Время перемен

Глава 1

Они переехали в новый дом в один из ненастных дней 1890 года. Дом находился на окраине Госфорта и стоял в стороне от дороги, ведущей в Морпет. Своим названием, Брук-Хаус, он был обязан небольшому ручью, протекавшему в дальней части большого сада.

Снаружи здание напоминало огромную коробку из красного кирпича. Однако удобная планировка просторных комнат компенсировала неприглядную простоватость фасада. С одной стороны большого холла находились три гостиные, с другой – кухня и две столовые. Лестница вела на широкую площадку, куда выходили двери четырех спален и двух гардеробных.

Еще один лестничный марш поднимался на третий этаж. Здесь находились четыре комнаты с маленькими окошками и наклонным потолком. В самом конце площадки приставная лестница вела в комнату, расположенную под крышей, выше всех остальных помещений в доме. Свет туда проникал сквозь слуховое окно.

Здесь жила Рут Фоггети. Если бы кто-нибудь спросил, что она думает о своем жилище, женщина непременно бы ответила: «С этой комнатой и рай не сравнится».

Рут была третьей няней, которую пришлось нанять Барбаре за последние три месяца. Обе ее предшественницы уходили в слезах.

– У вас очень хорошее место, и я бы, конечно, осталась, если бы не мистер Бен, – жаловались они.

Но прошло две недели, а Рут Фоггети не устраивала истерик и не рыдала, если в ее постели обнаруживалась дохлая крыса, а у ног извивались червяки, или ей подставляли подножку, когда она несла в гостиную чай на подносе.

Бену Беншему не исполнилось еще и пяти лет, но выглядел он на все восемь, а его не по годам развитый ум соответствовал уровню десятилетнего ребенка. Никто этого не отрицал, все также сходились на том, что двое других братьев – сущие ангелы или могли бы стать ими, если бы их не вовлекал в свои проказы старший брат. Именно старший, потому что Бена считали таким все, кто не знал, что мальчики одногодки. Да и те, кто был в курсе дела, с трудом верили своим глазам.

Барбара занималась составлением композиции из ранних нарциссов, когда до ее слуха донеслись вопли из детской. Так как в этом доме подобные вещи считались делом обычным, и могли означать все, что угодно – от радости до ярости, она не стала торопиться в детскую. Тем более, что мысли ее были заняты подготовкой к приезду мистера Беншема и Бриджи.

Каждый месяц отец Дэна в сопровождении своей жены приезжал проверить, как идет работа на товарном складе. Они ночевали в гостинице, но в день приезда неизменно заезжали на чашку чая к… Дэну. Всякий раз Барбару охватывало тревожное волнение. К мистеру Беншему она относилась спокойно. Из душевного равновесия ее выводило присутствие Бриджи. В своем сознании Барбара не снимала с нее вины и продолжала осуждать. Эта женщина вырастила ее в любви и ласке, и Барбара взамен должна была бы платить любовью и благодарностью. Но вместо этого она видела в Бриджи человека, при участии которого у нее отняли единственную в жизни любовь. А еще в глубине души у Барбары жило чувство, что Бриджи никогда не забудет, что ее согласие на брак с Дэном было лишь бегством от гувернантки.

Однако при встрече они обнимались, целовались, и внешне казалось, что встречаются нежно любящие друг друга мать и дочь.

Вопль повторился громче первого. На этот раз Барбара отложила цветы и вышла в холл. И тут она поняла, что крики несутся не из детской, а с площадки второго этажа. Подобрав подол длинного платья из зеленой ткани в рубчик, Барбара стала торопливо подниматься по лестнице. Представшая картина возмутила ее до глубины души. Она отказывалась верить своим глазам. Новая няня Рут Фоггети сидела на корточках, держа поперек колен Бена со спущенными брючками и задранной на голову рубашкой. Его оголенный зад уже успел покраснеть, а рука Рут все шлепала по нему, если не сказать хлестала, назидательно приговаривая:

– Это вам за червей, а вот это за подножку, а это, – она ударила его с особым чувством, – за то, что вы собирались убить…

– Прекрати, как ты посмела. Как посмела! – Барбара сдернула сына с колен пухленькой маленькой няни. – Ты мерзкое и злое создание!

– Нет, мадам, мерзкое создание это он, – с достоинством возразила Рут Фоггети. – Он натянул веревку поперек лестницы. Если бы я не заметила, то обязательно скатилась бы вниз и свернула себе шею. Я чувствовала, что у него на уме какая-то гадость. С меня хватит. Или он или я.

– Не смей со мной так разговаривать, ты, девчонка! И послушай, что я тебе скажу.

Женщины были так увлечены своим спором, что не заметили, как открылась дверь и вошла Ада Хаулитт, приходящая прислуга, которую Барбара окрестила чокнутой за то, что та отказывалась жить в доме, а предпочитала в любую погоду ежедневно ходить по три мили из города и обратно.

– Что здесь происходит? Что за шум? – раздался на весь холл голос Гарри.

Только тогда Барбара пришла в себя и обрела способность видеть кого-либо, кроме стоявшей перед ней девушки и рыдающего сына. Много лет уже она не испытывала такой ярости. В последний раз это случилось, когда Пэт Ферье причислил ее детей к племени Моллена.

Гарри тяжело дышал. В семьдесят один год, он уже начинал чувствовать свой возраст, поднимаясь во лестнице.

– Что у вас тут такое, а? – повторил Гарри.

За ним следовала Бриджи. Она сразу оценила ситуацию. Ей стало все ясно еще до того, как Барбара, со вздымающейся от возмущения грудью и глазами, метающими молнии, объяснила, что произошло.

– Она, она его отшлепала. Спустила штаны и отшлепала.

– Неужели? – Бриджи взглянула на девушку, потом перевела взгляд на темноволосого мальчугана, уткнувшегося в юбку матери. «Кто-то рано или поздно должен был это сделать, – решила Бриджи, – но лучше бы это была ты». Вслух же она сказала: – А что случилось? За что она его? – Бриджи повнимательнее присмотрелась к новой няне. На вид ей было лет шестнадцать. Ее сбитая фигура говорила о молодости и здоровье. Круглыми была грудь девушки, ягодицы, лицо и даже глаза, которые сверкали сейчас ярче, чем у Барбары. Бриджи подумала, что к сорока годам она превратится в маленькую, пышную толстушку, хотя сейчас являлась лишь воплощением юности и свежести. – Давайте спустимся вниз, – предложила Бриджи, глядя на Барбару.

Та не ответила и, обжигая Рут взглядом, закричала:

– А ты собирай свои вещи и сегодня же убирайся отсюда!

– Нет!…Нет!

Теперь все взоры устремились на Бена. Он отошел от матери и, глядя на нее сквозь слезы, твердо повторил:

– Нет!

– Что значит «нет», Бенджамин? – как к взрослому обратилась к нему Барбара.

– Не надо прогонять Руги. – Бен посмотрел по очереди на изумленные лица и снова остановил взгляд на матери. – Мне нравится Рути, – объяснил он.

Барбара открыла было рот, чтобы сказать: «Но ведь Рути только что отшлепала тебя», – но промолчала. Она смотрела на сына, которого не могла любить, но с готовностью брала на руки, ласкала и успокаивала. Она ласкала и других сыновей, особенно Джонатана, внешне похожего на своего брата Гарри, но иного по характеру, а уж Бену он был полной противоположностью. Барбара никогда не говорила себе, что не любит Бенджамина, что даже смотреть на него ей было мучительно трудно. Ей нужно было выполнить свой материнский долг. Именно об этом она сейчас и думала. В воображении Барбара в который раз видела перед собой не четырехлетнего мальчугана, а взрослого темноволосого мужчину с белой прядью от макушки до левого виска. В глазах ребенка отражался не детский опыт, а его рот чувственно улыбался.

– Успокойся, Бенджамин, подтяни брюки и отправляйся в детскую. Делай то, что тебе говорят.

– Нет, мама, нет. – Он отступил от нее еще дальше, повернулся и бросился к Рут. Теперь он уже прижимался к няне.

Кровь бросилась к щекам Барбары. Ее снова охватила волна гнева, но теперь она негодовала по другой причине. Ее оттолкнули, и она была глубоко оскорблена. Ее ребенок открыто предпочел ей няню, ту самую, что отхлестала его.

– Не уходи, Рути, не уходи, – жалобно произнес Бенджамин.

Рут Фоггети взглянула на мальчика, и на лице ее заиграла улыбка, которая была подобна ласковому ветерку, успокаивающему бурное море, умиротворяющий голос словно гасил пенные волны.

– Ну, что, мистер Бен, что я вам говорила? Вы сами виноваты, а ведь я вас предупреждала. – Кратковременному штилю пришел конец, и буря разыгралась с удвоенной силой, когда Рут в заключение сказала Бену: – Я предупреждала: еще один х… и я вас отшлепаю.

Услышав такое, Барбара, не помня себя, закричала:

– Хватит, сию же минуту иди наверх. – Она собралась силой оторвать сына от этой кошмарной девчонки, но Гарри перехватил ее руку и развернул к лестнице.

– Успокойся. Не надо устраивать бурю в стакане воды. Давайте поговорим об этом позже. – Он посмотрел через плечо на няню: на ее лице читался вызов. – А ты, девушка, отведи пока детей наверх и подожди там.

Барбара последовала вниз за Гарри и Бриджи. Теперь ее негодование нашло иное русло. Да как он только посмел! Как позволил себе распоряжаться в ее доме! Это уж слишком. Ее надолго не хватит. Она уже устала, состояние подавленное, а еще ей все надоело, да ей невыносимо все наскучило. Жизнь сейчас ничуть не лучше, чем когда она сидела взаперти в коттедже среди холмов. Для чего вообще жизнь? Барбара собрала со стола нарциссы и, запихав их в вазу, позвонила в колокольчик, стараясь взять себя в руки. Тут она услышала, как Гарри говорил Бриджи:

– Давай, разоблачайся, милая, похоже ты не дождешься, чтобы тебе предложили раздеться.

– Ах, Бриджи, извини пожалуйста. – Барбара подошла к ней. Женщины обнялись и поцеловались. – Садитесь, – пригласила хозяйка. – Я так расстроилась.

– Но если ты ее выгонишь, найдется ли кто-то лучше? – рассудительно заметила Бриджи, усаживаясь и расправляя шерстяную юбку. – Две няни до нее оказались совершенными тряпками. На прошлой неделе ты писала, что довольна, и дети к ней привязались, это ведь твои слова.

– Да, это мои слова, – вздохнула Барбара, – но вы же все сами видели и слышали. – Она перевела взгляд на Гарри.

– Распорядись подать нам чай, тогда я скажу, что обо всем этом думаю, – произнес он, по-хозяйски плотно усевшись в кресло с подголовником.

На звонок Барбары появилась Ада Хаулитт, и, получив указание, вышла.

– Из этих двух, что я видел, могу точно сказать, какая стоящая, – веско проговорил Гарри. – В этой блеска не больше, чем у грязи в Манчестере. В городе полно безработных, мне кажется, ты могла бы найти кого-нибудь получше.

«Ядовитый человек мой тесть, – подумала Барбара. – Не упустит случая, чтобы не вставить шпильку».

– Когда они служат недалеко от города, то им больше нравится жить дома, – поджав губы стала объяснять она. – А если прислуга из провинции, тогда она предпочитает жить в доме, хотя получает меньше.

– И сколько ты ей платишь?

– Пять шиллингов в неделю.

– Ну, за такую работу, цена, думаю, подходящая. Но мои люди тебе бы в глаза плюнули, я говорю о рабочих на фабрике.

– Гарри, ты не можешь сравнивать труд фабричных рабочих и домашней прислуги, – резко заметила Бриджи.

– Нет, и ты, кстати, тоже не можешь. – Он смотрел на нее склонив голову к плечу и язвительно прищурившись. – Но думаю, что тебе пора бы и сравнить. Некоторые работают также много, за исключением домашней прислуги. Мои рабочие трудятся как негры, а вы с Кенли портите домашнюю прислугу. Деньги! Сколько мне следует платить, решаю только я.

– Успокойся, Гарри.

И он, действительно, быстро остыл. Барбара смотрела на него и удивлялась способности своей приемной матери влиять на всех людей, с кем ей приходилось общаться.

После чая, обсудив ситуацию с Рут Фоггети, они стали прощаться. Барбара к этому времени заметно успокоилась. Она пообещала прислушаться к совету Гарри и не торопиться отсылать Рут.

Перед тем, как сесть в экипаж, Бриджи обернулась к Барбаре и испытующе посмотрела ей в лицо.

– Ты ждешь сегодня кого-нибудь, дорогая?

– Нет, никого, а почему ты вдруг спросила?

– Так просто, причины особой не было. Может быть, потому, что в доме какая-то особая атмосфера гостеприимства. У тебя так мило, дорогая.

Барбара не отвела взгляда.

– Перед вашим приездом я всегда стараюсь все сделать, чтобы вам понравилось, – тоном любящей и заботливой дочери ответила она. – Тем более никогда не забываю, что ты умеешь все отлично подмечать, как будто у тебя глаза на затылке.

Они обменялись вежливыми улыбками. Бриджи села в экипаж и помахала Барбаре на прощание рукой.

Как только они выехали с подъездной аллеи на дорогу, Бриджи с особым вниманием стала смотреть в окно.

– Что это тебя там так заинтересовало!

– Я хочу увидеть нанятый экипаж, который следовал за нами сюда.

– Да ты рехнулась, женщина.

– Твое право, можешь мне верить, можешь не верить.

– Ты видела его в городе и решила, что он увязался за тобой?

– Не сомневаюсь.

– Хочу надеяться, что ты ошибаешься, а если нет, то мне придется рассказать об этом Дэну.

– Нет, – возразила Бриджи, круто развернувшись от окна, – ты не должен делать этого.

– Ну уж нет, я никому не позволю сделать из Дэна посмешище. Ни за что!

– Пожалуйста, Гарри. – Она придвинулась к нему поближе и взяла за руку. – Пожалуйста, сделай, как я прошу, не вмешивайся, по крайней мере пока. Я…я знаю Барбару. Ею пренебрегали, с презрением отвергли. Ей и в голову не придет встретиться с ним. Гордости у нее хоть отбавляй.

– Все может быть. Но не забывай о сплетнях. У Джима Уэйта длинный язык. И он метет им на рынке, как помелом. Он обязательно разговорится. Уж он не упустит случая поболтать с Уаттом.

– Его дело править экипажем, а не заниматься сплетнями.

– Тс! – шикнул Гарри, указывая на сидевшего снаружи кучера.

– Если он не слышал тебя, то не услышит и моих слов, – резонно заметила Бриджи. – Но все же я считаю, что он не прочь посплетничать.

– Иногда, мне кажется, полезно послушать сплетни, можно узнать, что творится в округе. Поговаривают, что Майкл Радлет, человек угрюмый и замкнутый, он привязан только к дочери. А когда мужчина недоволен жизнью, хорошего не жди. Тебе следовало бы это знать.

Бриджи медленно отвернулась к окну. Она вздрогнула и едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. В боковой аллее она заметила экипаж и рядом с ним высокого мужчину, стоявшего к ним спиной. Но ей не надо было видеть его лица, чтобы узнать.

Она напряженно думала, мысль лихорадочно работала. Когда же заговорила, повернувшись к Гарри, голос ее звучал особенно мягко, не напоминая не только мисс Бригмор, но даже Бриджи.

– Не предпринимай ничего, то есть не говори ничего Дэну о наших подозрения, пока мы до конца не убедимся. Пожалуйста, Гарри, сделай так ради меня.

– Как ты сможешь в чем-либо убедиться, если бываешь здесь так редко?

– Я все узнаю в следующий раз, когда ее увижу. А будет это скоро, на следующей неделе.

Он пристально посмотрел на жену прежде чем спросить:

– А ты скажешь мне правду?

– Скажу по крайней мере то, что узнаю.

– Хорошо, – кивнул Гарри. – А теперь мы поедем на склад к Дэну и расскажем ему, что произошло сегодня днем. Эта малышка самая лучшая из всех нянь, что у них перебывало, а ты как думаешь?

– Полностью с тобой согласна, – улыбнулась Бриджи.

– Ну и ляпнула же она сегодня.

– Гарри! – Он услышал голос мисс Бригмор.

Мужчина откинулся на кожаную спинку и затрясся от смеха.

– Ну и ну, когда она это выдала, да еще так непринужденно, я думал с лестницы свалюсь. Но что ты думаешь насчет Бена. Мальчишка прямо прилип к ней, и это после того, как она его отлупила, и прилично, надо сказать. Зад у него был сильно красный. Что-то есть в этом странное, даже пугающее: ребенок отворачивается от матери и жмется к няне. Как, по-твоему?

– Ты же знаешь, что в наше время многие дети больше времени проводят с нянями, чем с родителями.

– Нет, это не тот случай. Дэн, как и я, не сторонник того, чтобы держать детей в детской. Думаю, за этой сценой скрывается что-то еще, нечто более серьезное, чем кажется на первый взгляд.

Да, конечно, за этим стояло гораздо большее, и Бриджи прекрасно знала, что именно. Объяснение было предельно простым: ребенок сознавал, что мать не любит его.

Бриджи наблюдала, как вела себя с детьми Барбара. Она никогда не гладила Бена по темноволосой голове, как других своих сыновей. Да, она его причесывала, одевала, кормила, но делала это без любви. Сначала Бриджи и подумала, что не может ни о чем судить так как они редко видятся. Но когда их визиты к Барбаре стали более частыми, убедилась в том, что ребенок, родившийся первым из трех, как заноза, не давал Барбаре покоя. Мальчик был копией портрета, висевшего в коттедже над камином. Бен своим видом постоянно напоминал Барбаре, что она дочь Томаса Моллена.

Бриджи не сомневалась, что Бен вырастет похожим на своего деда. И это в душе вызывало двоякое чувство: радость и сожаление. Радовало ее то, что Томас повторится во внуке, но одновременно она жалела мальчика, лишенного материнской любви, в том возрасте, когда она особенно нужна.

В одиннадцать часов вечера того же дня Рут Фоггети сидела на кухне на стуле с высокой спинкой у края пустого деревянного стола, ожидая решения своей участи. После дневного скандала хозяйка обратилась к ней с единственной фразой:

– Подожди прихода хозяина, он поговорит с тобой.

Рут достаточно долго прожила в этом доме, чтобы разобраться, кто в нем настоящий хозяин. Там, где она раньше служила, всем заправляла мадам, поэтому Рут думала, что и здесь будет так же. Но теперь она не стала бы этого утверждать. Сперва ей показалось, что хозяин добрый и покладистый, готов на все ради спокойствия в доме. Однако это оказалось не совсем так. Взять, к примеру, случай на прошлой неделе с миссис Кинг, кухаркой. Ну какая из миссис Кинг кухарка! Горе одно. Она даже кролика не умеет как следует освежевать. Подала его к столу с кусками шкуры. А что она сделала с капустой? Можно подумать, что злосчастная капуста варилась в воде, которую взяли из доков. Хозяин то же самое сказал, но по-своему. Рут очень удивилась, услышав его холодный, спокойный тон, попадающий в самую точку.

– Если к концу месяца вы не научитесь готовить, я бы посоветовал вам подыскать другое место.

Рут казалось, что жаловаться на стряпню должна была хозяйка. И она действительно что-то говорила об этом. Но в тот вечер именно хозяин пришел на кухню из столовой с тарелкой в руках и сунул ее кухарке под нос.

– Миссис Кинг, потрудитесь объяснить мне, что это такое? – он сказал это так язвительно, что мамаша Кинг сразу невзлюбила его.

Но Рут хозяин нравился и даже очень.

Девушка кивнула в подтверждение своих мыслей. Она должна была признаться, что ей нравится хозяин. Но теперь он ее выгонит и симпатии конец. Ей хотелось, чтобы он поторопился и с делом было покончено. Хозяин пробыл наверху уже больше получаса, а домой вернулся в начале одиннадцатого. Он был на каком-то собрании или еще в каком-то месте, где собираются деловые люди.

Хотя Рут и ожидала, что дверь откроется, но, когда это произошло, вздрогнула и вскочила со стула.

– Сиди, сиди, – успокоил ее Дэн. Он взял у дальней стены стул и придвинул его к столу с противоположной стороны. – Так что случилось? – спросил он, усаживаясь.

– Не знаю, что вам рассказали, сэр. – Она смотрела на него честным открытым взглядом. – Вся штука в том, что я надрала задницу вашему сыну и ничуть об этом не жалею. Я, правда, не вру.

– Что же он натворил?

– Он протянул веревку на лестнице и обкрутил ею перила, чтобы дернуть, когда я пойду. И я бы глазом не успела моргнуть, как скатилась бы вниз и валялась там со сломанной шеей.

Дэн смотрел в ее поблескивавшие глаза – смелость и прямота девушки восхитили его. В то же время низкий голос и яркие выражения няни, весьма оживлявшие речь, вызывали у него желание рассмеяться, всякий раз, когда он это слышал.

