Возвращение в джунгли

I НА ПАРОХОДЕ

– Magnifique! – вырвалось восклицание у графини де Куд.

– Что такое? – удивился граф, обернувшись к молодой жене. – Что приводит вас в восхищение? – И граф повел взглядом вокруг.

– О, пустяки, дорогой мой, – ответила графиня, и краска залила ей лицо, на котором и до того играл румянец. – Я только вспомнила умопомрачительные нью-йоркские «небоскребы», как их там называют, – и хорошенькая графиня глубже откинулась в удобном кресле и снова взялась за журнал, который только что «из-за пустяков» уронила на колени.

Муж снова зарылся в книгу, не преминув, однако, кротко изумиться в душе, что, спустя три дня после отъезда из Нью-Йорка, графиня вдруг прониклась восхищением перед теми самыми зданиями, которые недавно называла безобразными.

Вскоре граф опустил книгу.

– Скучно, Ольга, – сказал он. – Я думаю поискать товарищей по несчастью и предложить им сыграть в карты.

– Вы не особенно любезны, мой супруг, – отозвалась, улыбаясь, молодая женщина. – Но я прощаю вам, потому что и мне все надоело. Ступайте, займитесь вашими скучными картами.

Когда он ушел, она исподтишка бросила взгляд в сторону высокого молодого человека, лениво развалившегося в кресле невдалеке.

– Magnifique! – снова шепнула она.

Графине Ольге де Куд двадцать лет. Ее мужу – сорок. Она жена верная и честная, но в выборе мужа ей не пришлось принимать никакого участия, а потому весьма вероятно, что она не питает безумной любви к мужу, который дан ей судьбой и волей титулованного отца – знатного русского барина. Однако, из того, что у нее вырвалось одобрительное восклицание при виде великолепного молодого чужестранца, – еще не следует, что она мысленно предала мужа. Она восторгалась, как восторгалась бы прекрасным экземпляром любого вида. К тому же молодой человек бесспорно привлекал внимание.

Пока она рассматривала его профиль, он встал и ушел с палубы. Графиня де Куд подозвала проходившего мимо лакея.

– Кто этот господин? – спросила она.

– Он записан под именем г. Тарзана из Африки, сударыня, – отвечал тот.

– Владение довольно обширное, – подумала молодая женщина, и любопытство разгорелось в ней еще сильней.

По дороге в курительную комнату, у самых дверей, Тарзан поравнялся с двумя мужчинами, которые о чем-то оживленно шептались. Он не обратил бы на них никакого внимания, если бы не виноватый взгляд, который один из них бросил в его сторону. Они напомнили ему мелодраматических злодеев, которых он видел на парижских сценах. Оба были смуглые, темноволосые, а взгляды, которыми они обменивались исподтишка, видимо о чем-то сговариваясь, еще более довершали сходство.

Тарзан вошел в курительную и разыскал себе кресло немного в стороне от других. Ему не хотелось разговаривать, и, потягивая маленькими глотками свой абсент, он с грустью мысленно возвращался к только что пережитым дням. И снова и снова спрашивал себя – разумно ли он поступил, отказавшись от своих прав в пользу человека, которому ничем не обязан. Не ради Вильяма Сесиля Клейтона, лорда Грейстока, он отрекся от своего происхождения. А ради женщины, которую любят они оба – и он, и Клейтон, и которая по странному капризу судьбы досталась Клейтону, а не ему.

Она любит его, Тарзана, и поэтому примириться еще трудней, но все-таки он знает, что не мог бы поступить иначе, чем поступил тогда, вечером, на маленькой железнодорожной станции в глубине Висконсинских лесов. Важнее всего для него – ее счастье, а из краткого своего знакомства с цивилизацией и цивилизованными людьми он вынес убеждение, что без денег и известного положения жизнь кажется большинству из них невыносимой.

