На следующее утро ровно в шесть тридцать Гамаша разбудил стук в дверь.
– Merci, patron, – откликнулся он, сбросил с себя одеяло и опасливо прошел по холодной комнате, чтобы закрыть окно.
Приняв душ, Гамаш вместе с Анри спустился по лестнице на запах горячего кофе и бекона, копченного в кленовом соке. В камине плясал и потрескивал огонь.
– Одно яйцо или два, patron? – спросил Габри.
Гамаш заглянул в кухню:
– Два, пожалуйста. Спасибо вам за сэндвичи. – Он поставил тарелку и чашку в раковину. – Они были великолепны.
– Хорошо спали? – спросил Габри, отрываясь от процесса распределения кусочков бекона по сковородке.
– Отлично.
И он не преувеличивал. Впервые за долгое время ему удалось заснуть глубоким, спокойным сном.
– Завтрак будет готов через несколько минут, – сказал Габри.
– Я сейчас вернусь.
У дверей Гамаш столкнулся с Оливье, и они обнялись.
– Я слышал о вашем приезде, – сказал Оливье, пока они оба надевали ботинки.
Выпрямившись, Оливье помедлил.
– Габри сообщил мне о Констанс. Какой ужас. Сердце?
Гамаш не ответил, и Оливье широко распахнул глаза, пытаясь осмыслить ужас того, о чем говорило мрачное лицо старшего инспектора.
– Невозможно, – прошептал он. – Неужели ее убили?
– К несчастью.
– Боже мой. – Оливье покачал головой. – Долбаный город.
– Стеклянные дома, месье? – кротко спросил Гамаш.
Оливье поджал губы и последовал за Гамашем на крыльцо, где старший инспектор пристегнул поводок к ошейнику Анри. Приближалось зимнее солнцестояние – самый короткий день в году. Солнце еще не встало, но деревня уже начинала просыпаться. В окнах домов вокруг деревенского луга стал появляться свет, в воздухе поплыл запах дымка.
Они вместе пошли к бистро – Оливье собирался готовить завтрак для клиентов.
– Что произошло? – спросил Оливье.
– На нее напали в собственном доме. Убили ударом по голове.
Даже в темноте Гамаш заметил, как потрясен его собеседник.
– Почему кому-то понадобилось ее убивать?
«Это-то и есть главный вопрос», – подумал Гамаш.
Иногда таким вопросом было «как», почти всегда – «кто». Но вопрос, возникавший при каждом расследовании, звучал так: «Почему?»
Почему кто-то убил семидесятисемилетнюю женщину? И кого убили – Констанс Пино или Констанс Уэлле? Знал ли убийца, что она – одна из пятерых знаменитых близнецов Уэлле? И не просто одна, а последняя?
Почему ее убили?
– Не знаю, – признался Гамаш.
– Вы ведете это дело?
Гамаш кивнул, его голова покачивалась в такт шагам.
Они остановились перед бистро, и Оливье хотел уже попрощаться с Гамашем, но тот задержал его, прикоснувшись к локтю. Оливье посмотрел на руку в перчатке на своем локте, потом заглянул в темно-карие глаза.
Оливье ждал.
Гамаш опустил руку. Он вовсе не был уверен, что поступает благоразумно. Красивое лицо Оливье порозовело на морозе, дыхание вырывалось изо рта длинными легкими облачками.
Старший инспектор отвел глаза от Оливье и сосредоточился на Анри – пес катался по снегу и молотил лапами в воздухе.
– Не прогуляетесь со мной?
Оливье слегка удивился и совсем не слегка насторожился. Из своего опыта он знал, что, когда глава отдела по расследованию убийств хочет поговорить с тобой наедине, ничего хорошего ждать не приходится.
Утоптанный снег на дороге хрустел под ногами, пока они размеренным шагом шли вокруг деревенского луга. Высокий плотный мужчина и другой – пониже, помоложе, постройнее. Они шли, чуть наклонив друг к другу головы и разговаривая о чем-то не предназначенном для чужих ушей. Не об убийстве, а о чем-то совершенно ином.
Они остановились перед домом Эмили Лонгпре. Здесь не вился дым из трубы и не горел свет в окнах. Но дом был полон воспоминаний о пожилой женщине, которой восхищался Гамаш и которую любил Анри. Они смотрели на дом, и Гамаш объяснял Оливье, что ему нужно.
– Я вас понял, – сказал Оливье, выслушав просьбу старшего инспектора.
