Все десять пальцев

– Кирюша, мне нужно с тобой поговорить, – сказала Настя.

Она ждала Кирюху возле двери его комнаты. Антона при ней не было.

Начинался третий день июля. Уже несколько суток Кирюха жил в особом режиме. Когда наступала ночь, он уходил из комнаты, ничего не объясняя Вовке. Юкки отпирала для Кирюхи ход на крышу, они проводили ночь вместе. Обратно он возвращался около шести утра, пока вся общага еще спала. Об этих ночевках, кроме Вовки и Соломоныча, знали лишь Слепень и его подружка, которых Юкки с Кирюхой на крышу не пускали.

В то утро Кирюха шел к себе в комнату с надеждой отоспаться после очередной буйной ночи с малолетней бродяжкой, но изменил свои планы, встретив Настю. Вместе они вышли на балкон. Стояли молча, словно два незнакомых человека. Девчонка курила, парень мрачно глядел вдаль.

– О чем думаешь? – шепнула Настя. – Волнуешься?

Угрюмый, неразговорчивый Кирюха кивнул.

– Когда отбываете?

– Сегодня ночью. В семь часов начнется праздник, я должен буду там появиться. Спою песенку вместе с Гришкой, подожду начала дискотеки и свалю оттуда. Там вся общага соберется, пьяная в хламину, а следовательно, там же будут все охранники и, скорее всего, сам комендант. Значит, мы с Юкки сможем незаметно спуститься в бомбоубежище и просочиться наружу сквозь канализацию.

– Кирюша, ты же не знаешь, что там внизу!

– Не знаю, ты совершенно права.

– Вдруг выхода нет!

– Есть, я уверен. А если нет – вернемся обратно и придумаем что-то еще.

Настя вздохнула.

– Все у тебя будет как надо, зайка. Я знаю. Ты очень сильный, ты все можешь. Скучать будешь по нам?

– Конечно, буду. И по тебе, и по Антошке. Хотя, если честно, с огромным удовольствием отдохну от всех вас.

– С Олей не пробовал говорить?

– А зачем...

– Как – зачем, зайка? Ты же любил ее!

– Все-таки это была не любовь. Нам просто было хорошо вместе.

«Как сейчас с Юкки», – подумал он.

– И будет хорошо. Да-да... – Настя сделала последнюю затяжку, отдала окурок Кирюхе, повернулась к нему спиной, закатала майку. – Сделай это. Я приказываю.

– Куда? На тебе живого места нет.

– А ты найди!

«Как наркоман, у которого все тело стало кровавой раной, ищет, куда бы вколоть очередную дозу». Кирюха отыскал на спине Насти нетронутый участок и несмело прикоснулся к девичьей коже тлеющим окурком.

– Не торопись... Будто шуруп очень медленно вкручиваешь... А-а-а-а-а-а... – сладко простонала она, запрокинув голову и зажмурив глаза. – Теперь нажми... – она затаила дыхание и через несколько секунд негромко вскрикнула: – Воу!

– А что будешь делать, когда погубишь себе всю кожу? – поинтересовался Кирюха.

– Не дрожи. На мне, как на собаке, все очень быстро заживает. И ты должен будешь вернуться к Оле, когда придешь сюда в сентябре.

– Я так не считаю.

– Вот только не говори, что ты влюбился в эту идиотку на букву Ю и повезешь ее домой!

– Я еще раз говорю, Настя: она сядет вместе со мной в электричку. Захочет – сойдет со мной в Морошинске, захочет – дальше поедет.

– Нет, Кирюша. Гони ее. Гони, как только выберетесь из общаги. Иначе будут новые неприятности. За лето отдохни как следует, возвращайся и начинай новую жизнь. Как будто ничего этого не было.

– Легко сказать, Настюшка...

Последние дни были безмятежными. Обысков больше не было, слухи потихоньку увядали. Объявление о награде за Юкки кто-то сорвал, другого не повесили.

Кирюха делал все, чтобы Юкки было не скучно на крыше. Постоянно придумывал новые занятия, дабы заставить ее усидеть на месте, тратил уворованные у коменданта деньги. Купил радио, потом MP3-плейер и целый десяток гигабайт музыки. Тоннами носил газеты с анекдотами и глянцевые журналы.

Девчонке следовало отдать должное – нового безумства она так и не учинила. Весь день читала журналы, слушала плейер, что-то рисовала, вырезала, клеила – вечером Кирюха находил на крыше обрезки цветной бумаги. Из своего нового убежища Юкки отлучалась лишь для того, чтобы сбегать до туалета – и ни разу не попалась. Если кто-то и видел ее издалека, то не обращал внимания на девчонку в шлепанцах и стареньком халате. Однажды ночью Юкки даже удалось сгонять в душевую на первый этаж, помыться и постирать кое-что из вещей.

Кирюха тем временем спокойно готовился к последнему экзамену, который сдал в итоге на «хорошо». Учил до самого вечера, пока не приходили Денис и Григорий. Первый приносил гитару, второй – губную гармошку. Кирюха играл песни, какие знал, разминал пальцы, вспоминал аккорды.

...Оказавшись на сцене актового зала, он совершенно не волновался, хотя в него, словно пиратские пистолеты, целились в упор два микрофона. Один – в лицо, второй – в живот, в гитару.

Кирюха сидел на табурете, справа от него – Григорий со своей гармошкой.

