ВСАДНИК, СКАЧУЩИЙ ВПЕРЕДИ Пьеса в 4-х действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

А р к а д и й Г о л и к о в (Г а й д а р).

П е т р А л е к с е е в и ч Г о л и к о в — его отец.

Ш м а к о в — подмастерье.

В и к т о р К а р т а ш е в }

С е м к а О л ь ш е в с к и й }

Т и м к а Ш т у к и н } — реалисты.

Д я д я И л ь я — кладбищенский сторож, отец Тимки.

И в а н С т е п а н о в и ч С у х а р е в — рабочий, командир партизанского отряда.

Ч е л о в е к в ф у р а ж к е — отец Карташева.

Ч у б у к }

А х м е т }

Ц ы г а н е н о к } — партизаны.

Ж и х а р е в — штабс-капитан.

П а х о м о в — его денщик.

П о р у ч и к Б р а в и ч.

Н а т а ш а.

П а в л и к.

Х о з е.

И р и н а С е р г е е в н а — пионервожатая.

Г а л я П е т р е н к о }

А н д р е й Х в ы л я } — партизаны в отряде Горелова.

Ч е л о в е к в к о т е л к е.

Ч е л о в е к в п л а щ е.

Ч и н о в н и к.

М а л ь ч и ш к а - г а з е т ч и к.

П о л и ц е й с к и е, к а з а к и, ш к о л ь н и к и.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Глухой уголок кладбища. Из часовни, купол которой высится над памятниками, доносятся звуки церковного пения. Они звучат широко и торжественно, но вдруг прерываются тревожными полицейскими свистками, одиноким выстрелом и нарастающим цокотом копыт по булыжной мостовой. Через кладбищенскую ограду перепрыгивает вихрастый паренек в форме реального училища. Это — Т и м к а Ш т у к и н. Прижавшись к стене, он пережидает, пока затихнет цокот на окраинных улицах. Вот где-то далеко залился трелью свисток, второй, и все смолкло. Оглянувшись по сторонам, Тимка негромко кричит кукушкой. Из-за большого памятника появляется д я д я И л ь я — кладбищенский сторож, отец Тимки.


Д я д я И л ь я. Облава?

Т и м к а. На Синюгинском заводе бастуют… Пикетчиков разгоняли!

Д я д я И л ь я. Аркадия видел?

Т и м к а. Видел, папа. Придет.

Д я д я И л ь я. Ладно… Ничего не забыл, сынок?

Т и м к а. Нет, пап.

Д я д я И л ь я (негромко). Клетку чинишь?

Т и м к а. Чиню.

Д я д я И л ь я. А птичка-то все равно на воле.

Т и м к а. Птичка на воле и клетки не боится.

Д я д я И л ь я. Правильно! Место то же.

Т и м к а. Ага!


Дядя Илья уходит в глубину кладбища. Тимка достает из-за вросшей в землю мраморной плиты деревянную клетку и, усевшись поудобней, начинает чинить ее. Вот он настороженно поднимает голову, прислушивается. Появляется средних лет человек в сапогах и кожаном картузе. Это С у х а р е в.


С у х а р е в. Клетку чинишь?

Т и м к а. Чиню.

С у х а р е в. А птичка-то все равно на воле.

Т и м к а. Птичка на воле и клетки не боится. Проходите… Вон туда, за большой памятник.


Сухарев скрывается в глубине кладбища. Слышится песня, и через несколько секунд к Тимке подходит В а с ь к а Ш м а к о в — молоденький парнишка с гармонью через плечо.


Ш м а к о в. Клетку чинишь?

Т и м к а. Чиню.

Ш м а к о в. А птичка-то все равно…

Т и м к а. Птичка на воле и клетки не боится. Здравствуй, Вася!

Ш м а к о в. Птичнику почтение!

Т и м к а. Не задержали?

Ш м а к о в. А кто меня задержит? Я парень мастеровой, загулял немного, иду из трактира! Так ведь?

Т и м к а (улыбаясь). Так… А я вчера щегла и синицу поймал!

Ш м а к о в. Удивляюсь я на тебя, Тимка: здоровый парень, а с птичками возишься!

Т и м к а. Люблю я птиц.

Ш м а к о в. Ну и люби на здоровье! Куда?

Т и м к а. За большой памятник.

Ш м а к о в. Ладно. (Уходит.)


Далекий свист. Тимка вскакивает на плиту, смотрит, свистит три раза в ответ. Появляется А р к а д и й Г о л и к о в, высокий, широкоплечий, круглолицый подросток, тоже в форме реального училища.


А р к а д и й. Не опоздал?

Т и м к а. Нет. Не приходил еще.

А р к а д и й. У нас опять полиция была. Третий раз на этой неделе.

Т и м к а. Про отца спрашивали?

А р к а д и й. Да… Обыскивали… Околоточный подписку взял, что местонахождение отца не знаю, а если узнаю — обязан в полицию сообщить.

Т и м к а. Ну, а ты?

А р к а д и й. А что я? Что мне жалко подписку дать? Знать-то знаю, да не скажу. Ох и орал околоточный! «Твой отец дезертир! Враг царя и отечества! Как тебя в училище держат!»

Т и м к а. Дурак усатый! Солдаты воевать не хотят, а полиция разоряется!

А р к а д и й. Боятся, что самих в окопы пошлют…

Т и м к а. Почему в училище не был? Из-за обыска?

А р к а д и й. Ну да! (Помолчав.) Я вчера на чердаке отцовскую книжку нашел… Про революционеров! Вот это люди! За ними следят, арестовывают, в тюрьмы сажают, в ссылки… А они все равно на своем стоят!

Т и м к а. Они крепкие! Семка Ольшевский тоже в одной книжке читал, как… (Неожиданно останавливается. Прислушивается.) Слыхал?

А р к а д и й. Ничего не слыхал…

Т и м к а. Неужели не слыхал?.. Малиновка! Пересвистнулась где-то… Настоящая краснозванка! Я ее по свисту, голубушку, узнаю. Вторую неделю выслеживаю. Вот опять! Слышишь?

А р к а д и й. Нет… Вот сейчас слышу!

Т и м к а. Это не она. Это синица! А вот щегол! Слышишь?

А р к а д и й. Ага! (Смеется.)

Т и м к а. Ты что?

А р к а д и й. Так… Я глаза закрыл, чтоб лучше слышать, и вижу, щегол прыгает: дурак дураком! Ленивый, пузатый. Ему петлю на шею накидывают, а он сам в нее головой лезет! Ну точь-в-точь наш Петька Симаков! Помнишь, его и вызывать никто не собирался, а он встал, почесал в затылке и басом: «Я сегодня не выучил!» Щегол и щегол!

Т и м к а. Верно! Похож!


Смеются.


А р к а д и й. А синица — это немка наша, Эльза Францисковна. Хитрющая! Скок-скок, прыг-прыг… «Здравствуйте, господа! Гутен таг!» А сама так и норовит двойку поставить!

Т и м к а. Ага! А малиновка?

А р к а д и й (задумчиво). Малиновка-краснозванка. Ясна девица… Как царевна из сказки! Сидит в терему зеленом, поджидает царевича заморского и песни распевает. Она красивая, наверно…

Т и м к а. Кто, царевна?

А р к а д и й. Нет, малиновка. Я не видел никогда, но должна быть красивой!

Т и м к а. Интересно ты рассказываешь!

А р к а д и й. Я — нет. Вот отец у меня рассказывает — заслушаешься! Он от вас на полустанок ушел?

Т и м к а. На полустанок.

А р к а д и й. Мне с отцом повидаться сейчас ох как надо! В училище проходу нет, сам знаешь. Чем дожидаться, пока исключат, лучше я сам уйду!

Т и м к а (таинственно). Отец твой теперь далеко… Вон идет!


Появляется П е т р А л е к с е е в и ч Г о л и к о в — высокий человек в черном костюме и сапогах.


А р к а д и й (бросаясь к нему). Папка!


Петр Алексеевич быстро проходит мимо Аркадия и скрывается в глубине кладбища.


Т и м к а (растерянно). Вот тебе раз!..

А р к а д и й. Смотри-ка!


Появляется Ч е л о в е к в к о т е л к е. Оглянувшись по сторонам, он подходит к Аркадию и Тимке.


Ч е л о в е к в к о т е л к е. Здравствуйте, молодые люди!

Т и м к а. Здравствуйте…

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Вы давно здесь сидите?

Т и м к а. Давно. А что?

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Приятеля потерял. Он тут не проходил? В черном костюме, в сапогах. Высокий такой…

А р к а д и й. В черном костюме?

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Да-да! И в сапогах.

А р к а д и й (после паузы). Нет… Не видели.

Т и м к а. Тут никто не ходит: место глухое…

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Так… так… Куда же он мог деться?.. А ты что ж, клетку чинишь?

Т и м к а (вздрогнув). Чиню.

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Птиц, значит, ловишь?

Т и м к а. Ага… Ловлю…

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Так… А каких?

Т и м к а. Всяких. Щеглов ловлю, синиц… Знаете синиц? Свистят вот так: пинь… пинь… тара-рах… тиу! (Свистит три раза синицей.)

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Хорошо свистишь! Молодец! (Идет в глубину кладбища.)

Т и м к а (вскочив). Пинь… пинь… Тара-рах!..


Ч е л о в е к в к о т е л к е возвращается.


Ч е л о в е к в к о т е л к е. Ну что ты скажешь! Как сквозь землю провалился!.. (Протягивает Аркадию портсигар.) Прошу, молодой человек!

А р к а д и й. Спасибо. Я не курю.

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Похвально! (Тимке.) А вы?

Т и м к а. Я… иногда…

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Прошу!

Т и м к а. Спасибо. (Закуривает от спички, зажженной человеком в котелке. Неумело затягивается, кашляет.) Сорт непривычный.

Ч е л о в е к в к о т е л к е. А вы какие курите?

Т и м к а. Я попроще.

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Это не ваш ли окурочек? (Показывает Тимке окурок.)

Т и м к а. Мой! Я раньше там сидел.

Ч е л о в е к в к о т е л к е. Ну-ну… Всего хорошего, молодые люди. (Уходит.)

Т и м к а. Иди, иди… Тоже Шерлок Холмс. Окурки подбирает.

А р к а д и й. Шпик?

Т и м к а. Ну да! Я поэтому папиросу и взял! Не зря, думаю, выпытывает, курим мы или нет.

А р к а д и й. Молодец Тимка!


Тимка кричит три раза кукушкой. Из-за памятника выходит П е т р А л е к с е е в и ч Г о л и к о в.


П е т р А л е к с е е в и ч. Ушел?

Т и м к а. Ушел!

П е т р А л е к с е е в и ч. У самого кладбища увязался. (Аркадию.) Что, сынка, обиделся? Родной отец признавать не хочет?

А р к а д и й. Я, папа, даже растерялся. Думал, может, ты не узнал меня?

П е т р А л е к с е е в и ч. Сына да не узнать! А потом понял?

А р к а д и й. Понял! Конспирация, да?

П е т р А л е к с е е в и ч. Она самая, сынок! (Смеется.) Ишь, слова какие знает! Правильно! Растите, помощнички, скорей… Нам народ нужен. Мать как? Сестренка?

А р к а д и й. Сегодня опять с обыском приходили.

П е т р А л е к с е е в и ч. Ничего, сынка, потерпите. Скоро все переменится! Тимка, есть кто-нибудь?

Т и м к а. Все здесь, Петр Алексеевич!

П е т р А л е к с е е в и ч. Ладно… Аркадий, не уходи: нужен будешь.

А р к а д и й. Ладно.

П е т р А л е к с е е в и ч. Смотри, Тима, как следует. (Уходит в глубину кладбища.)

Т и м к а. Хороший у тебя отец… Веселый…

А р к а д и й. Хороший… Он со мной как товарищ. (Помолчав.) Что в училище?

Т и м к а. А ничего! Семку Ольшевского немка вызвала глаголы спрягать, а он не учил! Мигает мне — мол, выручай, а я сам не знаю! Ну он и начал: «ду хаст, эр… это самое… хат, вир хастус…»

А р к а д и й. Хастус?

Т и м к а. Ну да! Немка разозлилась — страх. Сами вы, говорит, хастус!

А р к а д и й. Ай да Семка!


Далекий свист. Тимка вскакивает на плиту, смотрит, свистит в ответ.


А р к а д и й. Кто?

Т и м к а. Семка Ольшевский и Виктор Карташев.

А р к а д и й. Карташев? Как это его дома отпустили?

Т и м к а. Не знаю. С боем, наверно!


Появляются О л ь ш е в с к и й и К а р т а ш е в.


О л ь ш е в с к и й. Это самое… здравствуйте! Подальше не могли забраться? Что в городе делается!

Т и м к а. А что?

О л ь ш е в с к и й. Как что? Это самое… забастовка! На заводе бастуют, слесарные мастерские бастуют, в депо бастуют! Казаков понаехало! Полиция стоит!

К а р т а ш е в. Ремесленного учителя арестовали!

А р к а д и й. Семена Ивановича? Врешь, Виктор!

К а р т а ш е в. Я никогда не вру!

Т и м к а. Папа не позволяет?

К а р т а ш е в. Да, папа! Не вижу в этом ничего смешного.

О л ь ш е в с к и й. Бросьте вы! Каждый раз одно и то же! Смотри, Аркадий! Листовка! На заводе подобрал!

А р к а д и й (читает). «Товарищи! Ваши отцы и братья гибнут в окопах, а вы задыхаетесь под гнетом фабрикантов, от зари до зари работая на прожорливую пасть войны. Она нужна вашим хозяевам, а не вам! Бросайте работу, товарищи! Долой войну! Долой самодержавие!».

Т и м к а. Здорово!

А р к а д и й (рассматривая листовку). Напечатано!.. По ночам печатают, а потом выносят! За ними следят, а они все равно выносят!

О л ь ш е в с к и й. Кто?

А р к а д и й. Революционеры! Семка, у тебя отец кто?

О л ь ш е в с к и й. Странный вопрос! Портной. Мелкий ремонт на дому…

А р к а д и й. У тебя, Виктор?

К а р т а ш е в. Кассир в банке. Ты же знаешь.

А р к а д и й. Тимка, у тебя?

Т и м к а. Сторож кладбищенский. И чего спрашивать — каждый день встречаешь.

А р к а д и й. У меня — учитель. А у Симакова отец заводчик, у Дубинина — лавочник! Они в училище ничего не делают, а пятерки получают! Потому что у них отцы богатые.

О л ь ш е в с к и й. Факт! Инспектор каждое воскресенье к Симаковым в гости ходит! Это самое… в карты играет!

А р к а д и й. А к нам придирается! Вот что… Наши отцы с ними борются, и мы будем!

О л ь ш е в с к и й. Мой не борется, он только жалуется!

А р к а д и й. Жалуется ведь, а не хвалит! Клятву дадим нашим отцам помогать! И чтоб ни одна душа не знала. Как подпольщики будем!

О л ь ш е в с к и й. Конспирация!

А р к а д и й. Вот-вот… Мы с тобой, Виктор, дружим, поэтому ты и про отца моего знаешь, и про пистолет, и вот теперь вместе с нами предлагаю с богатыми бороться! Согласен?

К а р т а ш е в (после паузы). Согласен…

А р к а д и й. Руку! Семка, руку! Руку, Тимка! Клянитесь! Быть всегда вместе! Бороться за правое дело. Защищать бедных, ненавидеть богатых! Молчать о нашем союзе под самой страшной пыткой!

Т и м к а, О л ь ш е в с к и й, К а р т а ш е в. Клянемся!


Из-за памятника появляются П е т р А л е к с е е в и ч, С у х а р е в и Ш м а к о в.


П е т р А л е к с е е в и ч. Значит, порешили, Иван Степанович! Связь держать через Васю.

С у х а р е в. Добре…

П е т р А л е к с е е в и ч. Только смотри, Василий, осторожней!

Ш м а к о в. Не впервой…

П е т р А л е к с е е в и ч. Ну, желаю удачи! До свиданья.

С у х а р е в. До встречи, Петр Алексеевич! Василий, выходи к садам, я — на пустырь.

Ш м а к о в. Ладно.


Сухарев и Шмаков уходят.


П е т р А л е к с е е в и ч. Ну, гвардия, какие новости? Выкладывайте, только быстро!

О л ь ш е в с к и й. Ремесленного учителя арестовали!

