Вперед и вниз

XII

Музыка негромко и как-то рассеянно звучала в глубине аллеи, выходившей к реке от колена старого кривого переулка. Сам переулок был засыпан рано опавшей тополиной листвой, частично собранной в две больших кучи и подожженной муниципальным дворником. Голубой сладковатый дым не стремился к небу, а, подчиняясь прихоти атмосферных процессов, лениво втягивался в горловину аллеи и обтекал стоявший здесь автомобиль, который и был источником рассеянной музыки. Дверца со стороны водителя была открыта, оттуда вылетел и исчез в кустах сигаретный окурок. Шедший вдоль реки гражданин с объемистой холщовой сумкой замедлил шаг, дожидаясь, не вылетит ли из машины что-нибудь более интересное — к примеру, пустая бутылка, собирательством которых гражданин занимался на вполне профессиональной основе, — но не дождался и продолжил свой путь.

Это место — лужайка на речном берегу — почему-то особенно нравилось Панужаеву. Он неоднократно бывал здесь в течение лета с разными компаниями, а теперь вот приехал один. Из-за обильных дождей вода поднялась, все шлюзные затворы в плотине городского пруда были открыты, и река затопила большую часть поляны, так что Панужаев против обыкновения не расположился на травке, а предпочел оставаться в машине. Близился вечер, почти все дела были сделаны (или, точнее, были предприняты попытки сделать почти все дела, но лишь немногие из этих попыток оказались успешными). Оставалось распорядиться деньгами, позаимствованными из сейфа Каткова. Отдавать эти деньги кредиторам он теперь уже не спешил.

Очередной окурок, пятый или шестой по счету, описал дугу в воздухе, музыка потерянно смолкла, Панужаев завел двигатель — он ничего путного не придумал, но чувствовал, что пора перемещаться. Можно было, конечно, вновь обратиться к Алтынову и через него передать деньги своей семье, однако, несмотря на кажущуюся простоту такой комбинации, Панужаев предвидел, что она обернется лишь потерей денег и новыми неприятностями — в первую очередь для самого Алтынова, у которого пока еще был шанс остаться в стороне от чужих и абсолютно ненужных ему проблем.

Сдав назад, он выехал в переулок, а оттуда на оживленную улицу, влился в общий поток и без какой-то определенной цели продолжал движение до тех пор, пока вдруг не обнаружил, что, сам того не желая, возвращается домой. Оставалось сделать лишь один поворот, и он окажется перед въездом в свой двор. «Идиот!» — сказал он себе и остановил машину перед самым перекрестком, загнав ее на тротуар. Прямо против него, на другом углу перекрестка, находилось почтовое отделение. Несколько минут он смотрел на невзрачную — синие буквы на сером фоне — вывеску почты, ожидая, когда в голове дозреет новая мысль. Наконец он облегченно рассмеялся, прихватил с заднего сиденья пакет с деньгами и, покинув автомобиль, перешел через улицу.

На почте Панужаев взял бланк денежного перевода и заполнил его, не отходя от стойки. Некоторые разделы бланка он оставил пустыми и в таком виде протянул его сидевшей за стойкой девушке.

— Пожалуйста, впишите сюда номер расчетного счета, — попросил он.

— Городской зоопарк? — спросила девушка, бегло взглянув на бумагу.

— Да, расчетный счет зоопарка.

— Секундочку, — девушка пощелкала клавишами компьютера, поглядела на экран и дописала в бланк номер счета.

— Здесь не указана сумма, — сказала она, читая дальше.

— Мне самому она в точности неизвестна, — признался Панужаев. — Может быть, вы сейчас при мне посчитаете? — и он просунул в окошко свой пакет.

Девушка заглянула в пакет и перевела сразу ставший заинтересованным взгляд на его владельца.

— Это все? — почему-то спросила она. Вопрос показался Панужаеву некорректным.

— Нет, не все, — сказал он, — подождите, — и полез в карман за бумажником.

Девушка начала подсчет с того, что разорвала банковскую упаковку одной из пачек и проверила ее содержимое. Остальные пачки она разрывать не стала, сложив их в две аккуратных горки, которые затем еще раз перебрала, вслух произнося сумму, и в конце присовокупила к ним разрозненные банкноты.

— Не забудьте отметить цель перевода, — напомнил Панужаев.

— «На улучшение условий жизни животных», — прочла девушка. — Правильно?

— Совершенно правильно.

— А кто отправитель? Вы забыли указать свои данные.

