Время и относительность

Понедельник, 1 апреля, 1963 г.

День Дурака. В школе глупые шутки. Объявление на доске у входа обещало шампанское и чипсы первым двадцати ученикам, которые попросят у буфетчиц «особое меню». Мистер Честертон послал Малыша Титча взять у завхоза «левостороннюю губку для стирания с доски». Первоклассники почти на любое обращение отвечали «Первого апреля никому не верю».

Какой в этом смысл? Все пытаются пошутить, и никто никому не верит.

Весна должна наступить. Наверняка.

Позже...

Джиллиан на английском села, как обычно, рядом со мной и болтала так, словно ничего плохого в субботу не было. Если она решила об забыть этом, то и я забуду. И не важно, что она обозвала меня «грустным клоуном». Она моя подруга. Я буду исходить из этого. Все мои страхи и переживания были напрасны. Пора бы уже привыкнуть.

Люди могут меняться. Их жизни такие короткие и насыщенные, что им приходится за короткое время прочувствовать все эмоции, которые только бывают; это как человек, только что зашедший в паб, жадно пьёт, услышав о скором закрытии заведения. Это во многом объясняет то, как люди распоряжаются Землёй.

Кроме того, меня гораздо больше сейчас волнует то, что случилось позже – присутствие во льду. То, с чем разговаривал дедушка. Теперь я чувствую его в школе, на улицах, повсюду. Когда светит солнце, оно не так заметно, но всё равно есть.

Я стала бояться снега.

Позже...

На утренней перемене была большая битва снежками.

Было жутко холодно. Из-за толстых мрачных туч утро казалось почти ночью. Сильный ветер словно вонзал в голую кожу иголочки, заставляя детей искать укрытия от него. У меня было неприятное чувство, словно оцепенение, как если бы столкновение с айсбергом уже случилось, но корабль ещё не затонул.

Формально мистер Каркер запретил снежки, но в этот раз начали игру учителя. Мистер Честертон попал снежком в затылок «Горилле» Оукхёрсту (который проводит «Игры») и крикнул «Первое апреля!». Мистер Оукхёрст поклялся жестоко отомстить, призывая своих футболистов помочь в его правом деле.

Ф. М., который не был любимчиком учителей (хотя его статус «кулигана» в Коул Хилл как минимум терпели), слепил маленький плотный снежок и метнул его, как ядро, в голову Джиллиан. Я была рядом с Джиллиан – мы возле нашего снеговика – и слышала треск, с которым её стукнул снежок. Снежок развалился. Внутри него было несколько стеклянных шариков.

Вот подлец! Какая подлая крыса!

Джиллиан покраснела и сжала кулаки.

– Что бы твой отец с тобой не делал, я сделаю лучше, – сказал Френсис.

С ним была его шайка.

У Джиллиан постоянно были неприятности из-за драк. На хоккейной площадке она может пробить себе дорогу через команду противника даже без клюшки. Иногда она теряет контроль над собой и безумеет от злости. Я знаю, что она пытается сдерживаться. И сейчас она пыталась. Когда она теряет самоконтроль, она может кого-нибудь ранить. Однажды она победила в драке парня из шестого класса, который тронул её грудь.

– Если после твоего отца тебе приходится идти в больницу, – сказал Ф. М., – то после меня сразу в морг направишься.

Если Джиллиан не выдержит, у шайки Ф. М. будет оправдание. Но она лишь подняла один из шариков – прозрачный, зелёный – и «выстрелила» им щелчком пальцев. Не знаю, целилась ли она ему в глаз, но попала чуть выше брови. Ф. М. закричал, у него пошла кровь.

Игра в снежки была такой шумной, что никто этого не заметил. Мистер Честертон попытался объявить перемирие, но Горилла не знал пощады. Учителя были заняты своей игрой.

Ф. М. достал свою биту для крикета и гадко улыбнулся. Половина его лба была синей, на виске была похожая на родимое пятно корочка крови. Я стала перед Джиллиан, надеясь, что меня Ф. М. битой не ударит.

– Не подходи к ней, – сказала я Ф. М.

