Время полной луны

Глава четвертая

Утром киммериец вернулся позже обычного. Едва открылась входная дверь, пропуская внутрь могучего северянина, как Тефилус спокойно встал с кресла и, ни слова не говоря, вышел вон.

— Как прошла ночь? — осторожно поинтересовался жрец и впился цепким взглядом в лицо киммерийца.

Конан выругался про себя и нахмурился, потом расплылся в улыбке, вытянув руку, сжал чудовищный кулак и поднял вверх большой палец.

— Фу! Варвар! — Бывший жрец поморщился.

— Значит, настроение у тебя…— начал было Зул.

— Великолепное! — закончил за друга Конан.

— Ну, еще бы! — возмущенно фыркнул Мэгил.— Выражаясь языком Тефилуса, пока мы тут воюем, он тискает девок по углам!

Маленькая Милла, слушавшая их разговор, зашипела, как дикая кошка, и выскочила из комнаты.

— Вот! — Мэгил указал на то место, где только что стояла девушка.

— А ты не задумывался, жрец,— вкрадчиво начал Акаяма,— над тем, что твои шутки не всегда хороши?

— Уже задумался,— с готовностью кивнул Мэгил, глядя на грозно нависшую над ним мощную фигуру.— Только что. И умолкаю. Милла, девочка,— как ни в чем не бывало, обернулся он в сторону двери,— принеси-ка нам чего-нибудь перекусить да промочить горло! Мы скоро уходим!

Он вновь повернулся к киммерийцу, нимало не заботясь о том, слышали ли его вообще. Конан был серьезен.

— Давайте-ка повторим все еще раз.— Он обвел друзей внимательным взглядом, приглашая к разговору.— Мы войдем.

— Без трудностей,— охотно поддержал его жрец.

— Наденем их одежду и подойдем к стражникам,— продолжал киммериец.— Они отопрут нам клетку и уйдут.

— А если спросят: почему так рано? — поинтересовался Тарган.

— А какое их дело? — Киммериец пожал плечами.— Возникла необходимость.

— Тарган прав, не все так просто.— Мэгил почесал затылок.— Никто из этой четверки никогда не видел нас — задумчиво сказал он,— вполне возможно, что они поинтересуются, где вчерашние? Что мы им ответим?

— Скажем,— на миг киммериец задумался, что так распорядилась Сурия.

— Верно! — обрадовался Мэгил, но тут же недовольно поморщился.— Нет, не годится… Они могут спросить у колдуньи, когда она заявится.

— Велика беда! — воскликнул Тарган и легкомысленно пожал плечами.— Мы-то к тому времени будем уже далеко!

Однако Конан покачал головой, показывая, что не согласен.

— А если мои ключи не подойдут? — резонно спросил он.— Придется дожидаться Сурию.

— Так ты ж говорил…— начал было Тарган.

— Всякое бывает…— прервал друга киммериец.— Если придется ждать Сурию, а они обронят в разговоре, что она прислала других людей…

— Вот и я говорю об этом,— опять вмешался Мэгил.— Быть может, лучше сослаться на Рогазу?

— Послушай,— заговорил вдруг молчавший до сих пор Акаяма,— Конан говорил, ты кое-что умеешь.— Он неопределенно покрутил в воздухе рукой, явно намекая на магические способности жреца.— Ты не мог бы заставить стражников просто забыть о нас? А еще лучше — вообще не заметить?!

— Мог бы,— кивнул бывший жрец.— Но не забывай, что Сурия — колдунья. Она сразу почувствует неладное. Я предпочел бы не рисковать.

— Вы все усложняете. Не нужно колдовства, и не к чему ни на кого ссылаться,— заговорил, наконец, Конан.— Скажем просто, что сменили вчерашних, и все.

— Так.— Тарган удовлетворенно кивнул.— Значит, с этим разобрались. Теперь дальше. Если замок отпирается, убиваем стражу, берем с собой пленников и уходим. Если нет, ждем Сурию.

— А как мы возьмем у нее ключ? — поинтересовался Мэгил.

— Как-нибудь да возьмем,— отмахнулся киммериец.

— Э, нет.— Мэгил скептически покачал головой.— Она сразу насторожится, если увидит кого-то, кроме Конана, и ты опять забыл, что она колдунья. Справиться с ней будет нелегко, а действовать надо быстро, и делать все придется тебе.

— Хорошо,— киммериец не стал спорить,— что ты предлагаешь?

— Есть у меня одно снадобье,— сказал после недолгого раздумья жрец, доставая из привезенного с собой сундучка небольшую круглую склянку.— Если окропить им Сурию и надеть на нее что-то из вещей Мелии, то она примет облик прежней хозяйки вещи, но уста ее останутся сомкнутыми. Она никому не сможет рассказать о подмене, и никакого заклинания произнести уже не сумеет. Понимаешь? Мы сможем просто оставить ее на месте Мелии, и никто не догадается о подмене.

— Как долго будет действовать твое колдовство?— спросил Конан.

— Пока она не смоет снадобье или не снимет чужую вещь,— тут же ответил жрец.

— Ты хочешь сказать,— киммериец нахмурился,— что Затх сможет пожрать ее вместо Мелии?

Жрец пожал плечами:

— По-моему, она вполне заслужила такую участь.

— Ты, конечно, прав,— Конан грустно покачал головой,— но я не могу рассуждать, как ты. Какой бы мерзавкой она ни была, но она любила и продолжает любить меня.

— И все-таки тебе придется сделать это,— упрямо повторил жрец.

Конан прикрыл глаза и вспомнил ее нежные руки, которые истязали Мелию и ласкали его, ее губы, проклинавшие Мелию и дарившие ему свою нежность, ее глаза, которые могли излучать ненависть, но ему дарили любовь, и отрицательно покачал головой.

— Нет, не смогу…— сказал он.— Неужели нельзя обойтись без этого?

— Можно,— вздохнул жрец,— но ты должен будешь действовать быстро, а это значит, что тебе придется подойти к ней с улыбкой, чтобы она ничего не заподозрила, и свернуть ей голову.

— Ты еще больший варвар, чем я.

— Митра так не считает,— возразил Мэгил.— К тому же ты сам мечтал об этом! — напомнил он.

— Митра не мой бог,— отрезал киммериец.— Кром же повелевает своим сынам доблестно сражаться, но не с женщинами!

— Тогда вспомни,— нахмурился жрец,— как она собиралась поступить с Мелией!

— Это на ее совести,— уклончиво ответил Конан,— а ты заставляешь меня поступиться моей!

Мэгил вздохнул:

— Ну что же, будем считать, что этот вариант нам не подошел.

Его взгляд рассеянно скользнул по двери как раз в тот миг, когда Милла вошла с подносом, уставленным едой и вином. Киммериец улыбнулся девушке, но она отвернулась. Конан пожал плечами и накинулся на еду, а Мэгил убрал пузырек обратно. Милла же тем временем переложила снедь на стол, взяла поднос и вышла.

Некоторое время ели молча, но каждый прокручивал в голове свой вариант действий. Наконец киммериец проглотил очередной кусок, запил его изрядным глотком вина и поглядел на Мэгила.

— Неужели в твоем сундучке не найдется ничего более подходящего? — спросил он.

— Есть еще одно зелье.— Он согласно кивнул, порылся в сундучке и достал плоскую склянку синего стекла.— Ты смочишь ею губы и поцелуешь Сурию.

— И что случится? — насторожился Конан.

— Ничего особенного.— Отставной жрец пожал плечами.— Почти сразу она уснет, мы наденем на нее кандалы Мелии — просто так, на всякий случай,— пояснил он, — и спокойно уйдем. В назначенное время явятся надсмотрщики и освободят дорогую твоему сердцу колдунью. Таким образом, твоя чуткая совесть останется кристально чиста,— закончил он иронично.

— Отравленный поцелуй!— Конан поморщился.— У тебя извращенная фантазия, служитель Митры.

— Ну,— Мэгил развел руками,— больше я тебе уже точно ничего предложить не могу. Действуй либо гyбами, либо руками.— Ну?— Он выжидательно уставился на киммерийца.— Да? Нет?

— Да!— гаркнул варвар.

— Вот и отлично! — Мэгил вставил палец в ухо и потряс.— И незачем так кричать.— Он насмешливо посмотрел на киммерийца.— Просто представь себе, что это ваш прощальный поцелуй,— добавил он цинично, и с досады киммериец сплюнул на пол.

Мэгил вздохнул устало, и взгляд его скользнул к двери. Он увидел, как Милла, которая всё это время, видимо, стояла в коридоре и прислушивалась к их разговору, встретившись с ним взглядом, вспыхнула и исчезла. Тогда он закрыл сундучок, а склянку сунул в карман.

Акаяма посмотрел Конану в глаза.

— Быть может, стоит взять с собой Тефилуса?— спросил он.

— Кром!— Северянин глухо выругался и помрачнел.— Ты ведь знаешь, что на него нельзя положиться! Он способен лишь на ругань. Я вообще удивляюсь, как он до сих пор не провалил все дело!

Полсотни зуагиров Таргана собрались во дворце, ускользнув от своих товарищей. Тридцать человек остались наверху с твердым наказом никого не пускать внутрь подземелья, даже если это будет сам Тефилус, а чтобы никому из зуагиров не пришло в голову противиться им, Тарган оставил перстень как знак своей воли.

После этого Конан присел на корточки и перевел оба рычага в нижнее положение — сам проход внутрь камина они не запирали. Он взял факел и, нагнувшись, пролез внутрь. Остальные направились следом, но Акаяма предпочел остаться: он с его комплекцией мог бы без труда спуститься, но вот вылезти обратно…

Конан почти пробежал двадцать шагов. Ему не терпелось как можно скорее оказаться там, внизу, и теперь, когда он знал, куда идет, он воткнул факел в держатель, спрыгнул и отошел в сторону. Вскоре Мэгил, Тарган и два десятка зуагиров неслышно, как тени, скользнули следом, остановились рядом и начали настороженно озираться. Однако, когда киммериец махнул рукой, никто не проявил ни малейших колебаний. Они неслышно подошли к последнему повороту, ведущему к четверке стражников. Здесь киммериец и трое его друзей остановились, надели одежды надсмотрщиков и пошли вперед, в то время как остальные зуагиры скользнули в боковое ответвление и пропали из виду, словно растворившись в окружающей тьме.

Но как бы ни ловки были они сами, как ни чутки были их уши и ни привычны к темноте их глаза, но и они не смогли заметить, что следом, мягко ступая, совершенно неслышно крадется чья-то тень…

Они не успели отсчитать и сотни шагов, как достигли освещенного пространства, и Мэгил чуть придержал киммерийца за руку, как бы прося у того разрешения пройти вперед. Северянин замедлил шаг и, поравнявшись с ним, жрец едва слышно прошептал:

— Я лучше знаком с их обычаями.

— Кто бы сомневался,— проворчал киммериец, пропуская жреца вперед.

Стражники смотрели, как четверо надсмотрщиков степенно приближаются к ним, не выказывая и тени беспокойства. Все шло нормально.

— Что так рано сегодня? — начал, как видно, свою обычную песню гнусавый и тут же осекся.— Что-то я не припомню, чтобы видел вас здесь прежде.

Тень беспокойства промелькнула в глазах гундосого, хотя придраться вроде бы было и не к чему. Пока четверо приближались, он внимательно вглядывался в их равнодушные лица. Как видно, умиротворенный вид новичков слегка успокоил его, и он вновь заулыбался, решив, наверное, что все в порядке.

— Надеюсь, кастраты?! — Похоже, эта мысль была единственной, которая пробудилась в голове охранника при виде евнухов Рогазы.

— Конечно!

Голос Мэгила был высок и звонок, как струна. В нем чувствовалась явная обида, Конан с отвращением сплюнул на пол. Охранник заметил это и довольно ухмыльнулся, предвкушая предстоящее развлечение.

— А ты? — с деланым подозрением покосился страж на молодого варвара.

— Потомственный! — плаксиво сфальшивил киммериец и гордо бухнул в грудь могучим кулаком. Стражник довольно расхохотался, но тут же нахмурился. Что-то ему не понравилось в ответе верзилы с голубыми глазами. Он подсознательно чувствовал скрытый подвох, но никак не мог сообразить, в чем дело, и это немного злило его.

— Почему так рано? — повторил он свой вопрос.

— Нам велено подготовить пленницу к ритуалу,— ответил Мэгил, смиренно складывая руки на несуществующем животе.

Гундосый скабрезно ухмыльнулся.

— Смотрите, не очень там веселитесь! — пригрозил он «евнухам».— Затх принимает только девственниц.

Они ничего не ответили, и стражники довольно загоготали, пропуская их вперед.

— У тебя неподражаемый актерский дар и редкая смекалка, потомственный! — иронично заметил Мэгил, когда они отошли вперед на десяток шагов и гундосый не смог расслышать его слов.

Киммериец вновь сплюнул с досады.

— Эй! Почтенные кастраты! — прогнусавил им вслед стражник.— Куда же вы без меня? Ключей-то у вас нет!

— Ты ведь об этом знаешь,— капризно пропел Мэгил, обернувшись,— а значит, все равно придешь!

Они уже стояли у клетки и смотрели, как, досадливо крякнув, гундосый поднялся и пошел следом. Киммериец взглянул на девушку и, когда Мелия увидела его, быстро приложил палец к губам.

