ФЕВРАЛЬ Достать греним и плакать

Философия — это любовь к истине. Наука — открытие истины посредством эксперимента. В Аюрведе все это сливается воедино. Аюрведа представляет собой науку об Истине и о том, как эта Истина проявляется в жизни.

Аюрведа — это искусство повседневной жизни в гармонии с природой и ее законами. Цели и задачи Аюрведы состоят в том, чтобы сохранять и поддерживать здоровье здорового человека и излечивать больного. При этом и поддержание хорошего здоровья, и исцеление достигаются с помощью естественных средств.

Следуя ведической традиции, в соответствии с которой рекомендуются плотный завтрак, еще более плотный обед и легкий ужин, а по праздничным дням — изысканный пир, мы предлагаем примерное меню, которое даст вам представление о том, какие блюда лучше всего сочетаются друг с другом.


Завтрак

Типичный завтрак включает в себя блюдо из риса или бобовых, овощи, легкий хлеб, небольшое количество йогурта и ломтик свежего имбиря. К завтраку хорошо подходит травяной или имбирный чай.


Обед

Традиционный ведический обед состоит из риса, дала, пресных лепешек чапати и овощей. Его можно дополнить салатом, острой сладкой приправой (чатни), сладостями и напитком.


Ужин

Лучше всего просто выпить стакан горячего молока со специями или с ложкой топленого масла. Более плотный ужин — овощи и хлеб. Нельзя есть цитрусовые, йогурт и вообще кислую пишу, не рекомендуется много злаковых и бобовых.


— Ты не бойся, это не диета, — сказала Алена, — это уравновешенное питание. Аюрведа тем и ценна, что ничего не запрещает, а только рекомендует.

Алена со своей Аюрведой взяла меня тепленькой. В другое время я бы, конечно, не поддалась — на восточные завороты у меня иммунитет с детства, с тех пор когда поклонники Аюрведы, йоги, дзэн-макробиотики и прочих хитромудростей шли стенка на стенку в нашей кухне. Но тут мне было что-то очень паршиво. Весь интернет торчал от диеты Анны Калинкиной, а я все никак не могла прийти в себя после ее полевых испытаний. Такой разнобой происходил, вероятно, оттого, что никто не соблюдал солнечную диету так честно, как я. А если кто и соблюдает — есть такие фанатики, — то они не носятся колбасой с утра до ночи, тратя уйму энергии.

Целый месяц я носилась колбасой, а колбаса мне только снилась. И февраль застал меня еле живую, бледно-зеленую, как хвостики пророщенной пшеницы, и, пардон за подробности, с хронически расстроенным желудком. К маме я не ездила и к себе ее не пускала под всякими предлогами, чтоб не всполошилась и не начала лечить вместе с папочкой — только этого мне не хватало.

Тут-то и подоспела Алена со своим горячим молоком, топленым маслом и кисло-сладким соусом чатни. Я сразу почувствовала себя бабушкой, до которой Красная Шапочка донесла наконец долгожданные пирожки, пусть даже к волку в пасть. И безропотно, а точнее, даже с благодарностью позволила пичкать себя этими умиротворяющими продуктами.

Сперва Алена, как настоящая Красная Шапочка, носила мне готовую еду на работу и заставляла вкушать ее неторопливо, с просветленными мыслями, ни в коем случае не покидая кладовку, которая теперь служила столовой, до окончания трапезы. Слава богу, стихи про детей Солнца говорить не требовалось, тут уж я точно бы взбунтовалась. Но Алена вела себя безукоризненно, как опытный торговец опиумом для народа. Душистый белый рис, домашний сыр, запах корицы, а может быть, трогательная забота юной продавщицы довольно быстро привели в порядок мои нервы и даже мой желудок.

Если бы Алена не сопровождала свои приношения бесконечными советами и проповедями, было бы совсем хорошо. Но между чапати и имбирным чаем мне приходилось выслушивать массу ведических историй. Я узнала, например, что существуют три доши (не спрашивайте, что это, потому что повторить объяснения Алены я не в состоянии. Помню, что там упоминалась влага, точки пересечения сознания и тела, а также мысль, принимающая материальную форму). Им соответствуют три типа человеческого тела. У меня, судя по всему, преобладает тип Питта доши. Ее характеристики — жаркая, резкая, влажная, дурнопахнущая (однако!). В идеале все три доши должны быть сбалансированы, а потому свою преобладающую дошу надо уравновешивать определенными продуктами. Для меня это сладкое, горькое, вяжущее, холодное, тяжелое, сухое.

