Вперёд, Дживз!

ГЛАВА 8. Как уладить дело Фредди?

— Дживз, — сказал я. Дело было вечером, и я только что вернулся домой из клуба. — Я не хочу тебе мешать.

— Нет, сэр?

— Но я хочу с тобой поговорить.

— Да, сэр?

Он выпрямился и застыл в позе почтительного ожидания, бросив упаковывать чемодан предметами первой необходимости, которые должны были понадобиться мне на морском курорте.

— Дживз, — сказал я, — один мой приятель попал в весьма затруднительное положение.

— Вот как, сэр?

— Ты знаешь мистера Булливана?

— Да, сэр.

— Так вот, сегодня с утра я забежал в «Трутень», чтобы перекусить, и увидел бедолагу в самом тёмном углу курительной комнаты. Он был похож на увядшую осеннюю розу. Сам понимаешь, я удивился дальше некуда. Ты ведь знаешь, какой мистер Булливан весельчак. Душа общества. Без него ни одна вечеринка не обходится.

— Да, сэр.

— Рубаха-парень, и всё такое.

— Совершенно справедливо, сэр.

— Ну вот. Естественно, я расспросил его, что к чему, и он сказал, что в пух и прах разругался со своей невестой. Ты знал, что он был обручён с мисс Элизабет Викерс?

— Да, сэр. Если мне не изменяет память, объявление о помолвке появилось недавно в «Морнинг пост».

— Помолвка расторгнута, Дживз. Он не сказал мне, из-за чего они поскандалили, но факт остается фактом, она выставила его за дверь. Он нигде не может её поймать, она отказывается разговаривать с ним по телефону и отсылает обратно его письма нераспечатанными.

— Тяжёлый случай, сэр.

— Необходимо срочно принять меры, Дживз. Но какие?

— Я затрудняюсь ответить, сэр.

— Ну, для начала я собираюсь захватить его с собой в Мэрвис Бэй. В конце концов он не первый, кого отфутболила любимая девушка. В таких случаях лучше всего переменить обстановку.

— В том, что вы говорите, скрыт большой смысл, сэр.

— Да. Перемена обстановки — самое лучшее лекарство. Я слышал об одном парне. Девушка ему отказала. Парень уехал за границу. Через два месяца девушка прислала ему телеграмму: «Вернись, Мюриель». Парень начал писать ответ и внезапно понял, что забыл её фамилию, после чего он порвал письмо и жил долго и счастливо. Я не удивлюсь, Дживз, если, отдохнув несколько недель в Мэрвис Бэй, Фредди Булливан снова станет самим собой.

— Весьма вероятно, сэр.

— А если он не оправится, я надеюсь, что от свежего морского воздуха и простой пищи тебя осенит какая-нибудь идея и ты придумаешь план, который поможет этим двум влюблённым идиотам помириться.

— Я сделаю всё, что в моих силах, сэр.

— Знаю, Дживз, знаю. Не забудь положить побольше носков.

— Да, сэр.

— И не жалей теннисных рубашек.

— Слушаюсь, сэр.

Я не стал ему больше мешать, и через несколько дней мы уехали в Мэрвис Бэй, где я снял коттедж на июль и август.

Вы когда— нибудь бывали в Мэрвис Бэй? Курорт находится в Дорсетшире, и хотя его нельзя назвать сногсшибательным, в нём есть свои положительные стороны. Целый день вы проводите, купаясь и сидя на песке, а вечером прогуливаетесь по пляжу в обществе комаров. В девять часов вас натирают мазью от ожогов, после чего вы ложитесь спать. Одним словом, простая, здоровая жизнь, которая как нельзя больше подошла Фредди. Когда на небе появлялась луна и ветерок начинал нежно вздыхать в ветвях деревьев, его за уши было не оттащить от пляжа. Он стал самым ручным любимцем комаров. Они ждали его с нетерпением, не обращая внимания на других гуляющих, чтобы в полной мере выказать ему свою любовь, как только он появится на горизонте.

Если говорить честно, старина Фредди сильно меня утомлял. Наверное, нельзя особо придираться к парню, чьё сердце разбито, но, поверьте, трудно жить под одной крышей с человеком, раздавленным обстоятельствами, который демонстрирует своё отчаяние на каждом шагу. Когда Фредди не жевал мундштук трубки, мрачно уставившись в пол, он сидел у фортепьяно и одним пальцем наигрывал «Чижика-пыжика». Ничего, кроме этого, бедолага играть не умел, да и как исполнитель «Чижика-пыжика» тоже не блистал. Обычно после третьего удара по клавише он глубоко задумывался, а затем начинал всё сначала.

Когда однажды я вернулся после купания, он, по своему обыкновению, сидел у фортепьяно, умудряясь извлекать из него ещё более тошнотворные звуки, чем обычно. У меня возникло нехорошее предчувствие, и оно меня не обмануло.

— Берти, — сказал он, выдавливая из клавиш предсмертные крики боли, — я её видел.