Ему было трудно понимать, что говорят некоторые из его работников, особенно в первое время после приезда в Ньюкасл. Сложнее всего приходилось с уроженцами низовий реки. А один говорил так, что оставалось лишь объясняться с ним через переводчика. Временами Дэна раздражало, что речь рабочих становилась для него почти такой же непонятной, как иностранный язык: они говорили очень быстро и использовали массу диалектических выражений. Только позднее, когда Дэн стал прислушиваться к речи этой девушки, говор рабочих перестал быть для него китайской грамотой.

– Бен поступил очень плохо. Ты совершенно права, все могло кончиться ужасно. Понимаю, как ты рассердилась…

– Я не сердилась.

– Правда?

– Да.

– Ты хочешь сказать, что шлепала его и при этом не сердилась на мальчика, то есть сделала это хладнокровно?

– Пожалуй, что так, сэр. Я обещала, что задам ему трепку, потому что он пихал мне в постель всё, что попало. Вот только с кроликом у него ничего не вышло, но лишь из-за того, что тот не хотел сидеть смирно.

– Ты говоришь, он притащил тебе в кровать кролика? – Глаза Дэна широко раскрылись от удивления, но ему удалось сохранить серьезное выражение лица.

– Точно, сэр, но я ума не приложу, как он умудрился втащить его ко мне по приставной лестнице.

Это было верхом всего. Дэн склонил голову, в его глазах зажглись веселые огоньки. Смех рвался наружу, он сдерживал его из последних сил. Мужчина ярко представил себе картину: Бен вместе с верными пажами волочит кролика по крутой лестнице.

Дэн поднял голову, услышав сдавленный смех, девушка зажимала себе рот рукой, глаза ее весело искрились.

– Ох, сэр, он такой проказник, от него не знаешь, что ожидать. Вечера не проходит, чтобы я не нашла в постели что-нибудь. Я буквально под потолок подпрыгиваю. Вчера, например, он подсунул мне связку листьев остролиста, а они похожи на клубок змей.

Дэн снова опустил голову, а Рут плотнее прижала ладонь ко рту. Так они боролись со смехом.

Наконец, хозяин вытер выступившие от смеха слезы.

– Бен сам влезает по этой лестнице? – спросил он, стараясь говорить серьезно.

– О да, сэр. Он залетает туда, как пушинка. Мне кажется, он давно уже это проделывает, поэтому лазит вверх и вниз проворнее меня.

Дэн поднялся и заговорил, изо всех сил стараясь сдерживать улыбку.

– Ну, вот что, Рут, хозяйка готова дать тебе еще один шанс, только не переусердствуй с воспитанием мальчишек.

Рут глубоко вздохнула, отчего ее грудь округлилась еще больше.

– Хорошо, сэр, я буду стараться, – вежливо закивала она. – И думаю, что он не станет снова так проказничать. Я его переборола. Он теперь знает, что шалости ему с рук не сойдут. Вам говорила хозяйка, что он стал меня защищать? Хотя он еще такой маленький, скажу вам, честно, сэр, мне не верится, что ему еще нет и пяти. А вот надо же, стал за меня заступаться, сказал, что не хочет, чтобы я уходила. Я даже немного испугалась. Нет, сэр, думаю, теперь мы с ним поладим.

– Надеюсь, что так и будет, – ответил Дэн. – Да, вот еще что, хозяйка хочет, чтобы ты… – Как ему сказать ей, чтобы она не говорила таких слов, какие выдала сегодня днем, у Барбары даже язык не повернулся их повторить. Отец рассказал ему обо всем, а Барбара только заметила, что Рут выражается очень гнусно. – Я вот что имею в виду: хозяйка хочет, чтобы ты следила за своей речью, когда дети рядом. Ты же знаешь: они все запоминают, а потом любят повторять услышанное перед гостями. Ты меня понимаешь?

С минуту она пристально смотрела на него.

– Да, сэр, понимаю, я постараюсь.

– Вот и молодец. А теперь иди спать, у тебя выдался длинный день и ты устала.

– Спасибо, большое вам спасибо, сэр.

Уже у самой двери Дэн обернулся и спросил:

– Рут, а почему отец приходит за твоим жалованием утром в воскресенье? Почему бы тебе не отдавать ему деньги в свой выходной?

Она улыбнулась грустно и глубокомысленно.

– Он не выдержит две недели. Ему сразу денежки подавай. Но не в этом главное. Он хочет быть уверен, что я хожу на мессу.

– На мессу?

– Да, когда я к вам нанималась, то сказала хозяйке, что она может сократить мой выходной, но каждое воскресенье я буду ходить на мессу.

– Конечно, я помню, – мягко улыбнулся Дэн. – А что тебя заставляют ходить на мессу?

– Дело не в том, нравится мне это или нет, – спокойно улыбнулась она в ответ. – Просто так надо, как говорят: «Приходится, когда черт гонит», а иначе, как выражается мой отец, придется провести всю остальную жизнь после смерти в аду.

– Спокойной ночи, Рут, – поторопился произнести Дэн.

– Спокойной ночи, сэр, и большое вам спасибо.

Дэн поднимался по лестнице, прикусив губу, чтобы не улыбнуться. «Приходится, когда черт гонит, иначе придется всю жизнь после смерти провести в аду». Он нашел высказывание занятным и сначала хотел повторить его Барбаре, но передумал, решив, что жена не оценит.

Когда Дэн вошел в спальню, Барбара уже спала. Тихонько подойдя к кровати, он взглянул на нее. За девять лет его любовь не стала чем-то привычным. Жена по-прежнему волновала его и заставляла сердце биться сильнее, словно он был женихом, с трепетом ждущим брачной ночи. Он повернулся и пошел в другую комнату переодеваться ко сну.

Сверху донеслось мерное поскрипывание половиц. «Должно быть, Рут пошла в детскую, чтобы взглянуть перед сном на детей, – подумал он. – Она славная девушка. Мальчикам с ней будет хорошо, она сладит с Беном. И станет первой, кому это удалось». И еще Дэн почувствовал, что эта юная девушка сможет дать Бену материнскую любовь, в которой он так нуждался, а вместе с любовью придет и разумная строгость.

Глава 2

Письмо пришло три дня спустя. К счастью, почту принесли после того, как Дэн уехал к себе на склад. Ему нравилось жить вдали от города. Единственным неудобством он считал позднюю доставку почты. Живя на Болтон-сквер, он мог изучать ее за завтраком, сейчас же почта приходила не раньше девяти.

Уложив письма на поднос, Ада Хаулитт принесла их Барбаре, которая уже закончила завтракать и допивала чай, размышляя, чем бы ей заняться утром. Днем у нее был намечен визит в Дневную школу мисс Фергюсон. Она была рекомендована Барбаре, как лучшая школа для детей пятилетнего возраста. Они с Дэном оказались единодушны в том, что мальчиков лучше определить в детский сад, чем предоставлять заниматься с ними гувернантке. Но мотивы этого соглашения у них были разные. Дэн уважал и ценил Бриджи, отдавая должное ее опыту и умению. Он признавал также, что ее наставления были для него в свое время очень полезны, но тем не менее в душе считал: им с Джоном повезло, так как они достаточно рано освободились от ее опеки.

Бриджи превосходно справлялась с воспитанием девочек, но для мальчиков, по мнению Дэна, подход должен был быть иным: более жестоким и целенаправленным.

В свою очередь Барбара преследовала личные мотивы. Отправив детей в школу, она рассчитывала больше времени уделить себе. Значительная часть дня оказывалась у нее свободной, можно было спокойно поразмышлять о жизни, она подумывала даже о том, чтобы вернуться к своим прежним увлечениям: музыке, живописи, вышиванию. Да мало ли еще чем можно было заняться, имея на то время.

Но будет ли у нее желание? Этот вопрос задавала себе Барбара, когда перед ней появился поднос с письмами.

– Спасибо, Ада, можешь убирать со стола. – Она встала, собрала письма и направилась в гостиную.

Там у окна стоял небольшой письменный стол, за которым она писала письма и разбиралась с домашней бухгалтерией. Барбара села и взглянула на письмо, лежавшее сверху. Без сомнения, оно от Бриджи. Барбара не знала никого другого с таким же каллиграфическим почерком. Она отложила его в сторону. Следующее послание адресовано Дэну, на штемпеле стояло: Манчестер. Скорее всего, его прислал Джон. И еще три предназначались Дэниелу Беншему, эсквайру. Последнее письмо адресовалось ей. Барбара задумчиво повертела его в руках и взглянула на штемпель: Ньюкасл. Открыв конверт, она достала небольшой листок почтовой бумаги. Стоило ей его развернуть, как рука судорожно потянулась к горлу: «Барбара, Барбара», – шептала первая строка.

Она закрыла глаза, стараясь прогнать внезапно появившуюся туманную пелену. Потом медленно подняла веки и впилась в неровные строчки. Прочитав письмо до конца, женщина почувствовала, будто родилась заново.

Прошу, будь ко мне снисходительна, умоляю тебя. Я разыскивал тебя со дня нашей встречи. Помнишь, когда я убежал? Но поверь мне, ты должна мне поверить, я сделал это не потому, что не хотел тебя видеть. Напротив, я не переставал думать о тебе с того трагического дня на ферме. Барбара, теперь я знаю, что во всем моя вина. Я смалодушничал, а мне следовало настоять на своем и всем им сказать, что мне действительно было нужно. Теперь уже слишком поздно. Я это понимаю, но хочу, чтобы ты знала: в тот день я умчался от тебя, потому что боялся смотреть тебе в лицо. Как только я свернул за угол, мне стало ясно, что я опять бегу от действительности. Я вернулся, но тебя уже не застал. С тех пор я пытался найти тебя. Наконец, мне повезло, я увидел фамилию Беншем на вывеске, и в тот же день мне удалось проследить за Бриджи, когда она ехала к вам на окраину.

Барбара, прошедшие несколько лет я жил во тьме безумия, а встреча с тобой напрочь лишила меня рассудка. Я смогу жить дальше, только если ты простишь меня. Знаю, что у тебя трое детей, а я – отец единственной семилетней дочери, которую люблю всем сердцем. Если бы не она, я давно бы бросил ферму и уехал. Но я нужен ей и потому остаюсь.

Позволь мне хоть раз увидеться с тобой. Один-единственный раз, это все, о чем я прошу. Ты получишь письмо в среду. За вашим домом начинается дорога, что ведет к небольшому лесу. Буду ждать тебя там в пятницу с полудня до четырех часов. Барбара, прошу, приходи.

Майкл.

Барбара сидела неподвижно, глядя перед собой, заново прокручивая в памяти свое рождение. Девять лет она как будто провела в темной утробе, ничего не чувствуя, без любви, она даже забыла, что значит любить. Но теперь сердце ее постепенно освобождалось от сковывавшего все эти годы льда. Она чувствовала его биение, столь сильное, что трудно было дышать.

Барбара обеими руками стиснула горло. Ее мысли витали в прошлом. Вот они с Майклом переходят ручей по мокрым камням. Она поскальзывается, но он успевает подхватить ее. Прижавшись к Майклу, Барбара видит склоненное над ней его смеющееся лицо. Это был еще один раз, когда он чуть не поцеловал ее.

Перед ее мысленным взором нескончаемой чередой проходили воспоминания о всевозможных хитростях, на которые она шла, чтобы побудить Бриджи пойти с ней за холмы на ферму. С тех пор, как она стала в состоянии что-либо вспомнить, ее постоянно тянуло на ферму, чтобы увидеться с Майклом.

Казалось, страсть к этому мальчику родилась вместе с ней. Сначала это была настойчивая требовательность ребенка, лет в четырнадцать она переросла в мучительное томление подростка, а в семнадцать в ней уже бушевала страсть взрослой женщины. Эта страсть не желала признавать никаких преград и требовала одного: удовлетворения.

В тот памятный день все узнали правду, а он отверг ее, тогда ее растоптанная и кровоточащая страсть нашла убежище в спасительном молчании, которое привело к параличу и помутнению рассудка. Известие о женитьбе Майкла оказалось настолько сильным потрясением, что она вновь обрела способность двигаться и мыслить… И вот теперь. Теперь…

Барбара отняла руки от горла и с усилием взяла письмо. Стремительно, словно кто-то пытался отнять, она прижала его к груди и смяла, потом бросила скомканный листок на стол.

Барбара поднялась и направилась к двери, резко повернула обратно, и быстрыми шагами заходила по комнате. Наконец она остановилась.

– Нет, нет, поздно, слишком поздно, – едва слышно проговорила Барбара. – Слишком много лет прошло, слишком много. – Она опасливо обернулась, будто кто-то мог ее услышать.

Женщина вновь подошла к столу, оперлась на спинку стула и задумчиво уставилась на смятый листок. «Он пишет, что любит дочь, – размышляла она, – что нужен ей и не может ее оставить». А если бы он решился оставить дочь, отказалась бы она тогда от сыновей, от Дэна?

Барбара снова принялась мерить комнату шагами. Дэн, Дэн. Она не должна причинять ему боль. Она поклялась никогда не делать этого. Кто, как не он вывел ее из плена в землю египетскую. Барбара поймала себя на мысли, что повторяет неправильно приведенную Мэри цитату из Библии. Бриджи всегда смеялась над тем, как Мэри переиначивала библейские цитаты. Бриджи, снова Бриджи. Если бы не она, они с Майклом были бы сейчас вместе. Нет, нет на самом деле все не так. Это вина тети Констанции. Да, именно тети Констанции. Как же девочка тогда ненавидела ее. Да и сейчас ненависть к ней не прошла. Хотя несправедливо было бы взваливать всю вину на тетю. Ни она, ни Бриджи ничего бы не смогли сделать, если бы Майкл решился им противостоять. Но Майкл любил свою мать и не хотел ее огорчать. Продолжает ли он и теперь любить ее? – спрашивала себя Барбара. Что бы она сказала, если бы узнала, что сын старается соединить нити, которые порвал в юности. Как же молоды они были тогда. Любовь принадлежит молодым. Такая любовь, какая была у них, является воплощением молодости. И все же, хотя ей не исполнилось еще двадцати шести, и красота ее стала совершеннее, но красота эта, если верить зеркалу, оставалась холодной и пустой, в ней не было живого огня.

Барбара остановилась, прижимая к груди крепко сцепленные руки. Она должна прекратить об этом думать, потому что такие мысли приведут ее в лес к Майклу, а она не должна подчиняться его капризу. Хотя просьба и не казалась прихотью, скорее это был крик души и измученного разума. Бедный, бедный Майкл. Она могла позволить себе пожалеть его, как жалела себя все эти годы. Но идти к нему она не может и не пойдет. А письмо это надо уничтожить.

Барбара подошла к столу, разгладила листок, перечитала. Затем взяла его двумя пальцами, словно он мог ее запачкать и пошла к камину. После минутного колебания она отправила письмо в огонь. И в ту же минуту женщину охватило сожаление, она зажмурилась и сильно закусила губу. Она могла бы его оставить, если не собирается встречаться, и сохранить на память. Она могла бы его спрятать. Хотя куда она может что-либо спрятать, если не имеет даже собственной комнаты. Дэн придерживался старых понятий и считал, что у них должна быть не только общая постель, но и мебель в спальне. Муж постоянно вешал свои костюмы в ее шкаф, а она упорно извлекала их оттуда и водворяла в его собственный гардероб. Если он не мог сразу отыскать носовой платок, воротничок или запонки, то принимался рыться в ящиках ее комода с азартом собаки откапывающей кость. У Джонатана тоже была похожая привычка. Когда ему разрешалось войти в спальню родителей, он сразу же направлялся к ящику с ее носовыми платками. Мальчик говорил, что ему нравится их запах. Ему доставляло удовольствие играть с платками, раскладывая их стопками. Куда же могла она что-либо спрятать? Барбара поднесла руку ко лбу. Разум ее был в смятении. Какие дела у нее намечены на утро? Никаких. Ничего до самого обеда, когда ей предстояла поездка в школу. Барбара понимала, что должна обязательно себя занять, чтобы отвлечься. Итак, надо сначала отдать распоряжения кухарке, а потом пойти в детскую взглянуть на детей и… эту девицу. Барбара без особой радости отнеслась к решению Дэна оставить няню, но согласилась с мнением мужа, что эта няня оказалась лучше остальных. Кроме того с большой неохотой ей приходилось признать, что девица взяла Бена в руки. И уже за одно это она должна была быть ей благодарна. Но все равно няня Барбаре не нравилась; нахальная, чересчур остра на язык, легко забывает, где ее место. И все же Барбара решила пойти в детскую и сообщить няне, пусть даже через силу, что от нее требовалось в этот день. После чего собралась подышать свежим воздухом, надеясь после прогулки обрести душевное равновесие.

Через час Барбара уже выходила из дома. Пройдя подъездную аллею и свернув направо, на проселочную дорогу, она оказалась у кромки леса.

Женщина не знала, на чьей земле он находился, потому что изгороди, отделявшей его от дороги, не было. Она прошла немного вглубь и увидела узкую тропинку. Барбара двинулась по ней через лес. Иногда ей встречались места, поросшие кустарником и остролистом, она обходила эти заросли и, наконец, вышла к опушке, к которой вплотную примыкало вспаханное поле, пути через него не было. Барбара выбрала еще одну извилистую тропу, ей казалось, что она выведет ее к дороге, однако в результате женщина оказалась в дальнем конце леса, в миле от дома.

Барбара возвращалась домой, отчетливо сознавая, зачем ей понадобилась эта прогулка.

Глава 3

Все утро лил дождь. Это и послужило темой для беседы Ады Хаулитт с кухаркой. Вымокшая до нитки Ада предполагала, что дождь, начавшийся рано, к одиннадцати должен прекратиться. Но прогноз не оправдал себя, напротив, к полудню дождь перешел в ливень.

Барбара находилась в состоянии крайнего волнения. День близился к полудню. Она стояла у окна в одной из комнат для гостей в дальней части дома и смотрела на дорогу, пытаясь внушить себе, что не должна выходить, и даже молилась, чтобы ей что-то помешало это сделать. Но в глубине души знала, что, не взирая на последствия, должна это сделать.

К часу у нее появилась резь в глазах и устали ноги, но женщина не хотела садиться, иначе за кустами, высаженными вдоль подъездной аллеи, она не видела бы дорогу.

Барбара не двигалась с места, пока не услышала на лестнице голос Ады:

– Ты не встречала хозяйку? – спрашивала та у Рут Фоггети. – Она никуда не выходила, и обед ее ждет.

Только тогда Барбара отошла от окна и покинула комнату.

– А, вот и вы, миссис, – обрадовалась Ада, делая реверанс. – Я хотела сказать, что ваш обе… еда на столе. – Она никак не могла определить, как ей называть одним словом блюда, которые подавала хозяйке в середине дня.

– Спасибо, я сейчас спущусь.

Барбара направилась к себе в комнату, за ней последовала Рут.

– Извините, мадам, но лучше мне вам это сказать. Я уложила Джонатана в постель, потому что у него круп.

– Круп?

– Ну, он кашляет, а из этого может получиться круп… И я сказала себе, что лучше ему полежать в постели, чтобы потом не стало хуже.

– Ты… ты правильно сделала, Рут. Я сейчас зайду к нему. – Она вошла в свою комнату. Постояв некоторое время перед зеркалом, закрыла глаза и отвернулась. И затем из спальни поднялась в детскую.

Как всегда первым ей навстречу выбежал Бенджамин.

– Мама, а у Тиннена круп, – звонко объявил он.

– Сколько раз я говорила тебе, Бенджамин, – строго произнесла Барбара, глядя на сына сверху вниз. – Ты же можешь выговорить имя Джонатан, если захочешь… скажи: «Джонатан».

Бен вскинул голову, улыбка сошла с его лица.

– Тиннен, – упрямо повторил он, не отводя глаз.

Барбара знала, что его не переупрямить, и не стала настаивать, тем более в присутствии Рут.

– У Джонатана не круп, а простуда. – Она обошла Бена и прошла в детскую спальню, взяв за руку появившегося на пороге Гарри.

Джонатан лежал в своей маленькой кроватке. Увидев мать, он стал усердно кашлять.

– Не нужно делать это нарочно.

– Но у меня кашель, правда. Рути говорит, что это круп.

– У тебя не круп, а обычная простуда. Будь послушным мальчиком и полежи в постели. Скоро я зайду к тебе снова. – Она подоткнула одеяло и потрогала лоб сына: он был горячий, но не сильно. – Веди себя хорошо, – бросила напоследок Барбара и вышла вместе с Гарри.

В соседней комнате Бенджамин стоял на том месте, где она его оставила. Он смотрел на нее и молчал. Барбара взглянула на Рут, раскладывающую выстиранное и выглаженное детское белье. Она не стала подзывать девушку к себе, а сама подошла к ней.

– Ты должна следить, чтобы они выговаривали слова правильно, мы с тобой на днях обсуждали это, помнишь? – произнесла Барбара, понизив голос.

– Да, мадам, хорошо, мадам. – Маленькая Рут смотрела на хозяйку снизу вверх, но в ее манере не было и намека на угодливую покорность.

