Всё, что я о ней помню

Путь до железнодорожного полотна занял не больше 10 минут. Еловый лес накрыл меня запахом хвои, и от этого предчувствие скорого расставания сделалось особенно острым. Мы шли с Кристиной в полной тишине. И только добравшись до старой железнодорожной станции, решились, наконец, прервать висевшее между нами молчание.

— Туман стал ближе, — сказала Кристина, глядя на разорванные линии рельс, теряющиеся в белесой дымке. — Вчера он начинался заметно дальше от станции, а теперь до него всего десяток метров.

— Прилив, — безразлично проговорил я и, отпустив ее руку, сделал первый шаг в сторону белого марева.

— Будь осторожен там. Ладно?

— Ладно… — кивнул я. И Кристина добавила: — Я подожду тебя здесь, возле станции.

— Хорошо. Главное держись подальше от отеля. Я постараюсь вернуться как можно раньше…

Кристина улыбнулась: «Иди и не волнуйся за меня. Это я сейчас должна за тебя волноваться».

Сказав это, она сделала шаг мне навстречу и поцеловала меня в губы. Один поцелуй — очень короткий и очень быстрый, так целуют тех, с кем скоро увидишься снова. Я хотел сказать еще что-то, но потом передумал. Слова казались лишними. И все, что я позволил себе — это один единственный взгляд, и секунду спустя зашагал туда, куда уводили линии проржавевших рельсов. Туман клочьями клубился вокруг меня. Я чувствовал его, вдыхал вместе с каждым глотком воздуха. И чем дальше я уходил, тем плотнее он становился. И уже было неважно — полдень сейчас или раннее утро. Все вокруг терялось в этой белой дымке.

Чтобы не сбиться с пути я шел медленно, время от времени поглядывая на рельсы под ногами. Звуки тонули в окружающей пустоте, и в какой-то момент мне стало казаться, что весь мир исчез, как буквы, стертые с белого листа бумаги. Мои мысли снова вернули меня к Кристине. Я представил, как она, стоя где-то там, на другой стороне, провожает меня взглядом. И в эту секунду мое решение уйти вдруг показалось мне просто глупой авантюрой. Даже если я смогу добраться в город, как это может помочь ей? Что такое я могу найти там — в другом мире — что помогло бы спасти «Мон-Сен-Мишель» от неминуемой гибели? Я подумал об этом и вдруг понял, что шел вперед без какого-либо плана и даже отдаленно не представлял себе, что должен сделать, когда окажусь на другой стороне. Осознание этого заставляло меня злиться. Я корил себя за то, что решил уйти, и мысль о том, чтобы развернуться и пойти обратно с каждой секундой казалась все более соблазнительной.

На обдумывание этой идеи я потратил еще пару минут, однако этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы изменить все самым кардинальным образом. Туман вокруг меня стал постепенно рассеиваться, и уже совсем скоро я снова стал различать что-то помимо этого белесого полотна. Сначала я увидел деревья, которые все так же возвышались по обе стороны от меня. Потом небо над головой. А еще полминуты спустя впереди замаячили обрывки рапсового поля, от ярких красок которого сейчас почти рябило в глазах. Я вышел из леса, и туман вокруг меня сделался почти неразличимым. Под моими ногами все так же тянулись рельсы, но теперь они заворачивали уже немного вбок в сторону тех самых полей и маячившего где-то на отдалении города.

Я обернулся назад: коридор из деревьев остался прямо у меня за спиной и теперь выглядел, как портал в параллельную реальность. Небо над головой сделалось почти алым, как это бывает незадолго до заката. И на контрасте с серым утренним небом, которое осталось где-то по другую сторону рельс, это все выглядело как-то особенно странно. Я понимал, что закат не мог начаться так резко. И эта мысль вдруг заставила меня задуматься о том, где я оказался. Мир вокруг не имел ничего общего с реальностью, словно в этот момент я находился внутри картины или какой-то ожившей фотографии.

«Еще одно воспоминание, как в комнатах Мон-Сен-Мишеля» — подумал я. Но уже в следующую секунду попытался выбросить эту мысль из головы и просто двигаться дальше. Если я хотел найти ответ, это было единственным толковым решением.

Действуя без какой-либо цели, я сошел с рельсов и зашагал в сторону полей, за которыми уже маячили улицы города. Над головой тянулись линии электропередач, а железнодорожное полотно отдалялось все дальше, оставаясь от меня где-то по правую сторону. Когда очертания города впереди сделались отчетливей, я ускорил шаг и уже через 10 минут оказался в лабиринте из одних и тех же почти одинаковых улиц. Вокруг меня вырастала жилая застройка — одноэтажные дома, прятавшиеся за невысокой стеной деревянных заборов. На фоне алых облаков это место выглядело заброшенным, но в то же время, я не мог назвать его каким-то пугающим или отталкивающим. Я видел пустые лужайки; веревки с прищепками, растянутые возле пустующих окон; садовую мебель, расставленную в хаотичном порядке, а еще всевозможную дребедень, разбросанную рядом с ней. Возле одного из домов я различил даже надувной бассейн, который в закатных лучах выглядел как-то особенно сиротливо. Где-то на отдалении слышались чьи-то голоса, надрывные крики птиц и старые хиты, звучащие в потрескивающих колонках такого же старого радио. Но ни одного человека вокруг — только пустые лужайки и росчерки проводов на фоне закатного неба.

Все происходящее вокруг походило на сон или еще одно странное видение. Вокруг меня был тот же самый город, который я видел у станции — сомнений в этом быть не могло. Только в этот раз я оказался в какой-то другой его части, которая, впрочем, не сильно отличалась от центра. Я огляделся по сторонам, размышляя в какую сторону мне двигаться дальше. И в следующую секунду у меня в кармане вдруг зазвонил телефон. Простая мелодия, которая в этот момент показалась мне звонком с другого края вселенной. На экране мобильного высветилась надпись «Вероника». Я схватил трубку, однако в первую секунду в ней послышался только треск. Звонок оборвался, но уже через пару минут прозвучал снова.

— Алло!!! — почти прокричал я, изо всех сил прижимая телефон к уху. Голос Вероники пробивался через завесу помех, но это был ЕЁ голос. В этом я был уверен абсолютно точно. Она тоже что-то кричала мне, но среди всего этого шума я раз за разом различал только свое собственное имя. Еще секунда — и телефонный звонок оборвался снова, вызывая во мне одновременно отчаяние и злость.

Стараясь сделать хоть что-нибудь, что помогло бы улучшить положение, я рванул вперед по улице и уже несколько секунд спустя оказался на какой-то небольшой площади. Вокруг меня не было никого, но в этот момент меня интересовал только сигнал моего телефона. Из трех палочек, показывавших уровень связи, сейчас светилась только одна. Но и это казалось уже чем-то сродни чуду. Мой телефон поймал сигнал, но он был настолько слабым, что я боялся двигаться, чтобы в любую секунду не потерять его снова.

В этот раз я уже сам набрал номер Вероники. Один гудок… другой… И на противоположном конце провода снова зазвучал ее голос.

— Антон… Антон… Это ты???!!! — Помехи никуда не исчезли, но теперь ее голос звучал уже немного отчетливей. Я замер на месте, чтобы связь не оборвалась, но несколько секунд не мог произнести ни слова.

— Антон…. ты… слышишь меня?

— Да, — откликнулся я после недолгой паузы, и в этот момент мне показалось, что за стеной из помех я вдруг услышал, как Вероника облегченно вздохнула.

— Я не могла… дозвониться… до тебя!!! — прокричала она, как будто еще не до конца поверив в то, что я ее слышал.

— Я знаю… — ответил я. — Здесь не было связи… Я боюсь, что этот разговор тоже может оборваться.

— У тебя все в порядке?

— Да.

— Возвращайся… оттуда…. — проговорила она, но в следующую секунду ее голос снова потонул в шуме телефонных помех. Я разобрал слова «Расследование» и «Ловушка», но все остальное потерялось в общей пустоте.

— Вероника!!! — прокричал я. — Мне нужно как-то найти Спильмана… Ты слышишь меня?.. Мне нужно поговорить с ним… Только у тебя есть его номер… Вероника!!!

Я не был уверен в том, что она услышала меня, но все, что мне оставалось сейчас — это повторять одни и те же слова снова и снова. В трубке телефона по-прежнему звучал треск, и от этого я вновь невольно задумался, что это был за город, в котором я оказался.

Из случайных мыслей меня вырвал голос Вероники, который в какую-то секунду опять стал прорываться на другом конце провода. И в этот момент я, наконец, услышал всю фразу целиком. Она прокричала: «Это какая-то ловушка!!! Уезжай оттуда, как можно скорей!!! Это расследование фикция!!! Я не знаю, в чем там причина, но тебя просто хотели заманить туда, в этот отель в Татрах».

— Ловушка? — переспросил я, хотя и без ее слов уже давно догадывался об этом.

— Да, — ответила Вероника, продолжая, как и прежде, кричать в телефонную трубку. — Имя Спильмана уже несколько раз фигурировало в сделках связанных с «Мон-Сен-Мишелем»… Он как минимум трижды покупал этот отель, а затем продавал снова… Его семья владела комплексом еще с позапрошлого века. Отелем и железной дорогой рядом с ним… И там постоянно творилось что-то странное. Спильман просто не мог не знать об этом перед сделкой!

— Мне нужно найти его! — сказал я, словно не обратив внимания на те слова, что она сказала секундой ранее.

— Нет! — отрезала Вероника, и в этот момент мне вдруг сделалось не по себе от тех эмоций, которые переполняли ее голос. — Возвращайся обратно, и мы найдем его вместе, когда ты окажешься ЗДЕСЬ!

— Я должен остаться.

— Ты должен бежать оттуда как можно скорей!!!

— Ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь!!! — В голосе Вероники прозвучала злость, но в следующую секунду она сменилась целой россыпью совершенно противоположных чувств и эмоций. Теперь ее голос звучал уже совершенно иначе. Она все еще говорила на повышенных тонах, но теперь, казалось, почти умоляла меня о чем-то.

— Прошу тебя… возвращайся! — проговорила она, и в этот момент в трубке телефона снова зазвучали помехи. Казалось, на той стороне шумит шторм, и Вероника пытается перекричать звук ревущего моря…

— Я не могу, — ответил я, но не был уверен в том, что в этот момент она меня услышала.

— Ты не понимаешь, — снова повторила она. — Расследование — это только повод, чтобы затащить тебя в Татры… За последние двадцать лет в этом отеле пропало восемь человек… Частные детективы, туристы, обычные строители… В среднем один человек на каждые 2—3 года… Я пыталась найти его бывших владельцев, но из них всех в живых остался только Спильман.

Я понимал, что эта информация должна была повергнуть меня в шок, но, как ни удивительно, я воспринял ее абсолютно спокойно. Я вспомнил о мириадах разных миров, скрывающихся за дверями «Мон-Сен-Мишеля», и постарался представить себе всех тех людей, что были в этом отеле до меня. Что они нашли здесь, в Татрах? И что такое не позволило им вернуться обратно?

Я знал, что Вероника права, и расследование изначально было не более чем ловушкой. Но, как и несколько дней назад, тогда в Минске, я был все так же готов броситься в омут с головой. И поэтому я повторил очень спокойно: «Вероника, мне нужен номер Спильмана».

Несколько секунд после этого вокруг меня звучала тишина. Только треск в телефонной трубке и ветер, запутавшийся в проводах где-то у меня над головой.

— Ты слышал, что я сказала секунду назад? — спросила Вероника.

— Да, — ответил я.

— Ты можешь там погибнуть.

— Я понимаю.

— Что есть такого в этом отеле в горах, ради чего ты готов так рисковать?

— Это трудно объяснить, — ответил я, и в этот момент мысли и чувства накрыли меня, как огромная волна в море. Я вспомнил о Кристине, об огнях в ночном небе, и о той отельной двери, которая вела к дому у парка. События прошедших дней проносились передо мной, как на ускоренной перемотке. Я вспомнил о тумане и старых рельсах среди хвойного леса. И в этот момент я боялся лишь только того, что по какой-то причине не смогу снова вернуться на ту сторону.

— Надеюсь, ты когда-нибудь найдешь возможность, чтобы объяснить мне все это, — сказала Вероника после короткой паузы.

— Я тоже надеюсь, — откликнулся я, а потом так же тихо добавил: — Но сейчас мне нужен телефон Спильмана. Все это, так или иначе, связано с ним. А значит, я просто обязан разыскать его, чтобы получить хоть какие-то ответы.

Вероника тихо усмехнулась в трубку, и в ее голосе прозвучала грусть: «Так значит, мне не ждать тебя в понедельник»?

— Нет, — проговорил я. — Я должен остаться здесь… По крайней мере, на какое-то время.

— Понятно, — откликнулась Вероника. — А знаешь, я все равно рада, что нам удалось с тобой поговорить. Я звонила тебе, наверное, сотню раз… Но, как и эти мотыльки… Ты кажется, и сам не против того, чтобы погибнуть.

Я тихо вздохнул: «Мне просто нужно во всем разобраться»…

Вероника ответила еще что-то, но этих слов я уже не услышал. В который раз за этот день в трубке зазвучали гудки, и наш с ней разговор оборвался. Но сейчас я уже не был уверен в том, было ли это связано с проблемами связи, или в этот раз Вероника сама повесила трубку. Я снова оказался один посреди пустого города, похожего на декорации к фильму или какой-то странный сон. А над головой висело все то же перечеркнутое проводами небо.

Я огляделся по сторонам, чувствуя, как ощущение одиночества растет и растет где-то у меня в груди. И в следующую секунду на экране моего телефона вдруг высветилось текстовое сообщение. Я открыл его. Номер принадлежал Веронике, а в самом смс не было ни слова — только простая последовательность цифр. Это был телефон. Телефон Спильмана. И не теряя больше ни секунды, я нажал на кнопку вызова. На другом конце провода зазвучали гудки.

Я звонил Спильману несколько раз, но ответа так и не последовало. Гудки в трубке смешивались со звуком телефонных помех, как будто с каждой секундой отбирая у меня крошечный кусочек надежды. Я не знаю, сколько времени я стоял там посреди пустого города, сжимая в руке трубку телефона. Единственное, что я помню очень четко — это чувство отчаяния, которое нарастало во мне, и щемящую пустоту, которая разливалась где-то рядом.

Бросив попытки дозвониться, я сунул телефон обратно в карман джинсов, и огляделся по сторонам, пытаясь решить, куда мне идти, и что мне делать дальше. Вокруг меня был все тот же безлюдный город, состоящий из одноэтажных домов и абсолютно ровных улиц. Я прошел несколько сотен метров на север, потому свернул на восток и какое-то время просто безразлично шагал в неопределенном направлении, разглядывая лабиринты одних и тех же постоянно повторяющихся улиц.

В какой-то момент я решил, что мне стоит проверить дома, чтобы попытаться отыскать в этом городе хоть кого-то живого. Я выбрал наугад несколько случайных строений, а затем стал колошматить то в одну, то в другую дверь, почти безо всякой надежды на то, что мне кто-то откроет. Я заглядывал в окна, рассматривал дома с разных сторон и как мог пытался создавать вокруг себя максимальное количество шума, как будто это могло хоть кого-то привлечь. Но воздух вокруг меня оставался неестественно плотным. Слова и звуки тонули в окружающей тишине, и оттого мне казалось, что в эту секунду я пытался кричать сквозь плотное стекло скафандра. Я чувствовал себя астронавтом на незнакомой планете где-то далеко от Земли. И с каждой минутой я все меньше надеялся отыскать на ней хоть какие-то признаки жизни.

Проникнуть внутрь домов тоже никак не получалось. Иногда я различал за ними свет или даже видел какое-то движение, но сами дома оставались при этом закрытыми наглухо, как будто двери и даже стекла в них были сделаны из цельной груды камня. Я, как и прежде, слышал внутри них какие-то шорохи, разговоры по радио или, например, звуки готовящейся еды. Но, даже несмотря на это, сами строения продолжали оставаться абсолютно безжизненными, словно в этот момент я колошматил по крышкам музыкальных шкатулок, каждая из которых могла воспроизводить только определенное количество звуков.

От мыслей об этом я вспомнил о вчерашнем дне и о том, как так же безрезультатно пытался открыть двери номеров в «Мон-Сен-Мишеле». Вокруг меня был ненастоящий город — в этом я был уверен абсолютно точно. Но как я ни пытался, я все никак не мог понять, что это было за место, в котором я оказался. Я вспомнил странный поезд без названия, который привез меня в этот город в первый раз; вспомнил пустые улицы вокруг себя — и в этот момент все происходящее со мной вдруг показалось мне цикличным.

Некоторое время я еще слонялся по городу, разглядывая одинаковые дома, ровные заборы и аккуратно подстриженные лужайки прямо за ними. Где-то на горизонте чуть выше линии крыш возвышались белые, как снег, горы. И глядя на них, я вдруг подумал, что в какой-то параллельной реальности этот сонный городок мог бы быть почти идеальным местом. Такими совершенными в нашей памяти обычно остаются города, в которых нам довелось провести детство. Тихий городок в Высоких Татрах. Если бы не эти провода над головой даже мне это место могло бы показаться идеальным.

Я не знаю, сколько времени я провел там, бесцельно шатаясь по улицам города. Единственное, что я помню абсолютно точно, как тишина вокруг вдруг рухнула в один миг, когда где-то у меня за спиной послышался звук прибывающего поезда. Я слышал перестук колес, свист трубы локомотива… А еще некоторое время спустя стал различать вдалеке и сам прибывающий поезд — древний обшарпанный состав, похожий на те, что курсировали по всей стране еще в первые годы независимости. Такие поезда уже не используются сегодня!

Я глядел на него всего несколько секунд, а потом, повинуясь странному порыву, вдруг сорвался с места и побежал к той точке, куда двигался поезд. Состав шел параллельно городским кварталам, поэтому очень скоро он пропал из виду, и я лишь иногда еще различал силуэты проезжающих вагонов в узком пространстве между домами. Я бежал в общей сложности около минуты, и в какой-то момент вдруг поймал себя на мысли, что начинаю узнавать те улицы и кварталы, которые появлялись вокруг меня. Я был здесь раньше — два дня назад, когда только приехал в Высокие Татры. Я узнал те улицы, по которым двигался к отелю, закрытые кассы вокзала, подстриженные деревья у автостоянки и железнодорожную станцию прямо за ней. Поезд проехал мимо перрона, так и не остановившись, но в этот момент меня уже это почти не волновало. Я стоял в сотне метров от станции, а прямо передо мной на одной из скамеек сидел человек. Я не видел его лица, но точно знал, что в этот момент он так же, как и я, молча провожает глазами уходящий поезд. Я различил надетый на нем темный твидовый пиджак, лакированные туфли и квадратный кожаный портфель, стоящий у него на коленях. Его волосы были белыми, как снег. И уже издалека я четко понял, что передо мной был Спильман.

