Всё как есть

АВГУСТ Внутренний резерв

С помощью терапии голоданием можно очистить свой организм от шлаков, улучшить состояние здоровья, а также снизить свой вес (от 5 до 11 кг). На протяжении многих десятилетий лечебное голодание зарекомендовало себя как идеальная терапия при лечении сердечно-сосудистых заболеваний, заболеваний желудочно-кишечного тракта, кожных заболеваний, подагры, бронхиальной астмы, аллергии и т. д.

Отличие лечебного голодания от диет заключается в том, что при голодании полностью исключается поступление пищи в желудочно-кишечный тракт. При голодании уже с первых дней запускается постепенное переключение обмена веществ на так называемое внутреннее питание (за счет внутренних резервов). В этот период в качестве источника энергии используются излишки жировых отложений, а в качестве источника питательных веществ — патологические ткани и субстраты (рубцы, спайки, кисты).

Пищеварительный тракт во время голодания отдыхает, это сопровождается высвобождением колоссального количества энергии. Высвободившаяся энергия используется организмом для запуска механизмов саногенеза (самовосстановления, самоизлечения). В связи с этим улучшаются функции внутренних органов, иммунный и гормональный статус.

Голодание переносится разными людьми по-разному. Очень сильно определяет самочувствие человека во время лечебного голодания ментальный (психический) настрой. Чем более решительно вы настроились на оздоровление и избавление от хронических заболеваний, тем легче вы переносите отсутствие пищи.

При длительных сроках лечебного голодания важно правильно войти в голодовку и выйти из нее. За несколько дней необходимо перейти на растительную пишу. Выходить из лечебного голодания необходимо примерно столько же дней, сколько длилась голодовка. Так, если вы голодали 8-10 дней, то приступать к своему обычному питанию следует примерно через 8 дней после первого приема пищи. В первый день после голодовки можно ограничиться одними соками (морковный, яблочный, томатный, — и даже их можно разбавить водой). Через день-другой можно приступать к овощам и фруктам. Затем могут последовать каши на воде. И наконец, молочные продукты. Во время лечебного голодания необходимо в меру двигаться, а также будут полезны легкие тепловые процедуры. Пить — чистую воду. Длительные голодовки можно проводить до двух-трех раз в год.

А вот худеть-то мне и не стоило. Меня ведь ждал еще Иркин подарок замедленного действия.

Ирка на сей раз решила подарить мне что-то полезное. И подарила путевку в профилакторий, где можно было очиститься, омолодиться, избавиться от всех проблем, и в первую очередь от лишнего веса. Все это — с помощью лечебного голодания.

Я не смотрела в зубы дареному коню, а потому не знала, сколько стоит такой отдых, но подозревала, что он дороже, чем пребывание в обычном санатории с четырехразовым питанием и круглосуточным баром. Так и вышло; к тому же оказалось, что если в процессе голодания ты все-таки попросишь поесть, то за это надо доплачивать отдельно.

Но сначала я очень вдохновилась перспективой полного очищения и обновления организма и решила взять с собой маму. Какой бы дорогой ни была дополнительная путевка в голодный рай, не может быть, чтобы мне она оказалась не по карману.

Но мама отказалась. Поразительно, но факт: моя мама, которая старалась быть со мной всюду, где только возможно, решительно и спокойно заявила, что она не поедет, даже не выслушав, куда надо ехать. Она останется в Москве. Точка.

Ладно, в Москве так в Москве, хотя меня это немного удивило и обеспокоило. Мне показалось, что она теряет интерес к жизни и потому сидит безвылазно дома все лето. Как выяснилось, я была не права с точностью до наоборот и, честно говоря, не знаю, что лучше. Но об этом потом.

А сначала мы с Иркой и ее подругой Дашей отправились в профилакторий. Для Ирки и ее приятельниц это было место уже освоенное, об-голоданное — они там очищались каждый год.

Отправляться никуда было особенно не надо — небольшой корпус за кирпичным забором располагался у самой кольцевой дороги. Чем-то он мне напомнил клинику Льва Аркадьевича, но в более скромном варианте. Неудивительно — лечение тяжелых наркоманов все-таки дороже очищения и омоложения ленивых барышень и расходов требует больше.

Ирка с Дашей поселились вместе, а меня поместили в комнату с девушкой примерно моего возраста. Ее звали Ксения.

Ксения голодала уже два дня и по этой причине лежала пластом на кровати, поставив на живот ноутбук. Живот, несмотря на голодание, у нее был довольно пухленький, а ноутбук — гораздо более навороченный, чем у Ирки и Сашки. Возле кровати лежал громоздкий «SonyEricsson» и какая-то штучка вроде колпачка от дорогой авторучки. Я видела такое несколько раз, это называется гарнитура Blue-Tooth. Не знаю, при чем тут синий зуб, но с помощью этого приспособления можно разговаривать по мобильнику, не прикладывая его к уху.

Мне такой зуб не нужен. По роду моей профессии люди гораздо больше надоедают мне лично, чем по телефону. И трубка около уха — прекрасный повод уйти от общения.

Но в данный момент уши у Ксении были заложены массивными наушниками. Плеер, видимо, прятался где-то в складках постели.

Толком познакомиться мы не успели. Ирка стукнула мне в дверь — нас позвали на ознакомительную лекцию.

Лекцию читала главный врач Маргарита Ивановна — женщина неопределенного возраста, из тех, кого называют ухоженными. Видимо, она неоднократно испытывала на себе все процедуры, о которых рассказывала, потому и выглядела не живым человеком, а хорошо сделанным женским чучелом, выпотрошенным и вычищенным изнутри и снаружи.

— Знаешь, сколько ей лет! — завистливо шепнула Даша, как будто сама не надеялась дожить до такого возраста.

