Время останавливается для умерших

Часть четвертая Исчезающий след

С Галиной мы встретились в парке Жеромского. Я приехал на пятнадцать минут раньше, что тоже, конечно, является своего рода непунктуальностью. Это свидание интересовало меня по двум причинам. Может, удастся узнать еще что-нибудь, касающееся так называемого Эмиля Зомбека, точнее, человека, задушенного в сейфе. И второй причиной было то, что мне просто хотелось увидеться с Галиной.

Она пришла вовремя, сияющая и веселая. У нее была хорошая улыбка, улыбка маленькой девочки, которая что-то натворила и хочет, чтобы другие не придавали этому особого значения.

— Я рада, что вы пришли, — начала она. — А вы довольны? Мы должны чаще встречаться. Правда?

— Не знаю, что можно назвать правдой, — сказал я. — У Марека, вашего жениха, была бы на этот счет другая «правда».

— Жених — это ужасное слово! Очень скучное и старомодное. Сейчас женихов уже не бывает.

— Я немного старомоден.

— Но ведь в вашем распоряжении современнейшие средства раскрытия преступлений! Противоречие. Вы должны осовремениться.

— И что тогда будет с вашим парнем?

— А что с ним должно стать? Я скучаю без мужского общества. Люблю нравиться и люблю, чтобы мне об этом говорили. Вы вот мне еще ничего приятного не сказали.

— Может, и сказал бы, если бы не этот Марек.

Ее рассмешило мое возражение. Я сказал это для того, чтобы как-нибудь поддержать разговор; мне совершенно не хотелось говорить о Мареке, я думал только о Галине.

— Разве я виновата, — спросила она, — что его забрали в армию? И вообще, влюбленных парней нельзя призывать на службу. Потому что любовь может пройти. В военном билете так надо было бы писать: «как жених подлежит переводу в запас».

Мы вошли в парк и двинулись по аллее, параллельной улице Красиньского. Другие дорожки размокли от дождя, который шел всю ночь, а Галина не хотела портить свои выходные туфли.

На чердаке возвышающегося над прочими строениями дома перед узким вырезом окошка стоит мужчина с коротким итальянским карабином в руках. На стволе оружия укреплен оптический прицел. Вот мужчина поднимает карабин и прикладывает его к плечу.

В прицеле, размеченном делениями, видно густую листву деревьев, потом лицо капитана Вуйчика и лицо Галины. Ствол карабина следует за этими лицами. Вот капитан поворачивается к девушке, та останавливается и закрывает своей головой его лицо. В прицеле появляется ее старательно уложенная прическа. Руки мужчины затянуты в черные кожаные перчатки, палец соскальзывает со спускового крючка и отдыхает на ограждающей его металлической скобе.

Мы останавливаемся в конце боковой дорожки.

— Вы, кажется, обещали сообщить мне нечто важное? — спросил я.

— Да, но только, я думаю, это уже не имеет никакого значения. Можете расценивать мое обещание как повод… встретиться с вами.

— И все-таки, мне хотелось бы услышать…

— Это действительно пустяк, пан капитан. Я должна была давно об этом сказать…

— О чем?

— О той открытке, с которой пан Эмиль отклеил для меня марку с котом. Я не знала, что там было написано. Текст был короткий, всего восемь или десять слов. Забыла вам только сказать, что на открытке был вид Гдыни или Хеля, во всяком случае, — морской. Довольно пошлый: бурное море, кусочек пляжа с дюнами, вдали какой-то корабль и, конечно, чайки над волнами.

Чердак высокого дома. Ствол карабина медленно перемещается вправо, затем влево. В прицеле отчетливо видны увеличенные оптикой головы капитана и Галины, выступающие из-за большого дерева на повороте аллеи. Ствол останавливается, палец снова касается спускового крючка. В этот момент лица капитана и Галины заслоняются головами проходящей мимо парочки. Палец вновь расслабляется и отодвигается от крючка.

— Понимаю, — сказал я. — Вы вспомнили этот морской пейзаж и решили, что кто-то в качестве сигнала высылает вид с пляжем и чайками…

— …из Колюшек, — докончила фразу Галина, — Это меня и удивило. Но только вы не думайте… Я действительно хотела вам помочь. Мне теперь стыдно. Наверное, попала пальцем в небо.

— Большое вам спасибо, — сказал я. — Не знаю, в чем тут дело, но… Из Колюшек действительно не посылают морских видов.

Наклонившись вперед, мужчина пытается уклониться от света, бьющего через длинное чердачное окошко прямо в глаза. В перекрестье прицела — деревянный столб с табличкой — «Береги зелень». С одной стороны столба лицо капитана. С другой — отдаленное от него на несколько сантиметров лицо Галины.

Мужчина в перчатках задерживает дыхание и нажимает спуск.

Раздается выстрел.

Пуля пробивает табличку «Береги зелень», находящуюся между липами. В тот же миг капитан резко толкает Галину на газон и падает сам. Лежа выхватывает пистолет. И тут раздается звук еще двух выстрелов, две пули с визгом расщепляют столб.

— Мой костюм, — причитает Галина, — Мой новый костюм…

Мы пригласили Галину в управление. Поскольку поручик Витек все еще не оставил намеков насчет моего так называемого романа с ней, я поручил ему самому записать показания девушки.

— Подумайте, — сказал ей поручик, — в вас стреляли, значит, кто-то знал, что вы договорились о встрече с капитаном Вуйчиком! Знал время встречи и место.

— Никто не знал. На самом деле — никто.

Галина улыбнулась ему. Я был готов разорвать ее на части.

— А ваш отец? — продолжал поручик.

— Когда я выходила из дома, — снова улыбка, — он спросил, куда я иду. Я сказала, что условилась о встрече с капитаном. Но не говорила где. Отца нельзя подозревать. У него нет никакого повода…

— Видите ли, девушка! Человек, который стрелял, Должен был знать о свидании заблаговременно. Чтобы успеть найти удобное место, принести туда оружие и ждать соответствующего момента. Кому вы говорили о встрече?

— Никому не говорила! После телефонного разговора с паном капитаном я вернулась домой. Не встречала никаких знакомых, ни одной подруги. Мне еще нужно было забрать у портнихи костюм и вымыть голову…

— А откуда вы звонили в управление? — спросил я.

— Ах, да! — воскликнула Галина. — Наверное, именно там кто-то и подслушивал, в этой битком набитой закусочной «Подкрепись»! В очереди к телефону стояло еще несколько мужчин. Там телефон висит прямо на стене и нет никакой загородки или будки.

— Вы не заметили никого, кто бы придвинулся поближе?

— Около меня всегда кто-нибудь крутится. Но я на мужчин не обращаю внимания, — сказала Галина и выразительно посмотрела на меня. — Если только мне кто-нибудь очень понравится, но это редко случается. Я не запомнила людей, которые стояли у телефона. Никогда не смотрю в глаза чужим мужчинам, потому что они от этого наглеют. Так что, — обратилась она к поручику, — если кто-нибудь и узнал о времени и месте встречи, так только в баре «Подкрепись». Тот, кто специально подслушивал. Поверьте, я действительно хотела вам помочь. Мой отец не любит милиции, но я… — и снова красноречивый взгляд на меня.

