лазерные винтовки, установленные на корпусах сервиторов, начали поливать меня смертоносным огнем.

К счастью, Адептус Механикус, создавшие мое кресло по личной просьбе Грегора Эйзенхорна, сделали его с той же заботой, с какой собирали танки и титанов.

Разрушительные потоки расплескались струями пламени по моему обиталищу. Боевые псы смущенно отступили назад. Но я понимал, что вряд ли кресло так же легко выдержит второй натиск.

Я потянулся сознанием и оторвал одного из псов от земли, включая его орудия и направляя их на его приятеля. Поврежденный первыми попаданиями лазерных импульсов, второй сервитор инстинктивно начал стрелять в ответ, и боевые псы уничтожили друг друга.

Я отпустил изувеченного сервитора, и тот рухнул на землю. По каменным плитам покатились осколки его механизма. Второй пес оказался вплавлен в кратер, образовавшийся от лазерного огня.

Я вновь устремился вперед. Слева от меня из клубов дыма вышел и вскинул длинноствольный лазган не замеченный мною секретист. Прятавшийся за креслом Белкнап выхватил карабин и трижды выстрелил противнику в грудь.

— Спасибо, — сказал я. — Но я бы и сам с ним управился.

— Просто стараюсь быть полезным, — ответил Белкнап.

Транспортировочный луч ворвался в открытый люк, и небольшая темная сфера словаря стала спускаться в старую ризницу. Стержни суспензора, вмонтированные в площадку под крышей, защелкали, включаясь и принимая вес словаря, мягко опуская его до тех пор, пока он не повис на небольшой высоте от платформы.

Луч, бивший сверху, угас, и лифтер улетел. Люк стал плавно закрываться.

Диадох шагнул к медленно поворачивающемуся в луче света словарю. Вокруг него собрались тринадцать секретистов.

— Мы приступаем к первому акту Энунциации, — произнес Диадох. — Жадер, займите свое место.

Трайс покорно кивнул и направился к креслу.

— Время? — спросил он.

— Восемь ноль две, — ответил Ревок.

— Пошлите сигнал осевым храмам. Пусть священнослужители начинают зачитывать диски.

— Сигнал послан, — ответил Ревок.

Трайс сел в первом ряду кресел, стоящих на площадке. Ревок едва успел сесть рядом с ним, как тут же снова вскочил на ноги, прижимая ладонь ко лбу.

— Торос?

— Тревога, сэр. Неприятности возле главного входа. И…

— Что еще? — прошипел Трайс.

— Там применяются псионические силы. Очень мощные, очень яростные. Я чувствую его. Это Рейвенор.

Трайс побледнел.

— Иди, — прошептал он. — Иди туда. И, черт побери, прикончи его, наконец!

Ревок торопливо спустился с площадки, выскочил из старой ризницы и побежал по галерее к великому темплуму.

Кыс прекратила стрелять. Оказавшиеся на ее пути пять маршалов и три секретиста попытались спрятаться за северным портиком. В этом случае они были бы надежно защищены, а она оставалась бы на открытом пространстве. Но Пэйшэнс схватила их телекинезом и остановила на полушаге: испуганные, неподвижные цели. Теперь их тела устилали двор.

Кыс оглянулась на Ануэрта. Из ствола его автоматического пистолета поднимался дымок. Шолто ни секунды не колебался, когда началась перестрелка.

— Хорошая работа, — сказала она.

— Я пытаюсь играть свою роль, как получается.

Перед ними был северный портик темплума, тыльная сторона старой ризницы также освещалась прожекторами. От куполообразной крыши отчалил и стал подниматься в ночное небо ярко освещенный лифтер.

— Похоже, мы опаздываем на представление, — сказала Кыс. — Следуй за мной.

— Конечно, мамзель, но что это за неуютный звук?

Пэйшэнс Кыс остановилась и огляделась. В глубине северного портика стоял человек, неистово раскручивающий над головой псайбер-манок.

Ночь над их головами разорвал яростный лязг — это захлопали стальные крылья. Со всех зданий общего блока слетались птицы, образуя колышущийся шар Пагубы, сверкающий и переливающийся в свете прожекторов.

— Только не снова, — пробормотал Ануэрт.

— Шолто. Спрячься за моей спиной, — сказала Пэйшэнс Кыс. — Прячься за мной.