Маргарита Ивановна поведала нам, что через два-три дня чувство голода пройдет, от еды останется лишь ностальгическое воспоминание, мы станем ближе к природе и сможем посвящать свободное время самопознанию и самоусовершенствованию. Откроются неожиданные внутренние резервы. Настроение может улучшаться вплоть до эйфории, поскольку мозг насыщается гормоном счастья серотонином (а мы-то с Лизкой в погоне за ним зря сожрали столько шоколада!). Пациент чувствует легкость, бодрость, мышление становится более острым и продуктивным. Люди, пережившие психическую травму, почувствуют, что возвращаются к новой жизни, потому что очищенная кровь лучше питает мозг.

Ирка, не меняя внимательного выражения лица, пихнула меня в бок. В том смысле, что это как раз меня касается. И какую же травму я, по ее мнению, пережила? Если речь о Косте, то это было сто лет назад и поросло травой забвенья, а про Володю она ничего не знает, о нем вообще не знает никто, кроме Лизы.

Но тут Ирка забыла про мои травмы и мечтательно вздохнула. Маргарита Ивановна заговорила о том, что во время голодания повышается творческая активность. Это заметили еще Сократ и Пифагор, проводившие курсы голодания продолжительностью до сорока дней и требовавшие этого же от своих учеников.

Ирка в прошлый раз поехала голодать, оставив дома свой ноутбук и решив отдохнуть от работы. В результате она так маялась, что в конце концов сбежала домой, съела полкурицы, выпила литр кофе, написала десять страниц за одну ночь, а потом весь день ее несло и рвало. Хорошо, что ребенок Рик не видел этого безобразия — на лето его всегда отправляли к бабушке в Днепропетровск. У Ирки это называлось «закинуть парня в Днепр».

В этот раз Ирка, по примеру Пифагора и Сократа, явилась во всеоружии. Она взяла с собой рабочий инструмент и намеревалась за десять дней творческой активности наваять новый остросюжетный боевик «Смерть в обмен на продовольствие».

Что касается нежной Дашеньки, то ей предстояло на голодный желудок сдавать экзамен по вождению, и она заранее умирала от страха.

Маргарита Ивановна рассказала о процедурах, которые нас ожидают: сауна, гидромассаж, душ Шарко, клизмы, талассотерапия, гидроколонотерапия, за отдельную плату — косметолог и дюбаж печени. На дюбаж мои дамы отреагировали с энтузиазмом, а меня внезапно затошнило. Наверное, у меня слишком богатое воображение — слово «дюбаж» показалось мне похожим на дренаж, а поскольку я и про дренаж толком не знала, что это такое, то сразу представила себе толстое сверло, входящее в правый бок.

После такой лекции мне немедленно захотелось что-то съесть. Совсем маленький кусочек, пусть диетический, но вкусный, для успокоения души. Ведь нельзя же говорить человеку сразу столько страшных слов.

Вместо этого нас повели на клизму, а потом в сауну. Девчонки старательно делали вид, что получают от всего безумное удовольствие, а на меня вдруг напала неудержимая сонливость. Я еле добралась до комнаты, где соседка Ксения уже дрыхла с компьютером на пузе, так и не сняв наушники.

Меня разбудил металлический дребезжащий звук, и спросонья мне показалось, что это то самое сверло по имени дюбаж раскручивается, чтобы вонзиться мне в живот. Я подскочила на кровати.

За окном было светло, но без солнца — то ли сумерки, то ли раннее утро, то ли пасмурный день. А жужжал, подпрыгивая на тумбочке, телефон моей соседки. Я страх как не люблю вибросигнал, даже в своей изящной «Motorola». Он всегда раздается неожиданно, и когда понимаешь, в чем дело, и лезешь за трубкой, ощущение все равно мерзкое, как будто в сумочке завелась муха. Ну а «SonyEricsson» солиднее, толще, и звук от него исходит, как от летающего мадагаскарского таракана, каких я видела в Египте.

У меня от этих тараканов просто истерика случалась, настолько я их не выношу. А один дяденька из нашей гостиницы, большой специалист по насекомым, все старался меня успокоить, рассказывая, что эти тараканы на самом деле цикады, вот слышали, Катенька, по вечерам стрекот в кустах? Это наши милые животные так поют. Да пусть они хоть танцуют, только подальше, отвечала я, стуча зубами от омерзения.

Хорошо, что со сна мне померещилось только сверло, а не «милые животные», поющие в кустах. Тут бы я точно завизжала на весь профилакторий.

Соседка Ксения наконец проснулась, совершила сложный подъем-переворот (причем компьютер каким-то образом удержался у нее на пузе) и схватила трубку, которая уже раскалилась и, видимо, готовилась к вертикальному взлету. Тут же спохватилась и нацепила на ухо «синий зуб».

— Алло? Да, солнышко!

Я отправилась в туалет, чтобы не слушать чужой разговор. В голове шумело, хотя голодание длилось каких-то десять часов — по часам я определила, что сейчас все-таки вечер.

Беседа продолжалась недолго. Когда я вернулась, Ксюша сидела в кровати, горестно обхватив руками ноутбук. Несмотря на наушники, сдвинутые на шею, она выглядела как деревенская баба, у которой мужика забрали в солдаты и хата покосилась, поправить некому.

— Кать, у тебя есть друг? — спросила она грустно.

Я помотала головой совершенно искренне. Почему-то при слове «друг» (понятно, что не просто друг, а друг-парень, boy-friend) я подумала о Костике, а его уже нет. Володя мне даже как-то и не вспомнился. Да и какой он друг! Урод, а не друг.

— А у меня есть, — сказала Ксения почти со слезами в голосе. — Это он звонил.

— Поссорились? — спросила я, хотя мне было не очень интересно. Но все-таки нам предстоит несколько дней прожить вместе и надо соблюдать политес.

Ксюша безнадежно махнула рукой.

— С ним не поссоришься. У нега вообще все не как у людей. Он техносексуал.

— А?