Алена пыталась также раскрутить меня на Панчакарму (процедуры по очищению тела и духа), трансцендентальную медитацию и марма-терапию, приобщить к Ананде, Гандхарве и Расаянам. Но я отбивалась, объясняя, что мне некогда слушать музыку перед едой и после пробуждения, дышать ароматическими маслами и медитировать в позе лотоса. Как-нибудь потом, когда работы будет меньше.

Потом она попробовала затащить меня на некий «пир любви». В ответ на мой изумленный взгляд это невинное создание объяснило, что просветленным положено в будние дни питаться скромной пищей, а по выходным устраивать пиры для друзей, давая им возможность приобщиться к изобилию духовного мира. Здесь мне и надо было прозреть и остановиться, но я слишком устала. А главное — ведическая диета действительно помогала восстановить порядок в животе и в душе.

— А все-таки ты плохо выглядишь, Катя, — озабоченно сказала Алена в тот день, когда я наконец обнаружила на щеках робкое напоминание о прежнем румянце. — Бледная, измотанная. Надо бы тебе греним попить.

— Лекарство? — удивилась я, зная, что Алена — ярая противница традиционной медицины.

— Это наше лекарство, ведическое. По действию — очиститель крови. И от гастрита хорошо.

Алена — очень красивая девушка, но какая-то замороженная. То есть двигается-то она быстро, иначе нельзя работать в магазине. Но на лице у нее постоянно держится мечтательное и сосредоточенное выражение, как будто в то время, когда она говорит с тобой или отсчитывает сдачу, она гуляет по сказочному саду и поливает волшебные цветы. Слова «лекарство» и «гастрит» в ее нежных устах звучали неуместно, да и произнесла она их почти про себя, словно для своих цветов. Поэтому я пропустила их мимо ушей, хотя отметила определение «очиститель крови», которое показалось мне слишком сильным.

Но у меня в тот момент хватало других забот.


— Катя, я выхожу из метро около твоего дома. Ты не волнуйся.

Это был не ультиматум, а констатация факта. Мама нечасто устраивала мне такие сюрпризы, а лишь в тех случаях, когда телефон, по ее мнению, не мог выдержать серьезности момента.

Конечно, я сразу заволновалась, тем более что сама находилась довольно далеко от дома. У мамы есть ключ, но если момент действительно так серьезен, то она будет ходить кругами по моей квартире и накручивать себя. Да еще, того и гляди, начнет вспоминать бабушку и загрустит.

— Мамуль, я постараюсь поскорей. Ты посмотри телевизор, там сегодня, кажется, что-то интересное…

— Нет, только не телевизор, — ответила мама каким-то визгливым и, как мне показалось, склочным голосом. — Со мной все будет в порядке, ты езжай аккуратно.

Звезды на этот раз были ко мне благосклонны (наверное, благодаря ведическому питанию), и я сравнительно быстро добралась домой. Мама сидела в полутьме под мягким светом бра, воскуривала ароматические палочки, которые вместе с индийскими специями притащила Алена, и смотрела на бабушкин портрет.

— Смотри, какая она красивая, Катя, — произнесла она вместо «здравствуй», когда я, пыхтя и теряя перчатки, влетела в квартиру. — А ведь это поздняя фотография. Бабушка с каждым годом становилась все красивее, даже в старости. И знаешь, я начинаю думать, что она действительно знала какой-то секрет.

Я плюхнулась в кресло, как была, в куртке и одном сапоге.

Тема бабушкиных секретов в свое время была очень актуальна в нашей семье. Бабуля сама же ее и подогревала. Особенно последним своим поступком, который вообще был самый большой секрет для маленькой компании.

Я обещала рассказать об этом отдельно, но на самом деле много рассказывать тут нечего. Однажды бабушка просто взяла и ушла. Предварительно позвонив нам и попросив, чтобы мы ее не искали, ни сами, ни через милицию и прочие розыскные организации. Она уходит и больше не вернется. Все знакомые предупреждены. Накануне мы оформили продажу мне бабушкиной квартиры, но все считали, что тут имеется в виду достаточно отсроченная перспектива.

Оказалось, что перспектива очень даже близкая.

Куда бабушка «ушла», как она выразилась, никто из нас так до сих пор и не знал. Но просьба ее была для всей семьи законом, и мы не пытались ее искать.

Сейчас, сражаясь с молнией на сапоге, я вдруг задумалась: а почему? Действительно ли мы так уважали бабушкину последнюю волю? Или просто не хотели напрягаться? Бабушка и при жизни нас редко обременяла…

«Стоп, Катерина! — одернула я себя. — Что значит — „при жизни“, „последняя воля“? Разве ты хоронила бабушку, видела ее в гробу?»

