Все секреты мира. Книги 1-13

Steve Berry

The Columbus Affair

© Steve Berry, 2013

© Гольдич В. А., Оганесова И. А., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Моя благодарность

В одиннадцатый раз говорю спасибо Джине Сентелло, Либби Макгвайр, Ким Хоуи, Синди Мюррей, Квинн Роджерс, Дебби Арофф, Кэрол Лоуэнстайн, Мэтту Шварцу и всем, кто трудится в отделе продаж и распространения. Невозможно поверить, что с тех пор, как мы работали над «Янтарной комнатой», прошло девять лет.

Отдельное спасибо Марку Тавани за великолепно проделанную работу.

Особо хочу отметить: Джоанну Харт, которая показала нам Ямайку, моего старого друга Микки Блаунта из Праги, Руперта Уолласа, отличного водителя, возившего нас по Ямайке, Фрэнка Ламсдена, полковника Чарльзтаунских маронов, организовавшего для нас незабываемое путешествие в Голубые горы, Ричарда Кина за помощь в исследовании Вены, Чака Уотсона, специалиста по апельсиновым рощам Флориды, Морриса Шама за помощь в вопросах, касающихся сефардов (если вы обнаружите оставшиеся ошибки, это исключительно на совести автора), Мерилл Мосс и ее потрясающую рекламную команду за все, что они делают каждый день, Джессику и Эстер Гроув, которые спасают меня от проблем и неприятностей – что совсем непросто.

И мою жену, Элизабет, которая всегда «в машине».

Отрицательного героя книги зовут Захария Саймон. Имя придумал мой агент, объединив два своих – первое и среднее. Саймон как-то однажды сказал, что хотел бы быть плохим парнем в моей истории. Но кроме имени, его ничто не связывает с этим персонажем. Саймон – умный, смекалистый и прямой человек – является одним из лучших агентов. Он также совладелец и глава одного из самых крупных и лучших литературных агентств в мире – «Райтерс хаус». Моя книга появилась на свет частично благодаря его участию.

Для меня огромная честь иметь его на своей стороне.

Саймон, эта книга посвящается тебе.

Пролог

Ямайка, 1504 год нашей эры

Христофор Колумб понял, что приближается решающий момент. В течение последних трех дней его отряд с трудом пробирался на юг сквозь буйные тропические леса, медленно поднимаясь в горы. Из всех островов, открытых им после первой высадки на землю в октябре 1492 года, этот был самым красивым. Вдоль скалистого побережья шла узкая долина, за которой горы образовывали туманный барьер, начинавшийся на западе и достигавший наивысшей точки здесь, на востоке, у извилистой гряды окружавших долину вершин. Земля в этом месте по большей части представляла собой ноздреватый известняк с плодородной красной почвой. Пышные заросли под древними деревьями с могучими стволами поражали своим разнообразием, а нестихающие сырые ветры обеспечивали растения столь нужной им влагой. Местные жители дали острову очень подходящее имя – Хаймака, остров родников – ведь воды на нем было вдоволь. Кастильцы же стали называть его Ямайкой.

– Адмирал, – послышался голос за спиной Колумба.

Он остановился и повернулся к своим людям.

– Уже недалеко, – сказал Луис де Торрес, показывая вперед. – Нужно спуститься с гряды до плоского участка и пересечь поляну.

Луис плавал с Христофором в трех предыдущих экспедициях, в том числе и в 1492 году, когда они впервые сошли на берег. Они были знакомы давно и доверяли друг другу.

Однако Колумб не мог сказать того же о шести местных жителях, которые несли ящики. Они были язычниками. Христофор посмотрел на двоих из них – тех, кому достался ящик поменьше, – и знаками показал, чтобы они соблюдали осторожность. К его удивлению, даже через два года дерево, из которого была сделана поклажа, не пострадало. В нем не завелись черви, как это было в прошлом году в корпусе корабля, из-за чего ему пришлось целый год провести на этом острове.

Но теперь вынужденный плен моряков подошел к концу.

– Ты сделал хороший выбор, – сказал Христофор де Торресу по-испански.

Его отряд сопровождали трое надежных испанцев, а из местных жителей никто не говорил на этом языке. Колумб пообещал подарить дикарям бронзовые колокольчики, звон которых их завораживал, если они отнесут три ящика в горы.

Они вышли на рассвете с окруженной лесом поляны у северного берега. Сверкающие холодные воды протекавшей неподалеку реки падали с гладких уступов, которые образовывали один небольшой водоем за другим и серебристыми ручейками сбегали к морю. Непрерывный стрекот насекомых и птичьи трели стали громче, постепенно достигнув оглушительного крещендо. Подъем по лесистому склону оказался трудным: все устали, одежда путников пропиталась потом, а лица покрылись грязью. Теперь они спускались вниз, в пышно цветущую долину.

Впервые за долгое время Колумб ощутил душевный подъем.

Он любил эту землю.

Первое путешествие, в 1492 году, прошло под его личным командованием, вопреки советам так называемых ученых. Восемьдесят семь человек вызвались отправиться с ним в неизвестность, поверив в его мечту. Он потратил десятилетия на получение необходимых денег, сначала в Португалии, а потом в Испании. Соглашение в Санта-Фе, подписанное им и испанской короной, обещало ему благородный титул, десять процентов от всей добычи и контроль над морями, которые он сумеет открыть. Превосходная сделка на бумаге, но королевская чета, Фердинанд и Изабелла, не выполнили своих обязательств. В течение последних двенадцати лет, после того, как были открыты земли, названные Новым Светом, один испанский корабль за другим отплывал на запад, не получая разрешения Колумба – Адмирала Мирового океана.

Лжецы и шлюхи.

Все до единого.

– Вон там! – крикнул де Торрес.

Христофор перестал спускаться и принялся вглядываться в просветы между деревьями и тысячами красных цветов, которые дикари называли лесным пламенем. Адмирал увидел озеро, плоское и прозрачное, точно стекло, и услышал шум воды.

В первый раз он посетил Ямайку в 1494 году, во время своего второго путешествия, и обнаружил, что на северном побережье обитают такие же туземцы, что и на ближайших островах. Однако они оказались куда более враждебными. Возможно, их агрессивность объяснялась близостью карибов, которые жили на востоке, в Пуэрто-Рико, и были безжалостными каннибалами, понимавшими только силу. Наученный опытом, Колумб отправил в эти места солдат во главе с боцманом, отдав им приказ разобраться с туземцами – убить и покалечить нескольких дикарей, чтобы те решили, что по отношению к белым людям лучше проявить дружелюбие.

Теперь же Христофор остановил караван возле озера.

– Мы пришли, это то самое место, – прошептал подошедший Луис.

Колумб знал, что он посещает Новый Свет в последний раз. Ему исполнился пятьдесят один год, и он умудрился обзавестись впечатляющей армией врагов. Свидетельством тому стал последний год – его четвертая экспедиция была проклята с самого первого дня. Сначала он исследовал побережье этой земли, которую считал континентом – бесконечную береговую линию, тянувшуюся далеко на юг и на север. Моряк рассчитывал, завершив разведку, высадиться на Кубе или Гаити, но оба его корабля, корпуса которых проедали черви, сумели добраться только до Ямайки, где ему пришлось причалить и ждать спасения.

Однако помощь так и не пришла. Губернатор Гаити, его заклятый враг, решил, что Колумб и сто тринадцать человек, которые его сопровождали, должны умереть.

Но они выжили.

Несколько храбрецов сели на каноэ, на веслах добрались до Гаити и привели с собой корабль.

Да, Христофор умудрился обзавестись множеством врагов.

И они заставили его отказаться от всех прав, которые он получил по соглашению с королевой Изабеллой. Ему удалось сохранить свой благородный титул и звание адмирала, но это ничего не стоило. Колонисты в Санта-Доминго восстали и вынудили его подписать унизительный мир, а четыре ужасных года назад его вернули в Испанию в цепях и угрожали судом и тюремным заключением. Но затем король и королева неожиданно предоставили ему отсрочку и даже обеспечили деньгами для четвертого путешествия.

Христофор не совсем понимал, что ими двигало.

Изабелла показалась ему искренней. У нее была душа авантюристки. В отличие от короля. Колумб никогда не пользовался расположением Фердинанда, который прямо говорил, что любое путешествие через западный океан является глупостью.

Конечно, так было до того, как Колумб добился успеха.

Теперь его величество хотел только золота и серебра.

Лжецы и шлюхи.

Все до единого.

Колумб жестами показал местным жителям, что ящики следует поставить на землю. Трое его людей помогали – груз был тяжелым.

– Мы на месте, – сказал первооткрыватель по-испански.

Его люди знали, что нужно делать.

Они обнажили мечи и зарубили краснокожих помощников. Двое какое-то время еще стонали на земле, но успокоились, когда им в грудь вонзили клинки. Убийство туземцев ничего не значило для Колумба: они были недостойны даже дышать тем же воздухом, что европейцы. Маленькие, с бронзовой кожей, обнаженные, как в день своего рождения, эти люди не имели письменного языка и пылкой веры. Они жили в прибрежных поселениях и ничего не сумели достичь, если не считать жалких посадок съедобных растений. Ими управлял человек, которого они называли касиком, и за проведенный здесь год Колумб подружился с ним. Именно касик обеспечил его шестью носильщиками, когда Христофор в последний раз бросил якорь на северном берегу.

«Небольшое путешествие в горы, – сказал он вождю. – Займет всего несколько дней».

Он немного знал язык араваков и смог объяснить, что ему требовалось. Касик показал, что он все понял, и отправил с ним шестерых людей в качестве носильщиков. Колумб поклонился и подарил вождю несколько колокольчиков. Благодарение богу, их он захватил с собой в достаточном количестве! В Европе такие колокольчики привязывали к ногам обученных птиц. Там они ничего не стоили, а здесь играли роль денег.

Касик принял плату и поклонился в ответ.

Колумб уже дважды имел дело с этим вождем, и у них завязалась дружба. Понимание.

И Христофор воспользовался этим в полной мере.

Когда он впервые посетил этот остров в 1494 году и остановился там на день, чтобы законопатить течи в днище и пополнить запасы пресной воды, его люди заметили маленькие кусочки золота в прозрачной воде ручьев. Колумб расспросил касика, и тот рассказал ему, где можно отыскать более крупные слитки, величиной с фасоль.

Именно в таком месте он теперь и стоял.

Однако, в отличие от лживых испанских монархов, его интересовало не золото. У него были более высокие цели.

Колумб посмотрел на де Торреса, и его старый друг понял, что делать дальше. Луис направил свой клинок на одного из трех испанцев, невысокого, коренастого солдата с морщинистым лицом.

– На колени, – приказал он, забирая у испанца оружие.

Двое других членов команды подняли мечи, поддерживая де Торреса.

Пленник опустился на колени.

Христофор в упор посмотрел на него.

– Неужели ты думаешь, что я настолько глуп?

– Адмирал… – попытался что-то сказать перепуганный испанец.

Но Колумб поднял руку, заставив его замолчать.

– Четыре года назад меня вернули в Испанию в цепях и лишили всего, что принадлежало мне по праву. А потом без всяких видимых причин все вернули. – Первооткрыватель немного помолчал. – Без долгих проволочек король и королева простили мои несуществующие преступления. Неужели они считают меня полным идиотом? – Некоторое время он колебался, но затем продолжил: – Да, наверное, так и было. И это стало для меня самым жестоким оскорблением. Я долгие годы просил деньги, чтобы совершить путешествие через океан. Но мне отказывали. Однако после одного-единственного письма предоставили все, что требовалось, для четвертого путешествия. Одна просьба – и я получил все. Я знал, что здесь что-то не так.

Обнаженные мечи не давали пленнику шансов на спасение.

– Ты шпион, – сказал Колумб. – Тебя послали со мной, чтобы ты доносил обо всех моих действиях.

Этот глупец вызывал у путешественника отвращение. Он олицетворял собой вероломство испанских лжецов, из-за которых ему пришлось перенести столько невзгод.

– Задай мне вопросы, ответы на которые хотели получить твои хозяева, – потребовал Колумб.

Мужчина молчал.

– Задавай, я приказываю, – голос Христофора обрел силу.

– Кто ты такой, чтобы приказывать? – спросил шпион. – Ты не чтишь Христа.

Колумб принял это оскорбление с терпением, которому его научили жизненные невзгоды. Но он видел, что его люди не склонны к прощению.

Первооткрыватель указал на них:

– Эти люди тоже не чтят Христа.

Пленник сплюнул на землю.

– Тебе приказали доносить обо всем, что происходило во время путешествия? Их интересуют ящики, которые мы сюда привезли? Или только золото?

– Ты лжец, – сказал пленник.

Колумб рассмеялся.

– Я лжец?

– Тебя ждет вечное проклятие и адское пламя. Святая Церковь об этом позаботится.

Лишь теперь Христофор понял, что перед ним агент Инквизиции.

Его злейшего врага.

Путешественнику стало не по себе, и в глазах де Торреса он тоже увидел тревогу. В течение двух лет, с тех пор, как они покинули Испанию, Христофор знал об этой проблеме. Но были ли рядом с ним другие глаза и уши? Инквизиция тысячами сжигала людей, и Колумб ненавидел все, что представляла собой Церковь.

И его план состоял в том, чтобы полностью сорвать ее планы.

Луис уже сказал, что не станет рисковать и возвращаться в Европу – он не хотел попасть в руки палачей. Друг Колумба собирался поселиться на Кубе, более крупном острове, расположенном севернее Ямайки. Двое других его соратников, державших в руках мечи, более молодых и нетерпеливых, также приняли решение остаться. И их предводителю тоже стоило последовать их примеру, однако его место было не здесь, хотя он и мечтал, чтобы все сложилось иначе.

Адмирал посмотрел на пленника.

– Англичане и голландцы называют меня Коламбусом, французы Колумбом, а португальцы Коломом. Испанцы знают меня как Колона. Но при рождении мне дали другое имя. К несчастью, ты никогда не узнаешь моего истинного имени и не сможешь ничего рассказать своим хозяевам, которые ждут тебя в Испании.

Он сделал знак де Торресу, и его товарищ вонзил меч в грудь шпиона.

Тот ничего не успел сделать.

Луис с неприятным звуком вытащил клинок, и тело испанца с глухим стуком упало лицом вниз на землю.

Потекла кровь.

Колумб плюнул на труп, и его примеру последовали остальные.

Он надеялся, что это будет последняя смерть, которую ему пришлось увидеть. Христофор устал от убийств. Вскоре он вернется на свой корабль и навсегда покинет эту землю, так что касик не сможет отомстить ему за шесть смертей. За них ответят другие, но Колумбу было все равно. Все они стали его врагами, и он желал им лишь боли и страданий.

Он повернулся и принялся изучать место, где стоял, пытаясь оценить все детали, о которых ему рассказали.

– Видите, адмирал, – сказал де Торрес. – Складывается впечатление, что сам бог привел нас сюда.

Его старый друг был прав.

Будь храбрым, как леопард, невесомым, как орел, быстрым, как олень, и сильным, как лев, чтобы выполнить волю нашего отца на небесах.

Мудрые слова.

– Пошли, – сказал своим спутникам Колумб. – И будем молиться, чтобы тайну сегодняшнего дня еще долго никто не открыл.

Глава 1

Наши дни

Том Саган сжал рукоять пистолета. Он размышлял об этом моменте в течение последнего года, сравнивал плюсы и минусы и в конце концов пришел к выводу, что один положительный момент перевешивает все отрицательные.

Он не хотел больше жить.

Когда-то он работал репортером «Лос-Анджелес таймс»: вел самостоятельные расследования, получал солидные шестизначные гонорары, его статьи одна за другой появлялись на первой полосе. Он ездил по всему миру – Сараево, Пекин, Йоханнесбург, Белград и Москва. Но его основной специальностью стал Ближний Восток, места, которые Том прекрасно знал и в которых создал себе репутацию. В его распоряжении имелись сотни источников, готовых снабжать его конфиденциальной информацией, и этих людей он должен был защищать любой ценой. Что Саган и доказал, когда провел одиннадцать дней в тюрьме округа Колумбия, отказавшись выдать человека, рассказавшего ему историю о коррумпированном пенсильванском конгрессмене.

Тот конгрессмен отправился в тюрьму.

А Том получил третью Пулитцеровскую премию.

Эту награду вручали по двадцати одной номинации. Одна из них звучала так: «За выдающееся журналистское расследование, индивидуальное или в команде, опубликованное в виде статьи или серии статей». Победители получали сертификат, чек на десять тысяч долларов и возможность добавить к своему имени три бесценных слова – обладатель Пулитцеровской премии.

Том Саган стал таким счастливцем.

Но у него отобрали его победы.

Отобрали историю его жизни.

Лишили всего.

Карьеры, репутации, веры в то, что он делал, и даже самоуважения. В конце концов он стал неудачником в роли сына, отца, мужа, репортера и друга. Несколько дней назад Том нарисовал в своем блокноте спираль и обнаружил, что все началось, когда ему было двадцать пять, он окончил Флоридский университет третьим в выпуске и получил диплом журналиста.

А потом отец лишил его наследства.

Абирам Саган был неумолим.

«Каждый из нас делает выбор – сказал он тогда. – Хороший. Плохой. Нейтральный. Ты взрослый человек, Том, и ты свой выбор сделал. Теперь пришел мой черед».

И отец сдержал слово.

В том же блокноте журналист отметил все свои взлеты и падения. Кое-что там было из далекого прошлого, когда он был редактором газеты в старшей школе и репортером в колледже. Но в большей степени он записывал то, что происходило потом. От помощника новостного репортера до собственного корреспондента и старшего международного корреспондента. Призы. Почести. Уважение старших коллег. Один из обозревателей описывал его стиль так: «Широкомасштабное, наделенное даром предвидения расследование, проведенное с огромным риском для личного благополучия».

А потом был развод.

Отдаление от единственного ребенка. Неудачные вложения денег. И совсем уж бездарные решения в личной жизни.

Наконец увольнение.

Восемь лет назад.

И с тех пор практически ничтожная жизнь.

Том лишился большинства друзей. И в этом была не только их вина, но и его собственная. По мере того как усиливалась его депрессия, Саган все глубже уходил в себя. Еще удивительно, что он не обратился к алкоголю и наркотикам, но они его никогда не привлекали.

Жалость к самому себе производила на него опьяняющее действие.

Том решил умереть здесь, в родительском доме.

Он огляделся по сторонам. В некотором мрачном смысле это было самым подходящим местом. Толстый слой пыли и затхлый воздух напоминали о том, что в течение трех последних лет комнаты оставались пустыми. Саган лишь выносил мусор, платил по счетам и стриг лужайку, чтобы не жаловались соседи. Однако разросшуюся шелковицу давно следовало подровнять, а деревянный забор нуждался в покраске.

Том ненавидел этот дом. Слишком много в нем поселилось призраков.

Он прошел по комнатам, вспоминая более счастливые дни. В кухне, на подоконнике, увидел баночки от джема, который делала мама. Мысль о ней вызвала волну неожиданной радости, однако она быстро исчезла.

Ему следовало написать записку и все объяснить, свалить вину на кого-то или на что-то. Но на кого? И на что? Никто ему не поверит, если он расскажет правду. К несчастью, как и восемь лет назад, в том, что произошло, репортер мог винить только себя.

Будет ли хоть кто-нибудь горевать, когда его не станет?

Уж конечно, не дочь. Он не общался с ней уже два года.

Литературный агент? Может быть. Сейчас Том работал в качестве литературного «негра», и она сколотила на нем приличные деньги. Он был потрясен, когда узнал, какое количество авторов бестселлеров не способны написать ни слова. Что сказал один из критиков во времена его падения? «У журналиста Сагана впереди обещающая карьера автора триллеров».

Придурок.

Но совет его пришелся кстати.

Том задумался: как люди объясняют самоубийство? Это иррациональный поступок – по определению. Значит, он требует объяснений. Оставалось надеяться, что его кто-нибудь похоронит. В банке у него осталось много денег, их хватит на пристойные похороны.

Интересно, каково быть мертвым?

Понимаешь ли ты, что с тобой происходит? Можешь ли слышать? Видеть? Ощущать запахи? Или для тебя наступает вечный мрак? Никаких мыслей. Никаких чувств…

Ничего, только абсолютная пустота.

Саган вернулся в переднюю часть дома.

Стоял прекрасный мартовский полдень, ярко светило солнце. Во Флориде почти всегда была чудесная погода – одна из причин, по которой он вернулся сюда из Калифорнии, после того как его уволили. Ему так не хватало теплого солнца в летние дни!

Том остановился в коридоре и посмотрел на гостиную. Так мама всегда называла эту комнату. Именно здесь его родители собирались на празднование Шаббата. Здесь Абирам читал Тору, здесь отмечали Йом-Киппур и другие праздники. Журналист вспомнил, как горели свечи в семисвечнике, стоявшем на дальнем столике. Его родители были правоверными иудеями. После бармицвы он в первый раз читал Тору, стоя перед окнами со шторами из камчатой ткани – его мать потратила несколько месяцев, чтобы их сшить. У нее были замечательные руки, да и вообще ее все обожали. Том скучал по ней. Она умерла на шесть лет раньше отца, после смерти которого прошло уже три года.

Пора все это заканчивать.

Саган посмотрел на пистолет, купленный несколько месяцев назад на оружейной выставке в Орландо, и сел на диван. В воздух тут же поднялась туча пыли, которая начала медленно оседать. Он вспомнил отцовскую лекцию о тычинках и пестиках – тогда Том тоже сидел на этом самом месте. Сколько ему было – двенадцать?

Тридцать три года назад.

Сейчас репортеру казалось, что это произошло на прошлой неделе.

Как всегда, слова отца звучали сурово и лаконично.

«Ты понимаешь? – спросил он тогда. – Важно, чтобы ты все понял».

«Мне не нравятся девочки».

«Они тебе понравятся. Так что не забудь то, что я тебе рассказал».

Женщины. Еще одна неудача. В юности у него их было мало, и он женился на Мишель, первой девушке, которая проявила к нему интерес. Однако их брак распался после того, как Тома уволили из газеты, и с тех пор он оставался один. Отношения с Мишель нанесли ему тяжелый урон.

– Может быть, мне предстоит встреча с ней в самое ближайшее время, – пробормотал он еле слышно.

Его бывшая жена погибла в автомобильной катастрофе два года назад.

Тогда же состоялся последний разговор с дочерью, и теперь ее слова прозвучали громко и четко в его сознании:

«Уходи. Она бы не хотела, чтобы ты здесь находился».

И он ушел с похорон.

Том снова посмотрел на пистолет и на свой палец на спусковом крючке. Он набрался мужества, сделал вдох и поднял дуло к виску. Журналист был левшой, как почти все Саганы. Его дядя, в прошлом профессиональный баскетболист, сказал маленькому Тому, что он сможет заработать целое состояние, если научится бросать мяч. Талантливые спортсмены-левши – большая редкость.

Но и в спорте Том потерпел неудачу.

Он прижал дуло к виску.

Металл коснулся кожи.

Саган закрыл глаза и начал давить на курок, представляя слова из своего некролога.

«Во вторник, 5 марта, бывший репортер Томас Саган добровольно ушел из жизни в доме своих родителей в Маунт-Дора, Флорида».

Еще немного надавить и…

Тук. Тук. Тук.

Том открыл глаза.

У окна стоял мужчина – так близко, что журналист сумел его разглядеть. На вид явно старше Тома, привлекательное, сильное лицо, правая рука…

…держит фотографию, прижимая ее к стеклу.

Репортер присмотрелся – девушка лежит на спине, вытянув руки и ноги.

Словно они связаны.

Он ее узнал.

Его дочь.

Элли.

Глава 2

Элли Беккет лежала на кровати. Ее руки и ноги были привязаны к спинкам, а рот заклеен клейкой лентой, из-за чего ей приходилось дышать через нос. В маленькой комнате царил мрак, и это ее пугало.

«Успокойся», – сказала она себе.

И ее мысли обратились к отцу.

Томас Питер Саган.

Теперь у них были разные фамилии – три года назад она вышла замуж, сразу после того, как умер ее дед, Абирам. Неудачная идея, в особенности после того, как ее муж решил, что кольцо на пальце дает ему полную свободу в обращении с ее кредитными карточками. Брак продлился девяносто дней. Развод занял тридцать. А на то, чтобы расплатиться по всем долгам, потребовалось два года.

Но она справилась.

Мать научила ее, что человеку не следует иметь долги. Элли нравилось думать, что она унаследовала характер матери. Бог тому свидетель – она получила его не от отца. Воспоминания о нем были ужасными. Ей исполнилось двадцать пять лет, и она не помнила, чтобы он хотя бы один раз сказал, что любит ее.

«Мама, почему ты вышла за него замуж?»

«Мы были молодыми, Элли, любили друг друга и прожили немало хороших лет, прежде чем наступили плохие времена. Наша жизнь была спокойной и обеспеченной».

Но девушка поняла, что это значит, только после того, как сама вышла замуж. Полное смятение – именно так лучше всего можно было описать этот короткий союз. Она вынесла из него лишь фамилию – все лучше, чем Саган. Внутри у нее все переворачивалось, когда она слышала свою прежнюю фамилию. И Элли решила, что если что-то должно напоминать ей о неудаче, то пусть это будет фамилия бывшего мужа, оставившего ей на память великолепные шесть дней, которые они провели на Теркс и Кайкос.

Пленница проверила веревки, которыми были связаны ее руки. Мышцы болели, и она постаралась расслабиться и устроиться удобнее. Из открытого окна дул прохладный ветерок, но на лбу и спине у девушки выступил пот. Она ощущала неприятный запах от голого матраса – интересно, кто лежал на нем до нее?

Ей совсем не нравилась беспомощность ее нынешнего положения.

Поэтому Беккет заставила себя думать о матери, которая души в ней не чаяла и сделала все, чтобы дочь заработала необходимые баллы для поступления в Университет Брауна[232], а потом в магистратуру. История всегда была ее страстью, в особенности период между 1492 и 1800 годом, когда Европа пришла в Новый Свет.

У ее матери тогда тоже все шло хорошо: она оправилась после развода и нашла себе нового мужа. Он был хирургом-ортопедом, нежно любил ее и перенес свою любовь на Элли – полная противоположность ее отцу.

Этот брак оказался удачным.

Но через два года невнимательный водитель, лишенный прав, проехал на «кирпич» – и ее мать погибла.

Элли ужасно ее не хватало.

Она хорошо помнила похороны, главным образом из-за неожиданного появления отца.

«Уходи. Она бы не хотела, чтобы ты здесь находился», – сказала девушка отцу достаточно громко, чтобы услышали остальные.

«Я пришел попрощаться».

«Ты уже давно это сделал, вычеркнув нас из своей жизни».

«Ты понятия не имеешь, что я сделал».

«У тебя был только один шанс вырастить ребенка. Быть мужем и отцом. Ты его потерял. Уходи».

Элли помнила его лицо. Маска, скрывавшая все, что творилось у него внутри. В детстве ей всегда было интересно, о чем он думает.

Но не теперь. Какое это имеет значение?

Беккет снова натянула веревки.

На самом деле это имело огромное значение.

Глава 3

Бене Роу прислушивался к голосам своих собак, призовых английских гончих чистых кровей. Предков этих псов, перевезенных через Атлантику Колумбом, доставили с Ямайки на Кубу триста лет назад. В одной знаменитой истории рассказывалось, как во время сражения Фердинанда и Изабеллы с маврами за Гренаду огромные звери устроили кровавое пиршество из арабских детей, оставленных у дверей мечетей. Всего лишь за месяц до того, как ублюдок Колумб в первый раз добрался до Америки.

И все изменил.

– Собаки уже близко, – сказал Бене своим спутникам, двум верным лейтенантам. – Очень близко. Слышите лай? Он все громче. – И он улыбнулся, блеснув ослепительно-белыми зубами, на которые потратил кучу денег. – Dem like it when the end nears.

Он мешал английский с местным говором, понимая, что его люди лучше понимают смесь английского, африканских диалектов и языка араваков. Сам Роу предпочитал английский – привычка, оставшаяся со школьных времен. Да к тому же мать всегда следила за его речью, что его немного удивляло – ведь они оба любили старые обычаи.

Двое его людей, вооруженных ружьями, поднимались к тому месту, которое испанцы называли Sierras de Bastidas — горные крепости. Предки Бене, беглые рабы, прятались там от своих бывших хозяев. Они дали себе имена: катавуд, йенканкан и чанкофи. Говорят, испанцы прозвали беглецов cimarrons – неприрученными, дикими – или marrans, что на языке охотников означало «дикие кабаны». Хотя другие считали, что в основе этого слова лежит французское словечко marron — «беглый раб». Так или иначе, но англичане стали звать их маронами.

И имя прижилось.

Эти трудолюбивые люди построили города, названные в честь их основателей – Трелони, Аккомпонг, Скоттс-Холл, Мур и Чарльзтаун. Они жили с женщинами таино[233], прокладывали тропы в непроходимых джунглях и воевали с пиратами, регулярно нападавшими на Ямайку.

Горы стали их домом, леса – союзниками.

– Я слышу Большую Нэнни, – сказал им Роу. – Это ее пронзительный визг. Она у них вожак.

Бене назвал собаку в честь Великой Нэнни, предводительницы маронов восемнадцатого века, которая стала их духовным и военным вождем. Сейчас ее портрет украшал ямайскую банкноту в 500 фунтов – впрочем, он был вымышленным. Никто не знал, как она выглядела на самом деле – остались лишь легенды.

Роу представил, что происходит в пятистах метрах от них. Четверка собак – равных мастиффу по массе, гончей по быстроте и бульдогу по мужеству, с рыжевато-коричневыми шкурами – выстроилась за Большой Нэнни. Она никогда не позволяла самцам выходить вперед, и псы ни разу не поставили под сомнение ее лидерство, как когда-то было с женщиной, в честь которой эта собака получила свое имя. Только один пес осмелился ослушаться ее, и она сломала ему шею своими могучими челюстями.

Бене остановился на краю гряды и оглядел далекие горы, заросшие лесом. Здесь доминировали махагуа, но попадались и розовые яблони, красное дерево, тик, панданус и густые заросли бамбука. Мужчина заметил фиговое дерево, выносливое и упрямое, и вспомнил, чему его учила мать: «Фиговые деревья господствуют над всеми. Они говорят тому, кто бросает им вызов: наше стремление править опирается на твое терпение».

Роу восхищался подобной силой.

На одном из склонов он заметил группу крестьян, которые, выстроившись в линию, работали кирками и мотыгами, сверкавшими на солнце. Бене представил себя здесь триста лет назад, одним из туземцев, ошибочно названных Колумбом индейцами и попавших в рабство к испанцам. Или через сотню лет после этого – в качестве африканца, ставшего владельцем плантации.

Это и были мароны – смесь местных таино и привезенных сюда африканцев.

Таких, как Роу.

– Пойдешь к ним? – спросил его старший помощник.

Бене знал, что его человек боится собак, но ненавидит торговцев наркотиками. Ямайка страдала под гнетом криминальных элементов. Дон находился в полукилометре от них, и за ним охотилась яростная стая гончих, не признающая авторитетов. Его вооруженные приспешники превратили Кингстон в зону военных действий, где в результате перестрелок погибло несколько невинных людей, попавших под перекрестный огонь. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Роу, стала стрельба возле больницы и школы, когда пациентам пришлось прятаться под кроватями, а школьникам сдавать экзамены под свист пуль. Бене заманил дона на встречу – приглашения Бене Роу никто не мог позволить себе игнорировать – и привел его в горы.

– A wa yu a say? – спросил надменный дон на местном диалекте.

– Говори по-английски, – велел ему Роу.

– Ты стыдишься себя, Бене?

– Я стыжусь тебя.

– И что ты планируешь делать? Выследить меня?

– A no mi.

«Не я». Бене сознательно перешел на диалект, чтобы показать этому типу, что ему известно, откуда он родом. Он показал на псов, которые лаяли в клетках, стоявших в грузовике.

– Они тебя достанут, – предупредил он.

– И что ты сделаешь? Убьешь меня?

Преследователь наркоторговца покачал головой:

– Это сделают псы.

Он улыбнулся, вспомнив, как широко раскрылись у ублюдка глаза. Роу увидел в них, что страх ведом и тому, кто сам убивал без всякой на то причины.

– Ты перестал быть одним из нас! – прорычал дон. – Ты забыл, кто ты такой, Бене.

Роу шагнул вперед и остановился в нескольких дюймах от дона, одетого в открытую шелковую рубашку, сшитые на заказ брюки и дорогие кожаные туфли. Бандит думал, что так он будет производить впечатление, но большая часть того, что делал этот недоумок, не достигало цели. Он был худым, как сахарный тростник, с одним блестящим и одним стеклянным глазом и ртом, полным гнилых зубов.

– Ты ничто, – сказал ему Роу.

– Однако ты считаешь, что я должен умереть.

Бене рассмеялся.

– Это точно. Но если бы я считал тебя достойным уважения, то застрелил бы. Ты животное, и мои собаки охотно травят животных.

– Тебе за это платит правительство, Бене? Они сами не в силах со мной справиться и наняли тебя?

– Я сделаю это для себя.

Полиция дважды неудачно пыталась его арестовать, но каждый раз в Кингстоне начинались волнения. Как грустно, что преступники становятся героями! Но мафиози всегда отличались хитростью. Правительство Ямайки не могло как следует заботиться о своих гражданах, и тогда в дело вступали доны: они раздавали еду, строили общественные центры, обеспечивали нуждающихся лечением – иными словами, всячески искали расположения населения.

И им это удавалось.

Люди были готовы устраивать беспорядки, чтобы помешать аресту своих благодетелей.

– У тебя тридцать минут до того момента, как я открою клетки.

Дон несколько мгновений колебался, но понял, что Бене не шутит, и бросился прочь.

Как обычный раб, сбежавший от своего хозяина.

Роу с наслаждением вдохнул чистый горный воздух. Кольца лазурного тумана, густого, словно молоко, опустились на соседние пики. Три из них превышали две тысячи метров, а один достигал почти двух с половиной тысяч. Они тянулись с востока на запад, отделяя Кингстон от северного побережья, и их призрачный ореол производил такое впечатление, что англичане назвали их Голубыми горами.

Двое людей Бене стояли рядом, держа на плечах ружья.

– У нас на сегодня осталась еще одна проблема, – сказал он, продолжая смотреть вперед. – Он придет?

– Уже в пути. Они ждут возле грузовиков, пока мы будем готовы.

Земля на много километров вокруг являлась собственностью Роу. Раньше большинство маронов обрабатывали несколько квадратных метров чужой земли, за что каждый год платили определенную сумму. Теперь он владел сотнями тысяч акров и позволял пользоваться ими бесплатно.

Издалека все еще доносился лай собак.

Бене посмотрел на часы.

– Большая Нэнни уже почти его догнала. Она редко позволяет жертве бежать больше часа.

Свирепые длинноногие собаки, обладающие поразительной выносливостью и силой, были хорошо обучены. Кроме того, они умели забираться на деревья, что вскоре обнаружит сегодняшний беглец, если сделает ошибку и решит, что высокие ветви помогут ему избежать гибели.

Кубинских гончих в течение многих лет выводили ради одной-единственной цели.

Загонять черных беглецов.

Эта же стая была более продвинутой: они охотились как на черных, так и на белых. Но, как и их предки, псы убивали свою жертву, только если она сопротивлялась. В противном случае они просто останавливали ее, приводили в ужас свирепым лаем и дожидались появления хозяина.

– Мы пойдем в их сторону, – сказал хозяин собачьей стаи.

И повел своих товарищей в лес. Там не было тропинок, и их со всех сторон окружал густой кустарник. Один из людей Роу вытащил мачет и начал прорубать дорогу. Бене всегда переходил на местный диалект, когда произносил это слово, отбрасывая звук «е» в конце. Забавно, но некоторые вещи в себе он перебороть не мог.

В кронах деревьев шумел ветер.

Как легко спрятаться среди папоротников и орхидей! Никто и никогда тебя здесь не найдет. Именно по этой причине британцы и привезли псов для охоты на беглецов.

Запах не знает границ.

Роу и его спутники продвигались в сторону собачьего лая. Мужчина с мачетом прорубал дорогу. Тонкие лучи солнца пробивались сквозь листву.

– Бене! – позвал предводителя другой помощник.

Толстый лиственный ковер приятно пружинил под ногами, делал шаги бесшумными и позволял слушать пение птиц над головой. Под листвой попадались камни и ветки, но Роу был в прочных сапогах. Он сделал еще несколько шагов и обнаружил своего человека на небольшой поляне. Розовый ибис вспорхнул с одного из дальних деревьев и принялся набирать высоту, энергично работая крыльями. Под тяжелыми ветвями росли разноцветные орхидеи.

Бене заметил камни, разбросанные среди папоротников.

Собаки завыли.

Так они подавали сигнал об успехе.

Они окружили жертву.

Их хозяин наклонился, чтобы получше рассмотреть камни. Более крупные частично скрывались под землей, мелкие еле выглядывали на поверхность. Они заросли мхом и лишайником, но на некоторых еще различались едва заметные очертания букв.

Бене узнал буквы.

Иврит.

– И вот еще, – сказал его человек, когда они начали расходиться в стороны.

Роу остановился, понимая, что они нашли.

Надгробные камни.

Кладбище, о существовании которого они не знали.

Бене рассмеялся.

– О, сегодня хороший день, друзья мои! – с улыбкой сказал он. – Очень хороший. Мы наткнулись на сокровище.

Он подумал о Захарии Саймоне – тот будет очень доволен.

Глава 4

Захария Саймон вошел в дом. Том Саган ждал, продолжая сжимать в руке пистолет. Захария вспомнил отчет, который он получил: там было написано, что Саган – левша.

– Кто вы такой? – спросил хозяин дома.

Саймон представился и протянул руку, но так и не дождался встречного движения.

– Что вы здесь делаете? – спросил Том.

– Я несколько дней наблюдал за вами. – Захария указал на пистолет. – Возможно, я пришел вовремя.

– Фотография. На ней моя дочь.

Незваный гость повернул фотографию так, чтобы они оба могли ее видеть.

– Она моя пленница. – Саймон помолчал, ожидая реакции, а когда ее не последовало, спросил. – Вам все равно?

– Конечно, нет. И у меня есть пистолет.

Саган слегка помахал оружием, и Захария оценивающе посмотрел на своего противника. Это был высокий мужчина с мальчишеским небритым лицом, темными внимательными глазами и короткими густыми черными волосами, которым он позавидовал – его собственные давно исчезли. Никаких следов регулярных физических упражнений, мышцы груди и рук не слишком развиты – еще одна деталь из отчета: «Не делает отжиманий или подтягиваний». И все же Том Саган находился в неожиданно хорошей форме для мужчины сорока пяти лет, ведущего сидячий образ жизни.

– Мистер Саган, я хочу, чтобы вы кое-что поняли. Вы должны мне поверить – это жизненно важно, – сказал Саймон, после чего немного помолчал и добавил: – Если вы хотите покончить с собой, мне без разницы. Жизнь ваша, и вы можете поступать с ней, как пожелаете. Но мне нужно, чтобы вы кое-что для меня сделали, прежде чем покинете наш мир.

Журналист навел на него пистолет.

– Мы пойдем в полицию.

Захария пожал плечами.

– Вам решать. Но я должен вас предупредить, что это приведет лишь к одному – ваша дочь испытает невероятную боль. – Он поднес фотографию Элли Беккет к лицу Тома. – Вы должны мне поверить. Если вы не сделаете то, о чем я вас попрошу, ваша дочь будет страдать.

Саган молчал.

– По вашим глазам я вижу, что вы мне не верите, – продолжил незваный гость. – Как в тот раз, когда вы усомнились в словах источника, который дал вам материал для потрясающей истории. Теперь вам остается задавать себе один и тот же вопрос: было это правдой или сильно преувеличено? А может, вам попросту скормили фальшивку? Если учесть, что с вами произошло, в ваших сомнениях нет ничего удивительного. Перед вами стоит совершенно незнакомый человек, который появился в самый неподходящий момент, и делает неслыханные заявления.

Он снял с плеча черную сумку «Туми»[234]. Том продолжал держать его на прицеле. Саймон расстегнул сумку и вытащил планшет.

– Я хочу кое-что вам показать. А потом, если ваше желание останется неизменным, вызывайте полицию – я не стану мешать.

Он поставил сумку на пол и включил монитор.

Свет ослепил Элли. Яркий. Идущий из одного источника. Луч был направлен на ее привязанное к кровати тело. Она прищурилась, подождала, когда зрачки приспособятся к новому освещению, и сумела разглядеть комнату, в которой находилась.

Она увидела камеру, расположенную справа от стоящего на треноге прожектора. Крошечный красный огонек показывал, что идет съемка. Ей сказали, что отец ее увидит, поэтому Элли еще раз подергала связанными руками и ногами и повернула голову в сторону камеры.

Девушка ненавидела, когда ее свободу ограничивали, ненавидела полную зависимость от других людей. У нее чесался нос, но она ничего не могла с этим поделать. Если у нее перекосится блузка, она не сможет ее поправить. Если с ней захотят сделать что-то плохое, она будет не в силах этому помешать.

К ее кровати подошли двое мужчин, которые появились из темноты.

Один был высоким, с большим животом, тонким носом и такими же тонкими губами. Итальянец или испанец, с темными вьющимися волосами, которые блестели в свете прожектора. Элли уже знала, что его зовут Роча. Другой же был самым черным из всех, кого ей доводилось видеть, с носом, похожим на луковицу, желтыми зубами и глазами, напоминавшими капли сырой нефти. Он всегда молчал, а Роча, когда обращался к нему, использовал кличку.

Сумрак.

Они подошли к пленнице с двух сторон, чтобы не загораживать камере обзор. Роча наклонился, и его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Беккет. Он нежно провел рукой по ее щеке. Его пальцы пахли чем-то цитрусовым. Девушка протестующе затрясла головой, но мужчина лишь улыбнулся и продолжил ее гладить. Сумрак взобрался на кровать, и его правая рука сжала сквозь рубашку грудь Элли.

В ее глазах загорелись ненависть и страх.

Роча заставил ее опустить голову на матрас.

И в руке у него появился нож, блеснувший в мощном свете лампы.

Камера продолжала снимать происходящее: красная точка показывала, что отец пленницы все это видит. Два года они не разговаривали. Элли считала, что у нее нет отца. Зато отчим всегда находился рядом. Она называла его папой, а он ее – дочкой.

Иллюзия?

Конечно.

Но она работала.

Роча переместился к нижней части кровати, снял с левой ноги девушки туфлю, а затем засунул нож под брючину и разрезал ее до бедра.

Сумрак засмеялся.

Элли подняла голову и посмотрела вниз.

Разрез заканчивался у талии.

Обнажилась кожа.

Роча засунул руку внутрь, и его ладонь двинулась к промежности. Беккет запротестовала, снова попыталась разорвать веревку и затрясла головой. Роча бросил нож своему напарнику, тот поймал его и прижал к шее девушки, заставив ее лежать неподвижно.

Она решила подчиниться.

Но сначала посмотрела в камеру, и смысл ее отчаянного взгляда не вызывал сомнений.

Хотя бы один раз в своей жалкой жизни помоги дочери!

Глава 5

Том смотрел на монитор, чувствуя, как отчаянный взгляд Элли пронзает его душу.

Он навел пистолет на Захарию Саймона.

– Так вы только приблизите изнасилование вашей дочери, – сказал незваный гость. – Они ее уничтожат, и вы будете виноваты.

Репортер смотрел на экран – черный мужчина разрезал вторую брючину Элли до самой талии.

– Вы попали в беду, – продолжал Саймон. – Прежде уважаемый журналист, прославившийся своими статьями на международные темы. Потом полнейшее бесчестие. Сфабрикованная история. Несуществующие источники, воображаемые документы… Вам не удалось подтвердить ни единого слова: оказалось, что вы мошенник.

У Сагана перехватило в горле.

– Любой может узнать все это в интернете.

Захария усмехнулся.

– Вы думаете, что я настолько поверхностно подошел к проблеме? Уверяю вас, мистер Саган, я потратил немало сил и времени, изучая вас и вашу жизнь. Сейчас вы пишете беллетристику. Работаете в качестве литературного «негра». Несколько романов стали бестселлерами. И как вы себя чувствуете, когда ваш успех присваивает кто-то другой?

На экране двое мужчин продолжали издеваться над Элли. Том видел, как двигаются ее губы, но ничего не слышал.

Он направил пистолет на Саймона, который взмахнул планшетом.

– Вы можете меня застрелить. Но что будет с ней?

– Чего вы хотите?

– Во-первых, я хочу, чтобы вы поверили, что я способен причинить вашей дочери вред. Мне это удалось?

Левая рука Сагана продолжала держать Захарию на прицеле, но его взгляд метнулся к экрану планшета. Двое мужчин исследовали части тела Элли, которые открылись после того, как они разрезали ее брюки.

Пора это остановить.

– Во-вторых, – продолжал Саймон, – мне нужно, чтобы вы кое-что сделали. Тогда ваша дочь будет свободна, а вы сможете закончить то, что я вам помешал сделать сегодня.

– Какое дело? – спросил Том.

– Я хочу, чтобы вы запросили эксгумацию тела вашего отца.

Яркий свет исчез, красный глазок камеры погас. Элли снова лежала в темноте.

Потом опять включился свет. Не такой яркий, но его хватало, чтобы в комнате стало возможно что-то разглядеть.

Роча сел рядом с пленницей.

На лбу у нее выступили капельки пота.

Первый ее контакт с отцом за два года закончился.

Роча смотрел на нее, снова держа в руке нож, а Сумрак стоял возле камеры. Беккет видела свои ноги сквозь разрезы в брюках, но мужчины больше ее трогали.

– Может, продолжим? – спросил Роча, и в его голосе Элли уловила португальский акцент.

Она пристально на него посмотрела, изо всех сил стараясь прогнать страх.

– Пожалуй, нет, – добавил он и улыбнулся.

После этого он разрезал веревки на ее руках, а потом и на ногах. Элли села и сорвала клейкую ленту со рта, сказав себе, что должна соблюдать рядом с этими мужчинами осторожность.

– Неужели это было необходимо? – спросила она.

– Тебе понравилось? – поинтересовался Роча, явно гордясь собой.

Беккет сказала им, что они должны вести себя убедительно, и даже предложила использовать нож. Но она не говорила им резать одежду и лапать тело.

Хотя чего еще было ждать?

Эти люди были дикарями и авантюристами, а она предоставила им такую чудесную возможность.

Элли встала и сбросила веревки с запястий и щиколоток. Ей хотелось поскорее уйти отсюда.

– Вы сделали свое дело. Мы закончили, – объявила она.

Сумрак промолчал и не выказал ни малейшего интереса к происходящему. Он никогда его не выказывал. Казалось, этот человек делал только то, что ему приказывали.

Всем распоряжался Роча.

Во всяком случае, в отсутствие Захарии.

Интересно, что происходит во Флориде, в доме ее деда в Маунт-Дора? Меньше часа назад Захария позвонил им и сказал, что ее отец поехал туда из Орландо. Дорога занимала тридцать минут на восток по автомагистрали 4, Беккет сама ездила по ней множество раз.

Потом Захария позвонил еще раз.

У ее отца был пистолет, и он собирался покончить с собой. На мгновение девушка испытала тревогу. Как бы ни складывались их отношения, он оставался ее отцом. Но всякий раз, когда она начинала ему сочувствовать, это разбивало ей сердце.

Лучше оставить нерушимой возникшую между ними стену.

Элли потерла болевшие запястья, чувствуя, что находится на пределе.

Она перехватила взгляды мужчин, восхищенно изучавших ее обнажившиеся ноги.

– Почему бы тебе не остаться? – спросил Роча. – Мы могли бы закончить наше представление. Без камеры.

– Я так не думаю, – ответила девушка. – На сегодня с меня достаточно игр.

Глава 6

Том недоумевал.

– Зачем вам нужна эксгумация?

Видео закончилось, и экран потемнел.

– Мои помощники ждут звонка. Если они его не получат в течение ближайших нескольких минут, ваша дочь начнет страдать. Надеюсь, вам достаточно того, что вы увидели. – Саймон указал на пистолет. – Не хотите отдать его мне?

«Интересно, – подумал Том, – что произошло бы дальше, если бы я обратился в полицию?»

Наверное, повторились бы события восьмилетней давности, когда он так нуждался в ее помощи.

Полицейские ничего бы не сделали.

Он протянул пистолет Саймону.

Любопытно, как на человека действует поражение. В те далекие дни, когда Том рыскал по всему миру в поисках серьезного репортажа, он никогда бы не позволил себя запугать. Уверенность и смелость были его фирменным знаком.

Однако именно эти качества привели его к падению.

Он был близок к самоубийству – еще несколько мгновений, и он бы лежал на полу с простреленной головой. Но теперь он смотрел на аккуратного мужчину лет пятидесяти, чьи волосы посеребрила седина. У этого мужчины было лицо человека из Восточной Европы, высокие скулы, румяные щеки, густая борода и глубоко посаженные глаза. Саган хорошо знал такой взгляд. В той части света он часто его видел. Репортер должен уметь быстро оценивать людей. Их внешность, привычки, манеры…

Этот тип часто улыбался.

Но вовсе не из-за того, что ему было весело, а чтобы сделать свои доводы более весомыми.

Том обрадовался, что к нему возвращаются прежние навыки.

Он уже давно о них не вспоминал.

– Ваш отец умер три года назад, – сказал Саймон. – А до тех пор жил в этом доме. Вам известно, что он был важным человеком?

– Он был учителем музыки.

– И это незначительная профессия?

– Вы понимаете, что я имел в виду.

– Ваш отец преподавал почти всю свою взрослую жизнь. Однако ваш дед с материнской стороны был очень необычным человеком. Он занимался археологией и участвовал в исключительно важных раскопках в Палестине в начале двадцатого столетия. Я читал о нем.

Журналист тоже об этом читал. Марк Эден Кросс – в детстве Том называл его «Саки» – принимал участие в огромном количестве раскопок. Том вспомнил, как ребенком слушал его рассказы, но они не казались ему интересными. Археология совсем не походила на то, что из нее сотворили Джордж Лукас и Стивен Спилберг. На самом деле она напоминала журналистику, когда большая часть работы делается за письменным столом.

Саймон тем временем изучал гостиную, расхаживая между запыленной мебелью.

– Почему вы сохранили дом? – спросил он внезапно.

– А кто сказал, что я это сделал? – отозвался репортер.

Захария посмотрел на него.

– Перестаньте, мистер Саган. Вам не кажется, что пришло время быть искренним? Ваш отец оставил дом вам. Более того, это единственное ваше наследство. Все остальное получила ваша дочь. Впрочем, не слишком много. Что именно? Сто тысяч долларов, машина, немного акций и страховка.

– Я вижу, вы побывали в суде по делам наследования.

Саймон снова улыбнулся.

– По закону требовалось произвести опись. Вашу дочь назначили управляющей имуществом.

Зачем он напоминает ему об этом унижении? Тома специально исключили из завещания, и все юридические права и обязательства перешли к следующему поколению. Он пошел на похороны отца, но держался в стороне и вел себя совсем не так, как положено еврейскому сыну. Они с Элли совсем не общались.

– За пять недель до смерти ваш отец передал вам право собственности на этот дом, – продолжал Саймон. – До этого вы много лет с ним не разговаривали. Как вы думаете, почему он так поступил?

– Может быть, хотел, чтобы дом достался мне.

– Весьма сомнительное предположение.

«Интересно, сколько известно этому незнакомцу?» – подумал журналист.

– Ваш отец был правоверным иудеем. Он очень серьезно относился к вере и своему наследию, – продолжил Захария.

– Откуда вы знаете?

– Я беседовал с людьми, которые были с ним знакомы много лет. Он чтил Тору, посещал синагогу и поддерживал Израиль, хотя сам никогда не бывал на Святой земле. Однако вы хорошо знакомы с тем регионом.

Да, так и было. Последние три года своей карьеры Том провел именно там. Он написал сотни репортажей и статей. В одном из последних разоблачил изнасилование, совершенное бывшим президентом Израиля, что привлекло внимание всего мира и закончилось арестом преступника. Саган вспомнил, как после того, как у него начались многочисленные неприятности, эксперты интересовались: какая часть истории была сфабрикована?

Эксперты. Люди, зарабатывающие на жизнь, отыскивая чужие ошибки. И при любых обстоятельствах имеющие собственное мнение, которое никогда не бывает правильным. Эксперты наслаждались его падением, объявив, что он считает, будто обычных новостей недостаточно.

И поэтому нужно придумать собственную сенсацию.

Том бы очень хотел, чтобы все было так просто.

– Почему вас интересует моя семья? – повернулся он к незваному гостю.

Саймон наставил на него палец, и репортер обратил внимание на его тщательно ухоженные ногти.

– Снова задаете вопросы как журналист? Надеетесь что-то узнать? Не сегодня. Сейчас, мистер Саган, вам следует знать только одно: вашей дочери угрожает серьезная опасность.

– А если мне все равно? – Том подумал, что толика бравады не помешает им обоим.

– Нет, мы оба знаем, что это не так. В противном случае вы бы спустили курок, пока у вас в руках был пистолет. Так всегда бывает с детьми. Как бы сильно они нас ни разочаровывали, они остаются нашими детьми. Мы должны о них заботиться. Так было и с вашим отцом. Вы с ним практически не общались в течение двадцати лет, однако он оставил вам дом. Просто поразительно!

Саймон подошел к оловянному семисвечнику, стоявшему на дальнем столике, и погладил потускневший металл.

– Ваш отец был евреем. Как и ваша мать. Они гордились своим происхождением. В отличие от вас, мистер Саган. Вам все равно, в какой семье вы родились.

Тому не понравился его снисходительный тон.

– Это происхождение налагает слишком много дополнительных обязанностей, – пожал он плечами.

– Нет, мистер Саган, дело в гордости. Наш народ перенес колоссальные страдания. А это кое-что значит. Во всяком случае, для меня.

Не ослышался ли он?

Незваный гость повернулся к журналисту.

– Да, мистер Саган. Я еврей, как и вы. Именно по этой причине я здесь.

Глава 7

Бене стоял на месте древнего еврейского кладбища. «Интересно, сколько ему лет? – подумал он. – Трудно сказать…» Он насчитал пятнадцать плит, рассыпавшихся в пыль. Остальные же частично погрузились в землю. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густую листву, отбрасывая на землю танцующие тени. Один из людей Роу оставался с ним, другой, отправившийся искать собак, теперь вернулся и подошел к нему.

– Большая Нэнни и ее парни сделали свою работу, – сказал он. – Они окружили его под обрывом, но он не двигался.

– Ты его застрелил? – спросил Бене.

Кивок подтвердил то, что сказал ему выстрел, прозвучавший несколько минут назад. На этот раз жертва не сопротивлялась.

– Хорошая работа, – сказал Роу. – Остров освободился от одного из самых вонючих паразитов.

Он с отвращением читал о наркобаронах, возомнивших себя Робин Гудами, якобы кравших у богатых и отдававших свою добычу бедным. Они не имели с Робин Гудом ничего общего. Эти мерзавцы шантажом забирали деньги у бизнесменов, чтобы выращивать марихуану и импортировать кокаин, а их приспешники были невежественными и послушными, готовыми на все. В трущобах Западного Кингстона, в недрах Спэниш-Тауна, они правили, как боги, но здесь, в Голубых горах, не имели никакой власти.

– Мы расскажем, как к нему пришла смерть? – спросил еще один из товарищей Бене.

– Конечно, – отозвался тот. – Мы отправим послание.

Его главный помощник все понял и кивнул второму.

– Притащи голову.

– Да, действительно, – рассмеялся Роу. – Притащи голову. Покажем им, что мы не шутим. Такую возможность не следует упускать.

Мертвый наркоторговец его больше не интересовал. Теперь все его внимание переключилось на то, что он случайно обнаружил.

Кое-что Бене уже знал.

Сначала в Новый Свет пускали только христиан, но испанские католики оказались не способны к колонизации, и тогда корона обратилась к единственной группе людей, которые могли добиться нужного результата.

К евреям.

И они сделали свое дело: прибыли на Ямайку, стали купцами и торговцами, использовали удачное расположение острова… К 1600 году местные таино были практически уничтожены, а большинство испанских колонистов сбежало на другие острова. Остались евреи. Бене посещал частную школу в Кингстоне, которую еврейская община основала столетия назад. Он прекрасно проявил себя в изучении языков, математики и истории, стал изучать историю Карибских островов и быстро понял, что необходимо понять прошлое, чтобы оценить настоящее своей родины.

Решающим стал 1537 год.

Колумб давно умер, а его наследники подали в суд на испанскую корону, обвинив ее в нарушении условий Капитуляции в Санта-Фе, которая якобы давала его семье бессрочный контроль над Новым Светом.

Дерзкий шаг, как всегда считал Роу.

Подать в суд на короля.

Бене не мог не оценить смелость тех людей – это было нечто из разряда похищения наркоторговца и травли его собаками.

Суд тянулся несколько десятилетий, до 1537 года, когда вдова одного из двух сыновей Колумба подписала соглашение в пользу своего восьмилетнего сына, прямого наследника великого первооткрывателя, согласившись на отказ от всех претензий в обмен на всего одну вещь.

На Ямайку.

Испанцы были потрясены. К этому моменту остров стал для них головной болью, ведь там не оказалось залежей драгоценных металлов. Так что Бене всегда восхищался этой вдовой. Она точно знала, чего хотела, и получила не только остров, но и нечто более важное.

Власть над Церковью.

Католики на Ямайке должны были подчиняться не королю, а семье Колумба, которая в течение следующего столетия не пускала на остров Инквизицию.

Вот почему сюда пришли евреи.

Они знали, что здесь никто не станет их сжигать, называя еретиками. Никто не будет отнимать собственность. И нет законов, которые ограничивали бы их жизнь и возможности передвижения.

Они получили свободу.

Роу посмотрел на своих людей и сказал:

– Саймон должен это увидеть. Сделайте фотографии.

Один из его людей выполнил приказ.

– О, миссис Колумб!.. – прошептал Бене, вновь подумав о вдове. – Вы были очень умной gyal[235].

Из всех земель, открытых ее свекром, и всех богатств, которые могли получить она и ее наследники, эта дама потребовала только Ямайку.

Она знала, что делала.

Затерянный рудник.

Когда в 1494 году во время своего четвертого путешествия Колумбу пришлось высадиться на берег в бухте Святой Анны, на борту его корабля находился большой запас золота. Христофор только что приплыл из Панамы, где выменивал его у местного населения. К несчастью, корпус его каравеллы проели черви, и поэтому ему пришлось задержаться на Ямайке на год.

И за этот год он спрятал золото.

Место ему указали таино, и Колумб сумел сохранить его в тайне даже от испанской короны. Только два его сына знали, где оно находится, но унесли секрет в могилу.

Как глупо…

Впрочем, такова судьба сыновей. Лишь немногим удавалось превзойти отца. Бене нравилось думать, что он является исключением. Его отец умер в тюрьме Кингстона, где сгорел за день до того, как его должны были передать в США, чтобы судить за убийство. Поговаривали, что пожар устроила полиция, но кое-кто утверждал, что это было самоубийство. Никто не знал правды. Его отец, сильный и жестокий человек, считал себя непобедимым. Но в конце всем было наплевать, останется он в живых или умрет.

Плохо.

Но людям будет не все равно, если Бене Роу умрет.

Он подумал о евреях, лежащих у него под ногами. Они были амбициозными людьми и со временем приветствовали владычество Англии над Ямайкой. А в ответ Кромвель разрешил им открыто исповедовать свою религию. Они ответили ему взаимностью и помогли превратить остров в процветающую английскую колонию. Когда-то здесь жили тысячи евреев, и их кладбища находились рядом со столицами приходов или на побережье.

Теперь здесь осталось около трехсот евреев.

Но живые Роу не интересовали.

Он искал могилы.

Точнее, могилу.

Бене смотрел, как его человек фотографирует надгробные плиты на телефон. Потом он послал одну из фотографий Саймону. Роу не сомневался, что это привлечет его внимание. На Ямайке существовало двадцать одно официальное еврейское кладбище.

Они нашли двадцать второе.

– Бене! – Человек с телефоном поманил его к себе. В отличие от наркоторговцев, которые любили, когда их называли дон, Роу предпочитал собственное имя. Отец успел его научить, что уважение к титулам никогда не бывает длительным.

Он подошел к своему помощнику.

– Посмотри сюда, – сказал тот.

Бене нагнулся и принялся изучать плоскую поверхность камня. Надпись на нем практически исчезла, но все же осталось достаточно, чтобы понять, что там изображено.

Он очистил еще один участок камня, чтобы убедиться, что не ошибся.

– Кувшин, – сказал Роу.

Ему хотелось кричать от радости. Ни на одном из известных кладбищ не было изображения кувшина, который держали в руках и из которого что-то выливали.

Захария Саймон сказал ему, что необходимо искать именно этот символ.

Значит, он нашел ту самую могилу?

– Принеси лопату, – приказал Бене, – и выкопай камень.

Глава 8

Элли вышла из здания, чувствуя себя оскорбленной и грязной. Эти люди зашли слишком далеко. Они обсудили спектакль и договорились, как сделать его убедительным, но никто из них не должен был ее трогать. Захария наверняка видел на экране, что происходило. Интересно, что он подумал? Идея состояла в том, чтобы подтолкнуть ее отца к действию, сделать ситуацию зловещей. В противном случае он мог отказаться с ними сотрудничать. Но если они перегнут палку, то угроза станет бессмысленной.

Тем не менее девушка могла сказать одно: того, что произошло, будет достаточно.

Беккет познакомилась с Захарией шесть месяцев назад. Он появился в Севилье, где она работала в Библиотеке Коломбина с поразительной коллекцией материалов времен Христофора Колумба. В своей докторской диссертации Элли исследовала великую карту путешественника, которую он использовал, чтобы найти путь в Новый Свет. Знаменитая карта исчезла в шестнадцатом веке, и предпринимались очень серьезные усилия, чтобы ее отыскать. Кое-кто из ученых считал, что это mappa mundus, так называемая оригинальная карта мира, а другие утверждали, что в ней содержались географические сведения, предположительно незнакомые мореходам пятнадцатого века. Существовало даже мнение, что эта карта каким-то образом связана с финикийцами, греками, древними египтянами и даже атлантами.

Но никто ничего не знал наверняка.

Испанское правительство лишь усугубило интригу, сделав официальное заявление, что в архивах нет никакой карты, однако они не могут позволить независимым исследователям убедиться в этом.

Повинуясь импульсу, Элли написала статью о Колумбе для «Минервы», британского журнала по древним искусствам и археологии, который читала много лет. К ее несказанному удивлению, статью напечатали, что и привлекло к ней Захарию Саймона из Австрии.

Он оказался необыкновенным человеком. Одним из тех, кто сделал себя сам: получив скромное образование, он добился поразительных успехов в бизнесе и финансах. Захария старался держаться в тени, жил один, так и не женился и остался бездетным. Он не нанимал специалистов по рекламе и связям с общественностью или многочисленных ассистентов. В общем, этот человек был простым мультимиллиардером, о котором мир знал очень мало. Его великолепный особняк находился в предместье Вены, а кроме того, он владел несколькими зданиями в городе, в том числе квартирой, куда поселил Элли. Она также узнала, что ее новый знакомый активно занимается благотворительностью и его фонды выделяют миллионы долларов огромному количеству еврейских организаций. Об Израиле он всегда говорил с восхищением. Вера играла важную роль в жизни Захарии Саймона, как и в жизни Элли Беккет.

Захария был рожден и воспитан в иудейской вере, а Элли приняла иудаизм пять лет назад, но рассказала об этом только деду, который очень обрадовался. Он хотел, чтобы его внуки были иудеями, однако ее отец положил конец его надеждам. Но Элли, в отличие от матери, никогда не находила утешения в христианстве. В детстве и юности она не приняла его постулатов, а позднее решила, что ей намного ближе иудаизм. В результате девушка занялась его изучением, после чего прошла все необходимые формальности.

Это была единственная тайна, которой она не поделилась с матерью.

О чем теперь очень жалела.

Элли быстро шагала по лабиринту узких, мощенных булыжником улиц. Издалека донесся бой часов, отбивающих восемь вечера. Ей следовало зайти домой и переодеться, но она решила сначала помолиться. К счастью, Беккет отправилась на «представление» в длинном шерстяном пальто – в Вене было холодно – и оно скрывало ее колени и разрезанную одежду. Здесь, в этом древнем городе, в котором когда-то жили двести тысяч евреев, а теперь осталось только десять тысяч, Элли чувствовала особенно тесную связь с прошлым. Нацисты уничтожили девяносто три синагоги, стерев с лица земли даже их следы. Шестьдесят пять тысяч евреев погибло. Когда она размышляла о подобных вещах, ее мысли всегда устремлялись к 70-му году I века и к тому, что ее новая религия считала величайшей трагедией еврейского народа.

Сначала пришел Навуходоносор и вавилоняне в 586 году до нашей эры. Они забрали с собой весь Иерусалим, его чиновников, воинов, ремесленников и пленников. Остались только нищие. Захватчики уничтожили Первый Храм Соломона, самое святое место для евреев, и присвоили его сокровища, разбив на куски священные золотые сосуды. В течение нескольких поколений евреи находились в ссылке, но позже вернулись в Палестину, чтобы выполнить повеление Бога и построить новый Храм. Моисей получил точный чертеж с указанием формы священных сосудов. Строительство Второго Храма закончилось в 516 году до нашей эры, но Ирод в 18 году до нашей эры полностью его перестроил и расширил. Именно Храм Ирода приветствовал римлян, когда они покорили Иудею в 6 году нашей эры, и он же продолжал стоять через шесть лет, когда началось восстание.

Восставшие одержали победу.

Радость наполнила Иудею. Наконец удалось свергнуть римское владычество.

Но все знали, что легионы вернутся.

И они вернулись.

Нерон направил Веспасиана с севера, а Тита с юга – отец и сын, два полководца. Они вторглись в Галилею в 67 году нашей эры. Два года спустя Веспасиан стал императором, приказав Титу и восьмидесяти тысячам воинов преподать евреям урок.

Иудея была вновь покорена, а в 70 году нашей эры началась осада Иерусалима.

Шли ожесточенные сражения, и условия жизни в городе были почти невыносимыми. Ежедневно через стены города перебрасывали сотни трупов, голод и болезни стали могущественными союзниками римлян. Наконец тараны пробили бреши в стенах, и ударные римские войска отбросили защитников города к Храму, где они забаррикадировались для последней схватки.

В течение шести дней стены Храма оставались несокрушимыми. Храмовая гора вела оборону.

Могучие камни выдерживали все удары.

Попытки взобраться по ним заканчивались неудачей. Наконец римлянам удалось поджечь ворота и ворваться внутрь.

Евреи также устроили пожар, чтобы остановить наступление римлян, но пламя распространялось слишком быстро и охватило преграды, охранявшие алтарь. Защитников было слишком мало, а римляне имели огромное преимущество в численности. Однако евреи встретили смерть достойно: многие бросались на римские мечи, некоторые убивали друг друга, другие прыгали в огонь.

И никто из них не считал, что это крушение всех надежд.

Наоборот, они видели в собственной гибели спасение и были счастливы умереть вместе со Вторым Храмом.

Окутанные дымом центурии опьянели от убийств и грабежа. Вокруг священного алтаря громоздились трупы, кровь лилась на его ступени, новые и новые тела падали в алые потоки. И скоро уже нельзя было пройти по Храму, не коснувшись смерти.

Тит и его свита сумели войти в святилище до того, как оно прекратило свое существование. Они слышали о его великолепии, но то, что они увидели собственными глазами, поражало. Святая Святых, главная часть Храма, была изукрашена золотом, а внутренняя дверь сделана из коринфской меди. Над двенадцатью ступенями, ведущими к входу, свисала лоза с гроздьями винограда из золота, высотой в человеческий рост. Корона из серебра и золота – не оригинал, а копия той, что носил Первосвященник после возвращения из вавилонского изгнания – занимала почетное место.

И еще они нашли там предметы культа.

Золотая Менора. Стол хлебов предложения. Серебряные трубы.

Все это Бог поручил создать Моисею на горе Синай. Римляне знали, что уничтожение Второго Храма и разграбление его сокровищ будет актом символического уничтожения иудаизма.

И произойдет новое изгнание.

Не физическое, хотя многие погибнут или попадут в рабство, но духовное.

Третьего Храма не будет.

«В течение последних 1940 лет так и было», – подумала Элли, входя в единственную венскую синагогу, не уничтоженную нацистами.

Штадтемпель прятался в окружении анонимных многоквартирных домов, благодаря императору Иосифу II, издавшему закон, по которому фасадом на улицу разрешалось строить только католические церкви. По иронии судьбы, синагога уцелела именно по этой причине: немцы не могли ее сжечь, не уничтожив весь квартал.

Святилище девятнадцатого века имело овальную форму. Его потолок поддерживали золоченые балки и кольцо из двенадцати ионических колонн, символизирующих двенадцать сыновей Иакова, прародителей всех колен Израилевых. В высоту вздымался небесно-голубой купол, усыпанный звездами. За прошедший месяц Элли приходила сюда множество раз, и форма здания и изящество линий вызывали у нее ощущение, что она находится внутри хрустального яйца.

Что означало бы для евреев возведение в Иерусалиме Третьего Храма?

Все.

А для того, чтобы осуществить мечту ее новой веры, требовалось вернуть священные сосуды.

Взгляд Элли переместился к тускло освещенному алтарю, и ее глаза наполнились слезами.

Девушка все еще чувствовала прикосновения грубых рук. Никогда прежде никто так ее не трогал.

Она заплакала.

Что подумала бы ее мать? Она была хорошей женщиной, редко плохо отзывалась о бывшем муже и всячески уговаривала дочь простить его.

Но она не могла.

Беккет должна была испытывать уколы совести – ведь она поступила с отцом жестоко – но мысли о будущем помогали ей оправдать свой поступок.

Немного успокоившись, она прогнала слезы.

Ковчег Завета никогда не будет найден. Вавилоняне об этом позаботились. Золотая Менора, Стол хлебов предложения и Серебряные трубы. Они все еще могут существовать.

Сокровища Храма.

Или то, что от них осталось.

Их никто не видел в течение 1940 лет.

Но теперь они могут появиться – благодаря ее отцу.

Глава 9

Захария был доволен. Видео сыграло свою роль. Роча привел нужные доводы, пусть и избыточно – они договаривались немного о другом.

Похоже, Том Саган все понял.

К тому же он оказался еще более уязвимым, чем говорила его дочь.

Она никогда не упоминала о его возможном самоубийстве – лишь сказала, что отец ведет уединенный образ жизни в маленьком доме в Орландо, среди двух миллионов людей, не имеющих представления о его существовании. После того как Том потерял работу в Калифорнии, он вернулся во Флориду. Нынешняя анонимность сильно изменила его жизнь, ведь в течение десяти лет его имя постоянно появлялось на первых страницах газет. Он то и дело мелькал в новостях кабельного телевидения и в интернете, участвовал в телевизионных передачах – словом, был не просто репортером, а знаменитостью. Многие люди верили Сагану: небольшое расследование позволило это быстро установить. Вот почему от него так решительно все отвернулись.

– Вы еврей? – спросил Том Захарию.

Тот кивнул.

– Мы оба дети Божьи.

– Говорите за себя.

– Вы родились евреем и не можете отрицать очевидного.

– Вы ведете себя как человек, когда-то владевший этим домом.

Соратник Элли заметил, что Саган не произнес слово «отец». Девушка рассказывала ему об их сложных отношениях, но все оказалось гораздо серьезнее, чем она думала. Захария поднял палец.

– Ваш отец был мудрым человеком.

– Отпустите мою дочь, и я сделаю все, что вы хотите.

Саймон уловил гнев в голосе Тома, но решил пока не уступать.

– Я изучал события, которые произошли с вами восемь лет назад, – сказал он спокойно. – Вам многое пришлось пережить. И я понимаю, почему вы пришли к сегодняшнему решению. Судьба обошлась с вами предельно жестоко.

Тут у Захарии имелись сомнения. Сможет ли эта несчастная душа найти мотивацию для решительных действий? Осталось ли в жизни Тома Сагана хоть что-то важное? Изучение его истории завершилось несколько недель назад, но в отчете ничего не говорилось о суицидальных наклонностях. Очевидно, он совсем недавно принял столь важное для себя решение. Саймон знал, что Том закончил очередную рукопись и сделал все так, чтобы ни издатель, ни «автор» не смогли узнать, кто ее написал. Такую тактику предложил его литературный агент, полагая, что никто не захочет иметь дело с Саганом даже как с литературным «негром».

Вот насколько низко он пал!

Пять из семи написанных Томом книг вошли в список десяти бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Три из них занимали первые места. Критика всячески нахваливала «авторов» всех семи романов. Вероятно, именно по этой причине Саган получал новые заказы.

Однако его такая жизнь больше не устраивала.

Он решил умереть.

Быть может, ему не следует мешать?

Или…

– Ваш отец являлся хранителем важнейшей тайны, – сказал Захария. – Ему доверили один из главнейших секретов в истории.

– Чепуха.

– Уверяю вас, это правда.

Саймон увидел, что ему наконец удалось заинтриговать отца Элли. Может быть, репортер в его душе еще не умер?

– Все началось с Христофора Колумба, – начал рассказывать Захария.

Колумб стоял на пирсе. «Нинья», «Пинта» и «Санта Мария» бросили якоря в притоке реки Рио-Тинто, возле Палос-де-ла-Фронтера, на юго-восточном побережье Испании, неподалеку от океана. У Христофора ушло несколько месяцев на то, чтобы найти, экипировать и набрать команды на три корабля, но теперь все было готово.

Должно было быть готово.

Приближалась полночь.

Нарушив традицию, Колумб не стал подниматься на борт сразу перед отплытием. На этот раз он находился на пирсе весь день, лично наблюдая за последними приготовлениями.

– Почти все здесь, – сказал ему Луис де Торрес.

На трех кораблях служило восемьдесят семь моряков. Вопреки слухам, они не были заключенными, которых помиловали за то, что они согласились участвовать в путешествии. В команде имелись португалец, генуэзец, венецианец и калабриец, а все остальные были испанцами из Палоса. Кроме того, среди них были два представителя короны – так требовалось по соглашению, и Колумб уже предупредил де Торреса, чтобы тот соблюдал осторожность рядом с ними.

– Луис! – позвал он теперь своего старого друга.

Тот подошел ближе.

– К одиннадцати все должно быть на борту, – распорядился Христофор.

Он знал, что де Торрес его понял. После полуночи, когда наступит 3 августа 1492 года, полиция, территориальная армия и Инквизиция в белых капюшонах начнут обыскивать дома. Евреев объявили вне закона во Франции в 1394 году и в Англии с 1290 года. А теперь это случилось и в Испании. Соответствующий эдикт об изгнании евреев был подписан Фердинандом и Изабеллой 31 марта. Церковь настаивала, и король с королевой согласились. Евреям дали четыре месяца, чтобы покинуть страну или перейти в христианство.

Сегодня ночью эти четыре месяца заканчивались.

– Боюсь, мы можем не успеть, – прошептал Колумб.

К счастью, отличить еврея от испанца было почти невозможно. Кельты, иберийцы, римляне, финикийцы, баски, вандалы, вестготы и арабы – местные жители представляли собой удивительную смесь и при этом были похожи друг на друга. Но это не остановит Инквизицию. Ее агенты пойдут на все, чтобы выявить каждого, кто может оказаться евреем. Уже тысячи принявших христианство становились так называемыми конверсо. Они посещали мессу, исповедовались и крестили детей. А по ночам возвращали себе еврейские имена и читали Тору.

– От нашего путешествия зависит очень многое, – сказал Колумб другу.

Многое зависело от самого де Торреса.

Луис был переводчиком и свободно владел ивритом. Прежде он служил у губернатора Мурсии, где когда-то проживало много евреев. Но теперь часть из них уехала, а другие перешли в христианство, и губернатор больше не нуждался в переводчике. Де Торрес, как и несколько других членов команды, крестился несколько недель назад.

– Как ты думаешь, мы найдем то, что ищем? – спросил он Христофора.

Тот посмотрел на темную воду, на корабли, освещенные факелами, где матросы продолжали свою работу.

Торрес задал хороший вопрос.

И у его друга был всего один ответ.

– Мы должны.

– Вы хотите сказать, что Христофор Колумб был евреем? – спросил Саган.

– Точнее, конверсо. Это часть великой тайны, которую хранил ваш отец. Он ничего вам не рассказывал?

Том покачал головой.

– Я не удивлен. Вы недостойны, – заявил его незваный гость.

– Черт подери, кто вы такой, чтобы определять, достоин я чего-то или нет?!

– Вы отказались от своего наследия. Разве вы понимаете, что такое честь? Традиции? Долг?

– Откуда вам известно, что я так поступил?

– А разве это не правда?

– А кто вы такой? – спросил Саган. – Похититель! Для вас существует такое понятие, как честь?

– Я поставил на кон свое состояние и жизнь ради идеи.

Захария вытащил из кармана пиджака сложенные документы.

– Мне нужна ваша подпись. Тогда адвокаты смогут обратиться в суд, чтобы от вашего имени была произведена эксгумация. Мне сказали, что никаких проблем не возникнет, ведь вы ближайший родственник, который дает свое согласие. Ваша дочь уже подписала документ, поскольку она является представителем вашего отца. Конечно, у нее не было выбора.

Саган не стал брать ни документы, ни ручку.

– У меня всего несколько минут, чтобы позвонить и остановить тех людей, – предупредил его Саймон.

Он наблюдал за журналистом, который напряженно обдумывал его слова.

Наконец Том Саган выхватил из его рук документы и ручку и быстро все подписал.

Захария забрал бумаги и повернулся, чтобы уйти.