В первый момент я подумала о каком-то новом модном извращении вроде сожительства с разными приборами. Правда, непонятно, как это происходит у мальчиков, но, в принципе, в задницу каждый может себе засунуть все что угодно, например, микрофон от караоке. Это меня, наверное, от клизмы повело на такие фантазии. Но потом я вспомнила, что читала про техносексуалов и слышала от брата Сашки. Это молодые люди, до такой степени подвинутые на технике, а точнее, на электронике, что никакого секса им уже не нужно. А если и нужно, то среди мерцающих компьютеров и сканеров, под возбуждающее жужжание крутого мобильника.

Вот такой друг у Ксении. И она вроде бы под него прогнулась, сама стала отвязанной техносексуалкой, которая даже спит с ноутбуком и в наушниках. Но бывают моменты, когда страшно хочется, чтобы любимый человек был рядом во плоти или хотя бы позвонил и сказал какую-нибудь ласковую глупость, а не слал эсэмэски. Особенно если ты уже третий день валяешься без сил на кровати и тебе каждое утро вгоняют в жопу поллитра соленой воды.

— Но он же позвонил, — заметила я.

— Ага, позвонил! — Ксюша уже не сдерживалась и кулаком вытирала слезы со щек. Ноутбук сполз на колени и скорбно качался в такт хозяйкиным рыданиям.

Он позвонил, чтобы сказать, что скачал классную игрушку. И сейчас он пошлет ее Ксении по электронке, чтобы она заценила. Ну, пока, а то у него что-то зависло.

— Ну и что? — удивилась я. — Что не так?

— Ну как — что? — всхлипывала Ксюша. — Он не спросил, как я себя чувствую, не сказал, что скучает, что лю-убит… Я тут вообще могу умереть, ему будет все равно-о…

Интересно, есть ли в клинике психолог? Наверняка должен быть.

Но пока роль психолога пришлось выполнять мне. И я как могла объяснила бедной Ксении, что просто у ее друга такая манера заботиться. Кто-то приносит цветы, кто-то дарит подарки, говорит нежные слова. А он находит классную игрушку и посылает ей, чтобы развлечь любимую девушку. Разве это не проявление внимания?

— Да-а? А то, что он меня заставил какую-то программу для обработки картинок скачивать — тоже внимание? Говорит, тебе там все равно делать нечего…

Но потом, немного успокоившись, Ксюша признала, что ее друг — его зовут Андрей — действительно о ней заботится. Например, настроил ей спутниковую линию, чтобы она могла из клиники выходить в интернет. Регулярно посылает подборки новостей из компьютерного мира.

— Но он делает для меня то, что ему интересно, понимаешь! Он не думает, что мне интересно другое!

Ксюша прекрасно разбиралась и в программах, и в интернете, и в свойствах новых мобильных телефонов. Но у нее были свои пристрастия. Например, сходить в клуб на концерт музыки техно. Пошляться по магазинам, посидеть в кафе, сожрать что-нибудь вкусное (ох, как она любит пожрать, не в похудательной клинике будет сказано). И даже с мобильниками, например, он не догоняет. Вот она купила по его настоянию «SonyEricsson», но он же неэлегантный, неженский. Лично она хотела бы «Nokia 7280». Прикольная трубка, узкая, как линейка, вообще без кнопок. У нее только голосовой набор. А если говорить о функциях… Тут я понемногу стала засыпать, тем более что уже стемнело, но каким-то образом умудрялась поддакивать.

— Кать, а Кать! — повысила голос Ксения, и я проснулась.

— Что?

— Слушай, не обижайся, с тобой так здорово говорить, ты так все сечешь… Только можно я посмотрю, что он там прислал? Если Андрюха пишет, что классная игрушка, то, наверное, и правда классная…

Утром меня разбудила Ирка — они с Дашей отправлялись на утреннюю прогулку. «А когда завтрак?» — чуть не вырвалось у меня, прежде чем я вспомнила, что завтрак — никогда. Вместо завтрака клизма.

В маленьком уютном садике росли развесистые дикие яблони без единого яблока. То ли их собирали по ночам, чтобы не искушать пациентов, то ли специально вывели такой бесплодный, голодовочный сорт.

По садику ходили пациенты, а вернее пациентки, в большинстве своем в халатах, кое-кто с полотенечными тюрбанами на головах и намазанными лицами. Дашенька объяснила, что здесь голодают не все — некоторые проходят курс оздоровления, реабилитацию после пластики (то есть пластических операций) и других косметических процедур, оставляющих по первому времени явные следы. Например, после глубокого пилинга, от которого верхний слой кожи сходит и морда выглядит как ошпаренная, с клочками облезшей кожи. Каково жить с такой физиономией кинозвезде, которая даже к окну не может подойти, чтоб ее не засекли папарацци! Даже если не высовывать носа на улицу — то куда спрятаться от домработницы и няни?

Даша так жалела бедных кинозвезд, что и мне пришлось поддакнуть — от домработницы не спрячешься, вот беда. Хотя у меня домработницы нет и прятаться не от кого. Люся, которая раз в две недели приходит убирать мою квартиру, не в счет. Мы с ней так редко пересекаемся, что если она увидит меня с ошпаренной облезшей мордой, то скорее всего подумает, что так и было.

— Так что здесь можно встретить очень известных людей, — важно добавила Даша.

Ирка в нашем разговоре не участвовала. Она ходила взад-вперед по дорожке, нахмурившись, и что-то бормотала про себя. Наверное, так проявлялась творческая активность.

Чтобы дамы не прерывали прогулку, нам прямо в сад вынесли минеральную воду. Это была не обычная вода из магазина, а какая-то особая, с живительного кавказского источника. Подавали ее в больших белых фарфоровых кружках, которые как-то сразу напомнили нам, что мы тут не просто болтаемся без дела, а занимаемся лечением и очищением организма.

Я спросила у Даши, почему среди пациентов одни женщины. Она пожала плечами и ответила, что вообще-то мужчинам сюда вход не воспрещен, но до сих пор их тут не встречали, и слава богу — это было бы крайне неудобно.

