Враг

1

Густой туман плотной завесой покрыл побережье на многие мили, окрасил все вокруг в серовато-стальные печальные тона. Словно живое существо, голубовато-жемчужная влажная взвесь не спеша, упорно рождала новый мир, новые формы – что-то подобное руслу реки, нагромождению валунов, лесным чащобам. Взглянешь на это белесое море и замрешь от неожиданности – вот выплывает надгробный камень, вот затаилась серая мышь, дальше раскинулась потерявшая четкость паутина, все серое-серое. Проходит минута, и как озарение возникает вопрос: почему в конце августа туман? Следом ясное понимание смысла подобного чуда – скопления плачущей воды. Не знак ли отчаяния явлен нам? Или рождения надежды? То был день Великой Битвы, в которой суждено было пасть достойному. Кое-кто с благоговением приговаривал: не воплотился ли сам бесстрашный Однорукий Воин в белесое траурное месиво, не обратилась ли горсть пепла, что осталась от него, в пары воды, не плач ли это по самому себе, не похороны ли?

Менее впечатлительные, практичные люди возразили бы – что за нелепые поэтические вольности! О какой тризне может идти речь! Это всего-навсего метеорологический феномен. Причудливый, необычный? Бесспорно. Только стоит ли теперь, после Великого Потопа, насытившего Пустое Море, чему-либо удивляться?!

Ах, эти скептики, трезвомыслящие знатоки! Пусть их! Просто этим людям не довелось присутствовать при легендарном единоборстве, они не принимали участия в Великой Битве на подступах к Стеклянному Замку.

Туман, покрывший Арморику, пролив Редон и захвативший краем мрачные топи Парижской низины, медленно сносило к югу – от диких джунглей Верхнего Лаара к болотам Бордо и Аквитанскому заливу. Справа оставались лесистые Вогезы, горы Юры, пологие холмы Верхней Гельвеции. К полудню фронт облаков покрыл Кантабрию и полностью затопил Центральный Конейн. Удивительно, но по мере движения к югу туман становился все более плотным, теперь он полностью скрыл от глаз горы Сьерра-Морена, просочился к устью Гвадалквивира, и только заснеженные вершины хребта Бетик немного замедлили его движение. Туман плотно обложил склоны высочайших вершин Бетика – Велету, Алькобабу и сверкающий на солнце пик Муласен.

Здесь, теряя силу и становясь все тоньше, туманное покрывало еще скрывало солнце и пролилось дождем на буйные леса в горных долинах, северные предгорья и широкие степи Южного Конейна, где стада плиоценовых травоядных в страхе сбились на высотах. С тревогой принюхивались они к водопаду, низвергнувшемуся с небес, вслушивались в поминальные пляски тяжелых дождевых капель. Страшно и печально было стоять на вершинах холмов, бок о бок с мокрым, тоже покрытым шерстью собратом.

В этот день король одержал величайшую победу.

Это был день гибели королевы Мерси и Ноданна Стратега.

К вечеру король добрался до своего замка. Слуги доставили трофеи.

Рыцари и вассалы короля встретили его радостными криками. Они требовали назначения триумфального шествия, однако, к всеобщему удивлению, король был мрачен и молчалив. Когда он бросил на брусчатку широкой крепостной площади серебряную механическую руку, принадлежавшую Ноданну, на площади наступила тишина. Что-то случилось с королем во время этой битвы – необычно пуст был его взор, бессловесны мысли. Все решили, что победа далась дорогой ценой. Не пострадало ли его сознание?

Стоявшие возле короля герои Блейн и Альборан попытались привести его в чувство, обратить внимание на ликовавшую толпу, просили приветствовать победителей, однако Эйкен Драм остался глух к их уговорам. Отказался он и проследовать в королевскую спальню (только много позже соратники узнали, в чем была причина подобного поведения).

– Господин, позвольте предложить вам мои покои, – произнес Блейн. – Там моя супруга, Сладкоголосая Тирон, поможет вам залечить раны.

Король, ни слова не говоря, покорно направился в сторону личных апартаментов Блейна. Так же тих и задумчив он был, когда верные вассалы сняли с него заговоренные стеклянные доспехи и уложили на узкую кровать в скудно обставленной комнатушке. Открытых ран на теле властелина не было видно, однако его дух, несомненно, был поколеблен. Не спас и ментальный щит. Сознание короля оказалось на грани срыва. Он погружался в сумерки безумия.

– Что случилось? – робко спросила напуганная Тирон. Ей никто не ответил. Тогда женщина обратилась к королю: – Ваше величество, я могу оказать вам помощь только в том случае, если вы поделитесь со мной хотя бы частью того, что вам пришлось испытать. Вам надо поведать, когда и как охватило вас это обессиливающее оцепенение.

В ответ король лишь отрицательно покачал головой.

Тирон бессильно развела руками, потом еще раз обратились к королю:

– Может, вас оставить одного? Если мы не в состоянии облегчить ваши страдания.

– Мне ничего не надо, – наконец нарушил свое молчание король, – лучше позаботьтесь о наших людях. Проследите, чтобы местность была полностью очищена от трупов и раненых. Всем оказать помощь. Я пока отдохну здесь. Когда истечет двадцать одна сотня часов, займусь пленными. Лично. Передайте нашим союзникам, чтобы они были готовы.

– Ну, это может подождать, – возразил Альборан.

– Ни в коем случае, – решительно заявил король.

Все трое склонили головы.

– Я буду у дверей, – вступила в разговор Тирон. – Если вам что-нибудь понадобится…

Король улыбнулся ей.

– Это было бы замечательно, но, к сожалению, двое из них не позволят мне… воспользоваться вашими услугами.

Никто ничего не понял, однако это были слова их короля, он одержал победу, и они обязаны с должным уважением относиться к каждому его слову. Затем все вышли.

Эйкен Драм остался один.

Длинный караван, отправленный из Сейзораска в помощь гарнизону небольшой крепости Барделаск, не спеша полз по Большой Южной дороге – двадцать груженных боевой техникой повозок, контрабандой переправленных в эпоху плиоцена из далекого будущего. Охраняли его двести рыцарей тану, столько же людей, принадлежащих к личной гвардии короля, – все они были в золотых торквесах, – сопровождали колонну. Прибавьте к ним полтысячи тяжеловооруженных пехотинцев в серых торквесах, возниц, лакеев, обслуживающий персонал. Вереницей растянулись они на многие мили. К сожалению, чувствовалось отсутствие опытных ясновидцев (даже многие обладатели золотых торквесов были лишены этого дара, в большинстве своем они получили свои знаки отличия не за телепатические способности, а за верность королю). Те же, кто владел даром ясновидения, мог использовать его только на расстоянии не более двух метров. Этого было совершенно недостаточно ни для того, чтобы предвидеть встречу с друзьями и союзниками, ни для защиты драгоценного груза, тем более что в это туманное утро повозки растянулись вдоль дороги, разбились на группы, которые охранялись отдельными отрядами. Конечно, сбиваться в кучу тоже не имело смысла – тогда невозможно было бы растащить и утихомирить свору сторожевых медведесобак. Растягиваться при плохой видимости тоже крайне опасно.

Кстати, о животных – после Сейзораска медведесобаки вели себя очень беспокойно, пускали слюну, вращали огромными, золотистого цвета зрачками, не слушались мысленных приказов проводников, никак не могли найти свои места в строю.

– Что-то мне не по себе, – признался Йошимитсу Ватанабе, охранявший одну из повозок в середине каравана, – в воздухе словно грозой попахивает. Еще этот чертов туман! От него просто какое-то излучение исходит. Тревожно на душе… В Колорадо у меня был пес Акита – сорок пять килограммов! Замечательный пес. Я обучил его носить груз на спине – мы забирались с ним в скалы. Так вот, он себя так же вел, когда погода начинала портиться. Помню, я внимательно слушал старого Ину, когда тот объяснял мне, как выбраться из поднебесной страны.

– Эгей, – присвистнул рыжий, весь в конопушках возница Джим Куигли, – ты что, намекаешь, что скоро грянет буря?

Повозка у Джима была замечательная – прочная, с огромными колесами, мощной подвеской, оснащенная инфракрасными приборами ночного видения. Парень он был неплохой, вот только нос крючком – люди с такими носами всегда немного подозрительны, считал Йош, – однако голос у Джима, усиленный серым торквесом, звучал на удивление ясно и весело. Так говорить мог только хороший человек – вот и разберись, вздохнул самурай.

– Буря, говоришь. – Йош пожал плечами. – Тебе виднее. Я не так давно в плиоцене, а ты местный.

– По сравнению с этими болотами парижские топи сущие пустяки, – убежденно заявил Джим. – Правда, есть еще страшные места – пустынные холмы, например, те, что над Роной. Или джунгли. Вот уж где сущий ад, особенно если внезапно ударят морозы. А насчет предчувствий – кто его знает. Я этим штучкам… – Он примолк, по-видимому, не желая развивать дальше тему, потом сказал: – Да, туман плотный, и не ко времени. Может, в этом году сезон дождей раньше начался?

– Как раз в дождях-то мы меньше всего нуждаемся, – проворчал другой сопровождающий, литовец Вилкас. Он скакал на высоком выносливом халике. – Это что, игрушки – волочить все это чертово снаряжение из Гории, да еще по разбитой дороге. К тому времени, как мы доберемся до Барделаска, всяческая жуть, что появляется здесь в сезон дождей, так расплодится, что спасу от них не будет. Как тараканы в куче мусора! Мне уже приходилось встречаться с подобными тварями. За каждым кустом тогда будет фирвулаг торчать. План у них куда как прост – сначала разделаться с маленькими городками. Потому они и напали на Бураск и наградили испепеляющим огнем предателей-ревунов. Когда маленькие городки падут, они поднимутся в поход против сильных крепостей, таких, как Рония. А его высочайшее сиятельство будут все это время сражаться со своими.

– Да ну тебя, Вилкас! – Джим вскинул брови. – Кто нас послал в поход? Король. Разве не так? Доставим мы инфракрасный прибор дальновидения в Барделаск, разгоним духов – им тогда уж не удастся незаметно подкрасться под защитой экранов-иллюзий. А что в других повозках? Такое оружие, что любо-дорого! Оно предназначено для людей леди Армиды. Так что король – он обо всей стране думает. Запомни мои слова: когда мы установим все наши орудия, свора Фаморела не посмеет сунуть нос за пределы Альп. Разве я не прав, шеф?

– Да, именно такой стратегии придерживается король Эйкен-Луганн. – Йош нахмурился, подогнал поближе к повозке своего халика. Грудь самурая согревал золотой торквес, упрятанный под латы, несколько звеньев которого, украшенные старинной гравировкой в древнем японском духе, выглядывали из-под плаща. Какое-то время он ехал молча, прислушиваясь к разговорам, долетавшим из строя рыцарей тану, сопровождавших колонну. Что-то их очень обеспокоило. Но что? Из их перешептываний ничего нельзя было понять.

Тем временем Вилкас продолжал жаловаться на судьбу. На его лице застыло горькое, обиженное выражение.

– Если короля так заботит безопасность Барделаска, что же он не доставит эти штуки в город на своей летающей лодке? Или послал бы своего жирнягу Салливана Танна! А то погнали нас! Три недели без продыха тащись по непролазным дебрям!

– Ну, с инфракрасным прибором защитники Барделаска могут спать спокойно. Йоши-сан быстро его наладит, – бодро заявил конопатый Джим. – Без него, без лордов Анкета или Раймо, никто не сможет пустить его в ход. Тпру-у-у!

«Йоши, осторожнее! – в сознании самурая прозвучал голос лорда Анкета.

– Медведесобаки-амфиционы совсем взбесились. Может, саблезубых тигров учуяли или фирвулагов. Только Тана знает, что с ними происходит!..»

– Смотри в оба! – крикнул самурай своим спутникам, и в тот же момент Вилкас, крепко выругавшись, резко осадил своего халика. Что-то темное, огромное мелькнуло в тумане – медведесобаки из сторожевой своры. Вырвались, что ли?! Вилкас направил туда своего скакуна, и амфицион, чтобы избежать когтистых ног халика, на котором восседал литовец, спрятался под днищем повозки. Еще два зверя, завывая и неуклюже перебирая короткими задними лапами, устремились туда же со стороны Йоша. Шум – крики погонщиков, вой медведесобак – стоял невообразимый! Животные буквально надрывались. Позади повозки сцепились еще два – каждый килограммов по двести. Они с размаху ударили по заднему колесу – обод со скрежетом треснул!

– Да утихомирьте вы их!! – завопил Джим и натянул поводья. – Они же перевернут меня!!!

Вилкас тщетно колотил амфиционов тупым концом древка копья. Его проклятья удачно вписывались в царящий на дороге шум. Джим, в свою очередь уцепившись за края повозки, пытался сохранить равновесие. Груз швыряло от одного борта к другому.

Двое рыцарей тану и человек в золотом торквесе на полном скаку подскочили к повозке. Их стеклянные доспехи отливали синевой в тусклом, поглощаемом туманом свете заходящего солнца. Они с ходу, включив полную ментальную силу, попытались успокоить обезумевших животных.

Все было напрасно.

Йош вытащил свой лучевой карабин, называемый хускварной, поставил на самый широкий угол поражения, и в то же мгновение рыцари дали залп из лазерных излучателей. Огненные шары с шипением, полыхнув огнем, ударили под повозку. Следом послышался протяжный вой умирающих животных. Один из амфиционов в агонии выскочил из-под днища и, пробежав несколько метров, свалился в траву.

Наступила тишина, гулкая и неожиданная. Люди перевели дух.

Вдруг перед повозкой возникло посвечивающее фиолетовое облако, потом оно приняло очертания фигуры всадника на коне, потеряло прозрачность, обрело объем – и вот на дороге материализовался Очал Арфист, внук правительницы Барделаска леди Армиды. Он и командовал этой экспедицией, посланной на помощь несчастному городу.

Очал Арфист выслушал рассказ Йоша, оправдания рыцарей тану, потом осмотрел разбитое колесо. Наконец он выпрямился и поднял руку.

– Я знаю, в чем причина их безумия. Все мы ощущаем какую-то неясную тревогу, не так ли? – Очал указал на восток. – Опасность исходит оттуда. С того берега Роны. Смотрите!

С помощью ментальной силы он развеял туман. Для людей с обычными психическими способностями, обладавших ясновидением в пределах нескольких метров – насколько позволяли серые торквесы, – картина была фантастическая. Плотный туман внезапно истаял, превратившись в тончайшие пряди, и перед изумленными взорами открылся противоположный берег реки, припойменный лес. Картина переместилась – вот открылся узкий, с пологим дном распадок; по дну его бежал стремительный ручей. А рядом по проселку строем, шеренга за шеренгой, отряд за отрядом, шли вооруженные воины.

Шли, не прикрываясь ментальными экранами, не обращая внимания на то, что в этих жутких местах было полным-полно всякой нечисти – привидения так и витали по первобытным джунглям. Шли подобно армии муравьев, сметающих все на своем пути.

Это было войско фирвулагов. Они шли в четырех километрах от каравана. Сначала полки великанов, потом отряды карликов, за ними обладающие ментальной силой воины. В обсидиановых доспехах, с развернутыми знаменами. Мелькали вымпелы, штандарты, значки с номерами когорт. Повсюду мелькал их национальный узор – переплетающиеся золотые черепа. Фирвулаги маршировали под завывание боевых труб, дробь барабанов, под звуки строевой песни, усердно топча влажную, покрытую клочьями тумана землю.

Расстояние было значительное, и рыцари тану, кроме Очала, не могли распознать приближение опасности. А вот амфиционы всполошились.

Дорога, по которой двигались отряды фирвулагов, вела к реке, далее берегом к обрыву. Переправившись через него, они выходили прямо к стенам небольшой крепости.

У крепости собралось по меньшей мере восемь тысяч бойцов.

– Это ударный корпус Мими из Фаморела, – пояснил Очал.

Тем временем картина, изображающая вражеское войско, растаяла в воздухе.

– Вот оно, очевидное доказательство коварства фирвулагов. Нарушив мирный договор и данное слово, они вышли в поход против города моей бабушки. Мелкие людишки перечеркнули подписанное соглашение. Вот к чему привела гибель Ноданна Однорукого. Враг совсем обнаглел.

– Это наступление имеет целью запугать нас, – заметил один из рыцарей тану. – И все из-за того, что кто-то незаконно захватил трон. Я даже имени его не хочу называть. Мы все помним пророчество Селадейра. Да здравствует Тана!

– С помощью ментальной силы я уже успел связаться с леди Армидой, – проговорил Очал, не обратив внимания на столь вызывающее заявление. – Население будет до конца защищать родной город. К сожалению, защитников куда меньше, чем врагов.

– Шу-у-у, – выдохнул Джим. – Никогда не видел столько духов сразу!

– Видели бы вы армию, которая разгромила Бураск! – хмыкнул Вилкас. – Сейчас это лишь жалкое подобие той орды, что навалилась на его стены. Ладно, что делать будем? Барделаск обречен – как пить дать! Считай, ребята, что мы лишились лучшего пива в плиоцене. Что ж, будем пробавляться соком деревьев и лиан.

Йош грузно поерзал в седле.

– Послушай, Очал, наше инфракрасное устройство и другое вооружение, которое мы везем в Барделаск, – это не детские игрушки.

Лорд-ясновидец одобрительно кивнул. Он мысленно обратился ко всей колонне:

«Соратники! У нас нет возможности опередить врага и первыми прибыть в Барделаск. Фирвулаги уверены, что разобьют нас, если мы попытаемся встать у них на пути, перекрыв переправы через Рону. Я связался с королем, испрашивая разрешения погибнуть в бою вместе с моей высокочтимой бабушкой, однако из стратегических соображений великий король запретил нам».

– Боже, спаси Эйкена Драма, – с облегчением прошептал Вилкас.

«…Мы должны перестроить походный строй и без потерь вернуться в Сейзораск, – продолжал лорд. – Король сообщил, что оружие, присланное из будущего, мы должны сохранить любой ценой».

– С превеликим удовольствием! – одобрил приказ Вилкас.

– Как можно быстрее почините повозку, – обратился Очал к Йошу, не обратив внимания на бородатого литовца. – Я пока проверю всю колонну. Вообще-то, маловероятно, что фирвулаги, форсировав реку, вступят с нами в бой, однако нельзя оплошать. Нам не след маячить у них перед глазами. К сожалению, им известно о нас; более того, вполне вероятно, они знают о том, что мы везем.

Йош отсалютовал хускварной. Очал махнул рукой троим рыцарям тану и вдруг засиял пурпурным светом. Вслед за ним рыцари обернулись синими тенями и мгновенно исчезли. Только теперь стали заметны надвигающиеся вечерние сумерки. Приближалась ночь, завеса тумана стала плотнее, пропиталасъ тьмой.

Йош вложил карабин в чехол.

– Ну что, братцы, за дело! Вилкас, распаковывай фонарь – посмотрим, цел ли он еще.

В то время, как литовец принялся исполнять приказание, Джим осторожно соскользнул с облучка и начал успокаивать четырех халикотериев, тянувших повозку. Животные с трудом приходили в себя, переступали с ноги на ногу, шумно сопели, хлопали огромными, поросшими шерстью ушами. Когда Вилкас наладил фонарь, Джим подошел к сломанному колесу, опустился на корточки и осмотрел обод.

– Ничего не видно! Что за свет! Если бы наши доспехи могли светиться, как латы у лорда Очала или у какого-либо другого операнта. А с таким освещением много не наработаешь.

– Никто не может светиться, пока не наберет нужную силу, – ответил Вилкас. – Микробы, встроенные в латы, испускают свет только в том случае, когда в твоих мыслях достаточно энергии или если у тебя есть золотой торквес, как у лорда Йошимитсу.

– Не надо темнить, Вилкас. Никому просто так торквес не вручают, – откликнулся самурай.

– Если король сдержит свое обещание, то все люди получат золотые торквесы.

– Эге, парень. – Джим глянул на литовца и подмигнул. – А вот мне мое серое ожерелье очень даже нравится. Я от него просто в восторге. Такое теплое, уютное. Знаешь, как с ним удобно по ночам. – Потом возница обратился к начальнику: – Шеф, надо поднять эту сучью повозку, чтобы сменить колесо, а тут всякие твари мешают. И еще закажите Магеру, чтобы он приволок новое колесо.

Йош кивнул.

– Работай спокойно. Я попрошу лорда Раймо прислать нам помощь.

Он поцвел своего халика к повозке, сам влез на нее и приняло рыться в дорожной сумке. При этом самурай похлопывал животное по крупу и приговаривал:

– Ах ты, моя Кику! Хорошая девочка. Ты у меня такая спокойная.

Огромное животное, подобно пегой статуе, молча, как вкопанное, стояло в тумане. Наконец самурай вытащил из сумки тонкий и очень прочный трос и связку крючьев. Потом подозвал Вилкаса и указал на оглушенных амфиционов, лежавших под телегой.

– Их надо вытащить, – произнес он и кивнул в сторону халикотерия, которого выпряг Джим, – этот бык тебе поможет. Но ты должен залезть под днище и прицепить крючья. Постарайся сделать побыстрее.

Вилкас невольно глотнул. Он заметно побледнел – загорелая кожа приобрела сероватый оттенок. Он только было собрался возразить, как что-то плотное перехватило его горло, сжало до удушья – человек почувствовал хватку неведомой силы, излучаемой золотым торквесом.

– Да, Йоши-сан.

– Спасибо, Вилкас.

Йош повернулся и отправился на подмогу Джиму, пытавшемуся развернуть халика. Тем временем Вилкас взял крюк и опустился на корточки. Оглушенные животные сбились в кучу – так и лежали под днищем. Со страху они непроизвольно опорожнили желудки и мочевые пузыри, и груда туш была сильно измазана экскрементами. Вилкаса вырвало, потом он, собравшись с силами, нырнул под повозку и зацепил крюком за шерсть ближайшего животного.

– Готово? – спросил Йош.

– Готово.

Если бы не торквес, начальник вряд ли услышал бы ответ. К радости Вилкаса, самурай плевал на подобные мелочи.

Литовец выбрался из-под тележки, Джим ударил хлыстом халикотерия. Тот грузно двинулся с места и выволок тушу амфициона. Вилкас едва успел выругаться – его снова вырвало; вся одежда была измазана.

Джим попытался смягчить пилюлю.

– Не переживай, парень. Жить захочешь – завертишься! Дела-то могли быть гораздо хуже.

– Так и будет. Дай срок! – мрачно ответил Вилкас.

Йош появился из тумана, ведя на поводу халикотерия.

– Монку, монку, монку, – ласково приговаривал он, потом подал крюк Вилкасу. – Давай следующего. Вот сучьи дети, так обделаться. Ну, что стоишь, лезь под повозку. В качестве компенсации я приготовил тебе на вечер сюрприз.

– Спасибо, Йоши-сан. – Вилкас обращался к шефу с подчеркнутой любезностью. Поблагодарив самурая, он взял крюк и снова полез под повозку. Там со злобой, словно кинжал, вогнал крюк в горло зверю.

2

Вереница из пятнадцати вездеходов – один грузовой тягач Хаген Ремилард потерял на южных склонах хребта Риф, – поблескивая багровыми отсветами прозрачных фонарей в тучах мошкары, упорно продвигалась к северу.

Тусклая, с медным отливом полоса заката горела по левую сторону горизонта. Средиземноморская впадина лежала менее чем в сотне километров, далее их ждала желанная цель – город Афалия.

За спиной отряда простирались дикие, нехоженые места. Кто, кроме гонимых отчаянием и надеждой беглецов, мог рискнуть оставить лагерь на побережье Марокко, куда они попали после того, как во время бури потеряли из виду своих спутников, которых отнесло к берегам Испании. Кто бы отважился нарушить первобытную девственность африканских плиоценовых джунглей, непроходимых болот, безводных пустынь. Полторы тысячи километров по первозданной незнакомой местности! Лишь спустя несколько миллионов лет ее потревожат голоса первых людей. Трудноодолимой преградой легли перед путешественниками горы Риф. Потеряв только одну машину, они сумели перевалить и через них. И все же главные испытания ждали беглецов впереди. Пустое море! К сожалению, теперь его уже нельзя назвать сухим. И, конечно, знаменитый водопад, образовавшийся в тот страшный день ритуальной битвы, когда Фелиция нанесла могучий психокинетический удар по Гибралтару. Миновать его они никак не могли.

Логичнее было бы, размышлял сидевший за рычагами передней машины Хаген Ремилард, взять более резко к востоку, спрямить путь до Афалии, но какая логика может устоять перед завораживающей тайной чуда природы? Тем более что воды хлынули в Средиземноморскую впадину не без их помощи. В тот день они мысленно связались со своими родителями и объединенной мощью поддержали удар безумной Фелиции.

Что было, то было!

Теперь машины, к огромной радости детишек, которых они взяли с собой во время бегства с Окалы, совсем несмышленышей, упрямо ползли по выжженному солнцем, бесплодному плато. Пологие изжелта-пепельные холмы лежали вокруг. Тучи мошкары вились над вездеходами – их заунывный звон мог кого угодно свести с ума. Закат догорал, и, когда впереди отчетливо обозначилась густая завеса водяного пара, возбуждение достигло предела. Детей уже нельзя было удержать – они без конца капризничали, ссорились по пустякам, упрашивали ехать побыстрее. В конце концов Фил Овертон, из-за мягкости характера давным-давно переведенный из штурманов в няньки, уступил – четырехлетняя Калинда доконала его своими просьбами разрешить ей перебраться в головную машину. Поближе к папе. И пошло-поехало! Вся остальная мелюзга тоже со слезами, упреками, мысленными мольбами дружно насела на растерявшегося Фила. Тот не выдержал и связался с Хагеном. Командир выслушал Фила, выругался и проклял тот час, когда согласился осмотреть водопад. Что было делать – Хаген остановил машину, и скоро в ее просторном салоне был открыт настоящий детский сад. Ясли тоже. Если бы Дайана Манион не пообещала использовать всю, до последнего эрга, силу личного воздействия, чтобы держать детей под контролем, он приказал бы прямо здесь, в пустынном, безводном месте, устроить привал. Все равно пора подумать о ночлеге. День догорал, но света еще хватало; огромная круглая луна золотистым фонарем висела в небе.

Дайана поменялась местами с Ниалом Кеогом и устроилась в кабине рядом с детьми.

– Папочка, – попросила маленькая Калинда, – включи экран внешнего обзора. Ну папочка! Чтобы мы хорошенько рассмотрели его.

– Внешний обзор! Внешний обзор! – в один голос пропели Джоэл Стренгфорд и Рики Тейчман. Одному было четыре с половиной года, другому пять. Они непрерывно ерзали на сиденье, отпихивали друг друга, пытаясь сесть поближе к установленному перед водителем экрану дисплея. Наконец им удалось столкнуть с диванчика двухлетнюю Хоуп Даламбер, которая тут же принялась плакать.

– Эй вы, дубовые головы! – Приговор шестилетнего Дейви Варшавы был суров и категоричен. – С помощью внешнего обзора все равно нельзя заметить яму, особенно если едешь по холмам.

– Нет, можно! Нет, можно! – запротестовали приятели.

– Только в том случае, когда угол отражения выбран правильно, – насмешливо улыбнулся великий знаток техники Дейви. – А как ты его выберешь, если никто не знает, когда будет правильно. Вы, наверное, думаете, что Гибралтарские ворота – это что-то вроде брода, где воды по колено, или яма для прыжков с песком. Ха!

– Тогда нарисуй нам картинку, мистер Всезнайка! – потребовала Калинда.

Хотя Дейви не был готов к подобному повороту, но он собрался с силами и показал остальным детям нечто такое, отчего те сразу примолкли – планетарных размеров трещина, расколовшая земную поверхность, словно след от ножа, разрезавшего дыню, и фонтанирующая из трещины струя воды.

Дайана Манион слегка подправила картинку.

– Вот так, дорогой, будет более похоже на реальность.

Вся мелюзга разочарованно завизжала.

– Но здесь так мало воды! – возмутился Рики. – Всего-то как в папиной книжке с рисунками Старой Земли. Там был изображен Ниагарский водопад. А наш больше любого, когда-нибудь существовавшего.

Калинда капризно надула губки.

– Не хочу смотреть на маленький водопадик. Папочка, ты же говорил, что он такой необъемный!

– Необъемный, да, – сквозь слезы повторила маленькая Хоуп Даламбер.

– Необъятный, – поправила Дайана.

– Фил, ну включи же внешний обзор! – закричал Джоэл.

Остальные дети тут же окружили несчастного Овертона, потом набросились на Хагена. Тому сначала пришлось отразить их телепатический галдеж, потом он перешел в наступление.

«А ну-ка, потише!» – мысленно прикрикнул Хаген на мелюзгу.

Удивительно, но они послушались…

– Послушайте, ребятки, – уже вслух продолжал Хаген. – Мы почти добрались. Мне даже кажется, что я что-то чувствую. Может, вы тоже заметите что-нибудь необычное. Только помолчите хотя бы одну минутку!

Вой турбины заглушил его последние слова – машина с усилием брала подъем. За стенками кабины слышался треск сухого кустарника, обломанные сучья царапали обшивку, и сквозь привычный шум в салон неожиданно проник непонятный, непривычный, всеобъемлющий гул. Какие-то странные звуки примешивались к жужжанию кондиционера, к далеким призывным руладам карликовых гиен, которые при виде приближающегося каравана спрятались в густых зарослях.

Что-то достигало слуха – то ли дребезжание, то ли далекий шелест.

– Папочка, у меня в горле першит, – прошептала Калинда. – Как будто что-то застряло.

Фил посадил ее на колени – решил успокоить, пока они вконец не испугались; Дайана в свою очередь принялась мысленными ласками сдерживать остальную малышню. Однако маленький мудрец Дейви Варшава догадался первым.

– Да это же великий водопад! – воскликнул он. – Быстрее, Хаген, прибавь скорость.

Сын Ангела Бездны коротко рассмеялся и крепче ухватился за рычаги. Из ночного полумрака угрожающе выплыл ствол молодого дубка, и вместо того, чтобы объехать его, Хаген смял деревце. Детишки пронзительно закричали, когда впереди в свете полной луны появилось облако водяного пара. Турбина взвыла до истошного сопрано, машина все круче и круче задирала нос в угасающее небо.

Теперь уже все явственно ощущали зуд в костях – непонятно, то ли от вибрации работающей на пределе турбины, то ли от мелкого подрагивания земли. В горле тоже слегка першило – словно кто-то изнутри слегка щекотал голосовые связки, даже у взрослых. Хоуп Даламбер опять начала хныкать и спрятала личико на груди у Дайаны, четверо детей с усилием пытались мысленно разглядеть картину, лежащую за гребнем горы.

Наконец машина одолела подъем и, лязгая гусеницами, выкатилась на пологую вершину. Хаген нажал на тормоза, потом, подождав немного, выключил двигатель.

Теперь все ясно ощутили, что транспортер и пологая вершина сотрясались мелкой дрожью. Звук не давил на уши, частота колебаний, по-видимому, была очень низкой и напоминала скорее мерный, ровный гул, чем болезненную, раздражающую вибрацию. Несколько минут люди, находившиеся в кабине, сидели без движения. Затем Дейви откинул боковой люк и выбрался наружу. Вслед за ним в овальное отверстие полезли Овертон с Калиндой и Джоэлем. Последней, держа за руки Рики и Хоуп, вышла Дайана.

Оставшись в машине один, Хаген бросил беглый взгляд на экран дисплея, на котором устройство, сканирующее земную поверхность, выписывало нечто невообразимое, захватывающее дух. Он не мог справиться с охватившей его радостью и бросил через океан победный возглас:

«Все-таки мы добрались до него, папа! Вот они, плоды наших усилий. Не желаешь взглянуть на этот кошмар моими глазами?»

Эфир был пуст.

Хаген рассмеялся:

«Неужели она добила тебя? Какой бесславный конец для бунтаря, собравшегося потрясти Галактику! Помнишь, ты все время ссылался на Эдипа – утверждал, что наши с тобой разногласия не более чем бессознательный комплекс вины и ненависти».

Нет ответа!

«Ты не должен был вести себя подобным образом, папа. Что за нелепое требование не сметь приближаться к „вратам времени“! – прошептал Хаген. – Хватит навязывать нам свою волю. Я хорошо изучил тебя, папа, и уверен, ты никогда не решился бы перекрыть нам выход с острова, тем более нанести психокинетический удар. Ты никогда не отважился бы остановить нас. И не только потому, что чувствовал свою вину, но из-за понимания, что колесо судьбы, совершившее полный оборот, нельзя повернуть вспять, разве не так?»

Молчание глухое, бездонное…

Хаген едва справился с волнением – оказалось, что ненависть и любовь к отцу по-прежнему были обжигающе горячи. У него перехватило дыхание от мысли, что связь их неразрывна и, как два полюса заряженной частицы, они не могут обойтись друг без друга. Усилием воли Хаген направил сознание на внешний мир – в то же мгновение неодолимый гул снова наполнил голову. Не глядя на пульт управления, он обесточил механизмы, потом выбрался наружу и присоединился к своим спутникам и детям.

Перед ними лежал край земли – вправо и влево убегали освещенные золотистым лунным светом холмы; в небе с редкими звездами, чуть прикрытыми пеленой последнего летнего тумана, светила полная луна, прямо под ногами, сразу за кромкой обрыва, шевелилась маслянистая черная вода, заполнившая гигантскую расселину в земной коре – будущий залив Альборан. Но все это было не более чем декорации, рисованные задники, приметы, детали, характерные подробности, разбросанные по ожившему обозримому ночному, сотворенному природой полотну.

В центре панорамы, в клубах пара, мириадах брызг, радужно отсвечивающих в холодном лунном свете, открылся гигантский уступ, с которого океанская вода падала в мрачную бездну. Там, внизу, в плотных клочьях пены рождались огромные водовороты, сталкивались волны, ужасающие своей высотой. Земля гулко дрожала под ногами.

Это был самый крупный из когда-либо существовавших на земле водопадов. Хаген припомнил цифры, скользнувшие по экрану кибернетического картографа: ширина 9,7 километра и высота 822 метра. Таковы размеры скалистого порога, который только через сотню лет должен был скрыться под водой. Тогда в Гибралтарском проливе успокоятся воды, и ровная легкая волна заплещет у оконечностей Европы и Африки. И более века потребуется, чтобы наполнить до нынешних границ плиоценовую Средиземноморскую впадину.

Остальные вездеходы, зацепившись за вершину, один за другим подкатили ближе и замерли, образовав четырехугольник, в котором будет разбит лагерь. Их команды соединились с собратьями – никто ни словом, ни жестом не потревожил гулкого, накатившего на людей восторга, да и кто – вернее, что!

– мог перекричать грохот падающей воды?! Пошлостью попахивало и мысленное общение при виде этой завораживающей неодолимой выдумки бездумных, могучих, вырвавшихся на волю природных сил.

«Смотри, помалкивай и запоминай!»

Они – двадцать восемь взрослых мужчин и женщин и пятеро детей – не сдвинулись бы с места, если бы не потускневшая серебристая луна, если бы не густая пелена тумана, надвинувшаяся из Европы и накрывшая водопад плотным сиренево-пепельным облаком.

Первой очнулась маленькая Калинда.

«Вот все и кончилось?» – мысленно поинтересовалась она.

«Да, первое действие. Теперь – антракт», – ответил Хаген, улыбнувшись про себя.

Многие взрослые рассмеялись, стараясь за веселыми шутками скрыть ошеломляющую растерянность при виде такого грандиозного чуда природы, потом на всех навалились привычные заботы по обустройству ночлега. Ниал Кеог – человек трезвомыслящий, практичный, побаивающийся восторженных восклицаний и чудес – еще в дороге успел позаботиться о предстоящем отдыхе. Он первым поспешил к вездеходам, за ним потянулись остальные, и только Хаген все еще стоял на краю обрыва. Он ждал, когда берег окончательно затянется туманом, ждал приближения полуночи – это был самый лучший час для дальней связи с далекой сестрой, поджидавшей их на северо-востоке, за Бетикой в южной цитадели тану – городе Афалии.

Наконец Хаген собрался с силами, очистил сознание от всего лишнего, наносного и послал тончайший, как игла, телепатический луч, закодированный их личным с сестрой шифром.

Хаген: Ты меня слышишь?

Клу: Да, где вы?

Хаген (создал мысленный образ и передал его).

Клу: Так вот он каков! Неудивительно, что потоп разрушил Мюрию. Не могу поверить, что только психокинетический удар ответствен за такое разрушение. Фелиция…

Хаген: И ее дьявольские пособники…

Клу: Хаген, мы были обязаны довести начатое до конца.

Хаген: Дочь Марка! Ты, как всегда, пытаешься объяснить все рационально.

Клу: Слушай, мне надоело твое нытье. Ты бы покрасовался новоявленным Гамлетом перед Дайаной.

Хаген: Даже вместе с нашим ненаглядным папочкой тебе не удастся смутить меня. Непонятно только, при чем здесь Гамлет?

Клу: Потому что Дайана любит тебя, дурачок. Любовь здорово помогает при депрессии.

Хаген: Однако я хотел бы напомнить кое-что тебе и любезным твоему сердцу тану.

Клу: Черт бы побрал твою черепную коробку, братец! Выдумываешь черт знает что!

Хаген: Может, отложим обмен любезностями? Что случилось в окрестностях Гории?

Клу (воссоздала, словно на кинопленке, череду образов, рассказывающих о происшедших событиях).

Хаген: Полное поражение! Итак, с Поданном все ясно. Надежды наши рухнули. Радует хотя бы то, что твой парень Кугал выжил. Думаю, нам пора вернуться к прежнему сценарию сотрудничества с Эйкеном. Конечно, с ним будет непросто – не то что с Поданном, – но у нас есть шанс обработать и этого пройдоху. Хотя кто знает? Возможно, он имеет свой собственный взгляд, как ему сохранить титул короля эльфов, и может решить, что в нашей задумке возвращения в свою эпоху есть какой-то скрытый подвох.

Клу: Хаген, папа вышел на связь!

Хаген: Дело дерьмо. Когда?

Клу: Голос едва различим. Он связался со мной утром, после того, как Эйкен победил на дуэли Ноданна. Он наблюдал за сражением.

Хаген: Разве он мог пропустить такой случай!

Клу: Папа заявил, что отправится в Европу, как только повысит мощность церебрального генератора. Он захватит с собой и главный компьютер, и боевые рентгеновские лазеры.

Хаген: Боже мой, каким образом?

Клу: Они подняли со дна бухты четырехмачтовую шхуну Уолтера Саастамойнена. Эта зверюга в семьдесят метров длиной может поднять все оборудование, собранное на Окале.

Хаген: Черт побери! Говорил я Вейко, что ему бы следовало утопить ее где-нибудь в более глубоком месте или сжечь. Сентиментальный дурак! Дай-ка соображу… Им потребуется не меньше месяца, чтобы добраться сюда.

Клу: Папа в ужасе оттого, что ты рискнул отправиться в сухопутное путешествие.

Хаген: Он что, угрожал дальнодействующим психокинетическим ударом?

Клу: Он был очень сдержан. Он только признался, что беспокоится за тебя, и предупредил, чтобы ты не вступал ни в какие контакты с Эйкеном. Иначе последствия будут ужасные.

Хаген: Странно, что он сам не связался со мной.

Клу: Церебральный генератор разобран для установки на шхуне.

Хаген: К черту! Девочка, у него вполне достаточно мощности, чтобы выбрать время и для разговора со мной, но этот старый заговорщик… Или… (Изображение ушло вдаль.) Клу: Мы оказались почти правы насчет того, что Фелиции удался d-переход. Она почти полностью сожгла ему кожу, до самой шеи.

Хаген (поспешно затемнил появившийся образ).

Клу (испытывая сильную боль): Папа с июня находится в регенерационном автоклаве.

Хаген: Клу, а что, если Фелиция не только сварила его? Что, если она хорошенько прожарила его мозги? Что, если он забыл все, что знал? Ты уверена, что отец не потерял какую-то часть функций разума? Тело можно вылечить куда быстрее. Сколько можно пребывать в питательном растворе только ради того, чтобы восстановить нервные окончания? Это не наводит тебя на кое-какие размышления? Черт побери, полная регенерация может занять восемь, а то и девять месяцев.

Клу: Если его метафункции пострадали во время нападения Фелиции, это может многое объяснить.

Хаген: Держу пари, что так оно и есть. Ему удалось установить телепатическую связь с тобой лишь потому, что ты сильнее его в дальновидении. Вполне вероятно, что он не может в полной мере восстановить свои способности. Очевидно, в таком случае – если, конечно, подтвердится, что отец теперь не способен создать налаженный, полномасштабный метаканал,

– ему не будет доступен и дальнодействующий психокинетический удар. Ох, Клу, дорогая, у нас может появиться хороший шанс. Не поэтому ли наши старые интриганы отправляются в Европу, чтобы сблизиться с нами, иначе им нас не достать? Когда же он появится у берегов Европы, то попытается вновь накинуть на нас узду. К тому времени нам необходимо объединить наши усилия с энергетическим потенциалом Эйкена Драма и толпой его экзотических существ. Пусть отец тогда только попытается нас тронуть!

Клу: Когда папа в последний раз говорил со мной, он сказал, что все его помыслы лишь о том, чтобы помочь нам. Если бы мы могли доверять ему!

Хаген (громкая нецензурная брань).

Клу: Он только должен быть уверен, что мы – вольно или невольно – не станем помогать галактическим властям. Случится большая беда, если они объявятся в плиоцене с целью арестовать его.

Хаген: Мы никогда не пойдем на это!

Клу: Ты! Ты не понимаешь – он любит нас!

Хаген: Но странной любовью. Нечеловеческой. Маму он тоже любил, и мы прекрасно знаем, как он с ней поступил. Ты даже в дурном сне не сможешь угадать – почему!

Клу: Это все злые наветы!

Хаген: Я много работал в библиотеке на Окале и обратил внимание, что файлы памяти, относящиеся к истории Метапсихического Восстания, далеко не полны – только общепринятая интерпретация фактов, а чуть копнешь вглубь – все, пустота. Объясни, например, ради чего все затевалось? Вот основная посылка восставших – землянам необходимо воспитать – или создать? – нового, «ментального», человека и обеспечить ему достойное место в руководстве Галактического Содружества. Неужели ради этой цели следовало начинать войну? И кто ее начал? Высокоразвитые цивилизации ядра Галактики. Те, кто почти столетие бескорыстно помогали землянам. Ради Бога, зачем?

Клу: Папа и его соратники хотели, чтобы повсюду восторжествовали принципы государственного и общественного устройства, исторически сложившиеся на Земле. Потому что они самые справедливые.

Хаген: Не так все просто! Там есть что-то еще. Если бы ты вплотную занялась данным вопросом, то обнаружила бы, что существуют намеки на какие-то иные причины. Словно из-за завесы мелькнет на мгновение что-то непонятное и тут же скроется. Восстание, которое возглавил отец, имело целью как-то изменить нашу физическую природу. Да-да, твою, мою. Они хотели что-то сотворить со всеми человеческими детьми! И это «что-то» было столь ужасно, что его собственная жена сочла возможным – и справедливым! – поднять на него руку. Она пыталась убить Марка. Вдумайся, наша мать пыталась убить нашего отца! И следом Галактическое Содружество после сотен тысяч лет мира и покоя объявило отца вне закона, начало против него и его сторонников боевые действия.

Клу: Все уже давным-давно закончилось. Все в прошлом!

Хаген: Сестренка, дорогая, пока еще ничего не кончилось.

Клу: Опомнись, Хаген! Остановись, не разбрасывайся, не терзай душу. Зачем тебе подробности? У нас одна-единственная цель – вырваться отсюда! Забыть об отце, его жестокой опеке и странной любви, расстаться со страшным, примитивным, нелепым миром. Неужели нам никогда не удастся сказать ему: «Прощай! Здесь мы обречены на одиночество, здесь мы чужие». Ради этой цели мы готовы пожертвовать чем угодно!

Хаген: Ну и что?

Клу: Мы должны использовать любую возможность, поэтому нам необходимо пойти на контакт с Эйкеном Драмом. Вам следует как можно скорее прибыть в Афалию. Теперь, когда экспедиция достигла Средиземноморья, это не должно занять много времени. Переправиться можно дальше к востоку, в самом узком месте нового моря, у Балеарского полуострова. Оттуда в Афалию ведет хорошо накатанный тракт, названный дорогой Авена. Как только вы прибудете к нам, сразу можно будет организовать встречу. Ты знаешь с кем. Кугал предложил… он подсказал мне, как начать торг и что можно предложить Эйкену, чтобы заинтересовать его и убедить сотрудничать с нами. Я разговаривала с Кугалом сразу после того, как Эйкен сразил Ноданна. Он сказал, чтобы мы не теряли надежды.

Хаген: Хорошо, постараемся не потерять. Что же он подсказал?

Клу (мысленно создала изображение и передала брату).

Хаген: Будь я проклят! Ладно, каково положение в Афалии?

Клу: После гибели Ноданна они все в опасности. Власть в Афалии в моих руках, в ближайшем окружении нет никого, кто мог бы поспорить со мной. Каждый день я жму на местного Главного Целителя, чтобы он тоже встал на нашу сторону, и почти уговорила его.

Хаген: Эйкен Драм должен расцеловать наших друзей за то оборудование, которое получил от них. Вот уж поистине ослы!

