Врушечка

Глава 1

Ранним летним утром Настя сидела в Пражском аэропорту за столиком маленького кафе и разглядывала проходивших мимо пассажиров. Они озабоченно катили за собой свою жизнь: упакованную, уложенную и утрамбованную в чемоданы. Через огромное окно ей открывался вид на взлетные полосы. Где-то там, среди пузатых аэробусов и остроносых «Боингов», стоял и ее самолет — тот самый, на котором она отправится в Москву. Отпуск заканчивался, но на душе все равно было удивительно хорошо.

Единственным раздражающим фактором, мешающим Насте наслаждаться моментом, оказался брюнет за соседним столиком. Он сидел в расслабленной позе и внимательно изучал журнал. Насте хватило одного взгляда, чтобы заметить: журнал на русском языке и, значит, брюнет — ее соотечественник. В одной руке он держал этот самый журнал, а в другой — чайную ложку, которой монотонно постукивал по блюдцу. Постукивание было пыткой. Оно четко выделялось на фоне общего шума и жутко действовало на нервы. Уже через пять минут Настя готова была подойти и вырвать у него эту ложку. Впрочем, брюнет вряд ли сдался бы без боя — он выглядел хмурым и невыспавшимся. А такое состояние не располагает к любезности.

Настя изо всех сил старалась не обращать на него внимания. Поднесла чашку к носу, понюхала кофе и зажмурилась от удовольствия. Это был лучший в мире аромат. И это была лучшая в ее жизни неделя! Семьсот фотографий, миллион впечатлений, ей все это будет сниться до конца жизни наверняка.

Она вновь открыла глаза, подняла голову и… окаменела. Прямо на нее по проходу между столиками, катя за собой ярко-красный чемодан, шел кошмар ее молодости — Лика Антонова.

Лика Антонова! Они не виделись восемь лет, и Настя была бы рада вообще с ней не встречаться. Она надеялась, что больше никогда в жизни не увидит эту особу. Надо же было судьбе привести ее в Прагу, да еще именно в тот момент, когда Настя чувствовала себя такой счастливой…

С Ликой они вместе учились в институте. С первого дня занятий та портила жизнь всем мало-мальски привлекательным сокурсницам. У нее были сумасшедшие амбиции, злой язык и удивительный нюх на все те вещи, которые больше всего неприятны собеседнику. Однажды на вечеринке Настя, перебрав спиртного, отбила у нее кавалера и попала в стан личных Ликиных врагов. После чего та принялась третировать ее, избрав мишенью для своих острот и язвительных комментариев.

Если бы не прежнее желчное выражение лица, Лику можно было бы и не узнать — она исхудала, изменила прическу и носила теперь высокие каблуки. Ее светлый костюм выглядел безупречно, а чемодан, судя по названию фирмы, стоил не меньше, чем малолитражка. Позади нее маячила пожилая женщина с убитым выражением лица — вероятно, няня — и двое накрахмаленных детишек с пресыщенными мордочками.

«Блин, блин, блин!!!» — мысленно возопила Настя, потому что Лика шла именно к ней, еще издали соорудив на лице маленькую червивую улыбочку. Что было делать? Бежать? Ей двадцать семь лет, у нее есть принципы: не прятаться от трудностей и ко всему относиться без трагизма. Однако сейчас ее принципы, кажется, дали дуба. И все же Настя приказала себе не паниковать. Она умеет держаться с достоинством, разве нет?

— Боже, кого я вижу! — воскликнула Лика, ловко припарковав чемодан и усевшись в свободное кресло с хорошо отработанным изяществом. — Настасья Лаврентьева! Я потрясена.

При ближайшем рассмотрении стало ясно, что в жизнь Лики вмешались большие деньги. Скульптурный зад, накачанные руки, шелковый загар и эффектное лицо с твердой скорлупой овала. Бассейн, тренажеры, пластическая хирургия, вилла в Испании, кабриолет ручной сборки… Все это было отпечатано на ней, словно логотип на визитной карточке.

Настя внутренне сжалась. Сейчас начнутся вопросы о жизни, и что она расскажет о себе?

Правду? Но правда ужасна! Она ничего в жизни не добилась, ровным счетом. И ей нечем похвастаться. Работала Настя менеджером в разнообразных фирмах и фирмочках, которые вырастали, словно грибы после дождя, и быстро исчезали, оставляя после себя кочевой табор сотрудников. Один раз ей удалось сделать кое-что стоящее для своей конторы, но продуктивную идею быстро украли, а саму Настю подставили и выгнали без выходного пособия.

Про мужа вообще говорить не хочется, чтоб ему икнулось. Он вытворил такое, что не всякой жене удастся проглотить. Нет, не расскажет она этой злоязычной ведьме про свою настоящую жизнь. Чтобы ее высмеяли? Унизили? Или, еще того хуже, пожалели?! Да никогда.

— Привет, — бросила Настя, изо всех сил стараясь выглядеть непринужденной. — Вероятно, я хорошо сохранилась, раз ты меня прямо сразу и узнала.

Лика хмыкнула, сцепив руки в замочек.

— Тебя невозможно не узнать. Все та же Лаврентьева — звезда дискотек и истребительница текилы. И, разумеется, в одиночестве. У тебя потрясающая способность распугивать мужиков. Подожди, я принесу себе чай.

Она поднялась с места и пружинистой походкой направилась к стойке. Брюнет, листавший журнал, оставил свое занятие и с любопытством смотрел ей вслед. Чайная ложка замерла в воздухе. Потом он взглянул на Настю и, наткнувшись на ее мрачный взгляд, неопределенно шевельнул бровью. После чего вернулся к чтению. Скорее всего, он просто делал вид, что читает. А на самом деле подслушивал.

— Про мою жизнь можешь не спрашивать, — заявила Лика, возвратившись за столик с чашкой в руках. — У меня все прекрасно, как в песне. Муж — бизнесмен, занимается нефтью, дети — ангелы. — Она мотнула головой, указывая на детей, которых няня удерживала на почтительном расстоянии. — А я просто живу. Как ты понимаешь, в свое удовольствие. Держу двух лабрадоров, с ними полно забот. Зимой я летаю на Красное море, занимаюсь дайвингом. А летом — обязательно Адриатика… Кстати, я обожаю свою яхту! Даже не думала, что ходить под парусом — такое увлекательное дело.

— Как же тебя в Чехию-то занесло? — спросила Настя и тут же поняла, что сделала хорошую подачу, потому что Лика, рисуясь, откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу.

— В Карловых Варах у нас свой дом, мы там лечим няню от гастрита. Ну, а как ты? Помню, за тобой ухаживал Мишка Акимкин, маленький такой, косоглазый. Он еще отчаянно заикался и ногу приволакивал. Вы, наверное, поженились?

— Нет, Акимкин остался безутешен, — ухмыльнулась Настя, воображая, как на голову Лике обрушивается большая металлическая конструкция, висевшая под потолком. — Кстати, несмотря на заикание, он сделал карьеру, сейчас возглавляет банк. Но меня никогда не привлекали бизнесмены, — она махнула ручкой, словно отгоняя саму мысль о такой прозе жизни. — Мне по душе творческие мужчины, с хорошим потенциалом.

— Да неужели? — спросила Лика ехидно. — Для того чтобы делать деньги, тоже нужен талант.

Брюнет за соседним столиком явно навострил уши. Можно было биться об заклад, что он слушает их разговор. Он даже ложкой стучать перестал.

— Я имею в виду настоящий талант, который дается от рождения, — с пафосом заявила Настя и все с тем же пафосом соврала: — Мой муж Отто фон Швентке — всемирно известный композитор.

— Фон Швентке? Кажется, я что-то такое слышала, — с умным видом заявила Лика.

— Вряд ли. Ты ведь далека от подлинной культуры. В гламурных журналах, милая моя, о таких людях не прочитаешь. Отто занимается серьезным искусством, которое понимают единицы. Сейчас в Праге как раз идут репетиции его новой оратории, я приезжала его поддержать. Жить с таким человеком — и наслаждение, и огромная ответственность. Когда мой муж пишет музыку, природа в нашем саду замирает.

— А где у вас сад? — кисло поинтересовалась Лика, как-то сразу потеряв вкус к беседе.

— На правом берегу Рейна, — заявила Настя и на всякий случай добавила: — Но вообще-то Отто так меня любит, что готов навсегда осесть в России. Мы теперь подолгу задерживаемся в Москве. Не знаю, как ты, а лично я — патриот своей страны. Я даже собираюсь устроиться на работу, потому что считаю, что сидеть за спиной мужа и коптить небо — стыдно. Кроме того, муж не будет любить тебя вечно, — напомнила она, будто это именно Лике грозила такая опасность. — Фасад рано или поздно облетит, сама понимаешь. — Для наглядности она поводила рукой вокруг лица. — А реставрация — это совсем не то, что новое строительство, верно?

— Тем более странно, что ты вся такая ободранная, — нервно заметила Лика, прикончив чай двумя большими глотками. — Без маникюра и вообще…

— Не обращай внимания, — успокоила ее Настя. — Чтобы я не скучала, Отто отправил меня в экстремальный тур по чешским лесам. Желающих оказалось всего трое — два обалдевших от скуки миллионера и я. На вертолете нас подняли на гору и оставили в самой чаще леса с одним коробком спичек. Удивительные переживания! Очень страшно и очень дорого, — заключила она. — Думаю, тебе вряд ли понравилось бы. Настоящий драйв, встречи с кабанами и медведями… Это тебе не возня с лабрадорами. — Она заглянула Лике через плечо и добавила: — По-моему, твои дети уже остервенели от тоски.

— Действительно, мне пора. Наш шофер наверняка нервничает, — сказала Лика. Легко поднялась на ноги и прощальным жестом пошевелила пальчиками. — Пока! Приятно было узнать, что ты не засела в каком-нибудь архиве. Хотя к этому все шло, если говорить честно. Чао, Лаврентьева!

Лика Антонова удалилась, подхватив свой чемодан и вращая крепким задом, словно породистая лошадь, осознающая свою стать. Настя в изнеможении откинулась на спинку стула и сделала незаметный, но глубокий выдох. Ложь — это такое тяжелое дело, словами не передать. Залпом выпив остывший кофе, Настя грохнула чашку на блюдце и услышала совсем рядом позывные мобильного телефона.

Бросила короткий взгляд на брюнета и увидела, что тот подносит свой сотовый к уху.

— Да, — коротко ответил он. — Да, это я. Я в аэропорту. Вылет в девять пятьдесят.

«Мы летим одним самолетом», — подумала Настя, продолжая наблюдать за ним. Он был крепко сбит и чертовски уверен в себе. Надменный нос, колючие глаза и красивые руки с длинными пальцами. На правом безымянном — обручальное кольцо. Кто бы сомневался.

— Даже не вздумай! — тем временем прикрикнул на кого-то брюнет. — Я приеду и все решу. Нет, только не женщина. Почему, почему? Потому что я не терплю вранья. Все женщины врут, и ты это прекрасно знаешь. Да еще как врут! Художественно и нагло.

Сказав это, он повернул голову и посмотрел прямо на Настю. Словно воткнул в нее копье, пригвоздив к стулу. Возможно, это была случайность. Даже скорее всего — случайность! Но ее мгновенно обдало жаром, как будто она сидела у костра и неосторожно приблизила лицо к огню. Настя сглотнула и сделала вид, что ей ни до чего нет дела.

— Эти дурочки громоздят одну ложь на другую и почему-то думают, что им все сойдет с рук, — продолжал брюнет. — Но ты-то знаешь, что любое, даже самое мелкое вранье со временем превращается в бомбу. Которая однажды обязательно рванет. На моих глазах это случалось множество раз. Я ненавижу обманщиц. Они вызывают у меня омерзение, — брезгливо добавил он. — Так что ничего не предпринимай и жди меня, ясно?

Еще несколько минут назад Настя лелеяла глупую надежду оказаться с брюнетом в одном самолете. И чтобы их места были рядом. Сейчас это желание пропало. Ей захотелось как можно скорее скрыться. Она встала и, торопливо собрав вещички, убралась из кафе, ни разу не оглянувшись. Наверное, брюнет смотрел ей в спину. Сверлил ее взглядом. Подумав об этом, она непроизвольно свела лопатки.

Что же ей так не везет-то? Никаких случайных знакомств, никакого флирта, словно она заговоренная. Будь на ее месте Лика Антонова, брюнет наверняка принялся бы строить ей глазки. А на Настю он смотрел взором аллигатора, наевшегося на неделю вперед. Впрочем, чего удивляться. В душу с первого взгляда не проникнешь, а Настины минусы все на виду — маленькая грудь, слишком большой рот, выгоревшие на солнце волосы, которые торчат в разные стороны…

В плюс могли пойти только глаза, которые всегда нравились мужчинам, потому что были зелеными, как у кошки, и страстными. Впрочем, счастья ей это до сих пор так и не принесло.

«Почему я такая слабохарактерная? — подумала Настя, остановившись возле электронного табло и бессмысленно скользя глазами по строчкам. — Спасовала перед Ликой Антоновой, нагородила всякой чуши — только бы защититься от нападения. Стыдно! Хотя и не смертельно. Надо поскорее забыть об этом инциденте — и дело с концом».

Когда объявили посадку на рейс, Настя уже прошла все формальности и торопливо оглядела очередь, выстроившуюся возле прохода к самолету. Брюнета нигде не было видно. Вздохнув с облегчением, она пристроилась за большим шумным семейством. Взрослые были обвешаны сумками и пакетами. Дети оказались страшно шумными — они ныли, стонали, визжали и хохотали, как маленькие монстры. Вместо того чтобы успокаивать своих чад, мамаша раздавала им коробочки с леденцами, приговаривая:

— Спрячь в карман да смотри не рассыпь. Будем взлетать, положи конфетку в рот, чтобы уши не закладывало. И ты держи пакетик, и не смей отнимать у брата, он младше тебя!

Настя подумала, что ей тоже неплохо бы запастись леденцами. Впрочем, нет. В этом случае придется потратить еще какую-то мелочь, а она дала себе слово, что кофе — последняя роскошь, которую можно себе позволить. Все, точка.

Вот уже несколько лет, каждый месяц, Настя была вынуждена расставаться почти со всей своей зарплатой. В итоге денег оставалось так мало, что их едва хватало на оплату квартиры и самую простую еду. Настя постоянно думала о способах увеличить свой доход. Пока безрезультатно. Фортуна иногда подмигивала ей, но ни разу так и не улыбнулась.

Обычной Настиной едой были овсянка, гречка и тушеная капуста. Она научилась виртуозно комбинировать старые вещи из своего гардероба, потому что новые просто не могла себе позволить. Маски для лица она делала из тертой сырой картошки, а стриглась у соседки — бывшей парикмахерши, которая вышла на пенсию лет сто назад и уже с трудом удерживала в руках ножницы.

Эту поездку в Прагу друзья подарили Насте на день рождения. И ведь круглой даты никакой не было, а они вдруг взяли и организовали для нее путешествие. Для нее одной! Может быть, почувствовали, что ей просто необходимо вырваться из привычной обстановки. Помнится, оставшись в одиночестве после шумного застолья, она долго плакала над авиабилетом, словно это был и не билет вовсе, а пропуск в другую жизнь. Настя прикусила губу. Как жалко, что все заканчивается…

Во время полета она смотрела в иллюминатор, разглядывала облака и мечтала. Еще она втайне восхищалась грациозной стюардессой и пыталась запомнить происходящее во всех деталях, чтобы после смаковать его. Даже еда в пластиковых контейнерах казалась ей дивной, и она съела все, включая микроскопический брикет масла и скользкую маслину. Рядом с ней в кресле сидел сухонький дедок, который всю дорогу спал. Так даже лучше, чем какой-то там брюнет… И на душе спокойнее.

Когда самолет приземлился и легко побежал по взлетной полосе, а потом начал резко тормозить, Настя едва не расплакалась. Москва, Шереметьевский аэропорт, конец отпуска. Ступив на трап, она грустно поздоровалась с тучами, которые неделями болтались над столицей, не давая солнцу ни одного шанса выполнить свой священный долг. Ветер растрепал волосы, задрал край кофточки и, пробежав по позвоночнику, заставил Настю застучать зубами. Она с тоской подумала о долгой дороге домой и о пустой квартире. Надо сразу съездить за котом, вот что.

Кот на время поездки был отдан старому другу Витьке Матвееву, которого Настя знала со времен дремучего детства. Маленький белый шрам, рассекавший ее правую бровь, был оставлен именно Витькиной рукой. Вернее, его железным совком, которым он умело воспользовался, чтобы завоевать себе место в песочнице.

По «зеленому коридору» Настя вышла в центральный зал аэропорта. Каково же было ее изумление, когда Витька материализовался прямо перед ней, как джинн, появившийся из бутылки. Он выскочил из плотной толпы встречающих с радостным криком:

— Настасья! А я тебе звоню, звоню, а ты не отвечаешь! Я тебя встретить решил, знаешь ли. Чемодан дотащить, то да сё… Привет, привет. Я так рад тебя видеть!

Они чмокнули друг друга в щечку. Причем Насте пришлось наклониться, потому что Матвеев был хоть и коренастым, но маленьким, на полголовы ниже ее. Чтобы не быть «до старости щенком» и придать себе солидности, он носил усы с весело поднятыми кончиками, которые делали его похожим на героя оперетты, распевающего что-нибудь озорное: «Поедем в Бороздин, где всех свиней я господин! Скорей со мной поедем в рай свиной!»

— С Кузей все в порядке?! — испугалась она.

— Да в порядке, в порядке, не волнуйся, — успокоил Витька. — Кстати, твой Кузя сгрыз ножку моего нового кухонного стола и еще кусок плинтуса. Какой-то бобер, а не кот.

— Наверное, это он на нервной почве, — хмыкнула Настя. — Вить, мы же не договаривались, что ты меня будешь встречать.

Матвеев быстро и уверенно рассекал толпу, а Настя едва поспевала за ним, рискуя наступить на собственный чемодан, который то и дело тормозил и норовил пойти юзом.

— Ну… Друзей не всегда нужно просить об одолжении. Они иногда и сами способны проявить инициативу.

Настя знала Матвеева как облупленного. Ему было от нее что-то нужно. По собственному почину он не потащился бы в аэропорт ни за какие коврижки. Он ненавидел пробки, ненавидел процесс ожидания, ненавидел толпы. Впрочем, раз он затеял игру, пусть. Рано или поздно все равно расколется.

Матвеев раскололся минут через пятнадцать после того, как они тронулись в путь. Первое время он сосредоточенно вел машину, то басом подхватывая песни, которые крутили по радио, то расспрашивая Настю о впечатлениях.

— Я тебе лучше потом все расскажу, когда буду фотографии показывать, — решила наконец та. — А то ты самое интересное не улавливаешь. И совершенно точно думаешь о своем. У тебя что, какие-то проблемы?

— Знаешь… Не то чтобы проблемы. Так, есть один затык. Он скорее психического свойства.

— Что значит — психического? — удивилась Настя, развалившаяся на заднем сиденье.

Она уважала автомобили и любила особый кожаный запах салона. Впрочем, в машине Матвеева имелся ароматизатор, наполнявший воздух ядреным синтетическим ароматом ландышей. Ароматизатор был прилеплен к приборной панели и исправно отравлял атмосферу.

— Я ведь говорил, что меня сделали вице-президентом? — спросил Витька, небрежно поводя плечом.

— Говорил, — усмехнулась Настя. — Мы даже пили за это. Если я не ошибаюсь, раза четыре точно.

— Хочешь сказать, я сильно хвастаюсь?

— Я бы тоже хвасталась, если бы меня в должности повысили. Так что за проблема-то? Тебе не выделили секретаршу?

— Выделили, — поспешно сообщил Матвеев. — Но, понимаешь ли, секретарши мне мало.

— Ничего себе заявки.

— Я не в том смысле, дурочка. Видишь ли, мне для солидности спутница жизни нужна. Ну, или хотя бы невеста. У нас была корпоративная вечеринка, я пришел один. Чувствовал себя идиотом. Все руководители, кроме меня, оказались женаты. Кроме того, ко мне подчиненные девицы клеились, а это никуда не годится.

— Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, — пробормотала Настя. — Ты был в костюме и при галстуке, весь из себя вице-президент… И без жены, которая тебе теперь вроде как по статусу положена.

— Ты все понимаешь с полуслова.

К своей карьере Витька относился с убийственной серьезностью. Каждая мелочь имела для него значение — цвет рубашки, которую он наденет на совещание, выбор времени для важного телефонного звонка, обложка ежедневника… Он мог часами заучивать текст рабочего выступления и отрабатывать перед зеркалом начальственную мимику.

— Полагаю, грядет какое-то мероприятие, и я должна пойти с тобой, — сделала вывод Настя.

— Гениальная догадка!

— Кстати, почему именно я?

— Лучше тебя с этой ролью никто не справится. Во-первых, у нас с тобой контакт, а это сразу чувствуется, согласись. Если я приведу манекенщицу, от которой глаз не оторвать, в наш союз никто не поверит.

— Манекенщица определенно уронит тебя в глазах руководства, — ухмыльнулась Настя.

— А ты — то, что надо. Ты умная, веселая, энергичная, но не шумная. Когда надо, умеешь быть милой. Одеваешься элегантно.

— Элегантно, но дешево.

— Я куплю тебе туфли, — быстро сказал тот.

Настя некоторое время смотрела ему в затылок. Вокруг макушки закручивался маленький смешной водоворот темных волос.

— Почему ты не отвечаешь? — Матвеев посмотрел на подругу в зеркальце заднего вида. Глаза у него были бесхитростные.

Настя сидела с сосредоточенным видом. Вероятно, прикидывала, стоит ли извлекать пользу из собственной доброты.

— Витя, ты готовишь мне какую-то пакость, — наконец заключила она. — Говори сразу, что мне предстоит.

— Ничего особенного, — пожал плечами Матвеев. — Нет, честно. Ужин в хорошем ресторане. Будут наши зарубежные партнеры. Главному хочется, чтобы они размякли. А это возможно лишь в присутствии дам. В общем, я не могу снова появиться один. И невеста мне нужна достойная. Такая, как ты!

— Матвеев, ты случайно не подбиваешь ко мне клинья?

— С ума сошла? Между мужчиной и женщиной должна проскочить искра, сечешь? У нас с тобой в запасе была четверть века. Сто тысяч удобных случаев — и ничего.

— Действительно, какие глупости. Я — и вдруг какие-то чувства, — пробормотала Настя. — Это ты меня своими туфлями из равновесия вывел. Про туфли ты серьезно говорил?

— Моя невеста должна выглядеть на все сто, — заявил Матвеев с важностью. — Я прочитал несколько статей из области женской моды. Там написано, что туфли — это лицо женщины.

— Ну, не то чтобы лицо…

— Ну, ладно, не лицо, а ноги. А красивые ноги для партнеров порой важнее всего остального.

— Выходит, мне везет. Когда мероприятие?

— Сегодня.

У него был невинный голос, и Настя, которая не видела Витькиного лица, готова была прозакладывать гипотетические туфли, что, выдав свое сакраментальное «сегодня», он даже ресницами похлопал, как институтка.

— Надеюсь, ты пошутил, — зловещим тоном сказала она. — Ты хоть представляешь, какие процедуры нужно проделать женщине перед Грандиозным Мероприятием?!

— Лаврентьева, тебе еще и тридцати нет, — перешел на сварливый тон Витька. — Два раза махнула расческой, платье выгладила, реснички подкрасила — и вперед!

— Матвеев, ты младенец, — презрительно бросила Настя.

— А что, будешь а-ля натюрель.

— Чтобы выглядеть а-ля натюрель, нужно потратить сутки. Кроме того, я с самолета: кислородное голодание, иссушенная кожа, недосып, волнения перед полетом… Мне необходимо как следует выспаться.

— Выспаться — это вряд ли, а туфли купить успеем, — напомнил коварный Матвеев.

Настя запыхтела, пытаясь справиться с приступом неконтролируемой жадности. Обувь для нее была огромной проблемой. Напрячься придется всего один раз, а туфли будут служить очень долго.

— Ты нащупал мою болевую точку, — сердито сказала она. — Ради новой пары обуви я готова почти на все.

— Я так и думал, — самодовольно сказал Матвеев.

Он знал, куда уходит Настина зарплата, знал, что у нее нет никаких шансов исправить ситуацию. Но о масштабах катастрофы не догадывался. О том, что она иногда голодает, и гречневая каша с грибами для нее — праздничное блюдо. А она не собиралась его просвещать. Рассказать другу о своих проблемах — это все равно что прямо попросить о помощи. Витька, конечно, станет ей помогать, и это будет ужасно. Это будет означать, что сама она ничего не стоит и не способна справиться с трудностями.