Образовав узкую стрелу, металлические птицы заложили вираж, а затем спикировали вниз, готовясь разорвать Кыс и Ануэрта на части.

Получив ранение в бедро и припадая на ногу, Гарлон Нейл развернулся и прикончил еще двоих секретистов из плазменной винтовки. Он видел врата великого темплума, окутанные дымом, основной причиной возникновения которого послужил сам. Но он больше не видел ни Рейвенора, ни Белкнапа.

Темплум-сквер теперь превратился в полномасштабное поле битвы. Безумная ярость его нападения на маршалов и секретистов привела к панике среди и без того нервничавших людей на краю площади. На подъездных дорогах и бульварах вспыхнул полноценный бунт. Нейл понимал, что ему необходимо добраться до старой ризницы. Он похромал вперед, не обращая внимания на отдаленное эхо орудийного огня и крики, доносящиеся из темноты.

И тут что-то тяжелое вылетело из завесы дыма и ударило его в лицо. Нейл рухнул на четвереньки, выронив плазменную винтовку.

Бонхарт попытался ударить Гарлона по позвоночнику, но Нейл перекатился на спину, выплевывая кровь, и сумел блокировать удар. Все еще лежа на земле, он усилил захват и сломал пальцы секретиста.

Бонхарт закричал от боли и отшатнулся назад, прижимая руку к груди. Вскочив на ноги, Нейл выхватил хостековские автоматические пистолеты и всадил восемь пуль в грудь противника.

Секретист закачался и упал. Сжимая по пистолету в каждой руке, Нейл закружился на месте, проверяя, нет ли новых неожиданностей. Но в поле зрения не было никого… во всяком случае, никого живого. Тогда почему же ему кажется, будто…

Словно из ниоткуда прилетел кинжал. Нападение было настолько стремительным и свирепым, что у Гарлона едва хватило времени на то, чтобы его заметить. Он отпрыгнул назад, и клинок рассек стволы обоих пистолетов.

Нейл отбросил испорченное оружие и низко пригнулся, настороженно поворачиваясь вокруг своей оси. Моникэ, едва заметный фантом в дымном воздухе, кружила вокруг него, нанося удары зазубренным клинком. Нейл почувствовал, как один из них пробил армированный комбинезон и вспорол кожу на спине.

Он развернулся отчаянным рывком, но фантом уже испарился. Оставаясь за спиной неповоротливого мужчины, всегда за его спиной, Моникэ готовилась нанести смертельный выпад.

В сопровождении Белкнапа я вплыл в неф великого темплума. Это пустое и тихое место являло собой резкий контраст безумной ночи снаружи.

— Сюда, — сказал я Белкнапу.

Из западного коридора выбежал мужчина в сером костюме. У него были усталые желтые глаза, как два умирающих солнца. Он перешел на шаг и направился к нам.

— Имперская Инквизиция! — объявил я. — Сдавайтесь.

— Я знаю, кто вы, — сказал он.

Я тоже знал, с кем имею дело. Секретист потянулся сознанием и ударил меня, заставив откатиться назад. Белкнап попытался выстрелить в него, но желтоглазый легким кивком заставил нашего доброго доктора пролететь порядка двадцати метров. Падая, Патрик сломал скамью, а затем, потеряв сознание, сполз на пол.

— Понеслась! — произнес я, покидая тело.

Ревок встретил меня, не пытаясь уклониться от нападения. Он принял колючие красные очертания, имеющие вкус прокисшего вина, и прорвался сквозь мои ментальные защиты. Я отшатнулся назад, оказавшись таким же беззащитным, как мидия, чью раковину взломали за обеденным столом.

Ощущая зловоние собственных ментальных ран, я восстановил свою броню и снова схлестнулся с Ревоком, вонзая вертела пси-энергии в его красную псионическую форму. Они утыкали его, словно перья.

Ревок взвыл.

От ударной волны заходили ходуном деревянные скамьи великого темплума и вылетело несколько окон. Я вогнал вертела еще глубже, превращаясь в ежа с метровыми иголками. Ревок снова закричал и вырвался из моего захвата, ломая иглы. Он взмыл под самый купол великого темплума, где принял очертания какого-то крылатого создания, смутно напоминающего летучую мышь, но для описания которого явно не хватало четырех измерений. Тварь выпустила длинные, волокнистые щупальца, которые хлестнули по мне, сдирая впопыхах поставленные защиты и сминая края моего сознания. В отчаянной попытке укрыться от удара, я приобрел форму отточенного клинка и устремился сквозь хлещущие по мне щупальца, рассекая их, пока не вонзился во влажную сердцевину «летучей мыши».