Теперь уж поручик не отцепится — раструбит об этом на все управление, не простит этих взглядов Галины. Я был действительно в бешенстве, когда она при Витеке так явно афишировала свои симпатии.

— Это все, — сказал я. — Можете идти, спасибо.

Галина изо всех сил тянула с уходом.

— Можно будет еще как-нибудь позвонить пану капитану?

Я заметил язвительную улыбку поручика и поэтому ответил:

— В ближайшее время не надо. Если вы мне будете нужны, я сам с вами свяжусь.

— Я думала, — грустно сказала она, — что всегда буду вам нужна.

Я проводил ее до двери.

— Похоже, она говорит правду, — заметил поручик.

— И я так думаю.

— Прекрасная девушка.

— Брось это. Как ты думаешь, имеет ли смысл какая-нибудь проверка контактов Галины, ее знакомств, условий жизни?

— Скорее всего нет, — ответил поручик, — Потому что проверяющие вышли бы на твой след. Но хватит шуток. Мы должны предположить, что в нее тоже мог кто-то стрелять, не только в тебя. А мы не можем ее охранять. Из-за этой истории с Зомбеком в управлении, уже не хватает людей.

— И это еще не все, — сказал я, — потому что в воскресенье мне понадобятся еще пятнадцать или двадцать человек. Придется, наверное, одолжить из моторизованных подразделений. Нужно окружить озеро, где я рыбачу.

— Юморист! — захохотал поручик. — Милицейская облава на рыбу, чтобы ты, наконец, хоть что-то поймал?

— Да, — ответил я. — Чтобы, наконец, поймал.

И поймал.

Это случилось в воскресенье. Милиционеры в гражданской одежде, не обращая на себя излишнего внимания, оцепили ближайшие окрестности города. Они выглядели, словно случайные отдыхающие.

Я спрятался в зарослях камыша по другую сторону озера, откуда хорошо видел почерневшую колоду, на которой обычно сидел Броня к. Осматривая тот берег в бинокль, я заметил, что на этот раз он ловил с лодки. Я обнаружил его как раз в тот момент, когда он, сидя на задней скамейке у руля, прятал в рыбацкую сумку какой-то металлический предмет величиной с пачку сигарет. Это само по себе могло и не иметь никакого значения, но меня заинтриговало другое — рукоять удочки была проволокой связана с сумкой. Вот Броняк отцепил от сумки конец этого провода и сунул его в боковую стенку катушки. Может, это второй конец лески? Первый, тот, что свисал с удилища, был погружен в воду. Ясно виднелся подскакивающий на волнах поплавок.

Я осмотрелся вокруг и нигде не заметил другой лодки. Только недалеко от зарослей, в которых я укрывался с биноклем, стояла на воде двухместная байдарка, привезенная сюда на рассвете нашими людьми.

В той одежде, в которой обычно появлялся на рыбалке, я сел в это суденышко. Рукоятку удочки я всунул в щель деревянного сиденья. Начал грести в сторону охранника, ногами регулируя положение рычага с рулевыми бечевками.

Вокруг не было больше никого, поэтому Броняк заметил меня довольно скоро. Поскольку его слепило солнце, он прикрыл глаза рукой, а еще через секунду поднял ее, приветствуя меня дружеским жестом. Я волновался: что будет, если мое туманное подозрение в отношении Броняка не оправдается? И все же чувствовал, что без «расшифровки охранника» мне не продвинуться дальше ни на шаг. Поэтому надо действовать быстро и решительно.

Байдарка остановилась почти рядом с истлевшей лодкой, уже не раз подвергавшейся починке и конопачению смолой. Броняк теперь стоял, держа удочку в руке. Я забросил свою и сделал это так, чтобы зацепить леску Броняка.

— Э, осторож… — закричал он, но не успел закончить фразы.

Своей удочкой, как кнутом, я описал полукруг и рванул ее к себе. Броняк, не ожидавший этого, покачнулся и выпустил удилище из рук.

— Что за штучки? — крикнул он, рассвирепев, бросился в воду, чтобы поймать свою удочку. Я притянул ее к себе, расставив ноги в качающейся с борта на борт байдарке. Здесь было мелко, но вода все же доставала Броняку до плеч. Я поднял его удочку над головой, чтобы он не мог дотянуться. При этом чересчур резко качнул байдарку, и она опрокинулась.

Уже падая, услышал крик охранника:

— Не люблю глупых шуток!

Я нырнул в воду головой вниз и быстро пришел в себя.

Броняк, гневно фыркая и что-то крича, уже схватил удочку своей сильной рукой. Наблюдатели, конечно, заметили, что тут творится что-то неладное, однако помочь мне не могли. Я даже не предполагал, что схватка из-за удочки произойдет посреди озера, поэтому мы не приготовили другой лодки. Наша единственная байдарка набирала воду и шла ко дну.

Броняк ударил меня кулаком. Я ответил ему точным крюком в подбородок. Охранник покачнулся, но не упал, потому что держался за удочку, которую я тоже не выпускал из рук. При дальнейшем обмене ударами мне удалось занять удобное положение и приемом дзюдо отбросить противника назад. Несколько переодетых милиционеров бежало вдоль берега в нашу сторону. Один из них на ходу сбросил одежду и кинулся в воду.

И в ту минуту, когда Броняк был уже побежден, я вдруг споткнулся о какой-то корень или кусок железа и упал лицом вниз. Охранник воспользовался моментом, схватив меня сзади за воротник куртки, нанес мне сильный удар в висок. В глазах у меня потемнело. В страхе, что пойду ко дну, я успел ухватиться за борт старой лодки.

Как сквозь туман, я видел быстрые движения Броняка. Он раздирал спутавшиеся удочки и крепче привязывал к себе рыбацкую сумку. Потом поплыл в сторону прибрежного камыша. Я услышал резкие свистки и несколько окриков. Кто-то плыл кролем в мою сторону. Опираясь левой рукой на плечо милиционера, я медленно добрался до берега. Последние метры мне удалось преодолеть собственными силами. В руке у моего спасителя была удочка. Моя удочка. Вокруг ее поплавка запутался кусок лески Броняка вместе с крючком.

Броняк умело и быстро плывет в направлении камышей. Дугой огибает полуостров, вдающийся в озеро. На полуострове находится один из наблюдателей. Заметив плывущего Броняка, он высовывается из-за пня и наклоняется над водой. В руке у него пистолет. Он снимает предохранитель и загоняет в ствол патрон.

Броняк оглядывается по сторонам, рассматривает прибрежные заросли. Замечает на мысу милиционера. Опускает голову вниз и ныряет.

Милиционер внимательно наблюдает за поверхностью воды. Неожиданно прямо перед ним всплывает удилище без катушки. Милиционер обеспокоен. Броняк все не появляется.