Барбаре это не понравилось. «До чего же дерзкая девчонка», – подумала она. Барбара спустилась в столовую, но едва притронулась к стоявшей на подносе еде. Вернувшись в комнату для гостей, она снова устремилась к окну. Ее возбуждение подогревалось беспокойством: он мог проехать, когда она отлучалась. Часы показывали уже половину первого. Что же ей делать? Но к чему задавать себе этот вопрос? Она прекрасно знала, что должна делать. Зачем же ей тогда понадобилось ходить в лес? Но до чего ужасная погода. Она ведь вымокнет до нитки. И решится ли он приехать в такую погоду? Да, да, несомненно. Того, кто написал такое письмо, не остановит ни снег, ни ветер, ни град.

Круто развернувшись, Барбара торопливо вышла из комнаты, почти бегом пересекла коридор и оказалась в своей комнате, где сразу же направилась к шкафу. Она решила надеть пальто поплотнее, а сверху – висевший в шкафу в холле непромокаемый плащ.

Барбара едва успела сдернуть с плечиков пальто, как дверь спальни распахнулась. Ей пришлось ухватиться за дверцу гардероба, чтобы не упасть.

– Что с тобой, тебе плохо? – Дэн обнял жену и довел до стула. – Что случилось? – Он сел перед ней на корточки и бережно взял за руки. – На тебе лица нет, ты побледнела, как полотно. Скажи, что произошло?

Она пыталась что-то произнести, но только судорожно открывала рот, как рыба, которую вытащили из воды.

Вдруг он сильнее стиснул ее руки.

– А ты не?.. – шепнул Дэн.

– Нет, нет, – чересчур поспешно ответила Барбара.

– Нет, – в голосе Дэна звучали нотки разочарования.

Конечно, он знал, что она так ответит. Если бы ее силы воли было достаточно, чтобы предотвратить беременность, она бы больше не стала рожать ему детей.

– Но в чем же тогда дело? Ты заболела? – На этот раз в его тоне сквозило легкое раздражение.

– У меня закружилась голова.

– А пальто тебе зачем? – спросил муж, переводя взгляд на лежавшее на полу пальто.

– Я хотела перебрать шкаф, повесить туда летнюю одежду.

– Перебрать? Это просто смешно и странно. Тебе надо отдохнуть, это точно. А еще мне кажется, не мешало бы развеяться. Почему бы тебе не съездить на несколько дней к Бриджи?

– К Бриджи? – Барбара отстранила мужа от себя и встала. – Что ты такое говоришь? Ты же знаешь, я ненавижу этот дом.

– Но я считал, что ты не выносишь только коттедж, а не Хай-Бэнкс-Холл.

– Какая разница, мне противно даже близко туда подходить.

Опустив голову, Дэн осознал, что продолжает сидеть на корточках. Он встал и подумал: «Символично все, что я делаю». Наверху раздался пронзительный визг, а за ним последовал громкий топот. Дэн поднял глаза к потолку. Рут снова призывала к порядку Бена.

– Тебе здесь отдохнуть не дадут. – Чуть заметная улыбка тронула его губы. – Пойди лучше в другую комнату.

В доме было три комнаты для гостей, но только одну из них называли «другой». В ней иногда ночевал Дэн, когда возвращался поздно после делового ужина, на котором немного переусердствовал со спиртным. Так повелось еще с тех пор, когда они жили в городе. Однажды он вернулся домой далеко не трезвым, залез к жене в постель, но она тут же вскочила и заявила с презрением: «Какой ты отвратительный».

Барбара не стала возражать, что он проводил ее в комнату, помог лечь и укрыл одеялом.

– Ну, вот, хорошо, – удовлетворенно сказал Дэн.

– Почему ты сегодня приехал так рано?

– Мне нужны были кое-какие бумаги и… – Он присел на край кровати. – Мне нужен был повод повидать жену… Что такое? Что с тобой?

– Ничего, абсолютно ничего.

– У тебя сердце не болит?

Болит ли у нее сердце! Она убрала руку от груди и покачала головой.

– Нет, не болит. Вот только в желудке неспокойно: слишком быстро ела за обедом. Ты надолго… надолго задержишься?

– Пока буду тебе нужен.

Она с силой вдавила голову в подушки и закрыла глаза.

– Со мной, правда, все нормально, это просто мое ежемесячное недомогание.

– А, ну, понятно. – Дэн погладил ее по руке и встал, счастливо улыбаясь. Жена говорила с ним открыто о естественных вещах и не стеснялась, это было то же самое, если бы она стояла перед ним обнаженной. – Ты полежи и отдохни, – сказал он. – А я велю принести чай. Загляну к тебе перед уходом. Если уснешь, будить не буду, хорошо?

Она молча кивнула и смотрела, как он осторожно шел к двери, словно она уже спала. Это участие и внимание со стороны мужа будило в ней желание вскочить и крикнуть: «Останься, не уходи!». Сейчас его забота была слишком мучительной. Он и без того так много сделал для нее за все эти годы. Чуткость Дэна вдвойне усиливала чувство вины, тяжесть которой она ощущала все сильнее и сильнее.

Казалось, сам Бог, провидение или другая сила, властвующая над человеческими судьбами, заявила о себе, Барбару остановили, не дали совершить глупость. На секунду мысли ее как бы замерли, но внутренний голос возразил: «Это вовсе не глупость, а нечто прекрасное». До того как от Майкла пришло письмо, жизнь ее была тусклой и безрадостной, такую жизнь можно было только терпеть. Женщина спрашивала себя, как долго она это выдержит. И в то же время стоило ей лишь протянуть руку – и вот она, любовь, для которой Барбара была рождена и которой ее лишили.

Некоторое время Барбара лежала, бездумно глядя в пространство. Потом спросила себя, пошла бы она на встречу, если бы Дэн не приехал так неожиданно? Она потеряла два часа еще до него. Почему бы ей сразу было не отправиться в лес, если она туда вообще собиралась? Она молилась, чтобы ей что-либо помешало, и вот ее молитвы были услышаны. Теперь ей следовало быть довольной.

Который час? Она бросила взгляд на часы над камином: без десяти три. Еще час, и Майкл уйдет. Он будет ждать с полудня до четырех, так Майкл написал. Разве только сумасшедший проведет четыре часа в лесу в такую погоду? Она бросила взгляд в окно и увидела сплошную пелену дождя. Только безумец отважится на это или человек, которому дали шанс обрести любовь.

В дверь тихонько постучали. Вошла Ада с чашкой чая. Поблагодарив, Барбара с наслаждением выпила чай. Потом легла и закрыла глаза.

Дверь открылась вновь, на этот раз без стука. Она услышала тихие шаги и притворилась спящей. Муж склонился над ней: женщина чувствовала на лице его дыхание. Поцелуй он ее, Барбара бы точно этого не вынесла. Но Дэн не стал беспокоить ее. Дверь за ним закрылась, и Барбара осталась одна. Она лежала, не шевелясь, в ожидании звука закрывающейся входной двери. Дверь хлопнула через пятнадцать минут, показавшиеся ей вечностью.

Это послужило сигналом. Барбара быстро встала и подошла к окну, выходившему во двор. Оттуда ей было хорошо видно, как отъехал экипаж Дэна.

«Без двадцати четыре», – отметила она про себя. Не прошло и пяти минут, как она была в холле и доставала из шкафа плащ.

– Вы хотите выйти, мадам? – Ада смотрела на нее с открытым ртом.

– Да, да, Ада, мне нужно подышать воздухом.

– Но такая погода, мадам, вы промокнете насквозь.

– Немножко помокнуть мне не повредит. Я… я скоро вернусь.

– Но, мадам, хозяин сказал…

– Знаю, знаю, Ада. – Голос ее звучал непривычно мягко, тон был почти дружеский. – Все хорошо, не беспокойся. Я выйду совсем ненадолго. Просто… чувствую, что мне нужен воздух, я должна прогуляться.

– Хорошо, мадам. – Ада Хаулитт открыла ей дверь, и она, пригнув голову, шагнула в дождь.

Барбара подошла к кромке леса. Хлеставший дождь мешал смотреть вдаль. Но тем не менее, она поняла: у дороги ее никто не ждет. Барбара подумала, что было бы безумием простоять под таким ливнем четыре часа. Она замедлила шаг, но продолжала идти.

Собравшись уже повернуть назад, оглянулась, и вдруг на тропинке, по которой она проходила накануне, смутно замаячила фигура. Человек шел понурившись и только выйдя на дорогу, поднял голову, скользнул по ней взглядом и свернул в сторону. Но в ту же секунду остановился, плечи его распрямились, он круто развернулся, но с места не двинулся.

Сквозь плотную завесу дождя Барбара видела его очень расплывчато. Они медленно двинулись навстречу друг другу, а сойдясь, стали вглядываться в лица, которые пустота прошедших лет сделала едва знакомыми.

Майкл молча протянул ей руку, она также не говоря ни слова, вложила в нее свою. Они походили на детей, соединившихся после смерти в другой жизни. Так держась за руки, пара пошла по тропинке обратно в глубь леса.

Они остановились под большим дубом. Дождь гулко барабанил по веткам. Свет был слабым и тусклым.

– Барбара, спасибо тебе, спасибо. – Первые слова Майкла прозвучали хрипло. Он отпустил ее руку, и они стояли теперь разделенные пространством.

– Извини, я… я не могла прийти раньше. Мне пришлось задержаться.

– Понимаю.

– Ты, должно быть, промок насквозь.

– Это неважно.

– Как ты добрался сюда?

– Нанял в городе экипаж. Он будет ждать меня в четыре у поворота.

– Да, конечно, – понимающе ответила Барбара.

Общие фразы были сказаны. Молчание нарушало лишь шуршание дождя и стук капель о ветки. В вершинах деревьев свистел ветер. Мокрый лес давил на них своим мрачным унынием. Они не сводили друг с друга глаз.

Она оказалась еще красивее, чем он себе представлял.

Он выглядел старше, намного старше. Его лицо прочертили резкие морщины. Ничто не напоминало того юношу. Перед Барбарой стоял светловолосый мужчина, крепко сложенный и сильный. Но все равно это был Майкл, ее Майкл. «О, Майкл, Майкл, что же мне делать?» – мучительно думала Барбара.

– Как ты живешь?

– Достаточно обеспеченно.

– Я имел в виду не это. Я хотел спросить, ты счастлива?

– У меня трое сыновей… и Дэн очень хорошо ко мне относится, очень хорошо. А ты счастлив?

– Нет.

Его прямой и откровенный ответ подтолкнул их друг к другу. Руки инстинктивно сплелись. Тела почти соприкасались.

– Мне… мне хотелось только увидеть тебя, – прерывисто заговорил он, вглядываясь в ее лицо. – Я хотел сказать тебе, что жалею обо всем, но больше всего, что убежал тогда. Я объяснял в письме, что поторопился скрыться, так как боялся, боялся встречи. Этому суждено было случиться, Барбара. Знаю, это должно было произойти.

– О, Майкл! – Это все, что она была в состоянии сказать, сердце ее разрывалось.

Перед ней стоял мужчина, признающийся ей в любви каждой частицей своего существа, тело его сотрясала дрожь. Сейчас это было для Барбары единственно главным, все остальное не имело значения. Но когда он произнес: «Поздно, слишком поздно», – Барбара вздрогнула. Утверждение это было или вопрос? Она не смогла бы ответить с уверенностью и согласилась:

– Да, Майкл, уже слишком поздно.

– Ты могла бы оставить Дэна и детей?

У нее перехватило горло и она судорожно глотнула воздух.

– А ты бы оставил ребенка и жену? – вопросом на вопрос ответила она.

– Они погубят ее своей ожесточенностью и вечными упреками.

– Тогда мы ничего не в силах сделать, Майкл.

– Нет, можем, можем.

Барбара с трудом различала его слова в шуме дождя.

– Мы можем встречаться время от времени, хотя бы иногда. Я должен видеть тебя, Барбара. Пусть хоть раз в полгода, но мне это необходимо. Я не смогу жить дальше, если не буду видеться с тобой. Если бы не наша случайная встреча, я бы еще мог как-то с этим мириться. Но после того дня, уже нет. – Он печально покачал головой. – Ты не представляешь, какая это невыносимая мука. Как будто болезнь проникла в кровь, нет, я не это имел в виду…

– Я знаю, что ты хотел сказать, Майкл. – Теплота и нежность звучали в ее голосе. – Я с этой болезнью родилась, с ней и умру, – просто добавила она.

Они упали друг другу в объятия, и впервые в жизни их губы слились в поцелуе. Сначала слабом, робком, но в следующий момент нерешительность и сдержанность исчезли и в страстном порыве их тела переплелись, как у сошедшихся в поединке борцов.

Наконец, волна страсти отхлынула, и влюбленные в изнеможении прислонились к могучему стволу. Они стояли, не разъединяя рук, и смотрели друг на друга.

– Ну вот, это произошло, обратного пути нет. – Он дышал прерывисто и часто. – Я… я могу выбираться сюда время от времени, может быть, и тебе удастся вырваться хотя бы раз в две недели.

Она хотела сказать: «Это будет нелегко», но не смогла произнести ни слова. Барбара чувствовала себя совершенно обессиленной. Она ждала этой минуты долгие годы. И вот, наконец, они вдвоем, промокшие насквозь, прячутся в глубине леса. А как было бы, если…

– Я буду приезжать раз в две недели, по пятницам, – сказал Майкл. – Этот лес очень укромный. Я уже побродил по нему. А ты сможешь отлучаться из дома?

Она молча чуть заметно кивнула, и Майкл нежно привлек ее к себе.

– Наверное, уже больше четырех, – предположила Барбара.

Он расстегнул пальто и достал часы.

– Десять минут пятого.

– Тебе пора, – напомнила она.

Они не отрывали друг от друга глаз, и не могли наглядеться.

– Барбара, я так счастлив, ты даже представить себе этого не можешь.

– Ошибаешься, Майкл, могу, – кивая в такт, проговорила она.

– Мне так много хочется тебе рассказать.

– А я с радостью тебя послушаю.

– Барбара, я всегда буду тебе обо всем рассказывать. Всю правду. Начиная с этого дня – одну только правду.

– И я тоже, Майкл, буду говорить тебе только правду. – Она взяла его за руку и вывела из-под дерева. И там, где тропа выходила на дорогу, внимательно огляделась. – Мы должны вести себя осмотрительно. – В ее голосе угадывались интонация Бриджи.

– Да, нам надо быть осторожными, – понимающе улыбнулся мужчина. – Барбара, любовь моя, моя дорогая. – Он снова обнял ее. – Я приеду в следующую пятницу.

– В следующую?

– Да, до свидания, моя любимая.

Она не ответила, а только ласково улыбнулась, нежно коснувшись его щеки, и торопливо, не оглядываясь, пошла по дороге.

– Мадам, вы промокли насквозь, пальто и все остальное, – сокрушалась Ада помогая ей снять плащ.

– Все хорошо, Ада, все хорошо, я довольна прогулкой.

Ада оглядела хозяйку и подумала, что прогулка на самом деле пошла ей на пользу. Она выглядела теперь гораздо лучше, чем до своего ухода. Хозяйке надо побольше гулять, а если бы каждый день той пришлось по утрам отшагать столько же, сколько ей самой, хозяйка бы стала совсем как огурчик…

И с этого дня Барбара, действительно, пристрастилась к прогулкам, и они принесли ей пользу во многих отношениях.

Глава 4

В последующие несколько недель Бриджи с Гарри не появлялись в доме Барбары: болела Мэри. Затем в один из вторников пришло письмо, в котором Бриджи сообщала о смерти Мэри и спрашивала, приедет ли Барбара на похороны.

– Конечно, тебе надо туда съездить, – сказал ей в тот же вечер Дэн. – Мэри была как член семьи. У коттеджа тебе появляться не обязательно, а на похороны сходить стоит. Завтра с утра и можешь ехать.

– Нет, – ответила Барбара, – до субботы я поехать не смогу.

– Почему? – удивился Дэн.

– Из-за примерки, – после минутного колебания ответила она. – У меня в городе назначена примерка у портнихи. Мисс Браун будет недовольна, если я не приду вовремя. К ней сложно попасть. Кроме того, если ехать на похороны, мне надо купить черное пальто, у меня нет ничего черного.

– Тебе стоит отправить письмо Бриджи и сообщить, что ты приедешь в субботу. И на твоем месте я бы там остался. Тебе нужно разнообразие. За детей можно не беспокоиться, пока с ними Рути.

– Возможно, ты и прав, – согласилась Барбара, оставляя без внимания его последнюю фразу. – Я подумаю, – сказала она, не глядя на мужа.

Все казалось таким простым и легким, и так естественно шло к… А к чему же все-таки шло дело? Она запретила себе заглядывать в будущее.

В пятницу, перед тем как отправиться на примерку в Ньюкасл, Барбара сходила прогуляться, а в субботу утром Дэн посадил ее на поезд и шел за вагоном, пока состав не набрал ход.

Чувство вины больше не беспокоило ее. Она согласилась с Майклом, что их свидания никому не вредят, пока они хранят их в тайне, а поэтому можно продолжать встречаться.

Место следующего свидания Барбара указала сама.

– О Барбара, Барбара, – прошептал он, прижимая ее к себе, когда узнал, где им предстоит встретиться.

Она назначила встречу в день похорон Мэри, а если ей что-то помешает, он должен будет ждать в условленном месте на следующий день и так далее, пока им не удастся увидеться. Она не спрашивала, как отнесутся на ферме к столь частым отлучкам Майкла, предоставляя ему самому заботиться о подходящей причине.

Размышляя таким образом, Барбара продолжала свое путешествие, как вдруг ее хватило чувство вины, но по иному поводу. Она вспомнила, зачем едет в Хай-Бэнкс-Холл, спустя столько лет. Думала о том, как была к ней добра Мэри, сколько прощала и как мало видела благодарности. С восьми лет Мэри работала прислугой. В особняке она появилась задолго до Бриджи. Бедная Мэри! Барбара ловила себя на мысли, что думает только о том, что Мэри старая, ей было уже шестьдесят шесть а, может, больше, хотя следовало бы испытывать грусть и сожаление.

Как странно, продолжала размышлять Барбара, Мэри кажется ей старой, а Бриджи – нет, хотя ей уже тоже под семьдесят. Бриджи и не думала стареть, словно бросая вызов своему возрасту: ее фигура сохранила стройность, грудь не утратила формы, а кожа на лице осталась гладкой. Скорее всего Бриджи не состарится никогда. Дэн даже шутил по этому поводу, что им придется ее пристрелить.

«Дэн, Дэн», – выстукивали колеса поезда. Нет, ей не следует думать о Дэне. Он принадлежал к другой ее жизни, где существовал только долг и благодарная преданность. Барбара заметила, что в последнее время муж стал выглядеть более счастливым. Теперь Дэну доставалось от нее больше заботы и теплоты. Да, он получал несравненно больше внимания, особенно это касалось его потребностей. В эти минуты она убеждала себя, что так платит ему за свои встречи с Майклом. Но Барбара с трудом представляла, как сможет терпеть его рядом с собой, вернувшись домой. Потому что, после этой встречи с Майклом она станет уже совершенно другой.

Бриджи от души обрадовалась приезду Барбары, что нельзя было сказать о Гарри. Он настолько холодно с ней обошелся, что, как только женщины остались одни, она спросила у Бриджи:

– Что случилось? Я имею в виду, что с мистером Беншемом? – Барбара всегда так его называла.

– Ничего, а почему ты спрашиваешь?

– Мне показалось, он не совсем здоров.

– Ты считаешь, он выглядит не так хорошо, как в прошлый раз, когда вы виделись? – В голосе Бриджи не чувствовалось волнения.

– Может быть, мне это только показалось.

Спустя некоторое время Бриджи уже выговаривала мужу за его холодность к Барбаре.

– Она заметила все, – укоряла она его, – твое прохладное отношение было слишком очевидным.

– Ничего не могу с собой поделать. У меня еще остаются сомнения насчет этой молодой особы. Я знаю, – он кивнул в сторону Бриджи, – для тебя она свет в окошке. Соберись девчонка перерезать тебе глотку, ты бы и тогда не подумала ее остановить. Не забудь, ты обещала мне сказать правду, если что-нибудь разузнаешь.

– Не о чем беспокоиться, Гарри. Уверяю тебя, она подтвердила то, о чем писал в письме Дэн. Со времени нашего последнего визита Барбара ездила в город всего дважды. Вчера – на примерку и чтобы купить соответствующую одежду для похорон. А перед этим Дэн возил ее в театр. Твои подозрения необоснованны.

– Сожалею, если был несправедлив. Но я не позволю задеть Дэна. Он так хорошо с ней обошелся. И сейчас хорошо относится. Скажу еще раз, нравится тебе это или нет. Но мало нашлось бы охотников жениться на ней в том ее состоянии, да еще после того что сделала с этой девушкой.

– Гарри!

– Хочешь обижайся, хочешь нет, но у меня память долгая, и ты не заставишь меня все забыть. И учти, Дэн в какой-то мере избавил твое сердце от страданий, ведь не увези он ее от тебя, неизвестно, что бы она могла натворить. Можешь не соглашаться, но душа у нее – глубокий омут. – Гарри поднялся и направился к двери.