– Ваше присутствие необходимо на кладбище завтра утром в десять часов. Наследник должен там быть. Туда также придет мой человек. Поступайте, как он скажет. Как только тело вашего отца будет эксгумировано, ваша дочь получит свободу.

– А как я об этом узнаю?

Саймон повернулся и с любопытством посмотрел на Сагана.

– Я дал вам слово.

– Я уже начинаю чувствовать себя намного лучше.

Захария наставил на Тома палец.

– Вот видите, к вам возвращается чувство юмора.

– Мне нужен пистолет.

Оружие в руке Саймона поднялось выше.

– Завтра утром вы его получите, – пообещал тот.

– Я бы спустил курок. И если бы вы не вмешались, был бы уже мертв.

«Интересно, кого Саган хочет в этом убедить?» – подумал Захария.

– Пожалуйста, не волнуйтесь. У вас будет еще один шанс, после завтрашнего утра, – заверил он репортера.

Глава 10

Бене ждал, пока один из его людей копал могилу. Собаки вернулись и мирно лежали под деревьями, удовлетворенные и уставшие после охоты. Псы делали свою работу очень тщательно – сказывался опыт многих поколений. Мать рассказывала Роу про кубинских егерей, невысоких смуглых мужчин в открытых клетчатых рубашках, широких брюках и легких соломенных шляпах с широкими полями. От всех остальных их отличала обувь. Они срезали кожу с боков диких кабанов и засовывали ноги в шкуры. Так получались мягкие сапоги, облегающие ногу, которых хватало на несколько недель. На загорелых шеях егери носили распятия и были вооружены только мачете, заточенными с одной стороны – другой они били собак. Они появились в 1796 году – сорок человек с собаками, которых привезли для того, чтобы охотиться за беглыми маронами из Трелони-Таун.

Что они и делали.

Без всякой пощады.

Сотни беглецов были убиты, и так в этих местах возник страх перед собаками.

И теперь Бене собирался его возродить.

В то время как банды искали расположения нищих в городах Ямайки, он выбирал горные районы, запад и подветренную сторону Кокпит-кантри – места, где мароны жили вот уже четыреста лет. И хотя каждой общиной управляли полковник и выборный совет, Роу нравилось считать себя спасителем, защищающим древний образ жизни маронов. За это соотечественники снабжали его мужчинами и женщинами, которые работали на него в самых разных областях: проституция, азартные игры и порнография были его тайным бизнесом, приносившим миллионы. Однако главной страстью Бене был кофе. Повсюду, на протянувшихся на многие километры склонах, росли невысокие кусты с глянцевитыми темно-зелеными листьями. Каждый год на них распускались белые цветы со сладким запахом, которые потом превращались в ярко-красные ягоды. После того, как их толкли и кипятили, получался – как многие утверждали – лучший напиток в мире.

Кофе «Голубые горы».

Предки Бене были рабами. Теперь же он владел одной из самых больших плантаций и платил их потомкам как своим работникам. Он также контролировал главную сеть распространения остальных производителей. Его отец мудро предвидел такую возможность после опустошительного урагана, который в 1950 году уничтожил почти весь урожай. Тогда Роу-старший учредил национальный совет с ограниченным числом членов и разработал критерии качества, возделывания полей и обработки. Кофе, выращенный более чем в шестнадцати километрах от центрального пика, назывался «Ямайка прайм», а не «Голубые горы». Отец Бене был прав – дефицит превращает обычный продукт в легенду. Так кофе «Голубые горы» стал самым ценным в мире.

И он сделал богатой семью Роу.

Тем временем помощник Бене продолжал копать.

Двадцать минут назад другой его человек вернулся к грузовикам, чтобы встретить еще людей. Теперь они вели между деревьями пленника – мужчину чуть старше тридцати, смесь кубинца и африканца, – с завязанными глазами и руками, заломленными за спину.

Бене сделал знак, и этого парня поставили на колени и сняли повязку.

После этого Роу присел рядом с пленником, который открыл глаза и заморгал на ярком солнце.

Когда он увидел, кто находится перед ним, его глаза широко раскрылись.

– Да, Фелипе, это я, – сказал Бене. – Неужели ты думал, что тебе все сойдет с рук? Я платил за то, чтобы ты следил за Саймоном. И ты за ним следил. Однако ты брал его деньги и следил за мной.

Пленник, охваченный отчаянным страхом, затряс головой.

– Слушай меня, слушай очень внимательно, потому что все теперь зависит только от тебя, – продолжил Роу.

Спустя мгновение он увидел, что пленник его понял.

– Я хочу знать, что делает Саймон. Расскажи мне то, что ты от меня скрыл, – потребовал он. – Только правду.

Предатель пришел с улиц, значит, его языком будет диалект.

Скажи мне правду.

Роу ничего не слышал от Саймона уже почти две недели, но это его не удивляло. Все, что он узнал, лишь подтверждало то, что Бене давно уже чувствовал.

Неприятности.

Сказочно богатый австриец активно занимался благотворительностью и являлся сторонником Израиля. Но это не касалось Роу. Проблемы Ближнего Востока его не интересовали. Его занимал затерянный золотой рудник Колумба – и, похоже, тот же интерес возник и у Захарии.

– Клянусь, Бене, – сказал Фелипе. – Я ничего не знаю. Он ничего мне не говорит.

Роу взмахом руки заставил его смолкнуть.

– За кого ты меня принимаешь? Саймон здесь не живет. Он никого не знает на Ямайке. Я его партнер. Так он говорит. Однако он нанял тебя, чтобы ты работал еще и на него. Ладно, я плачу тебе за то, чтобы ты говорил Саймону только то, что мне нужно, а потом рассказывал о его действиях. Однако ты молчишь.

– Он звонит мне и платит за то, чтобы я кое-что делал. Я выполняю его поручения, и он дает мне деньги. Это все, Бене. Все, – попытался уверить его Фелипе.

Тогда Роу заговорил быстро:

– Но я плачу тебе за то, чтобы ты говорил мне правду. А ты этого не делаешь. Пора начинать.

– Ему нужны бумаги. Документы из архива.

Бене сделал жест, и один из его людей вложил ему в руку пистолет. Он ткнул дулом в грудь пленника и взвел курок.

– Я даю тебе еще один шанс. Что. Ты. Для. Него. Делаешь.

Ужас наполнил глаза Фелипе.

– Хорошо, хорошо, Бене. Я скажу. Скажу.

Роу не стал убирать пистолет от его груди.

– Сделки. Он хотел знать о сделках. Старых. Я нашел одну. Какой-то еврей по имени Коэн купил землю в 1671 году, – рассказал стоящий на коленях парень.

Эти слова заинтересовали Бене.

– Говори, – потребовал он.

– Он купил землю и все, что имелось на берегу реки.

– Имя.

– Авраам Коэн.

– Почему это так важно для Саймона?

– Его интересует брат, которого звали Моисей Коэн Энрикес.

Это имя Бене знал. Еврейский пират семнадцатого века. Он захватил большой груз испанского серебра возле Кубы, а потом возглавил голландское вторжение в Бразилию. А закончил Энрикес свои дни на Ямайке, где занимался поисками затерянного рудника Колумба.

– А Саймон об этом знает? – уточнил Роу.

Пленник покачал головой.

– Я потерял с ним контакт. Он уехал. Я не знаю, куда. Клянусь, Бене, я не знаю! И я ничего ему не рассказал.

– Но ты и мне не рассказал. А документ о той сделке все еще в архиве?

Фелипе покачал головой.

– Я его украл. Он у меня дома в Спэниш-Тауне. Твои люди знают, где. Пусть они его заберут. Он возле кровати. Клянусь, Бене! Он рядом с моей кроватью.

Роу убрал пистолет.

Мужчина, копавший могилу, остановился и помахал рукой.

Бене требовалось время подумать, и поэтому он бросил пистолет помощнику и подошел к могиле. Там он увидел плоский кусок камня с какой-то надписью.

«5 шагов», – было написано на этом обломке.

Дальше была нарисована кривая буква «Х».

– Принеси камень, – приказал Роу.

Мужчина поднял осколок и положил его перед ним, он стряхнул с него темную землю и посмотрел на надпись. Саймон сказал Бене, чтобы тот искал кувшин, изображенный на могильном камне, и кривое «X».

Кусок камня, на который он смотрел, когда-то был частью могильного камня. Роу увидел, что его можно приложить к большому камню, и их неровные поверхности полностью совпадут.

Он повернул обломок так, чтобы пленник смог увидеть кривую букву «X».

– Ты знаешь, что это значит? – спросил он, снова переходя на диалект.

– Я видел этот знак на документах в архиве, Бене. Они лежат возле моей кровати, – отозвался Фелипе. – Саймон сказал, чтобы я искал «Х». Я искал. Я хорошо искал, Бене. Он там. Я все еще могу быть тебе полезным. Правда, могу.

К несчастью, так это не работало. В детстве мать кое-чему научила Роу, а ее до этого научила ее мать, и так далее. Мароны почти ничего не записывали. Произнесенное вслух слово было их учебником истории.

Его мать никогда не ошибалась.

Фелипе, мелкий государственный чиновник из Национального архива в Спэниш-Тауне, получил кое-какое образование и был амбициозен, но зарабатывал слишком мало. В его задачу входили поиски старых документов о затерянном руднике. Но как только ему подвернулась возможность поработать на кого-то еще, обманщик решил срубить сук, на котором сидел.

К счастью, Фелипе слишком много болтал.

И это вполне устраивало Бене, который теперь знал, что происходит, и мог заполучить собственного шпиона.

Он жестом показал своему человеку, чтобы тот принес телефон. Прием в горах был превосходным, и он нажал на одну клавишу – номер был занесен в память. Прозвучало три гудка, а потом трубку взял человек в Вене.

– Что там происходит? – спросил Роу.

– Все стало… сложно.

– Может быть, пора начать действовать?

– У меня возникла такая же мысль.

– Тогда вперед. Здесь все спокойно.

– Приятно слышать.

Бене закончил разговор.

Ему стало известно, что в последние несколько дней Саймон начал какую-то операцию. События происходили в Австрии и во Флориде. Какие именно, он точно не знал, но у Роу появилась уверенность, что его европейский партнер ступил на путь обмана. Бене ужасно повезло, когда он нашел новое кладбище и могильный камень с кувшином и кривым «Х». Теперь у него появился документ. Все это смягчало боль предательства и беспокойство, которое он испытывал из-за того, что ему предстояло сделать.

Бене посмотрел на своего человека с пистолетом. Заглянул ему в глаза и коротко кивнул. Тот прицелился. Пуля в голову закончила жизнь Фелипе.

Всегда говори правду, чего бы это ни стоило.

– Брось его в могилу и закопай, – сказал Роу. – А потом похорони дона.

Его собаки не ели то, что не убили сами.

– Я отправляюсь в Спэниш-Таун, – добавил Бене.

Глава 11

Том сидел на диване. Захария ушел около часа назад, и с тех пор репортер думал об Элли, о своей единственной дочери, которая его ненавидела.

Что с ними случилось?

Саган не помнил, в какой момент произошел разрыв. Их отчуждение началось, когда Элли училась в средней школе и стала замечать охлаждение между родителями. Когда она перешла в старшие классы, отношения между ними прекратились окончательно.

Как относилась к происходящему Мишель? Едва ли она этому способствовала. Нет, во всем был виноват он сам. Он нанес своей бывшей жене много тяжелых обид. И, что того хуже, он вел себя так, словно ему было все равно. В те дни он считал себя непогрешимым и непобедимым. Или только так думал. Сколько романов у него тогда было, причем в самых разных частях света? Журналист покачал головой. Теперь и не сосчитать. Мишель ничего не знала наверняка, она только подозревала. Близость помогала создать радар, способный определить малейшие эмоциональные изменения, и со временем жена обнаружила его предательство. К сожалению, он был так поглощен собой, что не обратил на это внимания.

Жалел ли он о том, что между ними произошло?

Так сильно, что был готов умереть.

«Наше время ушло, Том».

«А Элли?»

«Я боюсь, что если ты ничего не предпримешь в самое ближайшее время, твои отношения с ней тоже прекратятся. Ты слишком долго о ней не думал. Она видела боль в моих глазах. Я не могла ее скрыть».

«Я все с ней исправлю. Клянусь тебе, Мишель! Я все исправлю».

Но он так ничего и не сделал.

Элли было семнадцать, когда его уволили, и о его позоре трубили все средства массовой информации в мире. К несчастью, в тот момент проблема отношений с дочерью не слишком занимала Тома. Ошибка? О да… И очень серьезная. Однако с тех пор прошло восемь лет, и зубную пасту не затолкаешь обратно в тюбик.

Зато теперь он может что-то сделать для дочери.

Может освободить ее от Захарии Саймона.

Том подписал бумаги. Завтра он придет на кладбище и позаботится о том, чтобы все прошло гладко.

А что потом?

Закончить то, что он собирался сделать сегодня вечером?

Саган потер уставшие глаза и посмотрел на часы. Пятнадцать минут третьего. Вокруг царила тишина. Большинство людей, живших по соседству, пока он здесь рос, умерли или уехали. Деревья, которые тогда были саженцами, стали огромными. Репортер заметил, что квартал не пришел в упадок. Время его пощадило.

Почему же оно так жестоко обошлось с ним?

Он принял решение.

Сегодня он не станет умирать.

Может быть, завтра, но не сегодня.

Пришло время сделать то, что он должен был сделать очень давно.

Элли Беккет вошла в кафе «Рахофер», которое обнаружила несколько недель назад рядом со своей венской квартирой. Она приняла душ и переоделась, надела коричневые легкие брюки, свитер и туфли без каблуков и теперь чувствовала себя немного лучше. «Интересно, что произошло во Флориде?» – подумала она, но решила, что ее отец согласился помогать, раз Роча больше не входил с ней в контакт. Они договорились встретиться завтра в четыре часа дня, в том самом месте, где снимали видео, и подождать, пока вскрывают могилу, чтобы, если потребуется, устроить еще одно шоу.

Мысль об эксгумации деда не нравилась девушке. Он был чудесным человеком, который любил ее всем сердцем, всей кровью – то, на что не был способен отец, – и его смерть до сих пор болью отзывалась у нее в душе. Элли надеялась, что ее переход в иудаизм сможет смягчить страдания, которые причинил деду ее отец. Несмотря на все, что произошло, его внучка стала еврейкой.

«Твой дед оставил какие-то документы или инструкции для тебя, которые показались тебе необычными?» – спросил ее как-то Захария.

Беккет никогда об этом не говорила, но теперь, через три года, ей показалось естественным обсудить это с ним.

«Он сказал, что нужно похоронить вместе с ним пакет», – ответила она.

«Опиши его».

Элли руками показала предмет размером примерно в квадратный фут.

«Это был запечатанный вакуумный пакет для хранения вещей, такие продают по телевизору, тонкий и легкий».

«Ты смогла разглядеть что-нибудь сквозь него?»

Девушка покачала головой.

«Я не обратила на него внимания. Дедушка оставил письменные инструкции, и я как управляющая его наследством должна была проследить, чтобы пакет похоронили вместе с ним. Я сделала это сама, положила его ему на грудь перед тем, как закрыли крышку гроба. Это было непросто. Я плакала не переставая».

Беккет вспомнила, как Захария взял тогда ее за руку, и они вместе помолились об Абираме Сагане. В соответствии с учением иудаизма душа и тело должны были со временем соединиться. Из чего следовало, что тело нужно почитать. Обычай требовал, чтобы кто-то ухаживал за усопшим, закрыл ему глаза и рот, а потом и все лицо, зажег свечи…

Элли все это сделала.

Рак быстро убил ее деда. Что же, по крайней мере, он почти не страдал. В Торе говорится, что тело следует похоронить в течение суток, и девушка позаботилась о том, чтобы погребение состоялось до заката. Она не стала его бальзамировать, а только одела в простой льняной саван и положила в скромный деревянный гроб. Ей запомнилось, как ее дед часто повторял: «Богатые или бедные, в смерти мы должны быть равны». Элли даже открыла окно, когда сидела с ним, дожидаясь похорон, чтобы его душа могла спокойно уйти. А потом она последовательно выполнила все четыре стадии траура, включая авейлут. Она не посещала вечеринок и любых развлечений в течение двенадцати месяцев.

Дед мог бы гордиться внучкой.

Теперь же Элли нашла свободный столик и села.

Ей нравилось это кафе, его мраморные столешницы, хрустальные люстры и венские стулья. Беккет узнала, что оно имеет свою историю – здесь сражались за шахматной доской Сталин и Троцкий. По вторникам с восьми часов здесь играли на стоящем в дальнем углу рояле. Элли заказала бокал вина и шницель, которые, как она уже знала, были великолепны, добавив к ним минеральную воду, и начала расслабляться.

– Вы одна? – раздался рядом с ней чей-то голос.

Девушка повернулась и увидела стоявшего в нескольких футах мужчину: около тридцати лет, стройный, тренированный, подбородок и щеки заросли двухдневной щетиной, короткая стрижка, подобная монашескому головному убору, внимательные, живые голубые глаза…

– Я одна, и мне не нужна компания, – ответила Элли.

Мужчина улыбнулся и уселся за столик.

– Я же сказала, что предпочитаю одиночество, – повысила голос Беккет.

– Вы измените свое мнение.

Элли не любила такой навязчивости.

– Вам лучше уйти, пока я не позвала кого-нибудь на помощь.

Незнакомец наклонился к ней.

– Но тогда вы не узнаете то, что я хотел вам рассказать о Захарии Саймоне.

Глава 12

Захария вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Он приехал на машине из Маунт-Дора в свой отель на западном побережье. Быстро отыскав ноутбук, Саймон вошел в интернет и подсоединился к защищенному серверу в Австрии, тому самому, который использовал для передачи видео Тому Сагану. Он создал эту систему, снабдив ее чрезвычайно надежной шифрующей программой. Связавшись со своей личной секретаршей в Австрии, мужчина выяснил, что у него нет дел, требующих немедленного внимания, после чего отключил связь и заказал ужин через службу обслуживания номеров.

Саган согласился сотрудничать, подписал все бумаги и сказал, что утром приедет на кладбище.

Первая фаза была завершена.

Но времени осталось мало.

Захария читал американскую прессу, всячески восхвалявшую предстоящий саммит. Дэнни Дэниелс, президент Соединенных Штатов, которому оставался еще один год в Овальном кабинете, решил напоследок добиться прочного мира на Ближнем Востоке. К счастью, до саммита было еще четыре месяца.

Полно времени, чтобы завершить задуманное.

Но то, что искал австриец, долгое время оставалось тайной за семью печатями.

Возможно, это лишь миф?

Нет, оно существует. Должно существовать. Бог не может допустить, чтобы было иначе.

Элли Беккет подтвердила, что ее дед приказал похоронить вместе с ним пакет – вопреки ортодоксальной традиции, в соответствии с которой ничто не должно попасть в могилу вместе с телом. Еще больше Саймона убеждал тот факт, что Элли обладала информацией, которой мог располагать только левит.

Он был на правильном пути.

Иначе и быть не могло.

Конечно, левит должен был сохранять крайнюю осторожность, когда он делился своим знанием с внучкой, поручив ей дело, которое по плечу лишь мужчине. Абирам Саган не мог возложить такую ответственность на плечи Элли. Поэтому он решил проблему иначе: унес свою тайну в могилу.

Захария подумал, что, к счастью, Беккет находится под его полным контролем. Она охотно помогала ему, не зная, что поставлено на карту. Ею двигала любовь к деду и страсть к новой религии. Она искренне верила в ее постулаты.

И от него требовалось лишь осторожное руководство.

А это он сумеет обеспечить.

Пока она не перестанет быть полезной.

Тогда он убьет Элли Беккет.

Элли была заинтригована.

– И что вы можете рассказать мне о Захарии Саймоне? – спросила она.

– Он должен вызывать у вас беспокойство, – сказал мужчина, сидевший за ее столиком.

Однако у девушки было неподходящее настроение для подобных игр.

– Вам следует немедленно объясниться, – потребовала она. – В противном случае я уйду.

– Вы познакомились с Саймоном в Испании. Вам не показалось странным, что он вас нашел?

– Я даже не знаю вашего имени.

Нахальный мужчина улыбнулся.

– Называйте меня Брайаном.

– Почему вы здесь?

– Я пришел, чтобы поговорить с вами. В частном порядке.

Элли стало не по себе. Незнакомец напугал ее до такой степени, что она даже пожалела, что рядом нет Рочи и Сумрака.

Брайан засунул руку в карман, вытащил сложенные листы газеты, и Беккет узнала статью из «Минервы».

– Я это читал, – сказал он. – Завораживающий материал. Позвольте угадать – Саймон хотел узнать ваши источники информации.

Это было одной из первых тем, которые Элли обсуждала с Захарией, и к тому же они оба оказались поклонниками прогрессивного иудаизма. Девушке это в нем сразу понравилось. В отличие от ортодоксальных евреев, они верили, что Тора написана людьми, получившими божественные наставления. И хотя прогрессивные евреи также почитали ценности и этические положения Торы, они считали, что могут сами определять форму своего общения с Богом. Ничто не являлось абсолютом, все могло быть предметом интерпретации. И, что еще важнее, прогрессивные евреи одинаково относились к мужчинам и женщинам.

– Вы так и не сказали, чего хотите, – проговорила Беккет.

Официантка принесла заказанное ею вино и посмотрела на подсевшего к ней мужчину.

– Нет, благодарю вас, – сказал ей Брайан. – Мне ничего не нужно.

Элли с удовольствием сделала глоток, несмотря на страх, который вызывал у нее незнакомец.

– К тому же вы здесь не задержитесь, – сказала она.

– Захария Саймон не тот, за кого себя выдает. Он вас использует.

– Для чего?

– Чтобы узнать тайну вашего деда.

Беккет сделала еще пару глотков вина и попыталась насладиться его дымным послевкусием.

– Откуда вам это известно?

– Я знаю, что сейчас он во Флориде, где похоронен ваш дедушка. Знаю, что он связался с вашим отцом. И еще знаю, что вы только что солгали вашему отцу, разыграв постыдный спектакль.

– Вы пришли сюда, чтобы меня оскорбить?

– Нет, я здесь для того, чтобы спасти вашу несчастную жизнь.

Глава 13

Том Саган выбрался из машины и вошел на кладбище, мимолетно отметив, что день выдался безоблачный и теплый. Здесь уже давно хоронили евреев, живших в центральной Флориде. Десятилетия назад Абирам участвовал в покупке земли и ее освящении. Кладбище находилось вдали от людских глаз, среди холмов, дубовых лесов, ферм и апельсиновых рощ.

Том ненавидел кладбища.

Они напоминали ему о прошлом, которое он старался поскорее забыть.

Он посмотрел на надгробные камни: вертикальные блоки стояли неровными рядами, большинство было обращено на восток, и на каждом был высечен прямоугольник со скромным орнаментом – круги, скошенные углы и необычные фигуры. Журналист вспомнил, чему его учили в детстве. Камень символизировал вечную сущность лежавшего под ним человека. За похороны отвечала Элли, а так как Абирам придерживался жестких взглядов на религию, Том не сомневался, что церемония была проведена в строгом соответствии со всеми правилами.

По закону камень устанавливают только через год после смерти. Все это время Элли должна была хранить его память, посещать его могилу и изучать другие и только по истечении года прийти к окончательному решению, какой будет эпитафия. Тогда она могла вызвать резчика и после простой церемонии поставить на могиле деда надгробие.

Но Том не имел к этому никакого отношения.

Он получил лишь документы на дом с короткой запиской от адвоката, в которой говорилось, что теперь это жилье принадлежит ему. Как-то, в один особенно мрачный день, через шесть месяцев после смерти Абирама, репортер пришел сюда и постоял под дождем, вспоминая их последнюю встречу.

«Я решил креститься», – сказал Том.

«Почему?» – удивился его отец.

«Мишель – христианка, и она хочет, чтобы наши дети были христианами».

«Но для этого тебе не обязательно менять свою веру».

Том пожал плечами.

«Я ни во что не верю. И никогда не верил. Иудаизм важен для тебя, но не для меня».

«Ты рожден от еврейских родителей. Ты еврей и всегда им останешься».

«Я планирую креститься и стать членом англиканской церкви. К ней принадлежит Мишель».

В глазах Абирама появился ужас.

«Тогда между нами все кончено».

«Между нами давно все кончено. Мне двадцать пять лет, однако ты ведешь себя так, будто мне десять. Я не твой ученик. Я твой сын. Но если ты больше этого не хочешь, значит, так тому и быть».

Он перестал быть иудеем, женился, стал христианином, и у них с Мишель родилась дочь. После этого они с Абирамом практически не общались. Семейные встречи и праздники давались Тому с трудом. Его мать любила и уважала мужа, но не сумела отказаться от сына. Она приезжала в Калифорнию, но всегда одна. А Том и Мишель никогда не бывали во Флориде вместе, как семья. Каждое лето Элли несколько недель жила с бабушкой и дедушкой, но всякий раз летала туда одна. После того как умерла мать Тома, эти визиты стали более длительными. Элли любила проводить время с дедом. Старик был гордым евреем, и только в последние пару лет Том начал понимать природу его страсти. Потеряв практически все в жизни, журналист стал все чаще вспоминать то, чему его учил Абирам, пока ему не исполнилось двадцать пять лет.

Когда они еще разговаривали друг с другом.

Теперь он посмотрел на могилу отца.

Вдалеке закричала птица. «Плакальщица» – так называл ее один его дядя из-за голоса, который напоминал рыдающего человека.

Когда Том приходил сюда в прошлый раз, камня не было. Элли отлично справилась со своей задачей: надгробие было высоким и массивным, как и человек, лежавший под ним. Саган наклонился, чтобы разглядеть его поверхность, и провел пальцами по двум изящным буквам наверху.

«Po nikbar» — «Здесь лежит».

Ниже Том заметил рисунок.

Перевернутый кувшин, словно кто-то выливает из него воду.

А под этим рисунком была еще одна надпись: «10 шагов».

К журналисту вернулись старые наставления отца.

Упавшее дерево символизирует человека, умершего в юности. Книги указывают на образованного человека. Пила и рубанок – на ремесленника.

Кувшин же говорит о том, что умерший был левитом.

Том и не догадывался о том, что его отец тоже принадлежал к этой ветви.

Согласно Библии, левиты являлись потомками Левия, третьего из двенадцати сыновей Иакова. Моисей и Аарон были левитами. Они пели псалмы на службах во время Первого и Второго Храмов и обслуживали алтари. В Торе говорится, что именно левиты должны защищать Храм для народа Израиля. Однако необходимость в них исчезла, когда Храмы погибли. Из-за того, что в их обязанности, среди прочего, входило мыть раввину руки перед службой, кувшин стал их символом. Том знал, что евреи до сих пор считают себя разделенными на три группы. Коэны, каста священнослужителей, левиты и израилим, все остальные. Обряды и законы коэнов и левитов живы до сих пор. Левиты по-прежнему играли некоторую роль в синагогах, хотя теперь она стала скорее символической.

Тогда почему этот рисунок появился здесь?

Знак признания заслуг Абирама?

Саган посмотрел на надгробный камень на могиле матери.

Он пришел на ее похороны, и Абирам, как и всегда, не сказал ему ни слова. Том стоял на этом же месте и через год, когда поставили камень, но вновь не участвовал в его создании. Надгробие матери украшала менора, символ праведной женщины.

Такой она и была.

Репортер услышал какой-то звук и обернулся.

К тому месту, где он оставил свой автомобиль, в паре сотен ярдов от входа, подъехала машина. Маленький седан с тонированными стеклами.

Однако из него никто не вышел.

Неужели Захария Саймон последовал сюда за Томом?

От отцовского дома до кладбища было всего несколько миль, но за ним никто не ехал.

Однако кто-то здесь все-таки был.

Саган посмотрел в сторону машины и крикнул:

– Чего вы хотите?

Ответа не последовало.

– Я спросил, что вам нужно? – повторил репортер.

Тишина.

Со смелостью человека, который не собирался дожить до этого момента, Том зашагал к стоянке.

Машина развернулась и уехала.

Журналист посмотрел ей вслед.

Что все это значит?

Он повернулся к могиле и подумал об Элли.

– Господи, что ты натворил, старик?

Глава 14

Бене ненавидел Спэниш-Таун. Несмотря на то, что в течение трехсот лет он являлся столицей Ямайки, это произведение архитектурного искусства, расположившееся на западном берегу Рио-Кобре, превратилось в жестокий, наводненный бандами город, население которого составляло почти двести тысяч нищих жителей. Роу редко бывал здесь, потому что его интересы находились к востоку от Кингстона, в горах или на северном берегу.

Он родился и вырос на окраине Спэниш-Тауна, в суровом районе, который контролировала его семья, пока его отец не совершил ошибку, убив американского торговца наркотиками. Соединенные Штаты потребовали правосудия, и правительство Ямайки пошло навстречу, но у отца Бене хватило здравого смысла умереть в тюрьме. Мать тяжело перенесла эту утрату. Бене был ее единственным ребенком – она больше не могла рожать детей, – и она заставила его дать обещание не идти по стопам отца. Сейчас его матери исполнился семьдесят один год. Она оставалась живой и подвижной, но до сих пор не подозревала, что составляет империю ее сына. Он ненавидел, когда ему приходилось ей лгать, но, к счастью, владел множеством вполне законных предприятий – кафе, отели, рудники, на которые мог с гордостью указать и заверить мать, что не является преступником.

Впрочем, Бене и не считал себя преступником.

Более того, он ненавидел бандитов.

Да, он контролировал бордели, игорные дома и производство порнографии. Но его клиенты были взрослыми людьми, и он позаботился о том, чтобы дети не имели к его бизнесу никакого отношения. Однажды он застрелил человека в Монтего-Бей, когда тот отказался прекратить поставлять мальчиков туристам. И он знал, что, если потребуется, застрелит и других.

Возможно, Роу нарушал некоторые законы общества.

Но соблюдал свои собственные.

Бене устроился на заднем сиденье «Майбаха 62С», и двое вооруженных телохранителей заняли места впереди. Машина обошлась ему в полмиллиона американских долларов, однако она того стоила. Роу нравилась первоклассная кожаная обивка и тот факт, что заднее сиденье можно опустить почти в горизонтальное положение. Он часто пользовался этим, чтобы поспать в пути. Но больше всего он любил крышу. Одно нажатие кнопки, и стеклянные панели превращались из матовых в прозрачные.

Они миновали несколько кварталов, границы между которыми были известны лишь тем, кто здесь жил.

И ему.

Бене хорошо знал эти места.

Жизнь выливалась из магазинов и домов на улицы, образуя море темных лиц. Раньше здесь всем заправлял его отец, теперь же – союз нескольких банд, которыми руководили люди, называвшие себя донами и боровшиеся друг с другом за контроль над этими районами.

Почему?

Наверное, причина состояла в том, что их жизнь, к несчастью, не приносила им удовлетворения. Наверное, то, что Роу слышал множество раз, соответствовало истине. У Ямайки есть всего понемногу, но ничего вдоволь.

Они проехали сквозь толпы людей, мимо старых зданий высотой в два или три этажа, стоявших так близко друг к другу, что в эти кварталы с трудом попадал свежий воздух. Машина свернула на боковую улицу, и перед ней появились двое мужчин, которые подняли руки, показывая, что машине следует остановиться. У обоих были похожие на веревки волосы и неухоженные бороды. Они встали с двух сторон от машины. Выпущенные наружу полы их рубашек скрывали оружие.

Бене покачал головой.

– Buguyagas, – пробормотал он.

Именно так он и подумал.

«Отвратительные типы».

Затем Роу опустил заднее окно и спросил:

– Вам что-то нужно?

Он сознательно не стал прибегать к диалекту, на котором предпочитали говорить местные жители. Тот из остановивших его мужчин, что стоял рядом с его окном, не знал Бене в лицо и собрался что-то сказать, но второй обежал капот и схватил приятеля за руку, показывая водителю, что он может ехать дальше.

– В чем дело? – спросил Роу. – Вы оба немые?

Незнакомцы обменялись несколькими тихими фразами и убежали.

Бене покачал головой.

Что они собирались сделать? Ограбить его посреди улицы?

– Им повезло, что у нас нет времени, чтобы их пристрелить, – проворчал он и посмотрел на шофера. – Поехали.

Он нашел дом, где жил Фелипе, – лачугу с собранными из кусков дерева и ржавой жести стенами. Четыре отдельные комнаты были закрыты на висячие замки. По углам дома стояли бочки с дождевой водой, что указывало на отсутствие водопровода, подтверждавшееся сильным запахом мочи. Вокруг бродили козы.

– Вышибайте двери, – приказал Бене, и его люди ногами сбили замки.

Самой большой оказалась комната примерно в шесть квадратных метров с кроватью, телевизором, плитой, кухонным столом и корзиной для грязного белья. Восемьдесят процентов населения Спэниш-Тауна жили так же или еще хуже.

Взгляд Роу остановился на кровати. Рядом, как и сказал Фелипе, лежала стопка старых документов. Один из его людей принес их Бене, а другой встал у двери. Оба достали оружие. Двое встречающих уже оповестили местного дона, что приехал Бене Роу, так что им следовало ждать гостей.

Визит вежливости.

И все же…

– Если кто-то нас побеспокоит, – сказал Роу, – уберите их подальше.

Его люди кивнули.

Бене нашел документ 1671 года, написанный на испанском или португальском – точнее он определить не смог, так как чернила давно выцвели. Рядом лежало еще несколько манускриптов. Каждый был цвета серы и коричневый по краям, все очень хрупкие и все написанные на одном языке. Роу сумел прочитать несколько слов, потому что знал испанский.

Он услышал шум снаружи и повернулся, когда на пороге появилась женщина с двумя маленькими детьми. У его людей хватило ума спрятать пистолеты. У женщины была очень черная кожа, а платье ее переливалось желтым, розовым и зеленым. Голые ноги покрывала дорожная пыль.

– Кто вы? – резко спросила она.

– Друг, – ответил Бене.

Незнакомка с вызывающим видом вошла в комнату.

– Вы сюда вломились?

– Это было необходимо. – Роу показал ей документы, которые держал в руках. – Я пришел за ними.

– Где Фелипе? – спросила местная жительница.

Бене пожал плечами.

– Ты его жена?

Она кивнула.

– И это его дети?

– Один.

С убийством всегда так бывает – кто-то обязательно страдает. Но Роу не мог позволить, чтобы его держали за дурака. На этом острове репутация определяла все, и Фелипе подписал себе приговор, когда совершил предательство.

Обидно, что этим троим также придется заплатить за его грехи.

Бене засунул руку в карман и вытащил пачку денег. Отделив двадцать одну банкноту достоинством в сто долларов США, он бросил деньги на кровать.

– За что деньги? – спросила женщина.

– Я должен Фелипе. Он их заработал.

Незнакомка посмотрела на незваного гостя со смесью гнева и сомнения – Бене видел такие взгляды множество раз. Эта женщина стала вдовой, а один из ее большеглазых детей – сиротой. Никто никогда не узнает, что произошло. Фелипе сгниет на заброшенном кладбище высоко в Голубых горах.

Но такова судьба обманщиков.

– Мы уходим, – сказал Роу. – Береги себя.

Он направился к двери с документами в руках.

– Фелипе не вернется? – спросила женщина с тревогой и страхом.

Бене решил быть честным.

– Возьми деньги. Я пришлю еще. Скажи спасибо и не болтай лишнего.

Лицо обитательницы трущоб напряглось, и Роу заметил, что ее карие глаза покраснели. Ее жизнь только что стала еще более трудной.

– Каждая девушка хочет встретить мужчину, который будет о ней заботиться. А когда она его находит, она становится женщиной и хранит ему верность. – Ее голос стал ледяным.

Бене знал, что она имеет в виду. Мужчины, которых она привлекала, меняли любовниц столь же часто, как настроение. С Фелипе ей наконец удалось обрести некоторую уверенность в завтрашнем дне.

Но Роу ничем не мог ей помочь.

И он ушел.

Глава 15

Элли постаралась сохранять хладнокровие и молча смотрела на мужчину.

– Вы когда-нибудь обсуждали с Саймоном религиозные вопросы? – спросил он.

Можно подумать, она собиралась ему отвечать!

– Я хочу съесть свой обед. И была бы вам признательна, если бы вы ушли, – еще раз попыталась она прогнать Брайана.

– Он благочестивый ортодоксальный еврей, а вы – нет. Как вы с ним общались?

Последние слова незнакомца удивили девушку. Когда они обсуждали иудаизм, Захария неизменно высказывался за реформы. Фундаментализм его отталкивал. Ортодоксальные евреи утверждали, что они настоящие, а это оскорбительно для всех остальных – так он говорил. Элли с ним соглашалась. До девятнадцатого столетия ортодоксы доминировали. Но теперь все изменилось.

«Благодарение небесам», – сказал тогда Захария.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – заявила Беккет.

– Вы что-нибудь знаете о Саймонах? – спросил вместо ответа Брайан. – Например, историю его семьи? Дед и отец Захарии активно поддерживали Израиль, снабжали его деньгами и использовали свое политическое влияние при создании государства. Они были ультрарадикалами и имели непосредственное отношение к деяниям, которые сейчас являются уголовно наказуемыми. Саймоны были связаны со всеми правительствами Израиля и всегда занимали консервативные позиции.

– Но это еще не делает Захарию радикалом, – сказала Элли, ненавидя себя за то, что вступила в дискуссию.

– Я уверен, он пытался вас убедить, что придерживается прогрессивных взглядов. Захарии было необходимо, чтобы вы ему поверили и он смог получить от вас то, что ему нужно.

Вернувшаяся официантка поставила перед Элли салат.

Девушка потянулась за вилкой.

Брайан сжал ее кисть.

– То, что вы сделали со своим отцом, вызывает презрение.

Беккет покраснела от гнева.

– Отпустите руку!

– Он ваш отец. И то, что произошло между вами, не имеет значения. Ваша ложь непростительна.

Элли вырвала руку и встала. Она и сама жалела о содеянном, но не собиралась слушать оскорбления от незнакомца.

– Хотите уйти – уходите, – сказал он. – Вы сами не понимаете, во что впутались, и все закончится тем, что в самое ближайшее время вас ждет смерть.

Никто и никогда не произносил слово «смерть», имея в виду Элли.

– Почему вы говорите такие вещи? – вырвалось у нее.

– Вы не знаете, с кем связались. Саймон специально вас искал. Он хочет кое-что получить.

Брайан показал на лежавшую на столе «Минерву».

– И это как-то связано с вашей статьей.

Из всех великих путешественников Христофор Колумб был самым таинственным. Его рождение, характер и достижения – все представляет собой загадку. После него не осталось ни одного достоверного портрета. Те, что сейчас украшают музеи многих городов мира, написаны через десятилетия после его смерти и противоречат друг другу самым очевидным образом. Известно, что он женился в 1478 году и что его сын, Диего, родился в 1480 году. Первая жена Колумба либо умерла, либо он ее бросил и забрал Диего с собой. Никто не знает, какова его судьба. Затем у него был роман с женщиной из Кастилии, в 1488 году у нее родился сын Фернандо, но Христофор так и не женился на его матери. Всю свою жизнь он сохранял близкие отношения с сыновьями. Конечно, в Фернандо чувствовались испанские корни, а в Диего – итальянские. К сожалению, не осталось свидетельств о месте рождения Колумба. Он сам мало говорил о своем прошлом и при жизни ничего о нем не писал. И хотя время его смерти сомнений не вызывает – 20 мая 1506 года, – год рождения остается предметом споров. Сам Колумб называл 1447-й, а однажды 1453-й. Считается, что самая точная оценка даты его рождения находится между 25 августа и 31 октября 1451 года.

Фернандо искал родственников Колумба в Генуе, но не нашел. Конечно, теплое отношение младшего сына Христофора к Испании могло повлиять на его расследование, однако история все равно должна быть ему благодарна. У себя дома, на берегу Гвадалквивира, в Севилье, он собрал одну из крупнейших в Европе библиотек, а кроме того, унаследовал личные документы отца. Фернандо постарался составить завещание так, чтобы сохранить библиотеку и документы, но, несмотря на все предосторожности, право собственности на них оспаривалось в течение десятилетий, пока все не попало в руки Севильского кафедрального собора. Как это ни печально, но многие тысячи оригиналов были утеряны до того, как произошла передача. Осталось около 7000 предметов, получивших название Библиотека Коломбина, существующая в Испании и в наши дни.

История знает, что Христофор Колумб вел ежедневные записи во время своего первого путешествия: фиксировал все происходящее в «Diario de a bordo», бортовом журнале. По возвращении он подарил его королеве Изабелле, и та лично приказала писцу сделать копию. Однако к 1554 году оригинал и копия исчезли. К счастью, перед этим копия побывала в руках епископа Бартоломе де Лас Касаса, который на ее основе написал «El libro de la primera navegacion», «Книгу первой экспедиции» – сейчас она известна под названием «Судовой журнал Колумба». Впрочем, нет никакой возможности проверить, насколько точным и полным является творение де Лас Касаса. Одним словом, не существует ни одного описания первого путешествия Колумба, сделанного очевидцами. Более того, карта, которой Христофор пользовался после того, как потерял ориентиры в океане, тоже утеряна, и ее никто не видел с начала шестнадцатого столетия.

Мы ничего не знаем о юности Колумба. Версия об итальянской линии его предков не находит подтверждения, ведь он всегда писал на кастильском, а не на итальянском. Нам неизвестно, какое образование он получил, однако нет никаких сомнений, что великий первооткрыватель являлся образованным человеком. Фернандо написал биографию, в которой утверждал, что его отец посещал Университет Павии, но сам Христофор Колумб никогда не упоминал об этом. Любопытное упущение с учетом того, что он потратил существенную часть своей взрослой жизни, пытаясь убедить европейских монархов вложить деньги в путешествие на запад, через неизвестное море. Тот факт, что Колумб окончил университет, мог бы поднять его престиж в глазах ученых, назначенных королевскими особами оценить его предложения.

Какая ирония судьбы: океанское путешествие Колумба основывалось на ошибке – предполагалось, что от западных берегов Европы можно добраться до восточных островов Азии. Современные представления о том, что люди того времени считали Землю плоской, чистый вымысел. Еще со времен древних греков моряки знали, что Земля имеет форму шара. Неизвестным оставалось то, что лежало за западным горизонтом, где отсутствовала земля, и водные просторы уходили в бесконечность. Кроме того, на самом деле Колумб не открывал Америку, ведь там уже жили миллионы людей. Наконец, не был он и первым европейцем, чья нога ступила на их земли, поскольку викинги совершили это столетиями раньше. Однако он стал первым жителем Европы, который нанес Новый Свет на карту, хотя сам Христофор и считал, что эти земли представляют собой часть Азии.

С самого детства я слушала истории про Колумба. Его личность завораживала моего деда и прадеда – ведь его имя связывали с огромным количеством мифов, самым романтичным из которых являлся тот, согласно которому великий путешественник отправился в Новый Свет не из-за возможной добычи. Его предприятие лишь внешне имело своей целью обогащение, главная же идея состояла в том, чтобы открыть, а потом использовать то, что найдено. Однако кое-кто утверждает, что у Колумба имелись и другие мотивы. И они могли быть самыми разными. Очень серьезные выводы сделаны из того, что в его первом историческом путешествии не участвовал ни один священник и при этом его сопровождал переводчик с иврита Луис де Торрес. История так и не нашла достоверного объяснения этому факту, но сторонники теории заговора получили повод для построения разнообразных версий.

Еще одна легенда, которая стала набирать силу с течением столетий – в первый раз я услышала ее в раннем детстве, – связана с затерянным золотым рудником Колумба. К 1600 году, после первого путешествия Христофора, Испания утроила количество находящегося в обращении европейского золота. В легенде говорится, что Колумб нашел золотой рудник на Ямайке, но скрыл его местонахождение от всех, в том числе и от испанской короны. Моего деда всегда завораживала эта история, и он рассказал ее мне, показав также запись Колумба.

«8 шагов».

Мягко выражаясь, удивительно, что никому так и не удалось разгадать этот шифр. Почему Колумб просто не написал свое имя? Треугольные буквы могут означать все что угодно. И почему возникает кривое «Х» сразу в двух местах? Мой дед всегда указывал на них, но никогда не объяснял их значение. Как и во многих других случаях, мы не знаем, что произошло на самом деле, но очень трудно не заинтересоваться этой тайной. Меня она захватила. Так сильно, что Христофор Колумб стал темой моей научной работы.

Захария закончил чтение статьи Элли Беккет, которую вытащил из сумки, чтобы освежить в памяти.

К счастью, он отслеживал все упоминания о Христофоре Колумбе, появлявшиеся в мире. Поиск в «Гугле» и других системах сразу же ставил его в известность о новых данных, касающихся первооткрывателя Америки.

Так он узнал о статье в «Минерве».

По большей части там не было ничего нового, но его внимание привлекли два слова.

«Кривые «Х».

Лишь несколько человек в мире знали, что эти слова связаны с Христофором Колумбом.

Так возникло имя Элли Беккет.

А теперь Саймон нашел Тома Сагана.

Он явно оказался в нужном месте.

А завтра узнает, что спрятано в могиле левита.

Глава 16

Том вошел в свой дом, единственное место на планете, где он чувствовал себя относительно спокойно. Он находился здесь основную часть времени – за закрытыми окнами и запертой дверью. Журналист пробовал жить в многоквартирных домах, но ему не нравилась близость соседей. Он никого не хотел знать и тем более не хотел, чтобы кто-то узнал его. Саган любил одиночество, а непримечательный дом, который он снимал, располагался в конце длинного квартала в южной части Орландо и обладал всеми нужными свойствами.

Однако он все еще не пришел в себя после посещения могилы Абирама.

Внезапно появившаяся машина так же внезапно исчезла.

На обратном пути мысли Тома вновь обратились к полученным им документам на родительский дом. Вместе с ними адвокат прислал короткую, написанную от руки записку.

Репортер решил еще раз взглянуть на нее и поэтому выдвинул ящик стола, куда бросил документы и записку три года назад.

Он развернул листок во второй раз и прочитал:

«Дом принадлежит тебе. Ты в нем вырос и должен им владеть. Я родился простым евреем. Моя вера и религия имели для меня огромное значение. Но для тебя они не важны. Не стану утверждать, что я тебя понимаю. Грустно, что, несмотря на общую кровь, мы стали чужими. Мы многое потеряли. Но все меняется. К несчастью, невозможно вернуться назад. Все закончилось. Имеет ли это значение? Я знаю, что ты не мошенник. И, как бы ни объяснялось то, что произошло, ты не выдумал ту историю. Я хочу, чтобы ты знал: мне было больно, когда я услышал о твоих несчастьях, хотя теперь я понимаю, что ничего тебе не говорил о своей вере в тебя. Сын, я очень многое скрывал. Вещи, которые тебя бы удивили. Я уношу свои тайны в могилу. Пожалуйста, пойми, что я всегда старался поступать по совести. Надеюсь, однажды ты будешь жить именно так».

Старший Саган не написал «Я сожалею». Не написал «Я тебя люблю» или «Удачи тебе». И даже не написал «Отправляйся в ад».

Только констатация фактов.

И две последние строки. «Поступать по совести».

Типичный Абирам.

До самого конца стоял на своем.

Три года назад Том не понял слов: «Я уношу свои тайны в могилу». Он посчитал их отцовским преувеличением. Теперь же у него возникли серьезные сомнения. Как мог Захария Саймон знать, что спрятано в могиле? Тут могло быть только одно объяснение: ему рассказала Элли.

Но что ей известно?

Журналист подошел к окну и выглянул наружу. Тихо, никакого движения, все погружено в обычную дремоту. Здесь жило совсем немного детей. В основном тут обитали пенсионеры, наслаждающиеся флоридским солнцем и отсутствием подоходного налога штата.

Почему кто-то за ним следил?

Саймон получил то, что хотел. Так кто же появился на кладбище?

Еще один человек, которому что-то известно о делах Абирама или Саймона? Том снова начал мыслить как репортер, и в его пытливом мозгу появилось множество вопросов. Когда-то он прекрасно знал свое дело. Настолько хорошо, что кто-то решил его уничтожить.

Кто?

Он знал достаточно.

Но ничего не мог сделать.

Ни тогда, ни теперь.

Совсем ничего.

Элли смотрела на лежавшую на столике статью из «Минервы». Она работала над ней много недель, стараясь удержать объем в рамках журнальных границ и рассчитывая на самую широкую аудиторию, которая оценит ее доводы. Ей заплатили триста евро, и она радовалась, что ее работу согласились опубликовать, ведь ей было всего двадцать пять лет и она совсем недавно окончила магистратуру. В конце была напечатана ее короткая биография и электронный адрес для желающих с ней связаться.

Так ее нашел Захария.

– В моей статье нет ничего зловещего, – сказала Беккет, возвращаясь на место. – В ней лишь рассказывается о тайнах, окутывающих имя Колумба.

– Однако миллиардер, ведущий замкнутый образ жизни, прикладывает определенные усилия, чтобы вас найти, – сказал Брайан. – А потом убеждает обмануть собственного отца, чтобы получить доступ к могиле вашего деда.

Элли овладело любопытство.

– Откуда вы все знаете?

– Вы так и не ответили. Вы дурно поступили с отцом.

Девушке не нравилось поведение этого человека. Он не знал, сколько боли причинил Том Саган ей и ее матери.

– Мои отношения с отцом не имеют к вам ни малейшего отношения, – заявила она.

Взгляд ее собеседника скользнул по залу кафе и снова остановился на ней.

– Вас используют. Саймон хочет получить то, что ваш дед вам доверил. Вас не тревожит мысль о том, что его могила будет потревожена?

Эта мысль тревожила Элли гораздо больше, чем он мог догадываться.

И все же…

«Твой дед хранил величайшую тайну, – сказал ей Захария. – Тайну, важную для всех нас».

«Но открывать его гроб? Неужели нет другого способа?» – пыталась протестовать Беккет.

«То, что лежит в его могиле, имеет огромное значение, Элли. Он был левитом. Но не из дома Левия – его выбрали для исполнения обязанностей левита. Твой дед являлся одним из немногих людей со времен Колумба, которые знали правду».

«Какую правду?»

Элли выслушала ответ Саймона и согласилась, что им ничего не остается, как вскрыть могилу.

«Евреи всего мира будут петь осанну, – сказал Захария. – То, что было скрыто в течение двух тысяч лет, увидит солнечный свет. Наши пророчества будут исполнены. И все благодаря тебе».

Элли и мечтать не могла, что станет таким уникальным человеком. Ее новая религия, новое наследие имели для нее огромное значение, как и для ее деда. И воплотить в жизнь его надежды – что ж, это было очень важно.

– Его могилу необходимо вскрыть, – сказала она Брайану.

Тот покачал головой.

– Вы очень глупая женщина. И вы говорите, что ваш отец представляет собой проблему. Он невольный участник происходящего. А вы все делаете сознательно.

– Кто вы такой? Какое вы имеете отношение к происходящему?

– В отличие от вас, у меня есть чувство реальности. Захария Саймон – экстремист. И является проблемой для всех нас.

Взгляд девушки скользнул мимо собеседника к входной двери кафе.

В нее вбежали Роча и Сумрак.

Брайан тоже заметил их и встал.

– Мне пора уходить.

Люди Захарии подошли к ним.

Обвинитель Элли двинулся мимо них.

Роча схватил его за пиджак, и в этот же момент двое мужчин, сидевших за соседним столиком, встали. Они явно были с Брайаном. Роча тут же оценил ситуацию и выпустил пиджак.

– Умное решение, – сказал Брайан, после чего и он, и двое его спутников ушли.

– Кто это? – спросила Элли у Рочи.

– Ты нам расскажи, – отозвался тот. – Ведь ты сидела с ним за одним столиком.

– Он навязал мне свое общество. Сказал, что его зовут Брайан.

– Держись от него подальше.

Эти слова вызвали у Элли любопытство.

– Почему?

На загорелом лице Рочи появилось раздражение.

– Нам нужно уходить.

– Я остаюсь, – покачала головой Беккет.

Но ее сообщник схватил ее за руку. Сильно. И заставил подняться со стула.

– Отпусти руку, или я закричу, – потребовала девушка.

– Нам нужно идти, – сказал Роча, и его голос смягчился. – Ради твоей безопасности.

И Элли увидела, что он говорит совершенно серьезно.

– Кто это был? – снова спросила она.

– Проблема. Человек, о котором мистер Саймон должен немедленно узнать.

Том, не раздеваясь, улегся на кровать. Вчера он решил умереть. А сегодня увидит тело отца.

Какая перемена…

«Он вернется, – сказала ему Мишель. – Он твой отец. Он тебя любит. Со временем он поймет, что ты должен принимать собственные решения, даже в тех случаях, когда это связано с религией».

«Ты не знаешь Абирама, – возразил Том. – Он сделал свой выбор. Теперь моя очередь. Следующий ход за мной».

«Почему ты называешь его по имени? Он твой отец».

«Так повелось со времен колледжа, когда мы начали отдаляться друг от друга. И у меня появилась… свобода».

«Он все еще твой отец».

Том пожал плечами.

«Для меня он Абирам».

Супруга обняла его.

«Мне не нравится, что все так обернулось, но я люблю тебя за твой поступок. Отказаться от веры – это серьезно».

«Если это делает тебя счастливой, то и я счастлив».

Мишель поцеловала Тома.

Они были женаты меньше года.

«У меня есть новость», – сказала женщина.

Муж заглянул ей в глаза, и она продолжила:

«Ты тоже станешь отцом».

Через восемь месяцев родилась Элли. Она была удивительно красивым ребенком. В первые несколько лет ее жизни дочь значила для Тома очень много, а потом все изменилось. Он стал все больше бывать вне дома, а вскоре его отлучки стали весьма длительными. И он не смог устоять перед разными искушениями. О чем он думал? В этом все и дело. Он не думал.

И Абирам. Левит?

Журналист вспомнил «Второзаконие»:

«И о Левии сказал: об отце своем и матери своей: «я на них не смотрю», и братьев своих не признает, и сыновей своих не знает; ибо они, левиты, слова Твои хранят и завет Твой соблюдают. Он учит законам Твоим Иакова и заповедям Твоим Израиля, возлагает курение пред лице Твое и всесожжения на жертвенник Твой».

Поразительно, но Том до сих пор помнил эти слова – Абирам был исключительно строгим учителем. Его сын вспомнил, что после греха поклонения золотому тельцу, когда израильтяне начали возвеличивать ложного идола, левитов, которые от этого воздержались, призвали служить в Храме.

Но при чем тут Абирам?

В семье никогда не упоминалось, что их еврейские корни восходят к левитам.

Пока Том не перешел в старшую школу, они были близки с Абирамом. Единственный ребенок в семье имеет определенные преимущества – и неудобства. Он постоянно находился под неусыпным родительским контролем. Потом они начали отдаляться друг от друга, а в колледже их разногласия стали еще сильнее. А встреча с Мишель, их роман и последующий брак лишь подтвердили то, что Том знал и раньше.

Он не иудей.

Его рождение, наследственность, обычаи и долг не имели для него значения.

Мать пыталась его переубедить – возможно, она знала, что сделает муж. Но Том не сдавался. Он отказался от своего права рождения и стал христианином, чтобы порадовать жену. В течение нескольких лет они с Мишель и Элли посещали епископальную церковь, но по мере того, как он все чаще отсутствовал дома, журналист стал приходить в церковь все реже и реже. Со временем он понял, что и христианство для него ничего не значит. Он был равнодушен к божественному началу.

Еще одна неудача в жизни.

«Помирись с отцом», – сказала ему Мишель.

«Поздно», – покачал головой ее бывший муж.

«Я уже не имею значения. Мы развелись. Он будет этому рад».

«С Абирамом все не так просто».

«Я ему никогда не нравилась. Мы оба это знаем. Он винит меня в том, что ты крестился. Он любит только Элли».

«Возможно, все было не так», – подумал Том.

Возможно, в жизни его отца существовало нечто очень важное.

«Сын, я многое скрывал».

«Вещи, которые тебя бы удивили».

«Я уношу свои тайны в могилу».

Глава 17

Захария собирался отдохнуть. Завтрашнего дня он ждал всю жизнь. Нашел ли он левита, хранителя тайны? Наконец-то, после пятисот лет?

Колумб был очень умен, нужно отдать ему должное.

В 1504 году он вернулся в Испанию после четвертого, и последнего, путешествия, и следующие два года потратил на то, чтобы заставить Фердинанда и Изабеллу выполнить свои обещания. В 1506 году он умер, и сыновья продолжили его дело. А после их смерти вдова одного из них сумела совершить сделку с короной, которая давала потомкам Христофора Колумба полный контроль над Ямайкой в течение следующих 150 лет.

Луис де Торрес, переводчик Колумба с иврита, так и не вернулся в Европу.

Он остался в Новом Свете.

И на то имелась серьезная причина.

Де Торрес получил при рождении имя Иосиф Бен Леви Хаиври – Иосиф, сын Левия, еврей, – и стал первым иудеем, поселившимся на открытой Колумбом земле. Он был вынужден перейти в христианство, чтобы иметь возможность участвовать в путешествии, но, как и многие другие обращенные, оставался иудеем всю свою жизнь. Историки склонны игнорировать тот факт, что Торрес – весьма вероятно – был первым человеком, сошедшим на берег Гаити в октябре 1492 года. Он являлся переводчиком экспедиции, и в его обязанности входил контакт с местными жителями. Какое откровение! Первые слова, произнесенные европейцем в Новом Свете, весьма возможно, были сказаны на иврите.

Некоторые историки утверждают, что де Торрес умер в 1493 году на Гаити, будучи одним из 39 человек, оставленных там Колумбом в конце первого путешествия, где они основали поселение, названное Ла-Навидад. Их всех убили местные жители до того, как Христофор вернулся через несколько месяцев, когда совершал второе путешествие.

Но на самом деле де Торрес не умер.

Он оберегал три ящика, которые пересекли океан вместе с Колумбом во время первого путешествия и были оставлены на земле на сохранение.

Первый человек, получивший такое поручение, стал называться левитом.

С тех пор они сменяли друг друга. И каждый хранил свою тайну, оставаясь в тени.

До Абирама Сагана.

До того момента, когда наконец была совершена ошибка.

Саган кое-что рассказал своей внучке. Для нее и для девяноста девяти процентов остального мира его откровения не имели особого смысла.

Но не для Саймона.

В то время как левиты прилагали огромные усилия, чтобы охранять свою тайну, австриец старался еще больше, чтобы раскрыть ее. Его отец и дед долгие годы по крупицам собирали древние документы, тщательно изучали старые архивы. Они хотели преподнести замечательный дар новому Израилю – сокровища Храма. Но оба потерпели неудачу. «Важна история», – часто повторял его отец.

Благодарение небесам за интернет. Предыдущее поколение не располагало таким ресурсом. Именно благодаря всемирной паутине Саймону удалось узнать об ошибке Абирама Сагана.

И он твердо решил воспользоваться этой ошибкой.

С этой мыслью Захария улегся в постель.

Зазвонил телефон, он посмотрел на дисплей и увидел, что это Роча.

– В чем дело? – спросил Саймон и выслушал своего помощника, который рассказал об Элли Беккет и о том, что произошло в венском кафе.

– Брайан Джеймисон здесь, – сказал Роча.

Это были серьезные неприятности.

Австриец несколько месяцев обхаживал Элли Беккет и выслушивал ее реформистские бредни, считая, что она олицетворяет худшее, что есть в современном иудаизме. Она была наивной до глупости. Но прямой контакт с Брайаном Джеймисоном являлся серьезным сигналом тревоги.

Саймон знал, что не имеет права на ошибку.

– Где она сейчас? – спросил он у Рочи.

– Вернулась домой. За ней ведется слежка.

– Как она объяснила произошедшее?

– Он подсел к ней за столик. Начал рассказывать про вас. Она несколько раз предлагала ему уйти, а потом появились мы.

– Она ему что-нибудь рассказала?

– Говорит, что нет.

Однако Саймон в этом сомневался.

Брайан Джеймисон работал на Бене Роу и занимал у него такое же положение, как Роча у Захарии. Появление Джеймисона в Вене и его контакт с Элли являлся прямым указанием на то, что его ямайский партнер осведомлен о происходящем и сильно встревожен.

Саймон игнорировал Роу.

Однако тот следил за ним.

К счастью, они с Рочей обсудили разные варианты развития событий до отъезда Захарии из Австрии во Флориду. Среди прочего они решили, как следует поступить с Элли Беккет после того, как она перестанет быть полезной.

– Разберись с ней, как мы договаривались, – сказал теперь Саймон своему помощнику. – И чтобы никто не нашел следов.

– Возможно, она не будет с нами сотрудничать.

Захария понял, что имел в виду Роча. То, что происходило на видео.

– Я позабочусь, чтобы она вела себя правильно. Дай мне час. И еще: после того трюка, который ты провернул сегодня, не делай это сам. С тобой она добровольно никуда не пойдет. Используй кого-нибудь другого.

И Саймон повесил трубку.

Элли была смущена и рассержена. Роча отвел ее домой, и при этом их сопровождал Сумрак. Мужчина, который называл себя Брайаном, исчез, но Беккет не забыла его предупреждение. Роча попытался узнать, о чем Брайан с ней говорил, и она рассказала ему правду.

Почти всю правду.

«Захария Саймон экстремист».

«И является проблемой для всех нас».

Но как такое может быть? До нынешнего момента девушка не сомневалась, что Захария был с ней искренен. Они провели вместе много времени. Будучи на тридцать лет старше, Саймон казался ей обаятельным и интересным мужчиной. Если забыть о пылких комплиментах, которые также показались ей настоящими, он оставался безупречным джентльменом, поглощенным своим бизнесом. Впрочем, Элли не возражала бы, если бы он начал за ней ухаживать. Во время их дискуссий он вел себя открыто и честно, и Беккет ни разу не почувствовала обмана. Захария производил впечатление человека, по-настоящему озабоченного проблемами религии.

Теперь же она сидела в одиночестве в трехкомнатной квартире, открыв окна, чтобы впустить прохладный вечерний воздух. После наступления темноты Вена была восхитительна, а из ее квартиры открывался великолепный вид на ярко освещенную разноцветную крышу собора Святого Стефана.

Элли подумала про Маунт-Дора и вспомнила летние месяцы, проведенные с бабушкой и дедушкой в этом живописном месте, с аллеями, вдоль которых росли ряды деревьев, викторианские уличные фонари, парки, магазины и галереи. Позже она поняла, как сильно этот город напоминал Новую Англию. Он находился в холмистой местности, для центральной Флориды почти высокогорье. Нумерованные авеню шли с востока на запад, спускаясь к озеру Дора – город и озеро назвали в честь Доры Энн Дроди, которая первой здесь поселилась. Элли завораживала эта женщина, она читала о ней и охотно слушала истории местных жителей.

Отчаянно независимые женщины всегда ее интересовали.

Беккет считала, что и сама принадлежит к этой категории, и ее мать тоже.

Звякнул ее ноутбук, сообщая о том, что пришло электронное письмо. Девушка подошла к столу и увидела сообщение от Саймона.

«Здесь все хорошо, но мне нужна твоя помощь. Мы будем много путешествовать в ближайшую неделю, так что не могла бы ты собрать свои вещи? Роча отвезет тебя в аэропорт. Я понимаю, как тебя огорчило то, что произошло во время съемок видео, и лично разберусь с Рочей. Твой самолет взлетает через три часа, с посадкой в Нью-Йорке. Я буду ждать тебя в аэропорту Орландо завтра днем. Прошу прощения за срочность, но я все объясню на месте. Будь осторожна».

Элли немного удивило это письмо, но она и сама хотела как можно быстрее покинуть квартиру. Роча зашел слишком далеко. Не говоря уже о появившемся неизвестно откуда Брайане. Беккет считала, что с Саймоном будет в безопасности, и все же она хотела кое-что узнать, поэтому написала ему ответ.

«Сегодня со мной вошел в контакт человек по имени Брайан. Роча сказал, что он опасен, но не объяснил, почему. Что происходит?»

Ответ пришел быстро.

«Роча мне о нем сообщил. Кое-кто хочет нам помешать. Такие люди существовали всегда. Для твоей безопасности будет лучше, если ты как можно скорее окажешься рядом со мной. Я все объясню, когда ты прилетишь в Орландо».

Элли решила больше не задавать вопросов и начала собирать вещи.

Она прилетела из Испании с небольшим запасом одежды, потому что не собиралась задерживаться в Вене. Ее летний гардероб оказался не слишком подходящим для австрийской погоды, и Захария повел ее по магазинам. Девушку немного смущала его щедрость, но он заверил ее, что это меньшее из того, что он должен сделать.

«Подумай о компенсации за твою напряженную работу», – сказал он.

«Но я ничего не сделала».

«Тут ты ошибаешься. Ты сделала очень много».

Этот день, проведенный с Саймоном в Вене, напомнил ей другой, когда ей было всего семь лет. Отец для разнообразия оказался дома и отвел ее в торговый центр. Занятия в школе начинались через пару недель, и он хотел, чтобы дочь выбрала себе новую одежду. Они бродили по магазинам, изучали стойки и столы, Элли примеряла платья… Домой они пришли с несколькими полными сумками.

Это был один из тех волшебных дней, которые она никогда не забудет.

Отец и дочь.

Что же с ними произошло?

Как могло получиться, что близкие отношения бесследно исчезли?

Элли совсем не хотелось ненавидеть отца, но постепенно она поверила, что должна так к нему относиться. Так она пыталась избежать боли, ведь плохих воспоминаний было гораздо больше, чем хороших.

Он ей попросту не нравился, и она ему не верила.

А Захария?

Захария Саймон – совсем другое дело, и к тому же у нее не было оснований ему не доверять.

Беккет продолжила собирать вещи.

Глава 18

Бене никак не мог успокоиться после встречи с вдовой Фелипе. Он знал, что не забудет ее взгляд – устремленный вдаль и одновременно пронзительный. Но Фелипе его предал и едва все не испортил. Если бы Роу рассчитывал только на одного двойного агента, способного снабжать его точной информацией, он бы ничего не узнал о действиях Саймона. К счастью, он не совершил такой ошибки. Бене давно понял, сколь важны шпионы, в особенности если они способны тщательно отслеживать ситуацию. Тем не менее он до сих пор не знал, что ищет Саймон, и лишь предполагал, что речь идет о затерянном золотом руднике Колумба.

Однако сейчас его начали обуревать сомнения.

Документы, которые Роу забрал в доме Фелипе, могли дать ответы на его вопросы. Чтобы их расшифровать, он позвал человека, которому полностью доверял, а таких на свете было совсем немного.

Бене со своими людьми проехал несколько километров на восток от Спэниш-Тауна, преодолевая чудовищные пробки Кингстона, до Университета Вест-Индии, лучшего высшего учебного заведения Ямайки. Он окончил его двадцать лет назад и с любовью вспоминал проведенное в кампусе время. В то время как многие из его друзей становились членами банд или изнывали от безработицы, он стремился к образованию. Роу не был лучшим студентом, но очень старался, радуя своим усердием мать. В особенности он любил историю. Ему рано стало ясно, что он не станет политическим лидером – репутация его отца являлась серьезным препятствием, – но из этого еще не следовало, что он не сможет добиться успеха.

Сейчас он контролировал почти четверть национального парламента и большинство в кабинете министров. Политики ценили его деньги и приятное обхождение. Ямайка была поделена на четырнадцать округов, и Бене имел влияние во всех – немаловажная составляющая его бизнеса. Он стал человеком, которого уважали и бедняки, и богачи. А еще его боялись, и ему это нравилось.

Охранник у въезда в университет с улыбкой помахал ему рукой.

Человек, к которому приехал Бене, ждал его у поля для регби, где проходил напряженный матч. Роу любил эту игру и участвовал в соревнованиях, когда здесь учился. Местная команда шла на первом месте в студенческом чемпионате. Бене активно спонсировал университет – не только академические науки, но и спорт.

Профессор Трей Халлибертон возглавлял кафедру истории и археологии. Это был светловолосый мужчина с квадратным лицом, тонкими губами и проницательными взглядом. Он родился не на острове, но Ямайка стала его родным домом. Несколько лет назад Бене познакомился с ним на университетской встрече, и они стали друзьями. Халлибертон знал о репутации Роу, как и большинство в администрации университета, но знал также, что его никогда не арестовывали, не говоря уже о судимостях. А слухи – они и есть слухи. В реальности же университет ценил деньги Бене и получал их сполна.

Он вышел из машины. Нужно отдать должное Ямайке – погода здесь оставалась неизменной как летом, так и зимой. Или тепло, или жарко. Было почти шесть часов вечера, и солнце отступало за Голубые горы, расположенные к северу от Кингстона. Скоро Роу поедет туда, ему предстоял обед в поместье.

– Бене, сегодня ты побывал в джунглях, – сказал ему Халлибертон.

Одежда Роу пропиталась потом и грязью, и от него пахло после визита в дом Фелипе.

– Сегодня у меня было много дел, друг мой. – Он протянул документы: – Я хочу, чтобы ты на них взглянул.

Профессор быстро просмотрел пергаменты.

– Серьезная находка, Бене. Это испанские оригиналы. Где ты их взял?

– Не спрашивай, – с улыбкой ответил марон.

– Испанцы управляли островом сто пятьдесят лет, – сказал Трей. – Когда они ушли в тысяча шестьсот шестидесятом году, то спрятали большинство документов, рассчитывая вернуться. Но, конечно, они не вернулись – вот почему осталось так мало письменных свидетельств тех времен.

Бене уловил намек, но это его не беспокоило.

– Полагаю, ты хочешь, чтобы я объяснил, что они означают? – спросил Халлибертон.

– Мне бы это помогло. Язык похож на испанский, но я не могу их прочитать.

Некоторое время Роу наблюдал, как ученый изучает документы, поворачивая так, чтобы на них падали лучи солнца.

– Это кастильский язык, который сильно изменился с шестнадцатого века, – сказал он наконец. – Документы лучше не держать на ярком свету.

Однако Бене не слишком волновала их сохранность.

– Что здесь написано? – спросил он нетерпеливо.

Трей знал о его интересе к затерянному золотому руднику.

Они многократно о нем говорили.

– Поразительно, Бене, но тебе удалось найти нечто очень важное, – объявил профессор.

ЭКСТРЕМИСТЫ С ОБЕИХ СТОРОН, ВСЕ ВЫШЛО ИЗ-ПОД КОНТРОЛЯ

Том Саган, «Лос-Анджелес таймс»

Хеврон, Западный Берег. – Бен Сегев приготовил свой автомат. Восемь соотечественников последовали его примеру. Все они были израильтянами, поселенцами из зоны конфликта, носящей название Западный Берег. Автострада, которая находилась всего в нескольких ярдах от них, являлась основной дорогой, которой пользовались палестинцы, каждый день пересекавшие границу Израиля, направляясь на работу. Возведенная ими баррикада состояла из старых покрышек и колючей проволоки и могла остановить любую машину. Девять израильтян ждали на холме, и Сегев ясно дал своим соратникам понять, что они намерены делать: дождаться, когда машина остановится, а потом открыть огонь и убить как можно больше палестинцев.

– Мы выбросим с территории Израиля арабских тварей, – заявил Сегев. Пять лет назад он переселился сюда с женой из Чикаго. – Если правительство не в состоянии решить проблему, мы все сделаем сами.

Нападение не было настоящим. Это была всего лишь тренировка в сельской местности. Но эти люди готовились. Они чувствовали себя брошенными израильским правительством и твердо решили избавить от арабов Западный Берег. Они взяли закон в свои руки, и теперь официальные лица, как из Израиля, так и из Палестины, признавали существование проблемы.

Еврейский экстремизм существовал и раньше. В 1994 году один из поселенцев, Барух Гольдштейн, застрелил в мечети двадцать девять арабов. В 1995 году радикальное правое крыло фанатиков убило премьер-министра Ицхака Рабина. Но последняя волна терроризма набирала силу, и, по словам официальных представителей Израиля, Хеврон стал эпицентром насилия. Древний город, за который тысячелетиями шла борьба, считался местом погребения пророка Авраама. А сейчас четыреста пятьдесят вооруженных правых израильтян, живущих в окружении ста двадцати тысяч палестинцев, заявили о своем библейском праве на землю. Многие, как Сегев и его соратники, приготовились к нанесению удара.

«Нужна всего лишь искра, чтобы здесь начался большой пожар, – заявил один из поселенцев, пожелавший остаться анонимным. – Этот город проклят».

Сегев и восемь экстремистов нашли импровизированную мишень: белое такси, свернувшее за угол и направлявшееся в их сторону. Они сняли оружие с предохранителей. Водитель остановил «Мерседес» перед баррикадой, и Сегев приказал своим людям рассредоточиться – четверо обошли автомобиль с одной стороны, четверо с другой. Щелкнули спусковые крючки, и хотя выстрелов не последовало, не приходилось сомневаться, что пассажиры такси мертвы. Сегев жестом приказал всем остановиться. Из машины вылез водитель, еще один из поселенцев. Все остались довольны тренировкой.

Хеврон являлся домом еще и для ста двадцати тысяч палестинцев. В течение столетий арабы и евреи мирно жили бок о бок. Но волнения 1929 года привели к гибели более шестидесяти евреев, и британцы, которые в то время управляли этими территориями, переселили оставшихся евреев в другие места. В 1967 году, после захвата Израилем Западного Берега, евреи вернулись. Но они были экстремистами. Более того, правительственная политика Израиля того времени поддерживала их в стремлении жить на Западном Берегу. Израильтяне заявляли о своем библейском праве на город и требовали, чтобы арабы ушли. Потом, в 1997 году, израильская армия оставила восемьдесят процентов города и передала контроль над ним палестинским властям. Двадцать процентов достались переселенцам.

«Это был катастрофический план», – сказал Сегев.

В течение последнего года практически ежедневно в его поселение стреляли палестинские снайперы. Не менее тридцати человек погибли от их пуль. В ответ израильтяне объявили круглосуточный комендантский час для тридцати тысяч палестинцев, чьи дома окружали израильские поселения. И это сработало. Число погибших израильтян заметно сократилось. Палестинцам запрещалось покидать дома даже для того, чтобы вызвать врача или пойти в школу, а тех, кто нарушал запрет, сажали в тюрьму. Дважды в неделю комендантский час на несколько часов отменяли, чтобы местные жители могли сходить в магазины. В качестве крайней меры сотни израильских солдат в сопровождении дюжин танков и бульдозеров вошли в Хеврон и уничтожили здания, в которых, как они утверждали, прятались палестинские снайперы.

«Эти люди подобны бомбам с часовым механизмом, – сказал палестинский мэр Вифлеема, города, расположенного на Западном Берегу. – Все подвергаются опасности».

Насколько серьезна проблема? Аналитики из Тель-авивского университета считают, что лишь десять процентов из 177 000 поселенцев на Западном Берегу и в Газе являются экстремистами. Они называют себя защитниками Хеврона, ведь многие израильтяне считают его вторым священным городом после Иерусалима. Несколько тысяч израильских солдат и полицейских находятся там для их защиты, но не считают, что этого достаточно.

Защитники прав человека нередко утверждают, что поселенцы провоцируют насилие. В отличие от палестинцев, они вправе покидать свои дома в любое время. Они регулярно атакуют палестинские магазины, в то время как палестинцы должны выполнять условия комендантского часа, и им остается только наблюдать за происходящим. Палестинцу Махмуду Азаму 67 лет. Его маленький магазинчик грабили трижды. Кроме того, его регулярно избивали. Теперь магазин закрыт, а он сам живет на подаяние.

«Если бы я мог, – говорит Азам, – я бы сражался с ними. Им нельзя разрешать выгонять нас из наших домов».

Но поселенцы иначе смотрят на эти вещи.

«Мы хотим, чтобы Израиль сохранял контроль над этими территориями, – говорит Сегев. – Мы должны вновь оккупировать Хеврон. А до тех пор мы будем совершать превентивные действия, чтобы остановить палестинскую стрельбу».

Слова Сегева не оставляют никаких сомнений.

«Люди близки к отчаянию из-за постоянной стрельбы, убийств и нападений палестинцев. Они считают, что правительство их бросило. И да, люди берутся за оружие. Если мы этого не сделаем, то погибнем».

Том отложил статью. В течение восьми лет он носил эту вырезку в бумажнике.

Напоминание о конце.

«Кто источник информации для твоей статьи? – спросила Тома его начальница. – Пожалуйста, скажи мне, что все гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд».

Робин Стаббс была не только его редактором, но и другом. Даже когда тучи вокруг Сагана начали сгущаться, она оставалась на его стороне. Когда собрали комитет бывших редакторов и репортеров «Лос-Анджелес таймс», чтобы изучить выдвинутые против него обвинения, он ничего не имел против. Ему было нечего скрывать.

Но его предали.

«Я могу лишь сказать, что обвинения комитета не соответствуют действительности. Все, что написано в статье, – правда», – сказал журналист.

«Но этого недостаточно, Том. Твой источник, Сегев, не существует. Израильтяне провели расследование. Мы сами занялись поисками. Палестинец Азам умер за год до того, как ты якобы брал у него интервью. Это факт. Перестань. Что происходит?

Комитет изучил все 1458 статей для «Лос-Анджелес таймс» за девятнадцать лет его работы в газете. И только в одной факты не подтвердились.

«ЭКСТРЕМИСТЫ С ОБЕИХ СТОРОН, ВСЕ ВЫШЛО ИЗ-ПОД КОНТРОЛЯ»

«Я одобрила твои ссылки на «поселенца, пожелавшего остаться анонимным» и «источник, близкий к правительству», – сказала Робин. – Здесь я почти перешла черту. И теперь под огнем оказалась и моя задница, Том. Твоя история лжива. В ней все – неправда. Не существовало поселенцев, атаковавших такси. Нет никакого заговора. Да, в этом регионе случаются проявления насилия, но не в такой степени, как ты написал.

Том лично брал интервью, он стоял лицом к лицу с тем человеком. Его отчеты о расходах показывали, что он действительно присутствовал в описываемых местах.

