Римский император из династии Антонинов, правивший в 180-192 гг. Сын Марка Аврелия. Род. 31 авг. 161 г. Умер 31 дек. 192 г.
Император Марк Аврелий, который был одним из самых ученых людей своего времени, с детства постарался преподать Коммоду свои нравственные правила и правила великих и выдающихся мужей. Его учили и литературе, и риторике, и философии, но никакой пользы эти занятия ему не принесли из-за дурных задатков, которые рано проявились у Коммода. Едва ли не с самого детства он отличался постыдным поведением, был бесчестен, жесток, развратен. Искуснее всего он был в тех занятиях, которые не соответствовали положению императора: лепил чаши, танцевал, пел, свистел, наконец, проявлял способности превосходного шута и гладиатора. Признаки жестокости обнаружил он на двенадцатом году жизни. Однажды, когда его мыли в слишком теплой воде, он велел бросить банщика в печь. Тогда дядька его, которому приказано было это сделать, сжег в печи баранью шкуру, дабы зловонным запахом гари доказать, что наказание приведено в исполнение.
В 175 г., в дни восстания Авидия Кассия, Коммод сопровождал отца в его поездке в Египет и Сирию. После этого, в 176 г., он был провозглашен императором, а в следующем году, в нарушение закона о возрасте, получил первое консульство. Уже тогда благодаря мягкости отца он устраивал в Па-латинском дворце попойки и кутежи, собирал у себя женщин, отличавшихся красивой наружностью, как каких-нибудь рабынь-проституток, и, издеваясь над стыдливостью, устроил у себя лупанарий. Он завел у себя также упряжку коней для колесницы и, нарядившись возницей, правил колесницами и пировал с гладиаторами. Стараясь смягчить его нрав, Марк Аврелий взял сына на войну с германцами. Но вскоре император заразился чумой и умер, оставив Коммода своим наследником. Тогда Коммод немедленно прекратил войну, которую отец его почти что закончил; требования одних врагов он принял, дружбу других купил деньгами и поспешил после этого в Рим (Лампридий: «Коммод Антонин»-; 1-3).
Народ в столице встречал его с радостью и ликованием, ведь помимо молодости он имел привлекательную наружность. Взор у него был ласковым и огненным, волосы от природы белокурыми и вьющимися, так что, когда он шел, освещенный солнцем, то многим казался почти что божеством.
В течение некоторого времени Коммод оказывал всяческий почет отцовским друзьям и во всех делах пользовался их советами. Но потом он поставил во главе преторианцев Перенниса, родом италийца, который, злоупотребляя возрастом юноши, совершенно развратил его и отвадил от подобающих государю забот (Геродиан: 1; 7-8). Охотно поддавшись его влиянию, Коммод стал безумствовать во дворце на пирах и в банях вместе с тремястами наложниц, которых он набрал из матрон и блудниц по признаку красоты, а также с тремястами взрослых развратников, которых он собрал из простого народа и из знати, насильно и за деньги, причем дело также решала красота. Он сражался на арене среди своих спальников как гладиатор, пользуясь тупыми рапирами, а иногда и отточенными мечами. Иногда он приказывал осквернять у себя на глазах даже своих наложниц. Он дошел до такого позора, что сам отдавался молодым людям, и все без исключения части тела, даже уста, были осквернены сношениями с людьми обоего пола. У него были любимцы, именами которых служили названия срамных частей мужского и женского тела; им он особенно охотно раздавал свои поцелуи. Он держал также у себя одного человека, у которого был необыкновенных размеров мужской орган; этого человека он называл своим ослом и очень дорожил им. Коммод сделал его богатым и поставил во главе жрецов сельского Геркулеса. В бане он мылся по семи и восьми раз в день и в бане же принимал пишу. Даже шутки его были под стать необузданному характеру. Часто в дорогие кушанья он подмешивал человеческий кал и таким образом смеялся над гостями. Префекту претории Юлиану он приказал плясать голым с измазанным лицом перед своими наложницами и бить в кимвалы (Лампридий: «Коммод Антонин»; 5, 10, 11). Между тем, позволив Коммоду заниматься удовольствиями и попойками, Перен-нис постепенно приобрел такую силу, что все управление государством оказалось у него в руках. Влияние свое он всецело использовал в корыстных целях и первом делом начал клеветать на самых достойных из друзей и сподвижников Марка Аврелия. Успеху его козней много способствовал и заговор против императора, раскрытый как раз в это время (Геродиан: 1; 8). Во главе заговорщиков стояла сестра прин-цепса Луцилла, а убить Коммода должен был близкий к нему человек, Клавдий Помпеян. Но войдя к Коммоду с обнаженным мечом и имея возможность действовать, он выкрикнул: «Этот кинжал посылает тебе сенат». Этим он только выдал существование замысла, но не выполнил дела, так как был в ту же минуту обезоружен (Лампридий: «Коммод Антонин»; 4). Это покушение стало первой и главной причиной ненависти юноши к сенату; сказанное ранило его душу, и он стал считать всех сенаторов врагами, постоянно помня о речи напавшего на него. Коммод беспощадно казнил всех, кто состоял в заговоре, а также и многих попавших под подозрение (Геродиан: 1; 8).
