- Что? - спросил Наум.
- Да, как же, - второй раз такое творение я повторить уже не смогу. Но облезшую и дохлую кошку пусть теперь жует Чаплинский. Так ему и надо.
- Ничего! А Аслану ваша диаспора поможет?
- Да, - он кивнул и улыбнулся. - И шо тут сложного, если он будет немножко академиком?
Вот же брехло, извиняюсь за дворовые замашки. То же мне "деньги, кредиты", а туда же - ученый с ухом моченым. Мода у нас такая пошла: когда денег сделалось столько, что в карман не лезут кредитные карточки, а ключи от именных сейфов все время теряются на городском ставке, наши отцы основатели оказались на распутье - кто
во власть, кто в за рубеж, а кто - в почетные члены и проповедники.
- А программу "Оружие для матери и ребенка" он вести не хочет?
- А у вас и такая есть? - оживился Наум.
- А у вас? И хватит считать нас за дебилов! Говорите, чем могу помочь, и разбегаемся. У меня ещё скандал на работе и занятия!
Что-то я раскричалась не на шутку. Так и спугнешь хищника до состояния паники, в котором он вцепится в шею кровавым укусом. А все будут считать, что покойная имела бурное сексуальное прошлое...И все-таки, больше витать в молчаливом протесте я ему не позволю.
- Если исходить из логики прошлого, то следующей..., - я хотела сказать "жертвой", но как-то постеснялась, не позволило искреннее радушие и приличное воспитание, - то следующей встречей наедине предполагается посещение нашего ректора? Вас прямо передернуло от радости. Обоих, уточнила я из чувства патриотизма.
- Да стукач он комсюковский. Был и останется. Учились вместе, - Наум поморщился, изобразив не самые приятные воспоминания.
- В кого не плюнь, Наум Леонидович, в того не плюнь... Широчайшая известность. Прямо как у Папы римского...
- Обо мне даже в учебниках по истории СССР застойного периода написано, - гордо ответил он, подтвердив в который раз мое убеждение: мужчина будет хвастаться своей фотографией, даже если под ней будет написано "особо опасный преступник, - заочно приговоренный к смерти всеми полициями мира".
- Очень приятно. Правда. Значит, ректора вычеркиваем и можем искренне надеяться на очередную переаттестацию. Жаль, мне так неохота заполнять индивидуальный план...
- Но если есть вы, то зачем мне ректор? - Наум усмехнулся и одобрительно посмотрел на сжатую в моей руке смертоносную вилочку.
Логично - у цели надо двигаться маленькими шагами, именно поэтому женщины намного лучше мужчин передвигаются на каблуках.
- Мне нужно встретиться с Таней. Если уж вы так рьяно беретесь мне помочь, то сделайте одолжение. Она меня избегает.
- Она всех избегает. Она - под домашним арестом, и мне, представляете совпадение, тоже необходимо с ней встретиться. Так что - можете рассчитывать, - я шумно передохнула. И положила вилочку на скатерку. Чаплинский никогда не смог бы разрушить блиндаж, созданный по проекту нашего Мишина. А у меня появилась уверенность, что этот рассвет не окажется самым последним в моей жизни.
- Так давайте звонить прямо сейчас, - обрадовался Чаплинский и быстро подобрал растекшееся от меня и бессонной ночи лицо.
- В пять утра? Да там сто степеней защиты. И все нужно разрушать лично. В лучшем случае, её можно выдернуть из дому где-то ближе к вечеру. И то, если я сильно постараюсь.
- Тогда, - Наум Леонидович тяжело поднялся с табуретки и чуть пошатнулся, - счастливо оставаться... - он неровными шагами направился к выходу.
Я обиделась за безнравственное и неджентльменское прощание и смело выкрикнула ему в спину: "А поцеловать?!"
Он резко повернулся и укоризненно покачал головой. Видимо стал считать себя наградой за порученное мне дельце. Дверь тревожно пискнула, и с лестничной площадки донесся недовольный заспанный голос Максима.
- И чего в такую рань? Муж, что ли из командировки вернулся?
Я бы на месте Чаплинского съездила нахалу-малолетке в ухо, но он отмолчался и предпочел измерить шагами количество ступенек на лестницах моего подъезда. От отчаяния, нервно проведенного времени, бесполезных вылазок и поползновений мне просто пришлось закурить. Иногда этот паршивый табак все-таки вставлял мои разгулявшиеся извилины на места, запланированные для них природой. В самом канцерогенном дыму начали сгущаться краски и складываться прелюбопытнейшая мозаика.
Во-первых, я проявила себя как бездарная, недальновидная, не имеющая перспектив развития, провинциально мыслящая принцесса цирка. Поэтому это я решила, что разгадка загадочной смерти должна лежать на поверхности? Кто и когда подтвердил ,что я проницательна и хитра? Впрочем, конечно, и об обратном пока ничего не свидетельствовало.
Во-вторых, несколько раз моя кандидатура уже проходила в качестве главного обвиняемого по этому делу. Так? - так, но толку от косвенных улик и нелепых совпадений было мало. Теперь же я сама загнала себя в ловушку пропавшие флаконы, дурацкий вопрос о записке (кто теперь удивится, если Тошкин скажет, что я сама её и написала) полное молчание лаборантки Танечки. И вот перед вами готовый козел отпущения. Или опущения. Тем более, что мне как-то слабо верилось в объективность, беспристрастность и профпригодность нашей доблестной милиции. Нет, ну лампочки в подъезде они, конечно, берегли хорошо, а вот все остальное...
... Как-то нас с Тошкиным пригласили на юбилей к почтенному юноше хозяину сети больших и малых продуктовых точек, объеденных общем названием "Буратино". Судя по общему развитию хозяина - эта сказка была едва ли не единственной прочитанной в его жизни книгой. Однако, сей прискорбный факт не мешал дарованию успешно делать деньги. Видимо, просто существует две позиции интеллекта - одна прямая, как у всех умников и умниц, а другая винтовая наклонная, где стоит только умело держаться зубами... Не важно. Главным героем вечеринки были, как ни странно, приглашенные служители закона. Начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями, бригадный генерал - гроза и гордость организованной преступности, парочка районных светил налоговой полиции и наш Тошкин. В соответствии с джентльменским набором власть предержащих, присутствовавших на скамье..., за столом у юбиляра, последний собирался не быть арестованным сразу по двум десяткам статей всех уголовных и гражданских кодексов. Не собирался, потому что народными заседателями
и прочими судьями он просто-напросто побрезговал. Когда честная компания примерно выпила, то немного постреляла по воробьям, потом - по колесам проезжающих автомобилей (дело было на летней площадке одного из заведений "Буратино"), чуть позднее вызвала бригаду омоновцев для разгона петардистов и от скуки заказала знакомых проституток в номера. Жены почему-то были не против. А я Тошкину баловаться не разрешила.
Всеобщее негодование выразил генерал, борец с мафией. В дословном переводе с милицейского на общедоступный он сказал:
- Кто ты такая? Что ты здесь делаешь и не хочешь ли пройтись подышать свежим воздухом и не мешать людям честно проводить предоставленный им государством выходной день, - генеральский намек недвусмысленно усиливался чем-то в перспективе стреляющим. На меня же тогда могла произвести впечатление только шашка и та голая. Поэтому, немного поразмыслив, я ответила, что видала его в гробу в белых тапочках, что пройду я только в компании с ним, а если возникнет надобность, то сопровожу его и дальше, а главное, что мне за это ничего не будет, потому что я - ветер, сраная интеллигенция, проданная империалистами бандитскому государству.
Нижняя челюсть генерала с красивыми фарфоровыми зубами несколько минут отказывалась слушать мозговые позывы хозяина и никак не могла войти в нужные ей пазы. Служитель порядка, кажется, не на шутку удивился. И огорчился, потому что как-то спонтанно начал палить в воздух, сопровождая это дело совершенно непротокольными выражениями. Успокоившись, он сказал:
- Смотри, допрыгаешься...
Я предложила ему сразу же выпить на брудершафт, чтобы его хамство с тыканьем стало более органичным. А лавры Колобка примерять на себя я и вовсе не собиралась, поэтому немного попритихла и дала себе зарок выбросить к чертовой матери скакалку и не отрываться от земли сразу обеими ногами. Все вышеизложенное делало генеральскую угрозу невыполнимой... А проституток так и не привезли. Ограничились тем, что стали намазывать юбиляра его же собственным именинным тортом. Каждая розочка, поселявшаяся на голове у хозяина застолья, видимо, стоила двух-трех месяцев, проведенных в тюрьме, судя по кремовому дизайну, которым так увлеклись
милиционеры, нашему подопечному грозило пожизненное заключение.
Так может я все-таки допрыгалась? И оно, возмездие, пришло в виде этих странных: попыток обвинить меня в том, что я не совершала.
Закурив следующую сигарету, я поняла, что переценила заговорщицкие возможности своих новых друзей. И зачем, вообще, так стараться, если по-хорошему меня можно был бы привлечь за неправильный переход улицы, упечь в обезьянник до выяснения обстоятельств и там уж накуражиться всласть. А может, в нашем городе сменили генерала и новый добросовестно доводит до конца все не отмщенные обиды старого? Милиционеры все стран, соединяйтесь? Но согласны ли стражи порядка с таким нелепым лозунгом распределения честно "взятых" у населения средств?
Нет. Нет. Город - таки плачет без меня, частного детектива. А я тут стою, курю. Трачу время зря.
Что же - Чаплинский прав. Танечка - лаборантка должна стать ключевой фигурой моего бесплатного расследования. С неё и надо было начинать. Так потянуло же на подвиги. Спугнула уважаемых бизнесменов - тоже мне, Эркюль Пуаро. И из стратегических соображений, мне, наверное, стоило бы помириться с этим занудой Тошкиным
На улице быстро не по-весеннему рассвело, а в квартире непривычно рано зазвонил телефон.
- Жаль, что ты не поняла последнего предупреждения. Сиди теперь дома. Под дверью бомба ха - ха - ха, - приглушенный шепот был зловещим, но мы это уже, кажется, проходили. Кстати, того же самого Эркюля Пуаро подобное заточение ничуть бы не испугало - он всегда предпочитал пользоваться своими извилинами, не отходя от кресла. Придется последовать хорошему примеру, потому что после взрыва в Академии мне просто никто не поверит. А встречу Чаплинскому я назначу дома - пусть летит на воздух. Избавление мира от маньяков - наша главная задача. Жаль только, если разнесет квартиру, и я останусь бомжем натуральным, потому что считать жилищем мою халупку в пролетарском районе даже у жестокосердого Тошкина мозги не повернутся.
Бомжихой... Тошкин. Стоп! Это ещё что! В больнице умерла бомжиха. А чего она там вообще делала? Лежала? По направлению участкового? Да где ж такие благотворители выискались?
Бомжиха умерла в больнице - значит, привезена с улицы? В госпиталь скрой медицинской помощи? Или в дежурную? Нет, в дежурную - вряд ли. Вшей разводить среди полу приличных пациентов.
А мне она зачем, эта бомжиха? - Потому что жила в одном лице с Анной Семеновной. И получается, что их - уже двое. Я быстро натыкала кнопки телефона и разбудила родителей.
- Пап, у нас есть центральный морг?
Подожди, Надюша, я сейчас положу под язык корвалол и мы продолжим, папа встревожено вздохнул и отошел от телефона. Странное дело, оперирующий хирург, а от слова морг бежит как черт от ладана.
- Так, - услышала я его взбодренный мамиными наставлениями голос. Что у нас ещё случилось?
Мои родители - золотые люди. По отношению ко мне они всегда живут по принципу - ваша свадьба - наша свадьба, ваши беды, наши беды.
- У нас ничего не сучилось. Так есть центральный или нет?
- Нет, при каждой больнице - свой. И прекрати меня пугать. Что
за странный интерес среди бела дня?
Как - будто ночью такой интерес ему показался бы естественным.
- А можно узнать, от чего умерла бомжиха. Примерно - в госпитале "скорой помощи" на этой неделе?
- Фамилия? - устало спросил папа, уже готовый обзвонить все морги города.
- Если бы я знала фамилию, то обратилась бы в справочные сама, раздраженно ответила я, понимая, что скоро все-таки придется нанимать ассистента, а такового в своем окружении я почему-то не наблюдала.
- Ну, я попробую, хотя это крайне затруднительно. Очень скудная и подозрительная информация, - забубнил папа.
- Ну, по-жа-лу-й-ста! - мое детское нытьё действовало на родителей безотказно. Трубка нежно вздохнула.
- Ну, а ещё что у тебя хорошего?
- Да, ничего. Ни хорошего, ни нового. А, бомбу кто-то под дверь сунул. Позвонил, зараза предупредил, чтобы не выходила...
- ....
- Папа, да не волнуйся, я на кухне. Это далеко. Ты о бомжихе узнай. Папа!
- Это не папа, это мама. Сиди на месте. Мы сейчас позвоним Диме и выезжаем. Ни к чему не прикасайся и дверь никому не открывай. Ты хорошо меня поняла?
- Да, - я знала, что с моей мамой спорить бесполезно. Группа саперов будет поднята по тревоге и немало обхохочется, не обнаружив на моем пороге ничего дельного...
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Рассматривая себя в зеркале, Дмитрий Савельевич Тошкин решил, что ему надо отпустить волосы и соорудить из них хвост. Этот факт наверняка мог бы изменить его жизнь: внешность стала бы незаурядной, вызывающей, с работой пришлось бы проститься, а частная юридическая практика принесла бы в семью долгожданный стабильный доход. Сколько, интересно, растут волосы? И есть ли средства, увеличивающие скорость процесса?
А ещё можно купить белый костюма и цветной толстый галстук, спортивный костюм и путевку в новую всесоюзную здравницу Анталью. Только... Только, разве же это может что-то изменить по-настоящему? Ведь если не он, то кто же...
Ощутив себя вселенским хранилищем чувства долга, Дмитрий Савельевич тщательно почистил зубы, побрился и пообещал себе с завтрашнего дня при любой погоде совершать длинные пробежки по сонному предутреннему городу. В сущности, это можно сделать и сегодня, но дождь, порывистый ветер и неожиданные заморозки на почве...