Но этого оказалось недостаточно.

«Я же говорил тебе, Робин. Моя беседа с Азамом состоялась два месяца назад», – продолжал он убеждать начальницу.

«Он давно мертв, Том».

На фотографии, которую показали Сагану, был снят человек, похожий на того, с кем он целый час беседовал в Хевроне.

Но он не был Махмудом Азамом.

«Я уже много лет назад советовала тебе записывать свои интервью», – напомнила Стаббс.

Однако Саган ненавидел магнитофоны. Люди вели себя намного свободнее, а те, кто хотел, чтобы их слова записывали, обычно вызывали у Тома подозрения.

«У тебя есть мои заметки», – сказал репортер, как будто этого было достаточно.

«Это все тоже фальшивка».

Нет, это было не так. Он записал все, что ему рассказали. Но какое это имело значение, если ему никто не верил?

Том Саган обладал солидной репутацией, что сразу привело к тому, что его репортаж перепечатали многие другие газеты. В результате пришлось остановить очередной раунд мирных переговоров, проходивших весьма успешно. Правительство Палестины – редчайший случай – открыло свои архивы и позволило Израилю убедиться, что человек, слова которого цитировались в статье – Махмуд Азам, – давно мертв. Израиль, в свою очередь, согласился на сотрудничество и позволил официальным представителям Палестины присутствовать во время поисков Бен Сегева, но его так и не сумели найти.

Выводы напрашивались сами собой.

Очевидно, репортер все придумал от начала и до конца.

«Том, – тихо сказала Робин. – Теперь пострадаешь не только ты».

Она работала в «Таймс» два десятилетия и добралась до должности редактора международного отдела. Ее уважали коллеги, и ожидалось, что она станет главным редактором. И она всегда прикрывала Сагана.

Доверяла ему.

Он прекрасно это знал.

«Комитет установил, что история сфабрикована от начала до конца. Ты можешь доказать, что они ошибаются?» – спросила Стаббс.

В ее вопросе слышалась мольба.

Нет, он не мог.

Том посмотрел на свою начальницу.

От нее совсем недавно ушел второй муж. Детей у Робин не было. Только две собаки, кошка и карьера в «Таймс».

Теперь ее карьере конец.

Через месяц после увольнения Сагана Робин ушла в отставку.

Он не пытался с ней связаться. Что он мог сказать? «Я сожалею»? «Это неправда»? «Я ни в чем не виноват»?

Кто ему поверит?

Четыре Пулитцеровские номинации и одна победа были аннулированы, а его имя вычеркнуто из официальных протоколов. Все другие награды и номинации у него отобрали. В онлайновом архиве «Таймс» каждая его статья начиналась с предупреждения: несмотря на то, что он написал 1458 статей для газеты и 1457 из них были совершенно правдивыми, его наследством будет считаться последняя, которую Том Саган сфабриковал. Другие газеты продолжали расследование даже после того, как «Таймс» их прекратила, атакуя не только Сагана, но и редакторов «Таймс» за вялую политику и небрежное управление.

В особенности Робин.

Да поможет ей Бог!

Она приняла огонь на себя. Поразительно, но ей удалось найти работу в небольшом газетном синдикате, однако ее имя осталось навсегда связанным со скандалом. Том часто спрашивал себя, как она теперь живет.

Станет ли горевать из-за его смерти?

Журналист посмотрел в потолок спальни. Спускались сумерки, и ему следовало бы лечь спать, но сегодня его посетило слишком много призраков. Гораздо больше, чем он мог ожидать. Дочь. Абирам. Бывший босс. Прошлое.

Но значение имел только один вопрос.

Когда завтра ему вернут пистолет и он убедится, что с Элли все в порядке, следует ли ему завершить начатое?

Элли вынесла свою сумку с вещами в машину, которая уже ждала ее.

– Ты уверена, что не хочешь остаться? – спросил Роча с тошнотворной улыбкой. – Мы даже не успели поговорить.

Девушка положила сумку в открытый багажник, и ей захотелось кое-что узнать.

– Вы за мной следили вчера вечером? – спросила она. – Откуда вы знали, где я нахожусь?

– Я делал свою работу, которая состояла в том, чтобы тебя защищать.

– От кого?

Роча погрозил собеседнице пальцем.

– Ты очень умная женщина. И полагаешь, что я отвечу на твои вопросы, если ты задашь их достаточно много. Мистер Саймон сказал, что он все объяснит после того, как ты окажешься во Флориде. А моя работа состоит в том, чтобы благополучно доставить тебя в аэропорт, а не отвечать на вопросы. – Помощник Захарии открыл дверь машины, чтобы девушка села в нее. – Он тебя отвезет.

Элли увидела, что за рулем сидит Сумрак, и сжалась.

– Неужели меня не может отвезти кто-то другой? – спросила она.

– Что? Ты еще расстроена? Он всего лишь играл роль – как и ты, – пожал плечами Роча. – И не более того. А теперь тебе следует поспешить. Твой самолет вылетает через два с половиной часа. Пожалуйста, возьми билет у стойки «Люфтганзы».

Беккет уселась на заднее сиденье, и мужчина захлопнул дверцу.

– Поцелуй на дорожку? – спросил он через открытое окно.

Пассажирка набралась мужества и показала ему средний палец.

– Что ж, обойдемся без поцелуя, – усмехнулся Роча. – Удачного полета.

Машина поехала по узкой улице к широкому проспекту. Там Сумрак свернул налево и помчался в сторону аэропорта.

Глава 19

Захария уже не мог спать. Ситуация с Элли Беккет вызывала у него серьезное беспокойство. Бене Роу оказался более изобретательным, чем он ожидал. К счастью, как и в случае с Томом Саганом, Саймон его тщательно проверил.

Необычный персонаж.

Его мать была наполовину таино, наполовину африканка, а ее предки были рабами, привезенными для работы на плантациях. Отец же был чистокровным африканцем, насколько потомок рабов мог говорить о чистоте крови. Оба родителя Роу были маронами, а их предки – беглыми рабами, которые сумели организовать свою жизнь в горах и доставить плантаторам столько неприятностей, что британцы решили заключить с ними мир.

Захария изучал историю маронов, пытаясь понять их. Первых рабов привезли на Ямайку испанцы в 1517 году, чтобы пополнить население острова, поскольку таино начали вымирать. Африканцы стали пастухами, охотниками и фермерами, ведущими наполовину свободное существование. Они исследовали остров и уверенно чувствовали себя в густых лесах Ямайки. Испания и Англия воевали долгие годы, и африканцы заключили союз с испанцами. В 1660 году испанцы навсегда покинули остров, но африканцы остались – так появились первые мароны. Британский губернатор, правивший островом в те времена, предсказал, что однажды они станут очень серьезной проблемой.

Он оказался прав.

Мароны контролировали внутренние территории острова. Любому колонисту, осмелившемуся удалиться от побережья, приходилось платить за это немалую цену.

Когда на острове начали сажать сахарный тростник, привезли новых рабов. Восстания стали обычным делом, и многие африканцы убегали в горы и присоединялись к тем, кто уже там обосновался. Тогда британские фермеры попытались полностью уничтожить маронов. В 1731 разразилась первая война, а вторая произошла в 1795 году и закончилась тем, что несколько сотен маронов удалось обманом убедить согласиться на депортацию. Лишь небольшое количество семей пережили чистку, спрятавшись в горных поселениях.

Одной из таких семей были Роу.

На языке маронов имя Бене означало «вторник»: в соответствии с традицией его назвали в честь дня недели, в который он родился. Его отцом являлся владелец британской плантации. Не такая уж редкость в те времена. Роу ненавидел свою фамилию – напоминание о том, что пережили его предки. Хотя рабство на Ямайке отменили в 1834 году, память о тех временах еще не стерлась окончательно.

Остров был последней остановкой на торговом пути из Африки. Начинался этот путь в Южной Америке, затем шел на север к нижним Карибским островам и, наконец, сворачивал на запад, к Ямайке. Большинство лучших и самых покорных африканцев раскупали к тому времени, когда корабли работорговцев добирались до гавани Кингстона. В результате на острове появилось множество агрессивно настроенных негров, готовых к побегам и войне с прежними хозяевами. Нигде в западном мире не было таких успешных восстаний рабов.

Бене Роу являлся прямым потомком этих непокорных людей. Его отец был гангстером, которому хватило ума связать свою семью с производством и продажей кофе «Голубые горы». Бене тоже оказался успешным бизнесменом. Он владел курортами по всему Карибскому бассейну и контролировал несколько небольших рудников, где добывали бокситы: американские компании ежегодно платили ему миллионы за право разработки. Кроме того, ему принадлежало огромное поместье в Голубых горах, где работала почти тысяча человек. Однако все знали, что у Роу совсем немного пороков – весьма необычное дело, если учесть, что он, среди прочего, занимался торговлей наркотиками, алкоголем и женщинами. Бене презирал наркотики, пил совсем немного рома и вина, не курил и не впускал в свою жизнь никаких женщин, за исключением матери. У него не было детей, даже незаконных.

Бене Роу страдал только одной манией – он хотел найти затерянный золотой рудник Колумба.

Именно это и свело с ним Захарию Саймона.

Во время первого путешествия через Атлантику Колумб командовал тремя кораблями, на которых имелся запас еды и воды на год. А еще он взял с собой навигационные приборы, безделушки для торговли, обычные корабельные грузы и три деревянных ящика без надписей. В трюме «Санта Марии» пришлось освобождать для них место. Ящики принесли на борт несколько конверсо — евреев, вынужденных принять христианство из-за Инквизиции, но в душе оставшихся иудеями. К несчастью, в Рождество 1492 года «Санта Мария» села на мель у побережья Гаити. Все попытки спасти корабль оказались безрезультатными, и ее груз доставили на берег. Три ящика закопали ночью сам Адмирал и переводчик Луис де Торрес. Это было известно совершенно точно: несколько десятилетий назад отец Захарии нашел документы, хранившиеся в частном тайнике, где рассказывалась эта история.

Дальнейшие события скрывала завеса тайны.

Три ящика исчезли.

И родилась легенда о затерянном золотом руднике Колумба.

Бене с беспокойством ждал объяснений от Халлибертона, хотя ему и нравилась улыбка на загорелом лице друга.

– Надеюсь, эти пергаменты не исчезли из национальных архивов, – сказал Трей.

– Они будут в целости и сохранности, – заверил его Роу. – Скажи мне, что в них написано.

– Документ фиксирует сделку на покупку участка земли площадью четыреста двадцать акров. Описание не слишком точное, как частенько бывало в те времена, но я думаю, что мы сумеем найти это место. В качестве границ упоминается несколько рек, а они все еще существуют. В восточной Ямайке имеется множество водных путей, которые доставляют воду от почти непрерывных дождей с высокогорной части острова в море.

– Ты сможешь точно установить, о каком участке идет речь?

Халлибертон кивнул.

– Думаю, у нас получится. Но этот путь будет совсем не похож на то, как он выглядел триста лет назад. Тогда там находились густые леса и джунгли, но с тех пор появилось немало вырубок.

Бене ощутил прилив воодушевления. Площадь Ямайки составляла почти 11 000 квадратных километров, заросших высочайшими лесами Карибского бассейна и усеянных тысячами пещер. Роу давно пришел к выводу, что затерянный рудник должен находиться между горами Джима Кроу и Голубыми горами в восточном районе острова. Сегодня часть этих земель находилась в личной собственности – одним из владельцев был он сам – но в основном там раскинулся национальный парк, который контролировало правительство.

– Это важно для тебя? – спросил Трей.

– Для маронов.

– Но речь не о деньгах. Ты ведь мультимиллионер.

Бене усмехнулся.

– Ну, это не стоит афишировать…

– Не думаю, что твое финансовое положение для кого-нибудь является тайной.

– Речь не о деньгах, – сказал Роу. – Если проклятый итальянец нашел рудник, ему показали его таино. Он принадлежал им, Колумб не имел на него никакого права. Я хочу вернуть его своему народу.

– Таино больше нет, Бене.

– Мы, мароны, ближе всего к ним.

– Возможно, у тебя появился шанс, – сказал профессор, указывая на документы. – Они уникальны.

Бене выслушал рассказ Халлибертона об Аврааме Коэне и его брате Моисее Коэне Энрикесе. Складывалось впечатление, что в мае 1675 года эти двое подали друг на друга в суд. В архивном документе, украденном Фелипе, имелось соглашение по результатам суда: Авраам отдал Моисею сорок домашних животных за то, чтобы тот в его отсутствие присматривал за его владениями на Ямайке.

– Но вот что интересно, – продолжал ученый, – дело рассматривал суд высшей инстанции, и губернатор острова, Томас Модифорд, засвидетельствовал решение.

– Ты хочешь сказать, это было слишком скромное для него дело?

– Совершенно верно. Если только за ним не стояло нечто более серьезное. Я могу ошибаться, но мне кажется, что Коэнам в то время было за семьдесят.

Трей объяснил Бене, как братья помогли колонизировать Ямайку. Авраама Коэна выслали с острова в 1640 году, однако, судя по всему, он вернулся в 1670-м и купил сорок два акра земли, за которыми присматривал его брат, пока в 1675 году они не смогли договориться о цене за услуги Моисея.

– Я вижу ответ в твоих глазах, – сказал Роу Халлибертону. – За их договором стояло нечто более крупное. Так в чем тут дело, мой друг?

– В соглашении Моисей сказал, что откажется от иска, если Авраам обеспечит его информацией. Рудник, Бене. Вот за что боролись два старика.

Элли сидела на заднем сиденье, и мысль о том, что она покидает Австрию, радовала девушку. Аэропорт находился двенадцатью километрами юго-восточнее города, в местечке, которое называлось Швехат. Беккет не знала дороги туда, но видела, что они следуют указателям с европейским символом реактивного самолета, отмечающим путь в аэропорт. Машин на четырехполосном шоссе было немного – что и понятно, ведь часы показывали почти полночь. Элли чувствовала себя усталой и надеялась поспать в самолете. Девушка много раз летала по ночам и рассчитывала, что и сейчас у нее не возникнет проблем со сном. Она отдохнет и будет готова к новостям, которые сообщит ей Захария.

Она снова будет сама по себе.

Почему мужчины постоянно ее разочаровывают? Сначала отец, затем целая серия неудачных романов. Наконец, ужасный брак. Всякий раз, когда Беккет имела дело с мужчинами, все заканчивалось плохо. Однако Захария другой. Быть может, она видит в нем доброго отца? И возможно, она именно к этому всегда и стремилась? Или тут нечто другое?

Трудно сказать.

Элли знала, что уважает Саймона, а после смерти деда она не могла сказать этого ни об одном мужчине.

Однако то, что она находилась в машине с громилой, которого звали Сумрак, ее нервировало. Пассажирка чувствовала себя грязной только из-за того, что он сидел всего лишь в футе от нее. «Еще несколько минут, – сказала она себе, – и ты улетишь отсюда и никогда больше не вернешься».

Беккет все еще мучила совесть из-за того, что она сделала с отцом. Она бы не хотела, чтобы ее ребенок так же поступил с ней. К счастью, все прошло хорошо, и отец согласился сотрудничать. А из того, что ее попросили срочно вернуться, следовало, что произошло нечто важное. Оставалось надеяться, что ей не придется встречаться с отцом.

Она уже сказала ему все, что хотела.

Машина свернула с автострады, но указателя в сторону Швехата или аэропорта Элли не видела.

Странно.

– Что ты делаешь? – спросила она.

Сумрак не ответил.

Они повернули налево, на двухполосное шоссе, по обе стороны которого рос темный лес. И нигде не видно было ни одного фонаря.

Машина начала набирать скорость.

– Куда мы едем? – спросила девушка с растущей тревогой.

Водитель притормозил и свернул во второй раз, вокруг высились темные деревья, и фары высветили узкую проселочную дорогу.

– Что ты делаешь? Куда мы едем?!

Элли охватила всепоглощающая паника, и она попыталась открыть дверцу, но двери оказались заблокированы. Тогда она нажала кнопку, опускающую стекло. Ничего.

Неожиданно Беккет увидела впереди машину, припаркованную у того места, где проселочная дорога выходила на погруженную в темноту открытую площадку.

Из-за машины вышел человек.

Свет фар упал на его лицо, и Элли охватил ужас.

Брайан.

Глава 20

Том резко проснулся и увидел, что часы на тумбочке показывают 6:30 утра. На лбу у него выступил пот, и он тяжело дышал. Журналист попытался вспомнить, что ему снилось, но у него не получалось. Сон был как-то связан с Робин Стаббс. Саган думал о ней вечером, поэтому не стоило удивляться, что мысли о Робин остались в его сознании. Несколько месяцев назад он потратил 125 долларов на поиски в интернете и обнаружил, что она все еще работает в Огайо на местный газетный синдикат, который нанял ее восемь лет назад. Поражало уже то, что ей вообще удалось остаться в системе, но Том вспомнил, что некоторые крупные политические обозреватели встали на ее защиту. Его статья выглядела вполне правдоподобной, и только после тщательного расследования в ней стали очевидны изъяны. Ни один редактор не станет настолько глубоко копать, проверяя каждую статью. Обычно они доверяли своим репортерам.

«Как все началось? – спросил он тогда у Робин. – Господи, почему одна из моих статей обратила на себя твое внимание?!»

«Я получила анонимное письмо. В нем говорилось, что ты написал лживую статью, и там имелись указания, как можно проверить информацию».

«И ты поверила?»

«Нет, Том, не поверила. – В голосе начальницы появился гнев. – Но я твой редактор и должна была проверить».

«Из этого следует лишь одно – меня подставили. Анонимное письмо? Робин, посмотри правде в глаза. Это же очевидно!»

«Однако в письме была правда, а все, что ты написал, оказалось фальшивкой. Я множество раз просила тебя дать опровержение. Указать хотя бы на какие-то факты. Ты не можешь, Том».

Саган увидел тревогу в ее глазах.

«Я уже много лет здесь работаю, – сказал он. – И всегда писал честно».

«К несчастью, факты говорят об обратном».

Таким получился их последний разговор.

Редактор вышла из его кабинета, и через час Тома уволили.

Робин ушла в отставку через месяц.

Она так и не узнала правды.

Бене не мог поверить своим ушам.

– Итак, что написано в документе? Скажи мне, Трей!

Солнце скрылось за пиками гор, и он уловил соль в южном бризе, дующем со стороны океана. После поездки в горы Роу был на взводе: этот день сулил ему нечто необыкновенное.

– Ты украл документы из архива? – спросил Халлибертон.

– Не я, кое-кто другой.

– В этом и состоит проблема, Бене. Слишком много похищений из такого важного места.

– Мы можем вернуть документы после того, как выясним, что там написано.

– Ты не единственный, кто поживился в архиве. Там уже почти ничего не осталось со времен испанского владычества. Все исчезло. Удивительно, что там остались эти документы.

Роу посмотрел на поле для регби, где началась схватка за мяч, и вспомнил, как стоял вот так, плечом к плечу со своей командой, напрягая мышцы и готовясь сразиться с игроками противника. Во время матчей требовалось соблюдать осторожность, чтобы сохранить в целости кости. Но это было здорово. Он любил регби. Напряженная, быстрая, невероятно рискованная игра.

Очень похожая на жизнь.

– Я должен знать, Трей, – сказал Бене. – Что скрывают эти документы?

Тома напугал незнакомый мужчина.

Он искал книгу в историческом отделе «Барнс энд Ноубл» [236] , потратив на это еще один субботний день. Саган проводил по многу часов в книжных магазинах, однако всякий раз выбирал новый, он ездил по всему Орландо, меняя место и время. Он уже избавился от неловкости после года безработицы. Нелегко перенести сам факт увольнения, и еще труднее, если весь мир за тобой наблюдает.

Рядом с ним остановился мужчина среднего возраста с короткой стрижкой, в вельветовых брюках и легком пиджаке – ничего необычного, если учесть, что для декабря в центральной Флориде стояла довольно прохладная погода. Взгляд мужчины вызвал у журналиста тревогу.

Он узнал Тома.

«Я хочу поговорить с вами», – сказал этот человек.

«Должно быть, вы меня с кем-то спутали», – покачал головой репортер.

«Вы Том Саган».

Уже год никто не обращался к нему по имени. В то время как он считал, что его все знают, в действительности все было иначе. Прежде его лицо постоянно мелькало на экранах телевизоров, но прошло уже больше года, как о нем перестали говорить. У людей короткая память.

«Что вам нужно?» – спросил Том.

«Хочу вам кое-что рассказать».

Журналист обратил внимание на голос незнакомца, почти шепот. А еще ему не понравился его встревоженный взгляд. Неужели этот человек собрался ему сказать, как сильно он его презирает за ложь? После увольнения Саган получил сотни злобных писем по электронной почте. Он прочитал лишь несколько, а остальные стер и избавился от прежнего электронного адреса.

«Я не собираюсь вас слушать», – ответил Том, поворачиваясь к проходу, чтобы выйти из магазина.

«Я знаю, кто вас подставил».

Репортер остановился.

Никогда прежде никто даже не намекал, что его подставили, не говоря уже о том, чтобы прямо сказать об этом.

Он обернулся.

Мужчина подошел ближе.

«Когда все было сделано, мы решили ничего вам не говорить, пока не пройдет достаточно времени и у вас не будет никакой возможности что-то изменить».

У Тома задрожали руки, но он заставил себя успокоиться.

«Кто вы такой?»

«Мы наблюдаем за вашим уничтожением. Все происходит достаточно быстро, верно? Впрочем, мы хорошо делаем свою работу».

«Кто это – мы?»

Мужчина подошел еще ближе. Саган не шелохнулся.

«Вы никогда не задумывались о последствиях того, что писали? Вам известно, что люди гибли из-за ваших статей? Вам предложили остановиться, но вы ничего не хотели слушать».

Ему предлагали остановиться? Он попытался вспомнить. Но кто и когда?

И тут Том вспомнил.

Западный Берег. Два года назад. Представитель палестинской администрации, который согласился дать интервью, а потом сразу ушел, но перед этим успел сказать: «Вам нужно остановиться, мистер Саган. Пока еще не поздно».

«Ну вот, – сказал мужчина. – Я вижу, вы вспомнили».

Теперь Том понял, кто перед ним.

«Во-первых, это не имеет никакого отношения к правительству, – продолжал его собеседник. – Мы действуем независимо. И работаем, не оглядываясь на закон. Мы выполняем заказы, с которыми никто другой не справится. Вы попали именно в такую категорию».

«И вы меня уничтожили?»

«Мы заставили вас замолчать. Не обязательно убивать человека. Иногда даже лучше не прибегать к крайним мерам. В вашем случае мы лишили вас всеобщего доверия, и этого оказалось достаточно».

Журналист вспомнил о статье, которая отняла у него все.

«Вы скормили мне заведомую ложь и позаботились, чтобы я обратился к израильским и палестинским источникам, которые вы сами и создали. Вы преподнесли мне дезинформацию, а потом стерли источники».

Мужчина кивнул.

«У нас ушло несколько месяцев на подготовку операции. Вы были профессионалом и хорошо делали свою работу. Нам следовало соблюдать осторожность. Но вы проглотили наживку. Мы все сделали безупречно, не так ли?»

Да, это было так.

«Вы разозлили важных людей, – продолжал незнакомец. – Их терпение закончилось. И тогда они наняли нас, чтобы решить проблему. Мы рассказываем вам об этом сейчас, чтобы вы знали: если у вас возникнет мысль о возвращении, мы снова вам помешаем».

«Вы хотите сказать, что палестинцы и израильтяне объединились, чтобы уничтожить меня как репортера?»

«В некотором смысле. Мы обратились и к тем и к другим по отдельности, подбросили им эту мысль, и они заплатили нам с двух сторон. Они не знали, что в дело вовлечены их противники. Они просто хотели вас убрать, и у каждого имелись свои причины».

«В следующий раз я не буду таким глупцом».

«В самом деле? А как вы узнаете? Тогда вы ни о чем не догадались. Я же сказал, мы специалисты высшего класса. Так что как следует подумайте, если решите вернуться. Всякий раз, когда вы будете брать интервью, вы станете сомневаться в каждом слове. И когда у вас появится интересная информация, вы спросите себя: а вдруг меня вновь хотят подставить? Возможно, они вернулись? Неужели все начинается снова?»

Гнусный сукин сын был прав. Теперь Том всегда будет задавать себе эти вопросы. Все, что произошло, уничтожило не только его жизнь, но и нечто большее.

Его способность быть дерзким.

«Вы задели не тех людей, – сказал мужчина. – И я пришел рассказать это, чтобы вы знали. Прислушайтесь к моему совету и продолжайте делать то, чем вы сейчас занимаетесь. Пишите под чужими именами. Идеальный вариант для вас – оставаться призраком».

С этими словами он ушел.

Бене внимательно слушал Халлибертона.

– Моисей Коэн был пиратом, – рассказывал тот. – Одним из лучших. Он грабил испанские корабли. А его брат, Авраам, являлся предпринимателем. Братья никогда не поддерживали дружеских отношений. Они посещали разные синагоги, и их мало что связывало. Вот что делает этот документ таким интересным. По всем свидетельствам выходило, что они мало интересовались друг другом, а здесь сообщается о судебном процессе между ними. Брат пошел против брата.

– Но почему ты считаешь это таким важным? – удивился Роу. – Выглядит вполне обычно…

– Вовсе нет. Более того, это может оказаться решающим фактором.

Оливер Кромвель умер в 1658 году, и, как отметил один историк в своем дневнике, «никто не плакал, кроме собак». Его пуританство не оставляло людям выбора, им вменялось лишь размышлять о своих грехах и молить о прощении. Англия была по горло сыта страданиями, и все взоры обратились к находившемуся в ссылке наследнику, Карлу II. В 1660 году состоялось триумфальное возращение Карла, которое тот же историк сравнил с «возвращением евреев из Вавилонского пленения».

Карл II получил назад трон, но осталась одна проблема.

Корона была разорена.

Как и Англия.

Лорд-протектор Кромвель обанкротил страну.

И тогда Карл обратился к евреям.

Эдуард I изгнал их 370 лет назад, и они не жили в Англии до 1492 года, когда их так же изгнали из Испании и Португалии. Со временем евреи начали селиться в Англии, где их защитником стал Кромвель, который разрешил им остаться. После возвращения короля многие английские купцы просили, чтобы Англию вновь очистили от евреев. Но Карл проявил терпимость и добился, чтобы парламент принял защищающий их закон.

Король оказался умнее, чем полагали многие. Он понял, что с изгнанием евреев английские купцы будут полностью контролировать торговлю, что позволит им устанавливать те цены, которые их устроят. А присутствие евреев лишало их такой возможности. Проявив терпимость, правитель обзавелся друзьями, владеющими деньгами и другими ресурсами.

Авраам Коэн находился в Голландии, когда Карл вернул себе трон, и с большим интересом наблюдал за новой политикой короля по отношению к евреям. К этому времени Ямайку контролировали англичане, а испанцы ушли оттуда, и Авраам решил, что настал подходящий момент для обращения к королю. 5 марта 1662 года Коэн и два других богатых голландских еврея – Авраам и Исаак Израиль, отец и сын, – встретились с Карлом.

Старший Израиль рассказал королю о том, что он узнал о затерянном золотом руднике Колумба от евреев на Ямайке, когда находился там в заключении, незадолго до того, как британцы оккупировали остров в 1655 году. Его как раз собирались выпустить на свободу, поэтому другие заключенные поведали ему свою тайну, ведь их положение оставалось безнадежным.

Семья Колумба перестала контролировать остров, испанцы снова пришли к власти, и вскоре там должна была появиться Инквизиция. И евреи опять будут беззащитны. К счастью, сообщество заранее приняло меры предосторожности, спрятав сокровище так, что о его местонахождении знал лишь один человек, левит.

«Это рудник великого Адмирала», – сказал один заключенный Израилю.

По его словам, сам Колумб отыскал этот рудник, и сокровище будет находиться в безопасном месте до тех пор, пока испанцы не уйдут. Оставшиеся в плену евреи просили Израиля спровоцировать иностранное вторжение на Ямайку, не видя никакой другой надежды на спасение.

Так все и случилось.

Англия захватила остров в 1655 году.

«Вы знаете, где находится рудник?» – спросил король.

«Мы думаем, что да, – ответил Коэн. – Но Ямайка – большой остров».

Карл увлекся этой идеей: он поверил в способности Коэна и поставил его во главе поисков, поручив вновь открыть золотой рудник, с условием, что две трети достанутся ему самому, а одна треть – его еврейским партнерам. Кроме того, Коэн добился получения английского гражданства и монополии на торговлю пернамбуковым деревом и гвоздичным перцем, главными предметами экспорта Ямайки того времени.

Коэн вернулся на Ямайку в 1663 году вместе с Израилями, чтобы начать поиски. Но через год, когда рудник так и не нашли, их обвинили в мошенничестве и изгнали с острова.

– Коэн ослепил Карла II мечтами о золоте, – сказал Трей. – Но на самом деле он хотел получить монополию на торговлю. И весь этот год, вместо того чтобы искать рудник, они с Израилями зарабатывали деньги, торгуя деревом и пряностями.

– Ты узнал это из моего пергамента? – спросил Бене.

– История Авраама Коэна и то, как он манипулировал Карлом II, является историческим фактом. А из этих документов мы узнали, что Моисей во время суда вынудил Авраама рассказать некоторые подробности о руднике. Отсюда и участие в процессе губернатора.

– Но ты сказал, что у нас что-то есть.

Ученый улыбнулся.

– За то, что он проделал с Карлом II, Авраама Коэна в 1664 году изгнали с Ямайки. Если бы его нашли здесь, то посадили бы в тюрьму. – Трей указал на один из пергаментов. – Однако он вернулся в 1670 году и приобрел права на участок земли, который его брат, пират Моисей, считал очень важным.

Бене понял, куда клонит его друг.

– Ты хочешь сказать, что Авраам действительно что-то нашел в тот год, когда зарабатывал деньги на торговле, а потом вернулся, чтобы заявить права на свою находку?

– Весьма возможно.

Роу всегда нравился Халлибертон. Оба чувствовали себя непринужденно, когда встречались, а у Бене на острове таких людей было очень мало. Поэтому он не стал скрывать, что его заинтересовали слова друга.

– Ты можешь посидеть в архиве и продолжить поиски?

– Там ужасный беспорядок, но я попытаюсь.

Бене потрепал Трея по плечу.

– Сегодня, пожалуйста. Это важно. Я никогда не был так близок к разгадке.

– Я знаю, что это важно для тебя.

Но это было гораздо важнее, чем профессор мог себе представить.

Гораздо важнее.

Глава 21

Элли наблюдала, как Сумрак останавливает машину, и к ней подходит Брайан.

– Выходите, – сказал он.

Пассажирка покачала головой.

Водитель заглушил двигатель и вышел в австрийскую ночь, оставив фары включенными.

Брайан распахнул дверцу.

Беккет попыталась отодвинуться от него как можно дальше.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я буду кричать. Если вы приблизитесь, я позову на помощь.

Остановивший их мужчина остался снаружи и присел так, чтобы она видела его лицо.

– Я вам не враг.

Сумрак также наклонился к ней.

– Скажи ей, – велел ему Брайан.

– Мне приказали тебя убить, – признался шофер.

Элли провела в Вене почти месяц и видела этого чернокожего мужчину почти каждый день, но его голос услышала в первый раз.

– Кто приказал? – спросила она.

– Саймон отдал приказ Роче. Они хотят, чтобы ты исчезла. Нет никакого самолета, вылетающего во Флориду, – во всяком случае, для тебя.

Оба мужчины с тревогой смотрели на девушку.

– Я уже сказал, что вы не понимаете, насколько все серьезно, – продолжал Брайан. – Саймон с вами закончил. Очевидно, он получил то, что хотел, от вашего отца. Вы перестали быть частью его плана.

– Я вам не верю, – заявила Беккет.

Мужчина покачал головой.

– Послушайте, я очень сильно рискую, открывая вам, что у меня имеются глаза и уши в лагере Саймона. Этот человек может заплатить жизнью за то, что он пытается вас спасти. Вам следует быть благодарной.

– Почему вы это делаете?

Пассажирка продолжала сидеть в трех футах от открытой дверцы, понимая, что ничего не может сделать. Дверца за ее спиной, скорее всего, не откроется. Она была одна, в лесу, во власти этих двоих.

– Элли, – сказал Брайан, – послушайте меня. Если бы не я, вы бы уже были мертвы. Я попросил привезти вас сюда. Сумрак…

– Так это и в самом деле ваше имя? – спросила девушка. – А мне казалось, что только Роча так вас называет.

Чернокожий водитель пожал плечами:

– Я получил это прозвище, когда был мальчишкой.

– Но вы меня трогали. – Этого девушка не забыла.

– Если бы я этого не сделал, Роча бы разозлился. Он отдал мне приказ, и я сыграл свою роль. А вы исполнили свою, мисси.

Теперь Беккет поняла.

– Вы доносили обо всем Брайану.

Сумрак кивнул:

– Да, мадам. Это моя работа.

– Выходите, – повторил его сообщник.

Пассажирка покачала головой и не пошевелилась.

Брайан вздохнул, тряхнул головой и встал. Потом его рука потянулась под пиджак, и он вытащил пистолет.

– Вытаскивайте свою жалкую задницу из машины. Немедленно. Или мы вас оттуда достанем. – Он ткнул пистолетом в ее сторону. – А у меня сейчас совсем неподходящее для этого настроение.

В голове Элли воцарилась пустота, все ее тело парализовало.

Она никогда в жизни не смотрела в дуло пистолета.

Поэтому она скользнула по сиденью к распахнутой двери.

– Уже поздно, – сказал Брайан. – Я устал, нам предстоит долгая поездка.

– Куда?

– В такое место, где вы сможете оставаться мертвой для Саймона. Сумрак должен вернуться в аэропорт и доложить, что вы перестали дышать.

– Но почему Захария хочет, чтобы я умерла?

– Потому что, маленькая леди, этот человек играл с вами несколько недель, – ответил Сумрак. – Он говорил вам то, что вы хотели услышать, и вы верили каждому его слову. Он всегда получает то, что хочет. А теперь вы ему мешаете.

– И чего же он хочет? – по-прежнему ничего не понимала девушка.

– Посадить вашего отца на поводок, – сказал Брайан. – Саймон мечтает заполучить то, что вы положили в гроб вашего деда. И вы только что ему помогли.

Элли все еще не могла поверить, что Захария может причинить ей вред.

– А почему вас тревожит моя судьба? – спросил она, все так же сидя на краю сиденья.

Брайан подошел ближе, продолжая держать в руке пистолет.

– Хотите правду? Мне нет до вас дела. Ни капельки. Меня интересует только то, что вы знаете. Но, в отличие от вашего великого благодетеля, я спас вам жизнь.

– И вы полагаете, это заставит меня испытывать к вам благодарность?

Мужчина покачал головой и направил на девушку пистолет.

– Вы даже не представляете, сколько из-за вас проблем.

Элли попыталась взять под контроль охватившую ее панику. Ей хотелось спрятаться в машине, но она понимала, что это бесполезно.

– Так вы согласны сотрудничать? – спросил Брайан, и в его глазах промелькнула надежда.

– Похоже, у меня нет выбора.

Кивнув, Брайан повернулся к своему соратнику:

– Возвращайся в город, скажи им, что она мертва. И держи глаза и уши открытыми.

Сумрак кивнул и протянул руку к дверце машины.

– Вам пора выходить, – сказал Брайан.

Элли выбралась из автомобиля.

Багажник открылся, спаситель девушки вытащил из него ее сумку и бросил на дорогу, после чего Сумрак сел в машину и уехал. Вместе с ним исчез источник света. Элли и Брайан остались в холодной темноте. Из леса не доносилось ни звука.

– Нам пора, – сказал мужчина.

Он не стал брать сумку и решительно зашагал к своей машине.

Беккет подняла сумку и последовала за ним.

Глава 22

Том проснулся около семи утра, проспав почти шесть часов. Он очень редко просыпался так поздно. Обычно ему везло, если удавалось заснуть на три часа. Тревога, мощный стимулятор, лишала его сна в течение последних восьми лет. Когда-то он думал, что болезнь пройдет или хотя бы начнет слабеть, но с годами она лишь становилась сильнее. Перед тем как задремать, репортер размышлял о встрече в книжном магазине, когда ему удалось узнать, кто стоит за его неприятностями.

И это лишь усугубило его проблему.

Посланец был прав. Он ничего не мог сделать. Без доказательств ему никто не поверит. А найти их практически невозможно. И даже если Саган сумеет уговорить кого-то взять его на работу, ничто не помешает тем людям проделать свой трюк еще раз.

А он не сможет ничего предвидеть.

У него не осталось никаких вариантов.

Никаких.

И все же кое-что он мог сделать.

Том принял душ, надел джинсы, футболку и теннисные туфли, а потом съел несколько сухих белых тостов. Он уже давно перестал получать удовольствие от еды. Поездка на восток, к Маунт-Дора, и дальше, на кладбище, заняла меньше времени, чем он предполагал. В Орландо бывали ужасные пробки, но он ехал из города, навстречу потоку машин – было утро среды, и все спешили на работу, – так что уже через полчаса прибыл на место.

Журналист приехал еще до десяти часов и заметил за кирпичной стеной рабочую команду – среди надгробных камней, возле могилы его отца. Он подошел ближе, увидел сдвинутое надгробье и заглянул в яму.

Гроба не было.

Очевидно, Захария Саймон получил разрешение и поспешил забрать желаемое.

Том зашагал к залу для церемоний, одноэтажному строению с деревянными стенами, крутой крышей и черными ставнями на многочисленных окнах. Еще ребенком он несколько раз бывал внутри – однако похороны матери и дяди запомнились ему сильнее всего. Абирам тоже когда-то лежал там, внутри. И теперь снова туда вернулся.

Из открывшейся двери вышла на солнечный свет женщина – невысокая, коренастая и одетая как адвокат. Том решил, что им она и является – адвокатом Саймона. Сам Захария умно поступил, не появившись здесь. Теперь никто не увидит его лица и не сможет подслушать разговоры.

Саган подошел к женщине и представился. Она протянула руку, и он пожал ее, после чего выдавил из себя улыбку и сказал:

– Давайте покончим с этим делом.

– Закон требует присутствия наследника. Конечно, вы можете оставаться снаружи, но медицинский эксперт должен знать, что вы здесь. Он ждет вас внутри, – сказала адвокат.

– Я справлюсь.

Том не очень понимал, что происходит, но не собирался оставаться снаружи. Он заранее обдумал, как станет себя вести. Саймону пришлось затратить серьезные усилия, чтобы получить то, что находилось в гробу. Но как только эта вещь попадет к нему в руки, у журналиста не останется никаких гарантий, что он освободит Элли. Более того, зачем ее отпускать? Она сможет тогда обратиться в полицию и выступить против него свидетелем. Конечно, Саган и сам мог сделать то же самое. Однако он решил, что Саймона это не пугает. Едва ли полиция поверит опозоренному репортеру.

Не говоря уже о том, что он, возможно, покончит с собой еще до заката солнца.

Однако теперь все может измениться.

Журналист все еще не принял решения.

Он шагнул через порог и пересек короткий коридор, ведущий к открытой двери. Внутри зал не слишком изменился. Тот же тускло-коричневый ковер, однотонные стены и затхлый запах…

Сосновый гроб стоял на прочном дубовом столе – том самом, что находился здесь уже не одно десятилетие. Снаружи гроб практически не пострадал, особенно если учесть, что он три года пролежал во влажной флоридской земле. Мужчина в синем комбинезоне с надписью «МЕДИЦИНСКИЙ ЭКСПЕРТ» на спине представился и попросил предъявить документ, удостоверяющий, что перед ним Том Саган. Репортер, не сводя глаз с гроба, показал водительские права. Хотел ли он и на самом деле увидеть разложившийся труп отца? Нет, наверное. Но он знал, что нужно Захарии Саймону, и судьба Элли зависела сейчас от него. Поэтому он собрал волю в кулак и разрешил снять крышку гроба.

На это ушло несколько минут. Крышку забили длинными гвоздями, по всем правилам. Абирам хотел, чтобы все детали его похорон соответствовали традиции. Саган слушал, как скрипят гвозди, когда их вытаскивают, один за другим, а адвокат стояла рядом, не проявляя никаких эмоций, словно ей каждый день доводилось присутствовать при эксгумации.

Наконец рабочий вытащил последний гвоздь.

Медицинский эксперт отошел в сторону, потому что пришло время наследнику сделать то, ради чего он согласился на эксгумацию. Теперь все взгляды были устремлены на Тома.

Однако к столу шагнула госпожа адвокат.

Журналист схватил ее за руку:

– Я сам.

– Думаю, лучше будет это сделать мне, – заявила женщина, и Саган прочитал в ее глазах жесткое послание: «Держитесь подальше».

Однако она не была человеком из «Барнс энд Ноубл».

– Я его сын. Я подавал заявку. И все сделаю сам, – твердо сказал репортер.

Адвокат не отступила, и тогда его взгляд послал ей ответное сообщение.

«Не мешайте мне».

– Ладно, – сказала женщина. – Действуйте.

Захария посмотрел на часы.

10:20 утра.

Адвокат, которого он нанял, чтобы получить судебное разрешение и присутствовать на месте, позвонила ему двадцать минут назад и сообщила, что Том Саган прибыл. Сейчас они уже внутри, и все скоро завершится. Из Вены Саймон получил хорошие известия. Элли Беккет перестала быть проблемой, никто ничего от нее не узнает. Роча сидел рядом с ним в машине – он только что прилетел из Австрии в Орландо с посадкой в Майями, рейсом, которым якобы должна была лететь Элли.

Теперь требовалось разобраться с Томом Саганом.

Захария не мог отдать ему дочь после того, как он получит то, что лежало в гробу, поэтому оставшегося свидетеля требовалось уничтожить.

На самом деле они окажут Сагану услугу.

Он ведь хотел умереть?

Роча ему поможет.

Том уловил острый запах разложения. Медицинский эксперт посоветовал ему действовать быстро, потому что ситуация могла только ухудшиться.

Журналист шагнул вперед и заглянул в гроб.

От его отца почти ничего не осталось. В соответствии с традицией Элли не стала бальзамировать тело. Труп был завернут в белый саван, основная часть которого разложилась, открыв череп. Пустые глазницы выглядели, как черные пещеры – недовольный, а иногда и враждебный взгляд отца, который Том так хорошо помнил, исчез навсегда. Плоть и мышцы распались. Складки кожи собрались на шее, как у ящерицы. Репортер попытался вспомнить, когда он видел это лицо живым в последний раз.

Пять лет назад?

Нет, ближе к девяти годам. До наступления осени. На похоронах матери.

Неужели с тех пор прошло так много времени?

За все годы Абирам ни разу не попытался войти в контакт с сыном. Ни одной записки, письма, открытки или послания по электронной почте – ничего. В то время как пресса и политические обозреватели уничтожали журналиста, его единственный оставшийся в живых родитель молчал. Только после смерти, в своей последней записке, он предложил нечто вроде утешения – «Мне было больно, когда я узнал о твоих несчастьях», – но этого было недостаточно. Конечно, младший Саган и сам мог позвонить, но он так и не решился на это. Они оба были виноваты. Никто из них не хотел сдаваться.

И оба проиграли.

Том постарался отбросить накатывавшие на него волны страха, апатии, отвращения и смирения, расправил плечи и взял себя в руки.

Запечатанный пакет лежал на том, что осталось от груди Абирама. Очевидно, он был воздухонепроницаемым. Репортер протянул руку, но медицинский эксперт опередил его.

– Лучше соблюдать осторожность, – сказал он, показывая руки в перчатках. – На трупе множество бактерий.

Пакет был плоским и очень тонким, площадью примерно в квадратный фут. На вид он казался довольно легким.

– Здесь есть что-то еще? – спросил медицинский эксперт.

Том больше ничего не увидел и покачал головой.

Крышку вернули на место.

На одной из стен имелась раковина. Медицинский эксперт тщательно вымыл пакет и вернулся с ним к журналисту.

Госпожа адвокат шагнула вперед.

– Я его возьму, – заявила она.

– Ничего подобного, – холодно сказал Саган. – Насколько мне известно, заявку об эксгумации подавал я.

Гнев придал ему силы.

– И, кстати, – добавил он. – Вы мне не показали никаких документов.

Казалось, женщина поняла его и отошла к своей сумке, которая лежала на полу. Она вытащила из нее небольшую коробку «Федэкс»[237] и протянула ее Тому, а затем повернулась к медицинскому эксперту и вновь попросила передать ей пакет.

Однако Том схватил ее за запястье.

– Это принадлежит мне.

– Мистер Саган, – зашипела на него адвокат. – Я должна забрать пакет.

Однако репортер был не в том настроении, чтобы спорить.

– Я полагаю, вы не имеете ни малейшего представления о том, что здесь происходит. И скажем так: вы не хотите этого знать. Так что вам лучше всего заткнуться и не стоять на моем пути.

Том решил, что пакет – это его единственный шанс в борьбе за освобождение Элли, и не собирался с ним расставаться. Во всяком случае, до тех пор, пока он не убедится, что с ней все в порядке. Он никогда не верил в небеса и загробную жизнь и считал, что после смерти каждый человек – как и Абирам – обращается в прах. Но на тот случай, если его родители и Мишель все же ждут его после того, как он вышибет себе мозги, он хотел знать, что все сделал правильно.

Журналист отступил к двери.

Адвокат последовала за ним.

– Полагаю, вы знаете, что находится в коробке «Федэкс»? – спросил он.

Женщина остановилась. Похоже, она действительно это знала. И не хотела продолжать разговор в присутствии медицинского эксперта.

– Скажите вашему клиенту, что я свяжусь с ним по поводу нашей сделки, – велел ей Саган. – Он поймет, что я имею в виду.

– Но как вы его найдете?

– Через вас. Какую фирму вы представляете?

Дама произнесла название адвокатской конторы.

И Том ушел.

Глава 23

Элли смотрела видеозапись. Они с Брайаном Джеймисоном сидели в доме, который находился в Чехии, по другую сторону австрийской границы. Прошлой ночью им удалось уехать из Вены. Девушка по-прежнему не понимала, что происходит, и провела весь день в своей комнате, не находя себе места от тревоги. А теперь, когда она смотрела репортаж из Флориды, у нее появились новые причины для беспокойства.

Она узнала место, где был похоронен ее дед. Кто-то через стекло автомобиля, стоявшего довольно далеко и на возвышенности, снимал происходящее на видеокамеру и отсылал им изображение. Кладбище находилось в округе Лейк, самом высокогорном районе Флориды, с холмами и множеством озер. Человек Брайана устроил наблюдательный пункт рядом с кладбищем, где все вокруг поросло дубами, соснами и пальмами. Элли уже час смотрела, как рабочие выкапывали гроб, а потом переносили его в то самое здание, где она сидела с телом деда перед погребением. Камера давала четкое изображение входной двери.

– Зачем вы это снимаете? – спросила Беккет.

– Чтобы попытаться понять, что находилось в гробу, – объяснил Брайан.

– И что вы намерены делать? Украсть пакет?

– Пока я не знаю, что буду делать, но если сумею добраться до него, то пойму.

На переднем плане виднелись могильные камни, а также часть кирпичной стены высотой по пояс взрослому человеку. Когда Элли летом приезжала к дедушке и бабушке, они часто ходили на кладбище, где она помогала ухаживать за могилами.

Захария пока не появился, о чем девушка и сказала своему новому знакомому.

– Он предпочитает, чтобы рисковали другие, – заметил Брайан. – Саймон всегда так действует. Но он там присутствует. Наблюдает.

Ее отец и какая-то женщина скрылись в здании около двадцати минут назад.

– Вы ничего не знаете о моей семье, – пришлось сказать Элли Джеймисону.

– Я знаю, что твой отец не заслужил отвратительного спектакля, который ты ему устроила. Он думает, что тебе грозит опасность. И все решения, которые он принимает, основываются на лжи.

– Мы хотели только одного: чтобы он подписал бумаги. Он бы не стал этого делать, если бы я его попросила.

– Что за чушь – мы? Неужели ты – часть того, что делает Саймон?

– Ты говоришь так, словно это преступление.

– Уверяю тебя, речь идет не просто о подписании каких-то документов. Саймон хотел тебя убить. И он постарается избавиться от твоего отца. Вот почему у меня там свой человек.

Элли с трудом верила в эти слова.

– А тебя не беспокоит, что твой отец вчера собирался покончить с собой? – спросил Брайан.

– Конечно, беспокоит. А то, что я сделала, его остановило.

Джеймисон в изумлении посмотрел на девушку.

– Так вот как ты оправдываешь свои действия? Ты понятия не имела о том, что он собирался сделать. Ты просто изо всех сил хотела помочь Саймону.

Элли не нравился ни его тон, ни обвинения.

На экране появился ее отец. В правой руке он держал бело-голубую коробку, а в левой – пакет, который Беккет тут же узнала. Именно его она положила в гроб деда.

– Вы все видели, – сказал голос из компьютера.

– О да, – ответил Брайан. – Приготовься действовать.

Захарии надоело ждать. Тридцать минут – это достаточно большой промежуток времени. Почему они задерживаются? Он и Роча припарковались в километре от кладбища, достаточно далеко, чтобы никто не знал, что они рядом, но и достаточно близко, чтобы начать действовать. Адвокат получила четкие инструкции. После того, как она заберет у Сагана пакет, ей следует передать ему номер купленного вчера телефона, по которому бывший журналист должен позвонить. Затем Роча заманит его в подходящее место и убьет.

У Саймона оставалась надежда, что Саган избавит их от хлопот и покончит с собой. Вот почему он собирался вернуть ему пистолет. Самоубийство журналиста заметно упростило бы им жизнь. Захария подумал, что им бы следовало оставить Элли Беккет в живых хотя бы до сегодняшнего дня, но после появления в Вене Брайана Джеймисона он не мог рисковать. Бене Роу не должен ничего узнать о его планах. Захария рассказал ямайцу только то, что было совершенно необходимо, и так все и должно было оставаться. Он проделал слишком долгий путь, чтобы теперь потерять все. В особенности если учесть, что карибский бандит интересуется только мистическим золотом.

Зазвонил телефон.

– Саган забрал пакет и ушел, – сказал женский голос.

– И вы ему позволили?! – возмутился австриец.

– А как я могла его остановить?

Бесполезная тварь.

– Вы дали ему номер телефона? – спросил Захария.

– У меня не было времени. Он сказал, что выйдет с вами на связь через меня.

– Когда это произойдет, дайте ему номер телефона.

Он закончил разговор и повернулся к Роче.

– Похоже, мистер Саган решил вести себя как мужчина. Скоро он будет здесь. Позаботься о нем, пока он не зашел слишком далеко.

Элли смотрела, как ее отец подбежал к машине, стоявшей на парковке перед кладбищем за кирпичной стеной.

– Расскажи, как там все расположено, – попросил Брайан.

Девушка посмотрела на него.

– Дорога и окрестности, – продолжил он резко. – Куда она ведет, что на ней находится?

Беккет напрягла память.

– Кладбище расположено в трех милях от автострады. Мощеная дорога идет мимо ферм и апельсиновых рощ. Вдоль дороги несколько озер.

– Дома?

Элли покачала головой.

– Их совсем немного. Именно по этой причине там находится кладбище.

– Ты все понял? – спросил Джеймисон у компьютера.

– Да, я слышал.

Отец Элли тем временем сел в машину и уже выезжал со стоянки. В дверях домика появилась женщина с сотовым телефоном в руке.

– Ты знаешь, кому она звонит, – сказал компьютеру Брайан. – Следуй за ним.

Изображение начало двигаться, из чего Беккет сделала вывод, что машина, в которой сидел наблюдатель, тронулась с места.

– Что происходит? – спросила она.

– Твой отец пытается спасти твою шкуру. Наверное, он сообразил, что у него будет больше шансов тебе помочь, если он оставит пакет у себя, – пояснил Джеймисон. – И он прав. Но ему грозит опасность. Там Роча.

Сердце Элли тревожно забилось.

И это ее удивило.

– Роча улетел вчера вечером. Твоему отцу грозит очень серьезная опасность, – добавил Брайан.

Том быстро удалялся от кладбища.

Он сумел сбежать.

«Я заберу свою тайну в могилу».

Оказывается, его отец говорил об этом в буквальном смысле. И теперь на сиденье рядом с Саганом-младшим лежал пакет, в котором находилась тайна его отца. Том хотел вскрыть пакет и посмотреть, что там, но сейчас этого делать не стоило, нужно было убраться отсюда, и как можно быстрее. Журналист выехал на дорогу и увидел, что адвокат вышла из здания.

Она кому-то звонила.

Саймону?

Естественно.

Том решил, что подождет час, а потом свяжется с адвокатом. У него не было сотового телефона – зачем? Кто стал бы ему звонить? Значит, нужно найти телефон. Возвращаться домой не следовало, Саймон наверняка знает, где он живет.

Репортер мчался между дубовыми рощами. Вдоль обочины рос кустарник, но Саган никак не мог избавиться от гнилостного запаха смерти. Выехав на автостраду, он свернул налево и направился в Маунт-Дора. По обеим сторонам дороги росли апельсиновые деревья, хотя в большей части центральной Флориды фруктовые сады исчезли: их давно сменили кабачки, капуста, латук или клубника.

Но здесь цитрусовые еще остались.

В зеркало заднего вида Том увидел машину, которая быстро его догоняла.

Захария сидел на пассажирском сиденье – машину вел Роча. Они догоняли Тома Сагана. Какая неожиданная помеха! Саймон не ожидал, что журналист окажет сопротивление. Обмен должен был произойти на месте, и Сагану ничего не оставалось, как сотрудничать, ведь ему не оставили выбора. Однако глупец решил поменять правила.

– Мы должны остановить его, прежде чем он свернет на другое шоссе, – сказал австриец Роче.

Они отставали на пятьсот метров.

– Заставь его свернуть на дорогу, ведущую в поля, – велел Саймон.

Глава 24

Бене остановил свой пикап и зашагал к входу в музей. Он приехал один. Сюда он никогда не приводил с собой людей и не приносил оружие – в этом не было нужды. Крошечное поселение Чарльзтаун находилось в долине реки Буфф-Бей, мирном местечке в нескольких километрах от северного побережья Ямайки. После того как в 1793 году отряд Наветренных маронов под предводительством капитана Куао разбил британцев, было подписано мирное соглашение между беглыми рабами и их хозяевами, которое гарантировало передачу тысячи акров земли, освобожденной от налогов, в вечное владение маронам Чарльзтауна. Около тысячи двухсот маронов до сих проживало на этой территории, в тени гор, возле реки, где они сражались с безработицей и постоянной нищетой.

Фермерство оставалось для них главным источником дохода, на крошечных полях, уместившихся на горных склонах и освобожденных прежними хозяевами, они выращивали кофе и мускатный орех. Кроме того, здесь изготавливали бетонные блоки, а также имелся мебельный магазин, школа и несколько баров, где продавали ром.

Бене был знаком со всеми солидными семьями этого района. Дин, Дункан, Ирвинг, Хартли и Шеклфорд. Большинство из них являлись членами совета старейшин. Фрэнк Кларк служил в качестве полковника маронов, а три года назад его избрали руководить колонией.

Роу нравился полковник – образованный, осторожный и мудрый человек. Он окончил Университет Вест-Индии, родился неподалеку от него, но проработал в Соединенных Штатах три десятилетия в качестве биржевого брокера, после чего вернулся к своим корням, домой, в Чарльзтаун. Сейчас он очень часто выступал от имени всех маронов.

– О, Бене, ты все еще жив? – спросил Кларк на местном диалекте.

Роу улыбнулся – так на этом наречии спрашивали: «Как поживаешь?»

– Да, пока еще жив, друг мой, – ответил он. – Но вовсе не из-за того, что никто не старался это изменить.

Фрэнк усмехнулся. Ему было под семьдесят, но в его каштановых кудрях виднелось совсем немного седины, в долговязой фигуре не было ни грамма жира, а очки с толстыми стеклами в металлической оправе делали его взгляд еще более пристальным. Полковник был одет в потертые на коленях джинсы и грязную черную рубашку навыпуск. В одной руке он держал заржавевший мачет.

– Ты сегодня работаешь? – спросил Бене, указывая на грязную одежду.

– Водил людей в горы. К развалинам. Собираюсь учить их прежним обычаям.

Кларк относился к истории маронов с огромной любовью. Его учила сестра прабабушки, которая была местным вождем. В прошлом году он основал музей маронов Чарльзтауна. Бене помог деньгами на постройку здания, возведенного в старом стиле, с тесаными деревянными стенами и соломенной крышей.

– Как дела? – спросил Роу.

Он не приезжал сюда уже несколько месяцев.

– К нам начали ходить люди. Не слишком много, но их число медленно растет, – рассказал Фрэнк. – И каждый полученный доллар помогает содержать музей.

Полковник возглавлял несколько сообществ маронов по всему острову. Бене знал, что они встречаются не меньше одного раза в месяц, создав нечто вроде парламента. Земли маронов не подвергались налогообложению Ямайки и были практически свободны от внешнего управления. Мароны сами здесь всем заправляли в соответствии с давно заключенными договорами о независимости.

Роу любил приезжать сюда и обсуждать старые обычаи, и он многое узнал от Фрэнка Кларка о затерянном руднике.

В легенде таино рассказывалось о двух пещерах. Одна называлась Амайана, что означало «не имеющая значения», а вторая – Качибайагуа, «имеющая огромное значение». Ни той ни другой никому не удалось обнаружить. Часть легенды, которая со временем стала достоянием маронов, включала в себя рассказ о том, как таино показали Колумбу место в горах, пещеру, где золотые жилы в два дюйма толщиной выходили на поверхность. Но после пятисот лет поисков никаких следов рудника не нашли. Миф? Может быть, и нет. Несколько фраз, произнесенных вчера Треем Халлибертоном, продолжали мучить Бене всю ночь.

«Семья Колумба перестала контролировать остров, испанцы снова пришли к власти, и вскоре там должна была появиться Инквизиция. И евреи опять будут беззащитны. К счастью, сообщество заранее приняло меры предосторожности, спрятав сокровище так, что о его местонахождении знал лишь один человек, левит».

Вот почему из своего поместья Бене поехал через горы по южному склону сюда, на север, чтобы повидать человека, который так много знал.

– Расскажи мне все, что тебе известно о руднике, – попросил он Кларка.

– Ты продолжаешь его искать? Не можешь избавиться от мыслей о нем?

– Не сейчас.

Однажды Фрэнк поведал ему еще одну легенду. О пещере, вход в которую закрывали железные врата – и ни один марон не сумел в них пройти. Они называли ее Качибайагуа, «важное место», совсем как таино. Многие пытались преодолеть ворота, но все потерпели неудачу. Бене понимал, что мароны и таино жили с верой в свои предания. И чем фантастичнее они были, тем лучше. Ямайцы любили повторять, что они гордятся маронами, однако лишь немногие знали историю этого народа. Но что еще удивительнее, мароны сами мало о себе знали. Как и у таино, у них не существовало письменной истории: все их наследие состояло из песен, пословиц, названий мест и тропинок в лесу. Бене надеялся, что Фрэнк поможет ему обнаружить какие-то важные факты, о которых он пока не знал.

Вот почему он спросил:

– Евреи. Какие отношения у них были с маронами?

На эту тему они никогда не беседовали, но сейчас Роу хотел получить ответы.

– Евреи были другими, – сказал Кларк. – Они отличались от испанцев и англичан. И от африканцев. И от таино. Но их, как и нас, преследовали. Конечно, они владели большими состояниями, делали деньги, но не могли равняться с испанцами и англичанами. Их всячески угнетали. Многие законы были направлены против них. Ты знаешь, что еврей мог иметь только двух рабов, не больше. Если только они не владели плантацией, а такое случалось очень редко. Слугами по контракту у них могли работать только другие евреи.

Нет, этого Бене не знал.

– Однако не существовало законов, запрещавших евреям вести с рабами дела, – продолжал Фрэнк. – Они продавали им разные товары, и белые ненавидели их за это. Они говорили, что те подталкивают рабов к воровству у хозяев, ведь евреи давали им возможность тратить деньги. В результате к евреям стали относиться все хуже и хуже. Кроме того, они продавали маронам боеприпасы. Еще одна вещь, которую те не могли добыть сами. Ружья они забирали у убитых английских солдат, но патроны им приходилось покупать.

– Ты не рассказывал мне об этом.

– Бене, существует множество вещей, о которых ты никогда не спрашивал.

– А где расположены железные врата?

Фрэнк улыбнулся.

– Есть вещи, о которых я не могу говорить.

– Я марон.

– Так и есть. Потому ты и должен знать: есть вещи, о которых мы не говорим.

– Тогда расскажи мне еще о евреях.

Полковник бросил на друга скептический взгляд.

– Как я уже говорил, они продавали маронам порох и дробь, когда мы воевали с англичанами. Но они торговали и с англичанами. И из-за этого обе стороны плохо к ним относились. Цветные обрели все права на Ямайке только в тысяча восемьсот тридцатом году. После этого евреи остались последними свободными людьми без права голоса. Так продолжалось еще много лет, и именно освобожденные цветные боролись против прав евреев так долго. – Он немного помолчал. – Мне это всегда казалось странным. Но евреев ни в чем нельзя винить. Они были людьми бизнеса. Они боялись, что англичане потеряют терпение, отнимут их владения и изгонят их с острова. Поэтому и работали на обе стороны.

Бене взял у Кларка мачет и принялся чертить клинком на земле.

«4 шага», – нацарапал он резкими движениями.

А потом изобразил кривую букву «Х».

– Что это? – спросил он, закончив, у своего друга.

Только чириканье птиц и гудение насекомых нарушали мирную утреннюю тишину.

– Где ты такое видел? – Голос Фрэнка стал хриплым и резким.

– Что это такое? – повторил Роу.

Полковник посмотрел на него.

– Ключ к железным вратам.

Глава 25

Элли не сводила взгляда с монитора, пока машина мчалась по хорошо знакомому ей шоссе. По обе стороны на долгие мили протянулись апельсиновые рощи, среди которых изредка попадались фермы и поросшие лесом склоны холмов.

– Что будет делать ваш человек? – спросила девушка.

– Хороший вопрос, – отозвался Брайан.

– Вижу хвост за машиной Сагана, – раздался голос из компьютера. – Расстояние между ними быстро сокращается.

– Ты где? – спросил Джеймисон.

– За второй машиной. Но сзади.

– Больше нет необходимости скрываться. Помоги ему. Ты знаешь, кто у него на хвосте.

Теперь Брайан все видел собственными глазами.

Захария и Роча.

Беккет вдруг обнаружила, что в горле у нее застрял ком, и она начала задыхаться. Прежде ей и в голову не приходило, что ее отцу могут причинить вред.

Однако теперь у нее перед глазами происходило что-то пугающее.

Пугающее и непонятное: разрешение у камеры было недостаточно хорошим, чтобы видеть дальний участок дороги, и к тому же изображение постоянно смещалось.

Что делает ее отец? Ему нужно просто отдать им то, что они хотят.

– Саймон его догоняет, – сказал голос из компьютера.

Захария опустил стекло, когда Роча направил машину по пустой встречной полосе параллельно автомобилю Сагана. Том изо всех сил вцепился в руль, и на лице его застыло напряженное выражение. Поначалу он не смотрел на преследователей, но потом быстро оглянулся.

– Остановись! – крикнул Саймон.

Журналист покачал головой.

Том никогда прежде не вел машину с такой бешенной скоростью. Стрелка спидометра приближалась к отметке девяносто миль в час. К счастью, шоссе шло прямо, поворотов не было. Взгляд беглеца метнулся вправо, потом влево, но он увидел лишь апельсиновые деревья, зеленую листву и ветви, усыпанные весенними цветами. Саган знал, где находится и что его окружает. Правило, которое быстро усваивает хороший репортер: необходимо хорошо представлять местность, где ты ведешь расследование. В юности он зарабатывал деньги на карманные расходы на полях округа Лейк – летом и осенью. В те времена несколько местных семей, сохранивших дружеские отношения, владели самыми большими фруктовыми садами.

Машина, догонявшая журналиста сзади, внезапно сдвинулась на соседнюю полосу и увеличила скорость.

Саймон.

Он указывал ему остановиться.

Том перехватил его взгляд – холодный и уверенный, – а потом протянул руку, взял коробку с пистолетом и положил ее на колени.

Его преследователь вновь знаком предложил ему остановиться.

Репортер быстро открыл коробку, левой рукой нащупал пистолет и выставил его в окно.

– Тормози! – закричал Захария.

Саган направил пистолет ему в лицо.

Роча ударил по тормозам, и машина Тома ушла вперед.

Проклятый идиот хотел его застрелить.

– Давай, – приказал Саймон, – заставь его съехать с шоссе.

Том был рад, что ему не пришлось спускать курок. Он никогда не стрелял из пистолета, и делать это в первый раз на скорости девяносто миль в час казалось ему не самым разумным поступком.

Но он был готов выстрелить.

Он твердо решил, что разберется с Захарией Саймоном, но на своих условиях. Что ему терять? Он сомневался, что Саймон причинит вред Элли, пока не получит то, что ему нужно. А что будет с ним самим, Тома не слишком беспокоило. Он собирался умереть еще вчера, так что прожитое им с тех пор время можно было рассматривать как неожиданный приз. И все же, странно, что сейчас, в разгар погони, он не думает о смерти. Саган хотел только одного: знать, что с дочерью все в порядке. Запечатанный пакет, лежавший на пассажирском сиденье, должен был служить гарантией ее безопасности.

Что-то ударило в бампер его машины, и руль вырвался у него из руки.

Том восстановил контроль над машиной, едва не съехав на проселочную дорогу, которая заканчивалась тупиком.

Еще один удар в бампер.

Саймон атаковал его автомобиль сзади, оставаясь неуязвимым для пуль. В зеркало заднего вида репортер наблюдал, как машина Захарии немного отстала, а затем снова начала набирать скорость, уходя влево по соседней полосе, чтобы нанести удар сбоку. Сначала Том собирался остаться на шоссе, но уже в следующее мгновение подумал: «Какого дьявола, пойдем ему навстречу!» Он свернул направо, передние колеса его машины съехали с асфальта, и она, с разгона преодолев узкую канаву, идущую параллельно шоссе, устремилась в апельсиновую рощу.

Передние колеса поднялись в воздух, а задние продолжали толкать автомобиль вперед. Беглец нажал на тормоз, сбросил скорость и направил машину по узкой проселочной дороге между рядами деревьев.

Затем он снова нажал на газ.

Сложный маневр журналиста произвел на Саймона впечатление.

Том Саган оказался серьезным противником.

Роча остановил машину, развернулся и направился к тому месту, где беглец съехал с шоссе.

– Давай, – приказал Захария.

Роча отъехал немного назад, чтобы набрать скорость, после чего нажал на педаль газа, и они перескочили канаву. Ему почти сразу удалось найти узкую дорогу, вьющуюся между деревьями, но поднявшаяся туча пыли закрывала обзор.

Им пришлось сбросить скорость.

Однако они не остановились.

Бене ждал, когда Фрэнк Кларк объяснит, что он имел в виду.

Ключ к железным вратам?

Роу было известно, что мароны ревностно хранят свои тайны. Их сообщество возникло в период кризиса, формировалось в жестоких схватках и лишениях и почти четыреста лет просуществовало, скрываясь от других людей. Они были прекрасными воинами с высоким боевым духом, а их существование основывалось на памяти о великих подвигах и легендах, которые передавались из поколения в поколение.

Железные врата?

Бене не интересовали легенды.

Он хотел возмездия.

И полковник должен был разделять его желание.

– Фрэнк, помоги мне, – попросил Роу. – Я пытаюсь найти рудник. Ты знаешь, что он где-то рядом, в горах. И это не легенда. Рудник и его сокровища принадлежат маронам. Они наши.

Он говорил четко, используя совершенный английский, показывая, что это будет современное решение старой проблемы.

– Я не уверен, Бене, – отозвался профессор.

– Испанцы украли его у таино. А мы к ним ближе других народов. Представь, что мы могли бы сделать, если бы легенда оказалась правдой, – убеждал его Роу.

Его друг молчал.

– Почему знак на земле так важен? – попытался Бене зайти с другой стороны.

Фрэнк жестом предложил ему войти в музей.

Внутри все напоминало хижину, в которой жил Фелипе. Настоящий дом марона, только вместо досок тесаные бревна. Пол положили в соответствии с древними обычаями: это была смесь глины и пепла, сбитая по плотности до бетона. Бене и сам использовал такой же рецепт в своем поместье для амбаров, сараев, а также для цехов, где перерабатывали кофе. Вдоль стен по периметру стояли найденные в горах артефакты, все с табличками, объясняющими их значение. Ничего особенного, все понятно и просто. Так, как помнили люди.

Мужчины прошли мимо деревянных столов с мисками и другой посудой. У стен стояли копья со ржавыми наконечниками, которые тем не менее по-прежнему оставались острыми. А самое почетное место, как и положено, занимали абенги, сигнальные рога. Бене еще мальчишкой научился трубить в такой коровий рог – когда-то подобные приспособления заменял маронам интернет – и издавать ноты, которые несли сообщения на многие мили. Здесь же были выставлены барабаны, ловушки для птиц, котелки и даже копия палатки целителя: в таких в каждом селении лечили больных.

– Я давно здесь не был, – заметил Роу. – У тебя появилось больше экспонатов.

Кларк посмотрел на него.

– Тебе следует чаще к нам приезжать. Ведь ты марон, как сам только что сказал.

Тут все определялось рождением. Если один из твоих родителей был мароном, его дети тоже считались маронами.

– Я буду только мешать, – возразил гость профессора.

– Ты не прав, Бене. Здесь никого не интересует, что ты зарабатываешь деньги на игорных домах или шлюхах. Мы это знаем, и тебе нечего стыдиться. Мы гордимся своим прошлым. Не следует забывать, кем мы были и кто мы есть.

С этими словами Фрэнк остановился у деревянного помоста, занимавшего угол в конце зала. На нем стояло три барабана. Бене знал, что музыка служит важной частью привлекательности музея. Некоторые местные барабанщики считались лучшими на острове. Здесь часто устраивали представления, привлекавшие маронов и туристов, и сам Роу владел одним из барабанов, вырезанным из цельного куска дерева, найденного в горах. Кларк наклонился и вытащил из-под помоста деревянный ящик без крышки. Внутри лежал камень размером примерно в четверть квадратного метра, на котором Бене увидел все тот же символ, искривленный крест.

Он поднял глаза на друга.

– Ты об этом знал?

– Две линии, пересекающиеся под углом, одна с крючком на конце. Этот знак встречается в нескольких священных местах, – ответил ученый.

Бене посмотрел на высеченный знак, идентичный по форме и размеру тому, что он вчера видел на могиле.

– Хочешь посмотреть на еще один? – спросил Фрэнк. – В горах.

– Я думал, ты ждешь посетителей.

– Их примет кто-нибудь другой. Нам нужно поговорить.

Глава 26

Том продолжал быстро вести машину по дороге, которая шла прямо еще полмили. Если Саймон решит его преследовать, это будет достаточно сложно из-за пыли, которая поднималась из-под колес. Инстинкты не подвели репортера: он сразу понял, что Захарии нельзя доверять. И еще одно: он успел разглядеть лицо человека, сидевшего за рулем, – угловатое, темные вьющиеся волосы, – это был один из двух мужчин, угрожавших Элли.

Адвокату поручили забрать у него пакет, находившийся в гробу. А что тут делает водитель? Следует ли из этого, что Элли держат где-то рядом? Учитывая возможности интернета, Саган не мог знать, где прячут его дочь. Но если один из ее тюремщиков здесь, значит, она неподалеку. Звучит убедительно. В какой-то момент Саймону придется показать ему Элли. Или он полагает, что Том настолько сломлен и слаб, что будет выполнять его приказы, не задавая вопросов?

Весьма возможно.

Это приводило журналиста в ярость.

Сейчас все козыри были у него на руках. Кровь все еще текла по его жилам, сердце стучало, нервы отзывались на приказы. Он чувствовал себя так много лет назад, когда у него появлялась тема для интересной статьи.

И ему это нравилось.

Впереди Том увидел мост из железнодорожных шпал, перекинутый через ирригационный канал. Он знал, что в апельсиновых рощах имеется огромное количество канав для отвода дождевой воды. В прежние времена ее качали насосы, и Саган провел немало летних дней, очищая их от травы и мусора.

И тут ему в голову пришла новая идея.

Он притормозил, пересек мост и остановился на другой стороне канала, после чего распахнул дверцу, выскочил из машины и побежал назад.

Канал был шириной в двадцать футов, а мост построили из длинных шпал, которые поддерживал центральный столб. Шпалы лежали бок о бок, но Том знал, что их можно перемещать, так как на канале имелись и другие центральные столбы. Он и сам не раз передвигал шпалы с одного места на другое.

Пыль по ту сторону моста начала оседать.

И беглец услышал шум мотора.

Этот шум приближался.

Шпалы, каждая четыре дюйма толщиной, были соединены попарно, на расстоянии в четыре фута – так, чтобы по ним могли проехать машины. Том подбежал к мосту и сбросил с опор одну пару шпал, а затем еще одну.

Мышцы у него дрожали от напряжения.

Он вернулся на свой берег и скинул еще две шпалы.

Теперь его отделяло от Саймона двадцать футов.

Пыль на противоположной стороне рассеялась.

Саган увидел машину.

Саймон внимательно смотрел вперед.

Роча гнал автомобиль по проселочной дороге между деревьями, но ему приходилось притормаживать из-за плохой видимости. К счастью, пыль впереди постепенно рассеивалась.

И тут он увидел.

Том Саган стоял на другом берегу широкого канала. Из центра поднималась одинокая свая. Водитель тоже увидел препятствие и ударил по тормозам. Машина остановилась, ремень безопасности натянулся.

Роча выругался.

Захария посмотрел в окно.

– Выключи двигатель, – приказал он.

Том вернулся к машине и взял пистолет. Он оставил открытой дверцу со стороны водителя и стоял так, что машина оставалась между ним и Саймоном. Конечно, один из них мог перебраться через канал, но прежде чем он это сделает, репортер успеет их пристрелить.

Пат.

Как раз то, что ему требовалось.

Теплый ветер освежал кожу, но Саган почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.

– Хорошо! – крикнул Саймон. – Чего ты хочешь?

– Мою дочь! – крикнул в ответ журналист.

Он стоял, согнув колени, и смотрел на своих преследователей через открытые окна автомобиля.

– Я знаю, что у тебя есть пистолет, и ты выбрал надежное место за машиной. Мы не станем на тебя нападать! – сообщил ему Захария.

Человек, стоявший рядом с ним, не шевелился.

– Мне бы следовало пристрелить твоего подручного! – крикнул Том. – Он лапал мою дочь!

Оба его противника замерли совершенно неподвижно.

– Он выполнял свою работу! – возразил Саймон. – Делал то, за что я ему плачу. А мой адвокат свою работу сделать не смог!

– Я хочу Элли, и тогда ты получишь то, что хочешь!

– Ее здесь нет!

– А как тут оказался сукин сын, которому ты платишь?

– Он летел всю прошлую ночь.

Том промолчал, готовый слушать Захарию дальше.

– Она в Вене, – объяснил тот. – Если ты хочешь ее увидеть, тебе следует отправиться туда!

Австрия.

– Я там живу. Возможно, ты это знаешь. Ведь ты же был репортером! – добавил австриец.

– Пошел ты!

Захария рассмеялся.

– Уверяю тебя, я все еще могу причинить твоей дочери ужасную боль. И только из-за того, что ты доставляешь мне столько проблем!

Этот тип блефовал, и если еще вчера беглец бы колебался, то сегодня он совершенно точно знал, что следует делать. Он – Том Саган, обладатель Пулитцеровской премии, журналист, занимающийся независимыми расследованиями, что бы ни говорили его враги.

– Тогда ты можешь навсегда попрощаться с тем, что у меня есть.

Молчание.

– Что ты предлагаешь? – спросил наконец Саймон.

– Мы совершим обмен.

На тот раз Захария заговорил после долгого молчания:

– Я не могу привезти ее сюда.

– А как ты планировал ее освободить – или ты вообще не собирался мне ее возвращать? – спросил Том.

– Я рассчитывал, что ты посмотришь видео, а уж потом произойдет счастливое воссоединение со слезами.

– Так не выйдет.

– Очевидно, нет. Что ты предлагаешь?

– Мы произведем обмен в Вене.

Саймон не поверил своим ушам.

– Ты собираешься туда лететь? – спросил он.

– И ты тоже.

Захария подумал, что все еще может получиться. Конечно, имелась серьезная проблема: Элли Беккет уже мертва. И тем не менее у него оставалась надежда добраться до своей цели.

– Хорошо! – согласился он. – Когда?

– Завтра днем. В пять часов. Собор Святого Стефана.

Том сделал свой выбор обдуманно. Он несколько раз бывал в Вене, а однажды прожил там целый месяц, когда освещал войну в Сараево. Он знал этот готический собор, находившийся в самом сердце города. Люди. Много людей. Отличное место для обмена. Там он будет в безопасности. Хотя, конечно, нужно продумать пути отступления до того, как Саймон сделает свой ход.

Но эту проблему он решит позже.

– Завтра, в пять часов! – крикнул он.

– Я буду!

Захария и его человек вернулись в машину, и через несколько секунд она скрылась в облаке пыли.

Том отошел от двери и опустил пистолет. Его рубашка промокла от пота, все внутри у него горело, и он тяжело дышал. Только сейчас журналист обратил внимание на аромат цветущих апельсинов: все деревья вокруг были усыпаны белыми цветами.

С детства знакомый запах.

С тех пор прошло столько лет…

Саган провел рукой по трехдневной щетине на лице.

Ни одна из его проблем не исчезла, но для человека, который собирался вчера умереть, он чувствовал себя невероятно живым.