— Как?! Ты видел Элизабет Викерс? Не может этого быть. Она в Лондоне.

— Нет. Она здесь. Должно быть, гостит у своих родственников, или ещё где-нибудь. Я ходил сегодня на почту за письмами, и мы столкнулись в дверях.

— И что?

— Ничего. Она даже не посмотрела в мою сторону.

Он ударил по клавише с такой силой, что чуть было не сломал палец.

— Берти, — сказал он, — напрасно ты меня сюда привёз. Я должен уехать.

— Уехать? Не говори глупостей. Я считаю, тебе просто повезло. Это замечательно, что она здесь. Теперь ты в два счёта добьёшься своего.

— Она даже не посмотрела в мою сторону.

— Плевать. Где твой спортивный дух? Покажи ей, на что ты способен.

— Она посмотрела на меня, как на пустое место.

— Тоже плевать. Берись за дело. Раз уж она здесь, ты должен устроить так, чтобы она оказалась перед тобой в долгу. Ты должен добиться, чтобы она благодарила тебя со слезами на глазах. Ты должен…

— С чего это она будет благодарить меня со слезами на глазах?

Я задумался. Несомненно, Фредди вскрыл существо проблемы. На какое-то время я растерялся, если не сказать, почувствовал своё бессилие, но затем меня осенило.

— Ты должен дождаться, когда она будет тонуть, и спасти её.

— Я не умею плавать.

Вот теперь вы познакомились с Фредди Булливаном по-настоящему. Прекрасный парень, но помощи от него не дождёшься, если вы понимаете, что я имею в виду.

Он снова принялся мучить фортепьяно, а я потихоньку улизнул.

Я прогуливался по пляжу и обдумывал сложившуюся ситуацию. Мне, конечно, очень хотелось посоветоваться с Дживзом, но славный малый исчез на весь день. Надеяться на то, что Фредди сам предпримет какие-нибудь шаги, не имело смысла. Поймите меня правильно, я вовсе даже не хочу сказать, что у старины Фредди не было достоинств. Он, к примеру, неплохо играл в поло, и я слышал, о нём говорили как о восходящей звезде бильярда. Но человеком предприимчивым его никак нельзя было назвать.

Итак, я прогуливался по пляжу, обходя камни и напряжённо думая, когда в глаза мне бросилось голубое платье и я увидел девушку, о которой размышлял. Я никогда с ней не встречался, но спальня Фредди была унавожена шестнадцатью её фотографиями, поэтому ошибиться я не мог. Она сидела на пляже и помогала маленькому жирному ребёнку строить песчаный замок. Рядом в шезлонге сидела престарелая женщина с книгой в руках. Я расслышал, как девушка назвала её тётей. Применив дедуктивный метод, я тут же сообразил, что жирный мальчик не мог быть ни кем иным, как её кузеном. Помнится, я подумал, что, будь здесь Фредди, он мгновенно стал бы сюсюкать с малышом, имевшим прямое отношение к предмету его любви, и восхищаться им почём зря. Я этого никогда не смог бы сделать. Пожалуй, мне ещё не доводилось видеть детей, которые вызвали бы во мне более неприятные ощущения. Жир с него, казалось, так и капал.

Закончив строить замок, он заскучал и, недолго думая, разревелся. Девушка, видимо, знавшая мальчика как облупленного, взяла его за руку и подвела к разносчику сластей. Я продолжал прогуливаться.

А теперь мне хочется поговорить немного о самом себе. Все, кто меня знают, скажут вам, что я оболтус. Моя тётя Агата с удовольствием подтвердит это под присягой, так же как мой дядя Перси, да и прочие дражайшие — если вы не возражаете против этого слова — и ближайшие. Я на них не в обиде. Более того, я с ними согласен. Я действительно оболтус. Но — тут я прошу вас сосредоточиться и самым внимательным образом отнестись к следующему моему заявлению — когда от меня перестают ждать любых проявлений интеллектуальной деятельности, когда начинают считать, что я человек не только умственно отсталый, но и во всех отношениях пропащий, на меня вдруг снисходит нечто вроде озарения. Так произошло и на этот раз. Сомневаюсь, что осенившая меня мысль смогла бы прийти в голову одному из дюжины самых толковых типов за всю историю человечества. Возможно, до Наполеона сразу дошло бы, как поступить, но могу поспорить на что угодно, ни Дарвин, ни Шекспир, ни Томас Гарди никогда до такого не додумались бы.

Я шёл по пляжу, возвращаясь домой, когда увидел жирного ребёнка, который сосредоточенно колотил детской лопаткой по медузе. Девушки рядом с ним не было. Тёти рядом с ним не было. По правде говоря, с ним никого не было. План действий созрел у меня мгновенно. Внезапно я понял, как помирить бедолагу с его возлюбленной.

Совершенно очевидно, девушка обожала своего кузена, поэтому я сказал сам себе: если я ненадолго украду этого юного тяжеловеса и Элизабет Викерс, сама не своя от горя, бросится его искать, а в это время Фредди внезапно подойдёт к ней, ведя ребёнка за руку, и расскажет, как он нашел его вдали от дома, и спас ему жизнь, благодарность девушки не будет иметь границ, и она всё ему простит.