— А где же худеют мальчики? — не сдавалась я, вспомнив рассказы Брянского о лечении виноградом.

Даша покосилась на меня подозрительно и сказала, что есть более крупные профилактории, подешевле, а есть, наоборот, очень дорогие — и они смешанные. Но ей кажется, это лишнее. Ведь люди приезжают в такое место отдохнуть и заняться собой. А при наличии особ противоположного пола они будут заниматься кадрилью.

Это слово она произнесла с глубочайшим презрением, что меня удивило, потому что Дашенька была девушкой на редкость хорошенькой, похожей на Белоснежку из диснеевского мультфильма, и вряд ли у нее могли быть проблемы с противоположным полом.

Чтобы не заводить разговор в рискованные области, я припомнила эпизоды из классической литературы, происходившие на курортах, — прежде всего «Княжну Мери». Разумеется, там шла бесконечная кадриль, но аристократы и ездили туда в основном за этим, а не за очищением организма. Тем временем подоспела наша очередь брать белые чашки, что было не так-то просто, потому что деревянный столик окружила небольшая, но плотная толпа. В похожей ситуации Печорин подавал княжне Мери кружку с пятигорской водой и бросал на нее такие взгляды, что светская красавица не смогла устоять.

Тут неромантичная Ирка заметила, что в детстве ее всегда интриговала у Лермонтова загадочная фраза о дамах и господах, которые прохаживались по площадке, ожидая действия вод. И только во взрослом возрасте она сообразила, что действие вод было самое банальное, слабительное, а дамы и господа ожидали момента, чтобы прокакаться.

Стоявшие вокруг нас дамы, за неимением господ, довольно дружно рассмеялись, а Ирка, сорвав аплодисменты, поставила на столик пустую кружку и решительными шагами направилась в комнату продолжать писать про смерть и продовольствие. Последняя тема становилась час от часу все актуальнее.

Даша пошла на массаж, сообщив, что массажистка здесь замечательная, просто суперпрофессиональная, гораздо лучше той, что ходит к Даше делать массаж на дом. К сожалению, но что тут можно поделать, хороший специалист — это такая редкость…

Я почувствовала, что от Даши с ее великосветскими замашками меня скоро затошнит. Между прочим, у меня тоже есть массажистка. Только не она ко мне ходит, а я к ней. Но делаю я это, честно говоря, не потому, что мне так необходим массаж — до тридцати лет без него вполне можно обойтись. Просто и моя массажистка, и, что важнее, ее клиентки — мои потенциальные покупатели. Каждый раз я тащу к этой Элле полный багажник талисманов для ее «девочек». И то же самое происходит с моей парикмахершей Наташенькой, с которой мы просто дружим, и с косметичкой Ниной. Да, я тоже занимаюсь собой, может быть, меньше, чем Дашенька или резиновая Зина, а может, и нет. Но говорить об этом не люблю, а небрежные упоминания девушек о своих массажистках и парикмахерах меня иногда смешат, а чаще раздражают. Заботиться о своем теле — это образ жизни, а не тема для понтов. Люди ведь не хвастаются в обществе, что принимают душ или чистят зубы.

На самом деле количество сил и времени, которое человек тратит на себя, очень мало связано с результатом. Моя мама впервые пошла к косметологу в тридцать пять лет, а выглядит она лучше иной кинозвезды. Моя бабушка вообще никому не доверяла трогать свое лицо, но об ее неувядаемой молодости до сих пор ходят легенды. Человек выглядит так, как ему уготовано природой, и изменить тут можно совсем немного.

Просто сейчас это модно — бегать по массажисткам и салонам красоты. Я, в общем, следую моде, хоть отчасти и с меркантильными целями, но чтобы при этом еще и обсуждать своих массажисток — увольте! В конце концов, это мое личное, можно сказать, интимное дело — какая у меня массажистка. Может, это вообще массажист! Кстати, Черепанов делал массаж совершенно классно.

Но в глазах таких девушек, как Даша, если ты не щебечешь целыми днями о фитнесах, SPA и новой косметике, то ты просто существо низшего сорта, ну не то чтобы какая-нибудь деревенская клуша с небритыми подмышками и грязью под ногтями, но близко к этому.

Кстати, о ногтях. Это то, через что я не могу переступить и поэтому делаю маникюр сама дома. Все маникюрши — садистки. Еще ни разу не было, чтобы мне не порезали пальцы, будь это в районной парикмахерской или в салоне на Большой Дмитровке. При этом вместо извинений я получаю объяснения, что у меня, оказывается, сосуды слишком близко расположены — типа я сама виновата.

В общем, я понимаю, откуда растут ногти, то есть, простите, ноги у этой манеры. Те, кто тебя обслуживает, — это почти что слуги, и в светских беседах о них так естественно звучат барские интонации: вообразите, дорогая графиня, как трудно сейчас найти приличную горничную или массажистку. Думаю, мои ровесницы позаимствовали этот стиль у своих мам, которые до сих пор не перестают про себя удивляться, как далеко они ушли от бедной юности со штопаными колготками и очередями за шампунем.

Думая обо всем этом, я рассердилась неизвестно на кого и на что — скорее просто потому, что есть хотелось. Не знаю, когда пища должна была превратиться в ностальгические воспоминания; пока эти воспоминания были на редкость свежими, почти осязаемыми. Я бы, может, и не думала о еде, если б занималась делами, но тут делать было нечего. Ирка умница, что взяла с собой работу.

Я поплелась в комнату. Ксюша еще спала — наверное, вчера полночи резалась в классную игрушку. На моей тумбочке лежал листок с расписанием процедур. В их число затесались и лекции — о красоте и здоровье, о статусе женщины в семье и обществе, о преодолении стресса, еще о каких-то необходимых вещах. Но мне сейчас было не до них — на моем листочке напротив слов «гидроколонотерапия» и «дюбаж печени» стоял вопросительный знак. Я ведь так и не решила, буду ли проводить с собой такие опыты, а им здесь в профилактории нужно мое письменное согласие.