Но ведь не я одна. Мы всегда говорим о ней в прошедшем времени. Откуда такая уверенность, что бабушки нет в живых?..

В этом году ей бы исполнилось семьдесят пять лет. В этом возрасте люди еще женятся, совершают кругосветные путешествия, получают Нобелевские премии и руководят государствами. С какой стати наша бабушка, такая молодая и красивая, должна умереть?

Или на нас так магически подействовало слово «ушла»? Уйти — значит, навсегда.


И вот однажды поутру вошел он в темный лес и с той поры, и с той поры, и с той поры исчез.


Вообще, в семье существовало табу на эту тему. И исходило оно от мамы. Мы подчинились, потому что мама бабушкин уход переживала, конечно, тяжелее всех. Или — опять же — нам так было проще?

Может, рискнуть? В конце концов, мама сама об этом заговорила…

Я вышла в коридор отнести куртку и сапог с капризной молнией. Там меня и застал мамин вопрос:

— Катюш, ты увлеклась Аюрведой?

Момент истины был упущен.

— Девушка у меня на работе увлекается. А я так, за компанию, — ответила я, возвращаясь в комнату. — Хочешь чаю? Я могу заварить имбирный или очень вкусное молоко, знаешь, с кардамоном и корицей.

— Молоко со специями, да-да-да… — Мама бесплотно витала в полумраке комнаты, в тумане ароматической палочки и воспоминаний. — Знаешь, когда мы с твоим папой познакомились, мы как раз занимались Аюрведой. Делали домашнее топленое масло, имбирный чай.

— Греним пили? — почему-то спросила я.

— Греним? Не помню. Тогда же почти ничего не было, даже специй, кое-что люди привозили, остальное делали дома, вручную. Забавно.

Она улыбалась, но улыбка была грустной. В этот момент я ненавидела Зинку, которая вперлась в наш дом нагло, как танк, и раздавила мамину жизнь тяжелыми железными гусеницами.

От чая и молока мама отказалась, и я не настаивала. У нас в семье никогда не тащили человека за стол силой, как это принято повсеместно. Для большинства людей еда — один из главных способов общения. Отсюда деловые встречи в ресторанах, фуршеты на культурных мероприятиях, посиделки в кафе и, конечно, домашние застолья. А меня учили, что общение — отдельно, котлеты — отдельно. Впрочем, котлеты у нас всегда были ругательным словом.

— Я же тебе самого главного не сказала, Катя! — спохватилась мама. — Меня пригласили выступить на телевидении.

— Да ну? — обрадовалась я. — Кто, куда?

— Знаешь, довольно странно. Сначала Санечка позвонил, сказал, что кто-то по интернету спрашивает, как со мной связаться.

С тех пор как брат Саша сделал сайт модного диетолога Анны Калинкиной, они выходили на связь чуть ли не каждый вечер. Сашка докладывал маме, о чем спрашивают поклонники ее диетической методики, а мама диктовала ответы. У «Солнечной системы», как назвали диету с моей легкой руки, появились щадящие варианты с кисломолочными и даже мясными добавками, и новые дети Солнца уже не страдали от истощения, как первые испытатели. Ну, а любители создавать себе трудности и отважно их преодолевать получали свою порцию мазохистского удовольствия от жевания сырой гречки и размоченных сухофруктов.

Единственной по-настоящему страдающей стороной оказался Сашка, которому пришлось служить виртуальным дуплом для сношений мамы и читателей сайта. Время от времени он возбухал по этому поводу, но, к счастью, не перед мамой, а передо мной. А я каждый раз напоминала ему, что о маме, кроме нас, заботиться некому, на что он, конечно, возразить не мог. В конце концов мы сошлись на том, что с Сашкиного приза на очередном чемпионате по сетевым играм купим мамочке собственный комп. Тот, что был у нас дома, забрал папа — ему же надо было писать книги.

Так вот, однажды кто-то из диетических поклонников очень захотел лично связаться с мамой. Сашка быстренько сварганил маме почтовый ящик и опубликовал его в ответах. На адрес пришло солидное письмо с предложением принять участие в телевизионной программе «Сьедобное-несъедобное». Саня дотошно проверил обратный адрес — он действительно принадлежал телеканалу. Только после этих предосторожностей мама сообщила свой телефон. Еще не хватало, чтобы начали звонить всякие зануды или маньяки!

Позвонили не маньяки и не зануды, но какой-то очень косноязычный молодой человек, из путаной речи которого мама с трудом уяснила, что ее приглашают быть гостьей передачи. Она будет сидеть в студии, рассказывать о своей диете и отвечать на вопросы ведущего.

— Это же кошмар, Катя, я не смогу, я боюсь!