– Куда ты?

– Собираюсь прогуляться, – оборачиваясь, пояснил он. – Ты постоянно зудишь: гулять полезно. Вот я и собираюсь сделать что-то полезное для себя.

– Гарри. – Бриджи подошла к нему. – Прошу тебя, пожалуйста, не раздражайся. Я обещала, и ты можешь мне верить. Если я замечу что-то неладное, то… обязательно расскажу тебе, но уверяю: беспокоиться не о чем.

– Меня ты можешь убедить, а сама уверена? Если этот парень был там один раз, он появится и во второй. И времени терять не будет. Да и ни один мужчина не стал бы терять, если бы его так же сильно, как этого малого, потянуло искать любимую женщину. – Выражение лица Гарри изменилось, и уже совсем другим тоном он продолжал: – Мне тревожно, Бриджи, очень тревожно на душе. Если бы сын не сдувал с нее пылинок, тогда это было бы не столь важно. Но он на жену буквально дышит, он от нее, как пьяный. Поэтому я не хочу, чтобы Дэн страдал, я дорожу им. И еще. Дэн единственный, от кого я дождался чего-то стоящего. Джон знает дело, никто не справляется лучше него, но больше парень ничем не отличился. Может быть, в том не его вина, не знаю. А наша Кэти, помоги ей Бог, кого она мне преподнесла. – Гарри сокрушенно покачал головой. – А вот Дэн подарил мне трех внуков.

– Но и Барбара в этом тоже участвовала, как ты понимаешь.

– Понимать-то я понимаю, и не собираюсь принижать ее заслуги, но странное дело… Когда я увидел ее сегодня, у меня появилось какое-то неприятное чувство. А ведь ты меня знаешь, я никогда не верил в такую ерунду, как предчувствия. Я доверяю только реальным фактам, а не фантазиям, на том и стою, я, Гарри Беншем. Но когда сегодня я заглянул девчонке в глаза, мне показалось, она будто их шторками задернула. Твоя Барбара что-то скрывает. Не могу этого объяснить, только смутно чувствую.

– Гарри, Гарри, – ласково пожурила его Бриджи. – Это всего лишь предубеждение и больше ничего. И если ты что-то чувствуешь в ней, то и Барбара замечает твое отношение. Ты же знаешь, что не можешь скрывать свои эмоции. И если не оставишь свою холодность, ни к чему хорошему это не приведет. Тем более, что Дэн уговорил ее пожить у нас несколько дней.

– Ты же знаешь, я не против. – Гарри дернул подбородком. – Пусть остается сколько хочет. Я рад, что она решила погостить. Напишу Дэну, чтобы он устроил себе выходной и приехал к нам с малышами, – с улыбкой продолжал Гарри. – Меня бы очень порадовало, если бы они носились тут вокруг меня. Мать никогда не разрешала им приезжать сюда, а я на нее за это в обиде. Сейчас же пойду и напишу Дэну.

– Обязательно, – одобрила Бриджи, – конечно, напиши. – Оставшись одна, она задумчиво повторила про себя слова мужа: «Ни один мужчина не стал бы терять время, если бы его так же сильно, как этого малого, потянуло искать любимую женщину».

Они похоронили Мэри в понедельник. Родственников уже не осталось в живых. Бриджи с Барбарой были единственными женщинами на похоронах, а остальные – мужчины преклонных лет из числа прислуги, знавшие Мэри долгие годы.

Для прислуги стол накрыли на кухне, а Бриджи, Барбара и Гарри поминали Мэри отдельно, в гостиной.

Не успел еще выйти дворецкий, как Гарри спросил:

– А что будем делать с коттеджем?

– Как это, что делать? – не поняла Бриджи.

– От него никакой пользы, не вижу смысла его оставлять. Он в миле от дороги, по другую сторону холма. К чему он нам?

– Он хлеба не просит, как сказала бы Мэри, – тихо заметила Бриджи. – Бедняжка Мэри. Мне будет так ее не хватать. Кажется, она была со мной всю мою жизнь.

– Пришел ее час, как придет он для каждого из нас. Кстати, о коттедже и о том, что он не просит хлеба. За ним нужен уход. Если за домом не следить, он развалится. Кроме того, там полно всякого барахла.

– Ничего подобного, старья там нет, – возмутилась Бриджи. – Хорошая добротная мебель. Надо только заменить напольное покрытие и занавески.

– Мне всегда казалось, что коттедж слишком загроможден.

– Это потому что ты сравнивал его с этим домом.

– Нет, не поэтому. Там слишком много всякой всячины, разных безделушек. Да и сама Мэри напоминала узел тряпья.

– Ну что ты, Гарри! – недовольно одернула она его.

Но муж не обратил на это внимания. Отмахнувшись, он продолжал:

– Я и не думал ее обижать, хотя как можно обидеть человека, который умер. По-моему, ерунда все эти разговоры о том, что о покойниках надо отзываться только хорошо. Это не значит, что о ней могли говорить плохо. Но вообще, когда люди умирают, то из них делают ангелов, самые закоренелые мерзавцы становятся чистенькими и беленькими, и о них говорят шепотом. Все твердят: «О покойниках – только хорошее». Мое же мнение: не надо плохо говорить о живых, тогда и будет порядок.

– Да, верно, очень верно, я полностью согласна с тобой, – закивала Бриджи. – Не надо говорить о живых плохо. Это очень правильно.

Сидевший вполоборота к жене Гарри, скосил на нее глаза и понял, что сам себе поставил подножку. Он допил чай и, чтобы польстить Бриджи, а также доказать, что у него слова не расходятся с делом, Гарри обратился к Барбаре.

– Я рад, милая, что ты погостишь у нас. Жду не дождусь, когда увижу мальчишек.

– Спасибо. – Барбара медленно склонила голову. – Я уверена, им здесь понравится, столько нового, и дом такой большой. Но они начнут повсюду носиться и будут вас беспокоить, особенно Бен.

– Нет, милая, для меня никакого беспокойства. Они напомнят мне времена, когда и мои дети были такими же. Это отлично, пусть носятся на здоровье. Да, а как там малышка Фоггети, управляется с ними?

– Она справляется очень хорошо.

– Никаких побитых задниц?

– Нет, и я… мне кажется, и тогда в этом не было необходимости.

– Это говорит кое-что о ее характере. Мне не терпится поглядеть, как она будет здесь воевать с этой ордой. В девчонке определенно что-то есть, точно, что-то есть. – Он встал со стула, кивая в такт словам. – Если бы она работала у меня на фабрике, я бы обязательно ее выделил. Нет, нет, это совсем не то, что ты могла подумать. – Он покосился с улыбкой в сторону жены. – Я бы доверил ей руководить. У этой девчонки задатки прирожденного управляющего.

Барбара ничего не сказала на это. Она проводила глазами тестя: он вышел из комнаты, оставив дверь открытой. У него была досадная привычка никогда не закрывать за собой дверь. Раздражение вызывали многие черты его характера. Барбара удивлялась, как педантичная и строгая Бриджи столько лет терпела этого грубого, самоуверенного и вульгарного человека.

Но тут же она напомнила себе, что именно благодаря ему она могла пользоваться благами жизни и если бы не этот человек, они с Бриджи жили бы не намного лучше, чем женщина, которую они похоронили сегодня. Когда-то мистер Беншем ей нравился, почему же сейчас ее отношение к нему изменилось?

Барбара знала, откуда взялась антипатия. Он всегда видел ее насквозь. А его доброта в те годы объяснялась лишь желанием сделать приятное Бриджи.

– Завтра я собираюсь в коттедж, чтобы навести там порядок. И знаешь, он прав. – Бриджи кивнула Барбаре. – Там действительно много чего следует выбросить. Но все же ряд вещей вполне могут еще послужить. Ты… не хочешь составить мне компанию?

– Нет, если ты не возражаешь.

– Ну, что ты, что ты. Хочешь еще чаю?

– Да, пожалуйста.

– В детской снова появятся дети, как в прежние времена.

– Да, думаю, будет очень похоже.

– Гарри с таким нетерпением ждет их приезда. Для него это так много значит.

– Я вижу и сожалению, что лишала его этой радости все эти годы.

– Он тебя понимает, но теперь ты, может быть, станешь иногда привозить мальчишек к нам?

– Да, конечно.

Бриджи нежно сжала ее руку.

Барбара с трудом подавила волну стыда, грозившую захлестнуть ее. Цель оправдывала средства, и она знала, что готова пойти на любое притворство, ради того, чтобы иметь возможность остаться с Майклом наедине.

Это казалось странным, но ее жизнь как будто совершила полный круг. Потому что очень скоро они встретятся недалеко от того места, где много лет назад все началось. И они соединятся, как должно было произойти тогда, в их молодости. Только это теперь имело значение, а больше – ничего.

Глава 5

День выдался прекрасный. Бриджи отправилась в коттедж, чтобы разобраться с мебелью и остальными вещами. Перед уходом из Хай-Бэнкс-Холла она поинтересовалась планами Барбары. Та ответила, что ей хотелось бы прогуляться по окрестностям, а еще она собиралась понаблюдать, как идут приготовления в детской к приезду ее сыновей. Однако призналась Бриджи, что окончательного занятия не выбрала, хотя, по ее мнению, лучше всего было бы сделать и то и другое.

Бриджи задала аналогичный вопрос Гарри. Он ответил, что думает пройтись на ферму и посмотреть, как там идут дела. Потом он предполагал зайти к ней в коттедж и проводить домой, чтобы никто на нее не напал, или по крайней мере помочь жене притащить домой что-нибудь из ее любимой рухляди.

Бриджи счастливо рассмеялась и бодро направилась к коттеджу, радуясь хорошему настроению Гарри.

Вскоре после этого Барбара вышла из детской и отправилась на прогулку. Парк был ей хорошо знаком – за девять лет здесь мало что изменилось.

Она прошла через всю усадьбу, пересекла дорогу и вступила на открытую местность, простиравшуюся до самого подножия холмов. Барбара обогнула их и вышла на дорогу, по которой когда-то давно темной ночью ехал разыскивавший ее Дэн. Дорога привела ее к сломанным воротам. Здесь она остановилась и огляделась. На нее нахлынули воспоминания. Женщина задумчиво смотрела на цепь холмов, напоминавших выставленные в ряд головы. За одним из них находился вход в шахту, где добывали свинцовую руду. Там она и лежала, готовая умереть, и неминуемо бы умерла, если бы не Дэн. Дэн, снова Дэн. Она запретила себе думать о муже.

Осторожно переступив через вросшие в землю и почти неразличимые в траве остатки деревянных ворот, Барбара свернула на тропинку, по обеим сторонам которой рос кустарник.

Она подошла к остову дома, рядом находился полуразвалившийся амбар. Знакомой фигуры нигде не было видно. Она посмотрела в сторону амбара: в нос ей ударил запах тления. С пренебрежением фыркнув, она отвернулась. Царившее вокруг запустение нагоняло тоску и внушало чувство смутной тревоги. Плиты двора почти полностью скрыла трава, чуть поодаль заросли ежевики вместе с папоротниками образовали непроходимую стену. Барбара вспомнила, как приходила сюда с Бриджи и Мэри за ежевикой. Весь коттедж потом переполнял аромат варившейся ягоды, и они еще долго пили чай с ежевичным конфитюром.

Хруст сломанной ветки заставил ее вздрогнуть, но когда раздался сильный треск, Барбара испуганно уставилась на кусты. Оттуда, со скрытой в зарослях тропинки, вышла овца, рядом семенил ягненок.

Для овцы встреча с женщиной тоже оказалась неожиданностью, и она тут же бросилась по тропе к воротам.

Барбара ждала уже полчаса. В ее распоряжении было еще много времени. Можно было не спешить: обед предполагался не раньше трех. Но у нее устали ноги. Она подошла к развалинам дома и уселась на полуразрушенный фундамент, почти полностью скрытый в высокой траве.

Когда Барбара вновь посмотрела на часы, они показывали двадцать минут второго. Со вздохом она поднялась и в этот момент увидела Майкла. Он подошел совершенно бесшумно. Замерев на секунду, они бросились навстречу друг другу.

– Дорогая моя Барбара, милая моя, милая, – твердил Майкл, покрывая ее лицо поцелуями.

– Я почти потеряла надежду, – прерывисто дыша, говорила она. – Но я сказала себе, что приду завтра, потом на следующий день и… О, Майкл, пятница была совсем недавно, а мне показалось, мы не виделись годы. Что они сказали, то есть, что ты сказал им, куда идешь?

– А, дескать, поехал по делам к Хьюитту, кузнецу. Никаких лишних вопросов, я работаю. – Он слегка отстранил Барбару от себя, чтобы она могла разглядеть его рабочую одежду.

– Тогда тебе скоро нужно вернуться. Пойдем, присядем. – Она потянула его на зеленую лужайку.

– Нет не туда, – мягко возразил Майкл. – Пойдем в амбар.

– Амбар? – Барбара удивленно подняла брови.

– Пойдем.

Он обнял ее и сквозь пролом в стене провел в дальний конец амбара, над которым еще сохранилась крыша. Барбара замерла, глядя на толстый ковер сухой травы, покрывавшей пол в углу.

– Я приходил сюда вчера и собрал ее, – объяснил Майкл.

Она посмотрела на него долгим взглядом.

– Ох, Майкл, Майкл, – прошептала женщина, тесно прижимаясь к любимому.

Мужчина молча вытащил шпильки из шляпки Барбары, снял пальто с нее и с себя, а затем увлек на ложе, приготовленное им для того, чтобы грезы юных лет стали, наконец, явью.

Они не проронили ни слова. Тишину нарушали лишь нежные вздохи и неясное бормотание.

В половине третьего влюбленные поднялись с пола. Майкл не торопясь, осторожно застегнул на ней одежду, помог надеть пальто, пригладил ей волосы и подал шляпку.

Пара подошла к выходу, Барбара прислонилась к полусгнившему столбу и подняла глаза к небу. Никогда еще на ее лице не было такого безмятежного выражения.

– Знаешь, что мне хочется? – тихо спросила она.

– Что, любимая?

– Я хочу умереть сейчас, в эту самую минуту.

– Не говори, так. – Он снова крепко обнял ее. – Если ты умрешь, умру и я. Ты же знаешь, мне теперь не жить без тебя. Ты не можешь быть так счастлива, как я, но все же скажи, ты счастлива? – спросил он.

– Ай, Майкл, мне трудно найти слова, да они бы только испортили очарование самого прекрасного события в моей жизни, – не отводя от любимого глаз, произнесла Барбара.

Она не видела в случившемся ничего предосудительного. Ей не приходило в голову, что именно за такой поступок она презирала тетю Констанцию, и она же бросила Майклу в лицо горькую правду. Ее также не интересовало, сознавал ли Майкл странность ситуации. Прошлое было забыто. Для нее теперь имело смысл только то, что им, наконец, удалось утолить свою страсть. Барбара также понимала, что ради него готова на все, даже отказаться от сыновей. Но с сожалением сознавала, что ей не придется платить такую цену, ибо Майкл никогда не попросит ее об этом. У него была дочь.

– Когда ты возвращаешься домой? – спросил Майкл.

– Я поживу здесь некоторое время. Мистеру Беншему хочется, чтобы сюда приехали дети. Дэн привезет их в конце недели.

– Мне очень жаль, что я причиняю боль Дэну, но ничего не могу с собой поделать, – признался он, как только Барбара замолчала.

– Знаю, – опустив голову, ответила она. – Я тоже жалею, что задеваю его чувства, но и я не могу справиться с собой. Мне следовало бы сказать… – она подняла на него глаза, – следовало сказать, что я жалею Сару, но мы обещали говорить друг другу правду. Я не могу кривить душой, мне не жаль ее потому, что она получила тебя.

– Нет, не получила. Я никогда не принадлежал ей. Это было всего лишь возмещением за… извини, дорогая. – Он поспешно сжал ее руку.

– Я понимаю, то, что я сделала, ужасно. Мы должны открыто поговорить об этом. Я снова повторяю, что мой поступок ужасен, но я заплатила за него такую же высокую цену, как и она. На какое-то время я лишилась рассудка. Ты знал об этом, Майкл?

– Да я слышал, что ты больна.

– Твоя женитьба заставила меня вернуться к жизни.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, это правда, а Джим Уэйт вернул мне слух.

– Да, до меня доходили разговоры, что ты вновь стала слышать. Знаешь, мне все больше не нравится Джим Уэйт. Думаю, это началось с тех пор, когда он стал хвастаться, что избил тебя. Я его просто возненавидел.

– Нет, это был день истины… а Сара ненавидит меня?

Он не ответил, но краска залила его лицо.

– Неудивительно, – сказала Барбара, отводя глаза. – На ее месте я бы испытывала то же самое. Но Майкл. – Она снова прижалась к нему. – Будь я на ее месте, я бы согласилась вообще остаться без ног ради того, чтобы быть твоей женой.

Через несколько минут они разжали объятия и пошли по узкой тропинке.

– Когда ты сможешь прийти завтра? – тихо спросила она, приблизившись к сломанным воротам.

– Я бы с радостью пришел, с огромной радостью, и не только завтра, но и каждый день, но я обещал Ханне свозить ее в Хексем.

– …Тогда послезавтра.

– Да, я приду снова в четверг в это же время. Да, в четверг, моя дорогая…

Они прошли вместе еще немного.

– Лучше расстаться здесь.

– Нет, проводи меня до поворота, нас никто не увидит. Здесь вообще никто не ходит.

– Нет, ходят, иначе тропа не была бы так утоптана. Но, скорее всего, ею пользуются браконьеры, промышляющие в усадьбе по ночам.

– Да, конечно.

Они добрались до того места, где тропинка расширялась и выходила на открытое место. Здесь они снова прильнули друг к другу в страстном поцелуе.

Рука в руке влюбленные сошли с тропы и затем разошлись, обменявшись на прощание красноречивыми взглядами. Майкл повернул в сторону холмов, а Барбара направилась к дороге, которую ей предстояло перейти, чтобы снова оказаться в усадьбе.

Она не помнила себя от счастья и, переходя дорогу, не взглянула ни вправо, ни влево. А если бы посмотрела, то увидела бы в тени живой изгороди Гарри Беншема, взиравшего на нее с открытым от потрясения ртом.

Он знал, он давно догадывался об этом. Господи, помилуй, ему же все было известно. Не дурак же он, никто ни разу в жизни не принимал его за дурака до этого самого момента. А Бриджи ему еще не верила. А, может быть, жена знала обо всем с самого начала? Бедняга Дэн. И это после всего, что он для нее сделал? Она выкатится вон, стоит только ему добраться до дому. Он сам даст ей пинка и еще какого.

С каждым шагом гнев все сильнее охватывал Гарри, постепенно перерастая в ярость, сердце билось быстрее и быстрее. Из Дэна сделали посмешище. Теперь ему, наконец, все стало ясно, глаза раскрылись. Вот почему она так легко согласилась привезти сюда детей, а до этого годами сопротивлялась. Какая мерзавка, подлая молодая шлюшка, хотя какая она молодая. Она замужняя женщина, у которой трое детей и муж, который по глупости был так добр к ней. Ах, она грязная, мерзкая тварь!

Она никогда ему не нравилась. Он видел ее насквозь, когда она была еще девчонкой. Он сказал как-то Бриджи: «Ты слишком сильно о ней беспокоишься, она пойдет своей дорогой и утянет за собой в преисподнюю всех, кто попадется ей на пути». Нет, одного она не отправила в ад. А он-то как раз и оказался на ее пути. Она и Майкл Радлет! И это после всего, то случилось: его жена – калека, мать не хочет знаться с Бриджи, несмотря на то, что Бриджи вырастила ее, вложила в нее всю жизнь, а еще этот чертов Моллен. Верно говорят в округе: есть у Молленов внутри какая-то гниль. И эта сучка – вся в их поганую породу.

– Где ты там? – пронзительно крикнул жене Гарри, с треском распахивая дверь кухни. – Где ты?

– Что такое, что случилось? – Бриджи вылетела из комнаты на верхнем этаже.

– Спустись, я все тебе расскажу.

– Что случилось, Гарри? – с растущей тревогой спросила она, спускаясь вниз. Женщина видела, что ему было трудно говорить. Лицо его стало пунцовым, краснота просвечивала даже сквозь редеющие волосы. Муж крутил головой, словно воротничок сдавливал ему шею, мешая дышать.

Когда Гарри, наконец, удалось заговорить, на губах его выступила пена, голова качалась, как на пружинах. Он с трудом выдавливал из себя слова, судорожно глотая воздух.

– Эта… твоя… сучка… она оказалась… шлюхой. – Голова его снова замоталась из стороны в сторону. – На холмах… она… с этим фермером… Радлетом.

Бриджи недоверчиво затрясла головой.

– Нет, это правда, – продолжал муж, тыча в нее пальцем. – Я сейчас видел… их. – Он еще раз судорожно глотнул воздух и с силой рванул ворот рубашки. – Они любовники… любовники, слышишь? – Дальше он стал заикаться. – Цел-лова-лись… разошлись в разные стороны. На п-прогулку она пошла. Она у меня погуляет, вышвырну ее из дома, будет знать. Эй, Дэн, Дэн… – Выговорив имя сына, он согнулся и стал валиться на пол, прижав к груди кулаки.