Дюбаж печени, как мне объяснили, это не дренаж и не сверло, а всего-навсего питье солененького раствора. Потом надо полежать, прогреть правый бок, вот и весь дюбаж. Он проводится лекарственным способом. А гидроколонотерапия — очищение кишечника, глубокая клизма. И тоже никаких неприятных ощущений, некоторым даже нравится. Зато эффект от обеих процедур потрясающий, словно заново родилась. Ну что, Екатерина Григорьевна, записываемся? Хотите — подумайте до завтра.

И вот завтра наступило, а я еще не думала. Собственно, я собиралась не думать, а звонить папе. Но вчера как-то вылетело из головы.

Я не хотела разговаривать в комнате, боясь разбудить Ксению. А выходить в коридор уже не было сил. «Чуть попозже», — сказала я себе и рухнула на постель.

Красивый, как Олег Меньшиков, Печорин протянул мне белую кружку. Он был во фраке и белой рубашке с высоким воротником, его глаза смотрели строго. Я взяла кружку и обнаружила там вместо воды что-то желто-зеленое, мерзкое, слизистое. «Это вся гадость и лишняя желчь, которая вышла из вашей печени, Екатерина Григорьевна», — сказал Печорин голосом старшей медсестры. И тут я вспомнила, что Меньшиков — это Фандорин и Печориным он быть не может. Вокруг стояли дамы в халатах и полотенцах на головах и смотрели на меня с осуждением — ведь я привела сюда мужчину. «Солнышко, у меня „аська“ не загружается», — жалобным голосом сказала Ксения. Она тоже стояла в саду, и ноутбук каким-то непостижимым образом держался на ее животе. А на деревянном столике сидела рыжая черепаха и говорила попугаичьим голосом: «Водоррросли! Водорросли!».

— Кать, пойдем! Сейчас талассотерапия, это обертывания, очень полезные, с водорослями.

После талассотерапии я вышла в сад, забилась в самый дальний угол и позвонила папе. Не дай бог сотрудники этого заведения услышат, как я задаю вопросы о полезности их процедур.

— Дюбаж однозначно нет, — сказал папа. — Вещь новая, малоизученная, последствия неизвестны. Что касается колонотерапии — это сейчас очень модно, а потому тоже сомнительно. Зиночка делала, хвалила, но особых результатов я не вижу. Но и вреда вроде бы нет. А если хочешь знать мое мнение, то не стоит без необходимости залезать в те органы, которые природа поместила внутри. Если бы кишечник нуждался в очистке, он бы находился на поверхности тела, и мы бы его чистили щеткой, как зубы, или палочкой, как уши.

Как же я хохотала — впервые за два унылых дня пребывания в профилактории! Надо чаще говорить с папой, это полезнее для здоровья, чем любой душ Шарко.

К моему голоданию папа тоже отнесся скептически. Не стоит насиловать организм, сказал он. Организм умнее нас, он сам знает, что ему нужно. Если пришло время голодать, то тебе самой есть не захочется. Но раз уж ты начала, то попробуй, это не смертельно.

Воодушевленная этим сообщением, я отправилась на гидромассаж, после чего мне опять безумно захотелось спать. Ни легкости, ни бодрости, ни самопознания не было ни в одном глазу. «Как растение мимоза в ботаническом саду» — всплыла в памяти строчка из детского стихотворения, прежде чем я провалилась в сон — на этот раз без сновидений.

Проснулась я быстро — нам снова принесли минеральную воду, на этот раз не в кружках, а в высоких стаканах, как на фуршете. Ксения осушила свой стакан залпом и бухнула его на тумбочку не глядя. Наушники были засунуты под подушку, а компьютер по-прежнему стоял на животе, и она играла в «Age of Empires» — должно быть, классная игрушка уже надоела. По Ксюшиным щекам текли крупные слезы.

— Что? — сказала я. — Опять Андрей?

— Да нет, не Андрей, — всхлипнула Ксения. — Есть хочется-а…

Тут я ей ничем помочь не могла. Правда, попыталась. Я посоветовала ей представить себе, что она голодает не просто так, а со смыслом. Например, скрывается от врагов в подземелье или ждет спасения на необитаемом острове, голом и каменистом. А лучше всего вообразить, что от голодания зависит, например, судьба ее любви. Вроде как она выдержит эти десять дней, а в награду получит своего ненаглядного Андрея.

— На надо мне никакого Андрея! — басом перебила Ксения. — Я котлету хочу! Киевскую, с маслицем…

— Но тебя же здесь никто не держит. Хочешь — иди домой к своим котлетам. Зачем так страдать?

Оказалось, что Ксюша идти не может. Вернее, может, но это будет совсем плохо. В профилакторий ее запихнули подружки. Они все стройные, худые, вылизанные, в общем, то, что надо. А она среди них одна толстая жаба, потому что ленивая и любит покушать.

— А Андрею тоже не нравится, что ты… ну, не худая? — осторожно спросила я.

— Да Андрею по барабану, он только в дисплей и смотрит.

— Так не все ли тебе равно?

Но Ксюше было не все равно. Потому что она отличалась от подружек, и это сразу бросалось в глаза. Даже в модных клубах фейс-контроль разглядывал ее особенно пристально. А уж в фитнес какой пойти, в сауну, где раздеваются, — просто позор.

Я не решилась предложить ей бросить подружек и не посещать места, где фейс-контроль фиксирует свое внимание не на «фейсе», а на талии.

— Я не могу, я умру, — вздохнула Ксения. — Меня уже тошнит второй день.

— Это тебя от компьютера тошнит, — сказала я. — Лучше книжку почитай.

— Какие книжки, ты что! Там все про еду.

— Вовсе не обязательно.