Я огляделся по сторонам, схватил ребёнка в охапку и был таков.

Старина Фредди не сразу оценил мои идею по достоинству. Лицо его не озарилось радостью, когда я приволок мальчишку в коттедж и бросил его в гостиной. Проклятый шкет, которому мой план тоже не понравился, тут же разревелся, и Фредди пришёл в ярость.

— Какого чёрта? — спросил он, с отвращением глядя на нашего маленького гостя.

Ребенок издал вопль, от которого задрожали стёкла, и я понял, что пришла пора поменять тактику. Бросившись на кухню, я схватил банку мёда и в мгновение ока вернулся в гостиную. Моя догадка оказалась верной. Он прекратил орать и взялся за дело, сопя и чавкая.

— Ну? — сказал Фредди, когда наступила тишина.

Я объяснил ему, что к чему. Сначала он хмурился, но потом потерял присущий ему похоронный вид и впервые с тех пор, как мы прибыли в Мэрвис Бэй, улыбнулся.

— В этом что-то есть, Берти.

— Верняк, старина.

— Должно сработать, — согласился Фредди. Он отделил ребенка от мёда и увёл его, пробормотав на прощанье. — Должно быть, Элизабет на пляже.

Наконец— то, можно сказать, я почувствовал душевный покой. Я очень любил старину Фредди и искренне радовался, что скоро он вновь обретёт счастье. Я вышел на веранду, уселся в кресло, закурил сигарету и приготовился насладиться жизнью, когда внезапно увидел Фредди, бредущего обратно с ребёнком на руках.

— Привет! — сказал я. — Ты её не нашёл?

Только теперь я заметил, что у бедолаги был такой вид, будто кобыла лягнула его в живот.

— Нет, я её нашёл, — ответил он с горькой усмешкой, о которой так часто пишут в книгах.

— Ну?

Фредди упал в кресло и застонал.

— Это не её кузен, идиот несчастный. Он ей вообще никто, обычный ребёнок, которого она случайно встретила на пляже. Она видела его первый раз в жизни.

— Но она помогала ему строить песчаный замок.

— Что с того? Она даже не знает, как его зовут.

Сейчас очень много пишут о современных девицах. Так вот, если они, не будучи должным образом представлены, строят песчаные замки с мальчиками, которых знают всего пять минут, то всё, что о них говорят, правда. Бесстыдство, вот как я это называю.

Примерно то же самое я попытался объяснить Фредди, но он не стал меня слушать.

— В таком случае, кто этот злосчастный ребёнок? — спросил я.

— Не знаю. 0 боже, ну и влип же я! Слава богу, следующие несколько лет ты проведёшь в Дартмуре за похищение младенца. Эго единственное, что меня утешает. По выходным я буду к тебе приходить и корчить тебе рожи через решётку.

— Расскажи, что стряслось, старина, — попросил я.

Рассказ получился долгим, потому что через слово он высказывал всё, что обо мне думал, но в конце концов я разобрался в сути дела. Девица Элизабет выслушала его с каменным лицом, а затем… она, конечно, не назвала его брехуном в глаза, но дала понять, что он жалкий червь и ничтожество. А потом он ушёл с ребёнком, жалея, что не провалился сквозь землю.

— И учти, — заключил он, — не вздумай впутывать меня в эту историю. Я чист перед законом. Если хочешь, чтобы тебя не упрятали за решётку или, на худой конец, скостили тебе срок, немедленно отправляйся к родителям мальчика и верни им сына, пока за тобой не пришли.

— Кто его родители?

— Понятия не имею.

— Где они живут?

— Понятия не имею.

Ребёнок этого тоже не знал. Исключительно вялый и тупой мальчик. Он признался мне, что отец у него был, но дальше этого дело не пошло. Ему в голову никогда не приходила мысль, что, болтая по вечерам со своим стариком, он мог бы хоть разок спросить его фамилию и адрес. Потеряв примерно десять минут и ничего не добившись, я взял его за руку, и мы отправились, как говорится, куда глаза глядят.

Даю вам честное слово, до тех пор, пока я не ввязался в эту историю, мне было невдомёк, как трудно возвратить сына его родителям. Для меня остается загадкой, каким образом похитители умудряются попадаться. Я обрыскал Мэрвис Бэй вдоль и поперёк, но никто не захотел признать младенца своим. Все без исключения проявляли к нему столь незначительный интерес, что можно было подумать, он приехал сюда один и жил в собственном коттедже. И только когда меня вновь осенило и я обратился к разносчику сластей, мне удалось напасть на след. Продавец, который видел мальчишку по многу раз в день, сказал, что его фамилия Кегворт, а родители его живут в коттедже «Отдых у океана».