Тошкин плотно позавтракал и вышел из дома, решив сегодня досконально разобраться в накопившихся делах и прояснить ситуацию с очередным немотивированным попаданием дорогой Наденьки в список околоподозреваемых в полуестественной смерти. На мокрой, выкрашенной в экологические цвета лавочке возле здания городской прокуратуры сидел человек, показавшийся Тошкину смутно знакомым. Он держал над собой огромный черный зонт, и бережливо прикрывал им дымящуюся сигарету. Следственная практика подсказывала Дмитрию Савельевичу, что с таким видом приходят либо сдаваться, либо устраиваться на работу. Поравнявшись с лавочкой, Тошкин на всякий случай вежливо выплюнул: "добрый день". Человек вскочил и автоматически закрыл зонтик.
- Андрей Леонидович, Смирнягин. Я к вам по делу. По поводу моей жены.
- Я вас помню, - вежливо сообщил Тошкин. - Наши сыщики уже доложили мне о результатах осмотра квартиры.
Огромная капля, собиравшаяся на листе пожелтевшего клена, спустилась ровнехонько на тлеющий кончик сигареты. Андрей Леонидович виновато развел руками: "Ну вот".
- Да-да, - опомнился наконец Тошкин, занятый мыслями о своем будущем хвосте. - Да-да, пройдемте ко мне в кабинет.
- Я, пожалуй, тут. Видите ли, до того, как была обнаружена пропажа инсулина, в моей квартире побывала Надежда Викторовна Крылова. Под благовидным предлогом выразить мне свои соболезнования.
Тошкин сжал кулаки и привычно поиграл скулами. Склонность залазить впереди всех отцов и чертей в пекло у его бывшей невесты была совершенно потрясающей.
- Мы выпили, - продолжал рассказывать Андрей Леонидович, - немного поговорили, а потом она начала задавать вопросы, которые её на касались. Например, где у нас аптечка. Я, идиот, даже показал ей, где хранятся деньги и документы.
- Они, надеюсь, на месте? - жестко спросил старший следователь городской прокуратуры.
- Да, - зардевшись как маков цвет .сообщил муж погибшей, - я буквально сразу все это перепрятал.
- И что вас беспокоит? - Тошкин упрямо разглядывал мокрый треснувший асфальт, не желая встречаться с обвинителем взглядом. - Я советую сделать официальное заявление, - Дмитрий Савельевич все же справился с тяжелым внутренним борением между остывшей любовью и пятном на мундире и открыто взглянул на собеседника.
- Это в ваших интересах. И, разумеется, в интересах следствия. Пойдемте...
- Нет, - Андрей упрямо качнул головой. - Не намерен. С ней я сам разберусь, если появится необходимость. Но главное в том, что пропал её блокнот.
- Тоже Крылова? - нахмурился Тошкин. - Она рылась в вещах покойной?
- Не знаю. Точно сказать не могу. Может быть, ещё в больнице, - Андрей Леонидович запнулся и тут же брезгливо, опасливо поправился - в морге. Понимаете, не до того было. Но блокнот имелся. Это точно. Она записывала в нем распорядок дня, какие-то мысли, мои поручения, иногда мы ссорились по переписке. Я хочу, чтобы вы его нашли, - упрямо закончил он.
- Больше никаких желаний?
- Пока нет.
- Тогда, вот что - вы не занимайтесь самодеятельностью и не вмешивайтесь в наши дела. Вас все время будут информировать, если в этом появится необходимость. Но самосуд - это не наш метод. Ясно? - Тошкин решительно протянул руку, давая понять, что аудиенция под дождем подошла к концу.
- Не ясно! - ухмыльнулся Андрей Леонидович, твердо обхватив прокурорскую ладонь. - Не ясно! Вот так, - не раскрывая зонтика, он быстро развернулся и зашагал к своей машине. Обернулся и выкрикнул снова: "Не ясно!!!"
В кабинете дребезжал телефон. Тошкин уныло почесал нос и подумал о том, что вот уже десять лет его каждый рабочий день начинается с аврала. Форс-мажорные обстоятельства можно уже методично планировать и на самые ранние утренние, и самые поздние вечерние часы. Интересно, что на этот раз - очередной начальник налогового управления сломал теннисную ракетку голову спарринг - партнера или уважаемый бизнесмен нечаянно заказал несвоевременные похороны для своего конкурента?
- Да, - глухо сказал старший следователь прокуратуры в трубку, достойную занять почетное место в экспозиции "Рожденная революцией". Слушаю вас. Тошкин на проводе.
- Митенька, у нас неприятности, - звонившая женщина могла не представляться, ибо только несостоявшаяся теща называла его то Митенькой, то Мимочкой, то Мимулей, причем последние два наименования как нельзя лучше отражали перспективы их не сложившихся семейных отношений. - У Наденьки, добавила Ирина Владимировна и взяла театральную паузу для лучшего усвоения информации.
- Это её нормальное состояние, Вы не находите? - вдруг разозлился Тошкин.
- У каждой свой путь для самореализации, - дрогнувшим голосом возразила Надина мама. - Ведь комплекс Герострата известен с самых древних, можно сказать, античных времен.
Ирине Владимировне не хотелось обсуждать свою дочь ни с кем, тем более уж с этим немного твердолобым служителем порядка, но оказалось, что ни одна даже самая коммерческая справка не может дать телефон опытных саперов, лучше, конечно, частных. А Димочка все-таки имеет кое-какое влияние в городе.
- Ну, понятно, - вздохнул Тошкин, думая, что яблоко от яблони действительно далеко не падает. - И что же приключилось с нами на этот раз?
- Бомба, - торжественно проговорила Ирина Владимировна.
- У вас устаревшие сведения. Бомба была на прошлой неделе. Все выяснили - там петарды. Студенты баловались.
- Не прошлой неделе была бомба в академии, то есть по месту службы, немного назидательно, но очень отчетливо как олигофрену объяснила ситуацию Ирина Владимировна. - А сегодня - по месту жительства. Под входной дверью.
- А завтра? - спросил Тошкин, радуясь возможности подловить свою невесту на очень примитивном дважды повторенном фокусе.
- А что завтра? Вы думаете, это опять намеренная акция? Серия? - голос Ирины Владимировны немного сел и тревожно оборвался.
"Странные люди, - подумал Тошкин. - Одна бомба, что на прошлой неделе - пустяк, две - тоже проблема решаемая. А вот серия их почему-то начинает волновать. И ничего, если взорвется эта сегодняшняя? Получается, что настоящее беспокоит эту семейку исключительно по факту. Но не глобально, не навсегда. Тьфу, опять запутался"
- Чем могу быть вам полезным? - официально осведомился он.
- Надо устранить. Лучше - частным образом - без огласки. Ведь это может испортить вам карьеру, - ради безопасности дочери эта женщина была готов в восьмой раз стать тещей. Такого мужественного отчаяния Тошкин не предвидел.
- Хорошо, мы подъедем во второй половине дня. Кстати, а как узнали то? 0на что, тикает громко?
- Нет, Наденьке позвонили рано утром и сообщили, чтобы она сидела дома.
Какой умный человек. Как же он сам, Тошкин, не додумался. Остановить лавину и посадить её в добровольный капкан! Что-то екнуло в груди, что-то, похожее на ревность: значит, кто-то ещё очень озабочен Надюшиной безопасностью. И, значит, она все-таки нарыла чего-то такого, что вызывает волнение за её жизнь.
- А раньше нельзя? - пискнула трубка. - Ну, хотя бы в первой половине.
- Да, буду как можно раньше. Ждите и соблюдайте технику безопасности.
С ними со всеми действительно сойдешь с ума. Впрочем, какое время такие и игры. Когда Дмитрий Савельевич был маленьким, то все взрослые играли в ядерную войну. На учениях по гражданской обороне вся страна конспектировала признаки лучевой болезни, характеристики очагов массового поражения и принципы первой помощи лицам, оказавшимся в эпицентре взрыва. Еще бытовала шутка: если на Ваш город сбросили бомбу, нужно накрыться простыней и ползти в сторону кладбища. Теперь вся страна стала минерами-саперами. Недавно в переходе Тошкин видел пособие "Для начинающего пиротехника. Как изготовить взрывное устройство в домашних условиях". Никто бы ничуть не удивился, если бы узнал, что где-то уже открыты платные курсы
киллеров с последующим трудоустройством в стране и за границей... А, может, все наоборот: какие игры - такое и время?
Тошкин предусмотрительно не положил трубку на рычаг. "Линия занята", пусть другие завалы разгребают его коллеги. А он мучительно решал вопрос о том, кого бы взять
с собой в разведку, чтобы не насмешить сослуживцев, не испортить репутацию и не постесняться высказать этой идиотке все, что он думает о подобном поведении. Лучшей кандидатурой оказался Коля Гребенщиков, матерый волк безопасности, уже столкнувшийся с этой фурией и даже немного пострадавший в боях с ней.
- Коля, это Тошкин, - сказал Дмитрий Савельевич, благодаря Бога за то, что старый приятель все ещё выполняет функции элитного портье. - У тебя как с саперными работами? Разминировать кое-что сможешь?
- Смотря что, - сообщил Гребенщиков, нимало не удивляясь ни раннему звонку, ни странной для прокуратуры просьбе. Такая работа. Сами выбирали.
- Да у Крыловой...
- У Крыловой твоей мина в башке. Ей не сапер нужен, а гильотина. А все, что в черепной коробке - нужно подарить "Институту мозга", как редчайший экземпляр. Что там случилось?
- Под дверью. Позвонил вроде кто-то. Официально мне просто неудобно.
- М-да? А знаешь... Не Чаплинский ли это наш опять расшалился? Чувствую я, что неприятности с посольством и прочими дипломатическими отношениями нам всем обеспечены. По моим непроверенным сведениям, он у неё провел значительную часть ночи. Буду через полчаса.
"Большую часть ночи..." И естественно, они там не в шахматы играли... Тошкин издал что-то среднее между звериным рыком и собачьим воем. "Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло... "- Хорош жених: одни оставляют детей, другие - деньги, этот на память подарил бомбу. Может Надюша просто хочет с ним помириться?
- Убью! - громко сказал старший следователь городской прокуратуры Дмитрий Савельевич Тошкин и ринулся к сейфу, где хранилось его личное, но немного и табельное оружие. - Все равно убью, - Отелло средней полосы находился в состоянии аффекта, которое ему не очень шло. Кожа на лице стала багровой, а намечающиеся залысины покрылись бурыми и лиловыми полосками, на лбу выступил пот, руки дрожали. Еще немного и провинциальный следователь Тошкин мог бы составить конкуренцию Майклу Джексону в вопросе превращения человека в волка, но Дмитрий Савельевич смог взять себя в руки, в качестве аутотренинга используя давно сложившуюся антисемитскую традицию. "Все зло от евреев. Они разрушили мое личное счастье", - решил Тошкин и почти успокоился.
К Надиному дому саперы одиночки подъехали в машине Гребенщикова, сохраняя
почти враждебное сосредоточенное молчание. Коля казнился за не к месту длинный язык. Тошкин продумывал варианты возможного использования агента Крыловой в смертельном поединке с мировым сионизмом.
- Дима, если бомбы там нет, я скажу ей все, что думаю по этому поводу, - предупредил Гребенщиков.
Самодельная бомба была соединена с замком двери. По задумке автора она должна была шарахнуть в ответ на возможные метания английской собачки.
- Тут было бы больше шума, чем взрыва, - недовольно сказал Гребенщиков, складывая устройства в стерильный пакет для экспертизы. - С какими документами мы все это сдадим? Что напишем? Шли случайно по подъезду и обнаружили? А, Тошкин?
- А знаешь, - раздумчиво сказал Дмитрий Савельевич, - давай-ка скажем мы ей, что пока ничем помочь не сможем. Не в наших силах. Пусть хоть полдня дома посидит. Не мельтешит перед глазами.
- Согласен, - сказал Гребенщиков, - если она ещё раз появится у меня в гостинице с таким вызывающим лицом, то я её просто убью. Пусть отдохнет.
Тошкин и Гребенщиков понимающе переглянулись. Приговор Чаплинскому был подписан и обжалованию не подлежал. Да и если по чести и совести, то объективно, исходя из фактов, - все пути действительно вели в Рим, то есть в Тель-Авив. Нужно было только раздобыть доказательства. В крайнем случае их можно было даже просто организовать!..
- Я просто чувствую, что это он, - сказал Коля, садясь в машину.
- Мне тоже так кажется - согласился Тошкин.
Сговор, а точнее совместная акция прокуратуры и службы безопасности происходил под девизом: "кто тронет наших женщин, тот от них и погибнет", но ни Дмитрий Савельевич, ни Николай Иванович почему-то не хотели об этом думать.
- Надо все подробно обсудить. Эта бомба свидетельствует, что мы - на верном пути, заявил Гребенщиков.
Тошкин так не считал, совершенно другая вполне логичная версия Надиных приключений ясно прорисовывалась в его сознании. Но как иначе раскурить этих безопасников на информацию? Надо подыгрывать... Обязательно - надо подыгрывать.
- Давай поговорим где-нибудь на нейтральной территории. Без лишних ушей, - предложил Тошкин.
- И поедим заодно, - радостно согласился Гребенщиков.
Несмотря на то, что все приличное городское общество со страшной силой осваивало вновь открывшийся ресторан "Анкор", названный так в честь Петра Тодоровского и французского слова "еще", слуги порядка предпочитали уединенный кабачок на выезде из города. Если бы Мюллер дожил до наших дней, то непременно снабдил бы все столики и официантов небольшими подслушивающими устройствами. Но ... отсутствие учета и контроля в одной отдельно взятой стране всегда приводило к разгулу преступности.
Тошкин и Гребенщиков поднялись на второй этаж деревянной избушки на курьих ножках и, заказав жаркое по-домашнему, пару салатов и литр водки, попросили их больше не беспокоить. Шумно глотая горячее мясо, Гребенщиков доверительно сообщил: "Следующей жертвой будет либо Крылова, что-то часто он возле неё вьется, либо, что более логично вытекает из собранного нами материла, - Татьяна Ивановна Заболотная, в девичестве Феоктистова, которая работает в настоящее время в известном тебе учебном заведении.
- Но почему? - едва не поперхнулся Тошкин.
- Что - почему? Почему будет следующая жертва? Или почему Заболотная? Объясняйся четче.
- Когда я ем, я глух и нем, - обиделся Тошкин.