Клу: Сам не будь ослом. Даже зная, что и как можно выменять у Эйкена, имея с ним дело, мы должны быть крайне осторожны, Эйкен очень опасен. Может, даже более опасен, чем папа.

Хаген: Дерьмо!

Клу: На дуэли в Гории Эйкен неожиданно обнаружил такие запасы энергии, о которых Ноданн даже не мог предположить. У него есть фотонная пушка, выполненная в виде копья. Но было там что-то еще. Возможно, убив Ноданна и королеву Мерси, он впитал их метапсихическую силу.

Хаген: Что ты имеешь в виду под этим «что-то»?

Клу (изображение). Очень странный феномен. Помню, как компьютер упоминал о каком-то древнем религиозном культе. Во всем вообще много непонятного. В ту пору еще не было письменных памятников. Замок в Гории гудит от слухов. Стоило ли пробуждать такие адские силы? Как говорит Кугал, многие тану считают, что подобная практика, всасывание чужой энергии, обращение за помощью к силам Тьмы могут погубить Эйкена.

Хаген: Весьма желанный исход. Послушай, Клу, мы любым способом должны добиться его поддержки. У нас нет возможности сражаться с Эйкеном у «врат времени» и одновременно строить деформатор тау-поля, изобретенный Гудерианом. Тем более что нам потребуется много различных материалов. У нас нет выбора – вся надежда связана с королем-узурпатором. Мы зависим от доброй воли этого маленького, злобного, хитроумного Дракулы. Или кто-то должен надавить на него так, чтобы он согласился помочь нам.

Клу: К сожалению, этот вариант тоже в руках Эйкена.

Хаген: Как так?

Клу: Все дело в Кугале. Он и все оставшиеся в живых повстанцы попали в плен. Теперь они заключены в подземелье Гории, лишены возможности общения; сигма-поле отрезало их от внешнего мира. Они обвиняются в государственной измене, а за такое преступление наказание одно – смерть.

3

– Вы собраны здесь для объявления приговора, – заявил командор Конгрив.

Сражавшиеся на стороне Ноданна и оставшиеся в живых сто двадцать девять воинов были выведены из казарм на учебный плац, расположенный перед стенами Стеклянного Замка, и выстроены в две шеренги. Во главе одной шеренги стоял Кугал – Сотрясатель Земли, во главе второй – лорд Селадейр, правитель Афалии. Заранее предупрежденные слугами, разносившими вчера ужин, они были облачены в стеклянные доспехи, надраенные и вычищенные с той тщательностью, какую пленники могли позволить себе в подобных обстоятельствах. Сверкающая всеми цветами радуги броня служила свидетельством неукротимого духа побежденных, их явным неприятием неправого суда и воли узурпатора. В строю стояли могучие принудители и сверкающие сапфирами рыцари, сияющие золотисто-розовым члены Гильдии Психокинеза, владеющие психокинетическим оружием, и группа дальновидящих, которые, словно статуи, замерли в конце строя и были как бы накрыты одним аметистовым покрывалом.

Отряд солдат, состоящий исключительно из людей, походной колонной вышел на плац. Шли они строевым шагом, держа в руках крытые корзины. Получив мысленный приказ, люди приблизились к мятежникам и, разбившись на две шеренги, прошли сквозь их строй. Так и маршировали, раздавая на ходу тяжелые хрустальные цепи. Каждый пленник – будь то женщина или мужчина – добровольно накладывал на себя прозрачные оковы – символ покорности великой богине Тане. Наручники схватывали запястья, и единая, более тонкая цепочка соединила их золотые торквесы.

– Мы готовы, – громко произнес Кугал. Окруженный многоцветным сияющим облаком, в котором преобладали розовые и желтые тона, он, словно башня, возвышался над человеком, волей короля назначенным комендантом крепости Гория. Кугал скосил глаза и усмехнулся, заметив в руках коменданта странно выглядевший рядом с его светящимися латами лазерный карабин – оружие двадцать второго века, – который тот держал в руках. Приклад упирался в землю.

– Тебе не потребуется карабин! – с презрением бросил Кугал.

– Священные цепи – вот знак нашей чести, – потрясая оковами, глухо добавил Селадейр.

Ледяным презрением комендант крепости мысленно окатил побежденных врагов.

– Так же как и нарушенная клятва на верность королю Эйкену-Луганну, которую вы давали в день Великой Любви, – произнес он вслух. – Все, кончайте разговоры! Следуйте за мной!

Комендант крепости вскинул в три приема карабин на плечо и повел колонну в сторону Стеклянного Замка.

Густой туман покрыл крепостные бастионы. Всюду виднелись следы недавней битвы, и хотя с момента решающего удара, нанесенного Эйкеном, прошло совсем не много времени, многие из отметин всесокрушающего огня были заделаны. Штабеля полупрозрачных стеклянных блоков сложены у поврежденных башен. Там уже споро трудились каменщики – громадные кирпичи с помощью системы рычагов то и дело подавались наверх. Слабо светящиеся в тумане золотисто-розовые башни, подобно сказочным богатырям, выступили навстречу приближавшейся колонне.

Заключенные, охраняемые солдатами гарнизона, миновали разрушенные предмостные укрепления и вошли в главные ворота в центральной башне, бок которой был начисто стесан ударной волной. Однако внутри замка разрушения были почти незаметны, только свежие заплаты, еще не потускневшие от времени, да сорванные с окон дощатые ставни напоминали о битве.

Рыцари тану, скованные одной цепью, маршировали с гордо поднятыми головами. Сияние их светящихся доспехов было ярче тускло горевших в коридорах настенных масляных светильников. Наконец их ввели в главный зал замка, где узурпатор после коронации приказал отполировать все, что только возможно, и теперь королевская палата для приема сверкала и переливалась, словно сказочный дворец. Пол был выстлан золотыми и темно-пурпурными плитами. Колонны, свитые из жгутов прозрачнейшего хрусталя, поддерживали огромный вогнутый свод, мягко поблескивающий в искристом слабом свете мелких, напоминающих звездочки ламп. Сияние было ровным, чуть приглушенным, и лишь помост, на котором возвышался трон из черного мрамора, был ярко освещен. Позади него и выше посвечивал выкованный из драгоценных металлов диск солнца. Этот знак раньше принадлежал Ноданну, но был сохранен узурпатором, так как орнамент, форма и тайные знаки напоминали о великом герое-первопроходце, когда-то явившемся на Землю, – полноправном властелине всесокрушающего копья – Луганне. Правда, теперь надписи были стерты, и девственно чистый солнечный лик кривился в Аполлоновой усмешке, словно эта священная реликвия воочию узрела горстку пепла, оставшуюся от законного наследника королей тану. Отлитые из серебра руки, потускневшие и покрытые патиной, были вскинуты в немой мольбе.

Трон на возвышении стоял в центре зала в окружении двадцати более скромных кресел. Все они были свободны. Трон тоже был пуст. Пленники долго стояли в ожидании приговора, как вдруг на троне возник маленький человечек, грызущий яблоко. Это был самозваный король, нынешний монарх Многоцветной Земли Эйкен-Луганн. Как он очутился в зале, никто не мог сказать: может, воспользовался защитным экраном и ловко проскользнул на возвышение? Одет он был в походный костюм из золотистой кожи, на котором поблескивали дождевые капли, капюшон откинут на спину, шея открыта. Торквеса у короля не было – Эйкен-Луганн не нуждался в искусственном стимуляторе метапсихических функций.

Пленные покорно ждали.

Между тем король продолжал грызть яблоко – откусывал помаленьку, смаковал каждый кусочек и пристально вглядывался в лица побежденных врагов.

Кугал Сотрясатель послал мысленную реплику Селадейру:

«Селад, погляди! Жив-здоров! Увы, слух о его гибели оказался ложным».

«Так-то оно так, но выглядит он крайне изнуренным».

«Еще бы, совсем непросто переварить психическую силу Ноданна и королевы Мерси-Розмар; ведь это были легендарные герои, не нам чета. Как бы избежать их участи? Надо же, впитал и теперь переваривает чуждую ему, вражескую силу. Может, именно в этом и состоит решающее доказательство, что он, бесспорно, и есть Враг! Тот, о котором упоминают священные книги».

«Мне лично никаких доказательств не надо. Ты моложе, потому и сомневаешься».

«Это не так, Селад! Дело слишком серьезно, чтобы верить пустым слухам. Алутейн – Властелин Ремесел, например, никогда не верил, что Эйкен Драм – исчадие ада. И леди Морна-Йа. Я точно знаю, что мой брат Ноданн тоже испытывал сомнения».

«Нет, он верил, был убежден в этом».

«Поверь, я лучше знаю. Кому, как не мне, известны все его заветные мысли. Мне и погибшему Фиану – Сотрясателю Небес! Ноданн был старшим сыном короля Тагдала и королевы Нантусвель, и я триста восемьдесят пять лет помогал брату в качестве второго лорда-принудителя. Эйкен Драм – Враг? Чепуха! Ноданн, как и всякий благородный человек, ненавидел и опасался этого безродного выскочки, талантливого авантюриста, но он никогда не считал его врагом мироздания».

«Ха! Даже фирвулаги уверены, что этот ублюдок и есть тот самый заклятый Враг. Как ты считаешь, почему эти коротышки сквозь пальцы смотрели на наши приготовления к битве и в обмен на обещание вернуть им священный меч Шарна даже подсказали, где спрятан аэроплан? Потому что приход Врага предвещает войну с Мраком, и они не могут вступить в последнюю битву, если в их руках не будет легендарного меча Шарна. Кугал, очнись! Ноданн никогда не колебался! А ты погряз в сомнениях. Я знаю, в чем причина. Это все она, женщина из Северной Америки… подобное спаривание не проходит даром».

«Старый осел! Если бы не Клу, я до сих пор бродил бы в потемках».

«Я и говорю. Она завела тебя в дебри. Как только ты встретился с ней, так все прирожденное чутье тану, все здоровые инстинкты оказались забыты».

«Несчастный старик! Не попрекай понапрасну. Ни ты, ни кто-либо другой не может обвинить меня в трусости, в пренебрежении честью в роковом походе. Никто не имеет права сомневаться в том, что в тот момент, когда мы стоим здесь в ожидании приговора, Сын Мрака, наш общий Враг, находится в тени. Ему выгоден наш разлад».

«Спасибо, Кугал. Конечно, ты можешь считать меня старым дураком, свихнувшимся на верности древним кровавым обычаям. Только учти: я видел, как сбываются предсказания и обретают смысл пророчества, которые ставили в тупик еще наших предков после их бегства во время войны на краю бездны. У меня нет никаких сомнений! Вспомни, как воды одолели землю! О великая священная птица Мригел! Что стало с благородными тану! Сам бесстрашный Однорукий Стратег, наш великий Ноданн, будто забыл наши славные обычаи и традиции и вступил в битву как чужестранец без роду и племени! Откуда летом туман? Скажи, Кугал. Вокруг так много знамений – прозрей, брат. Все возвещает приближение Мрака. Я говорю, Кугал, скоро разразится страшная битва, и тогда друга нельзя будет отличить от врага».

«Селад!»

«Молчи. Он подслушивает».

Эйкен Драм, в последний раз откусив от яблока, встал и приблизился к краю возвышения. Здесь он с самым серьезным видом рассмотрел огрызок и вдруг швырнул его назад через правое плечо. В тот же момент в его руке оказался заостренный с обоих концов стальной ломик.

– Знаете, что это такое? – тихо спросил он повстанцев. Король поднял оружие над головой – металл тускло блеснул в слабом свете, наполнившем зал. – Это сверхпрочная сталь! Несущее смерть железо. Вы, тану, думаете, что сорвать с ваших шей золотые торквесы – то же самое, что убить вас? Ошибаетесь. Из того положения, в которое вы попали, есть два выхода. Этот ломик – один из них. Когда с его помощью с вас будет сдернут дающий ментальную силу торквес, вы почувствуете адскую боль. Некоторые тану даже сходят с ума, но многие выздоравливают, правда, лишаются всех телепатических способностей и становятся как бы… метапсихическими идиотами. Вроде самых последних, лишенных торквесов людишек.

Сияние, окутывающее пленных, усилилось.

Лицо Эйкена по-прежнему оставалось бесстрастным. Наконец он повернулся к мятежникам спиной. В то же мгновение его мощный, оглушающий мысленный клич беззвучно и торжественно прозвучал в парадном зале:

«ПУСТЬ ВЫСОКИЙ СОВЕТ СОБЕРЕТСЯ ДЛЯ ВЫНЕСЕНИЯ ПРИГОВОРА».

Над каждым креслом, предназначенным тому или иному высокородному лорду, вдруг обрисовались их торсы – заседание верховного органа Многоцветной Земли началось без личного присутствия его членов. Всего лишь переданные на расстояние образы. Сегодня присутствовали леди Мейвар – Создательница Королей, Блейн Чемпион, Альборан – Пожиратель Умов и его жена Эднар, Кандатейр, правитель Ронии, Сибел Длинная Коса, Нейл из Сазарана, женщина человеческого рода Эстела Сирон из Дараска и Ламновел Мозговзрыватель из Сейзораска.

«И это все!» – мысленно воскликнул Селадейр.

«Селад, наши места не заняты! – раздался сардонический смешок Кугала.

– Пусто кресло Туфана из Тарасии и Диармида из Геронии, погибших во время падения аэроплана. Нет никого и в кресле несчастной леди Морены. Она отравилась в тот день, когда узурпатор одержал победу. Нет и королевы Мерси. Свободны кресла погибших вовремя сражения на Рио-Дженил Артигона и Алутейна – Властелина Ремесел. Нет и моего брата Куллукета Дознавателя. Ну-ка… Место второго целителя тоже вакантно. А кто же двадцатый? Точно, нет леди Армиды, грозной хозяйки Барделаска. С ней-то что случилось?»

В сознании опять прозвучал голос Селадейра:

«Что о ней вспоминать – девять членов совета на месте. Кворум налицо. Так что приговор будет вынесен».

Эйкен мысленно обратился к членам Высокого Стола:

«Высокочтимые лорды! Каков будет ваш приговор в отношении мятежников?»

– Виновны в государственной измене! – ответили нестройным хором девять парящих в воздухе изображений.

«Какое же наказание влечет подобное преступление?»

– До следующей Великой Битвы их необходимо заковать в Цепь молчания. Потом их жизни должны быть принесены в жертву нашей милосердной богине Тане.

Маленький человечек усмехнулся:

«Слишком жестоко. Кроме того, я отменил Великие Битвы. Как вы знаете, вместо очередного сражения состоится рыцарский турнир. А в такой день изжарить их в стекловаренной печи – дурная выходка, способная испортить любой праздник».

Он повернулся к пленникам и, поигрывая ломиком, спросил:

– Вы слышали мнение Высокого Стола? Теперь я хочу сам допросить вас… ради вас самих же! Но прежде кое-какие сведения, которые, возможно, прочистят вам мозги.

ПЕРВОЕ: Хотите вы или нет, но Ноданн Стратег мертв, так же как и королева Мерси-Розмар. Я вобрал в себя часть их психической силы. Предоставляю вам возможность самим обдумать, что это значит.

ВТОРОЕ: Шарн и Айфа не только взяли Армистис, но и разнесли город на мелкие кусочки. Вы заметили, что в зале отсутствует леди Армида? В эту самую минуту подвластный ей Барделаск штурмуют восемь тысяч фирвулагов. Армида и ее люди будут драться до последней капли крови. Посланная мною подмога не успела вовремя добраться до города.

ТРЕТЬЕ: Мои соглядатаи донесли, что следующее нападение будет на Ронию. Пока затишье, город в безопасности, но ведь оно когда-то закончится. Мне ли объяснять вам, что значит для всех нас потеря такой крепости. Вспомните, последний владетель Ронии лорд Бормол являлся хранителем тайно провезенных из Галактического Содружества летательных аппаратов, как и его умерший брат Осгейр из Бураска. Всем известно, что случилось, когда пал Бураск? Недоростки отыскали тайники с оружием – самым новейшим, контрабандой доставленным из Содружества, – и с его помощью они теперь рушат стены Барделаска. Но это все пустяки по сравнению с тем адом, в который будет ввергнута Многоцветная Земля, когда они захватят склады, расположенные в Ронии. Так-то, любезные враги! Вот в чем вопрос, дорогие моему сердцу мятежники: если мы не сможем защитить Ронию, то следует разрушить все образцы вооружений, чтобы они не попали в руки Шарна и Айфы.

Сияние, исходившее от скованных цепью рыцарей, резко ослабло. Свет как-то жалобно пульсировал меж их рядов. Только старый Селадейр остался непреклонным.

– К черту ваши новомодные штучки, исказившие замысел и величие наших битв! – закричал он. – Приведи к покорности всю эту безродную шваль, или ты не король тану. Где твое понятие о чести?

– Думаю, старик, этот вопрос тебе следует задать Шарну и Айфе – королевской чете фирвулагов, – произнес Эйкен. – Как раз сейчас их наместник Мими из Фаморела штурмует Барделаск… Пока такие, как ты, будут ставить подобные вопросы, можно с уверенностью сказать, что их понимание надвигающейся войны с Мраком точно такое же, как у тебя. Значит, мы обречены, потому что подобные взгляды не имеют ничего общего с действительностью. Фирвулаги хотя бы не выдумывают себе противника. Они просто хватают все, что плохо лежит, пока такие, как ты, воюют против своих.

Лицо старого великана, видимое через поднятое кверху забрало, побелело. Казалось, еще немного, и он взорвется от возмущения.

В разговор вступил Кугал.

– Ноданн рассказывал мне, что самые большие запасы новейшего оружия хранятся здесь, в южных подземельях Стеклянного Замка. Или королева Мерси-Розмар преуспела в их разрушении?

– Она сделала так, что оружие Галактического Содружества нельзя использовать, – ответил Эйкен. – Ноданн никогда не был похож на старого осла Селадейра. Он планировал использовать его позже, после того, как окончательно подавит оппозицию среди людей, когда они полностью покорятся его власти. Во время сражения с Одноруким Стратегом все входы в подземелья оказались завалены, оплавлены или залиты ядовитой пеной. Мы уже послали в Росилан за опытным химиком, прибывшим из Галактического Содружества. Он – самый лучший специалист на Многоцветной Земле, и мы, Высокий Стол, вынуждены просить его, отмеченного всего лишь серебряным торквесом и налаживающего на какой-то кондитерской фабрике производство конфет, помочь нам. Конечно, куда ему до высокородных рыцарей! Так дальше не может продолжаться. Он вовсе не рвется взяться за новую работу, хотя я и обещал ему золотой торквес.

– Если то, что ты сказал о фирвулагах, правда, – Кугал отважился перебить короля, – то выходит, что мы находимся на краю пропасти?

– Я нахожусь, – поправил его Эйкен, потом жестом указал в сторону присутствующих членов Высокого Стола. – Они находятся! Королевский дом тану, которому вы так часто клялись в верности. Вы – нет! Хотя эти испытания могли стать и вашими испытаниями. Вместо того, чтобы рушить государство, следовало спасти Барделаск, обезопасить его границы, вернуть утраченное. Но нет! Вы, гордые тану, выбираете смерть. Мучительную, священную! Как поэтично! Но не надейтесь, что я буду ждать следующего ноября, Великой Битвы, чтобы торжественно лишить вас жизни путем переплавки в Великой Реторте. У меня нет на это времени. Завтра утром, быстро и чисто, из лазерных карабинов. Конгрив выстроит караул, отдаст команду – залп! И все! Вопреки всем заветам богини Таны – вот так, сразу, одним махом. Пиф-паф! Неужели трудно понять, что наступили новые времена, и я еще раз заявляю – для тугоухих! – что сегодня приговор вы выносите сами себе. Сами же выбираете наказание.

Неслышный гул взволнованных голосов, вскриков, реплик, возгласов сожаления заполнил зал. Сияние над головами пленников резко усилилось.

– Но есть еще кое-что, что вам следовало бы знать, – заявил Эйкен. – Я разговаривал с Элизабет. Совсем недавно, когда начало смеркаться и я уже был здесь, в зале. Человек-оперант, известный нам как Аваддон – Ангел Бездны, готовится покинуть Северную Америку. Он направляется сюда.

Эйкен замолчал.

– Нам было сказано, что одним из возможных решений является смерть. Каков же иной вариант? – нарушил молчание Кугал. Он кивком указал на стальной ломик, который король по-прежнему держал в руках. – Ментальная кастрация в обмен на свободу?

– Какая мне от этого выгода? – пожал плечами король. – Я показал этот инструмент просто для того, чтобы… ну, чтобы вы знали, что на свете есть такая штука.

– Кугал, не верь, – начал было Селадейр, но Кугал прервал его:

– Хоть я и моложе тебя, но по субординации выше. Я во всеуслышание заявляю о своем праве говорить от имени всех побежденных, собранных в этом зале. – Затем он телепатически связался со всеми закованными в стеклянные цепи рыцарями. – «Вы согласны, соратники?»

«Мы согласны».

«А ты, Селадейр из Афалии?»

«Я… признаю твое право».

Кугал – Сотрясатель Земли поднял вверх скованные кандалами руки. Хрустальные цепи свисали с его запястий и по кривой касались горла. Доспехи рыцаря засветились ярким золотисто-розовым сиянием.

– Я от лица своих сподвижников, от лица тех, с кем плечом к плечу сражался на поле боя, – объявляю! Мы признаем себя виновными в нарушении клятвы верности. Признаем себя виновными в незаконной поддержке покусившегося на престол. Признаем себя виновными в вооруженном выступлении против нашего законного властелина. Наши жизни принадлежат вам, и вы можете поступить с нами согласно своей монаршей воле, король Эйкен-Луганн. Но знайте, что с этой минуты мы покорны вам до конца наших дней и молим о милости ваше королевское величество. Если вы – король и Высокий Стол – удостоите нас прощения, мы клянемся служить вам нашими мыслями и телами. Тебя, богиня Тана, призываю в свидетели.

Маленький человек повел взглядом вдоль строя. Священные цепи с мелодичным звоном упали на пол.

– Вы свободны. – Король повернулся, направился к трону и сел, положив руки на массивные мраморные подлокотники. Он наклонился вперед, и в то же мгновение неощутимый, но цепкий принудительный захват сжал тело Кугала, и он замер, как жук на булавке.

– Прекрасные порывы, благородные помыслы – это все хорошо, но жизнь среди простых людей – да-да, я из низкорожденных, господа! – приучила меня верить делам, а не словам. Запомните, я не потерплю никаких попыток захватить меня врасплох или, что еще хуже, поставить перед фактом или предъявить ультиматум. Между нами не может быть никакой торговли, никаких уступок, поблажек, quid pro quo note 4. Ты понял меня, Сотрясатель?

– Понял, Ваше Величество.

Эйкен улыбнулся, принудительная хватка ослабла.

– Тогда, – произнес король, – самое время перейти к более важным делам. Итак, где вы спрятали оставшиеся аэропланы?

4

Задыхаясь, останавливаясь через каждые полсотни шагов, чтобы перевести дух и дать отдых распухшим лодыжкам, францисканский монах Анатолий Горчаков медленно взбирался к укрытой облаками вершине.

Какая жалость, что ему не удалось избежать встречи с бандитами! Несчастный халик! Это доброе, послушное животное никогда не сбивалось со следа – темной ночью, в густом тумане всегда верно выбирало дорогу. Монах остановился, вскинул голову, поглядел вдоль крутого каменистого склона, местами покрытого полосами тумана. До охотничьего домика на северном склоне, куда стремился измученный монах – в миру Анатолий Горчаков, – верхом на халике он бы добрался часов пять назад. Что поделаешь! Как было бы хорошо обсохнуть, согреться у огонька, перекусить, а может, даже заняться делами – ведь не по своей же воле он плутал в диких горах. Где ты теперь, верный друг, подарок благородного Ламновела из Сейзораска? Лакомый кусочек для разбойников, повстречавшихся брату Анатолию на Большой Южной дороге. Сначала он принялся упрашивать негодяев отпустить его, оставить в покое бедное животное, но четверо дюжих молодцов встретили его мольбы дружным смехом. Уже через мгновение они стали дерзки и грубы, и четыре острых копья кольнули монаха в шею. Брат Анатолий с укором посмотрел на них и, тяжело вздохнув, соскользнул с седла. Тридцать лет кочевал он по Европе эпохи плиоцена и был готов к встрече с самыми мрачными проявлениями Божьей воли. Если ему уготовано последние пятьдесят километров тащиться пешком, что ж – fiat voluntas Tua! note 5 С другой стороны…

Неожиданно атаман разбойников, обыскавший стоявшего с поднятыми руками монаха, заметно подобрел.

– Благодари Господа, что ты беден, – заметил он, потом жестом приказал монаху опустить руки и, нагло усмехнувшись, добавил: – С нашей помощью теперь тебе будет веселее. Тоже помесишь грязь.

Монах промолчал.

– Святой отец, – продолжал атаман. – Знаешь, сколько ты натерпелся бы с белым халиком, я тебе точно говорю. Это же редчайший экземпляр. Ты и до города добраться не успеешь, как первые же патрульные в серых торквесах выпустят тебе кишки. Таких халиков берегут как зеницу ока.

– Катх! – нагло осклабившись, заявил более молодой бандит. Во рту у него не хватало двух передних зубов.

Посчитав, что это непонятное, но явно непристойное слово относится к нему, брат Анатолий не выдержал.

– Побереги лучше свою пасть, а то совсем без зубов останешься!

– Падре, это к тебе не относится, – охотно объяснил окончательно подобревший атаман. – Катх – это катехудубильная кислота – краситель, получаемый из коры колючего кустарника. Помоешь раствором такого красителя белоснежную клячу самых благородных кровей, и она вмиг превратится в дикого бурого халика. А там наш путь уже будет на Амализанский аукцион. Когти халик собьет по дороге, следы от седла сотрутся, а чтобы он не казался слишком ручным, сунем ему под хвост небольшую колючку. Дело привычное.

Беззубый молодец хихикнул и, пока другие шарили по переметным сумам, которые вез брат Анатолий, подробно объяснил загрустившему монаху всю технологию перекрашивания животного. Посоветовавшись, бандиты оставили монаху его одежду и сандалии, мешок с сухарями и несколько палок копченой колбасы, маленький двойной мех для воды и – только после долгих и суровых упреков – кварцево-галогенный фонарь. Они послушали, как брат Анатолий, воздев руки, обратился к Небу с мольбой объяснить неразумным, что идет он в Ночные Горы, что места там дикие, влажность высокая и никаким другим способом огонька не добудешь, а без света в тех горах сразу попадешь в лапы какого-нибудь рыскающего хищного зверя, – и с неохотой сунули фонарь обратно в суму. Совсем расчувствовавшийся атаман подарил ему толстый дорожный посох. С таким снаряжением брат Анатолий продолжил свой путь.

После встречи с бандитами три дня монах пробирался по густому, осыпанному мелким дождиком лесу, росшему вдоль берега бурной речушки. Так он двигался берегом вверх по течению. Необычно крупная неповоротливая первобытная антилопа с саблевидными рогами как-то вышла ему навстречу. Они долго стояли на противоположных берегах, удивленно глядя друг на друга. С подъемом чаща посветлела, потом сменилась вековым сосновым бором, где вперемежку с соснами на тенистых местах росли красивые ели. Наконец сосновый бор окончательно поредел, и взгляду монаха открылся пологий склон, поросший вереском. Мшистые, потрескавшиеся глыбы торчали из сизого кустарникового ковра. Вдали, за скалистым гребнем, паслось стадо горных козлов с рогами словно турецкие ятаганы. Впереди за камнями мелькнула маленькая серна, с любопытством взглянула на человека в рясе и умчалась прочь. Монах, умилившись, направился в ту же сторону и неожиданно для себя набрел на протоптанную звериную тропу.

Как тут не возблагодарить Господа!

Идти стало легче; когда же в прогале между огромными глыбами показалась Черная Скала, он совсем приободрился. Это был приметный знак, особенно на фоне поросших горными елями округлых вершин. Если дело и дальше пойдет таким образом, то он, чего доброго, сумеет сдержать обещание, данное им четыре месяца назад сестре Амери. Он повстречался с ней в лагере беженцев, устроенном возле Надвратного Замка. Там брат Анатолий и поклялся исполнить доверенное ему этой суровой, с несгибаемой волей сестрой поручение.

Однако теперь, заблудившись в тумане, в преддверии ночи, странствующий монах совсем упал духом.

«Боже! – мысленно воскликнул он. – Неужели я был заносчив, строптив? Неужели мне, старому ослу, никогда не удастся отыскать Элизабет? Неужели мне отказано в Твоих милостях, и я никогда не найду ту жалкую лачугу, а если найду, то какой-нибудь свихнувшийся тану пошлет меня куда подальше да еще в ухо добавит!»

В отчаянии монах присел на плоский камень, доел остатки пищи. От голода и усталости кружилась голова. Сколько раз он спотыкался, падал, скатывался с осыпей. Вот и лодыжка, которую он подвернул в полдень, когда все вокруг плотно заволокло туманом, распухла так, что ремешок сандалии впился в ногу.

Если бы не этот проклятый туман! В каком направлении, куда теперь идти?

Брат Анатолий включил фонарь, и золотой лучик уперся в сумеречную мглу. Он отчаянно взмолился: «Архангел Рафаил, взываю к тебе, покровителю всех путешествующих, отправившихся в дорогу, заблудившихся в пути! Помоги мне, яви доброе предзнаменование, а лучше всего выведи к тем приметам, по которым я мог бы скорехонько отыскать эту хижину».

Вдохновленный молитвой, странник двинулся вперед, и всего через несколько сотен шагов перед ним открылись три похожие на скирды скалы, светлеющие на фоне аспидных гор, а еще через несколько минут он набрел на кучу старого навоза, оставленного халиком. Теперь не оставалось сомнений – по тропе ходили люди, и, поскольку места здесь пустынные, незаселенные, значит, она выведет его к цели. Брат Анатолий возблагодарил Господа за найденные приметы. И было за что! Лодыжка сильно ныла, он ничего не видел, замерз, проголодался так, что готов был съесть собственные сандалии. Но все это ничего не значило по сравнению с тем, что он все-таки оказался на верном пути.

Брат Анатолий подвесил фонарь на пояс, покрепче сжал посох и бодро зашагал вверх по тропе. Вот и развилка. Теперь куда? Давай-ка вправо, здесь она вроде утоптанней и шире. Маслянисто-желтый конус света запрыгал перед ним, блеснул под ногами мокрый гравий, потом плиты черного гнейса, скользкие, мокрые, затем… ничего!

– Мать честная! – воскликнул монах.

Он качнулся, невольно взмахнул посохом и ударил им о землю. Конец палки попал в трещину и застрял в ней намертво. Брат Анатолий обеими руками вцепился в него. Еще шаг, и он полетел бы в пропасть.

Пытаясь унять дрожь, монах присел на плиты, успокоил сердце. Вот она, Божья воля! Не верни ему бандиты фонарь, не подари атаман посох, где бы он был? Лежал бы на дне пропасти или бился о камни в стремительном горном потоке? Так-то вот. Острые, режущие края сланцевых плит сквозь рясу впивались в тело, но он даже не чувствовал боли. Склонив голову, сложив на груди руки, монах пробормотал на родном языке: «Славься…» Где-то внизу ревела река, поднялся сильный ветер. Он поднял голову. Полная луна – совсем рядом, можно рукой достать – выплыла из-за горы. Засверкали золотом поредевшие клочья тумана, обозначился зев пропасти. Брат Анатолий содрогнулся при виде отвесных, облитых лунным светом скал. Позади лежала густая черная тень, лишь поверху вырисовывалась отсвечивающая бледным золотом острая вершина. Черная Скала. Значит, хижина близко. Он встал, отцепил фонарь, поднял его повыше. Если в хижине кто-то есть, то они смогут увидеть его. Может, даже окликнут. Если нет, то он сам подаст голос.

Брат Анатолий вышел на открытое пространство.

– Добрый вечер, – громко произнес он. – Я – Анатолий Северинович Горчаков из ордена братьев-францисканцев. Прибыл сюда с важным посланием. Можно подняться к вам?

Он немного подождал – вокруг царила тишина, только ветер посвистывал над головой. Или то не ветер, а метапсихические волны, ощупывающие его? А может, кто-то – нелюдь? – с олимпийским спокойствием присматривается к нему и выбирает момент, чтобы одним движением мысли смахнуть в пропасть, как надоедливого комара?

Никого здесь нет, обреченно подумал монах. Никого, кроме тебя, старого глупого чудака.

Он прижал к груди посох и фонарь и долго, раскачиваясь из стороны в сторону, стоял на тропинке. Вдруг что-то странное померещилось ему – вроде бы алый огонек? Вон там, повыше… Вот и беленький сверкнул за ним, потом снова алый и опять белый. Что-то вроде пунктирной линии обозначило путь. Монах открыл рот от изумления. Еще больше светляков появилось в тени отвесной скалы – ох, разыгрались! Скачут, мельтешат зигзагами, прыгают, словно на американской горке, змейками взбираются к вершине скалы. Чудеса! А это что-то новенькое, вон там, в отдалении, напоминающее корзину с раскаленными угольями. А если приглядеться? Он затаил дыхание – в той стороне ясно очертились контуры небольшого Домика, похожего на швейцарское шале.

Брат Анатолий выключил фонарь. Последние клочья летнего тумана растаяли в ночи, и горную страну, насколько хватало глаз, залил ровный золотистый лунный свет. Прошло несколько мгновений, и снова откуда ни возьмись поплыл густой туман, скрывая даль и укутывая только что мелькнувший домик. Погасли огоньки, лишь метрах в десяти по-прежнему тускло горело, словно бакен на реке, багровое пятно, как бы указывая направление от развилки. Он двинулся в ту сторону и еще не добрался до места, как красный светлячок погас, а следом, чуть подальше, вспыхнул белый.

– Очень любезно с вашей стороны, – поблагодарил монах. К кому он обращался? К скалам, огням? – Вы мне очень помогли. У вас, наверное, уже закипела вода и вы заварили свежий чай? Может, даже угостите бутербродом?

Белая звездочка не гасла. Вокруг было по-прежнему тихо, лишь легкий ветерок редко, словно жалуясь, посвистывал в камнях.

– Слава Богу, наконец добрался, – с облегчением вздохнул монах.

Не разъединяя своих разумов, Элизабет и Крейн возвращались из дальнего путешествия на остров Окалу. Расположившись по обе стороны дубового стола и взявшись за руки, они некоторое время сидели в ожидании странного феномена, который уже случался здесь. Вот и теперь они оба разом повернулись к окнам, выходящим на запад. В комнате было темно, и небо за перилами балкона необычно светилось – звезды словно укрупнились и слили свои сияющие ореолы. Как будто в укор золотистому лунному свету.

Крейн: «Это опять появилось».

Элизабет: «Да, как и в прошлые два раза. Разве только помедленнее очерчивается. Может, теперь он более уверен в себе? Тише».

Крейн: «Конечно, перед нами что-то вроде галлюцинации. Как ты считаешь?»

Элизабет: «Мысли путаются… Милосердный Боже! Друг, давай-ка попытаемся познакомиться с ним поближе. Ну-ка, раз, два…»

Тем временем свечение за окном обрело контуры, слилось в туманный, покрывший звезды силуэт. Это было нечто напоминающее высокого мужчину, находившегося снаружи, метрах в семи от стены дома. Элизабет и Крейн создали тонкий психокинетический луч и с величайшей осторожностью прикоснулись к явившемуся привидению. Что это – материальный объект или наведенный бесплотный образ, сходный с голографическим тридиизображением, присланным сюда тану и фирвулагом? Зонд в случае чего мог служить защитой от непонятного эфирного феномена. Поле, с помощью которого создавался образ, было незнакомо Элизабет.

Крейн: «Это не более чем пугало».

Элизабет: «Как сказать. Может, новое психологическое оружие? Одним словом, луч проткнул его насквозь, как будто там ничего нет».

Мужчина, переместившийся на балкон, был облачен в черное, с блестками, плотно облегающее фигуру трико. Неясные декоративные украшения были разбросаны вокруг шеи и чуть ниже – вдоль пояса. Шея и голова были открыты, слегка завитые локоны стояли дыбом, словно гости на жнивье. Теперь фигура была видна отчетливо; казалось, незнакомец изучал находившихся в комнате.

Беззвучно, используя ментальную связь, делая длинные паузы между словами, Элизабет произнесла:

«Почему бы тебе не поговорить с нами, Марк, вместо того чтобы устраивать представления?»

Нельзя сказать, чтобы человек не прореагировал на обращенные к нему слова: шевельнулись волосы, на миллиметр приподнялись уголки губ. Сегодняшним вечером, в отличие от предыдущих двух посещений, тело незнакомца было окружено ореолом. Если приглядеться, то можно было заметить следы соединений и жгуты похожих на кабели нитей, уходящих прямо в ночное небо.

Крейн: «Очевидно, цереброэнергетический генератор опять заработал».

Элизабет: «Не скажи. Думаю, они кое-как починили один генератор из трех. Или, может, повреждения, нанесенные Фелицией, вынудили их задействовать какую-то новую схему. Смотри, кажется, он кивнул. Чуть-чуть».

«Ты нас слышишь, Марк?»

Существо осклабилось.

Элизабет: «Вот и хорошо. Мы из сил выбились, наблюдая за тобой, твоими детьми, за Эйкеном, за взятыми в плен мятежниками, да еще за фирвулагами. Почти двое суток дорого нам стоили. Прошлой ночью мы проморгали тебя. Ты был так увлечен грандиозным поединком, что мы не решились побеспокоить тебя… За кого ты болея в том сражении, Марк? Гибель Ноданна, конечно, полная неожиданность для твоих сбежавших отпрысков, но мы не сомневаемся, что такие бойкие ребята все-таки выберутся на верную дорогу. Для чего они НА САМОМ ДЕЛЕ отправились в Европу, Марк? Очевидно, причины, толкнувшие их на бегство, лежат глубже, чем обычное возмущение родительской опекой и желание отыскать на диких, заселенных варварами берегах свою судьбу. Я не понимаю – устраивать гонку, бросаться за ними вслед из-за пустых, вечных как мир конфликтов? Должно быть, ты уже готов к путешествию? Для нас не помеха даже сигма-поля; мы вполне можем разобраться, какое именно оборудование ты захватишь с собой. Марк, ты уже готов поставить паруса? Мы можем судить об этом по сообщениям тех таинственных шепчущих голосов, что уже которую неделю доносятся сюда из Африки. Дети строго следуют твоим указаниям?»

В глубоко посаженных глазах фантома зажегся свет и так же медленно угас; увяла и ухмылка.

Элизабет: «Марк, у тебя нет плана, с помощью которого ты собираешься помешать мне сохранить Землю эпохи плиоцена, оставить ее в нынешнем состоянии? К сожалению, я сомневаюсь, что Бреда, составляя план спасения Многоцветной Земли, принимала в расчет тебя и твою сующую нос в чужие дела молодежь. Что ж, я внесу соответствующие коррективы. Я рассказала Эйкену о том, что ты собираешься отправиться в Европу; должна заметить, что Драм был потрясен. Он теперь так серьезно относится к своим королевским обязанностям. Мне кажется, что он вряд ли простит тебе подобную наглую выходку. У него сил куда как прибавилось! Ясно, на что я намекаю? Не сомневаюсь, ты внимательно следил за тем, как он нанес два метапсихических удара. И мне в те дни пришлось нелегко. Я тоже приняла участие в незамысловатой шутке».

Глаза у привидения слегка сузились, смягчился изгиб губ.

Элизабет: «Я хотела бы предотвратить любое силовое противостояние между тобой и Эйкеном. Могу предложить свое посредничество. Важно предупредить роковой просчет с любой стороны. Эйкен уже далеко не тот легкомысленный, играючи транжиривший метапсихические способности ребенок, с которым ты имел дело до того, как тебя поместили в автоклав. Он сильно изменился с июня и в перспективе, несомненно, пересмотрит свой подход к созданию наступательного потенциала. Думаю, теперь он более осторожно станет относиться к каналу метасвязи, в силу того давнего соглашения, возникшего между вами. Прежде всего он займется активной подготовкой своих подданных, обладающих золотыми торквесами. Для начала он поднатаскает их в умении использовать технические средства связи и борьбы. Раньше они действовали порознь, каждый сам по себе. Подумай, что произойдет, когда рыцари научатся действовать сообща, в строю. В таком случае, если Эйкену удастся собрать достаточно людей, их объединенные силы вряд ли уступят мощности твоих машин. Так что хорошенько подумай, прежде чем что-либо предпринимать. Советую предупредить и детей. Мы должны жить мирно, Марк. Может, ты все-таки ответишь?»

Фигура на балконе вдруг потемнела, по всему контуру, еще различимому в ночи, засверкали звезды. Элизабет попробовала еще раз вызвать Марка. Она мысленно пробежала по всему узкому диапазону психоволн, изменяя частоту и фазу. Все оказалось напрасным. Фантом вдруг задрожал и бесследно исчез.

Наконец разделились и разумы Элизабет и Крейна.

– Черт с ним, с этим гордецом, – с досадой произнесла Элизабет. – Ну его к дьяволу! – Она сложила руки на столе, положила на них голову и заплакала.

Крейн обошел стол, приблизился к ее креслу и встал на колени. Не глядя на Крейна, она положила руку на его плечи, и ей как будто стало легче. Женщина дала полную волю своим чувствам и зарыдала во весь голос. Слишком долго длилось тревожное ожидание, слишком муторно было на душе, она устала держать себя в руках, зная, что будущее грозит новыми испытаниями, а то и гибелью.

Забывшись, Элизабет обняла рыцаря тану. Только почувствовав ответное объятие его сильных рук, она открыла глаза, совсем близко увидела подбородок, слишком теплый и широкий для человека; странным, непривычно быстрым было биение сердца экзотического существа. Мысли Крейна едва ли не касались ее, но он не позволял себе переступить черту и вновь слиться разумами.

– Какая же я дура! – выплакавшись, неожиданно заявила Элизабет.

Он погладил ее по голове.

– Вот и хорошо. Совсем по-человечески. Кстати, и по-тански.

– Я делаю все, что могу. В тот день, когда начался потоп, я проснулась в Доме Целителей с мыслью, что теперь вся ответственность за судьбы Многоцветной Земли легла на мои плечи. Знаешь, как стало страшно? Я считала, что у меня нет выбора, мне надо срочно вернуться в свое время. Что меня ждало здесь? Должность генерального инспектора планеты или, скажем откровенно, надсмотрщика? Эти обязанности всегда достаются тому, кто совсем не хочет их выполнять. Бог знает, почему была выбрана именно я. Это не мое решение. Но я допустила столько ошибок, Крейн. Ты даже не можешь себе представить, сколько я напортачила. Вы все считаете, что Великий Магистр ясновидения, Великий Целитель должен быть кем-то вроде колдуна, всеведущего чародея, недоступного пониманию полубога. Но там, в своем времени, я была простой учительницей. Я никогда не занималась управлением, социально-экономическим анализом. Почему именно мне выпало разбираться со всеми творящимися здесь безумствами? Кто я – чиновник, принимающий жалобы, или третейский судья? Теперь этот свихнувшийся галактический Наполеон собирается двинуться сюда с берегов североамериканской Эльбы! Бреда называла меня самым ценным существом в мире. Какая чепуха! Ты не знаешь, какую страшную ошибку я допустило с Фелицией. Как следовало обращаться с такой опасной персоной? Успех Эйкена явился плодом его собственных усилий. Вскоре он прибудет сюда и потребует, чтобы я увеличила его психокинетические способности. В таком случае с ним может случиться нечто подобное несварению желудка, что приведет к полной ментальной дистрофии. Тогда мне придется постоянно подпитывать его энергией. Как же мне поступить? Где гарантия, что, если Эйкен окажется способным переварить полученную от меня силу, он не начнет выискивать новую Фелицию и не обрушится на нее? Тогда у этого обезумевшего Наполеона руки будут окончательно развязаны. У меня, Крейн, даже догадки нет, как выпутаться из такого сложного положения. Я не могу оценить ситуацию в целом, в подобных условиях работать невозможно. Руководство Галактического Содружества – это огромная организация, ему подчиняются власти на местах, Консилиум, магистраты. В их руках все ресурсы огромного пространства. Я же постоянноодна!

Крейн: «Только любовь может помочь тебе. Животворящая, дающая силы».

Элизабет оттолкнула его. Каждый раз, когда Крейн осмеливался коснуться запретной темы, между ними вырастала глухая стена.

Крейн: «Ты могла бы разделить любовь с тем, кто всей душой предан тебе».

Элизабет: «Крейн, мой друг, нет, я не могу…»

– Другого выбора нет, если ты хочешь объединить наши расы, если тебе дороги их судьбы, – вслух произнес рыцарь тану. – Бессмысленно сражаться в одиночку. Ты же знаешь, что я полюбил тебя с первого взгляда – помнишь, у «врат времени»? Никто из нас обоих не выбирал одиночество. Смерть твоего мужа Лоуренса и связанная с ней потеря метаспособностей вынудили тебя бежать на Многоцветную Землю. Я тоже уже около года вдовствовал, когда ты появилась здесь. Разлука с тобой для меня – невыразимое мучение, и никакая беда мне не страшна, когда ты рядом. Вспомни бегство из Авена или конец лета, который мы провели здесь, у Черной Скалы. Я всегда с тобой, боль твоего сердца – моя боль.