— Обязательно. Это дома, когда читаешь сытая, то не замечаешь. А здесь, на голодное брюхо, только открой — сплошная жратва на каждой странице.

Я не согласилась. Я пошла к Ирке и взяла пару ее боевиков, изданных под именем Сергея Быстрова, которые она притащила в профилакторий для меня и Даши. Ирка готовить ненавидит, книги у нее жесткие, мужские, никакой кулинарии там быть не может, решила я.

Себе я оставила «Культурного атташе», а Ксении дала «Войну проспектов». Мне читать не хотелось, я бы еще поспала, но надо было доказать бедной Ксюше, что безопасным бывает не только секс — есть в жизни другие, вполне невинные занятия, от которых и не тошнит, и не толстеешь.

Увы, моя плаксивая соседка оказалась права. Действие романа происходило в одной арабской стране, и уже на третьей странице герои начали с аппетитом пожирать фалафель. Тут же для непосвященного читателя объяснялось, как это блюдо готовится и с чем его едят — если в пите, то с салатом, нарезанными помидорами и острым соусом, а если на тарелке, по-европейски, то с чипсами и хумусом. Дальше рассказывалось, как из турецкого гороха делается эта вкуснейшая паста — хумус.

«Ну ладно, — подумала я, — может, это случайно. В конце концов, страна, о которой пишет Сергей Быстров, довольно бедная, кроме фалафеля и хумуса они толком ничего не едят, а описывать одну и ту же пищу на протяжении всего романа Ирка не станет».

Увы, действие в следующей главе происходило на званом вечере в итальянском посольстве, где гостей потчевали пастой и ризотто с жирными тигровыми креветками, привезенными диппочтой, ибо откуда в мусульманской стране креветки… Дочитать эту сцену я не успела, потому что Ксюша закричала:

— Ну вот, ну вот! Они пошли в ресторан!

— Кто? — спросила я, с трудом отрываясь от пышного итальянского хлеба с орехами, намазанного душистым чесночным маслом.

— Ну, эти бандиты и опер, который хочет к ним внедриться. Смотри: «Безуглов скромно заказал овощной салат и бефстроганов. Он специально выбрал простую пищу, чтобы не отвлекаться от разговора. Но его собеседники, по-видимому, успели проголодаться. Официант в одно мгновение уставил стол блюдами с красной и белой рыбой, старым добрым «оливье» и колбаской всех сортов — от нежно-розовой до бордовой с белыми конопушками сала. А вскоре на специальной решетке с подогревом появилось скворчащее мясо с поджаренной корочкой, роняющее на угли ароматный жир…». Не могу, это просто издевательство!

Мне пришлось признать, что чтение вряд ли спасет нас от мук голода.

— С поджаристой корочкой! Конопушки сала! — жалобно повторяла Ксения. — Нет, ну почему кому-то — все…

Ее прервал телефонный звонок. Солнышко Андрей сообщал, что написал новые плагины к программе «Adobe Illustrator». Если Ксюхе интересно, он их вывесил в сети на своем сайте. Лично мне это было совсем не интересно, но он говорил слишком громко или динамик в мобильнике работал слишком хорошо. К счастью, Ксюша отвлеклась на эти плагины и полезла в ноутбук. Сейчас ее снова затошнит, но это ничего, потому что за окном уже стемнело и скоро спать.

Но прежде чем пришло время спать, нас позвали на лекцию о статусе женщины в семье и обществе.

Очень молоденькая и очень бойкая девчушка объясняла, что нет такой вещи, ради которой женщина могла бы пожертвовать своей карьерой или своим здоровьем. Вступая в отношения с мужчиной, надо всегда обращать внимание, готов ли он к тому, что у партнерши есть своя жизнь, свои привычки, которым она не собирается изменять. А также: что может дать мне этот мужчина? Не станет ли он просто паразитом, энергетическим вампиром, который обескровит мою личность…

Обескровленная личность произвела на меня такое сильное впечатление, что я не заметила, как лекция закончилась и специалистка по статусу женщины перешла к вопросам.

— А как вы смотрите на то, что женщина может вырастить ребенка без мужчины, в неполной семье? — тонким голосом выкрикнула Дашенька.

Ирка покосилась на нее неодобрительно. Она бы могла лучше всех тут рассказать, как надо растить ребенка в неполной семье.

Ведущая важно кивнула.

— Прежде всего следует взвесить свои возможности. Ребенок ни в коем случае не должен чувствовать себя ущемленным в материальном плане. Иначе вы добьетесь обратного результата — он будет страдать от своего положения и не оценит всех преимуществ жизни в неполной семье.

— А какие тут преимущества? — спросил кто-то.

— Огромные! — с жаром воскликнула лекторша. — Во-первых, это близкий контакт с матерью. В полной семье ребенок часто чувствует себя третьим лишним, если у родителей хорошие отношения. А если отношения плохие, он вынужден участвовать в этой войне и принимать чью-либо сторону. От всего этого вы избавлены, когда вас только двое. Дети в такой ситуации раньше взрослеют и чувствуют себя равноправными партнерами по совместной жизни. Если ребенок — мальчик, он учится уважать женщину как личность на примере своей успешной, счастливой матери. А если это девочка, она завидует маме и берет с нее пример. В принципе, если вы можете построить в семье такие отношения и обеспечить своего ребенка всем необходимым — я подчеркиваю: всем, а не просто куском хлеба с маслом, — то мужчина как муж и отец не нужен ни вам, ни ему.

— Это вроде бы называется феминизм, — раздался голос из того угла, где сидели женщины постарше.

Ведущая снисходительно улыбнулась.

— Феминизм — это термин, над которым мы привыкли смеяться. Как понятие он несколько устарел. То, о чем мы с вами говорим, — не теория, которую можно назвать феминизмом или как-то иначе, а просто реалии современной жизни. Закрыть глаза на них уже нельзя.

Даша и Ирка зааплодировали.