Саймон был доволен.

– Найди способ поскорее выбраться отсюда, – сказал он водителю. – И сразу едем в аэропорт.

Роча позвонит и прикажет, чтобы приготовили самолет. Захария прилетел сюда на частном самолете и вернется в Австрию таким же способом. Он рассчитывал, что прилетит домой с тайной левита… Впрочем, он все равно скоро ее раскроет.

Наверное, Саган решил, что он очень умный, когда выбрал собор Святого Стефана. Да, вокруг будет много народа, чтобы обе стороны оказались на равных. Неплохое место для обмена дочери на пакет.

Пока не…

Захария триумфально усмехнулся, обдумывая свой план, – и очень скоро понял, насколько сильной будет его позиция.

Том Саган совершил фатальную ошибку.

И тот факт, что Элли Беккет мертва, не будет иметь ни малейшего значения.

Очень скоро отец к ней присоединится.

Глава 27

Том сумел выбраться из фруктового сада на шоссе, по которому доехал до автомагистрали 4 и покатил на запад, к Орландо. Усталость, от которой у него тяжелела голова и мутились мысли, исчезла. К сожалению, как только адреналин перестал кипеть в крови, перед глазами у него вновь и вновь стали возникать разложившиеся останки Абирама Сагана. Дети не должны видеть своих родителей такими. Абирам был сильным мужчиной. Жестким и неумолимым. Он пользовался всеобщим уважением, его высоко ценили в храме, его любила внучка…

А сын?

Журналист еще не был готов думать на эту тему.

Слишком много противоречий у них накопилось.

И все из-за религии.

Почему для отца было так важно, чтобы он оставался иудеем? Почему переход Тома в христианство привел к тому, что Абирам отказал ему в наследстве? Младший Саган очень много размышлял, пытаясь отыскать ответы на эти вопросы. Может быть, они найдутся в запечатанном пакете?

Том больше не мог ждать.

Он съехал с автострады, нашел заправку и припарковался, а потом, взяв ключ, проткнул пластик, нарушив целостность пакета, и внутрь проник воздух.

В пакете лежало три предмета.

Маленький пластиковый конверт, запечатанный клейкой лентой, карта и черный кожаный мешочек восьми дюймов длиной.

Репортер провел ладонью по коже.

Внутри находилось что-то легкое, тонкое и металлическое.

Он развязал бечевку и вытащил ключ.

Этот ключ был примерно шесть дюймов длиной, и один из его концов был украшен тремя звездами Давида. Мастер-ключ. Свое название он получил из-за того, что на его конце имелось несколько зарубок, которые цепляются за кулачок механизма замка. Теперь такие ключи встречаются редко. С самого детства Том помнил, что именно таким открывали синагогу во время церемоний. Но тот ключ был железным, а этот – из бронзы, и его поверхность совершенно не потускнела за прошедшие годы.

Затем Саган взял конверт и приоткрыл дверцу машины, чтобы впустить свежий воздух. Неловкими пальцами он снял клейкую ленту и вскрыл конверт. Внутри лежал сложенный втрое листок бумаги. Текст на нем был напечатан с одним интервалом.

«Если ты читаешь это письмо, сын, значит, ты вскрыл мою могилу. Я последний левит. Нет, я не рожден в Великом доме – меня избрали. Первый из нас, Иосиф Бен Ха Леви Хаиври, Иосиф, сын Левия на иврите, стал левитом по воле Христофора Колумба. В те времена Иосифа знали как Луиса де Торреса. Он был первым евреем, поселившимся в Новом Свете. И с тех пор линия наследования нарушена – каждого следующего левита назначал предыдущий. Меня выбрал твой дед, саки, а деда – его отец. Я хотел сделать тебя своим преемником и учил обычаям нашего народа, я мечтал доверить тебе мою тайну. Когда ты рассказал о своем намерении отказаться от иудаизма, я испытал опустошительную боль. Я собирался поделиться с тобой своим знанием, но твое решение делало это невозможным.

Ты считал меня сильным и несгибаемым, но на самом деле я был хрупким и слабым. А самым ужасным было то, что гордость не позволила мне с тобой помириться. Мы скорбели о твоем переходе в христианство, словно ты умер, и для меня так оно и было. Я мечтал, чтобы ты стал, как я, левитом, но ты выбрал иной путь. Евреев осталось совсем мало, сын. Мы не можем их терять. Я не знаю, известно ли тебе, что Элли теперь – одна из нас. Ее переход в иудаизм меня порадовал, хотя я прекрасно понимал, как он огорчил ее мать. Элли сама пришла к нашей вере и добровольно приняла иудаизм. Я никогда не оказывал на нее давления. Она искренна и благочестива. Но левит должен быть мужчиной, а я не смог найти достойного кандидата. Поэтому я уношу доверенную мне тайну в могилу. Насколько я понимаю, только ты или Элли имеете право вскрыть гроб. Так что теперь я передаю тебе то, что мне известно.

3.74.5.86.19.

Я понятия не имею, что это значит. Расшифровка не является задачей левита. Мы лишь хранители. Еще до твоего деда левиты сберегали еще один предмет. Но его спрятали после Второй мировой войны. Ключ, который прилагается к записке, мне дал Марк, но он не объяснил его назначения. Он жил во времена, когда нацисты угрожали всему, что дорого евреям. Марк сказал, что он позаботился, чтобы никто не сумел раскрыть тайну. Мы охраняем, сын, место, где спрятаны сокровища еврейского Храма: золотая Менора, Стол хлебов предложения и Серебряные трубы. Их привез в Новый Свет Колумб, который тоже был евреем. Там он их и спрятал.

Во времена Марка евреев убивали миллионами. Одна из задач левита состоит в том, чтобы адаптироваться к миру, где он живет, поэтому Марк внес некоторые изменения в то, что существовало до него. Он рассказал мне о них совсем немного, пояснив, что так будет лучше – теперь сокровища охраняет только голем, в священном для евреев месте. И он дал мне имя. Раввин Берлингер. Твой саки был жестким человеком. Вероятно, ты считаешь меня таким же. Но он выбрал меня, чтобы я хранил то, что осталось от нашей тайны, и я никогда не ставил его слова под сомнение. Сын, сделай то же самое. Выполни свой долг. Сбереги наше дело. Ты можешь спросить: какое это теперь имеет значение? Но такие вещи решать не левиту. Наш долг в том, чтобы поддерживать доверие тех, кто жил до нас, – меньшее, что мы можем сделать, учитывая, какие жертвы им пришлось принести. Евреи сильно и долго страдали. А если учесть, какие события ежедневно происходят на Ближнем Востоке, то я начинаю думать, что твой саки поступил правильно, когда внес свои изменения, навсегда сохранив их в тайне.

Ты должен знать еще кое-что, сын. В моем письме, где я завещал тебе дом, нет ни слова фальши. Я никогда не верил, что ты совершил нечто плохое. Я не знаю, что произошло, но уверен, что ты не мог смошенничать. Сожалею, что не сказал это тебе, пока был жив, но я люблю тебя».

Закончив изучать письмо, Том прочитал последнюю строчку еще раз.

С тех пор, как он был совсем маленьким, Абирам ни разу не сказал, что любит его.

И еще его поразило упоминание о деде, Марке Эдене Кроссе.

Саки.

Это был искаженный иврит. Слово «sabba» означало «дед», а «savta» – «бабушка». Маленьким мальчиком Том не мог выговорить эти слова правильно и называл деда саки – и это имя сохранилось до самой смерти старика.

Том посмотрел на третий предмет: дорожную карту Ямайки, составленную компанией «Мишлен». Он аккуратно развернул ее и увидел четкие очертания острова с его топографией и дорогами, после чего отметил дату выпуска – 1952 год. Затем журналист обратил внимание на надпись, сделанную выцветшими синими чернилами. Отдельные цифры. Он быстро прикинул их количество – около сотни от одного побережья до другого.

Он увидел все, что находилось в пакете.

Сокровища Храма?

Как это возможно?

Элли сидела рядом с Брайаном. Видеозапись закончилась. Они видели, как агент Брайана свернул на проселочную дорогу, преодолел канаву и поехал через цветущую апельсиновую рощу. Потом он выскочил из машины и побежал вперед. Вернулся агент через пятнадцать минут и рассказал, что произошло.

Он находился в пятидесяти ярдах, но сумел услышать, как перекрикивались Саймон и Том Саган. Саган хотел вернуть дочь, а Захария дал ему понять, что она в Вене.

– Но для него я мертва, – сказала Беккет Брайану. – Он блефует?

– У него все карты на руках, – ответил тот. – Твой отец не может проверить его слова.

Девушка слушала, как агент рассказал о предполагаемом месте и времени встречи – пять часов дня, внутри собора Святого Стефана.

– Твой отец думает, что там он будет в безопасности, – сказал Джеймисон.

Пару недель назад Элли как раз побывала в соборе.

– Но там всегда много людей, – заметила она.

– Ты же сама все сказала. Для Саймона ты мертва. Он знает, что не сможет осуществить обмен.

Однако Захария на него согласился.

В глазах Беккет появилась тревога.

– Так и есть, – кивнул Брайан. – Твой отец направляется именно туда, где Саймон хочет, чтобы он находился. Вопрос лишь в том, имеет ли это для тебя значение?

Глава 28

Бене следовал за Фрэнком Кларком по неровной тропинке, вьющейся среди зарослей папоротников. К счастью, он надел джинсы и ботинки. Когда тропинка становилась почти незаметной, полковник прорубал дорогу при помощи мачета. По лесу пронесся хриплый крик попугая, перекрывая непрерывный стук дятлов. Здесь можно было не бояться ядовитых змей: мангусты, столетия назад завезенные из Индии, чтобы покончить с крысами, заодно разобрались и с рептилиями.

Роу было тридцать семь лет, и он находился в хорошей форме, но подъем сильно утомил его, и по лицу и шее мужчины струился пот. Полковник был на тридцать лет старше его, но двигался легко и уверенно, неспешно шагая вперед, а его дыхание оставалось ровным. Всякий раз, когда Бене поднимался в горы, он вспоминал о своих предках. Игбо[238] из Бенина и мандинго[239] из Сьерра-Леоне. Угнанных из Конго и Анголы и пойманных на Золотом Берегу.

Они были самыми стойкими.

Почти все лидеры маронов были коромантинами, попавшими сюда с Золотого Берега, в том числе и его прапрапрапрадедушка.

Мать множество раз рассказывала Бене о мучительном пути африканцев в Новый Свет. Сначала плен, затем заключение в форту или в фактории, а потом их помещали вместе с другими несчастными, часто их старыми врагами. Наконец всех пленных сажали на переполненные корабли, и они переплывали Атлантику. Многим не удавалось пережить дорогу, и их трупы выбрасывали за борт. А из тех, кто уцелел, большинство породнились навсегда – и с тех пор называли себя корабельными братьями и сестрами. Пятый круг ада начинался, когда они прибывали в Новый Свет, где их, как скот, выставляли на продажу, а последнее испытание заключалось в том, что те, кто уже привык к ярму, учили их выживать.

Голландцы, англичане и португальцы – все они в этом виновны.

И хотя физические оковы давно исчезли, осталась некая форма психологического рабства – некоторые ямайцы отказывались признать свое африканское прошлое.

Но мароны к этой категории не относились.

Они не забыли.

И никогда не забудут.

Бене и Фрэнк продолжали подниматься в горы, и Роу уже слышал шум воды. Это было хорошо. Он хотел пить. Их окружали алые цветы, в стародавние времена получившие имя «лесное пламя». Бене узнал о них в детстве, когда мать рассказала ему, что их липкий сок помогает от глазных инфекций. Тогда юный Роу представлял себя воином-мароном, идущим вдоль ручья, чтобы сбить со следа собак, или шагающим спиной вперед, чтобы проложить след, ведущий в никуда. Он мысленно заманивал британских солдат к обрывам, откуда они не могли спастись, или приводил их в узкие расселины, а потом забрасывал камнями и бревнами и поражал стрелами.

Для проверки воды, которую враги часто отравляли, мароны использовали коз, но животных не пускали в селения, чтобы их блеяньем не выдать свое местоположение.

Мароны, мастера засад, умели прятаться в коконах из лиан так, что даже глаз не было видно. Их копья джонга тоже скрывались под плотным покровом из листьев. В результате они становились совершенно невидимыми в лесу, получая огромное преимущество перед врагом. Этим секретом они ни с кем и никогда не делились.

После сражения они убивали всех вражеских солдат, кроме одного или двух, чтобы те рассказали о поражении и не произнесенном вслух вызове.

Присылайте еще.

Пожалуйста.

– Сегодня с нами наши умершие, – сказал Кларк.

– Ты их слышишь, Фрэнк? – повернулся к нему его спутник.

– Только не плохих духов. Лишь наших стариков. Они бродят по лесам и присматривают за нами.

Бене слышал легенды о духах, которые разговаривали высокими гнусавыми голосами и боялись соли. Если такие духи оказывались рядом, человеку начинало казаться, что они проникли к нему в голову, и кожа у него начинала гнить. Они даже могли напустить болезнь – и поэтому в далеком детстве мать всегда спрашивала его после того, как он приходил домой с синяками и ссадинами: «Это тебя дух приложил?»

Роу улыбнулся, думая о матери – кроткой тихой женщине, которая вышла замуж за неистового мужчину. Но ее единственный сын оказался столь же неистовым и склонным к насилию, как и муж. Только вчера он убил двоих человек. Кто знает, быть может, их духи бродят среди деревьев и ищут его.

«Зажги спичку», – сказала как-то ему мать.

Он выполнил ее просьбу.

«А теперь задуй ее, скажи «один» и брось спичку на землю».

Сын вновь повиновался. Они находились в лесу, в горах над Кингстоном – оба любили приходить сюда, подальше от безумной городской жизни. Здесь мать рассказывала Бене о таино, африканцах и маронах.

А сегодня пришел черед духов.

«Сделай это еще раз и скажи «два», – попросила женщина.

Юный Роу зажег спичку, задул ее и отбросил в сторону.

«После того, как ты зажжешь третью спичку, – продолжала мать, – задуй ее, скажи слово, но не бросай. Так ты обманешь духа. И он будет всю ночь искать спичку, а ты сможешь убежать».

– Это там, – сказал Фрэнк, заставив Бене вернуться в настоящее. – Осторожнее на камнях. Если поскользнешься, можешь упасть.

Его друг заметил маленькую расселину под большим фиговым деревом, корни которого закрывали вход, словно прутья решетки.

– Пещера уходит сквозь гребень горы на другую сторону, – сказал полковник. – Мароны использовали ее, чтобы спастись от преследователей. Мы нападали на англичан, причиняли им максимально возможный ущерб, а потом отступали. Солдаты следовали за нами, но мы проходили сквозь скалу. К счастью, англичане не любили пещеры.

Ямайка напоминала губку с множеством проходов, соединенных между собой туннелями, реки здесь исчезали под землей в одном проходе и появлялись в другом. Знание тайных путей и позволило маронам выжить.

Фрэнк подвел Бене к входу, и он увидел импровизированную дверь, которая закрывала проход на глубине в два фута.

– Так мы не даем летучим мышам пробраться внутрь, – объяснил он.

Они убрали дерево, и Роу заметил под дверью три фонарика.

– Удобнее держать их здесь, – ответил на его незаданный вслух вопрос Кларк.

Мужчины взяли по фонарику и вошли внутрь. Проход оказался таким низким, что им пришлось присесть. Бене старался не задевать головой потолок из известняка с торчащими острыми выступами. Под ногами у него чавкала сырая глина – к счастью, на полу не было еще и гуано.

Они прошли несколько метров и остановились. Фрэнк направил луч фонарика на стену, и его спутник увидел простой рисунок, высеченный на стене.

Кривая буква «Х».

– Это таино? – спросил он.

– Пойдем дальше, – предложил полковник.

Проход привел их в высокое темное помещение с холодным воздухом. Когда они направили лучи фонариков на стены, Бене насчитал четыре выходящих из него туннеля.

И еще они увидели пиктограммы.

Маис, птицы, рыбы, лягушки, черепахи, насекомые, собаки и нечто вроде местного вождя в парадном одеянии.

– Таино верили, – сказал Фрэнк, – что духи их предков живут в пещерах и выходят только по ночам, чтобы есть момбины[240]. Однажды ночью сливы оказались настолько вкусными, что духи не заметили, как взошло солнце, и тогда они превратились в людей.

От матери Бене слышал такую же историю сотворения мира.

– Пещеры были нашим убежищем, – продолжал Кларк. – Таино не хоронили своих мертвецов, а просто укладывали их в темных местах. Говорят, их прах до сих пор устилает полы пещер.

Роу чувствовал, что ему оказывают честь, допустив сюда, в это место, мирное и безмятежное, как часовня.

– Таино ненавидели испанцев. Чтобы избежать рабства, они прятались в таких же пещерах и умирали от голода, – рассказывал тем временем Фрэнк. – Некоторые уходили быстро, выпив яд маниоки. Другие мучились значительно дольше. – Полковник ненадолго замолчал, но потом заговорил снова: – Колумб называл их индейцами, а сейчас люди неправильно называют их араваками. Но таино были теми, кем были. Они появились здесь за семьсот лет до Колумба, приплыли на каноэ из Юкатана и решили, что тут будет их дом. Однако европейцы уничтожили их за каких-то сто лет. Они убили шестьдесят тысяч человек.

Голос Фрэнка наполняло презрение, и Бене полностью разделял его чувства.

– Кривое «Х» начертили не таино, – продолжал полковник. – Таких значков не нашли ни в одной из пещер, где они делали рисунки на стенах. Это испанская метка, она отмечает важное место. Мароны давно знают этот символ, но мы не говорим о нем. Тех, кто ищет затерянный рудник, также интересует кривой «Х».

Те же самые слова произнес Захария Саймон, только он ничего не стал объяснять.

– Значит, рудник существует? – уточнил Роу. – Я никогда не слышал, чтобы ты это говорил.

– Легенда о золоте абсурдна. Таино оно не интересовало. Они гораздо больше ценили гуанин.

Бене знал, что так называется сплав меди, серебра и золота, и видел артефакты из этого красновато-пурпурного металла.

– Им нравился аромат, который появлялся, когда гуанин соприкасался с их влажной кожей, – продолжал Фрэнк. – Чистое золото имеет желтовато-белый цвет, оно лишено запаха и непривлекательно. Гуанин – совсем другое дело. Он стал для них особенным, ведь они не могли выплавлять его сами. Им пришлось учиться у тех, кто приплыл на север из Южной Америки. Для них золото находилось в ручьях, а гуанин приходил с небес.

– Так ты хочешь сказать, что у них не было золотого рудника?

– Наверняка я не знаю, Бене. Нам известно, что они использовали золото, так что его источник мог быть для них важным. Кроме того, двести тонн золота отправили в Испанию из Нового Света в течение следующих ста лет после Колумба. Часть с Ямайки, из-за чего погибли тысячи таино.

Кларк замолчал, глядя на рисунки, освещенные лучами фонариков.

Роу они тоже заинтересовали.

– Они опускали палочки в уголь, смешанный с жиром и пометом летучих мышей. – Теперь полковник говорил совсем тихо. – Как просто, но сколько лет прошло – а картинки остались.

– Кому известно об этой пещере?

– Никому за пределами нашего сообщества. Мароны много лет приходили сюда.

Бене и сам ощущал какое-то диковинное родство с этим местом.

Фрэнк повернулся к нему и протянул клочок бумаги. Перед тем как начать подъем в горы, полковник заглянул в музей.

Тогда Роу не понял, зачем он это сделал.

«8 шагов» – было написано на бумажке.

А чуть ниже стояла необычная подпись Колумба с кривыми «иксами».

– Это подпись Христофора Колумба. – Фрэнк посветил фонариком на листок. – Тут все очень запутано, что многое говорит об этом человеке. А самым важным остаются две буквы «Х».

Бене и сам уже это заметил. Оба крестика были кривыми. В точности как тот, что он видел на могиле, в испанских документах, в музее и на стене снаружи.

Он посмотрел на Кларка.

– Ты никогда мне об этом не рассказывал.

– Мы обречены, Бене. Как и двести лет назад, мароны слишком сильно ссорятся между собой. Мы стали врагами самим себе. Правительство это понимает и, как и англичане много лет назад, продолжает натравливать нас друг на друга. Вот почему им нет нужды выслушивать наши жалобы. Я пытался, но других полковников трудно в чем-то убедить.

Роу знал, что это было правдой.

– Бене, тебя уважают полковники. Но они тебя боятся, – сказал его друг. – Они знают, чем ты занимаешься. Они берут твои деньги, но им известно, что ты убиваешь людей.

– Только в тех случаях, когда у меня нет выбора.

– Именно так мароны оправдывали убийства с тех самых пор, как мы впервые сбежали в горы. «Только когда у нас нет выбора». Однако мы убили огромное количество людей.

Здесь, под землей, стоя рядом с этим образованным человеком, Бене решил быть честным.

– Я делаю то, что должен, – попытался объяснить он. – Некоторые понимают только насилие. Да, я действительно зарабатываю деньги на игорных домах, шлюхах и грязных фильмах. Но мы ничего не продаем детям и не привлекаем их к нашим делам. Мои женщины должны посещать врачей и оставаться чистыми. У меня жесткие правила, и я живу в соответствии с ними.

Кларк поднял руки, шутливо сдаваясь.

– Тебе не нужно меня убеждать, Бене. Мне все равно.

Однако Роу хотел оправдаться перед самим собой.

Станут ли духи ему помогать?

– Будь тем, кто ты есть, Бене, – сказал полковник. – Ничего другого нам не остается.

Обычно Роу не ставил под сомнение то, что делал, но это место действовало на него особенным образом.

– Я считаю, что кривое «Х» оставил Колумб, – сказал Фрэнк. – Чтобы обозначить это место. Возможно, метка ведет к затерянному руднику.

– В этой пещере?

Полковник покачал головой:

– Нет, не здесь. Но в этом месте они поставили метку не без причины. Почему? Кто знает… Настоящее место никому не известно.

Саймон говорил о Колумбе, затерянном руднике и левите, который якобы рассказал все, что знал. Но он никогда не упоминал о подписи Колумба или о том, что сегодня поведал Роу Фрэнк Кларк.

Потому что не знал?

Совершенно исключено.

Захарии было известно многое. Поэтому он находился во Флориде и что-то делал с мужчиной и его дочерью, которая написала статью о Колумбе в журнале. Однако Бене ее не читал.

Пришло время исправить эту ошибку.

– Теперь нас хотят сохранить, – сказал Фрэнк. – Рассуждают о культуре маронов и о нас так, словно мы уже исчезли. Но мы все еще здесь.

Роу согласно кивнул.

– Если ты найдешь затерянный рудник, Бене, возможно, ты окажешься прав. Такое богатство можно использовать, чтобы изменить наше положение. Деньги – это всегда сила, а у нас их нет. В отличие от других маронов, я никогда не винил евреев в том, что они на нас наживались. Нам требовались припасы и патроны, и они их нам продавали. Британцы нуждались в том же – и евреи удовлетворяли их потребности. Так устроен мир. Тех евреев больше нет, но мы остались.

Бене подумал о том, что Трей рассказал ему о братьях Коэн и о евреях, прятавших свои богатства еще во времена испанского владычества.

И о левите, который знал все.

– Ты думаешь, евреи могли спрятать свои сокровища на руднике? – спросил он полковника.

Тот пожал плечами.

– Все может быть. Легенды переплетаются. Никто ничего не знает наверняка.

Роу был рад, что пришел сюда.

Наконец он получил ответы на многие вопросы.

Кларк сказал правду. Деньги действительно дают власть. У него были серьезные связи с левыми и с Народной национальной партией[241], но он предпочитал правящую правоцентристскую Лейбористскую партию. Его звонки правительственным чиновникам всегда принимали во внимание, а просьбы выполняли. Бене редко о чем-то просил министров, но, если он к ним обращался, ему шли навстречу.

В голову ему пришла одна из пословиц маронов.

«Невинные и дураки – словно близнецы-братья».

Однако он не был ни тем, ни другим.

– Я найду рудник, – сказал Роу своему другу и предкам.

Глава 29

Элли возмущало самодовольство Брайана Джеймисона. Прошло два часа с того момента, как закончилось видео из Флориды, и все это время Брайан провел с телефоном в комнате за закрытой дверью. Девушка сидела на маленькой кухне и медленно пила кофе. Из окна открывался вид на сельский пейзаж, а чуть дальше начинался лес – и никаких тебе дорог или других домов. По чешскому времени было немногим больше семи вечера, во Флориде же теперь было позднее утро. Отец Элли направлялся в Вену, чтобы совершить сделку и освободить дочь.

И это по-прежнему удивляло ее.

Дверь открылась, и Беккет услышала шаги по деревянному полу. На кухню вошел Брайан, который так и не снял подплечную кобуру с пистолетом. Налив себе чашку кофе, он повернулся к Элли.

– Ситуация меняется очень быстро, – сказал он.

– Ты мне не нравишься, – отозвалась девушка.

Джеймисон рассмеялся.

– Думаешь, меня это волнует? Моя бы воля – я бы не стал мешать Саймону тебя прикончить.

Однако его бравада стала теперь не такой агрессивной.

– Что будет теперь? – спросила Беккет, проигнорировав его заявление.

– Тебя совсем не тревожит судьба отца? Он подставил себя под удар, чтобы спасти твою жизнь. Что будем делать по этому поводу?

Девушка не ответила.

– В соборе его ждет ловушка, – добавил ее новый знакомый.

– Ну так остановите его. Пусть твой человек во Флориде объяснит ему, что происходит.

– Каким образом? Мы не знаем, как он намерен попасть в Вену. Мой человек потерял его в апельсиновых садах. Твой отец точно не появится в Орландо. Уверен, что он поехал в Тампу, Джэксонвилл или Майями. Он совсем не идиот, вопреки тому, что ты о нем думаешь, поэтому он не полетит в Вену напрямую. Он доберется туда другим способом, и мы не сможем его перехватить до того, как он придет в собор.

– Тебе плевать на моего отца. Просто ты хочешь получить то, что у него есть.

– Совершенно верно. Однако в Вене он представляет для нас проблему. Да, он не мой отец, и мне на него наплевать.

– Мой отец был одним из лучших репортеров мира, – сказала Беккет. – Он знает, что делает.

Никогда прежде она не произносила этих слов.

– Так вот как ты пытаешься себя успокоить? Уверяю тебя, твой отец никогда не имел дела с такими людьми, как Захария Саймон. – Брайан сделал пару глотков кофе. – Я хочу понять, что происходит. И ты должна мне объяснить.

– Я ничего не знаю.

– Тогда повтори, что ты рассказала Саймону.

В 71 году нашей эры, после победы над восставшими евреями и уничтожения Иерусалима, Тит вернулся в Рим. Его отец, Веспасиан, стал императором и приветствовал сына, устроив величайшие празднества в истории Рима. Более одного миллиона погибло в Иудее, и теперь весь Рим пришел, чтобы восславить победителей. Восемь лет спустя, после того, как сам Тит занял императорский трон, он увековечил этот день, установив каменный барельеф, на котором он ехал по городу в колеснице, а перед ним везли сокровища иудейского Храма.

В течение 380 лет они оставались в Риме, а потом, в 455 году нашей эры, вандалы разграбили город. Византийский историограф написал, что вождь вандалов, «которого никто не смог остановить, вошел в Рим и забрал все деньги и украшения в городе, погрузил добычу на корабли, и среди прочего золото и драгоценные сокровища Церкви, а также еврейские святыни, привезенные в Рим сыном Веспасиана Титом после разрушения Иерусалима».

Храмовые сокровища увезли на юг, в африканский город Карфаген, где они оставались с 455-го до 533 года, пока Византия не покорила вандалов. Другой историк описывал триумфальное возвращение победителя в Константинополь в 534 году: «И еще там было много тысяч талантов серебра и все королевские ценности, и среди них сокровища евреев, которые Тит, сын Веспасиана, привез с собой в Рим после покорения Иерусалима».

Император Юстиниан выставлял еврейские сокровища в разных районах города. Несмотря на то что Юстиниан являлся одним из величайших лидеров Византии, он не пользовался любовью народа, и в результате недовольство жителей превратилось в открытый мятеж. Один из его современников писал: «И один еврей, увидев священные предметы, подошел к слуге императора и сказал: «Это сокровища Храма, и я думаю, что их не следует возвращать во дворец в Византию. Они не могут находиться ни в каком другом месте, кроме как там, куда Соломон, царь иудеев, их поместил. Потому что именно из-за них вандалы захватили дворец римлян, а мы, в свою очередь, победили вандалов». Когда его слова передали императору, Юстиниан испугался и отослал святыни в святилища христиан в Иерусалиме».

– Юстиниан был суеверен до безумия, – сказала Элли Брайану. – Он позволил неизвестному еврею напугать себя и поверил, что все цивилизации, владевшие храмовыми сокровищами после семидесятого года нашей эры, были уничтожены. Сначала евреи, потом Рим, затем вандалы… Станет ли он следующим? Поэтому где-то между пятьсот тридцать пятым и пятьсот пятьдесят четвертым годом нашей эры он приказал вернуть сокровища на Святую Землю.

Брайан с сомнением посмотрел на Элли.

– Саймон хочет найти храмовые сокровища?

Девушка кивнула.

– Три самых священных предмета для всех иудеев. История теряет их след после того, как их вывезли из Константинополя. Захария сказал, что мой дед был левитом, единственным живым человеком, знавшим, где они спрятаны. Он считает, что пакет, который я положила в гроб деда, приведет нас туда.

– Но зачем? Едва ли его интересует их стоимость. Он миллиардер.

– Саймон хочет вернуть сокровища евреям.

– И ты ему поверила?

Тут Элли самой захотелось кое-что понять.

– А в чем твой интерес? – спросила она, прищурившись.

– Расскажи мне остальное. Какое отношение к этому имеешь ты?

После того как римляне разграбили Иерусалим в 70 году нашей эры, более 80 000 евреев переселили из Иудеи на Пиренейский полуостров – в те времена он находился на западных границах Римской империи. Со временем туда перебрались и другие евреи, и вскоре там образовалось процветающее сообщество, а его жители получили имя сефарды.

Жизнь евреев там была вполне терпимой, потому что католическая церковь не сумела распространить свое влияние так далеко на запад. Вестготы, правившие теми землями, обратились в христианство после 587 года. И с тех пор начался повторяющийся период иберийской политики – евреям приказывали либо принять христианство, либо уехать. Многие соглашались креститься и становились первыми конверсо, но тайно сохраняли иудейскую веру, внешне делая вид, что они христиане. Десятки тысяч уехали сами или их выслали.

Периоды терпимости и нетерпимости сменяли друг друга. Часто у евреев отбирали имущество и все, что им принадлежало, в особенности если монархам требовались деньги. Когда в 771 году в Иберию вторглись мавры, евреи приветствовали их как освободителей. Жизнь под властью мавров стала золотым веком для евреев-сефардов. Их число росло, многие приезжали сюда из других мест.

Однако Реконкиста все изменила.

Христиане медленно, но верно завоевывали Иберию и вынуждали евреев принимать христианство. Начались погромы, и к 1400 году евреи стали объектом ненависти испанцев. Чтобы избежать смерти или преследования, тысячи евреев крестились – так возникла новая волна конверсо. Законы, запрещавшие евреям торговать, привели к застою. Землю перестали обрабатывать, финансы пришли в расстройство. Многие поселения приходили в упадок, а их жители становились нищими. Тогда для восстановления испанской экономики корона попыталась привлечь евреев обратно, предложив им определенные привилегии.

Это привело к успеху, но вызвало вспышку негодования среди христиан.

Когда Фердинанд и Изабелла, взойдя на трон, в 1492 году завершили Реконкисту, выгнав последних мавров с территории Испании, они издали эдикт, по которому евреи обязаны были либо перейти в христианство, либо покинуть страну.

Они также восстановили Инквизицию, которая выявляла фальшивых конверсо.

165 000 евреев решили уехать.

Другие остались и хранили свои тайны.

Многие погибли.

– Что ты узнала сама, а что от Саймона? – спросил Брайан.

– Я неплохо разбираюсь в истории евреев, – заявила Элли. – Изучала в университете.

– А я и не говорил, что ты ничего не знаешь. Просто мне необходимо понять, что замышляет этот безумец.

– Он рассказал мне историю. Мне неизвестно, насколько она правдива, но она удивительная. О евреях в Испании в те времена, когда плавал Колумб.

– Расскажи.

– С какой стати?

– Потому что от этого зависит жизнь твоего отца.

Глава 30

Из Орландо Том по кружному пути доехал до своего дома, чтобы взять паспорт. По дороге он заглянул в библиотеку, где воспользовался компьютером и заказал билет на рейс из Нью-Йорка в Братиславу, город в Словакии. Самолет вылетал из Нью-Йорка через Атлантику в восемь утра. Туда Саган должен был добраться самолетом из Джэксонвилла. Он решил, что так будет безопаснее, чем лететь через аэропорт в Орландо, поскольку Саймон наверняка поставил там своих людей. Поездка на север по автостраде заняла бы около двух с половиной часов. В Лондоне журналисту предстояло совершить пересадку, но после приземления в Словакии у него должно было остаться много времени. Он собирался взять машину напрокат, пересечь границу с Австрией и отправиться в Вену, которая находилась всего в сорока милях от границы.

Том припарковался в квартале от своего дома и подошел к нему сзади. Внимательно оглядевшись по сторонам, он не заметил ничего подозрительного, вошел в дом через заднюю дверь и понял, что спокойствие, которое всегда ощущал здесь, исчезло. Все кричало об опасности, и ему хотелось только одного – поскорее убраться отсюда. Мужчина быстро переоделся, нашел паспорт, взял куртку и несколько сотен долларов, которые всегда держал про запас, и ушел, решив купить все, что ему потребуется, по дороге. Казалось, вернулись прежние дни, когда он проверял наводки, распутывал головоломки и рассчитывал написать интересную историю. Сегодня Саган действовал правильно, сумел предвосхитить ходы противника, опережая его на шаг. Его дочь рассчитывала на него, и на этот раз он ее не разочарует.

А еще он оказался причастным к удивительным вещам – к тайне, которую его семья хранила многие годы.

И это, несмотря ни на что, взволновало его.

Том вышел из дома и зашагал к машине.

Впрочем, его тревожила одна вещь.

Захария Саймон слишком легко согласился на его условия.

Источники, которые слишком быстро на все соглашались, всегда вызывали у него сомнения.

Так что репортер продолжал размышлять.

Неужели он совершил ошибку?

Захария сел в зафрахтованный самолет. Собственного самолета у него не было: он считал это пустой тратой денег. Гораздо дешевле было арендовать. Самолет ждал его в Сэнфорде, международном аэропорту Орландо, расположенном к северу от города. Он подумал о том, каким образом Том Саган покинет Америку. Конечно, этому человеку хватит ума не соваться в Орландо. Однако австриец не испытывал ни малейшего беспокойства. Он хотел, чтобы бывший репортер оказался в Вене, а потому решил ему не мешать.

Саймон уселся в обитое плюшем кресло и пристегнул ремень. Двигатели самолета уже работали, и из кондиционера над его головой дул прохладный ветерок. Роча, пристроив багаж, присоединился к нему.

– Жаль, что она мертва, – сказал Захария, имея в виду Элли. – Возможно, я поторопился.

Его подручный пожал плечами.

– Джеймисон знал, где ее искать.

Да, эта проблема требовала внимания. Среди них есть шпион? Вне всякого сомнения. Нужно поговорить с Бене Роу и выяснить, почему Джеймисон его выслеживает. Очевидно, австриец недооценил желание Роу найти затерянный рудник Колумба. Он открыл марону совсем немного, чтобы показать, что он понимает, о чем идет речь.

Возможно, этого оказалось недостаточно.

«Я ищу могилу, – сказал он Роу. – Мы должны найти могилу левита».

«Зачем?» – поинтересовался тот.

«Левит хранил интересующую меня тайну. Лишь он один ее знал. Перед смертью он должен был передать ее кому-то еще. Но нельзя исключать, что этого не произошло. Однажды мой отец нашел подсказку в могиле левита. Ищи кувшин, высеченный на надгробном камне, – символ левита. И кривой «Х». Он также должен там быть».

Саймона не интересовал затерянный рудник Христофора Колумба. Он мечтал найти нечто куда более ценное. Но если мысли о руднике могли подстегнуть Бене Роу и заставить его действовать, почему бы не использовать такую сочную приманку? Когда Захария в первый раз вошел в контакт с Роу, он искал какие-нибудь ниточки к левиту. Но его первый разговор с мароном состоялся задолго до того, как Саймон познакомился с Элли Беккет и выяснил, что нынешний левит жил не на Ямайке, а в центральной Флориде.

И он оказался прав.

Левит унес свою тайну в могилу.

На самом деле Захария забыл про Роу. Они заключили союз около года назад, когда австриец пытался найти на Ямайке человека, который разделит его страсть и поможет ему в поисках. Брайана Джеймисона Захария уже встречал. Это был человек Роу, умный и изобретательный американец.

Самолет выехал на взлетную полосу.

К несчастью, Захария больше не мог игнорировать Бене Роу.

Бене сидел на веранде своего поместья и смотрел вдаль. Грозовые тучи двигались с севера через Голубые горы, и далекие раскаты грома возвещали об их приближении. Здесь часто шел дождь, что было очень хорошо для кофейных зерен.

Великолепный дом, георгианский особняк в креольском стиле, располагался на вершине пологого холма. Дом построили между 1771 и 1804 годом при британском владельце плантации. Белые каменные стены великолепно контрастировали с окружающим здание буйным зеленым лесом. Тот англичанин одним из первых начал выращивать кофе. Зерна завезли сюда в 1728 году, и с тех пор он собирал великолепные урожаи. Однако в более прохладном воздухе кофе вызревал дольше и в результате получался очень высокого качества. Сегодня на всей Ямайке только девять тысяч акров земли находилось выше шестисот метров над уровнем моря, что соответствовало ямайским стандартам кофе «Голубые горы». Стандарты установил отец Бене, прекрасно понимая, что земли Роу расположены на нужной высоте.

Когда-то пульперы стояли рядом с полями, чтобы быстро перерабатывать зерно. Современные транспортные средства сделали это необязательным. То, что выходило из пульперов, следовало высушить, взвесить и отсортировать, а перед этим выдержать шесть недель. Никакой другой кофе так не производили. Бене гордился своей землей и поместьем, а особенно домом, на модернизацию которого потратил миллионы. Рабы здесь больше не работали. Только мароны, и он платил им заметно больше, чем другие.

Камень с могилы левита лежал перед ним на столе. Роу тщательно отчистил его от черной земли, пока не открылся кривой «Х». Когда Бене возвращался домой из Чарльзтауна, он испытывал тревогу. Фрэнк Кларк рассказал ему о вещах, которых он не знал, и ему не понравилось, что друг так долго скрывал от него эти тайны. Однако ему не следовало удивляться. И теперь Роу размышлял о том, нет ли связи между мифом таино о важной пещере и легендой маронов о железных вратах, сокровищах евреев и затерянном золотом руднике Колумба.

Четыре истории.

Похожие и одновременно отличающиеся друг от друга.

Их будет очень непросто разделить. Возможно, найденные Фелипе документы прольют на эти тайны свет? Он надеялся, что Трею Халлибертону будет сопутствовать успех в архиве. Но пока Трей ему не звонил.

Пальцы Бене ласкали камень.

Какой странный символ…

Что он означает?

Лежавший на столе сотовый телефон начал вибрировать. Этот номер знали лишь немногие, главным образом помощники Бене. Он посмотрел на дисплей, увидел, что звонит Захария Саймон, и решил, что этот человек может и подождать, ответив ему только после седьмого гудка.

– Я понял, что неправильно себя вел по отношению к тебе, – сразу заявил Захария.

– Ты мне лгал, – отозвался Роу.

– Я лишь не рассказал тебе, что делал за границей Ямайки. Впрочем, это не твое дело.

– Если оно связано с затерянным рудником, то мое. И то, чем ты занимаешься во Флориде, имеет ко мне прямое отношение.

– Мне известно, что ты знаешь о моих действиях, – сказал Саймон.

– Ты мне лгал, – повторил Бене.

– На карту поставлено больше, чем просто потерянное золото.

– Не для меня.

– Я ценю то, что ты сделал, когда я находился на Ямайке. Ты предоставил мне интересную информацию – впрочем, я и сам это знал. И у меня возникла уверенность, что я предлагаю гораздо больше, чем ты в состоянии дать в ответ.

Роу посмотрел на горы и приближающуюся грозу.

– Я бы не стал недооценивать мои предложения.

Саймон рассмеялся.

– Брось, Бене, давай будем реалистами. Речь идет о вещах, значение которых выходит за пределы твоего острова. Эту тайну тщательно скрывали пятьсот лет. Возможно, часть ориентиров находится на Ямайке, но ответы определенно следует искать в другом месте.

– В Вене?

Джеймисон уже звонил Роу и сообщил о том, что произошло в апельсиновой роще во Флориде. Он не сомневался, что Саймон уехал оттуда и сейчас находится на борту самолета.

– Ты действительно хорошо информирован, – сказал Захария. – Чего ты хочешь, Бене?

– Чтобы мне говорили правду. Чтобы ты относился ко мне как к равному. Чтобы уважал меня.

– А что ты можешь предложить в ответ?

– То, что тебе очень нужно.

– И о чем речь?

– Об Элли Беккет.

Глава 31

В середине шестого столетия византийский император Юстиниан приказал вывезти сокровища еврейского Храма из Константинополя. Он поверил, что на них лежит проклятие, и приказал отправить их обратно на Святую Землю. Он считал, что если расплавить серебро и золото и пустить их в обращение как драгоценные металлы, это не поможет избавиться от проклятия. Сокровища следовало убрать из столицы. Император поручил столь важное дело своим доверенным лицам, которые обратились к местным купцам, чтобы те перевезли сокровища на корабле на юг. Все три предмета – золотую Менору, Стол хлебов предложения и Серебряные трубы – погрузили на борт.

Но как только корабль отошел от берега и скрылся из вида, капитан и команда – все они были евреями – повернули на запад и поплыли вокруг Итальянского сапожка, а потом на север, в сторону Иберии. Там три сокровища перенесли на берег и передали сефардам. Многие из них являлись потомками тех евреев, которых выслали сюда римляне после уничтожения Второго Храма. Наконец через 470 лет храмовые сокровища вернулись к своим законным владельцам.

И эти люди больше не хотели их утратить.

Сокровища тайно вывезли в горы, где они и пролежали тысячу лет под охраной потомков тех самых сефардов.

Тысячелетие выдалось бурным. Некоторое время евреи процветали и жили в безопасности, но к четвертому веку, когда христианство поглотило Римскую империю, евреев вновь начали преследовать. Однако многим удалось занять важные посты в торговле и ремеслах, а кроме того, немало евреев стали сборщиками налогов, министрами финансов, казначеями, банкирами и астрономами. Короли опирались на них.

Католическую церковь возмущало их влияние, и она начала кампанию по уничтожению евреев. Погромы стали регулярным явлением, и самые худшие из них произошли в четырнадцатом веке, когда погибли десятки тысяч евреев, а их имущество было конфисковано. Фердинанд и Изабелла наконец изгнали из своего королевства всех евреев, заставив их продать по невероятно низким ценам дома, земли, магазины и скот. Им больше не разрешалось вывозить из страны золото и серебро, и поэтому они были вынуждены менять драгоценные металлы на товары.

Сто двадцать тысяч евреев бежали в Португалию. Они заключили договор с королем, который со временем отказался от своих обещаний и поработил евреев. Другие направились в Северную Африку, но не смогли найти спасения от мавров. Многие выбрали Италию и Турцию, однако и там их сопровождали страдания и боль. К третьему августа 1492 года, когда Колумб отплыл из Испании в свое первое путешествие, положение евреев-сефардов казалось безнадежным.

– И они прибегли к отчаянным мерам, выбрав единственно возможный путь, – сказала Элли.

Брайан слушал ее очень внимательно.

– Их мир рухнул. Им было некуда деваться, – рассказывала девушка. – Европа, Африка… Никто не хотел их принимать. Поэтому евреи надеялись, что за океаном, в Азии, они сумеют найти себе место. Там, куда направился Колумб.

– Ты хочешь сказать, что Христофор Колумб искал новую родину для евреев? – удивился Джеймисон.

– Вот именно. В те времена существовала легенда о стране на востоке, где евреи жили свободно и ничего не боялись. Никто не знал, правда ли это. Но у этого народа не было ничего, кроме мифа. Они верили, что должно существовать место, где жизнь будет к ним не столь жестока. Ты знаешь, кто на самом деле финансировал путешествие Колумба? Нет, Изабелла не продавала свои драгоценности, как гласит легенда. Испанская монархия находилась на грани полного разорения. Они не могли финансировать рискованные предприятия – а к идее Колумба король с королевой относились именно так. Нет, его путешествие оплатили евреи.

Брайан заметно удивился.

– Луис де Сантанхель был конверсо, евреем из Арагона, который принял христианство, чтобы сохранить то, что он создавал всю жизнь. Его семья работала в правительстве, и когда королю Фердинанду требовались деньги, он обращался к Сантанхелям. К несчастью, они оказались среди первых жертв Инквизиции, и Луиса отдали под суд. Фердинанду пришлось вмешаться, чтобы его защитить. Луис знал многие королевские тайны и занимался самыми сложными делами королевства. Фердинанд нуждался в нем, и поэтому Сантанхелю сохранили жизнь. Именно Луис убедил короля и королеву поддержать Колумба, но они согласились только после того, как он выделил семнадцать тысяч дукатов из собственных денег на экспедицию. К нему присоединились и другие конверсо. Так что испанская корона ничего не теряла.

– Но почему я никогда об этом не слышал? – спросил Брайан.

– Потому что никто не хочет признавать, что Колумб был евреем и что именно евреи оплатили его путешествие, которое привело к открытию Нового Света. Но это правда. Я видела оригиналы бухгалтерских книг Сантанхеля в архиве в Симанкасе. Из них видно, как перемещались деньги и на что их выделяли.

Последние два года Элли занималась изучением экспедиций Колумба. Много лет назад дед заинтересовал ее своими рассказами, и Захария Саймон сразу понял, что ей многое известно.

– Евреи открыли Америку, – сказал Джеймисон, качая головой. – Это может многое изменить.

– Во время первого путешествия Колумба в Новый Свет вместе с ним на трех его кораблях отплыли восемьдесят семь человек, – продолжила Элли. – И, вопреки голливудской версии, ни одного священника. Однако на борту находился переводчик с иврита. Человек по имени де Торрес. Возможно, именно он первым сошел на берег в тот день в четыреста девяносто втором году. Колумб взял с собой переводчика с иврита не без причины. Он думал, что плывет в Индию и Азию, где евреи жили, ничего не опасаясь, и хотел иметь возможность разговаривать с ними. Кроме того, в трюмах каравеллы «Санта Анны», которую чаще называли «Пинта», лежали ящики с храмовыми сокровищами. Когда Сантанхель финансировал путешествие, он поставил Колумбу тайное условие. «Увези сокровища и спрячь их как можно надежнее. Испания перестала быть для нас безопасным местом».

– Значит, сокровища находятся где-то в Карибском бассейне? – спросил Брайан.

– Скорее всего, на Ямайке. Семья Колумба контролировала остров в течение 150 лет. Захария сказал, что несколько поколений потомков Колумба искали сокровища и выяснили о них что смогли. Но все знал левит, и этим человеком был мой дед.

Несколько мгновений Джеймисон молчал, погрузившись в размышления.

Элли переполняли сомнения – друг он или враг?

Она не знала.

– Ты хочешь помочь своему отцу?

– Я не хочу, чтобы ему причинили вред. – Девушка сказала это искренне, а потом спросила: – Что я могу сделать?

– Возможно, многое.

Глава 32

Том откинулся в кресле, пытаясь устроиться поудобнее и хотя бы немного поспать. Он добрался до Нью-Йорка и сел на самолет, улетавший в Лондон, без всяких проблем. Они поднялись в воздух ровно в восемь утра и должны были приземлиться, если верить пилоту, в половине восьмого. Журналист решил, что он спокойно пересядет на рейс в Братиславу, несмотря на то что у него оставалось совсем мало времени. Все места в самолете были заняты, свет в салоне приглушен, и после того, как пассажиры поели, стало совсем тихо. Кто-то смотрел фильм, другие слушали музыку или читали…

Саган размышлял.

По пути в аэропорт Джэксонвилла он проезжал мимо библиотеки. У него было время, и он воспользовался одним из компьютеров, чтобы порыскать по интернету и выяснить, кто такой Захария Саймон.

Шестьдесят лет, унаследовал крупное состояние, холостяк, живет уединенно. О нем было совсем немного сведений, если не считать того, что он спонсировал несколько фондов. Его семья всегда поддерживала Израиль, и Том нашел в архивах газетную статью, в которой говорилось о солидном финансовом вкладе отца Саймона в создание еврейского государства. Но репортер нигде не нашел упоминаний о вмешательстве Захарии в политику Ближнего Востока, и он не помнил, чтобы кто-то говорил о нем, когда сам Саган находился в том регионе. Саймон владел особняком в Австрии, в пригороде Вены, куда каждый год приезжали члены сионистских организаций для сбора средств для его фондов. Это была неофициальная встреча – никакой политики. Очевидно, Захария Саймон не любил раскрывать своих карт, понимая, что мир изменился. Теперь о человеке можно узнать очень многое после нескольких щелчков мыши. И если ты не хочешь, чтобы люди совали нос в твои дела, держись подальше от средств массовой информации.

Что Саймон и делал.

Записка из могилы Абирама, карта Ямайки и ключ лежали на столике перед Томом, освещенные лампой у него над головой, словно прожектором на сцене. Журналист взял ключ и принялся изучать три звезды Давида на одном из его концов. Что открывает этот ключ? Мужчина повернул его, и свет сверкнул на металлических гранях. Саган не успел рассмотреть ключ в машине, и теперь нечто на стержне привлекло его внимание. Нечто крошечное. Гравировка. Он поднес ключ к глазам и увидел надпись:

5 шагов

po nikbar

Дальше была изображена кривая буква «Х».

Репортер узнал первые два слова. Буквы иврита.

Po nickbar. Здесь лежит.

Такая же надпись, как на надгробном камне отца. Но подобные буквы украшали многие еврейские могилы. Том никак не мог понять, к чему относится третья отметка. «Х», одна из палочек которого искривлена. Том покачал головой. Что все это значит?

Сидевшая рядом с ним женщина спала, накрывшись одеялом. Многие другие пассажиры тоже засыпали.

Он понимал, что и ему следовало поспать.

Пока Том находился в библиотеке, он принял несколько предупредительных мер. Там за небольшую плату можно было распечатать текст. Но этого могло оказаться недостаточно. Что он станет делать завтра в соборе Святого Стефана?

Хороший вопрос.

Саган нуждался в ответе.

И времени у него осталось совсем мало.

Бене посмотрел на часы. Половина десятого утра на Ямайке, значит, в Вене половина четвертого ночи.

– У меня нет выбора, – сказал он Брайану по телефону. – Она нужна нам для обмена.

Роу только что рассказал Джеймисону о разговоре с Захарией Саймоном, в котором сообщил ему, что Элли Беккет жива.

– Ты поставил под удар нашего человека в Вене, – сказал Брайан из Вены.

– Я приказал ему исчезнуть. Саймон вместе со своим сторожевым псом летят на самолете домой. Мой человек уже покинул его резиденцию.

– Ты понимаешь, что сделал?! – рявкнул Джеймисон. – Мы работали с тобой из-за того, что у тебя был человек, близкий к Саймону.

И это было правдой.

Брайан Джеймисон появился в особняке Бене почти год назад, никого не предупредив о своем визите. Он был агентом американской разведки, работавшим на организацию под названием «Магеллан», и хотел выяснить, что Захария Саймон делает на Ямайке. Роу предложил ему кофе с пирожными, но ничего не сказал. Джеймисон вернулся через три дня, но на этот раз принес с собой толстую папку с огромным количеством информации о противозаконной деятельности Бене, который не мог поверить, что кто-то способен собрать столько сведений всего за три дня.

«На самом деле работа была проделана до того, как я пришел сюда в первый раз, – сказал тогда Брайан. – Мое начальство хотело дать тебе шанс сотрудничать с нами добровольно».

Бене рассмеялся.

«Можно подумать, я бы стал!»

Брайан указал на него пальцем и улыбнулся.

«Именно так я ей и сказал. Но она босс, так что мне ничего не оставалось, как выполнить приказ. К счастью, ты сказал «нет», поэтому все получилось, как я хотел».

Джеймисон также сказал, что данных у них достаточно, чтобы доказать несколько уголовных преступлений, совершенных Бене на Ямайке, в Соединенных Штатах и в нескольких странах Южной Америки, не говоря уже о государствах Карибского региона – все они могут открыть на него уголовные дела. Практически во всех подобных случаях суд сопровождается конфискацией имущества, из чего следовало, что активы Роу будут заморожены. Естественно, неприятностей можно избежать, если Бене согласится сделать одну простую вещь.

Работать на них.

«У тебя есть что нам предложить?» – спросил Брайан.

«Как насчет источника в окружении Саймона?» – поинтересовался Роу.

Джеймисона представили Захарии как одного из помощников Бене, и после этого их отношения стали весьма тесными. Брайан даже дважды участвовал в каких-то делах на территории Ямайки вместе с помощником Саймона, Рочей. Появление агента в Вене, несомненно, напугало Захарию. Настолько, что он тут же приказал убить Элли Беккет. Бене знал: американцам не понравится, что он сообщил Саймону о спасении этой девушки. Но какое ему дело? В их сделке не шла речь о том, что происходящее должно кому-то нравиться.

– Если бы я не рассказал о ней Саймону, – уточнил Роу, – я ему был бы больше не нужен.

Наступившая пауза показала, что Джеймисон понял: Бене говорит правду.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – наконец спросил Брайан.

– Позаботься о том, чтобы она завтра приняла участие в сделке. Он все еще думает, что ты работаешь на меня. Тебя я не продал.

– Бене, ты не представляешь, с кем имеешь дело. Саймон – исключительно опасный человек, и его интересует нечто посерьезнее затерянного золотого рудника. Я понял, что речь идет об очень важных вещах.

– И ты не собираешься поделиться со мной своими соображениями?

– Спустись на землю.

Роу рассмеялся.

– Я и не рассчитывал, – заявил он. – Но вот что ты должен знать. Для него все еще важно найти золотой рудник. Я слышал это в его голосе. К счастью для тебя, он нуждается во мне. Или, того лучше, нуждается в женщине.

– Я мог бы тебя арестовать.

– Но ты не станешь. Ты прекрасно понимаешь, что предпринятый мной ход оставил нас в игре.

– Я должен согласовать наши действия с теми, кто занимает более высокое положение, чем я.

– Ну так согласуй! Но я предлагаю тебе прийти в собор вместе с дочкой Сагана. Саймон будет ее ждать.

– Ты знаешь, что он хочет убить Элли и ее отца, а заодно и меня.

Роу снова рассмеялся.

– Твоя проблема.

– Я тебе не верю, Бене. Саймон вполне мог послать тебя к дьяволу. Элли ему не так уж и нужна. Ты наверняка предложил ему кое-что получше.

– О, да! Ты совершенно прав. У меня есть то, что ему нужно. Так что веди себя как хороший агент и делай свою работу. Приведи ее туда. Посмотри, что будет дальше. И ты поймешь, что Саймон вновь обратится ко мне.

Бене ответил не сразу:

– И тогда мы выясним, что нужно каждому из нас.

Том задремал. Он всегда умел спать в самолетах. Именно в такие моменты он отдыхал, перемещаясь из одного места в другое и готовясь к тому, что ему предстояло. Но он уже восемь лет этим не занимался. Теперь журналист думал о Мишель и о том, как ужасно испортил их жизнь.

«Ты лжец, Том. Женщины – твоя слабость».

«Может быть, я еще и мошенник?»

Его жена никогда не говорила, что думала о ситуации, в которой он оказался.

«Этого я не знаю. Что-то такое в тебе есть – лжецы склонны к обману. Но должна тебе сказать, что я была шокирована тем, что случилось».

Голос Мишель оставался спокойным: за год, который прошел после развода, ее гнев отступил.

«Я встретила другого человека, – сказала она Тому. – И собираюсь выйти за него замуж».

Он не удивился. Другие мужчины не могли не обращать на нее внимания.

«Я рад за тебя».

«Речь об Элли. Я уже говорила, не жди, иначе станет слишком поздно».

«Я знаю, знаю…»

«Мне пора, Том. И только что я была не права. Ты плохой муж и никудышный отец, но ты хороший репортер».

Саган вспомнил, что ее уверенность в его невиновности ранила еще сильнее.

После всего, что он с ней сделал.

Она продолжала в него верить.

Тогда они разговаривали в последний раз.

Следующие семь лет Том жалел себя и жил один. А Мишель снова вышла замуж, но слишком быстро умерла.

А его дочь даже не позволила ему присутствовать на похоронах.

Репортер взял себя в руки.

И задал себе естественный вопрос.

Что он скажет Элли, когда она будет свободна?

Глава 33

Захария устроился перед компьютером. Он вернулся в Вену четыре часа назад, и Роча отвез его в особняк. Во время перелета через Атлантику Саймон несколько раз засыпал и просыпался, охваченный тревогой.

Сегодня все решится.

Левит что-то спрятал в своей могиле, как предсказывали дед и отец Захарии, и он это нашел. Трюк Тома Сагана во Флориде пойдет только на пользу делу, ведь избавиться от двух тел к концу дня здесь будет легче, чем во Флориде. К тому же он заключил сделку с Бене Роу. Тут у него не было выбора. Теперь, когда появится возможность показать Элли Беккет Тому Сагану, все упростится. Тем не менее один вопрос оставался открытым. В окружении Захарии имелся шпион. В особняке на него работало тридцать два человека, включая Рочу, но личность предателя сомнений не вызывала – как только Захария вернулся домой, выяснилось, что Сумрак исчез.

И правильно сделал.

Среди прочего, они с Роу договорились, что его человек не пострадает.

При обычных обстоятельствах Саймон мог бы и не выполнить свое обещание, но Бене рассказал, что нашел на Ямайке могилу еще одного левита, кривой «Х» и документы, которые могут указать путь к исчезнувшему руднику. Захария считал, что должен оставить все пути открытыми.

По крайней мере пока.

Компьютер ожил, и на мониторе появилось лицо.

Мужчина среднего возраста с бородой и длинными бачками.

– Как обстоят дела в Израиле, друг мой? – спросил Захария.

– Еще один день переговоров. Наконец мы близки к заключению настоящего мира.

Австриец знал, как это происходит.

– Что мы отдаем? – задал он новый вопрос.

– Захария, нет ничего плохого в том, чтобы вести переговоры с противником.

– Если только ты не начинаешь уступать.

– Этого я не могу обещать. Вчера Кнессет обсуждал новые уступки. Соединенные Штаты на нас давят. Больше, чем когда-либо прежде. Они хотят увидеть встречное движение с нашей стороны. Серьезное движение. Мы пытаемся затянуть переговоры, но в конце концов нам придется сдаться.

Собеседник Саймона возглавлял одну из шести мелких израильских партий, политические взгляды которых разнились от крайне реформаторского подхода до ортодоксального. Он являлся центристом – вот почему Захария имел с ним дело. Обычно Захария игнорировал все шесть партий, но израильский парламент был разделен на враждебные группировки, в нем постоянно возникали и распадались коалиции, и каждый голос имел значение.

– Из Америки к нам поступают миллиарды долларов, – продолжал бородатый мужчина. – Конечно, некоторое время их можно игнорировать, но так не будет продолжаться бесконечно. Это реальность. Идут разговоры о том, чтобы убрать колючую проволоку на границе. Многие считают, что время пришло.

Физический барьер длиной в семьсот шестьдесят километров определял границу между Израилем и Палестиной. По большей части он состоял из трех рядов колючей проволоки, а те участки, которые проходили через города, представляли собой бетонные стены. По всей длине стен имелись посты и ворота, позволявшие переходить с одной стороны на другую. Идея состояла в том, чтобы определить границу и предотвратить атаки террористов с обеих сторон, и барьер эту функцию выполнял. Его уничтожение казалось немыслимым.

– Но почему эта идея вообще рассматривается? – уточнил австриец.

– Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать.

Нет, совсем не так.

– Правительство находится на последней стадии переговоров, – добавил израильтянин. – Скоро предстоят парламентские выборы. Все понимают, что грядут перемены. Какие, мы пока не знаем, Захария. А неуверенность приводит к компромиссам.

Саймон ненавидел то, что мир встревает во внутренние дела Израиля. Один мировой лидер за другим, в особенности американские президенты, стремились установить в этом регионе мир. Но евреи и арабы сражаются уже много лет, и их противоречия непреодолимы. И никто, кроме самих участников конфликта, не может понять глубины их разногласий.

Захария это понимал.

И собирался действовать.

Однако в его планы не входили уступки.

– Наш враг не хочет мира, – четко сформулировал Саймон свою позицию. – И никогда не хотел. Им интересны лишь наши уступки, ничего больше.

– Подобное мышление и привело к тому, что мы оказались в нынешнем положении, – заметил его собеседник.

Вовсе нет. Виновны в этом были люди вроде человека на экране и другие жители Израиля, которые действительно считают, что переговоры положат конец пятисотлетней вражде.

Идиоты.

Все до единого.

Евреев нужно заставить увидеть истину.

Так и будет.

Том быстро шагал через площадь перед собором Святого Стефана. Его часы показывали 12.25 дня. Он добрался в Вену с большим запасом времени, поскольку поездка на запад из Братиславы заняла всего сорок минут. Репортер припарковал взятую напрокат машину в нескольких кварталах от собора и теперь смотрел на массивное здание с зазубренной стрелой шпиля, которая вздымалась в лазурное небо. После того как Захария согласился на обмен, Саган решил, что ему потребуется помощь. Когда он сидел в библиотеке Джэксонвилла, ему повезло. Его знакомая из прежних времен по-прежнему работала в «Курьере», одной из самых крупных венских газет. В прежние годы газета выходила только в бумажном виде, а теперь существовала еще и в электронном варианте, и Том узнал имя одного из ответственных редакторов.

Инна Третьякова.

Саган свернул с площади и нашел проход, ведущий в лабиринт узких улиц. Прошло десять лет, но он хорошо помнил их расположение. Этот талант часто ему помогал. Он постоянно забывал имена, но никогда – лица и места. Кафе, которое он искал, когда-то было одним из его любимых, там собирались местные и иностранные репортеры. Том вошел в стеклянную дверь и сразу отыскал глазами фреску на потолке – превосходную оптическую иллюзию. Все остальное тоже почти не изменилось. И Саган сразу узнал лицо в толпе посетителей.

– Инна, ты, как всегда, очаровательна, – сказал он по-английски, подходя к коллеге.

– А ты сохранил свое обаяние.

Ей было около сорока пяти – густые светлые вьющиеся волосы до плеч, лицо с безупречной кожей, светло-голубые глаза… Время пощадило эту женщину, и ее фигура оставалась такой же, как прежде, стройной и изящной. Инна была замужем, и их с Томом связывали лишь дружеские и деловые отношения. Саган позвонил ей из Братиславы, и хотя они не разговаривали много лет, она сразу согласилась с ним встретиться.

– Мне нужна услуга, Инна, – сказал он теперь. – Я ужасно тороплюсь, у меня возникли трудности, но я надеюсь, что ты сможешь мне помочь.

– Ты всегда торопишься, Томас. – Третьякова была одним из немногих людей, кто так его называл.

– У моей дочери возникли неприятности здесь, в Вене, и я должен ей помочь. А для этого мне потребуется твое участие.

– Как твои дела? – спросила вместо ответа женщина.

Саган позволил ей сменить тему, потому что она искренне хотела знать.

– Не слишком хорошо, Инна, – признался он. – Но я сам виноват.

– Ты был лучшим репортером из всех, кого я знала, – сказала Третьякова. – Мне хотелось тебе это сказать после всего, что случилось, но я не смогла тебя найти.

– Я вроде как исчез. Жил уединенно.

– Наверное, это не очень хорошо. У тебя есть друзья, Томас. Люди, которые тебя уважают и которые никогда не верили в то, что про тебя писали и говорили.

Том оценил ее преданность. Однако лишь немногие из друзей пришли к нему на помощь, когда он в них нуждался.

– Томас Саган всегда был со мной честен, – продолжила его собеседница.

Журналист улыбнулся. Он уже давно не слышал таких слов.

– Теперь я давлю на моих людей, – добавила женщина. – Совсем как ты давил на меня, когда мы работали вместе. Я помню все, чему ты меня научил.

Десять лет назад она работала в иностранном отделе «Курьера», и они несколько раз вместе летали на Ближний Восток. Инна обладала прекрасным организаторским талантом, и у нее был краткий выразительный слог, так что Том всегда знал, что из нее получится отличный редактор.

– Твоя дочь попала в беду? – спросила она.

– Боюсь, что да. Мы с ней не очень близки, но я должен ей помочь.

– Конечно, должен, ведь она твоя дочь.

– А как дела у твоих детей? – поинтересовался Саган. Их у его подруги было двое, если он ничего не забыл.

– Оба растут, – ответила она. – Дочка, возможно, станет репортером.

Им было комфортно вместе, как и много лет назад. Возможно, Том ошибся, когда смешал всех своих бывших друзей в одну вонючую кучу…

Теперь он решил, что правильно поступил, позвонив Инне.

Она наклонилась к нему.

– Расскажи мне, Томас, что я могу сделать, чтобы помочь твоей дочери.

Глава 34

Элли услышала, как колокола над собором Святого Стефана пробили пять часов дня. Они с Брайаном подходили к храму с запада, по краю площади перед главным входом.

– Саймон сейчас для нас не проблема, – сказал Джеймисон. – Ты нужна ему внутри, чтобы он мог показать тебя отцу. Но после он сразу станет опасен.

Это пугало девушку – ей совсем не хотелось быть приманкой.

– Я должен вывести тебя и твоего отца из собора перед тем, как Саймон сделает свой ход, – продолжил Брайан. – А он его обязательно сделает. Вопрос только, где и когда.

Прохожие куда-то спешили по своим делам. Они находились в самом сердце Вены, и собор выделялся на фоне низких компактных зданий. От площади отходили две самых престижных улицы с бесчисленными магазинами. Взгляд Элли остановился на одном из открытых ресторанов, где струнный квартет играл Брамса. Пахло жарящейся курицей. Все вокруг дышало и двигалось, и невозможно было предугадать, откуда придет опасность.

– У тебя есть здесь какая-то поддержка? – спросила Беккет.

– Я работаю один.

– Когда мы в первый раз встретились в кафе, с тобой были какие-то люди.

Брайан посмотрел на Элли.

– Тогда я в них нуждался.

– Ты понял, что мог ошибаться в Саймоне.

– В таком случае ты можешь совершенно спокойно войти в собор сама.

Девушка удивилась.

– Я не могу показываться рядом с тобой, – сказал Джеймисон. – Это только усложнит ситуацию. Все должно решиться между тремя людьми. Твой отец прилетел сюда за тобой. Саймон знает, что ты у нас. И что ты придешь.

– Ты ему рассказал?

Брайан покачал головой:

– Не я. Кое-кто другой.

Элли хотелось знать, кто.

На кого работает этот человек?

Она смотрела, как ее спутник изучает площадь и спешивших по своим делам людей. Взгляд Беккет переместился к южной башне собора, которая устремлялась ввысь, точно струя воды: во всей этой башне, от основания до последнего фиала, словно бы чувствовалось движение вверх. Основная часть крыши, будто пронзенная шпилем, блистала знаменитой желто-черной черепицей. Знакомый вид, открывавшийся девушке из окон ее квартиры, находившейся совсем рядом. Северную башню собора так и не достроили, что придавало ему незавершенный вид. Элли вдруг вспомнила слова Гёте: «Архитектура – это застывшая музыка».

Брайан достал сотовый телефон, нажал кнопку и заговорил на иврите, но основную часть его слов Беккет поняла. Она изучала иврит в школе и в колледже, но решила не говорить ему, что знает о человеке, расположившемся на верхушке южной башни, на которую можно подняться, заплатив за вход. Она сама не раз так делала, ей нравился великолепный вид сверху. Любопытно, что Джеймисон старался ее убедить, что Захария опасен, но не был с ней откровенен до конца.

А теперь еще и иврит…

Кто же этот человек?

Брайан закончил разговор и повернулся к девушке:

– Нам пора входить.

Захария восхищался внутренним убранством собора. Длинные треугольные лучи солнечного света освещали лес высоких колонн и дальнюю часть алтаря. Золотые пылинки танцевали под музыку органа. Повсюду, точно часовые на посту, стояли скульптуры, а витражи высоких окон пылали всеми цветами радуги. Следовало отдать христианам должное: они умели строить красивые храмы. Синагоги также были украшены – но только не человеческими фигурами, это было бы равносильно поклонению идолам. Захария часто размышлял о контрасте между этой простотой и теми двумя еврейскими храмами, которые оба могли соперничать с любыми христианскими церквями.

Однако те храмы исчезли, их великолепные здания разрушены.

А сокровища украдены.

Сооружения вроде собора Святого Стефана вызывали у Саймона тошноту. Построенный восемьсот лет назад, он был почти полностью разрушен в последние дни Второй мировой войны. Однако его восстановили всего за семь лет.

И эта реальность лишь усиливала решимость австрийца.

Он вошел в собор один. Роча ждал снаружи, чтобы последовать за Саганом и его дочерью, когда они выйдут на улицу. Ни один из них не покинет Вену живым. Пришло время завершить эту фазу операции и начать следующую.

Вокруг Саймона толпились туристы. День клонился к вечеру, но собор закрывали только в десять часов. Может быть, Саган выбрал его именно по этой причине. Но как он мог знать такие детали? В последние восемь лет опальный журналист купался в чувстве стыда. То, что с ним произошло, сломило его.

Однако во Флориде он оказал сопротивление.

С другой стороны, разве можно его за это винить?

Его единственный ребенок в опасности.

И все же Саймону было интересно, как повел бы себя Саган, если бы знал правду?

Том ждал возле часовни Святой Катерины, о чем уведомляла табличка. Часовня являлась частью южной башни собора. Со своего места репортер видел портал западного входа, весь неф и главный алтарь.

Он заметил Захарию Саймона, когда тот прошел мимо изящной кафедры и направился к алтарю. Благодаря Инне Саган получил возможность войти в собор через маленькую дверь на северной стороне, закрытую для обычных посетителей. Как он и предполагал, у Третьяковой имелись серьезные знакомства, и она прямо из кафе позвонила директору по связям с общественностью епархии. Ее легенда звучала предельно просто: у нее есть друг из Америки, известный писатель, склонный к уединению, который хочет незаметно посетить собор Святого Стефана. Нельзя ли туда попасть, минуя главный вход? Знакомый Инны с радостью согласился помочь, что позволило Тому прийти в собор пораньше и остаться незамеченным.

Он быстро огляделся по сторонам. Внутри находилось около ста человек, которые непрерывно щелкали затворами камер, а их голоса иногда даже перекрывали музыку органа. Храм производил сильное впечатление – особенно романские стены из красного и пурпурно-черного камня, испещренные дерзкими мазками и украшенные гобеленами. Том восхищался временем и энергией, ушедшими на создание столь грандиозного произведения архитектуры, и завидовал терпению строителей. Его мир постоянно куда-то спешил, у людей ни на что не оставалось времени – только успеть завершить работу к очередному крайнему сроку.

Однако Сагану очень не хватало этой неистовой спешки.

Он воспользовался одной из массивных колонн, поддерживавших купол, чтобы спрятаться, и из своего укрытия наблюдал за Саймоном. Взгляд Захарии метался от поперечного нефа к дальней части зала и открытой железной решетке, возле которой стоял одинокий служитель.

Вход в катакомбы.

Том уже знал, что он закрывается для посетителей в пять часов. Пожилая женщина-контролер проверяла билеты, поскольку вход туда был платным. Инна обеспечила журналиста путеводителем, он прочитал там про катакомбы и решил, что они дадут ему дополнительный шанс скрыться в случае необходимости.

Саган тщательно приготовился к самым разным неожиданностям.

Саймон остановился перед главным алтарем.

Том повернулся к главному входу.

И увидел, что Элли вошла в собор.

Глава 35

Бене спускался вниз по петляющей дороге. Сначала он с трудом поднимался к вершине, а теперь направлялся к заросшей лесом долине, расположенной примерно в тридцати километрах к северо-западу от его поместья. Оказавшись наверху, он увидел северное побережье Ямайки, где сверкала искрящаяся голубая вода прилива. Над головой жарко сияло полуденное солнце.

Два часа назад ему позвонил Трей Халлибертон, и они решили встретиться на месте – или там, где, по предположениям Трея, оно находилось. Роу понимал, что в Вене происходят важные события, но знал, что не может на них повлиять. Брайан Джеймисон изо всех сил пытался избежать катастрофы, но Бене это не волновало. Он хотел лишь одного – чтобы Саймон продолжал с ним сотрудничать. Значит, придется идти ему навстречу. Марону не нравилось, что он вынужден работать с американцами: их вмешательство вызывало у него отвращение, и он ненавидел их высокомерие. Однако он действовал с ними заодно. И что с того, что они чем-то недовольны? Пусть занимаются своими делами и оставят его в покое.

Впереди Бене заметил Халлибертона, который выбрался из своей машины, держа в руке портфель. Роу остановил автомобиль и подошел к нему. Они находились довольно высоко, и оттуда открывался великолепный вид на густые джунгли, раскинувшиеся на многие километры. Вдалеке виднелось море – длинные карибские волны разбивались о риф, защищавший северный берег.

– Найденные тобой документы, Бене, сами по себе оказались золотой жилой. И они указали на другие места, – объявил профессор.

Роу это понравилось.

По телефону голос Трея звучал возбужденно, да и теперь он выглядел взволнованным.

– Во время своего четвертого путешествия в тысяча пятьсот четвертом году Колумб застрял на Ямайке на целый год, – стал рассказывать ученый. – Его корабль начал разваливаться, и ему пришлось пристать к берегу на северной стороне острова. Для него этот год получился нелегким. Никто не прислал ему помощь. Испанский губернатор Гаити ненавидел Колумба и решил оставить его на острове умирать. Экипаж взбунтовался, таино тоже вели себя враждебно и перестали поставлять им еду. Ты знаешь, как Колумб решил эту проблему?

Нет, этого Бене не знал.

– У него на борту была книга Региомонтана «Эфемерида», напечатанная в Нюрнберге в тысяча четыреста девяностом году, в которой предсказывались лунные затмения на тридцать лет вперед, – усмехнулся Халлибертон. – Колумб прочитал, что через три дня, двадцать девятого февраля пятьсот четвертого года, состоится полное затмение. Поэтому он призвал местных вождей и сказал, что его бог на небесах рассержен на туземцев за то, что они перестали поставлять ему продовольствие. Он заявил, что ночью луна станет кровавой, что неизбежно возникало во время затмения. А потом, продолжал он, луна исчезнет. И конечно, так и произошло. Таино запаниковали и стали умолять Колумба, чтобы он прекратил этот ужас.

Трей рассказал дальше, что Христофор удалился в свою хижину – якобы для того, чтобы умолять своего бога о прощении. На самом же деле он тогда измерял долготу Ямайки.

– Колумб вернулся как раз в тот момент, когда затмение заканчивалось, и сказал таино, что его бог простил их и луна вернется, если они будут продолжать снабжать его команду едой, – закончил ученый. – Затем луна появилась, и у него больше не было проблем с местными жителями. Кстати, вычисляя долготу, Колумб ошибся всего на половину градуса, что для того времени можно считать замечательным результатом.

Бене задумался над этой частью рассказа. Он ненавидел все, что имело хоть какое-то отношение к испанцам.

– Колумб отлично разбирался в навигации, – добавил Халлибертон. – Он хорошо знал звездное небо и понимал его связь со временем и географией. Вчера вечером я побывал в архиве и обнаружил то, что пропустил твой вор.

Трей открыл портфель и вытащил стопку бумаг.

– Я нашел, что написано в первом документе, имевшем отношение к суду между братьями Коэнами.

Войди на открытую землю возле 01:94:01: а.01. на побережье 01. 94.66 справа по отношению к острову а а.01. 94. 61. 01. 94 66.13.01 Основная формула, которая может быть получена по слову 24. 19. стр. 000. nl pp. pp. 66. pp есть 11. 61 94.61.91 1 или 22. 4. 85. Или португальцы покажут тебе там. 61. 61. 01. 60. nl 85.

– Вот что Авраам Коэн должен был отдать своему брату Моисею как часть соглашения между ними. – Профессор протянул собеседнику один из листов бумаги. – Губернатор, который вел процесс, записал эту информацию в отчете и отправил его в Испанию. Складывалось впечатление, что в Испании проявляли интерес ко всему, что имело хоть какое-то отношение к затерянному руднику.

Бене уже рассказал Халлибертону о кривом «Х» в пещере, которую Фрэнк Кларк показал ему, и о подписи Колумба.

Трей указал в сторону моря.

– Колумб двигался внутрь острова от берега и нашел рудник. Чтобы отметить путь, он использовал навигационные точки. Вот что означают числа в документе. Однако мы не знаем, к чему они относятся. Это код. Нам только известно, что речь идет о четырехстах двадцати акрах земли, которые Авраам Коэн купил в тысяча шестьсот семидесятом году, – это под нами, в долине. Я нашел на картах немало отметок. Если рудник вообще существует, то он находится здесь.

Роу смотрел на пальмы, папоротники и роскошный зеленый ковер, протянувшийся до самого моря. Никаких домов, городов или ферм…

– Хорошо, что земля принадлежит маронам и они ее не обрабатывают, – заметил его друг.

Из чего следовало, что им можно не опасаться вмешательства извне. Мароны яростно охраняли свои земли, и для их исследования требовалось разрешение.

