Венька Гладышев, таксист четвертого автохозяйства, допустил хулиганский поступок. Непростительный. Из ряда вон выходящий.
Дело было в субботу вечером, часов около одиннадцати. Венька отвез пассажиров из центра в Академгородок, получил с них четыре рэ (на этом маршруте такса твердая — с носа по рублю, хотя счетчик ровно трешку бьет) — и присох на стоянке.
Желающих уехать обратно в город не было. Венька еще ждал, но понимал уже, что назад придется скорее всего гнать порожняком.
Тогда-то и подбежал этот парень. Высокий, довольно симпатичный, в замшевой куртке, при бакенбардах — все в строчку. Такой из себя мэнээс. Или, может, газетчик. Очень взволнованный чем-то. Открыл дверцу, засунулся в кабину чуть не до пояса:
— Шеф, есть работенка!
— Ну? — спросил Венька.
— Маленько тут в окрестностях покрутиться.
— Крутиться не могу, — сказал Венька. — У меня в двадцать четыре заезд. В город — пожалуйста.
— Шеф! Христом-богом! — взмолился парень. — Понимаешь, какое дело — невесту надо украсть.
Венька присвистнул!
— Ого!.. А откуда украсть-то?
— Да рядом здесь, за углом, свадьба — в кафе. Подскочим, я ее быстренько выведу.
— Это, чтоб потом выкупать? — догадался Венька. — Не-е. Разведете бодягу.
— Нет, тут другое дело, шеф. Покатаешь нас минут пятнадцать — и назад. Вот так надо, шеф! — парень чирканул ладонью по горлу. — Вопрос жизни — понимаешь?
Венька подумал секунду.
— А сколько кинешь?
— Ну, сколько-сколько. — Парень от нетерпения перебирал ногами. — Ну, пару рублей кину.
— Падай, — сказал Венька.
К этому кафе, где свадьба, они подъехали со двора. Там оказалось высокое крыльцо, неосвещенное, — парень, видать, знал ход.
Он прислушался к музыке.
— Порядок. Как раз танцы. Минут пять подождешь?
Выскочили они даже раньше. Невесту Венька не рассмотрел — темно было. Тоненькое белое привидение скользнуло в машину. Хлопнула дверца.
— Трогай, шеф, — велел парень.
— Куда ехать-то?
— Все равно.
Все равно — так все равно. Венька крутанулся переулками до Торгового центра, поворотил к Дому ученых, на Морской проспект, потом — вниз по Морскому, выехал на Бердское шоссе — темное уже и пустынное.
Но — стоп! Не в маршруте дело, а в том, что происходило за Венькиной спиной. А происходило там та-кое-е!.. Венька уши развесил и рот открыл. Он думал, что похищение это — хохма какая-нибудь, розыгрыш, а получился роман прямо. Художественное произведение. У этих двоих, оказывается, раньше любовь была. Потом он как-то неудачно выступил, она его, вроде, «пнула», проучить хотела. Он взбрындил и уехал — в экспедицию, что ли. А она подождала-подождала, тоже взбрындила и раз! — замуж. За школьного друга, кандидата какого-то.
Примерно так понял Венька из обрывков разговора. Не столько понял даже, сколько сам нарисовал эту картину. Потому что говорили они теперь — торопливо, перебивая друг друга, — не о прошлом уже, о настоящем. А слова-то, слова какие — кино, честное слово, кино!
«Лелька, дорогая! Что ты делаешь, подумай!.. Неужели на кандидатские позарилась? Это ты-то! Не верю! Поломай все, Лелька, порви — слышишь?..»
А она: «Ах!.. Ох!.. Аркаша, милый!.. Ох, дура я, дура! А ты — балда, балда! Хоть бы адрес оставил!.. Да поздно, Аркашенька, поздно!.. Да при чем здесь кандидатские — он человек хороший, ты же сам знаешь. Ой, мамочки! Да ведь я не та уже, не та! Понимаешь! Ты хоть это понимаешь?..»
И в таком духе, в таком духе.
Кого только не возил Венька: пьяных в сиську, иностранцев, писателей, базарных спекулянтов в кепках-«аэродромах», кидавших пятерки на чай, официанток из ресторанов с ихними фраерами развозил по хатам.
Но чтобы такое!.. У Веньки вспотели ладони, он по очереди вытирал их о свитер и, вытирая, слышал, как под ладонью бухает сердце.
Парень заливал здорово, напористо — невеста начала слабнуть. Венька почувствовал это. Парень тоже, видать, почувствовал, от уговоров перешел к командам:
— Никуда ты отсюда не выйдешь, не выпущу. Плевать нам на них, Лелька, плевать! На хороших, на плохих — на всех. Едем ко мне. Прямо сейчас!.. Шеф, разворачивай в город!
Запахло, кажется, воровством настоящим. Венька аж головой крутанул: вот-те на! Хотя что же? — не он ведь воровал. Его дело извозчичье. И в город ему, с пассажирами, вполне годилось.
Все же он пока не разворачивался, только скорость чуть сбросил. Потому что те двое окончательно еще не договорились.
Парень — «разворачивай», а невеста — «Аркашенька, опомнись! Что мы делаем, господи!..»
— Шеф, ну что ты телишься? Разворачивай! — простонал парень.
И тут Веньку тоненько щекотнуло что-то. Мысль — не мысль, а так — дуновенье. Атом какой-то проскочил по извилинам. И он, как тогда, на стоянке, спросил:
— А сколько кинешь?
Спросил и напрягся почему-то в ожидании ответа.
— Ну, сколько-сколько? — тоже, как там, на стоянке, сказал парень — только еще нетерпеливее сказал, злее: — Пару рублей сверху получишь!