На площадке есть правила. Не школьные правила, а правила детей. Есть вещи, которые мальчикам нельзя делать по отношению к девочкам. С точки зрения драки, Джиллиан не была девочкой. А я была. Но правила постоянно кто-нибудь нарушал.

Ф. М. замахнулся. Я была уверена, что моя голова сейчас отлетит в сторону.

Бита просвистела у меня перед носом, но это Ф. М. просто замахивался. Бита ударила по голове снеговика.

Его банда одобрительно закричала.

Со снеговика слетело несколько снежинок.

Крики утихли.

Голова снеговика осталась на месте. Удар только забил глубже в голову один из глаз-камешков и оставил вмятину.

Ф. М. выронил биту, его запястья странно дрожали.

Он произнёс такие слова, которые я не стану тут писать.

Удивившись, я подошла ближе к снеговику. Он, должно быть, превратился в ледяную статую, твёрдую, как мрамор.

Внутри снеговика что-то заскрипело. Его голова повернулась. Ф. М. закричал, как девчонка.

Я отошла подальше.

Снеговик ожил. Он поднялся на полметра, его слепленные ноги вытянулись в толстую колонну. Из боков вылезли руки, огромные руки с пальцами в виде острых сосулек. Сверху его покрывал пушистый снег, но внутри у него был прозрачный трескучий лёд.

Ф. М. кричал, и не удивительно.

На снеговике всё ещё был отпечаток от его биты. Кепка и шарф придавали ему задорный вид.

Снеговик проплыл по игровой площадке, похожий скорее на большого слизня, чем на человечка. Он стал над Ф. М. и направил на него руки. Ледяные стрелы вылетели из рук и вонзились мальчику в ноги, пробив штаны.

Ярко-красная кровь растеклась по белой площадке.

Ф. М. снова закричал, как ребёнок. Он обписялся. (Трудно ему будет поддерживать образ хулигана после того, как он обписялся на виду у всей школы. Я ему сочувствую? Ни капли.)

Бой в снежки остановился.

Снеговик замер.

Мистер Оукхёрст подошёл и спросил что случилось. Мистер Честертон пошёл за медсестрой.

– Выкладывай, Минто, – потребовал мистер Оукхёрст. – Кто это с тобой сделал?

Всхлипывая, Ф. М. указал на снеговика.

Тот сместился по площадке метра на полтора и наклонился, но руки у него уже были прижаты к бокам. На лице у него была невинная улыбка из кусочков коры, которую слепила я. Горилла не видел его ожившим.

Ф. М. не мог говорить. Он трясся от шока. Мистер Оукхёрст двумя руками схватил ноги хулигана, пытаясь остановить кровь, но при этом не касаться пятна мочи. Шайку Ф. М. как ветром сдуло.

Зазвенел звонок на урок.

– Это... это были они, сэр, – сказал Ф. М.

Я не сразу поняла, что он указывает на нас.

– Девочки? – недоверчиво сказал Горилла.

Я хотела возразить, на Джиллиан взяла меня за руку. Это было несправедливо, но она понимала, что может получиться. Если мы всё объясним, нам же будет хуже.

Пришла медсестра с бинтами и мазью. Остальные дети ушли в классы.

– Вы, малолетние преступницы, марш немедленно в кабинет директора! – сказал мистер Оукхёрст. Он посмотрел на свои измазанные кровью руки и покачал головой. – Не знаю, куда катится этот мир. Я бы понял, если бы такое отмочили парни. Но... девочки?!

Позже...

Нас наказали «задержанием». Причём не только на сегодня, а на всю неделю. Мистер Каркер назначил бы нам и больше, но дальше начнутся Пасхальные выходные. Упоминался «ремень». Если бы учителя не подозревали, что Ф. М. сам же и начинал все драки, в которых участвовал, мы бы, наверное, заработали «палку».

Джиллиан – единственная девушка в Коул Хилл, которая когда-либо зарабатывала «палку».

– Ваши родители будут поставлены в известность, – сказал директор. – Я им позвоню.

Джиллиан внезапно испугалась ещё сильнее, чем когда ожил снеговик. Сильнее, чем когда мы заходили в кабинет директора.