– Что теперь? – спросил Бене.

– Я должен получить список пещер, расположенных в этом регионе. Географическое общество Ямайки сумело нанести на карту почти все. Я хочу узнать, что там находится.

Рассуждения Трея показались Роу разумными.

– Рудник не может находиться в разведанной пещере, не так ли? – уточнил он.

– Нет, но с них можно начать.

– Ты больше не считаешь меня безумцем? – спросил Бене.

– Мне известно, что на нашем острове никогда не находили крупных золотых месторождений. Кое-что попадалось в ручьях, но главным достоинством Ямайки является почва и географическое положение. Здесь проходило множество торговых путей, а земля такая плодородная, что на ней можно выращивать все что угодно. Испанцы никогда этого не понимали. А король Фердинанд не верил в затерянный рудник. Вот почему он с легкостью отдал остров наследникам Колумба. Он считал его никуда не годным. Легенда появилась позднее. Уступив Ямайку, Фердинанд избавился от претензий семьи Колумба и радовался, что ему наконец удалось с ними покончить.

– У меня есть люди, которые могут прочесать долину, – сказал Роу.

– Не сейчас. Сначала нужно сузить район поиска. Я проверил документы, которые ты нашел. Реки и притоки обозначены испанскими именами, но мы знаем их современные названия. Думаю, я смогу существенно ограничить территорию, где следует искать рудник.

Бене услышал в голосе Халлибертона что-то новое.

– Со времен испанского правления до нас дошло еще несколько документов, – добавил тот. – Вчера вечером куратор архива мне о них напомнил. Их видели немногие, но они могут оказаться полезными. Документы находятся в частной собственности.

– Где именно?

– На Кубе.

Глава 36

Элли вошла в собор и сразу заметила Захарию, который стоял в паре сотен футов от нее, у дальнего конца нефа.

Она направилась к нему.

Как и всегда, он был безупречно одет, плечи его были расправлены, и на бородатом лице не было заметно никаких признаков тревоги. Он стоял посередине поперечного нефа. Девушка подошла к нему и остановилась в нескольких футах.

– Ты как? – сразу же спросил Саймон.

– Почему вы хотели меня убить? – Беккет посмотрела ему в глаза.

– Так вот что тебе сказали! Это я хочу твоей смерти?!

– Ваш человек получил приказ покончить со мной и отвез меня в лес.

Захария покачал головой.

– Элли, он на меня не работал. Он работал на Брайана Джеймисона. Вчера он исчез из моего особняка. Он был шпионом Джеймисона.

Девушка знала, что это правда, но не могла понять, откуда такая информация у Саймона.

– Я здесь из-за твоего отца, – сказал австриец. – Он выполнил свою часть сделки во Флориде и настоял на встрече. Наниматель Джеймисона вчера связался со мной и сообщил, что ты находишься у них. Они хотели добраться до меня, используя тебя. Вот почему они тебя захватили и солгали насчет моих намерений.

– На кого работает Брайан?

– На человека по имени Бене Роу, с которым мне вообще не следовало иметь дело, ведь именно его вмешательство привело к тому, что ты оказалась в опасности.

– Где Роча?

– Я знаю, что ты огорчена из-за видео. Я накажу Рочу. Однако ваш спектакль заставил твоего отца действовать.

Тут Захария сказал правду.

– Я несколько раз пытался тебе сказать, что есть люди, которые хотят нам помешать, – добавил он. – Бене Роу и Брайан Джеймисон. Они вмешались…

– Я видела, что произошло во Флориде, когда вы попытались поймать моего отца.

– Ты видела?

– Да, там была камера.

– У меня не оставалось выбора. Я должен был с ним поговорить. Но когда он попросил о встрече здесь, чтобы произвести обмен, я согласился.

– Где он? – спросила Беккет.

– Я уже здесь, – послышался голос откуда-то сбоку.

Элли и Захария резко обернулись в ту сторону.

Отец девушки стоял в нескольких футах от них.

Том смотрел на свою дочь. Несколько лет назад ее темные волосы были длиннее, но они и теперь продолжали виться. Она унаследовала от него смуглую кожу и плотную фигуру, а также короткий нос, высокие скулы и круглую челюсть. А вот карие глаза достались Элли от матери. Как и отец, она не носила очков и украшений. Девушка была одета в джинсы, рубашку навыпуск и сапожки без каблуков. Глядя на дочь, Том сразу вспомнил Мишель. Элли была истинной дочерью своей матери.

– Мистер Саган, – сказал Саймон, – вот ваша дочь, как я и обещал. Могу я теперь получить то, что мне принадлежит?

Журналист посмотрел на дочь.

– С тобой все в порядке?

Она кивнула, но ничего не сказала. Тома встревожило то, что они с Захарией появились отдельно друг от друга и разговаривали, словно были знакомы.

– Мистер Саган, – вновь посмотрел на репортера австриец, – я хочу получить то, о чем мы с вами договаривались.

– А что вы сделаете, если я не отдам пакет? – спросил Том.

– Я выполнил свое обещание, ваша дочь здесь. Почему бы нам не завершить нашу сделку?

Что-то здесь было не так. Элли не производила впечатления женщины, которую два негодяя еще совсем недавно держали привязанной к кровати. Том попытался заглянуть в глаза дочери, чтобы найти в них объяснение своим дурным предчувствиям, но она отвернулась.

– Отдай ему то, что он хочет, – сказала наконец девушка.

– Твоему деду это не понравилось бы, – возразил Саган.

– Откуда ты знаешь?

– Я прочитал оставленное им в могиле послание.

Том увидел, что заинтересовал Элли, но не стал продолжать. Вместо этого он вытащил из кармана листок бумаги и протянул его австрийцу.

– Вот записка для меня.

Пока Захария читал, Том наблюдал за дочерью, которая явно чувствовала себя неловко.

– И все? – спросил Саймон, дочитав до конца.

– Абирам не отличался многословностью. Для него это длинное послание, – отозвался Саган. – Полагаю, из записки ясно следует, что я понятия не имел о том, что он являлся каким-то левитом. Но теперь его функции перешли ко мне.

– Как я уже говорил тебе во Флориде, ты недостоин даже произносить это слово.

– Так мы закончили?

Саймон кивнул.

– Наша сделка завершена. Быть может, тебе следует сделать то, чему я помешал во Флориде.

Том с трудом удержался, чтобы не ударить сукиного сына.

– Или пристрелить тебя, – парировал он.

Австриец нахмурился.

– Есть еще один вопрос, который может тебя заинтересовать, – заявил он. – Сомневаюсь, что дочь расскажет тебе правду. Ее никто не похищал. Во всяком случае, я к этому не имел отношения. Она добровольно участвовала в спектакле, который ты наблюдал.

Журналист сказал себе, что ему необходимо сохранять спокойствие.

– Скажи ему, – повернулся Саймон к Элли. – Правда всегда лучше лжи.

Беккет молчала, но признание Захарии явно удивило ее.

– Я упомянул об этом только потому, что вчера ее действительно похитили, а сегодня благодаря мне отпустили, – продолжал Саймон.

– Меня заверили, что вы хотели меня убить, – сказала Элли.

– Уверяю тебя, опасность исходила от них, а не от меня. – Австриец повернулся к Тому. – Ее похитители работают на моего делового партнера, который решил внести изменения в условия нашей сделки. Я вмешался и договорился об освобождении Элли. И упомянул об этом только из-за того, что человек, который держал ее в заложницах, только что вошел в церковь.

Элли обернулась и увидела Брайана, который стоял у противоположного конца нефа. Ей он сказал, что будет ждать снаружи.

Еще одна ложь.

– Он мне не друг, – продолжал Захария, – как и тебе. Желаю удачи.

– Я с вами, – сказала девушка.

– Твой отец этого не допустит. Поговори с ним. Вам нужно многое сказать друг другу.

Беккет охватил противоестественный страх. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного.

– Зачем вы меня предали? – вновь посмотрела она в глаза Саймону.

– Правда всегда лучше лжи, не так ли, мистер Саган? – он повернулся к журналисту.

– Тебе еще предстоит это узнать, – отозвался Том.

Захария развернулся и зашагал по шахматным плиткам пола к тому месту, где его ждал Джеймисон. На ходу он небрежно засунул в карман листок бумаги, который ему дал Саган.

– Ты получил то, что хотел? – спросил Брайан, когда Саймон остановился рядом с ним.

– Это между мной и твоим боссом.

– Значит, ты просто уйдешь? И дашь им покинуть Вену? Оставишь мне?

Захария повернулся к тому месту, где стояли Том и Элли.

– Не совсем.

Том наблюдал за ними с расстояния в сотню футов.

– То, что он сказал, правда? – спросил он через некоторое время у дочери.

Элли не ответила, но репортер увидел неуверенность и страх на ее лице.

– Человек, с которым говорит Саймон… – сказала она наконец. – Его зовут Брайан Джеймисон, и он вчера держал меня своей пленницей. Возможно, Захария сказал про него правду.

Собеседник австрийца посмотрел на них, а сам Захария вышел из церкви.

К счастью, Том подготовился ко всему.

– Пойдем, – сказал он Элли.

– Куда?

– Подальше отсюда.

Он провел дочь вдоль нефа к железным воротам, у которых стояла служительница. Билеты для посещения катакомб больше не проверяли. Инна организовала для него частный тур после того, как он закончит свои дела, так что Том успел договориться со служительницей заранее, и теперь она помахала им рукой. Саган быстро оглянулся и увидел, что человек по имени Брайан направляется к выходу. Журналист подошел к тому месту, где заканчивались плитки и начинался спуск, миновал ворота и захлопнул их за собой. Замок защелкнулся. Когда пару часов назад Том изучал обстановку, он заметил, что для того, чтобы снова открыть ворота, необходим ключ. Конечно, у служительницы он имелся, но они с дочерью выиграют пару минут, которые помогут им спастись.

Саган думал, что у него один враг – Саймон.

Но теперь у него появился новый противник.

– Следуй за мной, – сказал он Элли.

И они вместе побежали по ступенькам вниз.

Захария задержался у главных дверей и успел увидеть, как Элли и ее отец входят в катакомбы. Очевидно, Саган закрыл железные ворота, что помешало Джеймисону последовать за ним, и теперь служительница открывала ворота ключом. Интересно, что теперь предпримет Роу? Похоже, он все еще хотел заполучить Элли Беккет – а теперь еще и ее отца. Саймон скомпрометировал Элли, потому что хотел, чтобы она ушла вместе с Томом и Роча получил возможность разобраться с обоими. Правда, он думал, что они выйдут через главные двери.

Но все пошло иначе.

Кроме того, Саган что-то сказал ему насчет правды.

«Полагаю, тебе еще предстоит это узнать».

Что-то здесь не так.

Когда Захария вышел наружу, он сразу увидел Рочу и жестом подозвал его.

– Я видел, как входил Джеймисон, – сказал он тихо.

– Они все спустились вниз, в катакомбы, – отозвался его подручный.

Возможно, у них появился надежный шанс разобраться с Элли и ее папашей.

– Пошли, – велел австриец.

И они с Рочей направились в собор.

Глава 37

Том быстро спускался по лестнице, Элли не отставала.

Вскоре они оказались внизу, перед лабиринтом коридоров, высеченных в скале столетия назад.

Теперь здесь находился барочный некрополь, в котором хоронили епископов и настоятелей собора. Пока Саган ждал назначенного времени, он успел прочитать путеводитель и поэтому теперь уверенно вел дочь вперед. Когда он встретился с Инной, он попросил ее о двух вещах: во-первых, дать ему возможность незаметно войти в собор.

А во-вторых, так же незаметно его покинуть.

– Сюда, – сказал он, оглянувшись на девушку.

Захария и Роча остановились, спрятавшись за одной из колонн. Брайан Джеймисон поспешно подошел к служительнице, которая пыталась открыть ворота. Легкое смятение привлекло внимание посетителей, но они быстро потеряли интерес к происходящему.

Саймон уже бывал в катакомбах. Там находилось множество гробниц, могил и костей. И, возможно, был другой выход?

Повозившись с ключами, пожилая женщина наконец сумела вставить один из них в замок.

Джеймисон тут же вошел внутрь и исчез, начав спускаться по ступенькам.

Захария и Роча устремились к смотрительнице, которая уже закрывала ворота. Саймон постарался подойти к ней так, чтобы она не видела его лица.

– Entschuldigen sie bitte[242], – сказал он, и они проскользнули внутрь.

Пожилая женщина открыла рот, чтобы ответить, но Роча уже захлопнул за ними ворота.

Элли была смущена и потрясена. Ей ничего не оставалось, как следовать за отцом. Захария ее предал. И он выглядел таким раздраженным! Впрочем, девушка понимала, почему. Она обвинила его в том, что он хотел ее убить! Неужели на самом деле он ее спас? И лгал Брайан, а не Захария?

Где же правда?

Беккет знала об этих катакомбах – целом комплексе сводчатых подземных помещений, где было похоронено много священников, а также тела, сердца и другие внутренние органы Габсбургов, которые целыми столетиями правили существенной частью Европы. Здесь также находились кости 11 000 человек, перевезенные сюда после эпидемии чумы, разразившейся в середине восемнадцатого века. Их останки лежали огромными грудами – несколько мрачноватые экспонаты, на вкус девушки. Она помнила по экскурсии, что подземные комнаты перетекали одна в другую, освещенные янтарным сиянием электрических ламп.

Элли показалось, что ее отец знает, куда нужно идти: он обошел помещения, по которым обычно водили туристов, и сразу зашагал налево, к комнатам, где хранились кости. По пути они миновали несколько известных могил с памятниками и медных изукрашенных гробов.

Здесь Беккет остановилась.

– Куда мы идем?

Саган повернулся к ней.

– Подальше отсюда.

– Откуда ты знаешь, где выход?

Элли заметила раздражение, промелькнувшее на лице отца.

– Вопреки твоим предположениям, я совсем не глуп. Я все обдумал заранее.

– Зачем ты это делаешь?

– Быть может, причина в том, что я видел свою привязанную к кровати дочь, над которой издевались двое мужчин. Как ты думаешь, это достаточная мотивация? Но мне сказали, что для меня устроили спектакль. Чему мне верить, Элли?

Девушка давно не видела отца разгневанным, и это ее смущало. Но лгать не имело никакого смысла.

– Он сказал правду, – призналась она. – Это был спектакль.

Репортер шагнул к ней.

– И у тебя хватает наглости меня судить?

Беккет поняла, что отец имеет в виду. Все это время она повторяла, что он был плохим мужем и отцом, называла его лжецом и мошенником. И в конце концов заставила его уйти с похорон ее матери.

– Тебе нечего сказать? – спросил Саган.

– Я хотела, чтобы могила была вскрыта. И я знала, что ты откажешься, если я тебя попрошу.

– Да, я бы отказал. Но тебе стоило попросить.

Они стояли на развилке двух туннелей – главный шел вперед, второй уходил налево. Плакат на стене сообщал, что там находится зал с костями.

Через мгновение Элли уловила движение справа.

В пятидесяти футах от них появился Брайан.

Ее отец тоже его заметил.

Их преследователь засунул руку под пиджак. Беккет знала, что у него там.

Подплечная кобура.

Из которой спустя мгновение появился пистолет.

Том сразу отреагировал, увидев оружие, – он знал, что бежать прямо нельзя – в этом случае преследователь сможет легко застрелить их.

Ранее, когда он изучал катакомбы, Инна показала ему кратчайший путь к выходу, который теперь, к сожалению, был отрезан.

Выбора не оставалось.

Репортер схватил Элли за руку, и они побежали в левый туннель, ведущий в зал с костями.

Захария спускался по ведущей в катакомбы лестнице. Идущий снизу свет озарил пол, и он уловил легкое движение слева – появилась и тут же исчезла чья-то тень.

Саймон схватил Рочу за руку и знаком показал, чтобы тот замедлил шаг.

Одновременно он кивнул, и его помощник вытащил пистолет с заранее надетым на короткое дуло глушителем. Захария рассчитывал, что у него будет несколько минут, когда ему никто не будет мешать. Присутствие Брайана Джеймисона раздражало его – как и еще кое-что.

Все ли отдал ему Саган?

Они оказались внизу, в длинном помещении со скамьями – это было что-то вроде небольшой часовни. Над алтарем висело барочное распятие. Захария осторожно выглянул из-за стены и увидел коридор. В пятидесяти футах стоял Джеймисон с пистолетом в руке. В следующее мгновение он свернул налево.

Саймон и Роча последовали за ним.

Том был встревожен. Все пошло совсем не так, как он планировал. Журналист собирался спуститься в катакомбы вместе с Элли, оторвавшись от Захарии Саймона, но он никак не ожидал, что дочь окажется в сговоре с его врагами. Из схемы в путеводителе он знал, что они выбрали маршрут, который приведет их к нужному выходу, но им придется пройти большее расстояние.

На верхней площадке другой лестницы, за восточным фасадом собора, их ждала Инна. Там уже в течение многих веков имелся выход в боковой переулок, о котором мало кто знал, а металлическую дверь можно было открыть только изнутри, но Третьякова сумела убедить своего знакомого в епархии – и он позволил ее американскому другу закончить экскурсию по катакомбам именно здесь. Инна обещала сама закрыть дверь после их ухода. Ее контакт в епархии охотно согласился помочь – ведь так он заручался поддержкой прессы, которая может пригодиться в будущем.

Том понимал такой обмен услугами.

Когда-то он и сам был мастером подобных сделок.

Они с Элли дошли до конца коридора и свернули.

Справа и слева появились ниши, закрытые железными решетками. За прутьями виднелись освещенные яркими лампами груды костей высотой в восемь футов. Некоторые были тщательно сложены, другие казались просто сваленными в кучу, словно кто-то бросил их здесь без всякого порядка. Зрелище получилось жуткое и нереальное. Сколько смертей, сколько ушедших из нашего мира людей… Кем они были? Как жили? Что за истории скрывались за каждым из них?

Журналист заметил, что Элли не может оторвать взгляда от костей.

А он хотел только одного – поскорее убраться отсюда. Однако коридор, разделявший ниши с костями, был длинным и прямым. Около шестидесяти футов от одного конца до другого, с железными решетками по обе стороны. И никакого укрытия. Плохо дело.

– Замрите, – раздался голос у них за спиной.

Отец и дочь остановились и повернулись.

Преследователь стоял в двадцати футах.

И направлял на них пистолет.

Глава 38

Бене сидел в кабине «Кинг эйр С90В», небольшого турбовинтового самолета, который он фрахтовал всякий раз, когда покидал Карибский бассейн. К счастью, самолет на данный момент оказался свободным, и они с Треем Халлибертоном поднялись на его борт в Монтего-Бей. Трей сказал, что на Кубе они смогут добыть больше информации, поэтому Роу сделал звонок, обеспечивший им доступ в страну. Он регулярно вел дела с кубинцами, и они хорошо его знали и охотно шли на сотрудничество. Самолет мог перевозить семь пассажиров, но они с профессором полетели вдвоем, и места в салоне было полно. Бене нравился этот самолет еще и потому, что здесь всегда превосходно кормили и предлагали отличный выбор спиртных напитков. Для него это не имело особого значения – он почти не пил, но любил порадовать своих гостей. Трей же с удовольствием пил ром с колой.

– Речь о частном архиве, – сказал ученый. – Я давно хотел на него взглянуть, но мне не представлялось возможности побывать на Кубе.

– Почему ты думаешь, что мы найдем там что-то полезное? – спросил Роу.

– Из-за того, что мне удалось отыскать вчера вечером. В оставшихся на Ямайке испанских документах постоянно упоминается Куба. Я уже разговаривал со служащим о кубинском архиве. Так вот, он его даже видел и сказал, что там больше документов времен испанского владычества, чем в любом другом известном ему месте.

– Но он не знает, что нас интересует?

– Нет, Бене. Я прекрасно понимаю, как все серьезно. Полагаю, мы сможем рассчитывать на машину, когда прилетим туда?

– Машина будет нас ждать.

– Очевидно, ты уже бывал на Кубе.

– С кубинцами легко работать, несмотря на их недостатки.

– Когда я вчера вечером сидел в архиве, – проговорил Трей, – один из клерков рассказал, что его коллега исчез. Его зовут Фелипе. Именно он украл для тебя документы?

– Не для меня. Для другого человека.

– Он мертв?

Бене промолчал. Он не собирался в этом признаваться. Никому и никогда.

– А что? – спросил он затем небрежно.

– Клерк сказал мне, что этот Фелипе никогда не пропускал работу. Очень старательный и способный молодой человек.

– И при чем тут я?

– Почему ты так поступаешь, Бене? Почему не сделать все по закону?

Роу часто задавал себе такой же вопрос. Возможно, ему мешали беспокойные отцовские гены. К несчастью, легкие деньги и власть, которую они давали, всякий раз оказывались настолько привлекательными, что устоять он не мог, хотя иногда ему очень этого хотелось.

– Стоит ли продолжать этот разговор? – пожал он плечами.

– Но здесь только мы с тобой, Бене. И я твой друг.

Может быть, это было и так, но Роу не был глупцом.

– То, что я делаю, никому не причиняет вреда. Ни единому человеку. Я выращиваю кофе и стараюсь оставаться самим собой, – заявил он решительно.

– Тот человек, Фелипе. Он бы мог с тобой не согласиться.

Бене все еще чувствовал взгляд, которым наградила его жена Фелипе, когда он бросил деньги на кровать в их доме. Он уничтожил ее жизнь. Почему? Из-за гордости? Гнева? Нет. Просто он не мог поступить иначе. Ямайка – суровое место, и здесь много сильных банд. Да, формально Роу не являлся частью системы – ему хотелось думать, что он сумел подняться над ними – но для того, чтобы сохранять свой статус, он должен был вести себя так, чтобы его боялись. Убийство дона наркомафии являлось частью этой стратегии. А убийство Фелипе? Пожалуй, нет, ведь никто никогда не узнает, что произошло на самом деле, за исключением людей, которые на него работают. Если мелкий клерк способен ему солгать без всяких последствий для себя, то что сделают они?

Теперь они знают, какова цена ошибки.

– Сожалею, что тот человек пропал, – сказал наконец Роу.

– Я читал о твоем отце, – проговорил Трей. – Он был поразительным человеком. В одиночку создал индустрию кофе «Голубые горы».

Бене был совсем молодым, когда умер его отец, но кое-что он помнил, а еще ему много рассказывала мать. Казалось, в ее воспоминаниях осталось только хорошее. Его отец видел необходимость в регулировании производства и продажи основного вида экспорта Ямайки. Конечно, семья Роу от этого только выиграла. Но что в том дурного?

– Мой отец также мечтал найти рудник, – сказал Бене Халлибертону. – Именно он поведал мне его историю.

Ему хотелось сменить тему разговора. Это путешествие имело отношение к руднику, а его семья и бизнес были тут совершенно ни при чем. Однако ему нравился профессор, и он на него не сердился.

– И как ты поступишь, если рудник существует? – спросил Трей.

Самолет начало слегка болтать: он проходил зону турбулентности. Они находились на высоте в двадцать тысяч футов над Карибским морем и направлялись на северо-восток, в сторону Сантьяго-де-Куба, густонаселенного города на юго-восточном побережье. Полет был коротким, и скоро им предстояла посадка.

– Существует ли он? – вздохнул Бене.

– Два дня назад я бы ответил отрицательно. Теперь я не уверен.

«Он там есть, – сказал Роу Захария Саймон. – Моя семья искала рудник много лет».

«Но почему он так важен для тебя?»

«Он важен для моей религии».

Это удивило Бене.

Как такое может быть?

«Христофор Клумб был евреем, – рассказал Захария. – Ему пришлось перейти в христианство – у него не оставалось выбора. Но в сердце своем он остался евреем».

Роу никогда об этом не слышал.

«На самом деле его звали Кристобаль Арнольдо де Яссаси, – добавил его собеседник.

Бене даже не пытался скрыть свое изумление.

«Это правда, – продолжал австриец. – После крещения его семья взяла себе фамилию Колумб».

«И какое это имеет значение?» – спросил Роу.

Он искренне хотел знать ответ.

«Для моей семьи – огромное. И еще больше для евреев. Тебе известно, как Колумб умер?»

– Как умер Колумб? – спросил Бене теперь у Халлибертона.

– Почему ты о нем заговорил? – удивился тот.

– Не знаю, просто вдруг подумал о том, как это произошло.

– Он умер в Испании, в мае тысяча пятьсот шестого года, после долгой болезни. Никто не знает, что его убило. Но интересна не его смерть, а то, что произошло после нее.

Роу слушал рассказ профессора о том, как Колумба сначала похоронили в монастыре Вальядолида, а потом, в 1513 году, жена его сына потребовала, чтобы останки великого мореплавателя перевезли в Севилью. В 1537 году семье разрешили вернуть тело в Новый Свет, и прах Христофора погребли в новой церкви, построенной в Санто-Доминго.

1537 год.

Бене знал, что означает эта дата.

Именно тогда та самая вдова одного из сыновей Колумба получила контроль над Ямайкой.

Тело первооткрывателя оставалось на Гаити до 1795 года, а когда Испания уступила французам контроль над островом, останки перевезли в Гавану. В начале двадцатого века, в конце Испано-американской войны, когда Куба получила независимость, прах Христофора вернули в Севилью, где он и остается до сих пор.

– Однако тут есть проблема, – продолжал Трей. – Возможно, это не прах Колумба. Ближе к концу девятнадцатого столетия какие-то рабочие во время ремонта в церкви в Санто-Доминго нашли свинцовую коробку с костями и надписью: «Знаменитый человек, дон Христофор Колумб». Тогда многие решили, что в семьсот девяносто пятом году испанцы могли совершить ошибку и отправить в Европу не те останки.

– Я был в той церкви, в Санто-Доминго, – сказал Бене. – Там имеется памятник Колумбу и гробница.

– В гробнице церкви Санто-Доминго лежат кости из того свинцового ящика. Правительство приняло такое решение в тысяча девятьсот девяносто втором году в честь пятисотлетнего юбилея первого путешествия Колумба. Они провели несколько тестов ДНК, но однозначных результатов получить не удалось. Кости столько раз перевозили, что они могут находиться во всех этих местах или ни в одном из них.

«Моя семья искала могилу Христофора Колумба, – говорил Саймон Роу. – Мы считаем, что кости тайно перевезены на Ямайку и спрятаны в затерянном руднике. Его семья считала это место, которое обнаружил сам Адмирал, священным».

Но Бене тогда не поверил Захарии, как не верил ему и сейчас. Речь шла не о могиле. Это исключалось. Саймона интересовало что-то другое, настолько важное, что оно привлекло внимание агентов американской разведки. Едва ли кого-то могли так сильно занимать кости Христофора Колумба, который являлся захватчиком и разрушителем. Его появление привело к гибели десятков тысяч таино, а со временем и к рабству, вызвавшему еще больше бед и страданий. А мароны подняли восстание и стали первыми африканцами, отстоявшими свою свободу в Новом Свете. И если затерянный рудник существует, то он принадлежит именно маронам.

– Что это, Бене? – спросил вдруг Трей.

Двигатель сбросил обороты, и они начали снижаться. В иллюминатор стала видна Куба и зеленый бастион гор, окружавший побережье. Горы Сьерра-Маэстра. Роу знал, что рабы прятались в них, когда убегали с плантаций сахарного тростника. Они не заслужили собственного имени, как мароны, но также сражались за свою свободу.

Халлибертон тоже смотрел в иллюминатор.

– Именно здесь началась кубинская революция. Кастро и его люди прятались в этих горах, – рассказал ему его спутник.

Бене знал, что тут выращивают кофе. Это были хорошие сорта, но они не могли оказать серьезной конкуренции его лучшим сортам.

– Я хочу найти рудник, – тихо сказал он. – Если там ничего нет – что ж, так тому и быть. Но я хочу его найти. И мне нужна твоя помощь. – Он посмотрел на Трея. – Ты со мной?

– Конечно, Бене. Я тебе помогу.

Роу видел, что его друг понимает, насколько он серьезен. Но он видел и еще кое-что – дурные предчувствия. Никогда прежде он не замечал такой тревоги в глазах Халлибертона. Ему совсем не понравилось, что ученый его боится, но Бене ничего не сделал, чтобы его успокоить.

Он больше не потерпит лжи и ошибок.

Ни от врага, ни от друга.

Глава 39

Том посмотрел на направленный на него пистолет.

– Чего вы хотите? – спросил он ровным голосом.

Мужчина, которого его дочь называла Брайаном, быстро подошел к ним.

– Я знала, что от тебя следует ждать неприятностей, – сказала Элли.

– Твоя дочь рассказала о том, какая она замечательная актриса? – поинтересовался вооруженный человек.

Саган не сводил взгляда с его пистолета. Странно. Вчера он не боялся смерти. Но сегодня все изменилось. Нет, он не хотел жить – просто решил, что умирать ему сейчас еще рано. Два послания Абирама и предательство Элли вызвали слишком много вопросов.

А он уже очень давно не испытывал любопытства.

– Какое ты имеешь отношение к тому, что происходит? – спросил Том.

– Он работает на человека, который пытается остановить Захарию, – сказала Беккет.

Брайан же повернулся к Тому Сагану:

– Нам нужно поговорить.

Захария вел Рочу за собой. Сообщники крались по туннелям мимо старых гробниц кардиналов и священников, и когда они дошли до угла, за которым скрылся Брайан, Саймон заметил вырубленный в скале коридор длиной метров в десять, уходящий куда-то направо. Лампочка на потолке освещала еще один поворот впереди, но находилась ближе к ним. Захария услышал голоса, доносившиеся из-за дальнего угла, и знаком показал своему спутнику, что им следует соблюдать тишину. Они осторожно подбирались к следующему перекрестку: австриец рассчитывал, что сумеет застать врасплох Сагана, Элли и Брайана.

– Нам нужно поговорить, – донесся до него мужской голос.

Голос Джеймисона.

До этого он слышал Сагана и его дочь. Когда Элли говорила о нем, Захарии показалось, что она его защищает. Может быть, ему удалось ввести ее в заблуждение настолько, что его откровения о Джеймисоне дадут ему второй шанс? Саймон рискнул и осторожно выглянул из-за угла. Брайан стоял к нему спиной, примерно в пятнадцати метрах. Он держал в руке пистолет и смотрел туда, где остановились Том и Элли.

Захария со своим помощником отступил назад, а потом указал влево.

– Я уже бывал здесь, – прошептал он. – Коридор, в котором они сейчас находятся, пересекается с этим. Будет еще несколько поворотов, но все вместе туннели образуют большой круг. Я пойду туда и буду ждать.

Роча кивнул.

И тогда Саймон объяснил ему, что он должен сделать.

Элли знала только одно. Она должна ускользнуть от отца и от Брайана. Складывалось впечатление, что они оба считали Захарию врагом, но пока только один человек представлял для нее опасность – и сейчас он стоял рядом с пистолетом в руке.

– Что ты собираешься делать? – спросила она у Джеймисона.

– Мы уходим отсюда, – ответил тот. – Мистер Саган, насколько я понимаю, вы пришли не просто так?

Беккет смотрела на отца, но тот молчал.

– Он знает, что здесь есть другой выход, – сказала она наконец.

– Так я и думал, – кивнул Джеймисон. – Именно по этой причине я последовал за вами. Давайте уходить, я потом вам все объясню.

Казалось, эти слова не убедили Тома. К тому же он был недоволен Элли.

– Пора уходить, – повторил Брайан. – Сюда могут прийти какие-нибудь люди сверху.

– Нет, не могут, – возразил Саган. – Я об этом позаботился. Ворота закрыты на ночь.

– Все равно нам нужно уходить. Уверю вас, я должен рассказать вам нечто очень важное.

Отец встал перед Элли и посмотрел на Брайана.

– Мы никуда не пойдем. Если хотите меня застрелить – давайте! Мне наплевать.

– Я знаю, что произошло во Флориде, – отозвался Джеймисон. – Мне известно, что вы собирались застрелиться. Однако вы этого не сделали. И теперь вы здесь. Мы наблюдали за вами вместе с Саймоном. Я послал человека в машине на кладбище, чтобы он вас спугнул, когда вы навещали могилу отца, но вы не отступили. Я не враг вам, мистер Саган. Я агент американской разведки, работающий на организацию под названием «Магеллан». Мы охотимся за Захарией Саймоном, и нам необходима ваша помощь.

Элли уловила движение за плечом Брайана.

И увидела Рочу с пистолетом в руке.

Ее глаза широко раскрылись.

Джеймисон заметил ее удивление и начал поворачиваться.

Том тоже увидел еще одного вооруженного мужчину – он метнулся к Элли, закрыв ее своим телом, и они вместе упали на пол.

Раздалось два щелчка.

Тело Брайана покачнулось, руки взметнулись вверх, и он уронил пистолет, который заскользил по полу.

Еще один щелчок.

Кровь выступила на губах Джеймисона. Он рухнул на пол и забился в судорогах.

Саган дважды перекатился, схватил упавший пистолет и положил палец на спусковой крючок. Затем он поднял оружие и выстрелил.

Пуля с визгом ударила в стену, и журналист инстинктивно прикрыл голову.

А когда он поднял голову, человек в конце коридора исчез.

Элли тоже.

Захария продолжал идти, направляясь к следующему пересечению коридоров. Он услышал выстрелы и обрадовался, решив, что Брайану Джеймисону пришел конец. Конечно, на Бене Роу работали и другие люди, но потеря главного помощника лишит его очень полезных глаз и ушей в Австрии. Саймон прочитал письмо Абирама Сагана, в котором содержались четкие указания, но их было явно недостаточно, в особенности если учесть, что левит должен был передать своему преемнику все, что он знал. Неужели Саган изменил письмо? Ведь оно напечатано. Насколько сложно это сделать? В особенности для человека, которого обвинили в фальсификации репортажей…

Исходный план рассыпался на кусочки.

Захарии требовалось провести еще несколько минут наедине с Элли.

Из катакомб до него донесся еще один громкий выстрел, а за ним – новые щелчки.

Одна проблема определенно решена.

Осталось еще две.

Элли увидела, как в Брайана трижды выстрелили и его тело на полу перестало шевелиться. Саган попытался достать его пистолет, и она воспользовалась этим мгновением, чтобы вскочить на ноги, и бросилась вперед, до ближайшего перекрестка, где свернула за угол. Девушка и сама не знала, куда бежит, но в целом помнила направление, в котором ее вел отец.

Слова Брайана звучали у нее в ушах.

«Я агент американской разведки».

Как такое могло быть?

У нее за спиной послышался выстрел, прозвучавший громче, чем остальные. Элли перешла на быстрый шаг, голова у нее кружилась, и она все время оглядывалась. В пятидесяти футах впереди она заметила ярко освещенную лестницу.

И еще раз обернулась.

Новые щелчки.

Тут ее схватили за плечи и резко развернули.

Беккет испугалась и собралась закричать, но чья-то рука закрыла ей рот, и она увидела Захарию.

Том спрятался в одной из ниш, возле железной решетки с воротами, которая отделяла коридор от груд костей с каждой стороны. Он цеплялся за прутья, стараясь хоть как-то защитить тело от пуль, и тут неожиданно заметил, что ворота не заперты. Репортер приоткрыл створку и закатился в узкое помещение, прижавшись к почерневшим костям, после чего посмотрел назад, пытаясь разглядеть человека, который в него стрелял.

И тут он увидел.

Помещения с костями были разными. Ниши образовывали длинный проход, и от центрального коридора их отделяли арки. Свет озарял ниши и кости. Теперь он мог спастись от стрелка, оставаясь вне коридора, под защитой колонн, на которых покоились арки.

Саган пригнулся и двинулся вперед.

Еще один щелчок.

Одна из костей в футе перед ним разлетелась на мелкие осколки, когда в нее ударила пуля.

Том упал на пол и остался лежать.

Неудачная мысль.

Журналист сказал себе, что должен успокоиться и дышать ровнее. Думать. В руке он все еще сжимал пистолет. Несколько мгновений назад он впервые в жизни выстрелил. Как странно, что его первый выстрел прозвучал здесь, среди многочисленных напоминаний о смерти, а не вчера. Том пополз по пыльному полу, двигаясь параллельно костям, находившимся всего в нескольких дюймах от него. Его окутал затхлый неприятный запах, напомнивший об открытом гробе Абирама, но он продолжал двигаться вперед, прижимаясь к полу.

И тут он услышал шум.

Репортер перевернулся на спину и посмотрел назад сквозь прутья и арки.

Тень росла в размерах.

К нему кто-то приближался.

Захария крепко держал Элли, закрывая ей рот ладонью и чувствуя, что она дрожит от страха.

Затем он убрал руку.

– С тобой все нормально? – прошептал он, глядя на нее с тревогой в глазах.

Девушка кивнула.

– Да, все… Брайана застрелили! Там кто-то еще с пистолетом.

– Послушай меня, Элли. Мне нужна твоя помощь. Роча позаботится о том, чтобы с твоим отцом ничего не случилось. Никто не причинит ему вреда. Но мне нужно, чтобы ты пошла с ним. Выясни, что он знает.

– Он вам сказал.

Саймон покачал головой:

– Он что-то скрывает. У него нет причин говорить мне правду. А я не могу его проверить. Я должен знать, все ли он мне сказал.

– Брайан был правительственным агентом.

Захария почувствовал, как внутри у него все сжалось.

Правильно ли он услышал?

– Он сказал, что работает на правительство Соединенных Штатов.

Как такое могло быть? Однако австриец скрыл удивление и решил воспользоваться новым фактом.

– Именно об этом я и говорил. Американцы очень хотят меня остановить.

– Почему? – непонимающе посмотрела на него Беккет.

– Я объясню позже. А сейчас тебе нужно узнать, что известно твоему отцу. Очень многое поставлено на карту для всех нас.

– Зачем вы меня предали?

– Я хотел, чтобы ты пошла с ним. Я думал, что только так смогу заставить тебя это сделать.

Это была ложь, но ложь хорошая.

Захария смотрел девушке в глаза, пытаясь понять, верит ли она ему до сих пор.

– Хорошо, – сказала Элли. – Я могу пойти с ним и все выяснить.

– Я знаю, что ты можешь. Но ты должна знать – я бы никогда, слышишь, никогда не допустил, чтобы с тобой что-то случилось. Я очень сильно рисковал, когда пришел сюда. Брайан был очень опасен, но я хотел убедиться, что с тобой ничего не случилось. – Саймон протянул ей сотовый телефон: – Возьми. Мой домашний номер имеется в памяти. Позвони, когда что-нибудь узнаешь.

– Это вы убили Брайана? – спросила Беккет.

– Не я. Там кто-то еще. Вот почему ты и твой отец должны уйти отсюда как можно скорее. Роча позаботился, чтобы вы смогли это сделать. Враги окружают нас со всех сторон.

Элли не знала, что сказать.

Захария осторожно сжал ее плечи.

– Мне жаль, что все так получилось, но теперь очень многое зависит от тебя. Пожалуйста, выясни то, что нам необходимо знать.

Глава 40

Бене несколько раз бывал в Сантьяго-де-Куба – городе с населением в полмиллиона человек, втором на острове после Гаваны, которая находилась в девятистах километрах западнее. Глубокая бухта делала этот город бесценным: именно через его порт Куба вывозила и ввозила большую часть товаров. Однако Роу не знал, что остров имел исторические связи с Испанией. До сегодняшнего дня это не имело для него значения.

Трей объяснил, что один из первых конкистадоров, Диего Веласкес де Куэльяр, основал город в 1514 году перед тем, как осадить остров. Именно отсюда Кортес начал покорение Мексики, а де Сото – разведку Флориды. Здесь находился центр испанского владычества на Кубе, служивший столицей острова до 1589 года. В недавние годы неподалеку произошло сражение за высоту Сан-Хуан, положившее конец испано-американской войне, и с тех пор Европа окончательно перестала оказывать на Кубу влияние.

– Кастро объявил о победе кубинской революции с балкона городского совета, – рассказал профессор.

Они сели в «Рендж-Ровер», который ждал их в аэропорту: Бене все организовал, связавшись со своими партнерами по бизнесу.

– Колумб высадился здесь во время своего первого путешествия в октябре тысяча четыреста девяносто второго года, – продолжал Трей. – Он думал, что попал в Азию, на новый континент, и поэтому стал искать кагана, правителя. На борту с ним находился некто по имени Луис де Торрес, переводчик. Он говорил на иврите и немного владел арабским. Колумб послал в глубь острова де Торреса и еще одного человека, чтобы они нашли кагана. Но они обнаружили лишь полуобнаженных дикарей, которые вели примитивный образ жизни. Однако Луису удалось сделать одно открытие. – Ученый на мгновение замолчал. – Местные жители научили его сворачивать листья растения под названием tabacos. Они поджигали один конец листа и несколько раз затягивались. Де Торрес видел, что они брали на охоту тлеющие головешки, останавливались примерно через час и делали пару затяжек. Благодаря этому туземцы могли преодолевать огромные расстояния. Сегодня мы называем эти вещи сигарами и листьями табака. Возможно, де Торрес был первым европейцем, который начал курить. А за следующие сто лет табак распространился по всей Европе.

Когда они выезжали из аэропорта, Роу сидел за рулем, и они сразу направились в небольшую общину, находившуюся к западу от города. Халлибертон рассказал ему, где находится архив, а карта лежала у них в машине.

– Де Торрес больше не вернулся в Испанию, – добавил Трей. – Он остался в Новом Свете и поселился на Кубе. Там он основал плантацию и стал первым европейцем, который выращивал табак. А сам остров, даже в большей степени, чем Гаити, стал испанской штаб-квартирой в Новом Свете. Поэтому не стоит удивляться, что большая часть документов того времени находится именно здесь.

«Именно по этой причине они уцелели», – подумал Бене. Как социалистическое государство Куба была закрыта для остального мира с 1959 года, и ситуация изменилась только в последние несколько лет.

– Я презираю Колумба. – В присутствии Халлибертона марон мог позволить себе быть искренним, по крайней мере в этом вопросе.

– И ты не одинок. Двенадцатое октября, день открытия Колумбом Америки, теперь не празднуют в других местах. В Мексике он посвящен одному из живущих там народов под названием раза, и о Колумбе никто не вспоминает. А в Уругвае местные жители называют двенадцатое октября последним днем свободы. Многие другие страны Центральной Америки разделяют их чувства. То, что произошло в тысяча четыреста девяносто втором году, определенно изменило мир, одновременно положив начало эре беспрецедентного геноцида, жестокости и рабства.

Профессор замолчал, и дальше они ехали мимо бесконечных полей сахарного тростника, окруженных пальмами, не проронив ни слова. Бене размышлял о том, что ему поведал Саймон. Впрочем, тот был весьма скуп на информацию. Роу не стал сообщать Халлибертону о существовании австрийца, решив оставить это при себе. Но то, что Трей рассказал о Луисе де Торресе, переводчике с иврита, запало ему в память.

– Зачем на корабле Колумба находился человек, знающий иврит? – снова заговорил Бене.

– Неизвестно. Кое-кто полагает, что Колумб был евреем и искал землю обетованную, где евреи живут в мире.

В это верил и Саймон.

– А такое возможно? – с сомнением поинтересовался марон.

Трей пожал плечами.

– Кто знает? Нам так мало известно о Колумбе, что возможно все. Однако есть некоторые факты – например, в первое путешествие он не взял с собой священников, что уже само по себе было странно. Христофор был загадкой тогда, и по сию пору его жизнь скрыта завесой тайны. Кто бы мог подумать, что он нашел затерянный золотой рудник таино? Тем не менее такой вариант нельзя исключать.

Шоссе привело их в маленькую деревушку с домами, построенными в колониальном стиле. Все здесь казалось очень странным, множество раз пережившим ремонт. Три магазина обслуживали все нужды фермеров, а кроме того, в деревне имелись мастерская жестянщика, табачная лавка и нечто напоминающее церковь. Бене припарковал машину на вымощенной камнем площади, окруженной зданиями колониальной эпохи. Горячий воздух наполняли ароматы спелых фруктов и уставших от бесконечного труда людей, и легкий ветерок доносил до них диковинную смесь различных запахов.

Они направились к находившемуся на противоположной стороне улицы зданию с вывеской «МУЗЕЙ ИСТОРИИ КУБЫ». Рядом висела табличка, сообщавшая, что музей работает до четырех часов. Роу подготовился к поездке, и под его тонким пиджаком прятался пистолет. Куба, при своей внешней невинности, оставалась враждебным местом, где следовало соблюдать осторожность. Людей вокруг было совсем немного. К вновь прибывшим заковылял грязный шелудивый пес. Из кафе доносились звуки кубинского джаза…

Бене посмотрел на Трея.

– Ты сказал, что музей принадлежит частным лицам. Кто они такие?

– Кубинские евреи.

Слова профессора только подогрели интерес его спутника.

– Я и сам удивился, – признался Халлибертон. – Когда-то здесь жили десятки тысяч евреев, которые прибыли вслед за Колумбом. Затем, в семнадцатом веке, спасаясь от Инквизиции, они бежали в Бразилию. А в тысяча восемьсот девяносто восьмом году вернулись, когда остров освободился от Испании. Теперь их осталось всего полторы тысячи человек. Удивительно, но Кастро их не трогает. За последние десять лет они обрели известность благодаря тому, что хранят историю острова. Некоторые из них – далекие потомки тех конверсо, что иммигрировали сюда в начале шестнадцатого века вместе с де Торресом. Они потратили немало времени и денег, собирая документы и артефакты того периода. К счастью, у них есть щедрый спонсор. Он играет такую же роль для евреев, как ты для маронов.

Бене ужасно хотелось выпить чего-нибудь холодного.

– Я не знал, что на Кубе есть богатые люди. Те, с кем я имею дело, утверждают, что все они нищие, – заметил он.

– Этот человек живет в Европе, – объяснил ученый. – Он богатый австриец, которого зовут Захария Саймон.

Глава 41

Том лежал на полу и наблюдал за приближающейся тенью. Он решил подождать, когда неприятель подойдет совсем близко – и только потом начать стрелять. Когда Саган навел пистолет на просвет между прутьями в нише, находившейся в двадцати футах впереди, его правый локоть задел кости, и он инстинктивно отдернул руку.

И заметил на левой стене, на высоте четырех футов от земли, внутри ниши, рубильник, который невозможно было заметить снаружи.

Вдоль каменной стены вверх, к потолку, шел стальной кабель. От него в разные стороны отходили другие, ведущие к лампам, освещавшим ниши. Том понял, что рубильник выключает все лампы, находящиеся в этом помещении.

Он вскочил на ноги и ударил правой рукой по рубильнику, погрузив в темноту свою часть пещеры. Свет все еще проникал в коридор из других ниш, находившихся на противоположной стене, но теперь у репортера появилась возможность спастись. Он пригнулся и двинулся дальше – туда, где должны были находиться еще одни железные ворота, через которые он собирался ускользнуть.

Послышались два щелчка – и Том вздрогнул от неожиданности.

Пули ударили в груду костей у него спиной.

Его противник продолжал поиски, но журналисту удалось продвинуться вперед.

Вскоре он добрался до самого конца.

Железные ворота внутри арки открылись, и Саган осторожно посмотрел направо, в сторону наполовину освещенного главного коридора. Там никого не было. Возможно, преследователь вошел в нишу, повторив его маневр. Тому не хотелось это проверять, и он побежал по коридору в сторону выхода, о котором ему рассказала Инна.

На мгновение он остановился у основания лестницы и оглянулся.

Никто его не преследовал.

Он начал подниматься, перешагивая сразу через две ступеньки, добежал до самого верха, свернул налево и через короткий коридор выскочил на дневной свет.

Там его ждали две темные фигуры.

Инна и Элли.

– Что случилось? – спросила у Тома его коллега.

– Нет времени. Нужно уходить, – быстро ответил он.

Беккет выглядела потрясенной, но у ее отца у самого вид был, наверное, не лучше.

Они стояли в узком переулке, расположенном, судя по всему, к востоку от собора, высокий шпиль которого закрывали крыши соседних домов.

– Кто там? – спросила Третьякова, кивая на выход из катакомб.

– Незваные гости, – отозвался Саган.

Казалось, Инна все поняла и кивнула.

– Идите за мной, – сказала она.

Захария присел на корточки на верхней площадке лестницы, наблюдая за дверью, которая находилась в десяти метрах впереди, и слушал разговор Тома Сагана с какой-то женщиной.

Вскоре к нему присоединился Роча.

Потом дверь захлопнулась.

Стало темно и тихо.

Им пора было уходить. Выстрелы могли услышать в соборе, и Саймон не хотел, чтобы его здесь нашли. К счастью, у него выдалось несколько минут для разговора с Элли, и Захария надеялся, что она сделает то, о чем он попросил.

– Джеймисон мертв? – спросил он.

– Да. Но вы должны кое-что знать.

Роча сообщил Саймону, что сказал Брайан перед тем, как его застрелили, повторив слова Элли. Захария перестал понимать роль Бене Роу в происходящем. Неужели теперь под угрозой окажется все дело?

– Вернись к телу и приведи там все в порядок, – приказал Саймон.

Через несколько минут его подручный вернулся, неся на плечах тело Джеймисона. Захария осторожно подошел к выходу, открыл внутреннюю щеколду и выглянул наружу, где уже начало темнеть.

– Жди здесь.

Саймон быстро подошел к перекрестку. По пути его внимание привлек контейнер для мусора. Не слишком большой, но для их целей подойдет. Захария вернулся к железной двери и увидел, что снаружи нет ни ручки, ни замка. Выход только в одну сторону. Том Саган все продумал заранее.

Снова.

Теперь австриец уже не сомневался, что журналист солгал ему.

– Я ухожу, – сказал он Роче. – Брось тело в мусорный контейнер за углом, я буду ждать тебя в машине.

Элли трясло. От страха? Сомнений? Смятения? Она и сама не понимала. Женщина, которая назвалась Инной Третьяковой, очевидно, была знакомой отца. Она повела их к ближайшей станции венского метро, они проехали несколько остановок и оказались в районе многоквартирных домов. В нескольких километрах, на фоне темнеющего неба, высился шпиль собора Святого Стефана. Часы в метро показывали семь вечера.

В поезде отец почти все время молчал – лишь перекинулся несколькими фразами с Инной. Ей было немногим за сорок – привлекательная женщина с голубыми проницательными глазами. Она сказала, что работает редактором в «Курьере», одной из ежедневных венских газет.

Элли старалась сохранять спокойствие, но не могла забыть Брайана Джеймисона, падающего на пол с пулей в спине. Никогда прежде девушка не видела ничего подобного. Он был опасным человеком, которому она не доверяла. Он солгал ей возле собора, когда сказал, что пришел один, он знал иврит и носил пистолет – все это никак не укладывалось у нее в голове.

Что происходит?

Беккет была двадцатипятилетней студенткой-выпускницей, интересующейся Колумбом и написавшей о нем статью в британском научном журнале. Еще совсем недавно она изучала в Севилье документы пятисотлетней давности, а потом оказалась в Вене, где судьба связала ее с человеком, пытавшимся отыскать сокровища Храма. Теперь она пустилась в бега вместе с отцом, которого глубоко презирала, и исполняла роль шпиона.

Инна привела их к скромному дому с квартирой на третьем этаже, похожем на ту, где Захария поселил Элли. Третьякова жила с двумя детьми-подростками и объяснила, что развелась с мужем пять лет назад.

– Раньше ты об этом не упоминала, – заметил Том.

– Какое это имеет значение? – подала плечами его старая знакомая. – Ты попросил о помощи, и я сумела ее оказать. А теперь расскажи мне, что там произошло.

– Там убили человека.

– Что ты отдал Захарии? – вмешалась в разговор Элли.

– А ты хотя бы представляешь, что мне пришлось пережить? – спросил ее отец. – Я думал, ты в опасности. Я смотрел, как эти подонки…

– Это было по-настоящему.

Беккет действительно так думала. Она все еще ощущала их отвратительные руки на своем теле.

– Я сильно рисковал ради тебя, – сказал Саган.

– Мне известно, что ты собирался покончить с собой, – отозвалась его дочь.

– Еще несколько мгновений, и у тебя больше не было бы никаких проблем, связанных со мной.

– Я не жалею о том, что сделала. Мне следовало так поступить. Слишком многое поставлено на карту.

– Ну так просвети меня!

Это не входило в планы Элли, в особенности в присутствии незнакомки, о которой она ничего не знала. Поэтому она сама задала вопрос:

– Что ты нашел в могиле деда?

Глава 42

Захария вышел из машины и сказал Роче, чтобы тот ждал его за рулем. Они приехали из центра Вены в западную часть города, возле Шенбрунна. Когда-то здесь находилась резиденция австрийских императоров династии Габсбургов, а теперь барочный дворец стал местом паломничества туристов.

Весьма популярным.

Однажды Саймон побывал здесь и с удовольствием прошелся по некоторым из 1400 залов. Особое впечатление на него произвел Кабинет Зеркал, где однажды выступал шестилетний Моцарт. А в великолепных галереях как-то вечером 1815 года танцевали делегаты венского Конгресса, празднуя раздел наполеоновской империи. Австриец восхищался их дерзостью.

Дворец уже был закрыт, но сад оставался доступным для посетителей до наступления сумерек. Длинные аллеи разделяли ряды идеально подстриженного кустарника и море поздних цветов. В небо вздымался обелиск, из скульптурных фонтанов били пенные струи воды… Саймон наслаждался пиршеством цвета и стиля, позволив окружающей красоте успокоить напряженные нервы. Он успел переадресовать все телефонные звонки, приходящие в его поместье, на сотовый Рочи, который забрал с собой перед тем, как выйти из машины, и был готов сразу ответить на звонок Элли, когда она позвонит. В данный момент Захарию беспокоила личность Брайана Джеймисона – поэтому он и организовал эту встречу.

Его контакт работал заместителем консула в израильском посольстве и мог обеспечить его морем полезной информации. Этот человек был молод, амбициозен и жаден. Однако сейчас на дальнем конце скамейки сидела женщина средних лет, высокая, с длинными черными волосами и пышной фигурой.

Посол Израиля в Австрии.

Женщина встала и подошла к Саймону.

– Я думаю, пришло время поговорить с глазу на глаз, – сказала она на иврите.

Захария почувствовал тревогу и собрался уйти.

– Расслабьтесь, я друг, – добавила израильтянка.

– Ну так я слушаю, – ответил он на иврите.

Дама улыбнулась.

– Неизменно такой осторожный и заранее готовый ко всему. Только не сегодня.

Они были знакомы. Иначе и быть не могло – Саймон являлся одним из самых богатых евреев в этой части мира, и большинство жителей Израиля относились к нему с огромным уважением.

Например, эта женщина.

Когда-то она была учительницей, но потом перешла на дипломатическую службу и сначала работала в Центральной Азии. Она преподавала в Колледже национальной обороны и являлась политическим советником Кнессета, что давало ей возможность общаться с политической элитой Израиля. Ее считали крутой, резкой до дерзости и чрезвычайно умной.

– И в чем же я проявил неосторожность? – спросил Саймон.

– Мне известно, чем вы занимаетесь. Я за вами наблюдала.

Теперь австриец почувствовал настоящую тревогу.

– Скажите мне, Захария, кто, по вашему мнению, станет премьер-министром в ближайшее время? – спросила его собеседница.

Намек был понятен.

– Ваше имя никогда не упоминалось, – заметил мужчина.

Дама улыбнулась.

– Так и должно быть. Сегодняшний лидер может завтра все проиграть.

Захария не стал спорить, но оставался настороже.

– Ваш план поражает своей дерзостью, – сказала израильтянка. – И изобретательностью. И главное, он может сработать. Но самое важное – что будет потом, не так ли?

– А потом придете вы?

– Израиль нуждается в новой Железной леди.

Саймон улыбнулся при упоминании Голды Меир, которую называли так еще до того, как титул перешел к Маргарет Тэтчер. Первая и пока единственная женщина, занимавшая пост премьер-министра Израиля – многие называли ее «лучшим мужчиной в правительстве», волевая и прямая, с седыми волосами, уложенными в строгую прическу, она получила еще одно имя: «бабушка еврейского народа». Захария помнил, что его отец и мать говорили о ней с глубоким уважением. Голда Меир входила в группу из 24 человек, которые подписали Декларацию независимости Израиля в 1948 году. На следующий день началась война, и Меир сражалась вместе с другими. Она приказала выследить и уничтожить всех террористов, убивших еврейских спортсменов во время Олимпийских игр 1972 года, и командовала армией в Войне Судного дня[243]. Тогда она приняла ряд мудрых решений, спасших страну.

– Зачем вы мне все это говорите? – спросил Саймон.

– Как я уже сказала, вы совершили ошибку. Человек, которого вы убили, был агентом американской разведки. Они также ведут за вами наблюдение.

– И почему же?

Женщина рассмеялась.

– Ладно, Захария. Будьте осторожны. Следите за каждым своим словом. И вот что вы должны знать. Сейчас мы говорим наедине. Будь я вашим врагом, вы бы уже находились под арестом. Однако вместо этого я послала людей, чтобы прибрать за вами. Тела, которое вы оставили в мусорном баке, больше там нет. Я не люблю американцев. И не люблю, когда они вмешиваются в наши дела. И мне не нравится их обслуживать.

Захария полностью разделял ее чувства.

– Джеймисон работал с некоторыми нашими людьми – неофициально, естественно, – сообщила посол. – У меня много друзей, поэтому я позаботилась, чтобы они разделяли мое отношение к американцам. Вы все можете проверить. Тело Джеймисона исчезло, и в прессе не появится никаких упоминаний о его смерти. Да и сами американцы ничего не будут знать в течение нескольких недель. Считайте это проявлением доброй воли с моей стороны.

В голове у Саймона царила сумятица – а он всячески старался избегать таких ситуаций. Однако он молчал и внимательно слушал.

– Вскоре я возвращаюсь домой, – продолжала израильтянка. – И буду участвовать в выборах в Кнессет. Затем я намерена стать премьер-министром. Моих сторонников становится все больше. А после того, как вы сделаете то, что планируете, поддержка и вовсе станет всеобщей.

– Откуда вы знаете, что я планирую?

Женщина прищурилась.

– Джеймисон успел многое узнать от Элли Беккет. У него был целый день на разговоры с ней, вы же знаете. И он доложил обо всем, что узнал, своему руководству до того, как вы его убили.

– Значит, вы контактируете с американцами?

Посол кивнула.

– У меня превосходные связи. Получив информацию от Джеймисона и сложив ее с тем, что я знала прежде, я без проблем поняла, что вы задумали. Должна признаться, я сожалею, что не догадалась проделать все это сама.

– И что же американцы? Они будут представлять для нас проблему через несколько недель?

Дама пожала плечами.

– Я бы сказала, что они больше не опасны, и я позабочусь о том, чтобы все так и оставалось.

Саймон уловил угрозу в ее голосе.

Он знал, что она могла повернуть ситуацию в любую сторону.

– Захария, когда вы сумеете добиться своей цели, я хочу быть тем, кто продолжит ее развивать. Это идеально совпадает с моими планами. В таком случае каждый из нас получит то, что мы хотим, – заявила женщина.

– А нельзя ли уточнить, чего мы хотим?

– Сильного решительного Израиля, говорящего твердым голосом. Окончательного решения арабской проблемы, без малейших уступок. И самое главное – чтобы мир больше не мог нам указывать, как нам жить.

Захария все еще не расстался со своими подозрениями, но у него был только один способ убедиться в достоверности того, что говорила посол, – проверить мусорный контейнер.

– Вы правы в одном, – продолжала она. – Искра, которая может пробудить Израиль ото сна, не должна исходить из официальных источников. Так ничего не получится. Будет правильнее, если все произойдет спонтанно и извне, без малейших намеков на политику. Искренне, от сердца, из глубины, чтобы вызвать мощную эмоциональную реакцию. Как только я окончательно поняла, чего вы хотите, то сразу увидела, что это самый правильный курс.

– И если мне будет сопутствовать успех, вы доведете дело до конца и сделаете все, что необходимо?

Женщина догадалась, что собеседник испытывает ее, хочет узнать, насколько она понимает его замысел.

– О да, Захария, – кивнула она. – Евреи будут помнить месяц Ав.

Она действительно знала все.

– Это не просто совпадение, – продолжала она, – что наш Второй Храм уничтожен в девятый день месяца Ав, в семидесятом году нашей эры – в тот самый день, на шесть столетий раньше, когда вавилонские солдаты Навуходоносора разрушили Первый Храм. Я всегда считала, что это знак.

Теперь Саймон был охвачен любопытством.

– А у вас есть союзники, которые думают так же?

Это могло оказаться важным.

– Пока так думаю только я, Захария, – сказала дама. – Есть ли у меня друзья? Друзья, обладающие властью? Да, и их много. Но они ничего не знают. Я буду их использовать. Только мы с вами являемся частью плана.

– И вы сделаете все, что нам необходимо?

Австриец увидел, что его собеседница все понимает.

– Не волнуйтесь, Захария, – заверила она его. – Евреи получат Третий Храм. Это я обещаю.

Глава 43

Бене и Халлибертон вошли в музей – отдельно стоящее здание, прежде двухэтажный дом, обшитый изнутри деревом, с мраморными полами и стенами, украшенными фресками. В орнаментах и решетках чувствовалось влияние мавров, а за окнами раскинулся пышный сад. На первом этаже, где один зал плавно переходил в другой, в стеклянных витринах лежали камни, окаменелости, фотографии, книги и другие реликвии. Все надписи были только на испанском, но Роу без труда прочитал их. Возле одного из экспонатов стоял мужчина лет пятидесяти с пятнистым лицом. Трей представил ему себя и Бене, объяснил, что он ученый из Университета Вест-Индии и приехал посмотреть коллекцию документов времен испанской колонизации. Мужчина, оказавшийся хранителем музея, предложил свою помощь, но заметил, что коллекция является частным собранием, и, прежде чем он сможет ее им показать, потребуется разрешение.

– От кого? – спросил Роу.

Когда Трей рассказал, что Захария Саймон имеет отношение к этому музею, Бене начал нервничать. Здесь не Ямайка, и никто не знает, кто такой Бене Роу. Да, он вооружен и, если потребуется, сможет пробиться к самолету, но марон понимал, что таким способом решить проблему вряд ли получится. Дипломатия принесет куда больше пользы. А на Кубе это означает взятки. Вот почему он захватил с собой наличные.

– Скажите, друг мой, – обратился марон к хранителю. – Здесь имеют хождение американские доллары?

– О да, сеньор. У нас они в большой цене, – кивнул тот.

Несмотря на смелые речи, кубинское правительство оставалось неравнодушным к американским деньгам. Бене достал пачку банкнот и отделил от нее пятьсот долларов.

– А существует ли возможность быстро получить разрешение? – спросил он и положил деньги на ближайшую стойку с экспонатами.

– Да, сеньор. Я немедленно позвоню в Гавану.

Том бросил на Элли мрачный взгляд. У него не вызывало сомнений, что она его презирает, но он хотел получить ответы на свои вопросы.

– Ты приняла иудаизм?

– Откуда ты знаешь?

– Мне рассказал Абирам.

– В записке?

Саган кивнул.

Его дочь все еще выглядела удивленной.

– Я поступила так с тобой ради своей религии, – заявила она.

– Значит, быть евреем означает жить во лжи? – покачал головой журналист. – Твоя мать никогда бы не одобрила твоего решения.

– Моя мать меня любила. Всегда.

– Тем не менее это не помешало тебе ей лгать. Ты перешла в иудаизм до ее смерти, но скрыла этот факт.

Слова отца удивили Беккет еще больше.

– Откуда ты знаешь?

Но он не ответил на ее вопрос.

– Ты лицемеришь, – продолжил он обвинять девушку. – Ты сказала мне, что я был отвратительным отцом и мужем, но сама все время лжешь.

Дети Инны разошлись по своим комнатам, и отец с дочерью остались в гостиной вдвоем. Им следовало бы выйти на улицу для такого разговора, но Том чувствовал себя более уверенно здесь, в одной из множества квартир.

– Кто эта женщина на кухне? – спросила Элли.

– Друг, – пожал плечами Саган.

– У тебя много друзей.

– Ты хочешь меня оскорбить?

– Думай что хочешь. Я видела боль на лице матери, видела, как она плакала. И знала, что ее сердце разбито. Я тогда уже не была ребенком.

Беккет говорила о вещах, которые ее отец уже научился признавать.

– Я был плохим человеком и совершал недостойные поступки. Но я всегда любил твою мать. И все еще ее люблю.

– Ты шутишь?

Том услышал горькие интонации Мишель в голосе дочери, увидел в глазах Элли гнев ее матери. Он знал, что сам виновен в том, что дочь так к нему относится. Он не последовал совету жены и не попытался помириться с собственным единственным ребенком. Он лишь жалел самого себя, пока его дочь училась ненависти к нему.

– Ты собираешься рассказать мне, что нашел в гробу деда? – спросила девушка.

Репортер решил дать ей возможность посмотреть на копию письма, которую он отдал Саймону. Она прочитала ее и подняла на него взгляд, полный вопросов.

– Он рассказал обо мне все, – пробормотала Беккет.

Том кивнул.

– Даже старый Абирам в конце сожалел о содеянном.

– И ты отдал такое же письмо Захарии?

То, что Элли назвала этого человека по имени, напомнило Сагану, что ей нельзя доверять.

– Да, – ответил он коротко.

Он перепечатал оригинал в Джэксонвилле, воспользовавшись компьютером в библиотеке, и сделал две копии, без особого труда слегка изменив содержание и убрав из него упоминание о големе, имя раввина, закодированные указания и упоминания о ключе. Он не знал, что может произойти в Австрии, но заранее подготовился к худшему.

– Здесь почти ничего нет, – сказала девушка.

– Ну так расскажи мне. Что происходит?

Элли не знала, лжет ее отец или нет. Очевидно, дед оставил это письмо ему. В нем упоминалось о сокровищах Храма и великой тайне, которую хранил левит. Но разве он не должен был открыть эту тайну? И все объяснить? Прав ли Захария? Возможно, текст письма изменен?

– А тебя не беспокоит, что в соборе убили человека? – спросил Том.

– Он меня похитил. И не раз угрожал смертью, – отозвалась Беккет.

– Он сказал, что является агентом американской разведки.

– Мне говорили, что он работал на человека по имени Бене Роу.

– Кто говорил?

Девушка решила не отвечать.

– Снова Захария? – Том покачал головой. – Как ты думаешь, почему Брайан позволил тебе подойти к Саймону в церкви? Если бы он хотел причинить тебе вред, то сделал бы это сам.

– Ты слышал, что он сказал. Захария заключил с ним сделку, договорившись меня освободить.

– А ты вообще обращаешь внимание на то, что происходит вокруг?

Элли совсем не нравился снисходительный тон Сагана, но она не сумела придумать осмысленной линии защиты.

– У меня возникло совсем другое представление об этом человеке, – сказал ее отец. – Брайан не хотел причинить вред никому из нас. Он пришел, чтобы помочь.

Инна вернулась из кухни и сказала, что приготовила ужин. Том благодарно кивнул, но Элли никак не отреагировала на ее слова. Девушка продолжала держать в руке записку.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Вернусь домой.

– А тебе не интересно во всем разобраться?

– Я приехал, потому что хотел тебя защитить. Теперь о тебе позаботится твоя религия.

– Ты ничтожество, – заявила Беккет.

– А ты высокомерная сучка, – внезапно бросила Инна.

Спина Элли напряглась.

– Твой отец приехал, чтобы тебя спасти. Ради тебя он рисковал жизнью. И это все, что ты можешь ему сказать в качестве благодарности?

– Не ваше дело! – огрызнулась девушка.

– Очень даже мое – после того, как я помогла вам сбежать из церкви.

– Я не знаю, зачем вы это сделали, но мне все равно. Я не просила вас о помощи. Он просил.

Третьякова покачала головой.

– Я очень надеюсь, что мои дети никогда не будут так ко мне относиться.

Элли вспомнила, как Брайан пытался убедить ее перестать ненавидеть отца: он защищал Тома и заставил ее почувствовать угрызения совести. Однако его мотивы вызывали у Беккет сомнения. Теперь же она не могла слышать, как еще один незнакомый человек пытается обелить ее отца.

Захарии придется поискать другой путь, чтобы узнать, что было спрятано в могиле ее деда.

– Я ухожу, – сказала девушка.

Том оценил то, что Инна встала на его защиту. Ему следовало сказать все это самому, но он не нашел в себе сил. Он слишком долго терпел оскорбления Элли, считая их наказанием за прошлые грехи. Любопытно, что мир ненавидел его за поступок, которого он не совершал, – фальсификацию новостного репортажа, – но едва ли кто-то знал о его настоящей ошибке.

Ошибке, которую он совершил по собственной вине.

И вот наказание за нее.

Он пришел на помощь Элли, считая, что должен спасти ее от бандитов. Теперь же он знал, что его обманули, а его дочь принимала участие в гнусном мошенничестве и не испытывает никаких сожалений по этому поводу.

Том посмотрел на дверь, захлопнувшуюся за Элли.

– Мне очень жаль, – сказала Инна.

Репортер покачал головой.

– Я сам во всем виноват.

– Между вами многое произошло.

– Больше, чем осознает каждый из нас.

– Она вернется к Захарии Саймону, – сказала Третьякова.

– Он завладел ее разумом.

– Она забрала с собой то, что ты ей дал.

Том кивнул.

– Записка предназначалась для нее.

Инна недоуменно посмотрела на него.

– Я перепечатал записку отца перед тем, как прилетел сюда, опустив ряд важных мест, – объяснил ее коллега. – Я не знал, что произойдет, когда я окажусь здесь, но постарался предусмотреть самые разные варианты. Каждый хороший репортер должен уметь обдумывать развитие ситуации заранее.

Женщина улыбнулась.

– Я помню это правило. И рада, что ты тоже его не забыл.

– Я все еще жив.

Эти слова Саган произнес вполне осознанно.

– И что ты намерен делать?

– Совсем не то, что сказал Элли.

Глава 44

Захария смотрел вслед послу, быстро покинувшей сад Шенбрунна. После восьми часов спустились сумерки, солнце спряталось за горизонт, и стало прохладно.

Совершенно неожиданный поворот.

Нужно приказать Роче, чтобы он проверил мусорный контейнер.

Но Саймон знал, что израильтянка сказала правду.

Его мало интересовала политика. Он ни разу не видел, чтобы из этого сложного процесса получалось что-то разумное. Бесконечные разговоры, ведущие к ослабляющим страну компромиссам, направленным только на то, чтобы выиграть очередные выборы. Захария же хотел результатов, а не голосов избирателей. Действий, а не болтовни. Изменений нынешнего порядка.

Секретность была его союзником.

Но не теперь.

По крайней мере один человек разделял его взгляды.

В кармане Саймона завибрировал телефон.

Он посмотрел на дисплей, но на нем не отобразился номер. Значит, звонил Роча, и поэтому он решил ответить.

Но голос, который он услышал в трубке, принадлежал не Роче:

– Сеньор, вас беспокоит Матео, с Кубы.

Это имя австриец знал.

– Это Захария, Матео, – сказал он. – Buenos tardes[244].

Лишь после этого он сообразил, что на Кубе сейчас полдень. Хранитель музея уже очень давно ему не звонил.

– Сеньор Саймон, у нас проблема, – сказал Матео.

Захария выслушал доклад о том, что чернокожий по имени Бене Роу и белый по имени Халлибертон пришли в музей с целью изучить его архивы. Австриец был доволен, что хранитель выполнил отданные ему инструкции: немедленно информировать его обо всех, кто интересуется архивными документами. Их обнаружил его дед, а отец защитил, сделав взнос, позволивший открыть в городке музей. Так кубинские евреи создали на острове нечто важное – и все получилось.

– Что мне делать? – спросил Матео.

– Пусть смотрят все, что пожелают, – сказал Саймон. – Я перезвоню позже.

Выйдя из квартиры, Элли отошла от дома на достаточное расстояние, чтобы оказаться в одиночестве. Почему отец не мог просто отдать то, что оставил дед? Она не просила его геройствовать, не просила об участии. Речь шла о том, чтобы исправить несправедливость, совершенную тысячи лет назад, а вовсе не о восстановлении их отношений. И не о нем, когда он единственный раз в своей жалкой жизни попытался поступить правильно.

Беккет недавно приняла новую для себя религию, но хорошо знала о еврейском укладе жизни. Она видела, как жили ее дедушка и бабушка, и хотела стать такой же религиозной еврейкой. И если ей удастся помочь восстановить то, что многие считали священным, это будет здорово.

Однако у нее появились вопросы.

Почему дед не хотел того же? Почему хранил тайну сокровищ Храма? Почему ничего не рассказал ей? Быть может, все дело в тех людях, о которых ее предупреждал Саймон?

Но сейчас Элли знала только одно – она не может иметь дела с отцом.

Поэтому она вытащила из кармана телефон и позвонила по первому номеру в его памяти.

Бене совсем не нравилось происходящее. Конечно, он ничего не мог сказать Халлибертону, потому что тогда его друг начал бы задавать вопросы, на которые Роу не хотел отвечать. Широко улыбающийся хранитель вернулся с сотовым телефоном в руках и повел их в лишенную окон комнату с деревянными полками и пластиковыми контейнерами, забитыми дневниками, старыми книгами и пергаментами. Архив был систематизирован, на полках и контейнерах имелись указания на место и время, к которым относились хранящиеся в них бумаги. Трею не слишком понравилось качество хранения, но сами документы произвели на него огромное впечатление.

– Здесь четыре контейнера с документами, относящимися к семнадцатому веку. Мне еще ни разу не доводилось видеть столько в одном месте! – восхитился он.

– Постарайся побыстрее с ними разобраться, – попросил марон.

– Это может занять часы.

– У нас столько нет.

– Что-то не так, Бене?

– Да, Трей. Мы на Кубе. Так что поспеши!

Том сидел на кухне и жевал кусок черного хлеба. Инна приготовила тушеные помидоры с белым рисом, от которых прекрасно пахло, но у него не было аппетита.

– Последние несколько лет я писал книги, – сказал Саган. – В качестве литературного «негра». Художественная и документальная литература. Все они стали бестселлерами. Некоторые даже вышли в топ.

Он отвечал на вопрос коллеги, чем занимался после скандала.

– У меня это хорошо получается, а писатели, на которых я работаю, хотят, чтобы я оставался невидимым, – объяснил журналист.

Третьякова пила кофе и почти ничего не ела.

– Ты всегда был хорош в том, что делал, – сказала она задумчиво.

Тому нравилась эта практичная женщина, и он решил рассказать ей правду.

– Меня подставили, Инна. Мне подбросили историю об израильских экстремистах, сфальсифицировали мои основные источники и большую часть информации. И сделали все очень грамотно. Я ничего не заподозрил. Все выглядело правильно и основательно. И я до самого конца не понимал, что происходит.

– Кто это сделал? – удивилась Третьякова.

– Есть целая команда, которая занимается подобными вещами. Похоже, своими репортажами я вызвал раздражение обеих сторон на Ближнем Востоке. Поэтому, сами о том не подозревая, они одновременно обратились к этой команде.

– И нет никакой возможности доказать, что тебя подставили?

Репортер покачал головой.

– Они грамотные ребята, – повторил он.

– Я всегда знала, что должно быть какое-то объяснение тому, что случилось. Томас Саган никогда не был лгуном.

Том ценил доверие коллеги.

– И никто тебя не поддержал, Томас? – уточнила она.

Он подумал о Робин Стаббс, которая оставалась с ним – некоторое время, – и вздохнул.

– У них имелись неопровержимые доказательства, а я мог противопоставить им только свое слово: я этого не делал. Они придумали безупречный план, и я не смог обнаружить в нем ни одной зацепки. Я только через год узнал, кто так со мной поступил.

Затем Саган рассказал Инне о субботнем утре в книжном магазине «Барнс энд Ноубл» – в первый раз он поделился с кем-то тем, что тогда произошло.

– Я ужасно сожалею, – повторила его подруга.

– Как и я.

– Твоя дочь – это проблема.

Журналист рассмеялся.

– И почему у тебя сложилось такое впечатление?

– Она не понимает, что делает, но думает, что ей известно все на свете.

– В двадцать пять лет я был очень на нее похож. К тому времени я уже женился и считал, что не могу совершить ошибок.

– Почему ты позволил ей уйти?

– Она вернется.

Инна задумалась, а потом на ее лице появилось понимание.

– Ты считаешь, что ее послал Саймон?

– Тогда все становится на свои места. В церкви они говорили как старые друзья. И она хотела уйти с ним, пока Саймон ее не предал.

«А возможно, это тоже часть игры», – пришло вдруг Тому в голову.

– Когда Элли нашла тебя в катакомбах, она бежала или шла? – спросил он Третьякову.

– Шла. Почему ты спрашиваешь?

– Она была спокойна?

Инна кивнула.

– В нас стреляли. Она убежала. А потом просто подходит к тебе, совершенно незнакомому ей человеку, и ждет меня?

Мужчина увидел, что коллега его поняла.

– И что же ты намерен делать? – спросила она.

Ее гость взял еще кусок хлеба.

– У меня нет выбора. – Он вытащил из кармана сложенный листок бумаги и протянул его Инне. – Это полный текст сообщения, найденного мной в могиле отца.

Женщина прочитала текст, и ее друг продолжил свой рассказ:

– Я поискал в интернете. Вот часть, где написано: «…сокровища охраняет только голем, в священном для евреев месте». А еще имя. Раввин Берлингер. Они связаны только с одним местом на свете.

– Прага.

Слова Инны произвели на репортера впечатление.

– Мне известна история про голема, – продолжала она. – Этой легендой знаменита Прага. Однако я никогда не слышала о Берлингере.

– Он был главой конгрегации в течение нескольких десятилетий. И мог знать Абирама и саки, отца моей матери, Марка Эдена Кросса. Берлингер до сих пор жив.

– Странно, что ты называешь отца по имени.