– Спасибо. Пожалуйста, сохраните наш разговор в тайне.
– Конечно.
Они расстались. Оливье пошел открывать свое бистро, а Гамаш и Анри поспешили в гостиницу на завтрак.
На потертом сосновом столе перед камином стояла в ожидании Гамаша большая кружка кофе с молоком. Покормив Анри и дав ему свежей воды, Гамаш сел за стол, отхлебнул кофе и принялся делать записи в блокноте. Анри улегся у его ног, но поднял голову, когда вошел Габри.
– Прошу.
Габри поставил на стол тарелку с яичницей из двух яиц, беконом, поджаренными английскими булочками и свежими фруктами, потом налил себе кофе с молоком и присел к старшему инспектору.
– Только что из бистро звонил Оливье, – начал Габри. – Он сказал, что Констанс убили. Это правда?
Гамаш кивнул, прихлебывая ароматный и крепкий кофе.
– Больше он вам ничего не говорил? – непринужденным тоном спросил Гамаш, не сводя, впрочем, взгляда с Габри.
– Сказал, что ее убили дома.
Гамаш ждал, но Оливье, вероятно, сохранил в тайне остальную часть их разговора, как и обещал.
– Именно так и случилось, – подтвердил Гамаш.
– Но почему? – Габри взял булочку.
«Опять тот же вопрос», – подумал Гамаш. Как и его партнер, Габри спросил не кто, а почему.
Разумеется, Гамаш не знал пока ответа ни на один из этих вопросов.
– Какое у вас сложилось мнение о Констанс?
– Вы же знаете, она пробыла здесь всего несколько дней, – ответил Габри.
Потом задумался над вопросом. Гамаш с нетерпением ждал, что он скажет.
– Поначалу она была приветлива, но сдержанна, – произнес наконец Габри. – Геи ей не нравились, это было очевидно.
– А она вам понравилась?
– Понравилась. Просто некоторые люди почти не сталкиваются в жизни с голубыми, вот в чем их проблема.
– А после того, как она познакомилась с вами и Оливье?
– Ну, она не то чтобы стала гомолюбом, но близко к тому.
– В каком смысле?
Габри посерьезнел:
– Она стала относиться к нам обоим по-матерински. Да и ко всем остальным, я думаю. Кроме Рут.
– А как она относилась к Рут?
– Сначала Рут даже разговаривать с ней не хотела. Невзлюбила Констанс с первого взгляда. Вы же знаете, Рут гордится тем, что всех ненавидит. Она с Розой держалась в стороне и издалека бормотала ругательства.
– Нормальная реакция Рут, – заметил Гамаш.
– Я рад, что Роза вернулась, – доверительным шепотом сообщил Габри и огляделся с напускной озабоченностью. – Но не кажется ли вам, что она похожа на летучую обезьяну?
– Давайте ближе к теме, Дороти[22], – сказал Гамаш.
– Забавно, что поначалу Рут относилась к Констанс не лучше, чем к помету Розы, а потом ни с того ни с сего потеплела к ней.
– Рут?
– Я знаю. Прежде я ничего подобного не видел. Они даже как-то раз обедали в доме у Рут. Вдвоем.
– У Рут? – повторил Гамаш.
Габри намазал джем на булочку и кивнул. Гамаш внимательно посмотрел на него, но Габри, похоже, ничего не скрывал. И старший инспектор понял: Габри не знает, кто такая Констанс. Если бы знал, то уже сказал бы что-нибудь.
– Значит, насколько вам известно, здесь не произошло ничего такого, что объяснило бы ее смерть? – спросил Гамаш.
– Ничего.
Гамаш доел свой завтрак (с помощью Габри), поднялся и позвал Анри.
– Сохранить за вами номер?
– Пожалуйста.
– И для инспектора Бовуара, конечно? Он к вам присоединится?
– Вообще-то, нет. Он работает по другому делу.
Габри немного помолчал, потом кивнул:
– Ага.
Ни один из них не знал, что должно означать это «ага».
Гамаш спросил себя, как долго люди будут смотреть на него, а видеть Бовуара. И как долго он сам будет ждать, что Жан Ги снова окажется рядом. Не так трудно выносить боль, как груз пережитого.
Когда старший инспектор и Анри пришли в бистро, там уже собралась толпа жаждущих позавтракать, хотя слово «толпа» здесь вряд ли уместно. Все вели себя чинно, никто не толкался.