Венька смолчал. Продолжал ехать.
— Ну, тройку, шеф! — сказал парень, нажимая на «р» — «трройку».
Венька резко тормознул. Включил свет в салоне и повернулся к ним.
Парня он проскочил взглядом — видел уже, — уставился на невесту. Глазами с ней Венька только на мгновение встретился — не успел даже цвет различить. Круглые, испуганные — и все. Она их сразу же опустила. Но и с опущенными… Нет, не видел Венька подобного ни в кино, ни на картине. Не видел!.. Такая она была вся… такая! Ну, не расскажешь словами. Да как рассказать-то? Про что? Про волосы? Про щеки… губы? Про то, какая шея? А такая: раз взглянуть — и умереть. Или напиться в драбадан, чтобы неделю ничего другого не видеть… И где только она росла-то? Чем ее поливали?..
Венька смотрел.
Становилось неудобно.
Парень усмехнулся углом рта и тихо, словно извиняясь, сказал:
— Видишь, какие дела, шеф? Помоги вот… уговорить.
Венька очнулся. Слова до него не дошли. Просто стукнулись о черепок и разбудили. И сразу же он понял, что сейчас будет. С такой ясностью увидел неотвратимость всего, дальнейшего — даже в животе холодно сделалось.
Еще почти спокойно, стараясь не сорваться раньше времени, он сказал парню:
— Вылезай — приехали!
— Как приехали? — не понял тот.
— А так. Дальше ты у меня не поедешь.
— Ты что, шеф, взбесился? — спросил парень. — Мало даю, что ли? Могу прибавить.
— Я тебе сам прибавлю. — Венька психанул. В секунду. Словно на него скипидаром плеснули. — Прибавить?! Сколько? Червонец — два? Н-на! — Он рванул из кожанки скомканные деньги. — Бери! И выметайся!
— А ну-ка не ху-ли-гань! — раздельно заговорил парень, с твердостью в голосе. И видно стало, что не такой уж он молодой, а вполне самостоятельный мужчина, умеющий, когда надо, командовать людьми. — И не маши хрустами! Ку-пец!.. Спокойно. Повыступал — и хватит! Все!
Ровно говорил, начальственно, как гипнотизировал.
Только Венька видал таких гипнотизеров. Не раз и не два. Он достал «уговаривалку» — монтировку Вымахнул из машины, рывком открыл заднюю дверцу.
— Вылезешь, козел?! — спросил, не разжимая губ. Парень вылез. Губы у него прыгали.
Невеста сунулась было за ним, но Венька, не глядя, так шарахнул дверцей, что невеста отпрянула в угол и закрыла лицо руками.
— Ладно, — сказал парень. — Я выйду. Но ты!.. Бандит!.. Понимаешь? Ты же бандит! Бандюга!.. И куда ты денешься? Я же тебя найду. Под землей раскопаю! Понял ты?!
— Ищи! — сказал Венька.
Он сел за баранку, развернулся, заскрежетав по гравию обочины, — и попер. И попер, попер! — только сосны замелькали, а потом и вовсе слились в сплошную черную стену, летящую навстречу.
Позади тряслась, давилась рыданиями невеста.
Только когда уже показались фонари Академгородка. она перестала трястись. Поняла, видать, что Венька не собирается ни грабить ее, ни чего другого с ней делать
— Зачем вы с ним так? — заговорила, шмыгая носом. — Ведь ночь. Это ведь километров десять. Как он теперь?
Венька молчал.
— Ну, я понимаю, допустим… Да нет, я ничего не понимаю. Вам-то какое дело? Кто вы мне, право? Брат, сват, судья?
Венька молчал.
— Может, я еще и не поехала бы. Думаете, это так просто, да?
Венька молчал.
Но молчал он только вслух. А про себя… Никогда еще, наверное, Венька так свирепо не ругался.
«Коз-зел!.. Козлина! — скрипел зубами он. — Куртку замшевую надрючил! Джинсы американские!.. Пару рублей сверху, а!.. Торговался еще, гад! ТАКУЮ увозить — и торговался! Гнида с бакенбардами!.. Сидел — мозги пудрил, вешал… лапшу на уши. И — пару сверху! Ромео выискался.»
Ах, если бы Веньке она сказала — увози. Да разве бы стал он торговаться! Кожанку бы снял. Рубаху последнюю. Половину таксопарка откупил. На руках бы нес все эти тридцать километров!
…Он остановился возле того же темного крыльца. Лег грудью на баранку: все, мол, точка.
Невеста взялась за ручку дверцы.
— Послушайте… Денег-то у меня с собой нет.
— Иди ты! — буркнул Венька. — С деньгами своими…
Она вылезла из машины, отбежала в сторону, остановилась — боком, настороженно, как собачонка: ногой топни — отпрыгнет.
— Вы подождите тогда — я вынесу.
— Эх! — оказал Венька и рванул с места.
Веньку судили товарищеским судом. Тот парень выполнил свое обещание — разыскал его. Венька мог отпереться. Свидетелей, кроме невесты, не было, а невеста молчала бы, как мышка. Скандал ведь.
Но отпираться Венька не стал. Да, сказал, высадил в лесу и «уговаривалкой» грозил — точно.
Его спрашивали: какая тебя муха-то укусила? Пьяный, что ли, был?
Венька не стал трогать подробности. Вообще отказался от объяснений. Сказал только:
— И еще бы раз этого козла высадил.
Его на полгода сняли с машины.
Сейчас он за восемьдесят рублей в месяц крутит в гараже гайки и «сосет лапу».