П е т р А л е к с е е в и ч. Знаю. Еще что?

К а р т а ш е в. Казаков понагнали полный город!

П е т р А л е к с е е в и ч. Казаков? Скажи пожалуйста! Боятся, видно, нашего брата! (Смеется.)

А р к а д и й. А чего ты такой веселый, папка?

П е т р А л е к с е е в и ч. Оттого, брат, веселый, что времена такие веселые подходят! Хватит, поплакали!.. Тима, ты тут посиди, я ребятам передам кое-что. Пошли, помощнички!


Петр Алексеевич, Аркадий, Ольшевский и Карташев скрываются за большим памятником. Тимка склоняется над клеткой. За его спиной появляется Ч е л о в е к в к о т е л к е. Он зажимает Тимке рот и делает знак свободной рукой. Околоточный и полицейские направляются за памятник. Слышен шум короткой борьбы. Выстрел. Выбегают растерянные А р к а д и й, К а р т а ш е в и О л ь ш е в с к и й, затем полицейские выводят связанного П е т р а А л е к с е е в и ч а и д я д ю И л ь ю.


А р к а д и й. Папка!..

П е т р А л е к с е е в и ч. Ничего, сынка!.. Прощай пока… Мать поцелуй, Катюшу… Да не горюй, брат! Время идет веселое!


Т е м н о т а.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Перрон вокзала. Прямо против зрителя широкая дверь с надписью: «Зал ожидания 1-го класса». Слышатся гудки паровозов, далекая песня: «Смело мы в бой пойдем, за власть Советов…» По перрону быстро проходят солдаты, пробегают вооруженные рабочие.


М а л ь ч и ш к а - г а з е т ч и к. «Правда»! Свежая газета «Правда»! Генералы Краснов и Деникин поднимают казачество! Все на защиту Республики! (Убегает.)


На перрон выходят Т и м к а и О л ь ш е в с к и й.


Т и м к а. Что же делать, пинь-пинь… Тара-рах! Где же Аркадий?

О л ь ш е в с к и й. Все сроки прошли! Ни его, ни Карташева!

Т и м к а. Эшелон уйдет, а мы останемся! Весело, пинь-пинь… тара-рах!..

О л ь ш е в с к и й. Идет! (Кричит.) Аркадий, сюда!


Появляется А р к а д и й. Он в шинели реалиста, с мешком за плечами.


Т и м к а. Ты что опаздываешь?

А р к а д и й. Не мог раньше, Тима. (После паузы.) Карташева еще нет?

О л ь ш е в с к и й. Нет.

А р к а д и й. У Сухарева были?

Т и м к а. Были… Ничего не выходит! Малы еще, говорит, по фронтам шататься, дома сидите. Я говорю: Иван Степанович, мы с красновцами хотим драться, а он смеется!

А р к а д и й. Дома мне делать нечего! Все равно на фронт уеду! Сухарев не возьмет, с другим отрядом уеду!

Т и м к а. Тебе хорошо: ты вон какой здоровенный вымахал!

О л ь ш е в с к и й. Смотрите, ребята! Карташев с отцом!

А р к а д и й. С отцом?

О л ь ш е в с к и й. Ну да! И… это самое… с чемоданами!

Т и м к а. Это что ж такое, пинь-пинь… тара-рах?!


На перроне появляется Ч е л о в е к в ф у р а ж к е чиновника, с чемоданами в руках. За ним К а р т а ш е в. Они направляются в зал ожидания.


А р к а д и й. Виктор!

К а р т а ш е в. Я сейчас!.. Папа, я приду через пять минут. Можно?

Ч е л о в е к в ф у р а ж к е. Хорошо. Только прошу тебя — не задерживаться. (Уходит в зал ожидания.)

А р к а д и й. Куда собрался, Виктор?

К а р т а ш е в. Понимаете, ребята… Папа едет на Украину, там у него брат под Житомиром.

А р к а д и й. А ты?

К а р т а ш е в. И я… У папы больное сердце. Я не могу оставить его одного…

Т и м к а. А товарищей оставлять можешь?

К а р т а ш е в. Но у меня больной отец! Я дал ему слово и должен его держать.

А р к а д и й. Ну что ж… До свиданья.

К а р т а ш е в. До свиданья… Только вы поймите, ребята…

Т и м к а. Мы все понимаем, пинь-пинь… тара-рах!.. До свиданья.

К а р т а ш е в. До свиданья. (Уходит.)


Появляется Ш м а к о в. Он в кожаной куртке, за плечами — винтовка, на ремне неизменная гармонь.


Ш м а к о в. Вы еще здесь? Вам что было сказано? Марш по домам, и чтоб духу вашего здесь не было!

А р к а д и й. Слушай, Вася! Посади нас в вагон! Мы спрячемся, а потом уж Сухарев нас не высадит!

О л ь ш е в с к и й. Верно! Это самое… Посади, а?

Ш м а к о в. Не могу! Без документов не сажают! А у нас строго! И вот что, братцы, по-хорошему говорю: уходите по домам. Увидит Сухарев, с конвоем отправит! (Уходит.)

Т и м к а (вздыхая). Ничего не выйдет! А я уже птиц своих выпустил… Все разлетелись! И малиновка, и синицы, и щеглы… Я малиновку больше всех любил. Открыл клетку, а она не улетает. Я ее палочкой шуганул, она как взлетит на тополь да как запоет!


Молчат.


А р к а д и й. Вот что! Вы идите. Троих все равно не возьмут, а я самый высокий… Прибавлю года два, может и поверят!

О л ь ш е в с к и й. А клятва? Разве забыл? «Быть всегда вместе! Бороться за правое дело…»

Т и м к а. «Защищать бедных, ненавидеть богатых!» Мы никуда не пойдем! Верно, Семка?

О л ь ш е в с к и й. Конечно! Это самое… Никуда! Вместе, так вместе!

А р к а д и й. Не выйдет, ребята… Слыхали, что Шмаков сказал? А клятва остается! Это ничего, что мы в разных местах будем. За одно дело боремся — значит, вместе! Идите. Только не обижайтесь. Я ведь не виноват, что выше вас вырос.

Т и м к а. Мы не обижаемся. Всего тебе хорошего, Аркадий.

А р к а д и й. Спасибо, Тима. До свиданья.

О л ь ш е в с к и й. Когда-то теперь встретимся?

А р к а д и й. Встретимся, Сема. Обязательно встретимся. Тимка, ты что?

Т и м к а (отворачиваясь). Ничего, ветер… Пошли, Семен!

О л ь ш е в с к и й. Пошли.


Медленно уходят. Аркадий некоторое время стоит неподвижно, смотря им вслед, потом решительно направляется к двери, ведущей в зал ожидания, и сталкивается с выходящим оттуда С у х а р е в ы м. На нем шинель, у пояса револьвер.


С у х а р е в. Аркадий?! Ты что тут делаешь?

А р к а д и й. Я к вам, Иван Степанович!

С у х а р е в. Я твоим дружкам сказал и тебе повторяю: никуда не поедешь! Молод еще! Ясно?

А р к а д и й. Ничего я не молод. У меня оружие есть! Вот… (Показывает пистолет.)

С у х а р е в. Откуда?

А р к а д и й. Отец с фронта прислал. Давно еще… Возьмите в отряд, Иван Степанович! Не возьмете — сам на фронт уеду! Под вагоном, на крыше — все равно уеду! Мне за отца надо на фронт идти!

С у х а р е в. Идем!

А р к а д и й. Куда?

С у х а р е в. Идем! Парень ты рослый, сойдешь…

А р к а д и й. Иван Степанович!

С у х а р е в. За отца, значит… Ах ты! Ну, идем. Матери только напиши, а то не пущу!


Уходят. Звонок вокзального колокола. Из зала ожидания проходят нагруженные вещами пассажиры. Среди них К а р т а ш е в и Ч е л о в е к в ф у р а ж к е чиновника.


К а р т а ш е в. Подожди, папа!.. Давай мне чемоданы — тебе тяжело!

Ч е л о в е к в ф у р а ж к е. Ничего, ничего! (Кричит.) Носильщик!

К а р т а ш е в. Что ты, папа? Какие теперь носильщики?

Ч е л о в е к в ф у р а ж к е. Как какие: посадка ведь? Ах, да!.. Светопреставление! Придется самим! (Пытается поднять чемодан.) О, черт! Прости, Виктор, ты этого не слышал. Какая тяжесть!

К а р т а ш е в. Давай я, папа! Тебе нельзя!

Ч е л о в е к в ф у р а ж к е. Вместе, вместе! Ах, боже мой! Опоздаем! (Уходят, сгибаясь под тяжестью чемоданов.)


На перрон выходят А р к а д и й и А х м е т. Они с подсумками у пояса, за плечами — винтовки.


А х м е т. Документ получал, вобла получал, хлеб и махорка получал, — можно воевать! Куда едем, не знаешь?

А р к а д и й (важно). Военная тайна!

А х м е т. Уй-бай, какой строгий! Слушай, ты, может быть, командир отряда? Ты скажи, а то я тебя боюсь?

А р к а д и й. Никакой я не командир! Солдат я. А куда, едем — военная тайна. Понимать должен, не маленький.

А х м е т (смеется). Ай-ай, какой старик! Извиняюсь, бачка, сколько тебе лет?

А р к а д и й. Семнадцать!

А х м е т. Ой, врешь! Шестнадцать еле-еле…

А р к а д и й (мрачно). Семнадцать!

А х м е т. Уй, какое лицо! Зарежешь! Зачем на фронт идешь?

А р к а д и й. А ты зачем?

А х м е т (серьезно). Понимаешь, бачка, надо. Очень надо! Ленин сказал: надо защищать Республику! Понимаешь?

А р к а д и й. Понимаю… (Горячо.) Только с оружием в руках пролетариат завоюет светлое царство социализма.

А х м е т. Как сказал! Ах, как сказал! Молодец, бачка. Хорошо сказал!

А р к а д и й. Это не я сказал… Это на плакате написано. Вот. (Указывает на плакат, висящий на стене.)

А х м е т. Все равно хорошо! От сердца сказал! Давай руку, кунак будешь! Как звать?

А р к а д и й. Голиков Аркадий…

А х м е т. Меня — Ахмет! Строиться скоро… Пойдем!

А р к а д и й. Сейчас. Только письмо напишу.

А х м е т. Ну пиши. Кому письмо?

А р к а д и й. Матери.

А х м е т. Пиши! Обязательно пиши! Хорошо пиши! Мешать не буду! (Уходит.)


Песня приближается.


А р к а д и й (склонившись над письмом). Мама, дорогая моя! Прощай, прощай… Уезжаю на Дон биться с белыми бандами Краснова! Помнишь, как говорил отец: нужно бороться за счастье, за светлое будущее! И я буду бороться! Хочу сам, своими руками, завоевать счастливую жизнь для тебя, для Катюшки, для всех!.. (Останавливается. Прислушивается к песне. Она звучит все громче и громче. Аркадий улыбается и продолжает.) Голова у меня горячая от радости… Все, что было раньше, — пустяки, а настоящее в жизни только начинается!


Песня обрывается. Слышна команда: «Становись!» Аркадий бежит на голос. На перроне строятся бойцы. Зритель видит левый фланг шеренги. Среди бойцов А р к а д и й, Ш м а к о в, А х м е т. В стороне командир отряда С у х а р е в.


С у х а р е в. По порядку номеров рассчитайсь!


За кулисами перекличка голосов. Счет доходит до Аркадия, который замыкает шеренгу.


А р к а д и й (звонко). Двадцать седьмой неполный!

С у х а р е в. Отставить! Кто счет путает? Замыкающий — двадцать шестой полный! По порядку номеров рассчитайсь!


Перекличка повторяется. Счет доходит до Аркадия.


А р к а д и й (растерянно). Двадцать седьмой неполный…

С у х а р е в. Отставить! В чем дело? (Вынимает из полевой сумки список.) По списку двадцать шесть! Кто счет путает, я спрашиваю?!

А х м е т. Разрешите сказать. Никто не путает. Тут еще один человек объявился… Вот стоит! (Указывает на стоящего рядом с ним смуглого паренька с шапкой кудрявых черных волос.)

С у х а р е в. Ты откуда взялся? Документы! (Проверив документы.) В порядке… Да кто ты такой, скажи на милость?

Ц ы г а н е н о к. Я цыган. Красный цыган!

С у х а р е в. Красный цыган? (Смеется.) Да какой же ты цыган?! Ты же еще цыганенок! Вот уморил… Смирно! По вагонам шагом марш!


Правофланговые за кулисами запевают, все подхватывают.


Т е м н о т а.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Партизанский лагерь в лесу. У костра А х м е т, Ц ы г а н е н о к, в стороне седоусый партизан с трубкой в зубах — Ч у б у к.


Ч у б у к. Подкинь хворосту, Цыганенок. Плохо что-то закипает.

А х м е т. Горит, горит! Шипит, шипит! Дыма много — чая нет! Снимай — так пить будем!

Ч у б у к. Подожди. Сейчас закипит.

Ц ы г а н е н о к. Он ждать не может. Ему сразу все подавай…

А х м е т. Ждать не люблю! Зачем ждать? Быстро все нужно! Как кунак мой! Раз! Раз! Ветер…

Ч у б у к. Голиков-то? Молодой еще, потому и быстрый! Хороший солдат растет.

Ц ы г а н е н о к. Где он пропал? Интересно рассказывает.

Ч у б у к. Сейчас придет. Командир вызвал.


Появляется А р к а д и й. Он еще в форме реального училища, но без герба на фуражке.


Вот он, рассказчик, явился… Ну, давай дальше. Значит, сумку ты у него забрал, самого пристукнул и сюда.

А р к а д и й. Ага… Ведь как получилось? Когда на поезд бандиты напали, я в лесу заблудился! Ну и наткнулся на него. Сначала он нашим прикинулся, а потом меня дубинкой по голове! Ну, я его и… Страшно даже вспомнить. Ведь я, дядя Чубук, никогда раньше в человека не стрелял.

Ч у б у к. Жалеешь! Ну-ну… Ты, может, думаешь, что война — это вроде игры или прогулки по полям да лесам? Белый есть белый! Они нас стреляют, и мы их жалеть не должны.

А р к а д и й. Да я не жалею, а как-то так… Неприятно…

Ч у б у к. Приятного ничего нет, это верно.

А х м е т. А в сумке что, бачка?

А р к а д и й (открывая сумку). Вот. Аттестат. (Читает.) Выдан воспитаннику второй роты имени графа Аракчеева кадетского корпуса Юрию Ваальду.

Ч у б у к. Кадет?

А р к а д и й. Ага… И письмо полковнику Королькову, чтоб помог этому кадету у корниловцев.

Ч у б у к. Теперь не поможет…


К костру подходит Ш м а к о в.


Ш м а к о в. Чубук, к командиру!

Ч у б у к. Иду. (Уходит.)

Ш м а к о в. Дайте закурить, братцы. Смотрите, какие камешки интересные! У речки набрал!

А х м е т. Ты, бачка, как маленький все равно! Зачем они тебе?

Ш м а к о в. Интересно! Вроде одинаковые, а посмотришь — все разные… А почему так — неизвестно.

А р к а д и й. Все известно. Наука такая есть — геология.

Ш м а к о в. Как?

А р к а д и й. Геология.

Ш м а к о в. Понятно! Вода-то бурлит, закипает, должно… Сахар есть?

А х м е т. Есть немного.


Все молча смотрят на закипающий котелок и слушают Цыганенка, который тихонько поет что-то по-цыгански.


Ш м а к о в. Какую песню поешь, Цыганенок? Чего-то грустная очень? Скажи по-русски…

Ц ы г а н е н о к. Старая песня… В ней говорится, что нет у цыгана родной земли и та ему земля родная, где его хорошо принимают. А дальше я его спрашиваю: а где же, цыган, тебя хорошо принимают? И цыган отвечает: много я стран исходил с табором… Был у венгров, был в туретчине, был у болгар. Много земель исходил и еще не нашел такой, где бы хорошо мой табор приняли… Такая песня…

А х м е т. Ты к нам сам пришел, да? Вас ведь в армию не забирают.

Ц ы г а н е н о к (горячо). Меня не нужно забирать! Отец мой умеет воровать лошадей, а мать гадает! Дед мой воровал лошадей, бабка гадала!.. И никто из них себе счастья не украл, никто хорошей судьбы не нагадал… Надо по-другому!