- Тогда давай выпьем, - предложил Гребенщиков и принялся развивать свою версию происходящих событий. - Я думаю, что они в детстве чем-то его обидели, и Наум решил отомстить. Кстати, может иметь место и доведение до самоубийства. Анна Семеновна была... Ну, сам знаешь, какая она была, - Коля тоскливо посмотрел на рюмку и лихорадочно отправил её содержимое в желудок.
- А Крылова, по-твоему, внебрачный ребенок? Она-то, каким боком? Тошкин разделял, конечно, скорбное настроение приятеля, но своя рубашка была по-прежнему ближе к телу.
- Ей лет тридцать? - спросил Гребенщиков, меланхолично разливая новую порцию водки. Ему лет пятьдесят. Вполне... Пусть будет пухом земля. Давай, Дима.
- Ей - тридцать четыре, ему - сорок девять. Что-то не получается. С учетом реалий тех лет, - Тошкин с выпивкой не спешил. - В пятнадцать лет иметь такую связь... Это был бы скандал на весь город. И вообще, я знаю её маму - копия и портрет. Особенно - в повадках.
- А, - Гребенщиков махнул рукой . - Ты пей, а то я в одиночестве, знаешь, могу раскодироваться. Может, узнала-таки чего твоя пассия, а он пытается купить её молчание. Или бездействие - видишь, бомбу подложил...
- Бомбу, похоже, подложил Андрей Леонидович Смирнягин, муж Анны Семеновны. У него сегодня было очень боевое настроение.
- Да? - Гребенщиков оживился и подтянулся. - Что ты говоришь? А чем ему она насолила?
- Считает, что выкрала у них из квартиры испорченный инсулин. Мстит.
- Похоже, Крылова с Чаплинским заодно, - равнодушно отметил Коля, но глаза его как-то нехорошо блеснули. - Не волнуйся, это не помешает ему её убрать.
- Да, перестань. Они что же - по переписке обо всем договорились? Тошкин нервно
выпил и закусил чуть прокисшим салатом. - Фу, гадость какая. Давно налоговой у них не было...
- У Моссада длинные руки, - констатировал Коля, принимая вовнутрь ещё одну порцию водки. - Ладно, ты скажи мне, что с бомжихой и ветераном? Проверяли, небось?
Тошкин напрягся. Выдача собственных профессиональных секретов никак не входила в его планы. Впрочем, служба безопасности должна была вести себя максимально корректно и отстранено. В случае с этим странным диссидентом особенно. Но тему лучше поменять.
- А знаешь, он в Москве в свой карцер запросился. И даже закрылся там.
- Тренировался, видать, - заметил Коля. - Найдем ему тут карцер. Ветеран, конечно левый. А вот с бабкой? Мы Максимку немного тряханули встречался Чаплинский на вокзале с какой-то бомжихой. Возле урны. И даже что-то ей передавал. Вроде бы бумажку, а там вполне мог быть заказ, а? А ты говоришь...
- Наша жила в одном доме с Анной Семеновной. Умерла в день его приезда. В больницу
была доставлена через полтора часа после прихода поезда. Мы проверяли. Как-то не получается. Не состыковка.
- Ну, правильно, есть у него здесь помощник, есть. Я тебе точно говорю.
- Коль, у тебя по психологии преступника сколько было? "Пять". Ну сам подумай: приехать в родной город, чтобы убить двух-трех теток, которые в сущности ничего такого ему сделать не могли? Ну почему он не устроил охоту на чиновников, ведь многие живы?.. На тех, кто потом травил его отца. Возьми того же Федорова, ректора академии - он же тогда в обкоме работал, замом по идеологии, и евреям спуску не давал. А Чаплинский очень тепло на его юбилее выступил.
- Ректор академии, говоришь? - Гребенщиков сощурил глаза, не из презрения к теме, а чтобы сосредоточить расплывающееся сознание на фигуре собеседника. - Тогда - точно он: Чаплинский убийца. Вот тебе и мотив. Он действует исподтишка, подрывая кадровый состав академии, то есть - убивает своих бывших друзей, и сотрудников академии.
- Их полторы тысячи человек. Боюсь, не справится, - Тошкин улыбнулся Я все равно не вижу мотивации.
- А ты представь себе, что жертва, то есть Федоров хорошо знает, что и когда с ним случится. Он видит, как круг сжимается, ему страшно. Как тебе постановка спектакля? Вот это месть еврея, а не какая-нибудь дешевая мелодрама, - воображение Гребенщикова разыгралось не на шутку. Тошкин решил, что работать портье - вредно для здоровья, особенно в пятизвездочных отелях. Когда вокруг тебя постоянно мелькают люди с туго набитыми кошельками, то волей-неволей начинаешь придумывать сто тысяч способов революции, экспроприации или честного отъема денег у граждан.
- Не верю, - спокойно заметил Дмитрий Савельевич. - Не верю.
- А ты не Станиславский. Тебе не положено. Лучше прижми свою Наденьку - пособницу. В крайнем случае - в тюрьме ей будет просто безопаснее, Гребенщиков брезгливо поморщился и обхватил голову руками. - Ладно, нужно просто работать. Работать каждую .даже самую безумную версию. Согласен?
- А ты вообще, чем в последнее время занимался? - невзначай поинтересовался Тошкин.
- Таможней и контрабандой.
- А, понятно: тоска по настоящему делу, - Тошкин вдруг почувствовал себя опасно захмелевшим и в который раз осознал, что Надя его не любит.
- Нет, ты подожди, ты скажи - не хочешь, чтобы Чаплинский был убийцей? Не хочешь - не надо, но лучшей кандидатуры для решения всех своих проблем, подчеркиваю всех, ты просто не найдешь! - Николай Иванович устало вздохнул. - Ну? - он посмотрел на Дмитрия тяжелым налившимся злобой взглядом Говори: хочешь?
- Хочу, - согласился Тошкин, понимая, что, если черт не шутит и Чаплинский решился на примитивную бытовуху, то его, Тошкина, в скором будущем ждут лавры сыщика международного класса. Кто знает, удовлетворит ли сей факт столичные амбиции Надежды.
- По рукам. Замазано, договорились. Будет сделано, - обрадовался Гребенщиков и предложил выпить за успех блестящего проекта. - Все будет тип-топ, - пообещал он, чокаясь.
- Если что, найдем даже арабских спонсоров. И в Дубаи. Хочешь в Дубаи?
- Хочу, - снова покорно кивнул Тошкин. Если Гребенщиков прав, то только в одном - весь этот цирк с приездом лысого еврея на родину не случаен. Что-то ему надо, ему лично надо. И это "что-то" находится в прошлом, но, видимо, может повлиять на настоящее и изменить будущее...
- Коля, Коль, - Тошкин похлопал товарища по плечу. - Коля, не спи, нам ещё на работу.
- На работу - с блаженной улыбкой идиота спросил Гребенщиков, которого в студенческие времена одной рюмкой валило с ног. - На работу! А давай его при попытке
к бегству шлепнем? За Аню...
Не хватало только пьяных слез от счастливого семьянина, отца троих детей будущего генерала государственной безопасности. Тошкин задумчиво почесал подбородок - с кадрами в их службе .видимо тоже было напряженно держали алкоголиков, тоже - особисты называются.
- Шлепнем, шлепнем, обязательно, поехали, давай.
- За Аню, - Гребенщиков пьяно икнул, всем своим видом демонстрируя органичное впадение в счастливый юношеский возраст, когда молодая и строгая преподавательница Анна Семеновна была просто-таки пределом мечтаний всех студентов мужеского пола. - Я, пожалуй, ещё выпью.
- А кто машину поведет? - строго спросил Тошкин.
- Я - автомат Гребенщиков. Не боись...
Буквально под белы рученьки Тошкин выволок упирающегося Николая Ивановича на свежий воздух и предложил зажевать возлияние пожухлой травой.
- Тошкин - ты дурак, - Коля аппетитно покрутил пальцем у виска. - Нам дорожная инспекция честь обязана отдавать. Не понимаешь ты субординации...
Ехали с ветерком, невзирая на ямы и канавы, которыми традиционно переполнены отечественные дороги. Весело подпрыгивая на ухабах и проваливаясь в выбоины, Тошкин боролся с подступающей тошнотой, казнил себя за водку в рабочее время и вырабатывал стратегический план проведения следственных мероприятий на оставшуюся часть дня. "Жигули" Гребенщикова с невероятным свистом затормозили у городской прокуратуры. Тошкин представил, как шеф укоризненно взглянет в окно, и поморщился - не доставало ещё этих объяснений.
- Не забудь, - радостно пропел Гребенщиков, - а в Дубаи, а в Дубаи сидит под пальмами Махмуд-Али.
По коридору возле Тошкинского кабинета бегала разъяренная Ирина Владимировна.
- Дима, - вскрикнула она строго. - Но как же так. Наденька волнуется. У неё ведь работа, - последнее слово Ирина Владимировна проговорила торжественно, почти благоговейно. Видимо, возможная карьера чуток блудной дочери усердно грела ей сердце. - Но вы хоть справку дадите? Что не по своей воле? Кстати, взрыва пока ещё не было. Я еле уговорила девочку не лезть через балкон.
- Да, это было бы зрелище, - согласился Тошкин, распахивая дверь своего кабинета. - Прошу, - он пропустил Ирину Владимировну и красивой танцующей походкой вошел вслед за ней. - Звоните дочери - путь свободен. Бомба изъята и отдана на экспертизу, - в последнем заявлении Тошкин, правда, сильно сомневался в виду плачевного состояния курьера Гребенщикова.
- Ну, спасибо, утешили, обрадовали, - Ирина Владимировна сжала Диму в тесных, но вежливых объятиях, он по-родственному клюнул её в макушку.
- Да вы - пьяны, - констатировала бдительная теща и укоризненно покачала головой.Жаль, мы уже не в том возрасте, когда можно ошибаться. Слишком много травм, - она покачала головой и потянулась к трубке.
Тошкин оценил материнский порыв разделить все невзгоды на семью из трех человек, только, к сожалению, именно этой родительское соучастие и было источником Надиной безответственности.
- Она хочет Вам что-то сказать, - иронично улыбаясь, сообщила Ирина Владимировна, держите.
- Старший следователь городской прокуратуры Тошкин, слушаю вас.
- Дима, у меня есть идея. Если тебе конечно интересно. И вот ещё - ты в клуб "Василиса Прекрасная" не ходи - мы были, там - чисто. - Надя просто захлебывалась от восторга.
- Тебя совсем не волнует, что было под дверью?
- Сейчас - нет. Ночью будет плохо и страшно, - призналась не пострадавшая Крылова. - Я организовываю встречу века. Для Чаплинского, думаю, что скоро все устроится.
- У нас есть статья за содержание притона. И за сводничество - тоже, Тошкин бросил трубку и сердито посмотрел на Ирину Владимировну. Что-нибудь еще?
- Пока нет, но учитесь вести себя прилично. Думаю, что вам это все ещё пригодится, - она красиво повернула голову и вышла из кабинета.
Нужно было бы догнать и извиниться, но Дмитрий Савельевич не чувствовал в себе ни желания, ни сил. В конечном итоге, если бы его счастье зависело от тещи, то они бы с Надей уже родили Аньке братика... "Сговор!.. По переписке!.." Какой же он дурак. Анька в Израиле. Анька живет вместе с Яшей в Израиле. Разве этого не достаточно? "Сговор!.."
Тошкин быстро набрал номер телефона Андрея Леонидовича.
- Ваши выходки просто нелепы, самодельные взрывные устройства у нас караются по закону!
- Не понял, - еле слышно донеслось с того конца города. - В чем дело?
- Мы нашили Ваше "не ясно" на квартире Крыловой, если Вы хотите замять это дело, то ответьте на два вопроса: где Анна Семеновна покупала инсулин, и почему вас взволновала пропажа её блокнота, - ноздри Тошкина раздувались в предчувствии верного следа, он ещё не оформился в гипотезу, но дорога была там, он ощущал это всеми фибрами души, если бы только подсказала, где эти фибры находятся, было бы совсем хорошо.
- Но... я не понимаю, причем тут Крылова? - Андрей Леонидович, кажется, отказывался отвечать на неофициальный запрос прокуратуры.
- Мне прислать повестку? - грубо спросил Тошкин.
- Нет-нет, но, видите ли. Я сегодня весь день на работе. А по поводу инсулина, мы последнее время не брали его в аптеке. Я неплохо зарабатываю, но как-то старались экономить. Аня любит копить денежки, - Андрей Леонидович невесело засмеялся. - Простите. Мы пользовались любезностью американцев - гуманитарной помощью для больниц... Так выходило дешевле.
Тошкин нервно задергал носом. Теперь бы только не сбить, не подпортить удачу - заговор империалистов к великой гордости Гребенщикова вырисовывался совершенно отчетливо.
- Ну и? - перебил Дмитрий Савельевич вполне прилично.
- Ну и... видите ли... Нам помогали его брать почти бесплатно. Знаете - распространенная практика - одолжение за одолжение. Многие сейчас так живут... - Смирнягин усердно тянул резину, надеясь, что разговор уйдет из опасного русла, но Тошкин был непреклонен.
- Слушаю вас внимательно. Вы поняли мои вопросы?
- Нам помогала Инна Константиновна Григоренко, Аннина коллега, у неё есть разные полезные знакомства, это очень выгодно...
- Блокнот?
- Ах, 6локнот? Ну хорошо: мне кажется, что у Анны был любовник. В самое последнее время - она была очень взвинченной, задумчивой. Иногда плакала, плохо спала, срывалась в крик, вмешивалась в чужие дела. Боюсь, что я не ошибся. Но мне не хотелось сделать свою личную жизнь достоянием общественности, а писать Аня любит, то есть, любила,... - Андрей Леонидович вздохнул. - Такие дела. А у Крыловой я не был. Во всяком случае - пока.
- Спасибо, извините. Вам, наверное, придется подъехать, дать показания. Дело приобретает серьезный оборот, - Тошкину хотелось добавить "Мы с Колей так решили", но он промолчал.
Андрей Леонидович прервал разговор, не попрощавшись. Любовник, взвинчена
картина не модного ныне убийства на почве ревности казалась призрачной: во всяком случае, мужчины так не поступают. Вообще, от всей этой возможной подмены ампул уж очень попахивало женскими штучками. А завязывалось почему-то кафедрой. Итак, Инна Константиновна, что же Вы не поделили с покойной, если так хладнокровно подсунули ей более концентрированный раствор. Хотя - она ведь не врач, могла не знать и, даже, преступной халатности тут не пришьешь.
