Врата в Сатурн

III

— Откуда тут это пушистое счастье? — опешил я.

— Мя-а-ау! — ответил новый член экипажа.

Юрка поставил переноску на стол. Видимо, недостаточно аккуратно, потому что внутри возмущённо мявкнуло.

— Из «Астры». Я провёл у них полторы недели, работал со стажёрами в рамках юниорской программы. И вот, всучили на прощанье…

«Астрой» именовался большой подземный тренажёрно-имитационный комплекс, предназначенной для психологической акклиматизации, подготовкии тестирования будущих обитателей Внеземелья. Название было заимствовано из детского фантастического фильма «Большое космическое путешествие» — там группа юных космонавтов тоже помещается в замкнутый «имитатор» межпланетного корабля, оставаясь в полной уверенности, что на самом деле они в самом настоящем космосе. Мы все, наша группа, в своё прошли время через подобный этап подготовки — и сохранили о нём массу разнообразных воспоминаний. С появлением на орбите большого количества станций, «Астру» целиком передали в распоряжение «юниорской» программы Проекта, и теперь там проходили начальную подготовку группы, прибывавших из филиалов в других городах, и даже из-за границы.

Я заглянул с переноску. Кот сидел, сжавшись в углу, и беззвучно разевал пасть, усаженную острыми зубами. Уши он прижимал к голове так, что их вовсе не было видно — что, насколько я мог припомнить, на кошачьем языке означает то ли страх, то ли готовность к драке.

— Не слишком он у тебя дружелюбный… Что с ним там, в «Астре» делали?

— А я знаю? — Юрка пожал плечами. — Говорили: добрый котик, ласковый, не пожалеете… Он у них больше года прожил, привык. Может, из-за этого?..

— Ясно. — я отошёл от стола. — Отказаться не пробовал?

— Хотел, но мне предъявили распоряжение главного психолога Проекта: «В целях оздоровления климата на корабле и психологической разрядки отдельных членов экипажа…» Спорить, сам понимаешь, бессмысленно.

— А ты пробовал?

Он беспомощно развёл руками.

— Всё ясно. — я кивнул. — Спасибо Евгению нашему Петровичу за неусыпную заботу. Щёку это он тебе расцарапал? Не Евгений Петрович, кот…

— Он, кто ж ещё? — Юрка заглянул в переноску. Хвостатый пленник ответил из-за никелированных прутьев мрачным взглядом, но на этот раз промолчал.

— Я показал его девчонкам из эксплуатационного сектора, так они стали умиляться: «ой, котик, ой, пушистик, дайте сейчас же погладить!» Ну, я сдуру, ящик и открыл…

Я ухмыльнулся.

— Дальнейшее можешь не объяснять. Долго потом ловили?

— К счастью, дело было у них в каюте, бежать особо некуда — люк-то заперт… Кот тискать себя не позволил — вырвался, забился под койку и стал шипеть оттуда на весь белый свет. А когда я полез его вытаскивать, стал отбиваться так, словно я собираюсь его кастрировать! Все руки мне исцарапал и физиономию тоже, пока не сообразил снять куртку и накинуть на него. Наверное, придётся теперь новую выписывать…

Я пригляделся — действительно, обитатель переноски устроился на скомканной форменной куртке.

— Да, коты они такие… злопамятные. Боюсь, остался ты без психологической разрядки — он теперь тебе это нескоро забудет. Видал, как зыркает?

Кот Дася всё так же сверкал из переноски ярко-жёлтыми глазищами, демонстрируя готовность защищаться до последнего.

— Обойдусь как-нибудь. — отмахнулся Юрка. Я вообще с котами не очень, другое дело Бритти твоя… А с этим бандитом пусть Юлька отношения налаживает, у неё точно получится!

Я кивнул. Юлька — она же Лида Травкина, ещё один член нашей команды, — продемонстрировала способность находить общий язык с любыми представителями собачьего, кошачьего и даже лошадиного племени. После возращения с орбиты мы, получив двухнедельный отпуск, отправились на одну из подмосковных баз отдыха Проекта, где она чуть ли не силой заставила меня обучаться верховой езде — причём сама ухитрялась договариваться с самыми буйными и непослушными жеребцами на конюшне. Как она это делала — понятия не имею, а только и рыжий кот Том, Даськин предшественник на «Астре», и уж тем более, Бритька, были от неё без ума.

— И что же теперь с ним делать?

Юрка замялся.

— Ну… до отлёта поживёт здесь, с нами.