– Так я о нем всегда думал. Отстраненно. Он оставался для меня чужим человеком. А теперь у меня перед глазами стоит лишь его разложившееся лицо. Я неверно оценивал старика, Инна. Мы оба слишком многое держали при себе.

В комнате наступила тишина. Дети Третьяковой ушли в гости в соседнюю квартиру. Сама она уже предложила Тому провести ночь в гостиной, на диване, а на следующий день забрать взятую напрокат машину. Ее гость слишком устал, чтобы спорить – начала сказываться разница во времени.

– Пришло время раскрыть эту тайну, – почти прошептал он.

– Если это сделаешь не ты, ее раскроет Саймон, – согласилась с ним хозяйка дома.

– Значит, у нас еще больше оснований найти сокровища Храма, – сказал Саган и вдруг подумал о Брайане Джеймисоне. – Почему ими заинтересовалась американская разведка? Брайан сказал, что работает на какой-то «Магеллан». Ты можешь выяснить, что это такое?

Женщина кивнула.

– У меня есть контакты в американском посольстве.

Том снова порадовался, что позвонил Инне.

– В катакомбах осталось тело, – вспомнил он. – Но что-то подсказывает мне, что сейчас его там уже нет. И все же это следует проверить.

Третьякова снова кивнула.

Некоторое время они сидели молча, и журналист смотрел, как она ест помидоры с рисом.

– Я поеду в Прагу, – сказал он. – И возьму с собой Элли.

– Это может привести к очень серьезным неприятностям.

– Возможно. Но она моя дочь, Инна, и я должен поступить именно так.

Женщина улыбнулась, протянула руку и сжала его ладонь.

– Томас, ты себя недооцениваешь. Ты хороший отец – несмотря на то, что твоя дочь, да и ты сам думаете иначе.

Глава 45

Захария сидел в саду Шенбрунна, и в голове у него, опережая друг друга, метались самые разные мысли. Он представил себе это безмятежное место – каким оно было двести лет назад, когда единственный сын Наполеона жил во дворце. Или когда император Франц Иосиф пытался удержать от распада Австрийскую империю перед лицом мировой войны. Или когда Карл I отрекся от трона в 1918 году и навсегда покинул дворец, покончив с монархией.

Однако Саймона не интересовала австрийская история. Для его народа эта страна была лишь помехой. Здесь никогда не любили евреев, преследовали их и убивали десятками тысяч в течение многих веков. И хотя австрийцы возненавидели Адольфа Гитлера, это было вовсе не из-за евреев. Лишь немногие синагоги, уничтоженные нацистами, были восстановлены. Здесь оставалась только малая часть евреев, когда-то живших в Австрии. Однако семья Захарии пережила все шторма и опасности.

«Почему?» – спросил он своих родителей, когда был еще маленьким мальчиком.

«Потому что здесь наш дом», – ответили ему.

У него в руке завибрировал телефон, и на этот раз Саймон сразу узнал номер на дисплее – свой собственный. Звонила Элли.

– Надеюсь, у тебя хорошие новости, – сказал он ей.

Затем Захария выслушал рассказ девушки о том, что произошло с ее отцом, попросил прочитать письмо, которое тот ей дал, и понял, что получил от Сагана такое же.

Теперь австриец больше не сомневался.

– Он скрыл правду. И не показал тебе ничего нового, – заявил он уверенно.

– Может быть, там больше ничего и не было? – предположила Беккет.

– Исключено. Письмо неполное.

Однако Захария сообразил, что Саган кое в чем заподозрил свою дочь.

– Элли, твой отец почти наверняка считает тебя шпионом, – предупредил он девушку. – Однако он остается твоим отцом. Он тебя не прогонит.

– Что мне делать?

Саймон хотел спросить у Элли о Брайане Джеймисоне и о разговоре, который состоялся между ними, но решил, что пока от этого лучше воздержаться.

– Возвращайся, – велел он. – Держи глаза и уши открытыми. Ты сама сказала, что теперь нашим делом заинтересовались американцы. Брайан был агентом. Мы не можем позволить им узнать, что мы ищем. Это для нас, Элли.

На другом конце провода воцарилось молчание, и Захария рассчитывал, что это означает согласие.

– Я попытаюсь, – сказала наконец Беккет. – Вы хотите знать, где он находится?

– В этом нет нужды. – У Саймона имелось кое-что получше адреса Тома. – Если твой телефон включен, я могу отследить его местонахождение. Так что береги батарейку. Сможешь?

– Конечно.

– Тогда возвращайся. И да пребудет с тобой удача!

Бене вернулся в комнату, где Халлибертон продолжал изучать содержимое контейнеров, просматривая пергаменты, древние фолианты, дневники, карты и рисунки.

– Эти документы необходимо поместить в вакуум, – сказал профессор своему другу. – Они распадаются прямо в руках.

Роу проверил дверь и оставил ее приоткрытой, чтобы услышать, если перед входом в музей поднимется шум. Он наблюдал, стоя в конце короткого коридора, как хранитель вышел и позвонил по сотовому телефону. Ближе Бене подойти не мог – иначе его бы заметили, поэтому ему не удалось подслушать разговор. Однако он заметил, что хранитель вернулся и запер дверь. Роу посмотрел на часы: было немногим больше двух. До закрытия еще далеко – так зачем запираться? Оправдана ли его паранойя? Однако с того момента, как Бене узнал, кто контролирует музей, у него появились дурные предчувствия.

– Посмотри сюда, – сказал ему Трей.

Он держал в руках старый том с расползающимся переплетом и потемневшими страницами.

– Книгу напечатали в тысяча шестьсот тридцать четвертом году. Это описание жизни на острове. – Трей осторожно открыл книгу. – Она на кастильском, но я на нем читаю.

Бене услышал, как зазвонил сотовый телефон, вернулся к дверному проему и вышел в короткий коридор. Хранитель музея ответил на звонок и сказал по-испански, чтобы его немного подождали.

Затем он снова вышел наружу и закрыл за собой дверь.

На этот раз Роу решил рискнуть: он подошел к окну и приложил ухо к стеклу.

Захария говорил с хранителем кубинского музея. Он уже разобрался с Брайаном Джеймисоном, Томом Саганом и Элли Беккет. Теперь пришла очередь Бене Роу.

– Они еще в музее? – спросил Саймон.

– Изучают вашу коллекцию, – ответил Матео. – Их больше всего интересуют самые старые документы, времен Колумба. Но остальные материалы заперты, как вы и приказали. О них я ничего не сказал.

Австриец не представлял, как ямаец сумел отыскать архив, но то, что ему это удалось, многое усложняло. По телефону Роу сказал, что получил доступ к новой информации. Что он имел в виду? Если речь об архиве, то ценности его информация не имела – семья Саймона много лет контролировала древние документы, и оригиналы оставались в полной безопасности – кубинцы строго ограничивали въезд в страну.

Пришло время заканчивать с Бене Роу.

– Я хочу, чтобы ты задержал их в музее, – велел Захария. – Будь доброжелательным, всячески помогай. Постарайся не огорчать. Понятно?

– Да, сеньор Саймон. Я справлюсь.

Австриец закончил разговор и вернулся к машине, где его ждал Роча. Усевшись на пассажирское сиденье, он протянул помощнику телефон.

– Роу находится в кубинском архиве. Только что звонил хранитель. У тебя еще остались контакты в Policia Nacional Revolucionaria?[245]

Роча кивнул.

– Я продолжаю делать им регулярные выплаты. Они постоянно говорят, что мы можем к ним обращаться, если нам что-нибудь понадобится.

– Тогда обратись к ним, – сказал Саймон. – А потом отследи положение моего телефона при помощи глобальной спутниковой системы. Я не собираюсь ставить все на карту из-за прихотей наивной девчонки.

Бене услышал имя.

Саймон.

По его спине пробежал холодок.

Хранитель не звонил в Гавану для получения допуска к архиву. Он получал указания Захарии Саймона. У Роу и самого были сотни таких приспешников. Глаза и уши по всей Ямайке, которые сообщали ему, что происходит на острове. Ну а деньги не давали ручейкам информации пересохнуть.

Бене отпрянул от окна и быстро вернулся к Трею.

– Нам нужно уходить, – сказал он ученому.

– Я едва успел составить общее впечатление. Мне необходимо еще некоторое время! – запротестовал тот.

– Мы должны уходить, Трей.

– Что происходит?

– Хранитель музея нас продал.

Глаза профессора широко раскрылись.

– Откуда ты знаешь?

– Как ты сказал в самолете, я имею опыт в подобных вещах. Нам пора уходить.

– Еще несколько минут, Бене. Ради бога, здесь замечательные документы! Мне удалось найти упоминания о самом Луисе де Торресе.

Роу уловил настойчивость в голосе Халлибертона, который прекрасно понимал важность происходящего. Кроме того, Бене вспомнил другие слова хранителя.

«Но остальные материалы заперты, как вы и приказали».

Они зашли слишком далеко. Еще несколько минут ничего не изменят.

Или их ждут серьезные неприятности.

Том сидел в кабинете один. Инна ушла в спальню, чтобы сделать несколько телефонных звонков и собрать информацию – иными словами, занялась обычной репортерской работой. Конечно, далеко не все, что удавалось отыскать, оказывалось правдивым или имеющим значение – приходилось промывать тонны песка, чтобы найти золото. Прошло много лет с тех пор, как он занимался поисками новостей, но Саган не забыл, как это делается. Случай, расследованием которого он занимался, не был исключительным, и постепенно перед ним начала вырисовываться общая картина. Левит. Ключ. Человек по имени Берлингер. Голем. Сокровища Храма. Старый Абирам.

И Элли – вот что тревожило Тома больше всего.

Сейчас он не знал, как они будут общаться в будущем.

Он услышал, как открылась дверь, и на пороге появилась Инна. Сагану показалось, что ее дети любят и уважают мать. Он завидовал и восхищался ею.

– Что случилось с твоим мужем? – спросил он. – Насколько я помню, у тебя был хороший брак.

– Я тоже так считала. Однако оказалось, что у него совсем другие представления о нашей жизни. Однажды он пришел домой и сказал, что уходит. Пять лет назад. С тех пор мы практически его не видим, – рассказала Третьякова.

– Он не навещает детей?

– Они не имеют для него значения.

«Большая ошибка», – подумал Том.

– И как они относятся к его равнодушию? – поинтересовался он.

– Внешне им все равно, но я знаю, что это не так. Дети нуждаются в своих родителях.

Так и есть.

– Я выяснила, – продолжала Инна, – что «Магеллан» действительно существует. Это тайное подразделение Управления юстиции США. Двенадцать агентов работают на генерального прокурора или на Белый дом. Во главе стоит женщина по имени Стефани Нелл. И мне также удалось узнать, что одного из агентов зовут Брайан Джеймисон.

– Мне необходимо понять, почему их интересует Захария Саймон.

– Я попытаюсь это выяснить, но боюсь, задача окажется слишком сложной. Следует учитывать, Томас, что эти люди ничего не признают.

– Возможно, они поступят иначе, когда узнают, что их агент погиб.

– Тут у нас возникает другая проблема. Нет никаких сообщений о том, что в соборе произошло нечто необычное. Никакой полицейской активности. Тело так и не найдено.

Том не удивился. Как и восемь лет назад, он оказался в одиночестве.

– Я намерен найти сокровища Храма, – заявил он решительно.

– Зачем? Это не твоя битва.

– Она стала моей после того, как я прочитал записку отца, которая лежала в его могиле.

– Ты давно не участвовал в подобных схватках, не так ли?

– Верно, – голос журналиста понизился до шепота. – Не участвовал.

– И тебе очень хочется.

Мужчина посмотрел своей коллеге в глаза, и ему показалось, что она понимает его боль.

– Да, мне необходимо… – начал было он, но Инна перебила его:

– Это не принесет тебе искупления. То, что с тобой произошло, невозможно изменить.

Может быть, но…

В этот момент они услышали стук в дверь.

Саган знал, кто это.

Хозяйка открыла дверь и впустила Элли.

– Послушай, – сказала Тому его дочь. – Я сожалею о своем поведении. Последние дни выдались трудными. Но и тебе пришлось нелегко. Это важно для меня. И было важно моему деду. Я поступала так, полагая, что мои действия оправданы. Мне понятно, почему ты рассержен, но сейчас я хочу стать частью расследования.

Элли лгала. Но видит бог, Том был рад, что она вернулась.

В этом мире у него не осталось больше ничего.

– Завтра я лечу в Прагу, – сказал он. – Ты со мной.

Беккет медленно кивнула.

– Я могу составить тебе компанию.

– Ты голодна? – спросила ее Инна.

– Да, поесть бы не помешало.

Женщины вместе ушли на кухню.

И Том вновь остался один.

Какая ужасная путаница… Ему следовало оставить Элли в Вене. Но он проделал долгий путь, чтобы убедиться, что она в безопасности. И лучше, чтобы она находилась рядом, пока у нее не возникнет желание его покинуть.

Ему следовало простить ей ложь.

Так сказала Инна.

Так поступают отцы.

Глава 46

Бене взглянул на часы и обнаружил, что прошло уже почти тридцать минут. Он дважды проверял, чем занимается хранитель музея: тот сидел за письменным столом и читал книгу. Халлибертон просмотрел все четыре контейнера с документами шестнадцатого и семнадцатого веков и отложил несколько пергаментов, которые показались ему особенно интересными. Теперь он изучал их более внимательно.

– Тебе удалось что-нибудь найти? – спросил Роу Трея.

– Здесь описание заключенных сделок и отчеты, которые отправляли в Испанию, – откликнулся тот. – И еще пара дневников. Все в плохом состоянии. Я едва сумел их прочитать.

Бене решил, что пора поделиться с профессором толикой правды.

– Трей, ты сказал, что этот архив контролирует Захария Саймон. Я его знаю. Он bad bwai. Pyaka. – Он знал, что его друг немного говорит на этом диалекте и поймет слова «плохой человек» и «преступник». – Нам нужно уходить.

Казалось, лжецы окружают Роу со всех сторон. Фелипе. Саймон. Хранитель музея. Первую проблему он решил. Со второй еще предстояло разобраться. Но с третьей он покончит прямо сейчас. Бене вытащил из-под пиджака пистолет.

Трей удивился.

– Зачем тебе оружие?

– Надеюсь, оно нам не потребуется. Оставайся здесь.

Роу вернулся в общий зал. Сотрудник музея все еще читал книгу. Марон засунул руку с пистолетом в карман и небрежно подошел к нему.

– Вы можете нам помочь? – спросил он по-испански.

Хранитель улыбнулся и встал. Бене пропустил его вперед, а потом вытащил пистолет и прижал короткое дуло к его затылку. Одновременно он схватил его другой рукой за горло и сжал.

– Ты лжец, – продолжал Роу по-испански. – Ты звонил Саймону, а не в Гавану. Я все слышал. Что он тебе сказал?

Кубинец только молча покачал головой.

Его начало отчаянно трясти.

Бене сжал его горло еще сильнее.

– Я пристрелю тебя. Прямо здесь и сейчас. – пообещал он. – Проклятье, что он тебе сказал?! – Он взвел курок.

Его пленник услышал щелчок и наконец заговорил:

– Чтобы я вас задержал. И я должен вам всячески помогать.

– Ты сказал, что важные документы заперты. Где?

За окном послышался шум мотора.

Продолжая прижимать дуло пистолета к затылку хранителя, Бене подтащил его к окну. Два белых «Пежо» с синими мигалками и надписью «PATRULLA» на боку остановились возле музея.

Из них вышли трое полицейских.

«Задержать вас здесь».

Роу все понял.

Они с профессором могли бы выскользнуть через заднюю дверь, но у них было совсем немного шансов незаметно добраться до «Рендж Ровера». Нет. Эти трое должны уехать сами.

– Послушай меня, сеньор, – сказал Бене хранителю музея, еще сильнее прижав дуло пистолета к его затылку. – Я буду оставаться у тебя за спиной в коридоре. И я хочу, чтобы полицейские отсюда убрались. Скажешь им, что мы уехали и направились на запад в желтом «Мерседесе». Ты меня слышишь?

Музейный работник кивнул.

– Если ты дернешься, я тут же тебя пристрелю. Ты понял?

Еще один кивок.

– И вот еще что. Если ты сделаешь то, что я говорю, ты не только будешь дышать и в твоем теле не появится новых дыр, но я еще и удвою те пятьсот долларов, которые ты уже получил.

– Si. Si[246].

Бене отпустил хранителя и отошел от окна, но успел заметить, как трое полицейских в форме приблизились к двери. Роу скользнул в коридор и осторожно выглянул из-за угла.

Хранитель взял себя в руки. Марон надеялся, что обещание денег и страх помешают лживому ублюдку совершить какую-нибудь глупость. Бене собирался сделать то, что обещал: он был готов прикончить их всех, но предпочитал обойтись без лишней крови. Кубинец бросил на него нервный взгляд, и Роу снова направил на него пистолет.

Ручка запертой двери повернулась. Потом раздался стук.

Музейный хранитель открыл дверь, и трое полицейских вошли внутрь. У каждого в кобуре имелся пистолет. Любопытно – Бене доводилось видеть местных стражей порядка, но никто из них не носил оружие. Интересно, сколько Саймон им платит за услуги?

Роу держал свой пистолет наготове.

Он уловил у себя за спиной движение, увидел, что в дверях появился Трей, и быстро махнул рукой, чтобы тот оставался на месте и молчал.

Халлибертон кивнул и исчез в дальней комнате.

Бене услышал, как полицейский спросил о двух мужчинах с Ямайки – одном белом и другом черном, которые приходили в музей. Хранитель ответил, что они были здесь, но быстро ушли. Он попытался их задержать, но они не стали его слушать и уехали из города на запад на желтом «Мерседесе» минут десять назад.

Роу понравилась последняя деталь: получалось, что их еще можно догнать.

Однако полицейский не спешил уходить.

Он принялся разглядывать экспонаты.

Бене не знал, насколько его интерес был искренним. Почувствовал ли он, что хранитель солгал? Остальные двое полицейских оставались у входа. Хранитель молчал, наблюдая за ними. Первый офицер оказался в опасной близости от коридора, и Роу отодвинулся назад. Его пистолет был направлен вверх, дуло находилось под носом, а палец лежал на спусковом крючке. Он не мог рискнуть и бросить взгляд за угол. Бене затаил дыхание, закрыл глаза и сосредоточился на звуке шагов по деревянному полу.

– Что в задней комнате? – спросил один из полицейских.

– Хранилище. Ничего интересного, – сказал сотрудник музея. – В это время года здесь бывает мало посетителей.

Прошло еще несколько мгновений.

Послышались шаги, которые приближались к Бене.

Потом они стали удаляться.

Роу выдохнул и выглянул за угол. Все трое полицейских подошли к входной двери, и хранитель спокойно благодарил их за то, что они приехали.

Они ушли.

Бене поспешно подошел к двери и запер ее, а потом выглянул в окно и увидел, как офицеры возвращаются к своим машинам. Затем взревели двигатели, и они уехали. Роу тут же подскочил к хранителю, опрокинул его на пол и ткнул пистолетом в его удивленное лицо. Глаза несчастного широко раскрылись, тело окаменело от страха.

– Как давно Саймон владеет музеем? – зашипел марон на своего пленника.

Никакого ответа.

– Как давно?! – Теперь Бене уже почти кричал.

– Семья платит нам много лет, – прохрипел кубинец. – Сеньор Саймон особенно щедр с нами.

– Он сказал тебе, чтобы ты позвонил в полицию?

Мужчина покачал головой, хотя дуло пистолета находилось совсем рядом с его лицом.

– Нет. Нет. Нет! Он только сказал, чтобы я вас задержал.

Из коридора появился Трей.

– Бене, господи, что ты делаешь…

– Держись подальше! – огрызнулся Роу.

Продолжая смотреть на кубинца, он взвел курок.

– Бене! – закричал профессор. – Ты сошел с ума?! Остановись!

– Этот mus mus едва нас не убил. – Бене ненавидел доносчиков почти так же сильно, как и лжецов.

Взгляд на кубинца ясно дал понять, что его время истекает.

– Ты сказал Саймону, что самые важные документы заперты, – вновь наклонился над ним марон. – Где?

– Первая дверь по коридору.

Бене рывком поднял хранителя на ноги и подтолкнул его к двери:

– Открывай.

Тот трясущимися руками начал доставать из кармана ключи. Роу видел, что дверь открывается вовнутрь, а его энергия искала хоть какой-нибудь выход, и он что было силы ударил в дверь правой ногой. Еще два удара – и она распахнулась: державшие ее шурупы не выдержали. Оказалось, что вела эта дверь в комнату без окон.

На столе стояли три пластиковых контейнера с документами.

– Проверь все бумаги, – сказал Бене Халлибертону. – Возьми то, что покажется интересным здесь и из другой комнаты. Мы уходим.

– Мы их украдем? – засомневался профессор.

– Нет, Трей. Я оставлю им в обеспечение свою кредитную карточку. Конечно, мы их украдем. А теперь забирай все, что нужно.

Халлибертон поспешно вошел в комнату.

Роу тем временем оттащил хранителя обратно в зал.

– Тебе повезло, – сказал он. – Во-первых, ты хороший лгун – раз уж полиция тебе поверила, а во-вторых, если я тебя пристрелю, это привлечет слишком много внимания.

– И в-третьих, сеньор?

Марон изумленно уставился на свою жертву. Не ослышался ли он? Этот глупец бросает ему вызов?

– Вы не хотите убивать меня на глазах у вашего amigo.

Бене очень не понравилось то, с каким самодовольным видом кубинец произнес последние слова.

– На самом деле третья причина будет совсем другой. Я хочу, чтобы ты передал Саймону, что нам с ним предстоит серьезный разговор. Скоро.

Он ударил хранителя музея рукоятью пистолета по голове, и тот потерял сознание.

Глава 47

«Да, дело было в 1580 году. Да. Именно так», – сказал саки.

Том замер. Для десятилетнего мальчишки нет ничего лучше хорошей истории, и он любил слушать, как дед их рассказывает.

«Это произошло в Праге, – продолжал старик. – Раввин Лёв являлся главным раввином еврейского квартала и отвечал там за все. Его дверь украшал высеченный из камня лев с виноградной кистью, из чего следовало, что он ведет свой род от самого царя Давида».

«М.Э., – вмешалась бабушка. – Не забивай ребенку голову сказками!»

Саки звали Марк Эден Кросс. Девичья фамилия его прабабушки была Эден, и единственный сын добавил ее к своему имени из уважения.

«Томми любит мои истории, – возразил дед. – Правда, мой мальчик?»

Его внук кивнул.

«Ему нравится слушать, как я рассказываю о мире», – добавил Марк.

Старику было уже почти восемьдесят – и кто знает, сколько ему еще осталось? В последнее время смерть стала для Тома реальностью – скончались две его тети.

«Все произошло в Праге, – повторил саки. – Еще один фанатик-священник решил, что евреи являются серьезной угрозой. Христиане нас боялись с тех пор, как их король сделал нас своей опорой. Поэтому, чтобы укрепить свою власть, они должны были нас уничтожить. Они говорили, что мы убиваем христианских младенцев и используем их кровь в наших ритуалах. Ты можешь себе представить столь гнусную ложь? Кровавый навет, так мы теперь это называем. Но ложь сработала. Каждые несколько лет толпы христиан убивали евреев, устраивая страшные погромы. Никогда не забывай это слово, Томми. Погром. Нацисты устроили самый страшный погром в истории».

Том сказал себе, что никогда не забудет это слово.

«Раввин Лёв понимал, что должен защитить своих людей от опасности, и решение пришло к нему во сне, – продолжал рассказывать дед. – Ata bra golem dewuk hachomer w’tigzar zedim chewel torfe jisrael».

Том немного знал иврит и уловил смысл нескольких слов.

«Ты должен сделать из глины голема, чтобы злобная антисемитская толпа была уничтожена, – перевел Марк. – Вот что ему приснилось. Так он и поступил. Он создал живое тело из глины, используя огонь, воду, воздух и землю. И первые три стихии оживили последнюю».

«Неужели это правда? Невероятно!» – хлопал глазами ребенок.

«Раввин Лёв сделал голема настоящим, вставив ему в рот шем – маленький кусочек пергамента, на котором он написал имя Бога. Потом он сказал: «Господь, слепи человека из глины Земли и вдохни ему через рот дыхание жизни». И голем поднялся на ноги. Раввин Лёв сказал голему, что его миссия состоит в том, чтобы защищать евреев от преследования. Он нарек его Иосифом и повелел исполнять приказы раввина, о чем бы тот ни попросил».

Том слушал рассказ деда о том, как Лёв каждую пятницу объяснял голему, что ему следует делать на следующей неделе, чтобы защитить евреев. Но в одну из пятниц он забыл про голема, и тот, не зная, как поступить, учинил настоящее буйство, уничтожая все на своем пути. Люди пришли в ужас – и так продолжалось до тех пор, пока раввин Лёв не приказал голему остановиться. С того дня он никогда не забывал давать ему еженедельные инструкции. К 1593 году угрозы евреям заметно уменьшились, и раввин решил, что пришло время отправить голема прочь из нашего мира.

Он сказал голему, что тот должен провести ночь на чердаке Староновой синагоги в Праге. После наступления полночи раввин Лёв и двое других евреев забрались наверх и проделали все этапы создания голема – но в обратном порядке. Если раньше начали с ног, то теперь – с головы. Все слова были произнесены наоборот. Когда они закончили, голем превратился в груду глины, которую они там и оставили. И с того дня всем было запрещено подниматься на чердак пражской синагоги.

Том сидел на диване в гостиной Инны и думал о саки. Он любил эту добрую душу. Прочитав записку Абирама, где упоминался голем, журналист вспомнил, как в первый раз услышал легенду о нем.

Это и была всего лишь легенда.

Когда Том стал взрослым, он написал заказную статью для «Лос-Анджелес таймс» о Праге и об этой истории. В действительности голема придумали не чехи – первыми о нем рассказали египтяне, а кроме того, об этом говорилось в Каббале и в Библии. До девятнадцатого века голема не связывали с Прагой. И никто в исторических хрониках не называл в связи с големом имя великого раввина Йехуды Лёва бен Бецалеля, жившего в шестнадцатом веке. Затем легенда о големе появилась в одном весьма необычном путеводителе, а в 1858 году была перепечатана в книге еврейских легенд. С тех пор голем стал одной из приманок для туристов, приезжавших в Чехию. Романы о големах стали невероятно популярны, и с каждым разом его история становилась все более фантастичной.

«Это одна из моих самых любимых книг, – говорил Тому саки. – Роман был опубликован в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Я был ребенком, когда мне подарили книгу о нем. С тех пор я ее храню».

Его внук посмотрел на тонкий томик, напечатанный на незнакомом языке.

«Это чешский язык, – сказал ему дедушка. – Роман называется «Голем», и его написал Густав Майринк. В те времена его книга пользовалась огромной популярностью, в ней рассказывается о магической Праге и о мистических вещах».

«И ты можешь его прочитать?» – спросил младший Саган.

«Моя мама родом оттуда. Когда я был ребенком, она учила меня чешскому языку».

Когда Том писал статью, он решил побольше узнать о романе Майринка, который поддержал легенду, заставлявшую людей со всего мира посещать Прагу. Железный занавес остановил подобные поездки на десятилетия, но Бархатная революция позволила возобновить их. В результате Саган рассказал в своей статье в «Таймс» о сотнях тысяч евреев, которые приезжали туда на поиски голема.

«Теперь сокровища охраняет только голем, в священном для евреев месте».

Так написал Абирам. А дед Тома, свекор Абирама, использовал литературу, чтобы скрыть этот факт.

Журналист нашел в могиле ключ с необычной гравировкой.

Что он открывает?

Элли заснула в одной из спален в квартире Инны. Дети хозяйки спали в другой. После возвращения дочери они с Томом почти не разговаривали. Девушка вела себя спокойно, и казалось, что ее неизменно направленный на отца гнев исчез. Это вызвало у репортера еще большие подозрения. Сейчас он опережал Захарию Саймона по меньшей мере на два шага и не собирался упускать свое преимущество.

Во всяком случае, до тех пор, пока не раскроет тайну.

А он принял окончательное решение раскрыть ее.

Тайна левитов, сокровищ Храма и все, что с ними связано, хранились в течение столетий. Саган твердо решил, что, если что-то еще можно найти, он это сделает. Да, он не выполнит завещания Абирама, но что с того? Теперь он отвечает за все. Только что убили человека. А сколько погибло до него? Когда-то он писал о самых разных проблемах, рассказывал о дурных поступках, открывал людям правду о том, что они должны знать. Дело его жизни и сохранение тайны являлись вещами прямо противоположными. И Абирам наверняка это понимал, когда переложил ответственность на его плечи.

Том подошел к компьютеру Инны, подключенному к высокоскоростному интернету, – необходимая вещь для любого человека, связанного с журналистикой. Когда Саган начинал работать репортером, киберпространство еще только зарождалось. Теперь же оно стало незаменимым атрибутом жизни большинства людей. Вне всякого сомнения, создание романов стало более простым делом после появления миллиардов сайтов, где можно было раздобыть самую разную информацию, не покидая собственного дома. Он напечатал в «Гугле»: «СТАРОНОВАЯ СИНАГОГА», после чего выбрал и прочитал одну из 2 610 000 статей.

Старейшее здание в еврейском квартале Праги. Старейшая сохранившаяся синагога в Европе. Ей почти 700 лет, и она практически не пострадала. Война прошла мимо, и даже Гитлер ее не уничтожил. Когда ее построили, в городе уже имелась Старая синагога, и поэтому ее назвали Новая, а в шестнадцатом веке в Праге появился еще один иудейский храм, и его назвали Новой синагогой. Но поскольку Старая синагога в тот момент все еще существовала, кто-то придумал название Староновая – и это имя осталось. Две другие синагоги были разрушены в начале двадцатого века. А вот Староновая уцелела.

Том нашел фотографию ее фасада.

Простая удлиненная форма с двускатной крышей и готическими закомарами. Фасад смотрит на восток. Контрфорсы поддерживают внешние стены с узкими заостренными окнами. С трех сторон синагогу окружают невысокие пристройки. Строительство завершили в 1270 году, но реконструкцию провели недавно – в 2004 году.

Журналист повернул изображение и обнаружил фотографии, сделанные с других ракурсов. На одной из них была восточная сторона здания, от которой отходило девятнадцать U-образных железных прутьев, образуя проход к дверям на чердак. Надпись гласила, что это пожарная лестница, которая была пристроена в 1880 году для экстренного доступа на крышу, но первая ступенька находилась на высоте пятнадцати футов над землей. Еще один снимок крупным планом показывал дверь чердака, находившуюся над железными прутьями, а на ней – звезду Давида, замок и замочную скважину.

Ключ из могилы лежал на столе рядом с компьютером.

Том взял его в руку.

Подойдет ли он? Может быть.

Несмотря на разницу во времени с Америкой, репортер больше не чувствовал усталости и знал, что сегодня ему не удастся уснуть. Он посмотрел на часы: было без двадцати десять вечера. Том встал, подошел к двери комнаты, в которую ушла Элли, и постучал. Очевидно, его дочь тоже не спала, потому что сразу открыла дверь.

В комнате горел свет, и девушка была одета.

– Мы отправляемся в Прагу, – сказал ее отец.

Глава 48

Бене с облегчением вздохнул, когда самолет поднялся в воздух из международного аэропорта Сантьяго-де-Куба. Он беспокоился, что хранитель музея обратится в полицию, когда придет в себя – ведь Роу не оставил ему вторые пятьсот долларов. Он не говорил ему, что они с Халлибертоном прилетели на самолете, но в аэропорту их вполне могли поджидать полицейские. Однако когда они вернулись к самолету, Бене не увидел ничего подозрительного, и никто не помешал им покинуть Кубу.

Трей набил два пластиковых контейнера документами, которые взял в двух комнатах. Теперь только Саймон мог отреагировать на кражу, и Роу ждал, когда тот сделает свой ход.

Саймон оставался в долгу перед ним.

– Бене, – сказал профессор, – ты не хочешь рассказать мне, что там произошло? У меня сложилось впечатление, что ты собирался убить того парня.

Роу нуждался в помощи друга и поэтому ответил на его вопрос:

– Мы с Саймоном вместе пытались найти рудник.

– Но ты ничего мне не говорил.

– А зачем? – спросил Бене и увидел, что ученый понял – существует граница, которую нельзя переходить. И все же он добавил: – Скажем так, я узнал, что это человек, с которым не следует работать вместе.

– Полицейские приехали за нами?

Роу кивнул:

– Их послал Саймон. Хранитель ему позвонил. Он не хотел, чтобы мы выбрались с Кубы живыми.

Реальность происходящего – близость смерти – произвела на Халлибертона впечатление. На земле у них не было времени для объяснений. Они захватили с собой документы и помчались в аэропорт, не спуская глаз с зеркала заднего вида.

– Зачем Саймону нас убивать? – удивился профессор.

– Ему нужен рудник. И он не хочет, чтобы мне стало известно то, что знает он.

С того самого момента, как они поднялись на борт самолета, Трей не выпускал из рук толстую книгу. Ему ужасно хотелось ее прочитать.

– Что это? – спросил Бене.

– Нечто вроде дневника. Или повести.

Ученый показал своему спутнику несколько страниц. Текст был написан аккуратными буквами густыми черными чернилами и выровнен не только слева, но и справа. На странице помещалось двенадцать или пятнадцать строк.

– Текст в отличном состоянии, он написан на кастильском языке, – сказал Трей.

– Это важно?

– Может быть.

Однако Бене хотел знать только одно:

– Мы получили то, ради чего туда летали?

Но Халлибертон уже погрузился в чтение и не ответил на его вопрос.

Роу решил оставить его в покое. Самолет продолжал набирать высоту: они летели на юг, в сторону Монтего-Бей, удаляясь от Кубы. Интересы и возможности Саймона оказались более широкими, чем думал Бене, и он явно видел в затерянном золотом руднике нечто очень важное.

– Бене, послушай, – сказал вдруг Трей.

«Мы нашли смысл нашей миссии в священном слове. Цифры ясно показали: «С собой приведи еще и брата, и племя Леви, племя твоего отца, чтобы они присоединились к тебе и помогали, в то время как ты и твои сыновья предстанете перед скинией откровения. Они должны защищать вас и всю скинию. Они должны присоединиться к вам и охранять скинию, чтобы никто из посторонних не мог к вам подойти. А вы должны оберегать святилище и алтарь, чтобы люди Израиля больше никогда не испытали на себе гнев. Узри, я выбрал твоих братьев левитов из народа Израиля. Они дар тебе, данный Богом, и они должны служить в скинии собрания». В Книге Пророка Иеремии сказано больше. «Как неисчислимо небесное воинство и неизмерим песок морской, так размножу племя Давида, раба Моего, и левитов, служащих Мне».

Трей оторвал взгляд от страницы.

– Это я нашел в запертой комнате. Текст написан человеком по имени Иосиф Бен Ха Леви Хаиври – Иосиф, сын Леви, еврей. Он сообщает об этом в самом начале. И еще пишет, что ему пришлось взять христианское имя Луис де Торрес, но теперь он его отвергает.

– Почему это так важно? – спросил Роу.

– Послушай еще.

«Хотя мы и не рождены в доме Леви, Бог услышал наши молитвы и избрал нас. Бог милостив и милосерден. Бог умеет сострадать. Бог защищает бедняков. Я рожден в нищете, а Он меня спас. Моя душа спокойна, потому что Бог добр ко мне. Он избавил меня от смерти, мои глаза от слез, а мои ноги обрели твердость. Я верю в Бога. Я говорил после великих страданий и говорил поспешно: «Все люди лживы». Как я могу отплатить Богу за его щедрость ко мне? Я исполню мои клятвы в присутствии Его народа, в центре Иерусалима. Я исполню свой долг, как мне было велено. Малахия сказал левитам: «Закон истины в устах его, и неправды не обреталось на устах его; в мире и правде он ходил со Мною и многих отвратил от греха». О, Израиль, верь в Бога. Он наша защита и опора. Тот, кто возьмет на себя сей великий долг, получит имя левит, как если бы он в этом доме рожден, ведь ваша задача идет от Бога. Левиты, верьте в Бога. Он ваша защита и опора».

Трей наклонился и показал Бене страницы, но тот уже нашел самую важную строку.

«Тот, кто возьмет на себя сей великий долг, получит имя левит».

– Де Торрес написал это для тех, кто придет после него. Указания, что они должны делать и как. Колумб поделился с ним знанием, а он передал его своему преемнику.

«Великий Адмирал океана, человек, которого ложно называют Христофор Колумб, рожденный с именем Кристобаль Арнольдо де Яссаси, никогда не забывал, откуда он родом. Он был необычайно умным человеком, который принял свой долг. Он повел своих людей в великое путешествие и с Божьей помощью добился успеха в тот момент, когда никто в него не верил. Еще до отплытия он сообщил мне, что мы должны выполнить нашу миссию. Тогда я не оценил важность того, что он сказал, но теперь я понимаю. Шлюха-церковь и Инквизиция решили уничтожить всех, кто почитает Бога не так, как диктуют они. Они говорят о Боге, но ничего не знают о его делах. Они обещают любовь и прощение, но приносят лишь боль и страдания. Многие приняли страшные муки от их рук. Кому-то пришлось отказаться от своей веры, другие бежали. Но ради фальшивой веры людей продолжают убивать. Да простит меня Бог, мне пришлось принять христианство, но в сердце своем я не отступил. Теперь, здесь, в этой новой земле, вдали от тех, кто несет зло моей вере, я живу в мире.

Скоро для меня придет время, когда исчезнут дни и ночи. Бог объявит, что теперь ночи и дни принадлежат ему. Он назначил стража, который оберегает наш народ. Адмирал заставил меня дать клятву, что левит, который придет после нас, сообщит нам, когда тьма превратится в свет. Он выбрал меня, а я должен буду избрать следующего. Мы вместе исполним наш долг. Величайшее сокровище Бога спрятано, и теперь оно в безопасности от всех тех, кто может причинить ему зло. Да благословлен будет тот, кто исполнит свое обещание перед Израилем. Как сказал он Аврааму: «Знай, что потомки твои будут пришельцами в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет, но Я произведу суд над народом, у которого они будут в порабощении; после сего они выйдут с большим имуществом». [247] И это его обещание будет исполнено. И мы будем ему верны. Потому что не один человек поднимется, чтобы уничтожить нас, а целое поколение выступит против нас. И Святой, да будет Он благословлен, спасет нас от их рук».

Бене вспомнил, что Саймон рассказывал ему про Колумба. Адмирал был вынужден перейти в христианство, но в сердце оставался евреем. Захария даже назвал его настоящее имя.

Кристобаль Арнольдо де Яссаси.

Конечно, он все знал.

Ведь эти документы находились у него.

– Здесь очень много всего, Бене. Мне необходимо время, чтобы разобраться, – сообщил Халлибертон.

– Читай, – сказал его друг. – Я хочу знать все детали.

Глава 49

Том и Элли прошли мимо огромных астрономических часов на старой городской ратуше. Золоченые стрелки и сферы показывали время, число и знаки Зодиака, а также положение Солнца, Луны и планет, создавая невероятную мешанину. И все же Саган сумел определить, что сейчас около четырех часов утра, вторник, седьмое марта.

Прошел еще один день, а он по-прежнему жив.

Первая половина поездки из Вены на север проходила по двухполосному шоссе, ведущему через густой чешский лес и несколько тихих деревушек, а оставшаяся часть – по ночному автобану, где они не встретили ни одной машины. Глядя на пустынную площадь в историческом центре города, Том вспомнил свои прошлые визиты сюда, когда вокруг было полно людей. Со всех сторон открывался прекрасный вид на памятник великому религиозному реформатору Яну Гусу, которого сожгли на костре пятьсот лет назад. Храм Девы Марии перед Тыном занимал одну сторону площади, шпили его двойных башен подсвечивали прожектора. Свежий воздух пронизывали остатки зимнего холода, и журналист порадовался, что захватил куртку.

Вымощенную булыжником площадь окружали самые разнообразные здания, но их окна оставались темными, а двери закрытыми. Архитектура и фасады разительно отличались друг от друга – возрождение, барокко, рококо, модерн… Том знал, как Прага уцелела во Второй мировой войне – Гитлер вызвал лидера страны в Берлин и предложил ему выбор: либо тут же подписать документ, по которому чешский народ просит Германию взять страну под защиту Рейха, либо немецкие бомбардировщики сотрут с лица земли главные чешские города. Президент Эмиль Гаха, пожилой больной человек, потерял сознание, услышав эту угрозу, а когда его привели в чувство, молча все подписал, и немцы вошли в Прагу.

Однако страна заплатила за оккупацию страшную цену – в особенности евреи.

Погибло девяносто процентов еврейского населения.

После войны контроль над страной взял Сталин, и в течение десятилетий город изнывал за железным занавесом.

Но старый город сохранился.

Почти все четыре часа поездки до Праги Элли молчала. Как и ее отец. В данный момент никто из них не был готов отступить хотя бы на дюйм. Перед тем как покинуть Вену, Том распечатал карту старых районов Праги, а также близлежащего еврейского квартала, отметив основные ориентиры.

В легенде говорилось, что евреи появились здесь в первом веке после уничтожения Второго Храма, а исторические хроники называли десятый век. Евреи дали Праге имя – «Город и мать Израиля». Он находился настолько близко к Иерусалиму, насколько это вообще было возможно. Еще один миф утверждает, что ангелы приносили в этот город камни, оставшиеся от разрушенного Храма, до тех пор, пока не возникла синагога. К тринадцатому веку евреи построили собственный город, так как им запрещалось жить в других местах, их свобода передвижения была ограничена, а торговле всячески препятствовали. Со временем они перебрались с одного берега Влтавы на другой, в граничащий со старым городом анклав, который появился в 1851 году, получил название Йозефов и стал пятым кварталом Праги. Он занимал совсем небольшую площадь – всего сто тысяч квадратных ярдов: это был лабиринт улиц, домов, двориков и проходов, где даже в периоды расцвета жили не более двух тысяч человек.

Но район процветал.

В нем появились собственные школы и свое правительство, сформировалась культура. Так выковывалась самобытность народа.

Однако еврейский квартал начал приходить в упадок в 1848 году, когда евреи получили такие же права, как и все остальные граждане Чехии, в том числе разрешение жить, где они пожелают.

Богатые быстро покинули этот район, уступив место беднякам – и квартал превратился в гетто. К концу девятнадцатого века социальный и санитарный коллапс привел к необходимости масштабной перестройки. В двадцатых годах двадцатого века здания в стиле модерн и многоэтажные дома пришли на смену низким длинным строениям – первые этажи заняли магазины, выше располагались квартиры.

Невысокую стену с воротами снесли, и улицы квартала соединились с другими районами. И если раньше синагоги возвышались над остальными домами, то теперь они терялись за высокими крышами. Том вспомнил свой очерк, где он написал, что это место наводит на печальные мысли. В городе осталось лишь шесть синагог и ратуша, которые стали приманкой для туристов, а не местами поклонения Богу.

А еще в городе было еврейское кладбище.

Кладбище запомнилось ему больше всего остального.

Возможно, это было самое печальное место из всех, где ему довелось побывать.

Дома у Инны Элли говорила о своей новой религии и о долге, который должна исполнить. Интересно, известно ли ей, как сильно страдали евреи? Здесь, в Праге, их дважды изгоняли. Погромы – это слово саки заставил Тома запомнить навсегда – происходили достаточно часто. В очерке, который он написал, рассказывалось о событиях Пасхи 1389 года, когда еврейские подростки якобы бросали камни в священника, спешившего на последнее причастие к умирающему. Христиане были возмущены, а их ненависть подогревали фанатичные церковники. Тогда погибло три тысячи евреев – мужчин, женщин и детей. Некоторые совершили самоубийство, чтобы избежать жутких зверств. Квартал был разграблен и сожжен. Даже синагоги не давали спасения: мародеры врывались в них и убивали людей, спрятавшихся внутри. И в течение следующих столетий их кровь оставалась на стенах как напоминание о тех страшных событиях.

Внутри Староновой синагоги – тоже.

Сейчас Саган смотрел на нее снаружи.

Аскетизм здания казался намеренным, чтобы позволить молящимся полностью сконцентрироваться на общении с Богом. Западный и восточный фасады выходили на разные улицы: восточный был обращен к засаженному деревьями новому бульвару с модными магазинами. Синагога стояла шестью футами ниже бульвара, на уровне, где город находился семьсот лет назад. Ее подсвеченные прожекторами стены из грубого камня окутывало жуткое серое сияние.

Отец и дочь подошли к синагоге с востока, оставив главный вход далеко в стороне, и теперь им открывался вид на ведущую к чердаку лестницу. Том насчитал восемнадцать железных ступенек, которые вели к аркообразной двери со звездой Давида, и нащупал правой рукой ключ в кармане. Он до сих пор не рассказал о нем Элли.

– Я должен туда подняться, – сказал он.

– Но тебя будет видно со всех сторон, – заметила девушка. – Если кто-то проедет по улице, то сразу заметит, как ты туда лезешь.

Журналист тоже это понимал.

– И все же я должен, – стоял он на своем.

– Зачем? Что там наверху?

– Ты не так далеко продвинулась в изучении своей новой религии? Это освященная земля. Старейшая синагога в Европе. Евреи молились здесь в течение столетий.

– Но что находится на чердаке?

– Я не знаю. Но должен туда заглянуть.

Элли и Том попали сюда, перейдя старую площадь, но так никого и не встретили. Впрочем, в четыре утра в этом не было ничего удивительного. Мимо не проехало ни одной машины, и в холодном воздухе царила тишина, странная для города с населением более миллиона человек. Как и на фотографии, которую Саган нашел в интернете, первая железная ступенька находилась на высоте пятнадцати футов над землей. Но одна из опор, поддерживающих внешнюю стену, поднималась до самых ступенек. Пристройка к нижнему уровню синагоги заканчивалась черепичной крышей.

Журналист прошел по тротуару, находившемуся на высоте в шесть футов над фундаментом синагоги, и, ухватившись за железные перила, идущие вдоль края, взобрался на крышу пристройки. Глиняная черепица была скользкой от влаги, и он осторожно подполз к опоре. Обхватив одной рукой выступ стены, Том бросил тело вперед и потянулся левой рукой к железной ступеньке, но не достал до нее около восьми дюймов.

Ему стало ясно, в какой ситуации он оказался.

Собравшись с силами, мужчина сделал глубокий вдох – теперь ему оставалось надеяться только на удачу. Если он упадет с высоты в пятнадцать футов, даром ему это не пройдет. Он снова качнулся, отпустил опору, оттолкнулся ногами и опять потянулся к железной ступеньке, и на этот раз ему удалось ухватиться за нее одной рукой. Его понесло к стене синагоги, но он смягчил удар ногами.

Теперь репортер крепко вцепился в железную ступеньку.

Ухватившись другой рукой, он подтянулся вверх, нащупал следующую ступеньку и поставил ногу на нижнюю.

А потом оглянулся назад.

Элли наблюдала за ним снизу, но сама отошла в тень, за круг света ближайшего уличного фонаря.

Том начал подниматься вверх.

По одной ступеньке за один шаг.

Каждая перекладина была узкой, шириной около шестнадцати дюймов, и журналист старался как можно осторожнее ставить ноги на скользкий металл. Он сказал себе, что должен всякий раз мертвой хваткой цепляться за ступеньки. Так он поднимался вверх, размышляя о том, кто проделал этот путь перед ним.

Оглянувшись назад, Саган ничего не заметил. Хорошо. Сейчас он оставался совершенно открытым взгляду любого прохожего. Оставалось надеяться, что ключ в его кармане откроет дверь наверху, и он окажется внутри до того, как появятся люди.

«Голем помогает хранить нашу тайну в месте, священном для всех евреев».

Если это правда, значит, голема в последний раз видели на чердаке. Том понимал, что это всего лишь легенда, но его дед воспользовался ею для того, чтобы спрятать нечто важное.

Наконец репортер нащупал последнюю ступеньку.

Он раскачивался на высоте в сорок футов над тротуаром, понимая, что падение непременно убьет его. Держась левой рукой и надежно поставив ноги, правой он нашел ключ. Да, сувальдный ключ мог подойти к такому замку!

Том вставил ключ в скважину.

Но повернуть его ему не удалось.

Он нажал сильнее и попытался покрутить влево и вправо.

Ничего.

Саган вытащил ключ и снова вставил его в замок.

Безуспешно.

– Эй, вы, наверху! – услышал он снизу мужской голос.

Под лестницей на мостовой стояли двое молодых людей.

У обоих журналист заметил пистолеты в подплечной кобуре.

Элли видела двух мужчин, появившихся в узком переулке, отделявшем синагогу от соседнего района. Он выходил на коммерческую улицу, терявшуюся в глубине еврейского квартала. Девушка смотрела, как ее отец взбирается наверх по железным ступенькам, одновременно поглядывая по сторонам, не появятся ли случайные прохожие, и заметила две тени в дальнем конце переулка, которые быстро приближались к ним.

Она отступила в темный дверной проем закрытого магазина, глядя, как отец вытаскивает из кармана нечто напоминающее ключ. Он вставил его в замок чердачной двери и попытался повернуть, но у него ничего не вышло. Две тени превратились в двух молодых мужчин, одетых в джинсы и легкие куртки. Они не походили на полицейских, но оба были вооружены.

– Эй, вы, наверху! – позвал один из этих мужчин.

Том повернул голову.

– Спускайтесь, пока не повредили себе чего-нибудь, – приказал второй.

Отец Элли не шевелился, но ему некуда было деваться. Крыша синагоги была слишком крутой, а дверь чердака не открывалась.

Ему ничего не оставалось, как слезть вниз.

Что он и сделал.

Когда Саган добрался до нижней ступеньки, двое парней встали под лестницей.

– Вам нужно повиснуть на последней ступеньке и разжать руки. Мы вас поймаем, – сказал один из них.

Журналист выполнил их указания и упал вниз, но парни успели его подхватить. Затем один из них сбил его с ног, заломил ему руку за спину и прижал колено к его спине.

– Не двигайтесь, – последовал приказ.

Элли поняла, что нужно уходить. Незнакомцы не обращали на нее внимания, и она могла ускользнуть, прячась в тени фасадов магазинов и в дверных проемах. Машина, на которой они с отцом приехали, осталась у дальней части площади, вот только ключи лежали в кармане у Тома. Впрочем, Беккет считала, что чем дальше отсюда она окажется, тем будет лучше.

Она осторожно отступала назад, не сводя глаз с мужчин, находившихся в тридцати футах в стороне и шестью футами ниже. Спасительный угол, за которым она скроется от парней с оружием, был уже совсем близко.

И тут Элли на кого-то налетела.

Вздрогнув, она испуганно обернулась.

Рядом стоял еще один молодой парень.

Тоже с пистолетом в кобуре.

Глава 50

Захария находился в тридцати метрах от того места, где трое мужчин схватили Тома Сагана и Элли Беккет. Он прекрасно знал, что это были за ребята. Не полиция, а частные охранники, которых нанимал местный еврейский совет. И Саймон знал причину этого: нетерпимость к евреям не исчезла.

В Праге осталось всего около полутора тысяч евреев. Грустный итог для места, прежде являвшегося столицей европейских иудеев. Короли и императоры медленно, но верно уничтожали евреев, а нацисты довершили начатое ими дело. Почти сто тысяч человек погибло, и прежде процветающая община практически исчезла. Захария знал нескольких местных лидеров и трудности, с которыми они сталкивались. Почти еженедельно что-то осквернялось. Несмотря на то что старое кладбище окружала каменная стена, она не могла помешать вандалам перебрасывать через нее трупы животных, а на стене регулярно появлялось граффити. Полиция же ничего не предпринимала, чтобы остановить или наказать хулиганов, и тогда община взяла эту задачу на себя. Один из ее основателей, занимавшийся охраной памятников еврейской старины по всему миру, выделил деньги на камеры и людей.

Роча отследил местоположение телефона, выданного Захарией Элли, до предместья Вены. Там он поставил своего человека, и тот доложил, что девушка с отцом внезапно ушли оттуда и вернулись на парковку поблизости от собора Святого Стефана. Саймон находился в городе, и ему довольно быстро удалось найти шоссе, по которому Саган и его дочь уехали на север. Его человек следовал за ними и сообщал Захарии об их действиях. В конце концов все они оказались в Праге, возле Староновой синагоги. Саймон знал, что здание находится под видеонаблюдением и скрытые камеры ведут съемку в течение двадцати четырех часов, так что патруль должен был появиться довольно быстро – как и случилось.

Захария с Рочей укрылись у входа в один из дорогих бутиков на Парижской улице. В магазинчике продавали дорогой фарфор, и Саймон посчитал, что это оскорбление его наследию. Когда-то этот бульвар находился внутри квартала, и дома, расположенные по обеим сторонам улицы, в течение столетий принадлежали евреям, но их снесли в начале двадцатого века. Теперь это была одна из самых элегантных пражских улиц с модными магазинами: «Картье», «Прада», «Луи Виттон» и прочие знаменитые имена. Больше похоже на Париж, чем на Богемию: богато украшенные витрины магазинов, балконы, башни и башенки. Восточный фасад Староновой синагоги примыкал к Парижской улице и был хорошо виден со всех сторон. Том Саган очень глупо рисковал, когда решил забраться на чердак.

Но и Элли не удалось сбежать.

Захария видел, как ее отвели по ступенькам вниз к тому месту, где схватили ее отца.

Прага была произвольным образом разбита на части, в соответствии со знаменитыми памятниками, а река Влтава проходила через ее центр. К востоку находились Жижков и старые кварталы, которые ничем особенным не привлекали туристов, а на западе, в Пражском Граде и пригородах, селились многие местные жители. На севере тоже имелись жилые районы и зоопарк, а на юге был знаменитый ипподром, где Захария бывал несколько раз. В Старом городе, в центре, было множество памятников архитектуры, и в него же входил прежде знаменитый еврейский квартал, а новый город, расположенный рядом, мог похвастать коммерческими центрами и магазинами. Именно там студенты требовали свободных выборов во время так называемой Бархатной революции.

Городом управляло многоуровневое правительство. Мэр и городской совет отвечали за коммунальные услуги, но десять административных районов решали ряд своих проблем самостоятельно. Один из этой десятки контролировал территорию, где раньше находился еврейский квартал.

Захария был знаком с его мэром.

– Вы хотите, чтобы я за ними последовал? – спросил Роча. – Выяснил, куда они направляются?

– Нет, – ответил его шеф. – За синагогой повсюду камеры. Тебя сразу заметят. У меня есть идея получше.

Бене устал. День получился долгим. Они с Халлибертоном приземлились в Монтего-Бей около шести часов вечера, и поездка на юго-восток заняла два часа. Трей жил к северу от Кингстона в Айриш-Тауне, названном так в честь бондарей, которые приехали туда в девятнадцатом веке и стали делать деревянные бочки для транспортировки кофе. Поместье Роу находилось севернее, в горах, далеко от шума и суеты Кингстона.

Высокие напольные часы в гостиной пробили половину одиннадцатого вечера. Бене сидел в кабинете, открыв двери веранды, чтобы впустить в дом свежий ветерок. Более прохладная погода была одним из замечательных преимуществ гор, в то время как на равнинах царили жара и высокая влажность. Марон вернулся так быстро, что успел поужинать с матерью. Она любила вечерние трапезы, и сын старался доставлять ей радость. Он сидел в темноте и наслаждался десертом, приготовленным шеф-поваром. Бене любил плоские круглые булочки с патокой и имбирем. Во времена его детства их продавали повсюду. Теперь они встречались намного реже.

За ужином Роу постоянно возвращался мыслями к Кубе и тому, что они там нашли.

И поэтому в конце концов попросил мать:

«Расскажи мне о Марфе Браи».

«Мы о ней не говорили с тех пор, как ты был мальчишкой», – удивилась пожилая женщина.

«Я бы хотел снова услышать ее историю».

Бене слушал рассказ о ведьме таино, которая когда-то жила на берегу Рио-Матибереон. Ее поймали испанские охотники за сокровищами, считавшие, что она знает, где местные жители прячут золото.

«Остров так велик, что грязные испанцы не могли поверить, что золота здесь нет», – сказала его мать.

И тогда испанцы стали пытать ведьму, пока она не сдалась и не рассказала им о тайной пещере возле реки.

«А там были железные врата?» – спросил Роу, вспомнив, что ему рассказал Фрэнк Кларк.

Его мать покачала головой.

«Никогда не слышала, чтобы врата упоминались в связи с Марфой Браи. Ей не требовались такие вещи. Как только испанцы вошли в пещеру, она исчезла, и это их напугало. Они попытались уйти, сбежать, но все утонули. Браи изменила течение реки и затопила пещеру, запечатав ее навеки. Река до сих пор носит ее имя и течет по тому руслу, которое создала Марфа».

Но Бене знал, что на самом деле река Марфа Браи находится далеко от долины, которую отыскал Трей Халлибертон, и в большей степени имеет отношение к маронам западной Ямайки, чем к тем, что жили на востоке.

Впрочем, у людей востока имелись свои легенды.

«Золотой стол, – сказал Роу матери. – Откуда он взялся?»

«У тебя сегодня особенное настроение, – нахмурилась та. – Много говоришь о старых историях. До тебя добрались духи?»

Бене улыбнулся.

«Можно и так сказать».

Мать наставила на него сморщенный палец:

«Они настоящие, Бене. Духи повсюду. Они сторожат золотой стол».

Еще одна история из его детства. Стол, сделанный из золота и сверкающий в солнечных лучах, иногда видели на дне некоторых рек и озер.

«Это плохая вещь, Бене. Все, кто отправлялись на его поиски, погибали», – сказала старая женщина.

«А это легенда маронов? Или таино?»

«Не уверена. Это просто легенда, Бене. Многие люди говорят, что видели стол под водой. Их даже больше, чем следовало бы».

Роу доел одну булочку и потянулся за другой, слушая, как порыв ветра зашелестел в кронах деревьев, окружавших веранду.

За последние два дня он узнал о затерянном руднике Колумба больше, чем за прошедшие два года.

И о Захарии Саймоне.

Бене надеялся, что хранитель музея передаст его послание. Его окружало слишком много лжи. Интересно, что произошло в Вене? Он давно не получал известий от Брайана Джеймисона. С другой стороны, какое ему до него дело? Американцы всегда были занозой в заднице. Может быть, он от них избавился?

Роу прикончил очередную булочку, прислушиваясь к темноте и надеясь, что придут духи. Он с удовольствием задал бы им парочку вопросов.

И тут он услышал шум.

Со стороны веранды.

В дверном проеме появилась тень, очерченная ночью.

Бене ждал.

– Самое время, – сказал он в темноту.

Глава 51

Тома вели по пустынной улице, которая начиналась за Староновой синагогой. Вдоль узкого прохода с одной стороны стояли прилавки уличных торговцев, а с другой были видны темные окна магазинов. Каменная стена высотой в десять футов шла позади прилавков, а за ней росли высокие деревья. Журналист вспомнил карту и сообразил, что слева начинается старое кладбище, которое тянется дальше, вперед. Здесь в течение 350 лет хоронили евреев, но места оказалось недостаточно, и поэтому хоронить стали в несколько слоев. Уровень кладбища постепенно повышался, и в результате образовалось одиннадцать пластов освященной земли.

Элли шагала рядом с отцом. Их захватили парни, на жестких лицах которых не было и тени улыбки. Саган видел таких же парней среди защитников Сараево, на улицах Могадишо[248] и на Западном Берегу. Полнейшая решимость, усиленная молодостью. Они знали, что такое страх, но попросту игнорировали его. Именно по этой причине многие из них погибали. Им не хватало опыта, и они начинали действовать, не подумав, мечтая произвести впечатление на остальных. Два таких человека стали источником информации для истории, которая привела Тома к падению. Бен Сегев. Молодой, разгневанный израильтянин. Весьма убедительный. И Махмуд Азам. Столь же разгневанный палестинец.

Оба оказались актерами, нанятыми для исполнения своих ролей.

Это были не настоящие люди.

В отличие от тех, что окружали Тома и Элли сейчас.

Его подняли на ноги и обыскали, вывернув карманы, где лежали записка Абирама, карта, ключ, паспорт и бумажник. Все это у него забрали. Саган не знал, подверглась ли обыску его дочь, которая находилась довольно далеко от того места, где его схватили, но ее сумочка исчезла.

Они свернули за угол и зашагали по другой улице.

Третий парень, который ушел вместе с забранными у Тома вещами, вернулся и что-то прошептал остальным.

Они понимающе кивнули.

Наконец вся группа остановилась возле двери какого-то дома. Один из парней открыл дверь ключом, и они вошли внутрь. В комнате было темно, но репортер разглядел какую-то мебель и почувствовал затхлый воздух. Открылась еще одна дверь, и в тусклом свете стала видна уходящая вниз лестница. Один из парней махнул рукой с пистолетом, предлагая им спуститься.

– Нет, – сказала Элли. – Я туда не пойду.

В тусклом свете было видно, что ее слова не произвели на троих молодых людей никакого впечатления. Тот из них, у кого в руках не было пистолета, выступил вперед.

– Вы пришли сюда и осквернили нашу синагогу. Вы посягнули на наше священное место. Нарушили законы. И теперь намерены с нами спорить? Бросаете нам вызов?

– Вызовите полицию, – предложил Том, чтобы увидеть их реакцию.

Парень рассмеялся.

– Они не интересуются тем, что здесь происходит.

– Кто «они»? – спросил Саган.

– Полиция. Мэр. Городской совет.

Том знал, что антисемитизм в Европе усиливается. Интернет изменил мир, и теперь каждому были доступны самые разные газеты. Журналист вспомнил, что статей о расовой нетерпимости стало больше.

– И что вы делаете с такими правонарушителями? – спросил он поймавших его людей.

– Последнего мы очень сильно избили, – сообщил еще один из них.

Элли услышала угрозу и поняла, что они попали в трудное положение и не могли рассчитывать на чью-то помощь. У нее забрали сумочку с паспортом и сотовым телефоном Захарии. Пистолет, который ее отец унес из собора, он сознательно оставил в машине. Беккет не поняла, почему он так поступил, но не стала спрашивать.

Однако Саган не выглядел напуганным. Сама же Элли испытывала ужас. Примерно такой же, как в машине, когда осталась наедине с Сумраком. Перед глазами у нее вновь возникло корчащееся в агонии окровавленное тело Брайана Джеймисона.

– Спускайтесь вниз, – повторил парень.

Выбора не оставалось, и девушка подчинилась. Они оказались в подвале, где романские арки, высеченные из камня, поддерживали куполообразный потолок. В небольшом помещении стояли лишь деревянный стол и шесть стульев.

– Садитесь, – приказал другой мужчина.

Том отодвинул один из стульев.

– И что теперь? – спросил он спокойно.

– Подождем, – сказал парень, велевший им сесть.

Том и раньше попадал в серьезные переделки, в особенности на Ближнем Востоке, когда его источники информации охотно прибегали к драматическим приемам, прежде чем приступить к своим откровениям. По большей части это был театр. Репортер хорошо знал, что любые террористы, к какой бы национальности они ни принадлежали, понимают, что никто не узнает про их требования, если не останется живых свидетелей. Страх, который они так тщательно культивировали, не произведет никакого впечатления, если целевой аудитории не станет известно об их существовании. Из чего вовсе не следует, что они любят прессу – они просто умеют ее использовать. Иногда, чтобы показать, кто владеет ситуацией, они завязывали репортерам глаза, долго возили их на машине, и требовалась определенная смелость, чтобы выдержать такие испытания. Когда Том писал последнюю статью, они имитировали нападение на палестинскую машину и сделали вид, что убили всех, кто находился внутри.

Какой был спектакль!

Достойный Оскара.

Однажды Сагану пришлось провести шесть недель с группой палестинского сопротивления. Он видел и слышал многое, однако быстро сообразил, что по большей части представление устроили исключительно для него. Конечно, он пытался понять их, но никогда не показывал ни возмущения, ни сочувствия. Единственно правильным было оставаться над схваткой – рот на замке, уши открыты.

Поэтому теперь он сел и предоставил право говорить молодым людям.

И еще одно журналист знал очень хорошо.

Чем моложе парни, тем чаще они раскрывают рты.

Саган сознательно оставил пистолет в машине на случай столкновения с полицией. В Европе не стоило носить оружие. Скорее всего, в Чехии оно запрещено, однако этих парней запреты не слишком беспокоили.

– Вы сами по себе? – спросил Том. – Вы охраняете свой квартал, потому что у вас нет другого выхода?

– А какое вам дело? – спросил один из схвативших его людей.

– Мои родители были евреями.

– А вы кто?

– Он решил, что не хочет быть одним из нас, – заявила Элли.

Тот парень, который задавал вопросы, бросил на нее странный взгляд.

– Одним из нас? Неужели один из нас пытался осквернить синагогу?

– Мы не пытались ничего осквернить, – сказал Том. – И вам это прекрасно известно.

Парень бросил на него оценивающий взгляд.

– В вашем положении не стоит строить из себя умника.

– И каково мое положение?

– Не слишком хорошее, – заявил молодой человек.

– Ну, хватит! – раздался новый голос.

Более низкий и взрослый.

Том и Элли повернулись и увидели, что по лестнице спускается пожилой мужчина – невысокого роста, худощавый, с совершенно седыми волосами. Впалые щеки, многочисленные морщины вокруг глаз. Он нахмурил лоб, одна его хрупкая рука цеплялась за перила, а в другой были зажаты записка, карта и ключ. На плече у мужчины висела сумка Элли. Он внимательно смотрел на пленников, переводя взгляд с девушки на ее отца.

Спустившись в подвал, старик расправил плечи.

– Нам не следует быть грубыми, – сказал он молодым людям. – А сейчас уходите. Оставьте нас.

Трое парней шагнули к лестнице.

– Вы уверены, что не хотите, чтобы кто-то из нас остался? – спросил один из них.

– Нет, нет. Со мной все будет в порядке. Я хочу поговорить с этими людьми.

Парни поднялись по лестнице, и дверь за ними закрылась.

В темных глазах старика вспыхнул живой интерес, и он слегка помахал рукой, в которой были зажаты записка, карта и ключ.

– Я раввин Берлингер. И я хочу знать, где вы взяли эти предметы.

Глава 52

Захария посмотрел на часы: половина шестого утра. Значит, скоро Прага начнет просыпаться.

Он любил этот город и ощущал связь с его буйным прошлым. Здесь была сильна ортодоксальная традиция, и основная часть заповедей европейского иудаизма была создана мудрыми раввинами, жившими на берегах Влтавы. Вот почему он стремился их сохранить. Саймон знал мэра еврейского квартала, маленького человечка, не раз повторявшего, что ему достаточно только попросить, если ему чего-то захочется.

Что же, пришел день, когда такая необходимость возникла.

Сначала Захария позвонил в свое поместье в Австрии, чтобы получить нужный номер телефона. Второй звонок в Прагу никого не разбудил: мэр не раз говорил, что встает в пять утра. Объяснив ситуацию, австриец условился о встрече возле Староновой синагоги в шесть часов. Для него это было удобно – ведь они с Рочей находились в тридцати метрах от назначенного места.

Теперь он стоял возле главного входа и смотрел, как приближается мэр, худой мужчина с густыми усами и редкими волосами. Роча остался на Парижской улице, чтобы его не засекли камеры наблюдения. Саймон поздоровался с градоначальником на английском, и они пожали друг другу руки. Захария знал об этом человеке совсем немного. Мэр очень рано перешел из христианства в иудаизм, стал ортодоксальным евреем и рьяно поддерживал Израиль. Однако он не занимал столь же жестких позиций по отношению к пражским властям, как его предшественник, из-за склонности к соглашательству. К счастью, именно такой человек сейчас и требовался Захарии.

Мэр вытащил связку ключей и открыл дверь.

– Каждое утро я прихожу сюда молиться. Одно из преимуществ высокого положения.

Они вошли через готический портал, украшенный переплетающимися виноградными лозами. Двенадцать корней для каждого из исчезнувших племен. Из вестибюля падал свет, и Захария разглядел два сейфа, встроенных в камень, – он знал, что столетия назад их использовали для хранения специальных налогов, которые собирали с евреев.

Саймон любил венскую синагогу, производившую потрясающее впечатление своей красотой – в отличие от Староновой, которая поражала простотой. Массивные восьмиугольные колонны и купола с пятью ребрами разделяли прямоугольник на два нефа. Захария знал, что пять ребер наверху нужны для того, чтобы там не образовался крест. Кресло главного раввина стояло на востоке, вдоль арки: его железные прутья и шторы закрывали Тору. На подиуме, окруженном кованой железной решеткой, занимавшем центр, алмемар, размещалась подставка для молитвенника, а вокруг подиума стояли скамьи – не слишком много, около семидесяти. Места на них передавались из поколения в поколение – так Саймону рассказывали. С потолка свисал красный флаг со Звездой Давида, дар Карла IV, сделанный в 1358 году как знак привилегий для евреев. Захария всегда с презрением относился к подобным жестам – история нередко доказывала, что они далеко не всегда бывали искренними.

Неяркий свет восходящего солнца проникал внутрь через двенадцать узких окон, расположенных высоко наверху.

– Вы были правы, – сказал мэр. – Этой ночью патруль обнаружил двоих человек, пытавшихся проникнуть на чердак. Такие вещи периодически случаются. Кое-кто продолжает думать, что там находится голем.

– Но вы ничего не делаете, чтобы их разубедить, ведь это приводит сюда новых посетителей, которые тратят деньги, – заметил австриец.

– Кто я такой, чтобы сокрушать легенды? Моя работа состоит в том, чтобы защищать то, что мне доверено. К несчастью, чтобы поддерживать порядок, необходимы деньги.

– Где эти двое сейчас?

Мэр поднял маленький палец.

– Вот тут у нас возникли сложности. Их не доставили в помещение, где обычно держат задержанных хулиганов. Сначала мы их допрашиваем, затем передаем полиции, которая тут же всех отпускает – серьезная проблема, с которой мы пытаемся бороться. Но эту парочку отвели куда-то в другое место.

Саймону не понравилось то, что он услышал.

– Я пытаюсь установить, где они находятся, – пообещал глава города. – Почему-то никто из службы безопасности ничего не знает.

– Вы приходите сюда каждое утро?

Мэр кивнул.

– Да, почти каждое. Стараюсь это сделать пораньше, пока синагога из места для молитв не превращается в предмет интереса для множества туристов.

Захария позавидовал, что его собеседник имеет такую возможность.

– А что находится на чердаке? – поинтересовался он.

– Ничего, если не считать балок, изоляции и крыши. Там нет голема, вновь превратившегося в глину.

– Но в течение нескольких столетий на чердаке была гениза[249].

В каждой синагоге имелось специальное помещение, где хранили старые книги и документы. Талмуд запрещал выбрасывать бумаги, на которых написано имя Бога. Раз в семь лет их хоронили на кладбище.

Мэр кивнул.

– Совершенно верно. Мы там и хранили все лишнее, чтобы оно не пострадало от стихии. Но примерно сорок лет назад чердак вычистили.

Захария задумался. Возможно, раньше там хранилось что-то еще? Сорок лет? Этот промежуток времени мог быть связан с дедом Сагана.

Он услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Мэр извинился и вышел в вестибюль. Теперь австриец уже не сомневался, что Саган его обманул, и надеялся, что Элли сумеет что-то узнать. Саймон все еще был встревожен встречей с израильским послом в Австрии, а также тем фактом, что она и американцы им заинтересовались. Он послал Рочу в переулок, находившийся за собором Святого Стефана, и тот доложил, что тело Брайана Джеймисона действительно исчезло. В прессе события в соборе не упоминались ни единым словом. Посол обещала, что она все приберет, и сдержала слово.

Мэр вернулся. Входная дверь снова открылась и закрылась.

– Мне только что сообщили, что двоих человек, которые были здесь задержаны, отвели в один из соседних домов, – сообщил градоначальник.

Саймон заметил, как по его лицу промелькнула тревога.

– Что-то еще? – спросил Захария.

– Они призвали раввина Берлингера. Сейчас он с ними.

Том мгновенно все понял. Абирам упоминал имя этого человека в своем послании.

«И еще он дал мне имя. Раввин Берлингер».

– Сколько вам лет? – спросил Саган. Он понимал, что ведет себя грубо, но ему необходимо было знать.

– Сто два года, – ответил раввин.

Репортер никогда бы не догадался, что этот человек настолько стар. Может быть, он дал бы ему восемьдесят с небольшим, но поверить, что раввин прожил больше века, было совсем непросто.

– Жизнь милостиво обошлась с вами, – заметил Саган.

– Иногда я тоже так думаю. А временами – нет. Но я задал вам вопрос. Пожалуйста, скажите, как вы получили эти вещи.

Том видел, что Элли тоже интересует ответ на его вопрос. Однако пока не был готов к сотрудничеству.

– Их мне дали, и они мне принадлежат, – ответил он уклончиво.

Раввин Берлингер наверняка прочитал оригинальное послание, которое лежало в кармане у Тома.

– Мне ничего об этом не известно, – сказал старик. – Я знаю лишь то, что их нашли у вас.

– М. Э. Кросс был моим дедом, – сообщил журналист.

Старик внимательно посмотрел на него.

– Я вижу его в вашем лице. Вас зовут Саган. Я припоминаю, что ваша мать вышла за Сагана. Марк был отцом вашей матери.

Том кивнул:

– Я называл его саки.

Раввин сел и положил забранные у репортера вещи и сумку Элли на стол.

– Должен признаться, я не думал, что когда-нибудь снова услышу об этих предметах.

Бене остался сидеть, когда тень вошла в его кабинет. Он ждал Фрэнка Кларка. Роу позвонил ему, и полковник обещал, что придет до десяти часов.

– Тебе нравится темнота, Бене? – спросил он с усмешкой.

В комнате не горел свет.

– Мама уже спит, а слуги ушли, – объяснил хозяин дома. – Здесь только мы с тобой, Фрэнк.

Он предложил гостю блюдо с булочками, но тот отмахнулся. Бене же взял еще одну и отодвинул блюдо на край стола.

– Что тебе удалось найти? – спросил Кларк. – Я слышал удовлетворение в твоем голосе.

– Рудник существует. И я знаю, где он находится.

Трей позвонил ему после обеда и сказал, что быстрый просмотр документов, добытых ими на Кубе, а также купчей на землю и других бумаг из ямайского архива позволили ему определить место рудника. Он проверил современные топологические карты, имевшиеся в университете, и ему удалось подтвердить, что пещера существует приблизительно в том районе, на который указывали остальные документы.

– И где же он? – спросил Кларк.

Бене не требовалось смотреть в лицо полковнику, чтобы понять, что тот знает, о чем он говорит. Роу подозревал это с самого начала.

– Почему ты солгал мне, Фрэнк? – спросил он тихо.

– Потому что тайну рудника никто не должен раскрыть.

– Но в пещере ты мне говорил совсем другое. Тогда ты сказал, что я должен его найти.

– Я сказал, чтобы ты нашел сокровище евреев. Если оно все еще существует, то мароны могут извлечь из него пользу. Рудник – совсем другое дело.

Теперь Бене и вовсе заговорил шепотом, словно эти слова вообще не следовало произносить:

– Почему рудник не должен быть найден?

– Это священное место. У маронов их осталось очень мало. Они принадлежат нам, Бене. Их следует охранять.

– От маронов остались только легенды. Какое это имеет значение?

Оба замолчали, и некоторое время Роу сидел в тишине и слушал ветер.

– Раньше ночь была нашим союзником, – наконец заговорил Кларк. – Мы умели ее использовать. К нам пришла победа во многом благодаря ночи.

«Опять истории, – подумал Бене. – Легенды, а не реальность».

Во время последней маронской войны в 1795 году триста маронов держали оборону против тысячи пятисот британских солдат. Они заключили мир только после того, как на остров доставили кубинских псов, которые умели выслеживать беглых рабов. Но когда все собрались в Монтего-Бей, чтобы подписать соглашение, почти шестьсот маронов посадили на корабли и отправили в Новую Шотландию. Они прожили в холодной Канаде два года, а потом их перевезли в Сьерра-Леоне. И только шестьдесят человек из них впоследствии вернулись на Ямайку.

Та еще победа.

– Ты так и не ответил, – сказал Роу. – Какое это имеет значение сейчас?

Он видел, как темная фигура полковника переместилась в кресле.

– Ты далеко не все понимаешь, Бене. Несмотря на то что в твоих жилах течет кровь марона, тебя воспитывали иначе. Среди нас свирепствует бедность. Высока безработица. А ты живешь в роскоши в этом великолепном поместье, ездишь на машинах, которые тебе нравятся, и никогда не знал чувства голода. У тебя есть деньги. У тебя всегда были деньги, Бене.

– Ты говоришь так, словно тебя это возмущает.

– Вовсе нет. Это не имеет для меня значения. Ты мой друг. Ты мне всегда нравился. Но другие относятся к тебе иначе. Они берут твои деньги и пользуются твоей помощью. Они улыбаются, но скрывают то, что у них в сердцах.

– Вчера ты говорил мне совсем другие вещи. Ты сказал, что никого не интересует, кто я такой.

– Я солгал.

Роу не понравилось то, что он услышал. Он всегда считал, что близок к сообществу маронов. Что они его семья. У него было совсем мало близких родственников – только мать и несколько кузенов. Ему следовало жениться, завести детей, создать собственную семью, но он не встретил женщину, которую ему захотелось бы сделать своей супругой. Быть может, проблема в нем самом? Трудно сказать. Одно Бене знал наверняка: никто не будет указывать, как ему поступать.

Не сейчас.

И никогда.

– Я собираюсь отправиться к руднику, – заявил он безапелляционным тоном.

– Я боялся, что у тебя возникнет такое желание, – отозвался его гость.

– Ты пойдешь со мной?

– А разве у меня есть выбор?

Глава 53

– Кто такой раввин Берлингер? – спросил Захария.