После лекции у Даши разгорелся спор с одной «взрослой» женщиной, и все мы невольно оказались в него втянутыми. Эта тетенька по имени Татьяна, высокая и статная, с волосами, намазанными какой-то маской, доказывала, что мужик бабе все-таки нужен. Причем именно в семье, а не в койке. Хотя бы потому, что все на себе тащить одной, какая бы ты ни была уверенная в себе и обеспеченная, — трудно и страшно.

— И не страшно, и не трудно, — возражала Даша, хлопая голубыми глазами Белоснежки. — Когда я рассчитываю только на себя, то точно знаю, что мне никто не помешает.

Ее поддержала моложавая женщина с заживающими шрамиками вокруг лица, хозяйка крупного ювелирного салона:

— Я понимаю, когда мужчина помогает тебе в делах и приходит на свидания — с подарками, с цветами. А так — сидит над душой, зудит о своем, изводит глупыми подозрениями да еще ночью лезет — на хрена это надо?

— Но две-то головы лучше, чем одна, — добродушно сказала Татьяна. — И два дохода лучше.

— Это смотря какие головы и какие доходы, — заметила Ирка.

— Вот смотрите, — Дашенька увлеклась по-настоящему. — Допустим, я ищу достойного спутника жизни…

— А достойный — это какой? — поинтересовался кто-то.

— Ну… Умный, красивый, внимательный, не сволочь, не жмот. И, как сегодня говорили, чтобы уважал мое право на собственную жизнь.

— А как насчет денег?

— Это однозначно. Деньги у него должны быть. Никакого рая в шалаше.

— То есть прекрасный принц на белом «мерседесе», — подвела итог Татьяна. — Ты думаешь, такие часто встречаются?

— В том-то и дело, что редко! И пока я его буду искать, потрачу столько сил, времени, нервов, столько разочарований перенесу. А представьте, что все эти усилия я брошу на собственную профессиональную карьеру и самоусовершенствование? Ну?

— Ну? — хором повторили мы.

— А вот то-то, что самостоятельно я добьюсь большего и в материальном, и в духовном плане, чем пока буду бегать за принцем, которого, может, и не найду Так зачем?

— Знаешь, — сказала Ксюша на удивление рассудительно. — Так природа захотела, почему — не наше дело.

— Природа захотела, чтобы люди спаривались, не более того, — сказала Ирка.

— Не только спаривались, но и жили парами, — возразила Татьяна.

— Это общество захотело. А общественное устройство меняется. И сегодня семья уже потихоньку изживает себя. На Западе люди живут поодиночке, и это в порядке вещей.

— То-то у них рождаемость падает, на Западе.

— Ну и что, что падает. Зато благосостояние и продолжительность жизни растут.

— То есть нас ждет рай одиноких стариков?

— Нет, зачем же стариков, — сказала Ирка. — Старушек.

Тут все рассмеялись и разошлись по комнатам.

Весь этот спор я промолчала. Мне нечего было сказать. Я вижу, что семья изживает себя, хотя бы на примере моей собственной семьи. Когда-то мы были вместе: мама, папа, мы с Сашкой и бабушка, а теперь все разделились, и это в порядке вещей. Никто из моих мальчиков не вызывал у меня горячего желания выйти за него замуж, а если говорить об уважении к свободе личности, то лучшим мужем был бы Славка-кузнечик — ему вообще на все личности плевать, кроме своей собственной. Никого из них я не представляю отцом своего будущего ребенка, и мне очень нравится Иркина неполная семья. Трудно представить себе, чтобы в нее мог вписаться какой-то мужчина.

Одним словом, общественное устройство меняется. Но человек более консервативен, ему измениться не так-то просто. Человек, особенно женщина, может головой понимать все что угодно — и про время, которое зря тратится на поиски пары, и про преимущества самоусовершенствования и карьеры. Но он все равно страдает, когда он один. Хотя иногда скрывает это так, что посторонним незаметно. Тогда эти бедные посторонние, в свою очередь, начинают считать, что только они такие отсталые, рабы старомодных представлений: мол, нехорошо человеку быть одному. И прячут эти представления глубоко-глубоко, хотя все равно про себя грустят. Ругают себя, смеются над собой и грустят. И моя мама, и я, и самодостаточная Ирка, и бойкая Даша, и техносексуалка Ксюша, и Лизка на своем диване. Ничего с этим не поделаешь, хотя поделать очень хочется. Стать по-настоящему железной леди, чтобы ни в ком не нуждаться. Не получается, и деньги тут ни при чем, будь ты хоть дочкой Ротшильда. Правильно сказала взрослая Татьяна — это природа.

С такими невеселыми мыслями я заснула, а утром были прогулка по саду, сауна, гидромассаж, клизма, несколько порций дневного сна вперемежку с «Культурным атташе». Я чувствовала себя куклой из ваты, которую невидимые ниточки ведут туда или сюда без всякого согласия или протеста с ее стороны. Что самое интересное — есть не хотелось. И Ксюша больше не хныкала — она в основном спала, и даже не отвечала на жужжание своего SonyEricsson, которое означало, что неутомимый Андрей опять шлет ей сообщения о новых играх или плагинах.

А вот Ирка, наоборот, стала страдать от вкусовых галлюцинаций, поскольку в ее новом романе, кроме смерти, было еще и продовольствие, и его надо было изображать в красках.

— Ты пиши о внешнем виде, — советовала я, но Ирка говорила, что у нее слишком развито воображение, и, даже говоря о многотонных контейнерах гуманитарной помощи, которые сбрасываются с вертолетов, она ощущает вкус говяжьей тушенки и горького шоколада еще до того, как контейнер приземлится.

Этот разговор происходил у нас в комнате, и Ксюша не выдержала. Жалобно пискнув, она выскользнула из-под ноутбука, где каждую секунду квакала «аська», и бросилась вон. Ирка сочувственно посмотрела ей вслед.