Стена между ними была по-прежнему высока и неприступна, однако на этот раз женщина крепко обняла Крейна.

– Прислушайся к голосу своего тела, – тихо продолжал рыцарь. – Никто

– ни тану, ни человек – не может освободиться от телесной оболочки. Ты уже испытала страсть в своем времени, с твоим мужем, и это помогало тебе любить своих учеников и заботиться о них. Теперь ты живешь в другом мире… Здесь ты тоже можешь испытать нечто подобное.

– Ты – мой самый верный друг, – мягко ответила Элизабет. – Я знаю, что ради меня ты готов на все, что твои слова идут из самого сердца, но, Крейн, милый Крейн, ты же знаешь, что я не люблю тебя… в том смысле, какой ты имеешь в виду. Такая помощь бесполезна, от нее не будет толку.

– Это касается других. Мы, целители, обладаем опытом в таких делах и знаем, как вызвать прилив страсти.

– Мой дорогой… – Элизабет подняла голову, встала и отошла от Крейна. Опять полились слезы; невольно она откровенно рассказала ему кое-что из своего прошлого. – Если бы все было так просто. Ты же сам сказал – однажды я любила. В этом и заключается причина. Понимаешь, я знаю, что такое настоящая любовь.

– Неужели пропасть непреодолима? – воскликнул Крейн. – Неужели я так далек от тебя? Неужели недостоин? Встретившись с Бредой, ты многому научила ее, даже начала вводить в круг оперантов. Неужели то же самое нельзя сделать и со мной? Через некоторое время мы бы образовали такое несокрушимое единство, что нашу совместную мощь никто не смог бы одолеть.

– Теперь он стоял рядом, не касаясь женщины, – очень высокий, в красной мантии. На поясе у него сверкали крупные рубины и лунные камни, вокруг шеи

– тончайший золотой торквес.

– Бреда не была тану, – тихо прошептала она. Женщина приблизилась к камину, где догорали сосновые поленья. Огонь почти погас, головешки лежали слишком далеко друг от друга. Элизабет взяла бронзовую кочергу, переворошила угли, собрала их в кучу, продула камин кожаными мехами, и робкие сизовато-алые язычки пламени снова забегали по головешкам. – Бреда принадлежала к более жизнерадостной расе и была похожа скорее на людей, чем на вас. С другой стороны, в чем-то она была ближе к тану. Жизнь ее была невероятно долгой, что придало ей удивительную стойкость. К тому же она была Супругой Корабля. Муж оставил ей наследство особого рода, и она оказалась способной противостоять суровым испытаниям. К сожалению, теперь бороться с ними приходится нам. Мы все несем ответственность, Крейн, желаем мы того или нет.

Крейн кивнул.

– Теперь я понимаю, что мои страдания ничто по сравнению…

– Не в том дело, – перебила его Элизабет. – Поверь, я просто не знаю способа, как, не нанеся непоправимого ущерба, расширить твои возможности, поднять до вершин оперантского искусства. Как самой во время обучения остаться в живых? Ты хотя бы понимаешь, что я имею в виду? Проникни в мое сознание, только очень осторожно. Прикинь сам, какие существуют возможности для образования новых соединительных каналов.

– Я готов на что угодно, лишь бы ты полюбила меня.

– Теперь замолчи. Сконцентрируй всю свою волю. К сожалению, я не могу тебе помочь в подобных обстоятельствах. Я сама несведуща в сердечных делах. Самое большее, на что меня хватает, – это лечить ребенка Мэри-Дедры. Не думай, что я не хочу расширить твои возможности или помочь в том, о чем ты просишь. Если бы я только могла…

Она вновь обхватила его, и, словно единое целое, они долго стояли у окон, выходящих на восток.

Крейн: «Наберись храбрости, Элизабет, и рискни. Ты сильная, выдержишь. Если тебе не дано полюбить меня, я утешусь тем, что всегда буду рядом с тобой. Я готов отдать жизнь за тебя. Наберись решимости».

– При чем здесь решимость, когда речь идет о нежных чувствах, – громко рассмеялась Элизабет. – Бреда четырнадцать тысяч лет ждала прихода смерти. Выходит, мне предстоит шесть миллионов лет дожидаться любви?

Длинными тонкими пальцами он коснулся ее опущенных век. Слезы высохли, ее щеки теперь были так же холодны, как и душа. Крейн глубоко вздохнул.

– Давай сменим тему, – предложил он, – успокойся, взгляни на звездное небо. Кстати, наши уже собрались внизу, в гостиной. Они ждут нас… Пусть подождут, им есть о чем поговорить.

– Бедный Минанан. Стоит ли сообщать ему о посещениях этого странного фантома?

Крейн ничего не ответил, и в ту же секунду стены комнаты как бы растаяли, яркие неподвижные звезды загорелись в вышине.

– Здесь все для нас чужое, – послышался печальный голос Крейна. – Видишь, вон там, над горизонтом, скопление маленьких звезд, чем-то напоминающее кисть винограда. Вы их, кажется, называете Плеядами. Четыреста лет нужно световому лучу, чтобы добраться до Денали note 6, до этого звездного скопления. По ту сторону Плеяд, примерно на таком же расстоянии от Земли лежит Древний мир. Мы, тану, не можем без слез смотреть в ту сторону.

Мы и фирвулаги уже успели создать свою карту звездного неба. На ночном небосводе есть созвездие, которое мы называем Трампет note 7. Видишь его? Чуть повыше Плеяд… Да-да, вот оно. Теперь постарайся различить крайнюю звездочку, как бы завершающую мундштук. Наша галактика Дуат лежит как раз в направлении этого светила. Дуат так далека, что ее нельзя разглядеть в увеличительную трубу, называемую телескопом, которую ваши путешественники во времени привезли из будущего.

Стены комнаты вновь заняли привычное место. Крейн положил руку на плечо Элизабет и чуть подтолкнул ее в сторону ниши, расположенной напротив камина, где прежде помещалось наследство, оставленное Бреде ее супругом Кораблем, – генератор силового поля, называемый комнатой без дверей. Теперь в алькове хранились подарки, оставленные Элизабет Бредой: картина, на которой была изображена спиральная галактика, распустившая далеко в космос два сияющих рукава, и стилизованная скульптура женщины.

– Мы верим, – продолжал Крейн, – Минанан, я и те, кто составляет Партию мира, что Тана постоянно, с материнской заботой, ведет нас к цели. В таком абсолютном слиянии – вектор и итог развития мира; эволюционные изменения физической Вселенной, генетическое совершенствование мыслящих существ вторичны. Тягой к единению с Созидательницей томится каждое существо, каждое поколение по-своему осмысляет путь, и в этом приближении

– цель. Те же, кто придерживается традиционных взглядов, бездумно исповедует сакральные цели нашей религии битв, до сих пор утверждают, что слиться со всем сущим можно только в момент смерти, саморазрушения. Отсюда призывы к гибели, решающему сражению. Так рождался миф о грядущей всеобщей войне с Абсолютным Мраком, которая сначала поглотит нашу маленькую, пытающуюся спастись бегством общность тану и фирвулагов, а потом окончательно разрушит остальные миры в галактике Дуат.

– Бреда рассказывала мне об этом, – ответила Элизабет, – о том, как подобное мировоззрение укоренялось с помощью ментальных торквесов. Она поведала, как раса тану попыталась навязать торквесы всем остальным народам Дуат. По ее словам, возможно, это и привело к метапсихической катастрофе, погубившей разум в той части Вселенной. Думаю, ее интуитивная догадка верна. Торквес, усиливающий телепатические способности, – впрочем, как и любое другое искусственное устройство, любая механическая подпорка,

– делает невозможным полное и равноправное слияние разумов. Марк Ремилард и его люди успешно доказали это в нашу эпоху.

– А может ли кто-то из вас, людей, узнав о подобном веровании, о таком своеобразном понимании конца света и печальном завершении эволюции разума в галактике Дуат, решить, что в столь трагическом парадоксе самоуничтожения есть что-то вдохновляющее, достойное подражания? Не внял ли он голосу Тьмы?

Элизабет ничего не ответила – подошла к камину и поворошила остывающие угли. Легким облачком взлетела зола, редкие искры осветили черную кирпичную полость.

– Не думаю, что Бреда разделяла подобную точку зрения. Перед смертью она пришла к выводу, что дальнейшее существование рода тану немыслимо без слияния на генетическом уровне с расой разумных существ, появившихся на Земле. Мне кажется, она вынашивала идею, что со временем, путем смешанных браков между реликтовым населением плиоцена и примитивными хомо сапиенс, удастся внедрить гены будущих метапсихических способностей в первобытные, пустые неандертальские головы. Как появился кроманьонский человек? Ведь это просто смешно – современный человек возник вроде бы ниоткуда, с подозрительной неожиданностью и сразу, за какие-то жалкие пятьдесят тысяч лет или около того, достиг вершин метаискусства.

Элизабет опять поворошила золу в камине.

– Крейн, если ты считаешь, что Божий промысел заключается в слиянии с Абсолютом – в любой форме, пусть даже через гибель, – то твоя судьба куда более печальна и горька, чем моя. Твой пессимизм уже нельзя опровергнуть. Мы, люди, используем ваш гибнущий разум, психическое наследство питомцев Дуат только как первую ступеньку на пути к союзу – СОЮЗУ, НЕ СЛИЯНИЮ! – всех мыслящих и чувствующих существ Вселенной. Хотя и слияние разумов мы не исключаем, но только не в ущерб личности. Ты когда-нибудь видел, как армия муравьев в лесу преодолевает стремительный поток? Тысячи соединившихся цепью муравьев образуют мост, по которому миллионы их собратьев переходят на другой берег, не замочив лапок.

– Элизабет, мы не думали об этом.

– Зато я часто размышляю на эту тему. – Она осторожно поставила кочергу. – На моих плечах лежит огромная ответственность. Как выдержать подобную ношу? Как не допустить ошибок? Что мне ждать от завтрашнего дня?

– Не надо усложнять положение, Элизабет. Все не так уж плохо. В отчаянии ты просто ищешь отдушину.

– Знаю. Сестра Амери часто говорила, что любая уступка хандре, любое нытье распахивают ворота несчастьям, однако ей так и не удалось полностью избавить меня от этой привычки. – Элизабет улыбнулась. – Теперь давай спустимся вниз и примем участие в совещании.

Дверь в гостиную на первом этаже, где собрались руководители Партии мира, неожиданно со звоном распахнулась, и в нее, неловко переступив через порог и подобрав рясу, вошел незнакомый монах.

Все замерли – стихли разговоры и смех, прервались мысленные реплики, взгляды присутствующих обратились на монаха. Никто слова не мог выговорить

– настолько невероятным показалось появление здесь этого высокого, седовласого, тоже опешившего чудака. Как он сюда попал? Как сумел не попасться на глаза бдительной Мэри-Дедре и управляющему Годалу, как прорвался через заслон у пропасти? И вообще, как он мог продвинуться дальше кухни, где сидели двое слуг-тану, у них что, ПК-мощности или принудительной силы не хватило, чтобы спеленать его, как малого ребенка? Надо же, ворвался прямо в гостиную! Вот они, голубчики! Теперь хватайте его за рясу, тащите назад на кухню, что-то мысленно бормочите в свое оправдание. Поздно!

– Назад! – вскочив с дивана, взорвался Минанан. В этот момент он напоминал рассерженного Юпитера.

Все собравшиеся у порога – двое слуг-тану, Мэри-Дедра, Годал и сам виновник происшествия – покорно замерли. В гостиной на мгновение установилась гулкая, непривычная тишина.

– Кто это, черт побери? – первой нарушила молчание Элизабет.

Минанан ослабил психокинетические тиски, и все, кроме оцепеневшего, стоявшего на одной ноге, с поднятыми и прижатыми ладонями друг к другу руками монаха, Мэри-Дедры и Годала, удалились. Непрошеный гость был так сжат, что не мог шевельнуться, только глаза живо и с добродушным любопытством посматривали на собравшихся.

– Мы впустили его в дом! – с нескрываемым возмущением поглядывая на старика, начала оправдываться Мэри-Дедра. – Помогли ему добраться до места, обсушили, предложили ужин.

– Он казался таким безвредным, – добавил управляющий делами Годал, – до тех пор, пока Мэри-Дедра не обмолвилась, что Элизабет спустилась в гостиную и теперь совещается со своими благородными друзьями.

– Он при этом так закричал – у него, мол, важное поручение, – сказала Мэри-Дедра, – и бросился прямо сюда. Никто и сообразить не успел, что у него на уме. Теперь, если вы настаиваете, мы можем мигом вышвырнуть его вон.

В разговор вступил Дионкет – Главный Целитель.

– Прежде всего надо узнать, чего же он хочет.

– Ослабь ему челюсти, Мини, – попросил Перадейр Приходящий Первым.

– Но все остальное держи крепко. Не выпускай, – прибавил Мейн Недремлющее Око.

Монах облизнул губы, прочистил горло, при этом брови его удивленно приподнялись.

– Мне нужно повидать Великого Магистра Элизабет Орм, – произнес он, остановив взгляд на леди Лейлани-Тегведе.

– Это я, – ответила куда более скромная и бедно одетая женщина. На ней было простенькое черное платье.

Во взгляде монаха можно было ясно прочитать некоторое облегчение. Несмотря на нелепую позу – левая нога по-прежнему так и висела в воздухе,

– он начал с большим достоинством:

– Зовут меня Анатолий Северинович Горчаков, я принадлежу к братству монахов-францисканцев. Ваша подруга Амери Роккаро послала меня сюда, обязав быть вашим духовным наставником.

Элизабет, ни слова не говоря, внимательно слушала его.

– Может, теперь вы меня освободите? – Брат Анатолий обратился к Минанану: – Я вернусь к своему ужину, а вы продолжите совещание. – Потом он снова взглянул на Элизабет. – Я подожду, пока вы сможете принять меня.

Минанан тоже посмотрел на хозяйку. Та кивнула.

Брат Анатолий с облегчением вздохнул и наконец поставил левую ногу на пол, расцепил руки и поправил на рясе пояс. Потом небрежно перекрестился и добавил:

– Когда будете готовы… – И с этими словами он вышел из гостиной.

5

Самое первое посещение мертвенно-бледного фантома Топи Вейланд воспринял как свидетельство своего близкого конца.

Обезумевший от страха, окончательно добитый допросом, который устроили ему король Шарн и его августейшая супруга Айфа, Тони был совершенно уверен, что впереди его ждут пытки и мучительная смерть. Когда обольстительная гурия появилась в его тюремной камере в Высокой Цитадели, он совсем потерял голову, но сумел взять себя в руки и не задал внушающей ужас посетительнице ни одного вопроса. Возможно, это сказочное существо было послано, чтобы вынудить его совершить какую-нибудь подлость, изменить

– но кому, в чем? – или ожидающие его ласки считались у фирвулагов чем-то вроде последней сигареты для приговоренного к смерти? В любом случае существо оказалось весьма проворным, гладким, сложено подобно человеку – более-менее! Однако черная как смоль кожа и алые волосы выдавали ее экзотическое происхождение. Тони никак не мог понять, в чем тут дело. Уже решив – хоть несколько минут, да мои, – он страстно обнял ее и был готов идти до конца, как вдруг мысли о неизбежной казни были развеяны самым необычным образом.

Кто-то громко протопал по коридору подземной тюрьмы, и почти одновременно в дощатую дверь забарабанили кулаками. Наконец донесся чей-то ревущий довольный бас:

– Скейта, гром тебя разрази! Я знаю, что ты здесь! Вот проворная сучка! Незавидная участь досталась тебе, приятель! Ладно, Скейта, собирайся, мы немедленно отправляемся в Горию.

Подобное вторжение вмиг отбило у Тони всякое желание, тем более что по голосу Тони узнал Карбри Червя, захватившего его в плен. Гурия тоже издала яростный вопль, проклиная хохочущего великана, и быстро отскочила от человека.

– Что ты так застеснялась, милашка? – заворковал Карбри с той стороны двери. Его зеленый глаз блеснул в дверном смотровом отверстии. – Заканчивай мероприятие! Приказ Шарна и Айфы. Нам надо быстрее отправляться в Горию, пока этот висельник Ноданн не успел изжарить мозги безродного узурпатора. Мы так надавим на него, что он тут же вернет наш священный меч и даже задуматься не успеет, как отказаться от сделки, которую мы заключим. Мы покидаем Высокий Замок не позже чем через час – слышишь, Скейта? Так что оставь свое гнусное занятие. Этот осел может подождать, пока ты вернешься.

Обольстительное создание склонилось над узником, ее прекрасные, поблескивающие в полумраке камеры с каменным потолком волосы коснулись лица Тони. Руки скользнули по груди. «Попозже, любимый», – шепнула она и повела маленькой ручкой с алеющими на пальцах ноготками по его груди, тронула пупок. Тони даже передернуло, и в то же мгновение стены камеры закружились перед глазами. Гурия поцеловала его в губы, и он ощутил вкус спелой клубники. Спустя секунду Тони догадался, кем была столь привлекательная распутная особа. Она наверняка из породы гоблинов, решил он. Но как сладок был ее поцелуй!

– Не уходи, Ровена! – забывшись, прошептал Тони.

Прекрасная чернокожая дева тут же приняла свой настоящий облик. Тони вскрикнул от ужаса.

Отвратительная великанша-людоедка нависла над ним, голова ее уперлась в каменный потолок. Тони что-то слышал о ней; кажется, ее звали Скейта Устрашительница. Великанша усмехнулась, словно прочитав его мысли, во рту показались клыки, кривые, как турецкие ятаганы.

– Что, хороша? – игриво поинтересовалась великанша. Она потрепала Тони по подбородку. Ручища ее по размеру и цвету была похожа на окорок. Пощекотала его. – Еще увидимся, – пообещала дьяволица, потом задумалась. – Слушай, а почему бы мне не взять тебя с собой? Поедешь сзади, седло я тебе приторочу, а по дороге у нас будет уйма подходящих моментиков.

Два долгих дня – без сна и отдыха, в окружении сопровождающей их свиты – мчались на запад посланцы короля и королевы фирвулагов. Привалы были редки и только для того, чтобы заменить загнанных халиков на свежих скакунов. В Бураске их застала грянувшая как гром новость – в схватке с узурпатором погиб Ноданн Однорукий. Всем сразу стало ясно – их миссия потеряла всякий смысл. Тем не менее, желая продолжить соблазнительные игры, Скейта сняла дорогой номер в самом лучшем отеле Бураска. В то время, когда городом владели тану, в этом величественном здании помещалось увеселительное заведение. Казалось, здесь все располагало к любви. Однако, как только довольная Скейта игриво заметила: «Черт побери, разве это не подходящий моментик?», Тони Вейланд свернулся калачиком и захрапел.

Скейта выругалась, недобрым словом помянула хрупкость и слабость человеческих неженок и приняла свой обычный облик. Следовало поразмыслить, каким образом разбудить в Тони любовный пыл – способов было достаточно. Можно придумать какие-нибудь необычные развлечения – не одной же любовью занимаются гоблины! Он бы с удовольствием принял в них участие, а уж потом… За приятными размышлениями ее застал мелодичный звон, словно серебряный колокольчик звякнул в голове. В тот же миг покрытая звериными шкурами кровать с храпящим на ней Тони растворилась в воздухе. На ее месте появилась пелена тумана, затем как бы распахнулось широкое окно, и в номере возникло изображение королевы фирвулагов Айфы. Издалека донесся голос августейшей особы:

«Скейта, мой первый капитан!»

– Я здесь, Ваше Ужасающее Величество!

«Немедленно прекрати свои пошлые фокусы. Вижу, чем ты собираешься заняться, – и это в то время, когда гибнут высокородные принцы, сотрясается земля и дурные предзнаменования, пророчества о гибели плодятся, как черви в куче соломы на земле. Ты можешь хотя бы на время забыть о своих вульгарных вожделениях? Нам предстоит столько важных дел. Война на пороге! Надеюсь, ты собираешься принять участие в сражениях?»

– Всегда ваша покорная слуга, Полноправная Повелительница Высот и Глубин.

«Так-то лучше. Я требую, чтобы ты и Карбри Червь во весь опор мчались к Барделаску. Теперь, когда Ноданн погиб, а низкорожденный мошенник еще не оправился после поединка, мы не имеем права терять ни минуты. Самый удобный случай начать генеральное наступление! Городишко Барделаск вполне созрел, чтобы упасть нам в руки. Мы приказали Мими из Фаморела направить туда его отборный корпус. Тебе же и Червю предписываю срочно догнать войско и находиться при нем в качестве наших личных наблюдателей. Король Шарн и я желаем иметь точный и подробный отчет – нам надоели хвастливые генеральские реляции. Хватит разукрашенных навозных куч! Впереди нас ждут серьезные испытания. Ты хорошо знаешь этих придурков, с их воспевающими собственную безумную храбрость посланиями, бездарными попытками скрыть потери, с их неспособностью верно оценить уровень боеспособности войск и алчностью. Эти вояки вполне могут сжечь город, чтобы скрыть повальный грабеж и обмануть корону при разделе добычи. Запомни самое главное: этот поход – первый серьезный экзамен для хозяина Фаморела. За пятьдесят лет ему впервые доверено проведение серьезной военной операции. Горцы достаточно хорошо проявили себя в последней Великой Битве, однако тогда их крепко держал в узде генеральный штаб. Сейчас они действуют самостоятельно, и я должна быть уверена, что эти дикари вполне овладели основами военного искусства».

– Армия едина, сознания едины! – бодро выкрикнула Скейта новый победный клич фирвулагов.

Королева как бы не заметила, что ее перебили.

«Обязательно сохрани все документы, письменные распоряжения, докладные – они нам понадобятся для изучения и приобретения боевого опыта. Совсем не для наград и раздачи отличий – на этот раз войска воодушевлять не надо. Всем известно, что в Барделаске варят самое крепкое пиво на Многоцветной Земле».

– Понимаю, теперь так называют стратегические цели!

«Без шуточек! Будь хладнокровна и приметлива – это касается и Червя. И вот еще что. Запомни, когда начнутся большие дела, Мими должен надежно защитить наш южный фланг. Скоро мы двинемся на Ронию. В следующем месяце. Взятие Барделаска – что-то вроде маневров. Генеральная репетиция. Так что постарайся. Толково выполни задание, и после победоносного штурма мне будет все равно, сколько пива ты выпьешь и сколько низкорожденных заиграешь до смерти. А теперь в путь. Слитсал!»

– Слитсал, Ваше Величество! – отсалютовала великанша, медленно гаснущему образу.

Затем великанша перебросила Тони Вейланда через плечо и направилась на конюшню.

Десятью часами позже два капитана армии фирвулагов вместе с их потерявшим сознание пленником добрались до брошенного тану форта, расположенного на берегу Соны. В пути им пришлось чуть сбавить ход из-за густого тумана, надвинувшегося на Вогезы и Юру со стороны Золотого берега. Здесь, в маленькой крепости, их уже ждали, даже речной катер подготовили – конфисковали вместе со шкипером. Шкипером оказалась женщина человеческого рода, из низкорожденных, без серого торквеса. Она чем-то напоминала бобовое зернышко – такая же неуклюжая и гладкая. Однако, несмотря на отсутствие на шее торквеса и наглухо схватившую ее лодыжки цепь с якорем в двадцать семь килограммов, который она запросто таскала в руках, женщина оказалась далеко не робкого десятка. Когда пританцовывающий от нетерпения Карбри приказал морячке быть готовой к отплытию в Барделаск, та осталась невозмутимой.

– Прямо разбежалась! – без всякого страха сострила она. – Экий быстрый нашелся, сейчас штаны сброшу.

В змеиных глазах Червя промелькнули искорки смеха.

– Не дерзи, низкорожденная! – произнес он. – У тебя нет выбора – разве что желаешь посмотреть, что там на дне Соны? Так и нырнешь туда вслед за своим свинцовым якорем.

– Днем раньше, днем позже, – философски заметила женщина. – Всем известно, что случается с теми, кто попал в лапы таких, как ты. Насилуют, разрывают на части, а сначала тоже раздают сладкие обещания. Нет уж, мистер людоед. Можешь теперь же швырнуть меня за борт.

– Тану постоянно распускают гнусные слухи, – огрызнулась Скейта. Она только что перенесла Тони на палубу и уложила на удобную скамью. – Спроси парня. Никто не собирается его глотать.

– Пока, – мрачно заметила морячка.

Тони тупо посмотрел на нее.

– Навыдумывают, наведут тень на плетень… – продолжала ворчать Скейта, потом оглядела катер и радостно воскликнула: – Какой чудесный кораблик!

Карбри подтянулся. Его обсидиановые, покрытые искусной золотой гравировкой доспехи, украшенные россыпью крупных чистых бериллов красивого зеленого цвета, блеснули в разрываемом солнечными лучами тумане.

– Низкорожденная, знаешь ли ты, кто мы? Перед тобой знаменитые герои Великой Битвы, а ныне посланцы Их Величеств, августейших правителей фирвулагов!

– Чудище ты, и больше ничего, – возразила женщина. – А чудища едят людей. Все великаны этим грешат, а ты, парень, и есть самый настоящий великан.

Карбри с размаху ударил себя кулаком в грудь. Панцирь мелодично зазвенел.

– Как высокородный член Карликового Совета, я, Карбри Червь, клянусь честью: никто не причинит тебе вреда при условии, что ты согласишься помочь нам. Ты будешь свободна, если как можно быстрее доставишь нас в Барделаск. Мы должны избежать встреч с речным патрулем тану и районе Ронии и благополучно преодолеть четыре порога.

В эту минуту гоблины из отряда, размещенного в форте, доставили багаж посланцев королевского дома фирвулагов и, склонившись в поклоне, ожидали дальнейших распоряжений. Карбри через плечо глянул на них, выстроившихся на корме катера, потом широко улыбнулся и протянул руку женщине-шкиперу.

– Давай-ка помогу донести твой якорь к рулевому колесу.

Женщина молчала, покусывая нижнюю губу.

– Какой крепенький, очаровательный кораблик! – Скейта, оглядывая катер, все никак не могла успокоиться. – Он, должно быть, очень быстроходный! Такой хорошенький-прехорошенький. Как ты думаешь, долго нам придется плыть, дорогой?

– Мы можем добраться до Барделаска не больше чем за двадцать шесть часов, если эта желчная бабенка примется за дело всерьез. К тому же надо собрать все силы, чтобы благополучно преодолеть пороги.

– Превосходно, – одобрительно согласилась великанша, – так не пора ли нам отправляться?

– Ладно, договорились. – Шкипер вместе с Карбри, подхватившим тяжеленный свинцовый якорь, двинулась на корму. Всего через несколько минут катер отчалил от пристани.

Как только Рония осталась за кормой, Тони задремал. Тихо плескалась вода за бортом катера, вокруг сгустилась ночная мгла, туман клоками плыл над маслянистой широкой рекой – казалось, катер двигался в какой-то таинственной сказочной пещере. Во сне сердце Тони наполнилось таким счастьем, таким ожиданием – спали оковы, которыми опутала его дьяволица, да и образ ее вдруг смягчился, приобрел знакомые манящие черты. Он потянулся к ней, своей Ровене, невесте из рода ревунов.

– Я не могу без тебя, – бормотал он в забытьи. – Все из-за того, что у меня в эти дни не хватило сил. Если бы они не отняли у меня серебряный торквес, все было бы по-другому. Теперь делать нечего, придется тебе забыть меня… Забыть навсегда…

– То-о-ни, я здесь, с тобой, – долетел до него сквозь дрему тихий приятный голосок. – Не бойся. Обними меня, будь таким же ласковым, как прежде.

– Мне… трудно без торквеса. Вот в чем беда.

Однако Ровена – или все та же мерзкая развратная тварь? – была мучительно настойчива. В голове Вейланда бродила какая-то смутная тревога, мерещилась опасность, но какая? Откуда? Он метался на узком ложе – на чем? С кем? Тони открыл глаза, и то, что он увидел, привело его в ужас.

– Ах! – вскрикнул он и ударил кулаком прямо в прекрасное, темнокожее, обрамленное алыми волосами лицо. Потом вскочил с кушетки и упал лицом на палубу.

– Эй, на корме, у вас все в порядке? – раздался в темноте веселый голос Карбри. Он кричал с полубака.

– Нет! – резко ответила Скейта. – Не суй нос в чужие дела, Червь.

Она приподняла Тони и снова посадила его на ложе. Слабый зеленоватый свет, сочившийся из какой-то трухлявой гнилушки, освещал корму. При таком освещении волосы Скейты имели неопределенный цвет – от ярко-красного до тусклого серого. Прижавшись к Тони, она начала осыпать поцелуями его лицо, потом погладила спину.

– Умоляю, перестань. Верни мне одежду, – отпрянул от нее Тони.

Скейта ущипнула его за мочку уха. Поцелуи жгли грудь. Словно назойливые насекомые, от которых нет спасения. «Я так хочу!» – шепнула дьяволица.

Тони затрясло от отвращения, он резко отстранился.

– У тебя было столько мужчин человеческого рода! Неужели непонятно, что все твои усилия, если я не желаю, бесполезны. Как ты не понимаешь, что настойчивым должен быть я, а не ты.

– Ты боишься меня, бедный мальчик? Не пугайся. Если у нас будет все хорошо, я тут же отпущу тебя. Мои сородичи так настроены против соитий с людьми, а ты мне очень нравишься. Недавно до меня дошел слух – от ревунов в Нионели, имевших опыт общения с, мужчинами. Так вот, они утверждают, что ты – нечто сказочное. Что твои ласки слаще всего на свете.

Несмотря на отчаянное положение, Тони почувствовал гордость.

– Ну, тогда я испытывал непреодолимый соблазн. Мне нужно увлечься новизной, успокоиться, обрести силы.

– Да? Так бы сразу и сказал. Что тебе не по душе? Мое тело? Мне казалось, оно выглядит весьма соблазнительным. Если тебе не нравится, давай сотворим что-нибудь другое. Говорят, у тебя молодая жена из ревунов. Я тоже могу предстать в каком-нибудь экзотическом облике. Могу завить волосы – для меня пара пустяков! Или с тех пор, когда ты носил серебряный торквес и разгуливал этаким золотоволосым красавчиком, ты совсем обессилел?

– Ну пожалуйста! – Тони бочком отодвинулся от Скейты. – Ты бы вернула мне торквес, – тихо попросил он.

Великанша задумалась – видно, что-то прикидывала.

– Ты считаешь, что без него твои силы убыли? Что без такой побрякушки не может вспыхнуть страсть?

– Конечно. Ты же знаешь, когда мужчины-люди бывают особенно энергичны с экзотическими женщинами. Когда на нас надеты торквесы! Любовник в этом случае становится… просто неукротим. А без ожерелья – и даже с ним, если кто-то со стороны воздействует, например, внушает чувство опасности, – все напрасно.

– Ага, – совсем не к месту заключила Скейта, размышляя о чем-то своем.

Наступила гнетущая тишина.

Тони ощупью нашел свои штаны и рубашку. Чернокожее, с алыми, облитыми зеленоватой грязью волосами существо не двигалось. Тогда он, едва сдерживая нетерпение, натянул одежду и одновременно отодвинулся на край кушетки. Странная гурия даже не взглянула в его сторону.

– Ты же не обладаешь особой метапсихической силой, – неожиданно нарушила тишину Скейта. – Почему же тану наградили тебя серебряным торквесом? Чтобы ты мог совершать подвиги в увеселительных заведениях?

Тони застегнул последнюю пуговицу.

– Конечно, нет. В Финии я был очень важной персоной. Меня высоко ценили как инженера-металлурга. Я руководил производством бария.

– Занятно. Шахта, где добывают бариевую руду, была одной из наших основных целей. Мадам Гудериан подсказала, что без этого металла тану не смогли бы изготавливать торквесы.

Тони инстинктивно почувствовал, что не стоит болтать слишком много.

– В общем-то, рудоносная жила там почти выработана, а ее продолжение глубоко уходит в недра, – торопливо произнес он. – До нее не добраться и за миллион лет.

– Или за шесть миллионов, – добавила Скейта.

Тони держался очень спокойно. Тело гурии как-то само собой изменило форму, вытянулось, налилось плотью. Устрашительница Скейта посмотрела на него сверху вниз.

– Зачем ты рискнул проникнуть через «врата времени», Тони? – вполне дружелюбно спросила она.

– Ну… Одним словом, обычная история. Девушка, которую я любил, ушла к другому парню, моему непосредственному руководителю. Мы втроем работали над одной темой, на одном и том же оборудовании, так что, понимаешь, и речи не было, чтобы они оставили лабораторию. Положение стало совершенно невыносимым.

– И ты сбежал?

– Естественно, хотя и не сразу. Для начала я сунул эту парочку в гидравлический пресс на восемьсот меганьютонов и нажал кнопку.

Глаза Скейты расширились от удивления.

– Ты?

– Сначала все решили, что произошел несчастный случай, но я-то знал, что галактические судебные власти рано или поздно докопаются до истины. Как ты считаешь, я достаточно чувствительно лягнул эту парочку?

– А ты мне нравишься! – Скейта шлепнула Тони по плечу.

– Тогда почему бы тебе не освободить меня? Я никогда не буду достаточно хорош для твоих опытов. Ты меня до смерти напугала, теперь хоть палкой бей! Эх, если бы я был свободен!.. Неделю спал бы без просыпу. Я дьявольски хочу есть!

– Черт с тобой! – громко расхохоталась Скейта, затем крикнула в дверь закутка, где разместился Карбри: – Эй, приятель, тащи сюда корзину с едой!

Она наклонилась к Тони и лукаво подмигнула ему:

– Насытишься, ложись отдохни. Вот сюда, здесь мягко, не будут беспокоить пороги. А пока мы спускаемся к Барделаску, я займусь делами. Когда там все будет кончено, тогда и поговорим о твоем освобождении.

Тони опять задремал. Ему снился сон – охваченная огнем, гибнущая Финия; улицы, заваленные грудами тел, ревущие, разъяренные страшилища-фирвулаги, в последнем броске штурмующие ворота дворца; лорд Велтейн и его отряд летучих охотников, задыхающихся в едком дыму, их яростные крики, доносящиеся до Тони; он сам, отчаянно прорубающий дорогу сквозь орду низкорослых захватчиков, его аквамариновый меч, сокрушающий нападавших.

Силы окончательно оставили его.

Где-то в глубине сознания Тони ясно ощущал, что все было не так, что не он действовал мечом. Он даже представить себе не мог, что грозная Финия может рухнуть под ударами фирвулагов и беглецов из будущего, населяющих верховья Мозеля. И вдруг, наплывом – Дворец Наслаждений: его любовница-тану, разделившая с ним ложе, ее голова, разбитая ударом железной палицы, он сам – его тащат к выходу на расправу. Страх, жажда мщения охватили Тони. Он отчаянно сопротивлялся – дрался до того момента, пока внезапно не открыл глаза. Реальность обозначилась сплошной пеленой дыма, языками ревущего пламени. Отблески падали на стенки прозрачного пузыря, служившего лодке крышей, следом в сознании прояснились слабо слышимые боевые кличи. Ноздрей коснулся запах гари, ему стало жутко – вне сомнения, где-то рядом гремела битва.

Тони поднял голову, в кубрике никого не было. Дверь нараспашку. В прогалине видны заросли высоких раскидистых папирусов, так плотно обступивших катер, что в воздушном пузыре царил полумрак. Он подобрался поближе – катер был пришвартован в первобытном, залитом водой лесу. В просветах между деревьями виднелся противоположный берег, горящая пристань, город, объятый пламенем. Это же цитадель тану, несчастный Барделаск! Разрушенные стены, дома и стройная центральная башня, вершина которой упиралась в низкое облачное небо. В узких стрельчатых окнах метались отблески огня, слышались частые рокочущие взрывы, напоминавшие залпы карабинов больших калибров.

Горе Барделаску! Бедные жители. Штурм только что закончился, в городе добивали последних защитников.

«Сколько же времени он проспал?»

Удивляясь, что страшилища бросили его, Тони выбрался на палубу. Из зарослей, впереди по носу, доносились тихие голоса, потом оттуда долетел взрыв смеха. Он затаил дыхание.

– Замечательно! Просто здорово! – громко захохотал Карбри Червь.

– Нет ничего лучше небольшого приключения, – согласилась Скейта. – Эти трупы так возбуждающе действуют на, казалось бы, давно забытые низменные инстинкты. Даже слюнки потекли.

Карбри омерзительно хихикнул.

– Ты еще скажи, что не прочь отведать этого парня. Каким-нибудь особым способом.

– Мой час настанет, дружок. У меня свой подход, не раз проверено.

– Ладно, меня это не касается. У нас с тобой другие задачи. Ты следишь за мной, я – за тобой. Играем честно.

– Годится. И то, что останется после моих забав, достанется тебе. Идет?

– Почему бы и нет. Давай и в такие игрушки поиграем, – совсем развеселился Карбри.

С той стороны отчетливо послышался какой-то хруст. Тони похолодел. Тьфу! О каких остатках шла речь, о каких инстинктах? Слюнки у нее, видите ли, потекли. Тут ему припомнился разговор перед отплытием, грубая, мрачная морячка.

«Тану лгут… пропаганда… клянусь честью высокородного члена Карликового Совета…»

Кстати, где шкипер?

Спереди вдруг пыхнуло нестерпимым жаром, и сразу же заросли опалило огнем. Такое впечатление, будто где-то рядом открыли заслонку и оттуда вырвалось пламя. Неожиданно голоса фирвулагов стали удаляться.

– Отличная Великая Битва в миниатюре получилась, не так ли? – Карбри никак не мог успокоиться. – Только дисциплина в армии совсем расшаталась, когда наши храбрые воины напились местного пива. Чего еще можно было ожидать?

– Я выставила старому Мими высший балл за проведенную операцию, – ответила Скейта. – Его особый корпус проявил себя с самой лучшей стороны, особенно если принять во внимание слабую вооруженность войск современным оружием. Это все, что нам удалось доставить в Фаморел.

– Представляю себе, как удивилась высокородная леди Армида, когда Андувор Двулапчатый всадил пулю ей в грудь, – произнес со смехом весельчак Карбри. – Бедная, она свалилась прямо в чан, где бродило сусло, осквернила, так сказать, все содержимое.

Великаны предались воспоминаниям. В стороне от них вдруг раздался громкий всплеск, потом еще два, поглуше. Не иначе – решили заняться туалетом. Смыть в реке кровь павших на поле брани. Или съеденных? Кто-то там громко и сладко зевнул.

– Слушай, – обратилась к Карбри Скейта, – я поговорила с местными земными женщинами. Посоветовалась насчет всяких любовных хитростей, которые может придумать партнер. Есть просто необыкновенные развлечения. А слезы у моего милашки высохнут, как только он получит подарок, который я нашла ему в Барделаске, он просто взовьется от радости, начнет извиняться за холодность. Тогда наступит мой час. Смотри, не засни, когда начнутся самые сладкие забавы. Сам попробуешь.

Вконец испуганный открывшейся перед ним перспективой Тони выполз из каюты и, шатаясь, отправился на корму. Бросаться в реку было бессмысленно

– далеко не уплывешь. И как здесь выберешься, если катер покрыт куполом от носа до кормы. Силовое поле, создавшее его, так плотно, что и палец не просунешь. Попытаться сломать стеклянные панели по бортам? Нет, все глупо, безнадежно, откуда взять силы?.. Может, спрятаться? Но где? Тони попытался поднять решетку, закрывавшую вход во внутренние помещения под палубой. Не тут-то было – решетка даже не шелохнулась. Промежутки между прутьями слишком узки. Шкафчики в других каютах тоже не могли вместить его. Ящики под скамьями забиты всяким хламом. Выбросишь его – сразу станет ясно, где искать. Нет, на носу не найти убежища! Запереться в каюте? Монстриха одним пальцем выломает дверь.

Может, на корме, в куче багажа, который фирвулаги везли с собой? Чего там только не было! Всякие сумки, узлы, тюки, посылочные ящики и чехлы, напоминающие тубусы для перевозки карт или чертежей. Господи, какие карты эти ублюдки могут возить с собой?! И все открыто, разбросано, распаковано…

Кстати, где же все-таки женщина-шкипер? Ох, до нее ли теперь! Где? Разве непонятно! Ну звери, ну волки. За что мне такая напасть? Тони судорожно рылся в вещах, пытаясь соорудить из груды узлов нечто подобное норе.

– То-о-ни, ты уже проснулся?

Человек на мгновение замер, потом попытался укрыться за огромным кожаным коробом для перевозки оружия. Чернокожая гурия с гривой алых волос появилась на носу, принюхалась и, сделав игриво-загадочную мордочку, подняв брови и растянув пухлые губки в слащавой улыбке, осторожно, словно водящая при игре в прятки, двинулась на корму. В руках она держала что-то поблескивающее в пламени горящего города.

– Дорогой, – нежным певучим голоском проворковала она, – у меня для тебя есть замечательный подарок. Как раз то, о чем ты просил. Теперь нам ничто не помешает слиться в экстазе.

На середине катера она задержалась, нахмурилась.

– То-о-ни, ну где же ты?

Тони в безнадежном, отчаянном порыве сжался в комок, пытаясь укрыться за объемистым коробом, обвязанным веревками. Он торопливо развязал его, надеясь влезть внутрь, сунул руку – кисть провалилась в одно из отделений. Пальцы нащупали там что-то металлическое, холодное, гладкое. Длиннее, чем его рука, с деревяшкой на конце. Одним рывком Тони вытащил непонятный предмет наружу.

У него перехватило дыхание. Не может быть!

– А ну-ка, немедленно выходи, – прошипела гурия, размахивая подарком. Тони наконец обратил на него внимание. Это был торквес, только не серебряный, а золотой.

Он высунул голову, глянул на приближавшуюся Скейту и усмехнулся.

– Сейчас, моя глупышка!

Тем временем он осторожно передернул затвор – дело привычное. С подобной игрушкой он был на «ты» еще с давних пор, когда ему довелось провести каникулы на дикой Асинибойе.

– Глупыш! – хихикнула Скейта и, поигрывая бедрами, словно паучиха, исполняющая любовный танец перед тем, как слиться в смертельных объятиях, двинулась к нему. Тони не спеша встал на ноги, до самого последнего момента пряча руки за кожаным коробом. Когда она оказалась совсем рядом и протянула ему заветный торквес, он выхватил двуствольный карабин, с которым когда-то охотился на слонов, «Ригби-470», и выстрелил ей в лицо.

Грохот выстрела, сильная отдача – все вокруг завертелось перед глазами. Тони с трудом взял себя в руки. Великаншу отбросило на середину палубы, верхняя часть черепа была снесена, и невидимые стенки защитного воздушного пузыря вдруг окрасились кровью.

В это время на катер, извиваясь кольцами, начал вползать ужасный дракон. Ядовитая слюна капала из его пасти, сплошь зеленые глаза размером с тарелки уставились на человека. Тони всадил ему пулю из второго ствола прямо между удивленными изумрудными глазами.

Как зачарованный, он подошел к распростертому, замершему телу Скейты, медленно поднял вывалившийся из ее руки торквес и надел на свою шею. Про себя в тот момент он тихо вымолвил: «Ровена».

Затем в напряженной телепатической тишине он внезапно услышал странные шипящие и булькающие звуки. Грустная истина открылась ему – он далеко не свободен. За роковые выстрелы придется платить. Как высока будет цена – еще предстоит узнать.

6

Ядовитая пена с чавканьем и бульканьем, вздыхая, словно живое существо, клочьями выдавливалась из подвалов, где хранилось оружие и прочие товары, контрабандой доставленные из будущего. Запертые массивные двери не могли сдержать ее напор. Потоки пенистой массы стекали на мощенную булыжником площадь, расположенную в южной части Гории, изжелта-зеленая слизь частично заполнила водоем со ступенчатым дном.

– Что-то напоминающее дьявольский пудинг по Нессельроде, – химик Этельберт Анкетель Милледж-Векслер обратился к стоявшему рядом королю. Защитная сфера, из которой они разглядывали открывшуюся внизу зараженную местность, наконец замерла, перестала покачиваться.

При посвящении недавно появившегося на Многоцветной Земле беглеца из будущего в кавалеры серебряного торквеса тану дали ему более короткое прозвище – Векс-Великан. Тем самым они натолкнули химика на мысль вообще сменить имя и фамилию, чтобы ни у кого из населявших эпоху плиоцена людей не возникало никаких ассоциаций с прошлым. Сказано – сделано; теперь Этельберт Анкетель был известен как Берт Кандиман. Так он без всякого смущения и представился королю.

– С помощью этой гадости королева Мерси-Розмар запечатала подвалы, – объяснил Эйкен. – Она очень не хотела, чтобы я воспользовался спрятанным здесь оружием в сражении с Ноданном и его сторонниками, однако и окончательно испортить его она не желала. Королева надеялась, что наступит день, когда все будет востребовано для настоящего дела. Час пробил, а где королева? Вот в стремлении напакостить она несомненно преуспела. Взгляните, клочья липкой пены наполнены ядовитым газом. Стоит обыкновенному человеку глотнуть порцию этой дряни – и мгновенная смерть. Если то же случится с тану, не защищенным специальным коконом, летальный исход наступает через шесть недель.

– Надо нам взять пробу пены, – предложил Кандиман, – и поместить вот сюда. – Он указал на небольшое устройство, размером и формой напоминающее переносной транзисторный магнитофон. – На верхней плоскости прибора установлена воронка. Результат анализа будет готов через полсекунды.