Чувствуя, как моя голова начинает кружиться от обилия странностей, свалившихся на меня за последние несколько дней, я молча зашагал в сторону той самой скамейки на железнодорожной станции. Спильман сидел ко мне спиной, время от времени поглядывая на часы на своем запястье. Но, даже не видя его лица, я точно знал, что сейчас он уже ждал моего появления.

Когда я оказался с ним рядом, он поднял глаза на меня и вежливо поздоровался: «Добрый день, Антон. Я же обещал, что встречу вас прямо на этой станции. Простите, что сразу не объяснил вам все».

Его лицо казалось абсолютно спокойным: бесцветные глаза, тонкая улыбка и никаких лишних эмоций, как будто мы вдвоем сейчас были на какой-то деловой встрече. Повернув голову лишь на миг, он бросил в мою сторону один единственный взгляд, а затем отвернулся обратно и стал, как и прежде, разглядывать рельсы перед собой и рапсовые поля, расстилавшиеся прямо за ними. Я смотрел на него сверху вниз, чувствуя, что мне самому с каждой секундой становится все сложней сохранять невозмутимость. Растерянность внутри меня сменилось злостью, а затем уступила место любопытству. Мне нужны были ответы, и я знал, что эта встреча со Спильманом — единственная возможность пролить свет на все то, что происходило вокруг за последние время. В моей голове кружились десятки разных вопросов, но, не зная, с чего начать, в итоге я сказал самое простое из всего того, что смог придумать.

— Я ждал вас два дня назад, — проговорил я, сам удивившись тому, какой пустой и бессмысленной сейчас показалась мне эта фраза.

— Я знаю, — невозмутимо откликнулся Спильман. — Но постарайтесь меня понять. Мне нужно было, чтобы вы лично увидели все то, что происходит здесь, в Татрах. В противном случае… эммм… вы бы просто не поверили мне.

— Так значит, дело не в расследовании?

Спильман покачал головой: «Нет, расследование здесь ни при чем. „Мон-Сен-Мишель“ и эта железная дорога принадлежали моей семье еще с позапрошлого века. Но это вы, наверняка, и так уже знаете».

— Так зачем я здесь? К чему были эти мертвые мотыльки в конвертах и гонорар за расследование, которое вам ни к чему?

— Я же сказал, мне нужно было, чтобы вы лично увидели все, что здесь происходит, — так же спокойно повторил Спильман. — У меня есть для вас предложение. Но для того, чтобы согласиться или отказать, вы должны были четко понимать, с чем вам придется иметь дело.

— Вы про отель, наполненный призраками?

— Да. Но не только о нем. В каком-то смысле, этот город тоже является его продолжением. Как и железная дорога, горы вокруг или, например, эти рапсовые поля впереди… «Мон-Сен-Мишель» — это не только отель. Он — это нечто несоизмеримо большее. Поймите, Антон… Призраки летят не к старой гостинице в горах. Они по какой-то причине тянутся к самому этому месту…

— Но почему?

Спильман пожал плечами: «Я не знаю, точнее у меня есть слишком много теорий на этот счет. Наверное, у каждого из них свои причины. Но, так или иначе, попадая в „Мон-Сен-Мишель“, все они получают то, что искали. Ожившие мечты или свой персональный мир, если хотите. Я не знаю, как лучше объяснить это».

По рапсовому полю впереди пробежал ветер. Где-то вдалеке позади нас послышался звук прибывающего поезда. Я невольно стал вглядываться вдаль, но сам состав так и не появился, как будто бы стук колес и свист трубы локомотива существовали сами по себе — отдельно от всего остального.

— Где мы сейчас? — спросил я, меняя тему разговора.

— В одном из миров «Мон-Сен-Мишеля». Они существуют не только в стенах гостиницы. Этот отель, как солнце в центре солнечной системы. Но помимо центральной звезды в ней существуют и другие планеты.

— И много их?

— Не знаю. Для каждого по-разному. Одни двери открываются сами собой, а другие всегда остаются закрытыми. Так или иначе, но у меня нет всех ответов. Поймите, я не бог и не дьявол, и даже спустя много лет этот отель все равно остается загадкой для меня. Я не был и в половине миров «Мон-Сен-Мишеля». Я просто слушаю его и делаю свою работу.

— Работу? — переспросил я и как-то невольно поморщился, как будто это слово никак не хотело укладываться в моей голове.

— Да! — невозмутимо ответил Спильман. — В каком-то смысле, это моя работа — следить за тем, чтобы отель продолжал существовать. Я не выбирал этого. Но по какой-то причине именно мне выпала эта ноша. Я понимаю, что для вас думать так, наверное, было бы проще… Но я не хозяин этого отеля… Что бы там ни было написано в документах… У «Мон-Сен-Мишеля» нет хозяина. По крайней мере, на этой стороне мироздания.

— Но разве не ваша семья занималась постройкой этого отеля?

— Все верно, — ответил Спильман, а затем огляделся по сторонам, обвёл взглядом железнодорожную станцию и рельсы, что тянулись перед нами, и заговорил вновь: — «Мон-Сен-Мишель» начался отсюда. В 1899-м году в Высоких Татрах появилась железная дорога, а потом рядом с ней вырос и этот самый отель. Сто лет назад он стоял намного ближе к станции. Это потом железнодорожные пути несколько раз перекладывали. Но в лесах рядом с отелем еще можно найти остатки старых рельсов…

— Я видел их, — проговорил я.

— Да, конечно, — откликнулся Спильман. Но эту фразу я понял не до конца. На какое-то время между нами снова повисло молчание. Воспользовавшись паузой, Спильман бросил взгляд на круглые часы, лежавшие у него в нагрудном кармане. Я глядел на него со стороны и все ждал того момента, когда он заговорит снова.

— Так значит, старый отель у железнодорожной станции… — сказал я через какое-то время, когда молчание стало казаться слишком долгим.

— Да, — кивнул Спильман. — Огромный старый отель у железнодорожной станции… Его строили для гостей, прибывающих в город. В те годы он был воплощенной мечтой — образцом для подражания. Роскошный отель, каких никогда не видели ни польские рабочие, строившие железную дорогу, ни шахтеры, трудившиеся в здешних шахтах. Этот отель строился для представителей австрийской и венгерской элиты. Но в эти края часто приезжали из разных уголков Европы. Для отеля это были лучшие времена. Но они продлились не так долго.

— И в какой момент все изменилось?

— Не знаю, — откликнулся Спильман, и голос его прозвучал равнодушно. — Единственное, что мне известно наверняка — это то, что первым призраком «Мон-Сен-Мишеля» была моя мать. Она попала под поезд в том месте, где рельсы делают поворот. Кажется, именно после этого пути стали перекладывать впервые…

— Это был несчастный случай?

— Да… Скорее всего… Хотя это сейчас и не столь важно. Мне было одиннадцать, когда она умерла. Я помню тот день, когда мы похоронили ее на семейном кладбище. И помню, как, вернувшись назад в тот же день, я снова увидел ее в своей комнате. Отец говорил, что мы получили второй шанс, и проводил с ней почти все свое время. Неделю спустя после ее возвращения, он приказал сравнять с землей ее могилу и запретил кому бы то ни было вспоминать о том дне, когда она умерла. С того момента мы почти несколько лет не говорили об этом. И в какой-то момент мне стало казаться, что ее смерть была просто страшным сном… Не более… Я абсолютно искренне начал верить в это. Но в конечном итоге эта вера все и погубила…

Спильман на секунду задумался, как будто потерявшись в своих мыслях. А я просто замер в нескольких шагах от него, прислонившись спиной к опорной балке, державшей крышу станции.

— Что было дальше? — спросил я. Но Спильман ответил не сразу.

— Дальше «Мон-Сен-Мишель» начал понемногу меняться. И через какое-то время сделался таким, каким вы его видели. Там появились другие призраки, а вместе с ними и их воспоминания. И с этого момента отель больше нам не принадлежал… Сначала все думали, что дело в каком-то проклятье… Потом — говорили, что дело в самой земле… За последние 40 лет я строил десятки догадок по этому поводу, но этот отель всегда оставался… за гранью моего понимания…

Где-то справа от меня снова послышался скрежет железнодорожной колеи, предвещавший скорое прибытие поезда. Я обернулся и начал вглядываться вдаль, но в первую секунду увидел только темную точку где-то далеко на горизонте. Я глядел на нее и через какое-то время различил впереди прибывающий состав. С каждой секундой он становился все ближе и ближе. Я слышал грохот колес, видел дым, поднимающийся над трубой локомотива, и даже различал серийный номер, написанный белой краской на передней панели паровоза… Такие модели производили в семидесятых или восьмидесятых годах прошлого века, а сегодня в уменьшенном виде делали разве что для игрушечных железных дорог в детских отделах магазинов. Еще секунда — и состав на большой скорости пронесся в нескольких метрах прямо передо мной. Меня обдало ветром и запахом железной дороги. И чувствуя этот жар на своей коже, я, кажется, стал понимать, что это было за место, в котором мы оказались.

— Большую часть жизни я считал «Мон-Сен-Мишель» неким подобием лимба… — снова заговорил Спильман, когда грохот железной дороги в очередной раз стих. — Вы когда-нибудь слышали о нем?… Не рай и не ад. Просто… Особое место, куда попадают потерявшиеся души.

— Вы считаете, что они потерялись?

— А вы разве сами не чувствуете этого?

— О чем вы говорите? — спросил я и невольно поморщился.

— В каком-то смысле вы оказались здесь по той же самой причине…

— Потому, что я потерялся?

— Потому что ваша связь с миром истончилась. Вы, как и они, изо всех сил цепляетесь за свои воспоминания. И у вас, как и у всех этих призраков в отеле, тоже осталось нечто такое, что вы никак не можете отпустить.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь обеспечить себе хоть какую-то паузу. Вокруг нас не было никого — только круглые фонари над головой, потрескавшиеся плиты под ногами и ветер, гуляющий над рапсовым полем. В этот момент я думал о Кристине, об огнях в ночном небе и туманах, которые не давали ей уйти. Поезд, проехавший мимо, снова стал точкой на горизонте. Я следил за ним взглядом, но мысли мои в этот момент были где-то очень далеко — между Юодкранте и «Мон-Сен-Мишелем». По крайней мере, в чем-то Спильман был прав. Я понимал все, но вслух не хотел признаваться в этом.

— Все миры «Мон-Сен-Мишеля» кому-то принадлежат… — проговорил я, невольно снова ловя себя на мысли, что специально меняю тему разговора. — Кому принадлежит этот?

— Мне, — как-то очень спокойно ответил Спильман. — Это город, в котором я вырос. По крайней мере, таким он был в 1976-м, когда мне было 13. В последнее время я часто здесь бываю.

— В «Мон-Сен-Мишеле»?

— Эммм… Скорее в своих воспоминаниях.

— Так значит, все дело в них?.. В воспоминаниях?..

Спильман на секунду задумался.

— Генрих Гейне как-то назвал прошлое родиной души, — очень спокойно проговорил он через какое-то время. — Если угодно… Моя родина находится где-то здесь, в Высоких Татрах…

От этих слов внутри меня вдруг сделалось тихо. Я глядел на горы впереди, следил за тем, как гуляет ветер по рапсовому полю, и думал о дверях, которые ведут прямиком в наше прошлое, словно давая нам шанс исправить что-то или просто прожить какие-то мгновения вновь.

— «Мон-Сен-Мишель» погибает, — проговорил я, и эти слова прозвучали, как гром в алом августовском небе. — Стены дрожат по утрам. По крыше расходятся трещины. Не знаю, в курсе вы или нет… Но он рассыпается в прямом смысле слова. 117 лет — это серьезный срок… Даже для отеля.

Спильман покачал головой: «Дело не в старых строительных материалах. Поверьте, моя компания уже пыталась его спасти, сделав ремонт в номерах и укрепив опоры. Вы же видели строительную технику на территории гостиницы? Только за последние месяцы в «Мон-Сен-Мишеле» ремонт проводили как минимум трижды. Но трещины появляются снова и снова… Обычные методы помогают только отсрочить разрушение, но не остановить процесс насовсем. «Мон-Сен-Мишель» рассыпается не из-за времени или износа старых конструкций. Просто сам этот мир не принимает его. Он здесь, как инородное тело. На планете Земля нет места для отелей, населенных призраками.

— Так значит, вы в курсе?

— Да. Обычный мир всегда пытался его уничтожить.

— И когда это началось?

— Уже давно. Нечто подобное уже сорок лет случается с определенной периодичностью. Этому отелю нужен… эммм… смотритель. Живой человек среди призраков. Это единственная возможность его спасти. По крайней мере, на какое-то время…

Услышав эти слова, я подумал, что Спильман говорит о себе, но в какой-то момент разрозненные обрывки фраз и разговоров вдруг стали складываться в моей голове в единое полотно. Я вспомнил слова Вероники, о том, что эта поездка была для меня лишь ловушкой, и за последние годы в этом отеле уже пропало несколько человек. А затем прокрутил в голове слова самого Спильмана, которые он сказал мне в самом начале нашего разговора. Кажется, он говорил, что я должен был увидеть все это своими глазами, чтобы понимать, с чем мне придется иметь дело.

— Так это и есть ваше деловое предложение? — проговорил я, уже почти понимая, о чем идет речь.

— Да, — ответил Спильман и, достав из портфеля несколько бумажных листов, вместе с ручкой положил их рядом с собой на скамейку. — Я хочу предложить вам работу. Точнее… сделку… если вам так угодно.

— И в чем она заключается?

— Вы станете новым хозяином «Мон-Сен-Мишеля». По крайней мере, на какое-то время.

Он произнес эти слова абсолютно обыденно, как будто речь шла о каких-то мелочах, а потому я даже не сразу поверил в то, что мой слух меня не подводит.

— Хозяином отеля?

— Все верно, — проговорил Спильман. — Прочитайте контракт. В графе «Оплата сделки» в нем записана довольно серьезная сумма. Но я обещал, что буду до конца честен с вами, поэтому прошу вас не обращать на нее особого внимания. Даже если вы согласитесь на это предложение, вы все равно вряд ли когда-нибудь сможете воспользоваться этими деньгами.

Я сделал шаг ближе и сел на скамейку с противоположного края от Спильмана. Внутри меня царил полный штиль, и эта мысль сейчас удивляла меня больше всего остального. Я не чувствовали ни волнения, ни страха… Ничего… Как будто в глубине души я уже давно был готов к любому повороту событий.

— Тайны должны оставаться тайнами? — спросил я и, взяв в руки лежавший на скамейке контракт, быстро пробежал его глазами. Сумма в графе «Оплата сделки» значилась в евро и содержала шесть нулей.

— Тайны здесь ни при чем, — ответил Спильман. — Из нас двоих, только у вас одного еще есть выбор.

— Я смогу уйти, если отвечу отказом?

— Да, — проговорил мой собеседник. — По крайней мере, в физическом смысле… Хотя какая-то часть вас все равно навсегда останется в этом месте. Вас ведь кто-то ждет там? На той стороне тумана… Я ведь прав? И это всегда будет связывать вас с «Мон-Сен-Мишелем»… В противном случае вы бы просто не оказались здесь. Поверьте мне… Даже если вы уйдете, этот отель до самой смерти будет оставаться в ваших мыслях.

Я вспомнил о Кристине, и о том, что связывало нас с ней. И картинки с событиями трех последних дней промелькнули перед моими глазами, как кадры видеопленки, поставленной на ускоренную перемотку.

— А если я соглашусь на ваше предложение и останусь… Что будет потом?

Спильман тихо вздохнул, как будто следующие слова и вправду дались ему непросто.

— Не буду вам врать, — проговорил он, — в этом случае вы умрете… Не сразу, конечно. Но тех дней, что вы уже провели в этом месте, вполне достаточно, чтобы начать это замечать. Первые симптомы могут быть какими угодно… Обычно это холод или дрожь в руках. Иногда седина в волосах, морщины… Или, например, резкая слабость, которая появляется время от времени.

Я ничего не ответил, но, прочитав что-то на моем лице, Спильман просто ответил: «В конечном итоге этот отель на всех действует одинаково. Там… на другой стороне… Соседство с призраками ни для кого не проходит бесследно».

— Сколько у меня будет времени? — откликнулся я, ловя себя на мысли, что слова о скорой смерти совершенно не пугали меня.

— Я не могу сказать точно. Обычно 3—4 года.

— Обычно?

Спильман внимательно посмотрел на меня, как смотрят на людей, только что сказавших какую-то глупость.

— Вы не первый человек, которому я делаю подобное предложение. Кто-то держится дольше, кто-то меньше. В среднем получается 30 дней за 1 год жизни… эммм… в обычном мире. Но повторю: у всех этот процесс проходит очень индивидуально. Мне известно только, что помогает тепло и алкоголь. Не знаю почему, но это сдерживает процесс старения.

Я сделал глубокий вдох и поднялся с места. Ветер далеко впереди все так же качал рапсовое поле. А горы над аккуратными крышами домов казались нарисованными, как будто передо мной сейчас была просто идеальная картинка из тех, что обычно устанавливают в качестве обоев для рабочего стола. Я думал о смерти и том, предложении, которое минуту назад сделал мне Спильман. Но все мысли оставались обрывочными. Как будто в глубине души я уже давно принял для себя окончательное решение.

— Если я соглашусь, в чем будет заключаться моя работа, — спросил я, продолжая разглядывать горы на горизонте.

— Никакого конкретного списка обязанностей нет, — ответил мой собеседник. — Со временем, вы сами поймете, что нужно делать. Просто следите за тем, чтобы «Мон-Сен-Мишель» продолжал существовать и находился в надлежащих кондициях. Этому отелю нужно живое сердце… Что-то, что будет связывать его с миром людей… И это намного важнее, чем гасить свет по вечерам или утром сгребать мертвых мотыльков с лужайки…

— Живое сердце? — переспросил я.

— Да. Как батарейка внутри.

— Так значит, поэтому «Мон-Сен-Мишель» в последние 30 лет так часто меняет владельцев?

Спильман тихо вздохнул: «Вы же сами говорили мне про дрожь, которая пронзает отель почти каждое утро. Стены расходятся трещинами… Стекла взрываются, как яичная скорлупа… Я видел эту картину уже десятки раз!!! И десятками разных способов пытался остановить это. Но обычные методы могут только замедлить процесс… Выиграть время… И в конечном итоге все всегда повторяется снова. Сначала толчки едва различимы… Потом они становятся все сильней и сильней… Пока стены отеля не начнут отслаиваться, и этот мир окончательно не сотрет его с лица земли»!!!

На какую-то секунду голос Спильмана сделался резким, но уже некоторое время спустя он сумел снова взять себя в руки.

— У «Мон-Сен-Мишеля» всегда должен быть хозяин, — повторил он, когда его голос снова сделался спокойным. — И он всегда должен находиться где-то рядом с ним. Только в этом случае разрушения прекратятся.

— Так значит, поэтому я здесь? Чтобы стать… «необычным методом»?

