Время больших снегопадов

МУСКУС КАБАРГИ

Теперь эта история, слава богу, в прошлом. Как медики выражаются: кризис миновал. А могло кончиться печально, если бы Семен Разгоняев не принял решительные меры.

А началось с того, что мы стали замечать некоторые странности в поведении Вени Левандовского.

Сидели, помнится, как-то — играли в преферанс. Разговаривали об одном общем знакомом — сейчас уже не помню, о ком точно. И Левандовский вдруг небрежно так обронил:

— А-а, этот-то пентюх…

— Почему пентюх? — не согласился Семен. — Мужик в порядке.

— Конечно, пентюх, — сказал Левандовский. — Галстук через голову надевает.

Мы переглянулись, но смолчали. Только когда Левандовский ушел, Семен недоуменно спросил:

— Чего это он здесь молол?.. И как их, вообще, надевать надо, галстуки эти? Через ноги, что ли?

На другой день, правда, все разъяснилось. Сам Разгоняев и нашел отгадку. Он мне по телефону позвонил.

— Слушай, — сказал. — Помнишь, вчера Венька выступал? Насчет галстуков? Так это он в «Силуэте» прочитал. Точно говорю. У меня супруга «Силуэт» выписывает, я в него от нечего делать заглянул — а там статейка. Про галстуки. Оказывается, их прямо на себе надо завязывать. Перед зеркалом. Ну, как пионеры делают. А через голову надевать — считается некультурно, понял?.. Но Левандовский-то, а? Вот пижон несчастный! Надо его проучить.

В следующую субботу мы опять собрались за преферансом.

Левандовский выглядел задумчивым, нездоровым. Козырей мастью бил. Потом, ни к селу ни к городу, сделал сообщение: в последние, мол, годы очень нарастает темп жизни.

— Ага, нарастает, — охотно подхватил Семен Разгоняев, которому карта шла по-сумасшедшему. — Все в темпе, все давай-давай. Скоро как бобики бегать станем — язык на плечо. У меня один знакомый уже галопом скачет. Раньше был выдержанный мужик — целый вечер мог в ресторане просидеть. И ничего — хватало времени, укладывался. Потом с ресторанов на кафетерии перешел — догнал его этот темп. В кафетерии заказ ждать не надо: выпил у стойки, бутерброд в зубы — и айда. А теперь и в кафетерии перестал заходить. Бежит с работы — мимо «аквариума». Там Зоя работает буфетчицей — Зою-то все знаете? Ну вот, он ей на ходу в окно стукнет, помаячит пальцами — дескать, нацеди сто пятьдесят — и кругом «аквариума», чтобы с темпа не сбиться. А Зоя уже подгадывает, выносит ему с черного хода стаканчик, как марафонцу. Замаялся мужик. Просто, говорит, не знаю, чем это кончится. Если и дальше нарастание не спадет — придется Зое за мной на велосипеде гоняться.

Левандовский поморщился и сказал, что он совсем другое имел в виду. Оказывается, ученые подсчитали, что средний современный человек за один год проезжает столько километров и посещает столько мест, сколько в прошлом веке не успевал посмотреть за целую жизнь.

— Ух ты! — изумился Семен.

А Левандовский помолчал и сделал сообщение из другой области:

— Быстрое развитие орошаемого земледелия, — сказал он, — резко повышает урожайность, но ведет к истощению запасов пресной воды на планете…

— Чего?! — ошеломленно спросил Семен. Левандовский смутился, отложил карты и сказал, что, пожалуй, лучше пойдет домой — что-то он сегодня не в форме.

— Действительно, топай-ка ты отдыхать, — поддержал его Семен. — А то я вижу, у тебя сегодня мозга за мозгу заходит.

— Они не могут заходить, — возразил одевшийся уже Левандовский. — Мозг человека представляет собой парный орган, разделенный на правое и левое полушария, которые после прерывания связи могут функционировать как две независимые единицы.