День пролетел незаметно, за окном сгущались дымчатые, похожие на жидкий кисель, осенние сумерки. Тошкин чувствовал себя прескверно недоперепил - самое точное определение его безобразного внутреннего состояния. В таких случаях нужно или ложиться спать и довершать начатое. Алкогольная прогулка по лабиринтам собственной души прельщала больше, просто хотелось выпить. А лучше всего сделать это в одиночестве.
- Тошкин, ты что себе думаешь, - в кабинет по-хозяйски вломился шеф городской прокурор. - Ты чего это себе позволяешь? У тебя новый эпизод по делу, а ты и ехать не собираешься.
Дмитрий Савельевич подобрал свои глупые вечерние мечты и приготовился к следующей дозе форс-мажорных обстоятельств.
- Кого выручать? - с готовностью спросил он.
- Себя. Лаборантка Татьяна Смирнова упала с моста в реку, в бессознательном состоянии доставлена в больницу. Я бы на твоем месте уже связался с оперативниками. - Черт те что творится у этого Федорова. Ты уж разберись, сынок. Разберись, - шеф по-дружески подмигнул и, аккуратно прикрыв за собой дверь, покинул кабинет.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Инна Константиновна металась по квартире. День будет плохим - это она знала точно. Зарядивший с утра дождь, не мытая посуда, шейный остеохондроз, в сущности могли казаться и пустяками. Но не сегодня. Инна Константиновна хорошо разбиралась в приметах и накопила из за жизнь великое множество. Неприятности обещали: птичка, присевшая на балкон, отсутствие горячей воды, неудача с симметричным нанесением стрелок, женщина, а не мужчина - ведущий утренней телевизионной программы, обломанный ноготь и соседка, пришедшая за кусочком хлеба.
Впрочем, судьба отвернулась от Инны Константиновны ещё вчера... Сначала маразматик - Мишин заставил её провести занятия вместо "запертой" дома Крыловой. И не стыдно в таком возрасте придумывать такие детские оправдания? Потом на работе объявилась напряженно замирающая Танечка-лаборантка, которая все смотрела куда-то мимо Инны Константиновны и осуждающе покачивала головой. От взгляда Танечки на спине собирались мурашки, и вместо того, чтобы бежать и подпрыгивать, ввинчивались противной дрожью в самую середину позвоночника. Инна Константиновна чувствовала себя выброшенной из любовно налитой тарелки...
Кто-то хочет быть министром, а кто-то любимой женщиной. Инне Константиновне не нужны были золотые горы, она реально оценивала свои силы и претендовала лишь на кафедру. На маленькую неприметную кафедру вновь созданного высшего учебного заведения. И никто не мог сказать, что стремления эти не обоснованы и не имеют под собой ряда отработанных, проверенных достижений. Во-первых, Инна Константиновна была кандидатом наук - филологических, к сожалению. Чтобы исправить этот промах, она практически подготовила докторскую диссертацию по экономике регионального туризма и давно бы её защитила, если бы не дурацкое правило ориентировать научные изыскания на базовое образование. Ничего
еще год и она, наконец, закончит экономический факультет университета и тогда... Считая потерю времени дурным тоном, Инна Константиновна совершила прорыв в международную известность - совершенно случайно ей в руки попалось приглашение поучаствовать в оксфордском сборнике "Человек года" - при наличии регалий и двухсот семидесяти шести долларов она вполне могла бы попасть на его бессмертные страницы. Так и вышло... Диплом "Женщина года" висел у неё дома, а ксерокопии были подарены родному вузу, родной кафедре (пусть Мишин слюной умоется) и родному деканату. Вселенская слава сразу выдвинула Инну Константиновну на передовые позиции возможного кандидата на руководящую должность. Но год, женщиной которого она была признана, прошел, а ситуация ничуть не изменилась. Блестящая карьера снова оставалась в перспективе...
Инна Константиновна ужасно расстроилась и, последовательно пересмотрев свое поведение, обнаружила в нем значительные промахи - добиваться намеченной цели законными путями по-прежнему считалось дурным тоном. Ей популярно объяснили - Мишин - ветеран войны и уйдет на пенсию только по собственному желанию. Значит, надо чтобы таковое появилось у дорого Владимира Сергеевича как можно скорее. Гадюшник стоило взорвать изнутри, Инна Константиновна смирила гордыню и стала потихоньку завязывать дружеские отношения со всеми сотрудниками, продолжая в душе их тихо ненавидеть и молча презирать. Успокаивало одно - у неё не было по-настоящему достойных конкурентов. Но ректорат почему-то не разделял жизненного оптимизма своей властолюбивой сотрудницы. Буквально несколько месяцев назад, когда заканчивался учебный год, и можно было спокойно выбить командировку в центральное статистическое управление, Инна Константиновна пошла на прием к ректору за подписью и за подкреплением имиджа стойкой умной и стремящейся, и там была ранена в самое сердце. Ну, кто бы мог подумать!...Массивная дубовая, в лучших коммунистических традициях дверь в кабинет Первого была чуть приоткрыта, оттуда доносились громкие веселые голоса, хохот и дружеская перебранка. В обеденное время Федоров обычно принимал своих заместителей и алкоголь. "А как же, весь на нервах, отец родной", комментировали этот факт в стенах учебного заведения. Инна Константиновна обрадовалась - в таком состоянии начальник был сговорчивее и понятливее, водка открывала ему третий глаз, которым он начинал видеть все очевидные преимущества кадровых перестановок во вверенном учебном объекте.
- А Мишин-то дурак, - раздался голос проректора по административно-хозяйственной части, и сердце Инны Константиновны сладко ухнуло в предчувствии любви. - Знаешь, что утворил? На заседании кафедры записал в протокол: "Для улучшения материально-технического состояния помещений кафедры страноведения двадцать процентов сессионного вознаграждения труда преподавателей складывать в копилку на покупку столов"
- Чего? Какого вознаграждения? - Станислав Федорович даже закашлялся.
- Да взяток, Стасик, взяток. У нас же по заведению такса - десять долларов тройка.
- Что-то знания мы как-то задаром раздаем, - расстроился ректор. Десять долларов это что - деньги?
- Ну, когда с пятисот человек...
- И все у него троечники? Д а я ему шею намылю, подонку демпинговому. А кто об успеваемости позаботится? Так, говоришь, в протокол записал? А копию, небось, в налоговую службу... Да, пора подумать ...Пора сдвигать...
Инна Константиновна превратилась в сплошной - сплошнехонький слух. Вот сейчас, сейчас. И как хорошо, что она здесь...
- Только вместе с советом ветеранов, - усомнился проректор по АХЧ.
- Да, срал я на него. Аньку поставлю, пусть руководит. Я её сто лет знаю. И с головой у неё все в порядке. Десять долларов. Это же надо? А! Аньку-Аньку, мы учились вместе. Надо ей доцента кинуть, пока суд да дело. А что там у нас с новым сезоном? Я пробил бесплатников - думаю, тысячи по четыре с каждого возьмем...
Холодный пот притупил огненные порывы Инны Константиновны. Ее просто выбросили из обоймы. А, может, туда и не вставляли. Рука руку моет! Но как же так? Еще пять минут назад она думала о том, какой шикарный ремонт сделает в кабинете, как отселит кафедру к женскому туалету, а сама займет апартаменты на третьем этаже. И вот... Аньку... Анну Семеновну. Просто потому, что кто-то с ней вместе учился. Она решительно постучала в открытую дверь.
- Можно? Мне на минуту. Я хочу закончить докторскую. Нужна поездка в центральное статистическое управление. Подпишите?
- Вот такие кадры ростим, - удовлетворенно заметил проректор по АХЧ, ранее служивший сторожем на даче самого Федорова.
- Когда думаете представлять работу? - строго спросил Станислав Федорович.
- К ноябрю, - жестко ответила Инна Константинова, понимая, что на самом-то деле это же мало кого интересует.
- Ну и ладненько. И прекрасненько. А то можно было бы вам докторантуру с сохранением оклада организовать.
Можно подумать, что здесь кто-то жил на зарплату. Можно подумать, что эта докторантура решила бы какие-то проблемы. Можно подумать... А за два года на кафедре произойдет тихий дворцовый переворот, и Инна Константиновна вернется на оную никем, ничем и ни зачем...
- Спасибо за доверие, - сквозь зубы улыбнулась она, стараясь не выдать своего желания вызвано из-за пазухи несуществующий автомат и начать стрелять по ком зря и по всем сразу. Визитка со скромной надписью "Инна Константиновна Григоренко, доктор экономических наук, профессор, женщина года, заведующий кафедрой" отменялась. Нет, скорее просто откладывалась на весьма неопределенный срок.
На последнем в семестре заседании кафедры Инна Константиновна, наконец, удосужилась подробно рассмотреть Анну Семенову на предмет её возможной любовной связи с Федоровым. Диагноз оказался неутешительным. Эта - могла, значит, надо было смириться и выбрать новую тактику подрывных работ. В заключительном слове Мишин подбросил дровишек в затухающее пламя Инниных надежд.
- Мы все понимаем, что научная работа в нашем учебном заведении идет из рук вон плохо. Каждый из вас постоянно соавторствует с другими. Вы лентяи и бессовестные плагиаторы. Разе может быть у двухстраничных тезисов сразу четыре автора? И зачем вы приписывает туда же Танюшу?
- Так она же нам печатает, - возмутился Виталий Николаевич. - И вообще, так получается, что мы пишем три работы, но у каждого все равно их три. А на кафедру - девять. Очевидная выгода.
- Прекратить! Не позорить! - отрезал Мишин и с уважением посмотрел на Инну Константиновну, - Вот у кого мы все должны брать пример. Вот где есть сочетание профессиональных и педагогических способностей.
- А кем она работает, - съязвила Анна Семеновна. - Проясните ситуацию...
- Ученым она работает, - взвился Мишин и посмотрел на свою возможную заместительницу страшным взглядом отставного полковника. Видимо слухи о кадровых перестановках уже докатились и до него...
Инна Константиновна немного воспрянула духом и решила пока оставить Мишина на месте. В конце-концов на пенсию он всегда уйти успеет. Лишь бы эта не вскочила. Все лето бедная Инна решала, что ей делать. К первому сентября ответ был готов: на первом этапе подружиться с конкуренткой, на втором - по возможности опорочить, ну а до третьего, так думалось тогда дело просто не дойдет. В силу объективных причин работа над докторской пока бала отложена.
К этим причинам относилось не только отсутствие базового образования, но и племянница Ирочка - свет в окне у одинокой, практически не кровожадной женщины
Любовь к Ирочке вспыхнула как-то одномоментно, лет десять назад, когда диагноз бесплодие был дважды поставлен, трижды подтвержден и усвоен как данность. "Многие живут без детей и ничего", - решила для себя Инна Константиновна и вдруг обнаружила, что у её брата растет вполне достойный для обожания и воспитания объект. При страшной занятости ирочкиных родителей, которые все время расходились и сходились, чувство Инны Константиновны оказалось взаимным. Ирочка целыми месяцами жила у тетки, доставляя той несказанное удовольствие создать из человеческого материала что-нибудь приличное и благодарное, способное на старость лет поднести стакан воды.
Самое большое огорчение у Инны Константиновны вызывала внешность племянницы которая при ближайшем рассмотрении была почти полной копией тетки. Худая, плоскогрудая, резкая, при этом жгучая брюнетка с жесткими похожими на проволоку волосами и взглядом бывалой почтенной проститутки. С такими данными девочке надо было идти либо в характерные актрисы, либо в армию. Но никто не предлагал. Два последних школьных года Ирочка прожила и Инны Константиновны, потому что родители на некоторый период времени организовали себе новые семьи. Инна Константиновна поняла, что её девочка хромает на обе ноги - она обделена не только внешностью , но и интеллектом. Больше всего на свете юная девица любила телевизор, жвачки и роликовые коньки, в крайнем случае - в качестве наказания могла послушать музыку или потрепаться по телефону. От любого вида книг её мутило, даже пустые иллюстрированные журналы вызывали в ребенке ужасную скуку - она с усердием изучала в них картинки.
Выходило, что никакая карьера племяннице не грозила. Осталось удачно пристроить её в домохозяйки. Собственного опыта у Инны Константиновны по этому поводу не было, обращаться к слишком продвинутым в этом вопросе ирочкиным родителям не хотелось.
Ирочку Инна Константиновна обустроила по старинке - сначала в медицинское училище, а потом сестричкой в отделение интенсивной терапии. В этом выборе было несколько резонов: во-первых, за умирающих и сейчас деньги платят тоже здесь и сейчас, а не после счастливого выздоровления, во-вторых ( и это было главным) именно в таком отделении Ирочка могла запросто найти себе мужа. Немного отставшая от жизни Инна Константиновна исключительно по причине хорошего здоровья продолжала считать, что врачи при капитализме все ещё остаются одной из самых обеспеченных социальных категорий. И если бы у Ирочке сладилось, то она, Инна Константиновна считала бы свой материнский долг выполненным.
Но Ирочка, решила пойти другим путем. Неустойчивая психика отказывалась воспринимать смерть как рабочий процесс, чтобы привыкнуть Ирочке надо было зачерстветь. Или отвлечься. Она была очень молодой и совсем не верила в то, что время лечит. Да и ждать привычки не хотелось. К ининому ужасу Ирочка увлеклась наркотиками, в которых была крайне неразборчива. Она могла купить в цыганском поселке ширку, а могла украсть из гуманитарной помощи омнопон...
Иногда Ирочку угощали кокой или экстази, правда героином и ЛСД Ирочка брезговала. От них ей было страшно.
Катастрофа разразилась как раз этим непредсказуемым летом. В отделении обнаружилась пропажа наркотических средств. В прежние времена Ирочка бы сидела в тюрьме и набиралась новых плохих привычек. Но слава Богу.. Инне Константиновне удалось пробиться в душу к заведующему отделением и судьба племянницы была спасена. Заведующий, пожилой грымзик приятной наружности был увлечен лекарственными пирамидами, красиво именуемыми многоуровневым маркетингом. Сеть своих клиентов он беззастенчиво расширял за счет своих больных и подчиненных. Инна Константиновна показалась ему перспективным рекрутом. Развернув перед ней возможные золотые дали, он предложил распространить лекарства взамен на обещание привести организм и мозги Ирочки в порядок и сохранить за ней рабочее место. В том случае, если она не законченная наркоманка. Ирочка оказалась насмерть перепуганной и небезнадежной, после курса лечения она довольно достоверно вздрагивала при одном упоминании наркотиков.