Теперь мне осталось только найти «Отдых у океана». И, пройдя «Вид на океан», «Панораму океана», «Океанский бриз», «Коттедж у океана», «Бунгало рядом с океаном», «Приют на океане» и «Океанскую усадьбу», я наконец добрался до цели.

Я постучал в дверь. Мне никто не ответил. Я постучал сильнее. Изнутри до меня донёсся какой-то шум, но никто не вышел. И только я собирался замолотить в дверь по-настоящему, чтобы до обитателей коттеджа наконец дошло, что я не в игры с ними играю, как голос сверху крикнул: «Эй!»

Я поднял голову и увидел в окне второго этажа круглое лицо с седыми бакенбардами к востоку и западу от пухлых розовых щёк.

— Эй! — вновь крикнул обладатель лица. — К нам нельзя войти.

— Я не хочу к вам входить.

— Потому что… никак это Пупсик?

— Я не Пупсик. Вы — мистер Кегворт? Я привёл вашего сына.

— Вижу. Здластвуй, Пупсик, папочка тебя видит, солныско моё.

Я услышал какие-то голоса. Внезапно лицо исчезло и через несколько секунд вновь появилось.

— Эй!

Этот придурок начал действовать мне на нервы.

— Вы здесь живёте? — спросило лицо.

— Я снял коттедж на несколько недель.

— Как вас зовут?

— Вустер.

— Да ну! А как по буквам? Я не расслышал. У-о-р-ч-е-с-т-е-р или В-у-с-т-е-р?

— В-у-с-…

— Я спрашиваю потому, что когда-то был знаком с мисс Вустер. В-у-с…

Мне осточертело разговаривать с ним по буквам.

— Послушайте, может, вы откроете дверь и заберёте своего ребёнка?

— Я не могу открыть дверь. Мисс Вустер, которую я знал, вышла замуж за человека по имени Спенсер. Она случайно не ваша родственница?

— Она — моя тётя Агата. — Я постарался своим презрительным тоном показать ему, что, по моему мнению, он был именно тем придурком, который мог знать мою тётю Агату.

Лицо расплылось в улыбке.

— Это просто замечательно. Мы как раз волновались, что нам делать с Пупсиком. Понимаете, у нас свинка. Моя доченька, Мусик, только что заболела. Нельзя допустить, чтобы Пупсик от неё заразился. Мы сидели и ломали голову, что с ним делать. Нам просто повезло, что вы его нашли. Он удрал от няни. Я бы никогда не доверил его незнакомцу, но вы — другое дело. Я безоговорочно доверяю любому племяннику миссис Спенсер. Вам придется забрать Пупсика к себе. Идеальное решение вопроса. Я написал брату в Лондон, так что через несколько дней, возможно, он у вас его заберёт.

— Возможно?

— Мой брат, естественно, человек занятой, но в любом случае он приедет сюда не позже, чем через неделю. А тем временем Пупсик поживёт у вас. Превосходный план. Очень вам благодарен. Ваша жена будет в восторге от Пупсика.

— У меня нет жены! — взвыл я, но окошко со стуком захлопнулось, словно бакенбарды ущучили пытавшегося удрать микроба и в последнюю секунду отрезали ему путь к отступлению.

Я глубоко вздохнул и дрожащей рукой отёр пот со лба.

— Эй!

Окошко распахнулось, и пакет, весивший не меньше тонны, упал мне на голову и разорвался, как бомба.

— Поймали? — спросило лицо, выглядывая из окна. — Ай-яй-яй, что же вы так? Ладно, ничего страшного. Зайдите к бакалейщику и купите гранулированные чипсы Бейли. Пупсик обожает их на завтрак с молоком. Не со сливками. С молоком. И только Бейли!

Лицо исчезло, и окошко снова захлопнулось. Я немного подождал, но в коттедже всё было тихо, поэтому я взял Пупсика за руку и пошёл домой.

И не успели мы свернуть за поворот дороги, как встретили девицу Элизабет.

— Привет, малыш, — сказала она, увидев ребёнка. — Твой папуля тебя нашёл, да? — Она посмотрела на меня. — Мы с вашим мальчиком играли сегодня на пляже и стали большими друзьями.

Это был конец света. Получив столь сокрушительный удар сразу после разговора с лунатиком в бакенбардах, я настолько растерялся, что она попрощалась со мной и скрылась за горизонтом, прежде чем я пришёл в себя и смог категорически опровергнуть своё отцовство.

Я не ждал, что Фредди запрыгает от радости, увидев меня с ребёнком, но по крайней мере рассчитывал, что он покажет себя мужчиной и проявит спортивный дух, присущий английским джентльменам. Когда мы вошли, он подскочил на месте, с отчаянием уставился на мальчика и обхватил голову руками. Долгое время он молчал, потом его прорвало и в течение нескольких минут мне не удавалось вставить в его речь ни одного слова.

— Ну! — произнёс он напоследок, исчерпав весь запас имеющихся у него ругательств. — Скажи хоть что-нибудь! Великие небеса, почему ты всё время молчишь?