Рядом с удочкой, качающейся на воде, показывается несколько слабых пузырьков воздуха. Милиционер несколько раз вслепую стреляет туда, потому что не видит ничего, кроме этих пузырьков.

Я пребывал в растерянности. Поручик Витек заинтересовался инцидентом на озере, однако все же заметил, что я просто сам довел охранника до крайности. Умышленно зацепив его удочку, привел Броняка в ярость. Поэтому все и произошло, доказывал поручик. В выловленном из озера удилище Броняка не оказалось никаких секретов.

— Что ты привязался к этой удочке? — спрашивал он.

С этим можно было согласиться. Но в самом исчезновении Броняка все же крылась какая-то тайна. Озеро и прилегающая роща были окружены и контролировались нашими людьми. Все окрестности этого места были несколько раз прочесаны с использованием лучших служебных собак — и безрезультатно. Броняк «испарился».

— Может, он просто боится ответственности, — предполагал поручик, — все-таки как-никак поколотил капитана милиции?

Но я все же продолжал настаивать на дальнейшем наблюдении за озером. Мне удалось также склонить майора к тому, чтобы двое наших работников незаметно следили за воротами и лестничной клеткой того дома, где жил Броняк.

Мы с поручиком сидели в кабинете майора, возмущавшегося моими «фокусами» на озере, когда в дверь постучал сержант Клос. Он принес кусок лески от удочки Броняка, тот, который зацепился за мой поплавок. Положил его на стол.

— И что я должен с ним делать? — спросил майор. — Отдайте его лучше капитану. На память.

Рядом с леской сержант положил конверт.

— Здесь подробное описание этого трофея, — сказал он.

Пока майор разрывал конверт, сержант повернулся ко мне.

— Эта нейлоновая жилка оказалась на металлической основе. Внутри проходит тонкий, как волос, медный провод.

— Да ведь такая проволочка не сделает нейлон прочнее! — пожал плечами поручик.

— Зато может сделать из лески антенну, — отозвался майор, откладывая вынутое из конверта заключение экспертизы.

Я посмотрел на поручика Витека.

— Теперь ты понимаешь, почему охранник так берег свою удочку?

— И почему пропала точно такая же удочка из квартиры кассира, — добавил сержант.

— Таким образом, — начал поручик, — этот хваленый Зомбек с Крестом Заслуги…

Оставьте Зомбека в покое, — перебил его майор. — Может еще оказаться, что этот Зомбек, точнее, так называемый Зомбек, заслужил кое-что большее, чем Серебряный Крест.

Я не понял, что имел в виду майор и чего он еще ждал…

Были у нас хлопоты и с наблюдателем, который стрелял в озеро. Всякие выстрелы были нам запрещены, но милиционер твердил, что Броняк мог скрыться, поэтому он просто хотел предупредить остальных. Сам он был уверен, что охранник утонул. Может, он его подстрелил?. Скорее всего нет, потому что на воде не было следов крови. Я не верил в смерть Броняка. Здесь наверняка было что-то другое, о чем ни один из нас не догадывался.

Майор распорядился сменить людей, наблюдавших за побережьем озера, затем позвонил полковнику и коротко доложил о ходе событий. Шеф потребовал, чтобы мы тут же отчитались у него в кабинете, — майор и я.

Он разговаривал с нами коротко, не вдаваясь в подробную оценку происшедшего. Приказал ввести готовность номер один на всех милицейских постах на всех пограничных пунктах. Потом велел тотчас же разослать фотографии Броняка всюду, где они могут пригодиться.

Прощаясь со мной, полковник сказал:

— Подумать только, этот человек уже был у нас в руках.

Наверное думал, что я начну объяснять все сначала. Но я молчал. У меня не было ни одного факта в свое оправдание.

«Не говори: любовь тебе нужна, — ни с того, ни с сего пришел мне на память припев модной песни, — не говори о будущей надежде».

— О чем вы думаете? — спросил полковник.

Я, конечно, не признался, что о песне. Ответил по-другому:

— О том, что нужно все исправить.

— Не имею ничего против, — хмыкнул полковник, — Исправляйте.

Я тоже не имел ничего против этого. Но как же все исправлять, если до сих пор мы не поймали Броняка, который исчез из озера самым непонятным образом? Нырнул и больше не вынырнул.

О том, как это случилось на самом деле, я узнал уже намного позже.

Броняк огибает зеленый мыс и плывет к обрывистому берегу.

Оглядывая прибрежные заросли, он замечает наблюдателя. Бронях ныряет и выпускает из рук удочку, с которой уже снял катушку. Слышит приглушенный грохот и догадывается, что это стреляет человек, которого он заметил на берегу.

Проходит еще несколько минут, в течение которых охранник, прячась в камышах, только один раз высовывает голову, чтобы глотнуть воздуха, добирается до каменного свода, похожего на вход в подводную пещеру. Несколько больших рыб испуганно бросаются в стороны, касаясь его тела. Кончается подводный тоннель, и Бронях всплывает на поверхность. Хватается за край скалы, подтягивается на руках. Поднимается на гладкую каменную площадку.

Теперь он находится в подземном гроте, низком, но довольно просторном. Сюда не проникает дневной свет. Бронях, пригнувшись, чтобы не задеть головой о свисающие скальные выступы, пробирается к боковой нише. На ощупь находит фонарик. Узким лучом шарит по своду, включает освещение. Сильный свет электрических ламп заливает внутренность пещеры, снаряжение которой напоминает хорошо оснащенный лагерь опытного туриста или участника какой-нибудь экспедиции. Походная кровать, одеяла, груда консервов, бутылок, стеклянных банок и пачек с сухарями. Газовая туристская плитка и баллоны со сжиженным бутаном. Радиоприемник, фотоаппарат, несколько других приборов в непромокаемых чехлах. Еще какие-то предметы в нейлоновых пакетах, канат, тонкий кабель и несколько инструментов: топор, лопата, кирка, молоток…

Бронях снимает мокрую рубашку, тиковые брюки и плавки. Вынимает откуда-то полотенце и насухо вытирается. Потом достает из мешка новые — плавки, надевает их, на плечи набрасывает купальный халат.

В одном месте свод пещеры нависает в каком-нибудь метре над полом. Охранник кладет туда одеяло, садится на него и из трубки, вмонтированной в потолок, вытаскивает другую, заканчивающуюся внизу окулярами. Это перископ. Броняк, слегка поворачивая его вправо и влево, осматривает окрестности. Видит нескольких людей в гражданской одежде и двух растерянных псов, вынюхивающих какой-то след; собаки кружат на одном месте, потом рвут поводки в разные стороны.

На следующий день я отправился в «Протон» к директору Колажу.

— Ну, наконец-то я узнаю нечто новенькое! — обрадовался он, когда его накрашенная секретарша ввела меня в кабинет.

Я рассмеялся.

— А я пришел к вам в уверенности, что от вас получу хоть какие-то сведения, — сказал я ему.

— Вы знаете больше, чем я, — обиделся Колаж. — Садитесь, пожалуйста. Хотите кофе? Моя секретарша плохо стенографирует, зато умеет варить замечательный кофе.

