– Я съел свою кровать! Выпишите мне новую! – кричал из-за фанерной перегородки жуткий хриплый баритон. – И трём соседям моим тоже принесите кровати. Я их тоже сожрал! И соседей других поселите. Этих нет уже. Вообще, я людей не перевариваю. Но эти были ничего. Соль, перца побольше, соус « Южный» и нормально. Без аппетита, но сожрал. Не замените всё, я прогрызу стену и улечу на Марс. И там всем расскажу, что у вас на весь коллектив бешеных всего три смирительных рубахи. Через день над вами вся вселенная ржать будет! И партия накажет. Почетное знамя не даст за год.
– Кто-то ночью спёр у меня мой личный прокатный стан и доменную печь. Как я теперь буду стране сталь давать!? – рыдал фальцетом молодой щенячий голосок. – Подключите органы внутренних дел! Или я напишу в ООН, Народный контроль, в Генштаб ВВС, ОБХСС и дяде Вите. Он вам всем шеи скрутит. Его даже муравьи боятся! И клопы!
Похожих заявлений было не менее пятидесяти, изъявлялись они настоль угрожающе, что не испугаться их могли только образа с Николаем Угодником, святой Матроной, Матерью Божьей и главный врач в образе протоиерея Симеона.
Эти вопли перепрыгивали через фанерную двухметровую изгородь, обозначавшую мужское отделение. Факт подтверждала символичная «М», выведенная элегантно славянской буквицей с завитушками как на дворовом сортире храма-дурдома.
С другой стороны церкви, в большой комнате, где раньше служили молебны «за упокой» и отпевания, разместилось женское отделение, тоже обнесённое фанерой с широкими, под все женские форматы, дверью с буквой «Ж», не менее загогулистой. Оттуда слышалось хоровое чтение молитвы «Царю Небесный».
– «Царь Небесный, Утешитель, Советник, Наставник, Дух истины, везде сущий и всё наполняющий присутствием Своим, Сокровище благ и Податель жизни, прииди и поселись в нас, очисти нас от всякого греха и спаси, Преблагий, души наши».
В процессе изречения заклинания этого большинство барышень из провинциального Зарайска и окрестных деревень тихо, ласково плакали и сморкались, конечно же, не в подолы юбок. В платочки вышитые крестиком. Но из хора выбивались-таки истеричные голоса с дежурной, заученной интонацией.
– Русалки не могут долго жить промеж кирпичей. Верните меня в родную речку Тобол, где поймали. Там и дом мой, и муж-слесарь, пьяный всю жизнь, и свекровь – сволочь! Акула белая. Отпустите, я вам всем варежки свяжу к зиме на рыбьем меху!
Кто-то тихонько, чтобы не обрушить, бился о фанеру мягкой копной волос.
Какая-то дама, явно из рафинированных ссыльных, умоляла невидимых докторов.
– Я уже три дня не была в Лувре, Галерее Уффици во Флоренции, в Сикстинской Ватиканской капелле, даже в Римских Капитолийских музеях и в Музее Галилея, плюс в любимом несравненном музее Антонио Страдивари, который в Кремоне. Позор! Я отстаю от благословенного влияния прекрасного и теряю интеллигентность! Отправьте меня вечерним поездом в Париж беспрекословно!
Ну, много звучало поверх фанерных стен и других выпадов в адрес психиатрического диспансера, главврача, медсестёр, и даже дворника невнятно ругали и стыдили, за то, что метлой он забрасывает самую вонючую пыль на головы страдальцев душевных. Правда, дворника в дурдоме пока вообще не было даже в штатном расписании.
Ваньку-дурака разместили отдельно. Возле ризницы за Царскими воротами поставили кровать, тумбочку для мыла и зубной щётки с порошком «Особый». Сами врачи имели выгородку за престолом прямо под распятием Христа.
– Чего они все горланят-то? – Иван постучал кулаком по фанерной двери и без разрешения вежливо ввалился в убогий кабинет докторский. – И какого пса меня отдельно от народа отлучили? Я смирный. Не покусаю никого.