— Тихо! Мы пришли за тобой! — прошептал он как раз вовремя.

Девушка едва не вскрикнула, поспешно прикрыв рот ладонью, и в тот же миг маленькая статуэтка Иштар, с которой она никогда не расставалась, налилась неподъемной тяжестью, выпала из ее рук на пол, стянув с запястья ставшую вдруг невероятно скользкой цепочку. Кряхтя и ругаясь, охранник отпер дверь и поковылял прочь на хромых ногах. Он оказался хром, как ни странно, на обе ноги, и из-за этого был похож на привыкшего к постоянной качке старого морского волка.

Едва шаг два шаги стражника затихли вдалеке, киммериец быстро вошел внутрь и, порывшись в связке ключей, достал один; на вид наиболее подходивший, и принялся отпирать замок кандалов. Мелия следила за ним, не в силах вымолвить ни слова. Металл отмычки тихо поскрипывал внутри замка, но ничего у Конана не получалось. Тогда он попробовал другой ключ, потом третий, потом еще… Ни один так и не подошел.

— Что будем делать? — тихо спросил он, обернувшись к Мэгилу.

— Ждать,— пожал тот плечами,— ведь это не проси тиворечит нашему плану?

— Я не могу ждать! — Тарган чувствовал себя так, словно под ногами у него не каменный пол, а раскаленные угли.— Мы еще должны девушек освободить.

— Успокойся, с ними будет проще,— пожал плечами киммериец,— ты сам видел, что они не прикованы.

Однако зуагир не мог успокоиться. Ровесник Конана, он в отличие от киммерийца, привыкшего без ведома хозяев спокойно разгуливать в их домах, был просто воином. Здесь же все было зыбко и непонятно, а потому лишало его привычной уверенности в себе.

— Скажи, Конан,— настаивал он,— что ты собираешься делать?

— У Сурии есть ключи,— пожал плечами варвар,— мы же говорили об этом. Неужели не помнишь?

— Она не даст их,— упрямо повторил Тарган,— скорее умрет.

— На все воля Митры, Подателя Жизни,— спокойно заметил Мэгил.

С этими словами он достал из кармана маленькую плоскую склянку и, отвинтив крышку, смочил содержащейся в ней жидкостью губы киммерийца.

— Ни в коем случае не облизывай губы и не глотай слюну,— назидательно произнес он, глядя киммерийцу в глаза.

— Что это? — встревожилась Мелия, и страх ее за себя мгновенно уступил место беспокойству за Конана.

Конан хотел было ответить, но не успел: его чуткий слух уловил вдалеке звук шагов.

— Это она! — прошептал киммериец.— Прячемся!— Он обернулся к девушке: — Верь мне. Все будет хорошо,— прошептал он напоследок Мелии и скользнул наружу, вглубь коридора, а следом за ним и все остальные.

Почти сразу они услышали капризный голос Сурии, которой явно не терпелось выместить злость на пленнице, ведь близился полдень, а Конан так и не появился с ответом. Она отмахнулась от стражника, пожелавшего рассказать о ранних визитерах, которые до сих пор не ушли, что было вовсе не в ее правилах, и направилась вперед. Гундосый понял ее раздраженный жест как приказ сидеть на месте и не стал возражать.

Тут только Конан спохватился и сбросил с себя опостылевшую одежду надсмотрщика — он не мог появиться в ней перед Сурией, не вызвав ненужных подозрении.

Сурия рывком распахнула дверь клетки.

— Скоро ты подохнешь, тварь! Никогда тебе не видать Конана! — злобно прошипела она, но ответом ей был лишь исполненный ненависти взгляд.

Киммериец шагнул в полосу света:

— Здесь, кажется, произнесли мое имя?

Фраза получилась напыщенно-фальшивой, но кому было оценивать ее?

Сурия резко обернулась, и глаза ее вспыхнули восторгом.

— Мой Конан!

Колдунья подскочила к Конану и впилась в его уста яростным поцелуем, и он ответил ей, с ужасом чувствуя, как уходит злость и растет возбуждение. Она почувствовала, как привычно вспыхнула страстью ее ненасытная плоть, что воздуха уже не хватает, и мир кружится перед глазами, и оттого она еще яростнее впилась в его губы, ощущая острое наслаждение от сознания того, что все это происходит на глазах у соперницы.

Она чувствовала на себе горячее дыхание варвара, обжигающие касания его губ и едва не закричала, когда он начал срывать с нее одежду. Она так и не поняла, что все это происходит уже не наяву, а лишь в ее сне, вызванном снадобьем Мэгила.

Конан выпустил из рук безвольное тело колдуньи. Она продолжала улыбаться и стонать во сне, испытывая порожденное колдовским сном наслаждение. Он опустил ее на пол, несколько раз облизал губы и с отвращением сплюнул, потом достал флягу с вином и прополоскал рот. На душе было отвратительно.

Стараясь не смотреть в лицо уснувшей, он пошарил у нее на поясе, но ничего не нашел и тут же выругал себя: он ведь знал, что она носит этот маленький ключик на груди. Он быстро снял его и шагнул к Мелии.

— Ах, Конан! — Взгляд Мелии пылал ненавистью и любовью.— Я готова разорвать тебя на части и расцеловать каждый кусочек!

О, женщины!

Он быстро отпер замки на ее руках, цепи безвольно повисли, и Мелия бросилась ему на шею, покрывая его лицо поцелуями.

— Конан, Конан! — повторяла она.— Мне было так плохо, но я все равно знала, что ты придешь за мной.

— Быстрее! — уже торопили их.— Скоро придут надсмотрщики!

Мэгил подтащил колдунью к стене на место Мелии и закрепил на ее руках кандалы.

— Дай-ка ключ.— Он протянул к Конану руку.

— Зачем это? — удивился тот.— Ее же все равно освободят.

— Лишняя предосторожность не помешает,— ответил Мэгил и тут же пояснил: — На случай, если проснется раньше времени.— Он взял из рук киммерийца ключи и запер замки.— Странно,— задумчиво сказал он, держа в одной руке связку Конана, а в другой ключ Сурии.— В твоей связке я видел такой же.— Он немного порылся.— Вот он! Не иначе, как замки браслетов заговорены!

— Все это неважно, — оборвал его Тарган, — главное, что дело сделано, но не до конца. Нужно освободить девушек, нужно выбраться отсюда, нужно уйти из города. Лишь после этого мы будем в безопасности.

Тарган не стал дожидаться, когда Конан последует за ним, а быстро вышел из клетки, пробежал вперед, и киммериец услышал, что, несмотря на его предупреждение, девушки не смогли сдержать радостных и удивленных криков. Стража мгновенно всполошилась, но длилось это лишь мгновение. Коротко тренькнули тетивы зуагирских луков, и охранники успокоились навсегда.

— А-а! Кром! — уже не скрываясь, вскричал киммериец.

Он выскочил наружу и бросился вперед, на ходу вырвав у Мэгила набор отмычек. Подбежав к клетке, за которой толпились теперь уже перепуганные насмерть девушки, он бросил один быстрый взгляд на замок и, выбрав нужный ключ, сунул его в скважину.

Со скрежетом, показавшимся оглушительным, ключ провернулся. Раздался звонкий щелчок, и язык замка уполз внутрь, освободив решетчатую дверь. Конан рывком распахнул ее.

— Быстро выходите! И чтобы ни одна и пикнуть не смела! — Он повернулся к Таргану: — Пора убираться!

Толпа на площади гудела в предвкушении очередного, пятого по счету, дня церемонии. Люди радовались, и никому даже в голову не приходило, что все это — обман, короткая передышка перед чем-то еще более страшным.

Однако не все толпившиеся на площади были настроены столь благодушно. На пятый день церемонии среди огромной массы бездумно веселившихся появилось пять сотен новичков, на вид ни чем не отличавшихся от прочих, но внимательный взгляд неизбежно увидел бы, что лицам их с трудом удается удерживать маску веселой беззаботности.

Двое чужаков стояли на самом краю площади, в том месте, где одна из ведущих к ней улиц примыкает к дворцу.

— Твои люди на местах?— в последний раз спросил Тефилус.

На всякий случай Зурган окинул окружающее пространство быстрым внимательным взглядом и тут же кивнул.

— Они лишь ждут моего приказа.

— Тогда давай повторим.— Тефилус вновь посмотрел на молодого зуагира.— Первым делом Мелия. Нельзя дать приковать ее. Следи за мной. Я останусь здесь и дам знать тебе, когда посчитаю, что удобный момент настал. Как только увидишь мой знак, не мешкай. Они не ждут нападения, и мы легко отобьем мою дочь. Как только это случится, мои люди увезут ее из города. Будет большая погоня, и дворец останется беззащитным.

— И тогда мы пойдем на штурм,— глаза Зургана хищно сузились, словно прицеливаясь,— мой меч напьется крови, и каждая из стрел найдет свою цель. Не останется ни одного самого темного уголка, в который не заглянут мои люди. Пусть сестра моя мертва,— гневно выговорил он, выплевывая слова,— но остальных мы освободим. После этого мы выловим жрецов, я лично выпущу им потроха, и тогда месть моя свершится!

— Хорошо,— кивнул Тефилус,— пусть так и будет!

Когда последний из зуагиров, так ничего и, не заметив, прошел мимо и шаги затихли вдалеке, спрятавшаяся в темноте девушка вздохнула с облегчением, оторвалась от стены, к которой прижималась все это время, и побежала вперед. Уходившие вдаль ряды стальных решеток, разделенных широкими проходами, замелькали слева от нее, пока она не очутилась напротив одного из них, в глубине которого виднелось освещенное пространство. Тогда она свернула и побежала на свет. Вот и четверка одетых в серое, утыканных стрелами покойников, которых зуагиры оттащили подальше от освещенного пространства и бросили в темноту одной из зарешеченных камер, но девушка лишь скользнула по ним равнодушным взглядом и побежала дальше.

Ей казалось, что она не бежит, а летит. Каменные вставки, разделявшие камеры, теперь мелькали справа и слева. Она едва не проскочила нужную клетку, но вовремя заметила мелькнувшее в темноте белое лицо и вернулась назад. Беззвучно отворилась решетчатая дверь, и девушка осторожно вошла внутрь, внимательно всматриваясь в лицо закованной в кандалы красавицы, невольно сравнивая ее с собой, и гордо вскинула точеный подбородок, как бы говоря: я ничуть не хуже тебя, колдунья!

Она улыбнулась и посмотрела на руку, сжимавшую круглый пузырек со снадобьем, который Мэгил предлагал использовать киммерийцу и от которого тот отказался. Милла усмехнулась. Она не испытывала к колдунье и тени жалости.

Трясущимися от волнения руками она вытащила плотно сидевшую пробку и вылила содержимое флакона на голову Сурии. Опустевший пузырек она отшвырнула прочь, и он, жалобно звякнув, разбился от удара о камень, разлетевшись на мелкие, как песок, осколки.

— Он обманул тебя, стерва, — мстительно сказала она спящей, хотя та и не могла слышать ее,— ты никогда не выйдешь отсюда!

Затем она посмотрела на прихваченный у Мэгила гребень, только теперь задумавшись: а принадлежал ли он Мелии? Она взяла его из сундучка лишь потому, что это была единственная вещь, которая могла принадлежать женщине.

Она опустила глаза, посмотрела на висевшую в цепях девушку и, едва не вскрикнув от неожиданности, быстро нагнулась, подхватила валявшуюся на полу великолепную вещицу и принялась жадно рассматривать ее. Ажурная золотая цепь была достаточно массивна, чтобы не оборваться под тяжестью фигурки, выточенной из какого-то камня.

Несомненно, этот амулет принадлежал Мелии. На какой-то миг у нее мелькнула вдруг мысль, что ей не будет проку от того, что освобожденное Сурией место займет Мелия, но она тут же отмела ее. Молодая колдунья казалась ей куда опасней неведомой красавицы, с которой, как она поняла по обрывкам разговоров Конана со своими друзьями, у киммерийца не все шло гладко.

Поэтому она без колебаний надела найденное украшение на шею спящей. Покончив с этим, девушка отошла на шаг и стала наблюдать. Поначалу ничего не происходило. Милла уже начала подумывать о том, не воткнуть ли в прическу колдуньи еще и гребень, когда заметила вдруг, что Сурия слегка изменилась.

Нет, это была все еще она, но черты лица стали какими-то блеклыми и невыразительными, словно расплывшаяся от сырости картина, написанная водяными красками, а всего через несколько вздохов от красавицы-колдуньи остался лишь один расплывчатый силуэт.

Милла тревожно осмотрелась, но все было спокойно. Тогда она вновь обернулась к колдунье и увидела, что на этом дело не кончилось. Силуэт начал увеличиваться в размерах, одновременно теряя четкость очертаний, так что вскоре миниатюрная фигурка девушки превратилась в некое туманное облако. Невольно девушка отошла еще на шаг, но не успела, как следует подивиться такому превращению, как облако начало стремительно опадать. Милла и охнуть не успела, как отвратительный ей облик колдуньи обернулся пышногрудой, крутобедрой красавицей, почти точной копией той маленькой фигурки, что на золотой цепи висела теперь на ее шее. Когда же, наконец, все изменения закончились, Милла задохнулась от восхищения и зависти. Никогда прежде ей не доводилось видеть такой красавицы, в сравнении с которой она вдруг почувствовала себя гадким утенком. Только теперь она поняла, отчего киммериец без раздумий и колебаний забрался в этот трижды прокля-ый всеми богами город!