— Вы здесь потому, что как-то связаны с этим местом. А оно связано с вами. Вы зависите друг от друга. Считайте, что «Мон-Сен-Мишель» выбрал вас. В противном случае вы бы не получили то письмо с приглашением.

Я тихо хмыкнул: «Только не рассказывайте мне эту чушь о том, что я избранный».

Спильман покачал головой: «Избранный? Нет… Скорее… эммм… подходящая кандидатура. Так или иначе, но это просто работа. Как у смотрителя маяка где-то на острове посреди моря. Или у космонавта на орбитальной станции. Ваша задача следить за тем, чтобы в холле отеля по вечерам горел свет, а парадная дверь в любое время дня и ночи всегда оставалась открытой. На этом все. Ничего сложного».

— Но зачем вам это?

— Чтобы призраки могли находить дорогу.

— Нет… Я имею ввиду, зачем это вам лично?

Спильман поднял глаза и посмотрел на меня очень спокойно. Сначала мне показалось, что я смог различить в них грусть, затем — жесткость, смирение, пустоту.

— Я связан с этим отелем всю свою жизнь, — сказал он после короткой паузы. — И это одновременно мой дар и мое проклятье. В отличие от вас, я не мог выбирать. Я получил эту судьбу от рождения. И все, что мне остается — это просто делать свою работу.

— Следить за тем, чтобы «Мон-Сен-Мишель» и дальше одного за другим менял владельцев?

— Сейчас это единственный вариант.

— Но почему это всегда должен быть кто-то другой? Почему не вы лично?

— Чтобы «Мон-Сен-Мишель» существовал и дальше. Я делал эту работу задолго до вас, и буду продолжать много лет после.

— Так вы что-то вроде менеджера по персоналу? — усмехнулся я, но Спильман, кажется, не оценил шутку. Не сказав ни слова, он молча посмотрел на старые электронные часы на своем запястье, а затем сказал: «Вам пора определиться. Скоро прибывает мой поезд. Я не могу задерживаться здесь слишком долго. Мне нужен ваш ответ. Вы либо едите со мной, либо остаетесь. Повторю: у вас есть выбор».

Я посмотрел вдаль, пытаясь отыскать там силуэт приближающегося поезда, но как ни пытался, ничего так и не разглядел. Горизонт оставался чистым. Лишь только две тонкие линии рельс уходили вдаль и пропадали прямо в синеве неба.

— Я думал, мы сейчас внутри еще одного воспоминания…

— Так и есть, — ответил Спильман.

— Но откуда тогда появляются эти поезда?

— Вы задаете неправильные вопросы. Тут дело не в поездах, а в самом этом месте. Миры «Мон-Сен-Мишеля» не замкнуты. Из каждого из них всегда есть какой-то выход. Иногда даже не один. Это может быть что угодно: протоптанная дорога в поле, шоссе, проход между домами, аллея из зажженных фонарей…

— Рельсы в лесу…

— Да, — кивнул Спильман. — Или эти поезда, которые всегда появляются из ниоткуда. Они — просто выход. А вы здесь гость, а не пленник, и при желании всегда можете просто уйти…

Поезда вдалеке все не было, но где-то в глубине души я четко знал, что Спильман не врал мне, и состав и в правду должен был появиться с минуты на минуту. В итоге так и случилось. Буквально через несколько секунд на горизонте появилась темная точка, а в воздухе послышался свист трубы локомотива. Я замер, вглядываясь вдаль. Поезд был еще далеко, но с каждым мгновением становился все ближе и ближе.

— Куда идут эти поезда?

— Каждый по-своему, — проговорил Спильман и поднялся с места, всем своим видом показывая, что ему пора уезжать. — Одни поезда для людей, другие для призраков. У каждого свой выход. В любом случае, за ними миры «Мон-Сен-Мишеля» обрываются…

— Так значит, сейчас мы на краю вселенной?

— В каком-то смысле… — ответил мой собеседник и чуть позднее добавил: — Если мое предложение вас не устраивает, вы прямо сейчас можете отправиться обратно вместе со мной. Вы вернетесь к обычной жизни и будете жить, как прежде. Вам пора сделать выбор. У нас остается все меньше времени.

Он стоял на платформе прямо рядом со мной, сжимая в руке все тот же кожаный чемодан с бумагами. На фоне абсолютно пустого города он выглядел, как пришелец из другой галактики — механический андроид, но никак не человек.

— Если я соглашусь остаться, что я получу взамен? — сказал я, делая вид, что окончательное решение еще не принято. Но на изрезанном морщинами лице Спильмана не дрогнул ни один мускул.

— Возможность остаться с теми, кого вы любите, — очень спокойно ответил он. — Этого будет достаточно? Целая жизнь без них или несколько лет вместе? В любом случае — выбирать вам. Выбор в пользу чего-то одного — это всегда выбор против чего-то другого.

Я не успел ответить. В следующий момент меня обдало потоком горячего воздуха, как будто огромная морская волна едва не сбила меня с ног. Поезд прибывал на платформу, но в этот раз он не проехал мимо, а остановился прямо у меня за спиной. Вокруг рельс клубились облака белого пара. Двери вагона открылись сами собой, а затем замерли, словно приглашая нас войти внутрь.

— Вы едете? — спросил Спильман и, поправив твидовый пиджак на своих плечах, молча шагнул на ступеньку ближайшего вагона.

— Нет, — ответил я. — Трех лет будет вполне достаточно.

— Хорошо, — откликнулся мой собеседник. — Тогда вам остается только подписать контракт. Прошу вас, не медлите. Этот поезд стоит здесь всего две минуты.

Я взял в руки листок бумаги, все так же лежавший на скамейке посреди перрона, и, не теряя ни секунды, быстро поставил на нем свою подпись.

— Тогда на этом все, — сказал Спильман, когда я протянул ему подписанный контракт. — Удачи, Антон. Полагаю, это наша с вами последняя встреча. Еду, питье и все необходимые вещи вам будут доставлять сюда на эту станцию… Каждый понедельник.

Спильман кивнул мне в качестве прощания и, еще раз бросив взгляд на часы, сделал шаг внутрь вагона.

— Еще один вопрос… Пожалуйста… Пока поезд не тронулся, — прокричал я ему вслед, и, услышав эти слова, Спильман обернулся. На его лице промелькнула тень удивления. Не говоря ничего, он замер на секунду, всем своим видом показывая, что ждет моих слов.

— Я слушаю.

Вместо ответа я поднял глаза вверх, показывая взглядом на плоскую лампу на потолке чуть дальше в вагоне поезда. Спильман проследил за направлением моего взгляда. Прямо под потолком возле зажженного плафона билась пара мотыльков, кружившихся там без какой-либо внятной причины.

— Мотыльки… — проговорил я. — Почему они погибают здесь?

— Тут нет никакой загадки, — покачав головой, ответил Спильман. — Мотыльки летят на свет. И в каком-то смысле они тоже готовы заплатить за это свою цену. Целая жизнь вдалеке или несколько мгновений совсем близко… Это просто вопрос выбора. Соседство с призраками на всех влияет одинаково. Просто у них намного меньше времени, чем у нас с вами. Тот процесс, что у людей занимает 3—4 года, для них длится всего несколько минут.

Сказав это, Спильман грустно улыбнулся, а потом обвел взглядом город у меня за спиной, фонари над платформой и горы, возвышавшиеся прямо над линией крыш.

— Прощайте, Антон, — проговорил он, и в следующую секунду растворился в желтом свете, заливавшем вагон поезда. Издав протяжный скрип, двери состава закрылись у него за спиной. И уже через секунду поезд тронулся, растворяясь в клубах белого дыма и красках предзакатного неба. Я остался на платформе один — только рапсовые поля впереди и две полосы чугунных рельсов прямо перед ними. Я думал о том времени, которое нам отведено, и о том, что выбор в пользу чего-то одного, это всегда выбор против чего-то другого. И от этих мыслей в моей душе разливалась непонятная тишина. Полный штиль. Как будто вокруг был только бесконечный космос.

Когда поезд уехал, я сел на скамейку и минут 15 просто сидел там совершенно один. В моей голове кружились десятки разрозненных мыслей, но каждая из них в этот момент так или иначе приводила меня к Кристине. Я думал о словах, что я мог бы сказать ей при нашей встрече, и о тех обрывках истории, которые, наоборот, должны были как можно дольше оставаться тайной. Я обещал ей, что постараюсь не умереть, но уже всего сутки спустя фактически подписал контракт, который должен был закончиться моей смертью. Рассказать ей всю правду я просто не мог. И все, что мне оставалось — это подбирать в голове подходящие слова и думать о том, какая часть правды могла стать сейчас самым оптимальным решением. Наверное, я мог бы рассказать ей о нашей встрече со Спильманом и о том, что его семья, владеет «Мон-Сен-Мишелем» еще с позапрошлого века. Рассказать ей об этом пустом городе у железнодорожной станции и о том, что отелю нужен новый смотритель, чтобы он продолжать существовать. Я надеялся, что она сможет понять, почему я решил остаться. И эта часть правды казалась мне вполне безобидной. Единственное, о чем я никак не мог ей рассказать — это об ускоренном старении и о том, что постоянное соседство с призраками убьет меня намного быстрее, чем это предполагалось изначально.

Я понимал это, но в глубине души ни о чем не жалел. Скорее, наоборот — мысль об этом казалось мне абсолютно простой и удивительно приятной. Я мог остаться с Кристиной еще, как минимум на три года. И по сравнению с прошедшими тремя днями этот срок казался мне целой вечностью.

Оглядевшись по сторонам, я на некоторое время замер у перрона, размышляя о том, какой дорогой возвращаться назад — через город, как в день моего приезда, или через лес, как несколько часов назад. Пробираться через туман мне решительно не хотелось, но, решив, что Кристина, скорее всего, будет ждать меня именно там, я в конечном итоге выбрал для себя именно эту дорогу. За двадцать минут я добрался до старых рельсов и рапсового поля и прямо по железнодорожному полотну зашагал дальше к лесу. Туман, клубившийся между деревьями, казался мне все таким же непроницаемым, и я невольно вздрогнул от холода, когда белая пелена поглотила меня с головой. Я чувствовал запах хвои и влажный воздух, окружавший меня со всех сторон. И в этот момент чувствовал себя Алисой, спускающейся все дальше и дальше в кроличью нору.

Когда туман расступился, я снова увидел старый вокзал посреди леса и Кристину, что ждала меня рядом с ним.

— Как долго меня не было? — спросил я, как только увидел ее.

— Несколько часов, — ответила девушка.

— Пойдем обратно к отелю, а по дороге я тебе все расскажу.

Мы зашагали вперед, и пока мы пробирались через лес, Кристина постоянно искала возможность для того, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Что там на той стороне? — спросила она, когда жажда ответов в ее душе дошла до предела.

— Там город без людей… — ответил я. — Еще одно воспоминание. Но не совсем обычное… По крайней мере, не такое, как те, что мы видели внутри отеля.

Кристина насупила брови, пытаясь уложить эту мысль у себя в голове: «Но как ты смог туда попасть»?

— Не знаю… — проговорил я. — Может меня просто впустили. Когда я был там, мне постоянно казалось, что я стою на краю света.

— И что там? На самом краю…

— Там… Там рапсовые поля и поезда, которые появляются из ниоткуда.

— Ты приехал сюда на одном из таких?

— Да. Но в этот раз я решил остаться.

— Еще на три дня?

— Нет, наверное, в этот раз я могу задержаться подольше.

— А я думала, что сегодня придется сдавать номер, — улыбнулась Кристина, снова пытаясь заглянуть мне в глаза. — Ну а если серьезно… Откуда такая уверенность?

— Я кое-кого встретил там, на другой стороне.

— Того, кому принадлежало это воспоминание?

Я улыбнулся: «Того, кому принадлежал этот отель… По крайней мере, в той степени, в которой он в принципе может принадлежать кому-то».

— Это из-за него ты оказался здесь?

— Да… Точнее… В некотором смысле.

— И что мы теперь будем делать?

Я покачал головой: «Пока не знаю… Мне предложили работу в отеле. И я ответил согласием».

— Работу? — удивилась Кристина.

— Да, кем-то вроде смотрителя маяка. Только вместо маяка огромный старый отель. А вместо моря эти туманы.

— А дрожь внутри гостиницы, значит, что-то вроде шторма?

— Наверное, — откликнулся я. — Но я надеюсь, мы с ней справимся.

Кристина на секунду задумалась, как будто пытаясь понять, шучу я или нет, и в какой степени мои слова сейчас были правдой.

— Так ты останешься здесь из-за меня? — спросила она, и ее голос в эту секунду прозвучал осторожно и почти неуверенно, как будто она сама до конца еще не могла поверить в свои же собственные слова.

— Да, — ответил я. — Если ты, конечно, не против.

— Я не против, — откликнулась Кристина, а потом добавила: — Расскажи мне все с самого начала.

— Хорошо. Но только давай не сейчас… У нас впереди еще много времени.

Когда на Татры начал опускаться вечер, мы с Кристиной вышли из отеля и, усевшись прямо на крыльце, стали смотреть, как заходящее солнце окрашивает туман десятками оттенков заката. Горы на горизонте превратились в темные силуэты. А воздух наполнился прохладой и тишиной. Я притащил с собой две кружки чая, чтобы греть руки и пить его небольшими глотками. Одну я держал сам, а вторую на время доверил Кристине. За весь вечер она не сделала ни одного глотка, но, казалось, сам аромат чая и тепло железной кружки доставляли ей особое удовольствие. Наблюдать за ней в этот момент было очень забавно. Ее кожа казалась прозрачной, как шифон; а волосы не дрожали даже при порывах самого сильного ветра. Мы молчали, думая каждый о своем. Но оба старательно делали вид, что мы просто обычная пара. Девушка-призрак и парень, недавно подписавший контракт со смертью.

Сначала мы говорили с Кристиной о каких-то мелочах. Она рассказывала мне о ближайшей погоде, а я рассуждал о том, как мне лучше поступить, чтобы в кратчайшие сроки привести отель в порядок.

— Это теперь наш дом? — спросила Кристина, и ее взгляд тут же сделался задумчивым.

— Получается так, — ответил я.

— Как в той песне… — улыбнулась она.

— В какой еще песне?

— Той, что мы слушали утром, — проговорила Кристина. А потом пропела: — «Build a home by the foot of the mountain… We could stay there and never come back».

Я усмехнулся: «Никогда не задумывался об этом».

— Теперь мы — герои песни, — резюмировала Кристина, и на какое-то время мы оба снова погрузились в молчание.

Когда мы заговорили вновь, я стал рассказывать ей о том городе за чертой облаков и о нашем разговоре со Спильманом. Кристина почти все время перебивала меня, а я, как мог, пытался отвечать на целый ворох сыпавшихся на меня вопросов, пытаясь не забыть при этом о том, о чем я рассказывал ей всего минуту назад. У меня были странные чувства во время этого разговора. Я рассказал Кристине почти обо всем — о поездах на станции и об одной и той же семье, которая владеет этим отелем уже много лет, о рапсовых полях нереального желтого цвета и о том, что за 117 лет никто так и не узнал, почему души людей попадают в это место. Я рассказал Кристине о каждой мелочи, оставив при себе только самое главное — слова Спильмана о том, какое влияние оказывает на человека постоянное соседство с призраками.

В этот момент я думал о том, что, возможно, однажды я наберусь смелости и расскажу ей все до конца. Но только не сегодня. Сегодня я хотел просто наслаждаться вторым за день закатом и не забивать себе голову тем, что случится через 3 или 4 года. В конце концов, я еще и сам не знал наверняка, насколько слова Спильмана были правдой. Поэтому я просто решил подождать. И среди всех возможных вариантов — это казалось мне самым разумным решением.

От мыслей об этом по моему телу пробежала дрожь. Кончики пальцев немного замерзли, но в этот момент я точно не знал, было ли это связано с погодой или причина была в том отеле, что находился у меня за спиной. Единственное, в чем я был уверен точно — это в том, что закат передо мной выглядел великолепно. Кристина была рядом со мной, и понимание этого делало меня счастливым. Что бы там ни было впереди, но я был благодарен судьбе за этот вечер. Впервые за очень долгое время, я находился там, где действительно хотел быть. И в этот момент холодный старый отель, потерянный в Высоких Татрах, где-то на крайнем юге Польши, был для меня лучшим местом на всей планете.

— Что мы теперь будем делать? — спросила Кристина, когда я закончил говорить, а у нее, кажется, уже не осталось других вопросов.

— Просто жить… И наслаждаться моментом.

— Хороший план, — согласилась Кристина. И в дальнейшем мы следовали ему неукоснительно. Мы много болтали, часто занимались сексом и переслушали все до единого треки в моем телефоне. Это были хорошие дни. И с течением времени я все больше забывал о том, что рядом со мной была девушка-призрак, а не просто обычная девушка, которая очень сильно нравилась мне. Я безумно любил ее, но никогда не говорил ей об этом. Как будто слова могли разрушить ту хрупкую магию, которая существовала между нами двоими. А потому, как и год назад, эти признания оставались под запретом.

Примерно через два или три дня после нашей встречи со Спильманом, я стал всерьез заниматься отелем. Я собрал весь мусор в холле, как мог починил старую лестницу, ведущую на второй этаж, и, вооружившись сразу парочкой разных граблей, собрал всех мертвых мотыльков, которые лежали на лужайке перед отелем. Выбитые окна я заколотил фанерой и проложил внутри старыми одеялами, чтобы сделать «Мон-Сен-Мишель» хоть немного теплее. Я волновался о скором приходе осени. Но в какой-то момент эта проблема тоже исчезла сама собой.

Я помню, как вышел на крыльцо в один из дней и увидел Кристину, молча глядевшую куда-то вверх на одну из стен отеля.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Еще не уверена точно.

— Ты там что-то высматриваешь или тебе просто нравится так стоять? — улыбнулся я, и попытался проследить за направлением ее взгляда.

— Посмотри на трещины на стенах.

— А что с ними?

— В том-то и дело, что ничего! Кажется, они стали меньше!

Я пробежал глазами по сеточке трещин, покрывавших стены отеля. Тонкие росчерки, похожие на линии кровеносных сосудов, все так же расходились по фасаду отеля в разные стороны. Но в этот раз, действительно, казались уже не такими внушительными, как прежде. Сейчас эти трещины напоминали скорее какой-то дизайнерский узор. И при взгляде на них уже не казалось, что здание может вот-вот развалиться.

Чтобы проверить эту догадку, я обошел гостиницу со всех сторон, заглянул внутрь и на секунду остановился у той трещины в стене, через которую несколько дней назад мы с Кристиной попали в помещение со старой мебелью. Расселина в стене в этом месте до сих пор выглядела внушительно, но теперь я едва мог просунуть в нее ладонь. О том, чтобы протиснуться в нее всем телом, теперь не могло быть и речи!

— Это пугает, — проговорила Кристина, вдруг появившись у меня за спиной. — Когда я была подростком, у меня была книга о машине, которую звали так же, как и меня. Она там тоже сама восстанавливалась. И все бы ничего — крутой скил, все рады. А потом она стала людей убивать… И выплевывать трупы из багажника… И вот тогда уже все стало не так здорово.