А х м е т. Уй-бай! Чай сбежал! (Подхватывает котелок, снимает его с огня.)


Цыганенок громко смеется.


А р к а д и й. Ты чего, Цыганенок?

Ц ы г а н е н о к. Так… Я вот думаю, что и народ так… Русские, башкиры, цыгане, все… Терпели старую жизнь, терпели, а потом, как вода из котелка: закипели и кинулись в огонь! А?

А х м е т. Правильно, бачка. Молодец!

Ц ы г а н е н о к. И я так же. Сидел, сидел — не вытерпел, взял винтовку и пошел, как тот цыган в песне, хорошую жизнь искать…

А р к а д и й. И найдешь! Слышишь, Цыганенок, найдешь!

Ц ы г а н е н о к. Один не нашел бы… А все вместе должны — потому охота большая!

А х м е т. Давай кружки — чай разливать буду. Вот, ты песню пел: везде табор ходил, по всей земле, нигде счастья не нашел… А кто табор вел?

Ц ы г а н е н о к. Кто вел? Старики вели — они все дороги знают…

А х м е т. Все дороги знают, а главной не нашли. Ту, которая к счастью ведет! У нас в народе так говорят: если скачут джигиты, то один всадник всегда впереди должен быть. Горячий, честный… Храбрый, как лев! Себя не пожалеет, коня не пожалеет, все отдаст, чтоб другим хорошо было! Всадник, скачущий впереди… По-нашему — Гайдар!

А р к а д и й. Как?

А х м е т. Гайдар…

А р к а д и й (задумчиво). Гайдар… Всадник, скачущий впереди!..


Слышен цокот копыт. Все прислушиваются.


Ш м а к о в. Верховой! Должно, к командиру, с пакетом…

Ц ы г а н е н о к (вставая). Мне пора.

Ш м а к о в. Кого сменяешь?

Ц ы г а н е н о к. Малыгина.

Ш м а к о в. Ну-ну, послужи, солдатик!


Цыганенок уходит. Шмаков негромко наигрывает на гармони.


Эх, тальяночка-партизаночка… Споем, Аркадий?

А р к а д и й. А?!

Ш м а к о в. Споем, говорю, что ли? Ты чего задумался?..

А р к а д и й. Ничего. Так я…

Ш м а к о в (играя). Не жизнь, а времяпровождение… Обоз у белых отобьешь, телеграфный столбик спилишь — вся война. Скорей бы в наступление.

А х м е т. Тебе, извиняюсь, как на картинке надо? Винтовки наперевес и пошли! А у них пушки…

Ш м а к о в. Что мне пушки — я сам себе орудие!


Далекий голос: «Шмаков, к ротному!»


Ш м а к о в (продолжая сидеть). Иду!.. Не иначе в наряд мне. (Играет.)

Г о л о с. Васька!

Ш м а к о в (сидя). Надо идти.

Г о л о с. Шмаков! Черт!

Ш м а к о в. Беспременно в наряд… (Кричит.) Иду! (Вставая.) Прощевайте, хлопцы! (Уходит.)


С противоположной стороны быстро входит Ч у б у к.


Ч у б у к. Ахмет, к командиру!

А х м е т. Есть. (Убегает.)

Ч у б у к. Голиков, верхом ездил когда-нибудь?

А р к а д и й. Ездил, дядя Чубук! А что?

Ч у б у к. Поедешь со мной.

А р к а д и й. Сейчас?

Ч у б у к. Сейчас. Винтовку и документы сдашь ротному.

А р к а д и й. В разведку?

Ч у б у к. В разведку. В Богучарах белые. Надо пробраться в деревню, узнать, что они затевают. Дело серьезное… Не боишься?

А р к а д и й. Нет, дядя Чубук. Не боюсь!

Ч у б у к. Ну, добре! Значит, по коням! (Уходит.)


Аркадий бежит за ним, на ходу снимая винтовку. Издалека доносится чуть слышное ржание лошади. Аркадий останавливается, прислушивается, улыбаясь, говорит:


А р к а д и й. Гайдар… Всадник, скачущий впереди! (И, чему-то своему засмеявшись, убегает.)


Т е м н о т а.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Белогвардейский штаб. На стене — телефон, в открытую дверь видна вторая комната, с выходом на улицу. За столом склонился над картой и штабными бумагами о ф и ц е р в погонах штабс-капитана. Звонок телефона.


Ж и х а р е в. Штабс-капитан Жихарев у аппарата. Здравствуйте, ротмистр… Что?.. Передайте полковнику, что операция разработана. Да… Только что кончил… Чудесно! Сейчас буду у вас. (Вешает трубку. Кричит.) Пахомов!

П а х о м о в (в дверях). Слушаю, ваше благородие.

Ж и х а р е в. Папаху, шашку!

П а х о м о в. Пожалуйста, ваше благородие.

Ж и х а р е в. Придет поручик Бравич, скажешь, что я ушел к ротмистру Шварцу.

П а х о м о в. Слушаю.


Жихарев выходит. Пахомов, тяжело вздохнув, подходит к телефону, стирает пыль с деревянной коробки, крутит ручку. Телефон звонит.


Ишь ты! Машина!.. (Снимает трубку.) Алле! Алле! Молчит… (Крутит ручку.) Алле!.. Это кто? Какой телефонист? Сковородников? Мое вам почтение, Александр Семенович! Это землячок ваш говорит… Пахомов и есть! Чего? Да нет, это я так. Заскучал. Заскучал, говорю! Мысли у меня всякие. Письмо я от своих получил… Урожай убирать надо, а некому. Слышь, Сашок? Некому, говорю, урожай-то. А?! Ну-ну, вешаюсь. Вешаюсь, говорю! (Вешает трубку.) И поговорить-то не дадут. (У окна.) Пылища и никакого горизонту. То ли дело у нас в деревне! Ага, вон казачки ведут кого-то. Никак арестованного? Так и есть! (Кричит.) Эй, служивые, куда ведете парнишку? Сюда идут.


Выходит и через несколько секунд возвращается вместе с двумя казаками, которые вводят А р к а д и я.


1 - й к а з а к. На реке поймали. Где их благородие?

П а х о м о в. У ротмистра Шварца. Вон, домик через дорогу.

2 - й к а з а к. Передать бы надо. Вот сумка его да пистолет…

П а х о м о в. Так ты их благородию передай. А этого здесь можете оставить — не утекет!

1 - й к а з а к. Пошли, Михайла!


Выходят.


П а х о м о в. Ну, чего посреди комнаты встал? Ноги-то небось не казенные? Вон, присядь в уголке. Отдохни, пока их благородие не придет. Господи, и чего таких мальцов в армию забирают?!

А р к а д и й. Никто меня не забирал! Я сам пошел!

П а х о м о в. Сам? Ишь ты! А меня вот мобилизовали… Партизан, что ли?


Аркадий молчит.


Худо твое дело, малец! Ой, худо! Как же ты не уберегся?

А р к а д и й. Да уж так… Попить бы.

П а х о м о в. Попить — это можно. Ой, малец, малец… (Выходит.)


Аркадий некоторое время сидит неподвижно, потом порывисто встает, подходит к окну, пытается открыть его плечом. За окном голоса. Аркадий отходит в угол. Садится. В соседней комнате звяканье шпор, голос: «Разрешите, господин капитан?»

Входит поручик Б р а в и ч.


Б р а в и ч. Гм!.. Никого… (Кричит.) Пахомов! Опять никого! Прелестно! Куда же все делись? (Не замечая Аркадия, расхаживает по комнате.) Какая скука! Хоть удавись! Скорей бы в Ростов! (Увидев Аркадия.) Это еще что такое? Откуда? Отвечать!


В дверях появляется П а х о м о в. В руках у него ведро с водой и кружка.


Б р а в и ч. Ну? Я с кем разговариваю?!

П а х о м о в. Разрешите доложить, ваше благородие. Это пленный. Казаки привели…

Б р а в и ч. А ты где пропадаешь, болван?! Почему оставил пленного?

П а х о м о в. Так что, я до колодца только… Воды набрать.

Б р а в и ч. Воды? Я вот скажу господину капитану, он тебе покажет воду! Пошел вон!

П а х о м о в. Слушаюсь. (Идет к дверям.)

Б р а в и ч. Стой!

П а х о м о в. Слушаюсь.

Б р а в и ч. Где господин капитан?

П а х о м о в. Их благородие у ротмистра Шварца.

Б р а в и ч. Ну хорошо! Ступай.


Пахомов выходит.


Партизан?! Разведчик?!


Аркадий молчит.


Ничего, голубчик, заговоришь! У нас с большевиками разговор короткий: по мордам и к стенке!

А р к а д и й. Болван усатый!

Б р а в и ч. Что? Ах ты… (Замахивается.)


В дверях показывается штабс-капитан Ж и х а р е в.


Ж и х а р е в. Отставить, Бравич!

Б р а в и ч. Хам! Красный ублюдок!!

Ж и х а р е в (резко). Отставить, поручик! (Аркадию.) Это ваша сумка?

А р к а д и й (медленно). Сумка? Моя.

Ж и х а р е в. Фамилия?

А р к а д и й. Го… (После паузы. Громко.) Господин капитан, разрешите обратиться?

Ж и х а р е в. Слушаю вас.

А р к а д и й. Воспитанник второй роты имени графа Аракчеева кадетского корпуса Юрий Ваальд явился в ваше распоряжение!

Б р а в и ч. Что?!

А р к а д и й. Письмо полковнику Королькову находится в сумке, аттестат там же!

Ж и х а р е в. Вольно, кадет! Прошу простить казачков — неграмотные. А уж вы, поручик, извиняйтесь сами. (Смеется.)

Б р а в и ч. Простите. Я, право, не думал…

Ж и х а р е в. Знакомьтесь, господа, и мир!

Б р а в и ч. Поручик Бравич.

А р к а д и й. Юрий Ваальд.

Ж и х а р е в. Ну, так-то лучше. (Кричит.) Пахомов!

П а х о м о в (в дверях). Слушаю.

Ж и х а р е в. Пахомов, что у нас на завтрак?

П а х о м о в. Куренок, ваше благородие…

Ж и х а р е в. Что нам на троих куренок? Давай еще чего-нибудь.

П а х о м о в. Так что вчерашние вареники разогреть можно.

Ж и х а р е в. Давай куренка, давай вареники… Живо!

П а х о м о в. Слушаюсь. (Выходит.)

Ж и х а р е в (протягивает Аркадию портсигар). Прошу.

А р к а д и й. Благодарю. (Закуривает от спички, предложенной штабс-капитаном.)

Ж и х а р е в. Я прочел письмо к полковнику Королькову, но оно теперь ни к чему. Полковник уже месяц как убит.

А р к а д и й. Ах, вот как? Очень жаль.

Ж и х а р е в. Да… Прекрасный был офицер. Ваша сумка и маузер. Прошу!

А р к а д и й. Благодарю.

Б р а в и ч. Хороший у вас маузер. Я таких маленьких никогда не видел. Хотите меняться?

А р к а д и й. Не могу. Подарок.

Ж и х а р е в. Чей?

А р к а д и й. Отца.

Ж и х а р е в. А я ведь знавал вашего батюшку, Юрий… Владимирович, если не ошибаюсь?..

А р к а д и й. Так точно!

Ж и х а р е в. Давненько. В девятьсот седьмом, в Петербурге. Вы ведь, кажется, тогда в Озерках жили?

А р к а д и й. Так точно, в Озерках…

Ж и х а р е в. Красивое место. Совсем вы еще мальчуганом были, только смутное сходство сохранилось. (Кричит.) Пахомов, скоро там?

П а х о м о в (входя с судками). Несу, ваше благородие! (Накрывает на стол, отодвинув в сторону карту и штабные бумаги.)

Б р а в и ч. Коньячку бы ради знакомства?

П а х о м о в. Слушаюсь.

Б р а в и ч. А почему на вас такая форма странная?

Ж и х а р е в. Да, действительно?.. Я только что обратил внимание… Прошу к столу!


Пахомов роняет тарелку.


Верблюд! Тарелку разбил! Что ты сегодня-нарочно меня злишь? Убирай быстро и неси коньяк!


Пахомов уходит.


Ну-с, приступим! Вашу тарелку.

А р к а д и й. Благодарю вас.

Ж и х а р е в. Берите, берите… Не стесняйтесь.

Б р а в и ч. Мне, если можно, вареников. Так что же это за форма?

А р к а д и й. Ах, вы все про это?.. Это не моя. Я купил на станции у какого-то реалиста. Неужели вы думали, что я перейду фронт в форме кадета?

Ж и х а р е в. Действительно, Бравич! Неужели вы сразу не сообразили?


Входит П а х о м о в.


Ж и х а р е в. Принес?

П а х о м о в. Пожалуйста, ваше благородие.

Ж и х а р е в (разливая коньяк). Выпьем, господа! За молодое пополнение! Эх, бывало, в Питере пили! Как пили!

Б р а в и ч. И будем пить! Под звон колоколов пройдем по улицам столицы! И первого пленного большевика я повешу собственными руками на ближайшем фонарном столбе!


Аркадий резко встает.


Ж и х а р е в. Вы что, кадет?

А р к а д и й (после паузы). Я… уже сыт, господин капитан. Благодарю вас. (Садится.)

Ж и х а р е в. Однако аппетит у вас не армейский.

П а х о м о в. Ваше благородие…

Ж и х а р е в. Ты еще здесь? Что тебе?

П а х о м о в. Так что еще одного привели. Виноват, теперь вроде настоящего…

Ж и х а р е в. Прошу прощенья, господа! (Кричит.) Ввести арестованного!


В комнату вводят избитого, связанного Ч у б у к а. Он на одно мгновение задерживает взгляд на лице Аркадия. Аркадий делает невольное движение к нему, затем медленно опускается на стул.


Б р а в и ч. Что с вами, Юрий Владимирович?

А р к а д и й. Голова закружилась… От коньяку, наверно…

Б р а в и ч. Чепуха! Просто устали.

Ж и х а р е в (Чубуку). Подойди сюда. Ближе… Да… Это птичка чужая. По глазам видно. Документы?

1 - й к а з а к. Нету, ваше благородие.

Ж и х а р е в. Разведчик? Из какого отряда? Отвечать!


Чубук молчит.


Сколько коммунистов в отряде?

Ч у б у к. Все коммунисты.

Ж и х а р е в. Сколько пулеметов?..

Ч у б у к. Двадцать!

Б р а в и ч. Врешь, скот! (Бьет Чубука по лицу.)


Аркадий вскакивает.


Ж и х а р е в. Нервы, молодой человек! Сидите спокойно! (Чубуку.) Кто с тобой был?

Ч у б у к. Товарищ один…

Ж и х а р е в. Куда он делся?

Ч у б у к. Убег куда-то. В другую сторону…

Ж и х а р е в. В какую сторону?

Ч у б у к. В противоположную.

Ж и х а р е в. Я тебе покажу в противоположную! Я тебя самого сейчас отправлю в противоположную! Бравич, увести!


Чубука выводят.


Ж и х а р е в (Аркадию). Что с вами, батенька? Никогда не видели, как большевиков расстреливают? Привыкайте! (Быстро выходит.)


Аркадий бросается к окну, выхватывает маузер. За окном залп. Аркадий несколько секунд стоит, закрыв лицо руками. Потом подбегает к столу, прячет в сумку карту, штабные бумаги.

В дверях показывается Б р а в и ч.


Б р а в и ч (резко). Что вы делаете?!


Аркадий подходит к Бравичу. В упор стреляет в него. Бравич падает. Аркадий выбегает.


Т е м н о т а.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Окраина деревни. Под окном избы сидят А х м е т и Ш м а к о в. В руках у Шмакова гармонь. Он негромко играет что-то задумчиво и чуть-чуть грустно.


А х м е т (взглядывая в окно). Все пишет… Подожди, Василий, не играй. Мешаешь.

Ш м а к о в. И чего пишет? (Вставая.) Ты смотри, Ахмет, сколько бумаги изорвал! Напишет, порвет и опять сначала!

А х м е т (задумчиво). Совсем большой человек стал…

Ш м а к о в. Кто?

А х м е т. Аркадий… Был такой маленький, стал совсем большой!

Ш м а к о в. Не большой, а командир роты. И когда ты, Ахмет, говорить научишься по-человечески?