Она смотрела на свою счастливую соперницу, чей облик ее стараниями остался здесь, внизу, во тьме подземелья, в то время как сама она праздновала наверху свое освобождение. Она представила, как они, Конан и Мелия, стоят, обнявшись, и красавица-заморийка улыбается могучему киммерийцу — ее Конану! — и дарит ему свою любовь и нежность… Представила, как она сама могла бы сделать это, и слезы потекли по ее щекам.

Очнулась она, лишь, когда резкий скрип противно разодрал царившую вокруг полную тишину. Она негромко вскрикнула, выскочила из клетки и бросилась бежать вглубь коридора, подальше от светового пятна, проклиная себя за невольную слабость. Она добежала до тупика и остановилась, прижавшись к стене и съежившись, стараясь занимать как можно меньше места, сделаться маленькой и незаметной.

Почти сразу она услышала осторожные шаги и чей-то взвизгивающий, высокий, капризный голос:

— Ну, где же эти солдафоны?

— Хвала Затху, господин, Сурия наказала их, быть может, отправила на штрафные работы,— ответил ему некто фальцетом.— По мне так лучше самому отпереть замок, чем выслушивать грубости этих мужланов!

— Ну, так вперед, Зом! — вновь заговорил капризный.— Мы не можем ждать, пока объявится один из этих лентяев!

Они пошли дальше и в недоумении остановились у клетки.

— Они даже не заперли дверь! — восторженно провозгласил обладатель фальцета.— Я сегодня же доложу об этом госпоже Сурии!

Судя по звукам, доносившимся до замершей от страха девушки, они говорили это, размыкая замки на браслетах и тут же пристегивая руки пленницы к другим, закрепленным на более легкой цепи, что они держали в руках.

— Вставай, красавица! — насмешливо проговорил капризный голос.— Недолго уже осталось — всего день, да еще день, а там уж и Время Полной Луны! И конец твоим печалям! — Он довольно рассмеялся смехом капризного ребенка. — Верно, Зом?!

— А может быть, только начало? — переспросил тот, кого капризный назвал Зомом.

Они начали понемногу удаляться, бряцая цепями и громко хохоча, и лишь когда звуки эти почти затихли в отдалении, Милла смогла вздохнуть с облегчением. Она еще немного подождала, пока вновь не заскрипела массивная, железная дверь, и со всех ног припустила по погрузившимся во тьму проходам.

Она бежала и бежала с одной лишь мыслью — поскорее выбраться наверх. Внезапно она поняла, что бежать дальше некуда: перед самым ее лицом мрачно темнела каменная стена, а это значило, что она проскочила мимо лаза, так и не заметив отверстия в потолке. Тогда она повернулась и медленно пошла назад. Свет маячил где-то далеко слева и впереди, Вот он уже просто слева, а это значит, что где-то здесь должен находиться и спуск.

Милла подняла голову и осмотрелась, но чем больше вглядывалась она в серые камни, мрачно нависшие над головой, тем сильнее шевелилось в груди предчувствие беды. Лаз оказался заперт, и девушка стала пленницей этого подземелья!

Ей стало до боли жаль себя, а еще больше ей стало страшно. Слезы брызнули из ее глаз. «О, Конан! Конан! Что же я наделала!» Она едва не потеряла сознания, когда поняла, что с ней стряслось, медленно опустилась на пол и, обхватив колени руками, горько заплакала.

— О, Конан!

Вне себя от счастья, Мелия бросилась ему на шею, и киммериец подхватил ее и закружил по комнате не в силах остановиться. Шум и гам царили вокруг, и в этой неразберихе он позабыл обо всем, в том числе и об открытом зеве лаза.

Он не видел, как сам собой опустился один из рычажков, а шум, царивший вокруг, заглушил тихий рокот, с которым легла на место тяжелая гранитная плита, отделив подземелье от заброшенной резиденции жрецов. Однако вскоре он уже был совершенно серьезным.

— Хватит ликовать,— одернул он Таргана, едва не плясавшего от счастья.— Нужно уходить отсюда, и как можно скорее.

— Брось, киммериец,— беззлобно огрызнулся зуагир,— все уже позади!

— К Нергалу! — вспылил молодой варвар, окинув всех суровым взглядом.— Радоваться будем, когда уберемся из этого проклятого города! Ты забыл, что скоро полдень? В любой миг могут хватиться Мелии, и тогда тут такое начнется!

— Он прав,— вмешался в разговор Зул.

— Но мы не успеем собрать всех! — возразил посерьезневший зуагир.— Люди разбросаны по домам и по площади, а кое-кто и вовсе может оказаться в городе! Их не найти так скоро!

— Да разве я о них пекусь? — рассердился Конан.— Все они воины и в случае чего знают, что делать, но женщин нужно вывезти немедленно! Если только уже не поздно!

— Ну, что же,— ответил Тарган,— это мы быстро сделаем.

— Поздно! — вскричал вбежавший внезапно зуагир.— Уже началось! Сейчас они навалятся на нас!

— Кром! — взревел киммериец.— Я хочу сам увидеть, что там происходит!

Он даже не заметил, как очутился на том самом месте, где стоял в первые два дня, наблюдая за кровавым карнавалом. Еще издалека он услышал звон мечей, шум и крики, а когда выглянул наружу, то увидел, что на площади уже развернулось целое сражение.

— Кто это? — изумленно прошептал Тарган, указывая взглядом на помост.

— Не могу поверить,— услышал он шепот Мелии.

Два отряда зуагиров наступали с двух сторон, сжимая кольцо вокруг небольшого отряда стражников, защищавших четырех жрецов, которые держали отчаянно отбивавшуюся… Мелию!

— Мэгил! — яростно воскликнул киммериец, разыскивая взглядом жреца.— Как это может быть? Что происходит?!

— Не знаю,— помотал тот головой,— но выглядит все это так, как если бы ты применил то зелье, что я тебе предлагал вначале.

— Твоя работа?

Конан стиснул челюсти и постарался говорить спокойно, но желваки заиграли на его скулах, выдавая бурю страстей, бушевавшую в груди варвара. Мэгил отрицательно покачал головой:

— Нет, Конан, поверь… Ума не приложу…

Мэгил в растерянности переводил взгляд с закованной в кандалы девушки на площади на стоявшую рядом с северянином Мелию. Киммериец посмотрел ему в глаза и понял, что жрец не лжет. Он отвернулся и вновь посмотрел на площадь. Что там случилось, выяснится позднее. Сейчас важно другое. У них появилась небольшая передышка, и, хотя в любом случае медлить не стоило, он решил не уезжать, не дождавшись конца боя.

— Конан, что происходит?— Мелия по-прежнему ничего не понимала.

— Это твой отец,— мрачно изрек киммериец.— С самого начала он рвался в бой. Нам удалось уговорить его подождать.— Он пожал плечами.— Как видно, терпение его иссякло. Но как ему удалось склонить на свою сторону твоих людей? А, Тарган?— спросил Конан, обернувшись к зуагиру.

— Не знаю,— ответил тот, покачав головой.— Разве что Зурган?— произнес он задумчиво.— Попав сюда и узнав, что сделали эти Затховы прихвостни с его сестрой, он горел лишь одним желанием — отомстить за сестру. Видно, ему удалось склонить к этому и остальных.

Но Конан уже не слушал. Он смотрел вниз. Кольцо зуагиров все сужалось. Северянин ясно видел, что еще немного, и они сомнут оставшихся в живых стражников, ряды которых, несмотря на отчаянное сопротивление, быстро таяли. Те же, кто находились на площади, охраняя подступы к настилу, не могли оказать им никакой помощи, потому что сами вынуждены были отбиваться от плотного строя нападавших, навалившихся на них с тыла. К тому же умело расставленные лучники неуклонно сокращали число обороняющихся, стреляя, правда, не слишком часто, но зато так, что ни одна стрела не пропадала даром.

— Это оказалось проще, чем мы думали,— услышал он удивленный голос Зула, но в это мгновение двери дворца отворились, и на помост высыпал новый отряд.

Их было не меньше сотни, и они отвлекли на себя нападавших, в то время как оставшиеся не более чем два десятка стражников скрылись за высокими дверьми, уведя с собой жрецов, которые тащили все так же яростно сопротивлявшуюся девушку. И хотя шум боя все нарастал, Конан отвернулся, потеряв к нему всякий интерес.

— Вот и все,— изрек он мрачно.

— Конан, а отец?— Взгляд девушки растерянно бегал по площади, тщетно пытаясь отыскать Тефилуса.— Что будет с ним?

— Что бы с ним ни случилось, он заслужил свою судьбу.— Лицо киммерийца, когда он посмотрел в глаза Мелии, оставалось суровым.— По его вине уже погибло несколько десятков доверившихся ему, жаждущих отмщения идиотов. И неизвестно, сколько погибнет еще.— Глаза девушки наполнились слезами, и Конану вдруг стало невыносимо жаль ее.— Успокойся.— Киммериец погладил ее по голове, и Мелия прижалась к его могучей груди.— Думаю, он в безопасности. Не хочу тебя обидеть, но не в правилах Дознавателя лично соваться в устроенное им пекло. Это почетное право он милостиво предоставляет другим.

Бой на площади не утихал, и на какое-то время силы сторон оказались примерно равны, пока постепенно — сперва медленно, затем все увереннее — зуагиры не начали теснить противника.

— Тарган,— киммериец обернулся к другу,— ты послал своих людей?

— Да,— кивнул тот,— но теперь начинаю думать, что поторопился.— Он посмотрел в глаза киммерийцу.— Быть может, нам самим стоит присоединиться к сражающимся? Еще не поздно!

— Нет!— отрезал молодой варвар.

— Но почему же, нет?!

— Во-первых,— начал Конан,— этот бой нам уже не выиграть.— Он выразительно посмотрел на Таргана, но, увидев во взгляде того непонимание, добавил: — Да и побеждать нам уже ни к чему. Нам нужно убраться восвояси и сохранить людей. Это все, что меня заботит сейчас.

На миг Тарган опешил. До сих пор такие простые соображения просто не приходили ему в голову. Он весь находился во власти боя, а в бою привык побеждать, и вдруг такое… Однако Конан был совершенно прав, это он тоже понимал. Они добились, чего хотели, и теперь чем дольше будет продолжаться схватка, тем большим количеством жизней им придется заплатить за сомнительное удовольствие сорвать злость на враге… Всемогущий Эрлик! Ну почему же эта простая мысль не пришла в голову ему самому?

— Ты прав,— согласился он,— нужно выводить людей. Я пошлю на площадь всех, кто остался.

Конан отвернулся, чтобы вновь следить за ходом боя, полностью забыв о существовании друга, отдававшего распоряжения своим людям. Вновь о нем он вспомнил, лишь, когда тот встал рядом.

— Конан — заговорил он,— но почему ты уверен в поражении? Погляди, мы побеждаем.

Медленно, но верно лучники делали свое дело, и строй защитников храма неумолимо редел. Казалось, еще немного, и их отчаянная оборона будет окончательно смята. И никто, даже Конан, давно ожидавший такого поворота, так и не заметил, в какой миг характер боя изменился. Яростные атаки нападавших не потеряли силы, но зуагиры уже не теснили противника. Когда киммериец осознал это, он быстро окинул взглядом поле боя, пытаясь понять, что же произошло, а когда понял, отпрянул от окна.

— Прочь! Прочь! — Он оттащил от окна Мелию с Тарганом и бросился к девушкам.— Отойдите от окон!

— Что случилось? Конан! — недовольно вскричал зуагир.

Но Зул с Акаямой, оказавшись сообразительней, помогли оттащить от окон упиравшихся девушек.

— Твоих лучников больше нет! — хмуро бросил киммериец.

— Что?! — не веря своим ушам, вскричал Тарган.

— Я все удивлялся,— с горечью объяснил киммериец,— почему жрецы позволяют им беспрепятственно отстреливать своих людей, но, видно, зря удивлялся. Впрочем, я говорил тебе, что не верю в победу.

Тарган хотел было ринуться на помощь своим гибнущим на площади людям. Он уже не думал о себе, лишь хотел разделить их судьбу, какой бы она ни оказалась, да не успел. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались Тефилус с Бруном и несколько зуагиров Таргана.

Увидев спокойно стоявшего у окна киммерийца, Дознаватель побагровел от злости и уже открыл, было, рот, чтобы выплеснуть на него поток брани, когда тихое: «Папа! — заставило его окаменеть. Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова, лишь ошарашенно смотрел на дочь, которую только что на его глазах жрецы уволокли внутрь дворца.

— Мелия? — наконец смог он прошептать побелевшими от волнения губами.

— Папа! — воскликнула она и бросилась к нему в объятия.

— Дочка! — повторял он, целуя ее волосы.

— Уезжайте немедленно! — оборвал эти изъявления нежных чувств киммериец и отвернулся к окну.

— Конан! — едва не закричала Мелия, освобождаясь из объятий Тефилуса.— Я никуда…— Она замотала головой, сглотнула внезапно накатившиеся слезы, и лицо ее исказила гримаса боли.— Я никуда не поеду без тебя!

Ее отчаяние было тем сильнее, что она прекрасно знала непреклонный нрав киммерийца.

