Жорж Милославский. Время – вперед!

Глава 4 Время хитрых

Зима рано или поздно кончится, так решили мы на семейном совете, значит осталось совсем немного времени на возможность удачно реализовать именно зимние куртки. Оказалось, что денег в любой семье как патронов у диверсионно-разведывательной группе: или слишком мало, или мало, но больше не унести. И вторая стадия у ДРГ возникает чаще, чем в советских семьях. Цеховиков не берем, там да, там денег мало, аж девать некуда. Но конкретно Милославским до проблем с реализацией налички пока далеко, очень-очень далеко. Не кочегары мы, не плотники, и не шахтеры, не высотники. Определились с задачами – мама на выходных шьет пару курток, мы с папой едем в Тулу искать овчину. Полдела, кстати, уже сделана, я из полированного алюминия выточил несколько пластин с заграничным лого «ORBEO». Никакого отношения к испанскому производителю велосипедов, просто именно это сочетание букв максимально удобно вытеснить на пластине. И выглядит стильно, и звучит тоже. Осталось к этим лейблам пришить сами куртки, а перед этим пошить их. При наличии выкроек и опыта, на день работы. Размер было решено делать поуниверсальнее – сорок шестой, то ли подростковый, толи мелкомужеский.

Зимним воскресным утром мы с отцом стартанули в областной центр на пригородном поезде. Не было смысла и желания прискакивать в самую рань. Маршрут объезда потенциальных точек закупки выглядел так: барахолка – городской рынок – автомагазин «Стрела». Дешевле всего пожно попытаться отовариться на барахолке, но можно и не найти нужное. А в «Стреле» можно было встретить уже знакомые меховые чехлы на сиденья.

Странное и стрёмное название, для автомага, но какое есть. Тем более, что по уровню криминала на прилегающей территории «Стрела» крыла барахолку как бык овцу. Не удивлюсь, если понятие «забить стрелку» связано с этим магазином. Но не утверждаю этого. Там и наперсточники, и сбыт краденых машин с перебитыми номерами, и кидалы. Все группы аферистов были нацелены на денежки самой обеспеченной части населения СССР – владельцев автомобилей. Поясню – машина стоит безумно дорого, несколько годовых зарплат. Никаких банковских карт, переводов или векселей. Только кэш, только хардкор. Представьте, стоит несчастный мошенник или вор около магазина, а мимо него в карманах лохов-работяг проплывают пачки денег без охраны. Второй нюанс – продать свою машину гражданин Пупкин товарищу Полупкину напрямую не может при всем своем желании. Только через комиссионный отдел автомобильного магазина! Граждане СССР, ваши отцы и деды не для того революцию делали, чтоб вы автомобилями торговали! Ваше дело – производительный труд на благо Родины. А Родина вас не забудет и вознаградит самых достойных. Не дергайтесь, не вас. Так о чем я? О, про механизм продажи машины. Продавец едет с покупателем в автокомиссионку, оценивает машину, платит за это, сдает её на реализацию, платит за это, а покупатель покупает авто уже не у хозяина, а в комиссионке. Чтоб цена машины в комиссионке была поменьше, чтоб меньше платить комиссионные магазину, надо дать на лапу оценщику. Ну и в конце сделки новый владелец платит продавцу остаток суммы сделки. Довольны вроде все, особенно мошенники. Про всех этих кидал, катал, оценщиков и мошенников нам с Вадиком подробно рассказал его отец еще год назад. Он по роду службы не может не знать обо всём этом. А знал бы, конечно победил бы преступность на корню.