Эйкен кивнул. Маленькая сфера материализовалась над смердящей пеной и втянула в себя порцию отравленной пены. Затем пузырек проник внутрь большого защитного шара, где находились люди, приник к жерлу воронки аппарата и впрыснул туда колдовское ядовитое варево. Берт тут же прикрыл воронку и с интересом посмотрел на миниатюрный экран.

– М-да, ее ушедшее от нас величество поработала без всякой выдумки. Она использовала обыкновенную молекулу полиуретана. Сначала разложила исходный изолирующий материал на составные компоненты – диизоцианат толуола и полиоксипропилентриол. Потом нагрела эту вонючую смесь и залила водой из водостока. В результате дальнейшего разложения образуется быстродействующий смертельный яд – цианистый водород.

– Как же мы можем с ним справиться?

– Ну, выдающийся метапсихический специалист мог бы просто повторить этот процесс в обратном порядке.

Король, казалось, не слышал его – он все так же задумчиво смотрел вниз.

– А что можно предпринять еще? – наконец спросил он.

– Наиболее подходящим растворителем для пены является ацетон. Он эффективен и безвреден для фторуглеродного термопластика, в который упаковано оружие. Только я не могу взять в толк, где вы возьмете сотни литров ацетона? Или у вас есть свои запасы?

Эйкен горько рассмеялся.

– Возможно, там, – он указал на подземные склады, – есть установка, на которой мы за пять минут получили бы столько ацетона, сколько надо, – если, конечно, нам удалось бы отыскать ее. К сожалению, королева разрушила управляющий складским хозяйством компьютер, так что все это – не более чем огромная куча высокотехнологического хлама. Пока я сам не пойму, как получить ацетон, я ничего не могу потребовать от своих людей.

– А-а! Ну, это совсем нетрудно. Куда проще, чем осуществить мою идею. Я хочу усовершенствовать процесс маринования таким образом, чтобы грецкие орехи, которые мы используем при изготовлении сливочного шоколада, приобрели вкус орехов пекан… note 8 Эйкен прикрыл глаза, и Берт Кандиман тут же оборвал свой веселый рассказ, застыв с таким видом, словно его хлестнули по лицу.

– Мы можем получить ацетон из древесных стружек, – уже более сухо, по-деловому заговорил Берт. – Смешать их с негашеной известью – у ваших строителей ее должно быть в избытке. Затем перегоняем смесь с целью получения кальциевой соли уксусной кислоты. Нагреваем продукт для разделения на фракции и получаем ацетон. Вот и все.

– Сколько времени потребуется для получения необходимого количества ацетона? – спросил Эйкен.

Они шагнули на ступеньки каменной лестницы. Шар, созданный ментальной силой, свободно выпустил их и тут же сжался, словно кто-то удалил из него невидимый газ.

– Дайте мне людей, возможность без помех заготовить все необходимые материалы, и растворитель будет готов через три недели. Некоторые операции могут затянуться, если не снабдить рабочих спецодеждой. Все-таки мы имеем дело с ядовитыми веществами. Пену-то мы смоем, но в подвалах останутся цианиды…

– Вы рассуждаете как дилетант, а ведь обладатель серебряного торквеса считается опытным, владеющим метапсихическим искусством человеком, – упрекнул химика король. – Это неудивительно, так как сфера ваших профессиональных интересов лежит скорее в области интеллектуальной, чем психической.

Они шагали узким коридором. Король Эйкен бросил беглый взгляд на плиты, образующие его стены.

– Вы получите все, что вам надо, – продолжил он. – Если не обойтись без спецснаряжения, вы и его получите. Людей – заметьте, опытных специалистов – тоже. Никакая опасность не должна вас останавливать. Теперь насчет кадров. Сильные и умелые психотворцы соорудят необходимую аппаратуру, доставят все исходные материалы. Ваша задача заключается в том, чтобы точно сформулировать, в чем вы нуждаетесь. О своей безопасности они сами позаботятся, вам надо только заранее предупредить их. Они же будут вытаскивать ящики с оружием, а в случае чего и вас защитят так же надежно, как и себя. Вот еще что. Психотворцы будут работать день и ночь, без сна. Все надо закончить за неделю – времени вполне достаточно, если у вас в распоряжении окажутся такие молодцы тану.

Эйкен распахнул дверь в маленькую приемную. Дюжина рыцарей-великанов, одетых в светское платье, ожидали появления короля. Как только открылась дверь, они все разом вскочили и приложили руку к золотым торквесам в знак верности. Их защитные ментальные барьеры были сняты. Они принадлежали либо к Гильдии Творцов, либо к Гильдии Психокинеза. Зрелище было настолько величественное, а все общество – такое благородное, что Берт Кандиман невольно в благоговейном страхе отступил назад. По железным сословным обычаям, безраздельно царящим на Многоцветной Земле, ему, обладателю серебряного торквеса, в присутствии таких господ следовало вести себя тише воды ниже травы. Разве что король поможет – снимет бессознательный унизительный страх, который охватил ученого.

Король едва заметно усмехнулся и представил его собравшимся. Потом назвал рыцарей:

– Прежде всего познакомьтесь с Кугалом – Сотрясателем Земли и Селадейром из Афалии, – потом он обвел рукой остальных тану, – а также с их соратниками. Кугал и Селадейр станут вашими главными помощниками. Если не будет хватать людей, дайте мне знать.

Берт Кандиман, не в силах произнести ни слова, молча поклонился. Нестройный хор мысленных приветствий долетел до него. Король все с той же понимающей усмешкой смотрел на ученого. Вдруг выражение его глаз неуловимо изменилось. Взгляд Эйкена как бы обрел плоть, проник в душу – Берт стоял ни жив ни мертв. Что-то творилось с его торквесом – он заметно потеплел, изменился, потом до него на волнах психокинетического поля долетел тихий голос, поздравивший его с награждением золотым торквесом.

– Даю вам семь дней на получение растворителя, – вслух сказал король,

– и на обеззараживание ящиков с оружием и оборудованием. Трудитесь так, будто судьба Многоцветной Земли зависит только от вас. Впрочем, в каком-то смысле так оно и есть.

– Не может быть! – не выдержав, воскликнул потрясенный Кандиман. Следом за ним сбитые с толку рыцари тану выразили свое удивление. Неслышимые слова, раздробившись, отразились от стен и несколько раз, путано и угасая, прозвучали в комнате.

Король ничего не ответил, настороженно и испытующе оглядел присутствующих – растерянных, подавшихся вперед – и в одно мгновение исчез.

Эйкен: Очал, как идут дела?

Очал: Пока все хорошо, Ваше Величество. Я с авангардом только что переправился через реку Гелегаар. Скоро мы достигнем Каламоска. Там пересядем на халиков и коротким броском доберемся до Афалии. Думаю, быстрее чем за десять часов.

Эйкен: Калейдоскоп какой-то! В любом случае ваш передовой отряд должен попасть в Афалию раньше гостей из Северной Америки. К несчастью, им благоприятствует устойчивый сильный ветер с юга, и Морна-Йа предвидит, что они достигнут полуострова Авен еще сегодня до полуночи.

Очал: Великая Тана! Чтобы у них зубы повыпадали! Фургон со спецснаряжением и наши главные силы смогут прибыть в Афалию не раньше чем через сорок часов после нас. Если их механические повозки на полной скорости рванут от побережья по старому авенскому тракту, мы не сможем их опередить.

Эйкен: Да! Тут сложилось мнение, что нам не следует доверять Клу Ремилард, несмотря на то, что она дала слово чести. Что произойдет, когда рядом с нею окажется ее брат с компанией вооруженных до зубов ребят? Клу утверждает, что они – наследники революционной славы отцов – не имеют намерения захватить Многоцветную Землю. Но можно ли в таком случае добиться правды – не знаю, пока не изучу, что там запрятано у них в мозгах.

Очал: Что нам делать, Ваше Величество?

Эйкен: Ваш авангард слишком малочислен и плохо вооружен, задерживаться в Афалии вам нельзя. Продолжайте выполнять намеченный план: вы являетесь в город как посольство королевского двора, Клу должна устроить вам встречу с Уимборном и другими Бастардами, заключенными в крепости. Вы заявите, что забираете их с собой в Каламоск, и тут же оставляете город. Пока ее брат не прибыл в Афалию, пока Кугал находится в моих руках, она побоится использовать против вас метапсихическую силу.

Очал: А вы тем временем подбросите подкрепления в Каламоск?

Эйкен: Нет, надо немного выждать. Совершенно очевидно, что Хаген Ремилард попытается догнать вас. Не сомневаюсь, что его отряд отлично вооружен. Однако что-то подсказывает мне: эти североамериканские ребята в конце концов поймут, что ситуация патовая, и воздержатся от нападения, тем более от решительного штурма Каламоска. Тогда настанет мой черед вести переговоры.

Очал: Вы собираетесь прибыть в Конейн, Ваше Величество?

Эйкен: В свое время. Возможно, через два-три дня мы увидимся в Каламоске. Помни, я полагаюсь на тебя, Очал. НЕ ДОПУСТИ, ЧТОБЫ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ С БАСТАРДАМИ БЭЗИЛА.

«ШАРН! Здесь дружок твой Эйкен! Как там у тебя? Долгое время от тебя ни ответа ни привета. Что за сукин сын разгромил БАРДЕЛАСК?»

«Сейчассейчассейчассейчас… МимиФарелвицекорольнамвопрекинеизвестив ВысокийЗамокпозволилнапастьналедиАрмидумирпрахуее».

«К черту вранье!»

«Эйкен! Дружок!.. Неужели ты всерьез считаешь, что мы действительно поддержали такое беззаконное выступление против тебя, моего самого лучшего друга? Неужели ты думаешь, что я позволю так легко нарушить данное мной королевское слово?»

«Пой, ласточка, пой…»

«Клянусь! Даю слово как Полноправный Властелин Высот и Глубин, Отец фирвулагов».

«Заткни фонтан! Я очень хорошо знаю цену твоему честному слову, даваемому людям. (Цветное непристойное изображение.) Не рассчитывай, что, похищая первобытных и аэроплан для Ноданна, ты поступаешь мудро».

«О сладость моей души, ты разбиваешь мне сердце! Я впал в искушение, попался на удочку Ноданна, этого дьявола в обличье тану».

«Ты считаешь, что подобное объяснение удовлетворит меня? Значит, ты дал задний ход тем договоренностям, что были достигнуты между нами? Имей в виду, ты плохо начал, король с ядовитым жалом скорпиона. Ты сам вынуждаешь меня. У меня был план провести Великий Турнир, но теперь…»

«Нет, ты не должен так поступать. О великая Тэ, провалиться мне под землю, черт побери!»

«…но теперь я лучше разобью его на части, зажарю с луком и съем. Вероломные жулики не имеют права владеть священным мечом».

«Друг… Король Эйкен-Луганн… Брат-властитель… Между нами возникло какое-то чудовищное НЕПОНИМАНИЕ».

(Ехидный смешок.) «В самом деле! Я докажу! Мима сегодня же оставит Барделаск».

«Черт побери, Шарн, осел в королевской мантии! Ты меня совсем за идиота считаешь? Кому теперь нужно это пепелище? Рыцари Армиды погибли!!! Что толку в твоих извинениях!»

«Ну… мы можем возместить ущерб».

«Рония!»

«?»

«Повторяю еще раз – Рония! Хватить лицемерить! Отмени немедленно нападение на Ронию».

«??»

«Откажись от планов захвата Ронии. Ты же наметил штурм на конец сентября».

«Пусть великая Тэ будет свидетельницей».

«Отлично, сегодня же ночью жди налета Летучей Охоты».

«Не знаю, если только Медор, Бетуларн или Файнор тайно замыслили перехитрить меня. Даже не знаю, как их удержать».

«Удерживай, как знаешь, спасай свое чертово лицо, но руки прочь от Ронии!»

«Ладно! Зря ты так волнуешься. Тебе следует немного отдохнуть».

(Опять смех.) «??? (!) Эйкен, в самом деле, Мы вполне можем быть друзьями. Многоцветная Земля достаточна обширна для нас обоих. И вот что насчет меча. Тебе известно, что в глазах моих людей нет реликвии священней, чем наш меч. Он принадлежал святому, великому, величайшему Шарну Свирепому. Верни его, Эйкен. Мы сразу заключим мир. Клянусь!»

«Ты уже клялся на прошлом турнире. Запомни, сохранность меча зависит от твоего поведения».

«Согласен. Я всегда знал, что ты разумный человек. Запомню твои слова».

«Обязательно. И расскажи своим нетерпеливым парням. Пусть они сохранят боевой пыл до турнира».

«Замечательная идея! Подожди, я хочу показать тебе нечто удивительное

– Поющий Камень».

(Изображение.) «Спокойной ночи, Шарн».

«Спокойной ночи, Эйкен».

СПОКОЙНОЙ НОЧИ…

В первый раз за эту неделю король вошел в свои апартаменты.

Двери, отлитые из золота, бесшумно затворились за ним сами по себе, следуя его мысленному приказу. На створках дверей не осталось никаких следов от той ужасной ночи, когда сюда, в прихожую, рвались солдаты. На следующий день он приказал вынести все вещи, принадлежащие королеве Мерси-Розмар. Теперь, минуя тихую полутемную гостиную, окна которой выходили на балкон – отсюда открывался завораживающий вид на залитое лунным светом море, – он сразу заметил отсутствие некоторых картин, скульптур, комнатных растений. Вот и ткацкий станок, на котором она вырабатывала прекрасные шерстяные платки, исчез. Станок Мерси привезла с собой из будущего. Не было и миски с водой, которую всегда с такой жадностью лакала ее любимая белая собака. Пес был жутких размеров, где он теперь? А вот здесь стоял резной шкаф красного дерева – в нем королева хранила настои из трав, необыкновенно полезные, придающие силы… Вынесли голубой плед и вышитые подушки, что лежали в тростниковых креслах.

Наконец Эйкен добрался до комнаты Мерси-Розмар. Пустые шкафы стояли с открытыми дверцами. Пустые вазы грустили о цветах. И туалетный столик исчез. Вместе с ним коробочки с драгоценностями, баночки с кремами и флаконы духов. Даже запаха не осталось. Вынесли ее любимое кресло-качалку с подсветкой для чтения, привезенное из двадцать первого века; были убраны книги, декоративные фарфоровые тарелки, видеокассеты с записями средневековых карнавальных шествий, любимые опер и музыкальных пьес; не было и видеофильмов с записями лекций, посвященных тем местам на Старой Земле, где они когда-то путешествовали вдвоем. Тогда он был совсем зеленым юнцом с далекой планеты, заселенной выходцами с Земли. Вспомнилась прошедшая зима, дожди, без конца поливавшие Стеклянный Замок, вспомнились бессонные ночи. Вспомнились и они сами, обсуждавшие планы захвата власти…

Она ушла. Она осталась. Навечно. Впрочем, как и все вокруг. Вокруг? Король вздрогнул. По затемненным углам прятались невидимые, бесплотные насмешники, они пальцами указывали на него, стоявшего посреди гардеробной

– хихикающие соглядатаи. Его обожгли потоки воспоминаний. Голова, казалось, трещала по всем швам. Эйкен вдруг почувствовал себя обнаженным; походный костюм из золотистой кожи, который он не снял даже тогда, когда последние клочки летнего тумана унесло прочь, теперь растворился. Король что-то забормотал. Если бы ты любила меня! Если бы я не любил! Вспомнился ее голос: «Когда я умру, ты останешься один. Ты больше никогда не полюбишь. Ты – глупец, пожирающий сам себя. Как будешь жить?»

Ну вот, он выжил, хотя и не мог справиться с соблазнами, влекомый инстинктами, – впрочем, и она тоже. Оба хороши – обезумели от ярости, зависти, жажды власти, оба домогались запретного, готовы были поклониться любой запредельной силе, только чтобы выжить.

Выжить?

«У меня не было выбора!» – мысленно воскликнул король.

Он очнулся в королевской ванной комнате. Как он там оказался, сам забрел? С удивлением увидел свое отражение в зеркальных стенах – высохший, съежившийся манекен в золотистом кожаном кафтане, таких же штанах, ботфортах. Обеими руками король зажал уши. Изо всех человеческих сил! Он словно увязал в болоте, в чем-то более жидком – прогорклом, горячем, – здесь была живая боль. Он вскрикнул: ты принадлежишь мне!

Вроде полегчало.

Маленький человечек жадно всматривался в свое отражение. Все та же украшенная ониксом и золотом ванная комната. В центре – небольшой бассейн, где вода на одной стороне била ключом из притопленной холодной трубы и соблазнительно парила на другой. Корзины с огромными букетами желтых орхидей. Лунный свет, украдкой проникающий сюда сквозь прозрачную, забранную матовым стеклом крышу. Пачки пурпурных полотенец, рядом его желтый халат. Кувшин с охлажденным льдом медовым вином и хрустальный стакан; помнится, насчет стакана он сделал особое распоряжение – именно такой и никакой другой!

Все складывалось удачно.

Эйкен внимательно изучал свое усталое и скорбное лицо, выглядывавшее из просторного капюшона. Губы плотно сжаты – видимо, как реакция на его невольно вырвавшийся вопль, исторгнутый во время битвы. Нос заострился. Возможно, от простуды – последнее время король неважно себя чувствовал. Ниже шеи не хотелось и смотреть. Он потому и носил все эти дни жесткий, похожий на корсет кожаный костюм, чтобы скрыть от любопытных глаз свое сильно распухшее тело. Король знал – стоило ему разоблачиться, и последствия злоупотребления едой и женщинами сразу станут явными. Это было недостойно короля.

Казалось, все складывается так удачно.

Он отстегнул и снял капюшон. Его темные, с заметной рыжинкой волосы были почти так же черны, как и глаза. Скинул ботфорты, расстегнул пояс и через голову стащил длинную кожаную рубаху. Тело, выносливое и крепкое, еще не окончательно обрюзгло, на руках и ногах просматривались выступающие мускулы… Кое-где на коже запечатлелись следы от складок кожаного костюма: потертости, рубцы. Удивительно, но он вовсе не производил впечатления сластолюбивого толстяка. Видно, за последнюю неделю ему удалось вернуть форму.

Эйкен громко расхохотался и нырнул в бассейн.

Все складывалось замечательно!

После купания король, устроившись на балконе со стаканом медового вина в руке, с любопытством наблюдал за бесшумным полетом сов. Серебристый свет луны, осветивший каменные плиты на полу, фигурные балясины и резные деревянные поручни, лениво искрился вдали на спокойной морской глади.

Позади кресла мягко затрепетала занавеска – кто-то вышел на балкон. Олона! Она была высока и стройна, как молодое деревце, ее светлые волосы развевались при дуновении ветра. Женщина приблизилась, послала телепатический зайчик, тронула легким перышком мысли эротические центры в сознании короля.

– Не надо, – произнес Эйкен.

– Простите, Ваше Величество. – Женщина была одета в светящееся, спадавшее свободными складками платье. – Я решила, что могу помочь вам.

– Что ты еще решила? – поинтересовался король. Тем временем его мысленный лучик мягко – так, чтобы гостья не заметила, – открыл ему цель ее посещения.

– Я очень рада, что ты одержал победу и оба изменника погибли. И Салливан Танн с ними за компанию. Теперь я навсегда твоя.

Эйкен вежливо засмеялся.

– У меня будет от тебя ребенок, – сообщила Олона, положив руку на живот.

– Так же как и у других шестидесяти семи женщин тану. Я же король.

– Я думала, что обрадую тебя такой новостью, – обиделась она.

– Мне известно, о чем ты думаешь, Оли, – ответил Эйкен, пригубив бокал с вином. – Я знаю все! Когда я убедился, что Мерси мертва, и выплеснул все свои силы на Фелицию, ты окружила меня заботой, помогла преодолеть охватившую меня слабость. Я благодарен тебе за поддержку, рад, что ты родишь мне еще одного сына. Но оставь мысль, что тебе удастся манипулировать мной.

– Мой король, забудь о том, что я сказала, – попросила Олона, отступая к балконной двери.

– Бедная Оли, твое честолюбие может причинить тебе много неприятностей, – перебил ее Эйкен. – По нынешним временам королев у меня вполне достаточно.

– Я вела себя глупо и самонадеянно. Не надо меня наказывать, – продолжала упрашивать его Олона.

– Да, если ты поймешь, что я изменился.

Олона колебалась. Теперь, когда страх покинул ее, женщине открылось, что сказанные королем слова были рождены не гневом, а глубокой печалью.

– Мне следует покинуть Горию? – спросила она.

– Конечно, нет. И если сегодня мы не будем делить ложе, не думай, что моя любовь к тебе исчезла. Ты необыкновенно очаровательная, страстная и нежная возлюбленная, и скоро мы вновь обнимем друг друга. Но не сейчас. Можешь поцеловать меня на прощание.

Она коротко рассмеялась и, бросившись к нему, сначала едва коснулась губами его губ, а потом наградила короля долгим, исполненным жгучего желания поцелуем. Эйкен чуть обнял ее – женщина обвила его тело, и, раскрываясь навстречу ее желанию, он как бы начал оттаивать изнутри. Она открылась ему вся – и король забылся.

Позже Олона устроилась у его ног и долго смотрела на море.

– Правду говорят, что ты впитал в себя сознания Ноданна и Мерси-Розмар? – спросила она, нарушив наконец молчание. – Так поступали наши легендарные герои, жившие в утерянном мире Дуат. Когда мы разделим с тобой ложе, – оживилась она, – я смогу кое-что взять у тебя?

– Элизабет утверждает: то, что случилось – поверь, все было сделано отнюдь не по моей воле, – всего лишь перераспределение, или, скажем, упорядочение метапсихических составляющих разумов Ноданна и королевы, – попытался объяснить король. – Я ничего не слышал о легендах мира Дуат, но Однорукого Воителя и Мерси-Розмар я живьем не заглатывал, не вынимал их души.

– Хотя сам не раз пугался своих мыслей, не так ли? Сколько раз ты спрашивал себя – неужели они во мне, ведь так? – не унималась Олона.

– Дорогая Оли, твоя глупость неописуема. Неужели в замке именно так объясняют мое недомогание?

– Все знают, что ты никак не можешь заснуть. Все видят, как ты страдаешь.

– Считаешь, у меня нет для этого причин? Разве ты не знаешь, что устроили в Барделаске фирвулаги под прикрытием перемирия?

– Значит, война? – Олона невольно прижала руки к своему животу.

– Если война неизбежна, я разнесу их в пух и прах.

Она в отчаянии схватила его за руку.

– Но ведь накопленная энергия сделала тебя во много раз сильнее. Ты теперь настолько могуч, что Шарн и Айфа не осмелятся выступить против тебя! Ведь так?

Если бы! Если бы он мог использовать украденную психическую энергию! Но в том-то и загвоздка, причем не единственная! Овладение чужими сознаниями нанесло ему неизлечимую рану. Он никогда не отважится в полной мере обнаружить бессилие, овладевшее им к концу последней битвы. Никогда и ни перед кем он не сможет открыть свою тайну. Кроме Элизабет. Ей одной известно, что, в сущности, особых способностей к метапсихическим действиям у него никогда не было. Ему удавались только самые простые функции. Кое-как взлетал, да и то не всегда, а что уж говорить о той колоссальной энергии, которая необходима для поднятия в воздух Летучей Охоты – четырехсот тяжеловооруженных рыцарей! Грозное и страшное оружие. Он больше не мог создать грозный психокинетический удар или отразить лазерные лучи мысленным экраном. Да, он до предела подпитался от Ноданна и Мерси-Розмар метапсихической энергией, вытеснившей и разрушившей его собственные метафункции. Он не мог совладать с нею – даже не раздвоение чувствовал король. Его держали как свидетеля – беспомощного, безвластного, наблюдающего за бурными схватками разнородных сил, овладевших его разумом. Это было удручающее зрелище! Сейчас пришло время заняться конструктивной работой: распределить приобретенную психокинетическую энергию, настроить дополнительные каналы для ее использования. Ему следовало как можно быстрее овладеть способностью манипулировать любой повышенной нагрузкой – от этого зависит судьба Многоцветной Земли. И в такой момент он оказался бессилен! Ему следовало обеспечить взаимодействие энергии, поступающей по метаканалу, с энергией, создаваемой новейшей техникой, переданной ему Аваддоном. На все требовалось время, а его не было. Наполнение тела подспудной, запретной энергией могло свести с ума. Кстати, Элизабет предупреждала его об этом. В то же время обстоятельства вынуждали блефовать, постоянно выказывать силу, то и дело призывать к порядку своевольных и дерзких подданных. Иной раз приходилось опускаться до мелкой лести или грубого обмана, свойственного лишь бродячим иллюзионистам. Вот почему не было теперь задач более важных, чем обеззараживание складов с оружием и поиск древней летательной машины, которую Бэзил Уимборн с командой спрятали где-то в Альпах.

«Мой король, я буду нема как рыба. Доверься мне».

«Что?!»

Эйкен мгновенно очнулся. Думы увели его слишком далеко от замка, от Олоны, покорно прижавшейся к его ногам. Неужели он даже защитным экраном не стал отгораживаться – так и думал в открытую? Безумец! Женщина поднялась, склонилась над ним. Король лихорадочно погрузил в нее свой ментальный зонд, изучил ее мысли. Олона в тот момент обходилась без слов – любящая, проникшая в его заботы, она была полна сострадания.

«Я буду молчать».

Олона правильно поняла ситуацию – лучше всего помалкивать. Если хочешь спасти жизнь будущего ребенка, сама остаться в живых и сохранить любовь короля, то надо молчать. У нее достанет ума, нежности, доброты, чтобы помочь ему, и лучше всего – без слов. В него надо вдохнуть веру, возвратить бодрость.

«Эйкен, все будет хорошо. Ты найдешь выход. Ты должен его найти. Ты же наш король».

«Да», – отрешенно ответил он и откинулся в кресле, прикрыл веки и замер, ожидая, когда женщина уйдет.

Потом Эйкен долго разгуливал по крепости. Бродил от здания к зданию, поднимался на башни, по изящным, как бы летящим в воздухе мостикам добирался до частично отремонтированных бастионов, осматривал их снаружи и изнутри. Вокруг было темно, лишь редкие огоньки вспыхивали за стенами крепости. В темном небе при слабом лунном свете тихо позванивали звезды, и в хоре светил раздавались громкие голоса бдительных часовых. Король мог гордиться такими добросовестными служаками. Он и гордился! Окруженный невидимой и неслышимой толпой домовых, появляющихся в предрассветные часы, король поднялся к шпилю главной башни, больше других пострадавшей во время схватки с Ноданном. Когда-то они с Мерси наблюдали отсюда за падением метеоров. Теперь здесь велись восстановительные работы. Эйкен приблизился к пролому, рядом лежали пыльные стеклянные блоки. Надо приказать побыстрее закончить ремонт, решил он и окинул взором раскинувшийся вдали пролив Редон. Легкий бриз начал поигрывать полой его шелкового халата.

А чем нанимался он в эти дни?

Он еще не поднял паруса?

«Ты слышишь? Ответь», – спросил Эйкен. Вот чем он владел в совершенстве, так это умением устанавливать телепатическую связь. Расстояние в несколько сотен километров его не смущало. Например, стоило пожелать увидеть разрушенный Барделаск, и в то же мгновение перед его взором предстали еще дымящиеся руины, плавное течение реки, заросли папируса на противоположном берегу. Телепатическая связь являлась как бы «мускулами» метаспособностей, и успех в дальновидении зависел в большей степени не от силы, а от ловкости посылающего сигнал. Это качество обслуживалось особой базовой нейронной цепью, объединенной в единый комплекс с восприятием физических чувств и куда менее уязвимой, чем способности, в которых была задействована голография.

Почему же нет ответа? Сейчас ночь, скоро рассвет, самые лучшие часы для телепатической связи, тем более что ему известен его личный мысленный код. Он должен сразу понять, кто его вызывает.

Возможно, он решил теперь ограничиться наблюдением и не предпринимать никаких шагов для установления связи?

Присев на корточки, король сунул голову в стенной проем. Затем он расслабился и широким спектром, захватывая почти весь диапазон телепатической связи, послал мысленный сигнал. Метапсихический луч летел по траектории, огибающей Землю, едва касаясь спокойных вод Атлантики. Все дальше и дальше… Энергия почти не расходовалась, только в голове возник комочек боли.

Вот и побережье Северной Америки.

Теперь осторожно приблизимся. Сузим луч. Возьмем южнее. Луч метнулся через теплые, кишащие рыбой лагуны Джорджии, потом пробежал по Аппалачскому проливу и уперся в остров Окала. Что это за точки внизу? Это же люди, их психические ауры.

Боль в голове усиливалась, однако Эйкен сумел сконцентрировать луч и метнуть его к южной оконечности острова, где располагался большой залив, защищенный от ураганов широкой линией атоллов – предшественников Бермудских островов. Там у причала должно стоять судно.

Резкаяболь рассредоточилась, как бы рассыпалась в разные стороны. Вот она, шхуна «Кулликки». Нарядная, добротная, четырехмачтовая. Глубоко осела в воде, значит, уже загружена. Элизабет сообщила, что островитяне поставили над причалом защитный зонтик из сигма-поля, но он не почувствовал никакого барьера. Шхуна стояла на якоре метрах в сорока от берега. Никакой генератор не мог выработать достаточно энергии, чтобы накрыть всю эту площадь.

Мучительная боль. Теперь следует поискать самого Ремиларда. Все бывшие революционеры собрались на палубе в ожидании рассвета. Он в одиночестве сидел на корме, на верхней палубе – звездное небо шатром нависало над ним. На нем была черная майка и просторные рабочие брюки.

Марк Ремилард улыбнулся Эйкену Драму. Фигура Марка была как бы подернута легкой дымкой, однако голос его звучал ясно и громко, словно он находился рядом, на продуваемой ветром башне крепости в Гории.

«Как видишь, мы готовы к отплытию. Дали волю чувствам, – грустно улыбнулся Марк. – После двадцатисемилетнего сидения в этой дыре некоторые из нас с большой неохотой покидают остров. Кое-кто называет его родным домом».

«Тогда зачем?»

«Ах, я совсем забыл, – произнес Марк, широко улыбаясь. – Полагаю, ты до сих пор не имеешь представления о нашей деятельности? Что там наговорили тебе блудные дети? Не слушай их, нам надо по-прежнему держаться друг за друга. Пришло время открыть правду, король Эйкен-Луганн. Мой сын Хаген и дочь Клу и их ровесники отправились в Европу с одной-единственной целью. Они хотят вернуться назад и для этого открыть „врата времени“, но теперь уже со стороны плиоцена».

«Это невозможно!»

«Я согласен с тобой, – с печальной улыбкой ответил Марк. – Однако, боюсь, такая деформация тау-поля вполне возможна, если принять во внимание конструктивные характеристики необычайно сложной аппаратуры. Молодежь захватила с собой полный комплект чертежей генератора, изобретенного Гудерианом. Кроме того, они взяли с собой кое-какое оборудование и специальные детали, которые нашли на наших складах. Они попытаются убедить тебя помочь им людьми и необходимыми материалами. Со своей стороны, я бы посоветовал тебе не спешить принимать их в свои объятия, пока хорошенько не взвесишь всех последствий».

«Открыть… люк… ВЕРНУТЬСЯ…»

«Мои дети полны надежды „вернуться домой“, в Галактическое Содружество, – так они называют этот бездумный, нелепый поступок. Они бросились вслед фантому, ускользающей, обманчивой причуде. Вот что я думаю по этому поводу!»

Светало… Слепящий край солнца показался над неровной линией горизонта. На холмы Арморики пришло утро. Оглушительный рев заполнил телепатический эфир. Скрежет, грохот, завывания нестерпимой болью отозвались в голове Эйкена. Картина залива и готовой к отплытию шхуны затрепетала, поблекла, однако голос, долетавший до короля из другой части света, был по-прежнему ясным и громким.

«Поразмысли над этим, Эйкен. Устроят ли тебя „врата времени“, ведущие назад, в Галактическое Содружество? И как сопутствующий эффект – свободный доступ из двадцать второго века в наше замечательное время. Ты хочешь этого, король Эйкен-Луганн? Ты хочешь вернуться домой?»

Поднялся ветерок, засвистал в проломах башни. Руки короля дрожали, словно по ним пропустили электрический ток. Полуослепший, не в силах противиться боли, он совсем сполз на каменные плиты и прислонил пылающий лоб к холодному стеклу.

Очнулся Эйкен, когда солнце уже стояло высоко и снизу на лестнице слышались веселые голоса рабочих. Создать вокруг себя скрывающий от чужих глаз защитный покров еще было в его силах – невидимый, он проскользнул в королевские покои. Там он направился в свою спальню, где хранил прежний костюм, в котором явился из будущего, с множеством накладных карманов. Расстегнув молнию на одном из карманов – под правым коленом, он вытащил из него небольшую брошюру, спрятанную ровно год с неделей назад. Книжка была озаглавлена:

ГЕНЕРАТОР ТАУ-ПОЛЯ ГУДЕРИАНА Теория и практическое применение

– Хотел бы я вернуться домой? – спросил он себя вслух, потом сел на край огромной круглой постели – солнечные лучи затрепетали на спущенных парчовых занавесях – и открыл первую страницу.

7

Собственно, не сами гигантские пауки, а их манера питаться окончательно вывели мистера Бетси из себя.

Шел девятый день, как в Афалии его вместе со спутниками бросили в темницу. Ночью он проснулся оттого, что одна из этих тварей пробежала по его руке, этак легонько пощекотывая. Он взвизгнул от отвращения и, откинув длинные волосы на лоб, постарался поглубже зарыться в солому, служившую подстилкой заключенным. Здесь замер, попытался взять себя в руки. Куда там! Едва различимый огромный паучина сидел в засаде в полуметре от него. Совсем рядом с головой Дугала, специалиста по истории средних веков. Чудище размером с персик в свою очередь с любопытством разглядывало мистера Бетси. Вон как глазки горят! Сидит, сжимает лапки и – экий нахал!

– помурлыкивает, словно сытый кот. Сам черный как уголь. Жуть!

– Какая же ты все-таки гнусь! – прошипел Бетси. Он привел в порядок свой собранный в оборки воротник. В камере было темно. Слабый утренний свет сочился в прорезанное в стене окно – за окном открывался вид на глубокую пропасть. На полу, скрючившись, спали люди: технические специалисты, пилоты, механики – те, кого в плиоцене обычно называли отрядом Бэзила Уимборна, а точнее, его Бастардами. Именно они разыскали аэроплан древних и с его помощью надеялись надежно защитить поселения свободных людей в верховьях Мозеля от посягательств могущественных врагов, однако таинственная женщина-маг выдала их воинам Ноданна. Самого Бэзила Уимборна несколько дней назад вытащили из камеры – участь его, вздохнул Бетси, должна быть незавидна. Допросы, пытки.

Не спуская настороженного взгляда с огромного, шевелящего мохнатыми лапами паука, Бетси изогнулся и принялся развязывать шарф, которым вокруг лодыжек был обвязан край широкой юбки с фижмами. Он уже давно приспособился спать подобным образом – в камере было полно мышей. Они-то и составляли основу меню плетущих паутину страшилищ. Бетси убедился на собственном опыте – впрочем, как и десятки поколений женщин до него, – какой беды можно ждать от назойливых грызунов, если они начнут бегать по ногам спящего человека. Ему самому не мешало бы пригласить пауков – пусть они делают с мышами, что хотят, – однако мистер Бетси не мог преодолеть своего отвращения к паукам. Стоило только посмотреть, с какой ловкостью они преследовали несчастных мышек, послушать пронзительный писк испуганных зверьков, когда плотоядные пауки с неуловимой быстротой уносили свои жертвы в гнезда под потолком, – сердце разрывалось от сострадания. Мыши словно молили о помощи. Там, наверху, это чертово отродье пило из них кровь – потом их обезображенные, почти ссохшиеся тельца шлепались об пол, падали на спящих внизу заключенных. Кто мог стерпеть подобное обращение!

Теперь этот плетущий паутину паук выбрал его? Совсем обнаглел от безнаказанности! Напасть на человека, да еще одетого в изящный, когда-то богато украшенный костюм елизаветинской эпохи. Мыши его уже не устраивают!.. Нет, зло и низменные страсти должны быть наказаны! Мистер Бетси замахнулся на паука пучком соломы, но тот и не подумал обратиться в бегство. Так и сидел на полу возле храпящего рыжеволосого Дугала. Бетси поискал в углу, где еще сохранилась тень, какое-нибудь подходящее орудие, но там было пусто. Паук, глядя на человека, насмешливо перебирал лапками. Кряхтя, Бетси поднялся на ноги и, к своему ужасу, обнаружил на кринолине длинную дыру, сквозь которую был виден каркас из китового уса. Глухо выругавшись, он несколько раз встряхнул материю – три раздавленные мыши вывалились из складок.

– Ты, дьявольская тварь! – закричал мистер Бетси. Он схватил алую, обшитую парчой комнатную туфлю и изо всех сил швырнул ее в паука. Промахнулся, угодил прямо в лицо Дугала. Здоровяк Дугал открыл глаза, в то же мгновение вскочил, вскричав: «Караул!» – и принялся левой рукой яростно встряхивать бороду, а правой бить вокруг себя по полу.

– Прочь! – продолжал бушевать историк. – Кыш вы, мерзкие твари! А-а-а, вот сукин сын, все-таки успел цапнуть!

Остальные заключенные – их было около двух десятков – тоже вскочили на ноги и тут же принялись переворачивать набитые соломой тюфяки, – перепуганные паукообразные насекомые бросились врассыпную. Они помчались между ногами охваченных страхом и отвращением людей, один за другим, вереницей побежали по стенам. Спасающиеся бегством пауки напоминали протянувшиеся с потолка лапы демонов Тьмы, пытавшихся обнять темницу. В этом аду особенно жутко раздавались вопли укушенного Дугала, одетого в фальшивую кольчугу. Время от времени он начинал высасывать кровь из ранки, на большом пальце, потом с жалобным стоном упал на пол.

– Яд! Я чувствую. Он меня укусил, – прошептал он и закрыл глаза.

– Ну, черти, берегитесь! – заорал перепуганный Бетси, глядя на корчившегося от боли Дугала.

– Все-таки они его достали, – задыхаясь, выговорил Клиффорд. Затем, обернувшись к хирургу Магнусу Беллу, укоризненно добавил: – А ты говорил, что они безвредны.

– Так и есть, – пожал плечами врач и, встав на колени, начал считать пульс у затихшего Дугала. – Это истерика, и только!

Пауки между тем стремительно расползались по полу, по стенам. Страхи последних дней, козни неведомой женщины-мага, захватившей их в плен и наградившей ненавистными знаками рабства – серыми торквесами, – неизвестность, ожидание пыток – все разом выплеснулось наружу. Вот они, враги, до которых можно добраться, омерзительные, до отвращения огромные. Вот они!

– Друзья! – Чистое, сочное, волнующее контральто Фронси Джиллис зазвучало под неровным сводчатым потолком камеры: – Что же вы ждете! Бейте их!

Люди Бэзила словно обезумели. Они смахнули насекомых со стен на пол, загнали на середину комнаты и бросились в контратаку. Бетси увлеченно работал комнатной туфлей. Фронси, Оокпик, Тэффи Эванс и Нирупам колотили пауков ботинками, деревянными чашками и тарелками. В ход пошло все, что попало под руку. Фархат бил их кулаками, Понго Уорбертон – ладонями. Техник Сиско Бриско, словно кнутом, хлестал по месиву ремнем. Люди вопили, ругались, проклинали пауков, камеру, пытки, колдунов. Они бегали по тесной камере, натыкаясь друг на друга и спотыкаясь. Только несколько заключенных не принимали участия в битве: мисс Вонг съежилась в углу, стараясь никого и ничего не касаться, Филипп брезгливо кривил губы, а у самых дверей горько рыдал физик из Тибета Тонгза.

– Прошу вас, остановитесь! Имейте же совесть! – взывал Тонгза, просительно протягивая руки. – Вы стали жертвами предубеждения. Всякое существо имеет огромную ценность для экологии окружающей среды.

– К черту экологов! – ревел Стэн Дзиканьский, который когда-то в прежней жизни командовал космическим линейным кораблем. Он обеими ногами остервенело топтал пауков.

Димитрий Анастос опустился на колени позади Магнуса и тонкой струйкой лил воду на большой палец правой руки Дугала – тот распухал буквально на глазах, – а доктор осторожно промывал ранку.

– Ты уверен, что он не умрет? – с тревогой спросил Димитрий.

Дугал застонал.

– Дайте мне спокойно умереть. Зачем мне этот мерзкий мир, который ничем не лучше поганого свинарника!

– Еще чего! – сказал Магнус Белл. – Все будет в порядке, парень.

– Бейте их! – воскликнул мистер Бетси, по-прежнему отчаянно сражаясь с врагами. Он уже вошел в азарт, его фигура с комнатной туфлей в руке излучала вдохновение и мужество. – Бейте!

В этот момент входная дверь со скрипом отворилась, и шестеро солдат в золотых торквесах, вооруженные короткоствольными карабинами, шагая в ногу попарно, вошли в камеру. За этими людьми через порог переступил излучающий сияние благородный рыцарь тану. Он принадлежал к высокопоставленным членам Гильдии Экстрасенсов. Звон его хрустальной кирасы напоминал звуки арфы. В коридоре тоже были выстроены рыцари – через раскрытую дверь в камеру проникало голубое и розовато-золотистое свечение.

Знатный тану поднял руку. Сразу наступила тишина – Бастарды Бэзила под воздействием серых торквесов как бы оледенели. Благородный рыцарь приветственно улыбнулся.

– Я – Очал Арфист, – объявил он. – Я принес вам поздравления и благое слово короля нашего Эйкена-Луганна. Возрадуйтесь! Ваши муки кончились. Вы отправляетесь с нами, и мы вместе как можно быстрее поскачем в Каламоск. Теперь прошу выйти во двор, где ваш начальник Бэзил Уимборн ждет вас. – Он повернулся и вышел из камеры.

Спали невидимые оковы, однако узники не могли вымолвить ни слова, только переглядывались, не веря в неожиданное спасение. Тогда один из солдат потыкал большим пальцем в сторону двери:

– Долго вас ждать? Или вы считаете, что у нас силенок не хватит выкинуть вас отсюда?

Дружный хохот потряс стены мрачной темницы. Все сразу бросились обуваться, собирать нехитрые пожитки. Потом построились и некоторое время поджидали Бетси, который, так до конца и не очистив туфли от едкой, вызывающей тошноту слизи, наконец примкнул к строю заключенных. Двое стражников впереди строя, четверо сзади двинулись по коридору. Бастарды Уимборна, переглядываясь, кивали на солдат – перевоплощенных слуг доброй королевы Бесе Первой, с необыкновенной величавостью выполнявших роль конвоиров.

Сзади заскрипела закрываемая дверь, потом раздался звонкий щелчок. В камере все стихло, и несколько оставшихся в живых черных, размером с персик пауков осторожно побежали по стенам.

Пришло еще несколько минут, и по скользкому полу забегали полчища мышей, обнаруживших, что сегодня их ожидает праздничное угощение – на редкость обильное и необыкновенно вкусное.

Все вернулось на круги своя.

Это был всего лишь сон. Подобная жуть не может быть ничем иным, как только бредовым ночным кошмаром – так Хаген Ремилард уговаривал самого себя…

Скрепленные скобами вездеходы, поставленные на якорь на отмели вблизи берегов полуострова Авен, ждали своего часа. Скоро наступит день, взревут моторы, и они помчат людей дальше – к уже близкой Афалии.

Хаген добровольно остался на ночное дежурство. Сегодня сон бежал от него. Поговорив со своей сестрой, которая сообщила ему о прибытии в крепость отряда всадников, он не мог заснуть. С какой целью люди короля прибыли в Афалию? Чтобы поставить ему невыполнимый ультиматум? Чтобы угрозами заставить Клу освободить захваченных пилотов и технических специалистов, без которых он не сможет осуществить свои планы?

Темный лес – эта Многоцветная Земля! Колдун на колдуне, загадка на загадке.

Большую часть ночи он размышлял над различными непредвиденными обстоятельствами, которые лежали на их пути, и тревога не покидала его. Ближе к утру в самый мертвый час, между четырьмя и пятью, когда снижается уровень сахара в крови и ослабляется жизненная сила человека, а бессознательное, переливающееся в психокинетические волны, начинает дрожать, дробиться, когда мир теней становится реальностью и память обретает плоть, когда страх принимает форму кошмаров и оживают чары, – его вдруг потянуло на Дрему.

Труди взяла его за руку; они пошли по незнакомой тропинке и вскоре очутились на открытом, голом и грязном месте. Ни травинки, ни деревца, лишь гигантская, пугающая своей высотой башня, упершаяся в предрассветное, чуть покачивающееся и дребезжащее небо. Как только они вошли в башню, Хаген захныкал от страха – мальчику всего три года, его метапсихические рецепторы еще совсем неразвиты. Однако няня строго погрозила ему пальцем: тихо, не надо трусить. Когда войдет папа, мы должны сказать – с возвращением, папа!