А х м е т. Я знаю, что говорить! Понимать надо! Командир роты — одно, человек — совсем другое!

Ш м а к о в. Ну вот, рассердился. И чего ты такой горячий? Слова тебе не скажи.

А х м е т. Аркадию сколько лет? Шестнадцати нет! А он ротой командует! Большой человек?

Ш м а к о в. Большой, большой. Разве я спорю? Как говорится, биография у него необыкновенная!

А х м е т. Какая такая биография! Время необыкновенное! Ничего ты, бачка, не понимаешь!

Ш м а к о в. Ну вот, опять. Порох, не человек!


Из избы выходит А р к а д и й. В перетянутой ремнями шинели, в серой папахе со звездочкой, он выглядит суровым и повзрослевшим.


А р к а д и й. Разведка не вернулась?

А х м е т. Нет еще, товарищ командир роты.

А р к а д и й, Я ушел к Сухареву.

А х м е т. Есть!


Аркадий уходит.


Про Чубука забыть не может.

Ш м а к о в. Наверно… В отряд вернулся сам не свой и вот до сих пор… В самое пекло лезет! Как жив остался — удивительно!

А х м е т. Чубука жалко…

Ш м а к о в. Да… (Играет.)

А х м е т. Слушай, спой, что вчера с Цыганенком пели. Очень песня хорошая. Откуда такая?

Ш м а к о в. Сам сложил.

А х м е т. Сам? Скажи пожалуйста. Молодец бачка!

Ш м а к о в. Наконец-то! А то все ругаешься. Жаль, Цыганенок в разведке, спелись мы с ним… (Берет гармонь.) Эх, подружка моя неразлучная! Помирать буду — на тот свет с собой возьму.

А х м е т. Зачем кричишь? Верблюда погоняешь? Хорошая песня тишину любит. Пой!

Ш м а к о в. Опять досталось! И за что я тебя люблю, Ахметка? Непонятно. (Негромко запевает. Ахмет подтягивает.)

Отшумят военные пожарища,

Станет на земле моей светло,

Соберемся вновь, дружки-товарищи,

Сядем вкруг за праздничным столом…


Появляются С у х а р е в и А р к а д и й. Они стоят за спиной Шмакова. Слушают.


Вспомним, как, бывало, песни пели мы,

Сидя у походного костра,

Как ночами мерзли под шинелями,

Чтобы в жаркий бой идти с утра.

Солдатская служба — особая служба,

Коль Родину ты защищаешь свою,

Солдатская дружба — особая дружба,

Коль друг за тебя погибает в бою…

С у х а р е в. Хорошая песня…

А х м е т (вскакивает). Товарищ командир!

С у х а р е в (задумчиво). «Солдатская дружба — особая дружба, коль друг за тебя погибает в бою…» Настоящая песня. Где подхватили?

Ш м а к о в (быстро). Да так… Солдат один проходил, пел.

А х м е т. Какой солдат? Где проходил? Зачем неправду говоришь, Василий? Он сам сложил, товарищ командир.

С у х а р е в. Сам? Ну и ну! Видал, Голиков, какие у тебя в роте таланты? А мы и не знали!

Ш м а к о в. Да какие там таланты, товарищ командир! Так… Баловство одно…

С у х а р е в. Нет, брат, это не баловство. Ты думаешь — боец, партизан, белых стреляешь, по окопам валяешься, так и чувства тебе никакого проявлять не положено? Что ж ты, без чувства воюешь? Солдат ты наемный, что ли? Сам на фронт пошел! И ты, и Голиков, и Ахмет. Да мало ли! Был бы во мне этот самый талант, сел бы и написал обо всем! Чтоб сыновья наши да внуки знали, как мы свободу отстаивали!

А р к а д и й (горячо). Верно, товарищ командир! Вот я выйду ночью, посмотрю кругом… В степи костры горят, бойцы у пушек застыли, кони как нарисованные стоят… И вдруг — сигнал! Труба! Тревога! И помчались кони, развернулись орудия, ринулись в атаку бойцы. Вот такое бы написать… Или про то, как попался в плен красный разведчик, как пытают его белые… Шомполами бьют, звезды на спине вырезают, а он ни слова, ни стона… Каменный! Коммунист и солдат… Как Чубук!

С у х а р е в (задумчиво). Да… как Чубук.


Молчат.


Разведка не возвращалась?

А р к а д и й. Нет.

С у х а р е в. Вышли дозорных. Непохоже что-то на красновцев: их из деревни выбили, а они ни гугу!

А р к а д и й. Ахмет, Шмаков, в дозор!

А х м е т. Есть!


Уходят.


А р к а д и й (после паузы). Товарищ командир…

С у х а р е в. Что?

А р к а д и й (протягивая заявление). Вот…

С у х а р е в (читает). «Прошу принять меня в партию. Хочу воевать за светлое будущее коммунистом, потому что я…» Ишь, писатель! Не заявление — роман целый! (Помолчав.) Значит, в партию хочешь?

А р к а д и й. Хочу. Таким, как Чубук, хочу быть… Я перед каждым боем об этом думаю. Мне без партии нельзя.

С у х а р е в. Так… Это хорошо, что ты очень хочешь. (Пишет что-то на заявлении.) Держи. Теперь я тебе вроде крестный отец. Не подведешь?

А р к а д и й. Нет, товарищ командир, не подведу! Я клянусь вам!

С у х а р е в. Знаю, что не подведешь. Я в тебя верю, Голиков.


Далекие выстрелы. Вбегает запыхавшийся А х м е т.


А х м е т. Белые!

С у х а р е в. Где?

А х м е т. К опушке подходят! Наша разведка их задержала!

С у х а р е в. В ружье!


Ахмет убегает. Слышен сигнал трубы.


Голиков, роту подошлю сюда. Держаться до последнего!

А р к а д и й. Есть!


Сухарев быстро уходит. Выстрелы приближаются. Появляется Ш м а к о в. Он несет раненого Ц ы г а н е н к а. Бережно опускает его на землю.


Ш м а к о в. Подходят…

А р к а д и й. Цыганенок, друг… Больно тебе?

Ц ы г а н е н о к. Ничего… Я им тоже… (Вдруг очень быстро.) Мама, я не буду для него плясать! Не буду, не буду!

А р к а д и й. Ты что, Цыганенок?

Ц ы г а н е н о к. А?.. (После паузы.) А счастье найдем… Один не нашел бы, а все вместе найдем…

А р к а д и й. Обязательно найдем! Слышишь, Цыганенок?

Ц ы г а н е н о к (очень медленно). Должны найти… Должны… найдем… (Затихает.)

Ш м а к о в. Все.


Выстрелы приближаются. Вбегает А х м е т.


А х м е т. Рота здесь!

А р к а д и й (выхватывая маузер). Рота, за мной! За счастье! За Цыганенка! Вперед!

Пулеметная очередь. Аркадий хватается за голову, медленно оседает на землю.

А х м е т. Командир! Бачка!

А р к а д и й (отстраняя Ахмета). Вперед, Ахмет! Ребята… скачите! Вперед! Гайда… (Падает.)


В темноте гремит «ура!»

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Москва. Комната в квартире Гайдара. Лучи неяркого сентябрьского солнца освещают письменный стол, диван, над которым висит фотография Гайдара времен гражданской войны, раскрытый чемодан на стуле. В комнате беспорядок, какой бывает либо при сборах в дальнюю дорогу, либо в первые часы приезда, когда вещи еще не нашли своего места и висят на спинках стульев, лежат на столе. Г а й д а р стоит на стуле и, мурлыча какую-то песенку, приколачивает над диваном ветвистые оленьи рога. Звонок телефона.


Г а й д а р. Слушаю! Ага, я… Приехал. А это кто? Сухарев? Здравствуйте, Иван Степанович! Вы где? Может быть, заедете? Ну, хоть на минуту: у меня для вас письмо! Нет, честное слово. Пока секрет! Ну, хоть на полминуты, Иван Степанович, ведь вы же рядом! Хорошо. Жду! (Вешает трубку. Продолжая напевать, разбирает вещи.)


Телефон звонит опять.


Слушаю! Гайдара? А кто просит? Из «Пионерской правды»? А кто все-таки? А-а… Здравствуй, Толя! Да, я. Сегодня, только что с поезда… Почему сразу не признаюсь? Так вы же дохнуть не даете! Человек еще не помылся с дороги, а его уже на части рвут! Ты не будешь рвать? Ну вот, спасибо! Хоть одна благородная душа нашлась!.. Заеду обязательно… До свиданья! (Вешает трубку. Вынимает из чемодана рукописи, идет к письменному столу, но, проходя мимо окна, задерживается. Смотря в окно.) Скажи пожалуйста, футболисты в нашем дворе завелись! Ну, бей! Эх, мазила!.. Так!.. Отдай крайнему. Правильно!


Звонок у входной двери.


Головой! Молодчина!.. Ну, веди, веди!.. Передай полусреднему! Так…


Звонок настойчивей.


Кому пасуешь? Ну, на прорыв!.. Давай, давай! Ну, еще!


В дверь стучат.


Бей! Молодец, курносый!.. Один — ноль!


Сильный стук в дверь.


(Недовольно.) Кто это ломится? Звонок же для этого есть!


Выходит и тут же возвращается с С у х а р е в ы м. Сухарев заметно постарел. Он в полувоенной форме, с орденом Красного Знамени на груди.


С у х а р е в. Ты что, оглох, что ли? Звонил, звонил. Думал, ушел, не дождался. Ну-ка, покажись! Ничего, тайга тебе на пользу. Почему не открывал? Заснул?

Г а й д а р. Ребята во дворе в футбол играют, увлекся, Иван Степанович…

С у х а р е в. Где? (У окна.) Ты смотри, вратарь что делает! Прямо с ног мяч хватает!.. Постой, постой, да это же девчонка!

Г а й д а р. Не может быть! В брюках-то?

С у х а р е в. А косички? Вон из-под кепки торчат! Видишь?

Г а й д а р. Верно!

С у х а р е в. Вот сорвиголова! Откуда такая?

Г а й д а р. Не знаю, Иван Степанович. Ни ее, ни вот того курносого. Я ведь в Москве почти год не был, новых жильцов, наверно, ребята.

С у х а р е в. Ну, рассказывай. Как съездил?

Г а й д а р. Хорошо. Очень хорошо. Такого я повидал за эту поездку — спать не могу! Поскорей написать обо всем хочется! (Помолчав.) Знаете, Иван Степанович, я хочу, чтобы когда-нибудь про нас, детских писателей, говорили так: «Жили-де такие умельцы, знающие люди, которые из военной хитрости прикинулись писателями и помогли ребятам вырасти хорошими, храбрыми солдатами».

С у х а р е в. Правильно! Не зря я за тебя поручался. Помнишь, крестник?

А р к а д и й. А как же! Помню, товарищ командир.

С у х а р е в. То-то!.. Да, тут без тебя Ахмет приезжал.

А р к а д и й. Ну? Где он?

С у х а р е в. Кавалерист. Полком командует. Был в Средней Азии, басмачей гонял. А где теперь — не знаю. Сам понимаешь… (Негромко поет.) «Солдатская служба — особая служба, коль Родину ты защищаешь свою…»

Г а й д а р. «Солдатская дружба — особая дружба, коль друг за тебя погибает в бою…» Ох ты! Про письмо-то я забыл! (Достает из полевой сумки письмо.) Угадайте, от кого?

С у х а р е в. Давай, давай! Может быть, еще плясать заставишь?

Г а й д а р. От Васьки Шмакова!

С у х а р е в. Где ж ты его встретил?!

Г а й д а р. Под Владивостоком. Геолог! Начальник экспедиции.

С у х а р е в. Зарыл Вася талант в землю! Я думал, он поэтом будет, а он геологом стал! (Читает письмо.) Скажи на милость…

Г а й д а р. Камешками он давно интересовался.

С у х а р е в. Вот-вот! Ну ладно, мне пора. Когда нужно будет что-нибудь — зайди.

Г а й д а р. Спасибо. А пустят?

С у х а р е в. Позвони, попроси, в ножки поклонись — может, и выпишу тебе пропуск.


Смеются.


(У окна.) Ты смотри! Все еще гоняют!

Г а й д а р. Такой народ: пока мяч не отнимешь — не разойдутся!

С у х а р е в. Ну, будь здоров!

Г а й д а р. До свиданья, Иван Степанович.


В соседней комнате слышится звон разбитого стекла.


Г а й д а р. Это еще что такое? (Уходит и тут же возвращается с мячом в руках.)

С у х а р е в. Доигрались! (Хохочет.)

Г а й д а р. Пушечный удар у этого курносого, — все стекло вдребезги!

С у х а р е в (у окна). Совещаются… Ну, разбирайся сам в своих квартирных склоках, мне некогда!


Уходит. Гайдар провожает его. Возвратившись, он смотрит в окно, потом быстро прячет мяч под диван и принимается разбирать вещи, напевая и посматривая на дверь. За дверью возня, потом робкий звонок.


Г а й д а р. Входите, открыто!


За дверью голоса: «Ты первый». — «Нет, ты!» — «Эх, а еще мальчишка!» Дверь распахивается, и в комнату входит Н а т а ш а. Она в брюках, в кожаных перчатках, кепка лихо сдвинута набекрень. Из-за ее плеча выглядывает П а в л и к.


Н а т а ш а. Здравствуйте!

Г а й д а р. Здравствуйте! Что ж вы в дверях стали? Проходите, садитесь.

П а в л и к. Спасибо… (Садится на стул, стоящий у двери.)

Г а й д а р (Наташе). А ты, мальчик, что ж не садишься?

Н а т а ш а. Я не мальчик, а девочка!

Г а й д а р. Не может быть!

Н а т а ш а. Честное пионерское!

Г а й д а р. А почему же ты в брюках ходишь?

Н а т а ш а. Это я, когда в футбол играю… А так — в юбке.

Г а й д а р. Понятно. А разве девочки в футбол играют?

Н а т а ш а. Ну и пусть не играют, а я буду! Давайте мячик…

Г а й д а р. Какой мячик?

Н а т а ш а. Как будто не знаете… Которым мы у вас стекло разбили!

Г а й д а р. Ах, значит, был такой факт?

П а в л и к. Был… Это я вам в окно стукнул.

Г а й д а р. Что же ты так? Нехорошо, брат, чужие стекла бить.

П а в л и к. Нечаянно… Выше штанги взял…

Г а й д а р. Не рассчитал, значит?

П а в л и к. Не рассчитал…

Г а й д а р. Бывает… А вы давно в этом доме живете? Что-то я вас не знаю.

Н а т а ш а. А почему вы всех знать должны? Вы разве управдом?

Г а й д а р (смеется). Не совсем…

Н а т а ш а (строго). Значит, и знать необязательно. Давайте мячик!

Г а й д а р, Ишь какая сердитая! У тебя, наверно, мама учительница?

Н а т а ш а. Никакая не учительница! Если бы она учительницей была, я бы давно из дому сбежала! Вон у Павлика дядя учитель. То ему не так, это не так!.. «Павлик, в футбол не играй!» «Павлик, не купайся, простудишься!» Как будто у него Павлик фикус какой-то!

П а в л и к. Наташа!..

Г а й д а р. Ты что, Павлик, с дядей живешь?

П а в л и к. Да.

Г а й д а р. А отец где?

П а в л и к. Папа умер… давно… Я еще тогда совсем маленьким был.

Г а й д а р. Так… (Вдруг.) Яблоки любите?

Н а т а ш а. Любим.

Г а й д а р. Ну, посидите. Сейчас я вас яблоками угощать буду. Хорошие яблоки! Настоящая антоновка. В дороге купил.

Н а т а ш а. А мячик?

Г а й д а р. И мячик заодно поищу. (Уходит в другую комнату.)

Н а т а ш а (негромко). Ничего дяденька… За стекло не ругается, яблоками угощает…

П а в л и к (так же). Хороший! (Осматривая комнату.) А почему у него вещи везде разложены?

Н а т а ш а. Не знаю. Приехал, наверно, недавно. Смотри-ка, фотография какая! Это он сам, только молодой. Смотри, Павлик… шашка, револьвер, на папахе красный бант!

П а в л и к. Ой, Наташа, это знаешь кто?

Н а т а ш а. Кто?

П а в л и к. Писатель Гайдар! Я этот портрет в книжке видел.

Н а т а ш а. Ну да?

П а в л и к. Честное пионерское! И ребята во дворе говорили, что он в нашем доме живет, только уехал куда-то.