– В прошлом он возглавлял нашу общину. Он один из последних ныне живущих людей, переживших холокост, – ответил мэр.

– Он выжил во время войны?

Градоначальник кивнул.

– Его отправили в Терезин вместе со многими другими. Раввин Берлингер состоял в правлении лагеря и пытался защищать свой народ.

Крепость Терезин служила перевалочным лагерем, откуда десятки тысяч чешских евреев отправляли на восток в лагеря смерти. Многие не доживали до отправки, умирая уже там из-за тяжелых условий.

– Раввин пользуется огромным уважением, – сказал мэр. – Никто не ставит его решения под сомнение. Если он изъявил желание поговорить с двумя нарушителями, значит, так тому и быть.

Саймон прекрасно понял, что осталось невысказанным. Выборы будущего мэра зависят от поддержки людей, подобных этому раввину. Берлингер мог сам быть королем, но предпочитал стать их создателем. И все же…

– Я хочу знать, почему у него появилось такое желание, – сказал австриец.

– А вы не скажете, в чем ваш интерес?

– У человека, пойманного в синагоге, есть то, что принадлежит мне. И я хочу вернуть свою собственность.

– Должно быть, эта вещь имеет большое значение.

– Для меня – да.

Захария тщательно подбирал слова.

Нужно было сказать достаточно, но не слишком много.

– Я послал человека, который должен узнать, что происходит, – сказал его собеседник. – Давайте помолимся вместе до его возвращения. Смотрите, в восточное окно видно, как встает солнце.

Саймон взглянул на восточную стену и узкое окно, сквозь которое пробивались первые лучи утреннего солнца. Он вдруг понял, что евреи семьсот лет смотрели отсюда на восходящее солнце. Все, что он намеревался совершить, все, что планировал, Захария делал для них. Сто тысяч его соплеменников были уничтожены во время войны, чешский президент преподнес страну Гитлеру, и Чехия стала немецким протекторатом. Сразу же появился закон, запрещавший докторам неарийского происхождения лечить больных, а потом евреи потеряли право посещать общественные парки, театры, кинотеатры, библиотеки, спортивные соревнования и бассейны. Они больше не могли работать в государственных учреждениях, им разрешалось ездить только в задних вагонах, места общественного пользования на станциях были для них закрыты, а в магазины они могли приходить только в определенное время. Комендантский час начинался для них в восемь вечера. Евреям не позволялось иметь телефоны и менять место жительства без специального разрешения. Список запретов был бесконечным, и практически любые действия вели к аресту и смерти.

Однако нацисты не уничтожили еврейский квартал.

Они не тронули синагоги, в том числе и Староновую. Даже кладбище практически не осквернили. Их идея состояла в том, чтобы превратить квартал в экспонат под открытым небом.

Экзотический музей исчезнувшей расы.

Но этого не случилось.

Русские освободили страну в 1945 году.

Когда Захария приезжал в Прагу, его решимость добиться задуманного усиливалась. В течение всей своей истории евреи уважали сильных правителей с четкими идеями и жесткими действиями. Они ценили в людях решимость. И он может оправдать их ожидания. Однако мэр прав. Пришло время молитвы. Поэтому австриец сцепил пальцы за спиной и попросил у Бога помощи во всех своих начинаниях.

– И еще одно, – тихо заговорил градоначальник.

Саймон открыл глаза и посмотрел на стоящего рядом человека, который был на треть метра ниже его.

– Вы спрашивали о документах, которые когда-то лежали на чердаке, – сказал тот. – Периодически, как и положено, мы их хоронили. Однако мы придумали другой способ следовать традиции.

Захария прищурился, ожидая дальнейших объяснений.

– Место на еврейском кладбище закончилось, никто больше не хочет копать там могилы. Но осталось много могил без надгробий. И тогда мы построили склеп, в который относим документы, – рассказал мэр. – Там их начали складывать после войны. И эта система работает. Однако у нас возникла проблема с поддержанием порядка в склепе. Это дорогое удовольствие. Требует серьезных усилий.

Саймон понял намек.

– Мы сражаемся каждый день, – продолжал его собеседник, – чтобы вернуть нашу собственность и восстановить кладбище и синагоги. Мы стараемся управлять нашей жизнью, возрождать наследие предков. А для этого нам необходимо внешнее финансирование. – Он немного помолчал. – И мы готовы его принимать из самых разных источников.

– Полагаю, один из моих фондов способен сделать существенный вклад, – заверил его австриец.

Мэр кивнул.

– Это будет очень щедрым поступком с вашей стороны.

– Конечно, мне было бы легче принять решение, если бы я мог посмотреть склеп, чтобы оценить объем необходимых вложений.

Глава города снова кивнул.

– Думаю, это вполне разумное пожелание. Так мы и сделаем. Сразу после того, как помолимся.

Том смотрел на старого раввина, скептически оценивая происходящее. У него не могло быть уверенности, что этот мужчина действительно является тем, за кого себя выдает. Саган лишь знал, что теперь полное послание Абирама стало известно еще одному человеку.

Он вдруг вспомнил самодовольного типа из «Барнс энд Ноубл», а также его предупреждение.

«Вы никогда не будете знать, правда это или нет».

Как сейчас.

– Когда вы услышали об этом в первый раз? – спросил Том у Берлингера.

– Ваш дед приехал сюда в пятидесятом году. Его мать была чешкой. Мы с ним стали друзьями. Прошло время, и он многое мне рассказал. Не все, но достаточно.

Журналист посмотрел на внимательно слушавшую их Элли. Он бы предпочел вести разговор с раввином один на один, но это было невозможно.

– Марк был удивительным человеком, – продолжал старик. – Мы много времени проводили вместе. Он говорил на нашем языке, знал историю, разбирался в наших проблемах… Я никогда не понимал, откуда у него такие познания, но не сомневался, что это очень важно. И я стал настолько ему доверять, что выполнил его просьбу.

– И в чем она состояла?

Старик посмотрел на репортера усталыми маслянистыми глазами.

– Некоторое время назад меня разбудили и передали мне вещи, сейчас лежащие на столе. В тексте было написано мое имя, поэтому ко мне обратились за советом. Я прочитал записку и спросил, откуда взялись эти предметы. Мне рассказали, что какой-то мужчина пытался проникнуть на чердак синагоги. И я сразу вспомнил о другом времени и другом человеке, который попробовал сделать то же самое.

«Уходите отсюда!» – крикнул Берлингер.

Мужчина на железной лестнице, прикрепленной к стене Староновой синагоги, покачал головой.

«Я пришел, чтобы увидеть голема, и уйду лишь после того, как сделаю это!»

Берлингер оценил возраст человека на лестнице – ему было около пятидесяти пяти лет, как и самому раввину, но он был в хорошей физической форме. Волосы цвета соли с перцем, стройное тело, полное жизни лицо… Он говорил по-чешски, но с легким американским акцентом – и Берлингер решил, что имеет дело с американцем.

«Я не шучу, – сказал раввин. – Там ничего нет. Это просто глупая легенда. Сказка. И не более того».

«Вы недооцениваете мудрость Йехуды Лёва бен Бецалеля».

На Берлингера произвело впечатление, что незнакомцу известно настоящее имя раввина Лёва. Теперь в Прагу редко приезжали иностранцы, а те, кто здесь появлялись, не знали его настоящего имени. После войны коммунисты взяли все под контроль и закрыли границы страны. Никого не впускать и не выпускать. Берлингеру стало интересно, как американец сюда попал. Он наблюдал, как незнакомец распахнул железную дверь, украшенную звездой Давида – ее перестали закрывать еще до войны – и исчез на чердаке, но вскоре появился в дверном проеме.

«Поднимайтесь сюда, нам нужно поговорить», – сказал он.

Берлингер уже довольно давно не забирался на чердак. Там хранились старые документы до тех пор, пока не приходило время похоронить их в земле, как указывала Тора. Кто-то оставил прислоненную к стене синагоги лестницу, так что добраться до первой железной ступеньки оказалось совсем нетрудно. Он решил послушаться незнакомца, взобрался наверх и шагнул на чердак.

«Марк Кросс», – сказал мужчина, протягивая ему руку.

«Я…»

«Раввин Берлингер, я знаю. Я пришел с вами поговорить. Мне сказали, что вам можно доверять».

– Так мы познакомились, – продолжал Берлингер. – С тех пор мы с Марком стали близкими друзьями, и так продолжалось до самой его смерти. К сожалению, в последующие десятилетия мы редко встречались, но регулярно переписывались. Я бы приехал на его похороны, но коммунисты запрещали евреям покидать страну.

Том протянул руку и взял со стола ключ.

– Он не открыл дверь.

– Конечно, нет. На двери сейчас новый замок, который поставили после того, как несколько лет назад ремонтировали чердак. Мы придерживаемся старого стиля только для сохранения внешнего вида. Однако на чердаке нет ничего важного.

Саган уловил то, что осталось невысказанным.

– Но прежде что-то было, – заметил он.

Берлингер кивнул.

– Мы хранили там старые документы, но теперь все они под землей, на кладбище. – Раввин встал. – Я вам покажу.

Однако Том еще не был готов уйти и указал на ключ.

– На нем какие-то отметки. Вы знаете, что они означают? – спросил он старика.

Тот кивнул.

– Но вы даже не посмотрели на ключ! – удивился репортер.

– В этом нет необходимости, мистер Саган. Я сам его сделал и оставил на нем отметки. Я точно знаю, что они означают.

Том был потрясен.

– И только из-за того, что вы обладаете этим бесценным ключом, вы не оказались в полиции, – добавил его собеседник.

Глава 54

Захария последовал за мэром из Староновой синагоги, и они вышли на улицу, ведущую, как он знал, в зал для церемоний. В прошлом здание, построенное в неороманском стиле, служило моргом местного похоронного бюро, а теперь там открыли музей погребальных обрядов. Саймон знал о древних традициях Пражского погребального общества, созданного в середине шестнадцатого века, чтобы обеспечивать живым достойное прощание с мертвыми.

Они с мэром молились пятнадцать минут. Во время предыдущих встреч Захарии не приходило в голову, что градоначальник – настолько набожный человек. Он казался австрийцу прагматичным, о чем свидетельствовала сумма, которую тот сумел получить всего лишь за возможность осмотреть место, где хранились старые документы. Конечно, Саймон не слишком надеялся, что узнает нечто полезное, но ему стало любопытно. В Вене не было освященной земли: книги и документы просто хоронили на одном из нескольких еврейских кладбищ.

Здесь все было иначе.

За железными воротами рядом со зданием музея начиналась аллея, ведущая на кладбище. У ворот стоял служитель в форме. Мэр сказал Захарии, что здесь находится выход с кладбища, а вход расположен в квартале отсюда. Никто не стал останавливать главу города, и они, миновав ворота, пошли дальше. Так Саймон оказался в одном из самых священных мест мира. На площади, не превосходящей одиннадцать тысяч квадратных метров, было похоронено сто тысяч человек. Их могилы скрывала густая трава, поэтому надгробные камни стояли очень близко друг к другу и под самыми неожиданными углами, словно после землетрясения.

В течение трехсот пятидесяти лет евреи имели право хоронить своих близких только здесь. Пустых участков практически не осталось, а Тора запрещала перемещать мертвые тела. В результате сюда привозили землю и продолжали хоронить мертвых, слой за слоем, при этом неуклонно соблюдая предписание Талмуда – оставлять между телами не менее шести ладоней земли. Со временем слоев стало двенадцать – каждый почти в шестьдесят сантиметров. Кладбище перестало быть действующим в 1787 году. «Интересно, сколько надгробных камней исчезло, развалилось или было уничтожено, скольких людей забыли?» – подумал Захария.

Неожиданно перед ним возникла сюрреалистическая картина.

Благодаря густой листве ясеней на кладбище царили тени. Саймон видел перед собой тяжелые надгробные камни, стоящие прямо или клонившиеся к земле, большинство со скульптурами и надписями, сообщавшими имя похороненного человека, его семейное положение и профессию. Захарию поразила великолепная работа художников и резчиков по камню. Повсюду были удивительные изображения – древо жизни, семисвечник, виноградные гроздья, животные… Некоторые надписи ему удалось прочитать, другие от времени стали совершенно неразборчивыми. Тут и там попадались прямоугольные могилы с высокими сторонами, фронтонами и двускатной крышей, похожие на могилу его отца в Австрии. Кладбища считались священными местами, где мертвые ждали воскрешения. Вот почему их нельзя было закрывать.

Посыпанная гравием дорожка, заросшая по бокам густой травой, вилась между надгробными плитами, и в самых разных местах Саймон заметил видеокамеры. Сейчас за высокими стенами на кладбище никого не было.

– Вандализм до сих пор не прекратился? – спросил австриец у мэра.

– Изредка такие вещи случаются, – вздохнул тот. – Однако камеры отпугивают большинство хулиганов. Мы очень ценим, что вы обеспечиваете нас средствами для их содержания.

Захария кивнул в ответ.

– Трупы животных, которые бросают через стену, мы хороним вон там, в дальнем углу, – добавил его спутник.

После того как мертвые прикоснулись к освященной земле, они не могли ее покидать – будь то люди или животные. Саймона радовало, что местная община соблюдает законы Талмуда. Венские евреи больше не придерживались его строгих правил: прогрессивные идеи постепенно ослабили когда-то строгую ортодоксальную общину. Именно по этой причине Захария чаще всего молился в маленькой синагоге в своем поместье.

– Я попросил служителя у ворот прийти пораньше, – сказал мэр. – Посетителей начнут пускать только через два часа.

Вокруг никого не было. Саймону понравился прием, который ему здесь оказали, однако он понимал, что все это делается для того, чтобы он открыл свою чековую книжку. Мэр не знал, зачем он приехал, но постарался по максимуму использовать представившийся шанс.

Теперь же градоначальник остановился и указал на металлические двери в дальней стене:

– За дверью находится лестница, ведущая в подземное помещение, которое когда-то использовали для хранения инвентаря. Оказалось, что это идеальное место, где старые бумаги постепенно обращаются в прах.

– Вы не пойдете со мной? – спросил австриец.

Мэр покачал головой.

– Я подожду здесь. Вы сможете все осмотреть в одиночестве.

Захария почувствовал что-то неладное, и это ему не слишком понравилось. Однако Саймон знал, что Роча находится рядом: он заметил, как его помощник следовал за ними до железных ворот.

– Надеюсь, вы понимаете, что я человек, к словам которого следует относиться серьезно, – сказал Захария, чтобы его спутник его понял.

– Вне всякого сомнения. Вы очень важный человек.

Глава города повернулся и ушел прежде, чем Саймон успел сказать что-то еще. Ему захотелось остановить этого маленького человечка, но он передумал. Вместо этого он сошел с тропинки и пробрался между могилами к внешней стене. Захария сообразил, что этот участок стены идет параллельно улице, по которой они только что прошли. На высоте в десять футов над ним находилась еще одна часть кладбища, также заросшая ясенями, и землю здесь поддерживала стена. Очевидно, двойные двери вели в подземное помещение.

Саймон распахнул их.

Вдоль правой стены стояли грабли, лопаты и метлы. Металлическая лестница вела в темный прямоугольник в каменном полу.

Австриец посмотрел вниз.

Там горел свет.

Очевидно, его ждали.

Захария шагнул на первую ступеньку, но сначала закрыл за собой двойные двери.

Он начал спускаться, понимая, что движется назад по времени. Каждые шестьдесят сантиметров означали очередной слой могил. Когда мужчина добрался до самого дна, он достиг уровня, где семьсот лет назад евреи начали хоронить своих близких.

Посмотрев вниз и вперед, он увидел, где заканчивается лестница.

Еще несколько ступенек – и он ступил на пол.

Теперь Захария, по его подсчетам, спустился на глубину в семь или восемь метров под землей. Он находился в освещенной комнате площадью около десяти квадратных метров. Потолок нависал у него над головой, а черный земляной пол был влажным. Книги и документы грудами лежали вдоль стен, и основная их часть успела почти полностью сгнить. В затхлом воздухе пахло разложением, и Саймона заинтересовал источник этого запаха.

В центре комнаты, под тремя яркими электрическими лампочками, стояла женщина из Вены, с которой он встречался в Шенбрунне.

Израильский посол в Австрии.

– Нам необходимо поговорить, – сказала она.

Элли слушала беседу раввина и ее отца, сообразив, что оба знают вещи, которые ей неизвестны. В особенности ее отец, который, видимо, многое от нее скрыл.

Например, ключ, который она посчитала ключом от пиратского сундучка, хотя его и украшали три звезды Давида. Остальные отметки на ключе были совсем мелкими, и девушка не смогла их разглядеть.

Беккет тронула история встречи ее прадеда и Берлингера. Она никогда не видела ни Марка Кросса, ни его жену – оба умерли задолго до ее появления на свет, но бабушка рассказывала ей о них, и девушка видела их фотографии, хотя и знала о них очень мало, если не считать того, что Кросс был известным археологом.

– Каким был мой прадед? – спросила она у раввина.

Старик улыбнулся.

– Он был замечательным человеком. Ты знаешь, что у тебя его глаза?

Элли покачала головой.

– Мне никто этого не говорил.

– А кто ты такая? – спросил Берлингер.

Девушка решила проявить скромность.

– Меня взял с собой отец.

Раввин посмотрел на Сагана.

– Если ты действительно левит, как написано в послании, то должен знать свой долг.

– Пришло время перемен, – отозвался журналист.

Беккет увидела, что старик удивлен.

– Какой странный ты сделал выбор, – сказал Берлингер. – Я чувствую гнев. И обиду.

– Я не делал выбора. Мне лишь известно, что моя дочь и человек по имени Захария Саймон что-то задумали, – сказал Том. – Я не знаю, что именно, и меня это тревожит – ведь из-за их планов вчера погиб человек.

– Однако ты привел ее с собой?

– Так я могу за ней приглядывать.

Элли не понравился тон отца, но девушка оставила свое мнение при себе. Она находилась здесь, чтобы узнать то, что нужно Захарии, и споры ей не помогут.

Берлингер взял ключ.

– Я сделал его много лет назад. Это мой вклад в предприятие Марка.

– И в чем оно состояло? – спросила Беккет.

Раввин бросил на нее жесткий оценивающий взгляд.

– Он был избранным, его называли левитом, человеком, которому доверено все. Однако он жил в страшное время. Нацисты изменили нашу жизнь. Они даже пытались найти то, что он охранял.

– В каком смысле? – спросил Саган.

– Они хотели заполучить сокровища Храма. Думали, что таким способом им удастся уничтожить нашу культуру, как это сделали Вавилон и Рим.

– Сокровища Храма исчезли две тысячи лет назад, – сказал Том.

– Но они слышали легенды о том, что сокровища спрятаны в надежном месте, – сказал Берлингер. – Как и я. И только одному человеку известна правда об этих сокровищах. – Старик немного помолчал. – Левиту.

– Три дня назад я счел бы вас безумным, – проговорил репортер. – Теперь же готов вам поверить. Очевидно, происходит что-то, связанное с сокровищами.

Раввин указал на записку.

– Твой отец был левитом. Он знал секрет сокровищ или ту часть, что ему открыл Марк, который был осторожным человеком. И его можно понять. Ведь именно он впервые за сотни лет изменил все, что касалось доверенной ему тайны. Он не мог поступить иначе – такое наступило время.

Элли могла только представлять, каково пришлось евреям в Европе в период с 1933 по 1945 год. Кое-что ей рассказывали дед и другие родственники, но сейчас она видела человека, который сам прошел через эти испытания.

– Ты сказал, что намерен все изменить, – прошептал Берлингер. – Что именно?

– Я собираюсь найти сокровища, – заявил Саган.

– Зачем?

– Проклятье, а почему нет? – Журналист заговорил громче, и теперь в его голосе слышался гнев. – Вам не кажется, что оно оставалось скрытым слишком долго?!

– На самом деле я с тобой согласен, – неожиданно произнес старик.

Глава 55

Бене выбрался из пикапа. Он ехал из собственного поместья на запад, а потом на север, в горы, и оказался в округе Святой Марии, в той самой долине, где они вчера побывали с Треем. Именно об этом месте говорилось в купчей, найденной в ямайском архиве. Рядом протекала река Флинт, которая, как и множество ее притоков, сбегала с гор к берегу. Фрэнк Кларк следовал за Роу на другой машине. Слова друга взволновали Бене, а ложь Фрэнка и отношение к нему маронов вызывали у него раздражение и гнев. Он был добр к этим людям, сделал для них больше, чем кто-либо другой.

Однако он им не нравился.

Бене искал рудник ради них, а выяснилось, что маронам давным-давно известно, где он находится.

Впереди Роу увидел еще один автомобиль, рядом с которым стоял Трей Халлибертон.

Они с Кларком подошли к нему.

– Отсюда далеко до нужного нам места? – спросил Бене.

– Может быть, минут десять вверх по склону, на восток, – сказал профессор.

Полная луна озаряла лес холодным бледным светом, и среди далеких туч мерцали розовые зарницы. Бене прихватил с собой два фонарика, но увидел, что Трей тоже взял фонарь и кое-что еще.

Роу указал на непонятный предмет и вопросительно посмотрел на ученого.

– Это GPS-локатор, – пояснил тот. – В отличие от испанцев, нам не придется бродить на ощупь в темноте. У меня есть координаты пещеры.

– Ты думаешь, что сумел их определить?

– Да, Бене. Все указывает в одном направлении.

Роу представил Трея полковнику.

– Кларк – марон, и он знает про это место, – добавил он после того, как они познакомились.

Затем он протянул Фрэнку фонарик. В лунном свете лицо его старого друга выглядело встревоженным.

– О чем еще ты мне не рассказал? – спросил Бене.

Однако ответа не последовало.

Кларк повернулся и пошел в сторону леса.

Захария смотрел на посла.

– Как вы узнали, что я в Праге?

– У меня есть друзья, – ответила женщина по-английски. – Вы проверили тело Джеймисона?

– Конечно. Ваша работа впечатляет.

Израильтянка кивнула, принимая комплимент.

– Местный мэр также является моим другом. После того, как вы вошли с ним в контакт, я проделала то же самое.

– А откуда вы узнали, что я с ним связался?

– Телефон, который вы носите с собой. Если вы им пользуетесь, об этом становится известно.

– Из чего следует, что у вас есть друзья в Моссаде.

– Да, и в других местах тоже. Но, как я сказала вчера, они ничего не знают. Это между мной и вами.

– Чего вы хотите? – напрямую спросил Саймон.

– Поговорить с вами наедине, и я полагаю, что это превосходное место для подобной беседы.

– Как вы узнали, что я сюда приду?

– Мэр обещал вас привести.

Захария чувствовал себя неуютно в присутствии этой женщины, но ему ничего не оставалось, как слушать.

– Должна признать, – продолжала она, – что когда я в первый раз ознакомилась с вашим планом, он показался мне абсурдным. Но после некоторых размышлений я поняла, что вы правы. Храмовая гора – превосходная точка воспламенения. После Шестидневной войны шестьдесят седьмого года Израиль контролировал Иерусалим. При заключении мирного договора Высший религиозный совет мусульман получил разрешение и дальше владеть тридцатью пятью акрами, известными под названием Храмовая гора. Здесь Бог остановился, чтобы отдохнуть. Отсюда мир начал расширяться, пока не принял свою нынешнюю форму. Здесь была собрана пыль, из которой Бог создал человека. Здесь Авраам связал Исаака, собираясь принести его в жертву. Именно в этом направлении поворачиваются евреи, когда возносят свои молитвы. Здесь Соломон построил Первый Храм, и Второй Храм был возведен тут же. Эта земля настолько священна, что заповеди иудаизма запрещают евреям ходить там, чтобы случайно не ступить на место, где однажды находилась Святая Святых.

– Но вы ни разу не сказали, в чем состоит мой план, – заметил Захария.

Его собеседница усмехнулась.

– Не сказала.

Может быть, это даже хорошо, что она пришла. У австрийца возникли собственные вопросы, которые он хотел бы ей задать.

– Бог не отменял своего приказа, отданного в Исходе, чтобы мы построили для Него алтарь, – сказал Саймон. – Мусульмане, контролирующие Храмовую гору, подобны кинжалу в боку каждого еврея, и они не собираются оттуда уходить.

Он знал, как мусульмане называют эту гору. Благородное Убежище. Конечная точка путешествия Мухаммеда в Иерусалим. Место, с которого пророк вознесся на небеса. Там находится одно из старейших мусульманских сооружений в мире, Купол Скалы, обращенный в сторону Мекки и построенный на том самом месте, где прежде стоял Второй Храм.

– Нам вообще не следовало отдавать им Храмовую гору, – вновь заговорила посол. – Что они сказали в шестьдесят седьмом году? «Если вы попытаетесь контролировать это место полностью, то никогда не будет даже подобия мира».

– Однако мы отдали им Храмовую гору, но продолжаем жить в страхе. Арабы каждый день угрожают нам вторжением, – заметил Саймон.

Так и случилось в 1973 году. Война Судного дня. Тогда, через шесть лет, все, что было получено в результате победы в этом конфликте, отдали обратно, когда подписали мир в Кэмп-Дэвиде при участии Картера, Бегина и Садата.

Проклятые американцы снова вмешались.

Захария сказал израильскому послу все, что думал по этому поводу.

– В результате войн мы поняли одну вещь, – продолжала она. – Нужно заставить арабов воевать между собой, и тогда у них не останется времени на нас.

Бесполезная информация, если учесть, что случилось потом.

– Я помню тот день, когда был спущен израильский флаг, развевавшийся над Куполом Скалы, – добавила женщина. – Мой отец плакал. Я тоже. Именно в тот день я решила больше никогда не уступать нашим врагам.

Она опустилась на колени и стала изучать несколько хранившихся в склепе бумаг.

– Они лежат здесь, в темноте, и постепенно рассыпаются в прах, – медленно проговорила посол. – Печальная картина… Совсем как тела, в которых мы живем.

Затем она встала и посмотрела на Захарию.

– Я хочу знать больше о вашей искре.

Этого ему было достаточно.

– А я хочу понять, что известно вам, – сказал австриец.

Том попытался осознать то, что сказал Берлингер.

– Вы согласны со мной? – переспросил он.

– Мы с Марком очень долго обсуждали эту проблему, – ответил раввин. – Он был твердо уверен, что тайну нужно хранить и дальше. А я считал, что для евреев пришло время восстановить свои утраченные сокровища. Почему нет? Христиане, мусульмане, буддисты – у всех они есть. Почему их не позволено иметь нам?

Саган наблюдал за Элли, которая внимательно слушала их беседу, и решил показать ей настоящую записку своего отца.

– Вот что написал твой дед, – сказал он девушке, протягивая ей письмо.

Она взяла листок бумаги и прочитала текст.

– Почему между вами такое напряжение? – спросил Берлингер.

– Она меня ненавидит, – объяснил журналист.

– Это правда? – уточнил раввин у Элли.

Та оторвала взгляд от листа и посмотрела на отца.

– Почему ты меня обманул?

– Из-за твоей дружбы с Саймоном, – пожал плечами Саган.

– Кто такой Саймон? – спросил Берлингер.

Том рассказал ему все, что знал об австрийце, и он кивнул.

– Я знаю этого человека. Он несколько раз здесь бывал. Некоторые у нас рады его деньгам.

– Но не вы? – уточнил репортер.

– Я всегда с осторожностью отношусь к людям, которые легко отдают свои деньги.

– Он дьявольски опасен, – сказал Том. – Саймон ищет сокровища Храма. Как и американское правительство. Вы знаете, почему?

Он увидел, что новая информация застала старика врасплох.

– Марк боялся, что однажды тайну больше не удастся сохранять, – вздохнул раввин. – Однако его страхи были сосредоточены на Германии и нацистах. Как и мои. Со временем я стал больше опасаться вмешательства Советов. Но ни один из нас не страшился представителей нашего народа. Саймону нужны сокровища ради всех евреев?

– Именно этого он хочет, – сказала Элли. – Он согласен с вами. Пришло время восстановить наши священные сосуды.

– Но вы не согласны, – сказал Берлингер Тому.

– У Саймона совсем другие планы, – возразил тот.

– И чего он хочет? – удивился старик.

– Мой отец, – вмешалась Беккет, – считает, что Захария опасен. Я не знаю, известно ли вам, но мой отец когда-то был репортером. Его уволили за то, что он сфабриковал статью. Так что вам следует иметь это в виду, прежде чем выслушивать его сказки.

Том ударил кулаком по столу и вскочил.

– Я слишком долго терпел твою дерзость! Ты понятия не имеешь, что тогда произошло. Тебе хочется считать меня обманщиком и мошенником. Вероятно, чтобы легче было меня презирать. А теперь слушай внимательно. Как отец я совершил немало ошибок. Если хочешь, можешь меня за них ненавидеть. Но не следует этого делать за поступки, которых я не совершал.

Журналист посмотрел в глаза дочери.

Но она не стала отводить взгляда.

Берлингер мягко положил руку Тому на плечо.

Он взглянул на раввина, и тот кивнул, показывая, что ему следует сесть.

Саган повиновался.

– Нам необходимо принять решения, – тихо сказал Берлингер. – Важные решения. Попрошу вас обоих следовать за мной.

Глава 56

Бене шагал за Треем, а тот следовал за Фрэнком Кларком. Никто из них не включал фонариков – свет луны достаточно ярко озарял все вокруг. Халлибертон посматривал на геолокатор, но полковник и так уверено шагал вперед.

– Он идет в нужном направлении, – сказал ученый.

Роу это не удивило: он помнил разговор, который состоялся у них с Кларком в его поместье. Бене не мог поверить, что друг способен так его обманывать. И обман заставил его проявить осторожность, так что под рубашкой в подплечной кобуре у Роу был пистолет.

– Еще пятнадцать метров, – сказал ему Трей.

Они уже слышали шум воды. Еще несколько десятков шагов – и все трое увидели озеро, в которое с двадцатиметровой высоты низвергался пенистый поток. В озеро втекал ручей, а еще один вытекал из него, исчезая в темном лесу. Бене видел тысячи таких мест вокруг своего поместья. На Ямайке не было проблем с пресной водой – одна из самых привлекательных особенностей острова.

Фрэнк включил фонарик, и его луч пробежал по поверхности воды, а потом осветил водопад.

– В скале есть расселина, – объяснил он своим спутникам. – Под водой. И пещера. Но это тупик. Фальшивый путь, ведущий в никуда.

– Тогда зачем ты его нам показываешь? – спросил Бене.

Полковник опустил фонарик и направил его в другую сторону.

– Когда-то этот путь вел к руднику, но его запечатали много лет назад. Мароны сделали ловушки, чтобы остановить всякого, кто попытается добраться до рудника.

– Что ты хочешь сказать, Фрэнк? – насторожился Роу.

– То, что тебя интересует, стоило людям жизни.

Бене понял, что имеет в виду Кларк. Они серьезно рискуют.

– Я готов, – уверенно заявил он.

– Пистолет тебе не поможет. Чтобы туда попасть, придется плыть.

Роу сбросил рубашку и кобуру и протянул их Трею. Потом он собрался снять брюки и ботинки, но Фрэнк остановил его:

– Тебе они пригодятся.

– Что я должен делать? – спросил Бене.

– Тремя метрами ниже, под водопадом, есть отверстие, – рассказал Кларк. – Это туннель, ведущий в полость, которая во времена Колумба являлась частью рудника. Тогда можно было пройти через расселину за водопадом. Но не теперь. Именно по этой причине то место так никто и не нашел.

– Откуда вы все это знаете? – спросил Трей и, чуть помедлив, добавил: – Я пойду с вами.

– Нет, не пойдешь, – возразил Бене. – Это дело маронов.

Захария ждал ответа на свой вопрос.

– Вы хотите создать Третий Храм, – сказала посол. – Но без прихода Мессии.

– Я верю, что Мессия вернется, если мы построим Третий Храм.

– Большинство евреев верит, что Мессия должен прийти до того, как Третий Храм будет построен.

– Они ошибаются.

Саймон и в самом деле так думал. Он ни разу не читал слов, которые убедили бы его, что строительству храма должно предшествовать появление Мессии. Первые два были воздвигнуты без него. В таком случае почему не поступить так же с третьим? Конечно, лучше бы иметь Мессию. О его появлении заявит Олам Ха-Ба, Грядущий Мир, когда все люди будут мирно сосуществовать. Войны прекратятся. Евреи вернутся из ссылки домой, в Израиль. Не будет убийств, грабежей и грехов.

И это оправдывает все, что он намерен сделать.

– Вы также планируете начать войну, – добавила израильтянка. – Скажите мне, Захария, как вы вернете храмовые сокровища?

Она все знала.

– Так, что мусульмане не смогут это проигнорировать, – сказал австриец.

– Ваша искра.

Как лучше всего вывести из спячки еврейский народ? Вернуть самые священные предметы их религии, утраченные две тысячи лет назад, на Храмовую гору, а затем атаковать ее. Конечно, арабы отреагируют. Они воспримут это как прямую угрозу своему контролю над Храмовой горой и сделают все, чтобы помешать попыткам установить еврейское присутствие на ней. Ну а возвращение храмовых сокровищ, утерянных две тысячи лет назад, станет величайшей из возможных провокаций.

Они начнут действовать.

И даже самые кроткие жители Израиля потребуют возмездия.

Захария без труда мог представить, как комментаторы сравнивают арабов с вавилонянами и римлянами – ведь все они противились исконному праву евреев занять гору и построить там алтарь своего Бога. Дважды уничтожение Храма осталось без последствий. «И что будет теперь?» – спросят люди.

Израиль обладает достаточной силой, чтобы защитить себя.

И один жертвенный акт восстановит его бдительность.

– Из искры возникнет пылающий пожар, – сказал Саймон.

– Так и будет, – согласилась его собеседница.

– А что станете делать вы, когда все это начнется? – спросил Захария.

Он действительно хотел это знать.

– Призыв к Кнессету для нанесения ответного удара, – ответила посол. – Возврат Храмовой горы. Все мусульмане должны быть оттуда изгнаны. Когда они начнут сопротивляться – а они обязательно начнут, – мы покажем им нашу силу.

– А как же остальной мир? Американцы? Они обязательно выступят против.

– Тогда я спрошу у них, что они сделали, когда их страну атаковали террористы? Они собрали армию и вторглись в Афганистан. А потом в Ирак. Они защищали то, что считали для себя важным. Так поступим и мы, и в конце концов мы получим Израиль, гору и Третий Храм. Если вы правы, после этого придет Мессия и наступит мир во всем мире. Я считаю, что ради этого стоит рискнуть.

Захария был полностью с ней согласен.

Так же думали его отец и дед.

– Насколько вы близки к успеху? – спросила женщина.

– Ближе, чем когда-либо прежде. Последний кусочек головоломки находится здесь, в Праге. И очень скоро я буду им обладать.

Казалось, израильтянка осталась довольна.

– Чем я могу вам помочь? – спросила она австрийца.

– Ничем. Я все должен сделать сам.

Бене нырнул в холодную воду и начал опускаться вниз, следуя за светом Фрэнка Кларка, который указывал путь. Он мог замерзнуть, но в его жилах бурлила горячая кровь, и он ощущал себя одним из своих предков перед сражением с британскими «красными мундирами». У маронов было мало оружия, но их решимость оставалась неизменной.

Свет Кларка скрылся в темном отверстии, луч стал более тусклым, но полностью не исчез. С фонариком в руке Бене последовал за ним и оказался в небольшой пещере примерно двух метров в диаметре. Сквозь толщу воды он все еще видел где-то у потолка свет фонарика Кларка. Его штаны и башмаки намокли и тянули его вниз, и к тому же у него заканчивался запас воздуха, поэтому Роу резко оттолкнулся от дна и всплыл на поверхность, жадно хватая ртом воздух.

Фрэнк стоял на каменном карнизе, с его брюк стекала вода, а он сам смотрел вниз, сжимая в руке фонарик.

– Пришлось постараться изо всех сил, верно? – спросил он вынырнувшего товарища.

Бене не стал ничего говорить.

Он направил свет на скалы и вылез из воды. Постепенно его дыхание выровнялось. Роу немного успокоился, но все равно оставался настороже.

Полковник обвел фонариком пещеру с неровными стенами, которая уходила на несколько метров в глубину и примерно на столько же в высоту. Из нее был один выход, рядом с которым на стене Бене увидел кривой «Х».

– Испанский знак, – сказал Фрэнк. – Возможно, его высек на камне великий Адмирал океана, сам Колумб.

Элли следовала за Берлингером и отцом.

Они вышли из подвала и из дома и зашагали по улице. Часы над еврейской ратушей показывали почти девять утра. Мощенные камнем улицы заполнились людьми – начался новый день. Торговцы открывали палатки, стоящие вдоль стены кладбища, у железных ворот которого теперь стоял служитель. Мимо с шумом проносились машины, и хотя ночная прохлада еще не исчезла, восходящее солнце обещало теплый день.

Эта вспышка гнева произвела на Беккет сильное впечатление.

«Не нужно ненавидеть меня за то, чего я не делал».

Она назвала отца обманщиком и фальшивкой.

Что он имел в виду?

Элли следовало бы спросить об этом, но она не могла себя заставить. Она хотела поскорее узнать все, что возможно, и уйти. На плече у нее снова висела сумка с сотовым телефоном внутри. А отец держал теперь в руках записку, ключ и карту.

Карту Ямайки – это она успела заметить.

Что все это значит?

Берлингер привел их к зданию с башенками и табличкой, на которой было написано, что это церемониальный зал, построенный в 1908 году. Три этажа, неороманский стиль, почти крепость, башенка с одной стороны крыши, крытой шифером…

Раввин остановился и повернулся лицом к своим спутникам.

– Когда-то с балкона этого здания произносились надгробные речи. Здесь мертвецов готовили к вечному покою. Теперь тут музей.

Сделав паузу, он указал на внешнюю лестницу.

– Давайте зайдем туда.

Глава 57

Бене порадовался, что захватил с собой фонарики, которые не боялись воды. И хотя его пистолет остался наверху, он пришел сюда не безоружным. Делая вид, что выжимает брюки, марон проверил нож, прикрепленный к правой ноге.

Нож был на месте.

Роу вспомнил легенду о Марфе Браи, которую рассказала ему мать за ужином. Как та привела испанцев в пещеру, где якобы было золото, а потом исчезла.

– Таино показали испанцам это место, – сказал Фрэнк. – Нам нужно еще немного пройти по туннелю, чтобы увидеть больше.

Бене посмотрел в дыру, диаметр которой составлял приблизительно два метра. Вход окружали выступы черной скалы. Несколько мгновений назад Роу заметил нечто странное – и теперь это повторилось снова. Воздух вырывался из туннеля, точно дыхание, в определенном ритме.

– Колумбу пришлось провести на Ямайке год, – продолжал Кларк. – За это время он и его люди неоднократно встречались с таино. А после того как Колумб сумел покинуть остров, он вернулся сюда через несколько месяцев и попросил у вождя шесть воинов в качестве носильщиков в его новой экспедиции. Они унесли в джунгли три ящика. Кое-кто говорил, что эти ящики наполнены золотом, но никто не знал наверняка. Колумб уплыл, а в лесу нашли тела шести заколотых таино. Они были первыми, кто умер в этом месте.

Бене ничего не ответил.

– Таино вернулись сюда и нашли за водопадом запечатанный камнем вход в пещеру, – продолжил его спутник. – Это сделали испанцы. Но они не знали о другом входе, которым пользовались мы. Поэтому таино сумели сюда войти.

– И что они нашли? – спросил Роу.

– Я тебе покажу.

Захария поднялся за послом по лестнице, и они вышли наружу. По дороге они обсуждали различные возможности, и Саймон испытывал воодушевление. Оба выразили сожаление из-за того, что бесценные реликвии могут пострадать, но австриец ясно дал понять, что это жертва, которую необходимо принести. Еще одну Менору, Стол хлебов предложения и Серебряные трубы можно создать вновь, в соответствии с божественной волей. Но государство Израиль уникально, оно бесценно, и его невозможно заменить.

Они вышли на свежий утренний воздух.

– Давайте пройдемся, я хочу отдать дань уважения раввину, – сказала спутница Саймона.

Он знал, кого она имеет в виду.

Они прошли по усыпанной гравием дорожке к западной стене. До сих пор еще никто не вошел на кладбище. Шум проезжающих мимо машин был слышен, но стены закрывали дорогу. Израильтянка остановилась возле особенно большой гробницы, окруженной картушами эпохи Возрождения, ушедшими глубоко в землю. Обращенная к ним сторона была украшена виноградными лозами и львом. Захария знал, кто здесь похоронен.

Раввин Лёв.

Главный раввин Праги конца шестнадцатого века. Ректор талмудический школы, учитель и писатель. Гениальный мыслитель.

Как и он сам.

– Самая посещаемая могила на кладбище, – сказала посол. – Он был великим человеком.

Саймон заметил, что камни лежат на всех свободных поверхностях. Евреи редко приносят на могилы цветы: для них традиционным способом выказать уважение являются камни. Обычай, уходящий к кочевникам и пустыням, когда камнями покрывали умерших, чтобы защитить тела от стервятников. Но эти камни были особенными. На земле лежали листочки бумаги, часто прикрепленные к камням резинкой, и на каждом листке были написаны молитва или желание, с которыми раввин должен обратиться к Богу. Несколько лет назад Захария оставил здесь такую же записку.

О своей мечте найти сокровища Храма.

Очень скоро его мечта может сбыться.

Церемониальный зал вызвал у Тома восхищение. Благодаря написанной им много лет назад статье, он был знаком с Пражским похоронным обществом. Членство в нем получали только уважаемые женатые мужчины с безупречной репутацией, которые могли заботиться о больных и мертвых. Тогда же репортер побывал внутри здания. Первый этаж когда-то использовали для очищения, в подвале находился морг, а на втором этаже – зал собраний. Стены украшали замысловатые фрески, а пол покрывал сложный мозаичный узор. Это было важное место. И теперь здесь сделали музей.

Саган, Элли и Берлингер стояли среди деревянных и стеклянных шкафов с различными погребальными предметами. Картины рассказывали об эпизодах из жизни еврейского сообщества. Ярко горели шесть свечей в канделябре.

– Когда-то этими предметами пользовались члены общества, – скал Берлингер.

– Но они не имеют значения, – заявила Беккет. – Зачем мы сюда пришли?

– Юная леди, может быть, со своим отцом вы можете говорить с полным отсутствием уважения, но только не со мной.

Казалось, упрек старого раввина не произвел на Элли никакого впечатления.

– Вы играете с нами в игры, – сказала она.

– А вы разве нет?

– Но вы знаете, почему мы здесь.

– Я не уверен.

– В чем? – спросила девушка.

Берлингер не ответил. Вместо этого он взял Тома за руку и подвел его к стендам, стоявшим вдоль стены. Дальше находилось три высоких аркообразных окна со звездами Давидами.

– Возможно, вам это покажется интересным, – сказал старик журналисту.

Они подошли вплотную к стендам, и Саган принялся их разглядывать.

– Выгляните в окно, – прошептал раввин, после чего разжал руку и повернулся к Элли. – Идемте, моя дорогая, – сказал ей Берлингер. – Я хочу вам кое-что показать в соседней комнате.

Том посмотрел им вслед.

Затем он повернулся к окнам, но обнаружил, что стекла на каждом из них матовые. Наружу можно было выглянуть только через пару прозрачных участков.

Репортер увидел кладбище, надгробные камни, деревья с роскошной листвой и траву. Все было спокойно, если не считать движения вдалеке. Возле стены. Там находились двое людей. Какая-то женщина…

И Захария Саймон.

Кто-то коснулся его плеча. Том резко обернулся.

В футе от него стоял Берлингер.

– Вы бы хотели услышать, о чем они говорят? – поинтересовался он.

Захария смотрел на посла. Пришло время выяснить, что же происходит на самом деле.

– Давайте закончим игры. Что вы делаете в Праге? И не говорите, что вы приехали поговорить со мной, – потребовал он.

– Я бы сказала, что правильно поступила, приехав сюда. Теперь вы знаете, что я вас хорошо понимаю. – Женщина сделала небольшую паузу. – И что мне известны ваши планы.

Это было правдой.

– Но вы правы, – продолжала посол. – Я приехала, чтобы сказать, что американцы хотят вас остановить гораздо сильнее, чем я предполагала. Вы знали, что они наблюдают за вами более десяти лет?

Саймон покачал головой.

– Но это так. Сейчас мне удалось их отвлечь, но со временем они снова выйдут на ваш след, – заявила израильтянка.

– А что будет, когда они обнаружит, что вы им совсем не друг?

Дама улыбнулась.

– После того как я стану премьер-министром, у них не будет выбора, им придется со мной работать. Остается надеяться, что к этому моменту вы измените мир.

Какая потрясающая мысль!

– Я хотела, чтобы вы знали, что вам следует быть очень осторожным, Захария, – сказала посол. – Предельно осторожным. Я буду вам помогать, но мои возможности не беспредельны.

Австриец уловил в ее голосе предупреждение.

– Я всегда осторожен, – заверил он собеседницу.

– Лишние предосторожности никогда не помешают.

Саймон заметил, как по губам женщины промелькнула улыбка.

Он уже сумел найти предателя в своем окружении. Но теперь у него появились сомнения. Возможно, Бене Роу продал его американцам? Ему сказали, что Брайан Джеймисон работал на Роу. На Ямайке Бене дважды пользовался услугами Джеймисона, очень лестно отзываясь о его возможностях. Либо Роу сотрудничал с американцами, либо его самого обманули.

– А что с Томом Саганом? – спросила израильтянка. – Он вам помог или из-за него возникли проблемы?

Эта женщина была превосходно информирована.

– Он оказался серьезной проблемой, – признался австриец.

– Полагаю, вам известно, что он был журналистом и в прошлом занимался Ближним Востоком. Я помню его статьи. Он считался одним из лучших специалистов по нашему региону. Однако его не особенно жаловали те, кто стоял у власти. Он брал в оборот обе стороны.

– Откуда вы столько знаете о Сагане?

– Все дело в том, Захария, что мне известно, кто его уничтожил восемь лет назад.

– Уничтожил?

Посол кивнула.

– Вот видите, есть вещи, которых вы не знаете. Речь о якобы сфабрикованной статье, которая привела к падению Сагана. Вчера я прочитала ее в первый раз. Он писал об израильских и палестинских экстремистах. Очень опасная информация, вредная для обеих сторон. И насквозь фальшивая. Сагана подставили. Источники, которые он цитировал, были актерами и действовали в соответствии с планом, направленным на то, чтобы разрушить его карьеру. Пожалуй, с ним поступили слишком жестоко, но эта тактика привела к успеху.

– Значит, существуют люди, обладающие подобными возможностями?

– Несомненно. Они продают свои услуги, и идеология их не интересует. Эти люди работают на все стороны – иногда одновременно.

В отличие от Саймона.

– Делайте с Саганом все, что сочтете нужным, – сказала посол. – Решите эту проблему. Я возвращаюсь в Израиль. Сегодня я встречаюсь с вами в последний раз. Мы больше никогда не будем разговаривать. Вы же понимаете – после того, как вы осуществите свои планы, вам нет места в последующих событиях. Вы Давид для моего Соломона.

Это были слова из Паралипоменона. Король Давид хотел почтить Бога, воздвигнув постоянный монумент вместо перемещающейся скинии. У него было огромное количество рабов после множества побед в битвах, а также достаточно золота и серебра, и он планировал построить величайший из всех известных храмов. Но Бог сказал ему, что он всю свою жизнь творил насилие и стал человеком крови. Так что привилегию построить храм он должен передать Соломону, своему сыну.

– Вы человек крови, – сказала Саймону израильтянка.

Он обдумал ее комплимент и кивнул.

– Это необходимо.

– Как и в случае с Давидом. Так что заканчивайте последнюю битву, начинайте свою войну и позвольте Израилю насладиться ее плодами.

Том смотрел на монитор. Берлингер стоял рядом. Они спустились в подвал, расположенный под церемониальным залом. На месте морга теперь находилось нечто вроде наблюдательного центра, на одной стене в котором висело восемь мониторов, на которые поступали показания видеокамер, расположенных по всему еврейскому кварталу. Раввин объяснил, что таким образом они контролируют ситуацию. Саган заметил, что Староновая синагога снимается с двух точек. Теперь ему стало понятно, почему его так быстро обнаружили.

«Я знаю, кто его уничтожил».

Так сказала та женщина, беседовавшая с Саймоном.

В комнате без окон больше никого не было. Берлингер отпустил дежурного, как только они вошли, а Элли отвели в Староновую синагогу, чтобы она могла там помолиться.

– Она пошла туда добровольно, – сказал раввин. – Хотя я не предоставил ей выбора. Я решил, что будет лучше, если это увидите только вы.

Тому ужасно хотелось перехватить ту женщину. Она была первым человеком после встречи в «Барнс энд Ноубл», который спокойно говорил о том, что с ним произошло.

Он посмотрел на Берлингера.

Очевидно, раввин знал гораздо больше.

– Так вы мне верите? – спросил журналист. – Вы знаете, кто я такой?

Раввин кивнул.

– Вы и в самом деле левит. Но вам грозит очень серьезная опасность.

Глава 58

Бене следовал за Фрэнком Кларком, который двигался вперед по постоянно сужающемуся туннелю. К счастью, Роу никогда не страдал от клаустрофобии. Более того, он чувствовал себя комфортно в замкнутых пространствах, подальше от мира, который требовал, чтобы он вел себя определенным образом и был двумя совершенно разными людьми. Здесь никто за ним не следил. И не судил его. Он оставался самим собой.

– Ты сказал, что таино не интересовало золото, – заговорил Бене. – Так зачем им рудник?

– Я сказал, что они не ценили золото, считая его лишь украшением. Поэтому, когда испанцы спросили про рудник, таино с легкостью рассказали, где он находится. Это место обрело значимость намного позже, – рассказал полковник.

Он продолжал шагать по сухому каменистому дну, с треском наступая мокрыми ботинками на мелкие камешки. К счастью, туннель был прямым, без ответвлений. Бене не заметил следов летучих мышей или еще каких-нибудь животных, присутствие которых он бы уловил по запаху. Уникальный вход в пещеру обеспечивал ей девственную чистоту.

Внезапно Роу заметил что-то впереди, вне пределов досягаемости луча фонарика Кларка.

Они подошли ближе и остановились.

Дорогу им преграждала решетка из сталактитов, массивная и черная, как металл.

– Железная решетка? – спросил Бене.

Фрэнк кивнул.

– Присутствует во всех легендах.

Его спутник вспомнил все, что он об этом слышал.

– Люди умирали, добравшись сюда? – уточнил он на всякий случай.

– Да.

– И что их губило?

– Любопытство.

Они пробрались между камнями. Дальше начинался еще один туннель. Бене услышал шум воды и увидел подземный ручей с быстрым течением. Луч фонарика высветил сине-зеленый отблеск бегущего потока.

– Нам нужно будет прыгнуть, – сказал Кларк.

Ширина ручья не превышала двух метров, и оба легко справились с этой задачей. Второй туннель заканчивался в просторном помещении, образованном двумя массивными каменными блоками: один служил полом, другой – потолком. Стены были из камней, имеющих форму кирпича, с очень гладкой поверхностью, высотой более пяти метров. Белые поверхности покрывали высеченные в камне рисунки.

Их было очень много.

– Поразительно, – сказал Фрэнк. – Таино ничего не знали о плавлении металлов. Все их инструменты были сделаны из камня, костей и дерева. Однако они сумели создать это.

Бене заметил еще один уровень, который начинался у дальней стены высотой около двух метров. Он направил туда луч фонарика и обнаружил новые образцы древнего искусства.

А потом он увидел кости всех форм и размеров, разбросанные по полу у задней стены. И нечто напоминающее каноэ.

– Таино пришли сюда, спасаясь от испанцев. Они не хотели становиться рабами и предпочли умереть здесь, в темноте. Вот что делает это место особенным. – Фрэнк подошел к каменному карнизу, точно стол, выступающему из стены. Там стояли две лампы, и Роу подождал, когда полковник зажжет их. – В них касторовое масло. Оно не имеет запаха. Важная деталь – для пещер. Таино также об этом знали. Они были гораздо умнее, чем считали испанцы.

Упоминание о касторовом масле заставило Бене вспомнить, как мать каждый год заставляла его глотать черную, отвратительного вкуса жидкость перед тем, как он возвращался в школу. Очищающий ритуал, через который проходили все ямайские школьники и который он презирал. Роу знал, что таино и мароны использовали касторовое масло, чтобы ослабить боль и снять опухоли, но сам он видел в нем смазку для тракторов.

Зажженные лампы показали им пещеру во всем ее великолепии.

– Именно сюда пришел Колумб после того, как приказал зарезать шестерых воинов таино, – сказал Фрэнк. – Никто не знает, почему он так поступил. Затем он покинул остров и больше никогда не возвращался. Вместо него явились сотни испанцев. Со временем они убили множество таино, а других превратили в рабов. – Кларк показал вверх. – На втором уровне, в боковых туннелях, проходят золотоносные жилы. Руда все еще там.

– И ты ничего не сделал со всем этим? – удивился Роу.

– Это место священно, оно много важнее золота.

Бене вспомнил, что сказал ему Трей.

– А евреи? Они тоже оставили здесь свои сокровища?

Из ведущего обратно туннеля появились двое темнокожих мужчин.

Оба были мокрыми и одетыми только в плавки.

Сердце Роу сжалось от страха, но гнев помог ему подавить его.

– Я сожалею, – сказал Фрэнк холодным монотонным голосом. – Полковники приняли решение большинством, и я ничего не мог сделать. Эти люди представляют банду из Спэниш-Тауна. Они пришли вчера и стали спрашивать, не видел ли кто-нибудь в последние несколько дней в горах что-то необычное. Они говорят, что их дон исчез, а ты был последним человеком, с которым он встречался.

– Почему они не пришли ко мне и не спросили у меня? – повернулся к нему Роу.

– Потому что мы знаем ответ, – сказал один из черных мужчин. – Da posses seh тебе пора платить.

Бене не интересовало, что решила какая-то банда. Сейчас его больше тревожило предательство Фрэнка Кларка.

– Mi nuh like di vides, man, – сказал он своему другу на диалекте.

Он действительно так думал. Здесь много плохой энергии.

Фрэнк посмотрел на него.

– Mi nuh like either. But dis your worry, Béne.

С этими словами полковник повернулся, собравшись уйти.

– If yu a deestant smadi, mi wi gi yu a cotch, – сказал Роу ему вслед.

Он знал, что Кларк его понял.

«Если ты порядочный человек, то задержишься здесь еще немного».

– В этом все дело, Бене. Я не чувствую себя порядочным человеком – отозвался Фрэнк и скрылся в туннеле.

– I wuk o soon done, – сказал Роу один из мужчин. – Мы тя ща убъем. We gon kill you.

Все, он больше не станет говорить на диалекте. Он им воспользовался, чтобы сбить эту парочку с толку.

– Я намерен дать вам шанс уйти отсюда, и тогда мы обо всем забудем, – обратился Бене к вновь прибывшим. – А вы сохраните свою жизнь. Если же нет, я убью вас обоих.

Один из незнакомцев рассмеялся.

– You nut dat good, Béne. A no lie. You gon die.

Бене уже давно не дрался, но не забыл, как это делается. Он вырос в Спэниш-Тауне, среди самых жестоких банд на Карибских островах, и рано понял: для того чтобы быть Роу, необходимо стать крутым. Вызовы приходили со всех сторон, и каждый хотел оказаться тем, кто сумеет прикончить Бене Роу. Но ни одному из них ни разу не сопутствовал успех.

Мужчины начали подходить к нему с двух сторон. Оба были не вооружены. Очевидно, они собирались прикончить его голыми руками.

Бене едва сдержал улыбку.

Видимо, идея состояла в том, чтобы выманить его сюда с помощью Фрэнка Кларка. Интересно, сколько банда ему заплатила за услугу? Ведь на Ямайке ничего не делается бесплатно…

Роу внимательно оглядел своих противников. Оба высокие и широкоплечие. Наверняка сильные. Но насколько они проверены в деле? Британские «красные мундиры» были самыми подготовленными и экипированными солдатами в мире, но группа сбежавших рабов, вооруженная лишь копьями, ножами и несколькими мушкетами, поставила врага на колени.

Он в своем мире.

И в своем времени.

Никто не сможет это у него отобрать.

Бене повернулся, схватил за ручку стоявшую рядом лампу и швырнул ее в ближайшего врага. Тот отбросил ее на землю, однако стекло разбилось, вытекшее масло тут же загорелось, и на спине у парня расцвел огненный шар, а марон воспользовался этим мгновением, чтобы достать из ножен клинок.

Он брал его с собой, когда нырял с маской и трубкой. Бене всегда затачивал лезвие, оставляя одну сторону зазубренной.

Один из врагов был охвачен пламенем, и Роу шагнул к другому, имитировал движение вправо, а потом метнулся влево, схватил его за руку и резко развернул. Одновременно рука с ножом устремилась вверх, он коротким движением перерезал противнику горло и небрежно оттолкнул его в сторону.

Брызнула кровь, и парень захрипел. Он потянулся к ране, но уже ничего не мог сделать. Его тело забилось в агонии.

Второй враг прыгнул вперед, но Бене уже был готов его встретить.

Быстрый удар, и еще одно горло рассечено.

Ужас наполнил глаза убийцы.

Однако его смерть наступила быстро, и он упал на землю. Роу бросил на него холодный взгляд.

Хватит.

Теперь Фрэнк Кларк.

Бене уловил движение со стороны входа в пещеру и отпрыгнул в сторону, держа нож наготове. Подкрепление?

Кто-то вошел в пещеру.

Мужчина.

Роу прыгнул вперед, прижал тело внезапно появившегося человека к стене и приготовился нанести удар.

На него с ужасом смотрел Трей Халлибертон.

Бене облегченно вздохнул и ослабил хватку.

– Я же велел тебе оставаться снаружи!

Трей указал пальцем в сторону входа в пещеру.

– Он сказал мне прийти сюда.

Взгляд Роу метнулся в указанном направлении.

Там стоял Фрэнк Кларк.

Глава 59

Терпение Тома закончилось.

– Объяснись, старик, – потребовал он. – И поскорее.

– То, что про вас сказала та женщина, правда? – уточнил раввин.

Саган кивнул.

– Да, меня подставили. И уничтожили.

– И ваша дочь ничего не знает?

– Для нее это не имеет значения. С ней я совершил собственные ошибки. И как вы, вероятно, видите, они необратимы.

– У меня был такой же сын.

Журналист обратил внимание на прошедшее время.

– Он умер до того, как у меня появился шанс все исправить, – пояснил Берлингер. – Я всегда сожалел об этом.

Это не его забота, решил Саган. Вокруг происходило слишком много событий, но главное, в каких-то ста ярдах от него находилась женщина, способная обелить его имя. Взгляд Тома метнулся к монитору, и он увидел, что она продолжает разговаривать с Саймоном.

– Вы ничего не можете сделать, – сказал Берлингер, догадавшись, что на уме у его нового знакомого.

– Проклятье, у меня появился шанс!

– Если вы попытаетесь противостоять им открыто, все будет кончено.

– Почему вы так уверены?

– Потому что без моей помощи вы не справитесь. А я не стану вам помогать, если вы покинете эту комнату.

– Мне плевать на сокровища. Моя жизнь уничтожена. У меня отняли все, ради чего я работал. Два дня назад я собрался вышибить себе мозги. Сейчас я хочу вернуть свою репутацию.

– Это не так просто. Вы внук Марка Эдена Кросса. Он знал, что этот день настанет, и много раз говорил мне, что я должен к нему подготовиться. Вы обязаны завершить то, что начали.

– Для чего?

– Для нас.

Том знал, что имел в виду раввин.

– Я больше не иудей, – сообщил он ему.

– В таком случае зачем вы приехали в Прагу и забрались на чердак синагоги, как много лет назад ваш дед? Ваше сердце говорит вам, что вы должны это сделать. Только вы.

– Что сделать?

– Найти сокровища Храма. И вернуть их нам.

Но в голове у Тома продолжали звучать слова женщины: «Так что заканчивайте последнюю битву, начинайте свою войну и позвольте Израилю насладиться ее плодами».

– Что намерен сделать Саймон? – спросил журналист.

– Я не знаю, но нет никаких сомнений, что это будет ужасно.

– Обратитесь к властям.

– И что я скажу? Поведаю о существовании сокровища, которое утеряно две тысячи лет назад? И о том, что Захария Саймон хочет его найти? – Берлингер покачал головой. – Никто не станет меня слушать.

Том указал на монитор:

– У вас есть запись.

– Нет никакой записи.

– Почему?

– Речь не том, чтобы привлечь к расследованию власти. Речь о вас. Только левит способен завершить эту миссию. Я расскажу то, что мне известно, только левиту. Я обещал Марку, что выполню свой долг, и не нарушу своей клятвы.

– Откройте мне свою тайну, и я сам обращусь к властям.

– Если то, что сказала та женщина, правда, и вы потеряли доброе имя, то кто вам поверит? У вас нет никаких доказательств.

Старый раввин был прав. Если эта дама и Саймон заодно, то они ничего не признают. У Сагана не было источника, не было информации, не было никаких фактов. Ничего. В точности как восемь лет назад.

Захария и его спутница тем временем покидали кладбище.

Том понял, что у него остался только один шанс.

И будь оно все проклято!

Он бросился к двери.

Элли закончила молитву.

Ее сопровождала пожилая женщина, к которой ее подвел раввин. Очевидно, Берлингер решил поговорить с ее отцом наедине, и девушка понимала, что если она хочет хоть что-то узнать, то не должна сейчас вмешиваться. Ей уже удалось взглянуть на полное послание деда, однако она слишком резко атаковала отца в присутствии Берлингера.

Возможно, так поступать не стоило.

А еще была Ямайка…

Получалось, что это место имеет огромное значение.

Зачем еще дед оставил дорожную карту пятидесятилетней давности?

Староновая синагога должна была вот-вот открыться, и в вестибюле появились служащие. Элли стояла в главном зале, но ее тянуло к сиденьям возле восточной стены, справа от дарохранительницы. Спинка у одного из них была выше, чем у остальных, и ее украшала звезда Давида.

– Это место главного раввина, – сказала пожилая женщина.

Однако вокруг него была протянута цепь, и никто не мог сесть на это место.

– Много лет назад там сидел раввин Лёв, – рассказала местная жительница. – Туда не допускается никто другой. Он пользовался огромным уважением, и мы чтим его, сохраняя это место.

– Сколько же лет с тех пор прошло? – спросила Беккет.

– Более четырех столетий.

– И больше никто на нем не сидел?

– Только во время войны. Нацисты узнали о нашем обычае. Поэтому все садились на это место. Так они нас оскорбляли. До того, как начали убивать.

Элли не знала, что сказать.

– Мои родители погибли во время войны, – продолжала ее собеседница. – Их застрелили немцы неподалеку отсюда.

Возможно, Берлингер послал с ней эту женщину, чтобы дать какой-то знак? Элли не нравилось, что ее просто прогнали прочь и обращаются с ней, как с ребенком.

– Сожалею о вашей потере, – сказала она. – Я возвращаюсь в церемониальный зал.

И Беккет шагнула к выходу.

Пожилая женщина положила руку ей на плечо.

– Пожалуйста, моя дорогая, останьтесь.

Элли повернулась, не понимая, почему та говорит с таким пылом. Сама она считала, что пришла пора расставить все по местам.

– Вас это не касается, – сказала девушка.

И ушла.

Захария возвращался вместе с послом к тем самым железным воротам, через которые они вошли – рядом с церемониальным залом. Он заметил, что мэр успел уйти, и с противоположного конца на кладбище вошла группа посетителей.

– Евреи приезжают сюда со всего мира, – сказала посол. – Ближе к Израилю многие из них просто не могут оказаться.

– Но это не Израиль.

– Лишь немногие осознают, как сложна жизнь на Святой Земле, – сказала женщина. – Если не находиться там постоянно, в окружении врагов, понять наши проблемы невозможно. Мы боролись со страхом тысячи лет. И вот теперь люди могут ему поддаться. Мы с вами знаем, что это будет ошибкой.

– Мой отец пытался их предупредить десятилетия назад. Мы слишком много отдавали и слишком мало получали в ответ.

– Иерусалим пережил больше вторжений, чем любой другой город мира. Египет, Ассирия, Вавилон, Сирия, Греция, Рим, Персия, мусульмане, крестоносцы, турки, британцы, палестинцы, а теперь, наконец, евреи. Я больше не собираюсь отдавать этот город.

– Я пронесу сокровища Храма по Храмовой горе без предупреждения, – сказал Захария. – И чем больше людей их увидит, тем лучше. Но мне может понадобиться ваша помощь.

Он знал, что произойдет. Евреи решат, что возвращение сокровищ – это знак. Менора, Стол хлебов предложения, Серебряные трубы вернутся – и посмотреть на них придут тысячи евреев. В прошлом большие толпы сразу разгоняли. Но теперь все будет иначе. Мусульмане также увидят знак. Присутствие еврейских сокровищ будет воспринято как вызов их существованию на Храмовой горе, а ведь они защищали ее и проливали свою кровь.

Они и сейчас польют ее кровью.

Во всяком случае, так Саймон надеялся.

– Боюсь, что нет, Захария, – сказала его спутница. – Вам придется действовать самостоятельно. Как я уже сказала, больше мы никогда не будем с вами разговаривать.

Это не имело значения.

До вчерашнего дня австриец собирался добиться поставленной цели без всякой помощи.

И он будет придерживаться своего плана.

Они остановились перед церемониальным залом, часть которого располагалась на кладбищенской земле, в тени ясеней. Все больше и больше людей входило на кладбище с дальней стороны – они восхищенно разглядывали могилы, а некоторые оставляли там камни как знак того, что они все помнят. Все они были в ермолках, которые, как Захария знал, выдавали вместе с входными билетами.

– Нам бы следовало покрыть головы, – сказал он.

– Не тревожьтесь, Захария. Мертвые нас простят, – возразила посол.

Том выскочил из подвального помещения и поспешил к входной двери.

Однако та была заперта – открыть ее без ключа он не мог.

Тогда Саган бросился к лестнице и помчался наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. На первом этаже в музей входили посетители, показывая билеты женщинам-служительницам, стоявшим у входа.

Это уже слишком!

Он в Чешской республике, через восемь лет после скандала, и у него появился шанс встретиться лицом к лицу с человеком, который знает правду.

Репортер сказал себе, что должен успокоиться, а потом думать и действовать рационально.

Он спокойно сошел с лестницы и, извиняясь перед посетителями, оказавшимися у него на пути, зашагал к двери и к внешней лестнице. В окно он видел отдельные участки кладбища и один раз заметил Саймона и женщину, которые стояли на дорожке, посыпанной гравием, и разговаривали. Саган наблюдал за ними сверху, а они не имели никаких шансов его заметить. Слева открывался вид на улицу, ведущую мимо прилавков к Староновой синагоге.

И тут Том увидел Элли.

До нее было не больше пятидесяти ярдов.

Она решительно шагала по улице.

Элли не обращала внимания на стоящие слева прилавки и снующих вокруг туристов – все ее внимание было сосредоточено на железных воротах, до которых оставалось пятьдесят ярдов. Люди поднимались по лестнице в музей, где она побывала час назад, направлялись на первый и второй этажи, чтобы осмотреть экспонаты.

Упрек Берлингера произвел на девушку впечатление.

Как и письмо деда.

В последние годы его жизни она проводила с ним много времени, доставляя ему удовольствие долгими беседами. Он и думать не мог, что его внуки обратятся в иудейскую веру. Марк смирился с тем, что сын отверг его религию, и не сомневался, что его дети последуют тем же путем.

«Но ты, моя дорогая, особенная. Ты сама сделала выбор и стала той, кем должна стать по праву рождения, – сказал он Элли, когда узнал, что она приняла иудаизм. – Должно быть, на то была Божья воля».

Они много раз говорили о жизни и евреях, и он отвечал на множество ее вопросов.

«Я могу не соглашаться с верой твоей матери, – сказал ей дед. – Но я ее уважаю. Я хотел, чтобы мой сын исповедовал иудаизм, и понимаю, как сильно желала твоя мать, чтобы ты приняла христианскую веру. И я никогда не стану на это посягать».

Он сдержал свое слово.

Однако не признал ее достойной.

Во всяком случае, посчитал ее веру недостаточной.

«Левит должен быть мужчиной, а я не смог найти достойного кандидата. Поэтому я уношу доверенную мне тайну в могилу».

Элли продолжала идти по улице, обходя туристические группы. Она была достойной. Она могла стать левитом. И сделать все лучше, чем ее отец, которому, казалось, наплевать на все и на всех. И где же он сейчас? Все еще в музее? Ее взгляд устремился вперед, и она заметила двух людей, стоявших за железной решеткой.

Мужчина и женщина.

Женщину Беккет не знала.

Но мужчину узнала сразу – это был Захария.

Здесь?

Саймон тоже заметил Элли.

Отступать было слишком поздно.

Она явно его видела.

– Пришло время с ней разобраться, – сказала посол.

Несколько мгновений Захария смотрел, как она идет обратно к главному входу на кладбище.

А потом зашагал к железным воротам и выходу.

Том видел, что Саймон покидает кладбище и идет по улице в сторону Элли, но думал не о нем.

Женщина.

Вот кто ему был нужен.

Со своего места журналист видел, как она идет по дорожке между могилами навстречу потоку устремившихся на кладбище туристов.

Затем Саган повернулся в сторону дочери. Саймон подошел к ней, схватил за руку и повел прочь от музея, к улице, ведущей к дому, куда их привели ранним утром.

Новая группа посетителей поднималась по лестнице.

Репортер быстро спустился вниз и подбежал к застекленному стенду с детальной картой района. Он нашел кладбище и увидел, что выход находится в одном квартале от музея.

Именно туда направлялась женщина.

Том посмотрел в сторону Элли и Саймона, которые продолжали удаляться.

Если он поспешит, у него еще будет шанс все исправить.

Глава 60

Бене поднял окровавленный нож и показал его Фрэнку Кларку.

– Мне бы следовало перерезать и твою лживую глотку.

– А тебе не кажется странным, Бене, что ты, так ненавидящий ложь, обманываешь свою мать? – поинтересовался полковник.

Роу не ожидал услышать от него таких слов.

– Что ты хочешь сказать? – нахмурился он.

– Только то, что ты тоже поступил так, как должен был.

В словах Кларка не было и тени страха. В свете оставшейся лампы и в сиянии догоравшего разбитого светильника он не увидел тревоги в жестких глазах старого друга.

– К нам пришли представители банды, – сказал Фрэнк. – Они предложили деньги, и часть полковников их взяла. Когда ты позвонил мне и сообщил, что нашел рудник, я должен был сообщить об этом.

– Нет, не должен.

– Я марон, Бене. Я дал истинную клятву верности моим братьям. Их дон мертв?

– Он был мерзавцем. Его затравили мои псы.

– Ты убил обоих, – сказал Трей, показывая на окровавленные тела.

Роу поднял нож.

– Они получили, что заслужили. – Он повернулся к Кларку. – И почему бы мне теперь не убить и тебя?

– Так должно было случиться. Ты знаешь, Бене.

Теперь Фрэнк говорил шепотом.

– И что полковники скажут, когда я выйду из пещеры? – поинтересовался Роу.

– Что ты человек, которого следует бояться, – ответил Кларк.

Это Бене понравилось.

– И кто-то заплатит по счетам, – заверил он обоих друзей. – Они заплатят.

В его голосе слышалась решимость.

– Почему ты вернулся? – спросил он у Кларка.

– Чтобы ты понял, почему это место было особенным для испанцев. – Фрэнк показал на верхнюю часть пещеры. – Мы должны туда подняться.

– Ну так веди нас.

Бене не собирался выпускать полковника из вида. Да и нож он решил пока не убирать. Халлибертон все еще не мог отвести взгляда от двух трупов.

– Забудь о них, – сказал ему Роу.

– Это не так просто, – прошептал профессор.

– Добро пожаловать в мой мир.

Бене знаком предложил Трею следовать за Фрэнком, который начал подниматься по крупным валунам, служившим своеобразной лестницей на следующий уровень. Наверху, в скале, оказалось три туннеля, зиявших чернотой.

– Который? – спросил Роу у Кларка.

– Твой выбор.

Бене решил, что это какое-то испытание, но у него было совсем неподходящее настроение для игр.

– Нет, лучше ты, – велел он полковнику. – Тогда мы быстрее придем на место.

– Ты все время повторяешь, что являешься мароном. Что ты один из нас. Пришло время действовать как марон, – возразил Кларк.

Роу совсем не понравилось то, что следовало из этих слов.

– Они называют тебя Братец Ананси, – сказал ему Фрэнк.

– Кто?

Бене ненавидел мистические аналогии. Ананси часто описывали как невысокого хрупкого человека или, того хуже, паука с человеческими качествами, чьей самой характерной чертой была жадность. Он выживал благодаря хитрости и бойкому языку. Мать Роу часто говорила, что рабы рассказывают об Ананси легенды.

– Не думаю, что они хотят тебя оскорбить, – сказал Кларк. – Просто они так тебя описывают. Ананси, несмотря на все его недостатки, любят. Мы рассказываем о нем легенды с тех самых пор, как нас сюда привезли.

Бене не интересовало, что думают другие люди. Больше не интересовало. Он наконец нашел затерянный рудник – это было главным.

– Какой туннель? – снова спросил он полковника.

– Я знаю, – вмешался в их спор Трей.

Роу посмотрел на него.

– Я читал дневник, написанный Луисом де Торресом, который мы нашли на Кубе, – рассказал ученый. – Там говорилось, что это место выбиралось как cripta[250].

– Хранилище? – уточнил Роу.

Трей кивнул.

– Тайное место. Колумб сам побывал здесь, все проверил и дал согласие. Они что-то спрятали. Что-то очень ценное – во всяком случае, так написал де Торрес.

– Вроде ящиков с золотом из Панамы?

Халлибертон покачал головой.

– Я не знаю. Он написал о руднике и трех тропах. И о том, что нужно понимать, откуда ты сам, чтобы выбрать правильный путь. А затем выдал целый список. «Число сосудов на алтаре сжигаемых подношений, алтарь благовоний и Ковчег. Число разделов для благословения. Количество раз, которое повторяется священное слово при обращении к Богу. И место, которое Святая Святых занимает в Первом и Втором Храмах в соответствии с повелением Бога».

Все это ничего не говорило Бене.

– Чтобы знать ответы, нужно быть евреем, – сказал Трей. – И все же я их нашел. На каждом алтаре было три сосуда. Священное слово повторяется трижды. И одна треть, тридцать три процента – это часть пространства, которое занимает Святая Святых – самое священное место на земле для евреев. – Профессор показал на третий туннель: – Нам туда.

Кларк утвердительно кивнул.

– Что там находится? – спросил Роу.

– То, что не имеет отношения ни к маронам, ни к таино. – Фрэнк подошел к третьему проходу и посветил в него фонариком. – Мароны отыскали пещеру через много лет после смерти последнего таино. Мы уважали их. Поэтому защищали ее.

Бене не понимал, к кому Кларк обращается. К нему? Или к предкам? Если духи существуют, то здесь должен быть их дом.

Фрэнк повел спутников в пещеру со стенами из такого же шероховатого камня. «Интересно, где золотые жилы?» – удивился Роу. Он не видел никаких следов работ и спросил об этом Кларка.

– В других туннелях есть ответвления, ведущие к расселинам. В некоторых из них таино нашли золото, – рассказал тот. – Не слишком много, но достаточно, чтобы привлечь испанцев.

Туннель шел по прямой, и воздух становился все более затхлым. У Бене начала кружиться голова.

– Почему здесь трудно дышать? – вновь начал он расспросы.

– Ты помнишь звуки, которые мы слышали, когда выбрались из воды? Словно земля делает глубокий вдох, а потом выдыхает? В пещеру поступает плохой воздух, – объяснил полковник. – Именно по этой причине таино приходили сюда умирать.

Не слишком утешительная мысль. Бене заметил, что Трей выглядит встревоженным, и выразительно посмотрел на друга: «Ты сам решил пойти с нами». Он понимал, почему Халлибертон поступил так. Для ученого это был важнейший опыт – шанс присутствовать при открытии, о котором другие историки смогут только говорить.

У Роу заболела голова.

Однако он промолчал.

– У таино была своя религия, – сказал Фрэнк. – Такая же, как у испанцев. Вот только они не считали себя лучше других людей. Они уважали чужой мир и друг друга. Их ошибка состояла в том, что им казалось, будто белые устроены так же.

По прикидкам Бене, они прошли около пятидесяти метров. Туннель начал понемногу подниматься, и три луча фонариков освещали всего несколько метров впереди. Темнота вокруг оставалась абсолютной. И нигде не видно следов влаги – очень необычное явление для ямайских пещер, в которых множество подземных рек и озер.

А потом Роу кое-что увидел.

Луч фонарика Фрэнка выхватил из темноты находившуюся в десяти метрах впереди деревянную дверь, доски которой покоробились, потеряли форму и почернели от времени.

Бене не видел петель этой двери – это был просто прямоугольник, вставленный в высеченное в скале пространство. По полу туннеля были разбросаны валуны и куски скалы, почти блокировавшие дальнейший путь.

Роу шагнул вперед, чтобы перебраться через камни и посмотреть, что находится за ними.

Фрэнк схватил его вспотевшую руку.

– Ты уверен, что хочешь туда пойти?

– Попытайся меня остановить, – усмехнулся его друг.

Глава 61

– Что вы здесь делаете? – спросила Элли у Захарии. – Я думала, вы хотели, чтобы я сама во всем разобралась.

Она уже не могла сдерживать гнев, вызванный Берлингером и ее отцом. Неужели все считают ее ни на что не способной?!

– Я здесь потому, что так необходимо, – ответил Саймон. – Мне удалось узнать больше об американцах. Они совершенно точно пытаются нас остановить.

– Почему их волнует возвращение еврейских религиозных реликвий?