— Я ему лоток в гальюне поставлю,– мне его в «Астре» выдали. Вентиляция там мощная, пахнуть не будет… надеюсь.

— А опилки? — спросил я, подумав мельком, что здесь, наверное ещё не продуют наполнители для кошачьих туалетов — и уж тем более, неоткуда им взяться на станции. Или, наоборот, есть откуда, раз уж важные персоны Проекта самолично пристраивают мурлык на орбиту?

— Песок. — он кивнул в укол, где действительно стоял полиэтиленовый пакет с чем-то жёлтым. — Здесь, на станции взял, у ботаников в рекреационном секторе. Они, кстати, сказали, что… хм… использованное содержимое к ним можно носить, в качестве удобрения.

…Ну да, конечно: самое разумное решение для корабля с его замкнутым циклом. На 'Заре ведь тоже будет рекреационный сектор с газончиками и кустиками, и неудивительно, что Юрке уже сейчас приходится практиковаться…

— Ну, это уж ты сам. — сказал я. — Раз тебе кота поручили — ты и возись с его… отходами жизнедеятельности. Кормить-то чем собираешься?

Вместо ответа Юрка продемонстрировал пакетик из серебристой фольги с надписью «Мясо куриное, консервированное» — такие присылали на внеземные объекты вместе с прочими полуфабрикатами. Узнику переноски этот предмет явно был знаком, он закопошился и просительно мяукнул.

— А если опять куда-нибудь забьётся?

— Да сколько угодно. Главное — в коридор его не выпустить, а то лови потом по всей станции.

Я представил себе эту картину: мы с Юркой носимся за хвостатым беглецом по кольцевому коридору, загоняем его… ну, скажем, в лабораторию спектрометрии, где Дася начинает скакать по столам и полкам, сбрасывая хрупкие приборы под аккомпанемент проклятий научных сотрудников…

— Да уж, не хотелось бы. Ладно, пусть пока посидит в своём ящике, а мы прошвырнёмся пока по станции. Надо бы повидать кое-кого… и вообще.

— Ага! — Похоже, моего соседа не слишком привлекала перспектива возни с хвостатым членом экипажа. — Только водички ему оставлю.

— Выпустить хочешь? — я с опаской покосился на переноску. Её обитатель подозрительно затих, даже шуршать трофейной курткой перестал. Может, строит какие-то свои, кошачьи, но непременно коварные планы?

— Не… — Юрка помотал головой. — Там поилка встроенная. Сейчас налью — и пошли!

— Уже проголодался? — спросил Юрка, когда мы повернули по кольцевому коридору в сторону столовой. — Вроде, ужин только через час…

— Я не обедал. Да и завтракал ещё дома, вМоскве. Но дело не только не в еде…

— Нина Ветрова? — понимающе прищурился он.

Я кивнул. Жена бывшего нашего артековского вожатого, а впоследствии, куратора «юниорской» группы, в которой состояла чуть ли не половина экипажа «Зари», работала, на «Гагарине» инженером-кулинаром. Около года назад её переманили на «Джемини-Хилтон» — роскошный орбитальный отель, один из трёх (или уже пяти?) туристических комплексов, действующих на данный момент во Внеземелье. Я даже встречал её там — когда вместе с Юлькой посетили соревнования по сайберфайтингу, новому, невиданному ранее виду спорта, заключающемуся в групповой схватке в невесомости на светящихся «лазерных мечах», имитирующих оружие джедаев из «Звёздных войн». Финал турнира спонсировал сам Джордж Лукас, а мне, как одному из основателей сайберфайтинга (мы с ребятами ещё до выхода в свет «Новой надежды» упражнялись в невесомости с мечами из вспененного пластика, восполняя таким образом, недостаток движения на орбитальной станции), прислали приглашение на два лица. С Ниной же мы встретились на банкете, устроенной организаторами в честь победителей, команды станции «Гагарин» — и как раз тогда по внутренней трансляции прозвучало: «Связь с космической станцией „Лагранж“ потеряна, все попытки восстановить её к успеху не привели…» Нина побелела как бумага, пошатнулась и схватилась за стену: на «Лагранже» находился её муж. Дима Ветров должен был прибыть назад после долгой «вахты» на этой самой удалённой от Земли станции, но по роковому стечению обстоятельств отложил возвращение. Теперь он с горсткой товарищей по несчастью ожидал спасения в безднах Пространства, возле планеты Сатурн, до которой даже радиоволна добирается больше часа с четвертью.