Какой-то странный, с обгорелыми стенами, заполняемый все прибывающей толпой зал, стены его теряются в полумраке. Откуда-то веет прохладным ветерком. Все говорят о нем, и никто не обращает внимания на слабые телепатические вопросы мальчика. Поверх голов, в промежутках между людьми

– повсюду – мысленные перешептывания, ахи, охи, восхищенные немые возгласы. О чем – мальчик не может понять.

«Удивительная звезда… Не добраться… Лилмик… БЕЗУМИЕ! Черт побери, он все-таки добился своего».

«Тысяча семьсот световых лет. И с первой попытки!»

«При этом остался жив – даже мозги не сварились».

«Не могу поверить. Вероятно, он смошенничал».

«НикогданесможешьповеритьсучийублюдокМарксумасшедшийтысам».

«Выведите отсюда слабоумного».

«Но сколько времени потребовалось для осуществления подобной возможности?»

«БЕЗУМИЕ! БЕЗУМИЕ!»

«У нас нет ничего, кроме времени, моя радость».

«Шесть миллионов чертовых лет».

«Это работает… мы исследуем звезды… это спасет нас… великие возможности… новая эра… надавим на них или пошлем человеколюбивый призыв…»

«БЕЗУМИЕ!»

«Ментальный человек… мы еще сможем узнать его… Какой славный мальчик…»

«О-о…»

«Пусть Хаген выйдет вперед».

«Пусть выйдет!»

«Пусть выйдет!»

«БЕЗУМИЕ! ПУСТЬ РЕБЕНОК САМ РАЗБЕРЕТСЯ, В ЧЕМ СУТЬ МАНИАКАЛЬНОЙ ИДЕИ, КОТОРАЯ ДОВЕЛА НАС ДО БЕГСТВА. ПУСТЬ ОН САМ СТРОИТ СВОЕ БУДУЩЕЕ…»

Это был только сон. Мечта об удивительной, захватывающей возможности освободить сознание от телесных оков. Возрадуйтесь! Вот он, Человек энергетический, презирающий все истины, ведущие к Единению, блещущий славой. Он – сам по себе!

Потом привиделось, что Труди подняла его на руки и указала на какой-то странный аппарат.

– Это твой папа! – заявила она.

Трехлетний мальчик вскрикнул, попытался вырваться и убежать.

Только сон. Шорох. Пониженное содержание сахара в крови. Что остается делать, когда мороз дерет по коже? Шутить, господа, только шутить! Особенно когда аппарат в образе мужчины, называемый «папой», появился в кабине вездехода на экране обзорного дисплея. Однако он уже не мальчик, он повзрослел, набрался мужества и теперь не будет спасаться бегством. Хаген не мог понять – образ на экране мерещится или он наяву видит странный объект, похожий на слабо светящееся человеческое тело. Вот оно отделилось от экрана, повисло рядом с вентиляционной крыльчаткой, расположенной между двумя пазами, где, задернутые тканью, спрятаны переговорные устройства.

Ему мерещится? Он пригляделся – размерами это создание заметно больше человека. Какие-то трубки, провода или бронированные кабели отходят от его головы и теряются в стенке аппарата.

Пусть это будет сон! Хаген не спеша поднялся со штурманского кресла и через боковую дверь выбрался наружу. Здесь его охватило ощущение, что он как бы всплыл навстречу фантому, парящему над передним фонарем. Как только он приблизился, видение стало совершенно отчетливым на фоне поблекшего, наполняющегося светом неба. Неведомое создание, одетое в плотно облегающий тело комбинезон, широко раскинуло руки и ласково улыбнулось испуганному трехлетнему мальчику:

– Это я, твой папа.

Хаген не рискнул приблизиться к мерцающему существу, броситься в его объятия – пусть это происходит во сне. Или наяву? В любом случае было ясно, что материальное тело человека, чей образ явился перед ним, в настоящее время было заморожено почти до температуры абсолютного нуля. Неужели ему удалось разъединить сознание и биооболочку?

– Кажется, я начинаю догадываться, – с трудом выговорил Хаген. – Моделью тебе послужил твой брат Джек. В твоем возрасте поздно пытаться трансформировать свое собственное тело. Значит, чтобы создать «ментального человека», ты готов пожертвовать братом? Итак, ты добился своего!

– Только ради вас. Я бы хотел быть отцом «ментального человека». Не братом, – признался Марк. – Всю жизнь надеялся, что когда-нибудь ты и твои друзья отправятся к звездам, которые я бы подарил вам.

– Но уже не как люди?

– Ты бы и не вспомнил о бренном теле.

– Исчезни! Уйди! – закричал трехлетний мальчуган. – Не прикасайся ко мне. Ты не смеешь даже смотреть на меня!

Няня схватила его за руку, попыталась удержать. Не в силах вырваться, не смея и не желая смотреть на человека, который называл себя его папой, он уткнулся лицом в ее юбку. Послышался невнятный мысленный шепот, и стены мягко сомкнулись, погребая его под собой. Тогда Хаген взлетел и умчался прочь.

Очнувшись, он долго стоял возле вездехода. Легкий утренний ветерок шевелил его волосы.

Йош покрепче приник к черному, из мягкого пластика воротнику, надетому на видоискатель инфракрасного обзорного устройства, и заметил:

– Задание мы все-таки выполнили! Каша сварена, ребята. Теперь попробуем ее на вкус.

Он нажал на клавишу, взревели сервомоторы азимутального привода, и вся кабина вместе с оператором плавно сделала полный оборот.

– Отлично. Оси совмещены просто идеально, в объем башни эта штука вписалась как влитая. Радиус действия семьдесят – восемьдесят километров, если учесть, что Каламоск расположен на холме. Теперь под нашим наблюдением будет находиться почти половина расстояния до Афалии, видны даже холмы на той стороне Лаара. Эта малютка незаменима в степях.

– Как регулировка, шеф? – спросил неунывающий Джим. Он и Вилкас сидели в прохладной тени и попивали пиво – умаялись, пока устанавливали солнечные батареи на центральной башне крепости Каламоск. Работать пришлось целых два часа, обливаясь потом.

– Действует, – просто ответил Йош. – Да, здесь мы когда-то проходили. Пришлось прогуляться по Большой Южной дороге. Сколько же их, этих хиппи! Всю дорогу загородили, чертовы грызуны! Радуются, что в плиоцене все движется не спеша, рядком. Через каждые пятьдесят метров установлены предупреждающие знаки для гиппарионов.

Вилкас, сидевший с огромной глиняной кружкой в руках, вытер усы тыльной стороной ладони и печально посмотрел на Йоша.

– Шеф, мы сейчас начнем монтировать наружные телекамеры дистанционного пульта управления или займемся этим после обеда?

– А ты как думаешь? – усмехнулся японец и вновь приник к видоискателю. Вилкас тяжко вздохнул.

– Вот еще что, – продолжал Йош приглушенным голосом. – Надо связать и уложить все кабели наверху, за исключением тех, что питают привод, а также как можно быстрее починить блок, обеспечивающий управление инфракрасным следящим устройством и орудийной башней непосредственно с помощью метапсихической силы. Так что, ребята, простите. Этому хламу, – он с презрением указал на экран приборного устройства, – лет сорок, а разрушительным орудиям и того больше. Сами понимаете, контрабандой ничего современного не провезешь.

– Провезти-то можно. – Вилкас мрачно уставился на дно пустой кружки.

– Только как определить – новая конструкция или тебе старье вручили. Лорды тану, кто занимается подобным промыслом, держат рот на замке, а все, что им удается купить, так надежно прячут в тайниках, что никакой колдун не найдет. Ни проверки, ни настройки – хватают все подряд! А здесь, в плиоцене, тоже рынка нет, пусть даже черного. Узнай об этом король Тагдал, он тут же приказал бы отрубить проказникам головы, насадить их на пики для всеобщего обозрения. По его указу всякое оборудование, доставленное через «врата времени», является собственностью короны. Все оружие, купленное в будущем, считается непригодным, так как его якобы приводят в негодность сразу после получения. – Вилкас ехидно засмеялся.

– А у нас ничего такого нет, вот мы и не горюем, – Джим ткнул пальцем в лазерные орудия среднего калибра. – С другой стороны, выйди мы в поле в стеклянных доспехах да с мозгами, излучающими ментальную силу, архаровцы из Северной Америки разделали бы нас под орех. Наши пушечки, – он еще раз показал на разрушители, – что надо! Довелось мне в этом году на болотах полюбоваться, как они действуют.

– Такое старье? – поморщился Йош. – Стоит только взглянуть на них, сразу руки опускаются. Предполагают, что радиус их действия десять километров, а они на семь с трудом натягивают. Если бы кто знал, что я отдал бы за усовершенствованную модель бластера в полезащитном корпусе! Или возьмем, например, старые добрые рентгеновские лазеры!

Джим слушал с раскрытым ртом.

– Шеф, а где находится Галактическое Содружество? В какую сторону ехать?

Йош и Вилкас переглянулись.

– Джим, твои родители путешествовали во времени? – осторожно поинтересовался специалист по робототехнике, обладатель золотого торквеса, странствующий самурай Йошимитсу Ватанабе.

– Нет, дедушка и бабушка, – ответил парень. – Нас уже третье поколение живет в Парижской низине. Значит, поселились там сразу, как только фирвулаги оставили Нионель. Даже ревуны в этих топях выжить не смогли! – с гордостью добавил он. – А нам ничего, нравится.

Вилкас начал пристально разглядывать его ботинки.

– Ты бы вернулся в родные болота, если бы тебе выпала такая возможность? – спросил он.

– И слопал пару уточек с корнями камыша и вырезку из годовалого оленя? – фыркнул Джим. – Сам бы побывал в Парижских топях, тогда не спрашивал бы! Вот это была жизнь!

– Матерь Божия! – выдохнул Вилкас.

Йош повернулся на вращающемся стуле и опять сунул голову в пластмассовый конус.

– Последнее испытание, – не оборачиваясь, приказал он. – Ну-ка, отключите какое-нибудь орудие, мне и одного хватит. Хочу проверить, как работает система в полуавтоматическом режиме.

Джим поднялся и принялся травить тонкий кабель, ведущий к одному из стволов сдвоенного орудия. Вилкас подождал, потом отсоединил разъемы и включил рубильник.

– Готово, Йоши-сан!

Слаженно загудели моторы сервопривода, Йош поудобнее устроился на одноместном сиденье. Между тем один из стволов задвигался в вертикальной плоскости, и вся орудийная установка начала поворачиваться по азимуту. Короткий ствол точно срабатывал на все манипуляции, которые оператор производил с видоискателем. Наконец Йош направил камеру в чистое небо – туда же оказалось наведенным и орудие.

– Близкое расстояние. Что бы такое найти для проверки наводки? Птичку какую-нибудь подбить, совсем маленькую птичку. Члены общества охотников Одобонских скалистых гор вышвырнули бы меня из города, если бы узнали. Но должны же мы испытать орудие! Есть вокруг что-либо живое или нет? Ага, вот он, голубчик… то есть сокол. Ну-ка, пожалуйте в перекрестье! Черт побери, он увернулся! Вот это птица! Сокол как сокол – золотистое оперение, самец. Поди ж ты, какой прыткий. А если еще раз…

– Шеф, не надо! – закричал Джим. – Не стреляй!

Йош оторвался от видоискателя, глянул на парня, недовольно нахмурился.

– Это еще почему?

– Золотые соколы! Их нельзя трогать. Тому, кто причинит им зло, – все, конец! Выстрелишь – пуля вернется и свалит тебя.

– Ради всех святых, замолчишь ты или нет?! – воскликнул самурай.

– Пожалуйста, шеф! – продолжал умолять Джим.

Йош состроил недовольную гримасу и повернулся к экрану. Развернул следящие датчики на юг и начал изучать узкую болотистую пойму реки Ибаар.

– Как насчет цесарок – вон они копошатся в грязной протоке?

– Этих бей – не жалей, – заулыбался Джим.

Лазер издал короткий шипящий звук. Йош с облегчением откинулся на сиденье.

– Порядок, подключите второе орудие, и пошли вниз…

Он замер, когда его золотой торквес передал послание:

«Йоши, ты меня слышишь?»

«Слышу, Ваше Величество», – ответил он, сразу узнав голос Эйкена Драма.

«Я в Каламоске. Боевая установка готова?»

«Только что закончили испытания. Правда, кое-какие системы еще не успели проверить».

«Забудь о них. Пока они не нужны. Оставайся на башне и жди меня. Ни с кем не общаться, пока я не появлюсь. Понял? Ни с кем!»

«Хорошо, Ваше Величество!»

Вилкас и Джим собирали разложенные на полу инструменты и контрольно-измерительные приборы. Никто из них не заметил, что самурай как-то странно замер.

– Если мы собираемся наладить телепатическое управление этой штуковиной, – заметил литовец, – нам срочно надо отведать какого-нибудь ментального блюда. Пусть только его приготовят из чего-нибудь ощутимого, материального.

– Забудь об этом, – прервал его Йош. – Король прибывает. Что-то изменилось в его планах. – Озабоченный самурай перевел следящее устройство к северу от Каламоска. – Эйкен приказал оставаться здесь и не сметь ни с кем заговаривать, пока он не появится на башне, – предупредил Йош.

– Вот так здорово! – удивился Джим. – Неужели он пригонит сюда всю чертову Летучую Охоту? Неужели ему по силам оторвать их от столичных сучек?

Йош ничего не ответил, он внимательно изучал цифры, высветившиеся на экране.

– Но король не может здесь объявиться! Все находится под наблюдением. Не понимаю.

– А по земле? – предположил Вилкас.

– Разве он в шапке-невидимке разгуливает? – усмехнулся Джим.

– О Боже! – неожиданно прошептал Йош и приник к экрану.

Посидев немного, решительно поднялся, отключил аппаратуру, потом прошел в угол, где были аккуратно сложены его доспехи. На ходу бросил телепатический приказ Джиму и Вилкасу, и те сразу поспешили к Йошу. Посмотрев на него, они переглянулись – того буквально трясло от страха, на лбу выступили капли пота. Через свои серые торквесы они уловили, как Йош пытается скрыть волнение.

Простоватый Джим спросил напрямую:

– Шеф, с тобой все в порядке?

– Все хорошо. Вот что, ребята. Помните, Кларти Джок поделился секретом – если какой-нибудь назойливый тану, прямо не снимая ботинок, лезет в ваши мозги, есть надежный способ спрятать мысли.

– Помню, – ответил Вилкас, – но я совсем не просил его делиться со мной. Я и так знаю.

– Ага, – кивнул Джим, – напевай про себя какую-нибудь веселую песенку, и дело в шляпе. Например, я всегда пою дедушкину любимую:

Мы горцы до корней волос, А грива наша чесана и уши закрывает…

Йош досадливо махнул рукой.

– Мне все равно, что вы будете напевать, только запрячьте поглубже ваши мыслишки.

– Почему, шеф?

Самурай наконец закрепил на поясе короткий кинжал и метательные ножи. Вилкас тем временем завязывал шнурки на бронированном воротнике, закрывающем плечи. Вырез на нем был глубже, чем следовало, чтобы все могли видеть его золотой торквес. Джим поднял украшенный гравировкой шлем с рогами, напоминающий молодую луну, потер его и пожал плечами.

– Не задумывался! – приказал Йош, заметив его недоумение. – Ты понял, каким образом король очутился здесь? А я понял. А кто по нему стрелял? Так что помалкивай, Джимми.

Потом они все трое, повернувшись к востоку, застыли в ожидании. Скоро в безоблачном небе появилось темное пятнышко, оно приближалось. Джим и Вилкас сразу напряглись и вытянулись по стойке «смирно». Крупный, с золотистым оперением сокол стремительно приближался к башне. Снижаясь, он сделал круг – в лапах у него был зажат пучок соломы.

– Ну, смотрите у меня! – предупредил Йош.

Сокол скользнул вниз и, коснувшись парапета, обернулся человеком. Перед ними стоял король Эйкен-Луганн, рукой в перчатке сжимавший золоченое хрустальное копье.

– Ну, ребята, – сказал король и откинул забрало шлема, – что у вас тут с инфракрасной следящей системой? Готова?

Йош отдал честь и молча указал на пульт управления. Джим тем временем несколько раз пробормотал:

Мы горцы до корней волос…

– Да, такую песню не одолеешь, – произнес Эйкен, насмешливо вскинув брови. Он устроился в кресле оператора, поерзал немного, взялся за ручки управления, потом обратился к Йошу: – Не беспокойся насчет нарушения инструкции. Я знаком с такими устройствами, приходилось на них работать.

Король направил камеры следящих датчиков на юг.

– Ага… Вот и Очал Арфист со своими рыцарями. Сзади у них, вероятно, освобожденные Бастарды Бэзила. – Он легко ударил пальцем по клавише, включающей мощности для обзора на предельном расстоянии. Поле зрения как бы провалилось, и оператор, словно взмыв над землей, различил вдали голубую ленту реки, холмы и на Большой Южной дороге вереницу вездеходов, на высокой скорости догоняющих отряд Очала.

– Вот они! – вскричал король. – Хаген и компания!..

Вилкас и Джим растерянно переглянулись. Им тоже передалась тревога, охватившая короля.

– Чем мы можем помочь? – спросил Йош, встав по стойке «смирно».

Эйкен поднялся с кресла и жестом показал самураю, чтобы тот занял свое место. Джим быстро выхватил из волос хозяина гребень и отшвырнул его подальше.

– Слушайте, ребята. Я был вынужден доверить вам секрет государственной важности, – объявил король. Зрачки его глаз, словно раскаленные уголья, резко выделялись на бледном лице. – Я не собираюсь грозить вам, но не вздумайте открыть кому бы то ни было, каким образом я сегодня прибыл в Каламоск! Если кто-то случайно сболтнет, огромная опасность будет грозить моему трону. И вам, естественно.

– Мы – ваши рабы, – ответил Йош. Не снимая рук с ручек управления, он отвесил глубокий поклон. Вилкас и Джим дружно засопели и облизнули губы.

Король задумчиво поглядел на юг.

– Они их непременно настигнут еще до того, как отряд Очала вступит в зону обороны крепости. Это уж как пить дать! Даром, что ли, я летал над пришельцами. Что теперь прикажете делать?

– Хей, – подал голос Джим, и Вилкас тут же слегка ударил его ногой по лодыжке, но тот договорил: – Все думают, что вы с Летучей Охотой прибыли.

– Я не могу поднять их всех сразу, – тихо ответил Эйкен. – У меня и на себя нечасто хватает сил, вот и приходится перевоплощаться в птицу. Ладно, делать-то что будем? Если я налечу на них сверху и атакую с помощью копья, у меня не останется сил для создания защитного экрана. Правда, есть портативный генератор сигма-поля, но с ним очень трудно летать. К тому же нет полной уверенности, что его мощности хватит, чтобы отразить ответный удар североамериканцев. Они развалят меня, как переспелую дыню. Надо бы найти какое-нибудь другое решение. В этом деле я рассчитываю на вас и на инфракрасный сканер. Йош, слушай внимательно. Я поднимусь в небо с копьем на большую высоту. Оченьвысоко. Ты же установишь прицел точно в пятидесяти метрах впереди головной машины. – Эйкен моргнул и ответил на невысказанный вопрос самурая: – Нет, я не смогу использовать собственное дальновидение и навести копье с высокой точностью. Здесь расстояние около шестидесяти километров. Кроме того, мне потребуется энергия, чтобы сбить настройку их сканеров. Копье придется использовать несколько раз, так что в каждом случае, когда я отдам приказ, ты должен быть готов прицелиться. Ясно?

– Да, Ваше Величество. Осмелюсь заметить, будет лучше, если мы позволим им приблизиться километров на сорок пять. Иначе на предельном расстоянии от сканера необходимой точности не добьешься.

– Хорошая мысль. Что ж, подождем.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Джим. – Вы бы объяснили. Ваше Величество, – если силы оставили вас, как же мы разобьем этих североамериканских громил? Как мы управимся с фирвулагами?

Король улыбнулся и расстегнул верхний крючок на своем костюме.

– Кто может сравниться со мной в хитрости, Джим? Ты думаешь, почему галактические власти выслали меня в плиоцен? Потому что я был опасен, вот почему! Есть разум – и разум. Например, мой сегодня, может, не так силен в использовании метаэнергии, но ты не беспокойся. Придет срок, и я обрету ту, настоящую, мощь. Осталось не так долго ждать. Пока же надо использовать любые возможности, чтобы одержать верх.

Клу судорожно вцепилась в край пульта управления командирской машины.

– Вот они! Через одиннадцать-точка-четыре минут мы их настигнем.

– Может, пора ударить из акустических пушек? – предложил Фил Овертон.

– Ты просто идиот! – не выдержал Хаген. – Тебе бы только стрелять! А куда? – Взяв себя в руки, он объяснил: – Сначала они должны оказаться в прямой видимости и без всяких помех, например, деревьев или быстроногих антилоп. Только тогда мы накроем их сигма-полем. Прикажем остановиться. Если они не послушают, опять же никакой пальбы. Придется осторожно согнать их с дороги, рассеять по степи и только после этого парализовать. И опять же не людей, дурья твоя башка, а халиков. Потом следует приблизиться и мягко, как младенцев, спеленать каждого, лишить возможности двигаться. Вот тогда у нас будет богатый урожай.

– Но мы можем вывести из строя животных на гораздо большем расстоянии. Хотя бы с помощью лазерных разрушителей или акустических пушек.

– Ага, и заодно подстрелить какого-нибудь пилота или инженера, от которых будет зависеть наша жизнь, когда отец доберется до нас. Никакой стрельбы на поражение, черт побери! Никаких фотонных пушек! Все это можно использовать только в одном-единственном случае – против Каламоска.

– Однако это тоже не дело, – басом возразил Ниал Кеог. – Надо оставить проходы в сигма-поле, чтобы иметь возможность маневрировать и вести стрельбу. Что-то мне не верится, что они сразу остановятся, как только получат приказ. Парни они энергичные и способны постоять за себя. Думаю, лучше использовать психосети.

– Мы вынуждены идти на риск, – произнес Хаген и отдал распоряжение: – Ты и остальные операнты будьте готовы, только не натворите глупостей. Свяжись с другими экипажами и предупреди их. Скажи, чтобы рассыпались цепью – местность позволяет – и постарались загнуть фланги уступом вперед. Я увеличиваю скорость – пусть делают как я. Только не ори в метаэфире.

Турбины взвыли, и головная машина рванулась вперед. Густое облако пыли потянулось за вездеходом.

– Я их поймал, они на экране монитора, – доложил командиру Вейко Саастамойнен. – Даю крупный план. Они нас заметили, но, кажется, их это совсем не беспокоит.

– Слышно что-нибудь? – спросил нахмурившийся Хаген.

– С воскресенья проверяю эфир по всем шести каналам, – доложил Вейко.

– Носители торквесов словно плавают в густом дыму, ничего нельзя разобрать. Насчет помех у них дело поставлено. Чего бы я не отдал за метапрограмму, которой пользуются наши отцы! Используя меня в качестве проводника, мы могли бы уловить излучение любого из бронированных прочным стеклом варваров и даже просверлить ему дырку меж ушей. Чтобы он невнимательнее прислушивался к нашим советам.

– Не забывай, что у короля есть такая программа, – ответил Хаген.

Впереди всадники на халике пересекли высохшее русло реки и скрылись в густых зарослях молодых тополей на противоположном, более высоком берегу. Машину вдруг начало швырять из стороны в сторону.

– Сбавь скорость! – закричала Клу.

В это мгновение яркая зеленая вспышка озарила небо. Взрыв фонтаном выбросил гору грязи, вспух букетом перед носом вездехода. В сознание преследователей с болью ворвалось предупреждение:

«ОСТАНОВИТЕ МАШИНЫ. НЕ ПЫТАЙТЕСЬ СОЗДАТЬ СИГМА-ПОЛЕ – ИНАЧЕ Я ПОДОБЬЮ ПЕРЕДНИЙ ВЕЗДЕХОД».

Вейко вскрикнул и схватился за голову. Хаген машинально, до отказа нажал на тормоза. Машину резко занесло, и с накатанной проселочной дороги она сорвалась прямо в каменистый вельд. Здесь вездеход, пропахав гусеницами и оставляя борозды сломанными отражателями, повалился на левый бок и замер, словно опрокинувшаяся черепаха. Покачавшись, машина встала на гусеницы. В следующее мгновение небо озарила еще одна нестерпимо яркая изумрудная вспышка. Снова метрах в пятнадцати от переднего транспортера полетели комья грязи. Хаген выругался и выключил мотор.

«НЕ ДВИГАЙТЕСЬ. НЕ ВЗДУМАЙТЕ УСТАНОВИТЬ СИГМА-ПОЛЕ – ИНАЧЕ Я БУДУ СТРЕЛЯТЬ НА ПОРАЖЕНИЕ».

Ниал Кеог продолжал что-то спокойно говорить в микрофон – его самообладание было потрясающим. Видимо, он связывался с другими экипажами, требовал, чтобы они немедленно остановились. Вейко, получивший сокрушительный ментальный удар, лежал на полу кабины, скрючившись и, словно младенец, зажав руками уши. На дисплее метапсихического приемного устройства мельтешили разноцветные снежинки.

Клу и Хаген посмотрели друг на друга. Все ясно. Первый тайм окончен, но теперь впервые не их отец, а другой человек оказался победителем.

– Ну что встали? – обратилась Клу к брату по внутренней связи. – Может, мне выйти на мостик и начать переговоры?

«ВЫ ГЛУПЦЫ! Я ДОЛГО НАБЛЮДАЮ ЗА ВАМИ. ЕЩЕ С ТЕХ ПОР, КАК ВЫ ВЫСАДИЛИСЬ НА БЕРЕГ МНОГОЦВЕТНОЙ ЗЕМЛИ. Я ДАВНЫМ-ДАВНО МОГ ВАС УНИЧТОЖИТЬ. ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО ТЕПЕРЬ МЫ МОЖЕМ НАЧАТЬ ПЕРЕГОВОРЫ?»

– Возможно, вас заинтересует цель, ради которой мы прибыли на Многоцветную Землю, – произнесла Клу. – У нас нет намерений причинить вам зло.

«Я ЗНАЮ ВСЕ ВАШИ ЗАМЫСЛЫ. ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ ОПЯТЬ ОТКРЫТЬ „ВРАТА ВРЕМЕНИ“.

– Мы могли бы… заплатить за вашу помощь.

«ЧЕМ?»

Хаген был озадачен – торопливая работа мысли отразилась на его лице. Фил тем временем что-то прикидывал на компьютере, потом он откинулся в кресле и связался с командиром.

– Клу, самое смешное в том, что это не психокинетический удар, а разряд неизвестной фотонной пушки, – обратился тот к сестре, выслушав Фила.

«ОТВЕЧАЙТЕ! ИЛИ Я С ПОМОЩЬЮ МЕТАПСИХИЧЕСКОЙ СИЛЫ АННИГИЛИРУЮ ВАС».

– Просто Волшебник Изумрудного города, – восхитился Фил Овертон. – Правда, вооруженный фантастически мощным оружием. Он не блефует, мы даже увернуться не успеем.

– Я – сын Марка Ремиларда, – заявил Хаген. – Обещаю, что в благодарность за сотрудничество мы поддержим вас в борьбе с общим врагом. Он вам хорошо известен – лучше, чем нам. Без нашей поддержки он расправится с вами точно так же, как вы с нами.

«ОН ЗАЯВИЛ, ЧТО ВЫ – МОИ ВРАГИ!»

– А он не сообщил, что освоил d-переход? – поинтересовался Хаген.

Наступило долгое молчание, потом громовой голос с небес произнес:

«ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ ТРИ ЧАСА. ЗАТЕМ НАПРАВЛЯЙТЕСЬ В КАЛАМОСК. ДЕМОНТИРУЙТЕ ОРУЖИЕ, ОТКИНЬТЕ ПРОЗРАЧНЫЕ ФОНАРИ – И МЫ ВСЕ ВМЕСТЕ ПОПЬЕМ ЧАЮ».

8

Спустя год Бэзил Уимборн со своей командой вновь оказался в Каламоске. Знали бы они в ту пору, какие испытания ожидают их впереди! Все началось в самое скверное время года – в сезон дождей, когда в незатопленном еще уголке полуострова Авен Уимборн и другие руководители готовили из необученных горластых беженцев из будущего повстанческую армию. Из тех людей и был создан отряд, позднее названный Бастардами Бэзила. Тогда же, в ходе обучения, экспромтом образовался штаб, в который вошли Уимборн, Чиф Берк, сестра Амери и Элизабет Орм. Потом поклонник древних обычаев, несгибаемый Селадейр изгнал толпы беженцев из окрестностей Афалии. Они двинулись в сторону Каламоска, где были остановлены прибывшим в эту небольшую крепость человеком из местных, рожденных в плиоцене, – Салливаном Танном. Тот в свою очередь обрушился на Алутейна – Властелина Ремесел и других рыцарей, отказавшихся присягать на верность новому королю Эйкену-Луганну. Войска Салливана Танна штурмом взяли Каламоск, однако оказалось, что его забитые, по слухам, продовольствием склады были опустошены еще во время осады. Если бы не Алутейн, который пожалел беженцев и поделился своими запасами, им пришлось бы совсем туго. Тот же Алутейн посоветовал людям, оставившим будущее, двигаться далее на север, в более процветающие области Многоцветной Земли.

Сидя позади Очала Арфиста, Бэзил Уимборн жадно вглядывался в окружающую местность. Здесь многое изменилось. Густо поросли травой булыжные мостовые в редких селениях, разбросанных в окрестностях Каламоска. Окрашенные в нарядные цвета деревянно-кирпичные дома, попадающиеся по дороге, были брошены жителями. Лишь изредка над трубой вился дымок. Когда-то здесь жили не получившие торквесов люди; они поднимали целину, занимались садоводством. Теперь их усадьбы были скрыты непроходимыми зарослями бурьяна и крапивы. Горькое уныние вызывали домашние животные, попадавшиеся на пути. Печалью веяло и от густых лохматых клочьев тумана, лежавших в долинах мелких речушек.

Бэзил – единственный из всего отряда, обладавший золотым торквесом, – мог вести беседу по внутренней связи тану. Он долго осматривал окрестности.

– Что здесь случилось? – спросил Бэзил Очала. – И крепость какая-то запущенная, совсем не похожая на города тану, которые я видел до потопа.

– Все из-за рамапитеков, – ответил Очал. – Те, кому удалось спастись, бежали в леса. Работать стало некому. Вот он, результат сражения, после которого Алутейн захватил город. Рамапитеки – послушные, мирные существа с необыкновенно чувствительной и хрупкой структурой первобытного сознания. К тому же многие из них имели торквесы – вот они, привыкнув к их поддержке, и не выдержали психокинетических ударов. Те, кто выжил, бежали, у остальных появились сильнейшие душевные расстройства. А без них все здесь замерло. Видишь, какая разруха. Даже урожай на нолях не собран, да и без полива большая часть посевов погибла от засухи. Это беда не только Каламоска, но и моего родного погибшего Барделаска, даже в Гории среди обезьян были волнения. Его величество король, естественно, тут же приказал, чтобы в столицу были доставлены новые партии рамапитеков. Теперь в Каламоске должна быть разработана новая программа.

– Представляю, как горевала местная аристократия, лишившись таких покорных слуг.

– Знаешь, я заметил, что многие люди тоже испытывают острую потребность пойти к кому-нибудь в услужение… Я уж не говорю о тех, кто лишен торквесов.

– Что ж, те, кто по робости или благоразумию не стремится слиться с толпой, а предпочитает первобытную, но свободную жизнь, всегда ищут хозяина. А кто поумнее или обладают ценными профессиональными навыками, тот отправляется искать счастье в Горию, надеясь получить золотой торквес.

Очал засмеялся.

– Что-то их оказалось слишком много. Даже более крупные города не смогли переварить такого наплыва ваших умников. Так что королю Эйкену-Луганну пришлось в чем-то поступиться принципами. Помнится, он заявил, что каждый, кто доберется до города и потребует гражданства, получит его.

– Он всегда умел держать нос по ветру.

– Слава великой Тане, что врожденный прагматизм помог ему принять решение, призванное сохранить порядок в королевстве. Кажется, мы прибыли.

Караван прошествовал через внешний двор центральной крепостной башни и въехал в крепость. Небольшая площадь была заполнена народом – здесь были люди, награжденные торквесами разного ранга, и тану, как в гражданских одеждах, так и в светящихся стеклянных доспехах. Шум, крики, смех царили в городе. Казалось, его жители либо не ведали о том, что творится в окрестностях, либо ничего не хотели знать. Подоспевшие слуги помогли рыцарям Очала слезть с халиков; куда меньшее внимание досталось Бэзилу и прибывшим с ним Бастардам. Видимо, их приняли за сопровождающих господ мелких людишек. Королевские гвардейцы – все как на подбор с золотыми торквесами – стояли в сторонке, бдительно посматривали на прибывший отряд. Их карабины, доставленные из Галактического Содружества, были в полной боеготовности.

– Большая честь – сам лорд-правитель вышел приветствовать вашу ораву,

– тихо сказал Бэзилу Очал.

Вскоре появился величественный тану, принадлежащий к Гильдии Творцов, в короткой тунике и парадных аквамариновых доспехах. Уимборн почтительно поклонился.

Правитель с достоинством кивнул в ответ.

– Партол Скороход, – назвал он себя. Потом он со связкой серых торквесов спустился к построившимся Бастардам и раздал пожалованные им знаки отличия. Люди были ошеломлены подобными подарками, ведь все вновь прибывшие совсем не обладали метапсихическими способностями.

– Примите мои поздравления, – продолжал Партол. – Король очень серьезно относится к предстоящей встрече.

– Мы тоже, – подтвердил Бэзил. – Мир, – сказал он своим друзьям.

– Главное – сохранитьмир.

– Не желаете ли сначала привести себя в порядок? – предложил Партол.

– Темница старого Селадейра – далеко не курорт.

Бэзил сдержанно рассмеялся.

– Вы очень предупредительны, лорд Партол, – вежливо произнес он.

– Следуйте за мной, вас ждет приятный сюрприз.

И правитель повел гостей. Люди едва поспевали за более чем двухметровым тану, каждый шаг которого равнялся примерно трем шагам человека. По пути Партол показывал Бастардам заслуживающие внимания усовершенствования, которые были произведены в крепости под руководством его предшественника Алутейна. Он провел Бэзила и его спутников через крепостные укрепления и внутренний двор крепости, потом они вошли во дворец и по белой мраморной лестнице поднялись в главную крепостную башню.

– Значит, это вы… были одним из товарищей Алутейна во время последней битвы? – тихо спросил Бэзил.

– Имеете в виду, что я приятель закоренелого преступника, – сдавленно засмеялся Партол. – И будете совершенно правы. Старик Тагдал приказал бросить меня за убийство в Великую Реторту. Во время королевской охоты в Сумрачных горах я обезглавил свою тещу Ковентон Петрифактрис. Никто не поверил, что я ошибся и спутал ее с фирвулагом. До сих пор не могу понять

– почему?

Они прошли несколько мраморных лестниц и оказались во внутренних покоях дворца. Тусклый дрожащий свет факелов, вставленных в литые серебряные держатели, освещал коридоры, пол которых был выложен розовыми и черными плитками. Потом путь пошел под уклон, и на лицах Бэзила и его товарищей появилась тревога.

– На этот раз, – улыбнулся Партол, – не в тюрьму.

Наконец они приблизились к огромной двери из черного дерева, инкрустированной серебром. По обеим сторонам стояли амазонки, изящные, как статуэтки, в серебряных, тускло отсвечивающих доспехах. Приветствуя их взмахом руки, правитель молча приказал открыть дверь, и вся группа вошла внутрь.

Переступив порог, люди, изумленные открывшейся перед ними невиданной роскошью, начали перешептываться и подталкивать друг друга локтями. Кто-то присвистнул от удивления.

За дверью находился огромный зал, как бы составленный из анфилад. Каждая комната завершалась сводчатым потолком и отделялась от соседней рядом колонн. Внутреннее убранство напоминало одновременно роскошные турецкие бани и знаменитые публичные дома конца XIX века. В боковых частях были устроены занавешенные альковы, с хрустальных светильников капала вода. Посреди комнаты располагалась парильня, окруженная колоннадой. Всюду сверкала позолота, глаз ласкала яшмовая облицовка краев бассейна. На редких стенных переборках были выложены мозаичные картины, смутившие Бэзила своим содержанием.

– Восхитительно, не правда ли, – заметил Партол. – Ваш несчастный соотечественник Салливан Танн, на короткое время захвативший Каламоск, приказал украсить такими сюжетами банный зал. Посоветовавшись, мы решили сохранить их. Все-таки вы, люди, довольно бесхитростная раса. Если, конечно, картины точно представляют взаимоотношения полов на вашей прежней Земле.

Бэзил, негромко покашливая, прочистил горло.

– Большинство мозаик, – наконец произнес он, – несколько оторваны от реальности. Выполнены, так сказать, с уклоном в мифологию. Вот, например, игры кентавров и русалок… м-да… люди тоже имеют иногда… героические пропорции.

– Неужели? Какая жалость! А я надеялся каким-либо образом получить через «врата времени» изображенные здесь существа. Вот была бы потеха! – Лорд-правитель отдал мысленный приказ, и две сияющие, украшенные гирляндами цветов, с венками на головах полинезийки выбежали к гостям и принялись осыпать их красными гвоздиками. На шеях у них тускло поблескивали серые торквесы. Сладким покоем, уютом веяло от радостных лиц. Бастарды на мгновение застыли на месте. Потом, словно окончательно поверив, что их здесь ждали, что дни, проведенные в заключении, ушли прочь, они начали громко переговариваться, пошучивать с гостеприимными хозяйками.

– Салот и Малитоа, – представил их Партол. – К сожалению, у нас большая нехватка обслуживающего персонала, так что спины вам придется тереть друг другу самим. Думаю, это не испортит впечатления от наших прекрасных бань. Не забудьте принять воздушные ванны! Салливан утверждал, что горячий сухой пар очень полезен. Когда помоетесь, вам будет доставлено чистое белье и одежда. Горд сообщить, что мы в Каламоске обзавелись первоклассной пошивочной машиной «Халстон-2100». Можете заказать любую фурнитуру и вышивки.

Мистер Бетси издал вопль восторга. Партол с удивлением оглядел его смятый истерзанный наряд елизаветинской эпохи.

– М-да… Конечно, мы имеем право испытывать гордость, однако в последнее время связь через «врата времени» несколько осложнилась, так что с небулином, даколитом, непельветом у нас проблемы, зато хлопчатобумажных тканей любых расцветок и сортов, как говаривал незабвенный Салливан Танн,

– полный завал! Нет проблем и с полотном. Рекомендую также шелк турмалинового оттенка – есть кусок чуть больше двадцати метров. Можно заказать отличные кружева на воротник… Ну, вот как у вас. – Он указал на порванный воротник мистера Бетси.

Фронси Джиллис задохнулась от возмущения.

– Значит, мистеру Бетси воротник, а мои панталоны будут сшиты из обрезков? Дудки!

Мистер Бетси не обратил на нее никакого внимания.

– Я приду за вами через пару часов, – обратился Партол к Бэзилу. – Только не надо больше побегов, игр в прятки и тому подобных пошлостей, ладно? Не вкладывайте в мои слова какой-нибудь тайный смысл. Вы все получили в награду серые торквесы, и теперь мы легко сможем обнаружить вас. Я призываю не спешить с принятием решения, пока не состоялся разговор с королем.

– Договорились, – кивнул Бэзил. – Мы не будем спешить.

Чай был допит, в зале для приема гостей стихли разговоры, в наступившей тишине все взгляды были обращены на короля. Невысокий, сухонький Эйкен-Луганн сидел перед погасшим камином на троне из покрытого позолотой дуба. Гости разместились на огромных стеганых подушках, разбросанных по полу. Только мистер Бетси стоял у окна. К концу чаепития у Бэзила развеялись последние сомнения, исчезли мысли о коварстве этого маленького человечка. Обстановка была самая доверительная. Эйкен в кожаном походном костюме с откинутым капюшоном, полуразвалившись, сидел на троне. Простенький обруч из черного стекла охватывал его рыжую шевелюру. Король прихлебывал холодный чай с мятой из высокого хрустального стакана вприкуску с кусочками пиленого сахара.

– Кто из вас хотел бы вернуться в Галактическое Содружество? – спросил король, нарушив общее молчание.

Все замерли.

Эйкен улыбнулся и поднял руку. Сильным мысленным ударом он привел присутствующих в чувство.

– Простите за подобную меру, ноу нас совсем нет времени. Я жду еще гостей – надеюсь, они составят нам отличную компанию. Знаете, кого мы встретим среди них? Небезызвестную вам леди, которая сначала помогла вам украсть аэроплан, а потом упекла вас в подземелья Афалии. Ее зовут Клу Ремилард.

«Ремилард!» – в один голос, единым мысленным всплеском воскликнули Бастарды.

– Вижу, это имя вам хорошо известно, – продолжал король. Мрачная, не предвещающая ничего доброго ухмылка появилась на его лице. – Да, она его дочь. Марк Ремилард и его экс-революционеры двадцать семь лет прожили здесь, в плиоцене, на одном из островов у побережья Северной Америки. Жили тихо, мирно, занимались научными исследованиями. Но эти времена давно прошли. Дело в том, что у беглых борцов за свободу появились дети, которые в конце концов решили, что достаточно походили в упряжке. Им до смерти надоели россказни о высоких идеалах, великих целях и прочей чепухе. Они собрали свои вещички и отправились в Европу, то есть сюда! Клу с небольшой группой своих единомышленников была в первых рядах. Позже в путь отправился ее брат Хаген. Они забрали своих детей…

– Боже мой! – Бэзил Уимборн покачал головой. – Это невероятно! Утверждали, что Марк Ремилард своим побегом окончательно погубил восставших.

Эйкен пожал плечами.

– Ответить на многие вопросы могла бы мадам Гудериан. Правда, я не знаю, по доброй воле она позволила им пройти через «врата времени» или ее заставили с помощью психокинетического воздействия. Последнее вполне возможно. Они столько оборудования провезли с собой контрабандой!

– Ваше Величество, стоит ли ломать голову над этой проблемой! – воскликнула маленькая мисс Вонг. – Расскажите поподробнее о возможности возвращения. Как можно вернуться через «врата времени»?

– Этого нельзя сделать, – заявил Димитрий Анастос. – «Врата времени» пропускают только в одну сторону – из Галактического Содружества в плиоцен.

– Нет, – возразил Эйкен. – Задача разрешима, если вы установите изобретенный Гудерианом тау-генератор здесь. Именно это дети Ремиларда и хотят совершить.

– Отправиться домой! – Мисс Вонг прижала руки к груди. – Исправить чудовищную ошибку! Наконец-то оставить этот ужасный мир и опять жить в Галактическом Содружестве.

– А я бы не хотела, – заявила Фронси Джиллис, и двусмысленная улыбка мелькнула на ее лице. – За прошедшие месяцы мы попадали в такие щекотливые положения. Ты согласен, Бетс?

– Ты, верно, шутишь? – едва слышно хихикнул мистер Бетси.

– Галактическое Содружество – довольно великодушная диктатура. И все-таки ну ее к черту! – заявил Пушфейс.

– Говори только за себя, парень, – оборвал его Чез. – Если объявят посадку на обратный рейс, я буду первым в очереди за билетом.

– Так, – спросил Эйкен, – кто хотел бы вернуться?

Поднялось одиннадцать рук, потом к ним присоединилась и двенадцатая.

– Меня тоже считайте, король, – сказал высокий чернявый мужчина с орлиным носом, проголосовавший последним. – Если вы и этот чертов Ангел Бездны начнете крошечную войну…

Фронси Джиллис бросила на него предвещающий грозу взгляд.

– Назир, о чем ты говоришь! – воскликнула она. – Разве может быть крошечной война с верховным магом, несущим гибель всему живому? Скорее всего, это сражение будет концом Земли эпохи плиоцена, и Галактическое Содружество развалится еще до того, как успеет возникнуть.

– Нет, этого не может быть! – Димитрий педантично продолжал настаивать на своем. – В противоположность широко распространенному предрассудку, так называемая альтернативная Вселенная, или параллельные пространственно-временные структуры, невозможна. Никому не дано убить своего собственного дедушку и тут же не исчезнуть. Ничто в плиоцене не может изменить вектор развития реальности, который последовательно – как и все прочие события будущего – выводят к Галактическому Содружеству. Согласно универсальной теории поля…

– Оставь, Димитрий, – попросил его мистер Бетси.

Эйкен вновь использовал мысленный нажим, чтобы остановить разгорающуюся перепалку.

– Есть ли среди тех, кто собирается покинуть плиоцен, люди, умеющие пилотировать аэропланы тану?

Мисс Вонг, Филипп, Бенгт Сендвик, Фархат, Понго Уорбертон и Клиффорд подняли руки.

– Сколько же пилотов решили остаться здесь?

Теперь руки подняли мистер Бетси, Тэффи Эванс, Тонгза, Пушфейс и Стэн Дзиканьский.

Король долго изучающе смотрел на мистера Бетси.

– Чем вы занимались до того, как покинули Галактическое Содружество?

– неожиданно спросил он.

Брови у мистера Бетси поползли вверх, на лице появилось надменное выражение.

– Кто? Я? – уточнил он.

– Доктор Хадспет – инженер-исследователь и летчик-испытатель компании «Боинг», – вступил в разговор Бэзил Уимборн.

– Что ж, ничего другого не остается, – прошептал король.