Но Инна Константиновна была начеку и в долгах. Заведующий отделением составил ей серьезную программу реализации лекарств, часть из которых была позаимствована из гуманитарной помощи. Самой Инне Константиновне столько таблеток было просто не осилить. Успокоившись и поразмыслив над ситуацией, она поняла, что все к лучшему и позвонила Татьяне Ивановне, с которой отношения в принципе не были испорчены. Они встретились в кафе и там, почувствовав себя по меньшей мере двумя свободными парижанками побеседовали обо всем на свете. Первое свидание принесло Инне Константиновне столько полезной информации, что её можно было номинировать в качестве ядерной бомбы нейтронного действия и спокойно держать на складе. У Инны Константиновны созрел план, даже сразу несколько. Сынок Татьяны Ивановны Игорек - не бог весть какой претендент, но лучше, чем ничего, а если дать мальчику хорошее ускорение и образование... Инна Константиновна готова была на своем новом посту заняться этим немедленно, что об Ирочке можно было не беспокоиться... Но главное, главное... Анна Семеновна - давно и серьезно больна. Теоретически с диабетом можно прожить сто лет... Но мужчины воспринимают больных женщин как личное оскорбление и в общем - то брезгуют сексуальными отношениями с ними. Стул из-под приговоренной Анны Семеновны можно было выбить одним ударом. А пока - наладить канал для сбыта ворованного инсулина. Но только - пока.
Анна Семеновна отнеслась к визиту Григоренко сухо и надменно. В дом не пригласила, вышла сама на лестничную площадку и насмешливо сказала "Ну..."
- Я представитель фармацевтической фирм "Кибер-гуд", - заученно отрапортовала Инна Константиновна. - Распространяю лекарства со скидками, постоянные клиенты получают льготы в виде бесплатной консультации с немецким врачом по телефону. Вам это интересно?
- Денег не хватает? - участливо спросила Анна Семеновна, пряча в глаза хищный ехидный блеск. - Ничего, вот защитите докторскую, тогда... Инна Константиновна молча протянула прайс - лист. - А и правда - хорошие цены, уголком рта улыбнулась конкурентка. - А в долг будете давать?
Инна Константиновна ощутила сухость во рту и поняла, что болезнь Анны - факт реальный, обмену и возврату не подлежит, а стало быть превращает противницу в дичь.
Договоримся! - победоносно улыбнулась Григоренко, радуясь, что жадность Анны так чудно совпала с её личными планами на жизнь.
За лето все устоялось. Ирочка осталась на работе, Инна Константиновна, как припадочная носилась с лекарствами по академии и даже сколотила себе приличную клиентуру. Как ни странно комивояжерство приносило солидный доход. Но ведь не деньги в конце концов определяют судьбу. Инна Константиновна хотела кафедру и ради этого была согласна даже на нищенское профессорское существование. Продавая лекарства, биодобавки и витамины, Григоренко выяснила очень много подробностей из жизни человеческих организмов, определяющих лицо профессорско-преподавательского состава. У проректора по АХФ был, например, застарелый простатит, полученный на почве борьбы за знания ещё в вахтерской института марксизма ленинизма, у Мараки вражеского заведующего СГД весной и осенью обострялась язва, тогда он отказывался от спиртных напитков, употребляя только лекарственную водку, а у самого Федорова было косноязычие, скудоумие и склонность к созданию авторитарных режимов, но называлось все это простым словом невроз, для которого вся академия скидывалась на специально подготовленные в Германии транквилизаторы, носящие скромное название витаминов от жары. С помощью вновь освоенной профессии, многостаночница Инна обросла связями, слухами и бесконечной благодарностью клиентов, которые на доллар, сэкономленный на покупке полезного товара готовы были продать не только родину со всеми прилежащими к ней пространствами, но и государственную тайну Соединенных Штатов Америки.
В сущности, с продажей лекарств можно было завязывать. Во всяком случае, размениваться на каких-то некандидатов наук смысла уже не было. Это коробка с инсулином должна была стать последней, решающей. Терпеть Анины издевательства Инна Константиновна далее не желала. Впереди снова замаячили перспективы и их стоило только немного, чуть-чуть подвинуть. А Анна Семеновна как бы вошла во вкус, частенько откладывала выплату денег, требовала сертификаты и томным голосом заявляла :"Дорогуша, ну сколько можно ждать? С таким непрофессиональным поведением вы не дождетесь никаких доходов."
Представляя, как она, Инна, откажет Смирнягиной от следующей партии лекарств, Инна Константиновна начинала глубже и радостнее дышать. Слух о смирнягинском диабете оказался удачно пущенным во время подготовки к празднованию дня рождения ректора, учитывая возможную близость Анны и Федорова скорость его распространения должна была превышать все пределы космической. Оставалось только поставить жирную точку... И длительная русская рулетка с наполовину заряженным револьвером вот-вот должна была подойти к концу, И подошла...
Будучи человеком одной идеи Инна Константиновна призналась себе, что нисколько не сожалеет о содеянном и рада смерти своей соперницы. Рада, но испугана. От этого вязкого жуткого страха, она превозмогая брезгливость поперлась на похороны и даже деликатно посетила поминки. Андрей Леонидович - теперь вдовец, но для Ирочки тоже очень хорошо.
И все же вздохнув спокойно Григоренко не могла. Неприятности принесла с работы племянница.
- У меня есть две новости: плохая и очень плохая. С какой начать, Ирочка прищурила родственный глаз и поковырялась в ухе тонким пальчиком с обгрызанным ногтиком.
- Давай очень плохую, - тяжело вздохнув, попросила Инна Константиновна
- У меня на дежурстве померла бомжиха.
- Но это их нормальное состояние, - выдохнула тетя Инна.
- Да, я тоже так думаю. Но шорох какой то начался. Где я была, почему не оказала помощь при остановке сердца. Представляешь, жуткое отравление, свалилась с лестницы, вся пробитая прошитая, а умерла от остановки сердца. Там препарат в капельнице кончился, а может она рукой неудачно шевельнула. Короче, сестринская небрежность. Ну живучая, гад, страшное дело. Представляешь, в лестничный пролет с пятого этажа и просто пару переломов.
- А где ты была? Где ты действительно была? - хмуро спросила Инна, понимая, что рабство у заведующего будет продолжаться ещё неизвестно сколько.
- Трахалась, - Ирочка тряхнула жесткими волосами и вызывающе уставилась на тетку. - Мне же замуж надо выходить... За презервативом он сбегал, не волнуйся...
- О боже, Ира, - Инна Константиновна не знала как правильно отреагировать и решила промолчать, вписаться в паузу, в конечном итоге свой главный разговор с Ирочкой она начнет не со смерти бомжихи... Нет, совсем нет. - А какая плохая.
- Твоя клиентка умерла от передозировки инсулина , - племянница посмотрела на тетку восторженно, вопросительно и напряженно. - С твоей подачи, что ли ? Или тоже небрежность? Ну, теть Ин, колись немедленно. Будем тебе алиби шить. Меня заведующий вызывал - расспрашивал.
Инна Константиновна оттолкнула племянницу и на негнущихся ногах пошла в ванную.
- А бомжиха - то, бомжиха жила по тому же адресу, что и твоя Анька, крикнула вслед Ирочка. - Я её выписку смотрела. Слышь
Григоренко все слышала, и ничего не понимала. Она просто не знала, что ей теперь делать и не вменят ли ей в вину этот несчастный инсулин, и не оставила ли она каких-нибудь догадок, наводок мыслишек относительно своей нелепой подобострастной дружбы с Анной. И зачем это заведующий так интересовался? Ведь гораздо логичнее было бы предположить, что Анна Семеновна решила устроить себе кому, потому что жить ей просто надоело.
Ах, как она потом жалела, что поддалась эмоциональному порыву и не продумала свое поведение спокойно и логически. Зачем - то вылетела из квартиры, поймала частника и понеслась в ирочкину больницу. А тогда радовалась, что застала лоснящегося доктора, что успела с ним договорится, что они оба были заинтересованы в сокрытии факта этой торговли. Он, вытирая жирные руки о нечистый белый халат, сказал: "Меня не интересует ваша мотивация. Я хочу остаться в стороне. Мы с вами не знакомы, вместе не работали ничего не знаю и знать не хочу." На этих словах в мозги поступило просветление, Инна Константиновна гордо выпрямилась и заявила:" Очень жаль, что вас это не интересует. Я могла бы с вами поделиться. Секретами своего мастерства. Иногда бывает очень полезно."
Заведующий ирочкиным отделением и за полминуты похудел на пару килограммов. Инна с удовлетворением отметила его бледность, запавшие щеки и провалившиеся прямо в голову глаза. Она усмехнулась и подумала, что может заказывать себе значок :Хочешь стать стройным? Спроси у меня как!"
- Я прошу вас оставить меня в покое, я вас не знаю, - он пытался чеканить слова и казаться смелым, на самом деле проглатывал буквы и был насмерть напуган.
- Так давайте познакомимся, - Инна Константиновна вальяжно расположилась на хорошем кожаном стуле. - Ну?
Она и в самом деле призабыла как это чудо медицины кличут по отчеству и была не против немного поиграть в триллер. В тот момент, мужчину можно было бы брать тепленьким и вести под венец, но зачем Ирочке такой неуравновешенный трус, который не может правильно распоряжаться своими знаниями о жизни и смерти.
Из больницы Инна Константиновна вышла с гордо поднятой головой. А теперь жалела, страшно жалела о своем визите туда. Потому что расценить его можно было как угодно. Как угодно прокуратуре. И кто бы мог подумать, что эта бездомная Крылова способна создать такую огромную бурю в стакане воды. Вчера, когда она утихомиривала Танечку, появившуюся на кафедре в роли собственной тени, Инна Константиновна поняла, что вся эта борьба за кресло президента не сойдет ей с рук. Просто так - не сойдет.
А потому сегодня, с самого утра она ждала неприятностей . И совершенно не представляла, как будет из всего выпутываться. Отключить телефон? Уехать на огород, гордо именуемый фазендой? Взять больничный? Или нанести упреждающий удар по прокуратуре: так мол и так, я продавала ей лекарства, услышала о причине смерти, теперь волнуюсь... Нет, прокуратура - это глупости. Какой идиот предложит себя на растерзание властям в качестве свидетеля? Только тот, кто не хочет выступить в амплуа убийцы. "Продавал" и "волнуюсь" - это версия для дураков. Но, кажется умные там не работают.
Рискнуть?
Инна Константиновна с ненавистью посмотрела на птичку, примостившуюся на её подоконнике. "Если они свили здесь гнездо, неприятности будут у меня каждый день", - подумала она и решительно взялась за швабру - главное орудие горожан в борьбе с ласточкиными поселениями. Она была настроена вырезать всю семью, вздумавшую вдруг расплодиться на её территории ещё и на зиму глядя. Она распахнула окно и уставившись на землю с высоты девятого этажа почувствовала, как у неё останавливается сердце. Право слово, все эти приметы - такие пустяки, из-за которых не стоит укорачивать себе жизнь. Себе не стоит, а другому можно. Должны же быть у неё заступники, пусть кто-то ляжет на амбразуру и все объяснит. Этот солнечный день Инна Константиновна хотела пересидеть в тени. Инна немного подумала и из всех возможных кандидатов на защиту её чести и достоинства выбрала Мишина, которого совсем недавно подсиживала и ненавидела. "Ведь он мой непосредственный начальник. Даже не мой, а наш. Вот пусть и отдувается. Пока его не заменю."
Инна Константиновна сменила швабру на телефон и нервно нажала заученные на память кнопки. минут пять у Мишина было занято. За это время Инна успела передумать и решиться вновь.
- Да, - голос Мишина был глухим и далеким. Вялым, как обычно. Григоренко даже немного рассердилась.
- Инна Константиновна на проводе, - представилась она и дала начальнику время, чтобы осознать важность предстоящего разговора.
- Рад, что вы на месте и не скрываетесь, - сообщил тот.
- В чем дело? Что случилось, - у Инны прихватило живот т тревожно напряглись волосы. Еще минута и она готова была бежать прочь из этой дурацкой страны.
- Случилось, случилось, - по-стариковски выдохнул Владимир Сергеевич. - Умотали вы меня, девочки. Совсем умотали. Пойдите-ка расскажите сами все, что знаете. Не ждите особого приглашения.
Пот скопился над верхней губой и норовил создать во рту серьезное нарушение кислотно - щелочного баланса. Инне снова стало страшно. Она лихорадочно пыталась выяснить, кто же это на неё так стукнул, но молчала, предпочитая повышенную тревожность прямому обвинению в убийстве.
- Куда пойти, Владимир Сергеевич? - как можно спокойнее спросила она.
- Да в прокуратуру, куда же еще. Нас всех рано или поздно пригласят. Так давайте проявим сознательность, а потом на ректорате я так и доложу. Наши преступники, хоть и ошибаются, но сдаются властям самостоятельно, не принуждая налогоплательщиков тратить на это деньги. Пусть нам хоть в чем-то будет плюс? Согласны?
- Я не в чем не виновата, твердо сказала Инна.
- Тем более, так и доложите. Я вас прошу, не ждите вы анонимок. На нашей беде многие карьеристы ещё погреют руки. А если вы это нечаянно, то тем более не надо бояться. В жизни бывает всякое, - философски заключил он, а Инна Константиновна подумала, что ещё не встречала людей, способных нечаянно подменить флакон с лекарством, предполагая, что это может повлечь за собой смертельный исход. Ах, если бы все окружающие эту ситуацию люди были такими же простодушными как Мишин.
- Дело в том, Владимир Сергеевич, что этот наш контакт на почве внеакадемических отношений должен был стать последним, - таинственно закрутила Инна, рассчитывая, что разговоры кафедры могут уже просушиваться.
- Нет, ну в больницу сходить надо. Это даже не по-человечески как-то...