Конечно, Нине сочувствовали все — и коллеги, и администрация орбитального отеля. Именно руководство «Джемини-Хилтон» и допустило ошибку: предложило ей, как «вдове погибшего в Внеземелье героя», крупные выплаты. Этого хватило, чтобы привести женщинув бешенство — она-то ни на миг не позволила себе усомниться, что Дима, как и прочие пленники «Лагранжа» живы и ждут спасательной экспедиции, которая обязательно прибудет вовремя. Допустивший эту неловкость менеджер орбитального отеля кинулся извиняться, сделал попытку загладить свою бестактность, но было уже поздно: Нина психанула всерьёз, и в тот же день разорвала контракт с «Джереми-Хилтон», оставив знаменитый орбитальный отель без лучшего своего шеф-повара. Сама же она вернулась на «Гагарин», где и заняла прежнюю должность — к вящей радости обитателей станции, получивших возможность наслаждаться кардинально обновлённым меню.

Сейчас Нина работала в пищеблоке жилой секции «С» (от должности главного инженера-кулинара, как и места преподавателя в техникуме, готовящем служебный персонал для Внеземелья, она решительно отказалась), и как раз туда мы направлялись с Юркой-Кащеем, оставив в каюте нового хвостатого члена нашего экипажа.

С Ниной встретиться не удалось — меньше, чем за сутки до моего прибытия на станцию, она отбыла на корабле межорбитальных сообщений к «Волкову», и должна будет вернуться не раньше, чем через неделю. Станция эта была совсем новая, размерами почти втрое больше «Гагарина». «Волкова» сдали в эксплуатацию меньше полугода назад; многие системы требовали отладки и настройки, население едва дотягивавшее до четверти расчётного, обходилось минимум бытовых удобств, словно вахтовики на дальней стройке- вот Нину и откомандировали налаживать на станции общественное питание.

Признаюсь: узнав об этом, я испытал некоторое облегчение. Не то, чтобы я был не раз предстоящей встрече — просто слабо представлял, что стану ей говорить. Набор стандартный успокоительно-бодрых фраз о том, что всё будет хорошо, и спасательная экспедиция прибудет вовремя? Сообщить, что новой информации о «Лагранже» и его экипаже пока нет, но она обязательно появятся в самом скором времени? Или, наоборот, сурово-мужественные призывы держаться и верить, несмотря ни на что? Всё это она слышала тысячу раз, в том числе и от меня — так стоит ли повторяться? Юрка-Кащей, насколько я смог понять, испытывал схожие чувства, так что мы перекинулись несколькими фразами с девчонками из столовой, оставили для Нины записку вполне жизнеутверждающего содержания («Привет, уходим к Сатурну, жаль, что не застали, жди добрых новостей…». Я пририсовал в конце улыбающийся смайлик (здесь этот термин пока не в ходу, во всяком случае, у русскоязычного населения станции) и мы покинули пищеблок, не забыв взять в стоящих у входа автоматах запечатанные стаканчики с кофе, булочки и бутерброды, завёрнутые в тонкую хрустящую бумагу. Культура «фастфуда» цвела на крупных внеземных станциях пышным цветом, несмотря на протесты медиков, утверждавших что выдающие напитки и вкусности автоматыпагубно влияют на строго рассчитанный график питания и должны быть безусловно ликвидированы. А как их ликвидируешь, если на любом совещании любого уровня перед половиной участников стоят знакомые картонные стаканчики, а контейнеры для мусора забиты смятыми бумажными (пригодные для переработки прямо на станции, ага!') упаковками от сэндвичей?

Со всем этим богатством мы устроились в обсервационном холле — ещё одной новинке, появившейся на «Гагарине» совсем недавно. Она представлял из себя один из отсеков, поверх которого был надстроен большой прозрачный купол. Оттуда открывался роскошный вид на Землю и окружающее Пространство, включая и плоскость «батута» — всякий раз, когда ожидалось прибытие или отправление очередного контейнера или корабля, в обсервационный холл заполняли желающие полюбоваться срабатыванием «тахионного зеркала». Толстое стекло купола содержало свинец в пропорции, достаточной, чтобы сделать безопасным четвертьчасовое пребывание «под открытым небом». Дольше тут задерживаться не рекомендовалось, о чём сообщали развешенные всюду предупреждающие таблички; тем же, кто собирался превысить этот срок, предлагалось устраиваться на особых лавочках, прикрытых сверху своеобразными зонтиками из золотистой светоотражающей фольги. Так мы с юркой и поступили: разложили на предусмотрительно прихваченных из столовки бумажных салфетках снедь, устроились поудобнее и стали обсуждать за трапезой ближайшие планы. До прибытия «Тихо Браге» оставалось ещё не меньше полутора суток, и потратить это время следовало с пользой.