Он перевел взгляд на остальных участников встречи и, подключившись к метапсихическому полю, поразился слабости и разорванности их психических экранов, которые так наглядно проявились после вручения им серых торквесов. В таком положении их нельзя было оставлять – они могут стать жертвами любого негодяя, владеющего способностью внушения. Король послал тончайший, исследующий их мозг луч и заодно принялся зашивать ментальные отверстия в их метапсихических экранах.

«С кем мы имеем дело? Преподаватель Оксфорда, любитель горных восхождений… третий инженер на грузовом звездолете… хирург, всю жизнь занимавшийся гистологическими срезами… – Он задумчиво смотрел на присутствующих. – Конструктор генераторов ипсилон-поля для корпорации G-Dyn Cumberland… механик по обслуживанию автобусов… инженер-электронщик из эскимосов… очень плохо, что среди них нет ни одного толкового инженера-металлурга…»

Когда король отвел взгляд в сторону, Бэзил обратился к нему:

– Сэр, нас убеждали в том, что вы не испытываете к нам вражды. Ваш посланник, Очал Арфист, представил вас как справедливого, заботящегося о своих подданных правителя… хотя и с неизбежными для любого человека странностями.

Эйкен засмеялся, однако Бэзил упрямо продолжил:

– Тем не менее вы, не задумываясь, устроили нам неуместный допрос насчет возвращения в Галактическое Содружество, нагнали страха рассказом о возможном повторении метапсихического восстания. Далее, вы откровенно просветили наши мозги, правда, галопом по Европам. Полагаю, что впереди нас ждет еще более серьезное дознание. Где, например, спрятаны летающие машины этих экзотических пришельцев? Не так ли?

– Знаю, – ответил Эйкен. – Клу уже поделилась со мной.

– Тогда и вы поделитесь своими планами относительно нас, – потребовал Бэзил. – Мы так и останемся рабами? Или пешками в затеянных вами интригах с последышами Марка?

Эйкен развалился на троне – военном трофее, добытом у фирвулагов столетие назад неким охотником тану. Замечательное произведение искусства, королевский трон останавливал взгляд редкостной резьбой по дереву и соразмерностью частей, придающими ему царственную величавость. Еще более впечатляюща была рельефная голова льва на спинке со сверкающими хризоберилловыми глазами, охраняющими хозяина, который оставил без внимания вопросы Уимборна. Король внимательно приглядывался к стоящему в сторонке рыжебородому крупному человеку с мечтательным выражением лица. Он был одет в малиновый сюртук, из-под которого выглядывала напоминающая кольчугу рубашка.

– Вы, кажется, не имеете никакого отношения к Бастардам Бэзила. Кто же вы?

– Несчастный безумец, – ответил тот, – алчущий узреть спасителя.

– Дугал совершенно безвреден, – заметил Бэзил.

– Безумец? – удивился король, потом задумчиво почесал висок. – Поэтому мне так и не удалось проникнуть в ваше сознание?

– Возможно, – согласился Дугал. – А может, есть и другая причина.

– Вы меня интригуете. – Король поднял бровь. – Значит, вы тоже хотите отправиться домой, в Галактическое Содружество, сэр Дугал Безумец?

– Ваше Величество, я так же, как и вы, враждую сам с собой. Я волен и не волен в этом.

– Хороший ответ, – кивнул Эйкен. – Главное, ясный.

Он встал и подошел к столу, где было выставлено угощение, подлил холодного мятного чая из граненого хрустального графина, потом подвигал тарелки с пирожными, бисквитами и взял бутерброд.

– Взрослые дети бежавших революционеров, отправившись в Европу, напрочь отвергли притязания Марка на власть, на руководство их судьбами. В настоящее время их отцы плывут сюда на парусной шхуне. Любой ценой они стремятся помешать детям построить генератор Гудериана.

– Всему свой черед, – заметил Дугал, – и будет лучше поспешить с исполнением задуманного.

Эйкен посмотрел в его сторону.

– Сначала, – подмигнув, сказал король, – Клу и Хаген собрались заключить союз с Ноданном, теперь им ничего не остается, как обратить свои взоры на меня. Им нужны не только летательные аппараты тану, но и ваши головы и руки, чтобы пилотировать аэропланы, обслуживать их. Без воздушного флота им не обойтись. Ни оборудование не доставить, ни редкие элементы. В общем, возни много: геологическая разведка, строительство шахт и обогатительной фабрики, комплекса по изготовлению генератора.

– Вы согласились на их предложения? – спросил Бэзил.

Эйкен шумно вздохнул.

– У меня есть веские основания пойти на сотрудничество. Очень хочется, чтобы вы помогли мне и этим незваным гостям.

– А у нас есть выбор? – выкрикнул Тэффи. – Когда на нас надели эти чертовы торквесы?

Эйкен пригубил чай.

– Увы, друзья, передо мной стоит нелегкий выбор. Войдите в мое положение. Если я помогу построить новые «врата времени», то лишусь примерно половины вашей группы. Вы сами заявили о желании вернуться. Но что получится, если те, кто изъявил желание остаться здесь, вдруг заболеют и тоже решат воспользоваться «вратами времени»? Или, что еще хуже, разобьют наши летательные аппараты. Это может погубить весь проект. У нас слишком мало пилотов и наземного персонала. Сама мысль, что я могу потерять кого-либо из вас, мне противна. – Он улыбнулся.

– Вы собираетесь так и держать нас в торквесах? – поинтересовался Бэзил.

– Только до окончания работ. Даю слово, что никакого насилия или унизительного обращения не будет допущено. Если, конечно, вы поведете себя разумно. Теперь самое главное: как вы относитесь ко всему сказанному?

– Но ведь это безнадежное предприятие – бороться с таким изворотнем, Марком Ремилардом! – воскликнул мистер Бетси. – Мы не знаем, сколько сюрпризов он нам подготовил, и бросать людей, пусть даже храбрых и опытных, против неведомого механического и психокинетического оружия – это… – Он развел руками.

– Не надо преуменьшать наши возможности. У нас тоже есть аппаратура, которую мы установим на боевых кораблях, – сказал Эйкен. – Например, экраны сигма-поля, способные защитить от психокинетических ударов.

– Простите, король, но я совсем не знаю вас. Мы все ничего не знаем,

– возразил мистер Бетси.

– Да, мы мало знакомы, и это не способствует более доверительным отношениям, – усмехнувшись, ответил Эйкен. Он поставил стакан на стол и вернулся на трон. – Позвольте, я прочитаю небольшую лекцию о том, что значит быть королем на Многоцветной Земле.

Он на мгновение замолк и закрыл глаза. Затем веки вдруг открылись, и всех присутствующих опалил нестерпимо жаркий огонь, рожденный его разумом. Волосы короля поднялись дыбом, с них посыпались искры. Ярко засветились парадные доспехи. Паутина ломаных фиолетовых и янтарных молний окутала Эйкена с головы до ног – он стал похож на оживший электрод. Сеть разрядов неожиданно подтянулась к волосам и слилась в яркий пульсирующий нимб, полыхающий золотистым пламенем. Отблески играли на поверхности позолоченного трона. В наступившей тишине, нарушаемой потрескиванием и шипением гаснущих искр, король Эйкен-Луганн начал расти. Обе руки он поднял вверх, и в ту же секунду между ладонями затрепетало маленькое, но жаркое и ослепительное солнце. Медленно всплывало оно перед изумленными, охваченными благоговейным страхом людьми. Вот оно заполыхало возле самого свода. Зашевелились подвешенные над головами трофейные знамена фирвулагов

– казалось, они вот-вот вспыхнут. Волны сотворенной разумом энергии поплыли по залу, и Бастарды Бэзила, каждый в отдельности, услышали далекий колокольный звон.

Никто не мог сдвинуться с места; только Дугал, пошатываясь, вдруг сделал несколько шагов вперед и упал на колени. Боль и радость исказили его лицо, слезы потекли по щекам.

– Это ты! – воскликнул Дугал. – Ты!

Короткий световой импульс, излученный королем, коснулся коленопреклоненного человека, и тот замер с открытым ртом. В то же мгновение фигура короля съежилась, сияние угасло – на троне опять сидел маленький человечек Эйкен.

– Не хочу хвастаться, – совершенно, спокойно произнес он, – но Марк Ремилард, как только попытается высадиться на нашем побережье, будет неприятно удивлен. Вспомните, что во время метапсихического восстания его мощь явилась результатом сложения разумов всех его соратников, а их были миллионы. Он объединил единичные векторы в одно русло и таким образом создал чудовищный метаканал, всю энергию которого направил на разрушение Галактического Содружества. Здесь, в плиоцене, совсем другие условия – заметьте, крайне неблагоприятные для него. Одни соратники состарились, другие ненадежны, да и число их невелико. Вполне вероятно, что сражаться со мной ему предстоит в одиночку. Его соратники, конечно, попытаются помочь ему, но их усилия будут лишь жалким подобием той неодолимой мощи, которая была у них в руках во время восстания. Мы имеем реальный шанс разбить их – вот тогда можно будет и «вратами времени» заняться. Будет куда легче, если вы придете нам на помощь.

Дугал стоял на коленях, прижав ладони к груди, где на рубашке был вышит орнамент из львиных голов; слезы еще лились из его глаз.

– Раньше, когда твоя слава и могущество были невидимы за обыденной оболочкой бренного тела, я не знал, кто ты, – заговорил он тихим голосом.

– Теперь, Аслан, мои глаза открылись. Приди и спаси Нарнию, молю тебя. Ты не покинешь нас, ты не позволишь погибнуть мечте…

– Подожди, – прервал его король, но, хотя он мысленно попытался поднять его, Дугал по-прежнему стоял на коленях, а теперь начал бить поклоны. Эйкен пожал плечами, обошел его и приблизился к остальным гостям.

– Итак, вы согласны добровольно помочь мне? – спросил он. Его голос слышался откуда-то издалека.

Наступило короткое молчание.

– Да, мы будем работать все вместе ради того, чтобы наши друзья смогли покинуть этот мир, – согласился с ним Бэзил.

– Спасибо, – поблагодарил Эйкен, взглянув ему в глаза.

Парадные двери, ведущие в зал, распахнулись. За порогом стояли Партол Скороход и Очал Арфист. Оба они с головы до ног были закованы в светящуюся стеклянную голубовато-зеленую броню.

«Ты звал нас, государь?» – спросили они мысленно в один голос.

– Проводите наших друзей в палаты, – вслух приказал Эйкен, – где они могли бы отдохнуть. – Потом он вновь повернулся к Бэзилу. – Завтра мы обсудим детали экспедиции в Альпы. Пора заняться аэропланами. Вас поведет мой полномочный представитель, Блейн Чемпион. Отправляйтесь как можно скорее.

– Как прикажете, сэр. – Бэзил поклонился и послал товарищам короткий мысленный приказ. Те, кто сидел, поднялись и всей толпой направились к дверям.

Воодушевленный Дугал наконец поднялся с колен. Он достал из рукава кольчужной рубахи расшитый платок и выбил нос.

Мечтательным, восхищенным взглядом он окинул короля.

– Если вы, Аслан, действительно желаете как можно скорее устроить в плиоцене что-то вроде дачки Гудериана, – обратился к нему Дугал, – вот мой совет: любым способом разыщите моего старинного приятеля и покровителя Тони Вейланда. Я вот что имею в виду – в процессе создания генератора тау-поля никак не обойтись без, черт бы ее побрал, ниобиевой проволоки. Создание такой штуки – изобретение мирового класса, и оно принадлежит Тони. Я уж не говорю о способах извлечения золота из расплавов и очистки металлов – во всем этом Тони большой мастак. Он занимался добычей бария в Финии… Старина Тони – отличный металлург.

– Где он теперь? – нетерпеливо спросил король.

Дугал возвел очи.

– Увы! Его похитили злобные карлики в Вогезских горах. Только мне удалось уйти.

Эйкен тут же отдал подошедшему Партолу короткое мысленное распоряжение, так же мысленно дружески положил руку на плечо Дугала и предложил:

– Почему бы нам не найти тихий уголок и не поболтать о том, о сем? Например, о приключении в Вогезах?

Дугал, не обратив внимания на просьбу короля, направился к двери, но она быстро закрылась перед ним.

– Ты сам, Аслан, твоя десница исполнены великой силы, – обернувшись, произнес он. – Ты сам способен подарить свободу… Обмен опасен, но необходим. – С этими словами гость вышел из зала.

Эйкен потряс головой и, растерянно глядя ему вслед, обратился к Очалу:

– Витиевато выражается, но не беда. Я приказал Партолу приветить его, попытаться понять, что это за птица. Он ведь великий мастер творящей силы, но, черт побери, Окки, там какая-то непреодолимая сверхъестественная стена.

– Я тоже почувствовал, мой король. – Едва заметная тень тревоги легла на лицо Арфиста, видимое через открытое забрало. – Чем это может грозить нам? Что делать с ними? Мы больше не можем заставлять ждать парней из Северной Америки.

– Пусть подождут. Момент пока не наступил. Дугал прав… надо поспешить с исполнением задуманного.

– Они в точности следуют нашим инструкциям, вполне послушны и ждут вашего повеления. Сэр, вы не поверите – они привезли с собой пятерых маленьких детей!

– За эти дни я столько всего навидался, – с грубоватой откровенностью признался король, – что готов поверить во все что угодно. Хаген Ремилард без всяких осложнений передал тебе большой генератор сигма-поля?

– Да. Йош уже начал сборку в галерее, мой король.

– Хорошо. – Эйкен сел на трон. – Мы должны быть уверены, что наши разговоры не будут подслушаны.

– У вас есть еще какие-нибудь приказания?

Эйкен махнул рукой.

– Пришли несколько серых торквесов, пусть приберут здесь, поставят чистые приборы. Потом пригласи Хагена с компанией.

Очал отдал честь и только было собрался уйти, как король остановил его.

– Помнишь ночь, когда я впервые попал в Мюрию? Король Тагдал закатил тогда роскошный пир.

– Помню, мой король. – Уголок рта у Очала дернулся. – Дикие времена! Я тогда не мог и предположить, что это были ваши первые шаги к славе.

Эйкен задумчиво глядел вдаль.

– На пиру была маленькая женщина. Серебряный торквес… она так чудесно пела. Помнишь?

– Ее голос до сих пор звучит в моей памяти. Блистательная, единственная.

– Пригласи ее, пожалуйста.

Спустя несколько минут, когда Хагена с его спутниками, ожидавших встречи с ужасным королем варваров и всяких экзотических чудищ, ввели в зал для приемов, они нашли здесь маленького человека, привалившегося к одному из подлокотников трона изумительной красоты, на спинке которого была вырезана голова льва. У ног его сидел сказочный рыцарь в хрустальных аметистовых доспехах. При виде гостей рыцарь, подыгрывая себе на маленькой арфе, чудесным голосом запел знакомую с детства песенку «Бредем в ночи».

Дождавшись, когда комендант замка в серебряном торквесе и сопровождающие его слуги ушли, Бэзил Уимборн вышел на балкон своей спальни и, отыскав в небе Полярную звезду плиоцена, сориентировался на местности. Между ним и домиком у Черной Скалы лежали горы. Способность Бэзила к дальней связи, несмотря на золотой торквес, была невелика, так что рассчитывать можно было скорее на удачу и на великое искусство Элизабет, если, конечно, его призыв долетит до нее.

Он закрыл глаза, положил руки на охвативший шею золотой торквес и мысленно изо всех сил воскликнул:

«ЭЛИЗАБЕТ!..»

«Бэзил! О мой дорогой, мой дорогой, мы уже решили, что ты погиб».

«Клу Ремилард и Ноданн захватили Бастардов и аэроплан в Афалии».

«Ты спасся, а другие?»

«Все в безопасности теперь с Эйкеном в Каламоске. Ты слышала, сюда явились дети восставших».

«Да, я даже знаю, что их отец не так далеко».

«Эйкен и дети планируют привлечь нас и аэроплан. Мы согласились».

«Но, Бэзил… Позволю себе предположить, что, вручив торквесы, вас принудили к сотрудничеству. Это опасный путь. Неизбежно столкновение Эйкена и детей с Марком. Вас могут втянуть в схватку. Может, потребовать у Эйкена освободить вас?»

«Элизабет, ты не знаешь…»

«?»

«…почему дети Ремиларда решили пойти на союз с Эйкеном?»

«…Чтобы избежать встречи с Марком».

«Чтобы открыть „врата времени“ с этой стороны».

«…»

«Элизабет?.. Элизабет?»

«Да, Бэзил, как ты решил поступить?»

«Строить генератор Гудериана. Это возможно, если Эйкен окажет помощь».

«Марк постарается любым способом предотвратить это».

«Дети, пять тонн оружия Галактического Содружества плюс аэроплан – надежда одержать победу. Эйкен уверяет, что Марк слабее его».

«Боже мой!»

«Что делать? Что?! Элизабет, помоги, подскажи, что делать?»

«Не знаю, Бэзил. Мне надо обдумать много новых обстоятельств. Будь терпелив. Повинуйся Эйкену. Я соединюсь с тобой потом. Сначала надо все взвесить. Мне необходимо время все взвесить. О Боже! Открыть „врата времени“!»

«Элизабет, исполни одну просьбу».

«Да, Бэзил».

«Расскажи о нас Пеопео Моксмоксу Бурке в Скрытых Ручьях».

«…Хорошо. Но захватить спрятанный в Альпах аэроплан раньше экспедиции Эйкена вряд ли удастся».

«Нет-нет-нет! Не проси его исполнить что-то подобное! Нет. Расскажи ему, что собираются открыть „врата времени“. Помоги ему решить дилемму „бездействие/страх“.

«Пео боится? Пео?»

«Элизабет, ты будешь посредником, мы будем ждать твоего совета. Не теперь. Аэроплан нужен только как средство защитить свободу жителей Скрытых Ручьев как от Эйкена, так и от фирвулагов. Пео хочет использовать аэроплан, чтобы захватить Ронию и получить в свои руки хранящееся там оружие из Галактического Содружества. Когда появился Ноданн, мы были почти готовы. А теперь… что теперь? Как поступить? Ты можешь подсказать?»

«Бэзил, я не знаю планов ни Марка, ни Эйкена. Фирвулаги, вопреки перемирию, продолжают боевые действия. Я не могу рассказать Пео больше, чем ты. Пока не могу».

«Расскажи ему о попытке открыть „врата времени“.

«Ты думаешь, Пео устал и мечтает вернуться в Галактическое Содружество?»

«Может быть. Многие определенно хотят».

«А ты, Бэзил, дорогой?..»

«Я еще не взошел на свою гору».

«А-а, плиоценовый Эверест. Помню».

«Пеопео должен знать о намерении Эйкена и детей Марка Ремиларда. Все люди. Чтобы сделать выбор. И ты тоже…»

«…»

«Всего хорошего, Элизабет. Я буду ждать твоего вызова. До свидания».

«До свидания, Бэзил».

9

Солнце скрылось, далеко на юге обозначилась горная цепь, неподвижный летний воздух как бы прижал к подножию Черной Скалы охотничий домик.

В детской ни малейшего дуновения ветерка – хотя бы занавеска шевельнулась или затрепетали листья на комнатной розе. Элизабет замерла у распахнутого окна. Уже оборвалась метасвязь с Бэзилом, маленький Брендан, лежа в своей кроватке на резиновом матрасе, наполненном водой, хныкал по-прежнему, а великая целительница, забывшись, продолжала стоять у окна с простертыми руками. Она словно впитывала силы для дальнейших лечебных процедур. На ней был свободный, без пояса, халат тану черного цвета с кокеткой и алыми лентами, украшенными драгоценными камнями, – любимые цвета Бреды.

Ожидание затянулось. Минанан, погрузившись в свои мысли, терпеливо ждал в углу. Только брат Анатолий не мог найти себе места – садился, вскакивал, а когда боль одолевала ребенка и тот начинал громко стонать, он принимался расхаживать по комнате из угла в угол. Наконец Мэри-Дедра не выдержала, вытащила Брендана из кроватки и, придерживая за плечи, прижалась к его торквесу своим. Видимо, таким образом она пыталась облегчить страдания ребенка. Мальчик, прижавшись к матери, тихонько скулил. Он был очень красив – кудрявый, золотоволосый, с высоким лбом. Может, поэтому еще ужаснее казались неестественные багровые отеки на конечностях и волдыри от ожогов рядом с миниатюрным золотым торквесом на шее. Глянув на ребенка, можно было сразу сказать, что он долго не протянет.

Брат Анатолий подбежал к Минанану.

– Ужасно! Разве можно это вынести? – страстно зашептал он. – Вы же целитель! Помогите же несчастному! Неужели вас не трогают слезы его матери? Хотя бы боль снимите…

– Я не могу к нему прикасаться. Он должен настроиться на лечение. Дедра сама все понимает.

– Тогда поспешите с лечением! – выпалил монах. – Почему, ради Христа, Элизабет так долго ждет! Не поторопить ли ее?

– Она не ответит на мой призыв, – пожал плечами Минанан. – Здесь нет ничего срочного. Вы успокойтесь и займитесь своими делами.

Брат Анатолий сразу отошел от рыцаря тану и поспешил к Мэри-Дедре. Вот кому требовалось его присутствие, вот кто действительно нуждался в помощи, а никак не стоявшая у окна Великий Магистр Элизабет Орм, за которую так убедительно просила сестра Амери. Она не замечала его, а ведь монах уже больше недели жил в охотничьем домике. Другое дело – Мерибет Келли-Дакин, когда-то бывшая под покровительством Мейвар – Создательницы Королей; теперь она занималась хозяйством в усадьбе у Черной Скалы. Анатолий Северинович положил руку ребенку на голову, Мэри-Дедра благодарно улыбнулась ему.

– Пусть бы подольше они не начинали, брат Анатолий, – вздохнула Мэри-Дедра. – Когда Элизабет и Минанан займутся мальчиком, бедному Брендану будет еще больнее. Побудьте со мной, прошу вас!

Анатолий Северинович изменился в лице, словно ошпарившись, и резко отдернул руку.

– Если у него эта болезнь – как вы ее называете, «черный торквес», – начал он, – Элизабет и другие опытные целители могли бы прежде всего снять боль. Хотя бы не усугубляли беду своими чудовищными экспериментами. Дедра, как вы только можете разрешать им!

– Вы, брат Анатолий, не совсем понимаете. Заболевание Брендана – уникальный случай для Элизабет. В нем есть нечто предопределенное, яркая примета наступления новой эпохи. Суть в том, что он никак не может адаптироваться к торквесу. У других детей тоже встречается подобный синдром, но они – чистокровные тану.

Слезы появились из-под прикрытых век Мэри-Дедры.

– Вы очень долго живете в плиоцене. Разве вы никогда не слыхали о подобном отторжении? – спросила она, утирая слезы.

– Если бы на детей не надевали торквесы с самого рождения, то и болезни не было бы, – пояснил он.

– Но тогда не было бы и метапсихических способностей. – Грустная усмешка появилась на заплаканном лице Мэри-Дедры. – Когда я жила в Галактическом Содружестве, никак не могла понять, какая радость обладать ими. Когда же попала сюда и тану обнаружили у меня большие скрытые метапсихические способности и даже вручили мне торквес, я просто перепугалась. А теперь лучше умереть, чем расстаться с ним.

– А вот цена за дерзость. – Брат Анатолий кивнул в сторону больного ребенка. – Что дороже, Мэри-Дедра?

Женщина посмотрела в потолок.

– В миллионах световых лет от нашей Земли существует галактика, где все носят торквесы. Там уже поняли, что дороже. Почему же ты их не судишь, брат?

– Прости меня за грубость, – извинился монах. – Я никогда не был силен в теологии. Кто я? – Он пожал плечами. – Скудоумный человек, скромный аппаратчик из Якутии, безрассудно решивший создать в плиоцене свой церковный приход. Объясните мне, почему случай с маленьким Бренданом уникален?

– Дети-метисы вообще не предрасположены к заболеванию «черным торквесом». Ни один из отпрысков Тагдала не страдал от этой болезни. Случай Брендана – какая-то аномалия, – ответила она, обнимая хнычущего ребенка. – Никто не может понять – почему. Элизабет, когда жила в Мюрии, пыталась помочь детям тану, страдающим «черным торквесом», но без особого успеха. Неудачу объяснили тем, что уже сами принципы и психологические схемы, на которых работает подобный экзотический мозг, представляют собой серьезную проблему. Как в этом случае говорить о его лечении? Однако мой Брендан – метис, и его разум легче поддается исследованию. Элизабет уже работала с ним месяц назад, и мой мальчик почувствовал себя гораздо лучше.

Дедра закрыла глаза, и слезы снова полились у нее по щекам. Брат Анатолий беспомощно опустил голову, принялся внимательно рассматривать свои сандалии – на правой ремешок почти перетерся, левую он совсем сбил набок. Грехи наши тяжкие! Наконец мать успокоилась, вытерла глаза краем фартука.

– Мой Брендан совсем не похож на других. Большинство детей, пораженных этой болезнью, больше двух-трех недель не живут. Мой сынок покрепче. Метисы все такие.

– Хоть какая-то надежда есть?

Ребенок громко заплакал, Дедра тут же начала его укачивать, потом повернулась к Элизабет, которая все так же неподвижно, с простертыми руками, стояла у окна. Вдали, за укрытыми густым туманом холмами Лангедока, на фоне голубого неба виднелись розоватые, сверкающие вершины Пиренеев.

– Мальчик мой, – запричитала Мэри-Дедра, – такой сильный, такой крепенький. Такой хорошенький… Мы же ни дня не болели, когда пришлось бежать из Авена. Уж как мы тогда мерзли и мокли под проливным дождем, шли полуголодные, нас кусали комары, а мы защищались от них и грубых безжалостных тварей лорда Селадейра. Правда, милый? Ты же был такой прелестный, мой Брендан. Целых семь месяцев топали, а теперь мы разговариваем без слов, где бы в домике я ни находилась, правда? Ты одолеешь эту чертову лихорадку. Потом, может, другие малыши начнут выздоравливать, вот так, мой милый. – Она принялась целовать ребенка в золотистые кудельки, спадающие ей на плечо. – Даже если Брендану и не суждено выжить, все равно следует попытаться.

– Но, Дедра, он слишком мал, чтобы решить самому! – запротестовал брат Анатолий.

– Я решаю за него! – Она положила мальчика обратно на резиновый матрас, наполненный водой, и уголком фартука быстро смахнула слезы.

Монах замер – все похолодело у него внутри. Ощущение того, что их встреча не случайна – та же боль, те же слова обрушились на него, – привело в оцепенение. Все тот же аргумент – право решать за другого! Сколько раз он слышал его, будучи исполнительным секретарем в Сибирском архиепископстве, от своих братьев-монахов. Правда, они ушли дальше несчастной женщины, даже подвели философскую базу, разработали хитроумные доказательства, расширили сферу применения тезисов. Однако их убеждение в том, что насильственная, ускоренная эволюция – благо для человечества, покоилось на той же основе, что и вера Мэри-Дедры в право решать за Брендана. Его сибирские друзья приняли сторону братьев Ремилардов, которые уже тогда фактически начали склоняться к идее, что любое средство – даже потенциально опасное или калечащее не созревшее для подобных экспериментов сознание – разумно и справедливо, если в целом оно ведет к увеличению метапсихической энергии человека. Уже в те дни этот вопрос разделил землян, все жестче велись дискуссии. Но представители Галактического Содружества, попечители, их мыслители и моралисты как будто ничего не замечали. Спустя три года, уже перебравшись в плиоцен, брат Анатолий узнал, что теоретические дискуссии завершились метапсихическим восстанием. Вот как давно произошел разрыв.

Минанан – огромный и величественный, в небесно-голубой мантии – вышел из тени и встал над ребенком.

– Мысли брата Анатолия, – обратился он к Мэри-Дедре, – созвучны взглядам нашей Партии мира. Как бы трудно ни было, мы должны полностью положиться на волю Божью. Покой можно найти, только склонившись перед всемогущей Таной.

Дедра бросила на него уничтожающий взгляд.

– Ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и позволю умереть моему малышу? Чтобы обрести покой? Если ты так считаешь, то уходи! Тебе нельзя быть рядом с Элизабет во время лечения.

– Она сама просила помочь! – заявил рыцарь. – И я не отступлюсь от данного мною слова. Я действую сознательно и по доброй воле в надежде, что нам удастся облегчить страдания ребенка. Но я не хотел бы заранее обнадеживать. Успех лечения всецело в руках Божьих. Несправедливо подвергать невинное создание таким испытаниям ради его многочисленных сверстников и даже ради его самого.

– Тебе бы в иезуиты податься, – ответила Мэри-Дедра. Потом, обратившись к монаху, добавила: – А ты, брат Анатолий, лучше бы помолился за нас, а не проповедовал, не читал нам мораль. Если, конечно, действительно желаешь помочь.

Малыш, напуганный ее громким голосом, опять начал плакать.

Анатолий Горчаков героическим усилием сдержал рвущийся из груди достойный ответ.

– Боже милосердный, – успокоившись, зашептал он, – не поскупись на милость Твою, одари ею несчастную мать и страждущее дитя, облегчи их страдания. Да не введи нас во искушение, отврати от лукавого.

– Поискал бы, брат, молитву подейственней, – неожиданно вмешалась Элизабет. Она подошла к монаху сзади, голос ее был неприятно холоден. – Припозднился ты с просьбами о милости как по отношению к Дедре, так и ко мне.

Монах отпрянул от нее, а Элизабет уже мысленно обратилась к Минанану:

«И может, поздно для всей Многоцветной Земли».

Минанан: «Что предвещают твои слова?»

Элизабет: «Я только что беседовала с Бэзилом и королем, потом пришлось мысленно поискать доказательства их искренности. Все сходится. Эйкен и молодые североамериканцы договорились вместе работать над тем, чтобы открыть „врата времени“ со стороны плиоцена. Марк Ремилард со своими соратниками направился в Европу, пытаясь любым способом сорвать их планы».

«Великая Тана! Это может привести к падению в Абсолютный Мрак», – ужаснулся Минанан.

Между тем старый монах-францисканец во все глаза глядел на Элизабет. У него перехватило дыхание – женщина казалась необыкновенно красивой и недосягаемой, словно явилась сама Афина Паллада. Ее платье из черного шелка, украшенное крупными рубинами, с широким воротником и алыми лентами, длинные, свободно ниспадающие на плечи волосы, на которых сверкали капельки росы, придавали ей неземной вид.

– Ступай, брат, и помолись за нас, – с улыбкой произнесла она. – Прямо сейчас. Подай пример веры в Божье милосердие, а мы займемся своими делами.

У этой суки холодное сердце, подумал монах. Теперь понятно, почему бедная Амери отказалась от нее…

Он уже было совсем собрался оставить их – пусть беспрепятственно занимаются недоступными человеческому разумению манипуляциями. Что ему до них, лишенных сердца, а может, и души. В этот момент ласковое, успокаивающее дуновение мысли коснулось его разума. Никогда не носивший торквеса, он тем не менее знал, что Минанан способен проникнуть в святая святых любого человека – в его мысли. У него достаточно для этого сил. И словно горный поток – присмиревший, прохладный, целительный – затопил его разум. Не переживай, братец, мы с тобой одной беды дети. Обоим, видно, суждено быть всегда рядом с этой ужасной женщиной. Таков наш удел. Будь что будет. Не трусь, Анатолий Северинович!

Он потоптался у порога, повздыхал, потом повернулся.

– В воскресном служебнике есть молитва, которая больше других пришлась мне по душе, – промолвил монах. – Она как будто создана для нас, очутившихся в плиоцене.

Царю небесный, отче наш, иже везде сый и все исполняй, яко Твое есть царство, и сила, и слава. Да будет воля Твоя, открой нам истину, ибо то Душа Твоя. Пришел час узреть красоту Твою вечную, и мощь, и милосердие.

Сыне Божий, завершение всего, переступивший время, спаси нас, грешных, яви чадам Твоим мудрость Господню, открой нам очи правде, пребудь с нами в красоте своей. Аминь.

– Теперь можно и уходить. – Он несколько раз перекрестился. – Вы же займитесь, чем собирались, а я, пока совсем не стемнело, пойду грибков пособираю. Сентябрь скоро – уже должны грибки пойти. Деньки стоят теплые. Я большой охотник до них, еще с Сибири.

Он приблизился и несколько раз перекрестил ребенка.

– Брат, можно я пойду с тобой? – обратилась к нему Мэри-Дедра.

– Конечно, родная, только собирай сама, делиться с тобой я не буду.

Элизабет и Минанан, объединившись, оказались как бы подвешенными в огромном сверкающем каркасе спутанных подвижных световых нитей, окружающих и пронизывающих их. Это был психокинетический аналог разума ребенка, развернутого во многих невидимых измерениях, – сюрреалистически подсвеченный и в то же время излучающий свет. Кое-где сияние насыщалось багровыми, лиловато-отечными тонами – эти области и обследовали великие целители. Весь остов казался живым существом, разряды пробегали вдоль световых нитей, ветвились, гасли, неожиданно вновь вспыхивали в нервных узлах. В излучающем свет пространстве стремительно, словно метеоры, проносились искры, рассыпаясь дождем.

«Прижми ЗДЕСЬ, – Элизабет указала Минанану на нервное окончание, – теперь ТАМ. Хорошо! Приготовься – как только я открою проход, на который воздействую, постарайся сдержать волну возбуждения. Нельзя допустить эпилептического припадка, который может нарушить функцию некоторых нейронов…»

Так работали два кудесника – расширяли каналы, убирали заторы, восстанавливали свободное перемещение энергии, создавали новые нервные узлы. Одним словом, пытались гармонизировать метапсихические способности ребенка, усиленные золотым торквесом, с остальными характеристиками его разумной деятельности.

«Сильнее! Еще сильнее!! Вот так. Кажется, мы добились успеха».

Когда Элизабет пыталась работать с Дионкетом или Крейном, тоже искусными целителями, она постоянно сталкивалась с внутренним сопротивлением, неподатливостью – может даже враждебностью! – детского разума. Ребенок как бы отвергал пытливую чужую мысль, а ведь только в ней было его спасение. Его молодой мозг наглухо закрывался от инородного вторжения. Теперь все было по-другому – вот тоже загадка, но решать ее не было времени. Элизабет, по-прежнему уверенная в собственной правоте, стремилась внедрить, закрепить в нервных узлах целебную для Брендана программу, которая должна будет функционировать. Только бы удалось ввести ее! Так Элизабет и действовала – последовательно, терпеливо, создавая в мозгу мальчика новую структуру, которая включала бы центры метапсихической силы. Этим занимался Минанан, жертвуя изяществом схемы, лишь бы новая нервная структура органически слилась с нейронами.

Они слаженно переливали энергии, осушали отдельные участки мозга, сращивали и удаляли лишнее. Буквально на глазах внедренная программа начала действовать, погнала возбуждение по нервным цепям… как долго они мучились над ней, и сколько еще предстоит сделать.

Элизабет мысленно объявила перерыв – потом можно будет приступить к окончательному вживлению отдела переработки поступающей информации во внутренний церебральный код с нейронными цепями, соединяющими левое и правое полушария. Она подозревала, что именно здесь скрывался источник болезни. Если удастся обеспечить органичное функционирование внедренной программы с обоими полушариями, синхронизировать их работу, то главная трудность будет преодолена.

Они по-прежнему словно парили в светящемся коконе, пронизанном разноцветными нитями, волокнами, бегающими всполохами разрядов. Элизабет, заканчивая работу, падая с ног от усталости, указывала Минанану точки и участки, которые ему следовало удерживать в определенном положении. Потом можно испытать новые цепи, соединения и каналы передачи информации. Посылая по ним импульсы, Элизабет попеременно выключала те или иные участки коры головного мозга.

Неожиданно общая ментально-голографическая проекция разума ребенка, многопространственная решетка вспухла и исторгла мощный когерентный луч света. На какое-то мгновение ребенок очнулся… Еще раз ударил свет, потом все возвратилось в начальное положение.

Элизабет отшатнулась, увлекая за собой Минанана.

– Смотри! – выдохнула она.

– Всемогущая Тана, что это было? – Рыцарь тану, не в силах оставаться на ногах, прилег на кушетку, приставленную к кроватке Брендана. Потом с трудом поднялся и сел. Пот ручьями стекал по его лицу, капал на мантию.

– Моя программа сработала, – прошептала Элизабет. Она взяла ребенка на руки – тот сразу захныкал во сне и подергал распухшими пальчиками свой торквес. Вдруг он сладко зевнул, притих, дыхание его стало ровным, пропали хрипы.

– Она действует? – торопливо спросил Минанан, указывая на ребенка. – Мы вылечили его?

Элизабет ничего не ответила. Оцепенев на мгновение и тут же очнувшись, она с каменным лицом коснулась небольшой шишечки, выступающей на детском торквесе. Минанан повторил вопрос.

– Не знаю, – ответила Элизабет, – не уверена. Даже в том – целебно ли то средство, хотя я совершенно уверена, что мы на правильном пути. Но надо быть объективной… Мы работаем вслепую, очень медленно. Такова дань, которую приходится платить за метасиловое вмешательство. Сама же программа… – Она подняла голову и встретилась взглядом с тану. – Минанан, как раз в эти мгновения ребенок становится могучим оперантом.

Тот ничего не понял.

– Вспомни световой импульс, – объяснила Элизабет. – Мальчик сам, помимо нашей воли, нашел обходной канал. Совершенно исключающий те участки и цепи мозга, которые возбуждаются метафункциональным золотым торквесом. Он уже научился – может быть, подсознательно – использовать внедренную в его мозг программу. Он как бы выскользнул из прежней тесной клетки, обрел способность к непосредственному проявлению метафункций.

Минанан Еретик сидел на кушетке словно оглушенный, потом осторожно потрогал свой золотой торквес.

– Но это значит… – произнес он, – что его мозг может исторгать метапсихическую энергию и без стимулирования торквесом?.. Как это делаешь ты или король?

Элизабет кивнула.

– Создавая программу, подходящую для лечения детей, я, естественно, исходила из закономерностей, свойственных человеческому разуму. Я ориентировалась на метапсихические образцы Галактического Содружества и пыталась вживить их местным – вашим в том числе – детям. В любом поколении людей есть личности – их не много, всего несколько процентов – с уже врожденной потенцией к метаоперациям. Но этот дар необходимо развивать, иначе он зачахнет. Сам процесс чем-то напоминает обучение речи. В каждом из нас заложена возможность овладеть устной речью. Для этого необходимо выполнение двух условий: мозг должен созреть для овладения подобным видом общения и, кроме того, нужна звуковая среда, постоянно побуждающая к разговору. И еще желательно начинать обучение в самом раннем возрасте, когда свежо восприятие, когда мозг жаден до нового. Так и развитие всех метафункций немыслимо без надлежащего обучения, хотя в некоторых особых условиях процесс может стать самопроизвольным. В этой области еще много темного, особенно в вопросе внешнего силового давления, которое сдерживает развитие скрытых возможностей.

– Как случилось с Фелицией.

– И с Эйкеном, – согласилась она. – Обоим стали доступны вершины метапсихического искусства, однако пришли они к этому разными путями. Например, Фелиция стала оперантом через сильнейшее душевное потрясение, через нестерпимую боль – все это похоже на то, что я испытала, общаясь с Супругой Корабля Бредой. А вот Эйкен… Это действительно загадка! Я уже говорила, что порой встречаются личности с исключительно высоким скрытым потенциалом, способные сами по себе, без всякой посторонней помощи, сбросить путы обыденности и вознестись в метапсихические выси. Ясно, что до вторжения галактических рас все люди, ярко проявившие себя в области телепатии и телекинеза, были самоучками. Как только мы оказались вовлеченными в Галактическое Содружество, мы стали зависеть от специальных программ, методик, которые пришельцы привезли на Землю. Стали меняться подходы к обучению – конечно, они стали эффективнее, но это были не наши подходы. Например, в основу воспитания детей и овладения ими метафункциями было положено телепатическое взаимодействие между матерью и заключенным в ее чреве плодом. Подобная связь характерна для одной из галактических цивилизаций, у нас же она куда менее заметна, однако все инструкции исходили только из этого положения.

Минанан коротко рассмеялся:

– Обладание золотым торквесом значительно упрощает ход всего процесса.

– Проще не значит лучше, – резко возразила Элизабет. – Если детям удалить ноги и вживить их тела в самые расчудесные автомобили, то детям не надо будет учиться ходить.

– Ты, конечно, права, – произнес тану, опустив голову, – я никогда не задумывался над этим. – Тыльной стороной ладони он смахнул пот с бровей. – Однако как я устал. Боюсь, ты не очень-то довольна мной. Силенок у меня не хватает, сам чувствую. Мы вовремя закончили с этим сегментом, иначе я бы мог сорваться.

– Ты просто молодец! – похвалила Элизабет Минанана. В то же время она осторожно проверила узким метазондом его разум. То, что она увидела, ошеломило ее. Она сама испытывала крайнюю усталость, но рыцарь, не умевший экономить энергию, постепенно расходовать психосилу, находился, что называется, при последнем издыхании. Цифры на часах, висевших в детской, показывали, что они уже восьмой час занимались ребенком.

– Тебе действительно пора отдохнуть, – предложила Элизабет. – Мы и так многого добились.

– Не стоит напоминать мне, мужчине, об отдыхе! – Минанан резко поднялся с кушетки и поглядел на спящего ребенка. – Откровенно говоря, я чувствую себя так, будто мне пришлось в одиночку вступить в великое сражение. А ведь мой маленький противник тоже был один.

– Разум у детей куда менее уязвим, чем у взрослых. Это необходимое условие для их выживания.

– Ладно, я готов продолжить, пусть нам даже еще сутки не придется сомкнуть глаз, – заявил Минанан с кривой усмешкой.

– Минанан… – Элизабет поколебалась, потом положила ладонь на его руку. – Лучше всего, если мы немного подождем. Хотя бы три дня.

Его белесые брови поползли вверх, в глазах сверкнула тревога.

– Что-то не так?

– Да, но твоей вины здесь нет, – ответила Элизабет. – Ты один из самых лучших целителей, которых я знаю. Но работа дьявольски трудна. Сконцентрировать на такой долгий срок всю волю, внедриться в чужой разум таким узким лучом…

– Ах ты, маленький разбойник! Взял и одолел такого опытного вояку, как я, – обратился к спящему ребенку Минанан. Потом он спросил, кинув в сторону двери: – Может, позвать Мэри-Дедру?

– Рано. Я хочу еще раз проверить те отделы мозга Брендана, с которых мы начали лечение. Спокойной ночи, Минанан. Спасибо.

Когда он ушел, Элизабет вернулась к маленькой кроватке, где спал малыш, и мысленно обозрела цепи, передающие возбуждение из центра сбора и перекодирования информации. Боль временно прекратилась, но можно ли было считать мальчика здоровым? Температура еще очень высока, вот и на шее около торквеса появились новые волдыри. Слава Богу, что Брендан родился таким крепким, выносливым, но нависшая над ним смертельная опасность еще не миновала. Средство, которое она использовала, было подобно дубине – она перекраивала функциональные цепи, невзирая на частности. Встроенная ею новая конфигурация каналов, проводящих возбуждение, являлась не более чем схемой. Молодой мозг еще должен свыкнуться с ней, освоить – процесс трудный и длительный.

Жаль, что у Минанана силенок не хватило, посетовала Элизабет. Можно было действовать смелее, решительнее…

Ребенок спал. Крепкий малыш! Как упорно он борется с ненавистным торквесом! Нет чтобы освоиться с ним, подпасть под его власть… Мы упрямые, своевольные… Где ты видела других детей? Видела! Сколько их было, не выдержавших, уступивших якобы полезному действию торквеса. Полезно-то оно полезно – здесь спора нет – но во благо ли? Не прерывает ли искусственное вмешательство развитие естественных метапсихических способностей? Возьмем Эйкена Драма. На первый взгляд – невинный юнец, однако хватка у него оказалась мужская. Как резко он отказался от торквеса, помнишь? Как быстро освоил все секреты мастерства! Как ему это удалось? Эйкен тогда даже не догадывался о своей скрытой силе, а когда потребовали обстоятельства, он очень быстро стал самым могучим оперантом в Европе. К сожалению, его нельзя было привлечь к лечению Брендана – даже для короля это было бы трудное испытание. Он до сих пор не может оправиться от поединка с Ноданном.

Элизабет опустилась в кресло, посидела, подумала. Легкий прохладный ветерок обдувал ее обнаженные плечи. Скорей бы кончалась надоевшая жара, все вокруг ждало очистительной грозы. На мгновение она отвлеклась от ребенка, обвела мысленным взглядом окрестности – точно, на перевалах сгущаются облака, в наэлектризованном воздухе чувствуется запах озона. Гроза вряд ли поможет Брендану, но позволит ей самой обрести долгожданное вдохновение. Тогда будет легче продолжить борьбу с черным торквесом, разобраться в себе, поразмышлять о наследстве, оставленном Бредой.

Ветерок усилился, пошевелил волосы, от удовольствия она закрыла глаза.

– Чудесно, – прошептала Элизабет.

– Очень рад. Я с большой радостью устроил здесь небольшую грозу в твою честь, однако расстояние слишком велико.

