Все разбитые осколки

Глава 21

◦●◉Атлас◉●◦

Слабость. Я был так чертовски слаб.

Вот она, блядь, утешает меня после того, как я обхватил руками ее горло и душил. Я уверен, что если бы не пришел в себя, то убил бы ее. Раздавил бы ей трахею голыми руками.

Но вместо того, чтобы отступить, как следовало бы, вместо того, чтобы выгнать ее и запереть дверь, я прижался к ней, рассказывая что-то из своего прошлого, о чем знал только Ашер, которого уже не было.

Она остается неподвижной подо мной, даже когда ее рука гладит меня по спине, пока я лежу на ней.

Я признался, что она заставляет меня чувствовать, но она ничего не сказала в ответ. Я ощущал себя как чертов идиот. Конечно, она бы ничего не ответила. Я был плохим парнем.

Она не хотела меня.

Сглотнув желчь, поднявшуюся в горле, я встал с нее.

— Теперь ты можешь уйти, — говорю я ей с придыханием.

Она поднимает брови.

— Что?

— Убирайся.

— Атлас…

— Не беспокойся обо мне, Эмери. Оставайся в своей комнате, правило остается в силе. Не мешай мне. Если услышишь ночью какую-нибудь хрень, перевернись на другой бок и не обращай внимания.

— Я не могу этого сделать, — шепчет она.

— Тогда ты будешь на улице быстрее, чем сможешь подумать своей проклятой милой задницей.

Ее глаза расширились.

— Да что с тобой не так!? — шипит она.

— Что-то не так — это всегда было правильным для меня. Я именно такой, каким должен быть. А теперь убирайся Не заставляй меня повторять.

Я открываю перед ней дверь, наблюдая, как она неохотно встает, склонив голову набок, и идет ко мне.

— Ты знаешь, что делают раненые животные, когда чувствуют себя уязвимыми, даже если кто-то пытается им помочь?

Мои ноздри раздуваются, я смотрю на нее снизу вверх, мышцы напрягаются, когда я слышу ее следующие слова:

— Они вырываются, борются, чтобы защитить себя, и склонны причинять боль даже тем, кто пытается их спасти, помочь им.

— Я не животное.

Она насмехается.

— Нет? Потому что ты ведешь себя именно так.

— Я не сломанная игрушка, которую можно починить, светлячок.

— Может быть, и нет, но ты сломан, Атлас. И вместо того, чтобы принять что-то хорошее, ты разбиваешь это, чтобы быть одиноким в своем собственном разрушении.

— Мудрые слова от бездомной женщины. Как у тебя дела с принятием всего этого хорошего?

— Я здесь, не так ли?

Не дожидаясь моего ответа, она протискивается мимо меня и захлопывает за собой дверь спальни. Я все еще вижу красные отметины вокруг ее горла, которые напоминают о том, что я в полной заднице. Все очень плохо.

Вина за то, что я причинил ей боль, даже во сне, вызывала у меня тошноту. Но то, что она увидела во мне что-то хорошее, через все это дерьмо, было в несколько раз больнее.

На следующее утро Эмери ждала меня на кухне, она была одета в блузку с высоким вырезом, скрывающей возможные следы от моих рук, и черную юбку-карандаш длиной до колена. Под глазами залегли темные тени, но их скрывает макияж, который был сделан так безупречно, что скрыл даже порезы и синяки на ее лице. Она не встречает моего взгляда, когда я подхожу к ней.

Она готова к выходу, сумка висит на локте, телефон крепко зажат в изящных пальцах. Она накинула на шею шарф, который только сильнее напомнил мне о моих руках на ее горле.

— Я покормила Джинкса и вывела его на улицу сегодня утром.

Я киваю, но остаюсь на месте, чувство вины так тяжело сидит в моем животе, что кажется, будто я несу свинцовый шар. Я потянулся за шарфом, и меня охватили воспоминания о том, как я сделал это в первый раз. Только она прятала след от засоса, который я ей оставил, а не синяк от моих рук.

— Не надо, — шепчет она, отстраняясь от моей руки. — Я в порядке.

— Покажи мне, — требую я.

— Все в порядке, Атлас.

— Покажи. Мне.

— Атлас…

Она вздыхает, когда я не двигаюсь с места, и осторожно распутывает шарф, прежде чем потянуть за воротник рубашки. На ее нежной коже присутствуют следы от моих пальцев — темные синяки, вокруг ее изящного горла. Я до боли сжимаю челюсти.

— Все в порядке, это не больно, — врет она, оборачивая шарф. — Я в порядке.

— Тебе нужно держаться от меня подальше, Эмери, — я смотрю на ее красивое лицо, большие глаза и светлые волосы. — Держись от меня подальше. Спаси себя.

— Но…

— Мы опаздываем, пойдем.