Я рассмеялся: «У меня тоже была эта книга. Я иногда говорю себе, что только из-за нее к тридцати годам я так и не научился водить».

— Я серьезно! Иногда этот отель меня пугает до икоты.

Я подошел к ней поближе, обнял за плечи и поцеловал в лоб: «Теперь это наш дом. И исчезающие трещины в стенах — далеко не самое странное из того, что происходило здесь за последнее время».

— Угу, — согласилась Кристина.

— У тебя все ОК? — спросил я, и в ответ девушка несколько раз кивнула. — Не знаю, как ты, а я рад, что по ночам здесь теперь не так сильно дует. А что касается икоты… Это ведь отель с привидениями… Он должен пугать. Иначе здесь бы уже отбоя не было от туристов.

Кристина улыбнулась и больше не добавила ничего. Я отправился чинить старую мебель, а она просто таскалась всюду за мной, болтала о ерунде и один за другим крутила треки в моем телефоне.

«Мон-Сен-Мишель» затягивал раны. И теперь я был уверен в этом абсолютно точно. Моя задача заключалась лишь в том, чтобы помочь ему сделать это как можно быстрее. Почти половину дня я проводил в его стенах, пытаясь наладить отопление, вычищая ковры в коридорах, прикручивая отвалившиеся светильники или выполняя другие мелкие дела. В такой работе было что-то медитативное и почти гипнотическое. Я чувствовал себя астронавтом, налаживающим системы обеспечения на одинокой космической станции. И приводя в порядок «Мон-Сен-Мишель», я даже находил в этом какое-то странное удовольствие.

«Мы как будто дом обставляем» — в один из дней вдруг заметила Кристина, помогая мне разобраться со старой мебелью. — «Жалко, что здесь нет магазинов IKEA. С их мебелью все-таки меньше хлопот».

С тех пор, как я вернулся из города, землетрясения в «Мон-Сен-Мишеле» почти прекратились. Лишь иногда по утрам я еще ощущал одиночные толчки, но в таком формате они уже не могли причинить отелю никакого серьезного ущерба. Последствия прежних тоже стали почти незаметны. И уже через неделю или полторы трещин на стенах вовсе не стало. Винтовая лестница наверх теперь выглядела, как новая. Проплешины из развалившейся черепицы на крыше затянулись сами собой. А в один из дней я даже обнаружил целые стекла в тех местах, которые еще совсем недавно так скрупулезно забивал фанерой.

Однажды разбирая старое барахло, хранившееся в отеле, мы нашли веревочный гамак, прибили его возле крыльца, и следующие несколько дней Кристина валялась в нем, почти не вылезая. Иногда она читала книжки, время от времени поглядывая на горы вдалеке. А иногда сама писала что-то, но я никогда не спрашивал ее о том, что это было.

Почти все свободное время мы проводили с Кристиной вдвоем. Она говорила «Обними», и я прижимался к ней всем телом — так, чтобы отдать ей все тепло, которое у меня было. Днем мы обычно гуляли в горах, устраивали пикники и пересказывали друг другу сюжеты фильмов, которые нам когда-то доводилось видеть. А вечером один за другим меняли миры «Мон-Сен-Мишеля», то отправляясь в тот дом у парка, то гуляя по берегу почти настоящего моря.

Я скучал по некоторым вещам, которые оставил в обычной жизни, но, несмотря ни на что, чувствовал себя абсолютно счастливым здесь — среди туманов и гор, на нашей персональной планете в старом отеле под названием «Мон-Сен-Мишель». Мои мечты исчезли, как сны, что таят с наступлением утра. И единственное, чего я еще мог желать — это, чтобы следующий день был таким же, как предыдущий; и мы с Кристиной все так же оставались вдвоем, потерянные где-то в параллельной вселенной. Мне казалось, что в нашем мире не существует никого, кроме нас двоих, и лишь только голоса, что иногда раздавались за закрытыми дверями отеля, выдавали тот факт, что на самом деле это было неправдой.

Иногда, когда я слышал внутри номеров обрывки мелодий или чужие разговоры, мне ни с того ни с сего становилось страшно. Я боялся того, что в какой-то момент начну замечать в этом отеле и других призраков, и тогда нашу идиллию может нарушить кто-то еще. В такие минуты Кристина постоянно говорила мне, что это невозможно, но даже от этих слов плохие мысли никогда не исчезали навсегда. Я жил в мире, который по-прежнему не понимал до конца. И эта мысль, словно заноза, не давала мне покоя.

Я старался не думать ни о чем и чтобы заглушить все ненужные мысли, я часто пил, и от этого в мире вокруг меня оставались только яркие краски. Я целовал Кристину по утрам, чувствуя себя влюбленным подростком; и раздевал ее поздно ночью, когда мы тонули в объятьях друг друга и блеске незнакомых звезд, кружившихся у нас над головой почти каждый вечер. За 17 дней, которые мы провели с ней вместе, я изучил каждый изгиб ее тела, но от этого день за днем я хотел ее все сильнее и сильнее. Иногда мы убегали в Юодкранте, чтобы заняться сексом в теплых дюнах, слушая шелест волн. Иногда занимались этим в моей комнате, а потом долго лежали, обнявшись, разглядывая бесконечные горы прямо за окном. В такие минуты мне казалось, что уже невозможно быть счастливей, чем я был сейчас. Я знал, что эти дни не будут длиться вечно. Но от этого я ценил их только сильней. Как последний вдох у самого края вселенной.

Те часы и минуты, что Кристина проводила рядом со мной, были единственным временем, когда я не чувствовал холод. Я знал, что Спильман не врал, когда говорил, что соседство с призраками не пройдет для меня бесследно. И день за днем я находил для себя все больше подтверждений этим словам. Иногда это была обычная слабость, которая накатывала на меня посреди дня; иногда — седина на висках, которая с течением времени делалась все заметней, или, например, не проходящая дрожь в пальцах. В целом я по-прежнему чувствовал себя нормально, поэтому с каждым днем у меня все лучше получалось игнорировать подобные вещи. Каждый вечер я принимал горячую ванну, а в течение дня выпивал как минимум два или три бокала бренди. В такие моменты я говорил себе, что цирроз печени будет убивать меня медленней, чем соседство с призраками. Но Кристина все равно замечала, что со мной происходит что-то неладное.

— Иногда мне кажется, что ты нацепил на себя всю одежду, которая была в шкафу, — как-то сказала она, когда ближе к вечеру мы вышли с ней на прогулку. — Тебе так холодно, или это какие-то новые fashion-тренды, которые я пропустила?

— Все в порядке, не переживай, — проговорил я и улыбнулся. — В горах по вечерам бывает прохладно. Ты призрак. И только поэтому не замечаешь этого. Плюс у меня практически нет с собой по-настоящему теплой одежды, поэтому приходится надевать на себя в принципе все, что есть.

В тот день она, кажется, купилась на мои аргументы, и после этого вопроса дальше мы болтали лишь о всякой ерунде. Но я знал, что осень и зима с каждым днем становятся все ближе, и искренне не представлял себе, как пережить это время без по-настоящему теплой одежды.

Еще один момент, который волновал меня — это запасы еды и алкоголя, которые с каждым днем становились все меньше. Последние несколько дней я питался одними консервами, поэтому мысль о скорой вылазке в город посещала меня все чаще и чаще. Спильман, кажется, обещал, доставлять мне еду и напитки. Теперь было самое время для того, чтобы проверить это.

На первую вылазку в город я решился спустя ровно две недели после нашей с ним встречи. Мы с Кристиной снова отправились к старой железнодорожной станции в лесу и довольно быстро отыскали те рельсы, утопавшие в плотном тумане.

— Возьми меня с собой, — попросила Кристина, и в следующее мгновение я вопросительно посмотрел на нее.

— Думаешь, ты сможешь пройти на ту сторону?

— Не знаю, — ответила девушка. — По крайней мере, мы можем хотя бы попробовать.

— Ну давай, — согласился я, и мы вдвоем сделали несколько шагов по направлению к коридору из деревьев, который уходил вперед и терялся за облаками. Я шел впереди, а Кристина держалась прямо у меня за спиной, как будто в этот момент мы с ней были двумя астронавтами, которые в первый раз вдвоем выходят в открытый космос.

В этот раз полоса из тумана находилась чуть дальше от вокзала, чем две недели назад. «Отлив», подумал я, и от этого сжал руку Кристины как можно сильнее. Я сделал первый шаг… потом еще один… и еще… И сырой воздух внутри облаков накрыл меня с головою. Все, что мне оставалось, это внимательней глядеть под ноги, чтобы не споткнуться и случайно не свернуть не в ту сторону. Но с этой задачей я пока неплохо справлялся.

Деревья вокруг меня превратились в темные силуэты. Краски погасли, и на какое-то время вокруг меня остались только два цвета — черный и серый, как будто эти картины вокруг меня были нарисованы темным карандашом на белой бумаге.

— Ты в порядке? — спросил я Кристину.

— Да, — тихо откликнулась девушка, но в этот момент мне вдруг показалось, что даже она сама была не до конца уверена в своем ответе. Ее ладонь в моей руке была легкой, как воздух. И от этого я не сразу заметил, в какой момент она вдруг потерялась где-то у меня за спиной. Я обернулся, но увидел вокруг себя только темные силуэты деревьев и туман, который заслонял собой все. Я шел один, и от понимания этого мне на секунду сделалось страшно.

— Кристина! — позвал я, и принялся суматошно искать ее взглядом в окружавшей меня пустоте. Мое сердце билось, как сумасшедшее. А легкие мелкими глотками быстро втягивали в себя холодный утренний воздух. Туман в этой части пути был еще не особо плотным, но разглядеть силуэт Кристины за белесой поволокой облаков у меня все равно получилось не сразу. Она стояла всего в трех или четырех метрах от меня, но в этот момент расстояние между нами все равно казалось мне целой вечностью.

— Я не могу, — очень спокойно проговорила она откуда-то с другой стороны тумана. Но в этот момент ее спокойствие вдруг показалось мне ненастоящим и каким-то напускным. Я сделал несколько шагов в ее сторону. И в этот момент Кристина оказалась прямо передо мной. Я видел ее лицо — бледное, как туман. И видел глаза, к которым уже вовсю подступали слезы.

— Я не могу пройти, — повторила Кристина, а потом вытянула вперед ладонь, и туман перед ней на секунду стал плотным, как будто сахарная вата. — Прости… У меня не получается…

Я сделал еще один шаг по направлению к ней, и в следующий момент Кристина прижалась ко мне всем телом.

— Подожди меня тут, — проговорил я, одновременно нежно и крепко, прижимая ее голову к своей груди. — Подожди… Я вернусь очень скоро…

Кристина расплакалась, и следующие пару минут мы просто стояли обнявшись, не говоря ни слова. Когда она успокоилась, я снова посмотрел на нее, пытаясь убедиться в том, что она в порядке.

— Иди, — сказала Кристина и сделала шаг назад, в противоположную сторону от меня. — Я подожду тебя на этой стороне…

Я кивнул в ответ и, бросив на нее еще один единственный взгляд, тихо зашагал обратно — туда, где туман становился плотнее. Мириады невидимых капелек влаги коснулись моей кожи. Я шел вперед, чувствуя, как с каждым шагом все больше и больше проваливаюсь в какую-то параллельную реальность — мир, где не было ничего, кроме деревьев, тумана и рельсов, что тянулись у моих ног.

Путь через лес занял всего три или четыре минуты, но в пустоте время словно растягивалось, поэтому мне самому показалось, что я шел до другой стороны не меньше получаса. Когда туман начал снова рассеиваться я увидел перед собой уже знакомое небо, перечеркнутое линиями электропередач, и рапсовые поля прямо у линии леса. Разбитая и проржавевшая дорожная колея тянулась дальше — туда, где начинались уже нормальные рельсы. Я видел город впереди, и горы, поднимавшиеся вдали прямо над черепичными крышами. В прошлый раз я шагал туда через поля, но в этот раз, я решил сократить путь и побрел дальше прямо по железнодорожным рельсам.

Путь до города занял еще минут пятнадцать, но эта часть пути уже показалась мне намного легче. Я наслаждался видом рапсовых полей и ветром, который здесь был удивительно теплым. «Лето» — подумал я. — «В этом воспоминании всегда царит лето». Солнце плыло низко над горизонтом, знаменуя скорое приближение заката. Я грелся в его лучах, и пытался вспомнить, когда цветет рапс? Кажется, в конце весны или начале лета. Наверное, в этом мире время застыло где-то между маем и июнем. Самое прекрасное время года.

Разглядывая поля, я вдруг снова вспомнил о Кристине. Мне бы хотелось, чтобы сейчас она была со мной, чтобы этот момент мы могли разделить вместе. Наверное, должен быть какой-то другой путь, ведущий к этому городу, ведь в день своего приезда я шел к отелю совершенно другой дорогой. Я вспомнил тот закат над крышами одноэтажных домов и вспомнил, как грохотал мой чемодан, когда я шел по улицам совершенно пустого города. Сейчас я не отказался бы еще раз поговорить со Спильманом. Но в глубине души я точно знал, что это невозможно.

Размышляя об этом, я добрался до того места, где старая колея обрывалась, и дальше тянулись уже новые рельсы. Впереди замаячила железнодорожная станция, но, опасаясь поездов, в этом месте я все-таки решил сойти с путей и идти дальше вдоль рапсового поля. До конечной точки моего маршрута оставалось уже совсем недалеко, поэтому финальный отрезок пути я почти не заметил.

Когда я добрался до станции, прямо на перроне обнаружились две картонные коробки, стоявшие на той же скамейке, на которой неделю назад меня дожидался Спильман. Я понимал, что в городе без людей их никто не украдет, но со стороны такая картина все равно выглядела несколько странной. Две обычных коробки с едой — по одной на каждую неделю, что я провел в «Мон-Сен-Мишеле». Каждая из них была примерно пополам разбита между едой и напитками. И, недолго думая, я залез внутрь, чтобы получше рассмотреть содержимое. Набор в обеих коробках почти на сто процентов копировал друг друга. Литровая бутылка бренди, пачка чая, твердый сыр, пара банок мясных консервов, яичная лапша быстрого приготовления, несколько плиток шоколада, печенье, сухое молоко, фрукты и овощи в вакуумной упаковке, а также несколько кусочков сушеного мяса, завернутого в пергамент. Обычный набор еды, которая не требует особой готовки и может сравнительно долго обходиться без холодильника. Примерно такой же я получил и в день своего приезда в отель.

Дотащить до отеля сразу две коробки было несколько проблематично, поэтому, немного подумав, я решил поочередно донести их до леса и уже оттуда переправлять на обратную сторону одну за другой. В итоге вся операция заняла около полутора часов. А весь процесс транспортировки разбился на три фазы: от станции до леса, от леса до старого вокзала на другой стороне и от него уже дальше — до номера в отеле.

Впоследствии подобные вылазки я стал совершать уже каждую неделю — по понедельникам, как мы и договаривались со Спильманом. Коробка припасов всегда ждала меня на одном и том же месте, поэтому весь этот процесс мы очень быстро отработали до автоматизма. Я получал все необходимое, и с течением времени «Мон-Сен-Мишель» стал все больше и больше напоминать настоящий дом. Наборы в коробках каждый раз были немного разными. Через пару недель к продуктам и алкоголю добавилась еще и теплая одежда, обувь, гигиенические принадлежности, различные приспособления для стрижки и бритья, а также базовые медикаменты вроде пластырей, бинтов, жаропонижающих препаратов или обезболивающего. Несколько раз, получая новую коробку припасов, я находил в ней еще и короткое письмо. Как правило, в таких посланиях не было ничего интересного. Простая констатация фактов в стиле: «Теплая одежда», «Шампунь и мыло», «Базовые медикаменты». Пару раз по понедельникам я специально старался добраться до станции пораньше, чтобы встретить Спильмана или кого-то из его людей, но, во сколько бы я ни приходил, коробка на станции всегда появлялась первой. И все, что меня встречало — это проходящие поезда и одно и то же рапсовое поле на отдалении.

В течение многих недель эти послания в коробках были для меня единственной ниточкой, которая связывала меня с внешним миром. Конечно, иногда я скучал по каким-то мелочам, но в целом подобное положение дел меня вполне устраивало. Именно в тот момент я и стал до конца понимать ту фразу, которую каждый день по утрам видел на стене своего гостиничного номера. «Выбор в пользу чего-то одного — это всегда выбор против чего-то другого». Я потерял одну половину себя, но другую часть стал понимать в два раза лучше.

Когда тоска по чему-то конкретному переполняла меня особенно сильно, я сам оставлял записки на перроне того безымянного города, прикрепляя их к скамейке кусочками скотча, который я отдирал от коробок. На первой из них я написал «Диски с музыкой», и уже неделю спустя мы с Кристиной получили новую порцию свежих треков. После этого я заказывал так еще различную дребедень, вроде определенных продуктов, пива, кофе или энергетических напитков. Как правило, это все были копеечные вещи. И лишь один раз я попросил для себя что-то действительно ценное. Я написал: «Ноутбук». И ровно через неделю на той же скамейке вместе с коробкой еды нашел и новенький лэптоп известного американского бренда.

Так прошло два с половиной месяца — ровно 10 недель, что я провел в стенах «Мон-Сен-Мишеля». Вечера мы всегда проводили вместе с Кристиной, а днем я обычно что-то писал, но только в этот раз это был уже не роман, а скорее дневник, в котором я записывал все события за те или иные сутки.

С приходом осени краски вокруг стали постепенно меняться. Ночи сделались холодней. А горы на горизонте теперь утопали в десятках оттенков желтого и бардового. Единственное, что всегда оставалось неизменным — это туман, отделявший нас двоих от всего остального мира. С течением времени он сделался более мрачным. И иногда при взгляде на него Кристина вдруг становилась грустнее. Пока я что-то писал, она часто сидела на ступеньках отеля и долго вглядывалась вдаль, все больше и больше погружаясь в какие-то мысли. Когда я пытался о чем-то ее спросить, она обычно отмалчивалась. Поэтому все, что мне оставалось — это пытаться угадать, о чем она думает. Но среди всех возможных вариантов я не находил ни одного, который мог бы назвать по-настоящему приятным.

Примерно через три месяца после моего приезда в «Мон-Сен-Мишель» волосы у меня на висках окончательно побелели.

— Ты теперь похож на Джорджа Клуни, — сказала Кристина, разглядывая мою седину.

— Может мне просто волосы сбрить? Буду похож на Стетхэма.

— Нет, не надо… Джордж Клуни — секси.

Кристина поцеловала меня в щеку, а затем плюхнулась на кровать и стала уже со стороны смотреть на то, как я кручусь у зеркала.

— Бог с ней с сединой, — резюмировала девушка. — Меня тревожит другое, почему на тебя так влияет это место? Ты выглядишь уставшим… А еще этот постоянный холод… Я просто не понимаю, в чем дело?

