В первое утро в Палм-Нот папа расталкивает меня в восемь. Открывая глаза, я прищуриваюсь из-за солнца, бьющего точно в окно. Услышав громкий звенящий звук, я с минуту считаю, что это гудит голова, прежде чем осознаю, что так жужжат москиты над болотом.
– Пора вставать, – говорит папа. – Мама приготовила завтрак, потом мы едем в хозяйственный.
– А я-то там зачем? – скулю я.
– Затем, что мне нужна твоя помощь, – говорит папа.
Очередная ложь.
Можно подумать, от похода в хозяйственный магазин мне станет хоть чуточку лучше.
Но я встаю и одеваюсь, ведь это отнимает меньше сил, чем споры. В конце концов мама тоже решает поехать: иначе как она проконтролирует, что мы с папой купим только «высокоэффективные моющие средства» и «самые гуманные мышеловки»?
К тому времени, как мы уезжаем, пикапа дедушки Айка уже и след простыл.
Пока мы виляем по грунтовке, мама тычет пальцем в каждый дом и рассказывает, кто там обитает. Итак, мои новые соседи:
1. Бондуранты (вернее, теперь уже просто Бондурант, без «ы»). Мистер Бондурант одиноко ютится в ржавом трейлере возле дома, в котором проживал вместе с миссис Бондурант и который, по маминым словам, та отписала своему брату.
2. Милсэпы, чей дом выкрашен в пурпурный и зелёный. У них двое маленьких детей, а на заднем дворе они держат коз и кур. Сегодня утром миссис Милсэп принесла маме консервированных персиков и корзинку свежих помидоров с собственного огорода.
3. Прейеры, которых я пока не видел, поскольку с апреля по сентябрь они уезжают на Кейп-Код.
4. Старый полусгнивший дом – самый большой из всех на нашей улице, – который раньше принадлежал семейству по фамилии Блэквуд, а сейчас пустует. Если, конечно, там не поселились призраки, что кажется весьма вероятным.
Палм-Нот – не из тех городов, куда толпами стекаются туристы. Правильнее было бы назвать его местом для технической остановки, чем собственно городом: череда магазинов вдоль потрескавшегося участка шоссе, огибающего бухту.
– Старая заправка «Тексако» на полпути между Саванной и Джексонвиллом – вот что туристы называют Палм- Нотом, – говорит мама, когда мы переезжаем мост.
Залив раскинулся справа от нас, почти все здания сгрудились на другой стороне.
– Слева, Дейв! – вскрикивает мама, указывая на первое же кирпичное строение по ходу с вывеской «Мак – товары для дома».
Но папа уже проскочил мимо, и нам приходится развернуться на парковке мотеля «Розовая пальма».
За ним виднеется пляжный ресторан «Рыбный дом». Чуть ближе к нам, у самой парковки, располагается похожий на огромную фасолину бассейн. Несмотря на то, что сейчас только начало апреля – когда в Бостоне дети только подумывают, не сменить ли зимнюю куртку на весеннюю, – от бирюзовой воды поднимается пар. Час ещё ранний, но в бассейне уже полно детей – судя по тому, как весело они плещутся, давно знакомых друг с другом.
Я люблю плавание и особенно прыжки в воду. Но этот бассейн ничуть не похож на тот, куда мы с Кейси ходили в Бостоне, – единственный поблизости, где сохранилась прыжковая вышка.
– Мистер Эрни всегда пускает местных ребят поплавать, потому что за деньги к нему всё равно никто не ходит, – говорит мама, проследив за моим взглядом. – Я там всё время проводила. Хочешь, потом сходим?
Я думаю о давящей массе совершенно чужих лиц, которые встретят меня, едва я появлюсь в бассейне. О непрерывном потоке вопросов, откуда я, как там в Бостоне и когда я пойду в школу.
Потом вижу, что ребята строятся на краю бассейна, готовясь к заплыву. Должно быть, им весело.
– Нет, – говорю, – не хочу.
У хозяйственного магазина высажены цветы, а над дверью покачивается, тихо звякая на ветру, подвеска с колокольчиками. Две одинаковые полосатые кошки устроились рядышком на коврике, так что любому, кто хочет войти, приходится через них перешагивать.
Я вхожу следом за родителями и тащусь за ними, останавливаясь каждый раз, как они принимаются спорить о плюсах и минусах натуральных средств для мытья стёкол и о вероятности того, что у дедушки Айка найдётся рабочая газонокосилка.
Воздух в магазине спёртый и влажный, здесь всё пропахло землёй, словно мы в гигантском гробу. У меня скручивает живот, я хватаюсь за горло в резком приступе удушья.
– Мам? Можно мне наружу?
Мама, вертевшая в руках отвёртку, от неожиданности роняет её на пол. Потом, мрачно поглядев в папину сторону, наклоняется поднять.
– Даже не знаю, Итан, – говорит она. – Я не думаю, что тебе стоит…
– Да я просто снаружи постою. Хочу… гм… котиков погладить.
Ладно, иногда я тоже вру.
– Может, папе с тобой…
– Я встану так, чтобы ты меня видела. Обещаю.
– Чтобы я видела, – эхом откликается она и, с озабоченным видом достав из корзинки мебельную полироль, которую сунул туда папа, принимается оглядывать полки в поисках другой марки. – Мы недолго.
Видя, что я направляюсь к выходу, продавщица с дредами, обмахивающаяся куском наждачной бумаги, тычет пальцем в стоящую перед ней разноцветную банку.
– Ириску? – спрашивает она.
Я качаю головой, распахиваю дверь, перескакиваю через кошек и, вывалившись в кипящее марево, начинаю жадно глотать отчаянно солёный воздух. Здесь даже жарче, чем в магазине, но, по крайней мере, с океана дует ветерок.
Стягиваю через голову свитер, комкаю в руках. Мне не говорили, что здесь настолько теплее.
Интуитивно оборачиваюсь через плечо и вижу, что из-за стекла смотрит мама. Она машет мне и скрывается за стеллажом чистящих средств для унитаза.
Подозреваю, что даже здесь, где нет ни автобусов, ни поездов, – а значит, я никак не смогу добраться до Кейси, – они опасаются, что я снова попытаюсь сбежать.
Я сажусь на раскалённый бордюр и разглядываю мрачную бухту на той стороне дороги, насколько мне известно, не имеющую официального названия. В этой безымянной бухте даже нет пляжа, только волны, бьющиеся о скалистую гряду, отделяющую океан от Мейн-стрит. На безмятежных океанских волнах лениво покачивается несколько лодок.
Наверное, они считают, что я сопру одну такую и попытаюсь добраться к Кейси вдоль берега.
Может, Итан, которым я был раньше, до того дня, когда Родди швырнул меня на тротуар, так бы и сделал.
Я – нет.
Мой взгляд останавливается на «Песочнице», единственном здании на той стороне улицы. Мама рассказывала про него по дороге в город, так что я в курсе, что это продуктовый магазин. Но в витринах также видна весьма обнадёживающая реклама наборов для подводного плавания и ожерелий с акульим зубом, а вдоль тротуара разложены надувные игрушки для бассейна. Вот выходит женщина, придерживает дверь для двух ребятишек: мальчик и девочка, в руках по мороженому в вафельном рожке, облизывают, довольные.
Вдруг девочка спотыкается о выбоину, и её рожок летит на асфальт. Мальчик моментально приходит на помощь: подхватывает под руку, предлагает свой рожок, чтобы унять слёзы. Она утирает глаза и улыбается.
Вернувшаяся, словно бумеранг, боль внезапно пронзает меня, и я отворачиваюсь.
Я ведь не врал, когда говорил, что родителям не стоит беспокоиться. Я больше не попытаюсь сбежать.
Там, в Бостоне, я убегал, потому что хотел найти Кейси.
Если бы я смог её найти, я бы всё исправил.
Но теперь я знаю, что не смогу.
Потому что Кейси больше нет и мне никогда её не найти.