— Брун! — Северянин обернулся к восторженно смотревшему на него сотнику.— Сколько у тебя людей… осталось?!

— Человек двадцать уцелело,— тяжело вздохнул тот.

— Забирай Мелию, — начал, было, киммериец, но его прервал отчаянный вскрик девушки:

— Я останусь с тобой!— Больше она не смогла произнести ни слова. Слезы бежали по ее щекам, прекрасные глаза в немой мольбе смотрели на киммерийца, но тот оставался непреклонен.

— Если потребуется, свяжи ее,— коротко бросил он Бруну и отвернулся.

— Я кричать буду! — пригрозила она.

— И вставь кляп,— добавил Конан, стараясь не смотреть на девушку.

— Как ты можешь! — Она вырвалась из рук отца и, подскочив к нему, забарабанила кулачками по могучей груди.— Как ты можешь…

Он обнял ее, попытался успокоить, и она сразу затихла и прижалась к нему.

— Ты должна ехать,— повторил он.

— Нет, Конан…— Она все еще тихонько плакала и при этих словах с мольбой посмотрела ему в глаза.

— Если ты хочешь остаться в живых сама,— вновь заговорил он,— и чтобы остался жив я, ты должна ехать.

— А ты?

— У меня появилось слишком много неотложных дел,— ответил киммериец, стараясь ни на кого не смотреть.

— Это моя вина,— с трудом выговорил Тефилус,— я останусь с тобой.

— Нет! — ответил варвар тоном, не допускавшим возражений.— Сбереги дочь. Это лучшее, что ты можешь сделать, и я не уверен, что это будет просто.— Тарган,— Конан повернулся к зуагиру,— забери своих девушек.

Тот в ответ усмехнулся:

— Ну, меня-то, положим, тебе выпроводить не удастся!— Он насмешливо посмотрел на друга.— Пока судьба боя не ясна, я и на шаг отсюда не сдвинусь.

— Перестань,— помотал головой киммериец,— неужели и ты не понимаешь меня? Того, что там произойдет,— он махнул рукой в сторону площади,— уже не изменить, но чем бы дело ни кончилось, до отъезда ты узнаешь об этом. Так что отправь девушек вниз, проводи до лагеря. Повидаешься с отцом и возвращайся. У тебя впереди остаток дня, вечер и вся ночь. Кстати, захвати Когра. Сдается мне, что без его помощи нам не обойтись.

— Что ж, убедил. Когда нам отправляться?

Киммериец недовольно хмыкнул:

— Лучше б ты уже был там!

— Что ж, пойду запрягать коней.

Тефилус кивнул Конану и потянул дочь за руку.

— Я буду ждать тебя! — выкрикнула она, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

Киммериец ничего не ответил. Да и мог ли он сказать ей, что не собирается возвращаться в Шадизар? Видно, она что-то все-таки почувствовала в его взгляде, потому что вырвалась от отца и подбежала к Конану.

— Если понадобится, я пройду сквозь смерть, но мы все равно будем вместе,— прошептала она, целуя его в губы.

— Идем дочка, пора!

Тефилус хмуро наблюдал за их прощанием, не решаясь, впрочем, мешать. Мелия же вдруг резко оттолкнула возлюбленного и, не оглядываясь, пошла прочь. Конан последовал за ней: ему нужно было сказать еще кое-что Таргану.

Зул с Акаямой остались наверху вдвоем, и лишь они стали свидетелями финала разыгравшейся трагедии. Они видели, как остаток отряда, в котором насчитывалось уже не больше сотни человек, несмотря на их отчаянное сопротивление, прижали к помосту. Зуагиры продолжали сражаться, хотя надежды выбраться не было ни у кого. Теперь они желали лишь подороже продать свои жизни.

Высокие двери дворца отворились, и новый отряд выплеснулся наружу, но в руках у них были не мечи и не копья, а сети… Никто из зуагиров и опомниться не успел, как всех накрыло полотнище, связанное из толстых шнуров, и через несколько страшных мгновении никто из них уже не мог сражаться, лишь нескольким удалось прорубить бреши, но и их свалили с ног и вырвали из рук оружие. Людей вязали, точно скот и сгоняли в одно большое стадо посереди площади, а когда на свободе не осталось ни одного зуагира, барабанный бой вновь разорвал повисшую, было, над городом тишину.

— Что это? — испуганно прошептала Мелия, уже пристроившаяся было на коне позади отца, и, вздрогнув, обернулась.

— Что бы там ни было, уезжайте! Уезжайте скорее! — Конан обернулся к зуагиру.— Помни, Тарган, назад должно вернуться не больше десяти человек.

— А если не справимся? — в отчаянии нии воскликнул тот.

— Не справимся вдесятером, не справимся и сотней!— отрезал киммериец.— Силой их не взять, особенно теперь, когда они укроются за стенами Черного Замка! Скачите!

Ворота отворились, и три сотни всадников рванули с места в карьер, не разбирая дороги и ни на кого не обращая внимания. Правда, никто и не пытался их остановить. Перепуганные люди попрятались по домам и даже не отваживались выглянуть в окна, чтобы посмотреть, что происходит за стенами их домов. Едва появилось чувство страха, как прежние забитость и апатия мгновенно вернулись в их души.

Стук копыт еще не успел замереть вдали, и а Конан уже стоял у окна рядом со своими друзьями.

— Что здесь происходит?— воскликнул он, вихрем ворвавшись в комнату.

— Сам посмотри,— мрачно ответил негр, кивнув в сторону окна.

Огромная пирамида, все эти дни незыблемо возвышавшаяся на площади, теперь мерно раскачивалась, словно лодка на волнах. Правда, выглядела она несколько иначе, чем в те, первые дни. Теперь по обращенной к ним стороне от самого подножия тянулись вверх ступени, поднимавшиеся больше чем до середины, в четырех местах, словно перечеркнутые длинными и узкими площадками. Руны теперь полыхали демоническим пламенем на антрацитовой поверхности пирамиды, и неведомая надпись уже не казалась забавной шуткой, как то было вначале, но горела зловещим пророчеством скорой и неотвратимой гибели. На самом верху пирамиды посреди маленькой площадки скорчилось в ожидании пробуждения уродливое тело злобного бога.

— Колдовство набирает силу,— мрачно обронил Мэгил.

— Ты думаешь?— неуверенно переспросил киммериец, хотя знал, что так оно и есть на самом деле.

— Уверен,— кивнул жрец.— Я просто чувствую исходящую от него мощь. Мощь, которой не было в самом начале, когда его только вынесли.— Не в силах отвести взгляда от пирамиды, он сокрушенно покачал головой. — Плохо дело, — сказал он после раздумья,— теперь они запрутся в Черном Замке, и мы не сможем им помешать. Даже пробраться в него вряд ли сумеем.

— Ну и пусть себе уходят,— равнодушно пожал плечами Конан.— Признаться, меня это мало беспокоит.

— Зачем же ты остался, киммериец?

Жрец выглядел настолько удивленным, что на время даже забыл о своих заботах. Он успел так близко сойтись с Конаном, что стал ему почти другом, и в то же время едва знал молодого варвара и потому частенько просто не в силах был понять его.

— Люди,— спокойно сказал северянин и выразительно посмотрел в лицо жрецу.— Люди– вот единственное, что имеет для меня цену, а на богов мне наплевать!

— Ты хочешь сказать…— начал, было, жрец, но остановился, не зная как закончить фразу.

— Я хочу сказать,— пояснил киммериец,— что Милла воспользовалась твоей склянкой и обеспечила нам передышку! И остался я из-за нее! — Он немного подумал.— Но у меня есть еще долг перед Тарганом. Правда, у него были свои цели, когда он откликнулся на мой зов, но это не имеет значения. Я не привык оставаться в долгу, даже если долг этот ничего не стоит в глазах всех прочих!

— Но боги…— вновь начал Мэгил и опять не закончил.

— На богов мне наплевать! — повторил варвар и, чтобы ясно было до конца, добавил: — Я не играю в эти игры!

— Ты не можешь так говорить, Конан!

Мэгил был возмущен, быть может, больше оттого, что не знал, как переубедить этого упрямца. Киммериец же лишь устало покачал головой.

— Если бы ты знал, жрец,— сокрушенно вздохнул он,— чего я только не могу!

— Ты просто не понимаешь, о чем говоришь!

— Что ж, быть может.— Конан окинул цепким взглядом площадь, где все так же раскачивалась чудовищная пирамида, ни на йоту, казалось, не сдвинувшаяся с места за время их недолгого разговора.— Быть может, и не знаю,— повторил он задумчиво.— Так просвети нас,— он окинул взглядом Зула с Акаямой, молча следивших за их спором,— чтобы мы не блуждали в потемках! — закончил он, подражая проповедям жрецов Солнцеликого.

— Твои речи оскорбительны, киммериец,— гордо выпрямившись, заявил Мэгил.

— А ты не оскорбляйся, ты говори,— миролюбиво заметил киммериец.

— Я не могу сказать тебе всего,— уже спокойнее ответил жрец.

— Не можешь или не хочешь? — удивленно переспросил Конан. Он явно не понимал, что же такого может знать бывший жрец, чего не положено знать всем остальным. И в частности ему, Конану! — Впрочем, в любом случае звучит неубедительно.

— Я не могу, поверь,— опять начал Мэгил, но тут же понял, что какой-то ответ дать все-таки придется.— Быть может, тебя убедит, если я скажу что такова воля Митры?!

— Что ж, вольному воля,— киммериец равнодушно пожал плечами,— почему бы всемогущему Митре самому не претворить ее в жизнь?

— Он не может,— просто ответил жрец, считая, видимо, свой ответ вполне достаточным.

— Ну, если уж не может он…— Киммериец развел руками.— Поверь, я не настолько самонадеян, чтобы браться за то, что не под силу богам!

Акаяма с Зулом заулыбались. Мэгил в досаде закусил губу.

— Ты просто не понял меня!— попытался объяснить он.— Митра считает, что люди должны сами…

—… Исполнять его волю?— договорил за друга киммериец.— Весьма великодушно с его стороны, но если дело действительно обстоит так, то он не первый!

Зул с Акаямой, не выдержав, расхохотались.

— Не богохульствуй, Конан! — сурово одернул друга жрец.

— Я богохульствую? — Лицо киммерийца выражало безграничное удивление.— Да раскрой глаза пошире! Посмотри на Тефилуса — чем не сошедший на землю Митра?

— Конан!— вновь попытался остановить его Мэгил.

— Да при чем здесь Конан?!— усмехнулся киммериец.— Тефилус! У него была цель вызволить дочь, но он считал, что не должен действовать сам. Поэтому он нанял сотню воинов, а еще пяти сотням, у которых в головах вместо мозгов оказался верблюжий навоз, заговорил зубы, и все они бросились исполнять его волю! Вон,— киммериец кивнул в сторону окна,— трупы полутора сотен несчастных дураков до сих пор валяются на площади! Но я сомневаюсь, чтобы Тефилус был сильно опечален их судьбой! Они сделали свое дело, и больше не нужны ему!

— Ты хочешь сказать…— начал было Мэгил, да так и не договорил.

— Ты часто называл меня варваром,— заговорил вдруг киммериец, видя, что друг его замолк окончательно.

— Я шутил!— встрепенулся жрец, словно разбуженный его словами.

— А я и не обижался!— Конан саркастически усмехнулся.— Но я варвар, а не дурак, и у меня нет ни малейшего желания повторять чужие ошибки, совершенные к тому же у меня на глазах!

— Так ты отказываешься?— Мэгил сокрушенно вздохнул.

— Смотря от чего!— Киммериец пожал плечами.— Зул и Акаяма — мои друзья, но мне и в голову не придет просить кого-то из них умереть вместо меня!

— Я и не говорю о смерти!— возмущенно воскликнул жрец.

— Рад слышать!— Киммериец посмотрел в окно. Громада пирамиды начала понемногу уменьшаться, отдаляясь. Он отвернулся.— Но если ты предложишь мне завтра перелететь через эту дыру в горе,— он кивнул в сторону окна,— потом взобраться по отвесной стене, перебить по пути несколько сотен храмовых бойцов, что наверняка расположатся вокруг пирамиды, а напоследок располовинить мечом скорчившееся наверху чучело Затха, то иначе, как попыткой покончить с жизнью наиболее сложным способом, я это предложение назвать не смогу.

— Так ты отказываешься,— печально повторил жрец.

— Кром! — впервые за время разговора позволил себе вспылить киммериец.— А как ты собираешься все это проделать? — спросил он.— Или тоже собираешься подобно своему богу отделаться ролью наблюдателя?

Жрец нахмурился:

— Ты меня оскорбляешь, Конан!

— А ты не оскорбляйся! — в который уже раз посоветовал северянин.— Ты ведь не Тефилус, а я не Митра. Ни у одного из нас нет желания оскорбить друга.— Он помолчал.— Так как ты собираешься осуществить задуманное?

— Не знаю,— откровенно признался Мэгил, устало вздохнул, и плечи его поникли.

— То-то и оно,— назидательно заметил киммериец,— живи, пока живется.

— Я не могу,— печально ответил жрец.

— Придется,— киммериец пожал плечами,— если, конечно, ты не хочешь закончить, как те парни на площади.