Актовый зал трудно было узнать. На стенах – фотообои с умопомрачительным океаническим пейзажем. Под потолком – связки мерцающих гирлянд. Зал был заполнен народом – многие были в масках или целых костюмах. Возле сцены Кирюха разглядел пастора с белым воротничком, вампирку с черной помадой на губах, террориста в характерной маске, сделанной из лыжной шапочки, клоуна, девчонку-мушкетера, а еще парня, наряженного роскошной девкой. «Интересно, – подумал Кирюха, – из чего он такие грандиозные сиськи смастерил? Может, из мячей?»

Большинство ряженых ограничилось масками – обычными картонными харями обезьян, кроликов и тигров, какие можно купить в любом магазине игрушек. Кирюха заметил, что собрались далеко не все. Ничего, подумал он, к дискотеке подтянутся.

– Добрый вечер, – сказал он в микрофон и запнулся, до того странно было слышать голос, доносящийся из колонок – неестественно громкий и совершенно чужой.

– Добрый вечер, – повторил он твердо. – Всех с окончанием сессии поздравляю.

Зал зааплодировал, захохотал, засвистел.

– Щас будет грустная песенка о нашей с вами жизни, – продолжал Кирюха. – Тут мой друг дал мне послушать одну малоизвестную группу. Их песня «Реальность мертва» меня слегка зацепила. Коротенькая песенка с простыми словами. Понравится вам или нет – ваше дело. Гриня, давай.

Протяжно и грустно зазвучал «маленький духовой оркестр».

Кирюха пел, перебирая струны – пел вполголоса, без особого вокального мастерства, как будто сам для себя. В промежутках между куплетами плакала гармошка.

На сцене появился ведущий – Денис.

– Похлопаем Кириллу Шнееману! – воскликнул он, хотя особой нужды в этом призыве не было. Аплодировали обильно и охотно.

Кирюха пожал руку Денису, отдал ему гитару. Спрыгнул в зал.

Концерт продолжался час. Пели под гитару, под флейту, под аккордеон, под фонограмму. Под некоторые песни можно было покружиться, под некоторые – даже попрыгать. Потом вытащили стол и компьютер. Появился диск-жокей в белой футболке и огромных наушниках, это был не кто иной, как Эдик, помешанный на компьютерных играх сосед Антона, он же звезда подпольных порнофильмов.

Началась дискотека. Кирюха стоял, прислонившись к стене. Смотрел в толпу. Среди пляшущих он увидел Ольгу Ступкину, бесстыдно прижимавшуюся грудью к своему новому парню. (Глядя на эту пару, Кирюха ощутил покалывание в области сердца. «Не могла, что ль, посимпатичнее найти!») С Олей рядом кружились в самодельных масках-домино ее верные сателлиты – Лиза и Зина. Откуда-то вынырнул слегка пьяный и очень веселый Константин, подхватил на руки Лизу, к ее визгливой радости, и завертелся вместе с ней.

Антон и Настя двигались очень скромно, будто боялись сделать лишнее движение: этакий очкарик-зубрила и его подружка-ботанка. (Кирюха ухмыльнулся: попробуй расскажи кому, что эти двое – настоящие маньяки! Не поверят.)

Лохматый Вовка, успевший напиться до коматоза, тискал в углу Грызлову, пребывавшую в том же состоянии.

Обаятельный Денис, не замедляя своего танца, оглаживал внушительные формы Проклятой, наряженной мрачной летучей мышью. Невдалеке топтался на месте Григорий.

Тусовка непрерывно пополнялась новыми людьми, что входили в зал и вливались в общую массу. Появилась и одна весьма примечательная парочка.

Мужчине было больше сорока, но выглядел он так, словно хотел сойти за мальчишку. Просторная цветная рубашка с коротким рукавом, отлично скрывавшая выпуклость живота, серые джинсы, ремень со здоровенной пряжкой, начесанные на лоб волосы. Загорелая волосатая рука мужчины обнимала за плечи стройную девчонку, выглядевшую довольно экстремально: голова выбрита до блеска, губы выкрашены лиловой помадой, каждый ноготь длиной в полпальца. Облегающее платье металлического цвета, туфли на очень высоких каблуках...

Толпа расступалась перед этой парой, девушки и их кавалеры прекращали танцевать и ошарашенно смотрели на мужчину и его спутницу, отвалив челюсти до самого пола. До Кирюхи сквозь музыку донеслись обалделые голоса:

– Смотри, смотри! Громовержец приперся!

– Кто?!

– Олег Иваныч! С бабой!

– Вот это бабища! – простонал кто-то над самым ухом Кирюхи. – А Иваныч, оказывается, ого-го какой мужик!

Комендант «Титаника» шагал медленно, подстраиваясь под шаг своей модницы. Посматривал весело, с хитринкой. Он гордился собой. Вышел на середину зала, тотчас же вошел в ритм музыки. Танцевал сдержанно, но с явным удовольствием. Его подружка умело двигалась на своих гигантских шпильках, быстро переступая с одной ноги на другую.

Ради этого стоило прийти, подумал Кирюха, хотя бы ради того, чтобы увидеть на дискотеке Олега Ивановича – без очков, бороды и галстука, но с классной девицей!

– А знаешь, что это за баба? – спросил Григорий, подобравшись к Кирюхе. – Одна из тех, с кем Иваныч порнуху снимал. Она давно уж отучилась, чем сейчас занимается – не могу сказать, не интересовался... – натура толстяка-эрудита не позволяла ему сказать роковые слова «не знаю».