Я отказался, у меня было мало времени.

— Пан директор, охранник Броняк был сегодня на работе?

— Нет. И это меня беспокоит. Вы понятия не имеете, как трудно сейчас с хорошими охранниками. Вы не могли бы порекомендовать мне какого-нибудь верного человека?

— Я бы охотно порекомендовал самого себя, — ответил я. — Попрошу вас об этой должности, если не распутаю дела с вашим кассиром.

Директор хотел что-то сказать, однако у меня не было ни настроения, ни времени на дружескую пикировку. Тем более, что благодаря слову «порекомендовать» я неожиданно наткнулся на то, о чем раньше никогда не думал.

— Кстати… Пан директор, а вы не помните, кто рекомендовал на завод Броняка?

— Броняка? — переспросил директор. — Конечно помню. Его рекомендовал пан Эмиль, пять лет тому назад.

— Они были знакомы?

— Насколько я знаю, Броняк тогда получал у нас в кассе какую-то плату за вывоз отходов или мусора, уж не помню. Отсюда и их знакомство. Он просил пана Эмиля, чтобы тот замолвил за него словечко…

— И пан Эмиль замолвил. Понимаю.

Дальше спрашивать уже было не нужно. Я понял, как это получилось.

— Но что случилось с Броняком? Вы все-таки что-то от меня скрываете. Я думаю, мне можно доверять.

Ведь речь идет о моих людях! Я должен ориентироваться…

Я вспомнил угрозы Колажа. И хотя не принадлежу к злопамятным людям, однако на этот раз не выдерживаю:

— Лучше всего, если вы спросите об этом своего знакомого полковника, о котором недавно говорили.

— Видимо, мне придется сделать именно так, — ответил директор, вставая, — У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

Вопросов у меня не было. Сегодня за один час я узнал больше, чем за две недели следствия.

Сержант тормозит на Пельцовизне и Дешчовой. Поворачивается к двум мужчинам на заднем сиденье и указывает им на один из домов.

— Там уже есть двое наших, вы должны их сменить. Наблюдайте за воротами и лестницей, особенно за квартирой номер четыре на втором этаже. Речь идет об этом типе, фотографии которого у вас есть. Габриэль Броняк. И осторожнее, он может быть вооружен. Если появится — не пускайте его внутрь, иначе потом его будет трудно оттуда выкурить. Телефон есть в соседней, пятой, квартире. С хозяином мы уже договорились. Это железнодорожный сторож на пенсии, человек верный-. На ближайшей улице стоит наша машина с рацией. Все ясно?

Оба мужчины согласно кивают.

— Скажите тем двоим, что ждать их не буду, — говорит сержант, — Нельзя обращать на себя внимание. Сейчас отъеду немного дальше, там вы и выйдете.

У берега озера, густо заросшего кустами и камышом, движется туда-сюда шершавая палочка, до удивления похожая на сухую камышинку; ее не отличить от других таких же тростинок, которые качает ветер. На верхушке этой сухой тростинки, посреди пушистой кисточки, находится стеклянный глазок. Тростинка медленно поворачивается вокруг своей оси, поднимается и опускается.

Она вмонтирована в трубку, которая уходит в глубь подземного грота. Это перископ, через который Броняк осматривает окружающую местность. Вот он отрывается от стекол и берет в руки открытую банку. Доедает из нее остатки мясных консервов, запивает их горячим кофе. Снова наклоняется в сторону перископа. Видит уходящих людей: трое мужчин с разных сторон идут в направлении шоссе. Один из них ведет на коротком поводке собаку. Уходящие исчезают из поля зрения. Броняк опускает перископ вниз.

В два брезентовых мешка Броняк упаковывает все вещи, которые находятся в пещере. Он бросает в общую кучу и тот купальный халат, который был на нем. Из угла вынимает пластиковую сумку с темной одеждой, матерчатым плащом и другую, поменьше, с полотенцем и бельем. Сквозь пластик третьей, самой маленькой сумочки просвечивают пистолет и два запасных магазина. Все три пакета охранник связывает кожаным поясом. Куском резинового кабеля он закрепляет багаж у себя на плечах.

В свете ручного фонарика Броняк подтаскивает брезентовые мешки к краю каменной площадки и спихивает их в воду. Раздается громкий всплеск. Мешки идут на дно. Здесь достаточно глубоко, по крайней мере несколько метров.

Когда круги на воде успокаиваются, подплывает стайка маленьких рыбок, привлеченных отраженным в воде светом. Держа в руке водонепроницаемый фонарик в резиновом чехле, Броняк сходит вниз.

Он плывет к узкому, заполненному водой тоннелю.

Ныряет.

А еще через несколько минут выплывает у того самого мыса, с которого стрелял милиционер. Разрывает пластиковые мешки, вынимает из них одежду — ботинки, белье, полотенце. Сбрасывает мокрые плавки и сильно растирает тело. Он одевается без спешки, старательно завязывает галстук. Потом проверяет содержимое бумажника, который достает из внутреннего кармана пиджака: польские банкноты и доллары, какое-то удостоверение. Осматривает пистолет и прячет его в карман вместе с запасными магазинами.

Плавки, полотенце и маленькие сумки складывает в большой мешок, кладет туда же камень, найденный на берегу, завязывает и бросает как можно дальше в озеро. Пакет громко шлепает по воде и идет ко дну.

Броняк набрасывает на плечи плащ, уходит.

После исчезновения охранника я тотчас же поднял на ноги соответствующий отдел управления в Колюшках: нужно было следить за ветеринаром Брониславом Шыдлой. Не дать ему возможности уехать, а в случае нужды задержать под каким-нибудь предлогом.

Вскоре пришел ответ: Шыдло уехал. Он часто уезжал, особенно в соседний уезд, что входило в его обязанности. Однако на этот раз он пребывал там довольно долго. Прослушивание телефона Шыдлы тоже не принесло нам ничего интересного: несколько бесед на сугубо ветеринарные темы, уведомление о какой-то конференции и разговор с домоуправлением по поводу воды, накапливающейся в подвале. Старая женщина, которая у него убирает и готовит, в доме не живет, но приходит ежедневно.

— Вы можете объяснить причину наблюдения за ветеринаром? — спросил следственный офицер из Колюшек. — Возможно, это натолкнет нас на что-нибудь интересное.

— Похоже, что он замешан в подготовленном нападении на кассу одного завода в день получки, — ответил я.

Броняк выходит из такси на углу Бялолецкой и Огинского. Входит в ближайшее кафе, оставив плащ в гардеробе. Выпивает кофе и через несколько минут уходит — не забирая плаща.

Выходит на улицу, соседствующую с Дешчовой, быстро входит в ворота, идет проходным двором. Теперь он находится с задней стороны дома, в котором живет. Охранник взбирается на строительные леса, оставленные штукатурами.

Пока два сменившихся милиционера терпеливо охраняют ворота и лестницу этого самого дома, Броняк острием ножа приподнимает задвижку узкого окна туалета. Влезает в квартиру и прикрывает за собой окошко.