- На профосмотр? - нервно спросила Инна, понимая, что шефа как всегда занесло.
- Это плохая. злая, и неуместная шутка. Не ожидал, - спокойно констатировал подполковник и вдруг заорал нечеловеческим командным голосом. - Не сметь издеваться, марш в больницу к Татьяне, просить прощения, а потом бегом в прокуратуру. Только вы на нашей кафедре способны довести человека до того, чтобы он сунул шею в петлю или сиганул с моста. Наделали, вот и разбирайтесь, - он резко замолчал и тихо добавил. - все вам конкуренция какая-то снится. Эх вы!
- Но я ничего не делала, - пролепетала совершенно сбитая с толку Инна Константиновна, понимая, что каким-то образом её сейчас выведут на чистую воду.
- Все. Решайте свои проблемы с законом. Получите там справку о том, что вас можно допускать к студентам и немедленно прибудьте на замену. А то, как помирать, так вас полно, а как работать я один.
- Кто-то ещё умер? - осторожно спросила Инна.
- Пока нет. Но она в больнице в тяжелом состоянии. Ни туда ни сюда, понимаете ли. Ладно, выполняйте.
Мишин дал отбой и команду оружие к бою, а потому считал свою миссию выполненной. Инна Константиновна нервно потерла виски. Тучи над городом стали, в воздухе пахло грозой. Но в прокуратуру сходить можно. Сказать нам всем шеф велел пойти сдаться, так что не по своей воле, а по воле пославшей мя жены. Инна Константиновна попыталась, уже в который раз, осмыслить ситуацию. Что-то не нравилось, что-то настораживало. Но главное, приходилось признать, что за ней следят, или это просто шизофрения. Причем - в эпидемической форме. Шизофрения, больница, стоп - вот оно. Почему весть об инсулине в дом принесла Ирочка? Что это - провокация через глупенькую девочку, просто проверка на вшивость или сотрудничество старшего с правоохранительными органами. Нет, не может быть. Девочка просто защищалась, пытаясь свести свою неудачу на дежурстве до минимума, она просто защищалась, и нечаянно, ненарочно задела цель. Попала.
Что же - от случайностей никто не застрахован. А вот с галлюцинирующей дурой - лаборанткой действительно вышла промашка. Господи, какие мы все нервные, но живучие. Инна нервно хрустнула пальцами и подалась всем телом за дребезжащим телефоном.
- Григоренко, - четко отрапортовала она.
- Тошкин, старший следователь городской прокуратуры. Нам надо задать несколько вам вопросов. Если вас не затруднит - сегодня. Если нет - пришлем повестку.
- Вещи брать? - строго спросила Инна Константиновна.
- Если вы с признанием, то конечно. Не задерживайтесь, - сухо ответил собеседник.
Париж стоит мессы - так кажется. Ничего, сейчас уже известны случаи, когда в депутаты баллотируются прямо из тюрьмы. Там много хороших богатых людей. Там тоже можно жить и сражаться за кафедру.
Но признания - нет. Никто не дождется признания от Инны Константиновны. Не на таковскую напали. Она взяла свой старенький дипломат и аккуратно уложила в него бумаги по диссертации, калькулятор, две шариковые ручки и толстую тетрадь для записей. В случае задержания по подозрению на трое суток работой она обеспечила себя вполне. А там будет видно.
Через пол часа Инна Константиновна уже сидела в кабинете у Тошкина и нервно слизывая холодный пот, которым так богата сегодня её верхняя губа путано, но почему-то честно рассказывала, как все собственно произошло: и об инсулине, и о злобной анонимке на Крылову, и о Танечке - лаборантке.
Тошкин смотрел на неё участливо и удивленно. Такого жениха для Ирочки Инна Константиновна хотела всегда.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
- Прошу прощения, пресса, - сказал Максим, презрительно улыбаясь.
- Я Приглашал тебя в номер? - Чаплинский легко подтянул ноги к груди и обнял руками колени. Он бы сел на корточки - здесь можно, но в мягкой, усердно устланной японской материей кровати это было крайне неудобно. - Я звал тебя, Максим? Нет или я стал таким старым и доступным, что меня не ждут даже в квартале красных фонарей? - Наум Леонидович не любил просыпаться вдруг, а уж тем более не любил, когда лозунгом нового дня становились средства массовой информации.
- Мне выйти? - Максим попытался изобразить струнку, но она вяло вытекла из позвоночника, оставляя место только для шарниров. - Извините. Мальчик ударился об молчание и аккуратно подсунул газеты под ноги не выспавшемуся диссиденту.
- Всего лишь, - ухмыльнулся Чаплинский и потянулся за очками. - Всего лишь. Я - то уж подумал - обложили.
Максим задержался в дверях, как бы ожидая дальнейших указаний. А в сущности ему просто было любопытно. Утрется еврейская диаспора провинциальными страстями или все-таки отмоется. И как непрост было был этот Чаплинский, а кое-какие соображения по этому поводу Максим уже наработал и изложил в докладной, кто-то здесь оказался гораздо хитрее него. Чувство большого местного патриотизма охватило его до такой степени, что задумка нового полотна "сеятель раздора "обрела реальные черты выставочной композиции.
- Иди, - выдохнул Чаплинский с удивлением уставившись на заголовок. Иди , я пока почитаю.
- Есть, - Максим щелкнул кроссовками осторожно прикрыл за собой дверь номера. Но на всякий случай присел тут же, рядом на дежурный кожаный стульчик.
На первой полосе газеты, которая явно гордилась призывно красным названием "Рекламный экспресс" и не обращала внимания на недостатки полиграфического исполнения было скромно помещен заголовок "Месть - это блюдо, которое подают холодным. Господин Ч. предпочитает бомбы. Читайте информацию нашего автора на седьмой странице". Наум хмыкнул и на всякий случай налил себе водки - помирать, так с музыкой. Или как говорили раньше его друзья по расшатыванию системы - с утра не выпил - день пропал. На седьмой странице между яростным призывом покупать унитазы у фирм "Мастер Вася" и тут же худеть от лекарственного чая "доктор Саша" Чаплинский обнаружил маленькую заметку, которая сообщала, что в городе находится опасный маниакально настроенный приезжий, который сводит с народом старые счеты с помощью бейсбольной биты и хитроумных лекарственных средств типа бальзама Битнера, а в случае отказа пострадавших принимать его правила игры подкладывает оным бомбу под саму дверь их жилища. Автор предлагал "сдвинуть наши ряды и не употреблять ничего ни внутрь ни снаружи, не посоветовавшись со службой информации МВД области". Наум Чаплинский перечитал заметку ещё раз , пытаясь увидеть в ней глубокий скрытый смысл так неудачно вынесенный на первую полосу. Странное дело - но никакого подвоха, кроме обычных выбрыков общества потребителей он почему - то здесь не нашел...
Но может быть он просто слишком долго не был в этой стране.
- Максим! - зычно крикнул Наум, напоминая себе свою славную худую и крикливую жену Галит. - Максим! - с кем поведешься от того и наберешься, страсть по шумному образу жизни снова давала о себе знать.
- Это что? - спросил Наум, когда Максим аккуратно подпер своим телом дверной косяк . - Это та пресса, которой ты морочил мне голову все утро? Так чтоб ты знал я не пью бальзам Битнера и не играю в бейсбол!
- Это предупреждение , - вяло отозвался продвинутый в вопросах интриг телохранитель. - Дальше последуют условия...
- Какие условия? А если я не соглашусь? то что? Что? - Науму было даже смешно. Нелепая пачкающая руки газетенка претендовала на лавры Нью-Йорк таймс.
- Да вы не волнуйтесь. Сейчас позвонят и все скажут. А бомба это здорово. По - народнически, - одобрил позицию шефа он.
- Бред, - констатировал Чаплинский и тяжело покидая належанную постель направился в ванную.
- А может это любовь? - спросил ему прямо в спину Максим, предпочитая из деликатности сохранять пионерское расстояние.
- В смысле..., - начал было Чаплинский не оборачиваясь.
- В смысле ваша Крылова. А что, есть другая? Ну вы даете...
- Вон отсюда, щенок, - взвизгнул Чаплинский и завертелся на месте, как ужаленный сразу в несколько уязвимых мест. Он терпеть не мог всякого хамства и панибратства. Он и так слишком со многим смирился в этой затюканной родине. Он и так очень страдает без протертых супчиков, которые ему там в сущности там, в Израиле, надоели до черта. Но лезть в душу! Вон! Я сказал , чтобы духу твоего...
В незапертую дверь номера негромко постучали и длинный жесткий нос портье пересек границы частного владения: "Наум Леонидович! К вам посетители. Из мэрии. Будите принимать? Или что им сказать? Или пусть подождут?"
Чаплинский с ненавистью посмотрел на Максима и тот, понимая немой вопрос, утвердительно кивнул." Значит уже условия, интересно. - пробормотал Чаплинский и милостиво разрешил посетителям ждать 30 минут". Наум теперь уже вежливо попросил Максима выйти. Ему нужно было подумать. Потому что где-то он все-таки проволокся, если это, конечно, банальный шантаж. Хотя кто шляпу украл, тот и тетку пришил. Если бы это дразнилась Крылова, она звонила бы первая, а так - великосветски приехали. И из самой мерии, которая, видимо, газетенку эту и субсидировала. Что же - в Израиле тоже были такие издания - для пятерых читателей, включая редакцию, шантажиста и жертву.
Жизнь хороша. Только больно. И коротко. По утрам особенно плохо. Но теперь Наум уже не боялся стать наркоманом. Такие мучения не могут вызывать ни зависимости ни привыкания. По большому счету - просто не успеют. Он сделал себе инъекцию и подумал о шприце. Выбросить? Спрятать в чемодане ? Или тут все уже давно и хорошо посмотрели любимые сердцу соглядатаи?
А впрочем, ничего страшного - все мы живем на свободе до тех пор, пока есть дело, которое надо закончить. Наум вздохнул и потер ладонями виски. Еще пять минут, и он будет как новенький.
В холле гостиницы дружно нудились большие люди, старые знакомые, просто молодцы. Сливятин и Федоров старались не смотреть друг на друга. Они нервно ждали пожевывая "орбит", без которого в приличное иностранное общество идти было стыдно. Почему-то запах перегара за границей считался несолидным. А насколько Нема уже стал иностранцем никто из них не знал.
Вопреки собственному предубеждению против родной техники Наум спустился в лифте. Ему просто неохота было передвигать ногами и рассчитывать в случае чего на этого слишком проницательного Максима.
- Привет, - сказал Чаплинский сидящим и предоставил свою пухлую руку для неопределенных братских пожатий.
- Есть дело, - с места в карьер начал Сливятин. - Надо поговорить.
- Слушаю, - Наум сделал большие умные глаза, и дурносмех Федоров хмыкнул. Он всегда был таким - покажи пальчик или юбку и он забудет, как его зовут. Но только двоечник может точно знать, как сделать другого отличником. С этим правилом Нема был согласен. Почему бы и нет. Руководителю важно быть академиком, а умником - совсем не обязательно. Сливятин не принял игривого тона и жестко добавил: "Нема, мы все свои люди. И мы знаем, зачем ты приехал "Чаплинский не смог приостановить неожиданный полет собственных бровей и обескураженно покачал головой." Видимо времена полицейского режима для этой страны не минуют никогда."
- Поехали, ребятки, поехали. Посидим, покушаем, обмозгуем, как нам теперь быть дальше. Чего тут стоять. Пол проломим, - Федоров приобнял Сливятина и попробовал прикоснуться к Науму, который резко отстранился и предпочел, практически инстинктивно, остаться со странным Максимом, по нелепому совпадению также представлявшем полицейское государство. Наум зажмурился и вспомнил карцер, который когда-то так славно обжил, что расставаться с ним было просто не в мочь. Силы небесные, что-то есть в этом привыкании к собственной плетке. Что-то есть .
- Поехали. Согласен. За два часа надо уложиться. Кроме вас, у меня здесь ещё дела.
Сливятин стал белым, как подготовительная стадия его предвыборной программы в отсутствии главного консультанта. Стал белым и судорожно сглотнул слюну.
- Ну, у тебя Нема, и размах. Не ожидал.
- Да я сам от себя не ожидал, - улыбнулся Наум на правах хозяина распахивая перед "ребятами" двери гостиницы.
Когда "жигули" , плавно заурчав, покинули почти английский дворик, взволнованный портье Коля Гребенщиков медленно снял телефонную трубку, немного подумал, набрал номер и с отчаянием ныряльщика произнес:
- Тошкин, началось. То, о чем мы с тобой говорили началось. Клиент вместе с большими людьми проследовал в сторону ресторана "Ледяной дом"
- Откуда ты знаешь, что "Ледяной дом"? Что именно там? - деловито осведомился Тошкин.
- Сын хозяина учится в академии у Федорова. На третьем курсе. Вот уже два с половиной года он сам, его семья, их гости, и даже собаки питаются исключительно у бедного папашки.
- Не бедного, это у него ещё в перспективе, когда сынок в аспирантуру пойдет, ну ладно, что еще?
- Ничего, просто возможны теракты. Но это уже наша задача. Помните, возьмем его в оборот, ты останешься не приделах. Так что - считай тайну тебе государственную продал. Давай быстрее пошевелись.
Коля Гребенщиков положил трубку на рычаг и ощутил очередной приступ раздвоения личности. С одной стороны, он понимал , что поступил мудро; пока он согласует по инстанциям все свои безосновательные предположения , тактично переходящие в обвинения отцов города, безумный честь и хвала ему за это, Тошкин уже сумеет прищучить эту рыбу - фиш. С другой же - нехорошо. И чужими руками жар загребать особенно нехорошо, когда свои собственные так и чешутся поучаствовать.
В "Ледяном доме", как и было сказано, Федорова ждал отдельный столик. Если бы хозяин заведения несколько лет назад знал , каким завидным аппетитом отличаются вузовские работники, он предпочел бы, чтобы его чадо навсегда осталось неграмотным. Теперь - потерянно было уже гораздо больше, тем более, что мальчик научился внятно произносить мудрые слова "консалтиноговая стоимость" и "мультимедийный компьютер". По всему выходило, что дармовая еда того стоила. Правда, недавно сын сказал, что его программа - максимум - стать президентом. Лучше в штатах. Вах, такие дела. Только на приличную машину накопил ребенку - теперь вот на кресло надо откладывать. Ну да ладно - лишь бы семью не опозорил, а там глядишь - наш человек на американских долларах. Хорошо! Хорошо! Только если б Федоров ещё меньше народу к нему таскал было бы совсем хорошо.