– По-моему, это очевидно, чем она занимается... – бросил Кирюха. Конечно, он узнал красавицу Оксану, и было ему досадно. Даже подонок Олег Иванович – и то при бабе, да при какой! Нет, решил Кирюха, так быстро я отсюда не уйду.

Диджей объявил медленный танец. Тусовка быстро разбилась на пары. Кирюха и глазом моргнуть не успел, как всех мало-мальски приличных девчонок расхватали.

Что же делать? Ясно что: подойти к Оле Ступкиной и оттолкнуть ее парня, если это действительно ее новый парень. Кем бы он ни был, обязательно полезет в драку. Конечно, у него хватит ума не устраивать побоище здесь, при охранниках. Они с Кирюхой отправятся вниз, во двор. Следом побежит Оля, будет плакать, кричать «Прекратите!», но при этом в глубине души она будет очень рада тому, что за нее дерутся. Возможно, это последний шанс вернуть Олю. Все-таки права была Настя: зря он потерял такую любовь. Если еще можно что-то сделать – нужно действовать. «Даже если шанса нет, то хотя бы этому уроду рыло разобью, оторвусь», – решил Кирюха и зашагал, огибая танцующие пары.

Внезапно его обняли. Это была миниатюрная девчонка в накидке из белой, почти воздушной ткани. Диадема, браслеты, полумаска, крылышки за спиной – все склеено из серебристой бумаги. В руках – волшебная палочка, оканчивающаяся бумажной звездочкой.

– Ай, какое безобразие! – прошептала фея. – И ведь ни за что не пригласит, пока сама на шею не прыгнешь!

– Это ты? – Кирюха уже ничему не удивлялся.

– Конечно, – Юкки поцеловала его в подбородок. – А ты думал, я пропущу этот вечер?

– Откуда вся эта маскировка?

– Ну ты даешь, сладкий. Сама склеила, пока торчала на этой крыше!

– Ну, я понимаю корона, все остальное... А накидка откуда?

– Сперла у Соломоныча занавеску.

Краешком глаза Кирюха заметил, что в его сторону смотрит Оля. Обернувшись, увидел, что она улыбается. Потому что счастлива за него, понял Кирюха, а еще рада тому, что его новая подружка – вовсе не какая-нибудь там Грызлова. Оле было очень хорошо с новым кавалером. Наверное, она и зла на своего бывшего парня не держит и не прочь была бы остаться с ним в дружеских отношениях... Кирюха крепко прижал к себе Юкки. До чего же грустно все получилось...

Медляк закончился. Заиграло нечто заводное и безмозглое.

– На ваших танцульках, пожалуй, научишься дергаться под всякий отстой! – Юкки запрыгнула на Кирюху, обхватив его ногами и весело завизжала: – Диджея на мыло!

Возле входа в зал стоял Соломоныч. Лицо его, как всегда не выражало ничего, но Кирюха знал, что ему очень весело – потому что весело всем обитателям общаги, которых искренне любит несчастный ключник.

...В Кирюхины апартаменты они спустились вдвоем часа через три – после того, как объявили лучший маскарадный костюм.

Оказавшись в комнате, Юкки быстро разоблачилась. Под накидкой оказались знакомые вещи – оранжевая футболка и джинсовые шорты.

– Ну и приз... – девчонка взвесила в руках коробочку конфет.

– Может, Вовке оставим? – предложил Кирюха, надевая на спину заранее приготовленный рюкзак, набитый вещами, которые надо было отвезти домой.

– Щас, конечно! – Юкки затолкала коробочку себе в рюкзак. – Это МОЙ приз – за то, что взяла и всех сделала. Что особенно приятно, я сделала комендантову шлюху. Тоже мне: лысый гуманоид! Накупить косметики на штуку баксов и размалеваться за двадцать минут любая дура сможет, а ты попробуй посиди денька три и сделай костюмчик из пустого места!

– Они теперь целый год будут гадать, кто же выиграл приз... Все девки начнут тайно подозревать друг друга... А Олег Иваныч пообещает своей бабе: узнаю, кто это был, – выселю!

– Я же ясно представилась: фея Тинкер-Белл! А ты мой Питер Пэн!

– Сними туфельки, фея, и спрячь мне в рюкзак, – Кирюха разувался.

– Я что, должна босиком по какашкам идти?

– Зато обувь потом вонять не будет.

Их обувь отправилась в рюкзак, вслед за ними – шорты Юкки и брюки Кирюхи. Парень натянул старые спортивные штаны, вопросительно посмотрел на девчонку, оставшуюся в трусиках и футболке.

– А я так пойду, мне по фигу.

...На первом этаже малолетка, вздрогнув, замерла возле двери под лестницей:

– Туда не надо, Кирюша...

– Поздно, кисуня, – он распахнул дверь.

В узком коридорчике стоял огромный охранник, стороживший кабинет коменданта на случай возможных посягательств на собственность Олега Ивановича.

– Ну? – спросил он безо всякой интонации.

– Здорово, Федор! – спокойно сказал Кирюха. Юкки пряталась за его спиной.

Охранник кивнул:

– Тебе чего?

– Мне сюда, – Кирюха указал на дверь бомбоубежища.

– А там что? – спросил Федор.

– Убежище.

– Я в курсе, Шнееман. А какого хрена ты там забыл?