Вздрогнув от неожиданности, Элизабет резко обернулась, посмотрела по сторонам и замерла. В распахнутое настежь окно она увидела Марка Ремиларда, с ласковой улыбкой наблюдавшего за ней. На этот раз голографический эффект, создаваемый церебральным генератором, был потрясающим. Человек за окном казался совершенно реальным, вплоть до игры мускулов под черным трико. Правую руку он поднял ладонью вперед – характерное приветствие, распространенное в Галактическом Содружестве.

– Нет! – с нескрываемым отвращением выкрикнула она, вскочила со стула и спряталась за его спинкой.

Свежий ветерок веял со стороны фантома. Улыбка Марка стала печальной, он медленно опустил руку.

– Это ты? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла она.

– Как видишь, Великий Магистр.

– Невероятно! Какой замечательный эффект присутствия! Или ты осуществил гиперпространственный переход, используя только силу мысли?

– Церебральный генератор помог мне в создании ипсилон-поля, но я действительно совершил d-переход и обратный переход с помощью собственных ментальных усилий.

– Уж не Фелиция ли тебя надоумила? Кажется, она нанесла тебе серьезный ущерб? – поинтересовалась Элизабет.

– Где она? Даже включив церебральный генератор на полную мощность, я не могу найти следов ее ауры, – требовательно спросил Марк, не ответив на ее вопросы.

Элизабет показала ему место на берегу Рио-Дженил, где находилась могила Фелиции. Дева-оперант была погребена в непроницаемой сферической камере без дверей, скрытой глубоко под оползнем.

– Теперь тебе не достать ее. Придется поискать другого партнера.

– Ты считаешь себя неуязвимой, Великий Магистр?

– Что ж, попробуй проникнуть в комнату и причинить мне зло, – предложила Элизабет, встав с кресла. – За то время, которое прошло с чертова восстания, мы там – в Галактическом Содружестве – тоже кое-чему научились и освоили технику защиты от ваших гнусных психокинетических поползновений. На крайний случай для Великих Магистров всегда найдется надежное убежище. Ты уже познакомился с ним. Если будет нужно, я охотно им воспользуюсь.

– Лучше я останусь здесь, где нахожусь. Ради нашей взаимной безопасности. Церебральный генератор может функционировать только в определенном положении. Переброшенный через гиперпространство, я не опаснее новорожденного ягненка. Тем более что стены вашего дома армированы, и, оказавшись внутри, я могу стать очень опасным гостем.

– Ты имеешь в виду, что генератор способен действовать только по программе и для проникновения внутрь тебе придется заранее вводить поправки? – спросила Элизабет, не в силах отвести взгляд от фантома.

– Да, она создает эту оболочку. И одежду тоже. Так что появиться в доме я могу только полностью обнаженным. Мне бы хотелось пощадить твою чувствительную душу от лицезрения моих шрамов.

– Чего же ты хочешь? – спросила она.

Марк кивнул в сторону спящего ребенка.

– Меня заинтересовала его болезнь. Какой-то необычный, ни на что не похожий случай. Необходимо тщательно изучить его.

– Уверена, что брат Анатолий согласится с твоим мнением.

– Между нами есть какое-то сходство? – рассмеялся он.

– Да. Еще один кандидат в члены клуба Франкенштейна. Конечно, куда мне до вас – теологов, схоластов, агитаторов, бунтарей – в деле переустройства общества на разумных – кажущихся вам разумными! – основах. В этой области я – совершенный дилетант. Нет у меня ни вашей самоуверенности, ни профессиональных качеств, во мне нет задатков главаря, вдохновенного оратора. Возьмем, например, случай с Бренданом. Да, я работаю грубо, топорно, возможно – не дай Бог! – ребенок погибнет, но я уверена, что даже такая помощь лучше полного бездействия. Если я найду способ спасти мальчика и его сверстников, какое будущее ждет их в этой проклятой стране? Здесь не требуется обладать ясновидением Бреды, чтобы понять, что случится, когда ты прибудешь в Европу. Нам не избежать войны за «врата времени».

– Войны не будет, если Эйкен, вместо того, чтобы заигрывать за моей спиной с беглецами, постарается найти со мной общий язык. Ты бы подсказала ему, в чем заключаются его же интересы.

– Ты глуп, если думаешь, что я могу каким-то образом повлиять на него, – с невеселой улыбкой ответила Элизабет. – Эйкен поступает так, как считает нужным. Если он решит помочь детям спастись от тебя, что бы я ни говорила, что бы ни делала – все будет бесполезно.

Мерцающая, висящая в ночной мгле фигура подплыла поближе. Опять пахнуло освежающим ветерком, в комнате запахло озоном. Элизабет поспешно закрыла ребенка.

– Твоему возмущению не хватает убежденности, – тихо произнес Марк. – Может быть, у тебя есть личные мотивы, чтобы поддерживать создание в плиоцене «врат времени»?

– А как насчет твоих личных мотивов? – поинтересовалась Элизабет. – Ты что, действительно боишься, что из Содружества пришлют за тобой людей? Или ты считаешь, – пусть лучше дети умрут, чем вернутся в Галактическое Содружество, куда тебе нет пути?

– Ты несправедлива ко мне, – возразил Марк. – Я их люблю. Все, что я делаю, – только ради них. Ради всех наших детей. Ради «ментального человека», который уже стучится в наши двери.

– Оставь нас в покое, Марк! – воскликнула Элизабет. – Все в прошлом! Все уже было двадцать семь лет назад! Человечество выбрало другой путь. Не тот, на который ты толкаешь наших детей!

Силы почти оставили ее. Мощный защитный экран, который она поставила между собой и неожиданно явившимся недругом, заколебался, истончился. Элизабет так устала, что с трудом удерживала эту уязвимую стену. Однако Марк не стал пользоваться моментом. Он терпеливо ждал.

– Оставь детей в покое, – повторила Элизабет. – Пусть они уйдут в свое время – их там ждут. Вернись в Северную Америку. Обещаю приложить все силы, чтобы «врата времени» со стороны плиоцена после их отбытия были закрыты навсегда. Никто не тронет тебя и твоих сообщников.

– Как ты это выполнишь? – спросил Марк. – Сама вернешься в Галактическое Содружество?

Элизабет отвернулась.

– Оставь нас, Марк. Не пытайся разрушить наш маленький мир.

– Бедный Великий Магистр, ты выбрала очень тяжелую ношу. Всегда одна, всегда и тревоге; впрочем, как и я. – Голос его вдруг зазвучал громче. Она обернулась, вздрогнула – незваный гость стоял на широком подоконнике. Слабое свечение, окружавшее его фигуру, когда он парил снаружи, исчезло. Элизабет, оцепенев, следила, как он спрыгнул на пол, направился к детской кроватке. На паркетном полу появились влажные следы. Холодный воздух больше не исходил от Марка – он материализовался полностью, вышел из той точки пространства, куда доставил его генератор. Подошел, рукой в перчатке взялся за сетку. Все время он не спускал с женщины глаз. Зрачки у него были зеленые, травянистого оттенка, глаза глубоко запали, брови лохматые, с проблесками седины.

– Покажи мне программу, которую ты используешь для лечения ребенка! Быстро! Я могу оставаться в таком положении всего несколько минут.

Элизабет оледенела от страха. Наконец она собралась с духом и прокрутила программу в памяти.

– Очень остроумно, – одобрил Ремилард. – Ты сама ее придумала?

– Нет. Основные принципы и целые куски я взяла из наставления, которым пользовалась, когда учила детей в Институте метапсихики на Денали.

– До момента моего появления медицина прошла долгий путь развития. Должен отдать справедливость создателям программы – очень эффективный метод лечения.

– Только действует она слишком медленно. Если мы будем работать с Минананом с той же скоростью, каждый сеанс займет не менее двенадцати часов. Ребенок определенно не выдержит и умрет раньше, чем мы закончим курс лечения, а ему еще конца не видно.

– Понятно, ты нуждаешься в повышении интенсивности воздействия. Все то же самое, только быстрее, энергичнее, целенаправленнее. Действия надо спрессовать до нескольких минут – ребенок сможет вынести и десятикратную нагрузку. – Ремилард проник в разум Брендана пристальным, изучающим взглядом. Ребенок пошевелился, почмокал и улыбнулся во сне.

– Беда в том, что в помощниках у меня всего один оперант, – объяснила Элизабет. – Мы просто не успеваем перекрывать все каналы, по которым вытекает метапсихическая энергия.

– Это дело поправимое. Меня сейчас другое волнует. Время! – Марк оставил разум ребенка и сделал два шага к окну. – Придется подождать, пока наша троица – Манион, Крамер и я – не разрешит проблему стабилизации объекта в конечной точке d-перехода. Рисковать в середине курса лечения мы не имеем права. Даже с максимально интенсивным принудительным воздействием весь курс займет не менее сотни часов. Малышу действительно надо помочь.

– Помочь малышу? – дрожащим голосом прошептала Элизабет.

Марк перешел на внутреннюю связь:

«Общими усилиями мы быстро поставим его на ноги. Кое-что добавим, заменим в схеме некоторые детали. Возможно, нам удастся быстро поднять его до высшего уровня оперантского мастерства».

«Общими усилиями? Но я никогда…»

«Ты никогда не сможешь доверять мне, не так ли? – Та же кривая усмешка опять появилась на его лице. Он постучал себя по виску, и, к удивлению женщины, из его мокрых, стоящих дыбом волос на фрамугу брызнули зеленоватые капли. – Я не более чем мозг, перенесенный в другую точку пространства. В этом, Элизабет, для тебя нет никакой опасности, мы можем только более полно и эффективно использовать программу. Ты будешь в совершенной безопасности от… э-э… моих дьявольских флюидов».

Казалось, Марк Ремилард прямо с подоконника шагнул в ночь. Полупрозрачная, едва заметная искусственная цереброэнергетическая оболочка в один миг преобразовала его тело. Он вновь, обдав ее холодным ветерком, повис в воздухе. Ремилард быстро начал удаляться куда-то вверх и чуть в сторону, однако его мысленный голос звучал в ее сознании по-прежнему громко и отчетливо.

«Я бы хотел помочь тебе. Не отвергай мою просьбу».

«Сколько времени, по-твоему, займут ваши исследования по стабилизации объекта в конечной точке?» – спросила Элизабет.

Ее вдруг охватило сумбурное, истеричное негодование.

«Ты с ума сошла, – обратилась она к самой себе. – Ты действительно считаешь возможным воспользоваться его помощью? Ты способна ему довериться?!»

После небольшой паузы до нее донесся мысленный голос Марка:

«Думаю, около недели. Может, чуть больше. Можно поддержать ребенка в течение нескольких дней?»

«Минанан и я продолжим сеансы. Надежда есть, если нам не помешают непредвиденные обстоятельства…»

«В случае чего пусть брат Анатолий призовет на помощь небесную силу»,

– донесся до Элизабет затихающий ироничный смешок.

Небо совсем прояснилось – в окно заглядывали крупные яркие звезды. Ребенок шевельнулся, захныкал – видно, проголодался или замерз. А может, во время сна улучшилось его состояние.

10

Каноэ, спрятанное в зарослях камыша, чуть качнулось. Человек, сидевший в нем, бывший судья Бурке, торопливо скинул мокасины, потом лохмотья, которые с большой натяжкой можно было назвать штанами. Бурке встал на колени – ноги расставил пошире, поустойчивее, – натянул тетиву. Пусть олень подойдет поближе – ну же, шаг, еще один. На этот раз ему нельзя промахнуться.

Низкое огромное солнце, стоящее над болотистой низиной, напоминало начищенную бронзовую крышку люка, через который можно проникнуть в преисподнюю. Пот струился по лицу Бурке, вытекал из-под охватившей волосы повязки, заливал глаза. Антилопу охотник видел смутно – сказывался бурно проведенный вчерашний вечер. С похмелья голова гудела как колокол. Затаив дыхание, он постарался забыть об острой боли в желудке, о молоточках, стучавших в висках. Повел луком так, чтобы острие, сделанное из рога, было направлено под левую лопатку. Лишь в самый последний момент, уже спустив тетиву, Бурке заметил, что древко кривое и выстрел будет неточный. Со злобным криком «Гевальт!», скривившись, он изменил прицел и пустил вдогонку еще одну стрелу.

Стрела вонзилась в холку антилопы. Заметив охотника, она отскочила в сторону и теперь барахталась в глубокой воде. Изо рта животного текла густая жеваная масса. Пеопео Моксмокс Бурке, вождь племени уалла-уалла, пустил еще одну стрелу и опять промахнулся. Антилопа обдала его фонтаном грязи. Перепуганные дикие утки, громко хлопая по воде крыльями, устремились в небо. Затрубил пестрый лебедь и всколыхнул лужайку, поросшую острой как бритва осокой. Потом наступила тишина, в которой особенно сочно прозвучали ругательства незадачливого охотника.

Бурке наклонился, и его вырвало на дно каноэ. Смыв рвотную массу, он взял короткое широкое весло и, с силой загребая воду, вывел каноэ на чистую протоку, потом направил нос в сторону старых высоких кипарисов. Причалив к полузатопленному изогнутому толстому корню, он достал бурдюк с водой и глотнул оттуда. Глаза его были полны невыразимой боли. После еще одного глотка сознание немного прояснилось. Бурке что-то проворчал, устроился поудобнее и начал рассматривать оставшиеся стрелы. Все они были кривые.

Он вытащил лук. Тисовая дуга была покрыта частыми мелкими трещинами, подгнили жилы, скрепляющие дерево. Тетива, сплетенная из сухожилий, ослабела, кое-где замахрилась. На колчане заметны пятна плесени. Горе, а не оружие! Неудивительно, что он ни одной антилопы не смог завалить.

Кто виноват в том, что его боевой лук остался дома? Кто виноват, что охотничий лук несколько месяцев провалялся на полке в его вигваме? Вернувшись из опасного путешествия на юг, длившегося несколько месяцев, он ни разу не удосужился взять его в руки. Правда, когда Бурке вернулся в Скрытые Ручьи, у него минутки свободной не было – фирвулаги наступали по всем направлениям. Необходимо было срочно принимать контрмеры.

Ладно, с этим можно согласиться, а вот в своем ли уме вы, Пеопео Моксмокс, были утром, когда давали такую безрассудную клятву?

…Что-то толкнуло его, и, мгновенно проснувшись, он едва смог открыть глаза. Выскользнул из постели Мериалены Тореджон. Мысль о том, что скоро начнется праздничный пир по случаю объявления невероятного известия, окончательно прогнала сон. Все-таки он, Пеопео, – вождь всех свободных людей, живущих в верховьях Мозеля, и кому, как не ему, добыть жертвенное мясо для великой трапезы.

– Может, останешься? – едва слышно спросила Мериалена, пытаясь выбраться из спутанных полотняных простыней. – Куда ты пойдешь? У меня после этой вечеринки на плечах не голова, а проснувшийся вулкан.

Мужчина сморщился – видно, хотел улыбнуться. Вся деревня пришла в невероятное возбуждение, когда вчера он объявил, что Ноданн повержен, а Бэзил и Бастарды живы-здоровы и находятся в безопасности.

– Я тебе, моя радость, – прочистив горло, наконец смог выговорить Пеопео, – не все рассказал. Главную новость приберег на сегодня. Вечером мы устроим грандиозный пир на весь мир. Слышишь? И я добуду мясо антилопы. Шесть жирных вкусных антилоп! У нас будет жареное мясо. Потом я объявлю тебе и всем остальным самое потрясающее известие со времен потопа!

– Не уходи! – страстно прошептала она и потянулась к нему. – Посмотри, как здесь чудесно! Зачем тебе самому идти на охоту? Люсьен и другие парни добудут пищу.

Мериалена попыталась удержать его, но он уже был возле дверей – так обнаженным и скользнул в наступивший рассвет. Голова все еще была во хмелю.

Теперь им овладел более сильный зов, чем половое влечение, – инстинкт добытчика. Пошатываясь, он направился в свой вигвам, там оделся – не в плотные грубые брюки и крепкие башмаки, в которых ходил после возвращения из Мюрии, а в лохмотья. Натянул мокасины. Пеопео с раскаянием, сидя в каноэ, оглядел себя, потом порылся на полке в поисках охотничьего снаряжения. Сдуру отбросил в сторону боевой, сделанный из пластика, армированный металлом лук – смертоносный и надежный. Стрелы для лука были сделаны из композитного материала, наконечники – из специальной закаленной стали. Сколько экзотиков испытали на себе их убойную силу! Нет, взял охотничий! Не проверив, не осмотрев! Сделан он был уже в плиоцене – стрелы кривые, на колчан стыдно смотреть.

Пеопео Моксмокс – вождь дикарей, в прошлом член Верховного суда в Вашингтоне, соблазненный мечтой о возвращении в мир своих индейских предков, в золотой век, как всерьез утверждал он, – поерзал в каноэ и расхохотался. Каноэ-то не из коры сделано, а из декамола – удивительного материала, созданного в Галактическом Содружестве. Когда придет срок, он выпустит из него воздух, свернет и сунет в мешок, притороченный у пояса. Вот бы с такой же легкостью превратить в былое, в пищу для воспоминаний всю первобытную комедию! Бурке припомнился добрый старый Сол Мермелстейн, с которым ему довелось вместе работать в Солт-Лейк-Сити. Был тогда он начинающим судьей, самоуверенным и дерзким. Недаром старина Сол частенько подтрунивал над ним: «Послушай, глупый индеец, чья душа горда умением никогда не ошибаться…» То были его последние слова перед отъездом. Он их хорошо запомнил. Сол оказался прав… Бурке сплюнул в воду. Черт его занес в плиоцен, будь он трижды проклят!

Зов предков!

С ума можно сойти! Каких предков? Где они? Как и зачем он оказался здесь? Вопросы, вопросы, обращенные в никуда, в белый свет. Какой смысл причитать! Теперь надо действовать.

Где-то хлестнул хвостом крокодил, запела птица. Две бабочки в брачном вдохновении порхали над самой водой. Тончайший аромат ванили разлился в воздухе, аромат наполнил его сердце радостью. Жуткий и одновременно прекрасный мир – к сожалению, они чужды друг другу. Охотник обернулся и долго любовался орхидеей, проросшей из трещины в коре кипариса. Бурке подобрался поближе, чтобы понюхать цветок. Хорошо, что сегодня он никого не убил.

Воздух был неподвижен и горяч. Что же дальше? Он взглянул на наручный хронометр – еще одна замечательная вещица, кстати, не местного происхождения. Вот золотой торквес – здешнее, век бы его не видать. Ладно, срок, указанный в записке, оставленной Дени Джонсону, приближался. Пеопео просил его подогнать к реке халика с кожаными сумами для туш антилоп… Все не так, как надо. Антилоп не добыл, настроение отвратительное.

Оскалившись, Бурке отвязал носовой фалинь и сильными гребками погнал каноэ на стрежень. Все тот же лебедь проскользнул над головой и, хлопая крыльями, сел на воду. Бурке через плечо наблюдал за ним. Какой красавец! Черно-белый хохолок на голове. Рябь замерла, лебедь оказался как бы в центре вышитой гладью картины, его образ повторился в темной, окрашенной торфом воде. Густая высокая трава, более светлая, чем окружающие джунгли, служила естественной рамой живого пейзажа. Охотник затаил дыхание – он должен все хорошенько запомнить. Все, до последнего лебединого перышка, плывущего по воде.

Каноэ коснулось дном ила. Работая веслом, Бурке снял его с мели и начал часто и сильно грести против течения. Дени, наверное, уже ждет его. Пора возвращаться в Скрытые Ручьи. Надо объявить, что скоро появится возможность желающим вернуться в свое время. Кроме того, надо обсудить план захвата Надвратного Замка.

Шестьдесят или семьдесят первобытных из Айрон-Мейден и Хот-Форневилла были вооружены и заперты в огромной деревянной клетке. Здесь, на вершине холма, впавшие в дикость люди и должны были бороться. Позиция казалась удачной – с тыла их прикрывали выходы гранитных пластов, с той стороны подобраться к ним было невозможно. По фронту располагался открытый и довольно крутой подъем, так что ни военные хитрости, ни внезапные удары не могли помочь нападавшим. Фирвулагам оставалось только применить обычные для них атаки с привлечением крупных войсковых соединений и уже привычную тактику запугивания. Чем можно было запугать шахтеров, ветеранов многочисленных схваток, в которых они участвовали, защищая свои дома в Айрон-Виллидж? Их и одолели только с помощью психокинетических ударов.

Король Шарн, устроивший свой наблюдательный пункт на соседней высотке, встал, пожевал нижнюю губу и махнул рукой.

Маневры начались. Первыми на штурм двинулись отряды самых верных короне карликов, которыми командовал Пингол Гусиная Кожа. В стане осажденных раздавались отборные ругательства и дикий вой, потом крики стихли, но повторились с удвоенной силой, когда второй, более малочисленный отряд великанш-людоедок, ведомый Фулетот Черная Грудь, двинулась по лощине в атаку на правый фланг заключенных. Здесь склон был более крутым, поэтому направление было более безопасным для нападавших.

Из королевской ставки два наступавших отряда казались похожими на два черных как смоль роя жучков, наползавших на гигантскую корзину для пикника. Над шевелящейся массой, подобно усикам, вздымались зазубренные пики и развевающиеся штандарты.

– Все-таки зря мы вооружили первобытных железным оружием, – посетовал король. – Любая царапина – и нашему воину крышка.

– Ничего, будут решительнее действовать, с азартом, – жестко усмехнувшись, возразила королева Айфа. – Ты думаешь, Ронию будут оборонять с помощью стеклянных мечей и бронзовых боевых топоров? Если честно, то этим людишкам в клетке надо было раздать винтовки и лазерные карабины, а впридачу – стрелы с наконечниками из кровавого металла. Когда придет время настоящих битв, наши войска неминуемо столкнутся с таким вооружением. Вспомни, что случилось с Мими в Барделаске.

– Черт побери, разве мы там не одержали победу?

– Только потому, что защитников города было слишком мало, и их удалось перебить из луков. Что бы случилось, если бы посланный Эйкеном Драмом транспорт с оружием из Галактического Содружества прибыл вовремя? Что тогда?! Великая-Богиня-благослови-мой-последний-час?! – Королева нахмурилась. В этот момент оба отряда фирвулагов вползли на вершину холма.

– Наши ребята должны наконец понять, что единственный путь к победе – согласованный удар множества разумов, а не сумасбродные индивидуальные попытки. Вот почему Бетуларн Белая Рука, организовывая маневры, решил дать первобытным тактическое преимущество. Он и командование поручил молодым – Фулетот и Пинголу. У них мозги посвежее.

– Что ж, будем надеяться, что заключенные окажут достойное сопротивление, – сказал Шарн, внимательно наблюдая за притихшим холмом. – Жаль, если они струсят.

Айфа неожиданно хихикнула.

– Бетуларн дал им честное слово: если они сумеют продержаться до ночи, то получат свободу.

Король грубо захохотал – видимо, по достоинству оценил шутку.

– Вот дурни! Кажется, они так и не поняли, что фирвулаги держат клятву только в том случае, если дали ее фирвулагу или тану, а не этим паршивым низкорожденным.

– Посмотри, они клюнули на приманку! – закричала Айфа и встряхнула своим черным шлемом. – Даже самые опытные из них!

Король, нахмурившись, наклонился в кресле.

– Куда смотрит Пингол! Зачем они к самой клетке лезут! Почему не выставили защитный экран? Эти дьяволы в любую минуту… Великая Тэ! Тьфу!

Криком ярости король встретил град стрел, выпущенных защитниками клетки и дождем осыпавшихся на плотную толпу карликов. В ответ фирвулаги дико завыли, тут же раздалась телепатическая команда поставить защитный экран. Мерцающие, разбрасывающие искры, едва различимые пятна метапсихической энергии заиграли над склоном. Они были редки и разбросаны

– карлики никак не могли свести отдельные уплотнения в единый надежный заслон. Тем временем первобытные, воспользовавшись замешательством противника, методично, залпами посылали стрелы в их сторону. Теперь люди стреляли с колена, чуть ниже наконец вспухшего общего пузырчатого экрана. Шарн и Айфа слышали свист и звон попавших в цель стрел.

«Вперед, в атаку!» – Шарн послал нападавшим мощный мысленный импульс, вскочил с кресла и для поддержки атакующих превратился в гигантского, наводящего ужас скорпиона. В ответ карлики ликующе завизжали, однако крики их были нестройны и робки, просто для видимости. Правда, после королевского порыва защитное поле уплотнилось, замерцало сплошной, ровной стеной. И все равно множество неподвижных скрюченных фигурок осталось лежать на склоне. Нападавшие явно опоздали с установкой защитного экрана.

– Что же они действуют вразнобой! – возмутилась Айфа, обращаясь к скорпиону. – И занавес слишком тонкий. Этот дебилоголовый Пингол! Почему он ждал? Почему сразу не отдал команду?

– Ничего. – Шарн весело помахал хвостом. – Взгляни, в дело вступили наши дюжие девицы.

Великанши Фулетот упорно карабкались вверх по склону. Каждая несла впереди себя небольшой метащит. Чуть больше десятка этих чудищ – примерно одна пятая от общего числа – немного приотстали от своих подруг и образовали что-то вроде плотного каре. Мгновением позже язык голубоватого пламени ударил из их рядов, словно зажглась газовая горелка. Взлетев в небо, пламя, разбрасывая искры, рухнуло на крышу клетки, где медленно истаяло, пробившись сквозь ее прутья. Осажденные закричали так, что их вопли перекрыли шум боя. Клубы густого дыма заволокли вершину холма. После короткой паузы стрелы ливнем посыпались на великанш.

На другом фланге, готовясь к решительному броску, спешно перестраивались воины-карлики. Защитники клетки тоже поливали их градом стрел, однако стрелы летели беспорядочно, и только малая их часть прорывалась через уплотнившийся, напоминающий полусферу защитный экран. Беда была в том, что даже мелкая царапина, нанесенная железным оружием, была смертельна для фирвулагов. Потери в рядах карликов росли, каждая новая жертва, рухнувшая на каменистый склон, вызывала радостные крики сражающихся людей. Тем не менее передняя линия отряда Пингола вышла на позицию, с которой можно было решительным броском достичь клетки. По команде карлики отбросили алебарды и под защитой экрана быстро и слаженно сформировали три ударные колонны. Каждую колонну прикрывал свой невидимый щит. Вдруг три огненных шара, ослепляющие даже на фоне нестерпимо яркого солнца, подобно кометам, рассыпая искры, потрескивая и шипя, ударили в решетку. Все шары сошлись в одной точке – деревянная клетка мгновенно вспыхнула. Осажденные пронзительно закричали. Те, на ком загорелась одежда, начали кататься по полу, другие, не жалея питьевую воду, принялись поливать загоревшиеся жерди и доски, при этом залпы не прекращались. Через несколько минут яростные крики людей возобновились с новой силой.

Воспользовавшись моментом, великанши-людоедки достигли узкого гранитного выступа, прикрывавшего устье расщелины. Отсюда до горящей клетки было метров пятьдесят. Поскольку людоедки – косматые, с болтающимися открытыми грудями и торчащими из пастей клыками – оказались выше обороняющихся людей, они могли атаковать их, спускаясь под уклон. Правда, бежать пришлось бы по осыпи, однако это не остановило их предводительницу Фулетот. Прежде чем броситься в решительную атаку, великанши соорудили защитный экран, затем по дальнодействующему приказу каждая выхватила меч из черного стекла и проделала щель в защитном экране. С лезвий стекали яркие голубоватые светящиеся струи. Вдруг чудища подняли мечи над головами, и смертоносные струи, слившись, мощным разрядом ударили в прутья решетки. Удары грома прогремели по окрестностям, достигли Шарна и Айфы. Королевская чета вздрогнула от неожиданности и упустила момент, когда питомцы Пингола дали еще один залп по осажденным в клетке людям. Прикрывшись огнем, колонны карликов бросились вперед и начали бомбардировать клетку небольшими психокинетическими снарядами.

– Превосходно! – воскликнул Шарн и принялся победно размахивать скорпионьим хвостом. С размаху он ударил по столику, где стояли прохладительные напитки, фрукты и закуски. Айфа запрыгала от радости. Никто из них не обратил внимания, как посыпались в лужу пролитого пива маринованные грибы, датские огурцы, ломти дыни, угри по-фламандски, засахаренные ягоды и фрукты.

«Добейте этих низкорожденных ублюдков! Армия едина, сознания едины!»

– мысленно взывала Айфа.

«Добьем врага!» – вскричали в ответ воины-фирвулаги.

Громовой удар, нанесенный великаншами Фулетот Черная Грудь, разрушил ближайший к ним угол клетки. Находившиеся там защитники погибли. Оставшиеся в живых начали выбираться из полусожженной, развалившейся крепости, чтобы встретить врага лицом к лицу. Они были вооружены длинными ножами, короткими томагавками и луками со стрелами. Еще несколько огненных шаров вырвались из рядов атакующих карликов. Великанши довершили разгром, пустив еще одну молнию. Клетка окончательно рухнула. На склоне завязался рукопашный бой. Люди подныривали под защитные экраны и наотмашь рубили карликов, лучники начали пускать стрелы круто вверх, чтобы поразить задние ряды нападавших. Строй был смят, все экзотики сбились в кучу. Истошно вопя, они забыли о дисциплине, и на глазах началось их превращение в монстров. Привидения, ужасные призраки заполнили склон – так сражались их предки, теперь так же бились они. Карлики молотили врагов зазубренными обсидиановыми клинками, великанши разили пиками – пронзали даже безоружных, отрывали конечности. Звон и лязг битвы эхом отражался от скал. Когда фирвулаги ощутили вкус победы, самые опытные бойцы вспомнили о наставлениях и попытались добить оставшихся в живых людей соединенными ментальными ударами.

Шарн и Айфа, принявшие свой обычный облик, молча наблюдали за происходившей резней. Солнечный диск печально склонился за башнями Высокого Замка. Поднявшийся ветер унес вдаль мольбы о пощаде, крики умирающих и добиваемых раненых людей. Скоро над местом сражения воцарилась тишина, и в разумах короля и королевы одновременно раздались радостные возгласы Пингола и Фулетот:

«Великий король, великая королева! Завоеванную победу мы посвящаем всемогущей Тэ!»

Карлики, великанши-людоедки, все монстры, толпящиеся на склоне, разом повернулись в сторону холма, где стояли Шарн и Айфа, подняли вверх оружие и боевые штандарты и дружно вскричали:

– Хвала и слава Тэ, Богине Битвы! Хвала и слава Шарну и Айфе, великому королю и великой королеве! Слава знаменитым капитанам Пинголу и Фулетот! Хвала и слава всем нам! Армия едина, сознания едины!

«Слитсал! Слитсал! Слитсал!»

Сердца королевской четы были переполнены упоительным восторгом победы, и, как того требовала традиция, они торжественно объявили о триумфальном успехе завершившихся маневров. Потом они долго стояли, наблюдая за полем битвы, где кружилось воронье и уже появились огромные птицы-трупоеды. Они держались в сторонке, пока по полю бродили санитары с носилками, солдаты из похоронной команды и спасатели. Шарн и Айфа ждали подведения итогов. Наконец им сообщили, что учебное сражение стоило жизни двадцати двум фирвулагам, трое ранены. Людей в живых не осталось – все побиты.

– Что ж, такие результаты радуют, – подытожил король Шарн. – Другим капитанам тоже будет чему поучиться. Мы обязательно устроим детальный разбор сражения. Следующие маневры уже можно проводить без крови.

– Теперь, когда почти все поселения Айрон-Виллидж покинуты, у нас скоро обнаружится острая нехватка пленных. Может, пора спустить с цепи Монолоки Отвратительного? Пусть он нападет на форт Русти.

– Пока рано. С набегами на низкорожденных, поселившихся в Вогезах, можно повременить. Не забывай, сейчас перемирие. У нас есть куда более важные дела, и все три недели мы должны полностью посвятить им. Прежде всего подготовка к турниру как к ступени в войне против Абсолютного Мрака. И, конечно, Рония.

Королева подняла с настила золотой кубок, откупорила бочонок свежего пива и, наполнив сосуд, удобно устроилась в кресле.

– Эти операции должны быть хорошо спланированы, мы не имеем права допустить ошибку. Насчет Ронии… Ты имеешь в виду крупное наступление? Всеми силами, с привлечением корпуса Мими?

В наступающих сумерках Шарн не отрывал взгляда от поля битвы. Его огромные, размером со свиные окорока кулаки были уперты в бока, прикрытые церемониальными доспехами.

– После боевой игры все убедились в эффективности слияния метапсихических сил и одновременного объединенного удара. Что касается Ронии… Мне кажется, что общий замысел должен быть изменен. Хитрость, использованную против Барделаска, можно применить и против Ронии. Мими взял городишко и тут же отошел, а мы знать ничего не знаем. Итак, сначала мы покажем, что уступили требованиям Эйкена. Тем временем карлики начнут незаметно просачиваться по восточному берегу реки. Затем, накопив силы, они нанесут сокрушительный удар по крепости через реку. Водную преграду форсируют на декамолевых лодках. Кандатейру и в голову не придет, что мы можем переправиться через реку на его глазах. Беспримерный поступок для маленьких людей! Быстро, как ласки, проскользнем к складам, где хранится психокинетическое и железное оружие, а также новейшие разрушители, доставленные из Галактического Содружества. Захватим все и быстро отступим

– гарнизон крепости и опомниться не успеет, – произнес Шарн и повернулся к королеве. – Чем быстрее мы ударим, тем меньше вероятности, что Эйкен сумеет нанести ответный удар.

– Не слишком ли хитро задумано – он будет в дерьме с головы до ног и ни о чем не догадается?! Считаешь, он так глуп?

– Он не глуп, однако Высокий Стол тану не позволит ему нарушить перемирие и начать контрнаступление. Он вынужден подлаживаться под мораль тану в том, что касается взаимоотношений с нами, мы свободны в отношении его. Как и других низкорожденных.

Айфа на мгновение задумалась.

– Да, замаскировать наших людей под низкорожденных можно. И накопить достаточно сил под стенами Ронии тоже. Подобное колдовство не потребует особых затрат энергии. Обман можно подкрепить, используя железное оружие и лазерные карабины. Конечно, всех убитых придется уносить с собой и проверять местность, чтобы не осталось никаких следов.

– Хорошая мысль! – согласился Шарн.

Он поднял с земли свой золотой кубок и протянул Айфе, чтобы королева наполнила его. Когда же кубок вновь оказался в руках короля, он долго всматривался в драгоценные камни, вставленные в глазницы черепа последнего правителя Финии Велтейна.

– Этот парень оказался нашей первой добычей, Айфа, – произнес король.

– Наступление Ночи началось с Финии, с той первой победы после долгих лет унизительных поражений. Ты знаешь, с каким воодушевлением мы вступили в последнюю Великую Битву, пусть даже без наших священных реликвий. Первый успех окрылил нас. – Он с нежностью поглядел на Айфу, рыжеволосую великаншу. – Я уже приказал Мими прислать в столицу череп леди Армиды из Барделаска. Изготовим из него достойную пару моему кубку. Хорош подарок?

Королева, чувствуя, что слезы радости хлынули из ее глаз, опустила голову.

– Прежде чем начнутся дожди, у нас будет полный комплект, – тряхнув рыжими кудрями, вымолвила она.

Шарн, оценив шутку, расхохотался. Королевская чета подняла кубки с пивом и выпила за здоровье друг друга.

– Жаль, что у Эйкена череп маловат. Из него разве что подставку для яиц можно сделать.

– Кстати, насчет короля-самозванца. О чем ты разговаривал с ним сегодня утром?

– Так, какая-то чушь. Репарации за Барделаск, – ответил король, пренебрежительно махнув свободной рукой. – Потом подвели общий итог – я согласился на все его просьбы. Почему бы и нет? Мы все вернем после победы в войне против Мрака. Да, он интересовался одним делом, о котором я, откровенно говоря, ничего не слышал. Тебе что-нибудь известно о человеке из низкорожденных по имени Тони Вейланд?

– Вейланд – тот парень, которого захватил Карбри Червь, он и проболтался насчет аэропланов, спрятанных в Долине Гиен.

– Теперь вспомнил, – заявил Шарн, стукнув кулаком по столу. – Эйкен требует, чтобы мы вернули его. Он заявил, что Тони – его закадычный друг. Даже согласился уменьшить плату за Барделаск на солидную сумму, если мы доставим его целым и невредимым.

Королева нахмурилась, крутанула кубок – на поверхности пива образовалась глубокая воронка.

– Это точно он. Меня словно кольнуло в сердце. Скейта по уши влюбилась в Вейланда. Когда я послала ее и Карбри понаблюдать за взятием Барделаска, они прихватили низкорожденного с собой. Затем пришло известие, что Скейта и Карбри погибли, причем каким-то странным образом.

Король кивнул.

– Что здесь странного – низкорожденные от природы вероломны. Мими был в угаре от одержанной победы, у него руки не дошли до того, чтобы посчитаться с негодяем. Город уже был взят, когда воины нашли полузатопленную лодку, в которой находились Скейта и Карбри. Думаешь, Тони имеет отношение к их смерти?

– Кто знает. – Лицо королевы, видимое через открытое забрало, приобрело зловещее выражение. – Пусть Мими поищет его. Пошли поручения всем маленьким народам на юге. Если моих друзей Скейту и Червя убил низкорожденный, то не следует спешить передавать его Эйкену.

– Разумно, – согласился король, – тем более что Эйкен не обговорил условия обмена.

Айфа наклонилась и поцеловала его в заросшую щетиной, колючую щеку.

– Ты всегда все понимаешь!

– Как всегда, – улыбнулся король. Глаза Айфы блеснули. Шарн поставил на стол наводящий ужас кубок и погладил ее по руке, потом взял за пальцы. Два одетых в броню чудовища поднялись и направились в тень отвесной скалы. Жуткие, ритмичные, лязгающие звуки эхом отдавались в горах, освещенных заходящим солнцем.

Надежно спрятавшись среди мешков с земляными орехами, забившими чердак склада, Тони со смутным чувством тревоги и страха наблюдал, как фирвулаги грабили город.

Войска уходили, последние набитые добычей вьюки были приторочены к спинам животных. Обоз, охраняемый дозором фирвулагов, готов был тронуться в путь. По городу бродили банды людей-рабов, пригнанных под стены Барделаска на земляные работы. Люди тащили все, что бросили фирвулаги. На улицах повсюду валялись несметные богатства, вытащенные из домов, расположенных вблизи пристани: бочонки с маслом, вином и красителями, тюки дорогого сафьяна, сахар, шелковый такелаж и рулоны тканей, зерна кофе в джутовых мешках, ящики с размолотыми пряностями – все рассыпано, развалено, раскидано, пролито. На углу высилась горка разбитых банок с клубничным вареньем.

К счастью, земляные орехи фирвулагов не интересовали. После шести дней отчаянной голодухи Вейланд в первый же момент объелся арахисом и теперь мучился желудком.

С помощью золотого торквеса он отчетливо слышал, о чем переговаривались на улице серые торквесы. Все обладатели золотых и серебряных торквесов были убиты сразу после падения города. С точки зрения Тони, это была хорошая новость. Дальше – больше: вместо того, чтобы превратить захваченный Барделаск в опорный пункт для дальнейшего продвижения вниз по Роне, войско чудищ получило категорический приказ немедленно отступить. Командующий корпусом, отвратительный карлик по имени Мими, принявший образ птицы Рок, взорвался от бессильной ярости. Чувствуя, что законная добыча уплывает из его рук, в припадке гнева он снес головы двадцати трем пленникам в серых торквесах, прежде чем восстановил спокойствие духа. Немного позднее Тони узнал, что Мими пришлось проглотить еще одну пилюлю. Король Шарн отменил отданный ранее приказ и запретил хозяину Фаморела участвовать в намечаемом штурме Ронии. Выслушав эту новость, Тони сразу сообразил, что лучше отправиться на север, а не на юг, куда он собирался раньше.

Дни, проведенные на чердаке, Тони потратил на то, чтобы детально ознакомиться со своим торквесом.

Золотой торквес, доставшийся ему от Скейты, в общем-то действовал так же, как и серебряный, который он носил в Финии. Однако золотой торквес полностью освобождал его от рабской зависимости от тану. Более того, в нем не было того странного мысленного маячка, светившего всегда и везде и позволявшего любому обладателю золотого дара мгновенно определять местоположение подчиненного человека. С золотым торквесом Тони наконец-то почувствовал себя свободной личностью и даже в какой-то мере повелителем чудесных сил, которые так облегчали жизнь в далекой разгромленной Финии.

Усиление его скромных метапсихических способностей позволило ему выполнять кое-какие простые, но жизненно необходимые действия. Теперь он мог извлекать воду из воздуха и в мгновение ока подсушить одежду, когда пристань и склад, где он скрывался, затягивало густым туманом, наплывавшим с реки. Мог обжаривать орехи прямо в стручках. Когда выпадал удобный случай, Тони баловал себя маленькой свечкой – точнее, ее огоньком. Спички были не нужны. Теперь он, не двигая руками, давил блох и прочих кровососущих насекомых, причинявших ему боль. Когда к полудню крыша склада накалялась так, что на чердаке нельзя было дышать, он одним мимолетным желанием устраивал небольшой сквознячок. Золотой торквес ухитрялся удовлетворять и сексуальный голод. С его помощью можно было снять боль, прогнать усталость, залечить любую рану. Обладая торквесом, он легко погружался в сон. Тот будил его, когда кто-нибудь приближался к его убежищу ближе чем на пятнадцать метров, отгонял страх и тревогу, теперь ему легко думалось. Мысли приобрели небывалую прежде стройность и глубину. С этим устройством он мог все видеть и слышать, даже переговариваться на расстоянии до трехсот километров. Было бы с кем! (Это умение среди обладателей серебряного торквеса встречалось нечасто, однако у Тони было одиннадцать лет практики.) Все последние годы он гнил в Финии, довольствовался малым, забавлялся тем, что «коллекционировал» ментальные автографы знакомых знатных особ тану, с которыми встречался в увеселительном доме. Потом он, уловив уже встречавшийся приметный мысленный «росчерк», принимался следить за перемещениями его хозяина. Занятно было видеть, как развлекается знать тану. К сожалению, в ту пору он был слишком слаб, чтобы проникнуть за каменную стену дальновидящим взглядом, но и то, что ему перепадало, вызывало восторг. Охота была самым милым и простеньким развлечением.

Поджидая, когда фирвулаги покинут Барделаск, Тони невольно начал припоминать своих товарищей в серебряных торквесах, которые могли бы выжить после разгрома Финии. Где они – старина Евгений и Стендаль, задиристый Лайм, флегматичный Тини Тим, великолепная Лизет и Агнес Вижин-Мартир? Теперь он легко мог бы вызвать их… и примерно в течение часа он слал в эфир громкие запросы. Ответа не было. Тони взгрустнулось – друзья давным-давно либо погибли, либо лишены торквесов. Чего только не утратишь в хаосе изменчивого времени. Он не испытывал желания налаживать связь со своими прежними знакомыми тану. Даже теперь, когда он тоже вступил в братство обладателей золотых торквесов, экзотиков вряд ли озаботит его судьба. Кем он был для них? Диким варваром, одним из многих тысяч других безумцев, в поисках счастья, удачи, приключений, денег, покоя

– чего еще? – ринувшихся в прошлое. У тану самих хлопот полон рот, это дьявольское племя не может разобраться со своими проблемами, большинство из которых возникло из общения с его, Тони, сородичами.

Там, в Финии, жил Дугал. Сумасшедший, но вполне порядочный парень, его тоже можно было считать другом. У Дугала вообще не было никакого торквеса. Скорее всего, его давным-давно съели в лесу, где Карбри Червь захватил их лагерь врасплох. Нет, все-таки была на Многоцветной Земле одна живая душа, которая могла бы прийти ему на помощь.

Или она теперь ненавидит его?

И поделом!

Глаза Тони затуманились, ему стало жалко самого себя. Он прилег, свернулся клубком, сунул руку под щеку. Снаружи доносились гортанные крики отдающих распоряжения фирвулагов, пофыркивание и рев халикотериев, бряцанье доспехов. Глухо перестукивались в повозках ящики. Было жарко, душно, скучно – самое время поискать утешения с помощью торквеса.

Вдруг Тони услышал исполненный ярости рев какого-то экзотика, следом донесся пронзительный человеческий крик. Потом все стихло. Он настроился на серые торквесы и услышал:

«Чертчертчертчерт! Посмотри на бедного Вернера».

«Бедный педик должен был знать груз закрепить получше не упал бы».

«И держать язык за зубами!»

«Его беда в том не стоит целоваться с привидениями».

«Мать Мария он совсем истек кровью».

«Значит скоро умрет».

«Осторожнееосторожнееосторожнее идут сюда трое кончайте болтовню о Боже с разрушителями…»

Тони отключился – у него и так было паршиво на душе. Чем он мог помочь этим несчастным? Снаружи опять завыли, посыпалась ругань, потом громкий, похожий на собачий лай окрик на языке фирвулагов. Опять проклятья. И вдруг шипящее щебетание лазерного карабина. Потом второй выстрел, по длительности точно повторивший первый. Наконец тишина.

Тони лег на спину, закрыл глаза и отдался во власть золотого торквеса. С увлечением следил он за картинами, рождавшимися в его мозгу: вот он пересекает Рону на украденной лодке, затем, соблюдая все меры предосторожности, по Большой Южной дороге направляется в Ронию. Все-таки ему здорово повезло с торквесом, да и сообразительностью Бог его не обидел, решил Тони. Пока длится перемирие, дорога на Ронию будет забита толпами жаждущих поглазеть на Великий Турнир, так что можно будет двигаться не таясь. Он должен будет подняться вверх по Соне, миновать захваченный фирвулагами Бураск (во время мира они не представляют опасности) и далее спуститься по Нонолу. Единственное надежное убежище – в Нионели. Там его ждет Ровена.