— Прекрасно ты сможешь, — сказала я. — По-моему, это просто здорово.

— Да ты с ума сошла! Я буду краснеть, запинаться, заикаться и вообще…

— Глупости! Ты будешь блистать и покоришь всю страну. Надеюсь, ты не отказалась?

— Нет, я не отказалась. Но, Катюша… Может, ты пойдешь со мной?

— Пойду, если хочешь. Кажется, у них есть публика, на этой передаче. Я там где-нибудь пристроюсь в зале.

— Да нет, Котенок. Я хочу, чтобы ты сидела со мной вместе. И со мной отвечала на вопросы. Мать и дочь в студии — так же бывает.

— Ох, мама, — только и сказала я.

Пожалуй, я бы постаралась выкроить время, чтобы посидеть в зале на маминой передаче и подбодрить ее. Но вряд ли программа захочет менять формат и вместо интервью с создательницей модной диеты выдать семейное шоу. Да и не в этом дело. Просто маме нужно появиться на экране одной, без ансамбля и без дочери, которая сама по себе красивая женщина, успешный бизнесмен и героиня другой истории. А это история диетолога Анны Калинкиной, именно ей должны достаться все комплименты и восхищенные взгляды.

Кое-как мне удалось ее в этом убедить, но с обещанием, что я непременно, несмотря на миллион дел, буду находиться в зрительном зале во время записи. Маму немного успокоило, что такие передачи записывают, а не пускают сразу в прямой эфир, и «если я не понравлюсь, они меня просто вырежут». Хорошенькое утешение!

Мама осталась у меня ночевать и приготовила нам на ужин замечательно душистый, рассыпчатый, настоящий ведический рис с овощами и специями, которыми меня снабдила заботливая Алена. Однако у нас не получилось «одухотворить прием пищи» и «вкушать ее с радостью и благоговением, за беседой на духовные темы», как советует Аюрведа устами моей продавщицы. Мама продолжала мандражировать по поводу своей передачи, а я задумалась о том, что можно продавать упаковки со специями, как когда-то мы удачно продали партию венгерских расшитых мешочков с паприкой. Надо только проверить цены в эзотерических магазинах и выяснить насчет оптовых закупок. Кстати, стоит поручить это дело Алене, пусть девочка растет, тем более что ей так нравится Аюрведа.

На следующий день она притащила мне греним, о котором я успела позабыть, — горстку капсулок в бумажном пакетике.

— Я не успела купить, — пробормотала она извиняющимся тоном, — попей пока мои. Просто жалко время упускать, сейчас как раз полнолуние. До новолуния будешь его пить по одной капсуле через полчаса после еды.

— Привет! Так я должна еще следить за новолунием? — испугалась я.

— Не следи, я сама все тебе скажу, — улыбнулась Алена. В последнее время она держалась со мной мудро-покровительственно, как пантера Багира с несмышленышем Маугли.

Из-за этого тона или из-за того, что она действительно беспокоилась о моем здоровье, но я сама стала относиться к ней с некоторым почтением и почти не контролировала, что происходит в ее смену в магазине. И однажды, вернувшись из банка, обнаружила, что она продает мою черепаху!

Покупатель уже держал в руках деньги, а Алена, свесив темные волосы над прилавком, укладывала черепашку в полиэтиленовый пакетик В такой ситуации ради репутации магазина я могла пожертвовать своим обедом и много еще чем — но не хранительницей моего благополучия.

Я рванулась к прилавку, вырвала черепаху из рук Алены и взахлеб стала рассказывать покупателю, пожилому человеку в старомодном, добротном, как говорили раньше, пальто с каракулевым воротником, что эта вещь не продается, моя новая продавщица ошиблась, а мы готовы предоставить ему скидку на любой другой товар. Каракулевый воротник выглядел скорее озадаченным, чем обиженным, и вместо скидки попросил объяснить, чем вызвано такое трепетное отношение к деревянной фигурке.

Пришлось объяснять.

Черепаха когда-то принадлежала бабушке, всего их было четыре, четыре черепашки из лакированного светлого дерева, каждая размером с мужскую ладонь. Сколько я себя помню, они стояли на бабушкином серванте, развернувшись на все четыре стороны, и строго наблюдали за разными углами комнаты. Когда бабушка ушла, а наша семья вскоре после этого распалась (все больше думаю, не связаны ли эти два события), мы поделили черепах на память. Одну увез отец в новую квартиру, которую подарили молодоженам Зинкины родители. Другую забрала мама, третью Сашка взял с собой в общежитие. А я принесла свою черепашку в магазин, где она стояла на самой верхней полке и следила за моим бизнесом. Удивительно, как старичок углядел ее среди связок гномов и гирлянд колокольчиков и почему решил купить именно ее. Да и Алену с Нюшей я сто раз предупреждала, что черепаха — моя и продавать ее нельзя.