Дрожащее тело Ревока пало на колени. Из его глаз и носа струилась кровь. Он напряг свое сознание, сжимая чуждые нашему миру очертания «летучей мыши» до крошечной красной точки, а затем разворачивая ее в сложную геометрическую фигуру. Фигура эта начала множиться и заполнять пространство своими копьями со скоростью, возрастающей по экспоненте. От плодящихся геометрических структур несло горелой кровью и старыми костями.

Я пытался увернуться, стараясь найти место для отступления. Но они были повсюду вокруг меня. Раздался неистовый треск, и мне показалось, будто вся планета выхвачена из гравитационного поля звезды, точно плод, срываемый с ветки. Отвратительные геометрические фигуры, количество которых уже достигало нескольких сотен, стали стремительно сходиться вместе, сжимаясь вокруг моего сознания, подобно зубам фрактального дракона. Такого хищника я прежде не знал. Он не кусал, но сокрушал. Я оказался зажат между сложными геометрическими фигурами, подходившими друг к другу настолько идеально, что между ними не оставалось ни единой щели.

От меня не останется и мокрого места, когда они сойдутся. Вырваться я мог, только прорвав реальность и устремившись к собственной гибели. Я пытался вырваться на свободу. Но не мог. Не мог.

Кара, Карл и Плайтон проникли через северный вход старой ризницы и скорчились в тени. Из своего укрытия они могли видеть недавно установленное возвышение и кружок шифровальщиков, собравшихся вокруг медленно поворачивающейся сферы, парящей в столбе света.

— Мы должны… — заговорила Плайтон.

— Постойте! — воскликнул Карл. — Святая Терра! Это же губернатор Баразан!

Диадох протянул руки к свету и раздвинул металлические страницы словаря. Он начал читать, произнося непроизносимое.

С потолка посыпалась штукатурка. В небе полыхнула молния. Диадох изрек первые созвучия сотворения.

Напитавшись энергией, засияли резонирующие обелиски. Промчавшись ледяным порывом, небесный белый свет озарил ризницу и протянулся непрерывными лентами по осевым направлениям города. Каждая из девятисот девяноста девяти церквей была освещена этими лучами. Священнослужители прочитали содержимое своих дисков до половины. И теперь жгучий свет образовал огненные ореолы вокруг прихожан.

В сиянии старой ризницы Диадох перебирал страницы словаря, декламируя могущественные не-слова антиязыка Энунции.

Он помедлил только для того, что сорвать с себя личину. Маска Оски Людольфа Баразана упала на пол площадки.

Открылось обожженное, изувеченное, но истинное лицо Диадоха — отвратительное месиво обгоревшей мускулатуры, воспаленной плоти и черных зубов, не защищенных губами.

Он снова протянул свои руки, продолжая перелистывать страницы металлического словаря и читать не-слова.

Его окружил ореол. Участок за участком, его тело восстанавливалось. Плоть наползала на кости, обрастали кожей руки, будто под руками скульптора возрождалось лицо. Мясо, кожа, волосы… все преобразовывалось, становясь ярким и свежим.

— Трон Святый! — воскликнула Кара.

— Что? — спросила Плайтон. — Что случилось?

— Это Молох, — сказал Карл Тониус. — Это Зигмунд, черт его дери, Молох.

Глава тридцать шестая

Кара и Тониус бросились через ризницу. Плайтон старалась не отставать от них.

Первые их выстрелы достались секретистам, попытавшимся встать на их пути к платформе. Некоторые из сидящих зрителей начали тревожно озираться, но большинство были слишком очарованы вселенскими чудесами, происходившими в центре площадки.

Карл первым выскочил на платформу, и его «Гекатер» засверкал. Двое из участвующих в ритуале шифровальщиков упали, и по белой платформе заструилась кровь. Свечение на секунду замерцало, и словарь тревожно задрожал.