Многие из жителей деревни неторопливо потягивали кофе, устроившись в креслах у каминов с утренними газетами, приходившими из Монреаля с опозданием в один день. Некоторые сидели за маленькими круглыми столиками, ели французские тосты, или блинчики, или яичницу с беконом.
Солнце только начинало вставать, и день обещал быть прекрасным.
Когда вошел Гамаш, все головы повернулись к нему. Он был привычен к этому. В деревне, конечно, уже знали про Констанс. Знали, что она пропала, а теперь узнали, что она мертва. Убита.
Он обвел взглядом зал, встречая их взгляды, у кого-то любопытствующие, у кого-то страдающие, у кого-то просто вопросительные, словно он принес с собой мешок ответов на плече.
Гамаш повесил куртку, повернулся и увидел несколько улыбок. Местные узнали его спутника – ушастого пса. Блудного сына. И Анри узнал их, он приветствовал старых знакомых, облизывая им руки, махая хвостом и невоспитанно потягивая носом, пока Гамаш вел его по бистро.
– Сюда!
Гамаш увидел Клару, стоящую рядом с несколькими креслами и диваном. Он помахал ей в ответ и стал пробираться между столиками. По пути к нему присоединился Оливье с кухонным полотенцем на плече и влажной тряпкой в руке. Пока старший инспектор здоровался с Кларой, Мирной и Рут, Оливье протирал столик.
– Не возражаете, если Анри побудет со мной? Или отвести его в гостиницу? – спросил Гамаш.
Оливье посмотрел на Розу. Утка сидела в кресле у камина на «Монреаль газетт», а на подлокотнике висела еще не читанная «Пресс».
– Я думаю, ничего страшного, – ответил Оливье.
Рут похлопала по сиденью дивана рядом с собой, что могло быть истолковано только как приглашение. Равносильное получению персонального коктейля Молотова.
Гамаш сел.
– Ну, где Бовуар?
Старший инспектор забыл, что наперекор всему и самой природе между Жаном Ги и Рут завязалось что-то вроде дружбы. Ну или по меньшей мере понимания.
– Он занят на другом расследовании.
Рут вперилась в него глазами, но Гамаш стойко выдержал ее взгляд.
– Наконец-то понял, что ты собой представляешь?
Гамаш улыбнулся:
– Вероятно.
– А твоя дочка? Он все еще влюблен в нее или на это тоже забил?
Гамаш продолжал смотреть в ее холодные старческие глаза.
– Я рад, что Роза вернулась, – сказал он наконец. – Выглядит она неплохо.
Рут перевела взгляд с Гамаша на утку, потом снова на Гамаша. И сделала нечто такое, чего он от нее никак не ожидал. Она смилостивилась.
– Спасибо, – сказала Рут.
Арман глубоко вздохнул. В бистро пахло свежей сосной и дровяным дымком с ароматом мятной палочки. На каминной полке висел венок, в углу стояла елочка, украшенная вразнобой рождественскими игрушками и конфетами.
Он повернулся к Мирне:
– Как вы себя чувствуете сегодня?
– Ужасно, – ответила она, слабо улыбнувшись.
Судя по виду, она почти не спала ночью.
Клара взяла подругу за руку.
– Инспектор Лакост сегодня утром получит всю информацию, собранную Монреальской полицией, – сказал Гамаш. – Я поеду в город, и мы опросим свидетелей. Главный вопрос вот в чем: знал ли убийца, кто она на самом деле?
– Вы хотите сказать, было ли это случайное убийство, или целью была Констанс? – спросил Оливье.
– Это вечный вопрос, – кивнул Гамаш.
– Вы думаете, что хотели убить именно ее? – спросила Клара. – Или это случилось по ошибке? Ограбление, которое пошло не по сценарию?
– Был ли это mens rea, виновный разум, или убийство произошло случайно? – подытожил Гамаш. – Это мы и должны выяснить.
– Постойте, – сказал Габри, который присоединился к ним некоторое время назад, но хранил необычное для него молчание. – На что вы намекали, когда говорили «кто она на самом деле»? Не просто «кто она», а «кто она на самом деле». Что вы имели в виду? – Габри перевел взгляд с Гамаша на Мирну и снова на Гамаша. – Кем она была?
Старший инспектор подался вперед, собираясь ответить, потом посмотрел на Мирну, молча сидевшую в своем кресле. Он кивнул. Мирна не одно десятилетие хранила тайну. Кому, как не ей, принадлежало право ее раскрыть.
Мирна открыла рот, но тут раздался ворчливый голос:
– Она была Констанс Уэлле. Тупица.