– Вот у нас в храме, то бишь, тьфу ты, в диспансере, три отделения всего. – главврач, протоиерей Симеон-Афанасий посадил Ивана на табуретку, ногу его уложил поверх другой и постучал по коленке серебряным молоточком. Ваня проявил инстинктивную бурную реакцию и въехал ботинком главврачу поддых.
Отец Симеон отдышался за пяток минут и разъяснение довершил: -
Одно – для мужчин, другое – для женщин, а третье – для психически больных. Вот ты больной, но единственный. Больше в Зарайске нет умалишенных кроме председателя облсовпрофа Жестяного. Но его забрать не даёт первый секретарь обкома Червонный. Потому как нормального труженики перестанут бояться и не станут взносы платить. А псих собирает мзду профсоюзную аж с избытком. Ну, если натурально кто занеможет башкой, мы его к тебе и подселим. Будет веселее, да, Ванюша?
– Я – Иван-дурак, – аккуратно поправил доктора Ваня. – А дурак – это не псих. Вон те, которые орут, психи. Чего зря башкой стучаться об фанеру? Хрена ему прогрызать метровую стену и лететь на Марс? Давайте его ко мне. У меня карты с собой. Будем в дурака играть. Хотя я и без карт дурак.
– Они все – здоровые как быки. А дамы как беговые лошади-рекордсменки, -засмеялся главврач, и все стали добродушно хихикать. Включая медсестёр из пропащей деревни «Ни свет, ни заря». – Это у нас порядок такой. Я его лично разработал и ввёл приказом номер девять-бис. Дело в том, что к нам временами внезапно и инкогнито, зашифровавшись под продавцов сахарной ваты или автоматов Калашникова залетают людишки из городского управления здравоохранения. Им требуется выловить недостатки, доложить в горком и получить премию за активность и проницательность. А то и должностью возрасти. Забегут и что они слышат? Бред и несуразицу находящихся в процессе лечения больных шизофренией, паранойей или кретинизмом второй стадии. Пишут справки, что досконально всё изучили и погрозили кулачками главврачу, чтобы не ослаблял рвения. А потом ждут премиальных.
– Сто тридцать шесть здоровых человеков в дурдоме – это же подсудное дело, – Ваня озадачился. – Лет на пятнадцать тянет за насилие над личностью.
– Не, – сказал бывший подводник капитан третьего ранга доктор Василь Дмитрич Маслобойников. – По докУментам, по историям болезней они полные долболомы, обломленные на всю башку. Дебилы, идиоты, олигофрены и шизики. У нас военно-морской порядок. Первым делом – правильные докУменты. Даже если лодка потонет. На поверхность живые выкинут в бутылке справку, что мы всё одно идём на скорости 25 узлов и исполняем долг перед отечеством.
– Вот ты, Ваня, сам прикинь, – стукнул его снова по коленке молоточком главврач Симеон, получив не смертельную отдачу в пах. После чего все держали сочувственные выражения лиц минут десять. – Людишкам-то не всем живётся в ладу с миром божьим. Один украл на рубль, а сядет на все полтыщи. Лет на пяток. Он сюда бежит. Здесь он псих, который уже и так за решеткой. На окна глянь. Другой от алиментов утёк. У нас спасся. Здесь двадцать пять процентов считать не из чего. Третий начальника в колхозе по пьянке козлом назвал. Всё. Не жилец он больше в родном хозяйстве. Трудодней у него будет… на газету «Правда» месяц надо копить. Ну, это всё подранки. Все изгибы судеб я тебе не перескажу. Нет у нас с тобой столько сил и времени.
– Что, таки прямо все асфальтовым катком приплюснутые? – изумился Иван.