Молох обернулся, и внезапное раздражение сменило на его лице улыбку, когда он узнал Карла и стоящую чуть позади Кару.

Все еще продолжая листать страницы, он составил новые не-слова, которые вначале заставили застыть, а потом и исчезнуть заряды, выпущенные из пистолета Карла и болтера Кары.

Затем он произнес еще одно не-слово.

Его сила ударила по ним, словно копер. Плайтон скинуло с площадки вниз. Кару подбросило в воздух и швырнуло на ряд кресел. Прежде чем потерять сознание от боли и распластаться на полу, она почувствовала, как ломаются ее ребра и ключица.

Карл принял на себя всю силу не-слова. Его плащ и почти вся остальная одежда превратились в обрывки, а кожа вздулась волдырями. Он с такой силой ударился спиной о поверхность платформы, что продавил ее. Казалось, будто все его внутренние органы полопались, а мозг сгорает в огне.

Карл Тониус закричал от боли и бессильной ярости. Они опоздали. Молох стал слишком могущественным, чтобы кто-нибудь из них мог его теперь остановить.

Пагуба спикировала, и Пэйшэнс Кыс встретила ее, сжимая в каждой руке по лазерному пистолету и заставляя крутиться вокруг себя по орбите четыре кайна. Ее телекинетический дар никогда прежде не приходилось применять против настолько многочисленного и опасного противника, но она не колебалась. Лазерные импульсы метались от цели к цели. Из стаи выпадали взорвавшиеся, дымящиеся птицы. Четыре кайна ворвались в приближающееся скопление, точно ракеты класса «земля-воздух». Кыс направляла каждый из них по отдельности, безостановочно вспарывая ими то одно, то другое металлическое создание.

Кроме того, она воздействовала телекинезом и непосредственно на птиц. Пэйшэнс заставляла их сталкиваться с такой силой, что у них отлетали крылья, а клювы вонзались в соседей, подобно железным гвоздям.

За несколько секунд, которые ушли у Пагубы на то, чтобы добраться до них, землю усыпали помятые хромированные тельца нескольких сотен металлических птиц.

Но их все равно оставалось слишком много, чтобы справиться с ними даже ее силой. Вскоре стая окружила их, и Кыс удерживала птиц из последних сил, продолжая стрелять и орудовать клинками.

На ногах и руках Пэйшэнс вспыхнули болью порезы. Она услышала, как вскрикнул прячущийся за ней Ануэрт, когда одно из созданий рассекло ему руку. Затем сверкающая птица клюнула его в лоб, и капитан распластался на земле.

Собрав остатки сил, Кыс подвывала от безысходности. Она убивала по дюжине птиц в секунду, но этого было недостаточно. Пэйшэнс почувствовала, как металлическое перо резануло ее по виску, как вонзился в фалангу пальца клюв, как хромированное лезвие распороло ее левое плечо.

Но она все равно продолжала сражаться, стреляя в упор и рассекая плотный вихрь тел каинами.

Затем она пошатнулась, когда проносившаяся мимо птица ударила ее по лицу. Кровь залила всю левую щеку. С отчаянным рыком Пэйшэнс ударила всей мощью своего телекинеза, на секунду откинув от себя всю стаю.

Но только на секунду. Пагуба немедленно устремилась назад. А у Кыс больше не было сил, чтобы отогнать ее.

Вооруженный ножом фантом нанес Нейлу очередной глубокий порез. Для человека его размеров Гарлон был очень подвижен, но этот призрак оказался куда более ловок.

На стороне Нейла оставался только его опыт.

Он не мог видеть своего противника, во всяком случае, недостаточно хорошо, чтобы эффективно ему сопротивляться. Поэтому он оставил попытки его разглядеть. Бывший охотник за головами закрыл глаза. И почувствовал ее.

Он уловил сладкий аромат женского тела, указавший ему направление так же четко, как если бы он мог ее видеть.

Моникэ бросилась вперед, готовясь вонзить клинок в печень Нейла. Но неожиданно напоролась на кулак.

Она упала, потрясенная, постанывающая от боли, впервые напуганная. А он уже сидел на ней, прижимая к земле всем своим весом.

Нейл стал разглядывать ее полупрозрачное тело, распластавшееся под ним.

— Ты еще что такое? — прорычал он.