Н а т а ш а. Нашел кому стекла бить! Эх ты!

П а в л и к. А сама-то: «Давайте мячик! Вы что, управдом?»…

Н а т а ш а. Тихо ты! (После паузы, шепотом.) Я недавно его книгу читала. «РВС» называется. Интересная! Как он там здорово про Жигана написал! Знаешь, Павлик, этот самый Жиган по поездам ходил и песни пел. Вот так! (Неожиданно громко.)

Товарищи, товарищи, —

Сказал он им в ответ, —

Да здрав-сту-ит Ра-сия,

Да здрав-сту-ит Совет!..

П а в л и к. Ты что? Сдурела?!


В соседней комнате слышен хохот, потом появляется Г а й д а р. У него в руках лукошко с яблоками.


Г а й д а р. Молодец, хорошо поешь! Выбирай себе за это самое большое яблоко! (Ставит лукошко на стол.) Бери, Павлик!

П а в л и к. Спасибо…

Н а т а ш а. А мяч не нашли?

П а в л и к. Наташа!

Н а т а ш а. Так он же чужой! Был бы мой, разве бы я приставала!

Г а й д а р (доставая из-под дивана мяч). Вот он, ваш мячик, не волнуйтесь.

Н а т а ш а. А зачем вы его в той комнате искали?

Г а й д а р. Это я нарочно, чтобы послушать, о чем вы тут говорите.

Н а т а ш а. Хитрый!

Г а й д а р. А как же! Каждый солдат должен быть хитрым. Военная хитрость в бою — первое дело.

Н а т а ш а. Вы разве солдат? Вы ведь писатель!

Г а й д а р. Ну и что же, книги писать — это тоже солдатский труд. Вы вот вырастете, тоже солдатами будете.

Н а т а ш а. Я капитаном дальнего плаванья буду!

Г а й д а р. Не возражаю. Характер у тебя для этого подходящий. А скажите мне, други, часто вы в футбол играете?

П а в л и к. Каждый день.

Н а т а ш а. А что? Разве нельзя?

Г а й д а р. Почему же нельзя, футбол — вещь неплохая. Только не так часто. Что же у вас других игр нет?

Н а т а ш а. А какие? В лапту, что ли? Мы же не маленькие! И потом, надоело… скучно!

Г а й д а р. Скучно, говорите? Так… Ну ладно, что-нибудь придумаем. А сейчас будем стекло вставлять.

Н а т а ш а. И в комнатах приберем. Вы думаете, если я в брюках хожу и в футбол играю, так девчоночных дел делать не умею? Я вам такой порядок наведу! Хотите?

Г а й д а р. Хочу. (Вдруг.) Товарищ капитан, разрешите свистать всех наверх?

Н а т а ш а. Это как?

Г а й д а р. Как на корабле. Ты — капитан, я — боцман, Павлик — матрос первой статьи. Смирно! Товарищ капитан, команда построена!

Н а т а ш а. Здравствуйте!

Г а й д а р и П а в л и к. Здравствуйте, товарищ капитан!

Н а т а ш а. Боцман!

Г а й д а р. Есть боцман!

Н а т а ш а. Свистать всех наверх!

Г а й д а р. Есть свистать всех наверх! Аврал!

Н а т а ш а. Павлик, тащи воды! Полы будем мыть!

П а в л и к. Есть воды! (Убегает.)

Н а т а ш а. Боцман, швабру! Вон на потолке паутины сколько.

Г а й д а р. Так точно! Есть паутина, год приборки не было!

Н а т а ш а. Безобразие!

Г а й д а р. Так точно, товарищ капитан, безобразие!

П а в л и к (вбегая). Вот вода!

Н а т а ш а (ставя стул на стол). Лезь!..

П а в л и к. Слушаюсь!

Н а т а ш а. Боцман, держите тряпку! Пыль будете вытирать.

Г а й д а р. Есть пыль вытирать, товарищ капитан!


Звонок у входной двери.


Слышу сигнал! Дверь не закрывали?

П а в л и к. Нет!

Г а й д а р (кричит). Входите!


В комнату входит Ч е л о в е к в п л а щ е и ш л я п е. В руках у него портфель. Близоруко щурясь сквозь стекла пенсне, он оглядывает комнату…


Ч е л о в е к в п л а щ е. Простите пожалуйста… я, кажется, не вовремя?

Г а й д а р. Ничего-ничего… Вы ко мне?

Ч е л о в е к в п л а щ е. Я ищу своего племянника! Мальчики во дворе сказали, что он поднялся сюда.

П а в л и к (сверху). Я здесь, дядя Витя!

Ч е л о в е к в п л а щ е (растерянно). Что ты там делаешь?

П а в л и к. Паутину снимаю!

Ч е л о в е к в п л а щ е. Какую паутину? Слезай, пожалуйста. Пора обедать. (Гайдару.) Вы простите, но я не совсем понимаю, что здесь происходит?

Г а й д а р. Аврал!

Ч е л о в е к в п л а щ е. Что?..

Г а й д а р. Генеральная приборка на корабле…

Ч е л о в е к в п л а щ е. На каком корабле? Извините, не понимаю…

П а в л и к. Чего ж тут непонятного? Это наш корабль! Я — матрос, Наташа — капитан, а это, дядя Витя, писатель Гайдар! Помните, я его книжку вам показывал?

Ч е л о в е к в п л а щ е. Ах вот оно что! Очень рад… Карташев…

Г а й д а р (пристально смотрит на него). Карташев?.. Виктор Карташев?!

К а р т а ш е в (после паузы). Если не ошибаюсь… Голиков?..

Г а й д а р. Он самый!

К а р т а ш е в. Вот это встреча!.. Как в романе!

Г а й д а р. Мне иначе нельзя: писатель!

К а р т а ш е в. Сколько же лет мы не видались?

Г а й д а р. Пустяки! Всего… шестнадцать!

К а р т а ш е в. Да, да, нынче у нас тридцать четвертый, а расстались мы.

Г а й д а р. В восемнадцатом!

К а р т а ш е в. Подумать только: шестнадцать лет! Ну, здравствуйте, писатель Гайдар!

Г а й д а р. Здравствуйте, учитель Карташев!

К а р т а ш е в. Все знает! Откуда?

Г а й д а р. Наташа рассказала.

Н а т а ш а. Ага, я!.. Я думала — вы незнакомые, а вы еще вон когда встречались! В восемнадцатом! Это когда гражданская война была, да?

К а р т а ш е в. Наташа, вмешиваться в разговор старших невежливо!

Н а т а ш а. А если мне интересно?

К а р т а ш е в. Потерпи до конца разговора и спроси. Понятно?

Н а т а ш а. Понятно, но скучно!

К а р т а ш е в. Так не отвечают.

Г а й д а р. Я вижу, вы все такой же!

К а р т а ш е в. Что ж делать? Меня воспитали в определенных правилах, которые я запомнил на всю жизнь. Идем, Павлик! До свиданья, Аркадий… Петрович, если не ошибаюсь?

Г а й д а р. Совершенно верно, Виктор… Григорьевич. Так?

К а р т а ш е в. Абсолютно точно!

Г а й д а р. Надеюсь, теперь будем встречаться чаще?

К а р т а ш е в. Конечно. Я живу по соседней лестнице. До свиданья!

Г а й д а р. До свиданья!


Карташев и Павлик уходят.


Н а т а ш а. Оказывается, вы его знаете!

Г а й д а р. Оказывается, знаю, Наташа…


Т е м н о т а.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Пионерский лагерь под Москвой. На фоне синего летнего неба белеют палатки, четко вырисовывается высокая мачта, на конце которой трепещет от легкого ветра красный флаг. Уже зашло солнце, но еще не начинало темнеть. У одной из палаток, с палкой на плече, прохаживается П а в л и к. Вот он настороженно прислушивается, делает несколько шагов в сторону.


П а в л и к. Стой! Кто идет?


Из-за деревьев появляется Х о з е.


Х о з е. Отвага! Дружба!

П а в л и к. Честь! Победа!

Х о з е (медленно). Все… как это… спокойно?

П а в л и к. Спокойно, товарищ командир полка!

Х о з е. Хорошо.


Проходят в палатку. Павлик застывает у входа. Слышен мужской голос: «Павлик! Ты где?» Павлик собирается ответить, но, вспомнив, что он на посту, сердито хмурит брови и продолжает молча прохаживаться вдоль палатки. Появляется К а р т а ш е в. Он в светлом костюме, с какими-то свертками в руках.


П а в л и к. Стой! Кто идет?

К а р т а ш е в. Это я, Павлик. Почему ты не отзываешься?

П а в л и к (резко). Назад! Стрелять буду!

К а р т а ш е в. Что с тобой, Павлик? Это же я, дядя Витя!

П а в л и к. Назад!

К а р т а ш е в. Что за нелепые шутки? Сейчас же брось эту палку и иди сюда!


Павлик молча стоит, держа палку на изготовку, как ружье.


П а в л и к! Я с кем разговариваю?


Павлик молчит.


Очень мило! Я бросаю дела, приезжаю к родному племяннику в лагерь, а он разговаривать не желает. Хорошо! Я сейчас же сажусь в поезд и уезжаю в город. До свиданья, Павлик!

П а в л и к (негромко). Дядя Витя, подождите с полчасика. Я скоро сменюсь…

К а р т а ш е в. Что-что?

П а в л и к. На посту разговаривать не полагается!

К а р т а ш е в. Ах, вот оно что! Ну, хорошо… Допустим, ты на посту. Ты часовой, партизан, герой и бог тебя знает кто. Но ведь это несерьезно. Это же игра! Бросай, пожалуйста, свою палку и идем куда-нибудь в тень. Мне жарко!

П а в л и к. Не могу, дядя Витя.

К а р т а ш е в. У меня всего полтора часа свободного времени! Я скоро уеду, и ты опять сможешь караулить свои склады или что там у тебя, не знаю. Идем, Павлик!

П а в л и к. Не могу!

К а р т а ш е в. Это черт знает что такое! Прости, Павлик, ты этого не слышал! Кто выдумал эту нелепую игру? Я сейчас же разыщу Ирину Сергеевну и потребую прекратить эту никому не нужную муштру! А с тобой мы поговорим потом! (Уходит.)


Павлик тяжело вздыхает и, положив палку на плечо, продолжает шагать. Остановившись, прислушивается и осторожно крадется за палатку. С противоположной стороны, пригнувшись, выходят Г а й д а р и Н а т а ш а.


Н а т а ш а (негромко). Часовой за палаткой!

Г а й д а р (так же). Я отвлекаю часового, ты пробираешься в штаб противника!

Н а т а ш а. Есть! (Прячется.)


Из-за палатки выходит П а в л и к.


П а в л и к. Стой!


Гайдар быстро бежит в сторону.


Стой! Стрелять буду! (Бежит за Гайдаром.)


Наташа проскальзывает в палатку. Слышен ее голос: «Руки вверх! Выходи!» Из палатки с поднятыми руками выходит Х о з е, за ним Н а т а ш а.


Н а т а ш а (кричит). Аркадий Петрович, все! Противник в плену, мы победили!


Появляются запыхавшиеся Г а й д а р и П а в л и к.


Г а й д а р. Молодец Наташа! Признаешь, Павлик? Ваш командир в плену, полк разбит, мы победили!

П а в л и к. Признаю… Только ты, Наташа, не задавайся! Если бы не Аркадий Петрович, мы бы вам показали! Верно, Хозе?

Х о з е. Я… как это сказать… не очень много тебя понял… Что мы должны были показать?

П а в л и к. Ну, наложили бы им по первое число! Понимаешь?

Х о з е. Не понимаю…

П а в л и к. Победили! Мы бы победили! Понимаешь?

Х о з е. Победили, понимаю!

П а в л и к. Ну вот… В следующий раз Аркадий Петрович на нашей стороне будет, тогда посмотрим! Верно, Аркадий Петрович?

Г а й д а р. Воевали вы хорошо, друзья. (Бросается на траву.) Отдыхайте, товарищи бойцы! Полк отошел на переформировку.

Н а т а ш а. Павлик, мы сейчас твоего дядю видели. Злющий-презлющий! Чего это он?

П а в л и к. Штатский человек, что с него взять! (Вздыхая.) Пойду…

Н а т а ш а. Если конфет привез, чур на всех!

П а в л и к. Ладно! (Уходит.)

Н а т а ш а. Жарко как!.. Аркадий Петрович, а вы настоящим полком командовали?

Г а й д а р. Командовал, Наташа… Семнадцати лет… Молод был очень… Командовал, конечно, не как Чапаев… Иной раз, бывало, закрутишься, посмотришь в окошко и подумаешь: а хорошо бы отстегнуть саблю, сдать маузер и пойти с ребятишками в лапту играть!


Смеются.


Н а т а ш а. Небо сегодня синее-синее… как в Крыму! Вы были в Крыму, Аркадий Петрович?

Г а й д а р. Был, Наташа. Там наш писательский дом отдыха есть…

Н а т а ш а. И здесь?

Г а й д а р. И здесь.

Н а т а ш а. А почему опять, туда не поехали? Знаешь, Хозе, как там красиво: море, горы! Верно, Аркадий Петрович?

Г а й д а р. Красиво. Но скучаю я всегда по здешним местам. Где мой пруд? Где мой луг? Где вы, цветики мои простые? Ай! Нету… А море, конечно, это красиво… И горы тоже… Но на Альпах, скажем, мне, ей-богу, делать нечего! Залез, посмотрел, ахнул, преклонился, и потянуло опять к себе! Родное, оно всегда дороже, Наташа!


Появляется П а в л и к.


Н а т а ш а. А где конфеты?

П а в л и к. Дядя Витя еще у Ирины Сергеевны…

Г а й д а р. Да что у вас тут произошло?

П а в л и к. Да ничего, Аркадий Петрович! Я на посту, а он со мной разговаривает…

Г а й д а р. А ты?

П а в л и к. А я молчу. Ну вот он и разозлился.


Гайдар смеется.


Н а т а ш а. Учитель называется! Устава не знает.

Г а й д а р (строго). Устав ему знать необязательно. Ладно, Павлик, не огорчайся, я с твоим дядей поговорю.

П а в л и к. А я не огорчаюсь.

Г а й д а р. О чем задумался, Хозе?

Х о з е (вздрогнув). А? Смотрю на небо. Очень синее сегодня. Как у нас в Испании.


Наташа и Павлик переглядываются.


П а в л и к (быстро). А знаешь, Хозе, Чкалов-то уже в Америке!

Х о з е. Уже?

П а в л и к. Ага! В газете сейчас прочитал… Там и фотография есть. Самолет стоит, а у самолета Чкалов, Байдуков, Беляков и еще какие-то в шляпах.

Х о з е. А разве газету принесли?

П а в л и к. Принесли.

Х о з е. Я сейчас… (Убегает.)

Н а т а ш а. Эх ты!

П а в л и к. Что «эх ты»?

Н а т а ш а. Он сейчас телеграммы про Испанию прочтет, а фашисты на Бильбао наступают, а там у него сестра!

П а в л и к. Так я телеграммы не успел прочесть… то есть я читал про Гвадалахару, а про Бильбао не успел!

Н а т а ш а. Не успел! (Убегает.)

П а в л и к. Вы посмотрите, что делается, Аркадий Петрович! Советская экспедиция на Северном полюсе на льдине дрейфует! Чкалов из Москвы в Америку без посадки летит! В Испании война с фашистами идет! А я в лагере загораю и манную кашу ем. Разве не обидно?

Г а й д а р. Ничего, Павлик, успеешь…

П а в л и к. Я бы пробрался к самому генералу Франко, в самый главный фашистский штаб… Его бы в плен, все секретные бумаги с собой и айда!

Г а й д а р. А если схватят?

П а в л и к. Пусть хватают. Ничего не скажу, ни словечка! Как Мальчиш-Кибальчиш у вас в «Военной тайне». (Громко.) «…Сделайте же, буржуины, этому скрытному Мальчишу-Кибальчишу самую страшную муку, какая есть на свете, и выпытайте от него военную тайну». Ушли буржуины, а вернулись не скоро. «Нет, — говорят они, — начальник наш, Главный Буржуин. Бледный стоял он, но гордый, и не сказал он нам военной тайны, потому что такое уж у него твердое слово…» Вот!

Г а й д а р. Запомнил?