Пирамида скрылась уже почти полностью. Были еще видны лишь ее обрубленная верхушка и мрачный бог на ней. Вскоре пропали и они. Лишь грохот барабанов ещё доносился издалека, хотя самих барабанщиков давно уже не было видно. Через какое-то время смолк и он. Пирамида исчезла за высокими стенами Черного Замка.

Всё. Сжатыми кулаками киммериец оперся о подоконник. Теперь было совершено ясно, что вся нелепая затея Мэгила обречена на провал. По крайней мере, это ясно ему, Конану. Хвала Крому, что хотя бы со своим делом он справился!

И тогда случилось то, чего киммериец меньше всего ожидал. Откуда-то сбоку вырвалась колесница, запряженная парой вороных, и понеслась вдогонку за ушедшими. Но не это поразило киммерийца. Четыре человека сидели в колеснице, не считая возничего. Это были двое мужчин, в одном из которых острый взгляд варвара без труда различил Харага, и две девушки. Конан не видел их лиц, но что-то подсказало ему, что одна из них Милла, а вторая Сурия.

—О, Кром!— Конан расхохотался и никак не мог остановиться.

— Эй, парень, успокойся!— Зул тряхнул друга за плечо, но киммериец лишь отмахнулся, и устало опустился прямо на пол, опершись спиной о стену.

— Что же смешного ты там увидел? — непонимающе уставился на друга Акаяма. Конан, наконец, отсмеялся и обвел друзей внимательным взглядом.

— Придется, видно, и перелететь через пропасть, и лезть на стену,— объяснил он и вновь расхохотался.

— Ну, стражу-то мы перебьем,— ухмыльнулся Зул.

— Шутя,— кивнул киммериец.

— Посмотрите,— оборвал друзей Акаяма,— зуагиров уводят туда же.

Конан встал и посмотрел в окно. Полторы сотни зуагиров Таргана и несколько десятков воинов Бруна, связанные, окруженные плотным кольцом стражников, шли вслед за колесницей. Киммериец увидел среди них и Шома, и Нука, опытных десятников Бруна, и невольно сжал кулаки.

— Так что будем делать?— услышал он за спиной голос жреца.

— Не знаю.— Северянин помотал головой.

Все оборачивалось как нельзя хуже. То, о чем он только что говорил с иронией как о немыслимом предприятии, вдруг стало дурацкой явью. Какими же идиотами все они были, и сам он в первую очередь! Ослепленный единственной мыслью о безопасности Мелии, он отослал всех, а ведь будь у него сейчас хотя бы пара сотен зуагиров Таргана, да подумай он вовремя о том, что после сегодняшнего нападения Хараг укроется в крепости, и уже нынешней ночью они могли бы сидеть в лагере Тулгун Сада возле весело потрескивающего костра, на котором поджаривалась бы аппетитная баранья туша.

— Не знаю,— повторил он вновь.— Но даже если бы мы могли попасть туда…— Киммериец сделал паузу, но так и не закончил фразу.— Лезть в логово врага, не зная, что ждет тебя внутри…— Он покачал головой.

— Так что же делать? — Мэгил возбужденно ходил по комнате.

— Bo-первых, уйдем отсюда. По правде говоря, проголодался.

И не дожидаясь их, Конан направился к двери.

— Вдруг еще что-нибудь произойдет? — Мэгил выглянул в окно, и внезапная догадка исказила его лицо.— Конан, там наверняка полно раненых. Мы должны позаботиться о них.

— Ты слишком тесно общаешься со своим богом,— усмехнулся киммериец, оборачиваясь.

— О чем ты? — не понял жрец.

— Зуагиры — не боги. Они не оставляют на поле боя раненых товарищей.— Мэгил поморщился, но ничего не ответил, а Конан тем временем продолжал:— Что может случиться хуже того, что уже произошло? Кто-то еще решит укрыться в Черном Замке? Ну, так и Нергал с ним! Мне это неинтересно.

И все четверо отправились обратно, в самый дальний из домов, туда, где проводили все свободное время.

Кладовая ломилась от припасов, рассчитанных на шесть сотен молодых, здоровых мужчин, не страдавших отсутствием аппетита. Конан прихватил с собой лишь да пару небольшой бочонок красного пуантенского да связанных свиных копченых окороков. Свалив мясо на стол, он принялся откупоривать бочонок. Мэгил молчал, хотя это и стоило ему большого труда. Молчали и Акаяма с Зулом: они прекрасно знали киммерийца и ждали, пока он, опорожнив первый кубок, не заговорит.

— И все-таки, Конан,— жрец все же решился нарушить молчание,— что ты намерен делать теперь, когда все так усложнилось?

— То же самое, что и прежде,— пожал плечами киммериец, не отрывая взгляда от огня в камине,— только теперь это будет сделать труднее.

— Боюсь, что Хараг попытается помешать тебе.

— Тогда я убью его,— равнодушно ответил северянин.

Жрец скептически покачал головой:

— Это будет не так просто сделать. Там полно стражи.

— Значит, сперва перебью их! Запомни, жрец, передо мной никто не устоит! — Он сделал паузу.— Потому что Кром за меня!

— Ты уверен? — спросил ошарашенный жрец и вовсе не потому, что это было ему интересно. Просто он никак не ожидал услышать такое от Конана, которому плевать на богов!

— Я это чувствую!— убежденно ответил молодой варвар.

— Мне нравится твоя целеустремленность, Конан.— Мэгил уже оправился от удивления и теперь восхищенно посмотрел на друга.— Но лучше бы ты направил свою злость на настоящих врагов. Хараг — только исполнитель.

— Для меня настоящие враги лишь те, кто причинил вред мне и моим друзьям,— возразил северянин.

— Я думал, враги те, кто противится твоим планам,— разочарованно протянул жрец.

— И эти тоже,— снисходительно согласился киммериец и осушил кубок.

— Тогда почему ты не хочешь действовать разумно? — вновь спросил Мэгил.

— Я чувствую, к чему ты клонишь.— Конан усмехнулся.— Что ж, перед закатом я собираюсь к мосту посмотреть, как нам перебираться,— заявил он после недолгого раздумья,— а пока ты можешь постараться убедить меня,— он неопределенно хмыкнул,— если сумеешь, но для начала я хочу сказать тебе кое-что.— Он вновь ненадолго задумался.— Чтобы оживить Затха, им нужны Мелия и талисман. Так?

— Так,— кивнул жрец.

— Талисман у них есть,— продолжил варвар свою мысль,— но девушки нет, а это значит, что вся затея обречена на провал. Верно?

— Не совсем,— к удивлению киммерийца, возразил Мэгил.

— Значит, ты что-то скрыл от меня? — спросил Конан.

— Вовсе нет.— Мэгил сделал наивное лицо.— Просто они уверены, что Мелия у них в руках.

— Кром! — Конан поставил кубок на стол и наклонился к собеседнику.— Ты не мог бы объяснить, как это сможет заменить им живую девушку? Я перестаю понимать тебя.

— Это потому, что ты не даешь мне рта открыть!— воскликнул жрец.

— Что ж, говори,— милостиво разрешил киммериец, и Мэгил удовлетворенно кивнул.

— Наконец-то,— выдохнул он.— Так вот. Как я уже говорил, они думают, что девушка у них, и будут вести ритуал до конца.

— Пусть тешатся,— вновь не выдержал Конан,— что за беда?— Но бывший жрец молчал, словно уже сказал все, что было нужно, и северянин недоверчиво покосился на него.— Ты хочешь сказать…

— Я не знаю,— Мэгил покачал головой.— Но посуди сам, что должно или может произойти, когда обряд Пробуждения Спящего будет доведен до конца?

— Спящий проснется…— прошептал Конан.

— Так оно и будет,— кивнул жрец.

— Но ведь он не получит силу, о которой ты мне толковал и которой должен обладать живой бог, претендующий на что-то большее, чем правление этой затерянной в горах большой деревней!

Жрец покачал головой:

— Я думал так же, когда мы были в Шадизаре,— устало сказал он.— Теперь не знаю, что и думать! Быть может, жертвоприношение Мелии лишь некий ритуал предписанный, но вовсе не необходимый?

Конан посерьезнел, словно теперь лишь осознал непоправимость того, что должно случиться на исходе второго дня.

— Что заставляет тебя думать так?— спросил он уже другим тоном.

— Пирамида! — коротко ответил жрец.— Она наполнена силой, которой не было сначала. Я не знаю, откуда она взялась, но я чувствую ее!

— Люди!— Раздавшийся за спиной чей-то голос заставил обоих вздрогнуть.

— Что?— удивился Мэгил, но Конан уже видел по его глазам, что он сразу понял и поверил в это.

— Люди,— уже громче повторил Зул.— Жрецы высосали силы из людей. Я уже видел такое у себя на родине. Они принесли в жертву моего брата и многих других. Мне никогда не забыть этого барабанного боя. Я бежал сюда, чтобы избавиться от кошмара… И вот опять.— Судорожными глотками он осушил свой кубок.

— Он прав,— вмешался Акаяма.— Ты, Конан, не видел того, что здесь происходило. Впрочем, не в этом дело,— поправил он сам себя,— но все последние дни я ломал себе голову над вопросом, что случилось с людьми?

— А что с ними случилось?— Киммериец заинтересованно подался вперед.

— Ты помнишь, как они бесновались в первый день? — вместо ответа спросил Акаяма.— Ты еще сказал Тефилусу, что, если он сунется на площадь, они просто затопчут его вместе с его сотней и пятью сотнями Таргана? — Он вопросительно посмотрел на друга, и тот кивнул, соглашаясь.— Мы посчитали тогда, что этот ритуал призван подчинить волю толпы воле жрецов.

— Верно,— подтвердил киммериец,— именно так я думал тогда.

— Так вот, это не так,— сказал, наконец, Акаяма,— точнее, не совсем так. Ты наблюдал за ними два дня. Тебе ничто не показалось странным? Вспомни, как вели себя люди?

— Д-да,— согласился киммериец,— на второй день они вели себя немного тише,— он усмехнулся,— я подумал еще, что они просто выпили больше, чем в первый день, и слишком устали накануне.

— Верно,— удовлетворенно кивнул Акаяма, — и никто не обратил на это внимания, но чем дальше, тем все более вялыми они становились.

— И только сейчас ты понял, в чем дело! — скептически ухмыльнулся киммериец и насмешливо посмотрел на Мэгила.— А ты вдруг почувствовал исходящую от пирамиды силу! Прежде ее что, не было?

— Была, конечно, но как бы тебе объяснить…— Мэгил поморщился, подбирая подходящее слово.— Представь, что ты лежишь в воде, не в холодной и не в горячей. Ты не почувствуешь ее, пока не пошевелишься. Так и Сила. Я не ощущал ее, пока пирамида не пришла в движение, хотя подспудно и чувствовал, что постепенно напряжение нарастает.

— Тогда, как и ты, мы подумали,— вновь заговорил Акаяма,— что люди просто все больше устают.

— И все равно я не пойму,— Конан упрямо тряхнул черной гривой,— зачем им было с такой яростью биться за Мелию?!

— Не знаю.— Мэгил задумался, и некоторое время в комнате царило молчание, нарушаемое лишь потрескиванием огня в очаге. Потом он поднял голову и посмотрел киммерийцу в глаза.— Быть может, возродившаяся Памела должна была служить проводником силы Талисманами. Если так, это многое объясняет. Тогда причем здесь пирамидами — спросил он сам себя.

Конан, однако, с облегчением откинулся в кресле.

— Как бы там ни было, но для меня важно одно: без Мелии у них все равно ничего не выйдет.

— Как знать.

Бывший жрец пожал плечами, и киммериец нахмурился.

— Меня не покидает ощущение, что ты знаешь гораздо больше, чем говоришь,— изрек он, буравя Мэгила пристальным взглядом.

— Ты не прав!— поспешил заверить его жрец.— Просто теперь может произойти все что угодно.

— Вот ты и расскажи, что, на твой взгляд, может произойти,— предложил киммериец.

Мэгил устало вздохнул. Очень уж не хотелось ему отвечать на вопросы, ответов на которые он и сам не знал, но делать было нечего. Он поежился, словно ему предстоял прыжок в студеную воду, и на миг задумался.

— Они могут узнать о подмене и отказаться от своих планов — начал он перечислять варианты, начиная с самого желаемого, но менее вероятного.— Они могут так ничего и не узнать и пойти до конца, но, поскольку Мелия на свободе, у них ничего не получится. Но может случиться и другое: Затх оживет, но, не получив Силы, погибнет окончательно, или мы ему поможем умереть. А может и не погибнуть, а будет дожидаться новой возможности обрести Силу. А может, и сумеет каким-то образом овладеть ею сразу, но не в полной мере. Не знаю.

— Ну а сам-то ты к чему склоняешься? — спросил Конан со слабой надеждой услышать что-то такое, до чего не додумался сам.

Мэгил устало вздохнул:

— Не знаю.— Взгляд его рассеянно блуждал по комнате.— Но могу сказать наверняка, что накопленная в пирамиде Сила неизбежно найдет выход.

— Ты так уверен, что она действительно существует?