Наум сел за столик и, стараясь унять нервную дрожь, оценил достойный дизайн заведения, где все было просто, удобно и добротно. Так выглядели шашлычные в хороших грузинских домах Тель-Авива.
Федоров торжественно кивнул и на столе появились закуски, которые и лучшие годы нормальному желудку нельзя. Перец висел над блюдами как смог над Лондоном. Наум бурно расчихался и позволил себе налить рюмку водки, понимая что мечтал о ней уже несколько минут.
- Ну что же, - снова Начал Сливятин. - Мы все поняли, Нема. Скажи, что мы можем для тебя сделать и давай расстанемся по-хорошему.
Чаплинский выпил по-европейски самостоятельно и с удивлением обнаружил, что старые друзья, несмотря на какую-то информацию о нем, его же и боялись. Это вселяло надежду.
- Ничего мне от вас не надо, - тихо сказал он.
- Но нам надо, - выкрикнул Стасик.
- Помолчи, дружок, Сливятин небрежно подвинул локоть Федорову, чем и прекратил фонтан красноречия.
- Наум, нам как нормальным людям не нужна правда, - тихо сказал Сливятин.
- Федоров, покосившись на официанта налил себе полный стакан водки и неторопливо, со знанием дела отправил в рот.
"Три глотка", сосчитал Чаплинский, начиная тяготиться обществом старых друзей, которых он и раньше не подозревал в больших аналитических способностях, а уж теперь - после дурацкого нестрашного, небрежно выполненного намека в газетенке не боялся совершенно.
- Я подумаю, - вежливо сказал он, глядя на сухую, но крепкую руку Сливятина.
Острое чувство зависти по поводу чужого здоровья вдруг накатило и выплеснулось наружу.
- А знаете, ребята, гулять так гулять. Что Федоров, страшно признаться, как ты на меня в КГБ стучал? А тебе Сливятин не стыдно было девку ко мне в койку подкладывать?
- И легла? - с любопытством осведомился начальник всей приватизации, истинный лесоруб - в лесу о бабах, с бабами о лесе.
- Не твое дело, но шмон я вам обещаю. Вместо кредитов и всего прочего - большой хозяйский шмон. Тебе, дураку, мало было, что я тебя с днем рождения поздравлял? И что забыл сказать, какой ты второгодник - заочник, светило экономической мысли. Да плевать я на вас хотел, если вы и знаете что-то . Плевать !
Ушки Сливятина мигом оказались на макушке , он быстренько определил себя в дурни и решил немедленно подстирнуть грязненькое бельишко Наума. Тем более, что человек сам признался, вот тогда и разговор будет другой - баш на баш. А не так, как сегодня: "Не говори миленький, как мы булочки с привоза воровали.
- Ну добренько. Вот и устрой. До выборов ещё далеко, расстроится. Так что ты говоришь тебя тут держит? - Сливятин с наслаждением посмотрел , как лицо Наума стало сначала розовым. а потом пунцовым. - Какая краля зацепила? Да накрепко так. Слушай, не от встречи ли с тобой наша Анька руки на себя наложила? Стасик, не спи. Тут у нас такой сюжетик нарисовывается.
Стасик Федоров опрокинул в себя ещё один стаканчик водки и продемонстрировал все симптомы русской болезни, которая в медицинских кругах называется алкоголизмом. Глаза его налились кровью , а незанятые руки сложились в приличных размеров кулаки.
- Ах ты выродок, рожа твоя жидовская, да мы за Аньку, - он лихо схватил Наума за лысину, пытаясь приблизить его лоб для поцелуя. - Ах вы иноверцы, инородцы, Россию продали. Ах вы черномазые, ах вы черножопые, причитал Федоров, понимая, что рука почему-то соскальзывает с того места, где у Наума должны были быть волосы.
Общественно - ресторанное оцепенение длилось всего несколько секунд, за которые Стасик успел ещё выпить, Нема приготовился к следующей атаке, хозяин подскочить к столику, а Максим просто снять пистолет с предохранителя.
Следующие три фразы прозвучали одновременно. Не надо так, дарагой", недобро сверкнув глазами, попросил хозяин заведения." Руки за голову!" фальцетом выкрикнул Максим. "Вечно ты все испортишь, Федоров", - сквозь зубы процедил Сливятин.
Но... Или мы не герои? И море нем не по колено? И кто здесь, в конце концов начальник, кормилец и отец родной? Федоров согласился, что руки Наума должны лежать за головой, стремительно вскочил со стула, навернув Максима бутылкой по голове и отмахиваясь от выстрела, как от надоевшей мухи, схватил Чаплинского за горло. Исполняя все эти движения в стремительном танце проснувшегося медведя он не переставал повторять:" Рожи ваши черножопые, хари ваши черномазые, идите вы к своему жидовскому аллаху...
- Держись, брат, - выкрикнул хозяин ресторана, чье почтение перед источником знания лопнуло под наплывом оскорбленной н национальной гордости. - Держись. брат, - с этими словами худенький мусульманин шмыгнул в кухню за ножом для разделки мяса.
Когда он вернулся, Федоров и Чаплинский неистово катались по полу, безжалостно мутузя друг друга. Сливятин пристально наблюдал за Максимом, который, обретя уверенность и пистолет никак не мог правильно прицелиться. Хозяин ресторана бесстрашно бросился в гущу событий и быстро оказался сидящим на Федорове и прижимающим к его шее окровавленный бараниной нож.
- Сдавайся, гад, - проскрежетал он. - Сдавайся, зарежу! Слышишь - не щучу, а?!
Федоров на удивление покорно оставил Наума и тихо сел за столик, махнув на Максима рукой: "Спрячь ты эту штуку, видишь - нервничаю. Все. Накатило и отпустило . Все, сказал же" - он виновато зыркнул на Сливятина, сделавшего каменное лицо "я тебя не знаю и знать не желаю".
- Эй, брат, ты как? - заботливо спросил хозяин, укладываясь н на пол рядом с Наумом.
- Отлично! Порядок. Честно. Я давно так не отдыхал, - Чаплинский тихо засмеялся.
- Правильно смеешься, - согласился хозяин и вскочил на ноги. - Я Джагоев, Анвар, а вообще - Митя.
- Я - Чаплинский , Наум. Нема, - бывший диссидент тоже поднялся с пола и пожал крепкую руку хорошего "черномазого повара". Для полноты картины здесь не хватало Билла Клинтона с фотоаппаратом. Сливятин с недоверием посмотрел на эти иудейско - мусульманские объятия и наконец понял , зачем русских пускают в Израиль. Только они, великие и пьяные могут навеки и кровью скрепить арабо - еврейскую дружбу.
- Все сказали, ребята? - ласково спросил Наум, приготавливая очередную приятную неожиданность в виде ноты в МИД. - Максим - плохой охранник, но хороший свидетель. А в качестве доказательства я приложу газетную статью. Шантаж, дебош и оскорбление при исполнении. Полный набор. И что теперь стоят ваши знания?
- Ничего, извините господа, - подавившись этим словом к столику подошел старший следователь городской прокуратуры Тошкин. - Их знания не стоят ничего Но нам с вами надо поговорить. Если хотите, поедем на вашей машине, - Дмитрий Савельевич невольно улыбнулся, представляя как будет запихивать большого гостя в переполненный трамвай. О головомойке которую устроит ему шеф за самодеятельность в присутствии городских властей, он решил подумать завтра.
- Максим, это арест? - осторожно спросил помятый Чаплинский. Охранник виновато и неуверенно кивнул.
- А сюда, пожалуйста, наряд милиции. Распустились совсем, - нагло заявил Сливятин указывая тонким синим пальцем на лицо кавказской национальности, которое только что чуть не сделало шашлык из Стасика Федорова.
Не советую, - отчеканил Тошкин. - Не советую, - ещё раз сказал он, пристально глядя в пьяные глаза пострадавшего скандалиста.
- Разберемся, свободны, - с достоинством ответил Сливятин, понимая, что шанс получить еврейские деньги на некоторое время становится приоритетом силовых структур.
- Давайте сразу сядем сзади, - предложил Тошкин с ужасом ожидая требования предъявить ордер или разрешение на прикосновение к неприкасаемой личности. Но переполненный впечатлениями Наум был относительно спокоен. Он хитро прищурил глаза и спросил : "Побег исключен?" Тошкин слабо кивнул и дал команду трогаться... Максим исполнительно выжал газ, опозорившись в ресторане, он все же помнил, что играть надо в государственной команде.
Дмитрий Савельевич устало вздохнул и в который раз за этот день назло, но грубо выругался в адрес Нади. Ее способности создать криминальную ситуацию мог бы позавидовать даже Аль Капоне. По большому счету на её совесть можно было бы смело повесить несколько трупов. И что обидно, не поморщившись, прекрасно внесла бы этот груз. Хорошо, что у неё иногда включаются мозги. Напуганная бомбой, она созналась, что в разговоре с Чаплинским упомянула о тайном знании, которое есть у неё самой и у Танечки - лаборантки. Случайно ли девушка именно в этот же день занялась прыжками в воду ? И в чем бы ни каялась Инна Константиновна - рука Массада чувствовалась и в её путанном рассказе и в этих, теперь уже ясно не случайных совпадениях.
На месте надиного редактора , Тошкин давно бы избавился от этой мины незамедлительного действия. Пять минут ума и сутки похмелья. Ей явно тяжело даются практические занятия по жизни в интеллектуальных рамках. Что это за дикий лепет о бомбисте Ч., что за месть кота Леопольда и его товарищей? Что ещё там она нарыла, когда пообещала равнодушному городу продолжения? Надя так активно ищет бандитской пули, что похоже, окончательно впала в депрессию. Ей надо забрать Аньку и срочно родить Саньку. И никаких проблем на целых два года... Ну почти на два года.
Хорошо, что теперь, когда Чаплинский находится во власти прокуратуры это исчадие общественной энергии находится в относительной безопасности. Хотя на свободе ещё много других объектов Чаплинского. И если сращение преступного иностранного синдиката с отцами города все-таки состоялось, Надя снова может попасть в список нежелательных свидетелей.
- По лестнице на второй этаж и направо, - хмуро сказал Тошкин, стыдясь обветшалого здания, с лопнувшей штукатуркой снаружи и вздувшимся линолеумом внутри. - Сюда, пожалуйста, - он открыл дверь своего кабинета и жестом пригласил Чаплинского садиться.
- Я буду присутствовать, - заявил несколько обескураженный давнишним поведением Максим.
- Пожалуйста, - равнодушно ответил Дмитрий Савельевич, понимая, что все одно - двум смертям не бывать. а одной как ни не миновать. - Пожалуйста .
Чаплинский спокойно оглядел кабинет, мысленно поздравляя себя с возвращением к пройденному и спокойно развалившись на скрипнувшем стуле, заложил ногу за ногу. Поза вызывающей невиновности удалась ему на славу. Тошкин предусмотрительно втянул голову в плечи, но уже состоявшийся прыжок с парашюта прервать было физически невозможно.
- Ну что же, слушаю вас внимательно. Кстати, спасибо, вы погасили в зародыше возможность моего некорректного поведения, - Наум Леонидович чуть церемонно блеснул лысиной и внимательно посмотрел на Тошкина. - Слушаю вас.
Дима не знал, что сказать. Понимая, что перед ним сидит преступник, а может просто - классический маньяк, он продолжал видеть кругленького человечка с мелкими темными глазами, в которых скопилась, а теперь блистала вся боль еврейского народа. Сам Тошкин выглядел как мужчина, зазывавший женщину на кофе, и предлагающий ей именно кофе, и ничего больше.
- Ну? - Чаплинский нетерпеливо дернул носком туфли, не представляя, как раздражало Дмитрия Савельевича это панибратское хамское нуканье.
- Вы зачем сюда приехали? - жестко спроси л он, не поднимая глаз
- Этот вопрос вы задаете всем пассажирам поезда номер 10? - Наум сощурил глаза и приготовился к сицилианской защите.
- Нет, но ответ на этот вопрос мог бы многое прояснить. И тогда не пришлось задавать другие. Но раз вы настаиваете, то пожалуйста. В день вашего приезда в тяжелом состоянии в больницу была доставлена Раиса Погорелова, алкоголичка, уборщица и безвредная, в сущности женщина, которая в реанимации скончалась. Вы виделись с ней? Что вы делали у дома Анны Смирнягиной, которая назначала вам встречу? Знаете ли вы, что Раиса Погорелова проживала в том же доме? Нам стало известно, что вы до отъезда в столицу поддерживали дружеские отношения с погибшей Смирнягиной, а также с Татьяной Ивановной Заболотной, свидетелем встречи с которой был и ваш покорный слуга. И, наконец, почти последнее - почему, узнав о каких-то женских тайнах, носителем которых была Ильина, вы попытались тут же избавиться от девушки, причем весьма примитивным, но на дилетантский взгляд естественным методом? - Дима боялся остановиться, не желая, чтобы его прерывали и монотонно перечислял свои предположения, на подтверждение которых они с Колей Гребенщиковым потратили практически всю ночь. Особенно хороши были их визиты в архив, в адресный стол, а также к декану математического факультета, на котором имел честь учиться Чаплинский.
- Не перебивайте. Это ещё не все, - Дмитрий Савельевич сделал предостерегающий жест курортника, пытающегося разгладить солнечные пятна. Это ещё не все. Сегодняшняя встреча со Сливятиным, поиски контактов с прессой, наконец Аслан Нодарбеков. Что это, господин Чаплинский? Вы приехали сюда сводить счеты? С кем? С женщинами, которые вас не любили? Или все гораздо сложнее? А теперь по порядку. Давайте займемся вашим алиби на первые два дня визита и на вчерашний вечер. Так будет проще.
Максим заерзал на стуле и отметил, что лоб Чаплинского покрыла крупная испарина. Из ярко бордового поросенка он превратился в приведение без моторчика и каких-либо признаков жизни. Он, казалось, вовсе не дышал.
- Наум Леонидович, - нервно вскрикнул Максим. - Вам плохо? - он сделал рывок в сторону дважды пострадавшего от властей Чаплинского, но был остановлен жестким взглядом маленьких темных глаз.