– Так надо, старик.

Амбал в камуфляже пристально посмотрел сквозь него, словно надеясь разглядеть девчонку, что пряталась за спиной Кирюхи.

– А кто там с тобой? А ну выйди, покажись!

– Размечтался... – произнесла Юкки.

– Случаем, не ТА САМАЯ девка? – спросил Федор.

– Да, – спокойно подтвердил Кирюха. – Та самая.

Юкки ощутимо ткнула его кулачком в спину.

Кирюха вынул кинжал, встал в боевую стойку, слегка согнув ноги в коленях:

– Уйди с дороги, Федор.

– А если не уйду?

Кирюха молча нанес пустоте три коротких быстрых удара, разрезав воздух перед собой.

Федор искренне расхохотался. Его противник недоуменно вытаращил глаза.

– Ох, Шнееман... – добродушно произнес охранник. – Прав был твой друг волосатый: ну нельзя мне вас калечить! Не положено!

– А если наоборот? – с вызовом спросил Кирюха.

– Наоборот... – он снисходительно усмехнулся. – Я чеченов голыми руками давил – пойми, боец! Давайте я вас через черный ход выведу?

– Нельзя через черный ход, Федя. Только через канализацию.

– Ну, валяйте через канализацию, герои, – охранник отворил дверь бомбоубежища. – Только меня не калечьте, лады? Уж пожалейте на первый раз...

Кирюха и Юкки осторожно подошли к нему.

– Тебе, может, денег дать? – осторожно поинтересовался парень.

– Оставь себе, Шнееман, – Федор улыбался, видимо, Кирюха здорово поднял ему настроение. – Зря, что ли, коменданта обворовали?

– Так ему и надо, да, Федя? – спросила осмелевшая Юкки.

– Во-во...

Охранник спустился первым. Поднял решетку в полу.

– Ребята, учтите: я и сам не знаю, чего там.

– Думаешь, мы знаем?

– Может, все-таки через черный ход?..

– Нас там ждут, Федя.

– Да я прикрою, если че!

Юкки взяла его за локоть:

– Нельзя, Федя. Ты не знаешь, кто они такие. И будет лучше, если не узнаешь.

Она подпрыгнула и громко поцеловала его в щеку.

Кирюха пожал Федору руку. Тот спросил:

– Домой едете? Вдвоем?

– Вдвоем! – довольным голосом сообщила девчонка.

Кирюха ущипнул ее за руку: не болтай лишнего! Сел на пол, спустил ноги в отверстие и спрыгнул вниз.

Низвержение в Фекальстрем прошло удачно. Кирюха приземлился на обе ноги, оказавшись по пояс в скверной воде, что неслась быстрым потоком. От ее запаха выворачивало наизнанку, пришлось дышать ртом.

Включил фонарик. Толстый луч вырвал из темноты круглый кусок влажной стены, сложенной из темного кирпича.

– Ну как там? – крикнула Юкки, просунув голову в дыру.

– Сойдет.

– Я прыгаю. Поймаешь?

– Прыгай, не разобьешься. Здесь не очень высоко.

– Ну, ладно...

Он отошел в сторону. Юкки упала сверху – Кирюху окатило целым фонтаном вонючей воды.

– Эй, ассенизаторы! Я решетку не закрываю пока? – спросил Федор.

– Не закрывай. Если что – мы еще вернемся.

– Эх и вони-и-ища! – брезгливо протянула Юкки. – Куда идем, сладкий?

– Туда, куда вода течет, кисуня. Рано или поздно выйдем к выходу.

Побрел по течению, сжимая фонарик левой рукой, кинжал – правой. Вполне вероятно, думал он, что здание общежития окружили не только на поверхности, но и под землей. Хотя вряд ли. В крайнем случае они могут взять под наблюдение ближайшие канализационные люки.

Но где они? Кирюха время от времени обшаривал потолок лучом – ничего похожего на выход. Под потолком пролегали толстые трубы, кое-где имевшие огромные отверстия-зевы, сквозь которые с громким плеском выливались и пополняли подземную реку фекальные водопады.

Под ногами было омерзительно скользкое, кое-где шершавое дно. Юкки молчала и не разжимала рук, вцепившихся Кирюхе в спину.

Брели, пока не наткнулись на решетку, перегораживавшую тоннель. Металлическая лесенка возле решетки вела к люку.

– Ну, что, попытаем счастья? – спросил Кирюха.

– Мы достаточно далеко ушли?

– Думаю, да.

Кирюха уже лез вверх. Поднял люк – снаружи была кромешная тьма. Включил фонарик, лучом света обшарил помещение.

Это была заброшеная котельная: чугунное забрало топки, пустые ящики, лопаты. На полу – серая пыль, кое-где – куски угля.

– Все чисто. Вылазим.

Вылезли.

– Мне страшно... – шепнула она.

– Мне тоже. Может, завоем на два голоса? – Кирюха сдернул со спины рюкзак. – Их здесь нет и не должно быть. Все спокойно.

– Ты меня успокаиваешь или себя?

– Отставить панику, – отрезал он. – Одеваемся.

– Смыть бы все это дерьмо с себя...

– Ничем не могу помочь, – он скинул вонявшие канализацией штаны, бросил в угол. Вытряхнул из рюкзака обувь, брюки и шорты, вместе с ними – мохнатое полотенце. Наощупь вытер ножки Юкки – тщательно, насухо. Вытерся сам, выбросил полотенце. Натянул брюки, обулся, подхватил с пола фонарик.

– А выход где, Кирюша?

– Кажется, вот он.

Луч упирался в дверной проем, заложенный серыми огрызками кирпичей, между которыми коряво пучился застывший цемент.

– И что? Выходит, зря одевались?

– Фиг тебе, – Кирюха отдал Юкки фонарик. – Свети.

Подошел к кирпичной кладке, надавил на нее ладонями. Поковырял цемент клинком.

– Да здравствует наш русский тяп-ляп... – пробормотал он и пнул неряшливо сложенный кирпичный заслон ногой. При свете фонарика прекрасно было видно, как пошатнулась стенка.

Кирюха разбежался и атаковал препятствие плечом, вложив в толчок массу собственного тела, помноженную на скорость. Заслон обрушился, Кирюха очутился на полу среди обломков кирпича. Юкки кинулась к нему, стуча об пол каблучками туфель:

– Живой?

– Как всегда! – он бодро вскочил на ноги.

Юкки посветила по сторонам.

Помещение с низким потолком было уставлено огромными агрегатами, в которых Кирюха узнал допотопные типографские станки. Кое-где валялись кипы газет, увязанные шпагатом. Под ногами хрустели осколки разбитых ламп.

– Заброшенная типография... – негромко проговорил Кирюха. Он вдруг замер на месте: – Тихо-тихо!

– Что? Думаешь, засада?

Парень крепко сжал в пальцах рукоять кинжала:

– Надеюсь, что нет, – он перешел на шепот. – Замолчи и не дыши. Прислушайся!

Юкки покорно замолкла. Едва настала тишина, фонарик в ее руках задрожал, затем заплясал – чутким ушком она уловила чей-то громкий вздох в нескольких шагах от себя.

– Стой на месте! – шикнул Кирюха. В отличие от подружки, он не стал паниковать, услыхав чужое дыхание – наоборот, почувствовал небывалую легкость: профессионал, засевший в засаде, не стал бы выдавать себя столь глупым образом – ни вздохом, ни кашлем, ни щелчком затвора. Это значит, что здесь, в пустом заброшенном здании прячется кто-то более-менее безопасный: бомж или наркоман, а может, зомби-алкоголик, вроде тех, что попытались убить Кирюху в «янтарном» доме. Словом, ничего страшного. Если кинется в драку – напорется на «Ладонь призрака», да так, что мало не покажется.

Дыхание стало громче. Невидимый обитатель заброшенной типографии приближался, шаги его были тихими – даже не шаги, а еле слышные щелчки.

Кирюха схватил Юкки за трясущуюся лапку и направил луч фонарика в сторону незнакомца. Он увидел невысокую – ростом с десятилетнего ребенка, но очень широкую тушу, что стояла на четырех ногах, занимая собой проход между рядами печатных станков, и громко дышала, раскрыв здоровенную пасть.

– Пес... – удивленно прошептал Кирюха.

– Пес?! – сдавленно воскликнула Юкки. – Это целый кабан!

Зверюга зарычала. Она не любила посторонних на своей территории.

Парень с девушкой, не сговариваясь, попятились назад. Сердитое негромкое рычание стало отчетливым и яростным: мол, уходить никто не разрешал, так что стойте и не рыпайтесь. Кирюха и Юкки замерли на месте. Собака замолчала и медленно зашагала к незваным гостям, готовая прыгнуть на них в любой момент.

– Она нас жрать будет! – пискнула Юкки.

– Пусть рискнет, – Кирюха прикидывал в уме шансы на победу. Они были невелики: когда огромное животное бросится на него и подомнет под себя, нужно успеть попасть ему клинком в горло. Промах означает смерть.

Собака приближалась, сощурив черные выпуклые глаза – жидкий свет слабенького фонарика не мог ослепить и остановить ее. Умная тварь не спешила с нападением – как и Кирюха, она обдумывала стратегию предстоящего боя. Каким-то собачьим чутьем зверь осознавал, что один из тех, кто вторгся в ее владения, вооружен и легкой добычей не станет.

– Юкки, поговори с ней, – потребовал Кирюха.

– Ты больной? – шепнула она.

«Если у тебя есть какие-то способности, даже если ты о них не подозреваешь, самое время их применить на деле», – подумал парень и сказал:

– Хорошо, давай вместе. Я начну, а ты присоединишься, – его язык шевелился в пересохшем рту медленно и неуклюже. – Здравствуй, собака! Привет... – произнеся это, он почти закричал: – Юкки, говори что-нибудь! Эта собака когда-то была домашней, она понимает человеческую речь, интонацию! Ее можно заболтать! Смотри ей прямо в глаза!

– Привет, собачка... Ты очень красивая... – пропищала Юкки.

«Во дура!» – мысленно выругался Кирюха и заговорил, стараясь, чтобы в голосе не было страха перед сильным зверем:

– Ты думаешь, мы пришли тебя грабить? Ошибаешься. Мы не грызем костей, тем более чужих. И твой дом нам не нужен. У нас свой есть.

– Нет, Кирюша! Она хочет нас жрать! – взвизгнула Юкки и затараторила: – Собачка, не надо нас кушать. Ведь ты же не людоед? У тебя когда-то тоже были хозяева. Папа и мама, а у них был ребеночек, да? Мальчик? Ты катала его на своей спине. Ведь ты бы не стала их есть? Ты их до сих пор любишь. Что случилось, почему ты здесь? – ее голос становился медленнее, тверже и уверенней. – Они тебя выгнали? Или погибли? Поехали всей семьей на юг и перевернулись в машине?

Собака стояла как вкопанная, не спуская глаз с чужаков. Кирюха сделал осторожный шажок в сторону – зверь рыкнул.

– Кисуня, не останавливайся! – воскликнул парень. – Кажется, ей нравится твой голос...

Юкки продолжала:

– Ты теперь одна живешь... А у меня тоже никого нету... Представляешь? Ни мамы, ни папы... Раньше были – теперь нет. Я никому не нужна, так же, как и ты. Кушай меня, если хочешь – никому от этого плохо не станет. А я просто хочу быть счатливой, зла никому не желаю. Если даже и делаю кому-то плохо, то стараюсь отработать... Кому-то даже нравится... Я очень маленькая и слабая, как мышка. Ну чем я могу тебе или кому-то еще навредить? Ты очень умная собака. Ты не станешь убивать того, кто слабее тебя. Да и мяса во мне никакого нет. Так, косточки...

Толстый собачий хвост дернулся: резко подпрыгнул и вновь опал. Фонарик в руке Юкки перестал дрожать:

– Ведь я тебе нравлюсь, зверюшка? Наверное, у твоих бывших хозяев была дочка, а не сын? Дочка? Она была очень похожа на меня... Как тебя звали? Матильда? Джесси? Дина? Я бы назвала тебя Диной. Мы с тобой играли... Я чесала тебе шею обеими руками – тебе так нравилось... Я хотела, чтобы ты научилась мне палочку приносить. Поднимала сухую веточку, давала тебе понюхать и швыряла. Говорила: «Ищи!» А ты смотрела на меня брезгливо: дескать, щас, бегу и падаю, нашла дуру! Приходилось весь сахарок самой съедать, потому что ты его не заслужила.

Кирюха не спускал глаз с хвоста огромной собаки – он маятником покачивался из стороны в сторону.

– Дина. Диночка. Ди-и-ина... – протянула Юкки. – Я буду звать тебя Дина. И без возражений у меня. Что за безобразная собака! – она громко топнула каблучком. – Вылезла, напугала, еще и рычит! Никакого воспитания!

Кирюха изумленно посмотрел на подружку, хотя и не мог разглядеть ее лица. Голос Юкки стал гневным, она уткнула руки в бока – луч фонаря при этом уперся в пол – затопала и закричала:

– Ах ты дрянь! Плохая собака! Завтрак бомжа! А ну пошла вон! Не хочу тебя больше видеть! Место! Место!

Кирюха торопливо вырвал из ее руки фонарик и снова осветил пространство перед собой – собаки не было.

– Быстрее! – вскричал он.

– Спокойно, – презрительным голосом бросила Юкки. – Бояться некого, – и вновь крикнула: – Вот, и сиди там, дрянная шавка! Только покажись еще раз мне на глаза!

К двери направились прогулочным шагом. Юкки держала Кирюху под руку, тот не разжимал пальцев, стискивавших рукоять кинжала.

Выход из помещения был заперт снаружи. Выбрались сквозь разбитое окно и долго бежали по темной уродливой улице. Перешли на шаг. Вокзал находился в другой части города, на расстоянии двух часов пешего хода.

Проснулись в электричке.

Вагон был пуст. Поезд подбирался к предпоследней станции – маленькому, всеми забытому, полумертвому Морошинску.

– Как себя чувствуешь, сладкий? – спросила Юкки. На ее коленях лежала опустевшая наполовину коробка конфет.

– Хреново... – бросил тот.

Он готов был ударить себя по лицу. Обещал себе не спать – и заснул! Предатель! Салага!

...Вокзал и поезд стали для него самым страшным испытанием.

Платформы были забиты народом, жаждавшим попасть на самую первую электричку. От камуфляжа рябило в глазах: охотники, рыбаки, грибники, «ягодники» – каждый обмундирован не хуже солдата регулярной армии. Вместо автоматов – дробовики в брезентовых чехлах, спиннинги, удочки, остроги, топорики, длинные ножи. Вместо вещмешков – огромные рюкзаки, бидоны, ведра, плетеные лукошки и корзины... Кирюха вклинился в человеческую массу, держа руку под курткой, на влажной рукояти кинжала... Он боялся, что среди камуфлированной толпы мелькнут черная борода и непрозрачные темные очки Аввакума. Да что Аввакум? Здесь любой может оказаться соглядатаем! Если те, кто преследует Юкки, действительно серьезные люди, то они просто обязаны расставить наблюдателей на всех выездах из города.

Электричку ждали, вклинившись между двумя компаниями.

Справа – группа пенсионеров, одетых так, словно на дворе минимум ноябрь. Едут за продуктами на базар в какую-то деревушку, не доверяют торговцам на городских рынках, а магазинам – и подавно. Громко дребезжат, как целая батарея будильников, спорят, ругают теперешнюю власть.

С другой стороны – семейство беженцев откуда-то из Средней Азии. Несколько женщин в цветастых одеждах – лица закрыты чадрами – с ними целый выводок совсем маленьких детей, которые истошно галдят и упорно не желают стоять на месте возле матерей. Словно черный горох рассыпался по платформе – и теперь без устали перекатывается с места на место, скачет, громко пищит... Один из малышей, не смутившись окружающих, даже справил нужду с края платформы.