— А ты вспомни обилие детей на улицах, что так поразило нас в первый день! Судя по количеству пустующих зданий, население Сура-Зуда постоянно уменьшалось, но они заранее знали дату и позаботились о том, чтобы к нужному времени здесь оказалось как можно больше народа. Отсюда и похищение зуагирок и я думаю не только их. Им нужна была Сила, которую могли дать лишь молодые люди. Кстати, ты замтил, что на площадь не пускали ни детей, ни стариков, то есть тех, кто еще не накопил достаточно сил либо уже растратил их?— Он вопросительно посмотрел на киммерийца и, увидев удивление в его взгляде, удовлетворенно кивнул.— То-то и оно. Так что не сомневайся, Сила накоплена. Теперь она, так или иначе, найдет выход.

— Это слишком походит на правду, чтобы оказаться пустым вымыслом,— заговорил Зул.— Я думаю, и пленных увели туда неспроста.

— Конечно,— кивнул Мэгил,— сосуд ведь еще не полон.

— Сосуд?— удивился Конан.— Что еще за сосуд?

— Да пирамида.— Мэгил усмехнулся, весьма довольный собой: наконец-то ему удалось хоть чем-тот удивить невозмутимого варвара.— Я думаю, ритуал вовсе не так прост, как кажется, и цель его состоит не столько в запугивании Мелии, чтобы сделать ее податливой, но в гораздо большей степени в том, чтобы копить Силу. Похоже, ступени с площадками и таинственные руны на ее стенах — все это лишь часть колдовства, которое продолжает набирать силу, хотя и сейчас уже я не знаю, можно ли остановить его.

— И что ты собираешься делать? — хмуро спросил киммериец.

— Пока не знаю. Может, ты подскажешь что-нибудь? — спросил Мэгил, с надеждой посмотрев на варвара.

— Да разве ж я колдун? — удивился киммериец.— Или разбираюсь в колдовстве? — Конан раздраженно опрокинул в рот остатки вина и замолчал. Молчали и Зул с Акаямой. Наконец северянин не вытерпел и решился задать вопрос, который давно уже вертелся у него на языке:

— Послушай, Мэгил, а что ты вообще знаешь о Затхе? В Шадизаре я слышал, что в Йезуде, городе жрецов, нашел себе прибежище Затх — живой бог-паук. И вдруг Сура-Зуд — тайный город, надежно упрятанный на вершине плато, и Затх, ожидающий своего пробуждения, которого никто не называет богом-пауком, а величают Спящим? А может быть, они и вовсе не имеют отношения друг к другу?

Киммериец закончил говорить и уставился на друга в ожидании ответа, но тот не торопился.

— Было время,— начал, наконец, он,— когда я всерьез интересовался этим вопросом, но все, что сумел узнать, носило оттенок какого-то неправдоподобия, как, впрочем, и все истории, повествующие о далеком прошлом.

Конан усмехнулся:

— Ты мог бы всего этого и не говорить, ведь и сейчас у нас поводов для радости немного.

— Ну, хорошо.— Мэгил слегка, одними уголками губ, улыбнулся и, сцепив ладони, обхватил ими колено, откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в потолок.— Так вот, я слышал, что Затх — лишь полубог. Сын Сета и прекрасной, могущественной колдуньи Рогазы… Что ты смеешься, киммериец?

Он удивленно уставился на друга, но Конан хохотал и не мог остановиться. Мэгил терпеливо ждал, внимательно наблюдая за ним. Наконец, киммериец немного успокоился и, утирая слезящиеся от смеха глаза, произнес:

— Прекрасная Рогаза…— Он помотал головой, пытаясь прийти в себя.— Это не тот ли обтянутый жабьей шкурой скелет с отвисшими до пола грудями?

— Тут нет ничего смешного,— спокойно возразил бывший жрец, словно и не было этой долгой паузы в их разговоре,— она ведь не всегда была такой… Легенды гласят, что сам Сет долго домогался ее любви, но согласилась она на этот союз лишь после того, как пообещал он ей даровать божественность их будущему сыну.

— Ну и как?— вновь заинтересовался киммериец.

— Будучи наполовину смертным,— начал объяснять Мэгил,— он не мог родиться богом, хотя и получил при рождении огромную силу. Недостающую же часть должны были восполнить года.

— Как тебя понимать? — запротестовал киммериец.— Что все это означает? И как избыток прожитых лет может восполнить недостаток божественности?!

— Сет наделил сына почти всеми качествами, присущими богам,— терпеливо разъяснил Мэгил,— но чтобы стать равным отцу, Затх должен был бы получить его силу, что для самого Сета оказалось бы равносильно смерти. Поэтому силу он должен был накопить сам, Он был невероятно силен, но недостаток сил все-таки сказывался,— на миг Мэгил задумался, словно воскрешая что-то в памяти,— например в том, что он был привязан к своему телу, хотя и мог покидать его на неограниченный срок и занимать любое приглянувшееся. Но он не мог изменять его! Это очень существенная разница. Короче, он набирался сил, крадя их у людей, но все равно для этого требовались долгие годы. Затх же не хотел ждать. Сила его росла столь стремительно, что это всерьез встревожило Митру, и он, не рискуя открыто напасть на Затха, поручил своим слугам обуздать его.

— И это удалось,— задумчиво, ни на кого не глядя, проговорил Конан.

— Да, это удалось,— согласился Мэгил,— хотя и с большим трудом. В один из дней тело Затха так и не проснулось, и, когда встревоженная странно долгим сном сына Рогаза воззвала к Сету, выяснилась правда, но предпринять что-либо было уже невозможно. Как ни грозила ему колдунья разрывом, но и Отец Тьмы оказался бессилен что-либо немедленно изменить. Он лишь сумел продлить ее жизнь, чтобы могла она увидеть пробуждение своего сына, а если повезет, то и обрести вторую молодость.— Мэгил закончил рассказ и посмотрел на киммерийца.— Ты понял теперь? Ведьма старше этого города!

— Плевать я хотел на ведьму,— лаконично отозвался варвар. — Я понял, откуда пирамида.

— Да, — кивнул Мэгил. — Это творение Сета.

— И все-таки, — Конан упорно возвращался к своему,— что ты скажешь о Затхе, живущем в Йезуде? Сурия говорила, что это лишь кукла Рогазы.

— Может быть, и так,— жрец равнодушно пожал плечами,— хотя, должен сказать, меня это совершенно не интересует.

— Зато интересует меня!

— Я уже догадался,— усмехнулся Мэгил,— не пойму лишь, почему?

— Все очень просто,— объяснил киммериец, впиваясь крепкими зубами в сочный кусок мяса.— Колдунья, которая сумела сотворить куклу, играющую роль живого бога-паука, способного к тому же творить кое-какие чудеса, должна быть не просто сильна.

Жрец повел плечом. Не очень-то хотелось ему признаваться в этом, но довод киммерийца оказался весьма серьезен. Он задумался.

— Жаль, что мы не проверили этого еще в Шадизаре.

— Интересно, как?— усмехнулся киммериец.

— Достаточно сравнить сроки, и все стало бы понятно.

— Разве ты знаешь, когда был основан Сура-Зуд?— насмешливо перебил его киммериец, и Мэгил осекся.

Вновь какое-то время все молчали, пока Акаяма не заговорил:

— Слышал я, что некоторые пиктские шаманы умеют обращать людей в зверье.

— У нас это тоже не редкость,— вмешался в разговор Зул.

— Именно к этому я и веду,— подытожил Конан,— что, если мы сунемся туда, нас просто обратят во чтото непотребное, и конец тогда честолюбивым планам Митры.

— Я обещаю подумать об этом.— Мэгил упрямо поджал губы, не желая обсуждать вопросы, касающиеся Подателя Жизни.

— Подумай, друг,— сказал Конан мягко, почти ласково,— хорошенько подумай, и не только об этом.

— О чем же еще? — встревожился жрец.

— Подумай о силе Рогазы,— начал перечислять киммериец,— о силе Харага, которую мы испытал на себе еще в Шадизаре. Поразмышляй о Рамсисе. Мне отчего-то пришло в голову, что он не зря объявился в Заморе именно сейчас. Я не удивлюсь, если узнаю, что Хараг привез сюда и стигийца. Подумай о Сурии, которая может вырваться из плена, и о страже, наверняка готовящейся встретить нас в Черном Замке. А главное, подумай о том, чего мы еще не знаем!

— Так ты поможешь мне!— воскликнул жрец.

— Я очень хотел бы,— усмехнулся Конан,— но если бы не Милла…

— Но Конан! — воскликнул Жрец.— Подумай, что значит жизнь одного человека по сравнению с судьбами мира?!

— По сравнению с волей Митры, ты хотел сказать,— поправил его Конан.— Признаюсь, что нежные ручки Миллы мне дороже.

— И весь ты в этом!— Мэгил негодующе всплеснул руками.

— Верно! — со смехом согласился киммериец.

— Так, значит, нет?— Жрец нахмурился и покачал головой.

— Ну почему же?— удивился киммериец.— Ты разве не понял меня? Я пойду с тобой, но лишь до тех пор, пока нам будет по пути.

— Вот и прекрасно!— обрадовался Мэгил.— Ну а вы?— обратился он к Зулу и Акаяме.

— Я с тобой,— без колебаний ответил негр,— а ты? — обернулся он к Акаяме.

— Сдается мне, что на этот раз придется вам обойтись без меня,— с хмурым видом ответил здоровяк и тяжело вздохнул,— слишком высоки стены Черного Замка.

Мэгил так явно обрадовался, что киммериец поспешил остудить его пыл.

— Хватит ликовать,— усмехнулся он,— пойдем лучше посмотрим, как нам пробраться в Черный Замок.

— В чем отправимся? — деловито осведомился жрец, от уныния которого не осталось и следа.

— Я думаю, одеяние младшего жреца будет в самый раз, — подумав, объявил Конан.

Никто не стал с ним спорить. Они быстро обрядились в балахоны, к которым так и не успели привыкнуть. Конан в последний раз проверил оружие и, убедившись, что поблизости никого нет, четверо осторожно вышли из дома. Они не рискнули идти по главной улице, по которой полдня назад унесли чудовищную пирамиду, а предпочли передвигаться боковой узкой улочкой, где в любой миг можно было укрыться от любопытных глаз в одном из многочисленных переулков или нырнуть в любой из пустующих домов.

Чем дальше, тем больше дорога шла под уклон, и, не будь улочка так узка и извилиста, они наверняка давно уже увидели бы стены Черного Замка. Вскоре спуск стал более пологим, но они приблизились к окраине Сура-Зуда настолько, что горы над крышами маячивших впереди домов стали расти заметно быстрее. Сумерки понемногу опускалась на город, небо стало синее и глубже, и Конан пожалел, что они не вышли из дома раньше.

Они обогнули невысокий уютный домик с красной черепичной крышей и неожиданно оказались посреди обширного пустого пространства, в обе стороны протянувшегося вдоль провала. Со стороны города оно было ограничено не слишком ровным рядом домов, а с другой — лишь низким парапетом, ограждавшим пропасть. Людей не было видно вообще.

Черный Замок высился на противоположной стороне. Конан отметил про себя, что это было относительно небольшое по площади сооружение, возведенное на естественной платформе. Крепостные стены высотой более пяти ростов киммерийца до половины скрывали собой дворец, состоявший из набора разных по высоте круглых башен. Огромные, запертые наглухо ворота преграждали путь внутрь крепости. Разводной мост был поднят. Впечатление чудовищной силы и мрачного величия исходило от стен и башен, и чем больше люди вглядывались в нее, тем глубже проникало в их души ощущение собственного бессилия, а их планы поколебать эту твердыню и вовсе казались абсурдом.

Конан посмотрел на своих друзей:

— Что приуныли?

— Нам туда никогда не попасть.— Мэгил грустно покачал головой.

— Мне странно это слышать,— киммериец пожал плечами,— ты и прежде знал, что у тебя нет крыльев, но упорно твердил, что должен это сделать! Что изменилось?

— Я увидел все сам,— ответил жрец, виновато опуская глаза.

— Понятно.— Конан зло ударил кулаком по парапету, и, к удивлению его, злость вдруг улетучилась. Он усмехнулся.— На мой взгляд, ты слишком впечатлителен. Пойдем-ка обратно, а по дороге постарайся забыть о том, что видел.

Зул и Акаяма переглянулись, но ничего не сказали. Все четверо отправились обратно. Быстро темнело, и кривые улочки в сгустившихся сумерках выглядели зловеще, но четверо в жреческих балахонах не смотрели по сторонам. Мысли их и без того были невеселыми, а настроение мрачным, так что разговор не клеился, и шли они молча. Наконец входная дверь за ними закрылась, тяжелый засов встал на место, Акаяма подкинул дров в угасающее пламя очага, а когда обернулся, остальные уже сидели на прежних местах, словно и не покидали их.

Их было двое, беседовавших в большой неправильной формы комнате, напоминавшей вытянутый к центру башни треугольник со скругленными углами. Комната располагалась на самом верху высочайшей из башен Черного Замка, называвшейся Сторожевой. Почему она так называлась, знала, наверное, только Рогаза. Хараг же считал, что название свое она получила как самая высокая из пяти башен дворца. К тому же комната, в которой они сейчас находились, была одной из немногих имевших окно, обращенное к Сура-Зуду.

— Ну, так как, повелительница? — Хараг сделал небольшую паузу и нехотя взглянул на старую ведьму.— Я тебя убедил?