— Если ты хоть на секунду заткнёшься, то всё узнаешь. — И я сообщил ему плохие новости.

— Ну, и что ты собираешься делать? — спросил он. Отрицать, что говорил он раздражённо, было бы глупо.

— А что нам остается делать?

— Нам? В каком это смысле нам? Я не собираюсь нянчить этого прыща. Я возвращаюсь в Лондон.

— Фредди! — вскричал я. — Фредди, старина! — Мой голос дрожал. — Ты ведь не оставишь меня в такую минуту?

— Оставлю.

— Фредди, — сказал я, — ты не можешь бросить друга в беде. Ты должен мне помочь. Разве ты не понимаешь, что этого ребёнка надо раздевать, купать и снова одевать? Неужели ты допустишь, чтобы я остался с ним один на один?

— Дживз тебе поможет.

— Нет, сэр, — сказал Дживз, который в этот момент как раз накрывал на стол. — Боюсь, я вынужден буду устраниться от какого бы то ни было участия в этом деле. — Он говорил почтительно, но твёрдо. — У меня нет никакого опыта в обращении с детьми.

— Самое время его приобрести, — попытался уговорить я упрямого малого.

— Нет, сэр. Мне очень жаль, но я ничем не смогу нам помочь.

— В таком случае, Фредди, ты не имеешь права меня бросить.

— Имею.

— Но Фредди! Одумайся, старина! Мы дружим много лет. К тому же я нравлюсь твоей маме.

— Ничего подобного.

— Ну, всё равно. Мы вместе учились в школе, и ты должен мне десятку.

— Ох, ну ладно, — сдался Фредди.

— Кроме того, старина, — напомнил ему я, — не забывай, что всё это я сделал ради тебя.

Он как— то странно на меня посмотрел и тяжело вздохнул.

— Берти, — сказал он, — выслушай меня внимательно. Я многое готов стерпеть, но не жди, что я буду испытывать к тебе чувство благодарности.

Возвращаясь к этой истории, я теперь понимаю, что от преступления меня спасла гениальная мысль скупить все кондитерские изделия в ближайшей лавке. Скармливая ребёнку сласти одни за другими, мы довольно успешно и без особых хлопот дотянули до вечера. В восемь часов он уснул в кресле, и мы расстегнули на нём все пуговицы, которые нашли, и стянули бельё, на котором пуговиц не было, а затем уложили его в постель.

Фредди стоял, глядя на груду одежды на полу, и глаза его как-то странно блестели. Я знал, о чём он думает. Раздеть ребёнка было просто: для этого требовалась лишь грубая физическая сила. Но как запихнуть его обратно в одежду? Я пошевелил груду белья ногой. Сверху лежала узкая полоска льняной ткани, которая могла быть чем угодно. Из-под неё торчал квадратный кусок розовой фланели, вообще ни на что не похожий. Жутко неприятная картина.

Но наутро я вспомнил, что в соседнем бунгало жила многодетная семья, и, отправившись туда перед завтраком, я одолжил у них няню. Женщины — удивительные создания, разрази меня гром! Просто удивительные! Няня мгновенно разобралась во всём этом тряпье, и не прошло и восьми минут, как ребёнок выглядел так, что его можно было показывать в Букингемском дворце. Я осыпал её золотыми дублонами, и она обещала приходить к нам по утрам и вечерам, так что я уселся завтракать в прекрасном расположении духа. Наконец-то облака над мой головой начали потихоньку рассеиваться.

— В конце концов, — заметил я, — многие считают, что иметь в доме малыша не так уж плохо. Сам понимаешь, он создаёт уют, ну и всё такое, что?

Как раз в этот момент ребёнок опрокинул на новые брюки Фредди стакан с молоком, и когда бедолага вернулся к столу, переодевшись, он не был расположен вести со мной разговор.

Сразу после завтрака Дживз подошёл ко мне и попросил уделить ему несколько минут наедине.

Только не думайте, что последние события заставили меня забыть о том, зачем мне вообще понадобился Фредди; и, должен вам признаться, что в то время, как дни проходили за днями, я постепенно стал разочаровываться в Дживзе. Если помните, наш план заключался в том, что малый будет дышать свежим морским воздухом, питаться простой пищей и тем самым приведёт свои мозги в боевую готовность, чтобы придумать способ, как вновь соединить сердца Фредди и Элизабет.

А что произошло на самом деле? Он прекрасно ел и прекрасно спал, но ни на дюйм не приблизил события к счастливому концу. В полном одиночестве, не имея никакой поддержки, я попытался что-то сделать для Фредди, хотя честно должен признаться, что моя попытка с треском провалилась. Но факт остаётся фактом, именно я, а не Дживз, проявил находчивость и сообразительность. Соответственно, когда он заявил, что желает поговорить со мной наедине, я отнёсся к этому с прохладцей. Одним словом, без особой душевной теплоты. Короче говоря, холодно.

— Итак, Дживз, — сказал я. — Ты хотел меня видеть?

— Да, сэр.

— Я тебя слушаю.

