Время любви (СИ)

Глава 14.2. Олег

Олег прекрасно понимает, что переступает черту. Причем в своей духе — уверенно и прямолинейно. У такой романтичной натуры, как Танечка, нет и шанса. Она уже краснеет и тушуется, как и полагается юной девушке. Отводит смущенные взгляды, но украдкой все равно поглядывает.

Потому что тянет. Тянет эту обиженную судьбой девушку к тому, кто совсем чуть-чуть позаботился о ней — приютил, приласкал. Как ребенка, порадовал поездкой на речку и шашлыком.

И ведь он понимает — там однозначно не одна травма. Чего только стоит это ее маниакальное желание угодить и быть удобной! Он уже мог с легкостью определить, когда она улыбается искренне, а когда это просто учтивая и светская маска. Когда она довольна, а когда — расстроена. А расстроить, оказывается, ее может любая мелочь. Особенно, если она доставляет какое-либо, даже малейшее, неудобство.

Однако какое соблазнительное зрелище! Он сидел в кресле, поставив руку на подлокотник и уперевшись подбородком на ладонь. Прикрыв пальцами часть лица, буквально ел глазами тонкую фигурку, вольготно расположившуюся на ковре. Ласкал взглядом стройную спину и трогательно худые плечи с разметавшимися по ним светло-русыми локонами. Миниатюрную талию и округлые бедра с аппетитной попкой. Длинные ноги с красивейшими ступнями, которые иногда мотались из стороны в сторону, непроизвольно дразня и привлекая к себе внимание.

Чистейшее искушение. Девочка. Лолита. Только без той тягучей темноты и стремления порабощать, как у героини Набокова.

“Дурак, — мысленно стучит Олег себя по лбу, — Старый и извращенный дурак”.

Сейчас он не ставил Таню на место Сони. Его вообще за сегодня ни разу не посетило ни одно воспоминании о Софье. В непривычно ярком проявлении своих эмоций Таня стала слишком походить на… ребенка. Взрослым, со всеми полагающимися округлостями в самых стратегических местах, очень милым и обаятельным, но ребенком.

А вот сейчас перед ним не дитя, но — умиротворенная и изнеженная молодая женщина. Жаль, что он не видит ее лица — сейчас его ласкает тепло и отблески огня из камина. И Таня, как кошка, нежится и отдыхает. Может, даже дремлет. Она и правда очень любит спать — в машине вырубается за милую душу. И во сне она особенно мила. Спокойна и расслаблена.

Особенно сегодня.

Как она улыбалась! Как забавно шевелила губами и морщила нос!

И правда — кошка.

Ну вот. Определенно — извращенец.

После ее ухода сразу становится одиноко и неуютно. И гнетущую атмосферу не может развеять даже яркое пламя.

Теперь уже тянет его самого. Тянет наверх, на второй этаж, где в его собственной спальне, в его собственной кровати сейчас устроилась такая желанная и такая сладкая кошечка. Возможно, ради своего удобства она снова переоделась в одну из его футболок — совсем как в первую ночь своего пребывания в его доме. Сам он планирует устроиться на диване. Не сахарный, не растает. Хотя спина, конечно, на утро “спасибо” не скажет.

А, может, он и вовсе не уснет. Не до сна что-то.

***

После возвращения в город работа снова затягивает Должанского с головой. Одновременно он решает вопрос с разводом своей подопечной, для чего ему приходится встречаться не только с юристом, но и пару раз — с самим Орловым-младшим — тем еще избалованным и распущенным парнем, который наотрез отказывается идти навстречу. Приходится заняться незамысловатым, но даже не подтасованным шантажом.

Хотя, думает Олег, лучше бы ему было все обнародовать. И выставить напоказ гнилые душонки всего семейства. Исключение, наверное, составил бы только брат Андрея — Кирилл, который на деле оказывается совершенно ни при делах. Тот давно жил от родителей обособленно, занимаясь бизнесом и семьей, и искренне беспокоился о “младшей сестре”. И потому понятия не имел, какие истинные помыслы его замечательные родичи имели на наследницу почившего Сергея Карпова.

Отношения с самой Татьяной медленно, но верно упрочнялись, становясь все более доверительными и нежными. Ласковая и нежная, девушка откровенно тянулась к нему, что не могло не тешить мужское эго. И одновременно — заставляло бороться с соблазном.

При свете дня, в здравом и трезвом рассудке Должанский понимал — неправильно это. Не должно его тянуть к бывшей однокласснице его собственной дочери. Нельзя излишне привязываться к ней и особенно — позволять самой девушке начать испытывать к нему нежные и далекие от целомудрия чувства. В конце концов, они могли возникнуть не совсем правильным образом — то есть так, как обычно должно происходить между мужчиной и женщиной. А основываясь на обманчивом ощущении благодарности.

И это было бы неправильно.

И нечестно.

В первую очередь — по отношению к ней самой.

И особенно — к памяти ее матери и отца.