Сидя в кресле у камина, подперев рукой голову, Сен-Жюст во второй раз перечитывал письмо обманутого им друга, стараясь запомнить каждое слово:
«Арман, я все знаю и знал раньше, прежде чем Шовелен пришел сказать мне это, чтобы насладиться видом человека, которому сообщили, что его лучший друг предал его. Однако негодяй не получил этого удовольствия, потому что я был к этому приготовлен. Я не только знаю, Арман, но и понимаю. Я понял, как мало значения имеют честь, дружба в сравнении с несчастьем, постигшим любимое существо.
Чтобы спасти Жанну, ты продал меня Эрону и его своре. Мы оба — мужчины, Арман, а слово „прощение“ было один только раз произнесено в течение двух тысячелетий; но Маргарита любит тебя, и в скором времени у нее, кроме тебя, может быть, никого не останется на земле. Поэтому она не должна никогда знать… Что касается тебя, Арман, то, мне кажется, пытки, которые ты теперь переживаешь, в десять тысяч раз хуже моих. Я слышал твои боязливые, крадущиеся шаги в коридоре и не хотел бы поменяться с тобой местом. Поэтому, Арман, а также и потому, что Маргарита любит тебя, я в трудную минуту хочу обратиться за помощью именно к тебе. Я в страшных тисках, но может случиться, что дружеская рука спасет меня. Я подумал о тебе, Арман, отчасти потому, что после того, как ты отнял у меня то, что дороже жизни, твоя собственная жизнь принадлежит мне, и отчасти потому, что задуманный мной план представляет громадный риск для человека, от которого я ожидаю помощи.
Я поклялся, что никогда не буду рисковать чужой жизнью ради спасения собственной, но теперь обстоятельства изменились. Каждый из нас двоих в аду, Арман, и я стремлюсь вырваться из моего ада, чтобы указать тебе выход из твоего.
Я просил бы тебя поселиться опять в твоей прежней квартире на улице Круа-Бланш; по крайней мере я буду знать, где тебя найти в случае надобности. Если же ты когда-нибудь получишь от меня другое письмо, то, каково бы ни было его содержание, поступи во всем вполне согласно с ним и немедленно пошли с него копию Фоуксу или Маргарите. Держись поближе к ним обоим. Скажи Маргарите, что я настолько простил твое неповиновение (а кроме неповиновения ничего и не было), что поручаю тебе и честь свою, и жизнь.
Я не имею возможности получить удостоверение в том, что ты исполнишь то, о чем я прошу, но я знаю, Арман, что ты это сделаешь».
Сен-Жюст в третий раз перечел письмо.
— «Но я знаю, Арман, что ты это сделаешь», — прошептал он и, повинуясь какому-то необъяснимому чувству, тихо опустился на колени. Вся накопившаяся в его сердце горечь, все пережитые в последнее время унижения и стыд вылились в скорбном вопле: — Господи, дай мне возможность отдать за него мою жизнь!
Со всем пылом молодости Арман уже горел огнем самопожертвования и, хотя не понимал спокойного, сосредоточенного характера англосаксов, позволявшего Блейкни относиться ко всему происшедшему именно так, как он это сделал, тем не менее не мог этого не оценить. Письмо Блейкни пробудило все, что было честного и благородного в его душе. Его мысли вскоре приняли более спокойное направление, взор прояснился; он встал и спрятал письмо в карман.
Тихонько заглянув в комнату, Ланж осведомилась о Маргарите; переданные ей Сен-Жюстом извинения вполне удовлетворили ее; она рада была остаться наедине с любимым человеком, с удовольствием замечая, что он теперь не был похож на преследуемого охотниками зверя. Эту счастливую перемену она приписала влиянию Маргариты и почувствовала в сердце горячую признательность к сестре, сумевшей сделать то, в чем сама она, невеста, потерпела поражение.
Благодаря письму Блейкни, Арман чувствовал себя подобно больному, неожиданно получившему облегчение от своего недуга, но в душе он чувствовал безысходную грусть.
Несколько времени он и Жанна сидели молча, почти не говоря друг с другом и наслаждаясь покоем. Как мало прошло времени с тех пор, как Арман в первый раз вступил в эту комнату, и как много тяжелого пришлось ему пережить в этот короткий срок!
К Маргарите он отправился в тот же вечер. Она уже побывала на улице Шаронн и теперь вернулась собрать свои вещи, так как сама переселялась в дом старьевщика Люкаса. На этот раз она вернулась одна, так как сэр Эндрю был занят приготовлениями к выезду из Парижа маленькой группы приютившихся у Люкаса беглецов.
«Если ты захочешь сообщить мне содержание письма, то приходи сегодня вечером ко мне», — сказала Маргарита брату при прощании и, помня эти слова, весь день томилась мучительным ожиданием. Теперь всякий призрак сомнений исчез навсегда. Тесно прижавшись к сестре, Арман передал ей, что вождь из всех членов Лиги избрал именно его для помощи в решительную минуту. Когда он повторил ей заключительные слова письма, Маргарита с жаром подтвердила:
— Я знаю, что ты это сделаешь, Арман!
Стараясь прочесть мысли сестры в ее глубоких синих глазах, Арман встретил ясный, безмятежный взгляд, положивший конец его тревоге. Письмо Перси к брату настолько успокоило ее, насколько этого желал сам Перси. Блейкни мучили угрызения совести за те тревоги, которые он причинял жене, и он не хотел усугублять ее страдания, вызвав в ее душе ненависть к горячо любимому брату. Связывая свою судьбу с судьбой Сен-Жюста в час серьезной опасности, он стремился доказать Маргарите, что Арман был достоин его доверия.