— Разве это так важно? Хотя… — он снова пошарил в карманах и подал девушке порядком затрепанный паспорт.

— Иванов Владимир Геннадьевич, — она подняла глаза от фотографии на клиента. — Но это же не вы.

— Я хронически нефотогеничен, — объяснил Панужаев. — В жизни я, как видите, очень красив, а на фото выходит черт знает что за рожа.

Девушка недоверчиво улыбнулась.

— Да и не все ли вам равно? — добавил он. — Я же даю деньги, а не получаю.

— Тоже верно, — согласилась девушка и переписала паспортные данные в бланк.

Почту он покидал с приятным ощущением исполненного долга. Настроение ему не подпортил даже вид милицейской машины, стоявшей на той стороне дороги по соседству с его БМВ. Трое сотрудников, лишь один из которых был в форме, что-то обсуждали; «форменный мент» коротко посовещался по рации, а затем они сели в свою машину, отъехали под расположенную метрах в двадцати оттуда дворовую арку и затаились в ее тени.

«Быстро работают, — одобрительно подумал Панужаев, — молодцы».

Испытав нечто вроде патриотической гордости за родную милицию, только что показавшую пример похвальной оперативности, он повернулся кругом и зашагал в противоположном от перекрестка направлении.

Шел он долго. Пиковый час городских будней наполнил тротуары людьми, которые, покончив с дежурными трудами дня, двигались в слегка замедленном ритме — на улице впервые за последнее время по-настоящему распогодилось, облачный строй распадался, все чаще давая простор лучам долгожданного солнца. В конце концов Панужаев устал от ходьбы и завернул в маленький сквер на углу улицы. Здесь оказалось неожиданно безлюдно, основные потоки прохожих омывали сквер с двух сторон, не добираясь до его центра, где скучала в одиночестве над своим ящиком непонятно зачем облюбовавшая это не бойкое место продавщица пирожков. Панужаев вспомнил, что сегодня еще ничего не ел, и направился прямиком к ней.

— С чем пирожки?

— Эти с мясом, эти с капустой, — флегматично изрекла пирожница, щурясь на солнце и нисколько не воодушевляясь появлением покупателя.

Панужаев вынул бумажник — тот оказался пуст. Все его деньги без остатка ушли на помощь страждущим обитателям зоопарка. Он начал обыскивать сперва боковые, затем внутренние карманы куртки в поисках какой-нибудь завалявшейся купюры, но вместо этого нащупал под мышкой теплый металл пистолета. «А что — не подыхать же с голоду?» — подумал покупатель и достал оружие.

— Будьте добры, один пирожок с мясом, — подчеркнуто вежливо попросил он.

Продавщица оторопело уставилась на пистолет.

— Я забыл дома деньги, — пояснил Панужаев, — а кушать хочется. Мне, пожалуйста, один пирожок с мясом.

Пригласительное движение пистолетного ствола вывело женщину из прострации. Не произнеся ни звука, она открыла ящик, нагнулась и начала торопливо шарить вилкой в его недрах.

— Впрочем, — сказал Панужаев, раздразненный исходившими из ящика аппетитными запахами, — я передумал. Дайте мне два пирожка. Или три… Нет, лучше четыре — два с мясом и два с капустой.

Второпях продавщица надергала из ящика с полдюжины пирожков.

— В ваш кулек, пожалуйста, — сказал он и, убрав пистолет, принял из ее рук желанную добычу. — При первой возможности я расплачусь, будьте спокойны.

— Да, — сказала продавщица, — да, да… Я спокойна… Не надо…

— Желаю вам новых успехов в торговле, — сказал, уходя, Панужаев.

…Был вечерний час пик, наплывами светило солнце, суетливые воробьиные стаи рассаживались на крышах ларьков и палаток, в любую секунду готовые сбросить десант на подсохшую землю; мелодии старых и новых хитов заполняли пространство между торговыми точками, у входа в метро играл на гармони старик с орденскими планками на засаленном пиджаке, чуть подальше настраивали гитары двое лохматых парней; элегантные до безобразия рекламные агенты сверкали чумовыми улыбками и набрасывались на прохожих, соблазняя их топкими кисельными берегами очередной презентации. С пирожком в одной руке и бумажным пакетиком снеди в другой, человек неторопливо шел по улицам города. Он был занят своими мыслями и не обращал внимания на множество прочих людей, обгонявших его или шедших ему навстречу. Иногда в такт мыслям он покачивал головой, а в те моменты, когда он переставал жевать, было видно, что человек улыбается.

Его дела, похоже, снова начинали идти в рост.