— Благодарю вас, сэр. Я осмелился обратиться к вам, сэр, чтобы сообщить следующее: вчера вечером я посетил местный кинотеатр.

Я поднял бровь. Я был поражён, нет, честное слово. Зная о нервной обстановке в доме и о том, как страдает его молодой господин, он пришёл поболтать со мной о своих развлечениях. Естественно, я не мог стерпеть такого к себе отношения.

— Надеюсь, ты хорошо отдохнул, — несколько раздражённо произнёс я.

— Да, сэр, благодарю вас. Показывали супер-супер фильм в семи сериях о страстях в высшем обществе Нью-Йорка с Бертой Блевич, Орландо Мурфи и Бэби Бобби в главных ролях. Исключительно познавательный фильм, сэр.

— Рад за тебя, — сказал я. — Если ты сегодня от души повеселишься, играя на пляже в песочек, не забудь мне об этом рассказать. Моя жизнь так скучна и однообразна, что я с удовольствием послушаю, как ты проводишь отпуск.

Каков сарказм, вы меня понимаете? Сарказм, лучше не придумаешь. Крепкое словечко, в котором чувствуется какая-то горечь, если пораскинуть мозгами.

— Фильм назывался «Крошечные пальчики», сэр. Мать и отец ребёнка, которого играл Бэби Бобби, к несчастью, разошлись…

— Скверно, — сказал я.

— И не видали друг друга до тех пор, пока…

— Дживз, — я неприязненно посмотрел на него. — Зачем, будь оно неладно, ты мне всё это рассказываешь? Неужели ты всерьёз решил, что после того, как на меня свалился этот проклятущий ребёнок, не говоря уже обо всём прочем, мне интересно слушать о…

— Прошу прощенья, сэр. Я никогда не осмелился бы докучать вам, если бы кинофильм не навёл меня на одну мысль.

— Мысль!

— Мысль, сэр, которая, надеюсь, поможет нам устроить будущее счастье мистера Булливана. О чём, сэр, если вы не запамятовали, вам угодно было меня…

— Дживз! — воскликнул я. — Я был к тебе несправедлив.

— Что вы, сэр.

— Да. Я был к тебе несправедлив. Мне казалось, ты с головой погрузился в удовольствия и плюнул на это дело. Я не имел права сомневаться в тебе, Дживз. Говори, я внимательно тебя слушаю.

Он благодарно мне поклонился. Я ласково ему улыбнулся. И хотя мы не упали друг другу в объятия, каждый из нас понял, что наши отношения стали прежними.

— В супер-супер фильме «Крошечные пальчики», сэр, — сказал Дживз, — мать и отец ребёнка, о чем я уже упоминал, разошлись.

— Разошлись. — Я кивнул. — А дальше?

— Настал день, сэр, когда маленький мальчик заставил их помириться.

— Как?

— Если мне не изменяет память, сэр, он произнёс: «Лазве папотька больсе не любит мамотьку?»

— А потом?

— Их страсть разгорелась с новой силой, сэр. На экране появились сцены — в кино это, по-моему, называется обратный кадр — их прежней жизни: как они ухаживали друг за другом перед свадьбой, как счастливо провели медовый месяц; затем показали несколько эпизодов из истории любви прошлых веков, а закончился фильм свадебной органной музыкой и пылкими объятиями родителей, на которых ребёнок смотрел с обожанием и слезами на глазах.

— Продолжай, Дживз, — сказал я. — Ты очень интересно рассказываешь, и мне кажется, я начинаю улавливать твою мысль. Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду, сэр, что с помощью молодого джентльмена, проживающего сейчас в нашем доме, мы смогли бы организовать denouement подобно сцене из фильма с целью примирить мистера Булливана и мисс Викерс.

— А ты, часом, не забыл, что наш мальчик не имеет к ним ни малейшего отношения?

— Несмотря на эту трудность, сэр, я убеждён, что мы сможем добиться желаемого результата. Мне кажется, если нам удастся на некоторое время свести мистера Булливана и мисс Викерс в присутствии ребёнка, который произнесёт что-нибудь трогательное…

— Ну ты даёшь, Дживз! — вскричал я. — Просто здорово! Верняк! Знаешь, как я себе это представляю? Мы сыграем сцену в гостиной. Мальчик в центре. Девица loco citato, Фредди на заднем плане за фортепьяно. Нет, не пойдёт. Ничего, кроме «Чижика-пыжика», да и то одним пальцем, он играть не умеет, а такая музыка нам не подходит. Ладно, неважно. Смотри, Дживз. Допустим, эта чернильница — мисс Викерс. Эта кружка с надписью «Привет из Мэрвис Бэй» — ребёнок. Этот нож для разрезания бумаги — мистер Булливан. Первым делом мальчик должен что-то сказать. К примеру, он говорит: «Такая класивая девотька не мозет не любить папотьку». Он протягивает руки. Все замирают. Затем Фредди подходит к loco citato и робко дотрагивается до плеча девушки. Мы видим, как он глотает комок, застрявший в горле. Затем речь: «Ах, Элизабет, не затянулась ли наша ссора? Смотри! Даже ребёнок укоряет нас!» И так далее, и тому подобное. Сам понимаешь, Дживз, я рисую лишь общую картину. И мы должны придумать для ребёнка что-нибудь особенное. «Такая класивая девотька не мозет не любить папотьку» недостаточно сильно сказано. Нам необходимо…

— Если разрешите предложить, сэр?