— Чтобы голодать, нужен характер, — назидательно сказала Даша. Она вчера сдала свой экзамен по вождению и страшно собой гордилась. Я-то знала, что это уже четвертая или пятая по счету сдача, и Дашин папа наконец договорился, чтобы ребенку выдали права и больше не мучили. И договорился он с гаишниками так убедительно, что ребенок мог бы сдавать экзамен во сне — его бы все равно засчитали. Но, как говорил мой друг Костик, как бы ни болела, лишь бы умерла. Сама же Даша считала, что у нее открылись внутренние резервы, и потому она откаталась лучше, чем когда ела.

Увы, характера бедной Ксении не хватило. Она пошла к главврачу Маргарите Ивановне и попросила перевести ее с голодания на щадящую диету. Но диета оказалась недостаточно щадящей, потому что Ксению она не пощадила — ей все равно хотелось есть, даже больше, чем во время голодовки. В конце концов она сбежала из профилактория за три дня до конца курса. Из-за калитки мы наблюдали, как ее забирал Андрюша-солнышко, который оказался двухметровым красавцем с пышной светлой шевелюрой, владельцем спортивного BMW. Даша только рот раскрыла. Так вот кому достаются богатые принцы, говорил ее очумелый взгляд. И потом весь вечер после лекции о преодолении стресса наши девушки обсуждали Ксению — какая она невзрачная толстая плакса без воли и характера, наверняка только и мечтает выйти замуж и будет классической подкаблучницей.

Больше ко мне никого не подселили. Я привыкла к голоданию и клизмам, и мне просто было очень скучно. Ирка торопилась закончить свои смерть и продовольствие, а общаться с Дашей не хотелось. И тут позвонила моя дорогая Лизка, которой, как всегда, срочно понадобилась помощь.

— Так ты не дома? — ужаснулась она. — В профилактории? А кто же со мной поедет?

Оказывается, родители свалили отдыхать, а к Лизке собрались гости. Она пыталась отбиться, но это родственники, их огромное количество и среди них один очень симпатичный троюродный кузен Митя. Они едут из Новгорода, и их надо кормить! Представляешь, Катя?

— А мюсли они не едят? — пошутила я, но Лизка обиделась. Тут такое дело, а мне смешно. Она рассчитывала, что я посажу ее в машину, отвезу в магазин, куплю продуктов, которые не надо готовить, и привезу обратно. А я, оказывается, заперлась в своей башне из слоновой кости…

Тут Лизавета попала в самую точку. Врач Маргарита Ивановна называла наш профилакторий именно башней из слоновой кости. В том смысле, что тут можно отгородиться от всего мира и заняться собой. Но вообще-то режим был нестрогий, открытый, поэтому я успокоила мою бедную Лизу. Я поеду с ней, помогу сделать покупки и заброшу домой. Но до магазина пусть добирается сама.

Мы выбрали «Рамстор», который находился примерно на равном расстоянии от профилактория и Лизиного дома. Я спокойно села за руль и поехала по раскаленному городу, страдая не от голода, а от бензинового смога, плывущего над дорогой. Каждое лето я мечтаю о кондиционере, но не успеваю его поставить, а тем временем жара проходит, и я думаю: зачем, мы же не в Каире.

Лизку я подхватила у входа почти бездыханную. Непонятно, почему она не вошла внутрь, хотя там как раз кондиционер работал.

— Там люди, они ходят и смотрят, — сказала она жалобно.

В магазине на меня обрушилось море запахов. Колбасная волна, сырная волна, хлебная, рыбная, шоколадная… Они проходили сквозь меня, не вызывая никаких желаний, словно я уже превратилась в живую мумию, которая не нуждается в пище. Но я их чувствовала.

— Ты выглядишь как привидение, — заметила Лизка.

Мы с ней купили всяких полуфабрикатов, фруктов, овощей и сладостей и собрались было ехать. Но тут Лизавета обнаружила, что на втором этаже есть другие магазины, а в них вещи, а их так интересно смотреть и мерить. Мне пришлось смириться, все-таки моя подруга так редко вставала со своего дивана и получала драйв в виде путешествия по торговому центру. Мы обошли весь этаж, перемерили все, что попадалось на глаза, и даже купили Лизке туфли, которые она в жизни не наденет. Неожиданно я тоже прикупила себе лаковые сапоги, которые войдут в моду в следующем сезоне, и белый пиджак с бирюзовыми цветами. И тут поняла, что пора возвращаться к жизни. Срок в башне из слоновой кости истекал через два дня, но мне хотелось домой прямо сейчас. Я уже неделю держалась на одном только внутреннем резерве, и он исчерпался. Мы сделали круг, забрали из профилактория мои вещи, а потом отвезли Лизку с изрядно подтаявшими покупками.

— Уф, — сказала я, открывая свою дверь и падая в прихожей на стул. Дом был пуст, холодильник тоже. Какое счастье!

Дома мне предстояло еще несколько дней выходить из голодания — сначала овсяный отвар, потом соки, потом фрукты… Мама воспользовалась этим, чтобы навестить меня, притащить десять литров соков, которые мы с Сашкой не выпьем и за год, потому что не любим, и рассказать о своей жизни. Она выглядела оживленной, помолодевшей и сказала, что у нее был роман со Славкой Черепановым, ну да, с кузнечиком, я не ослышалась. Но теперь все позади, они остались хорошими друзьями. И она благодарна мальчику, потому что вновь обрела вкус к жизни. Собственно, почему отцу можно, а ей нельзя?..

Я пока еще сидела на овсяном отваре и чуть не упала в обморок — впервые за весь курс голодания. В глазах поплыли черные круги. Я на ощупь села на стул в кухне, сделала большой глоток воды — обычного «Шишкина леса», а не кавказских вод, — и меня вроде бы отпустило. Нет, ничего особенного, я даже никого из них не ревновала. Просто из неведения тоже надо выходить постепенно. Мама, взрослая женщина, могла бы об этом догадаться.