Ситуация была такой напряженной и сомнительной, что мне приходилось по многу раз обдумывать каждый следующий шаг. Я не хотел ни с чем опаздывать, все нужно было делать быстро, предупреждая каждое действие противника. Так же, как он до сих пор предупреждал нас.

Я решился на секретный обыск в доме ветеринара Шыдлы. Охотнее всего я бы поехал туда сам, но боялся, что за время моего отсутствия в управлении может произойти что-нибудь важное. Поэтому пришлось просить об этом сержанта Клоса.

— Франек, тебе нужно поехать в Колюшки.

— Ты из меня каждый раз жилы тянешь. Но работать с тобой хорошо, это факт.

Я объяснил ему, в чем дело: прежде всего просмотреть у Шыдлы все бумаги, корреспонденцию, фотографии. Возможно, что он получил тревожное известие от Броняка и поспешно бросил свое жилище, поэтому надо исследовать содержимое мусорного ящика и пепел в печах.

— А если он уже вернулся и сидит дома?

— Тогда ты откажешься от обыска и сделаешь все, что будет в твоих силах, чтобы помешать ему уехать. Даже если придется его задержать. В этом случае тебе понадобится связаться с местным управлением.

Я еще не закончил разговор с Клосом, когда меня вызвал майор Птак.

Майор был взволнован. И хотя уже много лет мы называли друг друга по имени, он сразу, принял официальный тон.

— Мы возобновили следствие по делу Зомбека, — сказал он. — Ты сам этого хотел. Но теперь я жалею, что в этой второй фазе не поручил дознание кому-нибудь другому.

— Ты так сильно недоволен? — спросил я.

— Не думаю, что ты и сам доволен собой!

И я выслушал нотацию, которую, возможно, мне и следовало бы получить. Оказывается, что я уже личность в годах, что я переоцениваю свои силы, затевая драку с таким сильным мужиком, как Броняк. Что это могло бы плохо для меня кончиться. А что бы тогда делал он, майор Птак? Как бы выглядел в глазах шефа? Ведь этот Броняк мог меня убить…

— Я с ним справился, — всунулся я, — и если бы не этот проклятый корень…

— Всегда найдется какой-нибудь проклятый корень, — резко перебил меня майор. — Всегда что-нибудь найдется в наше оправдание! Ты думаешь, я тоже не ищу оправданий, когда меня прижимают к стенке? Например, за твои дела на озере?

Через минуту он, впрочем, успокоился и угостил меня сигаретой.

— Садись, — тут он указал на кресло. — Ты очень неосторожен. Ведь Броняк был уже у тебя в руках вместе с капитальным вещественным доказательством — той передающей аппаратурой, которую он носил в сумке. С удочкой-антенной… И ты погубил такой шанс… След прервался. Вуйчик, так нельзя работать. Ты должен больше доверять остальным. Никогда не думай, что ты самый лучший. На озеро, к слову сказать, ты мог бы поехать вместе с поручиком Витеком.

— Тогда бы Броняк наверняка тут же сбежал. И у нас не было бы даже этого кусочка лески…

— Добро, оставим это. Квартира Броняка окружена?

— Там дежурят два наблюдателя, им помогает сосед Броняка. Думаю, двоих хватит? Нельзя его спугнуть, если он захочет пробраться в квартиру.

— А что с фотографией Броняка?

— Все так, как приказал шеф. Мы достали снимки из картотеки и разослали копии всем постам и пограничным пунктам.

— Как ты думаешь, а милиционер тогда на озере не подстрелил случайно его? Не лежит ли сейчас Броняк на дне?

— Он бы не отважился на драку со мной, если бы собирался тонуть. Если до сих пор не всплыл труп, это значит, где-то всплыл живой Броняк.

— Добро. Я постараюсь как-нибудь выгородить тебя перед шефом, но за результат не ручаюсь. Что до Шыдлы, так он тоже пропал. После бегства с озера Броняк должен был как-то с ним связаться, скорее всего по рации.

— Возможно, мы еще что-нибудь узнаем, — сказал я. — В Колюшки выехал сержант Клос…

Броняк переходит из туалета в маленькую кухню. Впрочем, о том, что здесь была кухня, говорят только раковина и газовая плита. Сейчас это помещение больше походит на лабораторию. Сложная аппаратура, стопка специальных книг, фотоаппарат, увеличитель, реторты.

Стены кухни выложены глазурованным кафелем. Броняк ловко выдвигает одну из плиток, открывая небольшой тайник в стене. Вынимает оттуда газовую зажигалку и паспорт. Раскрывает его и смотрит на собственную фотографию, отличающуюся от оригинала только длинными баками и усами.

Затем снова закрывает тайник и на середине выложенного терракотовыми плитками пола сваливает в кучу все приспособления и аппараты, на самый верх кладет ролик микропленки. Снова берет его в руки, рассматривает на свет кадры, решая — забрать ли пленку с собой. Наконец отказывается от этой идеи, бросив микрофильм в кучу, громоздящуюся у его ног.

С полки снимает бутылку и поливает все собранные предметы какой-то жидкостью.

Поручик Витек сидит около дежурного, получающего донесения патрульных машин. Слышится голос одного из наблюдателей, стерегущих квартиру Броняка. Дежурный передает трубку поручику.

— Звоню от железнодорожника. У Броняка что-то происходит. Я слышал шум — словно разбилась бутылка или еще что-то такое.

— Может просто ветер хлопнул окном?

— Нет, окна закрыты. Это мы проверили с самого начала.

— Пусть один из вас следит за окнами квартиры. Мы сейчас подъедем. Донесение принял поручик Витек.

Слова наблюдателя поручик тотчас же передал мне. Мы поехали на Дешчовую, взяв с собой несколько человек из оперативной группы. Дальнейшая осторожность была уже не нужна: если Броняк не появился дома до сих пор, то теперь уж тем более не появится.

Двери квартиры оказались крепко запертыми. Мы открыли один замок, но другой держался надежно. Тогда дверь просто сняли с петель и вошли в скромно обставленную комнату, вполне отвечающую своим видом небольшой зарплате Броняка. Здесь ничто не говорило о таинственной деятельности охранника завода «Протон».

Дверь в кухню была закрыта, но на этот раз мы управились с замком довольно быстро и обнаружили там полнейший разгром. В воздухе стоял запах жженной кинопленки, обугленной пробки и каких-то химикатов. Вошел поручик Витек с сообщением, что окно в туалете приоткрыто, а на раме около задвижки есть свежие царапины. Я сразу же распорядился о патрулировании всех ближайших улиц, трамвайных остановок и закусочных…

Поручик присел и стал громко читать названия лежащих у стен книг: «Кибернетика», «Электроника», «Полупроводники», «Радиоактивные изотопы», «Термодинамика»…

— И все это он должен знать, — задумчиво протянул Витек, закончив осмотр. — Наверное, был инженером-электронщиком, изображавшим полуинтеллигента? Или кто-то гораздо умнее самого Броняка жил у него нелегально!