Боже мой, Нионель! Город, чьи купола блестят на солнце, словно дворцы Эльдорадо. Вокруг, насколько хватает глаз, изумрудные, сочные луга. До Золотого поля, где проводятся рыцарские турниры, можно добраться по радуге. Удивительный город, там много друзей.

Ровена! Сколько же радости доставила она ему в минуты близости!

Очнулся Тони поздно. Солнце село, в щели тянуло холодным сквозняком. Вдали выли гиены, под ногами попискивали крысы – больше никаких звуков. Барделаск был полностью разорен.

Тони вскочил, стряхнул с себя ореховую скорлупу, осторожно двинулся к лестнице, ведущей с чердака. Выбравшись из склада, Тони почувствовал сильный озноб – всюду мерещилась опасность. Казалось, за каждым углом притаился фирвулаг с лазерным карабином.

Вокруг было пусто, тихо, темно. Постепенно Тони успокоился, порыскал по пристани, пока не заметил ялик, привязанный к разграбленной полузатопленной барже. Судя по запаху краски и лака, это была плавучая лавка. Москательный товар фирвулагам ни к чему – никто из них никогда в жизни ничего не построил. Что ж, ему придется завершить разгром и захватить эту лодчонку в качестве военной добычи. Тут и весла есть! Замечательно! Сначала, во время дрейфа вниз по Изару, они ему не понадобятся, а вот когда он достигнет Роны…

Течение неспешно вынесло ялик на стремнину – Рона чуть слышно плескала волной. Тони переправился на противоположный берег и там устроил ночевку. Завтра, с первыми лучами солнца – в путь!

11

Эйкен: Приветствую тебя, Элизабет.

Элизабет: Здравствуй. Я так понимаю, что скоро ты оставишь Каламоск с отрядом Хагена? Отправишься на его вездеходах? Ты, кажется, здорово преуспел, обхаживая этих североамериканцев.

Эйкен: Они проглотили подсунутую им наживку. Ты это имеешь в виду? Кстати, они временно признали мою власть. Хаген Ремилард, правда, что-то подозревает, однако ничего не может понять.

Элизабет: Он пытался проникнуть в твой разум?

Эйкен: Он – нет, а вот его сестричка пыталась. Дело в том, что они не виделись до последнего дня. Она до сих пор воротит от меня нос.

Элизабет: Ты поведешь их в Горию?

Эйкен: Да, кроме тех, кто отправится в экспедицию в Альпы. Они отколются от нашего отряда на развилке возле Амализана. На парусах одолею Провансальское озеро, далее по тракту, огибая Дараск. Экспедиция должна подобраться к вершине горного массива Монте-Роза с южной стороны. Так сказать, через черный ход. Сначала по Северной Италии, потом резко на северо-запад. Клейн уже следует сюда из Гории – он возглавит поход. Очал Арфист назначен его помощником. Они отправятся на вездеходах – им выделено семь из пятнадцати. Десять человек из отряда Хагена пойдут водителями. Бэзил со своими Бастардами тоже включен в отряд. Кроме парня по имени Димитрий Анастос, который, оказывается, что-то смыслит в i-поле. Хаген считает, что он сможет пригодиться при осуществлении проекта. Я выделил для экспедиции тридцать рыцарей тану и надежных парней в золотых торквесах. Вооружены они до зубов. Эти аэропланы, девочка, – семейное достояние. Будут созданы «врата времени» или нет, но без этих машин в схватках с фирвулагами и Марком мне придется туго. Ты бы могла помочь экспедиции, если бы захотела.

Элизабет: Наметив маршрут?

Эйкен: Сначала. Люди из Дараска говорят, что территория к востоку от Маритаймса совершенно не исследована. На севере лежит Фаморел. Экспедиция любой ценой должна избежать столкновения с воинами Мими. Если бы ты могла понаблюдать за этой местностью и в случае необходимости предупредить, когда хозяева зашевелятся. Конечно, было бы здорово заранее наметить маршрут для колонны. Вездеходы-то они вездеходы…

Элизабет: Я с радостью выполню твою просьбу.

Эйкен (с облегчением): Я боялся, что это может противоречить твоим чертовым принципам.

Элизабет: Я не помощница тебе в агрессивных устремлениях. Здесь совсем другое дело. Если у тебя в руках окажутся летательные аппараты, тогда появится возможность предотвратить войну.

Эйкен: Это было бы лучше всего.

Элизабет: Когда ты собираешься начать работу по созданию генератора Гудериана?

Эйкен: Я уже поручил Альборану и леди Морне-Йа разыскать подходящих специалистов – инженеров, техников, ученых. Их всех нужно будет доставить в Горию. Надеюсь, мне удастся так спрятать место проведения работ, что никакой Марк не сможет их отыскать. В то же время я не хочу выпускать из поля зрения Хагена. Среди компании мошенников есть несколько чудаков. В их окружении он выглядит, ну, как вылитый сэр Галахад – Рыцарь Круглого Стола короля Артура. Мы, Элизабет, приобретаем популярность.

Элизабет: Ты действительно считаешь возможным создать генератор, способный деформировать тау-поле с нашей стороны?

Эйкен: Североамериканцы, черт побери, навезли с собой горы оборудования, контрольно-измерительных и научно-исследовательских приборов. К тому же на складах Гории, которые Кугал заканчивает обеззараживать, можно будет найти много полезного. Они как раз сейчас занимаются инвентаризацией. Основная трудность заключается в получении редкоземельных элементов. Хаген предлагает заложить шахту в Фенноскандии. Но все находится под вопросом. Трудность еще и в том, что даже с помощью воздушной разведки очень трудно отыскать пригодное для разработки месторождение редкоземельных элементов. Никто из тану не знаком с территориями к северу от Гории.

Элизабет: Ты мог бы рассчитывать на помощь Суголла.

Эйкен: ?

Элизабет: Кое-кто из его людей жил в тех местах до появления остальных ревунов. Может, они что-нибудь вспомнят? Мне известно, что некоторые мутанты закладывали там шахты – искали золото и драгоценные камни. Если ты сможешь доступно описать им руды редкоземельных элементов, они, возможно, подскажут, в каких районах стоит вести поиск.

Эйкен: Превосходная идея! Я свяжусь с Суголлом, наплету ему что-нибудь.

Элизабет: Скажешь ему правду. Всю!

Эйкен: А ты не думаешь, что он… О мой Бог, не надо! Зачем драться.

Элизабет: Все добрые и мирные люди, поселившиеся на Многоцветной Земле, должны узнать о проекте Хагена. Они сами должны принять решение.

Эйкен (смеясь): Ну, ты и баба! Вдумайся, что ты предлагаешь! Девять, а то и десять тысяч домовых, ведьм и прочих чудищ хлынут через эти двери во Францию двадцать второго века. Там такое начнется! Галактическому Содружеству придется подыскивать запасную планету или что-то в этом роде.

Элизабет: Ты сам можешь выбрать.

Эйкен: Кто сказал, что я решил вернуться?

Элизабет: Разве нет? Я считала это само собой разумеющимся.

Эйкен: Оставь при себе подобное разумение. «Врата времени» – очень долгое прицеливание в невидимую мишень. У меня масса других забот, чтобы плясать от радости при виде полубезумного Хагена с компанией, которым что-то неслыханное взбрело в голову. Вот, например, проблема – мое окончательное выздоровление и восстановление формы, прежде чем неугомонный Аваддон достигнет Европы.

Элизабет: Эйкен… Я считала, что ты знаешь. Марк овладел d-переходом. (Изображение.) Он уже побывал тут, на Черной Скале. Он пока еще неполностью овладел этой способностью, но скоро сможет перемещаться в любую точку пространства.

Эйкен: Значит, Хаген сказал правду. Я надеялся, что он врет, по крайней мере преувеличивает. Считал, что это какой-то фокус – ну, передает свой образ, может наблюдать, что творится за тридевять земель. Что такого. Ан нет!

Элизабет: Он полностью материализовался внутри моего домика.

Эйкен: Боже! Он угрожал тебе?

Элизабет: Нет.

Эйкен: Я доставлю тебе генератор сигма-поля. Хаген утверждает, что даже d-переход не может одолеть его.

Элизабет: Спасибо, не надо. Мои взаимоотношения с Марком касаются только нас.

Эйкен: У тебя есть с ним взаимоотношения?! Чудесно. Мне кажется, я мог бы заявить то же самое. Мы здесь прячемся под большим генератором SR-35, проводим встречи, договариваемся – и все ради того, чтобы Марк не мог ни подслушать, ни подглядеть за нами. Ту же самую аппаратуру мне придется использовать в Тории, чтобы скрыть работы над проектом Хагена. Однако король не может все время находиться под колпаком. Значит, когда Марк начнет действовать, он прежде всего скрутит меня, посадит в банку, да еще сверху крышкой закроет. Я действительно боюсь, дорогая. Пронюхав о наших разработках, он тут же развалит все дело.

Элизабет: Марк теперь куда слабее, чем раньше. Фелиция серьезно повредила не только его тело, но и разум.

Эйкен: То же самое говорят Хаген и Клу. Но они не знают, насколько уменьшилась его психокинетическая сила. Даже если он потерял около девяноста процентов, то все равно для меня он более чем достойный противник… Не говоря о помощи, которую он сможет получить от них!

Элизабет (озабоченно): От них? Ты не говорил ничего подобного в отношении детей Марка. Или ты имеешь в виду старых соратников по восстанию?

Эйкен: (Тихий смешок).

Элизабет: …Как у тебя обстоят дела с подпиткой метаэнергией? Есть улучшения?

Эйкен: Если честно, то дела крайне плохи.

Элизабет: Симптомы?

Эйкен: После сражения с Поданном я лишился сна. Десять мучительных суток. Я едва могу летать, не говоря уж о том, чтобы перемещать грузы. Моя творящая сила ослабла настолько, что я теперь способен лишь создавать иллюзии да показывать фокусы. Дар исцеления почти совсем исчез. Кое-как еще могу применить психокинетическую силу, включить дальновидение, но все через такую боль. В голове словно ад разместился.

Элизабет: Мне ничего не было известно. Как обманчива внешность – я имею в виду не только внешний образ, но и твою метапсихическую суть.

Эйкен (голос совсем ослаб): Не забывайте, почтенная леди, что я все-таки мошенник. Это мой последний бастион. Если я не получу помощь, то сойду с ума еще до конца перемирия.

Элизабет: Эйкен!

Эйкен: Что? Я готов. Позови, я приду.

Элизабет: На Черную Скалу?

Эйкен: Ты же пока неспособна исцелять на расстоянии. Отряд оставляет Каламоск примерно через час. Менее чем через два дня мы достигнем Амализана, где назначена встреча с Блейном. Там же уйдет в поход экспедиция в Альпы. Черная Скала оттуда в восьми километрах – это не расстояние для королевского сокола. Я смогу прилететь, скажем, пятого сентября.

Элизабет: Эйкен… Я ожидаю возвращения Марка. Для тебя не совсем безопасна встреча с ним в моем домике. Даже с генератором сигма-поля. Он не должен… Я не имею права рисковать…

Эйкен (гнев плюс страх): Неужели ты считаешь, что я шучу насчет своего психического состояния? Все сказанное – чистая правда. Днем, когда меня отвлекают дела, боль, депрессия отступают, однако каждую ночь я все глубже погружаюсь в бездну. Элизабет, я не преувеличиваю, это последняя степень отчаяния! У меня нет сил справиться с кошмаром. Дело может дойти до того, что у меня не останется выбора. Мне придется покончить с собой, и это будет последняя шутка, сыгранная мной. Я не хочу умирать сейчас. Не имею права. Я мечтаю покончить счеты с жизнью с улыбкой на лице!

Элизабет: Не могу понять. Ты говоришь, что тебя мучают галлюцинации, что все навалилось разом: бред, ослабление метаспособностей и боль.

Эйкен: Я не обманываю. Это действительно (изображение) настоящий абсурд мне так стыдно случилось (изображение) со мной они мертвы выхода нет они продолжают терзать (изображение) я пухну тело горячеет они тянут из меня жилы (изображение) и опять (изображение) вот так в действительности или действительность такова (изображение) есть они терзают меня меня меня ЭЛИЗАБЕТ ПОМОГИ МНЕ!! (Калейдоскоп крайне непристойных картинок резко оборвался.) Элизабет: Да, конечно, я помогу. Я приду к тебе.

Эйкен: Придешь?

Элизабет: Успокойся, дорогой. Приду. Минанан доставит меня, Дионкет и Крейн тоже не откажут. Мы поможем тебе.

Эйкен: Приди одна! Только одна. Никто не должен знать! Никто не должен знать!

Элизабет: Одна я не справлюсь, у меня не хватит сил. На Рио-Дженил, после сражения с Фелицией, мы лечили тебя втроем. Доверься нам.

Эйкен: Ты действительно придешь?

Элизабет: Да. Теперь послушай: место нужно выбрать скрытое. Ни в коем случае нельзя использовать сигма-поле. Эта штука – яркий маяк для любого дальновидца. Марк не должен даже подозревать, что я сотрудничаю с тобой.

Эйкен: Никто не должен знать! Прежде всего Он! Унизительно и смешно. Кто-то ловко подшутил над самым отчаянным шутником!

Элизабет: Есть еще одна веская причина для сохранения тайны. Я в состоянии исправить только общую схему. Так сказать, ментальную схему. Если удастся, подтолкнуть процесс.

Эйкен: Я неизлечим?

Элизабет: Я этого не сказала. Если все сложится успешно, ты сам сможешь освободиться от видений и восстановить свои метаспособности. Ты должен помочь себе сам. Нельзя, чтобы твои враги пронюхали о твоей нынешней слабости.

Эйкен: Никто не должен догадываться. Как мне стыдно.

Элизабет: Я говорила с Минананом. Он подсказал, где найти укромное местечко. В двух сотнях километров к северо-западу от развилки (изображение). Это брошенная фирвулагами пещера. «Маленький народ» ушел оттуда примерно столетие назад.

Эйкен: Я знаю о ней. Ты хочешь, чтобы мы там встретились?

Элизабет: Постарайся быть в пещере до захода солнца. Пятого сентября. Кажется, Марк способен совершать d-переход только ночью, когда нет солнца.

Эйкен: Они тоже приходят ночью. Несмотря на защитное поле.

Элизабет: Скоро тебе будет легче.

Эйкен: Ты уверена?

Элизабет: Нет. То, что происходит с тобой – я имею в виду накопление метаэнергии, – не имеет прецедента. Постараюсь сделать все, что в моих силах.

Эйкен: Пожалуйста. Пожалуйста. Сделай хоть что-нибудь. О, Элизабет, они такие прилипчивые, такие страшные. Я сам себе неподвластен. Они контролируют меня это больше чем я сам сурово обращаются со мной делают из меня раба этого заставляют ненавидеть это потому что я использую это я не знаю что произойдет не догадываюсь почему как это происходит…

Элизабет: Убеди себя, что все это – иллюзия, сон, выдумка.

Эйкен: С моим телом ничего не случилось?

Элизабет: Не случилось, дорогой. Успокойся. Жди меня в пещере. Все будет хорошо.

Эйкен: Хорошо.

Элизабет: До свидания, Эйкен. До свидания, несчастный полубог, бедный неистовый Локи, доисторический глупец. Бедный, бедный Амон-Ра, несчастный Итифалликос. Теперь-то нам известно, что значит жить среди мифов. Мы же сами выбрали этот мир.

Сразу, как только Элизабет, Дионкет и Крейн, подхваченные Минананом, пересекли долину Прото-О и направили полет к Большой Южной дороге, впереди над Пиренеями открылся мощный грозовой фронт. Облака тесно скучились на северных склонах – гигантская наковальня, где выковывались молнии и громы. Ослепительной, ангельской белизны шапки, вознесенные в стратосферу, ниже темнели и в лучах угрюмого, уходящего в океан солнца медно подсвечивали западными боками. В теснинах между тучами царил густой лиловый полумрак – там вспыхивали зарницы, грохотали тяжелые раскаты грома. Неумолкающий грохот слился в единый божественный гул.

– Не беспокойтесь, мы успеем забраться в пещеру до дождя, – успокоил Элизабет Минанан.

– Неужели ужасная жара наконец закончилась? – отозвалась женщина. – Вот и лето прошло.

– Ты огорчена? – удивился Дионкет. – Я нахожу, что немного прохлады нам не помешает. То ли дело у нас, на Дуат. Мы привыкли к более влажному климату. Может, пора устроить так и на Земле?

– А-а, ты же один из первых пришельцев, – рассмеялся Крейн. – Ностальгия по могилам предков одолела?

– Зря смеешься, парень. – Минанан поддержал Дионкета. – Дуат была куда более приятным местом, чем эта планета. В атмосфере постоянно висела легкая дымка, смягчающая жар нашего светила. Там никогда не было таких долгих, изнурительных засух и бесконечных сезонных дождей. На Дуат дождь шел в строго определенное время – распорядок никогда не нарушался. И температура редко опускалась ниже нуля, разве что в момент пребывания планеты в афелии.

– Он рассказывает о нашей родине, – объяснил Дионкет женщине. – Мы жили в основном в экваториальных областях, а фирвулаги – ближе к полюсам, в горах. Там много гор. Если честно, то обитель врагов была страшным местом. Там всегда царила зима.

– На Дуат нет смены времен года? – удивилась Элизабет.

– Они были едва различимы, – ответил Главный Целитель. – Наша планетарная ось имела минимальный наклон.

– Тот мир был на редкость удобен, постоянен, тысячелетиями ничего не менялось, все было известно заранее. И питомцы Дуат были спокойны, упрямы, неторопливы. А вот наши колонисты, осваивая межгалактическое пространство, расселялись на более бурных, экзотических планетах. В конце концов они и выступили против предложения отцов-основателей Галактического Содружества, когда жители Дуат выступили с предложением оживить древний культ религии сражений.

– Бреда что-то рассказывала мне из вашей истории. – Элизабет внимательно вглядывалась в приближавшийся грозовой фронт. – Интересно, жители и выходцы с Дуат были единственной разумной расой в галактике?

– Нет. Мы были единственными разумными существами, осваивавшими дикие планеты, – ответил Дионкет, – но кроме нас в галактике существовала другая форма жизни. Это были Корабли.

– Корабли? – Голос Элизабет зазвенел от удивления. – Невероятно! Хотя, помню, у Бреды была стеклянная модель. Как же в пустоте могла развиться высокоразумная жизнь?

– Не в пустоте, – ответил Главный Целитель. – Межзвездное пространство, особенно в пределах галактического образования, заполнено материей и энергией. Там есть все органические молекулы, необходимые для зарождения жизни, например скопления межзвездного газа, огромные облака, кочующие по Вселенной. Подобные туманности родственны галактикам – одна из них была родственна нашей, названной по имени планеты – матери Дуат.

Элизабет молчала. Воздух вокруг прозрачной сферы, мчавшейся в поднебесье, был сверхъестественно чист. С высоты птичьего полета женщина, не прибегая к дальновидению, ясно различала каждый листик в джунглях, каждую сухую былинку, торчащую на обочине широкого пыльного проселка, именовавшегося Большой Южной дорогой, каждый камешек на частых суходелах, каждую каменную розу, пламенеющую среди редких скал-останцев. Наконец, насытившись видами родной Земли – время сейчас не имело значения, она сказала:

– В нашем союзе – Галактическом Содружестве – насчитывается семьсот восемьдесят четыре планеты, населенные разумными существами. Сколько же было в галактике Дуат?

– Чуть больше одиннадцати тысяч четырехсот, – ответил Дионкет. – Если считать с потерями, понесенными во время гражданской войны, население федерации составляло примерно сто пятнадцать миллиардов.

– Около половины общей численности разумных существ в нашем Галактическом Содружестве, – задумалась Элизабет, – и конечно, куда больше тех, кто был готов получить помощь от Галактического разума, если бы вы со своими золотыми торквесами не зашли в тупик.

– Ты считаешь, что, создав торквесы, мы оказались в тупике? – Минанан был явно задет за живое. – Например, меня вполне устраивает мой образ мышления, с его помощью я вполне удовлетворительно справляюсь с тяготами бренной жизни. Я больше полагаюсь на силу, чем на коварные интриги и хитрые уловки. Тем не менее льщу себя надеждой, что наступит день, и ты объяснишь мне, что такое ваша «помощь», и чего мы, тану, оказались лишены после того, как надели наши золотые торквесы. Я и другие члены Партии мира верят и надеются, что дружба объединяет и возвышает, что между друзьями не может быть недомолвок. Почему ваш Союз может быть крепче и надежнее нашего?

– Возможно, вскоре вы сами найдете ответы на все вопросы, – очень тихо произнесла Элизабет, но ее услышали. Потом она создала образ, и у увидевших его рыцарей тану перехватило дыхание.

– «Врата времени» в Галактическое Содружество? – недоверчиво спросил Дионкет.

– Нам будет позволено пройти через них? – воскликнул Минанан.

– Если генератор будет создан и заработает без опасности для Галактического Содружества, – уточнила Элизабет. – Если оказываемое им воздействие на жизнь моих современников в будущем не окажется пагубным. Любой житель Многоцветной Земли будет сам решать, пройти ли ему через «врата времени» или остаться в плиоцене. Все вы помните, как скептически я относилась к утверждению Бреды, что я – «самое ценное существо в мире». Только теперь я понимаю, что она имела в виду, предсказывая мне особую роль в судьбе нашей многострадальной Земли. Мне выпало быть пастухом, стражем «врат времени». В этом, конечно, больше смысла, чем считать себя хранительницей земель, где бродят орды варваров и изгнанных из будущего бунтарей.

– Ты собираешься вернуться? – спросил Крейн. – И нас позовешь с собой?

– Если это окажется необходимым…

– Но как ты сможешь узнать? – еще настойчивее поинтересовался Крейн.

– Стоит ли сейчас задумываться об этом? Это пока игра воображения, именины сердца. «Врата времени», возможно, никогда не будут открыты, в конце концов все может кончиться войной с Абсолютным Мраком, если мы не поможем Эйкену восстановить метапсихические способности.

Минанан указал на бегущую внизу извилистую дорогу.

– Мы приближаемся к лагерю, где остановились путешественники. Пора бы, Главный Целитель, во избежание всяких случайностей сделать нас невидимыми.

– Уже, – отозвался Дионкет.

Под ногами теперь расстилалась первобытная прерия, перемежаемая редкими рощицами серебристых тополей и ясеней. В одной из таких рощиц между двумя извилистыми речками виднелось скопление тупоносых вездеходов с прозрачными пузырями кабин. Они стояли кружком, с тыла их прикрывали пестрые шатры тану и привязанные к коновязям халики.

– Отряд Блейна уже прибыл. – Минанан махнул рукой в сторону палаток. Потом он обратился к Элизабет: – Попробуй отыскать короля.

Женщина бросила мысленный взгляд в сторону лагеря.

– Он надежно спрятан. Не желаете ли поближе познакомиться с незваными гостями?

Все трое тану кивнули, и Элизабет приблизила к ним изображение группы людей, собравшихся за столами в большом шатре, служившем, по-видимому, столовой. Было время ужина. Два длинных стола отделены от других непроницаемым метапсихическим экраном. Во главе одного из столов сидел угрюмый, дородный, крепкий мужчина лет тридцати. Он почти не слушал, что втолковывал ему сосед, похожий на лису. Разговаривая с Хагеном, тот пренебрежительно посматривал по сторонам.

– Хаген Ремилард. – Элизабет кивнула в сторону сидевшего во главе стола мужчины. – Если бы не более темные волосы и не иная фигура, он был бы вылитый отец. Марк повыше, поизящней. Однако с точки зрения метапсихических данных ему далеко до папочки. – Потом она указала на Клу, расположившуюся в торце другого стола.

– Все они молоды! – удивился Крейн. – Неужели их разумы так необычны?

– Я пока очень мало знаю о Ремилардах – только то, что сообщил мне Эйкен. Что касается их метаспособностей – все они потенциально настоящие операнты, правда, совершенно необученные. Ими никто, в сущности, не занимался. Если, конечно, принять во внимание наследственность, то, возможно, они будут хороши в любой области метаоперантского искусства. Я не удивлюсь, если большинство из них окажется грозными творцами. Не забывайте, что они помогли Фелиции психокинетическим ударом разрушить Гибралтар.

– А заодно утопить тысячи людей, – бесцветным голосом добавил Минанан.

Экзотики внимательно разглядывали каждое блюдо, подаваемое на стол. Молоденький чернокожий рассказывал что-то смешное. Родители постоянно вытирали детям измазанные личики и всякий раз учили, как следует себя вести. К толстому, оплывшему юноше приставал сосед – упрашивал его взять второй кусок каламосского торта.

Дионкет внимательно изучал столь странных людей.

– Что за страсть гонит их в Галактическое Содружество? – спросил он.

– Ведь они готовы пойти на что угодно, только бы вернуться туда.

– Вопрос очень сложный, – ответила Элизабет. – С точки зрения нравственности их воспитание трудно назвать идеальным.

– Ладно, мы варвары, – пробормотал Минанан. – Но кто же тогда они?

– И ваше Галактическое Содружество, – добавил Дионкет. – Стоит ли иметь дело с бандой разбойников?

– Каждый разум имеет право попытаться достичь зрелости. Процесс этот всегда крайне болезненный; важно осознать свои недостатки, не пропустить возможность искупить вину. Галактические руководители прекрасно знают, кто раскаялся искренне, а кто нет. Теперь никто не сможет провести Союз… больше никто.

Они миновали лагерь, последний вездеход, последний шатер мелькнул внизу. Прозрачная сфера летела над густо поросшей лесом предгорной равниной. На западе сгустилась тьма, частые зарницы поигрывали в той стороне, раскатистое громыхание долетало оттуда, словно кто-то могучий, дерзкий рассыпал над землей тревожную барабанную дробь. Сильный ветер безжалостно гнул верхушки деревьев.

– Пещера лежит между теми холмами, – указал вперед Минанан. – Вход тщательно замаскирован, и сколько бы ты ни искал – не найдешь.

Сфера спустилась пониже. Вот уже на уровне глаз замелькали верхушки деревьев. Замедлив движение, прозрачная сфера спланировала к самой земле и нырнула в чащу. Путешественники приземлились на узкой полянке у подножия холма, где протекал звонкий ручей. Здесь было тихо, вокруг лежали огромные сонные мшистые валуны, толстые лианы таинственно свисали с высоких густых акаций. Где-то вверху чуть слышно посвистывал ветер. Вправо от ручья тянулась едва заметная узкая расщелина. Минанан повел туда своих спутников и первым наткнулся на тончайшую паутину, закрывавшую вход. Сбоку возле скальной щеки сидел замечательный, с кулак величиной, расписанный золотом паук. Минанан Еретик глянул на него, осторожно, не касаясь, поднял животное, одновременно, мысленно зацепив край паутины, отодвинул ее в сторону и быстро скользнул в темный провал.

– Каков королевский страж! – произнес с улыбкой Минанан и, обратившись к спутникам, миновавшим паутину, добавил: – А вы заметили, что мы добрались сюда до дождя?

Ему никто не ответил. Через несколько шагов померк верхний свет, и они оказались в пещере, забитой камнями и сгнившей листвой. Минанан повел всех дальше и возле глухой на первый взгляд стены резко свернул вправо, в черную узкую щель. Он поднял вверх два пальца – яркий желтый язычок пламени заплясал между ними. По извилистому коридору, где тану могли двигаться только согнувшись в три погибели, целители добрались до устья расширявшегося туннеля. На стенах блестела просочившаяся влага, в воздухе, колебавшемся к каком-то зловещем ритме, явственно пахло металлом.

Пройдя несколько шагов, целители наконец оказались в каменном мешке. Стены здесь были сплошь испещрены многочисленными, поблескивающими в слабом свете красными и оранжевыми прожилками минералов. Впереди виднелась дверь из трухлявого дерева, на которой где-то на уровне колен рыцарей тану были вырезаны причудливые идеограммы фирвулагов. Как раз на уровне глаз карликов.

Минанан, нагнувшись, перевел:

– Ртутная пещера. – Вдруг он насторожился, повернул голову к своим товарищам. – Слышите?

Элизабет, Крейн и Дионкет замерли, напрягли свои метапсихические способности и прислушались, но за сломанной дверью было тихо. Едва слышно капала со стен вода, слабо хрустнул под ногой рыцаря камешек.

Минанан убавил свет и опасливо тронул щеколду. Откинув ее, нажал на дверь – та отошла в сторону, и из щели просочился бледный, чуть колеблющийся свет.

– Будь настороже! – предупредил Дионкет.

Створка двери беззвучно отошла в сторону, внутрь вела короткая каменная лестница. Минанан шагнул на первую ступеньку, спустился вниз. Целители следовали за ним.

Перед ними открылся большой зал, свод которого поддерживали столбы, вырубленные из окружающей горной породы. В центре зала металлическим поблескивающим зевом выделялся квадрат со стороной метров в пять, заполненный какой-то жидкостью, отражающей даже во мраке сводчатый, неровный потолок. Справа в вырезанной в стене нише горел тусклый свет, шафранно-белесым пятном ложившийся на противоположную шероховатую серую стену.

На световом пятне четко рисовалась тень чудовища. Она покачивалась взад и вперед, и понять, как велико чудовище и что оно собой представляет, было невозможно. Минанан и его спутники сделали несколько шагов – тень на мгновение замерла, и ее можно было разглядеть.

Туловище вроде бы человеческое, но слишком толстое – отвисший огромный живот, такие же увесистые студенистые ягодицы, а ноги ниже колен

– на удивление стройные. Чудовище было приметно большими торчащими грудями с лиловато-багровыми сосками, служившими как бы подставками для гибких, похожих на трубки рук. На широких плечах извивались три длинные шеи, переплетенные, словно у сифона. Головы на длинных шеях и в кошмарном сне не привиделись бы: одна – птичья, страшная и зубастая, другая – львиная, обезумевшая, третья напоминала морду динозавра или змеи. Все три головы были с клыками, с которых капал яд, раздвоенные языки высовывались наружу.

– Великая Богиня! – прошептал Крейн. – Что это? Это не фирвулаг, не ревун… Мы бы сразу почувствовали их ауру. Кто… кто это?!

Все три головы чудовища издали тихий, разный по тону рык, сменившийся ревом. Ярость и гнев слышались в нем. Что-то бесформенное начало прирастать в нижней части тела чудовища – в паху. Выпуклость вдруг оформилась как древесный ствол толщиной примерно в три ноги. Монстр начал терять равновесие, ствол потянулся вверх, подхваченный лапами. Когда чудовище согнулось, головы расплелись и дико взвыли. Подобного трио никому из присутствующих слышать еще никогда не доводилось. Наконец тень, заваливаясь на спину, опрокинулась, груди вздыбились, почти уперлись в потолок, тут стало ясно, что за выпуклость росла у чудовища из промежности

– гигантский член, возбужденный, перевесивший и одолевший собственное тело, разросшийся до невероятных размеров, коснувшийся потолка. Монстр отчаянно заревел, внезапно тень поглотили три вспышки белого пламени. Стоны погибающего монстра еще некоторое время носились по залу, отражались от стен, дробились о колонны, затихая, – в них теперь слышалась мольба.

– Все, бред кончился, – тихо произнесла Элизабет. – Пойдемте.

– Куда! – вскричал Минанан и мгновенно воздвиг перед женщиной защитный экран.

Целительница повернулась к нему и отрицательно покачала головой. Великан тут же убрал экран. Он и его товарищи теснее сгрудились вокруг Элизабет, готовые отразить любую угрозу. Медленно они прошли мимо квадратного углубления-зеркала и мимо ниши, где только что пряталось чудовище. Вокруг стояло гулкое, нарушаемое лишь звуком шагов безмолвие.

Элизабет вернулась к нише и вошла туда. На полу лежал метаактивный кристалл, источающий тусклый свет, словно гаснущие угольки. Свет падал на лицо человека, пристроившегося рядом. Это был Эйкен Драм. Тело у него было человеческое, в лице тоже ничего странного. Глаза открыты, рот полуоткрыт. Одет он был в свой обычный походный костюм. Куртка горбилась на спине.

Элизабет встала возле него на колени, расстегнула верхние крючки, погладила шею. Эйкен слабо улыбнулся.

– Вы пришли, – прошептал он. – Теперь все будет хорошо.

Эйкен Драм спал, и ему снился сон.

Он стоит на зеркальной поверхности, простирающейся от одного конца горизонта до другого. Над ним посвечивает усыпанный звездами ночной небосвод, на котором мерцает созвездие Стрельца. Точно так оно было видно на его родной планете Далриаде. Глянув под ноги, он увидел отражение звезд, свое собственное обнаженное тело, увидел свое задумчивое лицо. Испуганно вскрикнув, он выпрямился, посмотрел по сторонам. Никого и ничего. Тогда кто же там? Он опять опустил голову и снова увидел их – мужчину и женщину. Они стояли за спиной, невысказанное осуждение застыло на их суровых лицах.

Он никогда не видел их раньше. Мужчина был черноволос, со сверкающими глазами. Нос крупный, рот плотно сжат. Волосы женщины цвета меди, вьющиеся. Высокие дуги бровей. Тонкие черты лица, искаженного презрением,

– его трудно было назвать красивым.

– Откуда вы явились? – Эйкен принялся ругать незваных гостей. Они отвели взгляды, потом опять посмотрели на него. Легкие насмешливые улыбки появились на их лицах и сразу исчезли. Теперь они смотрели на него с немым укором. Тихое попискивание донеслось до Эйкена, затем в скулящие звуки вплелась песенка, которую он слышал в детстве, ее сменил его собственный, изрыгающий грубую брань голос уже взрослого Драма.

Зеркальная поверхность под ногами вдруг вздыбилась, заходила ходуном, потом потекла, как ртуть. Он провалился и внезапно увидел себя на довольно однообразной и вроде бы знакомой местности – редкая травка, колышущиеся цветочки, рядом опушка леса, отделенная ровно уложенными камнями.

Он поднял один из них, на светлой поверхности разобрал слова:

Я не был, я пришел, чтоб быть.

Я был, теперь не существую – вот и все.

И слово лишнее есть ложь.

Меня не будет.

Некоторые камни были скрыты травой. Он поднял еще один – на нем не оказалось ни слова, ни единой буковки. Поколебавшись, Эйкен положил камень на место и внимательно оглядел весь ряд камней. Вероятно, они очерчивают границу, которую – так подсказывало чутье – опасно переступать. Эйкен еще раз внимательно оглядел камни. Посмотрев на свои ноги, он вспомнил, что обут в старые желтые ботинки с секретными отделениями. Костюм его тоже имел множество потайных карманов, в каждом из которых ждала своего часа какая-нибудь полезная в дальнем путешествии вещица.

– Почему бы не вкусить прелестей ада? – дерзко спросил он самого себя и храбро перешагнул через камни.

Эйкен изо всех сил боролся за свою жизнь. Соленая вода заполнила рот, стояла в носу, тянула на дно. Из последних сил он рванулся вверх, к свету

– зеленоватому и манящему, все более яркому, пропитанному солнечными лучами. Он с шумом вынырнул на поверхность, закашлялся, с трудом глотнул воздух – сил бороться уже почти не оставалось. Еще мгновение, и он снова, уже навсегда, погрузится в пучину.

Тут Эйкен успел заметить что-то необычное, плывущее к нему, округлое, вместительное. Боже, это котел. Котел как спасательное средство! То ли от истеричного смеха, то ли от страстного желания спастись, он отчаянно заколотил руками по воде. Как ему удалось одолеть эти несколько метров, он не знает, только вот она, ручка! Эйкен судорожно вцепился в нее.

Змеиная голова, показавшаяся над краем котла, бросилась на него и вцепилась в руку. Капля яда, капнувшая из змеиного зуба, попала Эйкену в левый глаз. Человек закричал от страшной боли и опять погрузился в воду. Боль мгновенно утихла. Эйкен позволил себе расслабиться, побултыхаться в теплой мутной воде… воде, несущей смерть.

– Нет! – воскликнул он. Ярость охватила Драма. Вынырнув на поверхность, он снова ощутил невыносимую боль, но теперь рядом с ним на воде покачивался Святой Грааль. Он опять ухватился за его край, и в тот момент, когда Мерси, разинув пасть, бросилась на него, успел схватить змею за шею и начал молотить мордой о край, пока чудовище не испустило дух. Тогда он влез в священный сосуд – обессилевший, но спасенный.

Ведьма Мейвар склонилась над ним и коснулась губами века его отекшего, ничего не видящего глаза. Он тут же прозрел. Затем она, словно маленького ребенка, завернула его в подол, согрела, напоила и принялась укачивать.

Вот он на ровном и широком плацу, сверкающем выступившими кристаллами соли. На нем сияющие золотом доспехи. Противника нигде не видно. Трус! Где ты прячешься? Почему робеешь выйти на поле боя и сразиться?

Потрясая фотонным копьем, он через опущенное забрало пристально вглядывался в сверкающую равнину. На шлем пала тень – Эйкен глянул на солнце.

Золотой орел, выставив перед собой когтистые лапы, завис над ним. Забрало вдруг откинулось, и острые когти впились в его правый глаз. Он вздрогнул. Хищная птица издала победный крик. Эйкен тяжело завалился на спину, небо окрасилось в алый цвет, солнце померкло. Эйкен знал, что ему не уйти с поля – наполовину ослепший, страдающий от жары, он будет лежать здесь, пока не умрет. Орел теперь кружил высоко-высоко; король, постепенно изжаривающийся в доспехах, был бессилен.

А как же копье – дар Корабля? Из последних сил Эйкен поднял хрустальное копье, прицелился и выстрелил прямо в солнечное око. Свет затопило светом. Древняя священная птица, кувыркаясь, падала из поднебесья. Небо густо окрасилось синью. Коснувшись просоленной земли, орел обернулся рыцарем в дымчатых стеклянных доспехах – в руке он сжимал осколок меча!

Агонизируя, Эйкен подполз к неподвижно лежавшему человеку – жизнь с каждой слезой, вытекающей из раны в глазнице, оставляла его. Дрожащей рукой он сумел дотянуться до шлема павшего с небес рыцаря и откинул забрало.

Это был Стейн Ольсон.

Земля поплыла перед глазами – король, теряя сознание, приподнялся и всей тяжестью рухнул на панцирь, прикрывавший грудь великана. Солнечные лучи просвечивали его тело насквозь – там, в глубине, под ребрами еще билось могучее сердце. Изумленный, все еще живой Эйкен сумел встать на ноги. Богатырь улыбнулся и, словно давая клятву верности, протянул ему сломанный меч. Эйкен принял дар и почувствовал, как жизнь мощным потоком хлынула к нему. Взгляд прояснился. Он припал на колено и поцеловал умирающего в губы.

Темная ночь по-прежнему отражалась в зеркальной поверхности.

Над заполненным ртутью бассейном выросла фигура трехглавого чудовища, поплыла к поблескивающему гранитному краю и воспарила над зеркальной гладью. На первый взгляд в чудовище не было ничего ужасающего – телесные пропорции соблюдены, конечности стройные… вот только три головы. Средняя, львиная голова гордо смотрела вперед, драконий и орлиный лики были повернуты к ней и склонились в легком полупоклоне. Созвездие Стрельца отражалось в зеркальной глади, потом в нем появилось еще чье-то отражение. Это было его собственное – Эйкена Драма – лицо.

– Однако что все это значит?! – не скрывая раздражения, воскликнул он.

– Все кончилось, – объяснила Элизабет.

Эйкен некоторое время задумчиво смотрел на нее.

– На Далриаде меня считали психопатом, – наконец произнес он.

– А ты им и был. Страдающая душа, разодранная, ощущающая нехватку женской ласки. Урод, калека. Этим и должно было кончиться. Ты умен, обаятелен и слишком эгоистичен. Ты не способен любить никого, кроме самого себя, хотя, когда тебе выгодно, у тебя достанет хитрости проявить сострадание, жалость, доброту.

– Они держали меня взаперти и терзали!

– Ты являлся угрозой для цивилизованного общества, поэтому с тобой поступали соответствующим образом. Ты еще в долгу перед ними. Тебе удалось найти убежище в плиоцене. Здесь ты столкнулся с торквесами. Твой первый, серебряный торквес переформировал сеть каналов, по которым циркулирует психическая энергия. Твой мозг начал видоизменяться, и вскоре ты понял, что обладаешь огромной ментальной силой. Процесс шел все быстрее – желания совпали с твоими потенциальными способностями.

– В Галактическом Содружестве это было совершенно невозможно.

– Конечно, а почему? Потому что все дело в твоих желаниях. Что ты представлял собой? Болезненно честолюбивую особь… Жажда власти гнала тебя. На Многоцветной Земле ты нашел то, что искал. Мир здесь прост, неустроен. Тебе понравилось. От радости ты дважды, не думая о последствиях, поступил без оглядки на собственную выгоду. Здесь ты развернулся! Быстро достиг вершин ментальной интеграции, но тебе показалось мало! Ты жаждал королевской власти. Ты считал глупым быть просто сильной, добившейся успеха личностью. Тебе была нужна мишура, связанная с короной. Но вот она у тебя в руках. Теперь чего ты хочешь? Я могу ответить – всего! Гонимый внутренними бесами, ты вобрал в себя два сверхмощных разума и попытался с их помощью стать полубогом. А ведь прежде чем вобрать в себя метапсихическую энергию, ты уже знал, что тебе не удастся ее переварить. Правда? Твой уровень гораздо ниже, и ты никого не сможешь провести.

– Нет, я был уверен в своих силах.

– Возможно, но верится с трудом. Ты же не полный дурак. Вспомни те иллюзорные тела, в которые ты любишь перевоплощаться: бабочка, стрекоза, ночной коршун, золотой сокол. Каждый последующий могущественнее, чем предыдущий, но все они крылаты, неуловимы и легкомысленны. Дело в том, что ты король-самозванец, по крайней мере чувствуешь себя таким.

– Из грязи да в князи?

– Амбиции душат тебя. Тебе бы править миром, не так ли? Вот почему, несмотря на смертельную опасность, ты решил запастись дополнительной метапсихической энергией. Все твои оправдания – лукавство, попытка обмануть не только нас, но прежде всего самого себя. Ты мне напоминаешь человека, который, имея чудесный добротный дом, вдруг возжелал перебраться во дворец. Любым способом. Однажды ты решил – почему бы и нет, тем более что все необходимые строительные материалы под рукой.

– При этом разрушив к чертовой матери прежнее жилье. Так? В этом причина болезни?

– Да. Исцелить себя можешь только ты сам. Дионкет, Крейн и я в состоянии помочь тебе – я провела их по глубинам твоего разума. Они выдержали путь на Голгофу, но вознестись и возродиться ты должен сам. Не вешай нос, Эйкен, ты способен на это! Каждый человек способен – забытых и потерянных нет. Дворец, о котором ты мечтаешь, никогда не будет закончен, тебе следует пересмотреть проект и средства. Одно должно соответствовать другому.

– Когда же ждать окончания работ? – усмехнулся Эйкен.

– Может, через годы, а может, и через мгновение.

– Ты, Элизабет, помолись, чтобы это произошло побыстрее. Ради всех нас! И последнее, чего я никак не могу понять: почему именно львиная голова?

– Эту тайну можешь раскрыть только ты сам. Какую символику в твоем бессознательном суперэго несет этот образ? Очевидно, лев – царственное животное, но у него нет крыльев! Иногда он появляется в твоих воспоминаниях о молодых годах. Иногда ты поворачиваешься к смертельной опасности звериной мордой – вот что нам удалось извлечь из твоей памяти.

– Неужели я когда-нибудь избавлюсь от немыслимых кошмаров?

– Ты же человек, дорогой, и каждый день стоишь перед выбором. Вполне возможно, что ты потерпишь неудачу Архетип трикстера практически неуловим, его очень трудно идентифицировать с тем или иным бессознательным влечением, образом. Понимаешь, трикстер – существо, которым мы одновременно восхищаемся и кого боимся. Мы, люди, бессознательно ощущаем, что он неуловим, многолик. Трикстер появляется, наносит удар и тут же скрывается – это вечное непостоянство мучает нас. Но он также спасает нас, веселя и высмеивая все тяготы жизни, как бы поддерживает равновесие между радостью и страданием. Мы как бы постоянно дрейфуем между двумя полюсами, приближаясь то к одному, то к другому. Он принимает нашу боль на себя – так сказал один великий психоаналитик. Это тоже может помочь тебе понять, что означает для тебя львиная голова. Если ты с покорностью примешь этот образ – неотъемлемую часть твоей души, то перестанешь стремиться к бегству от самого себя, от Меркурия. Возможно, тебе следует оставить привычку насмешничать и каким-то другим способом попытаться сохранить свое «я». Может, придется отказаться от того образа жизни, который ты ведешь.

– Ха! От подобных мыслей лучше держаться подальше!

– Ненаглядный мой! – засмеялась Элизабет. – Пойди, поймай за хвост мысли, вечный ты мой Гермес Триместигон, тримогущественный властелин.

– В ловле мыслей за хвост ты вполне можешь положиться на меня, – улыбнулся король.