– Гарри, Гарри! – с криком ринулась к нему Бриджи, едва успев подхватить.

Он медленно осел на пол. Бриджи опустилась на колени, пытаясь распрямить его, не переставая приговаривать:

– Гарри, дорогой, что с тобой. Скажи хоть что-нибудь. Что с тобой? – Но она хорошо знала ответ. У Мэри перед смертью случился такой же приступ. – О, Гарри, Гарри, мой дорогой человек. – Ей удалось перевернуть мужа на спину. Он лежал неподвижно, глядя на нее широко раскрытыми глазами, а она все звала: – Гарри, Гарри. – Бриджи оглянулась, словно надеялась найти кого-то рядом и попросить совета. Но они были одни, в миле от дома, и в любую минуту он мог умереть.

«Он не должен умереть, не должен», – твердила она себе. Она его вылечит. О, Гарри, ее Гарри, ее дорогой Гарри. Она не должна позволить ему так уйти. Не должна.

Бриджи постаралась взять себя в руки.

– Лежи спокойно, не двигайся. – Пытаясь говорить ровным голосом, она наклонилась к нему. – Я скоро вернусь и приведу помощь. – Бриджи кивнула, поднимаясь, и попятилась к двери, не сводя с мужа глаз. Открыв дверь, Бриджи снова взглянула на Гарри, и, подобрав высоко юбки, побежала что было сил по тропинке к дороге.

Выбежав на нее, она не стала тратить время и смотреть по сторонам, потому что редко можно было кого-либо встретить в этих местах. Она бежала и думала: «Должно быть на Барбаре Беншем лежит проклятье, хотя нет, не Беншем, а Моллен. Потому что она пошла в эту породу. И как все Моллены, приносит беду тем, кто оказывается рядом. Там, где она, всегда беда и несчастье, но если на ее совести окажется еще и смерть, я не прощу ей этого до конца жизни».

Глава 6

Дэн приехал без детей. В поместье также прибыли Джон с Дженни и Пэт с Кэти. Три дня поочередно они дежурили у постели Гарри.

Дэн брал отца за руку, на которой подвижными оставались только три пальца. Только они, да глаза говорили о том, что жизнь еще теплилась в теле Гарри. Дэн отказывался узнавать в неподвижном теле отца – всегда такого энергичного и живого, решительно и упорно шедшего по жизни, не скрывавшего своих взглядов и постоянного в привязанностях. И вот теперь весь его могучий дух проявлялся в слабо подергивающихся пальцах и наполненных болью глазах.

Вечером третьего дня они попытались уговорить Бриджи пойти отдохнуть в свою комнату. Она даже не переоделась, и на ней было то же платье, в котором она была в коттедже. Выходила она только в туалет. Все остальное время Бриджи просидела в кресле у изголовья Гарри: от усталости она стала иногда дремать даже днем.

Все члены семьи собрались в гостиной и обратились к Барбаре:

– Иди и постарайся уговорить ее. Ты для нее самый близкий человек. Может быть, тебя она послушает. Если Бриджи не отдохнет, то… – Что случится в этом случае, обсуждать не стали.

Барбара поднялась в спальню. Она прошла мимо сиделки и подошла к креслу Бриджи.

– Пойдем, отдохнешь хотя бы час, – сказала она, ласково касаясь ее руки. – Пожалуйста, Бриджи.

Та сняла ее руку со своей и оттолкнула, даже не взглянув на свою когда-то горячо любимую Барбару. Она, не отрываясь смотрела на человека, который женившись на ней, укрепил ее положение в жизни, позволил занять в ней более достойное место; он сделал ее хозяйкой дома, где она служила. За прожитые вместе годы женщине открылись радости бытия, о которых до этого она и не мечтала. Бриджи видела, что Гарри возбужден, и понимала причину. Она сжала его подрагивающие пальцы, наклонившись к неподвижному, как маска, лицу, на котором продолжали жить одни лишь глаза.

– Все хорошо, дорогой, не волнуйся, – сказала она и добавила, не оборачиваясь: – Оставь нас, пожалуйста, Барбара.

Барбару не задели слова Бриджи и ее тон, она не уловила в них особого скрытого смысла. Отчужденность Бриджи она объяснила тем, что та измучилась до предела. Спустившись вниз, Барбара сообщила, что переубедить Бриджи ей не удалось.

В спальню отправился Дэн, глядя на отца, он сел на стул рядом с Бриджи.

– Мне кажется, ему хочется что-то сказать, – предположил Дэн.

Бриджи не ответила, лишь подумала про себя: «Да, он очень хочет кое-что сказать и именно тебе, Дэн. И я бы не стала ему мешать, если бы он оправился настолько, что смог бы это сделать, пусть даже это разрушило бы твое счастье».

Бриджи поражалась, как четко и размеренно работали ее мысли, насколько ясным оставалось сознание. Несмотря на бесконечную усталость тела, мозг напряженно работал, питаемый светом истины. И это позволяло ей увидеть сущность окружавших ее людей. Бриджи теперь поняла, что напрасно гордилась своей проницательностью. Жажда материнства ослепила ее. Она наделила свою приемную дочь всеми качествами, которые ей хотелось бы видеть в собственном ребенке. Но Барбара не была плотью от ее плоти. В ней текла кровь Молленов. И пусть Томас Моллен не был таким уж плохим человеком, но в нем, несомненно, имелись черты порочности и слабости, которые принесли роду Молленов дурную славу. Так думала Бриджи. Она знала: потом, когда все закончится, ее разум скажет ей, что Барбара всего лишь воссоединилась со своей первой любовью, с человеком, за которого она должна была бы выйти замуж. Но это будет потом, а сейчас она оставалась глуха к любым доводам.

– Бриджи, я… уверен, он хочет что-то сказать. Посмотри на его пальцы. Он шевелит ими, как будто пишет. Как ты считаешь, он может писать?

– Не знаю, – ответила женщина, не сводя глаз с Гарри.

– Я принесу карандаш и бумагу.

Когда он вышел, Бриджи с жалостью подумала: «Дэн, Дэн, ты сам роешь себе могилу».

Дэн сразу же вернулся с блокнотом и карандашом. Он поднес их к глазам отца и медленно спросил:

– Отец, ты хочешь что-то написать? Ты писать можешь?

Дэн опустил блокнот на одеяло и вложил карандаш между большим и указательным пальцами отца.

– Он действительно, этого хотел. – Увидев, как Гарри сжал карандаш, глаза Дэна радостно заблестели.

Бриджи молчала. Впервые она была не готова на самопожертвование ради своей драгоценной Барбары.

– Бриджи, посмотри, он пишет. Вот «М», да, это «М», – с волнением говорил Дэн. – Теперь «А»… «Й»… «К». – Дэн повторял каждую букву, вычерчиваемую дрожащими пальцами отца. – А это что за буква? Кажется, «Л», как по-твоему?

Пальцы Гарри тяжело упали на бумагу, он впился глазами в сына, потом веки его дрогнули, глаза закрылись. Но ненадолго, карандаш опять стал царапать бумагу.

– Он опять начинает: «М…А…Й…К…Л», теперь еще что-то. Это ведь «X», а дальше «И»…

– Да, это «X», – подтвердила Бриджи.

Возбуждение Гарри усилилось, глаза его часто мигали. Его раздражала их непонятливость. Снова карандаш двинулся по бумаге.

– Он опять все повторяет, я не могу разобрать.

Карандаш выпал из рук Гарри, он закрыл глаза.

– Отдохни, дорогой, – склоняясь к нему, сказала Бриджи. – Потом допишешь. Завтра тебе станет лучше, и тогда… – Она умолкла, заметив напряженный взгляд мужа. Его глаза приказывали ей завершить то, что он начал. – Хорошо, не волнуйся, Гарри, – со слезами проговорила Бриджи. – Я все сделаю, обещаю, дорогой мой, Гарри, даю тебе слово.

– Ты о чем? – спросил Дэн. – Его что-то тревожит?

Она не ответила, продолжая неотрывно смотреть в глаза мужа.

Дэн взглянул на неровные буквы. Они складывались в слова: «МАЙКЛ ХИЛЛ»[4].

– Ты знаешь кого-нибудь по имени Майкл Хилл?

Женщина медленно покачала головой, хотя прекрасно знала, о каком Майкле и каком холме шла речь.

– Может быть, это кто-то из рабочих? – прошептал Дэн. – Пойду, спрошу у Джона.

Едва Дэн вышел, она склонилась к постели и тихо произнесла:

– Дорогой мой Гарри, какие же переживания тебе достались. Ты был так добр ко всем, а особенно ко мне. Я благодарю тебя, Гарри, благодарю от всего сердца. И хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя, как никого и никогда не любила. Верь мне, прошу тебя. Ты мой любимый, мой дорогой. Не беспокойся о том деле. Я обо всем позабочусь. Обещаю, даю тебе слово.

Его глаза подернулись влагой, он сжал ее пальцы.

– Даю тебе слово, Гарри, я это сделаю, – еще раз пообещала Бриджи.

Так они смотрели друг на друга, держась за руки, пока глаза его не закрылись. Через некоторое время он сделал попытку их открыть, но огромная усталость стала опускаться на Гарри. Его неукротимый могучий дух старался ее побороть, он не был готов еще к вечному сну. Ведь у него оставалось дело: надо было проследить, чтобы жена исполнила обещание.

Слезы Бриджи дождем лились на его лицо. Он прекратил борьбу и впал в кому. А через четыре дня душа его покинула тело.

Глава 7

Гарри похоронили в одной могиле с Матильдой. Такое желание высказала Бриджи еще до того как стала обсуждаться процедура похорон.

Позднее члены семьи собрались в библиотеке, где им зачитали завещание. Как выражался Гарри, темнить он не любил, а потому в его завещании все было расписано четко и ясно, без всяких недомолвок. Фабрика в Манчестере и торговая база в Ньюкасле в равных долях переходила в собственность трех его детей. Долей Кэти по договоренности управляли братья, им же или их наследникам возвращалась эта доля в случае ее смерти. Жене Гарри оставлял в пожизненное владение Хай-Бэнкс-Холл и три тысячи фунтов в год на его содержание. Эта сумма отчислялась от доходов фабрики. После ее смерти усадьба становилась собственностью трех его внуков: Бенджамина, Джонатана и Гарри Беншемов. Они могли разделить свое наследство после продажи усадьбы или через управление по доверенности. Если кто-либо из братьев умирал до вступления в брак, его доля переходила пережившим братьям или брату.

В этом завещании, составленном всего лишь год назад, сын Кэти упомянут не был.

У Кэти не вызвал досады ни этот факт, ни оговорка о возвращении ее доли собственности в семью. И хотя слышать ей это было больно, она отнеслась к воле отца, как к неизбежности. Более того, она его понимала. У большинства людей его склада ненормальность вызывала страх. Отец терпимо относился к разным калекам, когда они не имели отношения к нему. Вид этих несчастных рождал в его душе сочувствие и сострадание. Другое дело, когда подобная беда постигала его семью. Он был очень напуган. В его сознании ожили многочисленные истории и разговоры о силах зла, тяжелом бремени проклятий, следствием которых, как чувствовала Кэти, отец считал и беду с ее сыном.

Но у Пэта сложилось на этот счет свое мнение, которое он не преминул высказать по дороге домой.

– Да, такой шаг великодушным не назовешь. Счастье, что нашему сыну не грозит нужда, хотя не думаю, что в этом случае решение оказалось бы иным.

– Пусть тебя это не тревожит, – мягко заметила Кэти, касаясь его руки. – Я из-за этого совершенно не расстраиваюсь.

– Правда? – в голосе мужа звучало сочувствие и понимание.

– Конечно, абсолютно не расстраиваюсь. Меня может беспокоить только одно.

– И что же?

– Что ты когда-нибудь разлюбишь меня, – сказала она без тени улыбки, не отрываясь глядя ему в глаза.

– О, Кэти, Кэти! – покачал головой Пэт, – в таком случае не о чем тебе беспокоиться, уверяю тебя.

Женщина склонила голову ему на плечо, так они сидели, молча глядя на сиденье напротив, и думая об одном и том же. Разве можно говорить о спокойствии, когда их четырехлетний сын плохо ходил, а говорил, как младенец. И хотя в его облике не было ничего безобразного или пугающего, тем не менее в нем ощущалось что-то нечеловеческое. Врачи все больше были склонны считать его болезнь – синдромом Дауна. Где уж им говорить о душевном спокойствии.

Кэти задавала себе вопрос, почему человеку не удается обрести полного счастья? Она вышла замуж за прекрасного человека, у нее красивый, великолепный дом, и вот ее сыну по Божьей воле суждено было родиться умственно и физически неполноценным. Почему? За что?

На улицах Манчестера на каждом шагу встречались голодные босые дети, заросшие грязью и со множеством вшей, но они были нормальными, в большинстве своем нормальные.

Когда экипаж свернул на подъездную аллею, Кэти спросила себя еще об одном. Мог ли кто-либо из тех детей внушать такую же любовь, как тот, что терпеливо дожидался в доме их возвращения? Нет, и пусть Лоренсу недоставало многих качеств, но способностью любить он обделен не был. Цель всего его существования сводилась к тому, чтобы воспринимать и отдавать любовь.

Если бы только отец принял любовь ее ребенка. Теперь у нее не стало отца, как до этого – матери. Семья распалась. Конечно, оставались братья: Дэн и Джон, но виделась она с ними нечасто, а с их женами еще реже. Дженни жила совершенно в другом мире, а Барбара? Кэти она представлялась странной, и она не желала новых встреч. Хотя в детстве они одно время были дружны, но теперь у них не осталось ничего общего, потому что у Барбары было три здоровых, полноценных сына.

Как несправедлива и жестока жизнь, как невероятно несправедлива…

Спустя несколько минут, она уже обнимала сына, а он покрывал поцелуями ее лицо, крепко обхватив за шею.

– Бри, Бри, – пролепетал он, вопросительно глядя на нее.

Кэти, улыбнувшись, взглянула на Пэта.

– Он ждал Бриджи. Я сказала ему, что мы едем к ней. Это просто поразительно, правда?

Пэт согласно кивнул.

Она опустила ребенка на пол и подумала: «Бриджи будет с нами до самой смерти. Сейчас ей важно найти интерес в жизни. Лоренс всегда ей нравился. Я привезу ее сюда. Хорошо бы она здесь поселилась. Она… она нужна мне».

Ей вспомнились слова матери о том, что когда одна дверь закрывается, открывается другая, чтобы выпустить смрад и впустить чистый воздух.

Кэти не могла определенно сказать, почему ей пришли на память эти слова, но одно она знала твердо: до смерти отца она не могла рассчитывать, что Бриджи станет для нее опорой и утешением. Кэти с удивлением ощутила, насколько сильно она нуждалась в поддержке Бриджи. И любовь Пэта ничуть не уменьшала этой потребности.

Глава 8

Джон и Дженни вернулись в Манчестер. Фабрику нельзя было оставлять надолго без присмотра.

– Отец бы обязательно сказал, что дело в первую очередь. Жизнь должна продолжаться, – говорил Джон своим слишком ровным и кажущимся от этого бесцветным голосом. Дженни поддержала мужа. Она вообще всегда и во всем с ним соглашалась.

Дэн любил брата, но теперь он почувствовал, что ему не так легко и просто с Джоном, как раньше. Джону исполнился всего тридцать один год, а он уже стал степенным и флегматичным. Дэну показалось, что брат важничает. Такая манера, как считал Дэн, больше подходила отцу большого семейства, а не бездетному Джону.

Дэн поделился своими мыслями с Барбарой.

– А мне он важным не кажется, – ответила жена. – Я всегда считала его приветливым и добрым. Дженни немного скучновата, она мало изменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз, но она обожает Джона, а это самое главное.

– Да, – согласился Дэн, – это самое главное, – в голосе его чувствовалась тоска и усталость. Он знал, что ему будет не хватать отца. И все же вид Барбары, сидевшей перед зеркалом у туалетного столика, был способен отвлечь его от тяжелых мыслей. Никто в мире не мог сравниться с ней. Цвет ее кожи напоминал густые сливки; глаза были похожи на бездонные темные озера, таившие в своих глубинах водовороты, в которые он с радостью погрузился бы навек. Ему никогда не хватало слов, чтобы описать необыкновенную красоту ее черных, как вороново крыло волос, обладающих каким-то особым блеском. Фигура жены становилась с годами все совершеннее и неизменно будила в нем желание.

– В четверг я посажу Рут с мальчиками на поезд, который уходит в двенадцать десять. Они ведь нужны тебе здесь, и я думаю, не помешают.

– Конечно нет, – ответила Барбара, поворачиваясь к нему.

– Я хочу сказать, что Рут за ними присмотрит, если ты считаешь, что они не будут беспокоить Бриджи.

– Нет, я уверена, что они только помогут. Бедняжка замкнулась в себе. Я не ожидала, что она так сильно примет это к сердцу.

– Мы забываем, что она пожилая женщина, ей уже шестьдесят девять.

– Советую тебе не говорить этого вслух, она себя старой не считает. – Барбара улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

– Хорошо, я буду об этом помалкивать. – Несмотря на вошедшую в сердце печаль, Дэн не мог не ощущать себя счастливым, потому что Барбара в последние недели стала ласковее и нежнее. А ее сочувствие к нему во время болезни отца тронули его до глубины души. Дэн считал, что ему в жизни очень повезло, гораздо больше, чем Джону и Кэти… бедная Кэти.

Бриджи не высказала особой радости, когда услышала о приезде детей, но и против ничего не сказала. После смерти Гарри она вообще говорила мало, как верно подметила Барбара: она приняла его кончину близко к сердцу.

В жизни Бриджи часто приходилось переживать периоды одиночества. В молодости в такие моменты ей хотелось поскорее состариться. Ей тогда казалось, что старость притупляет чувства, и одиночество не станет с такой силой терзать ее сердце. Но с годами она убедилась, что возраст не снижает чувствительности, наоборот, к старости люди становятся особенно уязвимыми и болезненно чувствительными, их душа начинает походить на открытую рану, любое прикосновение к которой вызывает боль.

Она плакала о Гарри ночи напролет, потому что их связывало невероятно много. Казалось удивительным, что этот необразованный человек помогал ей тренировать ум все прожитые вместе годы. Он тянулся к знаниям, а она с радостью передавала их ему. Часто для этого ей приходилось дополнительно читать. Он заряжал энергией ее мозг и тело тоже. Хотя судьба свела их в зрелом возрасте, но огня в них сохранилось больше, чем у молодых.

Как же тосковала она по Гарри Беншему! Если говорить откровенно, то много сильнее, чем по Томасу Моллену.

Но период молчания для нее закончился. Теперь ей предстояло заговорить так, как она еще в жизни не говорила. Но следовало подождать, пока уедет Дэн.

Дэн уезжал в Ньюкасл в среду утром. Из окна своей комнаты Бриджи видела, как Барбара вышла его проводить. Дэн ласково обнял ее, Барбара помахала ему вслед рукой. В сердце Бриджи волной поднялась горечь и обида.

Она села за маленький столик у окна и стала ждать. Очень скоро она услышала стук в дверь.

– Входи, – сказала она.

– Дэн уехал, – подходя к ней, сообщила Барбара.

– Я видела в окно, – ответила Бриджи, продолжая разбирать счета.

– Тебе помочь?

– С этим – нет.

– А может быть в чем-то еще?

– Я расскажу тебе, если ты пройдешь со мной в детскую, – ответила Бриджи. Она обернулась и испытующе посмотрела в красивое бледное лицо.

– Тебе не понравилось, как ее отделали?

– Наш разговор не имеет отношения к детской. Просто мне не хочется, чтобы нас услышали, если ты вдруг начнешь повышать голос.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, зачем мне повышать голос? – Барбара смотрела на Бри джи широко раскрытыми глазами, что-то неуловимо изменилось в ее лице.

– Скоро узнаешь, сделай одолжение, пойдем со мной.

Барбара снова слышала голос мисс Бригмор, властный и повелительный, которого нельзя было ослушаться. И Барбара подчинилась, как будто время повернуло вспять, и она снова стала ребенком, непокорным, но склонным к послушанию.

Они подошли к детской, Бриджи пересекла площадку и вошла в комнату, которая в свое время была ее гостиной, а теперь здесь предстояло поселиться Рут Фоггети. Они вошли внутрь, и Бриджи закрыла дверь.

– Ты собираешься сегодня на прогулку? – спросила она.

Лицо Барбары на глазах каменело. Она с трудом смогла разжать губы.

– Да, я хочу немного пройтись, – выдавила из себя она.

Их взгляды скрестились.

– Я так и думала, и ты намерена встретиться с Майклом?

Подбородок Барбары выдвинулся вперед, шея вытянулась, она, казалось, растет на глазах, в то же время цвет лица говорил, что она близка к обмороку.

– Ты… знаешь… – сдавленным шепотом проговорила она.