– Папа не берёт трубку.

Директор посмотрел на меня.

– Я живу с дедушкой.

– А у вас в доме есть телефон?

– Я его никогда не видела.

Мистер Каркер ударил линейкой по столу, словно перед ним лежала рука ученика. В его маленьком кабинете звук отдался гулким эхо.

– Ты что, юмористкой себя считаешь, Форман?!

Я не знала что сказать. Я не могла объяснить. В нашем «доме» можно найти очень много разных вещей, многие из них удивили бы большинство людей (сделанная в виде слоновьей ноги подставка для зонтов, в которой стоят африканские копья, хроно-синкластический инфундибулятор), но вот то, чему никто бы не удивился (телефон), похоже, отсутствовало. Я не могла утверждать, что у нас нет телефона, просто мне он никогда не попадался.

– Мальчик лежит в больнице. Я не потерплю шутки!

– Конечно, сэр.

Ни Джиллиан, ни я не пытались рассказать о снеговике. Со взрослыми это бесполезно. Они живут в другой реальности. Я не знаю, осознают они или нет, но у них есть странная способность игнорировать то, что у них прямо перед носом.

Мистер Каркер пошёл на компромисс и дал нам запечатанные конверты, которые нужно было передать «родителям или опекунам».

– Я полагаю, что когда вы придёте домой, вас там накажут не меньше, чем в школе.

Джиллиан ничего не сказала. Если она передаст конверт отцу, то уже завтра утром будет в больнице в ещё худшем состоянии, чем Ф. М. Мы об этом никогда не говорили, но я знала это. И я поняла, что директор это тоже знает, что все знают. Он просто принимал это как факт, ничего не говоря.

– Сэр, вы не можете так поступить, – сказала я. – Папа Джиллиан тогда...

Мистер Каркер осмотрел меня, как на биологический образец:

– Что тогда, Форман?

Джиллиан тоже смотрела на меня, перепуганная, и уже с настоящей ненавистью, гораздо большей, чем когда я проболталась о нашем возрасте возле «Помпы». Даже она предпочитает принять всё как есть, согласиться на порку, но не рассказывать о том, что с ней бывало дома.

– Ничего, сэр, – сказала я, сгорая от стыда.

Позже...

Раньше меня никогда не задерживали, но я знала, что это такое. Группа учеников, обвинённых в мелких правонарушениях (т. е. недостаточных для «ремня» или «палки», но за которые мало «строк»), задерживались в школе после уроков на два часа и использовались в качестве рабской рабочей силы для выполнения грязной работы.

Среди сегодняшних задержанных был Джо Гибсон, отец которого был представителем профсоюза. Он сказал, что «задержание» – это для школы возможность сэкономить на разнорабочих. Он был ветераном «задержаний», и в основном его наказывали за то, что он спорил с учителями и ставил под сомнения школьные правила.

Команда задержанных состояла из пяти парней – все из четвёртых и пятых классов, задержанные в основном за первоапрельские шутки после полудня[12] – и нас с Джиллиан, а командовал нами Горилла Оукхёрст. Когда все остальные ученики шли по домам или к автобусным остановкам, мы должны были явиться в зал для Собраний и получить задания и инструменты.

– Я слышал, что вы отправили этого неандертальца Минто в больницу, – сказал Гибсон. – Молодцы, дамы. Кто-то должен был преподать урок этому мерзавцу.

Джиллиан со мной не разговаривала.

Она много думала. О том, что я чуть не сказала директору. Это для неё было важнее, чем снеговик.

А я не могла перестать думать о снеговике, хотя от этих мыслей у меня болела голова. Это не было связано с моими обычными туманными зонами, но чем-то было похоже. Ведь от необъяснимых явлений всего один шаг до туманных зон.

Как только у Джона возникает желание поговорить о летающих тарелках, не дающих покоя ПВО, или о том, что Стоунхендж это древний космопорт, у меня тут же возникает мигрень – мозг предупреждает меня, чтобы я молчала.

Снеговик ожил.

Присутствие ощущалось не только на Тоттерс Лэйн. Здесь оно тоже было. И оно становилось смелее. Оно переставало прятаться. Разминало ледяные мускулы.