— Он сам прятался, — сказал я.

В эту самую минуту я и поклялся себе, что должен схватить его любой ценой — и только живым. Мертвый Броняк не имел для нас никакой ценности.

Мы вернулись в управление, проверив по пути готовность городских застав. Я знал, что все это напрасно — Броняк наверняка уже давно выбрался за черту города. Мы только даром потеряем время, поскольку наши посты обязательно задержат для проверки нескольких человек, похожих на него.

Броняк стоит на шоссе. Плащ, забранный из гардероба кафе, свисает с его плеч, как пелерина. Охранник смотрит на машины, проходящие мимо. Один автомобиль останавливается, но Броняк отказывается от предложения шофера подвезти его.

Показывается фургон-рефрижератор, принадлежащий Рыбной Централи. На нем номерные знаки Колобжега. Броняк поднимает руку и машет ладонью. Водитель тормозит.

— Вам куда? — спрашивает он Броняка.

— А вам? — вопросом на вопрос отвечает тот.

— Еду в Быдгощ.

— А потом?

— В Быдгоще заберу ящики из-под трески и покачу в Колобжег, на базу.

— Можно с вами?

— Если вам это подходит, то можно. Залезайте.

Несколько минут они едут молча. Потом водитель начинает говорить о погоде, о дорожных происшествиях, о том, что в машине плохо работает холодильная установка. Однако Броняк не поддерживает разговора, его не интересуют все эти дела. Он отделывается междометиями и замолкает после каждой попытки втянуть его в разговор.

— Я беру пассажиров, — говорит шофер, — не для того, чтобы заработать пару грошей, а потому, что на длинных трассах тяжело ездить одному, как-то скучно. Иногда я даже боюсь, что засну за рулем.

Расхоложенный неразговорчивостью Броняка, шофер замолкает.

Через некоторое время Броняк прислоняется плечом к двери и спрашивает:

— А вы не могли бы потом повернуть на Гданьск? Довезите меня хотя бы до Грудзяжа. Там у меня живет хороший знакомый, у которого я мог бы одолжить «Волгу» и доехать до Гданьска сам.

— Этот номер не пройдет, — говорит шофер. — Не стоит и говорить.

— Я вам хорошо заплачу, — настаивает Броняк. — Был в отпуске, но пришлось неожиданно уехать. У меня в Гданьске жена попала в больницу — преждевременные роды. Я должен там быть сегодня ночью.

— Не получится. Я вас высажу в Быдгоще. Там вы найдете кого-нибудь, кто едет на Грудзяж.

Броняк лезет в карман пиджака, как будто хочет достать бумажник.

— Я мог бы хорошо заплатить, вы не пожалеете. Уж очень мне надо попасть в Гданьск.

— Да успокойтесь вы, — твердо отвечает водитель, — Незачем и говорить. Меня уже трижды останавливал милицейский патруль, когда я выезжал из Варшавы. Проверяли все документы. У меня хорошая работа, и я не собираюсь ее терять.

Броняк выпрямляется, садится поудобнее и говорит, глядя перед собой:

— Ну нет, так нет. Быдгощ меня тоже устраивает.

— А молодая жена? — спрашивает водитель, — Это первый ребенок?

— Первый, — говорит Броняк.

— Моя уже троих родила. Гладко у нее все прошло, как у кошки.

Машина въезжает в полосу дождя. Водитель включает «дворники». Один из них, тот, что перед Броняком, не работает. Стекло покрывается подвижным, бегущим слоем воды.

Мне хотелось тотчас же броситься в погоню за Броняком. Но куда, в какую сторону? Я думал, что убить кассира мог либо он, либо Шыдло. А может, кто-то третий или четвертый? Тот, о котором мы еще ничего не знали? Если у кассира была метрика Эмиля Зомбека, если он знал Шыдлу и сам рекомендовал на работу Броняка…

Все это как-то вязалось между собой, о чем-то говорило — но было только частью правды. Возможность бегства Броняка мы предусмотрели, однако я знал, что в нашей заградительной системе осталось еще много неохраняемых лазеек, через которые может проскользнуть преступник.

Сержант Клос приехал из Колюшек и привез с собой кое-что чрезвычайно интересное. Я всегда был уверен, что на него можно положиться. Ночь он провел у Шыдлы, поэтому, вернувшись домой, услышал от жены массу «теплых» слов.

Из-за этого сержант был угрюмым и мрачным. «Вы оба загоните меня в гроб, жена и ты», — сказал он мне.

Из Колюшек Клос привез три альбома фотографий. Эти снимки были вставлены в специальные уголки, приклеенные к зеленым и коричневым страницам, и было похоже, что всем им не меньше десяти лет. Именно десять лет назад по каким-то своим причинам Шыдло бросил любительскую фотографию.

На некоторых страницах виднелись надписи, аккуратно сделанные белой тушью: «Прогулка к Морскому Оку», «Польская осень», «Детские головки», «Будничный день в Колюшках», «Демонстрация 22 июля» и тому подобное. Под пояснениями Шыдло помещал соответствующие серии фотографий. В этой педантично собранной коллекции было и кое-что подозрительное: кадры некоторых «детских головок», например, снимались на фоне военных объектов или промышленных предприятий.

В одном из альбомов сержант нашел несколько карточек, озаглавленных «Наши победные бои с бандами УПА». Именно в этой серии Клос разглядел — так ему показалось — лицо охранника Броняка, гораздо более молодое, чем мы его знали. Броняк стоял в группе самодовольных молодцов, одетых в мундиры дивизии «СС-Галиция».

— А знаешь, как я догадался, что это может быть наш Броняк? — спросил сержант, — Посмотри, вон тут, над самой головой, снимок слегка наколот иголкой.

Шыдло или кто-то другой специально отметил этого человека.

Мы послали карточки на экспертизу и попросили майора, чтобы он нажал на Центр Криминалистики — ответ должен прийти как можно скорее.

Кабина рефрижератора Рыбной Централи. Теперь Броняк уже поддерживает разговор, зато водитель стал отвечать ему односложно.

— Вы хотите спать? — спрашивает Броняк.

— Что-то вроде этого… — отвечает водитель.

— Может закурите? — говорит Броняк, вынимая сигареты и зажигалку; ту зажигалку, которую взял из тайника, скрытого за кухонным кафелем.

— Давно бы бросил к черту это курево, — говорит водитель и берет сигарету, — если бы не дальние рейсы. Дайте огоньку.

Броняк, опершись плечом о дверцу, слегка повернув лицо к приоткрытому окну, вытягивает руку и щелкает зажигалкой. Огня нет, из зажигалки вырывается только газ. Водитель снижает скорость, тянется к зажигалке сигаретой.

— Не горит, — сплевывает он. — Эти газовые никуда не годятся. У меня была когда-то зажигалка… из гильзы от карабина. Вот она горела…

Водитель зевает.

— Что-то заело, — говорит Броняк и снова чиркает колесиком. Из зажигалки снова выходит газ.