— Ну?

— Я бы предложил невинную, но хлёсткую фразу, сэр, вроде: «Чмокни Фредди». Коротко, легко запомнить, звучит по-детски наивно и наверняка окажет желаемое действие.

— Ты гений, Дживз.

— Благодарю вас, сэр.

— «Чмокни Фредди». Так и порешим. Но послушай, Дживз, как, разрази меня гром, мы устроим их встречу? Мисс Викерс слышать не хочет о мистере Булливане. Она обходит его за милю.

— Тяжёлый случай, сэр.

— Ладно, разберёмся. Придётся свести их вне дома. Мы запросто прихватим её где-нибудь на пляже. А тем временем займёмся обучением ребёнка.

— Да, сэр.

— Замётано! Первая репетиция завтра в одиннадцать утра.

Бедняга Фредди находился в таком мрачном расположении духа, что я решил ничего ему не говорить, пока мы не доведём ребёнка до нужной кондиции. Если бы бедолага узнал о нашем замысле, он только всё испортил бы. Поэтому мы занялись Пупсиком. И с самого начала нам стало ясно, что заставить Пупсика говорить возможно только с помощью сладкого.

— Основная трудность, сэр, — сказал Дживз после первой репетиции, — заключается в том, что молодой джентльмен пока ещё не осознал связи между фразой, которую он произносит, и последующим вознаграждением в виде лакомства.

— Точно, — согласился я. — Как только до придурка дойдёт, что за два отчётливо произнесённых слова он получит нугу в шоколаде, ему просто удержу не будет.

Я всегда считал, что быть дрессировщиком и наблюдать, как тупые животные постепенно начинают шевелить мозгами, очень интересно. Доложу вам, мы сейчас занимались не менее интересным делом. Иногда нам казалось, что мы добились успеха. Пацан выпаливал фразу, как актёр-профессионал. А затем его опять заедало, и из него слова было не вытянуть. А время шло.

— Мы должны поторопиться, Дживз, — сказал я. — В любой день может приехать его дядя, и тогда наш план рухнет.

— Да, сэр.

— А дублёра у нас нет.

— Совершенно справедливо, сэр.

— Нам надо работать не покладая рук! Должен тебе сказать, Дживз, я немного разочаровался в ребёнке. За то время, что мы на него потратили, эту фразу смог бы выучить и глухонемой.

Впрочем, я должен отдать мальчику должное: он был тружеником. Если в его поле зрения попадало сладкое, он пытался сказать хоть что-нибудь и не умолкал до тех пор, пока не получал желаемого. Главная беда заключалась в том, что он не был уверен в себе. Несмотря на это, я хотел пригласить основных актёров на сцену, но Дживз сказал «нет».

— Я не советовал бы вам излишне торопиться, сэр. Пока в памяти молодого джентльмена не закрепится нужная фраза, мы сильно рискуем. Сегодня, сэр, если помните, он сказал: «К чёуту Фуэдди». Вряд ли с помощью данных слов удастся завоевать сердце молодой леди, сэр.

— Ты прав, Дживз, — согласился я. — Мы должны подождать.

Но, будь оно всё неладно, оказалось, что ждать мы не могли. Занавес поднялся на следующий день.

Никто не был виноват, и, уж конечно, не я. Так распорядилась судьба. Дживз вышел за покупками, и я остался дома с Фредди и ребёнком. Фредди уселся за фортепьяно, а я взял малыша за руку и отправился с ним на прогулку. Не успели мы выйти на веранду, как увидели идущую по пляжу девицу Элизабет. Заметив свою давнишнюю подругу, ребёнок издал радостный вопль, и девушка остановилась.

— Привет, малыш, — сказала она и кивнула мне. — Доброе утро. Можно войти? Ответа она ждать не стала и тут же вбежала по ступенькам на веранду.

Видимо, Элизабет Викерс была ещё из тех девушек. Не обращая на меня внимания, она принялась сюсюкать с ребёнком. И не забудьте, пожалуйста, что в гостиной, в шести футах от нас, Фредди мучил фортепьяно. Ситуация, поверьте Бертраму, была не из приятных. В любую секунду Фредди могло взбрести в голову припереться на веранду, а я даже не объяснил ему, какую роль он должен был сыграть.

Я решил не допустить до трагического развития событий.

— Мы как раз собирались пойти на пляж, — сообщил я девице.

— Да? — рассеянно спросила она и наклонила голову, прислушиваясь. — Вы настраиваете фортепьяно? Моя тётя давно пытается найти настройщика. Вы не возражаете, если я зайду и попрошу его прийти к нам, когда он закончит здесь?