Мистер Оукхёрст велел нам надеть пальто, шарфы, перчатки, отвёл нас в подсобку и выдал большие инструменты. Кирки и лопаты. Паяльные лампы. Лестницы.

Немного подумав, он выдал нам непромокаемые плащи, чтобы мы надели их поверх своих пальто. Завсегдатаи «задержания» сразу застонали, предчувствуя, что задание будет не из приятных.

Сегодняшняя работа была связана со льдом. Его так много накопилось в сточных желобах на крышах, что желоба могли оторваться от стены. Мистер Оукхёрст не знал, что делать со мной и Джиллиан, думая (напрасно!), что мы не справимся с кирками и лопатами. В конце концов он решил, что мы с ней достаточно лёгкие, чтобы залезть на лестницы и растапливать наверху лёд паяльными лампами.

– А Хатчер – вон от лестниц, – приказал он.

Дадли Хатчер – прыщавый парень из пятого класса – отбывал наказание за то, что заглядывал девочкам под юбки. Его прозвище было «Грязный Гёрти».

Мы вышли на неосвещённую игровую площадку. Когда наши два часа истекут, наступит уже ночь, похолодает.

Я держалась подальше от снеговика. По борозде в снегу было видно, где он двигался. Он стал больше, как будто бы дети добавили ему объёма, прилепив снежки. Из его боков торчали шипастые ледяные ветви. На голове была борода из клыков-сосулек. Несмотря на кепку и шарф он был похож не столько на снеговика, сколько на какое-то страшное дерево.

Мальчики прислонили лестницы к стене, и Горилла указал вверх. Там, где желоба пристыковывались к водосточной трубе, скопился лёд. Он был похож на большой нарост, от которого вниз по трубе, словно щупальца грязно-белой медузы, спускались замёрзшие потоки.

– Словно тонна замороженной требухи, – сказал Гибсон.

– Залезайте наверх и принимайтесь за него, девочки, – велел мистер Оукхёрст. – А вы, парни, будете разбивать и отгребать в сторону сброшенные ими льдины. Гёрти, ты будешь отвозить лёд на тачке.

Во время «задержания» учителя могут называть детей как угодно.

На мгновение я заволновалась, что когда мы залезем наверх, Джиллиан направит на меня свою паяльную лампу, но я знала, что её обида будет длиться недолго. На меня, во всяком случае. Она не забудет этот случай, но голову терять из-за этого не станет. Она пережила субботний вечер возле «Помпы», переживёт и сегодняшний случай в кабинете директора.

Мы полезли наверх.

– Кто быстрее, – сказала она, всё-таки заговорив со мной.

Она быстро полезла вперёд и выиграла. Я решила лезть осторожно. Парни внизу подшучивали, но под юбки не заглядывали.

(Мистер Каркер отклонил десятки петиций о том, чтобы девочкам разрешили ходить в школу в брюках. Думаю, он был бы рад, если бы мы ещё и в парандже ходили, как мусульманки.)

Наверху, возле крыши, мы уселись на ступеньках и направили пламя на лёд.

Я была рада, что пришлось работать паяльной лампой: она хотя бы руки грела. От талой воды у меня скоро размокли варежки, а затем они начали замерзать и похрустывать.

Подо льдом угадывался стык желобов. От пламени паяльных ламп растекалась вода.

– Берегись! – громко крикнула Джиллиан.

Большой кусок льда отвалился и свалился на землю, разлетевшись на острые осколки.

– Снеговик опасен, – сказала я Джиллиан так, чтобы другие не слышали.

– Мы его растопим, – сказала она. – Паяльными лампами.

– За это наказание будет сильнее, чем «задержание», – напомнила ей я. – Мистеру Каркеру снеговик понравился, ты забыла?

– Чёртов Каркер не знает, на какой он планете живёт.

Раздался хруст, и вдоль обледенелого жёлоба пробежала трещина. Моя лестница выскользнула из-под меня. Гибсон и другие парни пытались её удержать, но я выронила паяльную лампу, и парням пришлось разбежаться в стороны. Лестница закачалась и упала на землю.