– И не я одна. Гарри тоже знал, поэтому с ним и случился удар.

Бриджи едва удержалась, чтобы не подойти и не поддержать Барбару, а опора ей сейчас была очень нужна. Она ухватилась за высокую спинку стула и навалилась на него всем телом.

– Нет, не говори так, в этом нет моей вины, – с трудом выговорила она.

– И тем не менее приступ у него начался после того, как он вас увидел.

– Нет, говорю тебе нет! Это могло случиться в любой момент. Цвет его лица говорил о больном сердце. Повторяю: я не виновата!

– Можешь так думать, если это успокоит твою совесть.

– Я должна так думать. У меня и без того довольно тяжести на душе. Больше мне не вынести.

– Ты сделала ошибку.

– Нет, давай не будем ворошить все заново. Я не виновата, ни в чем. Я не просила, чтобы меня произвели на свет, да еще от такого отца. Не вини в этом меня.

– Хотя мы достаточно далеко, все же я прошу тебя понизить тон. – Бриджи прошла к стулу, села и несколько минут молча смотрела на Барбару, которая продолжала стоять, вцепившись в стул. – Ваши свидания должны прекратиться, – решительно заявила она.

– Нет, Бриджи, нет, не сейчас.

– У тебя муж и трое детей. А у него помимо ребенка, жена, перед которой у него есть определенные обязательства.

– Мы знаем об этом и будем выполнять наши обязательства, но расстаться мы не в силах.

– Это не может продолжаться. Так поступать порочно.

Барбара с силой выдохнула и резко выпрямилась, продолжая держаться за стул.

– И ты еще собираешься меня учить, что добро, а что зло? – невесело рассмеялась Барбара.

– Если я и совершала неверный поступок, то вредила этим только себе.

– Ты испортила жизнь моей матери. Томас Моллен никогда бы не оказался в коттедже. Это ты устроила, чтобы он жил там на деньги моей матери и тети Констанции. Человек его характера нашел бы себе работу и друзей. Так что ты не сможешь убедить меня, что то позорное событие, ставшее причиной моего рождения, не имеет к тебе никакого отношения. В том, что произошло, пусть косвенно, но виновата и ты. Я ношу в себе черты молленовской породы и передала их сыновьям, особенно это заметно в одном из них. Имя Моллена само по себе звучит, как проклятье, люди, наверное, этого никогда не забудут. Пэт Ферье назвал моих детей племенем Моллена. Я возненавидела его с того самого дня. И он поплатился за свои слова. – Она помолчала, потом продолжала, в голосе ее прибавилось горечи и злости. – Я ненавижу себя за то, что происхожу из рода Молленов. Можешь ты это понять? Я себя ненавижу. Но я знаю, что способна пойти на любую крайность, чтобы сохранить то единственное чем я дорожу: нашу с Майклом любовь… Вот поэтому, Бриджи, советую тебе забыть все свои планы, которые ты строишь, чтобы нас разлучить, а я уверена, что ты именно об этом и думаешь.

Бриджи побледнела так же, как и Барбара.

– А если я обо всем расскажу Дэну? – ледяным тоном спросила она.

– Ты добьешься только того, что я уйду от него.

– И оставишь детей?

– Да, и детей тоже, – ответила она тихо, но твердо, после минутного колебания.

Барбара покинула свою опору – стул и стояла теперь в центре комнаты, как воин в открытом поле, приготовившийся принять бой. Они с ожесточением смотрели друг на друга.

– Ты считаешь, что Майкл ради тебя оставит мать, калеку-жену и… дочь? – нарушила молчание Бриджи.

Барбара не спешила с утверждением: «Да, конечно, обязательно». Только после паузы она ответила:

– Он сделает это, если я попрошу. Ради меня он пойдет на все.

– А я в этом не уверена, – возразила Бриджи. – Я знаю Майкла Радлета лучше, чем ты. Его мужественный вид еще ни о чем не говорит. Он и в юности не отличался силой воли. И сомневаюсь, что за несколько лет в нем что-то сильно изменилось. Если бы его любовь к тебе была по-настоящему сильной, он бы не подчинился матери. Тогда на его пути стояла одна преграда – его мать, а теперь их целых три: жена, дочь и… мать. Поэтому я, на твоем месте, не стала бы рассчитывать, что он чем-либо пожертвует ради тебя. Вот на тайные свидания он будет ходить с удовольствием. Меня всегда поражала в нем одна черта: он хочет съесть пирог, но чтобы тот одновременно остался цел.

– Ты говоришь это потому, что злишься, а сама понимаешь, что это неправда. Ты же совсем не знаешь Майкла.

– Барбара, ты неглупая женщина и должна сознавать, что я права. Но мы не станем обсуждать дальше его характер, поговорим о Дэне. Никогда не думала, что мне придется говорить тебе это. Но тем не менее, он для тебя слишком хорош. Ты злоупотребляла его чувствами и женила на себе. Да, да, именно это ты и сделала. – Бриджи жестом остановила попытку Барбары возразить. – Ты побудила его жениться на себе, в какой-то степени, как ты мне говорила, не прибегая к нечестным средствам. Ты так стремилась уйти от меня. И можно только догадываться, какой скудной была твоя плата ему. Ты можешь возразить, что родила ему сыновей, но ребенок может родиться и без любви, от равнодушия или насилия. Нам с тобой это хорошо известно, верно? Они смотрели друг на друга с побелевшими от гнева лицами.

В детской воцарилась тишина, но воздух, казалось, дрожал от кипевших страстей.

– Ты надеешься держать Дэна в неведении?

– Именно так, потому что в своем неведении он счастлив. Если я уйду, это станет для него трагедией. Мы говорили об этом с Майклом. Мы никому не хотим причинить боль, но мы также нужны друг другу. Мы ведем себя осторожно, и дальше все останется в тайне… Вот теперь решай. Если ты о нас расскажешь, многим станет хуже, а если оставишь все, как есть, плохо не будет никому. Все зависит не от меня, а от тебя.

Бриджи тяжело закашлялась, к горлу подкатил ком. Ей казалось, она вот-вот задохнется. Бриджи стало ясно, что победа досталась Барбаре.

Кашель утих, Бриджи взглянула на Барбару, на лице которой не отразилось ни стыда, ни раскаяния. И в этот момент, впервые в жизни Бриджи почувствовала к ней ненависть. Ей не приходилось раньше испытывать это чувство, потому что она привыкла сдерживать эмоции. Некоторые люди ей не нравились, были такие, к которым она относилась с пренебрежением, а людей, подобных двоюродной сестре Гарри, Флорри, она презирала. Но сейчас она чувствовала ненависть, и к кому? К своей дорогой Барбаре. При этой мысли Бриджи ощутила, как постепенно ее охватывает слабость, словно она заболела.

Женщина встала, хорошо сознавая, что следующие ее слова разорвут последнюю нить, связывающую ее с единственным человеком, которого она считала родным. Барбара не стала бы ей роднее, даже если бы была ее собственной дочерью. И снова, как это случалось в ее жизни не раз, Бриджи ждала тоска и мрак одиночества. Конечно, ее будут навещать дети Гарри: Кэти, Дэн и Джон, но она не видела в них близких людей. Родной для нее была только Барбара.

Она направилась к двери, но на полпути остановилась.

– Я нарушаю слово, которое дала моему дорогому мужу, и буду за это отвечать перед своей совестью. Но я вынуждена пойти на такой шаг ради Дэна и детей. Хочу добавить, что не желаю поддерживать с тобой никаких отношений. У Дэна могут возникнуть вопросы, поэтому я буду тебе очень обязана, если ты в дальнейшем воздержишься от визитов ко мне без сопровождения мужа.

Последний прощальный обмен взглядами, полными невыразимой душевной муки и Бриджи скрылась за дверью.

Барбара оцепенело смотрела на дверь, потом голова ее упала на грудь, она закрыла лицо руками и в отчаянии зарыдала, привалившись к стене.

– Ах, Бриджи, Бриджи, но почему ты не захотела меня понять? Это же так просто. Я ничего не могу поделать, это сильнее меня.

Постепенно она успокоилась, расправив плечи и вытерев слезы платком, она пригладила волосы. Взявшись за ручку двери, Барбара подумала: «Слава Богу, я взяла верх».

Теперь она могла встречаться с Майклом и дальше, но ей становилось не по себе, когда она думала, что ей когда-либо придется объясняться с Дэном, если правда все же откроется. Боль и страх переплелись с угрызениями совести.

Глава 9

Период с 1890 по 1893 год не был отмечен особыми событиями ни в семье Беншем, ни в мире.

Англия крепла и процветала. Особенно успешно развивалась торговля. Конечно, некоторые заявляли, что Лорд Солсбери выжил из ума, уступив немцам остров Гельголанд. Разве он не знал, что у них на уме? Германия спала и видела, чтобы подвернулся случай бросить вызов морскому превосходству Англии.

Но все это чистейшая ерунда. Англия была, есть и навсегда останется великой морской державой, пока это угодно Богу.

Что же женщины? Время от времени они так или иначе заявляли о себе. Ходили слухи, что в Лондоне и еще в одном-двух крупных городах появились женские клубы, подобно мужским. Конечно, в это мало кто верил, но что было доподлинно известно, так это проснувшаяся в женщинах страсть к чтению. Причем подобный интерес отмечался не только у дам среднего класса. Женщины, принадлежавшие к рабочему классу, все чаще спрашивали в книжных лавках книги Джорджа Элиота[5]. Спросом пользовались книги Диккенса, чего нельзя было сказать о произведениях миссис Гаскелл, мало читали Троллопа, не питал рабочий класс особой любви и к Теккерею, книги которого изобиловали ядовитыми насмешками. Попадись им сочинение Джона Стюарта Милля[6] «Порабощенные женщины», они бы с пренебрежением отвернулись от этой книги: слишком хорошо им была знакома тема. Об угнетении женщины они знали не понаслышке.

Но ничто не нарушало размеренный ритм жизни обитателей Брук-Хауса: ни события, происходившие в мире, ни борьба рабочего класса за освобождение. Миссис Дэн Беншем большей частью занимала себя чтением работ сестер Бронте, а Диккенса и Гаскелл не любила. Из поэтов предпочитала Байрона Вордсворту, иногда почитывала ранние работы Донна, где основной темой была любовь, а не духовные мотивы.

Литературные вкусы Дэна простирались значительно дальше. Когда у него появлялось свободное время, он читал все подряд. Случалось в «другой» комнате свет горел до часу ночи. В основном это было, когда он возвращался домой поздно или когда Барбара жаловалась на недомогание. В последнее время такое случалось все чаще.

Но не всегда, когда свет горел заполночь, Дэн был поглощен чтением. Бывало, он сидел в подушках, закинув руки за голову и размышлял о прожитых годах.

Три года назад наметился короткий период, когда он вообразил, что у Барбары начинает просыпаться к нему искреннее чувство. Он решил, что, наконец, победил, поскольку в ее отношении к нему появилось столько внимания и нежности, которых раньше не было. Но этому времени пришел конец. Дэн не мог указать точно, когда это началось, но ручеек нежности и тепла постепенно пересох. Охлаждение отношений продолжалось вплоть до прошлого года. С тех пор они общались чисто формально, поддерживая вежливые разговоры о погоде, делах, детях и Бене, о Бене в особенности.

Бен был чистым наказанием. Он страшно раздражал Барбару. Она на переставала твердить Дэну, что с Беном необходимо что-то делать. На ее жалобы он неизменно отвечал: «Пансион исключен, я тебе уже говорил: детей нельзя разделять, куда один, туда и все».

Дэну хотелось сказать Барбаре, что причина всех сложностей с Беном заключена в ней самой. Она никогда не испытывала к сыну теплых чувств, поскольку мальчик являлся постоянным напоминанием о ее трагическом прошлом.

С возрастом светлая полоса в его темной шевелюре становилась все шире. За это в школе он получил прозвище Пегая Лошадь. Бен сразу же научился драться. Не проходило и недели, чтобы он не возвращался домой в ссадинах и шрамах – следах очередной потасовки. Ему не приходилось ничего рассказывать. Все подробности сражения с готовностью докладывали обожавшие его братья. Среди них он был самым рослым, красивым и умным, а вот счастьем обделен.

Дэн очень беспокоился за Бена и старался уделять ему как можно больше времени, насколько позволяли ему дела. Но он хорошо понимал, что этого было совсем недостаточно, чтобы заполнить пустоту в душе мальчика. Дэн часто спрашивал себя, что было бы с его сыновьями, если бы не доброта и внимание Рути.

Дэн считал, что она просто дар Божий, однако оставался одинок в своем мнении. Барбара уже давно бы от нее избавилась, если бы не понимала: Рут почти целиком сняла с нее заботы о воспитании детей. Кроме того, уход Рути стал бы потерей и для самого Дэна. И в его бы жизни образовалась пустота, потому что, как бы поздно он ни возвращался, замерзший, иногда навеселе, почти всегда усталый, девушка неизменно ждала его на кухне. От ее маленькой пухленькой фигурки веяло материнским теплом и покоем. Когда он входил, она обращала к нему свое милое лицо с умными живыми глазами, которые старательно вглядывались в него, пытаясь предугадать его желания.

Если бы до ушей Барбары дошла хотя бы одна из тех житейских мудростей, что изрекала Рут, приправляя их крепким словцом, у нее бы волосы встали дыбом. Она бы тут же пришла в ярость и прогнала Рути. Однажды Дэн сказал девушке, что она для него иногда как мать. Рут откинула назад голову и заразительно рассмеялась.

– Сэр, – задыхаясь от смеха, говорила она, – это было бы чудо почище непорочного зачатия. Вам ведь было лет двенадцать, когда я родилась. Прибавьте к этому еще лет шестнадцать, когда я смогла бы вас родить. Так долго не вынашивают детей и слоны.

Все чаще Дэна тянуло серьезно поговорить с Рути, поделиться с ней своими переживаниями. Глаз у нее был острый, и она прекрасно знала обо всем, что творится наверху у хозяев. Но он неизменно сдерживался, убеждая себя в том, что не следовало обсуждать поведение Барбары, тем более с прислугой. Хотя желание излить кому-то душу мучило его все сильней.

Он подумывал о том, чтобы съездить к Бриджи. Еще два или три года назад Дэн, не задумываясь, так бы и поступил, но после смерти его отца она сильно изменилась. Дэн никогда не подозревал, что на нее так подействует смерть Гарри. Она как-то сразу резко постарела. Насколько ему было известно, Бриджи крайне редко покидала дом или усадьбу и ездила только к Кэти, с которой в последнее время заметно сблизилась. Возможно, их объединял ребенок Кэти, Бриджи он нравился. Но вот к ним в Ньюкасл она так и не приехала.

Несколько раз они ездили с детьми навестить старую женщину. Она принимала их радушно и тепло… А, может быть, все не совсем так? Ему показалось, что Бриджи радовалась ему и детям, только не Барбаре. Но такого быть не могло. Долгое время она оставалась единственным человеком, которым Бриджи дорожила и считала центром Вселенной. И все же что-то складывалось не так. Дэн смутно чувствовал, что за внешним спокойствием скрывалась какая-то тайна. Иногда ему представлялось, что он живет рядом с наглухо закрытым домом, и все его попытки проникнуть внутрь оказываются неудачными…

Целую неделю Дэн страдал от зубной боли, не желая признаться даже себе, что боится идти к врачу. Но в пятницу боль стала невыносимой, и ему пришлось уйти из конторы и отправиться искать спасения. С удалением зуба возникли сложности. Когда неприятная процедура наконец завершилась, Дэну показалось, что лечение оказалось еще хуже самой зубной боли.

Мужчина сел в экипаж и поехал на свой склад. Там он сообщил управляющему, что едет домой. Дэну нравился его помощник Алек Стенхаус, человек способный и надежный.

– Это лучше всего, сэр, – говорил он. – И мой вам совет, влейте в себя побольше виски, чтобы быстрее отключиться. Я всего раз был у дантиста и уверяю вас, скорее дам ногу себе отрезать, чем согласиться опять попасть к ним в лапы. Побудьте дома пару деньков, ничего здесь не случится. И еще скажу, сэр, вам нужно отвлечься, в последнее время вы ходите, как в воду опущенный.

По дороге домой Дэн сказал себе, что последует разумному совету Стенхауса и отправится в постель, предварительно заправившись виски.

Когда Дэн, наконец, добрался до дома, то вместо сочувствия и утешения встретил испуг на лицах всех, кого увидел в холле. Там собрались Ада Хаулитт, Бетти Роув и, конечно, Гарри с Джонатаном. Мальчики бросились к нему, крича наперебой: «Папа, папа, Бен убежал!».

– Что здесь у вас случилось? – Дэн с трудом разомкнул опухшие губы.

– Ой, сэр, – тихо заговорила Ада, с заговорщицким видом наклоняясь к нему. – Хозяйка не хотела брать Бена с собой на прогулку. Он все не отставал, она вышла из себя, ударила его и велела отправляться в детскую. Потом она ушла, а через некоторое время прибегает Рут и спрашивает: «Где мистер Бен?». А его нет. Мы обыскали весь сад, сэр, выходили на дорогу…Ой, сэр, как же они вас разукрасили…

– Бена нет нигде, он убежал, папа!

– А где Рут? – спросил у Ады Дэн.

– Она все бегает, ищет Бена. Бетти говорит, что он не мог уйти по аллее. Она была во дворе, мыла окна и ей была видна вся аллея. Правда, Бетти?

– Верно, сэр, – ответила служанка, приседая. – Он не мог там пройти. Я не уходила со двора и увидела бы его.

– А я так думаю, сэр, – рассудительно заметила Ада. – Он прошел через сад и перелез через забор, за которым поле.

– Иди наверх с Джонатаном, – сказал Дэн Гарри, – и посидите там, пока я не вернусь.

– А нам нельзя с тобой, папа? – спросил Гарри.

– Нет, нет. Оставайтесь наверху, мы будем знать, что вы там. Теперь идите. – Он подтолкнул их к лестнице и взялся за щеку.

– Ой, сэр, совсем они вас замучили, – снова пожалела его Ада. – Наверное, вытащили зуб?

– Да, Ада, – без всякого выражения промолвил Дэн. – Я его выдернул. – Он повернулся и через холл прошел в кухню, где кухарка месила тесто.

– Он же мальчик, сэр, – сказала она, отрываясь от своего занятия. – А мальчишки всегда любят убегать из дома. Не знаю, из-за чего весь шум. Наверное, он в лесу. На прошлой неделе они все туда втихаря бегали, хотя хозяйка запретила им там играть: вдруг там живут бродяги. Но мальчишки везде одинаковые. Ой, сэр, вам зуб вырвали?

Он молча кивнул.

– У вас все лицо распухло, сэр. Я бы не стала на вашем месте беспокоиться за парня. Мальчишки, всегда мальчишки. Мои пропадали бывало целыми днями. Они всегда возвращаются, когда проголодаются, как следует. Пустой желудок вернее всего загоняет их домой.

Дэн вышел из кухни и, пройдя под аркой, составленной из выстриженных вечнозеленых кустов, прошел в сад.

Сад тянулся довольно узкой и длинной полосой. Половину его занимали лужайки с клумбами, где росли кусты роз. За этим участком, отделенным от остального сада увитыми розами решетками, находился огород, еще дальше невозделанная часть сада служила мальчикам местом игр. Здесь стояла старая беседка, а в углу протекал ручей. Сад был обнесен почти полутораметровым забором.

Дэн подошел к решеткам и увидел Рут. Девушка уже перелезла через забор и помогала перелезть Бену. Он плакал, опустив голову на грудь.

Дэн собирался было помахать им рукой, но увидел, как Рут обняла Бена за плечи и повела в беседку. Войдя, она закрыла дверь. Дэн торопливо прошел мимо чинно выстроившихся в ряд бобов и ступил на траву. Несколько шагов отделяли его от беседки, когда доносившиеся из-за закрытой двери слова Рут, заставили его замереть на месте.

– Никто не целовался, ты ничего не видел, – внушала она Бену. – Слышишь, тебе это показалось.

– Нет, я видел, все видел, – громко и сердито возражал мальчик. – Я же говорил тебе, что видел их. Она меня никогда не целует. Только Джонатана, иногда Гарри, а меня никогда, никогда. Она никогда не целует меня. – Голос зазвучал тихо. – Именно так и было.

Рут привлекла к себе ребенка и прижала его голову к своей груди.

– Послушай меня, Бен, слушай меня внимательно. – Она на минуту замолчала и, закусив губу, оглядела небольшой павильон, заваленный игрушками. Рут резко отодвинула от себя мальчика, схватила за плечи и присела, чтобы лучше видеть его лицо.

– Слушай меня, Бен, Бенджамин, – заговорила она снова ясно и четко. – Навостри уши и слушай… ты должен забыть о том, что ты, как тебе кажется, видел.

– Но…

– Я все тебе скажу, слушай. Но сначала спрошу: ты хочешь потерять маму? Хочешь, чтобы она уехала и никогда не вернулась? Ответь, хочешь?

Малыш смотрел на нее, не отрываясь, и в его темных глазах застыла боль, которой он не мог до конца осознать.