На мгновение Моникэ сверкнула, точно зеркало, и неожиданно на Нейла уставилось точное его отражение.

Обычно это срабатывало. Как правило, подобная выходка на какой-то момент дезориентировала противника, что позволяло Моникэ закончить работу. Нейл с интересом оглядел своего двойника.

— Ну и дела, — сказал он, ломая ей шею.

Секретист Фоелон, раскручивая псайбер-манок, шагал по площади к кружащемуся, точно песчаный смерч над мостовой, шару Пагубы. Стрельба внутри стаи прекратилась. Женщина и коротышка, без сомнения, уже мертвы.

Фоелон неожиданно почувствовал, что его манок странно задергался. Он вдруг перестал обращать внимание на законы физики. Вначале попытавшись вырваться из руки секретиста, манок хлестнул кнутом и обмотался пять раз вокруг горла Фоелона.

Секретист издал сдавленный хрип. Веревка манка натянулась, отрывая его от земли и подвешивая в воздухе.

Пагуба взорвалась, разлетелась в разные стороны, рассеялась по площади и исчезла в небе.

Каменные плиты, точно осенняя палая листва, устилало больше тысячи мертвых и искалеченных птиц. А Пэйшэнс Кыс продолжала стоять, хотя ее одежда и превратилась в лохмотья, а тело покрывали царапины и порезы.

Она убрала опустевшие лазерные пистолеты и отозвала назад свои кайны, а потом уже перевела взгляд на повисшего в воздухе человека.

Кыс отпустила Фоелона и позволила ему упасть. Затем присела возле Ануэрта. Тело капитана тоже покрывали порезы, а глаза его были мутными.

— Надо уходить, — сказала она. Шолто кивнул и поднялся с земли.

Поддерживая друг друга, они подошли к старой ризнице. Здание было освещено, теперь уже не только наружными прожекторами, но и внутренним светом. И свет этот тек вдоль осевых направлений города.

Они дохромали до дверей. На пороге лежала жестоко избитая Плайтон.

— Что случилось? — Кыс старалась перекричать ураганный рев, текущий из ризницы вместе с потоками света.

— Мы с Карой и Тониусом вбежали внутрь, — задыхаясь, ответила Плайтон. — Но какой-то человек расправился с нами. Я упала… но сумела отползти сюда.

— Что там происходит?

— Какой-то ритуал! — прокричала в ответ Плайтон. — Там очень ярко. Он очень силен…

— Мы должны войти! — сказала Кыс.

— Это не является разрешенным! — прокричал Ануэрт.

Шолто уже пытался войти прямо в свет, исходящий из двери, но у него возникло ощущение, будто он пытается пройти сквозь стену.

Кыс приставила руки к сверкающему потоку и почувствовала, как он потрескивает и пульсирует, словно телекинетическое поле.

Пути внутрь не было.

Карл пытался пошевелиться, пробовал подняться. Но завывающий свет прижимал его к поверхности платформы. Он боролся с ним, черпая силы из давней ненависти к Зигмунду Молоху и шока, который он испытал, когда увидел, что этот мерзавец все еще жив.

Тониус сел.

Продолжая перебирать металлические страницы словаря, Молох оглянулся, заметив движение дознавателя. Он прошептал не-слово, будто отправлял Тониусу воздушный поцелуй.

Карл повалился назад, заходясь в крике. Ему казалось, будто из него вырывают все внутренности.

Молох снова вернулся к Энунциации.

Куллин неожиданно вскочил со своего места.

— Диадох! Диадох! — вопил он, пытаясь перекричать неимоверный шум.

— Сядь на место! — прокричал Трайс, также поднимаясь из кресла. — Как ты смеешь нарушать…

— Обернись! Обернись, дурак! — проревел Куллин ему прямо в лицо. — Смотри!

Карл Тониус поднялся на ноги. Внутри его тела, просвечивая сквозь кожу и делая видимыми кости, пульсировал тошнотворно-красный свет. В неземном блеске ризницы он казался каплей крови в ведре молока.

Он поднял правую руку, и плоть облетела с нее сгоревшей бумагой, выставляя напоказ почерневшие кости рук и длинных пальцев, превращающихся в когти.

— Это Слайт, — запинаясь, произнес Куллин. — Именем мрака, это Слайт!