В электричке места не досталось. Стояли в тамбуре. Юкки спряталась в углу, а Кирюха закрыл ее собой. Разговаривал с ней, целовал, щипал – делал все, чтобы не заснула.

Вскоре он смог усадить ее на скамью: не меньше половины пассажиров электрички вышли на станции «Масложиркомбинат», в основном это были взрослые, небрежно одетые мужчины с помятыми щетинистыми лицами, по виду – типичные пролетарии. Люди спешили на работу.

Девчонка уснула очень быстро, устроившись на плече Кирюхи. Тот крепился сколько мог, всматривался в окружающих, большинство из которых было стариками, обшаривал взглядом всех вновь вошедших, пытался вычислить возможных недругов... наконец махнул на все рукой и тоже погрузился в сладкое болото сна. Плевать на всех! Плевать! Долой пытку бессонницей! Убивайте, режьте, стреляйте! Меня это не касается... Я не умру – просто буду спать вечно...

Так все и было. Смалодушничал Кирилл Генрихович. Заснул. Как последний подонок. Не смог до дому дотерпеть.

– Свобода! – взвизгнула счастливая Юкки и обняла его: – Спасибо, мой милый. Что случилось? Почему такой серьезный?

– Боюсь я...

– Кого? Здесь никого нету. Все вышли. Некого бояться!

Кирюха еще раз огляделся: в вагоне ни души, кроме них самих, да и тамбуры пусты. Главное – оба до сих пор живы и все еще вместе. Пожалуй, можно и расслабиться чуток... Хотя стоп! Было кое-что, что до сих пор не давало Кирюхе покоя.

– Меня Федор беспокоит, кисуня. Вдруг он нас нарочно выпустил? А сам спокойно позвонил этим уродам и сказал: все, они вышли из общаги, можете ловить... да, и вознаграждение занести не забудьте!

– Не волнуйся. Ничего такого не будет.

– Почему?

Юкки беззаботно засмеялась, вытянула ножки, сладко потянулась:

– Потому что на самом деле все совсем не так, как ты думаешь.

Кирюха взял ее за плечи:

– Вот теперь, любовь моя, расскажи все как есть. Теперь-то можешь все объяснить?

– Могу. Но, сладкий... Я не уверена, что тебе понравится.

– Понравится – не понравится, какая разница? Я хочу знать, ради чего я столько времени рисковал собственной задницей.

Юкки заговорщически подмигнула:

– Да в том-то и дело...

Кирюха пристально посмотрел на нее:

– В чем?

– Так, Кирюша. Пообещай, что не убьешь меня на месте своим кинжалом.

– Обещаю.

Юкки громко вздохнула, зажмурилась, открыла глазки и продолжила:

– Начнем вот с чего. Расскажи свою версию всех этих событий.

– Ну... – Кирюха вспомнил разговор с Вовкой. – Допустим, тебя преследовали бандиты или спецслужбы или другие серьезные дяди...

Юкки рассмеялась:

– И ты думаешь, такая маленькая девчонка стоит того, чтобы за ней охотились серьезные дяди?

– Ну, и другая версия есть. Ты просто сбежала из дома...

Сзади раздались шаги. Кирюха резко обернулся. Юкки даже не шелохнулась.

По вагону быстро шел, почти бежал смуглый, тщательно выбритый парень в короткой кожаной куртке, не то кавказец, не то цыган. Из кармана серых брюк торчит мобильник, из другого – пачка дорогих сигарет. Мимо пролетел, не бросив в сторону беглецов даже короткого взгляда. «Сортир ищет, – решил Кирюха. – Приспичило».

– А если я сбежала из дома, почему меня милиция не ищет? – как ни в чем не бывало продолжала Юкки. – Любой родитель первым делом обратился бы в милицию...

– Ты сказать-то что хочешь? – Кирюха усмехнулся. – Что обманула меня?

– Не только тебя. Всех, кто в общаге жил. За мной никто не охотится.

– И думаешь, я поверю? А объяву кто повесил? Ты сама, что ли? Кто коменданту звонил? С кем я в сортире разговаривал?

– У меня был один-единственный сообщник. Из охранников.

– Константин или Федор? Может, Соломоныч?

– Ни тот, ни другой, ни третий. Ты его не знаешь. Он один был в курсе всего. Он звонил. Он объяву повесил. Он с тобой в сортире разговаривал – в кабинке, через стенку, так? Ты же не видел его лица! Он помог мне проникнуть в общагу – именно в твою комнату! Потому что мне был нужен ты.

Кирюха чувствовал, что бешенство охватывает его, но он сдерживался, чтобы не сорваться. За последние две недели он пережил столько, что научился справляться с любым состоянием:

– Я?! Зачем? Что все это значит?

– Все, что было, подстроено лично мной. Всего лишь ролевая игра. В главных ролях – мы с тобой. Я – сбежавшая принцесса, ты – мой защитник. Ты обратил внимание, как классно я сыграла свою роль? Ролевухи – это супер. Ведь мы с тобой познакомились именно на ролевухе!

– С тобой? Не помню...

– Ты прекрасно все помнишь. И сам мне рассказал. Про полигон у села Варварино.

Изумление Кирюхи было настолько велико, что ярость его тут же утихла:

– Женя? Это ты?