– Если ты хоть раз откроешь рот, – продолжала Рут, – и скажешь даже одно словечко о том, что тебе показалось, то больше никогда не увидишь свою маму. Она уедет, оставит дом и уедет. Я говорю тебе это потому, что и речи быть не может о том, что ты поедешь с ней. Подумай, что тогда будет? Я уйду, а как же вы? Вам наймут кого-нибудь вроде Ады или Бетти и, я вам тогда не завидую. Так что держи свой рот на замке. Ни слова ни Джонатану, ни Гарри, никому другому на целом свете, иначе останешься один, тебе будет похуже, чем моряку после кораблекрушения. Знаешь историю о Синбаде-мореходе? Ну, так вот. То, что с ним было, ерунда по сравнению с тем, что ждет тебя и всех остальных, потому что я постараюсь убраться отсюда побыстрее… так что все зависит от тебя.

– Но… но Рути. Я… я видел маму, говорю тебе, я видел маму с незнакомым джентльменом, она назвала его Майкл.

– Тогда, как знаешь. – Рут повернулась и направилась к двери. – Хочешь неприятностей, Бенджамин Беншем? Скажу тебе сразу, ты их, парень, получишь. Если проболтаешься, мир рухнет на твою голову. – Она вдруг резко обернулась, снова бросилась к нему, прижимая к себе и приговаривая: – Ну, не надо плакать, перестань, ты же никогда не плачешь. Бен, ты уже большой мальчик, больше братьев и провести их можешь в два счета. Ты такой умный, Бен, быстро соображаешь. Постарайся понять. Случилось кое-что. Ты видел это, я тебе верю, но если ты проговоришься, будет беда, точно тебе говорю, большая беда. – Она помолчала, не отпуская его от себя, потом заглянула ему в лицо и попросила: – Обещай мне, перекрестись и поклянись, что не скажешь ни слова. Ну, вот, молодец. Это останется между нами. Только ты и я будем знать этот секрет. А если мы проболтаемся, будет плохо твоему отцу и… маме. У нее будут большие неприятности. – Рут умолкла, думая про себя: «Устроить бы ей этих неприятностей и побольше, твари такой. Если бы не он, стала бы я уговаривать парня, пусть бы все выложил. Но что с ним будет, когда узнает, что его водили за нос. И что он так над ней трясется? Такие женщины, как она, знают, чем привлечь».

Машинально она пошла к двери, и у порога остановилась. – Я выйду на несколько минут раньше, а ты придешь в дом за мной. Сделай вид, как будто выходил прогуляться. Я, как всегда, напущусь на тебя, начну спрашивать, где ты был. А ты ответишь, что хорошо спрятался. Но перед тем, как идти домой, ополосни лицо дождевой водой из бочки, чтобы выглядеть повеселее, ну, договорились?

Мальчик медленно кивнул, шмыгнул носом, потом смахнул последние слезы и проводил ее взглядом.

Рут притворила за собой дверь и остановилась с открытым от неожиданности ртом. Она увидела среди бобовых стеблей быстро уходившего мужчину. Это не мог быть старик Роджерс, сегодня был не его день. Нет, эту фигуру она бы ни с чьей не спутала. Но как он оказался в половине четвертого в саду, около беседки?

«Хорошенькое получается дельце, – думала Рут. – А хозяйка-то шлюха». Ее прогулки давно казались Рут подозрительными. Она спрашивала себя, что гонит хозяйку, почти каждую пятницу из дома, причем в любую погоду? Лишь особенно сильное ненастье заставляло ее изменить привычке. Сколько же продолжались эти пятничные прогулки? Рут прикинула и ахнула. Наверное, несколько лет. Конечно, она ходила гулять и в другие дни. И никто ни о чем не догадывался. Да и как можно было догадаться. Кто бы сказал, глядя на нее, что она потаскушка.

В Ньюкасле таких женщин было предостаточно. Но их не заметил бы только слепой или святой. Это были женщины из рабочих кварталов, а не богатые дамы. Рут подумала, что ей будет очень трудно сдержаться и не наговорить хозяйке лишнего, когда в следующий раз она начнет к ней цепляться.

– Хозяин дома, – сообщила кухарка, едва Рут вошла на кухню.

– Да? А почему так рано?

– Ему вырвали зуб, лицо опухло, как подушка. Он пошел искать парня.

– Ох уж этот мальчишка! Мы только время зря тратим. Бегаем за ним, как полоумные. Проголодается, сам явится домой.

– Тоже самое я сказала хозяину. Есть захочет, сам прибежит.

– А хозяйка вернулась?

– Нет еще. И лучше бы мальцу Бену объявиться до нее, а то ему достанется. И стоит задать ему трепку. Он такой паршивец.

Рут вышла в холл. У входной двери стояла Ада Хаулитт.

– Хозяин дома. У него зубы болят. Он ходил искать этого чертенка, потом вернулся мрачнее тучи, злой, как дьявол. Вот опять идет. Ну и вид у него, наверное, зубы мучают. – Ада повернулась и заторопилась в столовую. – Не думаю, что ему захочется есть, но раз уж он дома, хозяйка пожелает, чтобы подали обед.

Рут стояла у подножия лестницы и мысленно повторяла, что скажет хозяину: «Не надо беспокоиться, сэр, – скажет она, – он найдется. Мистер Бен любит, если из-за него разгорается сыр-бор». Но она не сказала ничего. Когда он вошел, Рут взглянула на его лицо. Одна щека, действительно, раздулась, рот немного перекосился, но его взгляд! Никакая зубная боль не могла бы стать причиной такого взгляда. Вид у него был дикий и безумный. «Милостивый Боже! – с ужасом подумала Рут. – Наверное, он все знает. Если он был у беседки, то слышал каждое слово. У меня голос, как иерихонская труба».

Хозяин поровнялся с ней, остановился и испытующе заглянул в глаза. Ни Дэн, ни Рут не проронили ни слова, но девушка больше не сомневалась, что секрет теперь уже знали трое, а это означало, что скоро все выплывет наружу.

Он поднялся по лестнице и открыл дверь, когда Рути тихонько окликнула его.

– Сэр, сэр. – Она быстро поднялась за ним в спальню.

– Сэр, о, сэр, – едва слышно проговорила она.

Дэн моргнул, словно стараясь увидеть ее четче, затем оттолкнул и с силой захлопнул дверь.

Он замер на несколько секунд и вновь распахнул дверь. Его взгляд остановился на Рут.

– Виски, – бросил он. – Принеси мне графин и… стакан.

– Хорошо, сэр. – Она сбежала вниз и через считанные минуты вернулась. Войдя без стука, поставила графин со стаканом на пристенный столик.

Хозяин стоял к ней спиной, глядя в окно.

– На вашем месте, я бы прилегла, сэр, – тихо сказала девушка.

Он ответил не сразу.

– Передай… своей хозяйке, что я. – Он умолк, моргнул, судорожно сглотнул воздух и закончил: – Что я лег в постель. – С этими словами мужчина погладил щеку.

– Да, сэр, передам. Конечно, – усердно закивала она и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Барбара вернулась примерно через полчаса. Встретившая ее Ада сообщила, что хозяину вырвали зуб, он вернулся раньше и лежит в постели, лицо у него все распухло и болит. Она ничего не стала рассказывать о побеге Бена. Рут предупредила ее, чтобы она держала язык за зубами. Ада, кухарка и Бети знали, что Рут в доме на особом положении. Ее поддерживал хозяин, а хозяйка терпела, потому что только эта девушка могла справиться с ордой в детской. Хозяйка могла распоряжаться во всем доме, но на верхнем этаже командовала Рут Фоггети.

Барбара прошла прямо к себе в комнату и сняла верхнюю одежду. Перед тем, как пойти к Дэну, она задумалась. Плохо, что ее не было, когда муж вернулся, но он уже много лет не приезжал так рано, особенно в будни. Ей очень хорошо запомнился день, когда он приехал так же неожиданно. Именно тогда, в лесу состоялось ее первое свидание с Майклом.

Барбара вышла из комнаты, прошла по коридору и постучала. Не дождавшись ответа, она приоткрыла дверь. Дэн лежал на боку. Присмотревшись, она решила, что он спит, это подтверждал и полупустой графин, который она сама наполняла.

Женщина стояла, глядя на мужа. Лицо его сильно раздулось, опухоль изменила даже форму рта. У него был красиво очерченный рот, пухлые губы, но их прикосновение всегда вызывало у нее легкое отвращение, а вот губы Майкла… Она сказала себе, что не должна сейчас думать о Майкле, но не могла, продолжая чувствовать тепло его объятий.

Барбара удивлялась, что ей до сих пор удавалось избежать беременности. Но она напоминала себе, что такую возможность исключать нельзя, поэтому не следует совсем отвергать Дэна. Сколько он уже не был в ее постели? По меньшей мере восемь недель, а, возможно, и десять. Нужно снова пустить его к себе. Хотя ей было трудно представить, как сможет она это вынести, но такова была еще одна плата за встречи с Майклом. До этого ей пришлось заплатить за них раздором с Бриджи.

Барбара и не думала, что недовольство Бриджи будет так сильно задевать ее. Бриджи презирала ее. И под ее взглядом Барбара чувствовала себя измазанной в грязи. Но она не делала ничего грязного и постыдного. Если бы тогда Бриджи не вмешалась, их близость с Майклом была бы теперь вполне законной.

Барбара медленно отошла от кровати Дэна и вышла в коридор. Она чувствовала себя очень усталой и с удовольствием тоже отправилась бы в постель. Она подумала, что уснула бы глубоким блаженным сном. А еще сильнее ей хотелось уснуть в лесу, в объятиях Майкла. В глубине леса, в зарослях они нашли укромное местечко, где их не могли заметить. В лес редко кто заглядывал, и в своем убежище они были защищены от посторонних глаз. А если кто-то приближался к ним, то хруст веток заранее предупреждал их об этом.

Они не виделись три недели, и это свидание прошло очень бурно. Две предыдущие пятницы Майкл не мог приехать, и Барбара страшно истосковалась по нему. Он объяснил, что не мог оставить Ханну. Девочка тяжело болела, он даже опасался за ее жизнь. Но теперь опасность миновала, и домашние не были против его «поездки на рыбалку», потому что он две недели не отходил от Ханны.

На свидании она предложила подыскать какое-нибудь уединенное место, где они могли бы снять домик. Барбара не стала рассказывать, что эта мысль созрела у нее давно. Она даже завела знакомство с некой миссис Тернер, которую встретила у портнихи. Барбара обратила внимание на эту женщину, когда узнала, что у нее есть коттедж на окраине Хексема, который она сдавала в наем. Барбара решила, что вполне имеет право съездить на день куда-нибудь развеяться, поэтому покинуть Ньюкасл для нее было бы достаточно просто. Майклу пришлось бы сложнее, но она не сомневалась, что он найдет выход из положения.

О, как она мечтала провести с Майклом долгий день, а, возможно, и ночь. Какой невыразимо прекрасной, полной трепетного волнения была бы их жизнь, если бы они поженились. Стоило их губам соприкоснуться, как ее тело мгновенно откликалось на ласку. Она превосходила его силой страсти, которой отдавала всю себя без остатка.

Теперь же ей следовало оставить мысли о сладостных минутах и вернуться к своим обязанностям. И она отправилась в детскую, где нашла мрачного Бена. Он не заговорил с матерью, даже не взглянул в ее сторону и все из-за того, что она не взяла его с собой. Барбара чувствовала себя очень счастливой, поэтому сердце ее смягчилось. Она подошла к Бену и положила руку ему на плечо.

– Извини, дорогой, – мягко произнесла она, – обещаю, что завтра мы вместе пойдем гулять.

Сын дернул плечом, сбрасывая ее руку, и отвернулся.

– Ты ведешь себя по-детски, даже хуже, как маленькая девочка, – резко заметила Барбара, ее благодушное настроение начинало улетучиваться, но реакция Бена заставила ее вздрогнуть.

Мальчик круто повернулся к ней, вскинул голову и вскочил. Лицо его стало пунцовым, губы тряслись.

– Я не хочу завтра никуда идти! – закричал он, – я с тобой никуда не хочу ходить, никуда! И никогда больше не пойду. Ни за что!

– Это уже слишком, ты просто грубиян, я пожалуюсь отцу.

В комнату вбежала Рут и бросилась к Бену.

– Пусть он сейчас же отправляется в кровать, – раздраженно сказала ей Барбара. – И я запрещаю давать ему после ужина пудинг.

Рут, не мигая, смотрела на хозяйку. Барбаре стало не по себе от ее пронзительного взгляда.

– В чем дело? Ты хочешь мне что-то сказать?

– Ничего, мадам.

– Тогда нечего на меня так смотреть.

Рут не отвела взгляда, выражение ее лица не изменилось. Барбара непроизвольно заморгала. Она не могла с точностью сказать, что было написано на лице Рут. Барбара предположила, что девушка осуждала ее за то, что она ударила Бенджамина. В этот момент у женщины возникло желание ударить и Рут. Когда кто-то ее сильно раздражал, Барбаре всегда хотелось ударить. Она должна была подавлять в себе это стремление и постоянно напоминать, что ее несдержанность обернулась трагедией и стала причиной того положения, в котором она теперь оказалась. Но тем не менее, она с огромной радостью избавилась бы от этой наглой и дерзкой девчонки. К сожалению, ее услуги были незаменимы, и она любила детей, Барбара отдавала ей в этом должное.

Она повернулась и ушла в комнату для игр. Джонатан и Гарри сидели за столом и рисовали. У Джонатана получалось очень неплохо.

– Здравствуй, мама, – поздоровались мальчики, отрываясь от работы.

– Здравствуйте, мои дорогие. – Она по очереди приласкала их. – Что вы рисуете?

– Я рисую корабль, – объявил Гарри.

– Посмотри мой рисунок. – Джонатан протянул ей альбом.

– Замечательно! – не удержалась Барбара от восторженного возгласа. – Мне кажется знакомым это лицо, кто это?

– Мистер Пурвис.

– Ах, да, ну, конечно, – она склонилась к сыну, коснувшись подбородком его волос, – бедный мистер Пурвис, с его набрякшими веками. Не стоит показывать ему рисунок, – тихонько рассмеялась она.

– Когда он нервничает, у него веко дергается, – вставил Гарри.

– А еще он сопит. – И Джонатан усердно засопел.

– Ах, как ужасно. – Барбара сделала вид, что ей стало противно. Затем она поцеловала детей. – Будьте хорошими мальчиками, – эту фразу она всегда говорила перед уходом.

– Мама, а ты придешь пожелать нам спокойной ночи? – спросил Джонатан, когда она была уже у двери.

– Да, конечно, я зайду позднее.

Стоило Барбаре выйти за дверь, как в комнату вошла Рут.

– Молодцы, парни, – сказала она, и мальчики улыбнулись ей. Потом Гарри принял важный вид и заявил: – Мы слышали, что говорила мама и решили поделиться с Беном пудингом. Они рассмеялись, когда она по очереди взъерошила им волосы. – Еще бы ваша парочка этого не сделала, а сейчас отправляйтесь и подбодрите его.

Около девяти вечера Барбара вновь зашла взглянуть на мужа. Он спал, и она отправилась к себе в комнату и быстро уснула.

Почти в то же самое время проснулся Дэн. Голова у него трещала, во рту было полно крови. Лицо распухло еще сильнее, а губы словно одеревенели, он с трудом смог разлепить их.

Мужчина с усилием сел на постели. Газ в светильнике был убавлен. Кто-то позаботился его зажечь. Дэн старался собраться с мыслями. Случилось что-то невероятное, ужасное. Жизнь была разрушена, разбита, но почему? Он не мог ничего вспомнить. Боль в голове и челюсти становилась невыносимой. Надо было что-то выпить, чтобы постараться ее заглушить. Дэн взглянул на столик. Там все еще стоял графин, но ему хотелось не виски, а что-нибудь теплое и приятное.

Господи! Что же с ним произошло? Дэн спустил ноги с кровати, и едва коснулся ими пола, как пришло просветление, и он вспомнил все. Но не то, что врач только с четвертой попытки вытащил зуб и вдобавок сломал его. Его пронзила мысль, что сын видел, как его мать целовалась в лесу с незнакомым мужчиной. Дэн вспомнил, как она заходила к нему в комнату, и он едва сдержался, чтобы не схватить ее за горло и душить, пока жизнь не покинет ее тело, как ушла она из него, когда он стоял у дверей беседки, слушая, что служанка уговаривала мальчика держать это в тайне, тем самым сохраняя детям мать, а мужу – жену.

Но он лишился жены, если когда-нибудь ее имел. Он спрашивал себя: была ли у него жена? Он стал для Барбары средством обретения свободы. Ему пришлось это признать. Он знал, на что шел, и с радостью согласился на это, потому что считал, что ни один мужчина не любил женщину так, как он ее с самых малых лет. Но так и не смог пробудить в ней ответную любовь. Любовь рождает любовь… но это сказано не о нем. «Энни из Торо» – он никогда не станет больше вспоминать об этих стихах.

Как долго это продолжается? Очень, очень давно. Скорее всего с тех пор, как они переехали в этот дом, а прошло уже почти четыре года. Все это время Барбара искусно дурачила его. Она лежала в его объятиях, позволяла ему любить себя, а может быть, в тот же самый день ее обнимал и ласкал тот белокурый здоровяк-фермер… Господи, Боже! Окажись этот парень перед ним, он бы воткнул в него нож, не посмотрел бы, что тот такой рослый и сильный. Дэн пожалел, что у него не было ружья, он бы на следующий день отправился на ферму и пристрелил бы негодяя, как бешеную собаку… Если бы он оказался человеком определенного склада, но, увы, он не такой, любовь сделала его слабым и нерешительным.

Но что же делать? Сидеть и спокойно смотреть на все это?

А что произойдет, если тайна раскроется? Он потеряет ее. Барбара уйдет к этому Радлету, как устремляется к дому прирученный голубь. Ему невыносимо было даже думать об этом.

Все, что угодно, только не это. Дэн уронил на руки гудевшую от боли голову. А почему она не ушла? Держала ли ее привязанность к нему или к детям?

Но что бы там ни было, она не оказалась настолько бессердечной, чтобы все бросить и уйти.

Хотя, возможно, существовала и другая причина. Может быть, Майкл чувствовал себя обязанным остаться, возможно, совесть не позволяла ему оставить жену, которую покалечила Барбара, мать, что не чаяла в нем души, и ребенка. Дэн знал, что у Майкла росла дочь.

Мужчина с трудом поднялся и тяжело побрел к двери. На лестнице его встретила полутьма. Он бросил взгляд на дверь комнаты, находиться в которой было его законным правом. Волна ярости захлестнула его, подавив физическую и душевную боль. В нем заговорил буйный отцовский нрав, протестовавший против обмана. Сознание, что он – рогоносец, подогревало гнев.

Дэн никогда не был о себе слишком высокого мнения. Он знал, что не обладает какими-то выдающимися способностями. Его родители были простыми людьми, незнатного происхождения. И если бы отец не разбогател, Дэн выбрал бы жену среди своего класса. Но у отца появились деньги, он купил особняк, отправил своих сыновей в школу, где они научились манерам, что были у тех, кто жил в особняках. Но Дэн знал, что все, чему он научился, представляло только оболочку, под которой скрывалась его настоящая сущность, потому что никакое образование не способно проникнуть в то, что является стержнем человеческой натуры. А еще Дэн хорошо понимал, что в нем недостаточно отцовского характера, поэтому хотя его и душил гнев, он не вломится в комнату, как сделал бы отец, не вытащит ее из постели и не пустит в ход кулаки. Он жалел, что не способен это сделать, а если бы решился, то, возможно, у него появился бы повод уважать себя.

Дэн почти совсем протрезвел, но, несмотря на это, по лестнице спускался нетвердыми шагами. Он прошел через холл и вошел в кухню. Там все еще горел свет, а у стола, положив голову на руки, сидела Рут.

Увидев хозяина, девушка выпрямилась, моргнула, прогоняя остатки сна, и внимательно посмотрела на него.

– Боже милостивый, сэр! Какое же у вас лицо. Садитесь скорее.

Рут подвинула ему стул. Дэн уцепился за него и медленно опустился, облокотившись о стол.

– Вам хочется выпить что-нибудь горячее? Может быть, молока? Дать вам молока?

– Нет, – покачал головой он. – Черный кофе, крепкий черный кофе. Он едва шевелил онемевшими губами.

Быстро и уверенно двигаясь по кухне, Рут через несколько минут подала ему прямо в руки чашку с дымящимся кофе. Она взяла его другую руку и поднесла к чашке, будто перед ней был древний старик или ребенок.

– Выпейте это, – мягко, но настойчиво произнесла она.

Кофе оказался слишком горячим для незатянувшейся раны во рту. Кроме того, он не мог открыть рот настолько, чтобы сделать глоток. Рут взяла у него из рук чашку, налила кофе в блюдце, подула на него и поднесла к его губам. Дэн сделал маленький глоток, потом еще, так и выпил всю чашку.