— Может в алкоголе, недостатке сна, не самом правильном образе жизни… Тут дело не в месте, — соврал я. — Я могу назвать тебе много причин, с которыми это может быть связано.

— Понятно, — проговорила Кристина, и мне показалось, что такое объяснение ее вполне убедило.

— А как там твой роман? — спросила она, вдруг решив поменять тему.

— Это не роман… Скорее так… Наброски.

— Помни, ты обещал, что напишешь еще одну книжку.

— Я помню.

— Публика ждет, — проговорила Кристина и, подмигнув мне, выскользнула из комнаты.

Я некоторое время еще покрутился у зеркала, размышляя о том, что делать с сединой на висках. А затем набросил на себя куртку и вышел из номера вслед за Кристиной. Теперь свет в коридорах горел только по вечерам. Поэтому в этот момент пространство передо мной выглядело серым, каким оно бывает в сумерках или ранним утром. Все, что я видел перед собой — это ровный коридор, одинаковые двери по обе стороны от прохода и тонкая полоска света, пробивающаяся из-за одной из них. Я подумал, что Кристина, наверно, была где-то там, и, не теряя времени на лишние раздумья, быстро зашагал в сторону той самой двери. Я никогда не бывал за ней прежде, поэтому, перешагнув порог, я сразу удивился, когда в первую же секунду меня ослепил яркий свет. Это был не свет солнца. Скорее свет мощных ламп или каких-то специальных прожекторов. Их свет ровными росчерками падал на меня откуда-то сверху. Яркие белые лучи, рассекавшие пространство на две части. Они заставляли щуриться. И вначале мне потребовалось какое-то время, чтобы различить за ними хоть что-то.

Только через полминуты, когда мои глаза начали привыкать к яркому свету, я начал понимать, что вокруг меня была открытая площадка. Я видел светящуюся арку прямо у себя над головой. Красные и золотые гардины, красиво подтянутые к самому потолку. А еще — широкое пространство прямо перед собой, как будто в этот момент я находился в танцевальной студии или на какой-то театральной сцене.

Сцена!.. Эта мысль вдруг мелькнула в моем сознании, словно еще одна вспышка прожекторов. Да, кажется, это была именно она… Я сделал несколько шагов вперед и в следующую минуту стал различать вокруг себя уже намного больше. Я видел пустой зал впереди, красные кресла, полукруглый партер, яму для оркестра со сгруженными в ней музыкальными инструментами и обшитый бархатом балкон наверху, тускло подсвеченный желтыми лампами, стилизованными под канделябры. Прямо передо мной в центре сцены стояла стойка для микрофона, но его самого на ней уже не было. Кое-где на полу валялись обрывки от конфетти. Сцена, на которой я стоял, принадлежала какому-то театру — в этом я был уверен наверняка. Но в то же время, что-то подсказывало мне, что некоторое время назад здесь проходила вовсе не театральная постановка, а что-то совершенно другое. Декораций вокруг не было. Только пустая сцена, микрофонная стойка впереди и огромный экран прямо у меня за спиною. Нечто подобное бывает на презентациях новых смартфонов. Хотя и эта мысль также вызвала во мне определенный диссонанс. И все, что мне оставалось — это гадать, как это новое видение было связано со мной лично.

В этот момент я снова вспомнил о Кристине. Я говорил себе, что должен отыскать ее, но в то же время какая-то часть меня уже точно знала, что ее в этом мире не было. Все, что происходило за этой дверью, предназначалось только для меня. И от этой мысли я почувствовал себя потерянным. Как будто передо мной было разбросанно множество кусочков мозаики, которые я все никак не мог сложить в единый узор.

Чтобы дать себе небольшую передышку, я остановился посреди сцены и еще раз огляделся по сторонам. Откуда-то издалека доносилась музыка, смешивавшаяся за закрытыми дверями со звуком чьих-то голосов. Я пошел в ее направлении — спустился по ступенькам со сцены, обошел оркестровую яму и зашагал дальше между кресел зрительного зала. Пустота вокруг меня будила внутри какое-то странное чувство. Я был здесь своим. Как будто я принадлежал этому месту… По крайней мере, какой-то своей частью… Похожее чувство у меня уже было прежде — в тот раз, когда я впервые оказался в парке у реки. Этот зал и сцена позади меня не относились к моим воспоминаниям. Скорее, это был еще один обрывок непрожитой жизни — проекция будущего, которое могло произойти, но так и не случилось

Поймав себя на этой мысли, я вдруг замер посреди зала, как будто со стороны сцены сейчас на меня кто-то смотрел. Чувствуя этот взгляд своей кожей, я медленно обернулся назад, и в этот момент все кусочки мозаики, сложились в моей голове в единый узор. Рядом со сценой — справа и слева от нее — висели две растяжки. На первой из них была моя улыбающаяся фотография в квадратных очках, которые я обычно носил только от случая к случаю. А на другой — обложка какой-то книги и круглая надпись рядом с ней: «Национальный бестселлер».

Пытаясь насладиться моментом, я решил никуда не спешить и, заняв одно из зрительных мест в зале, начал просто смотреть на сцену, представляя себе, что могло происходить на ней, если бы этот момент был реальным. Где-то за закрытой дверью в паре сотен метров от меня все так же звучала музыка и чьи-то голоса. Но теперь я их почти не замечал, погрузившись с головой в свои мысли. Я мечтал об этом моменте с 12 лет, и если это видение — все, что мне осталось от него, я хотел бы насладиться, по крайней мере, этим.

Я вспомнил о тех первых книгах, которые я писал когда-то еще в глубоком детстве. Вспомнил свою первую печатную машинку, которая была у меня еще в начале 2000-х, и потрепанное гусиной перо, которое было у меня до нее. Я вставлял в него стержень от шариковой ручки, брал здоровенную тетрадь, а потом забивался с ней куда-то в самый дальний угол дома, чтобы писать, писать, писать… Тогда у этих книг не было ни конца, ни начала — просто середина или какие-то фрагменты, к которым со временем я собирался добавить и что-то еще. Я с самого детства мечтал о том, чтобы стать писателем. Но в конечном итоге написал только один единственный роман — тогда в Юодкранте — а после этого забросил все и снова вернулся к тому мусору, который обычно писал для различных минских изданий.

В этот момент перед моими глазами то и дело всплывали какие-то обрывки из моего прошлого. Я думал о жизни, которую не прожил, и о том, в какой момент я повернул не в ту сторону. Это ведь началось еще задолго до поездки в «Мон-Сен-Мишель». Но выбор в пользу чего-то одного — это все равно всегда выбор против чего-то другого.

Еще несколько минут я так и сидел в пустом зрительном зале, глядя, как вокруг меня свет и полумрак разливаются одновременно. Сцена, расчерченная тонкими лучами прожекторов, и сотни кресел, утопающих в серой темноте. Я не хотел уходить отсюда. По какой-то странной причине, мне было хорошо здесь. Воспоминания и мечты становились четче. И я словно растворялся в них, напрочь забыв о том, что каждая деталь вокруг меня была сейчас лишь только видением. «Мон-Сен-Мишель» продолжал шутить свои шутки. И, подумав об этом, я снова вспомнил о своей седине и о том контракте, который три месяца назад я заключил со Спильманом. Я не жалел ни о чем, но где-то внутри меня все равно зияла огромная брешь. Я вспомнил о Кристине и ни с того ни с сего проговорил эту фразу вслух: «Выбор в пользу чего-то одного, это всегда выбор против чего-то другого».

Свой выбор я сделал.

Поднявшись с места, я еще раз огляделся по сторонам, чтобы попытаться понять, откуда доносится музыка, которую я слышал. Звук исходил справа от меня — из-за закрытых дверей, за которыми, по-видимому, располагался вестибюль или просто выход из концертного зала. Дорога к двери шла вверх под небольшим углом. Я видел янтарно-желтый свет, пробивавшийся из-за круглого стекла. Слышал голоса, которые с каждым шагом звучали все отчетливей. Меня там ждали, и где-то в глубине души я понимал это абсолютно отчетливо. Еще 10—20 шагов и у меня будет возможность проверить это предположение.

Я толкнул дверь перед собой и в этот момент звуки музыки накрыли меня с головой. Где-то в стороне от меня играл небольшой оркестр — пианино, гитара и контрабас. Воздух наполняли обрывки чьих-то разговоров и мелодии американской классики. Я на секунду прислушался, пытаясь угадать ритм. Играла «Fly me to the Moon» Фрэнка Синатры, но только в этот раз она исполнялась без голоса и немного быстрей, чем в оригинале. Мне нравилась эта музыка. Когда-то давно именно такие мелодии звучали в том баре в Юодкранте, в котором я впервые увидел Кристину. И поймав себя на этой мысли, я вдруг подумал о том, что будь этот вечер моим по-настоящему, на нем звучали бы именно такие мелодии — соул, ритм-эн-блюз и очень много старого джаза.

Наслаждаясь этой музыкой, я сделал несколько шагов вперед и постарался получше осмотреться. Вокруг меня был все тот же театр — но только теперь это был уже не зрительный зал, а какой-то просторный вестибюль с мраморными колоннами и огромными люстрами под потолком. Из-за их желтого света все пространство вокруг казалось золотым, как будто устроители этого мероприятия специально подбирали место, насквозь пропитанное изяществом и лоском.

Несмотря на габариты зала, сейчас в нем было не протолкнуться, и чтобы хоть немного продвинуться вперед мне постоянно приходилось лавировать в общей массе людей, дабы случайно не зацепить кого-то. Казалось, здесь проходила какая-то большая вечеринка: десятки людей, вечерние наряды, бокалы шампанского в руках… Все выглядело удивительно осязаемым и реалистичным, и лишь одна деталь никак не давала мне покоя. Как я не пытался я не мог различить ничьих лиц, словно все собравшиеся здесь абсолютно меня не замечали. Я слышал смех у себя за спиной, улавливал обрывки фраз, посвященных все той же безымянной книге, но сами люди при этом постоянно умудрялись оставаться ко мне спиной или полубоком — так, чтобы я мог видеть только часть щеки, затылок или обращенный вверх подбородок. Стоило кому-то оказаться в метре от меня, и он тут же отводил глаза в сторону или начинал случайный разговор с кем-то поблизости. Я не видел ни взглядов, ни лиц, ни улыбок — только толпу людей, которые в этот момент напоминали мне ожившие манекены. Я уже встречал нечто подобное и в других мирах «Мон-Сен-Мишеля», но именно в этом месте, посреди огромного вестибюля какого-то неизвестного театра, эта особенность достигла каких-то гипертрофированных масштабов.

Все, что мне оставалось — это понемногу продвигаться вперед. Некоторое время спустя я различил впереди себя пустой стол с аккуратно сложенными на нем книгами. С двух сторон от него стояли два стенда — один с моей фотографией, другой с обложкой той самой книги, которая в виде ровных стопок лежала рядом. В тех или иных вариациях эти два снимка постоянно попадались в разных частях зала. Поэтому было несложно догадаться, что этот вечер был, так или иначе, посвящен мне.

«Национальный бестселлер» — гласила огромная растяжка, развешенная между двух колонн в той стороне, где была оборудована небольшая сцена. Я остановился, чтобы получше рассмотреть ее, и уже в следующий миг едва не налетел на бегущего куда-то официанта с подносом разномастных закусок в руках. Чтобы оказаться подальше от всей этой суеты я прошел немного в сторону — туда, где начиналась красивая каменная лестница, изящным полукругом, ведущая вниз.

Здесь людей было заметно меньше, но сама энергетика мероприятия все равно ощущалась не менее четко. Музыка, суета, толпа людей с бокалами в руках и разговоры, разговоры, разговоры… Подобные вечеринки могли надоедать — я знал, это, как никто другой. Но в этот момент я находил какое-то странное удовольствие во всем происходящем. Я поймал себя на том, что невольно подслушиваю чужие слова, пытаясь уловить, что говорят несуществующие люди о моем несуществующем романе. Я наслаждался музыкой, витавшей где-то между мраморных стен. И мне не хотелось покидать это место. По крайней мере, не прямо сейчас…

Схватив с одного из подносов бокал дорогого шампанского, я расположился у дальней колонны и стал со стороны наблюдать за тем действом, которое происходило прямо передо мной. Да… Мы были в вестибюле какого-то театра. Я знал несколько таких в Минске, но сходу не мог угадать, что конкретно это было за место. Некоторое время вокруг меня ничего не происходило — все та же праздная суета. Я сделал глоток шампанского и подумал о том, что, наверное, это место стоило бы показать Кристине. Я думаю, она была бы не против сходить на подобную вечеринку.

Я простоял в стороне минут 5—7, допил свой бокал шампанского, а затем начал глазами искать путь к выходу, раздумывая о том, как мне лучше отсюда выбираться. Но в этот момент музыка вокруг меня вдруг оборвалась. Голоса не стихли совсем, но стали звучать приглушенно. А невидимые лица вдруг почти синхронно повернулись в сторону небольшой сцены, на которой появился женский силуэт. Женщина на сцене стояла в пол-оборота ко мне. Я не видел ее лица — лишь только красивое красное платье, похожее на те, что обычно носили героини старых нуарных фильмов. Из-за толпы людей, стоявших прямо передо мной у меня никак не получалось разглядеть ее получше. Я видел ее только какими-то вспышками. Но в то же время в чертах ее фигуры и в самой манере движения, казалось, было что-то безумно знакомое. Как будто на всей этой вечеринке она была единственным человеком, которого я знал по-настоящему.

Женщина на сцене подошла к микрофону и подвинула его чуть-чуть выше, нарочно или случайно закрывая от меня почти половину лица.

— Всем добрый вечер, — сказала она, и в этот момент я вдруг с первых же слов узнал ее голос. — Спасибо, что согласились прийти и почтили нашу презентацию своим присутствием. Надеюсь, это не будет проблемой для вас, и ваши юные жены все-таки смогут сегодня добраться из школы самостоятельно.

В толпе собравшихся раздался приглушенный смех, и, пользуясь моментом, я стал шаг за шагом продвигаться ближе к сцене. Люди в вечерних нарядах стояли отдельными группками, поэтому иногда на то, чтобы обойти их требовалось несколько секунд. Женщина в красном платье в то же время продолжала свою речь.

— Прежде всего, позвольте мне извиниться за своего мужа, который снова куда-то исчез раньше времени. Слава богу, что мне удалось его уговорить, по крайней мере, выступить на этой презентации. Будем надеяться, что в этот самый момент он работает над набросками нового романа, а не просто напивается где-то в баре. Монитор компьютера всегда был для него роднее реальных людей.

Толпа снова ответила смехом. И поднимаясь куда-то вверх, каждое слово и каждый звук разлетались вокруг многократным эхо. Казалось, само здание повторяло за ней фразы и предложения. Но внутри меня в этот момент звучали только два коротких слова — «Мой… муж». Я повторял их про себя, изо всех сил пытаясь понять, что я чувствовал при этом. Растерянность?.. Нет… Удивление?.. Это уже ближе. Словно звук фальшивой ноты или вдруг порвавшейся струны, они вызывали во мне какой-то странный диссонанс, но в то же время казались скорее непривычными, чем отталкивающими.

— Вы не против, если я закурю? — вдруг спросила девушка на сцене и в следующую секунду достала из лежавшей рядом с ней дамской сумочки тонкий ментоловый Vogue. Она курила непринужденно, сбрасывая пепел в еще недопитый бокал из-под шампанского. И в этот момент я, наконец, очень четко различил ее лицо. Вероника казалась абсолютно расслабленной, и где-то в глубине души я точно знал, что в этот момент она, как никто другой, наслаждается этим вечером.

Когда она заговорила вновь, речь пошла о релизе книги в России и Украине, переводе ее на иностранные языки и предполагаемой прибыли от продажи первого тиража. Она рассказывала о первой реакции читателей, об уже назначенных интервью и планах о возможной адаптации романа для театральной постановки.

Я стоял в нескольких метрах от сцены, продолжая удивляться тому, как мне все еще удается оставаться незамеченным. Среди десятков лиц в этом зале я видел только лицо Вероники, но даже она не обращала на меня никакого внимания. Все происходящее вокруг казалось просто странным спектаклем, который разыгрывался для меня одного. Где-то среди мраморных стен все так же звучало эхо включенного микрофона, обрывки фраз, выкрики из зала и новые вспышки смеха. Вероника была на волне, и в какой-то момент я тоже поймал себя на мысли, что мне приятно слушать ее выступление.

Я смотрел на нее, не отрываясь, примерно минут пять, а после этого обернулся назад и принялся искать дорогу к выходу. Я обвел взглядом зал и вдруг прямо перед собой увидел ровный коридор — пространство между людьми, как будто специально выстроившимися так, чтобы дать мне дорогу. «Миры „Мон-Сен-Мишеля“ не замкнуты. Из каждого из них всегда есть какой-то выход» — прозвучал в моей голове голос Спильмана. И не теряя больше ни минуты, я зашагал обратно той же дорогой, которой пришел сюда.

Я пробрался через толпу, вышел за дверь, миновал пустой зрительный зал, разделенный пополам темнотой и светом, забрался на сцену и, не оборачиваясь назад, вышел в ту самую дверь, которая привела меня в это место. Щелчок замка за спиной, и я снова оказался в коридоре отеля — пустом, как мои мысли в этот самый момент. Я не чувствовал ничего, кроме странного ощущения утраты. И в эту секунду впервые за долгое время у меня действительно получилось не думать ни о чем.

Вокруг меня царила тишина — но это продолжалось недолго. Через какое-то время в противоположном конце коридора вдруг послышалось какое-то движение, и я невольно обернулся в ту сторону. Впереди, в десятке метров от меня, открылась еще одна дверь, и в следующий миг из-за нее появилась Кристина. Она посмотрела на меня, а я на нее, но никто из нас так и не сказал ни единого слова. Еще миг — и мы разошлись по разным частям коридора, еще не понимая, что для нас двоих это было началом конца.

В этот день мы с Кристиной почти не разговаривали. Мы не ругались и не обсуждали ничего, просто так получалось, что каждый из нас вдруг оказался поглощён своими собственными мыслями, и, не сговариваясь, мы с ней разбрелись по разным частям отеля. Кристина каким-то образом забралась на крышу — туда, где я никак не мог ее достать. А я со стаканом бренди в руках расположился на одной из скамеек у озера и, глядя на горы далеко впереди, стал думать о том, что же такое я видел сегодня утром.

Мне казалось, «Мон-Сен-Мишель» играет со мной в какие-то странные игры — настолько ошеломительным и невероятным казалось мне то видение, которое я видел всего несколько часов назад. Неужели, в одной из вариаций будущего Вероника стала моей женой, а я все-таки сумел написать настоящий бестселлер? Я думал, о бесконечном множестве повторяющихся вселенных и жизненных решениях, которые ведут нас в ту или иную сторону. И с каждой секундой все больше и больше растворялся в своих мыслях.