Водитель поднимает руку к лицу, как-то неловко протирает глаза. Затем откидывается на спинку сиденья и ослабляет нажим ноги на педаль акселератора.

— Что-то со мной такое… черт… странно…

Через минуту его голова бессильно свешивается на плечо.

Левой рукой Броняк хватается за руль. Правой берет железную трубу от домкрата, которую заметил еще раньше, и бьет ею водителя по голове. Не очень сильно, поскольку ему недостает места для размаха.

Ведя машину с минимальной скоростью, он открывает дверцу. Подъезжает к краю шоссе и выталкивает тело шофера в придорожный кювет.

Захлопывает дверь и, сидя уже на месте водителя, прибавляет газу.

На указательном щите фосфоресцирующая надпись: «БЫДГОЩ — 10 километров».

Мы очень быстро получили результаты исследований той групповой фотографии, где молодой Броняк стоял в окружении сослуживцев из дивизии «СС-Галиция». Надпись над этим и другими, помещенными рядом, снимками гласила, что они были сделаны во время борьбы с бандами УПА; была среди них и карточка генерала Сверчевского вместе с солдатами. В действительности же возраст снимков этой серии восходил к 1942–43 годам, то есть ко времени войны, как утверждало заключение из Криминалистического Центра.

На обороте фотографии инфракрасные лучи обнаружили выполненную симпатическими чернилами стрелку, направленную к проколу над головой Броняка, и надпись:

«Штандартенюнкер Гаврила Марчук, СС-Галиция, 1943».

Итак, Габриэль — это по-украински Гаврила; штандартенюнкер — воинское звание в СС, соответствующее в вермахте чину «фаенрих», или нашему хорунжему.

И потрясающее открытие: фамилия МАР-чук! Наверняка она имела прямую связь с теми тремя буквами, выцарапанными ножом на внутренней стенке сейфа в «Протоне»! Отсюда вывод, что человек, которого мы привыкли называть чужим именем — Эмиль Зомбек, — знал настоящую фамилию Броняка. Задыхаясь, теряя остатки сил и сознания, Зомбек хотел оставить нам фамилию своего убийцы. В состоянии агонии он думал о нем не как о Броняке, а как о своем старом знакомом Марчуке. Это была наиболее правдоподобная гипотеза.

— Запыленные альбомы я нашел на чердаке, — сказал сержант Клос. — Когда Броняк уведомил Шыдлу о случае на озере, тот уехал в такой спешке, что даже забыл об этих снимках. А может, они уже не имели для него никакой ценности.

Я догадался, почему Шыдло припрятал фотографии: он хотел держать Броняка в кулаке, на всякий случай. Либо потому, что был его подчиненным, либо потому, что Броняк был подчинен ему.

Мне уже трижды звонила Галина, чтобы условиться о встрече.

— У вас есть еще что-то, касающееся Зомбека?

— У меня не было бы сердца, — отвечала она, — если бы я надоедала вам такими делами. Я интересуюсь только тем, что касается вас и меня. Когда же мы сможем увидеться?

— После того случая в парке я не хотел бы подвергать вас риску.

— Мне очень нужна эта встреча, пан капитан.

— Я действительно не могу. Каждую минуту я должен считаться с возможностью отъезда. Теперь мое время уже мне не принадлежит.

— А вы хотите, чтобы я порвала с Мареком? — спросила она после минуты молчания. — Или вы думаете, — снова минута колебания, — что я имею по отношению к вам какие-нибудь… серьезные намерения? Так я никогда не причиню вам никаких хлопот.

— Пани Галина, поверьте мне…

— Не верю! — отрезала она, — Я в самом деле ни с кем не встречаюсь, жду только вас. Но сколько же можно ждать?

— Пока не закончу следствие по делу Зомбека. Хорошо?

— А вы уже напали на след убийцы, правда?

— Если всем начну рассказывать, то снова его потеряю.

Мы теряли след Броняка. Об этом свидетельствовали рапорты, поступающие в управление.

Первое донесение прислал патруль милиции из Быдгоща: на десятом километре перед городом в кювете был найдет мужчина в бессознательном состоянии. Многочисленные ушибы, поверхностная рана головы, опьянение, вызванное каким-то дурманящим газом или наркотиком. Пострадавший находится в Быдгощской больнице под наблюдением.

— Вашим или врача? — спросил я.

— Врача, — ответил офицер из Быдгоща.

И следующее сообщение:

— Раненый дал показания о случившемся. На шоссе Варшава — Быдгощ он подсадил какого-то человека. Тот чем-то одурманил его, скорее всего газом из зажигалки, а потом оглушил и выбросил из машины.

— Куда добирался тот человек?

— Он уговаривал водителя сменить маршрут, обещал хорошие деньги. Очень спешил в Гданьск и просил подвезти его до Грудзяжа.

— Портрет?

— В словесном портрете, сделанном по показаниям водителя, не хватало нескольких деталей. Только тогда, когда мы показали шоферу фотографию Броняка, он сказал, что это тот самый человек.

— Каково состояние раненого?

— Через несколько дней «его уже можно будет выписать. Мы предприняли на своем участке розыск грузового автомобиля-рефрижератора, принадлежащего Рыбной Централи. Уведомили об этом также Грудзяж и Гданьск.

Я передал содержание разговора майору. У него сидел поручик Витек.

— Ну, видишь, — сказал майор. — На других тоже можно полагаться. Если бы не этот быдгощский патруль, ты бы так ничего и не узнал о бегстве Броняка.

— Человек, который убегает, — ответил я, — не будет оставлять за собой таких явных следов, как оглушенный водитель из украденной машины. Это даже не след, а живой свидетель. Думаю, Броняк сделал это нарочно.

— Вполне понятно, — заметил Витек. — Шофер сообщил, что Броняк хотел как можно быстрее попасть в Гданьск или в Грудзяж. Он ему отказал. И поскольку Броняк был ограничен во времени, ему не оставалось ничего другого, как избавиться от водителя. Поэтому нужно прежде всего блокировать именно Грудзяж и Гданьск.

Я позавидовал той чудесной самоуверенности поручика, с какой он всегда высказывал свое мнение.

— А как ты думаешь, — спросил я его, — почему же в таком случае Броняк не забрал документов шофера и не убил его? Он должен был знать, что мы сразу же начнем преследование, как только кто-нибудь обнаружит в кювете тело водителя.

— Есть две причины, — ответил поручик, — по которым Броняк не убил шофера.

— Всего две? — улыбнулся майор.

— Первая из них, — продолжал Витек, — Броняк просто слабо ударил. Спешил, нервничал, может, контролировал руль. А вторая та, что он боялся убить шофера. В случае, если мы его поймаем, с чем он должен был считаться, не хотел отягощать себя еще и убийством. По-моему, логично.

— Добро, — сказал майор. — Может быть, и так. Но есть и третья причина: Броняк специально ударил шофера так, чтобы его не убить. Он хотел, чтобы тот мог дать показания после того, как очнется.

— Не понимаю, — пожал плечами поручик. — С какой стати?