П а в л и к. Я это место раз сто читал! Очень мне нравится… А что сейчас сочиняете, Аркадий Петрович?

Г а й д а р. Сочиняю я, брат, повесть… Кончаю, вернее, сочинять.

П а в л и к. О войне?

Г а й д а р. Нет, не о войне. Но о делах суровых и опасных не меньше, чем сама война.

П а в л и к. Про кого же?

Г а й д а р. Про одного мальчика… Про то, как выбрали его барабанщиком в отряде, но так вышло, что остался он один, а что потом из этого получилось, узнаешь, когда книжка выйдет.

П а в л и к. А как называется?

Г а й д а р. Еще не знаю, Павлик. Вот все хожу и думаю, да ничего пока не придумывается…

П а в л и к. Что это Хозе с Наташей так долго? Я сбегаю, Аркадий Петрович…

Г а й д а р. Беги, Павлик.


Павлик убегает. Гайдар, улыбаясь, смотрит ему вслед, потом вынимает из полевой сумки трубку, табак. Закуривает. Слышен женский голос: «Аркадий Петрович, вы где?»


Здесь! У палаток!


Появляется И р и н а С е р г е е в н а.


И р и н а С е р г е е в н а. Вот вы куда забрались!

Г а й д а р. Ага. Я всегда куда-нибудь забираюсь…

И р и н а С е р г е е в н а. А почему вы один? Без ребят? Первый раз вижу такое чудо!

Г а й д а р. Товарищ старшая пионервожатая, она же молодой преподаватель истории, разрешите доложить: никакого чуда! Ребята сейчас придут.

И р и н а С е р г е е в н а. Тогда понятно. Как военная игра?

Г а й д а р. Мы победили!

И р и н а С е р г е е в н а. Поздравляю! А у меня сейчас был Виктор Григорьевич и требовал прекращения солдатской муштры.

Г а й д а р. Муштры? Он чудак человек! Какая же муштра?

И р и н а С е р г е е в н а. Не знаю. Спрашивал, кто выдумал эту затею. Я сказала, что выдумали и вы, и начальник лагеря, я и все ребята. Не поверил!

Г а й д а р. Почему?

И р и н а С е р г е е в н а. Не знаю. Заявил, что это не метод воспитания волевых качеств у детей.

Г а й д а р. Ух ты! Слова-то какие! Где он?

И р и н а С е р г е е в н а. Наверно, уже уехал. Когда я шла сюда, он прощался с Павликом.

Г а й д а р. Жаль.


Входят П а в л и к, Н а т а ш а и Х о з е.


Н а т а ш а. Мы пришли, Аркадий Петрович!

Г а й д а р. Вижу…

П а в л и к. Ребята спрашивают, что завтра будет? Давайте еще одну военную игру проведем. Посмотрим тогда, кто кого?

Н а т а ш а. Давайте!

Г а й д а р. Нет, други, завтра мы с вами отправимся в поход.

Н а т а ш а. В поход?

Г а й д а р. Да. Видите вы вон тот лесок?

П а в л и к. Видим.

Н а т а ш а. А что?

Г а й д а р. Сдается мне, что за тем леском можно повидать много интересных вещей. И вот что, други… С завтрашнего дня мы с вами — отважные путешественники. Кто против?

И р и н а С е р г е е в н а. Я — за! Туристский поход — это очень хорошо!

Г а й д а р. Девиз прежний — отвага.

П а в л и к. Дружба!

Н а т а ш а. Честь!

Х о з е. Победа!

Г а й д а р. Мы будем открывать новые, неизведанные места и наносить их на карту. Сколько людей мы встретим на пути! Мы будем помогать слабым и соперничать с сильными! Мы заступимся за обиженного и накажем обидчика! Нам ничего не страшно: мы вместе! Мы идем вперед, и все новые и новые чудеса раскрываются перед нами! Вот, видите, гора? Кто мне скажет, как она называется? Никто этого не знает. Мы открыли ее! Это — скала Отважных! Первый, кто заберется на нее, получит право зажечь наш костер в ущелье Больших Огней.

И р и н а С е р г е е в н а. Ущелье Больших Огней… Где ж оно?

Г а й д а р. А вот… там, где кончается тропинка… Мы будем собираться у этого костра и петь свои песни. Одну мы уже вчера сочинили. Помните?

Н а т а ш а. Помним. (Запевает, Все подхватывают.)

Пусть ветер бьет в лицо, бушует злая вьюга,

Пусть на твоем пути лихих преград не счесть,

Иди вперед смелей, плечом почувствуй друга,

И знай, что победят Отвага! Дружба! Честь!

Вперед, всегда вперед! Как ни придется туго,

У смелых на земле друзья повсюду есть,

И если друг в беде, то выручим мы друга,

Порукою тому Отвага! Дружба! Честь!

Г а й д а р. Смелые путешественники! Два старых солдата и храбрая санитарка. Вот тебе моя сумка, надень ее через плечо. Завтра после утренней линейки мы отправимся в наше первое путешествие! Труден будет путь, Много преград и неожиданностей ждет нас в дороге, но два бывалых солдата и храбрая санитарка не страшатся их! Так ли я говорю?

Н а т а ш а, Х о з е, П а в л и к. Так!

Г а й д а р. Смотрите, уже стемнело… Над лесом зажглись звезды. Сейчас протрубит горн к отбою. До свиданья, мои храбрецы, и помните: Отвага!

П а в л и к. Дружба!

Х о з е. Честь!

Н а т а ш а. Победа!


Слышен сигнал горна.


Г а й д а р. Вперед, друзья! До завтра!


Наташа, Павлик и Хозе убегают. Ирина Сергеевна уходит за ними. В тишине слышна команда: «Барабанщики, вперед! На флаг, смирно!» Под дробь барабанов медленно спускается лагерный флаг.


(Вдруг.) Судьба барабанщика!


Т е м н о т а.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Комната в квартире Гайдара. Вечер. Ярко горит лампа под абажуром, освещая круглый стол, накрытый белой скатертью, письменный стол, на котором стоит украшенная игрушками небольшая елка. Г а й д а р стоит у стола. На плечи его накинут защитного цвета френч с орденом «Знак Почета», в руке тетрадь.


Г а й д а р (негромко). «…Тише, Женя! Никто тебя не тронет… Я — Тимур!» (Подсаживается к столу, записывает что-то в тетрадь. Медленно читает, прислушиваясь к тому, как звучат слова.)

«…И перед Женей встал высокий темноволосый мальчуган в синей безрукавке, на которой была вышита красная звезда…» (Вдруг неожиданно, размахивая тетрадкой.)

«Ты Тимур?! Это ты укрыл меня ночью простыней? Ты оставил мне на столе записку? Ты отправил папе на фронт телеграмму? Но зачем?.. За что? Откуда ты меня…» (Так же неожиданно останавливается. Хватается за голову, на носках подходит к открытой двери во вторую комнату. Прислушивается.) Спит… И чего это я вдруг раскричался?


Из соседней комнаты слышится звонкий мальчишеский смех, потом голос: «А я и не сплю!»


Это почему же?

Г о л о с. Слушаю, как ты сочиняешь! Ничего. Кричишь только очень.

Г а й д а р. Дорогой мой сын, хочешь получить добрый совет?

Г о л о с. Хочу.

Г а й д а р. Закрывай глаза и немедленно засыпай. Придет мама, увидит, что ты не спишь, и мы пропали! Будь человеком — спи…

Г о л о с. Не хочу, рано еще. Можно я встану?

Г а й д а р. Так. Тимур, во сколько завтра начало в цирке?

Г о л о с. В двенадцать. А что?

Г а й д а р. Кажется, у меня завтра в двенадцать совещание.

Г о л о с. Сплю!

Г а й д а р. То-то! (Садится к столу. Пишет.)

Г о л о с. Папа!

Г а й д а р. Знаешь что? Теперь я уже точно знаю: у меня завтра совещание!

Г о л о с. Да нет, пап, — я уже и вправду сплю. Я только спросить…

Г а й д а р. Что?

Г о л о с. Новый год еще не наступил?

Г а й д а р. Нет.

Г о л о с. Значит, еще сороковой?

Г а й д а р. Сороковой. Спи!

Г о л о с. Сплю. (После паузы.) Папа, а когда наступит Новый год, вы меня разбудите?

Г а й д а р. Разбудим, разбудим. А пока спи. Договорились?

Г о л о с. Договорились.

Г а й д а р (прикрыв дверь). Сочиняю я, значит, ничего… Кричу только очень… (Улыбаясь.) Кричать не надо… (Задумчиво.) Кричать не надо… (Вдруг.) «…Тише, Женя! Кричать не надо! Никто тебя не тронет. Я — Тимур!» (Пишет.)


Звонок у входной двери. Гайдар выходит и возвращается с К а р т а ш е в ы м.


К а р т а ш е в. Здравствуйте, Аркадий Петрович! Я не вовремя?

Г а й д а р. Ну что вы, Виктор Григорьевич. Раздевайтесь.

К а р т а ш е в. Спасибо. Я ненадолго… Аркадий Петрович, мне необходимо с вами серьезно поговорить.

Г а й д а р. Опять?

К а р т а ш е в. Да, опять! Так больше продолжаться не может.

Г а й д а р. Совершенно верно, Виктор Григорьевич. И я буду рад, если вы поняли, что я прав.

К а р т а ш е в. Нет, Аркадий Петрович, не понял. Больше того! Я убежден, что вы совершаете преступление.

Г а й д а р. Преступление?

К а р т а ш е в. Да. Я — учитель… и, говорят, неплохой учитель. Всю свою сознательную жизнь я воспитываю детей. Хочу, чтобы они выросли хорошими врачами, преподавателями, инженерами… А кого хотите сделать из них вы? Солдат? К чему эти военные игры, походы, какие-то таинственные сигналы, задания? Я пробовал говорить с Ириной Сергеевной, с директором школы, я обращался, наконец, в комсомольскую организацию, но меня не хотят понять! Пытаются уговорить, что эта солдатчина кому-то нужна!

Г а й д а р. Солдатчина? Послушайте, Виктор Григорьевич, для меня нет дороже слова, чем слово — солдат. По-вашему, солдат — это налево, направо, смирно, в атаку марш, а для меня в этом слове все: честность, отвага, любовь к Родине! Я тоже хочу, чтоб наши ребята выросли умелыми, знающими людьми. Чтобы строили своими руками счастье нашей чудесной земли. Чтобы никогда в жизни не слышали страшное слово: война. Но откройте глаза, Виктор Григорьевич! Посмотрите, что делается в мире! Неужели вы думаете, что у нас нет врагов, что нам никто не завидует?

К а р т а ш е в. Вы преувеличиваете, Аркадий Петрович. Если война и будет, то мы достаточно сильны, чтобы обойтись без подростков!

Г а й д а р. И вы хотите, чтобы они встретили ее беспомощными, как слепые котята?

К а р т а ш е в. Я хочу только одного: чтобы вы оставили в покое моих учеников. Вы — писатель! Пишите ваши книги. Поверьте мне, что вы ошибаетесь!

Г а й д а р. Нет, Виктор Григорьевич, я не ошибаюсь.

К а р т а ш е в. Значит, эти ваши затеи будут продолжаться?

Г а й д а р. Да. Поймите, Виктор Григорьевич…

К а р т а ш е в. Не понимаю! И предупреждаю вас, Аркадий Петрович, Что я буду жаловаться.

Г а й д а р. Жаловаться? На что? Неужели вам непонятно, что я… (Внезапно останавливается. Медленно опускается на стул, крепко сжав рукой правую часть головы.)

К а р т а ш е в. Аркадий Петрович, что с вами? Вам плохо?

Г а й д а р. Уйдите, Виктор Григорьевич…

К а р т а ш е в. Вот вода… выпейте…

Г а й д а р (не поднимая головы). Я прошу вас… уйдите.


Карташев осторожно выходит. Звонок телефона. Гайдар неподвижно сидит у стола. Телефон звонит опять. Гайдар тяжело поднимается, берет трубку.


(Глухо.) Да… да, я. Здравствуйте, Иван Степанович. Вас так же!.. Что? Нет, ничего… Здоров. Спасибо, Иван Степанович. До свиданья! (Вешает трубку. Некоторое время стоит неподвижно, потом идет к письменному столу. Пишет.)


Звонок у входной двери. Гайдар выходит. Слышен мужской голос: «Простите, могу я видеть писателя Гайдара?» — и ответ: «Это я. Заходите». В комнату входит невысокий полный Ч е л о в е к с у с а м и. В руках у него что-то похожее на небольшой ящик, завернутый в газету.


Ч е л о в е к с у с а м и. Разрешите снять пальто?

Г а й д а р. Пожалуйста.

Ч е л о в е к с у с а м и. Не узнаете?

Г а й д а р. Простите, нет…

Ч е л о в е к с у с а м и. Ай-ай, как не стыдно! Пинь… пинь… тара-рах… тиу!..

Г а й д а р. Штукин! Тимка?

Ш т у к и н. Тимофей Ильич! Ну, здравствуй, что ли! С наступающим тебя!

Г а й д а р. Спасибо, Тима, спасибо, дорогой! Тимка Штукин! Подумать только… С усами, толстый!

Ш т у к и н. Да и ты, брат, не худой!

Г а й д а р. Как же ты меня разыскал?

Ш т у к и н. Биографию твою у дочки в книге вычитал. Она все твердит: Гайдар да Гайдар! Дай, думаю, почитаю, что еще за Гайдар! А это, оказывается, ты и есть!

Г а й д а р. Я самый… А у тебя уже дочка?

Ш т у к и н. А как же, пинь-пинь… тара-рах! Двенадцать лет!

Г а й д а р. С ума сойти можно! Да садись ты! Что стоишь столбом?

Ш т у к и н. Подожди минуточку… Тут для тебя еще один сюрприз приготовлен! (Открывает дверь.) Заходите, товарищ!


В комнату входит Ч е л о в е к в о ч к а х и м я г к о й ф е т р о в о й ш л я п е.


Ч е л о в е к в о ч к а х. Здравствуй, Аркадий! Это самое… с Новым годом!

Г а й д а р. Семка?!

О л ь ш е в с к и й (раскланиваясь). Семен Ефимович Ольшевский, будем… это самое, знакомы!

Г а й д а р. Ну, други… Ну, я вам скажу… это встреча!.. Садитесь, земляки! Садитесь, одноклассники! Вино пить будем!

О л ь ш е в с к и й. С удовольствием.

Ш т у к и н. Разрешите преподнести по случаю торжественной встречи! (Разворачивает газету. Под ней клетка с птичкой.)

Г а й д а р. Птичник! Сам поймал?

Ш т у к и н. Где уж! Живот мешает!


Смеются.


Г а й д а р (разливая вино). За встречу! Рассказывайте, друзья… Ты где, Тима?

Ш т у к и н. На Урале директор завода. Сталь лью…

Г а й д а р. Ого! Молодец, Тимофей Ильич! Твое здоровье! А ты, Сема?

О л ь ш е в с к и й. В Киеве. Скромный научный работник. Пишу диссертацию и преподаю в институте.

Г а й д а р. Немецкий?

О л ь ш е в с к и й. Что ты! Историю…

Г а й д а р. А я думал — немецкий. Помнишь? Ду хаст… эр хаст.

О л ь ш е в с к и й. А как же! Вир… это самое…

Ш т у к и н. Хастус!


Смеются.


Г а й д а р. Где же вы встретились?

О л ь ш е в с к и й. В гостинице. Поднимаюсь по лестнице, смотрю, идет толстый солидный человек с усами и дроздом разливается.

Г а й д а р. А у меня сейчас Карташев был.

Ш т у к и н. Карташев? Разве он в Москве?

Г а й д а р. В Москве. В этом же доме живет. Учитель.

О л ь ш е в с к и й. Чудеса!

Ш т у к и н. Какой он теперь, интересно?

Г а й д а р. Все такой же… А ты в командировку?

Ш т у к и н. В наркомат вызвали. Завод перестраивать будем. Сам знаешь, что на земле творится.

Г а й д а р (задумчиво). Да… на земле тревожно.


Молчат.


О л ь ш е в с к и й. Ну, а ты? Над чем сейчас работаешь?

Г а й д а р. Кончаю новую повесть.

Ш т у к и н. О чем?