— Ты продолжаешь настаивать на том, что Сурия ошибалась? — проскрипела та. Взгляд старой карги было выдержать нелегко. Ее маленькие глазки буравили душу, вгрызались в мозг, словно пытались прочесть самые затаенные мысли. Иногда жрецу казалось, что не только пытались, но и читали. Он терпел, сколько мог, и теперь ему требовался отдых. Хараг прикрыл глаза и два долгих удара сердца сидел молча, пытаясь успокоиться.

— На чем основана твоя уверенность? — проскрипела старая карга, не сводя с него испытующего взгляда.

Хараг вновь задумался. Что он мог ей сказать? Ни одного факта, говорившего в его пользу, у него в запасе не было, лишь цепь понятных только ему рассуждений, да интуиция, да неприязнь. А Рогаза умна и проницательна. Жрец знал: как только он попытается слукавить, подкрепив свою позицию хорошей выдумкой, она сразу почувствует фальшь. Он посмотрел на колдунью.

— К сожалению, я не могу так просто убедить тебя, у меня не было времени собирать доказательства,— осторожно начал он, тщательно взвешивая каждое слово,— но если ты выслушаешь меня, то, быть может, оценишь цепь моих рассуждений, и это убедит тебя.

— Что ж, говори,— неожиданно мягко разрешила она,— а я посижу да послушаю и постараюсь ничего не упустить.

И Хараг, ободренный такой удачей, собрался с духом.

— Я не верю, что такой человек, как Конан,— медленно заговорил он,— неважно, по каким мотивам, перейдет на нашу сторону.— Он немного помолчал, выжидательно глядя на колдунью, и, когда та кивнула, продолжил.— Теперь о том, почему я в этом уверен. Конан — варвар, киммериец. Он могуч телом и необычайно силен духом, а ты знаешь, что такие люди не ломаются ни перед чем и ни перед кем.

— Это верно,— задумчиво проскрипела она,— но, быть может, ему и не пришлось ломать себя?

Глаза старой ведьмы были закрыты, и Хараг подумал, что необычайно странно видеть, как череп древней мумии, каким-то чудом сохранивший в себе мощный мозг, вдруг задвигал челюстью, чтобы выговорить связную фразу.

— Совершенно естественная мысль,— согласился он,— но я позволю себе заметить, что этот человек обладает обостренным чувством долга и своеобразной чести.

— Такие качества не редкость среди варваров,— кивнула старуха,— и порождены, бывают, как правило, недостатком ума, хотя многие из них при этом умудряются оставаться изрядными хитрецами. И все-таки хитрости их человеку, действительно умному, видны как на ладони.

— Верно,— удовлетворенно кивнул Хараг,— у меня самого поначалу создалось о нем именно такое впечатление, и должен признаться, что впечатление это не было ложным.

— Почему же ты не веришь, что Сурия сумела подобрать к нему ключик? — Ведьма вдруг открыла глаза и в упор посмотрела на Харага, впервые проявив интерес к беседе.— Она искусна в таких делах.

— Потому что твое впечатление было верным, но неполным,— со значением ответил жрец.

— Что же я упустила?

— Он хитер, да,— с удовольствием объяснил Xapaг,— но и умен тоже.

— Умен?— Кожа на черепе мумии собралась в складку.— Пожалуй, это действительно странно для варвара.

— Быть может, не так странно,— вновь заговорил Хараг,— если ты припомнишь, что киммерийцы — дальние потомки атлантов.

При этих словах ведьма вздрогнула и пристально посмотрела на него.

— Хм-м. Впрочем, атланты ведь тоже были варварами, да не в этом дело.— Она задумчиво пошамкала губами.— У умных, сильных и гордых, как он, большие амбиции… Чего он добивается?

— Ничего,— широко улыбнулся жрец.— Еще в пятнадцать лет он был гладиатором в Халоге, но бежал. Сейчас ему нет и двадцати, а он уже стал лучшим вором Шадизара и Аренджуна, и это сразу надоело ему. Теперь он хочет стать наемником. Он просто идет по жизни.

— Так не бывает,— проскрипела старая карга.— Такой, как он, никогда не затеряется в жизненном водовороте.— Она задумчиво поскребла подбородок костлявой, словно позаимствованной у скелета, рукой.— И он всегда, пусть даже бессознательно, будет рваться наверх.

— Наверно, ты права, повелительница, только нам от этого нет проку.

— Как знать, как знать,— проскрипела она,— быть может, и есть.

— Что ты имеешь в виду, повелительница? — не понял Хараг.

— Если мы дадим ему то, к чему, пока неосознанно, стремится его натура,— объяснила она,— он может оказаться нам весьма полезным.

Она задумчиво посмотрела в сторону окна и на мгновение напряглась, словно учуяв что-то.

— Когда Спящий проснется, он будет нам ни к чему!— произнес жрец излишне поспешно именно то, что произносить ему как раз и не стоило.

— Он будет нужен даже тогда!— резко ответила она, и глаза ее, казавшиеся огромными на зловещем черепе, недобро полыхнули темным пламенем.— Бог лишь направляет усилия своих приверженцев, и незавидна его участь, если они глупы, слабы и ни на что не годятся! Запомни это, глупец!

— Я не глупец,— проклиная свою несдержанность, возразил Хараг, внешне остававшийся совершенно спокойным,— и я согласен с тем, что ты сказала,— он внимательно посмотрел колдунье в глаза, что стоило ему немалого труда,— но дело в том, что Конан никогда не согласится служить нам, о чем бы ни говорила тебе Сурия.

— Это почему? — прошамкала старуха, подозрительно уставившись на него.

— Потому,— стараясь говорить как можно убедительнее, ответил он,— что проклятый варвар никогда не станет служить тому, что считает злом!

— Ха-ха-ха! — проскрипела Рогаза.— Ты ведь должен знать, что все в мире относительно. Впусти Зло в сердце,— мечтательно заговорила она,— почувствуй душой его притягательность и силу, ощути его пьянящий аромат, и тут же Добро станет Злом, потому что противится велениям твоей души! Так что вопрос о Добре и Зле — лишь тема для философского спора.— Она устало прикрыла глаза.

— Верно,— неожиданно для нее согласился Хараг,— именно поэтому Конан и не пойдет за нами.— И, видя удивление на лице старой колдуньи, пояснил: — Он-то не философ, и ему плевать на твои доводы, какими бы убедительными они ни были. Такие, как он, так просто не меняют своих взглядов.

— Я не сказала, что это просто,— зло оборвала его старуха,— но вода камень точит.

Мальчишка! Учить ее вздумал! Ну, ничего, она ему мозги прочистит!

— Верно, но у нас нет столько времени.

Старуха уже успокоилась, но Хараг так и не почувствовал этого, равно как и предшествовавшей вспышки.

— Скоро у нас будет сколько угодно времени,— миролюбиво проскрипела она.

— Лишь через два дня,— уточнил Хараг, словно она и сама не знала этого.— Но до тех пор он единственный, кто способен сделать так, чтобы желанный миг никогда не наступил!

— Ты думаешь, он здесь еще?— удивилась ведьма.— Этот варвар?— уточнила она.— Я была уверена, что он бежал, когда попытка выкрасть Мелию не удалась. Признаюсь, нам повезло тогда, что у надсмотрщиков не оказалось ключей от заговоренных кандалов и зуагиры вывезли лишь пленных девушек.

— Я уверен, что уехали лишь зуагиры,— зловещим шепотом проговорил жрец.— Конан поклялся освободить девушку и никуда не уйдет, пока не сделает этого либо не узнает, что она мертва. Но если это ему удастся…

Она взмахнула костлявой рукой, приказывая ему замолчать, и он покорно откинулся в кресле, давая ей возможность обдумать создавшееся положение. Она сидела, прикрыв веками глаза, и в самом деле неотличимая теперь от высохшей века назад мумии, и Хараг смотрел на нее со странной смесью восторга и отвращения. В мозгу его словно сами собой всплыли картины далекого прошлого. Славного прошлого, которого он не мог видеть. Времен, когда Ахерон только еще вступил в пору своего величия. Какое это было время!

— Да, ты прав, это было славное время,— произнесла старая колдунья, и скрипучий ее голос заставил Харага вздрогнуть,— я тогда была молода и прекрасна, как никто из смертных женщин…— произнесла она, и в голосе ее было столько тоски о былом, что жрец не посмел расхохотаться.

И вдруг он испугался: да как же она сумела?..

— Ты удивлен, я вижу?— Она усмехнулась.— Поверь, не стоит.— Она вновь задумалась, но странные видения уже не смущали ум жреца.— Так, значит, ты считаешь, что Конан все еще здесь, в Сура-Зуде?

— Да, повелительница,— смиренно потупился он, но тут же продолжил: — И я не понимаю, что смущает тебя, ведь срок, что испросила Сурия, истек еще в полдень.

— Да, это так,— задумчиво согласилась колдунья, и если бы я была уверена, что он еще здесь…

— Однако, ты вняла моему совету,— напомнил жрец,— и укрыла святыню за стенами Черного Замка. Почему?

— Потому что боги помогают лишь тем, кто уповает не только на них, но и сам способен позаботиться о себе! — наставительным тоном произнесла она.

— Ты права,— поспешил согласиться он,— это был неумный вопрос.

— Хорошо, что ты умеешь признавать свои ошибки,— одобрительно кивнула старуха.

В это мгновение в дверь постучали.

— Входи, кто бы ты ни был! — пронзительно взвизгнула ведьма.

Стражник вошел и тут же замер в поклоне.

— Прошу прощения, повелительница, но господин велел мне наблюдать за парапетом, и как раз сейчас там появились четверо.

— На закате! — воскликнул Хараг.— Я так и думал! Отвори окно!

«Значит, я не ошиблась,— подумала ведьма,— То была не случайность — я действительно почуяла его!» Однако вслух она ничего не сказала, краем глаза наблюдая, как легким шагом стражник пересек комнату и отворил высокое, узкое окно, украшенное затейливым витражом. Сухой, теплый воздух ворвался внутрь, и жрец встал:

— Ты можешь идти!

Он жестом отпустил своего слугу, и тот, пятясь, вышел вон. Не подходя к окну, Хараг выглянул наружу и, довольный, обернулся к колдунье.

— Можешь убедиться, повелительница.

Она поднялась, опираясь на крысиную голову, венчающую ее посох, и вставленные в глазницы черепки камни сверкнули красными огоньками. Копытце гулко зацокало по камню, и старуха подошла к окну.

— Да, я вижу четверых,— кивнула она.— Трое из них просто великаны, зато четвертый кажется жалким Коротышкой.

— Этот четвертый — Мэгил,— со значением молвил жрец.

— Мэгил, Мэгил,— задумчиво повторяла она, перебирая в памяти разных людей, прикидывая, кому бы из них подошло это имя. Что-то смутно знакомое не давало ей успокоиться, не желая в то же время всплывать на поверхность бездонного озера ее памяти, и это тревожило.— Мэгил, Мэгил,— продолжала повторять она, словно пробуя имя на вкус, и вкус этот тоже не нравился ей. От имени словно веяло могильным холодом.— Странное созвучие, — прокаркала она, наконец,— Мэгил — могила.

— Так оно и есть,— кивнул Хараг, соглашаясь,— он Могильщик Митры, вернее, один из них, и немало уже людей приняло смерть от его руки.

— Так вот почему я не смогла сама припомнить!— воскликнула старая карга.— Он стар и, видно, хорошо знает свое дело, раз Солнцеликий отмерил ему третий срок!

— Вот как! — удивился Хараг.— Я этого не знал.

— Хорошо, что ты указал мне на него,— задумчиво произнесла ведьма.— Ну, а остальные трое? — спросила она.— Они выглядят просто гигантами! Вон тот, с глазами синими, как горные озера, настолько синими, что свет их пробивается аж из-под капюшона, я понимаю, и есть Конан?!

— Да, повелительница,— кивнул жрец.— Проклятый киммериец!

— Хм, теперь я понимаю Сурию.— Она усмехнулась, но тут же вновь посерьезнела.— Один из них черен, как южная ночь. Это видно даже через одежду!

— Это Зул,— назвал негра по имени Хараг.— Родина его лежит далеко на юге от Стигии, и силен он почти так же, как киммериец.

— Но все-таки не настолько,— поправила его колдунья, усмехаясь.

— О, да! — мгновенно согласился жрец.

— Третий из них почти так же велик в объеме, как в росте,— дала она свою характеристику Тушке.

— Его зовут Акаяма,— вновь заговорил жрец.— О нем говорят, что по пути в Замору пересек он Кхитай, Вендию, Туран, но что за земли лежат в тех краях, мне не ведомо. Однако силен он неимоверно. Мои люди видели, как он в одиночку раскидал тридцать опытных воинов Бруна из числа тех, что охраняли Мелию в доме Тефилуса. Причем сделал он это шутя, пользуясь лишь тупым концом копья и никого при том не покалечив!

— Значит, три могучих бойца и Могильщик Солнцеликого…— Колдунья озабоченно покачала головой: что ни говори, это большая сила.

— Так что ты об этом скажешь теперь? — спросил Хараг, весьма довольный собой.

— Ты прав,— отозвалась Рогаза,— их нужно остановить.

Харагу с трудом удавалось скрыть ликование: наконец-то он добился своего, и проклятому варвару придет конец!

— Как ты сделаешь это? — спросил он, с трудом уняв дрожь в голосе.

Она задумчиво посмотрела на него и вдруг улыбнулась, словно решив для себя что-то важное.