Замёрзшими пальцами я держалась за обледенелый жёлоб. У меня внутри всё перевернулось.

Я не понимала, почему я не падаю. Затем увидела, что Джиллиан поддерживает моё плечо, вцепившись в плащ.

– Переставляй ноги на другую лестницу, Форман! – кричал снизу Горилла.

Увидев перекошенное лицо Джиллиан, я вспомнила, как она посмотрела на меня в кабинете директора.

– Не бойся, Сьюзен, – сказала она. – Я не отпущу.

Я и не думала, что она отпустит.

Но я всё равно забросила ноги на лестницу и нашла, за что держаться руками. Нам обеим было неловко, но мы вцепились друг в друга, чтобы держать равновесие. Мистер Оукхёрст с парнями держали внизу лестницу. Даже Грязного Гёрти пришлось позвать.

Жёлоб трещал. Я видела, что лёд двигается, как каша, по нему идут волны, но он не был жидким. Он потрескивал, как снеговик.

Мы с Джиллиан осмотрели весь жёлоб. Весь лёд ожил, он свешивался с окон, с карнизов, с крыши. Он двигался. Даже иней на окнах шевелился, отражая закат, создавая похожие на звёзды радуги.

Внизу раздался чей-то крик.

Мы с Джиллиан посмотрели под ноги.

Снежный ковёр на земле вздыбился, закружился вокруг ботинок и носков парней, поднимался к их коленям. Парни начали топать ногами и пытаться убежать. Брошенная ими лестница качнулась.

Я увидела на штанинах Грязного Гёрти пятна крови.

В снегу было полно шипастых кусков льда.

Из массы льда, намёрзшей на жёлоб, вырвался ледяной кулак и, едва не задев моё лицо, бросился в сторону Джиллиан. Кулак был на конце плотного щупальца. Я могла видеть сквозь эту ледяную руку, у неё была почти растаявшая сердцевина и твёрдая, как железо, оболочка. Джиллиан ткнула в атакующую руку паяльной лампой, и когти растеклись водой.

Лестница долго не простоит.

Мы были рядом с большим окном с замёрзшими стёклами. Я кивнула на стекло и крикнула: «Жги его!». Джиллиан, позабыв о правилах о школьном имуществе, провела пламенем по одному из стёкол. Иней, в котором чудилось страшное лицо, тут же растаял.

Я ударила ногой по стеклу. Плохая идея. Окно так и не разбилось, но моим весом лестницу оттолкнуло от стены.

Джиллиан схватилась за лестницу обеими руками, выронила паяльную лампу, и напрягла всё тело, как прыгунья с шестом, двигая ноги к окну.

Удалившись на какое-то расстояние от стены, лестница качнулась назад, как маятник. Я перелезла на другую её сторону, чтобы своим весом помочь Джиллиан прижать ноги к окну.

Стекло разбилось, и Джиллиан зацепилась голыми ногами за подоконник. Она поцарапалась до крови.

Соскользнув в класс, она затащила туда и меня. Лестница упала. На мгновение мы прижались у окна друг к другу, а затем выглянули через подоконник наружу.

Внизу, на игровой площадке, лежали разбросанные тела мистера Оукхёрста и парней, над ними кружился живой иней, их тела и одежда были проколоты сосульками. Смещая тела, из земли вырастали и исчезали ледяные шипы.

Джиллиан раньше никогда не видела мёртвых.

Не было смысла тратить время на расспросы о том, что происходит.

– Нам нужно выбраться отсюда, – сказала я. – Дедушка сможет что-нибудь сделать.

Джиллиан покачала головой:

– Ни один взрослый не знает что делать, Лобастая. Посмотри вниз, на Гориллу. Мой папа не сможет с этим справиться. И твой дедушка тоже.

Я не могла ей сказать, что она просто не знает моего дедушку.

А ещё я не была уверена, что дедушка захочет помогать «паразитам». Он может стать на стороне снега. Или же он может сложить руки на груди и наблюдать за тем, что будет дальше. Помощь может быть расценена как вмешательство.

– Если мы выберемся, – сказала Джиллиан, – с этим придётся разбираться нам. Не родителям, не учителям, не полисменам. Только нам.