Г а й д а р. Так сразу и не скажешь. Проснусь ночью во время грозы, и чудится мне, что не гром гремит, не молния сверкает в темном небе, а грохочут вдали тяжелые орудия и вспыхивают огни ракет… И хочется мне встать и крикнуть всем нашим замечательным мальчишкам и девчонкам: «Будьте готовы к борьбе! Сумейте в грозный час помочь нашей Красной Армии! А я, старый солдат, попробую научить вас, как это сделать!»… (Помолчав.) Вот и пишу об одном славном мальчугане Тимуре и его боевой команде…

О л ь ш е в с к и й. О команде?

Г а й д а р. Да… Представляете, други, ушел на войну солдат… Дома осталась мать-старуха, дочурка маленькая… А хлопот-забот по дому — не управиться! И дрова сложить, и огород прополоть, и с девчонкой понянчиться!.. Как тут быть?.. Но происходят удивительные вещи! Просыпается утром старушка, выходит во двор, — батюшки, дрова сложены! Идет в огород, — матушки, огород прополот!.. Возвращается домой, — ничего не понимает: на столе цветы стоят, у девчонки в руках игрушка новая! Есть такой мальчуган Тимур, есть его боевая команда. Спите спокойно, люди! Воюйте на фронте, бойцы, и не волнуйтесь за своих родных! У них есть защитники, есть кому помочь и позаботиться о ваших детях и матерях…

Ш т у к и н (после паузы). Налей, Аркадий… (Вставая.) За твоего Тимура!

Г а й д а р. Спасибо… Только за какого? У меня их двое: один — в книге, а другой — живой… (Подходит к двери во вторую комнату. Распахивает ее.) Вот, спит…

Ш т у к и н. Сын?

Г а й д а р. Сын.


За окном гудок автомобиля.


Ш т у к и н. Это за мной. Надо ехать.

Г а й д а р (разливая вино). По последнему… У меня сегодня необыкновенный день! Встретился с вами, через час Новый год и еще… очень для меня дорогое, — меня опять берут на военный учет!


Встают. Поднимают бокалы. За окном настойчивый гудок автомобиля.


Т е м н о т а.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Перрон вокзала Москва-Товарная… Слышатся гудки паровозов, далекая песня. Голос по радио: «…в течение двадцать восьмого августа шли упорные бои с противником на всех фронтах. После ожесточенных боев нашими войсками оставлен город Днепропетровск…» На перрон выходят С у х а р е в и Г а й д а р.


С у х а р е в. Не проси, Аркадий. В часть я тебя не возьму. Военные корреспонденты тоже на войне нужны! Знаешь, небось не маленький…

Г а й д а р. Знаю, Иван Степанович. Но я хочу воевать сам, а не писать о том, как другие воюют!

С у х а р е в. Ты это врачам скажи. Они тебя в действующую не пускают!

Г а й д а р. Да что врачи! Выдумали все. Никаких у меня болезней нет!

С у х а р е в. Ну, я-то знаю… Успеешь навоеваться, Аркадий. В этой войне всем дела хватит!

Г а й д а р. Да, война будет тяжелой. Как-то мои мальчишки?..

С у х а р е в. Думаешь, не выдержат?

Г а й д а р. Нет, Иван Степанович, выдержат! Трудно придется, но выдержат!

С у х а р е в. Ну вот и я так думаю. Школа у них подходящая! У тебя когда отправка?

Г а й д а р. В шестнадцать тридцать.

С у х а р е в (взглянув на часы). Что ж так рано приехал?

Г а й д а р. Ребята сегодня отправляются… А отсюда ли и когда — узнать не удалось.

С у х а р е в. Военная тайна. Позвонил бы, может быть и узнали…

Г а й д а р. Поздно догадался, вы уже на вокзал выехали… Прямо в действующую ребята махнут!

С у х а р е в. Завидуешь?

Г а й д а р. Завидую.

С у х а р е в. И мне завидуешь?

Г а й д а р. И вам завидую, товарищ член Военного Совета!

С у х а р е в. Завидуйте, товарищ военный корреспондент! Это зависть хорошая. Письма писать будешь?

Г а й д а р. Буду, Иван Степанович.

С у х а р е в. Смотри…


К Сухареву подбегает молодой л е й т е н а н т.


Л е й т е н а н т. Товарищ член Военного Совета, разрешите доложить?

С у х а р е в. Докладывайте.

Л е й т е н а н т. Погрузка окончена, через десять минут отправление.

С у х а р е в. Хорошо. Можете идти.


Лейтенант козыряет, быстро уходит.


Пойдем, Аркадий, проводишь до вагона. Может, своих ребят там встретишь.


Уходят.

Песня приближается. Вот она звучит совсем громко, слышна команда: «Стой!» — и песня обрывается. Голос: «Вольно! Можно разойтись!» На перрон выходят П а в л и к и Х о з е. Они в красноармейской форме, с винтовками за плечами.


Х о з е. У нас только полчаса времени. Вдруг она не успеет, Павлик?

П а в л и к. Успеет, Хозе. Не волнуйся.

Х о з е. Я не волнуюсь. А если она на другом вокзале?

П а в л и к. Что она тебе сказала?

Х о з е. Сказала, что их поезд стоит на Товарной.

П а в л и к. Значит, здесь. Посидим подождем.

Х о з е. Посидим. (Садятся.) А может быть, пойдем поищем?

П а в л и к. Ну, пойдем, пойдем. Чего не сделаешь для друга. (Напевая.) «И если друг в беде, то выручим мы друга, порукою тому…»

Х о з е. Отвага! Дружба! Честь!..


Г а й д а р, который в это время появился на перроне, быстро поворачивается.


Г а й д а р. Отвага! Дружба!

П а в л и к. Честь! Победа! Аркадий Петрович!

Г а й д а р. Павлик! Хозе! Мальчишки мои дорогие! Здравствуйте!


Хозе и Павлик вытягиваются, прикладывают ладони к пилоткам.


Х о з е, П а в л и к. Здравствуйте, товарищ полковник!

Г а й д а р. Уже не мальчишки. Солдаты! Два старых солдата и храбрая санитарка. Где же она?

П а в л и к. Должна прийти, Аркадий Петрович! Она ведь тоже…

Х о з е. Вот она! (Кричит.) Наташа! Сюда!


Вбегает запыхавшаяся Н а т а ш а. Она тоже в военной форме, через плечо надета сумка с красным крестом.

Н а т а ш а. Думала, не успею… Еле-еле отпросилась!

Г а й д а р. Здравствуй, Наташа!

Н а т а ш а. Ой, Аркадий Петрович! А я вас не узнала сразу. Думала, кто это стоит? Здравствуйте! Как я рада, что вас вижу!

Г а й д а р. И я рад, Наташа… Ну-ка, покажись! Самая настоящая, храбрая санитарка!

Н а т а ш а. Медсестра. А храбрая ли — еще не знаю.

Г а й д а р. Как не знаешь? А кто первый взобрался на скалу Отважных? Кому доверили зажечь костер в ущелье Больших Огней? Должна быть храброй!

Н а т а ш а. Постараюсь. (Задумчиво.) Скала Отважных… Ущелье Больших Огней… Помните, Аркадий Петрович? (Негромко поет.)

Пусть ветер бьет в лицо, бушует злая вьюга,

Пусть на твоем пути лихих преград не счесть…

Г а й д а р. Помню, Наташа. Все помню! Ничего, мы еще увидим наши горы, соберемся на острове Настоящей Дружбы, споем песни у костра в ущелье Больших Огней…

Х о з е. Конечно, споем! Правда, Наташа?

Н а т а ш а (тихо). Обязательно, Хозе.

Г а й д а р. Все будет, друзья! Все, что не успели теперь, доделаем после победы. И все ваши мечты сбудутся! Павлик будет замечательным конструктором самолетов, Хозе умчится на этом чудесном сверхскоростном самолете в голубое небо, а Наташа станет самым знаменитым капитаном дальнего плаванья! Куда, други?

П а в л и к. Военная тайна.

Г а й д а р. Не скажешь?

П а в л и к. Нет!

Г а й д а р (улыбаясь). «Сделайте же, буржуины, этому скрытному Мальчишу-Кибальчишу самую страшную муку, какая только есть на свете, и выпытайте от него военную тайну».

П а в л и к. «Нет, начальник наш Главный Буржуин. Бледный стоял он, но гордый и не сказал он нам военной тайны, потому что такое уж у него твердое слово!..»


Смеются.


Г а й д а р. А все-таки?..

П а в л и к (серьезно). Не знаю, Аркадий Петрович. Куда пошлют, там и будем воевать.

Г а й д а р. Правильно! (Взглянув на Наташу и Хозе, которые стоят чуть в стороне, взявшись за руки.) Знаешь, Павлик, мне что-то мороженого захотелось, сбегаем?

П а в л и к (понимающе). Конечно, Аркадий Петрович, у нас еще десять минут в запасе.


Уходят.


Н а т а ш а. Как ты думаешь, они нарочно ушли?

Х о з е. Не знаю… Наташа!

Н а т а ш а. Что?

Х о з е. Я напишу твоим родным и спрошу твой адрес. Ты ведь пришлешь номер полевой почты? Можно?

Н а т а ш а. Хорошо…

Х о з е. А ты будешь мне отвечать?

Н а т а ш а. Зачем ты спрашиваешь? Ты ведь знаешь…

Х о з е. Что?

Н а т а ш а. Ничего… Смотри, у тебя подворотничок отрывается.

Х о з е (помолчав). Вот как все получилось. Я думал, мы вместе будем, а ты где-то на санитарном поезде…

Н а т а ш а. Ничего, Хозе… Я буду писать тебе, и потом мы можем встретиться… там, на фронте. Вот было бы хорошо! Правда? Хозе. Да…


Входят Г а й д а р и П а в л и к.


П а в л и к. Прошу! Ешьте скорее, а то растает.

Н а т а ш а. Спасибо.

Г а й д а р. А почему так грустно? Уговора унывать не было.

Н а т а ш а (отвернувшись). Это я так… на секундочку. Аркадий Петрович, а вас Виктор Григорьевич искал.

Г а й д а р. Когда?

Н а т а ш а. И вчера, и позавчера. Все эти дни. Дома вас застать не мог.

Г а й д а р. Дома меня сейчас застать трудно.

Н а т а ш а. Какой-то он не такой стал…

Г а й д а р. А какой?

Н а т а ш а. Не знаю… Задумчивый какой-то.

П а в л и к. Верно. Он все со мной поговорить о чем-то важном хочет. Начнет и замолчит. Так и не сказал. Не знаю, что это с ним?

Г а й д а р. Один ведь остается. Тяжело ему…

Н а т а ш а. Вот он! (Кричит.) Виктор Григорьевич!


Появляется запыхавшийся К а р т а ш е в. Он в штатском, но с противогазом через плечо.


К а р т а ш е в. Наконец-то! Все вокзалы обегал! Здравствуйте, Аркадий Петрович!

Г а й д а р. Здравствуйте, Виктор Григорьевич!

К а р т а ш е в (протягивая Павлику сверток). Вот, Павлик, возьми. Тут сладкие пирожки и носки шерстяные.

П а в л и к. Зачем же мне носки, дядя Витя?

К а р т а ш е в. Как зачем? На ноги. Скоро дожди, сырость.

П а в л и к. Что вы, дядя Витя! Не надо, я не возьму…

К а р т а ш е в (растерянно). Очень хорошие носки! Теплые… И пирожки… Как же так?

Г а й д а р. Возьми, Павлик.


Павлик смотрит на Гайдара. Берет сверток.


П а в л и к. Спасибо, дядя Витя.

К а р т а ш е в. Пожалуйста, Павлик. На здоровье! (Помолчав.) Аркадий Петрович, вы тоже на фронт?

Г а й д а р. Корреспондентом, Виктор Григорьевич; В действующую врачи не пускают.

К а р т а ш е в. Вот и меня! Сердце… Был вчера в военкомате, — разговаривать не стали. Обидно! Хотя, конечно, вояка из меня неважный, но все-таки! Обидно! (После паузы.) Аркадий Петрович, мне бы хотелось сказать вам несколько слов.

Г а й д а р. Пожалуйста, Виктор Григорьевич… Пройдемся.

К а р т а ш е в. Да, да… Идемте!


Отходят в сторону.


Мне немножко трудно… так сразу… Все это обрушилось так внезапно… Этот противогаз, бомбежки, мой Павлик в военной форме…

Г а й д а р (негромко). Внезапно, Виктор Григорьевич?

К а р т а ш е в. Внезапно для меня! Вы думали об этом, а я… (После паузы.) Аркадий Петрович, я хочу вас поблагодарить… искренне… от всего сердца!..

Г а й д а р. За что, Виктор Григорьевич?

К а р т а ш е в. За них! За Павлика, за Наташу, за Хозе. За всех моих и ваших учеников. Вы были правы, Аркадий Петрович! К сожалению, я слишком поздно это понял… (Помолчав.) Аркадий Петрович, у меня к вам большая просьба.

Г а й д а р. Слушаю вас, Виктор Григорьевич.

К а р т а ш е в. Я знаю, у вас большие связи среди высшего командного состава. Очень вас прошу, сделайте так, чтобы меня отправили на фронт. В любую часть, на любой участок! Солдатом, санитаром, сапером — все равно!

Г а й д а р. Не могу, Виктор Григорьевич.

К а р т а ш е в. Аркадий Петрович, я — русский человек! Я люблю свою Родину… Я не могу быть сейчас в стороне, свидетелем… Поверьте мне!

Г а й д а р. Верю, Виктор Григорьевич! Но вы — учитель. Опытный, хороший учитель. Вам растить и воспитывать будущих солдат! Это очень большое и нужное дело.

К а р т а ш е в. И вы доверяете его мне?

Г а й д а р. Доверяю, Виктор Григорьевич.

К а р т а ш е в. Спасибо! Я сделаю все… Я…


Слышна команда: «Становись»!


Г а й д а р. Это нашим.

К а р т а ш е в. Как, уже? (Бежит к Павлику.)

П а в л и к. До свиданья, дядя Витя! До свиданья, Аркадий Петрович! Наташа, до свиданья!

Х о з е. До встречи!

Г а й д а р. До встречи после победы! Дайте и я вас расцелую! Иногда целуются и солдаты.


Павлик и Хозе убегают. Карташев бежит за ними. На перроне строятся бойцы.


К о м а н д и р. По порядку номеров рассчитайсь!


За кулисами перекличка голосов. Счет доходит до Павлика, который замыкает шеренгу.


П а в л и к (звонко). Двадцать седьмой неполный!

К о м а н д и р. Отставить! Кто счет путает? Замыкающий двадцать шестой полный! По порядку номеров рассчитайсь!


Перекличка повторяется.


П а в л и к (растерянно). Двадцать седьмой неполный…

К о м а н д и р. Отставить! В чем дело? (Вынимает из полевой сумки список.) По списку двадцать шесть! Кто счет путает, я спрашиваю?

Х о з е. Разрешите сказать. Никто не путает. Тут еще один человек объявился. Вот стоит! (Указывает на стоящего белобрысого паренька.)

К о м а н д и р. Ты откуда взялся? Документы!


Гайдар тихо смеется.


Н а т а ш а. Что вы, Аркадий Петрович?

Г а й д а р. Ничего, Наташа. Это я так…

К о м а н д и р (проверив документы). В порядке. Смирно! По вагонам шагом марш!..


Правофланговые за кулисами запевают, все подхватывают:

Уходили, расставаясь,

Покидая тихий край.

«Ты мне что-нибудь, родная,

На прощанье пожелай…»


Н а т а ш а. И мне пора… Через десять минут отправление.

Г а й д а р (взглянув на часы). А у меня через двадцать… До свиданья, Наташа… До встречи в ущелье Больших Огней!

Н а т а ш а. До встречи, Аркадий Петрович! (Убегает.)

Г а й д а р (вслед). Удачи тебе, Наташа!

Г о л о с Н а т а ш и. Спасибо! Пишите!

Г а й д а р. Куда?

Г о л о с Н а т а ш и. Не знаю!


Протяжный гудок паровоза, затихающая песня:

«Но куда же напишу я?

Как я твой узнаю путь?» —

«Все равно, — сказал он тихо, —

Напиши куда-нибудь…»


Т е м н о т а.

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Землянка в партизанском стане. У стола, накинув на плечи ватник, сидит девушка-радистка и при свете фонаря налаживает что-то в приемнике. Вот она поднимает голову, прислушивается. В землянку входит А н д р е й к а — молодой партизан в ватнике, с автоматом на груди и гранатами у пояса.