Глава тридцать седьмая

Молох увидел, что приближается ему навстречу. На его лице проступило недоверчивое выражение. Он открыл рот и обрушил на пылающую красную фигуру настолько мощный поток Энунции, что затряслась площадка.

Но Карл спокойно выдержал его, и его собственное мрачное красное свечение лишь усилилось, словно он поглотил силу не-слов. Он двинулся вперед, занося для удара черные когти.

Оставшиеся шифровальщики дрогнули и побежали, но один из них оказался недостаточно быстр. Черные когти Карла вспороли его тело, окропив белую поверхность площадки широкими полосами крови.

Молох попытался произнести еще одно не-слово, но Тониус уже ударил его. Взвыв, Зигмунд отшатнулся назад. Левой половины его лица больше не было. Карл развернулся и стал хлестать когтями по дрожащим страницам словаря, выдирая их. Металлические листы взмывали в воздух, вырывались из суспензорных лучей и падали на пол. Вскоре разодранный словарь вылетел из поддерживающего потока и рухнул на площадку.

Грохот становился все громче. В белом сиянии протянулись инфернальные красные струи. Казалось, будто кровь окрашивает молоко в розовый цвет.

Заливаясь слезами, Жадер Трайс бросился вперед, пытаясь собрать вырванные и помятые страницы словаря. Но они обожгли ему руки. Жадер поднял взгляд.

Карл склонился над ним и мягко возложил черную костлявую руку на затылок Трайса, точно священник, дарующий благословение.

И Жадер Трайс стремительно истлел до сухой, мертвой шелухи, которая рассыпалась в прах и была унесена ветром.

Карл развернулся и направился к чиновникам, сидевшим в зрительских рядах. Кто-то словно прирос к креслу, но большинство пытались спастись, спрыгивая прямо с возвышения.

— Лея! — закричал Куллин. — Прикрой нас!

Лейла Слейд выхватила пистолет и выпустила шесть пуль, но не в самого демона, а в пол перед ним. Там, куда они попали, поднялись столбы зеленого дыма.

Из дыма появились хукторы. Их было шестеро, и каждый из них вдвое крупнее самого рослого человека. Они освободились из заточения в пулях.

Хукторы были демонами-убийцами из воинства Нургла — безмозглыми порождениями варпа, обладавшими огромной физической силой. Каждый из них выглядел как зловонное, склизкое скопление воспаленных глаз, выпирающих из раздутого, испускающего газы чешуйчатого мешка, набитого пульсирующими внутренностями. Хукторы передвигались на трех длинных перепончатых лапах, напоминающих сложенные крылья древних летучих ящеров. Каждая лапа завершалась огромным, крючковатым когтем, исходящим из копыта, твердого и серого, как галька.

Они принялись выводить свои жутковатые трели. Воздух наполнился их отвратительным фекальным смрадом. Опираясь на свои невероятные конечности, они с бездумной яростью набросились на Карла.

Куллин и Слейд подхватили серьезно изувеченного Диадоха.

— Надо уходить, лорд! — заорал Куллин. — Хукторы удержат его достаточно долго, чтобы мы могли спастись!

Диадох промычал что-то невразумительное. Его лицо было залито кровью.

— Не время спорить, — прокричал Куллин. Поддерживая Диадоха под руки, они с Лейлой покинули площадку.

Оставшиеся позади Карл и хукторы пытались разорвать друг друга на части.

Когда Гарлон Нейл, прихрамывая, вошел в великий темплум, то первое, что он увидел, было мое кресло — неподвижное, замершее посреди нефа. Лицом к нему, на расстоянии в десять метров, на коленях стоял темноволосый секретист, из носа и уголков желтых глаз которого текла кровь.

Нейл знал, в чем дело. Он почувствовал слабую дрожь в воздухе, говорившую о том, что обе неподвижные фигуры сошлись в титанической, незримой битве.

С предельно возможной для его израненных ног скоростью Нейл устремился вперед, надеясь, что успеет прикончить псайкера, пока тот еще не вернулся в тело и оставался физически уязвим. Из оружия у Гарлона остался только зазубренный кинжал Моникэ.

Умение Ревока контролировать свой псионический дар потрясало. Он оставил частичку сознания присматривать за своим телом, чтобы защитить его от внешних опасностей. Увидев приближающегося Гарлона, он пролаял не-слово, ударившее Нейла в живот и заставившее того повалиться на пол.