- Кто такая Ильина? - хрипло пробормотал Чаплинский.
- Значит, по всем другим эпизодам незнакомых имен названо не было? обрадовался Тишкин и прислушался к мягкому журчанию диктофона, изъятого у Нади для её же собственной безопасности. - Вы могли и не знать её фамилии. Не тот размах Танечка...
- Танечка?... - Наум натужно удивился, достал чистый клетчатый платок и легонько промокнул белое холодное лицо.
- Танечка. Вам о ней поведала Крылова, - последние два слова Тошкин сказал так ядовито, что Максим с интересом посмотрел на молодого прокурора, который, оказывается тоже влип по самые уши. - Видите ли, вы сделаете все, что хотели, а потом просто уедете, и глухари на токовищах будут долго биться грудью до крови. Очень может быть, что я ничего не докажу, не успею вас задержать официальным образом, но предотвратить новую жертву - мой долг. Это я сно, - Тошкин вдруг смутился, поймав себя на телесериальном мышлении. Но другого уже долгие годы никому не выдавали. - Давайте, Наум Леонидович, давайте по алиби. Итак, в вечер приезда...
- Я поехал в гостиницу. Максим? - Чаплинский обернулся и в призывно приказном порядке посмотрел на охранника. Тот неуверенно кивнул, и эта растерянность не ускользнула от проницательного Тошкина.
- Предположим, так и было, - согласился он. - Дальше. На следующий день. Вы получили записку и совершили вояж по городу.
- С заездом на кладбище, - грустно заметил Чаплинский
- Да, и в дом, где проживали Погорелова и Смирнягина. Что вы там делали? Что?
- Я не был у Анны. Я не был у нее, - спокойно и жестко ответил Наум Леонидович, пытаясь унять боль в желудке. Принимать лекарство здесь - это было выше норм, выработанных союзом заключенных в далекие, не известные этому мальчику семидесятые. Я не был. Максим? Ну?
Охранник упорно молчал, рассматривая замысловатые разводы, оставленные на полу уборщицей. У него сегодня был плохой день, в котором вся ситуация и способность быстро принимать решения, постоянно выходили из под контроля разума.
- Ну что же вы, Максим Игоревич? Вас ждут - Тошкин ласково, даже елейно растягивал слова, получая удовольствие от того, что есть ещё люди для которых дружба дружбой, а служба службой. - Вы же были на работе в конце концов. Или вам назвать адрес? Красноармейская, 24, четырехэтажное строение, окруженное девятиэтажками. Ну?
- Мы были там, - опустив голову пробормотал Максим. Тошкин облегченно вздохнул, надеясь, что какая-то часть головы теперь удержится на месте. Вот он - свидетель обвинения.
- Оба? - осторожно уточнил прокурор. - В квартиру тоже оба заходили?
- Нет. Я остался в машине. Он был один. О квартире ничего не знаю. Но полтора часа я ждал, уже начал волноваться, выскочил из машины, он был в подъезде. Один.
- Наум Леонидович? - Тишкин внимательно посмотрел на подозреваемого и теперь уже достаточно четко представил себе как эти короткие руки тряслись и покрывались липким потом, как они подкладывали бедной женщине то, что стало для неё ядом.
- Я не был там! Разговор в таком тоне уже не имеет для меня смысла, Чаплинский собрал волю в кулак и решительно шел в отказ. Не привыкать стать.
- Там были ещё свидетели, - работая по системе "сгорел сарай, гори и хата" выкрикнул вдруг Максим. - сначала баба, то есть тетка, то есть женщина. Потом парень. Они могли его видеть. И опознать. Я её на похоронах видел. Бабу ту.
- В гробу? - спросил Наум Леонидович, не желая больше ни с кем церемониться.
- В живую. Вы на неё смотрели. Вот, - Максим опустил голову, и обиженно засопел. Еще вчера он казался себе сильным, умным и добрым... А выяснилось...
И все же - зачем? Тошкин уже чувствовал себя комиссаром Мэгрэ, чутким проницательным героем французской и международной преступности. - Ведь можно все доказать. Давайте попробуем честно, а?
- Мусор ты мусор, - жалостно выдохнул Чаплинский. - Нет у тебя на меня ничего. Нет. Найдешь - другой разговор, а без санкции прокурора, извините, дорогой. Не получится. Может сам забреду на огонек, а так - не взыщи. Эй, чудо - юдо, вставай, убивать - грабить пойдем. В долю тебя возьму, Чаплинский погладил Максима по голове и пребольно толкнул в бок. Счастливо оставаться, Тошкин.
- Подождите. А кирпич, а взрыв в академии. Подождите! - взвился Тошкин и тоскливо посмотрел на Надин диктофон.
Чаплинский невозмутимо взял Максима за ухо и в таком состоянии вывел из кабинета. И даже не хлопнул дверью. Максим не сопротивлялся и только когда пожилая гардеробщица жалобно ойкнула :" Да отпусти ты сыночка, что уж теперь. Раньше надо было воспитывать", Наум разжал пальцы и перевел дыхание. Боль не отпускала, но стала такой всеобъемлющей, что воспринималась как обычная часть существования. Наум молча сел в машину, и на виноватый вопрос Максима: "Куда едем?", жестко ответил: "Танечку добивать!"
Он сухо назвал адрес и жестко скомандовал: "Стоять и из машины не выходить".
Он смертельно болел и смертельно устал, нельзя же вести себя как мальчишке на первом свидании. Дело должно быть сделано, иначе зачем весь этот сопливый визит, который, наверное и не мог не стать коварным. Бедный Федоров, Чаплинский усмехнулся, вспоминая его разбитую физиономию и резко нажал кнопку звонка.
- Что ? - раздался тревожный голос из-за двери. Хорошо, что перед глазами все ещё стоял Федоров, Наум оказывается слишком нервничал, и очень боялся.
- Таня, это я, - в горле пересохло, а голова стала такой же тяжелой, как желудок. Уже никому и ничего он не сделает больше... Или.
Дверь приоткрылась и больные испуганные глаза Тани ярко осветили ту прошлую, уже не всамделишную жизнь.
- Нам надо поговорить, - Наум опустил руку в карман и оперся плечом на косяк.
- Уже поздно, - одними губами прошептала Таня. - Уже поздно, прости, она попыталась захлопнуть дверь.
- Нет. Нет, - процедил Наум и повертел перед её носом сложенной вчетверо бумажкой. На лестничной площадке повисло тяжелое молчание и воздух наполнился чем-то таким, что Тане стало трудно дышать. Очень трудно дышать...
- Уже очень поздно, - прошептала она, что в этот раз, наверное, она умирает по-настоящему.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Ничего нового. Я, как обычно, хуже всех. Хорошо, хоть бомба была настоящая. Кто-то удосужился помочь мне не прослыть маниакальной идиоткой. Но Тошкин - зверь. Закрыть дома такую чудесницу, когда она уже почти что достигла понимания происходящего.
О, если бы он сразу сообщил о том, что я свободна. О если бы я рискнула дернуть из окна. На глазах у предусмотрительных родителей, которые так в меня не верят, что установили и подъезда дежурство. О, если была лавочке сидел папа, какую бы история я спела бы ему, какую бы географию выдала. Он ведь с детства привык вдумчиво отвечать на все мои вопросы. Его можно отвлечь - или политикой, или футболом, или страшной историей о собственном моральном падении. Да, я даже бы пожертвовала репутацией. Что такого? А папа бы схватился за голову, потом за ремень и ринулся бы в подъезд... Но на лавочке дежурила мама, которая только и знала, что передавала мне оладушки, котлетки и борщик. Группа поддержки из соседей, младшего медицинского состава и просто проезжающих зевак соорудила веревочную лестницу и активно выполняла мамины команды: "Не пролейте, не уроните, не остудите девочка не любит холодное.
При таком скоплении народа я не рисковала подойти к окну, чтобы не разочаровать публику. Представляю, как повеселился бы местный мидл - класс, обнаружив, что голодная и запертая девочка уже имеет несколько седых волос, склонность к полноте и богатый послужной список ухажеров, ни один из которых, вот подлецы, даже не удосужился подъехать и узнать, все ли со мной в порядке.
Меня - то мамочка спасла. А Танечку - нет. Всего полдня. Те полдня, когда она вышла наконец на работу в надежде все мне рассказать. И кто-то так сильно покусился на её жизнь и простенькие навязанные другой женщине знания, что решил не терять времени даром. Похоже, что этот "кто-то" знал о том, что я заперта очень надежно. Тошкин, Тошкин.
А может быть она сама? И Анна - сама? И бомжиха - сама? Хорошие у нас в стране женщины. Они так готовы пройти на помощь мужчинам и во всем облегчить им существование, что даже из жизни уходят по первому призыву, в индивидуальном порядке и без посторонней помощи. Неужели в городе объявлено тайное соревнование: кто быстрее и красивее оставит этот мир? Представить себе Танечку, сигающую головой с моста было трудно. Потому что утонуть в нашей реке можно только захлебнувшись мазутом, фекалиями и прочими экологическими трудностями. Кроме того, всякая падаль лежит на дне так плотно, что каждый следующий желающий - уже лишний. Она обязательно должна выжить. Декомпрессионный перелом шейных позвонков - это пустяк, ушиб мозга - вот что хуже. Мы проходили это по медицине. Я даже могла бы оказать ей первую помощь - положить голову на валик или валик на голову? и - не трогать до приезда врачей. Папа сказал: "Организм молодой, здоровый, может быть рассосется". Да, травма головы - не беременность, никаких неожиданных появлений на свет за собой не влечет. Но Танечка должна выжить.
Иначе как я буду объяснять всем желающим, что шла выбрасывать шприц и флакон, что не специально надевала на себя дурацкий наряд и что не делала, не делала Анне Семеновне эту дурацкую смертельную инъекцию. Тем более врач сказал, что я - не виновата. Не виновата.
Только отчего Таня пряталась? И почему пришла? Наступило запоздалое раскаяние или , наоборот, прозрение? Для женщины её лет, что-то очень быстро. Мы склонны открывать глаза на мир, когда гормоны устают настраивать организм на поглощение самцов. Постель и интеллект - это вещи несовместимые. По себе знаю. А был ли у Танечки молодой человек? Ведь должен. У нас хорошая демографическая ситуация. На каждую особь женского пола приходится полторы - мужского. И ничего, что кроме половых признаков эти полтора землекопа не имеют больше никаких притягательных черт. Статистика - вещь серьезная. И пусть даже я оттянула на себя несколько лишних мужчин, не положенных мне по закону, но ведь есть в конце концов и естественная убыль претенденток - некоторые замужем, некоторые - любят и ждут. Так что у Танечки обязательно должен был быть жених! Парень, мальчик. То есть - некто.
И если меня не убьет мой редактор, то я могу считать себя полностью оправданной, главное, спасенной. Если не убьет.
Ну кто знал, что я так боюсь замкнутого пространства, что сразу начинают мстить. Теперь вот уверена - Гитлера годами держали в чулане, а для профилактики - потом - он сам себя там держал. Стены оказывается так сильно давят на мозги, что кроме глупостей они уже ничего не могут выродить. У меня клаустрофобия собственной квартиры. Потому что в других я могу сидеть часами и ничего. Но ведь в других не надо убирать, стирать, готовить и выносить мусор, а также складывать разбросанную одежду и хотя бы раз в неделю очищать пепельницы. В чужих квартирах можно весело гадить, а это значит, что времени на дурацкие планы просто не остается. Покажется ли такое объяснение убедительным моему Владимиру Игнатьевичу, потому, что статейка о злонамеренном маньяке получилась какая-то из-за кустовая, нелепая и напоминающая тонкий голос Моськи, впервые увидевшей слона. Надо было или бить наотмашь, или не писать совсем. И причем здесь бальзам Битнера, кроме того, что его тоже для поддержания боевого духа передала мне мамочка, дежурившая на лавочке. Получилось, что маньяк - не заклеймен, но предупрежден, а читатели, так просто сбиты с толку. Единственная радость, что мой уважаемый шеф купил себе "форда" (с ударением на последнем слоге у нас так модно, потому что - пренебрежительно и антикапиталистически) и теоретически его можно подмазать машинным маслом, которое так часто рекламируют по телевидению, что некоторые домохозяйки жарят на нем бифштексы для своих мужей - автомобилисто - гаражефанатов. Я бы, конечно, запаслась билетами в цирк, но Игорь Кио уже уехал, а кошечек наш главный на дух не переносит. Когда-то его жена принесла в дом перса, который справлял свои естественные надобности исключительно в гранки или оригинал макет любимой газеты. Ну, думаю все - таки маслом отделаюсь.
- Здравствуйте, Владимир Иванович, - пролепетала я, аккуратненько заглядывая в его кабинет, который учитывая "форда" мог уж выглядеть и посолиднее. - Что у меня там с работой? Какие-нибудь заказы поступали?
Не подставляться же мне сразу с извинениями. Может он вообще не читал моего опуса. А заказы - святое. Появилось великое множество идиотов, которые хотят получить свой гороскоп из моих честных рук. Когда я была богатой, то брезговала этим гнусным враньем на личном уровне. Но голод - не тетка, ничем не накормит, а если кто сам обманываться рад - то пожалуйста.
- Надя, а что это? - спросил он так нежно и ласково, что спина мигом напряглась и решила сымитировать нечто среднее между радикулитом и коленоприклоненным прошением пощады. Что это, Надя?
- Реклама мыльных пузырей: трое за одно. Шампунь. А что - я плохо придумала? Не только чистит и укладывает волосы, но и позволяет детям хорошенько развлечься в отсутствие родителей. Я пробовала - пузырь получается размером с телевизор, - да, мое невинное мигание глазом, здесь пока что не проходит.
- Мне звонил Сливятин, - угрожающе заметил шеф.
- Мне тоже, - призналась я. Газетчики вообще, люди подневольные. Хочешь жить - пой на власть. А не лай. Чем дальше от центра вселенной, тем эфемернее становится понятие "свобода слова". Закон джунглей, где каждая лиана в родстве с гиббоном.
- Он в недоумении. Некоторые товарищи считают, что статья сделана по его заказу, - Владимир Игнатьевич поднял на меня свои светлые глаза и перестал мигать, предоставляя мне одной справляться с этим нелегким занятием.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги