Времена огня и погибели

Пролог

Тот год выдался темным и смутным. Сразу после Крещения моровая язва, явившаяся из-за южного моря, прошла по Острову, унеся многие тысячи жизней. В Винчестере и Гластонбери, в Корнуолле и на севере, в земле пиктов – всюду горели погребальные костры. При дворе короля Пендрагона в Камелоте оказался спущен его флаг, с алым змеем. Церкви не успевали отпевать умерших, и могильщикам предстояло немало работы.

Едва прошла эпидемия – началась смута. Опять восстали при оружии саксы, что были разгромлены пятнадцать лет назад при горе Бадон, – и пошли войной на пределы Логрии, предавая огню поселения гаэлов и римлян. Народ надеялся, что король призовет своих рыцарей, как делал это не раз прежде, дабы изгнать неприятеля. Но между рыцарями и монархом случился разлад.

Первый из пэров Круглого стола, сэр Ланселот из Бенвика, прозванный Озерным, предался грешной связи с супругой короля, королевой Джиневрой. Храбреца, прежде честно служившего Альбиону, обвинили в измене. Сэр Гавейн, герцог Оркнея, требовал его головы. Государь стремился примирить вассалов, но, опозоренный и ославленный рогоносцем сам, не имел уже уважения среди подданных.

Благородные лорды сошлись в битве, когда принадлежавший сэру Ланселоту замок Бенвик оказался осажден войском сэра Гавейна. Король явился с малой свитой, горяча коней, и надеялся вразумить подданных, но он опоздал. Оба рыцаря, бывшие прежде боевыми товарищами и почти друзьями, сошлись в поединке – преломили сперва копья, а после взялись за мечи. Долго шел тот бой, и наконец сэр Гавейн пал бездыханным. Ланселот победил, но мало было чести в той победе.

Понимая, что предал сюзерена и погубил соратника, выступавшего за доброе имя королевского дома, опозоренный рыцарь, в окружении врагов и друзей, преломил свой меч – и обернулся лицом к государю, Артуру, сыну Утера, что звался Пендрагоном.

– Мой повелитель и друг, – сказал сэр Ланселот, и свидетели клялись потом: он с трудом сдерживал слезы, – я не стану больше отрицать преступлений, в совершении которых меня упрекали. Я обманул ваше доверие и запятнал ваше доброе имя. Хотите срубить мою дурную голову с плеч – поскорее сделайте это.

Рыцарь шагнул вперед, отбросив в сторону рукоять с обломком клинка, и встал перед королем на колени. Решительный и непреклонный, непоколебимый в битве, ни перед кем не отводивший глаз, сейчас герой Альбиона казался таким же сломленным, как был сломан его меч. Ланселот опустил голову.

С минуту его сюзерен стоял молча: Артур Пендрагон явился сюда, желая убедить рыцарей не сражаться друг с другом, – но один уже лежал на земле бездыханный, и гнев, овладевший владыкой Камелота, оказался силен. Он смотрел на вассала – и вспоминал, как тот клялся ему в верности и вместе с ним ездил на битву, а затем предательски и подло овладел женой Артура на их общем супружеском ложе. Вспоминал Артур и насмешливые шепотки придворных, что достигали в последние недели его слуха. Он думал о похабных песнях, что уже распевают, небось, на площадях ваганты.

Ярость кипела, ища выхода. Один взмах меча – и предатель падет, а вместе с тем очистится изгаженная королевская честь.

Пальцы короля сомкнулись на рукояти Экскалибура, клинка, подаренного ему чародейкой. Артур до середины выдвинул меч из ножен, и солнце осветило древние письмена, отчеканенные на лезвии, – слова на языке, что был старше латыни, и эллинского, и наречий гаэлов. Стояли, затаив дыхание, подданные… а затем государь спрятал меч обратно.

– Живи как хочешь, – сказал он сухо. – Если ты подохнешь, то не от моей руки. Эй, вы! – возвысил Артур голос. – Сим дарую этому человеку мое королевское прощение. Кто тронет его впредь, окажется виновен перед законом. Бедивер, – распорядился он дворецкому, – устройте Гавейну достойные похороны.

Король ушел, взмахнув алым плащом, и за ним ушла вся его свита. А рыцарь, лишенный чести, еще долго сидел, преклонив колени, на сырой земле, и лицо его оставалось печальным и серым. Ланселот вспоминал былые годы – турниры и ратные подвиги, отвагу и доблесть. Рыцарь вспоминал сына, который отправился искать Грааль и сгинул бесследно. Вспоминал прекрасную даму, ради чьих сиреневых глаз он сжег дотла ее жизнь и свою собственную заодно.

Наконец Ланселот вздохнул и вернулся в замок. Он бродил по покоям молчаливой тенью, и слуги избегали попадаться на глаза господину. Ланселот Озерный прожил еще много лет, но счастливых среди них не нашлось. Он умер, замаливая грехи и надеясь, что однажды окажется за них прощен. Впрочем, люди запомнили его как героя. Кретьен де Труа написал о нем роман, Томас Мэлори и Теренс Уайт не судили его строго.

Государь же, предав земле Гавейна, устроил по оркнейскому герцогу пышную тризну. Всю долгую весеннюю ночь, до рассвета, сидел Артур Пендрагон в походном шатре и пил неразбавленное вино, в окружении оставшихся с ним товарищей – сэра Кея, с которым он некогда вырос и которого любил как брата, несмотря на его колючий язык; а также сэра Борса и сэра Бедивера, верных своих друзей. Король молчал и смотрел в кубок с вином.

– Дурное решение, мой государь, – не сдержался наконец сэр Кей. – Вернулись бы вы да разобрались с изменником. Люди станут говорить, что вы допустили слабость.

– Будешь вести подобные речи, – поднял голову Артур, отставив кубок с вином, – повешу тебя самого. – Он тяжело вздохнул. – Другом мне Ланселот был долгих двадцать лет, а предателем – года два или три. Второму первого не перевесить, как ни крути. Не для того, любезный брат, собирали мы Круглой стол среди беззакония нынешних времен, чтобы теперь гнев уподобил нас варварам.

Король чтил римские законы и отправлял преступников на справедливый суд. Подобная щепетильность была редкой в те черные дни. Сотню лет назад легионы покинули остров – и Британия, с дней Цезаря Клавдия пребывавшая под защитой Рима, опрокинулась в хаос. Саксы и англы терзали ее, собственные лорды чинили на ее земле произвол.

Редкие торговцы доносили вести из дальних стран, сообщая, что весь мир погружен ныне в сумрак. Император Запада оказался свергнут простым капитаном наемников, Одоакром, и Европа распалась на сотню крохотных королевств, рвущих друг другу глотки. Император Востока, сидящий в Константиновом городе Новом Риме, пожелал вернуть Италию себе – и вот уже пятнадцать лет, говорили, идет в Италии бесконечная, изматывающая война, пожирающая остатки наследия лучших дней.

Придя к власти на Острове, Артур Пендрагон, внебрачный сын прежнего короля Утера, стал господином Корнуоллу и Регеду, Нортумбрии и Кенту, и всей зеленой Логрии, за исключением саксонских королевств. Сперва Артур был просто дерзким рыцарем, собравшим вокруг себя горстку таких же смельчаков и бросившим вызов анархии, царившей вокруг. Затем бастард сел на трон, изгнал чужеземцев, призвал к порядку баронов, уменьшил налоги и навел на дорогах порядок. Рыцари Артура истребили разбойников, прежде рыскавших по лесам. Страна в его дни насладилась долгожданным покоем, но теперь этот покой, похоже, подходил к концу.

На следующий день после похорон Гавейна пришли дурные вести – куда хуже всех предыдущих. Виновником всех бед оказался сэр Мордред – сын Артура от давней его юношеской связи с собственной сестрой леди Морганой. Много лет назад, опьяненный победой над саксами и устроивший по этому случаю пир, король оказался в объятиях родственницы. Ее взгляд оказался жарким, лоно горячим, и не ведал Пендрагон, что творил.

Движимый раскаянием, он признал бастарда и приблизил его ко двору, когда тот вырос. Прав наследования, впрочем, Артур ему не дал – все ждал, когда жена родит королю законного сына. Да только время шло, а Джиневра оставалась бесплодной. Уязвленное честолюбие затаилось в душе Мордреда, и теперь, когда трон зашатался, он решил овладеть им сам.

Явившийся к Бенвику гонец доложил – пока Артур разбирал ссору Ланселота с Гавейном, сэр Мордред заручился сперва союзничеством саксов, обещая им отдать в поселение срединную часть королевства. Затем он приехал в Лондиниум, где собиралась озабоченная беспорядком в стране знать, – и объявил себя королем всей Британии. Многие лорды, полагавшие, что законный монарх сделался слаб, охотно поддержали бастарда. На востоке страны, в Кенте и Сюррее, Мордреда встретили тепло. Народ там не доверял Логрии, и государство, сделанное владыкой Камелота единым, еще помнило былую раздробленность. Восточным областям претендент был известен лучше, нежели законный государь. Он нередко бывал в тех землях и нашел там немало сторонников.

– Проклятый щенок, – проворчал Артур, выслушав гонца. – Знал же я, нельзя доверять мальчишке! Хотя я сам виноват. Следовало либо изгнать его, либо возвысить, а я оставил его в промежуточном положении между одним и другим. Теперь он набрался норова и хочет забрать себе все.

– Может, уступишь ему трон? – язвительно усмехнулся Кей. – Люди справедливо говорят – ты начал сдавать, а этот выскочка, похоже, такой же наглый, как и ты сам когда-то. Ты ведь тоже не в церковном браке родился. Я помню, как ты брал власть с боем.

– Я тебя когда-нибудь все же повешу, – сказал король. – Или отрублю голову. Я еще не решил. Но не отрицаю. Я тоже был дерзким юнцом и страну эту взял своими руками. Не на шелковой подушке мне принесли корону. Но я наш народ защищал, а этот раздает красивые обещания направо и налево. Призвать саксов в наши земли, вот оно как! Мордред думает, что сможет с ними совладать? Сумеет ужиться? Они первые пошлют его в преисподнюю и начнут делать что захотят.

– Однако, – заметил молчавший прежде Борс, – ты тоже заключил с народом Хенгсты и Хорса мир.

– Заключил. И заключу еще десять раз, если потребуется. Худой мир лучше доброй войны. Однако сюзереном они Мордреда не признают – лишь поступят с ним, как вестготы и вандалы на континенте поступили с римлянами. Мы, сударь мой Борс, говорили с германцами на языке силы и заслужили их уважение, торговлю и даже союз. Мордред раздает им красивые обещания, сам не опираясь ни на кого, кроме кучки провинциальных баронов. Он не заметит, как окажется в западне. Сначала сядет на престол, а потом слетит с него головой вперед, когда его нынешние друзья станут делить Альбион.

Король покачал головой. Подожди Мордред еще несколько лет, прояви терпение – и получил бы престол законным способом, от стареющего отца. Артур подумывал окончательно признать его и объявить наследником. «Я опоздал. А может, он поспешил. Кто теперь разберет».

– Скачем в Камелот, – сказал король решительно. – Время собирать войска.

В Камелоте царил переполох. Многие придворные сбежали, поддавшись панике. Иные подумывали переметнуться на сторону новоявленного узурпатора. Насилу Артур призвал подданных к порядку, взяв под стражу нескольких особенно ретивых смутьянов. Он стал поспешно собирать войска.

Годы долгого мира расслабили его вассалов. Междоусобица настала внезапно. Немало знатных рыцарей находились в отдаленных поместьях, вместе со своими воинскими отрядами, и не успели бы явиться на зов короля. Пендрагон собрал всю гвардию, которая квартировала в столице, и подкрепил ее ополчением из соседних областей. С тремя тысячами солдат Артур выступил навстречу противнику.

Обе армии встретились на полях Камланна, в восточном Корнуолле, куда, наступая от Лондиниума, выдвинулся со своим войском мятежный претендент. С собой Мордред привел пять тысяч солдат. Несмотря на численное преимущество, его люди были хуже вооружены и уступали в боевом опыте. Частью взявшиеся за оружие общинники дальних провинций, частью дикари и поселенцы с пограничий, они смотрелись куда менее внушительно, нежели хорошо вышколенное, обученное, тренированное войско Артура. Тем не менее, все эти люди были весьма злы и приготовились драться. Силы оказались примерно равны.

На переговоры Мордред выехал в позолоченных доспехах, на статном буланом жеребце. В руках он держал шлем с пышным алым гребнем, напоминавший те, что носили центурионы прежней империи. Бастард был среднего роста, не слишком широк в плечах, но в седле держался легко и уверенно. У него были такие же светлые волосы, как у его отца, и глаза мутноватого болотного цвета.

– Ваше величество, – поприветствовал он Артура учтиво, – я пришел за вашей короной.

– Попробуй забрать, – ответил король. – Хватит сноровки?

Мордред тонко, изысканно улыбнулся:

– Государь, – сказал он негромко, так, что окрестные рыцари не слышали его слов, – приберегите свой гонор. Я спасаю честь государства, и это прекрасно известно вам. От Кента до Стены Адриана простонародье в тавернах и на рынках смеется над монархом, чьей женой овладел его ближайший вассал. Вы были слишком добры к Ланселоту и не казнили, когда пошли первые слухи о его измене. Эта слабость оказалась преступной. Если вы останетесь на троне – быть на следующий год мятежу. Уступите корону мне – и я сохраню Логрию целой.

– Ты не за этим восстал. – Артур ощутил, как гнев вновь разгорается в нем. Прежде этот гнев звал его в бой – и приносил победу. – Не о единстве страны ты печешься, – продолжал король, глядя в лицо, нестерпимо похожее на свое собственное, будто смотришь в старый портрет. – Хотел бы ты порядка и мира – мы бы призвали к нему всех бунтарей. И не с такими врагами справлялись, обуздаем и этих. Власти ты жаждешь для себя лично, а красивыми словами стремишься себя оправдать.

Мордред не переменился в лице. Годы, проведенные при дворе, научили его сдержанности. Если живешь с клеймом бастарда – привыкаешь держать удар и не выказывать чувств. Он лишь качнул головой:

– Возможно, мой государь. Возможно. Однако вы ныне слабы, а я стал силен. Когда вы явились в Камелот и свергли правившего там тирана, народ приветствовал вас. Настал мой черед пожинать славу. Сдадитесь добровольно – и будете изгнаны. Арморика или Эрин охотно вас примут.

Мордред говорил вежливо, оставался учтив. Им руководили амбиции, честолюбие сделалось непомерным. Сотрясший королевскую семью скандал побудил его к действиям. Собрав армию и найдя союзников, он был уверен, что сумеет одержать верх. Его собственный неотесанный, грубоватый отец казался Мордреду пережитком прошлого.

Артур обнажил Экскалибур. Поймал на острие солнечный луч. Владыка Британии почувствовал себя драконом, готовым расправить крылья и испепелить противника губительным огнем. Этот диковинный зверь изображался на его гербе – и неспроста. Причины у этого были.

Король вспомнил молодость. Вспомнил, как с победой вступал в Камелот, окруженный ликованием толпы. Вспомнил, как одолел саксов у горы Бадон, а потом заключил с ними мир, что продержался два десятка лет и привел к процветанию обоих народов. Вспомнил, как истребил беззаконие на доставшихся ему землях. «Это была хорошая жизнь, – подумал Артур. – Не страшно, если она оборвется. Я сделал, что мог».

– Хочешь мою корону, – сказал Пендрагон, улыбаясь сыну в ответ, – сними с моей головы.

Была битва. День утонул в крови. Конские копыта вытоптали травы на поле Камланн. Рыцари убивали друг друга и умирали. Тело к телу легли на равнине бездыханными германец и кельт. Простолюдинов и аристократов, уроженцев запада и востока – всех уравняла между собой смерть. Пали почти все, кто сидел в прежние дни за Круглым столом, – Борс и Эктор, Агравейн и Гарет, Пеллеас и Ламорак. Полегли и мятежники, сплотившиеся на стороне узурпатора. Сеча выдалась настолько безжалостной, что подобных ей не случалось на британской земле до самой битвы при Гастингсе, когда герцог Вильгельм сверг последнего из саксонских королей.

На закате дня Артур и Мордред встретились в бою. Поединок между отцом и сыном выдался страшным. Сэр Мордред насквозь пронзил родного отца длинным дубовым копьем, пробив ему щит и доспехи. Но и Артур не выпустил Экскалибура из рук и на последнем дыхании поразил им сына в голову. Тяжело рухнули оба на землю и вскоре испустили дух. Они умерли рядом, глядя друг другу в глаза.

Вскоре сражение закончилось. Меньше трети солдат, собравшихся утром на Камланнском поле, к вечеру осталось в живых. Уцелевшие командиры договорились о перемирии – чтобы предать земле мертвецов, а после рассудить, как действовать дальше.

Наступила ночь – сэр Кей и сэр Бедивер остались на бдение возле тела Артура Пендрагона. Только они двое выжили из всех ближайших сподвижников короля. Павший в бою монарх лежал на носилках. Глаза его были закрыты, а руки сложены на груди, сжимая Экскалибур. С него так и не сняли боевых доспехов. Два рыцаря сидели рядом с телом погибшего. На равнине поодаль горели костры – там собрались солдаты обеих армий, потерявшие смысл сражаться. Сейчас они, наверно, пьют вино и веселятся, по случаю перемирия не деля всех вокруг на друзей и врагов. До какой поры такое продлится – сложно сказать.

Завтра процессия с телом Артура отправится в аббатство Гластонбери – предстоят похороны, на которые съедется знать со всей Британии. Уже там разгорятся споры, кому занимать опустевший трон. Единственный ближний родич короля пал от его собственной руки, и теперь каждый из лордов захочет сесть на престол в Камелоте. Они примутся собирать новые армии, бросая их в бой. Война за власть, начатая Мордредом, вряд ли закончится с его гибелью – она продлится еще долгие годы. Порядку, который Артур Пендрагон создал, наступил конец.

Кей старался не думать об этом. Время для тревог еще настанет. Сейчас хотелось забыться. Он пил вино из одной фляги с Бедивером на двоих, глядел на звезды. Близился май, и ночь выдалась теплой. Рыцарь не только снял доспехи, но и расшнуровал рубаху до середины груди.

– Скверно вышло, – сказал он. – Говорил я ему – одумайся.

– Что толку, – сказал Бедивер. – Он был дурак, и дурак храбрый. Так жил, так и умер. Вечная ему память, и жаль, что мы не умерли вместе с ним. – Дворецкий Камелота приложился к фляге. Он был порядочно пьян и, наверно, не смог бы вернуться в лагерь, пожелай вдруг оставить тело сюзерена. Ноги не держали его.

– Знаешь, я с ним вырос, – сказал Кей. – В поместье отца, сэра Эктора. Артур был его воспитанником. Отец вечно его наказывал. Он был дерзким, иногда убегал в деревню на несколько дней. Получал тогда выволочки, секли его нещадно. Все равно не унимался. Был в нем какой-то непокорный дух. Кто бы знал тогда, как высоко наверх он залезет.

– Знаю я это все. Ты каждый раз рассказываешь, когда пьяный.

– Мне это казалось несправедливым, – продолжал Кей, будто не слыша друга. – Представь, я законный сын дворянина, а он – бастард, пусть даже бывшего короля. Этих королей столько было в последние годы! Один разбойник почище другого. Я завидовал, что Артур стал нами всеми править. Но все равно шел за ним. Не пытался восстать. Сам не знаю почему.

– Да кто бы тебя поддержал, старый сыч?

– И то верно. – Кей кивнул.

Он и правда чувствовал себя стариком. Сорок лет минуло, и руки уже не служили ему так хорошо, как раньше. В последние зимы кости изрядно ныли на холоде. Артур – тот и в сорок выглядел почти молодым: светлые волосы, ясный взор, гордая стать. Его время будто не брало, а со всех прочих взимало дань сполна. Еще одна милость судьбы, доставшаяся незаконнорожденному сыну Утера словно ни за что.

«Гордый и злой, – подумал Кей. – Он был гордым и злым, и несносным по юности, а получив власть, и вовсе зазнался. Однако же народ его любил. Он никогда не делал ничего для себя – только ради страны. Ланселота и того терпел, хоть знал, что тот бесчестит его. Не желал подымать руку на друга, боялся раскола. Все равно, впрочем, этот раскол получил».

– Что будет теперь? – спросил старый рыцарь вслух. – У нас больше нет короля.

– Сам понимаешь, – буркнул его товарищ. – Эти псы порвут и себя, и нас всех. Кончилось хорошее время, сэр Кей, и кончилось, сдается мне, надолго.

– Пусть так, – сказал Кей. – Какое время нам выпадет – так его и проживем.

Ему расхотелось о чем-то разговаривать. Сводный брат покойного короля решил, что будет просто ждать утра и пить. Ужасно тянуло спать, но он знал, что выдержит до рассвета. Должен выдержать – ради Артура. «Буду вспоминать разные проделки этого прощелыги, – решил Кей. – Как он воровал яблоки с соседских усадьб. Как задирал юбки крестьянкам. Как побил мальчишек, дразнивших меня в детстве. Вспомню все это – и станет чуточку легче».

Тень рухнула на них неожиданно – явилась из ниоткуда, закрывая звезды. Когда развернулись широкие черные крылья, поднялся пронзительный ветер. Огромная тварь упала с небес, ощерилась хищной пастью, сверкнула янтарем глаз. То прилетел дракон – такой же, как в сказках, как в легендах, как на гербе королевского дома. Чудовище опустилось на землю, ударило шипастым хвостом, зарычало.

Последние из рыцарей Круглого стола вскочили на ноги, обнажили мечи, готовые к бою. Они прежде не сталкивались с подобными тварями, но были достаточно пьяны и достаточно устали, чтобы не удивляться в эту ночь ничему.

Вспышка света – еще одна тварь вырвалась из темноты. Только чешуя этой была не черной. Она оказалась белого цвета, чистейшей, словно у едва выпавшего снега. Глаза – тоже белые, два куска льда с узким черным зрачком. Грохот – и с запада явился на крыльях бури и дыхнул огнем, обжигая ветви деревьев, третий, золотой дракон. Этот был чуть мельче других, изящнее на вид.

– Проклятье! – воскликнул сэр Бедивер. – Судный день небось настает, и сам сатана вырвался из преисподней? Где тогда трубы? – Он безумно, отчаянно расхохотался. – Почему не трубят ангелы, сэр Кей?

«Драконы, – подумал Кей. – Драконы, подобные тому, что вышит на знамени Артура и его отца Утера. Значит, он не врал тогда, уверяя, что слышал про них от волшебницы, а я все думал – похвальба, байки. Они существуют, и они наконец явились за ним».

Свет вспыхнул вновь – и чудовища исчезли. Три человека шагнули к костру с разных сторон. На первом был черный плащ, и длинные черные волосы лежали на плечах волной. Бледная кожа лица, тонкий посох в руках, на который он, с виду немощный и слабый, при ходьбе опирался. Второй – в белых одеждах странного облегающего покроя, с завитыми, собранными в хвост темно-русыми волосами, крепкого вида, уверенный в себе, сильный. Последний – светловолосый, печальный, чем-то похожий с виду на погибшего короля, в зеленом наряде, расшитом золотом. Единственный из всех он носил меч.

Кей преклонил колено. Положил перед собой клинок:

– Милорды, – сказал он, чувствуя, что голос дрожит. – Мы не враги вам, и не будьте врагами нам. Мы верные слуги сэра Артура и оставались с ним до последнего его славного часа.

– Кей, ты рехнулся, – сказал Бедивер. – Это бесы явились из ада. Вот Аполлион, смотри какой смазливый, а это, видимо, Баал с Вельзевулом – рожи гнусные. Они пришли за душой государя. Хотят утащить ее с собой, а может, и нас заодно. Мы должны драться, пока не достались им на поживу.

– Это фэйри, дурак, – огрызнулся Кей со злостью. – Из Волшебной Страны. Артур рассказывал, что он их родич. А я все считал это глупыми баснями. Не дергайся попусту. Ты им не противник.

Но Бедивер не послушался. Он кинулся на нежданных пришельцев – замахнулся мечом, метя одному из них в грудь. Тот из нелюдей, кто носил черное, выступил вперед и направил на дворецкого Камелота посох. Сверкнуло бледное пламя – и в тот же миг Бедивер рухнул на землю, выпустив клинок. Кей вскочил, бросился к товарищу – проверить, в порядке ли он.

– Не волнуйся, – сказал носивший белые одежды дракон. – Твой товарищ очнется к утру. Нашего появления он даже не вспомнит. Ты осмотрительней, с тобой мы и станем говорить.

Кей кивнул. Им овладела оторопь. «Может быть, я все же заснул ненароком и вижу диковинный сон?»

Прежде Артур рассказывал байку – однажды, когда он блуждал по лесам, к нему явилась волшебница, родом из фэйри, и подарила зачарованный меч Экскалибур, изготовленный ее племенем. Дом колдуньи находился на дне озера, ибо там, а еще в холмах, прячется Древний Народ. Чародейка поведала Артуру, что в его жилах течет кровь драконов, оттого его отец и взял себе такой герб. Пендрагоны, сказала она, и сами отчасти фэйри, вынужденные жить среди людей по законам смертного мира. Якобы основательница их рода бежала из потайных крепостей сидов, полюбив смертного человека и разделив с ним его краткий век.

Волшебница сказала, у Артура особая судьба. Он должен объединить Британию, спасти ее от раздора и смуты. Потому она и дала ему зачарованный меч. С этим клинком молодой Пендрагон ходил на штурм вражеских крепостей и, не щадя себя, бросался в любую битву. Он верил в Экскалибур – и еще в свое предназначение. Так он, по крайней мере, сам уверял, раскрасневшись от вина.

Кей никогда не верил в чудеса. Даже в Грааль, в бесплодный поход за которым отправились пять лет назад королевские рыцари. Все это помешательство и суеверия, говорил он себе. Фэйри и волшебники встречаются только в сказках, это рыцарь знал совершенно твердо. А свой диковинный меч Артур, поди, раскопал в каком-нибудь римском кладе. Он вечно лазил по пещерам и старым развалинам. Экскалибур был хорошим мечом, но никаких чар на эту железку наложено не было, иначе они давно проявились бы. Кей не верил в дурацкие сказки, а сейчас дурацкие сказки вышли ему навстречу.

Светловолосый нелюдь подошел к покойному королю, склонился над ним. Провел по его лицу ладонью, пригладил спутавшиеся волосы. Фэйри вздохнул и взялся за Экскалибур, изучая высеченные на клинке письмена.

– Хорошо, – сказал он, – что моя сестра не дожила до этого часа.

– Сестра? – спросил Кей, чувствуя, что язык с трудом слушается его.

– Его бабка, – ответил золотой дракон, едва поглядев на него. У него был мелодичный голос. Казалось, серебряные колокольчики звенят, когда он говорит. – Мать его отца, старого Утера. Та, что покинула наши чертоги ради любви к человеку. Много горечи принес этот союз, – но не одну только горечь, я погляжу.

«Мать Утера была из холмов? – подумал Кей. – Никто ведь не знал, какого происхождения прежний король. Он просто явился из ниоткуда и подчинил себе половину Британии. А потом, Артур – весь в отца. Если им действительно помогали колдовская удача и колдовская сила? Такое возможно. Старые создания жили на этой земле раньше, чем люди явились на нее. Иногда они пляшут в сумерках или проезжают дикой охотой по небу. Иногда они забирают детей. Иногда они отдают нам своих полукровок».

– Значит, это правда. Артур от вашей крови.

– От нашей крови, да не совсем, – признался белый. – Не полностью, и не по прямой линии. Тем не менее, Сила у него была – и немалая. Она привела его на трон – привела и в могилу в конечном счете, ибо за Силу приходится платить, и плата редко бывает приятной. Сэр Кей, мы можем вам доверять?

– Разумеется. – Рыцарь подобрал свой меч и спрятал его в ножны.

Кей твердо стоял на ногах. Хмель стремительно выветривался из головы. Он понимал, происходит нечто диковинное, но не испытывал больше ни удивления, ни трепета.

– Мы заберем Артура с собой – похороним по нашим обрядам, в месте, которое вы называете Волшебной Страной, – сказал фэйри в белом. – Так пожелал Сумеречный Король, наш владыка. Вам придется объяснить, куда делось тело. Придумай что-нибудь подходящее.

– Хорошо, милорд. Я вас понял.

– Отлично. – Белый дракон кивнул золотому. Черноволосый фэйри, обездвиживший Бедивера, все так же молчал. Казалось, ночная тьма становится плотнее и непрогляднее, коснувшись полы его плаща. Глаза у него были вроде бы светлыми. Желтыми. Из всех троих он больше всех напоминал демона. – Скажи, – продолжал белый, – пришла чародейка, забрала вашего короля на Авалон. Та самая, о которой он говорил всякий раз, напиваясь вдребезги. Наплети про прекрасных дев на белой ладье – менестрелям понравится. Про нас вам лучше не знать.

– Верю. Вижу вас всего ничего – и уже мечтаю очнуться. Дурной сон, да и только.

– Проснешься к утру, обещаю. Могу сделать так, – фэйри усмехнулся, – чтобы твоя голова не болела и не тянуло блевать.

– Спасибо, милорд. Не нуждаюсь в подобной милости.

– Дело твое. Господа, держите мальчика и отправляйтесь, – сказал белый дракон спутникам. – Я скажу сэру Кею несколько слов на прощанье.

– Хорошо, – сказал черный. – Не задерживайся.

Он взмахнул посохом. Вспыхнул свет. Рыцарь Камелота на мгновение прикрыл глаза рукой, – а когда свет померк, оказалось, что ни черного, ни золотого дракона больше нет рядом. Тело Артура Пендрагона бесследно пропало с носилок, на которых лежало. Экскалибур исчез вместе с ним.

Сводный брат погибшего государя остался наедине с фэйри, одетым в странный белый костюм.

– Что говорить товарищам, ты запомнил, – сказал дракон. – Твой друг охотно все подтвердит. Ему приснится сон, который он спутает с явью, очнувшись. Но есть еще одна вещь, которую ты должен передать всем, кого увидишь завтра утром и на следующий день, и после него тоже, пока твои слова не разойдутся по белому свету.

– Я слушаю вас, милорд, – сказал Кей твердо. – Я все запомню.

– Хорошо. Артура забрали на Авалон. В Волшебную Страну. Жизнь еще теплилась в нем, когда чародейка в длинных одеждах повела его за собой. Он очнулся и поговорил с тобой и с Бедивером. Его раны еще можно было исцелить, силой колдовства.

– Но это же неправда, – сказал Кей. – Король умер. Я видел сам. Или… – Он помедлил. – Вы можете воскрешать умерших?

– Можем, да не совсем. Тела не оживить, если рана оказалась столь тяжела и сердце давно перестало биться. Но дух вернуть можно. Я буду пытаться, я проведу все нужные обряды, и возможно, у меня это получится. Не знаю, в каком году это случится. Не знаю, в каком он придет обличье. Но это произойдет, и когда время настанет, я непременно узнаю. Поверь, я способен ждать очень долго. Я терпелив.

Рыцарь попятился. «Возможно, Бедивер прав, и это – демоны. Возможно, этот – самый опасный из всех».

– Люди должны верить, что он придет, – продолжал дракон. – Вернуть его будет очень сложно. Его душа отошла далеко и ходит дорогами, на которые не попасть даже Сумеречному Королю. Он ведь был больше человеком, чем одним из нас. Но нет силы более могущественной, чем вера. Слитная вера всего человечества может помочь. Тем более что потребуется твой сюзерен мне не завтра. Пройдут долгие годы, прежде чем наступит назначенный час. Я сильнее всех прочих, ты знаешь, – усмехнулся он, и холодна была та усмешка. – Они могут хорошо смотреть только в прошлое, а я – и в будущее тоже, и лучше, чем все они, взятые вместе. Ты хочешь узнать, что грядет?

– Нет, – сказал Кей. – Не хочу.

Он не врал. Он в самом деле не желал знать о будущем. И так было понятно, ничего хорошего оно не сулит. Только смерти, раздоры и кровь. Измученная страна будет гореть в очередной междоусобице, и вряд ли он сам доживет до ее конца.

– Ты услышишь. – Дракон смотрел ему прямо в душу, и белой молнией разил его взгляд. – Война, что началась сегодня, не закончится и через год. Мир, который выстроил твой государь, разлетится вдребезги. Десятки королей станут драться за эту землю, погибать от предательства, яда в вине и удара в спину. На смену им явятся другие, еще подлее и лживее этих, и так без конца. Саксы сомнут гаэлов, тесня вас в Корнуолл, изгоняя в Бретань, – а затем даны и норманны разгромят, порабощая, их самих. Не останется больше ни вашего племени, ни ваших противников – новые народы с новыми именами родятся на здешней земле. Построены будут города, более великие, чем Александрия или Рим, и новые империи поделят мир. А потом и они все обратятся в пепел – когда люди низвергнут огонь с неба. Придет черный рассвет, сэр Кей, – день, когда отхлынут воды, когда содрогнутся кости земли. Я знаю, этот день наступит, и готовлюсь к нему. Времена огня и погибели – вот что ждет Землю. Когда настанет пора, вернется и твой король. А я встречу его.

– Почему? – спросил рыцарь одними губами, чувствуя, как рвется и не может сорваться с них крик. – Почему вы говорите мне все это? Почему вы думаете, что я стану вам помогать?

Кею казалось, он воочию видит все вещи, о которых рассказывала ему тварь из Волшебной Страны. Перед его взором предстали незнакомые города и народы, будущие государства во всей своей славе. Все это обращалось в прах и пепел, а затем наступала долгая ночь.

– О, ты поможешь, – сказал дракон. – Ты любил своего названного брата. Глупого, несносного, гордого. Ты хочешь, чтобы он снова жил. И он оживет, с твоей помощью. Непросто вернуть душу с того света, но столетиями люди будут рассказывать сказки о возвращении Артура, и однажды сказка сделается былью. Король былого и грядущего, так назовут его. Мы сами создали эту легенду. Подарили ему волшебный меч, заставили верить в свое предназначение. Призвали объединить страну. С самого рождения мы вели его к этой судьбе. И когда Артур снова понадобится Британии, он придет. Запомни это.

– Я понял, – сказал Кей.

– Хорошо. Ни в коем случае не болтай про нас. Пусть думают, что он был человеком – таким же, как они сами. Мне кажется, так им проще будет его полюбить.

Нелюдь отступил. Отвернулся – и шагнул в небо, разведя белые крылья. Хищная, опасная тварь, белоснежное чудовище, красивое и пугающее сразу, взлетело к звездам и тут же пропало. Ветер стих, где-то далеко послышалось птичье пение. Небеса посветлели – приближалось утро. Костры в долине погасли почти все. Солдаты перепились и спят, и пройдет несколько часов, прежде чем кто-то вернется проведать рыцарей, оставшихся возле тела покойного монарха.

На негнущихся ногах сэр Кей, сын благородного Эктора, подошел к носилкам и медленно опустился возле них. Его трясло, а еще вдруг заболело горло, и рыцарь закашлялся. Но слова, сказанные существом из холмов, все так же звучали в его ушах.

Огонь с неба. Войны и кровь. Темные времена, что грядут. Мир, который окажется уничтожен. Кей вдруг понял, что улыбается: широко и счастливо, как не делал еще ни разу за этот ужасный, изматывающий год.

Никакие грядущие бедствия не имели больше значения. Бесконечные ужасы, упомянутые тварью из холмов, перевешивала одна-единственная вещь.

Его друг и брат, его товарищ и сюзерен, тот самый недотепа, кого Кей ругал, бранил, распекал последними словами и считал худшим на свете глупцом – сэр Артур из Камелота, с драконом на гербе и дурью в башке, – однажды вернется. А значит, когда обрушится буря и грянут злые ветра, у этой земли еще останется надежда.