Но не раньше чем бывший охотник за головами успел метнуть нож.

Оружие вонзилось в правое плечо Ревока. Торос закричал от боли, и его хватка на мне ослабла. Я почувствовал, как сжимающиеся фигуры замедлили движение, хотя секретист уже снова восстанавливал концентрацию и готовился растереть меня в порошок.

Вся мощь моей Воли сосредоточилась в единственном ярком желании — обрести свободу. Как только хватка Ревока ослабла, единственный мой сигнал вырвался из нее, воздействуя в этот раз на физическую реальность. На мгновение вся моя Воля была направлена на систему управления креслом.

Мое бронированное пристанище разогналось по нефу, ударило в коленопреклоненное тело Ревока и поволокло его по полу. Торос еще цеплялся за него, когда оно врезалось в массивный бронзовый алтарь со скоростью под сорок километров в час.

Мое кресло отскочило назад и закачалось. Искалеченный труп Ревока безвольно сполз на каменные плиты.

Я старался вернуть себе способность рассуждать. Я был ранен, истощен, а мое сознание все еще не оправилось от тяжелого сражения.

Пройдя по нефу, Нейл помог Белкнапу встать на ноги. Я вылетел через западные ворота темплума и направился к старой ризнице.

Она по-прежнему сверкала, но теперь в ее сиянии появился красный оттенок, и подкрашенные лучи простерлись по городу. Пламя лизало разбитые окна, и целые куски купола, объятые огнем, с треском проваливались внутрь.

Перед собой я увидел Кыс, Плайтон и Ануэрта.

— Туда не войти! — прокричала мне Пэйшэнс.

Но мы были должны это сделать.

Кара заморгала и открыла глаза. Над покореженной площадкой завывал напитанный энергиями ветер, а стены ризницы охватил огонь, пожирающий древние драгоценные фрески купола и превращающий их в сверкающие, падающие вниз угольки и сажу.

Все вокруг казалось красным, и не столько из-за пожара, сколько из-за потоков энергии, исходящих из центра платформы. Некогда белоснежные и чистые, они стали казаться темно-красной гущей.

Кара попыталась пошевелиться, но ее тело было слишком сильно повреждено. Несколько костей было сломано, и внутренности отзывались болью.

— О Боже-Им… черт! Боже-Император! — вскрикнула она.

Кара сумела повернуть голову и увидела лужи ихора и куски плоти демонов-хукторов, покрывающие платформу. Что здесь, черт возьми, случилось, пока она была…

Карл возвышался над ней. Кара закричала.

Это был не Тониус. Это было красное, сверкающее нечто, носящее его тело, точно одежду. Оно просвечивало сквозь него, проявляя его скелет, точно на рентгеновском снимке. От его правой руки, с того места, где ее заново пришивал врач «Потаенного света», остались только почерневшие кости.

— О Трон! Святой Трон! — испуганно закричала она.

Пылающий демон наклонился, протягивая к ней свою костлявую руку.

— Пожалуйста, Карл! Пожалуйста, не делай этого! — завопила она.

Рука остановилась. Красное свечение, исходящее от Карла Тониуса, слегка ослабло.

— Кара? — произнес он, и его голос доносился словно бы издалека. — О Кара, поверь, я в этом разбираюсь. Я могу видеть твое сознание. Ты боишься меня. Боишься, что убью тебя…

Веки Карла затрепетали. Шок и боль исказили его лицо.

— Нет, только не это… Ты уже умираешь! Я вижу эту ужасную опухоль в твоей голове. Нет, Кара, нет! Только не ты! Только не так!

Внезапно яростный красный свет разгорелся в нем с новой силой. Его голос сорвался на хриплое рычание:

— Позволь мне облегчить твои страдания, Кара. Я сделаю это быстро.

Черные когти устремились к ее лицу.

Все еще оставаясь снаружи, я увидел, как изменилось свечение. Оно стало еще более темным, будто в него плеснули несколько галлонов красных чернил или крови. Расходящиеся по осям лучи стали почти пурпурными. Я почувствовал, как по разрушающейся ризнице прокатывается неимоверно мощный псионический взрыв.

— Назад! — закричал я. — Всем отойти назад! Быстро!