Луциллу он сначала отправил на Капри, а потом велел умертвить. Впрочем, Переннис ненадолго пережил своих врагов. Вскоре он был обвинен в подготовке покушения на жизнь императора и казнен вместе со своим сыном. С кончиной обоих вскрылись многочисленные злоупотребления, творимые ими якобы волей императора. Коммод отменил многие распоряжения своего прежнего фаворита и даже объявил о своем намерении лично заняться государственными делами. Но в таком настроении он пробыл не более месяца, а потом все пошло по-старому. Место Пе-ренниса занял вольноотпущенник Клеандр (Лампридий: «Коммод Антонин»; 4, 6). Он достиг такой чести и могущества, что ему были доверены личная охрана, заведование опочивальней государя и командование войсками (Геродиан: I; 12). Произволу этого временщика не было никаких границ. По его усмотрению даже вольноотпущенников выбирали в сенат и причисляли к патрициям. Тогда впервые в один год было двадцать пять консулов, и все провинции были проданы. Клеандр продавал за деньги все: возвращенных из изгнания удостаивал почетных должностей, отменял решение суда. Все, кто пытался раскрыть Коммоду глаза на злоупотребления Клеандра, немедленно подвергались опале. Коммод велел казнить даже мужа своей сестры Бирра, причем вместе с ним было умерщвлено много других лиц, защищавших его. Среди жертв оказался также префект претория Эбуниан. Вместо него Клеандр сам стал префектом (Лампридий: «Коммод Антонин»; 6). Но и этого само-властца в конце концов постигла расплата. В 189 г. Клеандр скупил в огромном количестве хлеб и держал его под замком, чем вызвал голод в столице. Коммод тем временем настолько отошел от дел государства, что ничего об этом не знал. Когда же толпа народа двинулась к его дворцу, чтобы принести жалобу на Клеандра, на нее были пушены войска. В результате на улицах города разыгралось настоящее сражение между разъяренной чернью и всадниками. Только тогда Коммоду осмелились донести о происходящем, и он распорядился немедленно казнить Клеандра. Когда голову ненавистного вольноотпущенника показали римлянам, волнения улеглись сами собой (Геродиан: 1; 12-13). Тогда же были убиты и другие придворные вольноотпущенники, ставленники Клеандра. Между прочим выяснилось и то, что Клеандр вступал в связь с наложницами Коммода и имел от них детей, которые после его гибели были убиты вместе со своими матерями (Лампридий: «Коммод Антонин»; 7). Испытав столь великие опасности, Коммод стал относиться с недоверием ко всем, беспощадно убивая и легко веря всем наветам. В поведении своем он вскоре откинул всякий стыд и раскрыл перед римлянами всю безмерную пропасть своей разнузданности. Прежде всего, он велел именовать себя не Коммодом, но Геркулесом, сняв римское и императорское одеяние, натягивал на себя львиную шкуру и носил в руках дубину. Этой дубиной он убил несколько человек, одних в припадке гнева, других — просто в шутку (Лампридий: «Коммод Антонин»; 9). Иногда он надевал пурпурную златотканую одежду, так что стал смешным, подражая одновременно своим внешним видом и расточительству женщин, и силе героев. Изменил он и названия месяцев года, отменив древние и назвав все месяцы своими собственными названиями (Геродиан: 1; 13— 14). Август стал именоваться коммодом, сентябрь — геркулесом, октябрь — непобедимым, ноябрь — преодолевающим, декабрь — амазонским. Амазонским он был назван в честь любимой наложницы императора Марции, портретом которой в виде амазонки он любовался (Лампридий: «Коммод Антонин»; 11). Он поставил и свои статуи по всему городу и даже против здания сената статую с натянутым луком — он хотел, чтобы и его изображение грозило ужасом. Эту статую сенат после его смерти убрал и воздвиг изображение свободы. Не сдерживая себя, он опустился наконец до того, что стал обнаженным участвовать в публичных зрелищах, как простой гладиатор. Он даже пожелал переселиться из дворца в казарму гладиаторов и себя именовал уже не Геркулесом, но именем одного знаменитого, незадолго до этого скончавшегося гладиатора. Он велел отрубить голову величайшей статуи, почитаемой римлянами как изображение солнца, и поместил на ее место свою голову, подписав на основании вместо обычных императорских прозваний «победивший тысячу гладиаторов» (Геродиан: 1; 15). В самом деле, он Победил или убил столько ретиа-риев, что количество гладиаторских пальмовых ветвей доходило у него до тысячи (Лампридий: «Коммод Антонин»; 12). Впрочем, это было и не удивительно, так как все поддавались ему, думая о нем как о государе, а не как о гладиаторе (Геродиан: 1; 15). Часто он убивал своих противников под видом оборонительной битвы, в то время как у него самого было оружие, снабженное свинцовым острием. После того как он уже многих заколол таким образом, некий гладиатор по