Я вытер лоб.

— Э-э-э, я бы не стал сейчас туда заходить, — сказал я. — Только не сейчас, когда он работает, знаете ли. Нет, лучше не сейчас. Эти парни просто не переносят, когда их отрывают от работы. Артистический темперамент, и всё такое. Я ему сам всё скажу.

— Хорошо. Попросите его зайти в «Бунгало у сосен». Наша фамилия Викерс… О, кажется, он закончил. Должно быть, сейчас выйдет. Я подожду.

— Вам не кажется… вы не хотите прогуляться по пляжу? — спросил я.

Она разговаривала с ребёнком, не обращая на меня ни малейшего внимания, и рылась в своей сумочке.

— Пляж… — пробормотал я.

— Смотри-ка, что у меня есть, малыш, — сказала девица. — Я так и знала, что тебя встречу.

И, разрази меня гром, она потрясла перед носом ребёнка ириской размером с небоскрёб!

Это был конец. Мы только что закончили репетировать, и ребёнок работал, как вол, стараясь ничего не напутать. Он не ошибся и сейчас.

— Чмокни Фуэдди! — завопил он.

И в этот момент дверь распахнулась, и Фредди вышел на веранду, словно он наконец-то дождался своего часа.

— Чмокни Фуэдди! — взвизгнул ребёнок.

Фредди уставился на девушку. Девушка уставилась на Фредди. Я уставился в пол. Ребёнок уставился на конфету.

— Чмокни Фуэдди! — взвыл он. — Чмокни Фуэдди!

— Что это значит? — спросила девушка, поворачиваясь ко мне.

— Лучше не дразните его, — посоветовал я. — Он, знаете ли, не остановится, пока вы не отдадите ему конфету.

Она сунула ему ириску, и он заткнулся. Фредди, несчастный осёл, стоял с отвалившейся нижней челюстью и молчал.

— Что это значит? — повторила девушка. Лицо её раскраснелось, а в глазах появился огонёк, который, знаете ли, заставляет парня почувствовать, что его режут на маленькие кусочки. Да, должен вам признаться, Бертраму показалось, что из него сделали отбивную. Вам никогда не приходилось во время танцев наступать своей даме на платье — само собой, я говорю о тех временах, когда женщины носили платья такой длины, что на них можно было наступить, — и слышать треск рвущейся материи, и видеть, как дама ангельски тебе улыбается со словами: «Пожалуйста, не извиняйтесь. Какие пустяки», а затем смотрит на тебя невинными голубыми глазами, и ты ощущаешь, что наступил на вилы, а рукоятка подпрыгнула и изо всей силы ударила тебя по физиономии. Ну вот, примерно таким взглядом одарила меня девица Элизабет.

— Я вас слушаю, — сказала она и отчётливо лязгнула зубами.

Я судорожно сглотнул слюну. Затем я сказал: «Ничего». Затем я сказал: «Ничего особенного». Затем я сказал: «Видите ли, дело в том…» — и всё ей объяснил. И пока я говорил, идиот Фредди продолжал стоять с отвисшей нижней челюстью и молчать. Ни единого слова не вымолвил этот болван с тех пор, как появился на сцене.

Девушка тоже молчала. Она слушала меня, не перебивая.

А потом она расхохоталась. Я никогда не слышал, чтобы девушки так смеялись. Она прислонилась к стене веранды и визжала от хохота. Фредди, чемпион глухонемых придурков, продолжал стоять, как истукан.

Я потихоньку начал спускаться по ступенькам. По-моему, сценарий требовал, чтобы я незаметно удалился. Относительно Фредди я больше не питал никаких надежд. Если бы бедный дурачок догадался сказать хоть что-нибудь, положение ещё можно было бы исправить. Но он словно воды в рот набрал.

На пляже я встретил Дживза, возвращавшегося с покупками.

— Дживз, — сказал я, — всё пропало. Наш план рухнул. Бедняга Фредди оказался ни на что не годен и провалил спектакль.

— Вот как, сэр? А что произошло?

Я рассказал ему, как было дело.

— Он не сумел сыграть свою роль, — заключил я. — Вместо того, чтобы пылко объясниться ей в любви, он… Великий боже!

За разговором мы незаметно подошли к нашему коттеджу, у которого столпились шестеро детей, няня, двое любопытных, ещё одна няня и мальчишка из бакалейной лавки. Они глядели на веранду, не отрываясь. К месту происшествия, не желая лишиться привлекательного зрелища, неслись ещё пятеро детей, собака, трое мужчин и подросток. А на крыльце, даже не подозревая о зрителях, страстно обнимались Фредди и Элизабет.

— Великий боже! — повторил я.

— Мне кажется, сэр, — сказал Дживз, — что несмотря ни на что, всё закончилось благополучно.

— Да, — согласился я. — Может, Фредди и плохой актер, но своё дело он знает.

— Совершенно справедливо, сэр, — сказал Дживз.