Он вдруг обвел нас растерянным взглядом, опустился на табурет и, бледнея, прошептал:

— Ребята… я ведь этого не знал. Честное слово. Вчера еще не знал… Ну, допустим, насчет орошения сам мог догадаться. А тут… Слова-то какие… функционировать…

— Так, так, — заинтересованно сказал Семен, обходя Левандовского вокруг. — А ну-ка… что еще знаешь?

Левандовский с усилием пошевелил бровями:

— Да вот, например… Один килограмм мускуса самца кабарги стоит около трех тысяч долларов… Полициклические соединения разлагаются в атмосфере в результате фотоокисления, реагирования с атмосферными окислителями и…

— Стоп! — прервал его Семен. — Все ясно… Я где-то читал про такую штуку, — объяснил он нам. — Женщина одна вдруг на древнеиндийском языке заговорила. Вечером, вот как Венька, даже не подозревала, что умеет, а утром проснулась — и давай шпарить. Без акцента.

Четвертый наш партнер и хозяин квартиры, Трущеткин Игорь, покачал головой:

— Тебе, Вениамин, надо к невропатологу обратиться. Не шути с этим.

— Чего они понимают, невропатологи твои! — презрительно сказал Семен. — Напиться ему надо разок как следует. Капитально врезать — так, чтобы ни тятя, ни мама. Наутро все как палкой отшибет — по себе знаю.

…Через неделю в назначенный час Левандовский не появился у Трущеткина. То ли он не воспользовался советом Семена Разгоняева, то ли перелечился.

Мы подождали немного и, решив, что дело неладно, отправились его попроведать.

Дверь в квартиру Левандовского оказалась не запертой. Из комнаты потянуло сыростью и пылью. Сквознячок шевелил свисающую с потолка паутину. Засохшие окурки потрескивали под ногами.

Сам Веня Левандовский сидел посреди этого беспорядка и щепочкой чертил на давно немытом полу какие-то треугольники. Услышав наши шаги, он поднял воспаленные глаза и сказал:

— При погружении тела в жидкость…

Но договорить не успел.

В комнату без стука ворвался его сосед по лестничной площадке — студент электротехнического института Генка Кроликов.

— Гав ду ю ду, Вениамин Орманович! — сказал Генка, улыбаясь до ушей. — Гав ду ю фил?

Левандовский медленно поднялся, постоял с открытым ртом и вдруг тоже заговорил по-английски.

Мы остолбенели.

А Генка чуть не до потолка подпрыгнул.

— Слыхали?! Все?! — закричал он, приплясывая. — Я Вениамину Ормановичу сколько доказывал, что человеческий мозг на девяносто процентов не заполнен информацией, вхолостую работает. А он все не верил! Как же, говорит, не заполнен, если я, например, постоянно чувствую, будто у меня голова шлаковатой набита. Туда спичку уже не просунешь — не то что мысль какую. Ещё и поспорил со мной на бидон пива!..

Вот оно значит что! Они поспорили. И шляпа Левандовский, конечно, сразу же забыл об этом. А Генка, змееныш настырный, не забыл. Он приспособил за стеной магнитофон и стал по ночам заполнять мозг Левандовского разными сведениями, вплоть до английского языка.

И теперь, брызжа от радости слюной, рассказывал нам про свой удавшийся опыт. Специально, черт рыжий, свидетелей дождался.

Первым опомнился Семен Разгоняев.

Он взял Генку за грудки и так тряхнул, что у того ноги от пола оторвались.

— Ах ты, выродок лопоухий! — сказал Семен. — За бидон пива! Да я тебя сейчас так башкой об стенку шмякну — сто процентов пустоты получится!.. Попробуй только еще хоть раз свою шарманку включить! Под землей разыщу, гнида ты золотушная!

— А ты, — повернулся Семен к Вене, когда маленько остыл, — выбрось всю эту муру из головы. К свиньям собачьим!.. И в другой раз не связывайся с этими вундеркиндами! Тоже спорщик нашелся, елкин корень!

Сейчас Левандовский уже окончательно выздоровел. Единственное, что осталось у него в памяти, — это мускус кабарги.

Он теперь так, для смеха, называет тринадцатый портвейн и вермут розовый.