У Джэн Портер с детства было и то, и другое, и если бы Тарзан отнял их теперь у ее будущего мужа, она несомненно была бы несчастна. Тарзану ни на минуту не приходила в голову мысль, что она могла бы отказаться от Клейтона, если бы тот лишился титула и поместий. Верный и честный по природе, он не сомневался в том, что и другим присущи эти качества. И в данном случае он не ошибался. Ничто не могло бы связать сильнее Джэн Портер с Клейтоном, как если бы на последнего обрушилось несчастье.

От прошлого мысли Тарзана обратились к будущему. Он старался с удовольствием думать о возвращении в джунгли, где родился и вырос, – в жестокие, коварные джунгли, в которых провел двадцать лет из двадцати двух. Но кто будет рад ему там, когда он вернется? Никто. Разве Тантор-слон останется ему другом. Все остальные будут убегать от него или преследовать его, как делали когда-то.

Даже обезьяны его собственного племени вряд ли протянут ему руку дружбы.

Цивилизация пока немного дала Тарзану, но она научила его искать общества себе подобных и испытывать искреннее удовольствие от тепла товарищеского общения. И жизнь, лишенная такого общения, уже казалась ему страшной. Ему было трудно представить себе мир, в котором у него не было бы ни единого друга, ни одного живого существа, говорящего на тех новых языках, которые Тарзан так полюбил. Вот почему Тарзан не находил облегчения в мыслях о том будущем, которое сам себе уготовил.

Погруженный в свои мысли, с папиросой в зубах, он сидел в своем углу, как вдруг его взгляд упал на зеркало, висевшее напротив него и отражавшее стол, за которым четверо мужчин играли в карты. В это время один из играющих поднялся, собираясь уходить, и подошел другой, с вежливым поклоном, по-видимому, предлагая занять освободившееся место, чтобы игра могла продолжаться. Это был один из тех двоих людей, которых Тарзан видел шептавшимися у дверей курительной, – тот, что поменьше ростом.

Это обстоятельство немного заинтересовало Тарзана, и, продолжая раздумывать о будущем, он начал следить, глядя в зеркало, за группой у стола, позади него. Из всех играющих, Тарзан знал по имени только одного игрока, графа Рауля де Куд, на которого чрезмерно внимательный лакей указал ему как на своего рода знаменитость – человека, занимающего высокий пост во французском военном министерстве. Граф сидел напротив только что примкнувшего к игре пассажира.

Вдруг отражающаяся в зеркале картина сильно привлекла внимание Тарзана. Вошел второй заговорщик и стал за креслом графа. Тарзан видел, как он, обернувшись, украдкой оглядел комнату, но не достаточно всмотрелся в зеркало и не заметил в нем внимательных глаз Тарзана. Украдкой он вытащил что-то из кармана, что именно, Тарзан не мог разглядеть: рука закрывала вынутый предмет.

Рука медленно приблизилась к графу и бесшумно опустила в карман его сюртука то, что держала. Человек не тронулся с места, продолжая смотреть в карты французу. Изумленный Тарзан, весь внимание, старался не пропустить ни одной подробности.

Минут десять игра продолжалась по-прежнему, пока граф не выиграл крупную ставку у недавно присоединившегося партнера; тогда – Тарзан это ясно видел – человек, стоявший позади графа, кивнул своему сообщнику. Тот тотчас встал, указывая пальцем на графа.

– Если бы я знал, что этот господин – профессиональный шулер, я не дал бы вовлечь себя в игру, – заявил он. В один миг граф и два других игрока были на ногах. У графа лицо побледнело.

– Что это значит, сэр? – крикнул он. – Знаете ли вы, с кем говорите?

– Я знаю, что я говорю – ив последний раз – с человеком, плутующим в карты.

Граф перегнулся через стол и ладонью ударил говорящего по губам. Их окружили.

– Тут недоразумение, сэр, – кричал один из игроков. – Ведь это же граф де Куд, из Франции.

– Если я ошибся, – заявил обвинитель, – я охотно принесу извинения. Но пусть сначала господин граф объяснит – что это за карты он опустил к себе в карман.