— Я совершенно забыла! — оправдывалась Алена. Она была очень расстроена.

От старичка — любителя земноводных мы отвязались с большим трудом. Он поведал нам, что черепаха — символ мудрости, долголетия и поддержки предков (ага!), олицетворяет начало творения, время, бессмертие, плодородие, продление рода, а в Китае считают, что она умеет предсказывать будущее. У индусов черепаха — символ стабильности: по их космогонической теории, слон удерживает мир, стоя на огромной космической черепахе. С другой стороны, считается, что космическое дерево растет из спины черепахи — воплощения бога-хранителя Вишну. В мифологии североамериканских индейцев черепаха как герой — создатель мира поднимает сушу из глубин. По фэн-шую черепаха приносит в дом стабильное улучшение, рост доходов и уровня жизни. Но она должна быть одна, так что мы правильно сделали, что разделили четверку. А помещать ее надо в северном секторе дома. И так далее, и тому подобное.

Она задал еще кучу стариковских вопросов типа: чем занимаются мои родители и на кого учится брат — и наконец ушел, купив маленькую ведьму на помеле и оставив нас с Аленой совершенно бездыханными.

Я спряталась в кладовку, пообедала остатками вчерашнего риса, на этот раз вполне просветленно размышляя о том, что знания, в том числе и бесполезные, — пожалуй, единственное, что утешает человека в старости и дает ему ощущение полноты жизни. А может, бесполезных знаний не бывает? Так считает, например, мой папа. Он говорит, что большинство людей покупает и читает его книги не для того, чтобы вести здоровый образ жизни, а чтобы знать, как это делается. И чем-то им это знание помогает.

Надо было бежать, но Алена продержала меня в лавке еще полчаса и заставила принять греним, потому что сама бы я, конечно, забыла. В результате, когда я прорвалась сквозь все пробки к Останкино, мама уже сидела в закутке около студии нарядная, загримированная, безумно красивая, и в глазах у нее стояли слезы.

— Катя, ну где же ты! — воскликнула она, как будто это из-за меня ее уже сорок минут мурыжили в коридоре.

Кричала она зря, по нынешним меркам я доехала просто молниеносно. Тем более что записи она ждала не одна. Ее развлекал беседами сам ведущий передачи «Съедобное-несъедобное», прежде известный журналист и путешественник, чьи репортажи с пика Коммунизма или Северного полюса когда-то, затаив дыхание, смотрела вся страна. Теперь он был автором модных кулинарных детективов и попутно вел программу на телевидении.

— А вы дочка Анны Максимовны? Надо же, такая молодая дочь!

Я не успела удивиться этой странной реплике — участников передачи пригласили в студию.

У мамы сделалось такое лицо, как у невесты на картине «Неравный брак» — как будто ее насильно ведут к венцу. Я показала ей кулак, и она жалобно улыбнулась.

Зрительного зала на этой передаче, как выяснилось, не было, но мне разрешили прислониться к стеночке за спиной у оператора. Так я и проторчала там до конца этого бесконечного интервью, из которого, успокаивающе шепнула мне какая-то телевизионная дама, дай бог, сделают пять минут, и то много. И все это время мама говорила только со мной и улыбалась мне. И все обошлось, она держалась прекрасно, хотя видно было, что волнуется, но волнуется очень мило и искренне.

— Может, не смывать грим? — неуверенно спросила мама после съемок. — Я в нем такая молодая…

— Как хотите, только решайте скорее, у меня смена кончается, — равнодушно сказала пожилая гримерша.

Мы плюнули на грим и пошли в буфет.

— Катя, а что же я там буду делать? — испуганно шепнула мама, запнувшись перед двустворчатой стеклянной дверью. — Я же не смогу есть обычную еду. Все увидят.

— Не бойся, мамочка, папарацци здесь не ходят, успокоила я ее, открывая дверь. — Зрителей тоже нет, а остальные свои, им все равно.

На нас действительно никто не обратил внимания. Все же мама перестраховалась и вместо нарядного, как букет белой сирени, капуччино с корицей взяла свежевыжатый морковный сок и фруктовый салат. Я пила что-то сладкое и молочное, на мой взгляд вполне ведическое, и ела крошечное пирожное-суфле с ломтиком киви, стоившее как большой шоколадный торт.

— Катерина! Глазам своим не верю! Это ты?

Возглас остановил меня на дороге из туалета — хорошо, что не туда. Бывают моменты, когда даже приятные встречи случаются совсем некстати.