– Да, сладкий, – она смотрела очень ласково. – Та самая, которая из тебя мужика сделала. Тогда, той ночью, помнишь? Мне было очень холодно в той сарайке, я простудилась, сильно разболелась. Было подозрение на воспаление легких. Мои друзья сразу же увезли меня домой, потому-то мы и не встретились. Я потом тебя искала, никак не могла найти, встречала только людей, с тобой знакомых. Шнееман – такая редкая фамилия! И, главное, запоминается неплохо. Все говорили про тебя только хорошее. С их слов я составила твой окончательный портрет. Получился мой идеал!

Кирюха молчал с туповатым выражением лица.

– Кое в чем я тебя не обманула, Кирюша. Я действительно сбежала из дома, бродяжничала, путешествовала автостопом. И продолжала тебя искать. Когда вышла на тебя, стала думать, как завоевать твое сердце раз и навсегда...

– И что... Ты выбрала именно ТАКОЙ способ?

– А почему бы нет? Я же знала, что ты не можешь без экстрима, без приключений. И подарила тебе несколько дней самого настоящего экстрима! Правда, с Дамиром глупо получилось... Не ожидала, что он такой хлипкий...

– А зачем ты – с ним?..

– Это входило в программу. Все мои выходки – тест для тебя. Я решила так: если ты прогонишь меня или настучишь коменданту – то ты не тот, кто мне нужен. Тогда я исчезну, и ты легко обо мне забудешь. Но ты понял, как со мной надо, и все вытерпел! А я – я в любом случае ничем не рисковала. Мой друг охранник мне всегда помогал. Предупредил, когда на меня устроили облаву. Познакомил с Соломонычем. Помог – знаешь, с каким риском! – стырить деньги у коменданта...

– Последний вопрос: тот дядька, Аввакум – тоже твой сообщник?

– Нет, Кирюша. Я вообще не знаю, что это за дядька. Просто оказался там поблизости. А уж я придумала легенду про него. Сделала вид, что испугалась. Я старая ролевушница, играю получше любой актрисы!

Мрачный Кирюха проговорил:

– Да уж. Это ты умеешь.

– Все плохое кончилось раз и навсегда. Забудь все страхи, Кирюша. Ведь я люблю тебя. И ты тоже любишь. Меня.

– Люблю? Тебя?!

– Да. И теперь уже не сможешь без меня, – она упала ему на колени – как в тот вечер, когда Кирюха застал ее в своей кровати – и стала целовать сладкими от шоколада губами.

Целовались, пока поезд не подъехал к перрону.

Кирюха надел рюкзак и вынес Юкки на руках. При этом они продолжали целоваться.

Он оторвал свои губы от губ девчонки, поставил ее на бетон:

– Глупая же ты, кисуня... – впервые за утро он улыбнулся.

– Ты меня любишь, мой сладкий?

– Да, – признался Кирюха с грустной улыбкой. – Кажется, есть такой грешок.

– Люби. Заслужил. Познакомишь меня с родителями? Скажешь: вот, прицепилась какая-то. Стал прогонять – не уходит. Пришлось домой вести...

– И как тебя представить? Женя или Юля?

– Юкки, так и представь. Это мое тусовочное и самое любимое имя.

Сразу за платформой начиналась тропинка, которая шла через редкий лес.

– Ты знаешь дорогу?

Кирюха выпятил обе ладони и весело прокричал:

– Как все свои десять пальцев!

Юкки нежно смотрела на него:

– Ведь ты нисколько не сердишься на меня за всю эту историю?

– Нисколько! – он подпрыгнул на метр в воздух вместе с нелегким рюкзаком. – Я чувствую себя так, будто с меня тысячетонный камень сняли!

– Тогда догоняй! – девчонка скинула туфельки. Визжа и смеясь, побежала по пыльной дороге. Кирюха захохотал, глядя на грязные пятки Юкки, и кинулся вслед за подружкой.

Запнувшись обо что-то – Кирюха не заметил, обо что, – Юкки упала и покатилась по дорожке. Он подбежал к ней:

– Ай, какая же ты неловкая!.. – и осекся.

На оранжевой майке Юкки, словно большой цветок, алела кровавая дыра.

Кирюха обернулся.

В его сторону смотрел длинный тонкий глушитель, выраставший из толстого кургузого ствола черного пистолета.

Борода. Камуфляж. Темные очки, за которыми нет глаз.

Аввакум.

Стоит возле березы. Поворачивается спиной. Исчезает за деревьями.

Оторвав взгляд от того места, где только что стоял убийца, Кирюха посмотрел на Юкки. На ее остекленевшие глаза, залитую кровью грудь, вцепившиеся в землю пальчики...

Пальцы! Ему захотелось плакать и орать во все горло. Пальцы! Как же он мог забыть страшную подробность той самой ночи на полигоне близ Варварино!

...В кромешной темноте, где глаза бессильны, он видел Женю руками, как видит слепой. Руками и губами. Гладил колючую бритую голову, целовал шею, плечи, предплечья, запястья, ладони... Ощутив неладное, вздрогнул:

– А где же мизинчик?

Женя виновато спрятала левую руку:

– Нету. Старая история из детства... Собака укусила...

Кирюха вновь отыскал ее руку. Притянул к себе, стал целовать...

Вспоминая об этом, он сидел на дороге и беспомощно глядел на Юкки. Она валялась в пыли, уронив голову набок, приоткрыв рот, из которого струилась кровь, уродливо скрючив все свои десять пальцев.

2004–2005