Тут человек, который на глазах Тарзана положил карты в карман графа, попытался выскользнуть из комнаты, но, к великому своему неудовольствию, увидел, что в дверях стоит высокий сероглазый незнакомец.

– Pardon? – сказал этот человек, стараясь обойти Тарзана.

– Подождите, – отвечал Тарзан.

– Но почему? – задорно воскликнул тот. – Разрешите мне пройти!

– Погодите! – повторил Тарзан. – Мне думается, что вы можете кое-что разъяснить.

Молодец потерял терпение и, пробормотав сквозь зубы проклятие, попробовал оттолкнуть Тарзана. Человек-обезьяна только улыбнулся и, повернув верзилу, схватил его за шиворот и потащил к столу, не обращая внимания на его проклятия, удары и старания вырваться. В первый раз Николай Роков имел дело с мускулами, благодаря которым их обладатель вышел победителем из стычек с Нумой-львом и с Теркозом – гигантской обезьяной-самцом.

Человек, бросивший де Куду обвинение, и два другие игрока вопросительно глядели на графа. Другие пассажиры столпились вокруг, ожидая разъяснения.

– Этот человек сошел с ума, – говорил граф. – Джентльмены, прошу вас, обыщите меня.

– Обвинение смехотворно, – сказал один из игроков.

– Стоит вам только засунуть руку в карман сюртука графа, и вы убедитесь, что обвинение правильное, – настаивал негодяй и, так как остальные не решались, он сделал шаг по направлению к графу, – ну что же, я сам это проделаю, раз вы не хотите.

– Нет, – возразил де Куд. – Обыскать себя я позволю только джентльмену.

– Бесполезно обыскивать графа. Карты у него в кармане. Я сам видел, как они были положены туда.

Все обернулись с удивлением в сторону говорящего – молодого человека крупного телосложения, держащего за шиворот выбивающегося пленника.

– Тут заговор, – сердито крикнул де Куд. – У меня нет никаких карт, – и с этими словами он опустил руку в карман. Мертвая тишина воцарилась на мгновенье. Граф мертвенно побледнел и медленно вынул руку, в которой были три карты.

Он обвел всех взглядом, полным немого ужаса, и мало-помалу краска обиды залила ему лицо. Сострадание и презрение читалось в чертах людей, присутствующих при обесчещении мужчины.

– Это заговор, мсье, – говорил сероглазый незнакомец. – Джентльмены, – продолжал он, – господин граф не знал, что у него в кармане есть карты. Они были положены туда без его ведома, во время игры. С того места, где я сидел, вон в том кресле, я в зеркало видел все происходящее. Вот этот господин, которому я сейчас помешал скрыться, положил карты в карман графа.

Де Куд перевел глаза с Тарзана на человека, которого тот держал.

– Бог мой! Николай! – воскликнул он. – Вы?

Потом, обернувшись к своему обвинителю, он пристально всмотрелся в него.

– А вас, сударь, я не узнал без бороды. Это сильно меняет вас, Павлов. Теперь мне все понятно. Все ясно, господа.

– Что же нам делать с ними, мсье? – спросил Тарзан. – Не передать ли их капитану?

– Нет, друг мой, – заторопился граф. – Это дело личное, и я прошу вас ничего не предпринимать. Достаточно того, что я очищен от подозрения. Чем меньше мы будем иметь дело с этими типами, тем лучше. Но как мне благодарить вас за вашу огромную услугу? Позвольте мне передать вам мою карточку, и если когда-нибудь я смогу быть вам полезен, помните, что я в вашем распоряжении.

Тарзан отпустил Рокова, быстро вышедшего из курительной вместе со своим сообщником. В дверях Роков обернулся к Тарзану:

– Мсье будет не раз иметь случай пожалеть, что впутался в чужое дело.