Ну да, это была я. Мой бывший однокурсник Славик Черепанов удивился этому факту так, как будто встретил меня не в коридоре Останкино, а где-нибудь в дебрях Амазонки или на берегу марсианского канала, который вовсе не канал, а тень от облака, как объяснял мне в детстве папа. Или теперь открыли, что там все-таки текут каналы?..

— А что ты тут делаешь? — продолжал удивляться Славка. И дальше, не слушая ответа: — Что вообще делаешь, по жизни?

Черепанов всегда был такой центростремительный, перемещающийся в пространстве и времени легкомысленными прыжками, как большой кузнечик. Я не знала, что он работает на телевидении, но увидев его здесь, поняла, что это самое для Славки подходящее место. В том, что он здесь работает, сомнений не было: Славик стоял передо мной в рубашке с закатанными рукавами и каких-то легкомысленных штиблетах — видимо, сменная обувь.

Я не кузнечик, поэтому на вопросы его ответила спокойно и по порядку.

— Здесь я с мамой, ее пригласили на передачу, а я вроде группы поддержки. По жизни у меня магазин. А ты здесь?..

— Ма-агазин? — ахнул Черепанов, как всегда игнорируя обращенные к нему вопросы. — Вот это класс! Какой магазин?

— Талисманов, — объяснила я с улыбкой. Когда говоришь о своем бизнесе, всегда улыбайся, как будто рассказываешь о ребенке. Никто меня этому не учил, я как-то дошла до этого сама, интуитивно.

— Талисманов, — повторил мой знакомый уже в полном восхищении. — Ты гений. Тебя мне просто бог послал.

— Слав, меня мама ждет, — попробовала вставить я, предчувствуя полезный, но немного неуместный разговор.

Но Черепанов, как обычно, ничего не слушал.

— Выглядишь по-прежнему суперовски, — удовлетворенно пробормотал он, отступая на шаг и оглядывая меня с ног до головы. — Ну-ка, скажи: «Пожалуйста, съешь еще этих мягких французских булочек».

— Чего? — засмеялась я. — Каких булочек?

— Потом объясню. Повтори!

Я повторила.

— Дикция отличная, — констатировал Славка, потирая руки. — Теперь слушай: у меня есть для тебя продюсер…

— Слав, давай не так борзо! Меня ждет мама, я тороплюсь и сейчас не могу разговаривать. И зачем мне продюсер, я ведь не кинозвезда!

— Ты не кинозвезда, ты балда, — рассердился Славка. — Мы на телевидении, и ты можешь стать ТЕЛЕ-звездой, если не будешь перебивать. У меня потрясающий проект, как на тебя сшитый…

Во время этой беседы я все время приставными шагами продвигалась в сторону кафешки, а Черепанов, не отставая, следовал за мной. Так мы с ним и дотанцевали до стеклянной двери, и сквозь нее я увидела, что рядом с мамой сидит давешний писатель и что-то весело и настойчиво ей нашептывает, а мама улыбается. Ну ладно, значит, пара минут у меня есть. Я повернулась к Славке:

— Только в двух словах.

— В двух словах! Люди месяц ломали головы, мучились, сочиняли, а она: в двух словах!

Господи, какие еще люди?

В общем, из Славкиной эмоциональной речи мне удалось уяснить следующее. У него есть продюсер (так у него или у меня?), классный парень, который сейчас в застое и простое. «Но ты не думай, он твердо стоит на ногах и с каналом у него полное взаимопонимание (я и не думала)». А Славка у него в компании работает редактором (поздравляю). И они вдвоем с классным парнем придумали передачу нового формата. Тут он сделал паузу, видимо проверяя, знаю ли я, что такое формат. Кажется, ему хотелось, чтоб я не знала, а он объяснил. Фигушки — я знала, что такое формат, хотя не очень представляла, с чем его едят. Но играть с тщеславным редактором в поддавки и задавать ему наивные вопросы мне было некогда.

Еще короче — я, Катерина Артемьева, идеально подхожу для роли ведущей этой программы. Красивая девушка (без комментариев), остроумный собеседник (если дать мне вставить слово), преуспевающий бизнесмен (а откуда он знает, что я преуспеваю? Вот что значит — к месту улыбнуться). А главное — магазин талисманов! Это супер, это просто находка! Ведь программа будет именно о том, как стать счастливым. Она так и называется: «Шар удачи».

— Почему «шар»? — нервно спросила я. Люди входили и выходили из кафе и все время отодвигали нас от двери, а я придвигалась обратно, чтобы видеть маму через стекло и помахать ей рукой, когда она начнет тревожно озираться. Но она пока не озиралась.