В тёмной классной комнате раздался скрип. Мы обе обернулись. Джиллиан схватила стул.

– Это я, – сказал голос. – Джиллиан, Лобастая, это я, Джон.

Он подошёл ближе. У него из-под пальто выглядывали брюки и рубашка цвета хаки.

– СПОР отменили. Из-за погоды. Я не смог сообщить об этом папе, чтобы он забрал меня раньше.

– Из-за погоды очень многое отменят, – сказала Джиллиан. – Посмотри туда.

Снеговик снова двигался. И он был уже не один. Появились и другие снеговики, поменьше. Они собрались, как солдаты. Некоторые из них не были слеплены людьми. От стены сарая отделился снежный нанос и собрался в безногую форму, в ледяной скелет, прикрытый пушистым снегом.

– Они похожи на рыцарей в доспехах, – сказал Джон.

– Холодные Рыцари, – сказала я.

Джиллиан засмеялась и стукнула меня по плечу. Её смех был слегка надтреснутым.

– В них что, люди внутри? – спросил Джон.

– Нет, они полностью изо льда, – сказала я.

Холодные рыцари осмотрели погибших, мистера Оукхёрста и парней.

– Что происходит? – спросил Джон. Он смотрел на меня, рассчитывая, что я знаю ответ. – Это ненормально, – сказал он.

– И я тоже ненормальная? Поэтому я должна знать?

– Нет, Лоба... Сьюзен. Просто ты часто знаешь что-то необычное, что большинство людей не знают.

– И это мне говорит «Джон Марсианин». Спасибо тебе большое!

Джон расстроился. Не надо было произносить его прозвище вслух. Джиллиан его постоянно «марсианином» называет, и это не важно, но отменя он этого не ожидал.

Всё это очень сложно. Эмоции, нелогичные реакции, кто с кем, кто кому нравится, кто кому не нравится, кто-то кого-то раньше не любил, а теперь любит. Я хотя и не односердечница, но тоже этого не избежала. Меня не покидает мысль о том, что в более рациональных мирах всё гораздо эффективнее.

Эта мысль пронзила мой мозг, словно игла.

Иногда вместе с болью бывают проблески истины. Не иносказания, а настоящая неземная актуальность. Туман на мгновение рассеивается, и я что-то вижу или вспоминаю. Очень редко это бывает что-то полезное. На самом деле это только путает ещё сильнее.

Где-то есть рациональный мир. Дедушка не хотел там жить. Был бы у меня выбор, я бы тоже не захотела. Я чувствовала привлекательность спокойствия, безмятежности, бесстрастного наблюдения, но понимала, что это не для меня.

Мои сердца бились не в унисон.

– Сьюзен... Сьюзен, что случилось?

Джон смотрел на меня широко раскрытыми глазами. У меня пекло лицо. Джиллиан била меня по щёкам.

– Ты ненадолго потеряла сознание, – сказал Джон. – Ушла в Сумеречную Зону.

Я сглотнула и извинилась.

– Это всё чересчур, – сказала я.

– Холодные рыцари куда-то маршируют, – сказал Джон.

Я выглянула в окно. Уже совсем стемнело, и на улицах загорелись фонари. Упавшая паяльная лампа продолжала гореть, отбрасывая на площадку веер оранжевого света. Снеговик уводил своё войско от здания. Они двигались синхронно, скорее как одно существо из нескольких тел, чем несколько отдельных существ. Не имея ног, они не могли идти, поэтому ползли, а иногда катились, как шары, собирая своими снежными боками камни и мусор, и вытягивая из боков ледяные щупальца.

– Чего бы я только сейчас не отдал за огнемёт, – сказал Джон.

Снеговики остановились возле ворот школы.

К воротам подъезжал автомобиль, снеговики замерли в свете его фар.

– Это папа!

Это был джип. В нём был капитан Брент и водитель.

Отец Джона выпрыгнул из джипа, бросил недовольный взгляд на холодных рыцарей, считая их всего лишь помехой, выдохнул облако пара, и потопал ногами.

– Папа, папа! – позвал Джон.