Когда стало вечереть, а со стороны озера подул холодный ветер, я посильнее закутался в шерстяной свитер, который теперь я носил, почти не снимая. Небо над головой было одновременно синим и серым, и, глядя на него, я пытался представить себе ту жизнь, которую я потерял — красивый дом, дорогую машину, презентации новых книг и непринужденные шутки в эфире топовых телешоу. А еще я думал о том, какая бы пара получилась из нас с Вероникой. И эти мысли увлекали и мучили меня одновременно.

Я чувствовал себя виноватым перед Кристиной. И даже сам себе не мог признаться в том, что мысли об этой альтернативной реальности были мне приятны. Это вообще нормально, что я думаю обо всем этом? Значит ли это, что я сомневаюсь в том выборе, который сделал для себя несколько месяцев назад?

В какой-то момент мои мысли снова вернули меня к «Мон-Сен-Мишелю». Почему он решил показать мне все это? И почему сделал это именно сейчас? Все происходящее казалось какой-то изощренной игрой, попыткой помучить меня. Или, может, таким образом, он просто пытался сказать мне что-то? Каждый из этих вопросов остался без ответа — как и десятки других, что были, так или иначе, связаны с этим странным отелем в горах. Где-то в глубине души я уже давно смирился с тем, что никогда не пойму его до конца. Но при этом мне хотелось бы знать, что нечто внутри меня самого тоже остается для него загадкой.

Подумав об этом, я вдруг представил, как с каждым днем я все сильней и сильней врастаю в это место. Я принадлежал ему, а оно принадлежало мне, как будто в какой-то момент мы стали с ним единым целым. Оставался ли я все тем же человеком, который когда-то приехал сюда? Я не знаю. Как и не знаю того, чем «Мон-Сен-Мишель» был для меня лично. У этого отеля было множество ипостасей, и теперь я понимал, почему Кристина называла его своей тюрьмой, но при этом боялась, что в один прекрасный день эта тюрьма может просто рухнуть.

Поднявшись с места, я сделал несколько шагов по направлению к озеру. Холодная вода касалась моих ботинок, но сейчас я этого почти не замечал. Я думал о Кристине. «Интересно, где она сейчас? Все так же одна сидит там на крыше»? Подумав об этом, я обернулся назад и принялся искать ее взглядом. От холода по моему телу снова пробежала дрожь, и я поспешил заглушить ее очередным глотком бренди. Это, действительно, помогало. Спильман был прав. Но в будущем мне все равно стоило бы больше полагаться на теплую одежду. Даже в отеле, доверху наполненном призраками, цирроз печени — это все равно не самая приятная штука.

Поймав себя на этой мысли, я взвесил стакан на ладони, а потом, развернувшись, зашвырнул его подальше в озеро. По воде разошлись круги, и, бросив в их сторону один единственный взгляд, я зашагал назад по направлению к гостинице. День клонился к закату. В воздухе кое-где уже порхали мотыльки. А небо над отелем с каждой минутой принимало все более и более причудливые цвета, как будто кто-то там, наверху, просто разводил краски.

Отыскать Кристину получилось не сразу. Она сидела на крыше отеля и в этот момент, как никогда прежде, походила на призрака. Контур ее тела едва заметно подрагивал. А волосы, наоборот, оставались неподвижными даже при сильном ветре. Она сидела, скрестив ноги, как обычно делают во время занятий медитацией. Казалось, ее глаза были закрыты, но из-за расстояния между нами я не был уверен в этом наверняка.

— Кристина! — позвал я, но она не откликнулась. И в этот момент я невольно подумал, не была ли она за что-то обижена на меня.

В этот день мы с ней больше не разговаривали. И я не имел даже малейшего понятия, где она провела следующую ночь.

Отправившись в своей номер, я сделал себе ужин, быстро поел, привел себя в порядок, переоделся, а затем открыл ноутбук и попытался как-то превратить в слова все терзавшие меня мысли. Я записал все события сегодняшнего дня, а затем попытался представить себе, как могла бы выглядеть моя книга, составленная из тех набросков, которые я делал в последнее время. Наверное, я и вправду мог бы написать обо всем, что случилось со мной с того момента, как я приехал в Высокие Татры. Может хотя бы Спильман или его люди, прочитают это, когда несколько лет спустя приедут в отель, чтобы достать отсюда мое мертвое тело.

Я открыл новый документ у себя на компьютере, но за полчаса так и не смог написать в нем ни строчки. Я ходил из угла в угол, смотрел в окно и даже успел заварить себе чай, но за все это время так и не напечатал ни единого слова. Все изменилось, когда в какой-то момент я вдруг снова увидел Кристину. Она просто бродила по лужайке перед отелем, а я наблюдал за ней через окно. Я глядел на нее, и в какой-то момент понял, что моя история должна была быть не о «Мон-Сен-Мишеле», а о ней. И от мысли об этом внутри меня вдруг сделалось удивительно легко.

Я вспомнил Юодкранте, песчаный пляж у моря и небольшой прибалтийский городок, где все дороге всегда вели к морю. Вспомнил день, когда мы познакомились, и вспомнил, как катились слезы по моему лицу в тот момент, когда я снова встретил ее уже здесь, в «Мон-Сен-Мишеле». Как бы там ни было, и в какую сторону не сворачивала бы моя жизнь, но встреча с ней была и оставалась самым удивительным событием, которое происходило со мной за последние 30 лет. Я любил ее, и в этот момент вдруг почувствовал это как-то необычайно четко.

Оторвавшись от окна, я вернулся к компьютеру, положил пальцы на клавиатуру и прямо посередине строки набрал всего несколько простых слов: «Всё, что я о ней помню». И с этого момента слова и строчки поглотили меня целиком, как огромная волна в море. Я писал и не мог остановиться. Со мной уже очень давно не случалось ничего подобного.

Я работал над книгой несколько часов подряд, и только глубокой ночью сон начал понемногу накрывать меня. В этот день я спал с ноутбуком в руках прямо поверх одеяла. А когда открыл глаза, вокруг меня уже было утро. Кристина была рядом со мной. Подтянув колени к подбородку, она, как обычно, сидела на подоконнике возле окна и, молча, разглядывала горы на горизонте. Когда я проснулся, она обернулась ко мне, и ее взгляд в этот момент вдруг показался мне каким-то одновременно пустым и удивительно серьезным. Несколько секунд она смотрела на меня, не произнося ни слова, а я невольно пытался угадать, какие мысли и чувства терзали ее уже который день.

— Ты ведь умрешь здесь, — сказала Кристина очень спокойно, и в эту секунду я не сразу понял, было ли это вопросом или утверждением. — Этот отель погубит тебя. И то, что происходит сейчас это ведь только начало.

Я привстал на кровати и постарался сделать вид, будто не понимаю, о чем она говорит, хотя в глубине души точно знал, что это вряд ли сработает.

— С чего ты взяла?

— Твоя седина на висках… Алкоголь… Постоянный холод. Иногда твои руки холоднее, чем у меня. Ты как будто тоже потихоньку превращаешься в призрака. Это ведь уже началось. Правда?

— Да, — проговорил я так тихо, насколько был только способен. Я не чувствовал ничего, как будто море во мне в один миг вдруг замерло в предчувствии скорого шторма.

— Почему ты не сказал мне?! — прокричала Кристина, и из ее глаз в один миг вдруг брызнули слезы. — Ты думал, что я просто не замечу, если через год или два ты превратишься в дряхлого старика!?

— Я не хотел тебя мучить.

— Мучить?

— Да! — ответил я, и мой голос неожиданно тоже прозвучал резче. — Это мой выбор. Я не жалею о нем. Но тебе совсем необязательно каждый день жить с этим, думая о том, сколько времени мне еще осталось.

— Так это все из-за меня?!

Я покачал головой: «Я просто хотел остаться… Остаться в том месте, где мы с тобой еще могли быть вдвоем. С тех пор, как ты умерла, вариантов тут не особо много. И я был готов к тому, что мне придется чем-то за это заплатить».

Кристина улыбнулась, смахнула слезы с глаз, но они все продолжали и продолжали катиться.

— А ты подумал о том, чем МНЕ придется заплатить за это? — проговорила Кристина, и за один короткий миг в чертах ее лица отразились десятки самых разных чувств и эмоций. — Ты подумал, каково это жить и видеть, как твой близкий человек медленно угасает у тебя на глазах? И только строить догадки о том, почему это происходит.

Я ничего не ответил, как будто в этот момент для меня это было единственным шансом на спасение. Кристина отвернулась к окну. А я молча следил за ней взглядом, чувствуя, как тишина вокруг нас делает каждое мгновение в сотни раз дольше. Несколько десятков секунд длиною в несколько десятков столетий. Я повторял себе, что пустота лучше боли. Но даже сам сейчас не верил в это до конца.

— Расскажи мне все, — наконец, сказала Кристина, но так и не повернулась ко мне.

— Что ты хочешь узнать?

— Сколько тебе еще осталось?

— Я не знаю, — честно ответил я. — «Мон-Сен-Мишель» — это не болезнь. Просто место, где время бежит немного не так, как обычно.

— Один год за один месяц? — откликнулась она, и эти слова ударили меня, как пощечина.

— Откуда ты это знаешь?

Кристина не ответила. Какое-то время я еще ждал, что она скажет что-то, но потом просто решил отпустить. В конце концов, это, действительно, было не так уж важно, откуда ей было известно об этом.

— Да, — проговорил я, наконец. — Год за месяц. Или… что-то около того. Я не знаю, точно. Спильман сказал, что вероятней всего мне удастся продержаться три или четыре года. И я решил, что это не такой уж плохой размен.

— Какой же ты дурак, — ответила Кристина, а потом вдруг сильнее сжала губы и запрокинула голову вверх, чтобы слезы катились обратно.

— Прости меня… — пробормотал я, стараясь хоть как-то ее успокоить, но, казалось, эти слова сделали только хуже.

— Ты должен жить! Как ты не понимаешь этого? — почти прокричала она, а затем спустила ноги на пол и быстро перебралась с подоконника ко мне на кровать. Ее лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего собственного, и на какой-то миг все вокруг меня исчезло, растворяясь в синих, серых и зеленых оттенках ее глаз.

— Но… — пробормотал я, однако Кристина перебила меня в ту же секунду.

— Послушай меня… Послушай! — проговорила она, положив ладони мне на лицо. — Я не хотела умирать… Очень не хотела… Но так получилось. Это больно, несправедливо, ужасно… Но этого уже не изменить. Ты не виноват в этом, и не должен теперь хоронить себя со мной вместе.

— Но это мой выбор.

— А что станет со мной, когда через три или четыре года тебя не станет? Я снова останусь здесь одна? Тогда все воспоминания превратятся в кошмары. И я буду жить, зная, что это я стала причиной твоей смерти…

— Кристина…

Я протянул руку к ней, но в этот момент моя ладонь нащупала перед собой только воздух. Так и продолжая смотреть мне в глаза, Кристина растворялась в утреннем сумраке, как будто отстраняясь от меня, или специально не давая мне забыть, что сейчас я говорю с призраком.

— Нет, подожди… Пожалуйста… Не бросай меня, — пробормотал я, и на какой-то миг мне вдруг сделалось невыносимо страшно от мысли о том, что все между нами может просто закончиться вот так — тихо и нелепо. Я чувствовал, что теряю ее, и изо всех сил пытался хоть как-нибудь остановить это.

— Я не буду, — ответила Кристина, и в следующую минуту ее кожа снова сделалась осязаемой. Я схватил ее руку крепко-крепко, как только мог. А она вдруг прильнула ко мне всем своим телом и как обычно тихо сказала: «Обними». Я сжимал ее в своих объятьях, чувствуя, словно в эту секунду я держал в руках целый мир. И какое-то время мы так и лежали вдвоем — девушка-призрак и парень, который безумно боялся ее потерять.

Когда Кристина снова отстранилась от меня, слез в ее глазах больше не было. Я чувствовал, что должен что-то сказать; и чувствовал, что сейчас, как никогда, должен оставаться с ней честным.

— Я не хочу снова возвращаться в тот мир, где не будет тебя. И три года здесь — это лучше, чем целая жизнь там, снаружи… Подожди… Пожалуйста… Не перебивай меня… Я просто хочу, чтобы ты поняла это. Там, у меня ничего нет. По крайней мере, ничего из того, что было бы для меня по-настоящему ценным… Нелюбимая работа, нереализованные мечты, накопления, которые я не трачу… поездки в метро по утрам, и такие же поездки назад поздно вечером… Эта встреча с тобой стала для меня вспышкой, как будто мой мир перевернулся с ног на голову, когда ты снова оказалась со мной рядом. И я не хочу терять это чувство. Я понимаю, что однажды «Мон-Сен-Мишель» убьет меня — так или иначе. Но я не думаю, о том, что скоро умру… Я думаю о том, что у меня есть еще целых три года жизни. Здесь. С тобой!

Кристина посмотрела на меня, и ее лицо снова смягчилось. В этот момент вместо злости в ее глазах читалась грусть, но от этого делалось только в тысячи раз больнее.

— Я люблю тебя… Как не любила никого и никогда. И если бы у меня была сотня жизней, я хотела бы каждую из них прожить рядом с тобой. Но призраки не должны оставаться на земле после смерти. Меня не должно быть здесь, в этом отеле. Как и тебя тоже. Я никогда не прощу себе, если следующие 3 года я буду жить, видя, как ты тихо умираешь прямо у меня на глазах… Так не должно быть… Я тоже просто хочу, чтобы ты понял это… Если ты останешься жить, какая-то частичка меня тоже будет жить вместе с тобой. А если умрешь, то значит, и я в какой-то мере тоже умру… СНОВА! А это, знаешь, не самое приятное чувство на свете.

Кристина улыбнулась, но в этот раз ее улыбка получилась какой-то особенно пронзительной и грустной. Мир внутри ее глаз задрожал, и мне вновь показалось, что она готова заплакать. Не говоря ни слова, я притянул ее к себе и стал целовать — снова, снова и снова. Как бы там ни было, но сейчас она все еще была вместе со мной. И понимание этого делало каждую секунду бесценной.

Мы лежали в кровати вдвоем, и, глядя на потолок прямо у себя над головой, я изо всех сил пытался ни о чем не думать. Но из этого, как всегда, ничего не выходило. От мыслей о возможном расставании хотелось кричать. И я даже сам не знаю, как в тот момент я все-таки сумел сдержаться.

— Мы должны выбираться отсюда, — сказала Кристина, лежа у меня на груди, а потом добавила: «Вместе».

Я поцеловал ее в висок, покрепче прижал к себе и в эту секунду вдруг вспомнил о старых поездах без названия, которые курсировали в городе — там, на другой стороне тумана. На какое-то время эта мысль овладела мной, но озвучить ее вслух я так и не решился. Вместо этого я сказал совсем о другом.

— А как же туман, который удерживает тебя здесь? Мы оба знаем, что ты не сможешь через него пробиться.

— Значит, должен быть какой-то другой путь, — возразила Кристина. — Мы должны попытаться. У нас еще есть время.

— Или можем просто сжечь этот отель и посмотреть, что из этого выйдет.

Я улыбнулся, но идея устроить пожар в отеле вдруг показалась мне не такой уж безумной. Так или иначе, все здесь вращалось вокруг него, а значит, такой план вполне мог сработать.

— «Мон-Сен-Мишель», как маленькая планета, — добавил я. — А эти туманы, как кольцо астероидов на ее орбите…

Кристина на секунду замерла, как будто обдумывая все то, что я сказал немного раньше.

— А город за теми рельсами, значит, что-то вроде Луны или какого-то другого спутника?

— Наверное, — проговорил я.

— Тогда к нему точно должен быть какой-то проход. Ведь я же как-то попала сюда, значит, смогу и вернуться обратно.

— Это так важно для тебя?

— Да. Очень.

— Тогда с чего начнем?

Кристина на секунду задумалась, перебирая в голове все подходящие варианты.

— Ты помнишь ту дорогу, которой пришел сюда в первый раз? — спросила она и привстала так, чтобы ее лицо оказалось надо мной сверху.

— Да, конечно… — откликнулся я. — По крайней мере, мне так кажется. Когда я пришел сюда в первый раз, я двигался со стороны озера. Я помню, что было темно, но дорога должна быть где-то в той стороне. Я думаю, мы могли бы попробовать отыскать ее сегодня.

— Отлично, — откликнулась девушка. — Давай с этого и начнем.

Я кивнул: «Только дай мне немного времени. Мне нужно поесть и привести себя в порядок».

Я поднялся с постели, собрал с пола разбросанную одежду и стал заниматься обычными утренними делами. Я сходил в ванную, умылся, принял горячий душ, побрился, достал чистую одежду и начал раздумывать о том, как мне лучше одеться для этой прогулки. Кристина наблюдала за мной со стороны, но, несмотря на это, я все равно неосознанно делал все как можно медленней, надеясь на то, что за это время за окном пойдет дождь, или, например, туман придвинется к отелю чуть ближе. Я понимал, что Кристина права, говоря о том, что призраки не должны после смерти оставаться на этом свете. Но мне все равно не хотелось ее отпускать, и, разбираясь с завтраком, я изо всех сил пытался придумать решение, которое могло бы заставить ее, если не остаться насовсем, то, по крайней мере, задержаться на какое-то время.

— С чего ты вообще взяла, что отсюда можно выбраться? — спросил я Кристину, продолжая ковырять вилкой кусок вяленого мяса из последней партии продуктов.

— Не знаю… — откликнулась девушка. — Просто чувствую и все…

— Опять твои потусторонние штучки?

— Получается так, — сказала Кристина и в первый раз за это утро по-настоящему улыбнулась мне — легко и без тени печали.

— Но даже, если мы пройдем через туман или найдем какую-то дорогу, где его не будет, мы просто попадем в город. Вот и все. А что дальше?

— Там посмотрим, — очень просто ответила девушка. — Я не знаю, как я это пойму. Просто будем действовать по обстоятельствам. Даже если из этого ничего не выйдет, прогулка до города нам не помешает. Я думаю, за пару часов «Мон-Сен-Мишель» по нам не особо соскучится.

Ее доводы казались логичными. И от этих слов мне стало немного легче на душе. В конце концов, это была простая прогулка, которая, скорее всего, должна была просто закончиться ничем. Я не знал, как нам выбраться из «Мон-Сен-Мишеля». Как и сама Кристина. И понимание этого давало мне хоть какую-то надежду на то, что у меня получится ее удержать.

Когда мы, наконец, выбрались из отеля, часы уже показывали полдень. Пейзажи впереди не менялись, и, глядя на все те же горы впереди, я вдруг подумал о том, что время в этом месте и вправду текло очень странно. Кристина взяла меня за руку, и ощущение этого снова вернуло меня в реальность.

— Расскажи мне что-нибудь, — сказала она, глядя куда-то себе под ноги. — Не хочу, чтобы эти секунды были такими гнетущими.

— Что, например?

— Например, что ты писал вчера вечером. Еще один великий европейский роман?

Я улыбнулся: «Я не знаю. Может быть».

— Так значит, это и в правду новая книга? — откликнулась Кристина и тоже улыбнулась вслед за мной.