После чего девушка принесла миску с горячей водой, окунула туда фланелевую тряпочку, отжала и приложила ткань к его больной щеке.

Приятное тепло медленно проникло в кожу. Дэн с облегчением вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Немного легче? – Снова и снова Рут делал компрессы, меняя воду.

Через некоторое время он остановил ее жестом.

– Спасибо, достаточно… пока спасибо. Губы теперь двигались значительно легче.

– Тому, кто с вами такое сделал, сэр, надо отправляться снова учиться. Я никогда в жизни не видела такого лица. У вас там будто вилами копались. Я слышала, хорошо помогает горячая вода с солью. – Она подошла к нему, наклонилась и спросила: – Я приготовлю вам горячий пунш, сможете выпить?

Он отрицательно покачал головой. Девушка села напротив, положив на стол стиснутые руки.

– Вам надо лечь в постель, сэр, – сказала она, во взгляде ее отразилась печаль.

– Я уже належался, Рут, – подняв голову, ответил Дэн, краем рта.

– Вам все равно лучше лечь и полежать денек в постели.

С минуту они смотрели друг другу в глаза. Не выдержав, Дэн отвел взгляд и уткнулся лицом в ладони. Неукротимым потоком наружу вырвались рыдания. Дэн прекрасно сознавал, что этим унижает себя, но не в силах был сдержать подступающую к горлу лавину слез.

Он плакал, когда умерла мать. Тайком плакал от радости, когда родились сыновья, плакал, когда потерял отца. Но то, что происходило с ним в эти минуты, нельзя было назвать плачем. Нестерпимая душевная мука выплеснулась из него яростной волной, беспощадно сокрушая остатки его уважения к себе и мужского достоинства.

Он почувствовал, как Рут обняла его, он не оттолкнул ее руки, а повернулся к ней и уткнулся лицом ей в грудь, стараясь остановить прорвавшуюся лавину.

– Ну, вот, мой дорогой, дайте волю слезам, вам станет легче, – успокаивала его девушка, словно уговаривала одного из мальчиков. – Ни о чем не думайте, все будет хорошо. Вот так, хорошо.

Наконец, его рыдания утихли. Платье и рубашка Рут уже стали влажными. Он отстранился, поднял голову и взглянул ей в глаза.

– Мне так стыдно, Рути, так стыдно.

– Почему? – дрогнувшим голосом спросила она. – Вам нечего стадиться, – она не прибавила «сэр». – Нет, – тряхнула головой Рут, – вам совершенно нечего стыдиться. Беда ваша в том, что вы очень, даже слишком хороший человек. Но не беспокойтесь, вы со всем этим справитесь, вот увидите. Можно дать вам совет?

Он ответил ей молчаливым согласием.

– Оставьте все, как есть, – мягко заговорила она… – Ничего хорошего не выйдет, если вы поднимете шум… И о мальчиках надо подумать. А со временем, кто знает, может быть, она и образумится.

Он отпустил ее талию, но не отвел взгляд.

– Рути, ты так умеешь поддерживать и утешать, счастливый будет тот, кто на тебе женится.

– Ну уж нет. – Она повернулась и отошла к печке, а когда заговорила, голос ее звучал весело, как будто не было недавно этой тягостной сцены. – Хотелось бы на это надеяться, но боюсь, что ему со мной придется не сладко. Я же упрямая, как осел. – И добавила после паузы ровным голосом: – Я налью вам грелку, и вы пойдете в постель.

Он продолжал сидеть, опустив голову, глядя на свои крепко сжатые руки.

– Ты считаешь меня жалким и ничтожным? – спросил он, подняв голову.

Рут стояла к нему спиной, потом повернулась. Она не подошла, а смотрела на него через разделявшее их пространство и, наконец, сказала:

– Я думаю, что вы самый замечательный человек из всех, которых я встречала и едва ли еще встречу другого такого. И я согласна служить вам, пока буду нужна. Я готова сделать все, что вам будет нужно…

Глава 10

В феврале 1894 года Майкл снял коттедж у миссис Тернер. Сделка была оформлена на имя миссис Беншем, он только ее оплатил.

В то утро Барбара чувствовала особое волнение и не могла его скрыть. За завтраком она сообщила Дэну, что намерена на следующий день отправиться с миссис Тернер за покупками.

– Вот как? – неопределенно ответил он, поднимая на нее глаза.

Его немигающий взгляд смущал ее. В последнее время поведение мужа во многом смущало Барбару. Дэн стал больше пить, но к близости не стремился. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он в последний раз заходил к ней в комнату. После того случая с зубом он стал на себя не похож. Дэн пролежал в постели целую неделю, и ей пришлось даже вызвать врача из-за открывшегося кровотечения из десен. С того времени он и изменился: как-то сразу постарел и выглядел иногда очень странным.

Барбара не раз подумывала о том, что Дэн, возможно, узнал правду. Но она сразу же отметала эту мысль. Ей казалось, что она знает Дэна очень хорошо, а поэтому была уверена, что он не смог бы молчать, а стал упрашивать ее оставить Майкла или взорвался бы, как отец, разразившись угрозами и проклятиями. Но в одном она не сомневалась: Дэн никогда бы не остался безучастным.

И все же что-то было не так. Но Барбара не стала утруждать себя дополнительными рассуждениями. Она считала, что делает вполне достаточно, выполняя свой долг: дом находится в идеальном порядке, она следила, чтобы за детьми был должный уход, интересовалась их школьными делами, точнее, беседовала с директором, когда поведение Бена вызывало нарекание.

Мальчишка постоянно заставлял ее раздражаться и беспокоиться. Муж доставлял ей меньше забот. Они встречались всего несколько раз в день за столом, и то не всегда. Дети же были дома с четырех часов дня. А в каникулы она вообще не знала от них покоя.

Именно в это утро Барбара обратила внимание на живот Рут Фоггети. Дети собирались в школу и Барбара вышла в холл сказать им «до свидания». Девушка поднимала капюшон и полы ее накидки разошлись. Барбара поразилась, заметив, что фартук на животе Рут подозрительно приподнят, и она сразу же связала этот факт с тем, что ей как-то сказал Гарри. Он говорил, что Рут тошнило. Этот эпизод хорошо запечатлелся в ее памяти, потому что Гарри сказал, что Рут вывернуло, и Барбара сделала ему замечание. Она еще подумала тогда, что нечего ждать от детей правильной, грамотной речи, пока рядом с ними «та девица».

С возмущением и злостью Барбара думала: «Девчонка беременна». Ничего удивительного. Что еще можно было от нее ожидать! Ну, вернись ты только, я с тобой поговорю.

Как только Рут вошла в дом, проводив детей в школу, Ада передала ей, что хозяйка хочет ее видеть. Они обменялись понимающими взглядами.

– Отнеси, пожалуйста, в кухню, – попросила она Аду, протягивая ей свою накидку. Расправив фартук, Рут направилась в столовую. Она постучала, и, получив разрешение, вошла.

Барбара стояла у застекленного шкафчика и переставляла статуэтки. Она аккуратно прикрыла дверцу, прежде чем обернуться к «той девице», как про себя она неизменно называла Рут. Затем она села на стул с высокой спинкой, положив руки на колени.

– Ну, ты ничего не хочешь мне рассказать? – строго спросила она.

– О чем, мадам?

– Не притворяйся, ты в определенном положении.

– Если вы так это называете, то да, мадам.

Барбара подивилась самообладанию Рут и возмутилась ее дерзости: «если вы так это называете!».

– Не смей мне дерзить, моя милая, – в голосе Барбары слышалась скрытая угроза. – Не забывай, с кем ты разговариваешь.

– Я помню, мадам.

Барбара встала, она чувствовала, что лицо ее горит, и знала, что сильно покраснела. Ей нестерпимо хотелось ударить наглую девчонку.

– Ты знаешь, что тебе придется уйти?

Рут не ответила, продолжая смотреть Барбаре прямо в глаза.

– Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Очень хорошо понимаю, мадам.

– Этот человек, он… собирается на тебе жениться?

– Не думаю, мадам.

«Еще бы», – мысленно ухмыльнулась Барбара.

– Я разрешаю тебе остаться до конца недели, потом мне придется тебя уволить. У тебя будет достаточно времени, чтобы устроить свои дела.

Девушка словно сверлила Барбару взглядом.

– Как скажете, мадам, как скажете, – бесстрастным тоном ответила Рут и вышла из комнаты.

Барбара собралась вернуть ее и сказать, что не разрешала ей уйти, но вместо этого села на стул и задумчиво повторила слова Рут: «Не думаю, мадам».

Барбаре не пришло в голову, что они находятся в сходной ситуации. Она же была замужем и вела себя очень осмотрительно во всех делах, за исключением одного, но и здесь старалась соблюдать максимальную осторожность. Эта девица постоянно ее раздражала, и она радовалась возможности, наконец, избавиться от нее. Но сразу же возникла другая серьезная проблема. За новой няней придется некоторое время приглядывать, кроме того, с уходом этой маленькой нахалки прибавлялось хлопот с Беном, потому что он не захочет признавать никого другого, кроме этой девицы. Барбара ни на минуту в этом не сомневалась. Следует им серьезно заняться, и если не получится справиться с ним дома, придется отправить мальчишку в пансион, где дисциплина построже. Ему этого очень не хватало.

Барбара была довольна, что разрешила Рут остаться до конца недели. Иначе, как бы она завтра отлучилась из дома? А ей очень надо было уехать.

Барбара встала. Она думала о том, что сказала Рут: она не может выйти замуж за того мужчину. Это означало, что он, возможно, женат. Барбара предположила, что это мог быть кто-либо из друзей неприятного отца Рут. Что он ей скажет, когда узнает? В этот момент Барбара поняла, что для него это уже не было тайной, хотя он и перестал приходить за ее жалованием. Это прекратилось с год назад, когда он повредил себе ногу в доках. Рут теперь раз в две недели ходила домой на полдня.

Барбара была полна решимости настоять на уходе Рут, в конце недели девица отправится к отцу. И Дэн не сможет возражать. Он всегда ее защищал, с самого начала. Вместо того, чтобы отчитать ее за дерзость, он только смеялся и называл ее умной и сообразительной. Что теперь он скажет на такую ее «сообразительность»?

Дэн вернулся в шесть часов и, следуя заведенному порядку, сначала прошел к себе, чтобы умыться и переодеться, а затем отправился в детскую, там он поговорил с детьми. Иногда он проводил с ними по полчаса, а порой лишь несколько минут. После этого он спустился вниз и сразу направился в столовую. Ужин подавали в семь часов.

Когда он вошел, Барбара уже была там. Дэн кивнул ей и этим ограничился. С недавнего времени он перестал первым заговаривать с женой.

Она заняла свое место за столом. Дэн прошел к буфету, налил себе виски и выпил залпом.

Дверь открылась. Вошла Ада с подносом, за ней – Бетти. Дэн сел к столу.

– Ужасный был день, такой холод, – нарушила молчание Барбара.

– Да, очень холодно, – сухо согласился он.

– Много дел?

– Как обычно.

– Я заказала шотландскую похлебку.

– Шотландскую похлебку? Да, очень кстати.

Ада поставила перед ними тарелки, и они начали трапезу. На второе Ада подала хозяину баранью лопатку, а хозяйке – три овощных блюда.

– Спасибо, Ада, ты свободна, остальное мы возьмем сами, – сказала Барбара, когда Ада убрала тарелки.

– Пудинг поставить на стол?

– Нет, оставь на буфете, спасибо.

Оставшись одни, они не стали притворяться и не возобновляли разговор. Закончив есть, Дэн поднялся, пробормотав что-то похожее на извинение.

– Ты не будешь пудинг?

– Нет, спасибо.

Она возмутилась, что Дэн собирается уйти и оставить ее за столом, когда ужин еще не закончен.

– Я хочу поговорить с тобой, – резко произнесла Барбара.

Мужчина остановился, медленно повернулся и в первый раз за вечер посмотрел ей в лицо.

– Это касается этой девушки.

– Какой девушки? – Выражение его лица изменилось. Он прищурился, словно силясь понять, о ком идет речь.

– Я говорю о Рут.

– А, Рути. – Дэн кивнул и отошел к камину. Он стоял там, повернувшись к ней спиной.

– Она в положении.

Он медленно повернул голову и скосил на нее глаза. Его губы тронула улыбка.

– Да, это интересно, верно?

– Ты, что, не понял, что я сказала?

– Прекрасно понял и сказал, что это интересно. Единственное, что меня удивляет, так это то, что ты заметила это только сегодня.

Лицо у нее вытянулось, рот приоткрылся, нижняя челюсть выдвинулась вперед.

– Так ты знал, что она беременна? – поразилась она.

– Конечно, четыре месяца не больше.

– Но она же воспитывает твоих сыновей, как же ты можешь так спокойно говорить об этом?

– Замолчи! – круто повернувшись, рявкнул он.

Барбара вздрогнула.

Они пристально смотрели друг на друга. Раскрылась дверь, и вошла Ада.

– Вы звали, мадам?

Барбаре понадобилась вся сила воли, чтобы заставить свой голос звучать относительно спокойно.

– Нет, Ада, уберешь после, я позвоню.

Внимательно посмотрев на хозяев, Ада вышла.

– Ты не смеешь так со мной разговаривать, – прошипела Барбара, чувствуя, как краска заливает лицо.

– Я буду разговаривать с тобой так, как сочту нужным, – ответил он, делая шаг в ее сторону, их взгляды светились злобой.

Барбара все поняла. Но сдаваться она не собиралась и решила притворяться, чтобы защитить себя.

– Ты не в своем уме, – заявила она. – Ты пьян. И тем не менее, – она расправила на груди белую кружевную оборку, – я ее уволила. Она уйдет в конце недели.

– Нет, в конце недели она никуда не уйдет.

Что-то было в его голосе, а еще больше в выражении лица такого, отчего уверенность и решительность моментально покинули женщину. Плечи ее опустились, она вся поникла и сжалась. Еще минуту назад Барбара считала, что все поняла: он знал о ее встречах с Майклом. Но теперь она видела, что за его словами скрывалось еще что-то. Он на что-то намекал. Муж стал защищать эту девицу, потому что… О, нет – ее разум отказывался в это верить. Нет, он не мог пойти на такое. В этом доме, и с кем? С этой вульгарной девчонкой?! Она опять не находила сходства их положения.

– Я не допущу, чтобы она оставалась рядом с моими сыновьями, – голос ее сорвался на визг.

– Ошибаешься, она будет и дальше заботиться о моих сыновьях. Более того, ее ребенок родится в этом доме.

– Я… я не позволю.

– Что-что? Что ты сказала? – Он злобно рассмеялся ей в лицо дьявольским смехом. – Это мой дом, – продолжал он, оборвав свой смех. – Распоряжаюсь здесь я. Запомни это. Повторяю еще раз. Этот дом мой и указания здесь раздаю я. Ты говорила, что хочешь мне что-то сказать? Ты имела в виду, что Рут ждет ребенка?

Дэн молча стоял и смотрел, как разные чувства отражались на лице его жены. Он заставил себя оставаться бесстрастным.

Барбара не могла поверить, что перед ней тот же мужчина, что годами искал ее расположения и с благодарностью принимал и довольствовался теми крохами внимания, что она ему предлагала. Женщина чувствовала, что больше не выдержит его злого взгляда, и если не уйдет, то лишится чувств. Она медленно повернулась и вышла из комнаты. Поднявшись к себе в спальню, Барбара, не раздеваясь, легла на постель и стиснула зубы.

Это должно было когда-нибудь случиться. Теперь всему конец, и слава Богу. Завтра же она увидит Майкла. Прикрыв глаза, она задумалась. «Я буду скучать по детям, – говорила она себе, – особенно по Джонатану. Да, мне будет его не хватать. Но я буду с Майклом, и остальное не имеет значения. У меня еще родятся дети. Дети Майкла. Дети Майкла».

Глава 11

Барбара лежала в постели в коттедже, который увидела впервые всего за час до этого. Ее немного смущала незнакомая обстановка, но еще больше – слова Майкла.

Мужчина держал ее в объятиях, ее голова лежала на его обнаженном плече. С закрытыми глазами и плотно сжатыми губами, она напряженно слушала его.

– Я не могу это сделать, Барбара, не могу. Господи, ты же знаешь, это единственное, что мне нужно в жизни. Но я не могу это сделать. Ханна так до конца и не оправилась после болезни. Она почти не отпускает меня от себя и… остальные. Раньше многим на ферме занималась мать, а теперь почти ничего не делает. С тех пор, как я объявил себя хозяином, она практически ничего не касается. В прежние времена она присматривала за маслобойней, а теперь очень редко, только когда ей захочется. И хорошего в этом мало… Вчера все сливки прокисли, пришлось их вылить свиньям… Барбара, любимая.

Он пытался заглянуть ей в лицо, но она убрала голову с его плеча, легла на подушку и отвернулась, голос его теперь доносился как будто издалека.

– Если ты… если ты больше не можешь там оставаться и уверена, что так будет лучше, тогда уходи от него. Ты можешь жить здесь, мы тогда все получше устроим, а я постараюсь приезжать так часто, как смогу. Ты же знаешь, что я хочу только быть рядом с тобой, – сказал он, зарываясь лицом в ее волосы, – близко-близко, вот так. – Он тесно прижался к ней всем телом. – Но есть столько разных причин, столько обязательств… Барбара, Барбара, посмотри на меня, скажи мне что-нибудь.

Барбара перевернулась на спину и смотрела на него, но сказать ничего не могла. Ей казалось, она превратилась в бессловесное животное, загнанное в сеть. Если бы она могла высказать все, о чем думала, она выкрикнула ему: «Я готова оставить Дэна и детей, уйти из дома, не имея почти ничего за душой. Я даже согласна пожертвовать репутацией замужней женщины, а что ты предлагаешь мне взамен? Эту жалкую лачугу без газа и воды? Ты считаешь, что я могу проводить здесь день за днем в ожидании, что ты заглянешь ко мне на часок, чтобы потом снова вернуться домой. Но я бы решилась и на это, так велика моя любовь к тебе, если бы ты этого захотел, но ты не хочешь, потому что для тебя это означает брать на себя еще одно обязательство. Ах, Майкл, Майкл. Не заставляй меня думать, что Бриджи была права. Ты же не слабый и безвольный, нет, нет, Бриджи так часто ошибалась. Боже, сделай так, чтобы она не оказалась права и на этот раз».

– Ты что-нибудь сказала ему?

– Что? – переспросила она. Его голос звучал глухо. Барбаре показалось, что она снова теряет слух.

– Я спросил, ты говорила что-нибудь Дэну? – Майкл сидел на краю кровати, медленно набивая трубку. – То есть, я имею в виду, ты что-либо признала?

– Нет, нет, – она говорила неестественно громко. Он быстро повернулся, отложив трубку и склонился над ней.

– Я спрашиваю, потому что хочу определить, как тебе лучше поступить.

– Я знаю, что для меня лучше всего, Майкл, – голос ее дрогнул.

– Я тоже знаю, дорогая. – Он взглянул на нее и кивнул. – Знаю и постараюсь все решить, как можно быстрее. Пусть Ханна немного подрастет и встанет на ноги.

– А тем временем я должна оставаться здесь, зная, что та девица носит ребенка Дэна? Ты этого ждешь от меня? Я не могу это сделать. Такого мне не вынести.

Он выпрямился, взял ее за руку и мягко произнес:

– Я должен сказать это, Барбара, должен. Ты не можешь винить Дэна. Если он знал о нас, как ты считаешь, то ты не можешь винить его. Меня удивляет только, что он промолчал. Это говорит о том, что он не хочет тебя терять, не может вынести разлуку с тобой… и я его понимаю. Мне кажется, он готов оставить все, как есть. Теперь решать тебе, Барбара.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что теперь решать тебе, а что такое?

Она приложила руку к своим губам, потом зажала руками уши и посмотрела на него широко раскрытыми от страха глазами.

– Я… мне приходится читать по губам, Майкл. Я должна читать по губам. Я не расслышала последних слов. Уже два или три раза сегодня ты… твои слова куда-то исчезают… я снова глохну. Я опять стану глухой! Майкл, Майкл, я снова стану глухой!

Он обнял ее, качая, словно ребенка, и принялся успокаивать.

– Нет, что ты. Все дело в том, что ты разволновалась, это нервы. Сильное потрясение вернуло тебе слух и ты теперь знаешь, причина всего в волнении, поэтому и сможешь с этим справиться. Не расстраивай себя так, дорогая, любимая. Успокойся, пожалуйста, успокойся.

Наконец, она немного успокоилась и вытерла слезы.

– Майкл… – заговорила она, пристально глядя на него и прерывисто дыша, – Майкл, я не переносу глухоты… Тогда могла, но больше – нет. Лучше мне покончить с собой, чем…

– Что ты, не надо, никогда не говори так, потому что если умрешь ты, умру и я.

– Правда, Майкл?

– Конечно, Барбара.

– Ты, действительно, тоже умрешь?

– Да, потому что без тебя я не смогу жить, ты должна бы это знать.

Она поверила ему, потому что ей хотелось верить. О, как она хотела верить ему, иначе если бы она перестала ему верить, то…