имени Сцева, полагаясь на свою смелость, физическую силу и выучку, отпугнул его от таких упражнений: он отбросил меч, признав его бесполезным и сказав, что достаточно для двоих того оружия, которым был вооружен сам Ком-мод. А тот испугался, как бы он не выхватил у него в бою кинжал — что бывает, — и отпустил Сцеву. С тех пор он стал опасаться и других борцов и обратил свою ярость против диких зверей (Виктор: «О Цезарях»; 18). Он устраивал грандиозные зрелища, дав обещание собственной рукой убить всех зверей. Молва об этом распространилась, и со всей Италии и из соседних провинций съезжались люди, чтобы посмотреть на то, чего они раньше не видали и о чем не слыхали. Толковали о меткости его руки и о том, что он бросал копье и пускал стрелу, не зная промахов. При нем были обучавшие его чрезвычайно опытные в стрельбе из лука парфяне и лучшие метатели копья мавританцы — их всех он превосходил ловкостью. Когда же наступили дни зрелищ, амфитеатр наполнился; для Коммода была устроена ограда в виде кольца, чтобы он не подвергался опасности, сражаясь со зверями лицом к лицу; бросая копье сверху, из безопасного места, он выказывал больше меткости, нежели мужества. Он поражал оленей и газелей и других рогатых животных, какие еще есть, кроме быков, бегая вместе с ними и преследуя их, опережая их бег и убивая их ловкими ударами; львов же и леопардов и других благородных зверей он, обегая вокруг, убивал копьем сверху. И никто не увидел ни второго дротика, ни другой раны, кроме смертоносной; как только животное выскакивало, он наносил удар в лоб или в сердце и ни разу его дротик не попадал в другую часть тела. Отовсюду для него привозили животных, и, убивая, он показал римлянам всех животных, дотоле неизвестных, из Индии и Эфиопии, из южных и северных земель. Все поражались меткости его руки. Как-то, взяв стрелы, наконечники которых имели вид полумесяца, он стал выпускать их в мавританских страусов, мчавшихся благодаря быстроте ног и изгибу крыльев с необыкновенной скоростью. Он обезглавливал их, перерезая верхнюю часть шеи; даже лишенные голов из-за стремительности стрел, они продолжали бежать вокруг, будто с ними ничего не случилось. Когда однажды леопард в своем чрезвычайно быстром беге настиг выпустившего его человека и готовился укусить его, Коммод, опередив его своим дротиком, зверя убил, а человека спас. В другой раз из подземелий была одновременно выпущена сотня львов, и он убил их всех таким же количеством дротиков — трупы их лежали долго, так что все спокойно пересчитали их и не увидели ни одного лишнего дротика (Геродиан: 1; 15). При избиении зверей он проявлял необыкновенную силу, пронзая пикой насквозь слона, прокалывая рогатиной рог дикой нумидийской козы и убивая с первого удара много тысяч громадных зверей.
Но если во всем этом он был достаточно силен, то в остальном оказывался слаб и немощен. У него была большая опухоль в паху, и римский народ замечал этот его недостаток сквозь шелковые одежды. Лень и небрежность его доходили до того, что на многих прошениях он писал одно и то же, а почти все его письма ограничивались единственной фразой: «Будь здоров». Все же остальные государственные дела делались другими с великими злоупотреблениями (Лампридий: «Коммод Антонин»; 13).
Погиб Коммод в 192 г. в результате заговора, который составили против него ближайшие к нему люди. Говорят, что поссорившись со своей любовницей МарциеЙ, он составил список тех, кого хотел казнить той же ночью. Кроме Мар-ции и еще нескольких известных людей, в него внесены были Лет, префект претория, и Эклект, императорский спальник. Но случилось так, что Филокоммод, маленький мальчик, с которым император любил возиться и спать, играя, выташил этот список из кабинета Коммода. Таким образом, он попал в руки Марции, а она показала его Лету и Эклекту. Хотя эта история и кажется не очень правдоподобной, она вполне вероятна; во всяком случае несомненно, что именно эти трое задумали умертвить принцепса и осуществили свой замысел. Когда Коммод после бани пришел к Марции, она напоила его отравленным вином. Сначала яд подействовал усыпляюще, но потом у Коммода началась сильная рвота (Геродиан: 1; 17). Заговорщики испугались, что после этого сила яда окажется недостаточной и император догадается о покушении. Тогда они подослали к нему вольноотпущенника Нарцисса, мастера натираний. Как бы занимаясь своим искусством, тот надавил Коммоду локтем на горло и таким образом задушил его (Виктор: 40 Цезарях"; 17). И сенат, и народ восприняли весть о смерти Коммода с величайшим ликованием. Было даже принято постановление бросить его труп в Тибр. Но новый императора Пертинакс не разрешил такого кощунства, и тело Коммода погребли в усыпальнице Адриана (Лампридий: «Коммод Антонин»; 17).