Возвращение в Парадайз

Глава 8

Остаток дня до вечера я провожу дома за компом, переписываясь с редакторами блога. Наверное, у сторонников теорий заговора по субботам выходной, так как и СТРАЖ, и другой редактор под ником ЛЕТУН оба в сети и желают поболтать. ЛЕТУН кажется классным, хотя он с гораздо большим скепсисом относится к тем вопросам, которые мы обсуждаем со СТРАЖЕМ. Что, по-моему, не так уж и плохо— порой мне кажется, что нашей компашке необходим хотя бы один разумный человек, чтобы не дать нам окончательно спятить.

Оказывается, СТРАЖ позвонил по номеру, который дала мне агент Уолкер, и попал на ту же голосовую почту, но сообщение не оставил. Спустя пару минут ему перезвонили, несмотря на то, что он специально скрыл свой номер. СТРАЖ, будучи не из тех, кто станет упускать такой шанс, ответил. На него сразу начали наседать, откуда у него этот номер, но СТРАЖ держался как ни в чем не бывало и гнул своё про то, что он в курсе происходящего в Парадайз, и потребовал позвать начальство.

В конце концов, к телефону подошел агент ФБР по фамилии Парди.

По словам СТРАЖА, Парди тот еще твердолобый кретин— он нереально бесился и порывался бросить трубку, пока СТРАЖ не упомянул, что знает о могах, чем, очевидно, привлек внимание агента. Только к этому моменту СТРАЖ уже потерял интерес к разговору, а Парди так и не сказал ему ни капли из того, о чем известно или неизвестно ФБР.

ЛЕТУН считает, что это еще ничего не значит, но я думаю иначе: раз этот агент понял, о чем говорил СТРАЖ, то это доказывает, что ФБР известно о том, что на самом деле здесь происходит.

Вопрос только в том, как много они знают и кому пытаются помочь.

Мы чатимся еще несколько часов, пытаясь нарыть на Парди что-нибудь еще, но все, что нам удается найти, это фотография мужика, стоящего на заднем плане какой-то правительственной церемонии и смахивающего на свинью. В этом нет ничего интересного. Вот абсолютно.

Телефон непрерывно гудит от сообщений моих товарищей по команде, которые зависают у Алекса, и чем дальше тянется время, тем больше в них опечаток. В конце концов, когда я чувствую, что мой мозг уже настолько забит всякими правительственными тайнами и полусформированными выводами, что, кажется, будто они вот-вот просто потекут у меня из ушей, я сдаюсь и направляюсь к ребятам. Отец расплывается в улыбке, когда узнает, что я отправляюсь к Алексу, чтобы потусоваться с друзьями.

— Приятно видеть, что ты выбираешься из дому и снова становишься старшеклассником, — говорит он. — А-то я уж испугался, что ты превращаешься в какого-то отшельника.

Пожимаю плечами и выдавливаю смешок, затем удаляюсь, пока этот разговор зашел слишком далеко. Уже переступая порог, слышу, как он кричит мне:

— Я запер твой пикап своим. Если хочешь, просто возьми мой, — он кидает мне свои ключи.

— По рукам, — говорю я. Отцовский пикап (он любит ездить на нем вне службы, когда хочет отдохнуть от патрульной тачки)совсем небольшой и с одноместной кабиной. В сущности, кусок говна, но ехать мне недалеко.

Всю дорогу я внимательно всматриваюсь в зеркало на предмет хвоста, но никого не вижу. К тому же, от дома бабушки до Алекса я добираюсь по проселочным дорогам, которые настолько скрыты, насколько это вообще возможно в Парадайз.

Я подумываю, не позвонить ли Саре, узнать, вдруг она захочет тоже пойти, но и так ясно, что она ответит отказом. Особенно с тех пор, как ФБР стало ее пасти. (А стало бы ФБР париться ради ареста кучки малолетних выпивох?). К тому же, я достаточно хорошо знаю парней, чтобы предположить, что они начнут трепаться либо обо мне и Саре, либо о ней и Джоне, а последнее, что ей сейчас нужно, это чтобы над ней ржала толпа пьяных футболистов.

Как и ожидалось, у Алекса уже все порядком надрались. Тут собралась половина нашей команды, и на какое-то время создается ощущение, что эта суббота такая же, как и многие другие за последние пару лет. Однако все те несколько часов, что я там провожу, я потягиваю одно и тоже теплое пиво, просто, чтобы на всякий случай оставаться в твердом уме. А поскольку стакан у меня красный и пластиковый, и я частенько делаю вид, будто отхлебываю, никто так и не замечает, что я ни разу не доливал себе пива.

Когда уже становится довольно поздно, я выскальзываю прочь к отцовскому пикапу. Даже не удосуживаюсь попрощаться со всеми, ведь завтра утром никто и не вспомнит, во сколько я ушел, и мне пришлют сообщение или даже пару с жалобами на похмелье или с вопросом, нормально ли я добрался до дома. Собираясь завести пикап, я замечаю несколько дополнительных ключей в отцовской связке. Один от нашего старого дома. Второй от дома бабушки. И еще пара с прорезиненными верхушками— ключи от полицейского участка.

Волосы на затылке встают дыбом, когда я осознаю, какие это означает возможности.

Из рассказов отца выходит, что по сути ФБР работает внутри школы. А значит, в это время суток в участке находится лишь пара офицеров. Может, еще несколько агентов. Но я отлично там ориентируюсь. Если б мне удалось туда проскочить, я бы наверняка придумал, как прокрасться мимо стола дежурного и пробраться в кабинет отца, где, по идее, должны храниться всякие документы. Даже если ФБР все выгребло, там все равно должны были остаться первоначальные отчеты— что бы в ту ночь ни увидели мой отец и его офицеры, приехав на место.

Если б мне удалось раздобыть хотя бы некоторые из них, возможно, они бы смогли пролить свет на ход расследования.

Я еду к полицейскому участку, пока не успел себя отговорить.