– К счастью нашему врачебному, кроме тебя лечить от маниакального психоза и других гадостей пока некого.– Оживился главный врач Афанасий. – Ты у нас пока один с утра после рождения в Лондоне эсквайром стал, знаком с чертями, бабой Ягой и папой римским. Не говоря о Елизавете второй. И коммунизм в одиночку собрался построить. Вот мы тебя галоперидолом и затравим. Будешь говорить только букву «А» и самостоятельно на коляске инвалидной ездить в нужник за храмом. И даже одну букву знать – милость господняя позволяет. Есть люди, которые все буквы выучили. Даже твердый знак, а толку с того? Сидят по конторам, бумажки сортируют за девяносто рублей. А у тебя будет одна буква в башке, но сколько хороших друзей останется в безмолвной памяти. Королева, герцоги, начальник разведки, папа из Ватикана, черти всякие. Духовное, в общем, богатство.
– Нет, вы мне на вопрос-то отрапортуйте недвусмысленно, – прицепился Ванёк ко всем докторам и сёстрам. – Ну, много всяких беглых тут у вас под дурочков косят – это естественно. Но не все же?
– Вот ты и втемяшь себе в нетронутый пока галоперидолом скудный дурацкий ум. – воспрянул голосом и духом выбегавший на пять минут подводник Дмитрич, после чего в каморке разместился и завис над головами похожий на яд аромат портвейна номер двенадцать. – Есть, бляха, ещё праведные православные, у которых в городках и деревнях церкви-то осквернили. В одной клуб с непотребными киношками. Где сплошь развратные поцелуи. В другой скотобойню, убогие, поместили. Тьфу на них! Гореть им в аду как бикфордов шнур до разящего взрыва. В иных храмах комсомольские вожаки сидят, щеки надувают и водяру хлещут как быки на водопое. А в остальных капусту и картоху складируют. Все иконы и роспись до потолка картоплей да луком завалены. Господь их, конечно, покарает! А люди знают, что у нас вроде больничка для умом тронутых, а в натуре – храм Господен. Сохраненный и верующих зовущий. А они Бога-то слышат, верующие. И к нам – стрелой. Косят тут под параноиков, а сами молятся усердно и денно и нощно. И мы вместе с ними.
– Во, влип я! – отчаянно взвыл Ванька-дурак. – Придется на произвол духовенства Папе Римскому звонить. Он вас, православных, не больно-то здравствует. Скажет президенту Америки, а тот нашему Червонному-Золотову и тот из вашего храма-дурдома сделает мастерскую по ремонту кожаной и резиновой обуви. А, может, вообще цирк-шапито с клоунами и гимнастками полуголыми. Вот где позор так позор! А?
– Ну, а ты чего хочешь? Мы же тебя не в канаве нашли, – сказал подводник Дмитрич с якорем на правом бицепсе. – Нам тебя орган обкома партии рекомендовал. Областная газета, хоть и дерьмовая. Врёт всё про всё и всегда. И стоит три копейки. Но орган! А редактор – член. То ли обкома, то ли бюро евойного.
– Я просто дурак дурной. Всего- то! Таких – тьма в области. Считай каждый третий, включая и обком. Но он, обком, чегой-то не чешется побыстрее коммунизм людям дать. А я вот он. Готовый строитель коммунизма вот этими мозолистыми руками. – Ваня вскипел как индонезийский вулкан Кракатау. – Вам коммунизм нужон? Что скукожились? Я ж построю его и все церкви открою враз. Иконы новые повесим. Садик яблоневый во дворе поселим. Мне только двух помощников дайте. Двух дураков моего уровня найдёте? Там в отделениях ваших наверняка дураков как свежих булок в садчиковскм магазине. Пойдет дело – вас, Симеон-Афанасий, сделаю патриархом, а тебя, Дмитрич, капитаном первого ранга и архиепископом. Ну, всех без исключения, конечно, психиатрами со званием доктор медицинских наук. Ну, чё? Погнали гусей по бездорожью?
– А малец-то дело говорит, – взялся за редеющие кудри священник-главврач. Рискнём. Всё одно – дурака не вылечишь и психом не сделаешь.
И Ванёк с главврачом весело ударили по рукам.