А н д р е й к а. Радистам привет!

Г а л я. Ой, Андрейка! Наконец-то! А где Аркадий Петрович?

А н д р е й к а. К командиру пошел.

Г а л я. Так командира нет! Он с начальством по землянкам ходит.

А н д р е й к а. С каким начальством?

Г а л я. Из штаба армии прилетел… Большой, наверно, начальник! Знаков различия не видно: в пальто он кожаном. Но по всему видать — большой. Сам серьезный такой, а глаза смеются.

А н д р е й к а. Так уж и смеются? У тебя, Галя, только и есть, что смех на уме!

Г а л я. Да ей-богу же, смеются! Ну, может, не смеются, а улыбаются, это точно. Я же видела. Он со мной минут десять разговаривал.

А н д р е й к а. План наступления обсуждали?

Г а л я. Да ну тебя! Про Аркадия Петровича спрашивал!

А н д р е й к а. Про Аркадия Петровича?

Г а л я. Ага! Здоров ли, спрашивает, полковник Гайдар? Как он к вам попал да когда?..

А н д р е й к а. Ишь ты… Интересуется, значит?

Г а л я. Интересуется.

А н д р е й к а. Немудрено! Нашего Аркадия Петровича, может, еще и не такие начальники знают!

Г а л я. А все-таки приятно. Вот бы мне так! Прилетает с Большой земли командующий или член Военного Совета и спрашивает у Горелова нашего: «Скажите, товарищ командир отряда, есть ли у вас партизанка Галина Тарасовна Петренко?» — «Как же, товарищ командующий, есть! Наша радистка!» — «Ну, как ее здоровье? Как она себя чувствует?»

А н д р е й к а. Ничего, товарищ командующий, сегодня котелок каши изволила выкушать!

Г а л я. Опять ты, Андрейка! И почему с тобой серьезно поговорить никогда нельзя?

А н д р е й к а. А ты не обижайся. С шуткой оно как-то воевать веселей! Вот мы сегодня с Аркадием Петровичем у дороги под дождем лежим и шутим, что на мокрых кур похожи, а курицами-то мы не оказались! Язычка-то приволокли!..

Г а л я. Ну да?! Вот молодцы!

А н д р е й к а. Офицера! Аркадий Петрович как резанет по машине из пулемета! Солдаты — кто полег, кто врассыпную, а офицер прямо в нашу сторону бежит! Ну, мы его, голубчика, и скрутили! Здорово Аркадий Петрович из пулемета бьет! Писатель, а пулеметчика такого поискать!

Г а л я. Я, когда в десятилетке училась, книжки его читала. Все думала, посмотреть бы, какой он! А тут в одном отряде воюем, каждый день встречаемся — и ничего. Как будто так и надо!

А н д р е й к а. Веселой души человек! И храбрость-то у него какая-то веселая. И чего ты смотришь, Галя? Был бы я дивчиной, влюбился бы, ей-богу!

Г а л я. Андрейка! Ну, держись! Сейчас я тебе покажу! (Гонится за Андрейкой по землянке.)

А н д р е й к а. Сдаюсь!


Входит Г а й д а р. Он тоже в ватнике. У пояса — пистолет, через плечо — ремень неизменной полевой сумки.


Г а й д а р. Противник бежит! Давай, Галя, наступай на пятки.

Г а л я. Здравствуйте, Аркадий Петрович!

Г а й д а р. Здравствуй, Галочка! Сводку приняла?

Г а л я. Нет, Аркадий Петрович. Лампы перегорели. Только что наладила.

Г а й д а р. Ну, вечерние известия поймаем. Что нового?

Г а л я. С Большой земли начальник прилетел.

А н д р е й к а. Вас спрашивал.

Г а й д а р. Меня?

Г а л я. Ага! Так прямо и говорит: где тут у вас полковник Гайдар? Он с Гореловым по землянкам ходит, с ребятами разговаривает.

Г а й д а р. Интересно, кто бы это? Пойду…


Направляется к дверям и сталкивается с входящим в землянку С у х а р е в ы м.


Смирно!

С у х а р е в. Вольно! Здравствуй, полковник! Ну, что ты как столб стоишь? Не узнал?

Г а й д а р. Иван Степанович!.. Здравствуйте, товарищ член Военного Совета!

С у х а р е в. Я же «вольно» скомандовал, что же ты по всей форме обращаешься?

Г а й д а р. Как положено, товарищ член Военного Совета.

С у х а р е в. Ой, хитришь, Аркадий! Чувствуешь, наверно, что разнос тебе будет, вот и дисциплину свою показываешь. Так, что ли?

Г а й д а р. Точно, Иван Степанович! Психолог из вас великолепный!

С у х а р е в. Не подлизывайся! (Гале.) Тебя как зовут, радист?

Г а л я. Петренко, Галина Тарасовна, товарищ член Военного Совета!

С у х а р е в. Ишь ты! Ну вот что, Галина… Дождь прошел, звезд на небе тьма-тьмущая! Забери с собой этого молодого орла… (Андрейке.) Тебя как величать?

А н д р е й к а. Андрей Хвыля, товарищ член Военного Совета.

С у х а р е в. Так вот. Забирай этого самого Хвылю и идите погуляйте, что ли, а мы тут с полковником потолкуем.

Г а л я. Есть идти погулять, товарищ член Военного Совета!


Галя и Андрейка уходят.


С у х а р е в. Ну, рассказывай.

Г а й д а р. Что рассказывать-то, Иван Степанович?

С у х а р е в. Все рассказывай! Почему к партизанам забрался? Кто тебе разрешил газету бросать? Почему родных и друзей беспокоиться заставляешь? Что ж молчишь?

Г а й д а р. Иван Степанович, так ведь я…

С у х а р е в. С армией в окружение попал?

Г а й д а р. Да.

С у х а р е в. А место в самолете тебе, как корреспонденту и писателю, предлагали?

Г а й д а р. Предлагали.

С у х а р е в. А ты?

Г а й д а р. А я не полетел…

С у х а р е в. Почему? Геройство свое показываешь?

Г а й д а р. Какое же геройство, Иван Степанович! Все воюют, а я что… Хуже других, что ли?

С у х а р е в. Ты мне на всех не кивай. И не прикидывайся: отлично все понимаешь, не маленький. В общем, разговаривать мне с тобой долго некогда. Собирайся, полетишь со мной!

Г а й д а р. Не полечу, Иван Степанович.

С у х а р е в. Что?!

Г а й д а р. Не полечу. Не могу я сейчас лететь!

С у х а р е в. Это почему же?

Г а й д а р. Не могу! Было бы на фронте полегче — полетел бы. Не могу я сидеть в тылу, когда моя земля кровью обливается! Иван Степанович, даю честное слово большевика: как начнется наступление — вернусь в газету! А сейчас не могу! Что хотите со мной делайте — не полечу!

С у х а р е в. Так…


Входит А н д р е й к а.


А н д р е й к а. Товарищ член Военного Совета, разрешите обратиться?

С у х а р е в. Обращайтесь.

А н д р е й к а. Командир приказал передать, что пилот просит вылетать. Туман сильный надвигается.

С у х а р е в. Хорошо. Передайте, что сейчас буду.

А н д р е й к а. Разрешите идти?

С у х а р е в. Идите.


Андрейка выходит.


Значит, не полетишь?

Г а й д а р. Не полечу, Иван Степанович.

С у х а р е в. Что родным передать?

Г а й д а р. Передайте, что жив, здоров… что скучаю очень. Сына поцелуйте…

С у х а р е в. Хорошо. (У дверей.) До свиданья!

Г а й д а р. До свиданья, Иван Степанович! Вы не сердитесь.

С у х а р е в. Нужен ты мне, еще сердиться… Да иди ты сюда!.. Что ты там встал как статуя? Давай руку!

Г а й д а р. Иван Степанович!..

С у х а р е в. Ну что Иван Степанович? Иван Степанович из-за тебя теперь неделю спать не сможет! И в кого ты такой безрассудный уродился?

Г а й д а р. В вас, Иван Степанович! Честное слово, в вас!

С у х а р е в. Не ври, я — человек солидный! Слушай, Аркадий… я не умею всякие такие слова говорить, но прошу тебя… Ты не очень, понимаешь?.. Не того… Не зарывайся… Если что случится, то я… Ну, в общем, чего там… Будь здоров! Не надо, не провожай! (Быстро выходит.)

Г а й д а р. Иван Степанович! (Бежит за Сухаревым. В дверях останавливается, смотрит вслед ушедшему, потом медленно идет к столу. Садится.)


Входят Г а л я и А н д р е й к а.


Г а л я. Аркадий Петрович, что это с членом Военного Совета?

Г а й д а р. А что?

Г а л я. Да он идет, бормочет что-то и лицо от всех отворачивает. Рассердился он на вас здорово, да?

Г а й д а р. Наверно, рассердился, Галя.

Г а л я. За что же?

Г а й д а р. Он мне на Большую землю лететь приказывал, а я не послушал…

А н д р е й к а. Зря! Дома бы побыли, с родными повидались.

Г а й д а р. Дома я, Андрейка, после войны побуду. И вас в гости позову. Посидим, поговорим, отряд наш вспомним… (Негромко поет.)

Вспомним, как, бывало, песни пели мы,

Сидя у походного костра…

Г а л я, А н д р е й к а.

Как ночами мерзли под шинелями,

Чтобы в жаркий бой идти с утра…


Слышен гул самолета.


А н д р е й к а. Полетели!..

Г а л я. До самой Москвы! Посмотреть бы хоть одним глазочком, какая она… Все собиралась съездить, да война помешала. Красивая, наверно…

Г а й д а р (негромко). Красивая, Галя… Очень красивая! Сейчас осень. Моросит дождь… В мокром асфальте отражаются огни затемненных фар… И мой, уже совсем взрослый, сын Тимур, уходя по утрам в школу, наверно, долго стучит в прихожей ногами, забивая их в тесные галоши… (Помолчав.) Настрой приемник, Галя: сводка сейчас…


Слышатся позывные Москвы. Голос диктора: «Внимание! Говорит Москва!»


Т е м н о т а.

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

Полотно железной дороги. Верстовой столб с надписью: «Канев — Золотоноша». За высокой насыпью, покрытой сухими желтыми листьями, чернеют голые ветки одинокого дерева. Слышен отдаленный лай собак. Из-за насыпи показывается голова в кожаном шлеме, потом и сам человек в синем комбинезоне с автоматом в руках. Это П а в л и к. Он оглядывается по сторонам и бережно втаскивает на насыпь раненого Х о з е. Лай приближается.


П а в л и к. Осторожнее ногу, Хозе… Сейчас спустимся… Вот так… Ну, теперь они нас живыми не возьмут!

Х о з е. Павлик, уходи! Оставь мне запасной диск и уходи! Слышишь?

П а в л и к. Никуда я не пойду!

Х о з е. Нет, пойдешь!

П а в л и к. Замолчи! Их там человек двенадцать, не больше… Отобьемся!

Х о з е. Их больше, Павлик… Зачем ты говоришь неправду!

П а в л и к. Ну, пускай больше… Все равно отобьемся! А нет — так умрем вместе!

Х о з е. Незачем! Уходи, Павлик…

П а в л и к. Если ты еще раз скажешь это, я тебя ударю. Честное слово!


Лай удаляется.


Слышишь, Хозе! Собаки сбились со следа!

Х о з е. Найдут…

П а в л и к. Не найдут! Ползем в тот лесок! Ну, обхвати меня рукой… Так… Поехали!


Ползут в сторону насыпи, но через несколько секунд останавливаются.


А, черт!

Х о з е. Видел?

П а в л и к. Видел… Неужели обошли? Приготовь гранаты! Почему же их только двое?

Х о з е. Сейчас остальные подойдут!

П а в л и к. Стрелять по моей команде!

Х о з е. Есть!

П а в л и к. Ну, идите, идите… Готов, Хозе?

Х о з е. Готов.

П а в л и к. Еще секундочку… Подожди, Хозе! Это, кажется, наши! Видишь, в ватниках?

Х о з е. Это еще ничего не значит.

П а в л и к. Сейчас проверим… (Кричит.) Стой! Руки вверх!

Х о з е. Залегли…

П а в л и к. Зря окликнул… Сюда ползут! Двое на двое! Ну, посмотрим, кто кого! Бери левого, Хозе…

Х о з е. Есть!

П а в л и к. Так. (Вдруг.) Не стреляй, Хозе! Звездочка на шапке! Видишь, вон у правого…

Х о з е. Вижу! Неужели наши?

П а в л и к. Остановились… Что же делать? Руки поднимать не будем?

Х о з е, Ни за что!

П а в л и к. Как же им дать знать, что мы свои? Споем, Хозе!

Х о з е. Что?

П а в л и к. Споем! Они поймут.

Х о з е. Давай!

П а в л и к. Нашу! (Негромко запевает. Хозе подхватывает.)

Пусть ветер бьет в лицо, бушует злая вьюга,

Пусть на твоем пути лихих преград не счесть,

Иди вперед смелей…

Бежит сюда! Второй за ним! Приготовь гранату на всякий случай… Ой, Хозе! Что это? Брось гранату! Ура!!

Х о з е. Что с тобой? Павлик. Смотри!


Вбегает Г а й д а р, за ним А н д р е й к а.


Г а й д а р. Кто пел?

П а в л и к. Мы, Аркадий Петрович!

Х о з е. Это мы!

Г а й д а р. Павлик? Хозе? Мальчишки мои!.. Это что же такое? Как же это?.. Мы же вас чуть не подстрелили!

П а в л и к. Нет, это мы вас чуть не подстрелили!

Г а й д а р. Ах вы мои дорогие! Как же вы здесь?

П а в л и к. Десантники! Нас к партизанам сбросили! А вы как, Аркадий Петрович?

Г а й д а р. Так я и есть партизан! Вас ко мне сбросили! К нам!..

Х о з е. Как к вам? Вы же корреспондентом были?

Г а й д а р. Был, Хозе, был, дорогой! А теперь партизан.

П а в л и к. Ничего не понимаю!

Г а й д а р. И понимать нечего, Павлик. Все просто. Попал в окружение с армией. Кто через фронт пробивался, кто к партизанам ушел. Ясно? Ну, пойдемте, родные! Мы из разведки возвращаемся. Пойдемте в отряд. Там потолкуем. Вставай, Хозе!

Х о з е. Сейчас. (Подымается с трудом.)

Г а й д а р. Что с тобой?

Х о з е. Ранен… немного.

П а в л и к. Нас обнаружили при спуске. Еле отбились! С собаками гнались!

Г а й д а р. Так это за вами погоня была?

П а в л и к. За нами.

Г а й д а р. Так… Мы тебя снесем, Хозе. Давай, Андрейка!

П а в л и к. Что вы, Аркадий Петрович! Я его сам!

Г а й д а р. С тебя хватит! Пошли!


Отдаленный лай собак.


П а в л и к. Слышите?

Г а й д а р. Слышу.

П а в л и к. Опять на след напали!


Лай приближается.


А н д р е й к а. Вот гонят!

Г а й д а р. Скорей, други! Через насыпь махнем и оврагами! Вперед!


Лай громче.


Г а й д а р. Андрейка, на насыпь! Посмотри!

А н д р е й к а. Есть! (Лезет на насыпь и тут же скатывается вниз.) Рядом!

Г а й д а р. Назад!


Бегут. Пулеметная очередь.


Ложись!.. Засада! Пулемет в леске…


Громкий лай собак. Над насыпью показывается фигура немецкого солдата. Гайдар стреляет. Солдат падает. Голос: «Зих эргебен!»


Х о з е. Что это он?

Г а й д а р. Сдаваться предлагает! Ну вот что, други, лежать нам тут нечего! Назад нельзя — там пулемет. Значит, вперед!

П а в л и к, А н д р е й к а, Х о з е. Вперед!

Г а й д а р. Хозе последний! Павлик с ним!.. За мной! (Подняв автомат, взбегает на насыпь. Пулеметная очередь. Гайдар медленно оседает на землю.)

П а в л и к. Аркадий Петрович!

Г а й д а р. Вперед, друзья! За Родину!.. Вперед!.. (Падает.)


Т е м н о т а.


Музыка. Она звучит все громче и шире и из тревожно-скорбной перерастает в сильную и торжественную.

К о н е ц.
Загрузка...