— Через шофера он собирался уверить нас в том, что поехал в Грудзяж или в Гданьск. Что ты об этом думаешь? — обратился майор ко мне.

— То же, что и ты. И еще одно: если Броняк рассчитывал, что водитель очнется достаточно скоро, то, очевидно, планировал бросить машину Рыбной Централи через несколько минут. Только таким образом он мог свести к минимуму риск быть пойманным и быстро скрыться от преследования, направив его в Грудзяж и Гданьск. Я хотел бы немедленно вылететь в Быдгощ вместе с сержантом Клосом. Ты должен дать мне шанс лично взять Броняка. Шеф сказал…

— Я знаю, что сказал шеф. Добро, поезжай.

Мы с Клосом полетели в Быдгощ.

Броняк проверяет, не едет ли кто за ним, после чего сворачивает с шоссе на боковую дорогу. Через несколько минут он выезжает на лесную просеку, проложенную среди редких деревьев. Загоняет машину в рощу орешника и глушит мотор.

Опирается руками в тонких перчатках на руль и сидит неподвижно, уставившись невидящими глазами в какую-то точку за лобовым стеклом кабины. Это оцепенение длится минуту, не больше. Броняк приподнимает рукав пиджака и смотрит на часы.

Потом вынимает паспорт, выписанный на другую фамилию. Внимательно рассматривает фотографию, особенно усы и баки, которых он не носит. В портфеле из черной кожи находит пластмассовую коробочку с гримом и усами. Приклеивает их над верхней губой, наблюдая в зеркальце за каждым движением и сравнивая результаты с изображением на снимке. Затем изменяет прическу, укладывая волосы назад. Все это он делает старательно и спокойно, словно актер, гримирующийся перед спектаклем.

Закрывает портфель, приглаживает волосы и поправляет узел галстука. Вынимает из замка зажигания ключ, с которого свисает оловянный амулет в виде подковы. Выходит из машины и захлопывает дверцу. Ключик с подковой выбрасывает в кусты. Напоследок снимает перчатки, надевает плащ, еще раз смотрит на часы и уходит.

На аэродроме нас ожидала черная «Варшава» из городского управления милиции. Мы поздоровались с инспектором и сели в машину; сержант занял место рядом с водителем. «Варшава» помчалась в сторону шоссе, на котором был обнаружен оглушенный шофер холодильника.

От инспектора мы узнали, что совсем Недавно патруль милиции наткнулся на брошенную машину Рыбной Централи. Ее нашли в роще, в двух километрах от Быдгоща.

— Теперь уж Бронях не подсядет ни в одну машину, — сказал сержант. — Либо осядет в Быдгоще, либо улизнет ближайшим поездом.

Бронях ушел на поезде.

Он сидит в расхлябанном вагоне первого класса возле узкого окна, рама которого неутомимо дребезжит.

Из портфеля он вынимает газету, разворачивает ее и читает. В соседнем, также распахнутом настежь, купе галдят двое пожилых мужчин, заигрывающих с молодой женщиной. То и дело раздается ее глубокий гортанный смех.

— Да ну вас! — вскрикивает развеселившаяся пассажирка. — Вы меня уморите, ну вас!

Броняк складывает газету и снова прячет ее в портфель. Смотрит в запыленное окно. Стекло отражает его спокойное лицо и слабую, едва заметную усмешку.

— Этих поездов здесь, должно быть, до чертовой матери, — сказал сержант.

— Однако Броняк выбрал только один из них.

— То-то и оно. Если бы он выбрал все сразу, было бы намного легче.

Я напомнил, что, согласно показаниям водителя, Броняк оглушил его около шестнадцати часов. Притормаживая, чтобы прикурить сигарету, которой угостил его Броняк, шофер посмотрел на часы и хорошо запомнил время.

— Теперь мы можем подсчитать. За десять километров до Быдгоща Броняк выкинул из машины водителя. За два километра бросил саму машину. Эти восемь километров он проехал за восемь или десять минут.

— А может, он жал на все сто?

— Торопился, конечно, но все же не рисковал. Поэтому прибавь к шестнадцати часам десять минут на то, чтобы доехать до места, где была найдена машина. И добавь еще двадцать или тридцать минут, чтобы дойти от этого места до быдгощского вокзала. Мы должны проверить, какие поезда и куда отправляются оттуда после шестнадцати тридцати.

— Ну, значит, не так все плохо, как я думал, — согласился Клос, — Это ты хорошо рассчитал.

Броняк сидит в пригородной забегаловке недалеко от Старогарда. Над входом в заведение надпись: «Закусочная». Кроме него, здесь — в противоположном конце зала — только старая женщина в трауре. Из динамика, соединенного с местным радиоузлом, слышится песня в исполнении Доменико Модуньо. О луне, о любви и о лазурном море…

Броняк с усилием глотает кусок подгорелой яичницы. Потом отставляет тарелку и кладет в нее выщербленную алюминиевую вилку. Официантка с черными волосами и чересчур красными губами подает ему кофе в баночке из-под горчицы.

Броняк бросает в кофе кусочек сахара. Смотрит на часы, уже третий или четвертый раз.

На вокзале я показал фотографию Броняка в управлении службы пути. Показывал я ее и кассирше, и дежурному милиционеру, и даже женщине, продававшей газеты и папиросы в вокзальном киоске. Этого человека не видел здесь никто. Не видели его ни официанты в ресторане, ни носильщики на перроне.

Я поговорил с дежурным по вокзалу: после шестнадцати тридцати отошло три поезда — один в Варшаву, второй в Старогард, где можно пересесть на поезд до Щецина.

— А третьим тоже можно доехать до Старогарда?

— Та ясно, що можно, — ответил дежурный с явным львовским акцентом. — Тильки тогда йому треба буде робыты дви пересадкы.

Я вернулся в машину, где ждал сержант Клос.

— Ну и что? — поинтересовался он. — Тепло или холодно?

— Холодно, — ответил я. — Поехали в Щецин.

— Играешь втемную?

— С завязанными глазами. Поехали, только так, чтобы захватить Старогард. Были какие-нибудь новости из Центра?

— Ничего не было.

Сержант свернул в сторону щита, указывающего на Щецин.

Неожиданно я подумал о том, что меня уже совершенно не волнует, найду ли Броняка лично я. Вылетая из Варшавского аэропорта, я только и думал об этом как о способе реабилитации. Теперь это уже не имело никакого значения. Просто кто-то из нас, кто-то из нескольких десятков людей, выслеживающих сейчас Броняка, должен его задержать. Неважно кто.

И еще я думал о том, что почти каждый день кто-то из нас задерживает какого-то преступника, предупреждая тем самым новое нападение, убийство, ограбление, насилие. Каждый день в каком-нибудь из уголков страны кто-то в форме или в обычной одежде рискует своей жизнью, защищая других людей. Наши фамилии попадают на страницы газет только тогда, когда преступники убивают кого-то из нас. Может, поэтому мы, люди с милицейскими погонами, и не ищем известности? Ведь мы лучше других знаем, сколько стоит слава и какой ценой нужно за нее платить.