— Может, к монтажникам заглянем? — предложил Юрка. — Там сейчас Зурлов на орбитальной практике, после первого семестра.

Я задумался. Володя Зурлов, мой однокашник по Школе Космодесантников. Вообще-то мы с ним не слишком близко знакомы — так, обычное общение в рамках учебной программы. Володя рапорт, чтобы его включили в экипаж «Зари» (а кто из нашей группы его не подавал такое?), но по результатам тестов не смог попасть даже в дублирующий состав — и с тех пор косо на меня поглядывает. Меня это не задевало — насильно мил не будешь, — скорее несколько удивляло. В среде будущих космодесантников не принято было завидовать друг другу, даже если один из нас получал по каким-то сугубо административным (а может и иным) соображениям преимущество над своими товарищами. Как вот, к примеру, я и другие члены нашей прежней «юниорской» группы, включённые в экипаж «Зари», так сказать, по умолчанию.

Хотя — может, это лишь игра моего воображения, и никакой зависти у Володьки и в помине нет? Ну, характер у человека такой, тяжело переживает собственные поражения…

— Ладно, пошли. — кивнул я. — У них там, кажется, новые «Омары»? Я с ними до сих пор дела почти не имел, хотелось бы увидеть…

— Есть, точно! — подтвердил мой спутник. — Я позавчера к ним заходил — так всё показали, и даже позволили покувыркаться в учебной зоне. Они и тебе позволят — если захочешь, конечно.

ОМБМ-3, «Орбитальный монтажно-Буксирный Модуль, модель третья», совместное творение инженеров подмосковной «звезды» и французских конструкторов, появился во Внеземелье меньше года назад, на смену старому доброму «крабу». И, хотя ОМБМ-3 был прямым развитием предыдущей модели, хорошо известной всем, работающим в открытом Пространстве, внешне он мало походил на своего предшественника. В «крабе» пилот, облачённый в «Кондор-ОМ» («ОМ» — «орбитальный монтаж», одна из модификаций этого исключительно удачного скафандра, предназначенного для наружных работ) висел, пристёгнутый к металлической раме, на которой, кроме ложемента, были закреплены маневровые двигатели, блоки манипуляторов и прочее оборудование.

Новую же модель конструкторы оснастили собственной мини-кабиной, капсулой жизнеобеспечения, с расположенными внутри органами управления. Передняя и верхняя часть капсулы сделали прозрачными; от ударов при возможных столкновениях её защищали гнутые, вроде «кенгурятников» на внедорожниках, решётки, сваренные их толстых дюралевых труб.При необходимости капсулу можно отстрелить, наподобие кабину у некоторых моделей сверхзвуковых истребителей — и некоторое время перемещаться в ней при помощи маневровых с микродвигателей, работающих от баллона со сжатым СО2. При этом автоматически включаются мощные аварийные проблесковые маячки, а так же «крикун» горланящий на всю околоземную орбиту «я здесь! спасайте-выручайте!» За пластинчатую нижнюю часть капсулы (между собой монтажники называют её «коконом»), а так же за пару массивных, очень длинных клешней-манипуляторов, аппарат получил прозвище «омар», быстро ставшее общеупотребительным.

Я, как уже говорил Кащею, до сих пор не имел дела с «омарами» — изучение препарированного макета в аудитории и упражнения на тренажёрах не в счёт, — и, конечно, обрадовался возможности познакомиться поближе с этим новейшим образчиком вспомогательного орбитального транспорта. Тем более, что в списке оборудования «Зари» значились четыре таких «Омара», и мне всё равно придётся их осваивать — так почему бы не сделать это сейчас, когда имеется и свободное время, и люди, способные квалифицированно ответить на любые вопросы, и даже организовать для меня небольшой учебный полёт на модной новинке?

Мигнули зелёным индикаторы готовности, в наушниках раздалось диспетчерское «Башня — Третьему, старт разрешён!» — и я привычно толкнул от себя рукоятку тяги, маршевого двигателем. Звёздный купол вокруг меня дрогнул и сдвинулся, закручиваясь влево, и я поспешил скомпенсировать вращение маневровыми соплами. «Омар» выровнялся, и я замер, следя краем глаза за уплывающими назад створовыми огнями, обозначающими края учебной зоны.