Наша с отцом акция успешно завершилась прямо на этапе один – на барахолке мы смогли найти и сторговать хорошо обработанные стриженые овчинки, которыми торговал какой-то явно нерусский тип. Не то гуцул, не то грузин, ну явный горец. Хоть не в кильте стоял на морозе, и то ладно. Судя по этикеткам, артельное произведение народно-прикладных ремесел декоративного назначения. В следующем веке такими в финских магазинах Икеа будут торговать. Выбрали крашеные в коричневый цвет, белые или черные на мой взгляд под куртками будут выглядеть особенно самопально. Купили пять штук по червонцу, хватит на пять курток. Прикинул, что через неделю буду тут стоять с новыми куртками. По-хорошему, надо пленки садовой прикупить, куртки в нее упаковывать, чтоб покупатель видел – фирма веников не вяжет, а если вяжет, то фирменные. И не забыть на свою куртку тоже бляху пришить иноземную, раз я буду толкать продукцию под лозунгом «сам такую ношу всю зиму». Вообще, советский народ охотно покупает в это время продукцию фирмы «Самшилл» или подпольные реплики заграничных шмоток. Подпольные швейные цеха скупают за налик неучтенный текстиль и фурнитуру, тихонечко шьют, а потом продают на улице с лотков и автолавок в других городах. Производство не видит местная власть, продажу не видит милиция в городах сбыта. Эти передвижные лавочки так быстро сбрасывают товар населению, что милиционеры успевают только получить взятку. И то потому, что им заранее заносят. А когда на торжище приходят присекатели, уже никого нет, задерживать некого. Начальство опечаленно вздыхает, выписывает моральный пендель нерасторопным подчиненным, а дома пересчитывает бакшиш и прикидывает, какую долю отделять наверх. Чтоб там тоже знали про вопиющую ситуацию с торгашами, пользующимися тем, что «пока еще не везде у нас всё хорошо с обеспечением населения товарами широкого потребления» А вот с товарами узкого потребления всё хорошо, всё распределяется бодро и аккуратно тем, кому надо. Порядок строгий, как в армии около полевой кухни:

– Тебе мясо положено?

– Конечно положено!

– Так и отходи, не стой!

– Так мне же еще не положено!

– А раз тебе мясо не положено, то отойди. Кому не положено, тому не даю.

Резкий февральский ветер задувал в рукав мне горсти снега, далекий фонарь раскачивался и мигал морзянкой какое-то непотребство, в темноте через пелену пурги слабо пробивались светлые пятна фонариков покупателей. Стоя перед ящиком со стопкой курток, я порядком продрог, при этом еще не продал ни одной куртёнки, даже ни одной пуговицы! За свистом ветра не было слышно ни шагов, ни разговоров, только ветер, холод, пелена снега и желтые пятна движутся. А еще скрип качающегося фонаря где-то вверху за спиной.

– Чего продаешь, паря! – Странная интонация, вопрос в ней не слышится, а скорее наезд.

– Куртка зимняя, как на мне. Надо, смотри, не надо дальше иди.

– О какие мы деловые! Под кем ходишь, кто разрешил?

– Чай не при царе живем, мне разрешение не требуется. Один дрейфую на льдине.

– Чай не чифир, много не выхлебаешь. Не по масти борзеешь, не находишь?

– А я не ищу, у меня борзометр не калиброван. Проходи краем, дядя.

Из темноты вынырнула такая же квелая морда с харизмой на левый глаз. «Ну-ка, Беня, набери Трефилу, пусть скажет за своих, кто им разрешил ставить на Бродвей своих пушеров без нашего согласия» – просипел первый урка. Названый Беня начал тыкать в кнопочки дешевой трубы, словно вытащенной из дальнего ящика кладовки. Внезапно у меня в кармане завибрировал вызов. На автомате, не обращая внимание на прилипчивых клиентов, вытащил из джинсов свою мобилу: «Милославский. Алло, кто это?»

– Валять через кочерыжку, я Трефилу набрал, а трубу этот фраерок взял! Самсон, что делается? Держи его, ён самого Трефила обнес!

Я понял, что круто попал, черт с ними, с куртками, надо валить! Или бежать, если валить их нечем. Правым плечом толкнул ближайшего, перепрыгнул через ящик и ломанулся по проходу, удирая от гоп-компании. Внезапно из темноты на меня набросился угол павильона, он даже не заметил удар, а я полетел под ноги невидимых прохожих. Сбитое дыхание не позволяло вскочить и бежать дальше, сильно болело отбитое плечо, в открытую форточку немилосердно задувала февральская метель, а на пороге комнаты стояла мама: «Сынок, не сильно ударился? Приснилось что? Давай помогу вылезти». А помощь и впрямь была нужна, героическим прыжком с кровати я снес стул и наполовину застрял где-то под письменным столом, ровно под форточкой.