Ночь спускалась на Лихолесье, но при свете костра было не темнее чем днём. Орчанки уже уложили спать шаловливых орчат в неказистые шалаши. Взрослые орки, эльфы, люди, хоббиты, гномы и нидинг всё ещё сидели у костра и думали каждый о своём.
Амрод обдумывал собственную теорию о роли человеческого фактора. Маэлнор сочинял очередную песню о дружбе народов. Беарнас ругал про себя валаров, которые стравливают братьев.
«Как хорошо, что рядом мудрые эльфы, — думал Бродо. — Без них пришлось бы самому шевелить мозгами, как бедному Бильбо, когда он спасал в этом легендарном лесу гномов. А так можно расслабиться и помечтать. Пусть планы обсуждают бессмертные, не зря же Эру дал им мудрость».
Ромашка, как и всякая порядочная хоббитянка, знала, что уже пора спать. Но, как и всякая порядочная хоббитянка, она не могла заснуть в таком жутком месте.
Сати и Шуршак, вероятно, думали об одном и том же, так как стоило только объэльфевшему орку предложить прогуляться под луной, как девушка сразу согласилась.
— Только далеко не уходите, Лихолесье всё же, — напутствовал их Моторин.
— Слушай, — шепнул ему Малыш. — Всё это, конечно, хорошо: там, дружба, любовь, пиво опять же. Меня одно беспокоит: если мы с гоблинами помиримся, то кого ж мы рубить будем?
— Ох, и не говори, почтенный! — поддержал его сородич.
Арагволд грустно посмотрел вслед Сати и подумал: «Вот женщины! Только что пылала ко мне любовью, хотела ехать на одном коне и на тебе! Нет, всё же я люблю Кэшту!!!»
В душе Утэра бушевали чёрная зависть и нестерпимая обида. Променять его, писаного красавца, и на кого — на безобразного орка!!!
Карлсон был тут как тут:
— Смотри, Утэр, упустишь своё счастье! Вон сидит отличная девочка, в темноте она не так уж безобразна, а поцелуешь раз, и вообще красавицей станет!
Эти слова только подливали масла в огонь. В Утэре боролись неутолённая похоть, ущемлённая гордость и отвращение к гоблинам. Наконец он не выдержал:
— Шушара, пошли в кусты, я хочу открыть тебе тайну моего сердца!