Цифры на табло, фиксирующем дистанцию до шлюза быстро мигали. Что-то я разогнался — по условиям учебного задания, максимальная скорость не должна превышать десяти метров в секунду, а у меня все двенадцать… шевельнув пальцами левой руки, я дал короткий импульс тормозными дюзами — беззвучные струйки пара, цифры послушно замедляют бег, порядок!

Я удовлетворённо оглянулся. Голова пилота «Омара» помещалась, за неимением обычного гермошлема, в прозрачном пузыре вдвое большего диаметра. Кроме того, прозрачной была и часть передней панели капсулы, прикрывающей пилота примерно поясницы — так что обзор отсюда открывался превосходный. Качество особого ударопрочного, стойкого к радиации и ультрафиолету стекла тоже было на высоте, так что моментами я попросту не видел его — особенно, если выключить проблесковые маячки, расположенные по бортам буксировщика. Именно это я и проделал — и внезапно задохнулся от пронзительного ощущения отсутствия хоть какой-то преграды между ледяной пустотой Пространства и собственным телом, защищённым одним лишь рабочим комбинезоном. Продолжалось это считанные секунды — потом на «омар» упал луч прожектора, установленного на броне служебного кольца станции; но я ещё какое-то время не мог заставить себя пошевелиться, чувствуя струйки холодного пота, сползающие между лопаток. Вот, к примеру, опыт, который не приобретёшь ни на каком симуляторе, подумал я, а ведь об этом инструктора в Центре Подготовки не предупреждали…

В остальном управление «Омаром» практически не отличалось от пилотирования «краба» — разве что, инерция более массивного агрегата была побольше, что, конечно, следовало иметь в виду при выполнении особо тонких манёвров. Но как раз с этим я вполне освоился ещё на Земле, на тренажёрах — а потому легко, без помарок подошёл к тренировочному объекту (его роль играл вынесенный на длиннющей телескопической штанге списанный «краб»), захватил раму клешнями-манипуляторами, проверил ориентацию относительно станции. Потом дважды, как требовалось по инструкции, дал тяговый импульс, следя, чтобы вектор и мощность не выходили за предписанные значения — и бодро отрапортовал: «Третий — башне, выполнение учебного задания закончил!»

Однако, вместо ожидаемого «Третий, возвращайтесь к причалу», руководитель полётов (тот самый Володя Зурлов, наблюдавший за мной из прозрачного пузыря диспетчерской) скомандовал: «Третий, отойти на триста метров назад и затормозить. Через девяносто секунд внеплановое прибытие полезной нагрузки, ждите распоряжений».

Что ж, подумал я, обычное дело: на Земле (а может, и на другой орбитальной станции) что-то пошло не по плану — и диспетчеры, распоряжающиеся перемещением орбитальных кораблей, грузовых контейнеров, пассажирских лихтеров и прочей «полезной нагрузки» сочли необходимым внести изменения в график работы «батута». Инструкция строго предписывала на момент срабатывания «тахионного зеркала» прекратить все плановые манёвры вблизи станции и перейти в режим ожидания — а инструкции, как известно, пишутся не на пустом месте. Я послушно заставил «омар» попятиться, проконтролировал дистанцию, собственный вектор относительно реперных маяков, обозначающих границы «учебной зоны» (порядок, в допустимых пределах) и доложил о готовности. Но не успел я договорить «Третий-башне, предписанную позицию занял…», как в наушниках взвыл тревожный ревун. По глазам хлестнула лиловая вспышка, и внутри станционного «бублика» возникла вспыхнула и повисла светящаяся мембрана. Её лилово-фиолетовые отсветы сделали всё вокруг — части конструкции «Гагарина», учебный «краб» на штанге, клешни моего «омара» по бортам капсулы — каким-то призрачным, нереальным. Я, как это случалось всякий раз, когда мне приходилось присутствовать при срабатывании «космического батута», не мог оторвать глаз от поверхности «тахионного зеркала», по которому медленно расплывались круги — словно от брошенного в воду камешка. Вот они стали чаще, мембрана зарябила — и лопнула, пропуская сквозь себя нечто тёмное, массивное, угловатое. Ещё вспышка, сияние исчезло, сменившись иллюминацией проблесковых маячков и габаритных огней. Я пригляделся и присвистнул от удивления — медленно вращаясь, от «Гагарина» удалялся «Тихо Браге», старый знакомый, прибытие которого предполагалось не раньше, чем через тридцать два часа — и которому предстояло доставить нас с Юркой-Кащеем котом Дасей к станции «Звезда КЭЦ» — и дальше, к ожидающему на лунной орбите планетолёту «Заря».