Тарзан улыбнулся и, поклонившись графу, протянул ему свою карточку. Граф прочел:

– Г. Тарзан, – сказал он, – вы в самом деле должны пожалеть, что помогли мне, потому что вы навлекли на себя ненависть двух самых отъявленных негодяев Европы, могу вас уверить. Избегайте их, мсье, как только возможно.

– Дорогой граф, – отвечал Тарзан со спокойной улыбкой, – я знавал более страшных и внушающих ужас врагов, но и сейчас я жив и невредим. Я думаю, что этим двум никогда не удастся причинить мне зло.

– Будем надеяться, мсье. Но не повредит, если вы будете настороже и будете помнить хотя бы, что с сегодняшнего дня у вас есть враг, который ничего не забывает, никогда не прощает, и что в его отравленном злобой мозгу вечно зарождаются планы новых жестокостей против тех, кто в чем-нибудь помешал ему или чем-нибудь оскорбил. Дьявол – милый проказник по сравнению с Николаем Роковым.

В этот вечер, войдя к себе в комнату, Тарзан нашел на полу записку, подсунутую, очевидно, под дверь.

Развернув ее, он прочел:

Злая усмешка заиграла на минуту на губах у Тарзана, но он сейчас же перестал думать о происшедшем и лег спать.

В одной из соседних кают графиня де Куд говорила со своим мужем.

– Почему вы так мрачны, дорогой Рауль? – спрашивала она, – весь вечер вы были очень удручены. Что вас беспокоит?

– Ольга, Николай здесь, на пароходе. Вы этого не знали?

– Николай! – воскликнула она. – Но это невозможно, Рауль, не может быть. Он сидит в тюрьме в Германии.

– Я и сам так думал до сегодняшнего дня, пока не увидел его и того другого негодяя – Павлова. Ольга, я не могу дольше выносить его преследований. Не могу, даже ради вас. Рано или поздно я передам его властям. Я даже на половину решился уже рассказать обо всем капитану до того, как мы подойдем к берегу. На французском пароходе мне ничего не стоило бы, Ольга, выполнить эту роль Немезиды.

– Ах, нет, Рауль! – с этим восклицанием графиня опустилась на колени перед мужем, сидевшим на диване с опущенной головой. – Не делай этого. Вспомни, ты обещал мне. Скажи, что ты этого не сделаешь. Не пугай меня, Рауль.

Де Куд взял обеими руками руки жены и некоторое время молча смотрел в ее побледневшее расстроенное лицо, словно стараясь прочесть на нем, почему она, в сущности, защищает этого человека.

– Пусть будет так, как ты хочешь, Ольга, – наконец сказал он. – Я не понимаю. Он потерял всякое право на твою верность, любовь, уважение. Он постоянно угрожает твоей жизни и чести, жизни и чести твоего мужа. Будем надеяться, что ты никогда не пожалеешь о том, что защищаешь его.

– Мне кажется, Рауль, – резко перебила она его, – что я ненавижу его не меньше, чем ты, но… кровь гуще воды…

– Я не прочь был бы сегодня исследовать состав его крови, – проворчал де Куд свирепо. – Они определенно старались запятнать мою честь, Ольга, – и он рассказал ей все, что произошло в курительной комнате.

– Если бы не этот незнакомец, их замысел имел бы успех. Кто поверил бы мне на слово, раз карты, оказавшиеся при мне, говорили против меня? Я уж и сам готов был усомниться в себе, когда этот г. Тарзан притащил к столу вашего драгоценного Николая и разъяснил всю их трусливую махинацию.

– Г. Тарзан? – переспросила явно удивленная графиня.

– Да. Вы знаете его, Ольга?

– Я видела его. Лакей как-то показал его мне.

– Я не знал, что он так известен.

Ольга де Куд перевела разговор на другие темы. Она вдруг поняла, что не так просто объяснить, почему лакей показал ей г. Тарзана. Возможно, что она чуть-чуть покраснела: граф, ее муж, смотрел на нее со странно ироническим выражением. – Ах, – подумала она, – нечистая совесть всюду находит пищу для подозрений.