Время колокольчиков

Диверсия без динамита

Автор этих строк оказался вовлечен в рок-н-ролльную орбиту по следующей причудливой траектории. В 1980 г. меня, скромного среднего медработника кожвендиспансера у Савеловского вокзала, знакомые студенты МИФИ пригласили в свой клуб в качестве специалиста по… как бы это назвать? Небезопасным формам общественной деятельности. Клуб «Рокуэлл Кент» оставался одним из последних непридушенных студенческих клубов столицы (за счет термоядерной специфики института) и издавал свой машинописный журнал. А у вашего покорного слуги еще «в годы молодые, с забубенной славой» накопился некоторый опыт подобного рода авантюр: очень печальный, говоря по совести, и изрядно дурацкий. Рок-музыка, как видите, пока не причем. В клубе «Рокуэлл Кент» заправляли умные физики, поклонники Высоцкого и Галича! Не удивительно, что журнал больше тяготел к литературе, философии и авангардной живописи. Однако быстро выяснилось, что молодые литераторы и философы — публика вялая, тоскливая, как Пьеро, и точно так же не способная ни к какой организованной деятельности. КСП, последнее официальное прибежище бардовской песни, год от года хирел и херел в объятиях МГК комсомола. Наконец на одно из тоскливых сборищ пришел босс клубной дискотеки Володя Литовка с деловым предложением: если хотя бы половина журнала будет посвящена советскому року, можно наладить его четкое производство и распространение. «А что есть советский рок?» — «МАШИНА… ВОСКРЕСЕНИЕ… Ну, вот еще АКВАРИУМ — молодая команда». Казалось бы, таких увлеченных политикой молодых людей как мы с моим ближайшим соратником Женей Матусовым (ныне поднимает экономику мормонского штата Юта), сама судьба определила не в дискотеку, а на тайные явки диссидентов. Однако не все так просто. Диссидентство в нашей стране никогда не было политической оппозицией. Ведь всякая реальная оппозиция, пусть и без должных оснований, но надеется когда-нибудь стать правительством. В диссидентстве же действовал принцип чистой жертвенности. Человек громко заявлял: «Я против», чтобы сгинуть, быть вычеркнутым из общества, из его реально существующих механизмов. Эти люди достойны глубочайшего уважения. Но опыт войны на Тихом океане свидетельствует: камикадзе оказались очень плохими пилотами. Диссидентство имело смысл и силу только как индивидуальный нравственный выбор. Попытки строить на его основе организованную, профессиональную политическую деятельность неизменно оказывались несостоятельными. И что бы ни писали об этом сегодня (когда все стали смелыми, как Матросов) в начале 80-х диссидентство представляло собой секту, отгороженную даже от самой образованной соотечественников стеной страха и непонимания. Поэтому его возможности воздействовать на положение в стране и настроение народа были весьма ограничены. Политический самиздат читал один из тысячи наших сверстников. Галича слушал один из сотни (разве что в исполнении Северного, за которого не давали статью). Записи рок-групп собирали практически все, и на дискотеки тоже ходили все.17 апреля 1981-го БГ и «Дюша» в гостях у МИФИстов. «Сначала — напряженность, некоторый холодок. Потом — шквал аплодисментов и довольный голос гитариста: „Вы тоже любите злые песни“»[15]. Кажется, не все кончилось со смертью Высоцкого. Рок-департамент в клубе «Рокуэлл Кент» получил причудливое по нынешним временам наименование: «Семинар „Искусство и коммунистическое воспитание“». Руководителем «семинара» стал А. Троицкий, работавший в НИИ искусствознания и выглядевший прилично. Официально мы занимались социологическими исследованиями в дискотеках: «Дорогие ребята, какие группы вам нравятся?» Полуофициально — изданием журнала «Зеркало», посвященного року, как и договаривались, примерно наполовину; но и другая половина — литература от Хармса до концептуалистов и наука от Киевской Руси до синергетики — с переориентацией на музыку стала куда живее и интереснее. Вовсе неофициальную сферу нашей деятельности составила организация рок-концертов по Москве и Подмосковью. Интересно, что при всем нашем восхищении АКВАРИУМОМ, героем первого номера «Зеркала» стала все-таки МАШИНА.Это была не случайность, а продуманная стратегия. Начав с малоизвестных ленинградцев, мы оказались бы чужими на столичном музыкальном празднике. А ведь редакция не собиралась противопоставлять свой радикализм устоявшейся системе ценностей — но встраиваться в нее, определенным образом ненавязчиво ориентировать (скажем, из того, что модно, все-таки МАШИНА, а не АВТОГРАФ и не итальянская эстрада), и только после этого изменять. А вот № 2 открывался уже фотографией небритого БГ с губной гармошкой и редакционной статьей под симптоматичным названием «Народное искусство».