Все вокруг задрожало, как при землетрясении. Яркий свет, исходивший из ризницы, погас, оставив после себя только вспышки на сетчатке. Каждый прожектор на площади взорвался брызгами стекла, как и окна зданий, окружающих великий темплум.

Купол ризницы пошел трещинами и обвалился. Из дверных проемов и пустых окон взметнулся огонь. Ударная волна подбросила в воздух моих спутников и отшвырнула назад мое кресло.

Затрещав, будто молнии, разорванные осевые лучи промчались по Петрополису. Девятьсот девяносто девять храмов и церквей, расположенных вдоль кошмарных линий безбожной симметрии Теодора Кадизского, взорвались, подобно бомбам, разрушая расположенные вокруг них здания. Пожары охватывали целые районы. В губернаторском дворце энергетический взрыв невероятной мощи спалил Зал Осуществления, и двадцать верхних этажей башни разметало взрывом.

Казалось, будто в городе проснулся вулкан и плюется огнем в черноту небес.

Глава тридцать восьмая

Той ночью умерли тысячи людей. Тысячи людей, многие из которых были невинными гражданами Империума, жертвами паники и разрушений. Для большинства жителей Юстиса Майорис эта ночь стала катастрофой. И историки с ними в этом, как правило, соглашаются.

Конечно же, планета погрузилась в хаос. Несколько месяцев продолжались восстания и беспорядки, распространившиеся по всему субсектору, напуганному тем, что власть Империума рухнула. Это привело к гражданским войнам, голоду, распространению эпидемий. Последствия этих событий чувствовались и двадцать лет спустя.

Я успокаиваю себя тем, что, чем бы нам ни пришлось тогда заплатить, это была сравнительно маленькая цена. Я прекрасно понимаю, чем могло бы все закончиться, если бы эта горстка безумцев и безжалостные хранители их тайн смогли завершить свой отвратительный ритуал и обрести могущество, которого они так жаждали.

Не надо думать, что я радуюсь такому исходу. Я сожалею о разрушениях и гибели людей. Но утешаю себя мыслью, что та же самая, а может быть, куда более страшная судьба постигла бы всякую планету в Империуме, достигни Зигмунд Молох своей цели.

На Юстисе Майорис было введено военное положение. Потребовался целый год, чтобы возвратить в Петрополис хоть какую-то видимость порядка. Для этого пришлось привлечь все силы ордосов, которые возглавил сам лорд Роркен. Они произвели зачистку, уничтожив и изгнав последние следы заразы, распространенной повсюду Жадером Трайсом. Снова погибли тысячи людей, казненные за ересь и причастность к этим событиям. Управление субсектором было передано Цакстону до тех пор, пока не будет найден и избран под присмотром Инквизиции новый лорд-губернатор.

Но еще до того, как силы Инквизиции прибыли в израненный мир, я покинул его, забирая с собой своих измученных воителей. Мне предстояло еще одно неотложное дело. Молох воспользовался помощью Куллина и сбежал с Юстиса Майорис. Нам не будет покоя, пока мы не найдем и не уничтожим его раз и навсегда.

Доктор Белкнап — возможно, самая верная, самая честная душа, какую я когда-либо знал, — убеждал меня остаться и воспользоваться своими влиянием и властью, чтобы вернуть порядок в разоренный город. Но это не та сфера, в которой я разбирался бы, к тому же только я и мои люди способны пуститься в погоню за Молохом по горячим следам. Я не позволю ему оставаться на свободе и снова скрыться от меня. Слишком много раз он проделывал это прежде.

Мы оставили Юстис Майорис на следующий день после разрушения ризницы, вернувшись на борт «Аретузы».

Нейл, Пэйшэнс и сам Ануэрт залечивали раны. Мауд Плайтон отправилась с нами, поступив ко мне на службу. Я с радостью принял ее.

Заэль остается в коме. Мы подключили его к системам жизнеобеспечения на борту «Аретузы». Фраука практически от него не отходит.

Конечно, истинным чудом стало то, что Кара и Карл выжили. Мы обнаружили их лежащими без сознания среди догорающих обломков старой ризницы. Они отделались, можно сказать, царапинами.

Каким-то образом и, может быть, благодаря вмешательству самого Бога-Императора они пережили финальные аккорды катастрофы, когда был прерван ритуал Энунциации.