Капитан услышал, что кто-то кричит, но не сразу сообразил, откуда донёсся звук.

– Ты что там делаешь? Ты уже должен быть готов уезжать. Мы опаздываем.

– Папа, отойди от снеговиков!

Капитан Брент пересёк игровую площадку. Остановился над паяльной лампой.

– Это же опасно, чёрт возьми! – сказал он, взяв её в руки. – Какой дурак её тут оставил?

– Папа, снеговики! Берегись их!

Капитан Брент был одновременно озадачен и разражён. Наконец, показалось, что до него дошло.

– А, понял! Первое апреля. Ха-ха, блин!

– Папа... – Джон почти плакал, пытаясь добиться от отца понимания.

Пламя паяльной лампы освещало площадку. Капитан Брент увидел тела погибших. Он огляделся по сторонам. Раздался крик.

Холодные рыцари набросились на джип. Они захлестнули водителя, как волна. Снеговики вдруг слились в живой ледник, который поднялся и обрушившийся на джип. Водитель был внутри – размытая фигура в полупрозрачной глыбе. Я не знаю, раздавило ли солдата, или он утонул, но всё случилось очень быстро.

– Пойдём, – сказала Джиллиан. – Тут опасно.

Ледяные щупальца, извиваясь, заползли в открытое окно и пульсировали, переплетаясь друг с другом.

Мы выбежали из класса, сбежали по лестнице, пробежали через вестибюль, и вышли на игровую площадку. Капитан Брент держал в руках паяльную лампу – возможно, самое полезное оружие в таких обстоятельствах, но её пламя уже угасало.

Огромный ледяной кулак, схвативший шофёра, теперь схватил весь джип и поднял его над землёй. Капот вспучился под давлением, шины лопнули, стёкла разбились, двери сломались.

Капитан Брент не знал, что сказать.

– Папа, это нападение, – объяснил Джон.

Это до него дошло.

– Вот же идиот, – крикнул он на сына. – Что ты опять натворил?

Джон такого не ожидал. За очками, в его глазах были слёзы.

– Я не виноват, – заревел он.

– Как только где-то беспорядок – ты обязательно в нём участвуешь, Джонни. Чья же это ещё вина, а? Ты сам себя превзошёл.

По щеке Джона стекла слеза.

Раздался громкий хруст. От джипа остались одни кусочки, некоторые из них торчали изо льда. Холодные рыцари вновь сформировали из общей каши человекоподобные фигуры. Теперь у большинства из них было по две негнущиеся ноги, и они могли шагать. Они были скорее худые, чем толстые.

Джиллиан посмотрела на холодных рыцарей и на папу Джона. Капитан Брент стоял неподвижно, отказываясь признавать существование ледяных существ.

– Вы сошли с ума, – сказала Джиллиан взрослому. – Совсем сбрендили.

– Не говори так о моём папе, – сказал Джон, утирая рукавом лицо.

Джиллиан закатила глаза.

Холодные рыцари шли к нам.

Нам пришлось затащить капитана в вестибюль, а затем забаррикадировать вход, придвинув к дверям тяжёлый шкаф со спортивными кубками.

От взрослого не было никакой помощи, но мешать он нам тоже не пытался. По обе стороны от дверей некоторые из окон разбились. Внутрь задувало снег.

Я почувствовала покалывание и протёрла лицо. На рукавице осталась кровь. Снег был острый. Каждая снежинка была крохотным опасным лезвием.

Мы отступили из вестибюля в зал для Собраний.

– Мы очень сильно опаздываем, Джонни, – рявкнул капитан Брент. – Это никуда не годится. Мама будет сильно ругаться. И мой командир тоже.

– Заткни своего отца, – сказала Джону Джиллиан, – мне подумать нужно.

Отец Джона не мог поверить, что ребёнок так о нём говорит.

– Слушай... – возмущённо начал он.

– Я знаю, как прогнать холодных рыцарей, – сверкая глазами, перебила его Джиллиан. – Нужно сжечь школу!

Инстинктивно я обрадовалась этой идее!

– Не-а, ни за что, девочка, – сказал капитан Брент. – Общественное имущество.