— Наверное. Говорю же, я еще сам не понял. Я написал только с десяток страниц. И пока не знаю, что из этого выйдет.

— Но почему сейчас?

Я на секунду задумался, как будто пытаясь отыскать внутри себя какие-то подходящие слова, а затем заговорил очень медленно, аккуратно выстраивая каждое предложение.

— Знаешь, когда я был подростком, я писал что-то лишь от случая к случаю, говоря себе, что браться за какой-то рассказ или роман нужно только тогда, когда каким-то словам внутри тебя уже становится тесно. Так вот вчера впервые за много месяцев я тоже почувствовал нечто подобное. Я хотел писать… Или просто не мог без этого… Не знаю. Но я делал это для себя, а не потому что должен был отрабатывать аванс, который мне выдали в издательстве. И это было особенное чувство. Я писал и боялся остановиться, чтобы не потерять его. Я уже давно не находил в себе чего-то подобного.

Я закончил говорить, и между нами вдруг повисла пауза. Кристина молчала и какое-то время просто смотрела на меня, пытаясь прочитать что-то в моем взгляде.

— Мне очень жаль, что я так и не смогла почитать ни одной твоей книги, — проговорила она после недолгой паузы.

— Мне тоже жаль.

— Мне всегда было интересно, как писатели пишут книги, как придумывают сюжеты или персонажей для своих историй.

— Тогда ты обратилась не к тому, — улыбнувшись, проговорил я. — Я ведь ненастоящий писатель.

— Настоящий! — возразила Кристина. Я попытался что-то ответить, но она тут же перебила меня. — Я знаю это. Просто твое время еще не пришло. В жизни все, так или иначе, всегда сводится к времени. Наверное, поэтому у Спильмана всегда с собой столько часов.

— Может, останемся тут еще ненадолго… Хотя бы на несколько недель… — предложил я, и все внутри меня вдруг сжалось в ожидании ее ответа. — Я допишу свой роман, а ты, как и хотела, посмотришь, как это делается.

В этот момент где-то в глубине души я был полностью уверен в том, что она откажется, но вместо этого она просто сказала: «Может быть… Давай сначала найдем выход отсюда, а потом подумаем, что с этим делать».

Я крепче сжал ее ладонь, и мы зашагали дальше, не говоря ни слова. Я мечтал о том, чтобы остаться с ней, как можно дольше, а она, казалось, окончательно запуталась в своих чувствах. Мысль о возможном расставании сводила меня с ума, и, вдыхая холодный воздух гор, я просто старался ни о чем не думать. Я выбирал пустоту вместо боли — как единственный шанс на спасение.

Через какое-то время впереди нас показалось озеро — серое, как небо над головой. Мы обошли его справа — по самой кромке соснового леса — а затем зашагали дальше в сторону гор, что виднелись впереди. Туман вокруг нас укрывал мир полупрозрачной пеленой. Здесь он казался еще совсем редким, но с каждым шагом близость границы ощущалась все сильней.

— Я пришел отсюда, — сказал я, когда дорога впереди стала уже понемногу теряться за дымкой тумана.

— Я не смогу здесь пройти, — ответила Кристина, но секунду спустя все-таки сделала несколько шагов в ту сторону, куда уводила дорога. Я стоял у нее за спиной и смотрел, как с каждым шагом туман перед ней оживает, делаясь все плотнее и плотнее. Еще несколько шагов — и облака впереди превратились в матовую стену. Мир разделился пополам, как будто в эту секунду его накрыли огромным колпаком промозглого серого цвета. И окончательно убедившись в этом, Кристина быстро развернулась назад и зашагала обратно.

— Может, стоит подождать отлив?

— Не знаю… — ответила она, и голос ее прозвучал встревожено и резко. — Можно попробовать… Но вряд ли это особо поможет. Туман отступит на пару сотен метров, но все равно не исчезнет совсем.

— А что насчет брешей? Туман часто скапливается в низинах. На высоте в горах где-то могут быть разрывы…

Кристина пожала плечами: «Мы можем попробовать поискать их… В конце концов, территория вокруг отеля не такая большая».

— Как ты чувствуешь те места, где туман начинает сгущаться?

— Не знаю… Просто чувствую и все… Обычно пропустить их сложно… Для меня этот туман — как стена. Словно мы внутри стеклянного шара.

Я сделал несколько шагов вперед, но для меня туман продолжал оставаться просто туманом. Белесая пелена, влажный воздух — и ничего больше.

— Для того, чтобы попасть куда-то достаточно просто знать дорогу… — проговорил я очень тихо, но Кристина все равно услышала меня.

— Поможешь мне с поисками?

Я кивнул, и весь остаток дня мы провели в поисках. Мы обошли всю территорию по периметру, поднялись выше в горы, обшарили лес, а затем забрались далеко на север — в противоположную от города сторону. Но это так и не принесло каких-то ощутимых результатов. В тех местах, где туман обрывался, дорогу преграждали горы и лес. И видя это, Кристина с каждым часом делалась все грустнее. Я пытался как-то отвлечь ее от гнетущих мыслей, но выходило не очень, и все наши разговоры в эти часы обрывались уже после второй или третьей фразы. Выхода не было — и мы оба в равной степени понимали это. «Мон-Сен-Мишель» оставался тюрьмой — по крайней мере, для одного из нас. И я, как ни пытался, ничего не мог с этим поделать.

Когда мы вернулись в отель, Кристина сделалась темнее тучи. Я решил не лезть к ней с расспросами, но в итоге она сама первая прервала молчание.

— Обещай, что если мы не найдем другой выход, ты уедешь отсюда без меня.

— Я не могу обещать этого.

Кристина покачала головой: «Ты же сам все понимаешь. Как ни крути, но мне здесь грозит разве что одиночество, а ты можешь просто погибнуть в стенах этого отеля. Туман там, на улице, сдерживает только меня… Ты же в любой момент можешь просто уйти отсюда. Ты здесь гость, а не пленник».

Я подошел к Кристине и, взяв ее за плечи, попытался поймать ее взгляд.

— Мы уйдем отсюда вместе. Я обещаю тебе. Мы найдем выход. Это только вопрос времени. Ты же сама сказала, что дело, так или иначе, всегда сводится к этому.

Кристина кивнула и в следующую секунду прильнула ко мне всем телом. Я поцеловал ее волосы, и сказал: «Дай мне еще один месяц. За это время я не погибну и не стану дряхлым стариком. Но у нас будет достаточно времени, чтобы найти какой-то выход».

— Ладно, — ответила Кристина. А потом добавила уже серьезней: — Один месяц. Но что будет дальше? Ведь ты прав, в лучшем случае мы сможем просто выбраться в город. У меня нет ни малейшего представления о том, что делать после! Ждать ангелов и неба?.. Искать тоннель с ярким светом в конце?..

— Мы что-нибудь придумаем, — проговорил я, но в этот раз Кристина как будто меня уже не услышала.

— Ты не должен оставаться здесь из-за меня. Ты еще жив, а я уже нет. Зачем тебе Каспер вместо нормальной девушки?

Я посмотрел в окно — впереди у самой границы небес возвышалась стена из гор и туманов. Я глядел на нее и пытался понять, в какой момент наш персональный рай сделался тюрьмой для нас двоих.

— Я просто хочу чувствовать себя живым, — ответил я после короткой паузы. — И кажется, для этого мне очень нужна одна мертвая девушка. Просто давай оставим все, как есть. Подожди чуть-чуть… Ведь еще совсем недавно мы были счастливы в этом месте.

У нас еще было время побыть вдвоем, но, как я ни надеялся, наша жизнь с того дня уже больше не была прежней. Кристина часто исчезала куда-то, и иногда я не видел ее целые дни напролет. Большую часть времени я проводил в своем гостиничном номере, пытаясь, по крайней мере, в мыслях возродить то время, когда мы с ней еще были по-настоящему вместе. Я прокручивал эти образы в своем воображении, а потом превращал их в слова. И как когда-то давно, в Юодкранте, мир, существовавший лишь на бумаге, вдруг стал для меня реальней того, что открывался за дверью моей гостиничной комнаты.

Я чувствовал, что мы с Кристиной понемногу теряем друг друга, и от мыслей об этом становилось страшно. Теперь в моей жизни она существовала только отрывками. И иногда я ловил себя на мысли, что чаще вижу ее через оконное стекло, чем где-то рядом с собою. Все, что мне оставалось — это гадать, куда она исчезает и почему делает это. Я думал о том, что, наверное, так она наказывает меня за что-то или просто подталкивает уйти. Может я просто ей надоел, и вся эта эпопея с побегом из «Мон-Сен-Мишеля» была только прикрытием? Я не знаю. Говорят, любовь живет три года. Если в этом отеле один месяц и вправду отнимал у меня один год, тогда все сходилось просто идеально.

Когда я натыкался на подобные мысли в своей голове, я постоянно говорил себе, что при следующей встрече обязательно поговорю с Кристиной. Несколько раз я даже специально отправлялся, чтобы найти ее, но в итоге заговорить с ней об этом так и не решался. Дни сменялись днями, и все, что я делал — это писал, пил и прятался. Как будто мне грозила смерть, а все эти строчки, предложения и слова в моей новой книге были для меня единственным шансом на спасение.

Однажды Кристина пропала на целый день. И все это время я раз за разом поглядывал в окно, повторяя себе, что она должна вернуться с минуты на минуту. Я строил догадки и ждал, но она все никак не появлялась. Так прошло семь или восемь часов, а вечером я решил сам отыскать ее. Но ни в отеле, ни рядом с ним, ни в одном из номеров ее так и не оказалось. Она не объявилась и на следующий день. И в какой-то момент мысли о том, что она решила уйти от меня, уже перестали казаться мне такими уж безумными. Я постоянно думал, почему она пошла на этот шаг, и что заставило ее поступить подобным образом? Но никак не находил ответов.

И в этот момент пустота вокруг меня вдруг сделалась абсолютной. Я видел лишь застывшие пейзажи за окном и огромный старый отель, обвивавший меня, как гигантский кокон из дерева, стекла и камня. Впервые за долгое время я чувствовал, что был в «Мон-Сен-Мишеле» совершенно один. И даже шорохи за закрытыми дверями неожиданно сделались тише.

Так прошла еще одна неделя. Неделя, когда все мысли были гнетущими. Я писал свою книгу, и она все росла и росла во мне — как будто эти строчки, предложения и слова были единственным, что еще не давало мне окончательно свихнуться.

Кристина появилась на пятый день после своего исчезновения. Просто вошла в мой номер и села на кровати рядом со мной.

— Где ты была? — спросил я.

— Здесь в отеле, — ответила Кристина, и в ее глазах вдруг заблестели слезы. — Пряталась от тебя. Думала, что если меня не будет рядом с тобой достаточно долго, это поможет тебе решиться.

— Решиться на что?

— На то, что бы оставить это место.

Я ничего не ответил, все пытаясь понять, что я чувствую по этому поводу. Кристина была рядом со мной, но в этот момент между нами уже пролегала пропасть.

— Я просто не понимаю тебя… — проговорил я, видя, что в это мгновение она ждет от меня каких-то определенных слов. — Я знаю, что этот отель убивает меня… И знаю, что нам не суждено с тобой всегда быть вместе… Но я не хочу, чтобы ты отдалялась от меня или просто исчезала вот так… Если я больше не нужен тебе, просто скажи мне это.

— Нет… Нет… Нет… Не говори так… — пробормотала Кристина, и слезы из ее глаз покатились с удвоенной силой. — Ты нужен мне…

— Так почему ты отталкиваешь меня?!

— Потому что я так и не нашла выхода! ЕГО НЕТ!!! Я не могу пробиться на ту сторону!!! А значит, ты должен уходить без меня! Иначе ты погибнешь!

— Но ты обещала мне месяц! Ты помнишь?

— Я помню, — ответила Кристина и закрыла мне губы ладонью. — Я помню… Но это время ничего не изменит. Мне всегда будет мало тебя. И через месяц нам захочется еще один… А потом еще… И так пройдет год, и «Мон-Сен-Мишель» так и будет воровать твою жизнь по кусочкам. Я буду вечно терять тебя. Раз за разом. Как будто это какая-то изощренная пытка или мое персональное проклятье. Ты представляешь, как это невыносимо, жить с мыслью, что это я убиваю тебя?!

Она замолчала, и на мгновение между нами повисла тишина. Кристина пыталась что-то прочитать в моих глазах, а я просто все больше и больше тонул в своих мыслях. Я понимал, что в чем-то она была права, но все равно изо всех сил пытался удержать ее — хоть еще ненадолго.

— Я допишу свою книгу и уеду, — проговорил я, и Кристина посмотрела на меня очень внимательно, как будто пытаясь прочитать в моих глазах, насколько эти слова сейчас были правдой. — Дай мне один месяц… И пообещай мне, что больше не исчезнешь и никуда не уйдешь от меня.

Кристина кивнула головой, и в следующую секунду вокруг нас вдруг сделалось оглушительно тихо. Я обнял ее, и, упав на мое плечо, она вдруг беззвучно разревелась.

— Прости меня, — сказала Кристина.

— Прощаю, — откликнулся я и, как обычно, поцеловал ее куда-то в район темечка. — Я знаю, что мы не навсегда. И, наверное, в какой-то степени — это даже здорово. По крайней мере, в отличие от других пар, мы точно знаем это. Но мысль о скором расставании заставляет лишь только сильнее ценить то время, которое нам отведено. Как это мгновение сейчас… Впервые за много лет я чувствую, что по-настоящему счастлив… Мне хорошо здесь… Просто не исчезай больше.

Кристина тихо вздохнула.

— Мотыльки умирают счастливыми, — проговорила она и больше не добавила ни слова.

За окном начинался дождь. Первый за долгое время.

Следующие несколько дней прошли очень ровно. Мы старались не говорить о расставании и, как могли, наслаждались теми моментами, которые еще у нас оставались. Моя книга приближалась к экватору, и в один из дней я даже позволил Кристине прочитать в ней несколько первых глав, хотя обычно избегал чего-то подобного до тех пор, пока работа не будет завершена полностью. Пока она читала отрывок из моей книги, я сидел в другом конце комнаты и внимательно следил за реакцией на ее лице. Когда она смеялась, я спрашивал ее о том, что ее насмешило. Когда хмурила брови — подходил и сам вглядывался в текст из-за ее плеча, чтобы понять, какой отрывок вызвал у нее подобную реакцию. Каждый раз, принося ей несколько новых глав, я чувствовал, что у меня потеют ладони. Я боялся, что книга может ей не понравиться. Но в то же время ее мнение по этому поводу было для меня важным, как никогда.

— Так странно и в то же время приятно, чувствовать себя героиней книги, — сказала Кристина и улыбнулась мне, поднимая глаза над краем моего ноутбука. — Я даже не думала, что ты и вправду решишь написать обо мне. Я сама всегда казалась себе довольно заурядной личностью.

— Не вини себя, — проговорил я и, улыбнувшись, поцеловал ее в лоб. — Ожившие призраки — это всегда скучно.

Мы рассмеялись, и с этого момента все стало медленно возвращаться на круги своя. Мы чаще проводили время вместе. А когда в Татрах пошли дожди, стали регулярно сбегать от реальности, устраивая для себя пикники у Балтийского моря. В мирах «Мон-Сен-Мишеля» погода не менялась никогда. И в эти дни я был особенно рад этому. Я снова пересказывал Кристине сюжеты своих любимых фильмов, а она продолжала терзать меня одними и теми же мелодиями из плеера. Мы слушали группу Honne, когда нам хотелось молчать, и Röyksopp, когда мы начинали болтать о всяких глупостях. Я чувствовал себя счастливым, и иногда мне хотелось кричать от этого чувства. Наша жизнь потихоньку превращалась в один бесконечный «День Сурка», и день за днем мы проживали одни и те же события снова и снова.

Кристина оставляла меня только в те часы, когда я начинал работать над своей книгой. Я писал 7 или 8 страниц в день, а потом возвращался к началу и вновь начинал что-то править в тексте или переписывать. Иногда я набирал на экране какое-то предложение и вдруг останавливался прямо посередине, ловя себя на мысли, что каждое новое слово приближает меня к концу. Я обещал, что закончу роман и уеду. И осознание этого вгоняло меня в ступор.

В такие моменты я часто невольно пытался выиграть для нас еще немного времени. Хотя чувствовал, что с каждый днем «Мон-Сен-Мишель» постоянно ворует у меня что-то. Мои волосы теперь были такими же седыми, как и у Спильмана, а кожа на руках начинала трескаться от постоянного холода. Теперь по ночам я спал уже под двумя одеялами, но даже это не всегда помогало согреться по-настоящему.

Когда лето сменилось осенью, дожди в Татрах стали почти постоянным явлением. Кристина обычно смотрела на них из окна. А я иногда выходил на порог отеля, наливал себе кружку чая, кутался в одеяло и подолгу смотрел на непрекращающийся ливень, шумящий где-то впереди. В таких моментах было что-то медитативное, как будто только дождь помогал мне не думать ни о чем. И именно поэтому я всегда запоминал в нем все до малейших деталей. Я помню грязно-серое небо, висящее низко над горами. Помню запах прохлады в воздухе и вид сосен, едва заметно покачивавшихся на ветру. И помню тот момент, когда эти картины впереди вдруг показались мне одновременно странными и неполными, словно из пейзажей вокруг пропала какая-то очень важная деталь, но я никак не мог понять, что именно это было.

Когда я, наконец, нашел ответ, эта мысль пронзила меня, как раскат молнии. Я искал глазами туман впереди, но вместо него видел только облака, которые в этот момент висели очень низко над склонами. Дорога была открыта. По крайней мере, мы могли попытаться выбраться в город. Но в то же время это означало, что уже сегодня я мог потерять Кристину навсегда. И от понимания этого по моей коже пробежала дрожь, как будто кто-то вдруг впрыснул мне в вены ледяную воду.

Скинув с себя одеяло, я поднялся с места и сделал несколько шагов вперед. Струи воды стекали вниз с козырька у главного входа, а затем падали на землю, тут же превращаясь в десятки крошечных луж. Ветер бросал мне в лицо холодные капли. Я стоял у самой кромки дождя, пытаясь понять, насколько реальным было все то, что я видел. Туман рассеялся, и понимание этого было одновременно пугающим и невероятным. Я ловил губами холодный воздух с запахом дождя и никак не мог пошевелиться.

В этот момент все мои мысли были связаны с Кристиной. Я вспомнил Юодкранте и тот момент, когда увидел ее в первый раз; вспомнил дюны у моря и шум волн, из-за которого наши разговоры с ней всегда звучали приглушенно. Мне казалось с того времени прошло уже тысячу лет. Я словно прокручивал в голове воспоминания о прошлой жизни — и эта мысль неожиданно заставила меня улыбнуться.