— Потому что шар ассоциируется с успехом, — безапелляционно заявил Славка, — в отличие от других геометрических фигур.

— По-моему, он ассоциируется с бильярдом или с боулингом, — возразила я. — А про «Шар удачи» будут думать, что это лотерея в прямом эфире. Знаешь, где шарики с номерами выскакивают.

— Да? — на минуту задумался Славка. — Может быть. Я же говорил, что ты умница. Отличная идея — сделаем лотерею! Рейтинг сразу обеспечен.

— А где ты возьмешь фонд для розыгрыша? — не сдавалась я.

— Будем разыгрывать подарки от спонсоров!

— Они об этом знают: я имею в виду — спонсоры? Они вообще существуют в природе?

Черт! Почему я обсуждаю с ним эту глупую программу? Разве я уже согласилась в ней участвовать?

У редактора Славы, по-видимому, не было в этом никаких сомнений.

Мама наконец подняла голову, но меня не увидела.

— Славка, все! Вот моя визитка, если что-то конкретное, звони.

Черепанов выхватил у меня визитку и сунул мне в руку свою. Может, забудет? Может, это у него импульсивно и он реагирует только на видимый раздражитель?

Верьте или не нет, но мне совсем не хотелось становиться ведущей глупой передачи. То, что она глупая, можно было понять не вникая. Ведущих для умных передач не ловят в коридорах возле туалета.

Мамин писатель встал и начал прощаться, и мама спохватилась, что меня нет уже полчаса. Тут я и появилась, отхватив новую порцию расспросов и комплиментов: такая молодая, а уже бизнесмен, надо же! По их мнению, бизнесмен — это лысый мужик с большим пузом, сидящий на мешках с долларами. Так в советских газетах изображали капиталистов. Было еще такое выражение: акула капитализма. Для акулы я действительно еще мала. Но на селедку или какую-нибудь шпроту капитализма вполне потяну.

Мы пошли к выходу, хохоча над шпротой капитализма. Главное, мама была в хорошем настроении. Хотя ничего радостного ее писатель ей не сообщил. Жаловался на жизнь, у мужиков их поколения это означает проявлять внимание к женщине.

— Он сказал, что он — рублевская жена, представляешь? — рассказывает мама. — Я спросила, что это значит, я же необразованная, сразу вспомнила Андрея Рублева. Он говорит: «Вы же знаете, на Рублевском шоссе — сплошь виллы олигархов. Поэтому их жен называют „рублевскими женами“. Я тоже там живу, только это дом не мой, а моей супруги. Так что я тоже рублевская жена».

— Ну, а ты что?

— А я пыталась его разубедить. Говорила, что он по крайней мере рублевский муж.

— А он?

— Говорил, что хрен редьки не слаще.

— Да, оптимист.

Оказывается, писатель не нажил никаких миллионов своими вкусными детективами, хотя их читают в каждом вагоне метро. Что-то он маме объяснял (когда успел?) про грабительский договор с издательством и недобросовестного литагента, но она почти ничего не поняла. А кулинарная программа — это просто для души. Но писательская жена — торговец антиквариатом (или правильно — торговка?), и она действительно богатый человек. Все-таки о жене он говорил преимущественно в мужском роде, значит — торговец. Писатель с торговцем живут на Рублевке в трехэтажном доме с позолоченным фонтаном. Нет, вы не поняли: фонтан внутри дома. Мама спросила: «Красиво?», и он ответил: «Чудовищно. Как в Петергофе. Представляете, вы приходите домой, а вас встречает петергофский фонтан».

В общем, эти разговоры на тему «Богатые тоже плачут» ее развеселили. Ну и слава богу.

Мы вышли на улицу. Падал тихий торжественный снег. Все было белым, коммунальщики еще не успели посыпать дороги своими зловредными порошками. За спиной сияла башня, как огромная карусель. Но ярче огней и снежинок сияли мамины глаза. Хорошо, что удалось ее вытащить на это телевидение. Может, теперь у нее начнется новая жизнь.

— Пойдем пройдемся, — сказала я маме. — Все равно машина далеко стоит. Давай руку. Когда я была маленькая, меня бабушка вечером выводила тебя встречать. И мы гуляли за ручку, «до того фонаря» и обратно. Из-под фонаря сыпался снег, автобусы проезжали, а тебя все не было. А потом ты появлялась…

— Вместе с папой, — подхватила мама. — Я ждала его у метро, чтобы вместе сесть в автобус. Почему-то страшно не любила приходить без него домой, хотя там были ты, бабушка, Саша. А мне все равно казалось пусто…

Черт бы побрал мои детские воспоминания!


Через несколько дней в магазин явились два очень серьезных человека. Смена была Нюшина, и моя вышколенная продавщица приветливо осведомилась, что интересует гостей.

Гости ответили лаконичным отрицательным жестом. Их ничего не интересовало. Они хотели поговорить с хозяйкой магазина.

Хозяйка в это время в духовной атмосфере вкушала пищу, пристроившись на табурете в кладовке. Нюша, памятуя Аленины строгие указания и мои робкие просьбы, отвлекать меня не посмела. Посетители молча стояли у прилавка и без всякого выражения рассматривали наши колокольчики, подвесочки, зверюшек и прочий товар. Непохоже, чтобы им что-то понравилось — ни пушистый цыпленок с хвостом как пучок петрушки, ни веселый гном в спадающих штанах. Улыбка ни разу не озарила бесстрастные лица, и Нюша тихо запаниковала, решив, что нас посетила либо налоговая инспекция, либо новая «крыша», вошедшая в контры со старой.

Но когда я вышла из кладовки, вытирая губы, просветленная и почти сытая, гости приветствовали меня вполне дружелюбными улыбками и вторично высказали желание поговорить.

Говорить у меня в магазине негде. С девочками мы иногда выясняем кое-какие животрепещущие вопросы в кладовке, но туда даже нас может поместиться только двое, при этом надо втягивать животы и не махать руками.

Обычно своих партнеров (а это, по-видимому, были потенциальные партнеры, только немного странные — провинциалы? русские иностранцы?) я приглашаю посидеть в кафе на втором этаже нашей «стекляшки». Но мне после ведического обеда в кафе было делать нечего. И что-то в облике гостей говорило, что они тоже не станут пить растворимый кофе и лакомиться трюфельными пирожными в заведении с простодушным названием «Вкуснятина».

Поэтому я приняла нестандартное решение: Нюшу отправила пить кофе, сама уселась на трехступенчатую стремянку за прилавком, а гостям предложила в качестве сидений табурет и тумбочку-пенек, которая служила нам подставкой для товара. Зал заседаний получился хоть куда.

Но двое серьезных мужчин не стали садиться. Они вежливо поблагодарили и сразу перешли к делу.

— Алена рассказывала нам, что вы придерживаетесь ведического питания, — начал один из них, тот, что был помоложе.

Это невинное начало насторожило меня, но я лишь кивнула.

— …А также принимаете замечательное средство — греним.

Я кивнула снова, еще более сдержанно. С гренимом у меня складывалось плохо. Его следовало пить через полчаса после еды, и я никогда не могла об этом вспомнить, если рядом не было Алены. В результате за прошедшие дни я приняла этот целебный препарат от силы четыре раза и пока не могла оценить его действия по очищению крови.

— Хорошо ли вы себя чувствуете? — спросил молодой.

— Спасибо, хорошо, — ответила я, как на светском приеме, ловя себя на желании сделать книксен.

Значит, эти постные мужики — из Алениной аюрведической компании, ну-ну. Наверное, наставники, вид у них какой-то пасторский.

— Уважаемая Екатерина Григорьевна, — мягко вступил старший, господин очень благородной внешности. — Я думаю, у нас с вами есть возможность для обоюдовыгодного сотрудничества.

Он так и сказал: «обоюдовыгодного». Но это не помогло. Я знала, что будет дальше, и больше не хотела их слушать. Скучно и обидно. Скучно то, что пастор сейчас будет говорить, а обидно — из-за Алены.

Разумеется, они предложили мне продавать их ведические снадобья и косметику (оказывается, есть и такая). И повесить рекламу альтернативного медицинского центра «Иная жизнь». Пока он говорил, а мне неловко было перебивать, я взобралась на ступеньку повыше и оказалась почти на их уровне. До этого посетители смотрели на меня сверху вниз. Теперь мои коленки торчали прямо перед их носами, но мне было все равно.

Я сказала: нет. Я не пропагандирую ни Аюрведу, ни какое-либо другое течение, направление, движение и так далее. Я продаю только свои талисманы. Они счастливые, потому что они мои.

Не помню, высказала ли я все это пасторам или просто ответила: «Нет, это невозможно». К счастью, они не стали меня уговаривать, кивнули и удалились.

Я слезла со стремянки. Машинально сунула руку в карман, нашла там конвертик с гренимом и бросила его в мусорную корзинку. Достала мобильник, набрала номер Нюши и попросила принести мне из «Вкуснятины» двойной эспрессо, бутерброд с сервелатом и батончик «Натса». Эпоха Аюрведы в моей жизни закончилась.

Нет, не закончилась. Оставался очень неприятный разговор с Аленой.

Загрузка...