— Не беспокойся,— прошамкала она, хихикая,— от меня ему не уйти. Впрочем, если хочешь посмотреть, как это будет, ступай за мной.

Сказав это, она развернулась, вышла из комнаты и быстро зашагала прочь, Ее отвратительный посох бодро цокал по камню коридоров, а сзади неслышно поспешал жрец, удивляясь про себя резвости ведьмы, которой на вид было никак не меньше десятка веков.

Хараг совсем не знал Черного Замка. Лишь считанные разы бывал он здесь, в резиденции Рогазы, хотя Сура-Зуд посещал часто. Обычно его принимали во дворце, на центральной площади, где проводились все торжества и церемонии. Поэтому теперь он жадно оглядывался по сторонам, стараясь увидеть как можно больше.

Сперва они долго спускались по винтовой лестнице, пока не очутились в мрачном подземелье. Где-то в темноте капала вода, хотя воздух был сухим и на удивление свежим. Теперь они шли длинным коридором, постоянно забиравшим влево. На стенах оказалось великое множество барельефов, рассмотреть которые ему так и не удалось, потому что шли они быстро, а освещение было скудным.

Вскоре Харагу начало казаться, что стены просто состоят из них, но единственным, что он, к удивлению своему, успел заметить, было почти полное отсутствие пауков. Лишь змеи наполняли это помещение. Каменные и бронзовые. Но были здесь и необычные змеи, каких ему прежде никогда не приходилось видеть. Они держали в пасти свой хвост, и тело при этом было причудливо изогнуто. Хараг даже остановился, чтобы получше рассмотреть одну из таких фигур, но Рогаза недовольно одернула его, и он заторопился дальше. И еще его поразило отсутствие стражи в этом странном месте.

Рогаза, шагавшая впереди, на ходу достала ключ и отперла одну из низких дверей, которыми изобиловал коридор. На двери этой жрец заметил бронзовый барельеф: два змея, переплетенных в некоем призрачном танце.

Следом за Рогазой, Xapaг шагнул внутрь освещенной мягким светом масляных ламп комнаты и замер от неожиданности. Чего здесь только не было! Чучела, статуэтки, бюсты и изваяния всевозможных форм и размеров лежали и стояли на бесчисленных полках, стеллажах и в нишах.

— Я никогда не бывал здесь,— потрясенный увиденным, высказал он отнюдь не самую умную из своих мыслей.

Ведьма противно захихикала:

— Хе-хе-хе! Только я могу войти сюда!— радостно сообщила она и тут же пристально посмотрела ему в глаза.— Мне кажется, ты очень не любишь варвара, жрец.

Не выдержав ее взгляда, он невольно опустил глаза, и ему показалось, что две кровавые капли в глазницах крысиного черепа на посохе колдуньи зловеще сверкнули.

— Я его ненавижу! — с удивлением услышал он собственный голос.

— Наверное, ты был бы рад своими руками разделаться с ним? — запела ведьма, явно наслаждаясь игрой, смысл которой был ясен пока лишь ей одной.

«Не-ет!»— хотелось крикнуть ему, но вместо этого он вновь услышал собственный голос, говоривший совсем иное, и волосы у него на голове от страха зашевелились.

— Я хотел бы разорвать его в клочья и сожрать его сердце! — услышал он и с ужасом понял, что так оно и есть.— Дозволь мне расправиться с ним!

— Тебе повезло, жрец,— вновь рассмеялась она.— Я подарю тебе эту восхитительную возможность. Возьми статуэтку!

И она указала на маленькую фигурку в сером жреческом одеянии, которая удивительно походила на крысу, вставшую на задние лапы. Откуда-то он знал, что ни в коем случае не должен касаться ее, и, тем не менее, почувствовал, как рука сама собой поднимается и тянется к зловещему идолу. Он ощутил ее холодную тяжесть, и тут же тело его словно налилось свинцом, а холод принялся терзать плоть. Сам же уродец будто врос в ладонь, став с ней единым целым. Это ощущение длилось лишь краткий миг, а потом он увидел вдруг, как статуэтка начала стремительно уменьшаться. Она становилась все меньше и меньше, и он хотел тряхнуть головой, чтобы избавиться от наваждения, но не смог.

Омерзительно хихикая, ведьма ходила вокруг, заглядывала ему в глаза, причмокивала беззубым ртом, восхищенно качала головой, трогала костлявой рукой, вслух удивляясь каменной твердости его тела.

В это мгновение его настиг первый приступ боли. Он почувствовал, как кто-то невидимый, но безжалостный вырывает ногти из пальцев его рук и ног. Крик ужаса застрял у него в горле. Он скосил глаза вниз и увидел, как быстро затягиваются кровавые ранки на пальцах, с которых в пыль под ногами успело упасть лишь несколько рубиновых капель, и тут же новый приступ боли заставил его зайтись в беззвучном вопле, когда из кончиков пальцев, раздирая плоть, полезли наружу когти.

Подвывая от восторга, Рогаза смеялась и топала ногами, крутилась волчком, заходилась в безумном смехе, а фигурка, стоявшая на ладони замершего человека, все уменьшалась и уменьшалась. Вот она стала уже размером с ноготь мизинца, и в Хараге не осталось ничего человеческого. Но это было только началом. Два первых приступа боли прошли сравнительно быстро, уступив место третьему. «Последний!» — выкрикнула со смехом Рогаза, умолчав о том, что этот последний будет бесконечным. Сперва понемногу, почти незаметно, а потом все стремительнее челюсти человека начали вытягиваться вперед, в то время как глаза стали смещаться к ушам. Переносица поднялась, уши поползли вверх и заострились.

— Красавец, красавец,— ворковала старая ведьма.

Хараг почувствовал, как костяк его начал ломаться внутри тела, с отвратительным хрустом плечи сузились и опустились вниз, позвоночник, треща, изогнулся покатым горбом, руки стали тоньше и гораздо длиннее. И боль… Море, океан боли!

«Как же так — хотел крикнуть он.— Этого не может быть!» Но ни звука не вырвалось из его крысиной пасти. И вдруг боль начала стихать, уступив место ощущению несокрушимой мощи, влившейся в тело. Он с удивлением обнаружил, что все еще жив.

— Всё,— неожиданно услышал он скрипучий голос старухи,— теперь ты сможешь исполнить свою мечту! Тебе нечего бояться! Ни одно оружие не причинит тебе вреда! Но помни: чтобы стать прежним, ты должен убить киммерийца и до рассвета вернуться назад или навсегда обратишься в камень! — Она заковыляла наружу и на пороге обернулась:— Идем же!

Ни ярости, ни злости, ни страха, ни даже только что терзавшей его боли — ничего этого он больше не чувствовал. Одно лишь желание убивать — иных чувств у него не осталось.

— Ты ведь мечтал убить киммерийца?— услышал он из-за двери голос старухи, о существовании которой уже забыл.— Теперь ты сможешь сделать это даже голыми руками. Вперед же, мой воин!

Они пошли назад. Хараг стал похож на огромную крысу, облаченную в жреческий хитон. Капюшон, откинутый на спину, открывал уродливую голову огромного хищника, особенно отвратительную оттого, что в ней явно угадывались человеческие черты.

— Накинь капюшон на голову,— проскрипела старуха,— люди еще не готовы видеть тебя.

Не замедляя шага, он просто махнул необыкновенно длинной рукой, и ткань, затрещав, накрыла голову, укутав уродливое лицо густой, непроницаемой для взгляда тенью.

Старуха семенила впереди, бодро отстукивая шаги копытцем посоха, и стражник, повстречавшийся ей только у парадного входа, молча отворил дверь и посторонился. Они вышли из цитадели, прошли по двору, на три четверти занятому вновь упокоившейся на своем месте пирамидой, и остановились лишь между двумя огромными башнями возле поднятого моста.

Ведьма не сказала ни слова, лишь взмахнула рукой. Глубоко в недрах скалы зарокотал механизм подъемника, и мост начал медленно опускаться. Одновременно стражник, стоявший на верхней площадке левой башни, подал сигнал, и вторая половинка моста тоже пришла в движение. Наконец половинки со скрежетом сомкнулись.

— Иди,— скомандовала старуха,— но помни: я жду тебя до рассвета.

Серая фигура двинулась вперед, словно только и ожидала этого приказа. Стремительно надвигавшаяся темнота быстро поглотила зловещую фигуру, но глаза ведьмы еще долго различали серый силуэт. Лишь когда горбатая спина затерялась среди узких улочек, Рогаза обернулась к стражнику.

— Мост развести лишь с первыми лучами солнца,— приказала она и отправилась прочь.

— Будет исполнено, госпожа,— ответил он в темноту и замер.

— Так что будем делать? — в который уже раз в этот вечер задал вопрос Мэгил.

— По-моему, спать уже пора,— ответил Зул, смачно зевая.

— Ты поосторожнее, челюсть вывихнешь,— посоветовал ему Конан и уставился в усыпанное звездами небо. Рыжеватый диск луны висел почти прямо над головой.— Скоро полнолуние,— задумчиво произнес варвар.

— Нам бы только попасть внутрь, — словно отвечая на его невысказанные мысли, мечтательно произнес жрец, и северянин усмехнулся.

— В Черный Замок мы попадем, так или иначе,— устало отвелил он,— вовсе не это меня заботит.

Мэгил резко выпрямился:

— Каким образом?

— Пока не знаю,— равнодушно пожал плечами киммериец.

— А-а-а…— разочарованно протянул жрец,— а то я уж подумал…

— Кром! — вспылил Конан.— Ты так говоришь, как будто, попади ты внутрь, и все наши проблемы решены!

— Ну-у,— помялся жрец.

— Я же тебе сказал,— вновь повторил Конан,— что внутрь мы как-нибудь да попадем!

— Но как? — упрямо повторил жрец.

— Да хотя бы тем путем, что когда-то перенесли туда груду камня, из которого сложили Черный Замок! — отрезал варвар.

— Но колдовство древних…— начал, было, жрец, и Конан досадливо поморщился.

— Брось! Труд рабов гораздо дешевле!— снисходительно объяснил он, удивляясь про себя, как можно не понимать такой ерунды.— Вот увидишь, найдется где-нибудь тропа или остатки тропы, по которой люди без всякого колдовства таскали на своих спинах каменные глыбы.

— Может, ты и прав,— почесал в затылке жрец,— но если такая тропа и существует, на поиски ее нужно время, а у нас его нет.

— Нет и не надо.— Конан широко зевнул.— Интересно, где Фан?

Конан встал и посмотрел в черное небо, словно и впрямь надеялся заметить в густой листве деревьев затаившуюся птицу, и Мэгил выругал себя: как он-то сам мог позволить себе забыть о ручном соколе с душой человека?

Словно в ответ на зов, послышался шум крыльев, и сокол камнем упал сверху, зависнув над самым плечом киммерийца.

— Нет! Нет!— закричал тот.— Вот сюда, а то от твоих пожатий остаются шрамы!

Он похлопал ладонью по спинке скамейки, и жрец понял, что Конан, оказывается, находил время и для общения с птицей. Правда, когда это могло происходить, он даже не представлял.

— Слетай-ка ты завтра к этому Нергалову колодцу, дружок, и отыщи путь, который привел бы нас к Черному Замку. Да смотри, не попадись кому-нибудь на глаза.

Пока Конан говорил, Фан смотрел ему в глаза, а потом кивнул, и было в этом вполне человеческом движении что-то такое, что заставило болезненно сжаться сердце жреца.

— Там наши люди,— объяснял Конан,— полторы сотни человек, и, если мы не поможем, всех их ожидает участь пострашнее твоей.

Откуда-то издалека, ослабленный расстоянием, донесся непонятный рокот.

— Мост опускают,— тут же ответил варвар на невысказаный вопрос Мэгила.— Не нравится мне это.

— Нергал с ними,— отозвался Зул, зевая.

— Смотри, не вывернись наизнанку,— предостерег его киммериец,— что тогда делать станешь?

И Акаяма, только что последовавший заразительному примеру друга, едва не откусил себе язык, когда необъятное тело затряслось от хохота.

— Все!— Северянин вскочил.— Пошли отсюда, пока все от безделья не перекалечились!

— Куда это ты собрался? — встревожился Мэгил.

— Вставайте, сони! — прикрикнул он на Акаяму с Зулом и обернулся к жрецу: — Может быть, для тебя и не вопрос, что ты станешь делать, когда проберешься внутрь, но я не желаю соваться неизвестно куда, не представляя, что меня ждет там.

— И что ты собираешься делать? — поинтересовался жрец.

— Сейчас полночь. Все давно спят,— просто ответил киммериец и окинул друзей взглядом, пытаясь оценить, кто из них на что способен.— Я собираюсь пробраться во дворец и из первого же попавшегося жреца выбить все, что он знает о Черном Замке.

— Я с тобой! И я! — вскричали Зул с Акаямой, и сонливость мгновенно слетела с обоих.

— Одних я вас не оставлю! — заявил Мэгил, становясь рядом с ними, и требовательно посмотрел на киммерийца.

— А я бы без тебя и не пошел,— ухмыльнулся Конан.— Вдруг встретится что-то такое, чего я почувствовать не смогу?

Жрец так и не понял, шутит он или говорит всерьез. Фан едва шевельнулся на своей перекладине, но северянин мгновенно повернулся к нему лицом и погрозил пальцем:

— А тебе завтра рано вставать!