А еще я вспомнил тот поцелуй на вокзале, когда я провожал ее домой больше года назад, и пустые разговоры, за которыми мы постоянно прятали что-то большее. Я ведь уже терял ее тогда. И в этот момент я вдруг поймал себя на мысли, что я больше не боялся этого чувства. Я был благодарен вселенной за каждую секунду, проведенную с ней. И у меня просто не было права просить от нее чего-то большего.

Я вспомнил три жизни, которые мы прожили с ней вместе — одну в Юодкранте, другую здесь, в «Мон-Сен-Мишеле», и третью в том придуманном мире в небольшом доме у парка, где у нас была собака по имени Валли и двое прекрасных детей. Я был счастлив в каждой из них, но в то же время точно понимал, что сейчас я должен проститься со всем этим.

Я говорил себе, что сохранить это чувство, можно только отпустив ее навсегда, пока наша персональная Страна Чудес окончательно не превратилась в Страну Кошмаров. Верил ли я в небо и ангелов? Наверное, нет… Но сейчас мне все равно хотелось надеяться, что у Кристины еще оставался шанс на то, чтобы оказаться в каком-то лучшем мире, чем этот.

Я любил ее и именно поэтому должен был отпустить. И в этот момент я, как никогда, четко понимал это. Щурясь от дождя, я вглядывался вдаль, пытаясь решить для себя, какой дорогой нам лучше добираться в город? Дождь застилал собой все, и в этот момент я видел вокруг себя только бесконечные лужи и темные силуэты деревьев рядом с ними. Глядя куда-то вперед, я вспомнил свой первый день в «Мон-Сен-Мишеле», вернее, тот момент, когда мы с Кристиной попали под проливной дождь, возвращаясь к отелю. Тогда ливень почти не касался ее, и в сложившейся ситуации это казалось мне серьезным преимуществом. Если мы собирались пробираться к городу, мне стоило бы подыскать для себя какой-то зонтик или дождевик. В противном случае этот путь мог превратиться в серьезное испытание на прочность. По крайней мере, для одного из нас.

Примостившись на ступеньках у самого края дождя, я просто сидел и сидел там, взвешивая в голове все возможные варианты. Может нам стоило подождать окончания ливня? Или, наоборот, не рисковать, чтобы туман вокруг отеля вдруг не появился снова? Вопросы без ответов. Я растворялся в них, все больше и больше теряя счет времени. Мои ноги промокли, а с волос то и дело катились капли дождя. Но в этот момент я уже почти не придавал этому значения. И единственное, что я ощущал очень четко — это окружающая тишина, которая теперь скорей была внутри меня, чем снаружи.

Когда я, наконец, вернулся в номер, Кристина, как и прежде, ждала меня у окна.

— Где ты был так долго? — спросила она.

— Там, внизу… Смотрел на дождь.

— Ты весь мокрый… Давай я принесу полотенце.

— Нет, не надо, — проговорил я и схватил ее за руку в тот момент, когда она проходила мимо. В глазах Кристины мелькнул испуг, но уже в следующую секунду ему на смену пришло нечто другое — какое-то любопытство и нетерпение. Она вглядывалась в мои глаза, пытаясь прочитать в них что-то. А потом сказала: «Не молчи… Ты пугаешь меня… Что случилось»?

— Туман пропал. Мы можем уходить.

Отстранившись от меня, Кристина подошла к окну, но уже через пару секунд быстро развернулась и зашагала к выходу. Я пошел вслед за ней. Мы прошли коридор, спустились вниз по винтовой лестнице, пересекли главный зал и уже совсем скоро стояли вдвоем на крыльце, у самой границы ливня.

— Когда это произошло? — спросила Кристина, не оборачиваясь ко мне и продолжая все так же вглядываться вдаль, в вечерний сумрак.

— Я не знаю, — ответил я. — Наверно, с началом ливня.

— Так значит, мы можем уйти?

— Получается так. По крайней мере, мы могли бы попытаться. Ты же хотела этого…

Кристина ничего не ответила, и вместо этого просто стала ходить туда-сюда, погрузившись с головой в свои мысли. Я смотрел на нее и тоже не говорил ни слова — просто следил за ее движениями и ждал, когда она заговорит снова. Я видел, что она волнуется, и потому сейчас это молчание казалось мне самым лучшим решением. Я хотел дать ей время. И просто слушал дождь, что шумел у меня за спиной.

— Так значит, это все? — спросила Кристина, когда, наконец, решилась заговорить снова.

— Пока нет. Может быть, туман появится утром. Или может, он вообще никуда не исчезал, просто сейчас его не видно из-за ливня.

— Я не хочу уходить… Нет-нет… Это должно быть не так… — проговорила она и стала бессмысленно ходить по крыльцу из стороны в сторону.

— Но ты же хотела этого?

— Наверное, — откликнулась Кристина и по привычке вдруг стала грызть заусеницы на своих пальцах.

— Так что изменилось сейчас? — спросил я, специально подталкивая ее к разговору.

— Ничего, — проговорила Кристина. — Просто я не думала, что это случится так… резко… неожиданно.

— Мы можем остаться до утра или просто подождать, пока дождь закончится, но тогда есть вероятность, что туман появится снова.

— Тогда подождем еще одного ливня! — Последние слова она почти прокричала, но в следующую секунду тут же одернула себя.

— Извини. Я просто не думала, что это случится так скоро… — снова повторила она, и в этот раз ее голос прозвучал уже намного тише. Она вздохнула, бессмысленно огляделась по сторонам, а потом сложила руки на груди, как будто обидевшись на что-то. В этот момент каждое ее движение, каждое слово и каждый взгляд показывали то, как сильно она растеряна. Я видел, что она не хочет уходить и чувствовал, что мы с ней словно поменялись ролями. И мысль об этом вдруг показалась мне какой-то удивительно приятной.

— Обними, — сказала Кристина, и в следующий момент я прижал ее к себе, чувствуя, как она прячется в моих объятьях.

— Давай подождем до утра, а там подумаем, что с этим делать.

— Угу, — кивнула Кристина, и, не выпуская друг друга из объятий, мы зашагали обратно — через холл, в сторону винтовой лестницы, ведущей на второй этаж. Когда мы поднялись вверх по ступеням и добрались до коридора со множеством одинаковых дверей, Кристина вдруг остановилась и огляделась по сторонам, как будто в этот момент видела это место впервые.

— Что случилось? — спросил я.

— Может, повторим все? — откликнулась она. — Хотя бы еще разочек…

Я не сразу понял, о чем она говорила. И лишь только через секунду, когда она зашагала в сторону одной из дверей, я, наконец, догадался, о чем были ее слова.

— Ты идешь? — спросила Кристина, и, ничего не говоря, я зашагал за ней следом. Мы вышли за дверь и оказались на узкой дорожке, зажатой между парком и рекой. В небе все так же плыли огни, а где-то вдалеке звучал голос Мортена Харкетта. «Take on me» — старая песня А-НА, которая легко застревала в голове, но в то же время всегда казалась мне какой-то глупой и несуразной, как расклешенные джинсы.

Я помнил в этом мире каждую деталь — от мотыльков, кружащих у зажженных фонарей, до вида крошечного домика, похожего на те, что обычно печатают на риэлторских буклетах. Я знал, что дорога через парк занимает ровно 59 шагов. И знал, что собака по имени Валли встречает тебя через 34 секунды после того, как ты заходишь внутрь дома. Я понимал, что этот мир был ненастоящим — как ожившая картина или фрагмент из любимого фильма, который повторяется вновь и вновь — но все равно питал к нему какие-то особые чувства.

— Не хочу думать, что мы здесь в последний раз, — проговорила Кристина, когда мы прошли через парк и оказались возле дверей того кукольного домика. Она огляделась по сторонам, а я просто замер с ней рядом, пытаясь не пропустить ни одного ее слова или взгляда.

— Зайдем внутрь? — спросил я, и в ответ Кристина кивнула.

— Только можно я пойду одна? — откликнулась она. — Пожалуйста… Сейчас мне это очень нужно.

Я пожал плечами, показывая, что я не против, а потом добавил: «Я подожду тебя здесь». Она скрылась за дверью, а я остался ждать, и уже через минут пять Кристина появилась снова. Я ничего не спрашивал у нее, но в этом и не было особой необходимости: ее лицо и так выдавало все эмоции.

— Скажи, что это все нереально, — попросила она и снова схватила меня за руку. — Скажи, что я их не бросаю…

— Пойдем, — откликнулся я и увел ее вслед за собой.

Мы прошли через парк, вышли за дверь и снова оказались в отеле. Коридор перед нами полнился десятками голосов, шумом ветра и обрывками случайных мелодий, что доносились из чужих номеров. Я слушал их, но среди бессчетного множества разных звуков искал только шум моря. Я знал, что дальше Кристина двинется туда. И уже через несколько секунд так и случилось.

Мы поднялись на этаж выше, нашли нужную дверь и уже через пару минут нас окутал шум волн. Мы двигались к пляжу по узкой деревянной дорожке, проложенной в дюнах. И в этот момент в целом мире не было никого, кроме нас двоих.

— Знаешь, если бы мы с тобой были обычной парой, я бы хотела, чтобы ты сейчас увез меня куда-нибудь к морю, — сказала Кристина, когда набегавшая волна впервые коснулась ее босоножек. — На теплое море. Куда-нибудь в Грецию или на какие-нибудь тропические острова у побережья Африки. Только ты и я.

— Тебе больше не нравится Юодкранте? — спросил я, и остановился рядом с ней у самой линии прибоя.

— Нет, дело не в этом, — ответила она и усмехнулась. — Просто мне хотелось бы, чтобы наш с тобой мир сделался еще чуть-чуть больше. Еще одно приятное воспоминание — как несколько новых фотографий в альбоме.

Я не нашел, что ответить, и следующие несколько секунд молча вглядывался в черты ее лица, как будто пытаясь запомнить его навечно. Я хотел пошутить или сказать какие-нибудь простые слова о том, что у нас с ней, как ни странно, не было ни одного совместного фото. Но вместо этого произнес совершенно другое…

— Я люблю тебя…

И в ответ Кристина тихо улыбнулась.

— Я знаю, — проговорила она. — Хотя этих слов от тебя пришлось ждать полторы жизни.

Я рассмеялся, а Кристина сделала шаг ко мне навстречу и очень тихо поцеловала меня в уголки губ. Мы больше ничего не говорили, и просто взявшись за руки, стали гулять по пляжу, слушая крики чаек впереди и шелест ветра, качавшего траву над песчаными дюнами. И от этой прогулки внутри меня вдруг сделалось очень тихо. Мы смотрели на море, грели ноги в песке и наслаждались вкусом соленого бриза. И в этот момент я был бесконечно рад, что наша с Кристиной история заканчивается именно так. Мы знали, что мы не навсегда, и понимание этого делало каждый прожитый миг особенным.

Я не знаю, сколько времени мы провели там в последний раз, лишь помню тот момент, когда Кристина тихо вздохнула и сказала: «Пора». Мы зашагали обратно от пляжа, прошли через дверь, ведущую в отель, и отправились в мой номер, чтобы собрать вещи перед походом на станцию. Дождь за окном сделался тише, а еще через полчаса и вовсе превратился в мелкую морось. Я собрал чемодан, оделся в лучшие вещи из тех, что у меня были, а затем закрыл дверь номера и, молча, зашагал к выходу. В коридорах отеля царила поразительная тишина, и даже мы с Кристиной теперь старались двигаться абсолютно бесшумно.

Когда мы вышли из отеля, вокруг нас уже стоял вечер. Под ногами хлюпали лужи, оставшиеся после дождя. Воздух был холодным и влажным. Но для меня этот момент все равно был идеальным — как величественные Татры на горизонте или сосновые леса вокруг них.

— Я буду скучать этому месту, — сказала Кристина и прижалась ко мне ближе.

— Да, я тоже… — откликнулся я. — Я был счастлив в «Мон-Сен-Мишеле»… В моей памяти он всегда останется Страной Чудес.

Наш разговор оборвался. И я вдруг поймал себя на мысли о том, что сейчас я очень хорошо понимал Спильмана. Я хотел, чтобы этот огромный старый отель, продолжал существовать, и в какой-то мере его судьба мне тоже была небезразлична. Мне хотелось бы верить, что он не разрушится под тяжестью лет, и у потерявшихся душ и дальше будет какое-то свое особое место на карте вселенной. Пускай ненастоящий дом, но что-то похожее на него. Шкатулка с воспоминаниями, где теперь было что-то и от меня.

Мы шли, не оборачиваясь, но я все равно чувствовал «Мон-Сен-Мишель» каждой клеточкой кожи, как будто мириады невидимых нитей все так же соединяли меня с ним. Он был где-то рядом и в то же время был частью меня. Ведь Спильман был прав, когда говорил, что это место нельзя оставить окончательно.

— Когда ты вернешься домой, чем ты займешься? — спросила Кристина, когда мы прошли мимо озера и зашагали дальше — туда, куда еще никогда не добирались вместе.

— Не знаю, — ответил я. — Наверное, допишу свою книгу, найду то место, где похоронено твое тело, а потом каждый день буду понемногу читать тебе вслух.

Кристина поморщилась: «Нет, никаких могил… У нас же история о любви, а не какой-то мистический хоррор».

— Хорошо, — согласился я, и она добавила через секунду:

— Лучше читай свои книги морю. И я услышу. Обещаю. Мне, правда, было бы интересно узнать, что там станет с моей героиней в самом конце.

— Договорились, — ответил я и, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, поспешил, быстрей поменять тему. — Можешь попросить еще что-нибудь… Я сейчас на все соглашусь, поэтому на твоем месте я бы не ограничивался одним только морем.

— Да? — улыбнулась Кристина. — Тогда можешь оставить мне свой телефон?

— Ты думаешь, у тебя получится позвонить кому-то?

— Нет. Мне нужен в нем только плеер. Я не знаю, как долго мне придется ехать, но в любом случае, не отказалась бы от музыки. Мне понравились твои подборки.

— Ладно. Только обещай, что в этой поездке выберешь песню получше, чем «Take on Me».

— Нет, это будет она. Я в нее влюбилась.

— Уверена?

— Угу… Сейчас мне нужны веселые песни.

— ОК, — резюмировал я, и, достав из кармана свой телефон, протянул его Кристине вместе с наушниками. Она зажала его в руке и просто сказала: «Спасибо».

От «Мон-Сен-Мишеля» до города мы шли минут 40. Озеро и отель растворились где-то далеко позади и от привычных пейзажей вокруг остались только горы на горизонте. Дорога плавно уходила вниз. Идти было легко, хотя из-за луж на земле нам постоянно приходилось внимательней глядеть себе под ноги. Дождь окончательно прекратился, и в какой-то момент в разрывах между облаками появились красные росчерки солнца. День клонился к закату. А воздух вокруг был удивительно свежим и легким.

Когда вокруг нас появились первые дома, Кристина стала с любопытством глядеть по сторонам. Я ждал, что она что-то скажет, но за все то время, что мы шли до железнодорожной станции, она так и не сказала ни слова. Ее рука в моей ладони снова казалась мне холодной. И в этот момент я вдруг поймал себя на мысли, что больше не чувствую тот холод внутри, который терзал меня в последнее время.

— Эта та самая станция впереди? — спросила Кристина, когда в конце улицы замаячили рельсы и круглые фонари на металлических опорах.

— Да, — ответил я. — Теперь осталось только найти подходящий поезд. Когда я был здесь в первый раз, их было очень много. Какие-то проезжали справа налево, другие слева направо… А были и те, что вообще следовали без остановки.

— Я думаю, я пойму, когда появится нужный поезд.

— Опять твои потусторонние штучки?

— Да, — кивнула Кристина и тихо усмехнулась. — Мы же в не настоящем мире. Поэтому должно сработать.

В городе вокруг нас стояла абсолютная тишина — только наши голоса и звук колесиков чемодана, который, как и в первый день, все так же тарахтел где-то у меня за спиной. Мы прошли мимо пустого здания касс и расположились на единственной скамейке, которая стояла на перроне. Впереди расстилались рапсовые поля, но мой собственный взгляд в этот момент вдруг привлекло кое-что другое — пара белых мотыльков, летавших под крышей железнодорожной станции.

— Мне страшно, — сказала Кристина, вырывая меня из моих мыслей. — Думаешь, впереди и вправду небо и ангелы?

— Не знаю, — честно признался я, чувствуя, как слова снова застревают у меня в горле.

— Ненавижу поезда.

— Просто слушай музыку и старайся ни о чем не думать. А если что-то пойдет не так, я обещаю, что вытащу тебя, где бы ты ни оказалась.

Кристина улыбнулась и положила голову мне на плечо. Мы разглядывали рапсовое поле впереди и просто пытались ни о чем не думать. Впереди полыхал закат, и от этого горы на горизонте приобретали какой-то особый совершенно нереальный оттенок. Еще одно идеальное мгновение.

Оно обрушилось лишь в тот момент, когда где-то справа от меня появился первый поезд.

— Нееет… Этот не наш, — протянула Кристина, и через пару минут поезд и вправду проехал мимо станции без остановки.

— Как ты это делаешь?

— Сама не знаю, — ответила девушка. — Просто чувствую и все. Как твое настроение или изменения в погоде.

— Интересно, куда уходят эти поезда?

Мы оба промолчали и вместо слов стали просто долго вглядываться вдаль. Справа колея просматривалась на многие километры вперед. А слева, наоборот, быстро обрывалась, теряясь за линией горизонта.

— Напиши мне смс, если где-то там все-таки будет свет в конце туннеля, — улыбнулся я, но в следующую секунду снова замер, услышав вдалеке стук колес еще одного поезда.

— Этот уже мой, — проговорила Кристина очень тихо. Ее голос не дрожал, но где-то на уровне чувств я точно знал, что сейчас ей было очень страшно.

— Я люблю тебя, — снова повторил я, когда поезд остановился у нашей платформы.

— Я тебя тоже, — ответила Кристина и, все еще сжимая мою ладонь, поднялась со скамейки. — Пообещай, что найдешь меня в следующей жизни… Один раз у тебя ведь это уже получилось.

— Я обещаю, — кивнул я.

— Значит, еще увидимся?

— Обязательно.

На этих словах Кристина поцеловала меня очень коротко, как будто не прощаясь со мной навсегда, а просто провожая куда-то. Так целуют тех, с кем скоро увидишься вновь. И в этот момент, я почему-то как-то по-особенному запомнил это. Один поцелуй. Очень короткий и очень быстрый.

Она заскочила в поезд, а я еще долго провожал ее взглядом, глядя, как она выбирает место внутри пустого вагона, надевает наушники и ищет подходящую мелодию в плеере. Еще секунда — и поезд тронулся, унося ее навсегда. И в это мгновение я ненавидел его больше всего на свете.

Оставшись один, я снова вернулся на ту же скамейку и принялся ждать, слушая, как стук колес вдалеке с каждой секундой становится все тише. Где-то впереди над рапсовым полем полыхал красный закат. Я глядел на него и вдруг понял что плачу — плачу так, как не плакал еще никогда. Я больше не чувствовал боли… Только пустоту внутри. И еще ветер, что гуляет над рапсовым полем…