Они остановились около дома, куда Беккет с отцом привели этим утром. Здесь было уже гораздо меньше людей.

– Элли, американская внешняя политика давно направлена на вмешательство во все, что хоть как-то связано с Израилем, – стал объяснять девушке австриец. – Они обеспечивают Израиль миллиардами долларов и оказывают военную поддержку, полагая, что это дает им право диктовать нам свои условия. В нашем нынешнем положении виноваты США. Вероятно, возвращение сокровищ Храма не вписывается в их планы.

Элли могла бы посчитать его безумным, но Брайан Джеймисон был вполне реальным человеком.

– Вы разговаривали с женщиной. Кто она? – спросила Беккет.

– Она предоставила мне информацию об американцах. А что тебе удалось узнать?

– Мой дед открыл отцу гораздо больше, чем мы думали.

Девушка пересказала Саймону полное содержание письма, насколько сумела его запомнить.

– Берлингер и мой отец остались в церемониальном зале, – добавила она напоследок и указала в сторону здания, которое находилось в пятидесяти ярдах от них, за ближайшим углом.

– Сколько времени они там провели? – спросил Саймон.

– Около часа.

– Я был на кладбище, за стеной. Они упоминали о том, что видели меня?

Беккет покачала головой.

– Они мне почти ничего не говорят. Меня отправили в синагогу, чтобы я там помолилась.

Внезапно она услышала гудение и увидела, как Захария вытащил из кармана сотовый телефон.

– Роча, – кивнул он, взглянув на дисплей, после чего ответил на звонок, немного послушал и сказал: – Держи меня в курсе.

На этом он закончил разговор и снова повернулся к Элли:

– Твой отец начал действовать.

Том быстрым шагом шел по улице в сторону Староновой синагоги. Благодаря карте на стенде он знал, что ему нужно свернуть за угол и пройти вдоль внешней стены кладбища и мимо нескольких зданий. Женщина, которую он искал, двигалась к выходу с кладбища, и он решил, что если поспешит, то догонит ее.

Репортер выскользнул из музея так, что ни Элли, ни Саймон его не заметили. Вскоре они скрылись за поворотом. Саган двигался максимально быстро, но стараясь не привлекать ненужного внимания. В конце улицы он свернул направо и прошел мимо магазинов, где продавали сувениры. Здесь на тротуаре было совсем мало людей, и Том побежал.

Кто эта женщина? Откуда знает, что с ним произошло? Сначала журналист пытался рассказывать людям, что им манипулировали, но все его усилия оказались бесполезными. Он говорил то, что от него ожидали услышать, а при отсутствии доказательств выглядел еще более виновным.

Очевидно, к этому те подставившие его люди и стремились.

Тогда Том исчез, затаился и перестал защищаться. Газеты и телевидение по всей стране делали из него отбивную, и его молчание лишь усиливало их рвение, но со временем он понял, что выбрал единственно возможную линию поведения.

В особенности после встречи в «Барнс энд Ноубл».

Вспоминая обо всем этом, Саган продолжал двигаться вперед – он свернул за угол и зашагал вдоль кладбищенской стены, поднимаясь вверх по улице к синагоге Пинкаса, расположенной у входа на кладбище. У тротуара стояли автобусы, и посетители кладбища шли по бетонному мостику, ведущему на первый уровень. Стрелки указывали на вход.

Наконец Том заметил нужную ему женщину.

Она шла против общего движения, вдоль тротуара.

Репортер замедлил шаг.

«Оставайся спокойным, – приказал он себе. – Не провали все дело».

Женщина свернула в сторону и пошла дальше вдоль железной ограды вокруг синагоги. Улица слева была с односторонним движением, но в конце Том видел оживленный бульвар, до которого оставалось около сотни футов.

И тут он заметил машину.

Возле тротуара стоял черный «Мерседес» с работающим двигателем, из выхлопной трубы которого поднимался дымок.

Саган ускорил шаг.

Нужная ему женщина приближалась к машине.

Передняя пассажирская дверца распахнулась, и появился молодой мужчина в темном костюме и с короткой стрижкой, который тут же тут же открыл одну из задних дверей.

Женщине осталось пройти десять футов.

– Стойте! – крикнул Том.

Последние тридцать футов он промчался бегом. Парень в темном костюме заметил его, и репортер увидел, как его рука потянулась под пиджак.

Женщина повернулась.

Саган подошел ближе и остановился.

«Темный костюм» решительно направился к Тому, но женщина схватила его за руку.

– Все нормально, – сказала она. – Я его ждала.

Захария решил, что им с Элли лучше держаться подальше от церемониального зала. Он не знал, куда направился Том Саган, и ему не хотелось, чтобы его заметили. Возможно, журналист видел его на кладбище.

Беккет наконец снабдила его полезной информацией, рассказав, что Саган узнал от своего отца. Складывалось впечатление, что раввин Берлингер также является участником игры.

Разум Саймона напряженно работал, осмысливая новую информацию.

Что же, теперь он знает.

Место, священное для евреев всего мира, входило в план его поисков. Но как именно все связано? Ямайка также являлась важной частью головоломки. Ему позвонил хранитель кубинского музея и рассказал, что Роу и его спутник сбежали до появления полиции и он не сумел их задержать.

«Он сказал, что вам с ним скоро предстоит разговор».

Захария понимал, что едва ли разговор будет дружеским, и считал, что его отношения с Роу закончены. Но, возможно, он ошибся. Абирам Саган не просто так оставил сыну карту Ямайки.

Внезапно телефон австрийца завибрировал.

Он посмотрел на дисплей – звонил Роча.

– Где ты сейчас? – сразу спросил Саймон.

– Саган вышел из музея и побежал вдоль квартала. Минуту назад он подошел к женщине, у которой есть телохранитель, – рассказал его подручный.

– Опиши ее внешность.

Захария знал, за кем погнался репортер, но хотел убедиться, что не ошибся.

Что же, он получил ответ на свой вопрос: Саган его видел. Возможно, даже слышал, учитывая, что посол все знала о бывшем журналисте.

– Я соблюдал осторожность, чтобы он меня не заметил, – сказал Роча, закончив описывать израильтянку. – Но я стою так, что отлично их вижу.

– Дай мне знать, что будет дальше, – сказал Саймон и закончил разговор.

– Что случилось? – спросила Элли.

Захария не стал скрывать своей тревоги.

– У нас возникла проблема.

Том посмотрел на повернувшуюся к нему женщину.

– Кто вы такая? – спросил он.

– Это не важно, – покачала она головой.

– Ну уж нет! Вам известно, что со мной произошло.

Дама повернулась к «темному костюму»:

– Подожди в машине.

Мужчина вернулся в «Мерседес» и захлопнул дверцу.

– Вы сказали, что ждали меня – как такое может быть? – умоляюще спросил репортер.

– Вы слышали меня на кладбище? – уточнила незнакомка.

Том кивнул, и она чуть улыбнулась.

– Раввин сказал, что он об этом позаботился.

– Так Берлингер замешан в игре?

– Он просто предложил свою помощь.

– Кто вы? – снова спросил Саган.

– Я еврейка, которая верит в свой народ. И я хочу, чтобы вы разделили мою веру.

Однако в данный момент Тома совершенно не волновали вопросы веры.

– Они украли мою жизнь. Я имею право знать, кто и зачем, – заявил он решительно.

– Причина в том, что вы делали свою работу. Впрочем, вы это и сами знаете. Они послали к вам своего представителя.

Эта женщина все знала.

Журналист шагнул ближе.

– Я бы не стала так поступать, – сказала она, указывая в сторону машины. – Он наблюдает за вами в зеркало заднего вида.

Взгляд Тома метнулся к «Мерседесу». Он увидел внимательное лицо мужчины в зеркале и снова посмотрел на собеседницу.

– Вы работаете с Саймоном?

– Мистер Саган, вы не в том положении, чтобы торговаться. Но все может измениться. Как я уже сказала, я с огромным уважением отношусь к нашей вере. Вы левит. Вас избрали. Вы – единственный человек, способный найти сокровища Храма.

Все это знал Захария.

– Меня не интересуют сокровища. Я хочу вернуть свою жизнь, – сказал репортер.

Женщина распахнула заднюю дверцу и уселась в машину. Но прежде, чем захлопнуть ее, она повернулась к Тому:

– Найдите сокровища. И тогда мы поговорим о вашей жизни.

Дверца закрылась.

«Мерседес» умчался прочь.

Глава 62

Бене взобрался по валунам и нашел деревянный брус. Затем он направил луч фонарика в следующую пещеру, которая была еще меньше предыдущей. Никаких гладких стен и настенных изображений – только полость в скале, которая тянулась на двадцать метров вперед и была метров пять в высоту. Роу вошел в нее, и Фрэнк с Треем последовали за ним.

Свет их фонариков поглотила темнота.

Бене заметил нечто вроде алтаря, высеченного из камня и стоящего возле стены. Верхняя его часть оставалась пустой, а справа находился неровный прямоугольник камня примерно полметра в высоту и два метра в длину. На его конце стояла небольшая вертикальная каменная глыба.

– Похоже на могилу, – сказал Халибертон.

Они подошли ближе – гравий шуршал у них под ногами. Наконец лучи фонариков позволили им все разглядеть. Теперь Бене видел, что небольшая глыба – это и в самом деле могильный камень. Он узнал две буквы наверху.

Это были знакомые ему символы.

– Здесь лежит, – перевел он. – Это иврит. Я видел такую надпись на других могилах.

Трей наклонился, чтобы рассмотреть камень более внимательно.

– Как здесь могла оказаться еврейская могила? – спросил Бене у Кларка.

– У меня тоже возникал этот вопрос, – ответил тот. – Поэтому несколько лет назад я сфотографировал надпись, и мне ее перевели. Вот что тут написано: «Кристобаль Арнольдо де Яссаси, мечтатель, в сердце которого звучит голос правды, достойный человек. И пусть его душе будет дарована вечная жизнь».

С этими словами профессор поднялся на ноги.

– Это могила Христофора Колумба, – добавил он. – Де Торрес писал, что на самом деле Колумба звали Кристобаль Арнольдо де Яссаси. Он похоронен здесь.

Роу вспомнил, что Трей говорил ему в самолете.

– Вчера ты сказал, что невестка Колумба его привезла тело в Новый Свет, – напомнил он своему другу.

– Да, так и было. Сначала его привезли в Сантьяго, но затем останки переправили на Кубу. Существует несколько версий насчет того, кто похоронен в Сантьяго и где находятся кости Колумба – на Кубе или в Испании. Теперь мы знаем, что она привезла их сюда, на остров, который контролировала ее семья. И это вполне разумно.

– Я всегда спрашивал у себя, кто здесь лежит, – сказал Кларк. – Мы не представляли себе, кто это может быть. Знали, что это еврей, но не более того. И мы решили не трогать могилу. Если другие узнают, что здесь похоронен Колумб, они ее уничтожат.

– И правильно сделают, – проворчал Бене. – Он был вором и убийцей.

– Мы сделали историческое открытие исключительной важности, – заметил Халлибертон. – До сих пор не было точных данных о том, где Колумб похоронен. А мы нашли его могилу.

– Тоже мне открытие! – заявил Роу. – Пусть остается здесь. – Он повернулся к Фрэнку. – Это все, что ты хотел мне показать?

– Оглядись по сторонам, – отозвался тот. – Что еще ты видишь?

Бене обвел пещеру лучом фонарика.

И увидел ниши в дальней стене.

Он подошел к ближайшей, посветил в нее фонариком и обнаружил в ней кости. В других было то же самое.

– Это величайшие вожди маронов, – сказал Фрэнк. – Слева – Великая Нэнни. Ее похоронили здесь в тысяча семьсот пятьдесят восьмом году.

– Я думал, ее могила находится в Мур-Тауне, в округе Портленд, – возразил Роу.

– Да, сначала так и было, но потом Ученые принесли ее сюда, – объяснил полковник. – А сейчас ты смотришь на кости Куджо.

Бене был потрясен.

Куджо, знаменитый вождь маронов во времена Великой Нэнни, ее брат, тоже воевал с британцами. Однако он заключил катастрофический мир, который положил конец прежнему образу жизни маронов и стал началом их падения.

И все же его продолжали чтить.

– Он дожил до старости, – сказал Роу.

Фрэнк подошел ближе.

– Кое-кто утверждает, что Куджо умер в восемьдесят лет.

Бене насчитал четырнадцать ниш, высеченных в скале.

– Джонни, Каффи, Квако, Апонг, Клэш, Томбой. Все в прошлом вожди, – продолжал рассказывать полковник. – Лишь особенные люди лежат в этом священном месте. Мы подумали, что человек, который тут похоронен, имел огромное значение, во всяком случае для евреев, и решили использовать пещеру для своих нужд. Так мароны всегда поступали. У нас ведь очень мало своего. А здесь наши люди обрели покой.

Роу не знал, что сказать.

Все это было для него совершенно неожиданным.

Он указал на бутылку рома, стоявшую в одной из ниш.

– Для духов, – пояснил Кларк. – Они любят выпить. Мы периодически доливаем бутылку, так что им не приходится страдать от жажды.

Бене знал про этот обычай. На могиле его отца возле Кингстона имелась такая же бутылка.

– Есть еще кое-что, – добавил Фрэнк. – Но как и со многими другими вещами, связанными с маронами, эту легенду рассказывают только избранным. Главным образом, Ученым, считающим пещеру священной.

Роу никогда не интересовали маронские целители, которые называли себя Учеными. В их работе было слишком много мистики при почти полном отсутствии результата.

– Так вот зачем нужен алтарь! – догадался он.

Кларк кивнул.

– Когда-то Ученые проводили здесь ритуалы, на которых могли присутствовать только они сами.

– А теперь уже нет? – спросил Роу.

– Да, и довольно давно. И на то есть причина.

– Ты хранишь множество тайн, – сказал Бене своему другу.

– Как я уже говорил, некоторые слова лучше не произносить вслух… до определенного момента.

– Хорошо, давай послушаем твою легенду.

И Фрэнк заговорил о времени, когда в пещере находились четыре предмета. Золотой подсвечник с семью ответвлениями, высотой около метра. Стол, немногим менее метра длиной и высотой в полметра, с золотыми коронами по верху и кольцом на каждом углу. И две трубы из серебра, каждая длиной в метр, инкрустированные золотом.

– Вы уверены в этом? – спросил его Трей.

– Сам я никогда их не видел, но говорил с теми, кто утверждает, что держал их в руках, – ответил полковник.

– Это самые священные предметы иудаизма, – объяснил профессор. – Они были вывезены из Второго Храма, когда Иерусалим разграбили римляне. Их ищут больше двух тысяч лет. А они находились здесь? На Ямайке?

– Они лежали рядом с могилой еврея, – отозвался Кларк. – Мне рассказывали, что работа была поразительной.

– И мароны никогда не пытались их продать? – спросил Халлибертон.

Фрэнк покачал головой.

– Духи имеют для нас огромное значение. Они бродят по лесам и могут либо защитить, либо причинить вред. Мы никогда их не оскорбим, похитив что-то из могилы. Напротив, мы сберегли драгоценные предметы и сделали пещеру, где их нашли, священной.

Бене посмотрел на Трея.

– И что это значит?

– Что многие исторические книги будут переписаны, – уверенно заявил тот.

Но Роу тревожило нечто другое.

– Что стало с теми предметами? – вновь повернулся он к Кларку.

– Однажды Ученые пришли сюда и обнаружили, что предметы исчезли, – сообщил тот. – Об их местонахождении знали только Ученые и полковники. Они решили, что их забрали духи. С тех пор здесь больше не проводили ритуалы.

– Когда это случилось? – спросил Бене.

– Шестьдесят лет назад.

Роу покачал головой. Еще один тупик.

– И все? Меня хотели убить, чтобы защитить пещеру?

– Эти могилы важны для нас. Они наше прошлое, – сказал Фрэнк. – А у маронов ничего нет, кроме прошлого. Даже могила еврея имеет огромное значение. Несомненно, она здесь очень давно. Евреи помогали нам, когда все другие отвернулись. Поэтому мы чтим этого еврея как одного из нас. И сокровище, которое здесь было, также необходимо чтить.

– Но оно исчезло.

Бене не оставляли сомнения. Что ищет Захария Саймон? Эти сокровища? Он говорил о могиле Колумба и о руднике, но гораздо более вероятно, что Саймон хочет отыскать именно сокровища. Похоже, это место действительно является золотым рудником, но только золото здесь совсем другого рода.

Однако сокровища исчезли.

Роу покачал головой и зашагал к выходу из пещеры.

Трей и Кларк последовали за ним.

Никто из них больше не произнес ни слова.

Глава 63

Том смотрел, как «Мерседес» влился в поток машин, свернул за угол и исчез из вида. Уехавшая женщина, кем бы она ни была, знала все. И его спасение зависело от того, найдет ли он сокровище Храма. Как такое возможно? И почему?

На его плечо легла рука. Саган вздрогнул и повернулся.

Рядом стоял Берлингер.

– Она уехала, – сказал он журналисту.

– Кто она такая? – резко спросил тот. – Она говорила, что вы знали о ее присутствии на кладбище.

Старик покачал головой.

– Да, я знал. Однако она не представилась, и я не стал спрашивать.

– Но сделали то, о чем она просила. Вы позаботились, чтобы я услышал ее разговор с Саймоном.

– Я посчитал, что вреда не будет.

– Рабби, для меня это важно. Проклятье, что здесь происходит?!

– Я должен кое-что тебе показать и рассказать некоторые вещи. Важные вещи.

– Где Элли?

– Я не знаю.

– Ваши камеры не могут ее найти?

– Я уверен, что могут. Но это мы должны сделать без нее.

– Вы не представляете себе, через что я прошел! Вы не знаете, что со мной случилось.

Теперь Том был уже по-настоящему раздражен.

Даже разгневан.

– Пойдем, – сказал ему раввин. – Следуй за мной, и я расскажу тебе одну историю.

«Мне это передал отец», – сказал Марк Кросс Берлингеру, который внимательно слушал рассказ друга.

Первым левитом стал Луис де Торрес по просьбе Колумба, рассказал Марк. Эта миссия передавалась из поколения в поколение в течение пятисот лет, и до недавнего времени все шло хорошо.

Вторая мировая война закончилась более десяти лет назад, но ее последствия еще давали о себе знать. Никто не знал, сколько миллионов евреев погибло. Тогда считали, что шесть миллионов. Здесь, в Праге, результаты погромов не вызывали сомнений. Отсюда увезли около ста тысяч человек, а вернулась лишь горстка.

«Речь о наших храмовых сокровищах, – сказал Марк. – Священных предметах. Вот тайна, которую мы храним: Колумб увез их в Новый Свет. Его путешествие финансировали евреи испанского двора. От Фердинанда и Изабеллы толку было немного. Они не отличались прозорливостью и не могли дать Колумбу денег. Колумб обладал видением будущего, а испанские евреи-сефарды обеспечили его деньгами. Конечно, им пришлось принять христианство, чтобы остаться в Испании, и Колумб стал одним из таких евреев».

Берлингер слышал об этом впервые.

«Колумб был евреем?» – изумился он.

Кросс кивнул.

«И оставался им до конца жизни. Он отправился в Новый Свет, надеясь найти там место, где евреи смогут жить в мире и безопасности. В те времена сложилось мнение, что на Дальнем Востоке евреев никто не притесняет. Колумб думал, что плывет в Азию. Вот почему он взял с собой де Торреса. Переводчика с иврита. Того, кто сможет говорить с людьми, которых им предстояло найти».

Это было поразительно.

«Евреи-сефарды давно прятали сокровища Храма, – продолжал Марк. – Их привезли им в седьмом веке. Но в тысяча четыреста девяносто втором году Испания стала опасным местом. Всех евреев либо изгнали, либо они перешли в христианство. Инквизиция выискивала фальшивых христиан. Любые подозрения в том, что ты остаешься иудеем, приводили к смерти, и тысячи евреев были казнены. Так что перед Колумбом стояла важнейшая задача. Увезти сокровища Храма. А после того как он найдет азиатских евреев, передать их на хранение. Но он их не нашел».

Марк покачал головой.

«Когда в конце четвертого путешествия Колумб это понял, он спрятал сокровища в Новом Свете, – стал он рассказывать дальше. – Его сопровождал Луис де Торрес, который стал их хранителем, назвав себя левитом. Я его потомок».

«И ты знаешь, где находятся сокровища?» – спросил раввин.

«Да. Я нарушу свой долг, если кому-то расскажу об этом месте, но события, которые произошли во время войны, все меняют. Мне нужна помощь, мой добрый друг. Ты самый честный человек из всех, кого я знаю».

Берлингер улыбнулся, услышав комплимент.

«Я могу сказать те же слова о тебе».

Кросс протянул руку и сжал его плечо.

«Когда я приехал сюда и забрался на чердак синагоги, а ты последовал за мной, я сразу понял, что ты человек, которому можно доверять. Мир стал другим, пришла пора поменять некоторые вещи».

– Он открыл мне, где спрятано сокровище, – сказал Берлингер Тому. – Мы стояли совсем недалеко от того места, где находимся сейчас, хотя в пятьдесят четвертом году улицы выглядели иначе.

Саган не сомневался, что так и было. Нацисты оставили следы своего присутствия, а потом Советы только усугубили положение.

– Наши синагоги лежали в развалинах, – продолжал раввин. – Немцы разгромили их изнутри, а сами здания использовали в качестве складов. А потом никто их не ремонтировал, потому что Советы тоже не больно-то любили евреев. Мы продолжали исчезать, только процесс шел намного медленнее.

Они остановились на углу, неподалеку от ратуши. Вокруг них спешили по своим делам люди, однако большинство держались группами – то были туристы, приехавшие, чтобы побывать в еврейском квартале.

– Они приезжают со всего света, – сказал Берлингер. – Мне всегда было интересно, какой опыт они уносят с собой после визита в Прагу.

– Что быть евреем очень опасно, – предположил журналист.

– Вполне возможно. Но я бы не хотел оказаться в каком-то другом месте. Ваша дочь сказала, что вы больше не один из нас. Почему?

– Я отказался от иудаизма двадцать лет назад и крестился. Чтобы доставить удовольствие жене.

Раввин слегка постучал себя по груди.

– Но кто вы здесь?

– Никто. Совсем никто, – ответил Том.

И он говорил искренне.

– Тогда что привело вас в Прагу? – спросил его собеседник.

– Я приехал из-за того, что моей дочери угрожала опасность. Но я узнал, что все было совсем не так, как я думал. Она меня обманула. Элли невероятно наивна и одновременно лжива. Она не нуждается в моей помощи.

– А мне кажется, что нуждается. Захария Саймон очень опасен.

– Откуда вы знаете, что он причастен к тому, что происходит?

– Сейчас они вместе. Я наблюдал за вами, когда вы ушли. И наблюдал за Элли. Саймон меня не интересует.

Том понял, что этот человек, которому исполнилось сто два года, не утратил остроты ума.

– Что вы сделали для моего деда? – сменил он тему.

Берлингер улыбнулся.

– Эту историю я никогда не забуду.

«Место, где Колумб спрятал сокровища, находится на Ямайке, – сказал Марк. – В руднике, который ему показали местные жители. Он заблокировал вход в пещеру и покинул остров и Новый Свет. Больше Колумб туда не возвращался. А через два года он умер».

«Ты видел сокровища?» – спросил Берлингер.

«Я прикасался к ним. Держал в руках. Перенес в другое место. Это было необходимо сделать. Де Торрес оставил закодированные указания, объяснявшие, как найти рудник. Но теперь их невозможно расшифровать. Все существовавшие тогда ориентиры исчезли. И я изменил указания».

«Но как ты перенес сокровища Храма? Ведь Менора, Стол хлебов предложения и Серебряные трубы очень тяжелые?»

«Так и есть – мне помогли. Моя жена и еще несколько достойных людей, которым я могу доверять. Мы перевезли их по реке к другой пещере. Там я нашел собственного голема, который помогает стеречь сокровища. Замечательное существо. Я знаю, что ты не веришь в существование големов. Но уверяю тебя, ты ошибаешься».

У Берлингера появилось дурное предчувствие.

«О чем ты говоришь, мой добрый друг?»

«Возможно, мы в последний раз встречаемся лицом к лицу».

Раввин не хотел в это верить.

«Холодная война набирает обороты, – убеждал его Кросс. – Путешествия в Восточную Европу становятся почти невозможными. Мой долг выполнен. Я защитил сокровища, как только мог, поместил их туда, где они будут в безопасности».

«Я сделал шкатулку, как ты просил», – вздохнул его собеседник.

Марк заранее сообщил ему размеры – тридцать квадратных сантиметров. Это было что-то вроде контейнеров, в которых хранили драгоценности, имевшиеся в каждой синагоге. Обычно такие шкатулки делали из железа и держали в них важные документы, деньги или священную утварь. Эта же была из серебра. Снаружи на ней не было никаких украшений, что указывало на особую важность того, что лежало внутри. Крышка закрывалась на внутренний замок. Берлингер вытащил из кармана ключ и протянул его своему другу, который внимательно рассмотрел его.

«Чудесно, – похвалил Кросс его работу. – Звезды Давида на конце сделаны очень хорошо».

«Это гравировка», – объяснил раввин.

Он не сводил глаз с Марка, когда тот поднес ключ к глазам и принялся разглядывать стержень.

Символы и кривая буква «Х».

«Po nikbar, – сказал Кросс, называя две буквы иврита. – Здесь лежит. Так и есть. И ты хорошо сделал кривой «Х».

Марк особенно подробно объяснил раввину, каким должен быть этот символ.

«Отметки указывают на то, что это нужный ключ, – сказал ему Кросс. – Если когда-нибудь сюда придет человек и покажет тебе его, а ты сочтешь его достойным, покажи ему шкатулку. Если он не появится в течение твоей жизни, передай мой наказ своему преемнику».

Они стояли у основания восточной стены Староновой синагоги, под железной лестницей, ведущей на чердак.

«Я все изменил, – сказал Марк. – Однако постарался сохранить традицию. Положи шкатулку среди старых документов, там она будет в безопасности. – Он немного помолчал. – Твой голем за ней присмотрит».

Берлингер улыбнулся и кивнул, принимая свой долг.

– Перед тем как покинуть Прагу навсегда, – сказал старый раввин Сагану, – Марк что-то положил в шкатулку и запер ее. А я спрятал ее на чердаке. Больше мне твой дед ничего не объяснил. Он сказал, что так будет лучше.

В течение тридцати лет шкатулка оставалась на чердаке, пока во время ремонта я ее оттуда не забрал. К счастью, я все еще здесь, чтобы обеспечить ее безопасность.

– И вы так и не заглянули внутрь? – удивился репортер.

Берлингер покачал головой.

– Марк забрал ключ.

Том потер уставшие глаза и попытался осмыслить то, что услышал.

– Когда-то здесь находился центр еврейского квартала, – сказал его собеседник, делая неопределенный жест рукой. – А теперь это еще один район Праги. Все, что мы построили, практически исчезло. Остались только воспоминания, большая часть которых столь печальна, что многие стараются прогнать их прочь. Твой дед был одним из лучших людей, каких я когда-либо знал. Он доверился мне, и я принял свой долг. Со временем я бы передал его другому человеку – я уже сделал выбор.

– Но здесь появился я.

Рабби кивнул.

– И я расскажу тебе все, что мне известно. Я хочу, чтобы ты знал: будь у меня шанс отыскать сокровища, я бы это сделал. Мы заслужили, чтобы они к нам вернулись. Это единственное, на что мы с Марком смотрели по-разному, но я не мог с ним спорить. Ведь левитом был он, а не я. Однако теперь выбор принадлежит мне. И я считаю, что наши святыни должны находиться в храме.

– Я их найду. – Том вытащил ключ из кармана. – Где шкатулка, которую открывает этот ключ?

– Недалеко отсюда.

Глава 64

Том с Берлингером шли от Староновой синагоги по улице Малселова. Магазины и кафе, где было полно людей, теснились совсем близко к мостовой. Саган знал, какое здание находится сразу за углом – синагога Майзеля, построенная Мордехаем Майзелем в 1591 году. Том побывал в ней несколько раз, когда писал статью о Праге. Майзель, богатый еврей, сумел снискать расположение императора Рудольфа II, стал его доверенным советником и со временем получил разрешение на строительство храма. Более столетия это здание оставалось самым большим и роскошным во всем квартале. Но оно сгорело во время пожара 1689 года и было отстроено лишь в конце девятнадцатого века, а полностью восстановлено, насколько журналист помнил, только в 1995 году. Там больше не проводили службы, превратив храм в Музей истории чешских евреев.

Они с раввином вошли в вестибюль, и Том с восхищением принялся разглядывать изысканный купол, окна из витражного стекла и стены, выкрашенные в теплый желтый цвет. В музее оказалось множество посетителей – они рассматривали застекленные шкафы, в которых стояли серебряные экспонаты. Звенящую тишину нарушал лишь шорох шагов. Берлингер слегка поклонился женщине, проверявшей входные билеты, и она кивнула, чтобы они проходили.

– Сюда нацисты свозили артефакты, собранные в синагогах, – прошептал раввин. – Они собирались устроить тут музей нашей исчезнувшей расы. Я видел собственными глазами, как они сваливали в кучи бесценные предметы здесь и в других местах. Ужасное зрелище.

Они вошли в неф с необычными люстрами: их яркие светильники были направлены вниз. Над ними находился второй этаж – сразу за балюстрадой, разделявшей неф на две части, в каждой из которых имелась ниша с выставленной в ней блистающей менорой.

– Священные артефакты вернули туда, откуда их забрали нацисты, – рассказал Берлингер. – Однако некоторые остались здесь – нам не удалось установить, где они находились прежде. В конце концов мы решили, что это самое подходящее место для нашего наследия. Музей, но не исчезнувшей расы, а той, что по-прежнему жива.

Том уловил гордость в голосе старого раввина.

– Ты и твоя дочь, – сказал Берлингер. – Возможно ли восстановить ваши отношения?

– Наверное, нет. У меня был шанс много лет назад, но я им не воспользовался.

– Она сказала, что ты сфальсифицировал одну из своих статей. Я посмотрел твою историю. Когда-то ты был уважаемым журналистом.

Слово когда-то причинило Сагану боль.

– Я все еще им являюсь, и той женщине известна правда, – ответил он сухо.

– Возможно, ты сможешь доказать, что ты честный человек?

– Тогда многое изменится.

– Я знаю не больше того, что сказал. Она была очень таинственной и весьма убедительной.

– Что вам известно?

– Только одно: как и в большинстве случаев, за этим стоит еще одна история.

Спина Тома напряглась.

– Что вы имеете в виду?

– Я подозреваю, что ты хочешь отомстить нескольким людям.

Репортер заметил, что раввин не ответил на его вопрос, и поэтому решил поступить так же.

– Во время войны, – продолжал Берлингер, видя, что его собеседник молчит, – мне пришлось делать вещи, которых не следует требовать от приличных людей. Я возглавлял совет в Терезине. Каждый день мы выбирали, кому жить, а кому умереть. Погибли тысячи, и многие нашли смерть из-за решений, которые мы приняли. Только время смогло расставить то, что тогда происходило, по своим местам.

Казалось, старик полностью погрузился в воспоминания.

– Мой собственный сын… Да упокоит Господь его душу, – проговорил он еле слышно.

Саган по-прежнему молчал.

– Я должен еще кое-что тебе сказать, – добавил рабби. – Во время войны многих отправили в лагеря. Но прежде чем я туда попал, произошли некоторые события. Я говорил об этом с Марком. Могу я теперь поделиться этим с тобой?

Они выбили дверь дома на ферме.

Берлингер стоял в стороне, когда двое мужчин и Эрик, его пятнадцатилетний сын, бросились внутрь, чтобы вытащить единственного обитателя дома. Лето принесло тепло, и мужчина был едва одет. Его звали Юрий. Это был чех, которого раввин знал еще до войны. Простой тихий человек, совершивший огромную ошибку.

«Что вы хотите? – спросил Юрий. – Почему вы здесь?»

Его поставили на колени.

«Я ничего плохого не сделал, – продолжал он оправдываться. – Работал в поле. Я никому не мешал. Почему вы здесь? Я ничего не сказал нацистам!»

Берлингер ухватился за его последние слова.

«Ты говорил с нацистами?»

Они все были встревожены, даже Эрик, который научился прекрасно владеть пистолетом. До сих пор им вчетвером удавалось не попасться нацистам, они прятались в лесу и пытались оказывать сопротивление. Берлингер хотел, чтобы к ним присоединилось больше евреев, но их число с каждым днем уменьшалось.

Юрий затряс головой.

«Нет. Нет! Я не говорил с нацистами. Я ничего им не рассказал о евреях в лесу».

Именно по этой причине они сюда и пришли. Одна семья бежала из Праги, и им удалось спрятаться в лесу за городом. Юрий снабжал их пищей – благородный поступок, чего еще можно было от него ждать? Но когда деньги у этой семьи закончились, он сдал их за награду. И так поступал не он один. Многие предавали евреев.

«Пожалуйста, пожалуйста! – кричал он теперь. – У меня не было выбора. Они бы меня убили. У меня не было выбора! Я много недель помогал этой семье!»

«До тех пор, пока они могли тебе платить», – презрительно бросил один из вломившихся к нему мужчин.

Берлингер увидел ненависть в глазах своего спутника. Даже Эрика переполняло отвращение. Он никогда не видел своего мальчика таким. Но война быстро меняла людей.

«Что вы от меня хотите? У вас, евреев, нет шансов, – продолжал спорить с ними чех. – Ничего нельзя сделать. Вы должны…»

Тишину ночи нарушил выстрел.

Голова Юрия взорвалось, и он рухнул на землю.

Эрик опустил пистолет.

«Yashar Koyach», – сказал один из мужчин, и остальные присоединились к нему, хлопая юношу по спине.

«Пусть твоя сила умножится».

Раньше эти слова произносили после чтения Торы.

Теперь ими приветствовали убийство.

– Мы пришли не для того, чтобы убить этого человека, – продолжал Берлингер. – Во всяком случае, я думал, что не для того. Поступая так, мы уподоблялись немцам.

– Тогда почему вы туда пошли? – спросил Саган.

– Чтобы призвать его к ответу. Но не для того, чтобы убить.

Том подумал, что это было немного наивно, учитывая все обстоятельства.

– Вскоре после этого меня отправили в Терезин, – сказал раввин. – Мой сын сумел избежать такой судьбы. Он стал членом партизанского отряда и сражался с немцами еще год, пока они наконец его не убили. После той ночи я с ним больше не говорил. Он гордился своим поступком, а мне было стыдно. Между нами пролегла пропасть, о чем я сожалею по сей день.

– И чему вас научило время?

– Что я был глупцом. Тот человек заслуживал смерти. Но я не знал, что ждало всех нас, мне еще предстояло увидеть ужасы Терезина и узнать, какими пустыми могут быть души людей. Я не понимал, как сильно буду ненавидеть.

– Для меня прошло всего восемь лет, но многое уже расплывается перед глазами. Могу лишь сказать, что последние несколько дней все изменили.

– К лучшему?

– Это мне еще предстоит узнать.

– Марку ты бы понравился, – заметил раввин.

– Я знал его, когда был совсем мальчишкой, – чуть заметно улыбнулся журналист.

– Он обладал удивительной силой духа. Ему нравились приключения. Он был хорошим евреем, но его вере не хватало глубины. Может быть, все дело в мире, в котором он жил. Я знаю, что моя собственная вера подверглась жестоким испытаниям. Возможно, причина в его профессии. Археолог изучает прошлое, он не живет в настоящем. Может быть, это затуманивало его разум. И все же он был хорошим человеком, который выполнил свой долг.

– Как левит?

Берлингер кивнул.

– Мне бы очень хотелось увидеть наши утерянные сокровища. Какое это было бы замечательное зрелище!

– Может быть, у вас еще будет такой шанс. Саки изменил правила игры. Из чего следует, что теперь это возможно. Я намерен изменить их еще раз.

– Разве ты не хочешь просто закончить игру?

Том некоторое время стоял молча, размышляя о последствиях. Пятьсот лет левиты хранили тайну…

– Именно так я и намерен поступить, – сказал Саган наконец.

Берлингер подошел к одной из витрин, где стояла пара серебряных подсвечников, бокал для кидуша, изящная серебряная коробочка для пряностей и простой прямоугольный контейнер из серебра площадью примерно в квадратный фут. Репортер увидел скважину для ключа. Все, как описывал раввин.

Том нащупал в кармане ключ.

– Теперь осталось открыть шкатулку, – сказал рабби. – Я попрошу, чтобы ее достали и отнесли в одну из боковых комнат, где ты сможешь посмотреть на ее содержимое в одиночестве.

С этими словами старик протянул Сагану трясущуюся руку.

– Мой долг исполнен, – сказал он тихо. – Теперь бремя ложится на твои плечи. Я желаю тебе успеха и буду молиться за твою душу.

И рабби ушел.

Глава 65

Захария старался держаться поближе к Элли, когда они покинули еврейский квартал и зашли в ресторан, который назывался «Колковна». Австриец решил, что следует сделать стратегическое отступление, пока он не выяснит, что происходит. Роча присматривал за Саганом и доложил, что они с Берлингером вошли в синагогу Майзеля. У Рочи не оставалось выбора, и он последовал за ними, держась позади, чтобы репортер, знающий его в лицо, не заметил слежки. Раввин отвел Сагана к серебряной шкатулке, после чего ее достали из витрины и отнесли в одну из соседних комнат. Берлингер ушел, но журналист остался со шкатулкой внутри. И теперь Роча все еще находился в синагоге, а Саган – за закрытой дверью боковой комнаты.

– Что происходит? – спросила Элли.

– Я и сам хотел бы знать, – отозвался Захария. – Твой отец что-то делает. Для человека, желавшего умереть, он ведет себя очень активно.

– Он долгое время был превосходным репортером.

– Мне странно слышать это от тебя. Его поймали за руку – он сфабриковал статью.

– Я знаю. И совсем недавно сказала ему в лицо, что я об этом думаю. Но из этого еще не следует, что все остальное, сделанное им, являлось ложью. Я помню, как читала его статьи, когда училась в школе. Его постоянно показывали по телевизору. Я ненавидела отца за то, что он творил с моей матерью и со мной, но складывалось впечатление, что он был хорошим журналистом. Работа значила для него все. Даже больше, чем семья.

– Когда я наводил о нем справки, выяснилось, что на Ближнем Востоке твоего отца уважали и побаивались. Он произвел сильное впечатление на людей, облеченных властью. Полагаю, многие обрадовались, узнав о его падении.

– Из чего следует, что он прекрасно знал свое дело. Во всяком случае, до истории с последней статьей.

– Я впервые слышу, что ты говоришь о нем как дочь, – заметил Саймон.

– Так получилось. Наши отношения закончились, – пожала плечами девушка. – Сейчас я глубоко сожалею, что мы его вовлекли в это дело. Было бы много лучше, если бы я с ним больше не встречалась и не разговаривала.

– Часть твоего сознания с тобой не согласна.

– К счастью, все мои сомнения где-то очень далеко. И разум подсказывает, что лучше держаться от него подальше.

Захария видел, что Беккет нуждается в поддержке, и сжал ее руку в своей ладони.

– Я очень ценю то, что ты сделала. Твоя помощь очень важна.

Между тем его разум продолжал работать, обдумывая следующий ход. К сожалению, ценность этой молодой женщины стремительно сходила на нет. Вскоре он с ней покончит. А Сагана Роча держит под наблюдением. Так что остается только один путь. Саймон никогда не слышал о рабби Берлингере, но из того, что он узнал за последние несколько часов, следовало, что старик является важной частью происходящего.

Значит, им необходимо поговорить.

Но как к нему подобраться?

Пожалуй, нужно устроить еще один спектакль.

Вскоре австриец уже стучал в дверь раввина, тихо и уважительно.

Никакой спешки.

Он нашел этот дом неподалеку от еврейского квартала, на чудесной боковой улочке с многоквартирными домами. Кирпичный фасад украшали цветочные горшки на балконах верхних этажей. Здесь было тихо, и лишь со стороны жилого квартала у реки доносился слабый шум изредка проезжавших по бульвару машин. У Саймона ушло всего несколько минут, чтобы позвонить в свое поместье и через интернет найти адрес рабби Берлингера.

Старик сам открыл дверь. Он действительно был очень стар: сухие потрескавшиеся губы, серебристая щетина на подбородке, кустики совершенно белых волос… Захария представился и спросил, могут ли они поговорить. Его пригласили войти. Комнаты оказались аккуратными, чистыми, а мебель очень простой. В квартире витали ароматы кофе и мяты. Тусклые окна впускали немного света и полностью изолировали квартиру от шума. Хозяин предложил ему присесть, но австриец отказался.

– Я бы предпочел сразу перейти к делу, – сказал он. – Вы манипулировали Томом Саганом с того самого момента, как он здесь появился. Я хочу знать, что вы ему сказали.

– Возможно, в своем мире вы привыкли получать все, что пожелаете. Но здесь, у меня, вы никто, – покачал головой Берлингер.

Он говорил спокойным четким голосом.

– Я знаю, что вы пользуетесь всеобщим уважением, и возможно, многие считают вас мудрецом, но сегодня у меня нет времени и терпения на любезности, – нетерпеливо заявил незваный гость. – Пожалуйста, расскажите мне то, что я хочу знать.

– Где дочь Сагана? – спросил раввин.

– Не ваше дело.

– Теперь, когда вы пришли ко мне, это стало моим делом.

– Она ждет моего возвращения. Я сказал ей, что мы с вами должны поговорить наедине. Мне необходимо узнать, что вы сказали Сагану. Мне известно, что вы передали ему серебряную шкатулку. Что находится внутри?

– Похоже, у вас возникла проблема. Вы знаете так много – и одновременно совсем мало.

Захария вытащил пистолет и направил его на рабби.

– Вы полагаете, что таким способом сможете меня убедить, – все так же спокойно произнес Берлингер. – На меня не раз направляли оружие. Но никто не сумел заставить делать то, чего я не хотел.

– Вы и в самом деле хотите, чтобы я стал вашим врагом?

Раввин пожал плечами.

– У меня бывали враги много опаснее.

– Я могу причинить вред вам и вашей семье.

– У меня нет семьи. Я всех пережил. Община – вот моя семья. И я черпаю в ней силу и поддержку.

– Как другой рабби из далекого прошлого?

– Я и думать не могу о том, чтобы сравнивать себя с рабби Лёвом. Он был великим человеком, оказавшим огромное влияние на всех нас.

– Я могу причинить вред вашей общине. Или помочь ей.

– Ну, вот, теперь мы перешли к делу. Пистолет – это всего лишь спектакль, и вы считаете, что деньги купят нужные вам ответы. – Берлингер покачал головой. – Для человека вашего возраста и опыта вы еще очень многого не знаете. Ваши деньги ничего для меня не значат. Но если вы ответите на несколько вопросов, я могу обменяться с вами кое-какой информацией. Что вы намерены делать с сокровищами Храма?

Теперь Захария знал наверняка: Саган и этот старик слышали его разговор на кладбище.

Казалось, рабби читает его мысли.

– Камеры, – объяснил Берлингер, – которые мы купили на ваши пожертвования. Их можно использовать по-разному. Так что же вы сделаете со священными предметами?

– Больше, чем вы способны себе представить.

– Начнете войну?

Да, рабби определенно слышал его разговор с послом!

– Если потребуется, – ответил Саймон.

– Поразительно, как меняется мир. Раньше нам угрожали немцы. Потом коммунисты. А теперь самая серьезная угроза исходит от одного из нас.

– Все так, старик. Мы – наш самый главный враг. Мы позволили миру загнать нас в угол, и если евреев снова начнут убивать, на защиту поднимутся лишь немногие. Они никогда нас не защищали – за всю нашу историю. Конечно, сейчас они говорят о прежних ужасах и обещают поддержку, но что сделал мир в прошлый раз? Ничего, совсем ничего. Они позволили нам умирать. Израиль – вот наш единственный защитник. Это государство должно существовать и оставаться сильным.

Вежливым взмахом руки Берлингер отбросил все эти доводы.

– Вы не понимаете, что делает Израиль сильным. Однако мне очевидно, что у вас собственные мерзкие намерения, которые, как вы полагаете, позволят вам добиться нужного результата.

– А как вы хотите нас защищать? – спросил Захария у раввина.

– Так, как мы это делали всегда, – сотрудничая, помогая друг другу и обращая к Богу наши молитвы.

– Это привело к тому, что нас начали уничтожать.

– Вы глупец.

На несколько мгновений воцарилась тишина.

– Дочери Сагана грозит серьезная опасность? – спросил затем хозяин дома.

– Как вы уже поняли, она для меня ничего не значит.

– Однако она думает иначе. – Берлингер покачал головой. – Какая наивность! Величайший грех юности. И в большинстве случаев наивность сопровождается высокомерием.

– Ее проблемы вас не касаются.

– Я потерял сына из-за этих двух болезней. К несчастью, я слишком поздно понял, насколько он был прав, что лишь усугубило мои сожаления.

– Значит, вы особенно должны хотеть, чтобы мы стали сильными.

– Так и есть. Только мы расходимся в методах достижения цели.

– Куда Саган отправится отсюда?

Берлингер пожал плечами и приподнял палец.

– Этого я вам никогда не скажу.

Тогда Захария решил попробовать другой подход.

– Представьте, какое огромное значение имеет возврат наших сокровищ, – начал он убеждать своего неуступчивого собеседника. – Будет построен Третий Храм. Разве это не заставит вас гордиться своим народом? И разве не порадует, что вы участвовали в столь великом деле?

– Какой еврей не будет этому рад?

– Представьте, что Храм воздвигнут и построен в полном соответствии с Паралипоменоном. Неужели вы не можете увидеть вышитый занавес, свисающий с восточной стены, скрывающий вход в Святая Святых? Наконец, после стольких столетий, мы восстановим наш храм. Стол хлебов предложения, Менора и Серебряные трубы займут свое законное место. Если бы только мы сумели вернуть еще и Ковчег…

– И сколько еще людей должны умереть, чтобы это случилось? – спросил Берлингер. – Сейчас Храмовую гору контролируют мусульмане. Они не уйдут оттуда без кровавой битвы. Они никогда не позволят возвести Третий Храм, а построить его можно только там.

– Тогда они умрут.

– На войне, в которой мы не можем одержать победу.

Опять разговоры с позиции слабости! Саймона уже до смерти тошнило от слабости. Ни у кого не хватало мужества сделать то, что необходимо. Ни у политиков, ни у генералов, ни у простых людей.

Только у него.

– Том Саган – левит, – сказал Берлингер. – Он избран предписанным методом. Только он может найти наши сокровища.

– Избран Колумбом? Неужели вы и в самом деле настолько наивны? Как Колумб мог обладать таким могуществом?

– С того самого момента, как сокровища были доверены ему и он перевез их в Новый Свет.

– Вы очень много знаете.

– Ему дали важное поручение, и он его выполнил. Он был одним из нас.

– А откуда вам это известно?

– В его дни евреи были экспертами картографии, и Колумб преуспел в этом искусстве. Именно евреи усовершенствовали инструменты мореплавателя и астрономические таблицы. Еврейские лоцманы пользовались большой популярностью. Дошедшие до нас заметки Колумба показывают, что он глубоко почитал Старый Завет. Некоторые из них я видел своими глазами в Испании. На полях он поставил дату – тысяча четыреста восемьдесят первый год, а потом добавил эквивалент еврейского календаря – пять тысяч двести сорок первый. Уже одно это меня во многом убеждает.

Захария понимал, что имеет в виду старый раввин.

Никто, кроме еврея, не стал бы добавлять 3760 лет к христианскому календарю.

– Я видел его портрет в галерее Уффици во Флоренции, – продолжал Берлингер. – Единственный портрет, написанный человеком, который видел Колумба живым. И у меня нет сомнений, что у него семитские черты лица.

Все это Саймон знал и раньше. Он видел тот портрет.

– Мы финансировали его первое путешествие, – сказал раввин. – Это исторический факт. Для евреев-сефардов мечты Колумба явились спасением. Они свято верили, что смогут мирно жить в Азии и там сумеют избежать преследований Инквизиции. Колумб отправился в Новый Свет для того, чтобы найти для них надежное убежище. Но, к несчастью, он прожил недостаточно долго, чтобы осуществить свою цель. Однако его семья обеспечила для нас дом на Ямайке. Вот почему мы с таким уважением относимся к его деятельности и ко всему, что потом совершили его последователи. Теперь все зависит от Тома Сагана: только он может завершить дело Колумба. Вы и я не в силах ничего изменить.

Говоря обо всем этом, старик с прямой спиной сидел в кресле, положив руки на подлокотники. Этот образ сохранился в веках.

Но Захария услышал уже достаточно.

Он встал и снова посмотрел на хозяина дома.

– Я вижу, что понапрасну теряю время. Вы ничего мне не говорите.

Берлингер продолжал сидеть.

Австриец навел на него пистолет.

Старик поднял руку.

– Могу я произнести молитву перед смертью?

Не ответив, Саймон выстрелил ему в грудь.

Раздался лишь легкий хлопок – пистолет был с глушителем.

Раввин вздохнул, а потом его глаза закатились, и голова упала на плечо. Из открывшегося рта на подбородок вытекла струйка крови.

Захария проверил его пульс. Берлингер был мертв.

– Время молитв закончено, старик, – объявил убийца.

Глава 66

Том вставил ключ в замочек серебряной шкатулки и повернул его. То, что находилось внутри, положил туда его дед, и репортер вдруг почувствовал удивительную связь с ним – ничего подобного он прежде не испытывал. Он стал последним звеном в протянувшейся во времени цепи, связывающей его с Колумбом. В это трудно было поверить, но это было правдой. Саган подумал о людях, которые взваливали на свои плечи исполнение священного долга, и о том, какие мысли их посещали. Большинству из них ничего не приходилось делать – только передавать информацию следующему поколению. Однако саки был другим. Том понимал, почему его дед так тревожился. Погромы бывали и в прошлом, евреи и раньше страдали и умирали, но масштабы несчастий не могли сравниться с тем, что происходило с 1939 по 1945 год.

Отчаянные времена требовали отчаянных действий.

Журналист находился один в нефе синагоги Майзеля. Пожилая женщина достала шкатулку из стеклянной витрины и вручила ее ему без единого слова. Его мысли обратились к погребальному залу, где в гробу, на таком же деревянном столе, лежало тело Абирама.

Очень многое между ними осталось невысказанным.

И уже ничего нельзя было исправить.

Да, как сказал Берлингер, время все делает более определенным, но сейчас Том хотел видеть нечто другое. И, что еще того хуже, казалось, что ошибка, совершенная им двадцать лет назад, повторяется теперь его собственной дочкой по отношению к нему.

Он отбросил эти мысли и открыл крышку.

Внутри лежал черный кожаный мешочек – в точно такой же Абирам положил ключ, найденный потом в его могиле. Репортер пощупал его и понял, что внутри находится нечто твердое.

Он вынул мешочек из шкатулки и раскрыл его.

И обнаружил внутри сферический предмет диаметром примерно в четыре дюйма, который напоминал большие карманные часы с медным циферблатом.

Вот только это были не часы.

Это были пять связанных друг с другом дисков, надетых на общую ось. Сверху находились поворачивающиеся указатели, вдоль которых были расположены какие-то символы. Том взглянул на буквы. Иврит, арабский алфавит и испанский. Сделанная из меди конструкция весила где-то полфунта. Ржавчины на ней не было, и диски легко поворачивались друг относительно друга.

Журналист знал, что держит в руках.

Астролябию.

Прибор, который используют в навигации.

Больше в шкатулке ничего не было.

Никаких объяснений или подсказок. Что же делать дальше?

– Ладно, саки… – прошептал мужчина.

Он разложил на столе астролябию, записку Абирама и дорожную карту Ямайки, а потом добавил туда же и ключ.

Все кусочки головоломки.

Затем Саган развернул карту, стараясь не повредить хрупкую бумагу, и снова обратил внимание на чернильные отметки на ней – числа, разбросанные по всему острову. Он быстро сосчитал их – оказалось, что там было около сотни цифр, написанных выцветшими синими чернилами.

Том поднял астролябию и попытался вспомнить, что он знает о таких приборах. Они использовались для навигации, но как – об этом он не имел ни малейшего понятия. Вдоль края внешнего диска через определенные интервалы имелись какие-то символы. Указатель, сделанный в виде масштабной линейки, шел от одного края до другого, соединяя знаки на противоположных сторонах. Все надписи были сделаны на иврите или испанском. Но испанский язык Саган не знал совсем, а иврит – лишь немного.

Тогда он перевернул прибор.

На обратной стороне имелась сетка из пяти рядов надписей – все на иврите. Один ряд он узнал.

Цифры.

Когда Том был ребенком, Абирам заставлял его заниматься ивритом. В отличие от многих других языков, цифры в нем образуются с использованием букв, и теперь журналист вспомнил все комбинации. Он узнал числа 10, 8, 62, 73 и большинство других. Еще один указатель тянулся от одной стороны до другой. Саган принялся вращать диски, которые легко поворачивались вокруг центральной оси. Потом его взгляд скользнул к посланию Абирама и к описанию главного места, оставленному саки.

3.74.5.86.19.

Том нашел на астролябии число 3, и его поразило, что он все еще может что-то перевести. Повернув указатель, он совместил его конец с 3. На противоположном конце оказалось число 74, написанное на иврите.

Нет, это не совпадение.

Следующей цифрой в послании саки была 5. Репортер повернул стрелку и совместил ее с пятеркой. На противоположном конце оказалось 86.

Осталось еще одно число, и Тому показалось, что именно оно является главным. Первые пары чисел были нужны только для того, чтобы сказать: да, ты на правильном пути.

Мужчина отыскал число 19 и обнаружил, что его догадка верна.

Противоположным ему числом было 56.

Саган тут же стал изучать карту и нашел число 56 к востоку от центральной части острова и к югу от города Ричмонд, рядом с рекой Флинт. Маленький значок на карте рядом с написанными чернилами цифрами указывал на область, которая называлась Фэлкон-Ридж. Том еще раз просмотрел карту – больше число 56 нигде не встречалось.

Он улыбнулся.

Изобретательно.

Без астролябии не существовало никакого способа узнать, какое из множества чисел на карте имеет значение.

Том сложил карту, записку, ключ и астролябию в кожаный мешок, в котором все это легко поместилось, а потом вышел из здания и зашагал к Староновой синагоге. Он раздумывал, стоит ли попытаться отыскать Элли. Только вот как? Да и зачем? Она сделала свой выбор. Журналист помогал ей, как только мог, но теперь она с Саймоном, и ему лишь оставалось надеяться, что с ней все будет в порядке. Саган мог обратиться в полицию – и что он им скажет? Его слова сочтут полнейшим бредом, и он сомневался, что Берлингер его поддержит.

«Мой долг исполнен. Теперь бремя ложится на твои плечи».

Репортеру ничего не оставалось, как покинуть Прагу.

Он в последний раз огляделся по сторонам. Группа зданий, которые еще недавно казались ему знакомыми и дружелюбными, теперь выглядели холодными и неприветливыми. Его пребывание в этом городе оказалось коротким, но запоминающимся. Как и в доме его родителей, здесь было много призраков. Но что ждет его на Ямайке, в Фэлкон-Ридж?

Есть лишь один способ это проверить.

Однако сердце журналиста сжалось от разочарования.

– Береги себя, Элли, – прошептал он.

И зашагал прочь.

Глава 67

Захария вернулся в ресторан, где его ждала Элли. Перед уходом он запер обе двери, ведущие в дом Берлингера. Когда тело старика найдут, он уже покинет страну. У него не оставалось выхода – раввина следовало убить, он знал слишком много и мог связать Саймона с послом.

Молитва?

Этого недостаточно. Так всегда было и всегда будет. Сила или хотя бы угроза – вот что обеспечивает настоящую безопасность. Евреям никогда не хватало силы. Только однажды, во времена Второго Храма, они восстали и вытеснили римлян из Иерусалима, но победа была короткой. Империя вернулась и раздавила их. В наше время государству Израиль успех сопутствовал чаще. Дважды на него нападали, и дважды враг терпел поражение. Однако Израиль все меньше хотел воевать. Мысли раввинов стали важнее советов генералов. Захария же считал, что в мире больше не осталось места для таких людей, как Берлингер.

Он нашел ресторан и увидел Элли. Приближался полдень, и столики начали заполняться. В воздухе витал аромат пышек и жареной утки, но времени на ланч не осталось.

– Вам удалось что-нибудь узнать? – спросила Беккет.

Неужели она думает, что он станет делиться с ней новостями? Однако австриец скрыл раздражение и лишь покачал головой.

– Упрямый старик. Он рассказал мне о твоем отце, но я не узнал ничего нового.

Завибрировал телефон Саймона.

Он посмотрел на монитор – звонил Роча.

– Саган начал перемещаться, – сообщил он своему шефу. – Похоже, он возвращается в свою машину.

Захария встал и жестом показал Элли, чтобы она следовала за ним.

– Мы идем к тебе, – сказал он своему помощнику.

– Избегайте Старой площади. Он скоро появится там.

Саймон закончил разговор и посмотрел на Элли.

– Твой отец уезжает. Значит, и нам пора.

Он не солгал Берлингеру. Эта молодая женщина больше ничего для него не значила, но теперь он не станет спешить с убийством. Захария решил, что будет держать ее рядом до тех пор, пока не станет очевидно, что ее нельзя использовать. Теперь, когда Том собрался куда-то ехать, это время еще не пришло.

Поэтому Захария улыбнулся и повел Беккет за собой.

Элли не понимала, что происходит. Не вызывало сомнений только одно – ее отец покидал Прагу. Видимо, он решил обойтись без нее, но был ли у него выбор? Ведь он не знал, где ее искать. И ее это радовало. Девушка предпочитала находиться рядом с Захарией. С ним она чувствовала свою значимость, была частью общего дела. Как и в прошлом, когда разговаривала с бабушкой и дедушкой.

Теперь они с Саймоном шли к тому месту, где ее отец оставил машину. На улицах было полно пешеходов и автомобилей.

– Мы следовали за вами из Вены и припарковались рядом, – сказал на ходу Захария. – Там запрещено ставить машины, так что я надеюсь, что она на месте.

Он указал налево и добавил:

– Нам следует избегать площади. Так мы сможем обойти ее по кругу.

Затем они пошли дальше.

То, что отец намеревался уехать, разозлило Элли. Очередная пощечина. Он снова от нее отказался. А ведь он должен был думать, что она его ищет!

Тем не менее он решил уехать.

– А мой отец знает, что я с вами? – спросила она.

Захария кивнул.

– Рабби сказал, что он видел нас вместе, на улице.

Это кое-что объясняло.

– Куда он направляется? – продолжила девушка расспрашивать своего спутника.

– Это нам еще предстоит узнать, – ответил австриец. – Полагаю, он поедет в аэропорт и, надеюсь, выберет тот, что находится в Праге.

Том поехал на запад, в сторону пражского аэропорта «Рузине», находившегося в шести милях от бывшего еврейского квартала. Он оставил машину на парковке агентства и направился к кассе «Бритиш эруэйз», рассчитывая, что там больше шансов найти подходящий рейс на Ямайку. Самолет в Лондон вылетал через два часа, а еще через два с половиной был рейс из Лондона в Кингстон. Цены на билеты были возмутительными, но Сагана это не волновало. Он расплатился по кредитной карточке и получил пропуск в аэропорт.

Прежде всего журналист купил туалетные принадлежности. Ему бы следовало позвонить Инне и спросить, что ей удалось выяснить, однако все самое важное, все, что ему требовалось знать, лежало в черном кожаном мешочке. Том понимал, что выглядит отвратительно и что ему необходимо принять душ и побриться – все, как в прежние дни, когда он выходил на охоту. К счастью, для репортера внешность не имела особого значения. Имя автора статьи – вот что было важно. И место, где печаталась статья. Первая полоса, Бродвей для газетчиков… Прежде Саган владел на этом Бродвее недвижимостью.

Впрочем, те дни давно прошли.

Неужели они никогда не вернутся?

Он подумал о женщине в машине.

«Найдите сокровище, и тогда мы поговорим».

Возможно ли это?

Том сильно устал, но решил, что поспит в самолете, а оказавшись на Ямайке, сразу арендует машину и поедет в Фэлкон-Ридж. Ставки были слишком высоки. Для него самого и для остальных.

Война?

Именно к войне стремится Саймон?

Саган вдруг вспомнил то, что читал однажды на Ближнем Востоке.

Из священного «Мидраш Танхума».

Как пупок находится в самом центре тела человека,

Так земля Израиля является пупком мира…

Он находится в центре мира.

А Иерусалим – это центр Израиля.

И в самом центре Иерусалима находится святилище,

И священное место в центре этого святилища,

И арка в центре священного места,

И перед священным местом лежит камень основания,

Потому что из него был создан мир.

Люди фанатично верят в такие вещи.

Достаточно сильно, чтобы начать войну.

Захария и Элли ждали в зале выдачи багажа. Они успели добраться до машины с работающим двигателем, где их уже ждал Роча, и теперь наблюдали, как Том Саган нашел свою машину и сел за руль. Все трое поехали за ним и вскоре поняли, куда он направляется.

В аэропорт.

Тогда Саймон позвонил в Вену и вызвал чартер в Прагу. Время полета туда должно было составить меньше часа. Но теперь надо было узнать, куда собрался Саган.

Решать эту задачу пришлось Роче.

Он заметил своего человека на эскалаторе, который спускался вниз.

– Не нужно его бояться, – сказал Захария, почувствовав тревогу Элли. – Я с ним поговорил. Он больше тебя не побеспокоит.

В это время его подручный подошел к ним.

– Это стоило мне пятьсот евро, но кассир рассказал, что Саган купил билет до Лондона, а оттуда до Кингстона, на Ямайке, – рассказал он. – У меня есть расписание рейсов.

Ямайка, повторил про себя Саймон.

И почему его это не удивляет?

Роча посмотрел на Элли.

– Я хочу извиниться за то, что произошло в Вене. Я зашел слишком далеко. Но я лишь делал свою работу.

Девушка приняла его извинения. Захария сказал Роче, как ему следует себя вести, если он окажется рядом с ней, и порадовался, что его человек выполнил указания.

Теперь Беккет заметно расслабилась.

– Наш самолет скоро будет здесь, – сказал Саймон.

– Саган прошел таможенный контроль, – сообщил Роча. – Ждет свой рейс.

Но Захария уже пытался решить другую проблему.

Том прилетит на Ямайку раньше, чем они. Им придется заправляться как минимум один раз, а скорее всего, дважды. Так что даже с учетом ожидания рейсов он их опередит. Из чего следовало, что там журналиста должны встретить.

У Саймона имелся всего один кандидат на это задание.

– Я должен позвонить, – сказал он своим спутникам.

Глава 68

После долгой ночи, проведенной в пещерах, Бене отдыхал в своем поместье. На Ямайке было раннее утро. Халлибертон также отправился домой, а Фрэнк Кларк вернулся в Чарльзтаун. Роу переоделся в сухую одежду и пошел на псарню, где его ждали собаки. Хозяин был рад их видеть, в особенности Большую Нэнни. Он приласкал каждую, и они с радостью приняли знаки его внимания.

Гладя псов, Бене задумался о Великой Нэнни.

Прихватив с собой пятерых братьев, она сбежала от хозяина почти сразу после прибытия на Ямайку. Некоторые ее братья отправились на восток и стали маронами Наветренной стороны, а Нэнни и остальные пошли на запад и стали Подветренными маронами. Эта женщина построила Нэнни-Таун, расчистив шестьсот акров густого леса. Она сражалась с британцами, и хотя ее братья, да и большинство маронов, искали мира, Нэнни подписала лишь договор о перемирии. Легенда гласит, что сразу после этого она попросила британцев застрелить ее. Они так и сделали, но она повернулась, выпрямилась, подошла к британскому офицеру и вернула все пули, которые были в нее выпущены. Затем она показала на небо и сказала: «Только Он может меня убить».

Бене улыбнулся. В этом и состояла соль легенд.

Людям хотелось в них верить.

Роу посмотрел на склоны гор с густой растительностью – это было настоящее море зелени, окрашенное в пурпур утренним солнцем.

Какая красота!

Бене собрал собак и открыл ворота. Животные выбежали из псарни, разминая ноги и готовясь к охоте.

Их хозяина все еще тревожило покушение на его жизнь.

Родиться мароном значило стать членом тайного общества. Когда Бене был еще ребенком, мать научила его рассказывать не более половины того, что он знал. «Это не ложь, а осмотрительность», – говорила она. Его отец отличался практичностью и по-своему знакомил сына с культурой маронов. Разделенные тайны ведут к предательству. «Тайны следует уносить с собой в могилу», – часто повторял он.

Их уроки помогали Бене скрывать от матери правду о своей жизни. Предательство? Конечно. Лицемерие? Вероятно. Роу обиделся на Фрэнка Кларка за то, что тот имел от него секреты, но в пещере его друг поступил правильно. И он сам вел себя так же по отношению к своей матери.

А полковники?

Их поведение возмутило Бене.

Так всегда бывает с маронами. Они не могут держаться вместе. Сама Великая Нэнни повела триста маронов с запада на восток, и это деяние получило название Великого Путешествия. Она хотела объединить два отряда маронов, а потом напасть на британцев. Но ее брат Куджо, который ушел на восток, отказался. Он хотел мира. И тогда она вернулась обратно на Подветренную сторону и возобновила свою войну. И хотя со временем Великая Нэнни подписала мирное соглашение, она никогда не заключала мира.

Умная леди.

Собаки начали проявлять беспокойство.

Две из них зарычали друг на друга.

Бене прикрикнул на них и заставил успокоиться.

Обе вернулись к нему, и он погладил каждую, показывая, что все в порядке.

С самого детства маронов учили не рассказывать о своих обычаях. Всякое знание следовало выдавать небольшими порциями. Доверие – хрупкая вещь. Если ты откроешь все, что знаешь, то станешь уязвимым для предательства. Если станешь свободно говорить о «делах маронов», это может привести к гневу предков.

Лучше ничего не рассказывать.

Так его учили. И Фрэнка Кларка тоже.

Тогда почему его встревожило то, что Кларк рассказал ему не все, что знал?

Все предельно просто. Бене не был посторонним.

Он был мароном.

Слова Фрэнка о том, что другие ему не верят, – вот что причинило Роу боль. Проклятье, кто они такие, чтобы его судить?

И чтобы выносить ему смертный приговор?

– Неблагодарные ублюдки! – прошептал он.

Что теперь делать? Рудник оказался пустышкой, и если верить Кларку, где находятся золотые и серебряные артефакты, никому не известно.

И вновь Бене не знал, правда ли это.

Всегда храни от других свои знания.

Что продолжал защищать Фрэнк Кларк?

Собаки бегали кругами, но всякий раз возвращались к тому месту, где стоял их хозяин. Над вершинами гор собирались тучи, и небо приобрело цвет пепла.

Зазвонил телефон Роу.

Он посмотрел на дисплей – номер НЕИЗВЕСТЕН.

Однако марон все же решил ответить.

– Захария Саймон, – произнес голос в трубке.

Бене заставил себя успокоиться.

– Насколько я понял, ты хотел со мной поговорить, – сказал Захария.

– На самом деле я хочу тебя убить, – сообщил ему Роу.

И он не шутил.

– Я делал то, что должен был, – отозвался австриец. – Ты бы поступил так же. Мы оба успешные люди. И чтобы оставаться на волне, должны принимать жесткие решения. Как в тот раз, когда ты направил по моему следу американцев.

Любопытно. Саймон неплохо информирован.

– У меня не было выбора, – сказал марон.

– Очень сомневаюсь. Но это не имеет значения. Джеймисон мертв. Мы остались вдвоем, Бене.

Теперь понятно, почему Брайан не входил с ним в контакт. Роу надеялся, что американцы навсегда исчезли из жизни.

– Чего ты хочешь? – спросил он Захарию.

– Человек по имени Том Саган летит в Кингстон.

– Человек из Флориды?

– Верно. Он прибудет поздно вечером по твоему времени. Я полечу вслед за ним, но появлюсь на острове после него. Мне нужно, чтобы ты за ним проследил и узнал, куда он направляется.

– И зачем мне это делать?

– Он приведет тебя к местонахождению великого сокровища. Я солгал тебе, Бене. Меня не интересуют ни могила Колумба, ни затерянный золотой рудник. И мне без разницы, спрятаны ли там ящики с золотом, которые были вывезены с Панамы. Мне нужно то, что имеет гораздо более серьезную ценность. Четыре предмета. Сокровища еврейского Храма.

Роу стало интересно. Саймон рассказал ему правду – теперь марон знал это наверняка.

– И Саган знает, где сокровище? – уточнил он у австрийца.

– Думаю, да.

Но Фрэнк ясно дал понять, что сокровища забрали. Быть может, этому Тому Сагану известно, где они находятся сейчас?

Бене решил, что придержит эту информацию, чтобы обсудить ее с Саганом.

– И раз уж мы заговорили про Сагана, – продолжал Саймон, – отыщи его фотографию в Интернете, а потом найди его самого. Он прилетит самолетом «Бритиш эруэйз» из Лондона, который приземлится в аэропорту Кингстона сегодня в одиннадцать вечера. Возможно, у него с собой будет небольшой черный мешок. Его содержимое может оказаться важным.

– Почему ты обратился ко мне?

– Потому что ты хочешь со мной разобраться.

Тут австриец не ошибся. Великая Нэнни могла заключить с британцами только перемирие – и также Роу не нужен был мир с Захарией Саймоном.

– Сделай то, что я прошу, – продолжал Захария, – и у тебя появится шанс, ведь ты получишь то, что мне нужно.

Но Бене знал еще кое-что.

Томас Саган был врагом Саймона.

И это ему понравилось.

– И еще одно, – сказал австриец. – Подумай об этом, прежде чем начнешь действовать. У меня есть кусочек головоломки, которого нет у Сагана. Без него ты ничего не найдешь. Я должен быть там вместе с ним, и тогда мы все вместе найдем сокровища.

Роу рассмеялся.

– У тебя всегда имеется в рукаве козырь.

– Так устроен мир.

– Мой человек будет ждать тебя в аэропорту с машиной, – пообещал Бене. – А я займусь Томасом Саганом.

Глава 69

Том взял свой паспорт из рук женщины, сидевшей за стойкой. Когда он работал репортером, ему доводилось бывать на Карибских островах, но на Ямайке он не был ни разу. Его путешествие началось с часового перелета из Праги в Лондон, а потом ему пришлось лететь девять с половиной часов через Атлантику. Для его тела сейчас наступили четыре часа утра, а здесь было четверть двенадцатого вечера.

Во время трансатлантического перелета далеко не все места были заняты, поэтому журналист сумел удобно устроиться на трех сиденьях и поспать. Впервые за последние несколько дней Том почувствовал себя в безопасности на высоте в тридцать тысяч футов. Он даже поел. Не слишком много – ему никогда не нравилась еда, которую предлагали в самолетах, – но вполне достаточно, чтобы не чувствовать голода.

Тропический воздух оказался более густым и теплым, чем пражский, – и больше похожим на флоридский. Почти как дома. Странно, что у него возникла такая мысль. Саган уже давно перестал считать, что у него есть дом.

Он направился к стойкам с плакатами, предлагающими арендовать автомобиль. В аэропорту началась реконструкция, и повсюду велось строительство. Тому показалось, что само здание уже обновили. Основная часть киосков не работала, но самолеты продолжали садиться и взлетать.

Журналист совершенно не почувствовал разницы во времени. Впрочем, обычно он не слишком страдал от смены часовых поясов, а сейчас адреналин и вовсе заставил его забыть об этом. Заметив стойку «Хертца», за которой сидел клерк, Том направился к ней.

Неожиданно рядом с ним возникли двое мужчин.

– Вас подвезти? – спросил один из них, с надеждой глядя репортеру в лицо.

Тот покачал головой.

– Нет, благодарю.

– Давайте, друг мой, – сказал второй. – Мы сможем доставить вас в любое место. Очень быстро. Мало денег. Никаких проблем.

Саган продолжал идти дальше.

Они не отставали.

– У нас хорошая машина, – сказал первый незнакомец. – Быстрая. Вам понравится.

– Я сказал нет, спасибо, – чуть повысил голос журналист.

Тот мужчина, что находился слева, встал на пути у Тома. Другой тут же оказался сзади. Первый вытащил из-под рубашки пистолет и приставил его к животу Сагана.

– А я думаю, ты поедешь с нами, – сказал он шепотом.

Теперь Том понял всю серьезность своего положения. Черный кожаный мешочек он засунул в задний карман, а пистолет ему пришлось оставить в Чешской Республике. Он почувствовал, как мешочек вытащили из его кармана.

Тогда репортер повернулся. У второго мужчины тоже был пистолет.

– Ну, ну, не нужно так волноваться, – заметил тот. – Ты на Ямайке.

Они повели Сагана в сторону от стойки «Хертца» к входным дверям. Снаружи Том быстро огляделся, рассчитывая увидеть службу безопасности аэропорта или полицейских.

Никого.

Пассажиры входили и выходили из здания, мимо проезжали машины. Двое мужчин держались очень близко к журналисту. Первый убрал оружие и пошел вперед, а второй прижимал пистолет к животу Тома, закрывая его своим телом от взглядов проходивших мимо людей.

У тротуара стоял пикап.

Водитель распахнул дверь, и из машины вышел человек – невысокий, чернокожий, с гладковыбритым лицом и короткой стрижкой. Он был в светлой рубашке, из-под которой выглядывала цветная футболка, и в брюках из хлопка. Саган не заметил никаких украшений на его шее или руках, однако по тому, как остальные реагировали на его появление, понял, что он здесь главный. Мужчина улыбнулся, показав жемчужно-белые зубы.

– Меня зовут Бене Роу, – сказал он и протянул репортеру руку.

Том не стал ее пожимать.

– Насколько я понимаю, у нас общий враг, – сказал Роу. – Захария Саймон.

Саган решил, что сейчас не время играть в игры.

– Это так, – согласился он.

– Тогда пожми мою руку и помоги разделаться с вонючим сукиным сыном, – велел ему Бене.

Бене Роу пожал руку Томаса Сагана и отметил тревогу в его глазах. Хорошо. Ему следует быть осторожным.

Один из помощников протянул Бене небольшой черный кожаный мешок, о котором говорил Саймон. Внутри оказался набор странных вещей, в том числе и круглый медный предмет с надписями на испанском и иврите.

– Что это? – спросил Роу.

– Астролябия, – объяснил Том.

– Полагаю, ты знаешь, как ею пользуются.

Саган пожал плечами:

– На самом деле нет.

Бене указал на американца пальцем:

– Прикидываешься дураком?

– Беру пример с тебя.

Роу махнул рукой, отпуская своих людей. Он решил, что Том никуда не денется без своего черного мешка. А ему требовалось заручиться его доверием, и поэтому он вернул ему все вещи.

– Ты не пленник, – сказал марон. – Можешь уходить. Но если захочешь остаться, я тебе помогу. Саймон пытался меня убить. Так что за ним должок. Если помощь тебе причинит ему вред, я готов помогать.

– Как ты узнал, что я буду здесь? – спросил Том.

– Мне сказал Саймон. Он точно знал, когда ты сюда прилетишь.

Бене увидел тревогу на лице Сагана.

– Я с тобой честен, – продолжил он. – У меня нет причин лгать. Он сказал мне, что ты хочешь найти величайшее сокровище евреев, спрятанное на нашем острове. Я кое-что о нем знаю.

– И что же?

Том пытался принять решение. Подобные вещи случались с ним и прежде, когда внезапно появлялись нежданные помощники. В этих случаях ты должен правильно оценить слова, действия и сделать выбор. Иногда ты ошибаешься, о чем приходится пожалеть, иногда – нет.

Восемь лет назад в Израиле он ошибся.

И сейчас не имел права сделать неправильный выбор.

«Сосредоточься», – приказал себе журналист.

Он знал, что Фэлкон-Ридж расположен к северо-западу от Кингстона, в горах, ближе к центру острова, но понятия не имел, что станет делать, когда там окажется. А тот факт, что Саймону известно, где его искать, серьезно встревожил Сагана.

Как такое возможно?

Его родители и бывшая жена мертвы. Дочь ушла. Осталась лишь женщина из машины.

«Найдите сокровища, и тогда мы поговорим».

Однако репортер нуждался в помощи.

И хотя чернокожий мужчина, обладающий здесь немалой властью, сказал, что Том может уйти, на это едва ли стоило рассчитывать.

Нужно было рискнуть.

– Тебе известно место, которое называется Фэлкон-Ридж? – спросил Саган у своего нового знакомого.

Роу кивнул.

– Оно находится недалеко от моего поместья.

Поместье? Ну да, конечно. Как иначе?

– Нам нужно туда попасть, – заявил Том.

Глава 70

Захария пристегнул ремень, Элли и Роча последовали его примеру. Долгий перелет через Атлантику подходил к концу. Им пришлось сделать посадку в Лиссабоне для дозаправки, а оттуда самолет напрямую направился в Кингстон. Его часы показывали 12.35 дня по местному времени. Было 8 марта, пятница.

Прошел еще один день.

Дочь Сагана и Роча спали во время полета. Саймон несколько раз засыпал и просыпался, но его разум не мог расслабиться. Мысль о том, что стоящие у власти израильтяне ждут, когда он начнет действовать, возбуждала его. Наконец после десятилетий уступок и благодушия удастся что-то сделать! Его отец и дед им бы гордились. Возможно, он добьется успеха там, где они оба потерпели поражение. Теперь все зависело от сотрудничества с Бене Роу.

Саган уже прилетел на остров, а значит, Роу сейчас с ним и пытается узнать как можно больше. Захария надеялся, что его уловка с недостающей деталью головоломки заставит марона притормозить. Он не сомневался, что Бене максимально ограничит участие в поисках других людей. Конечно, Роу обещал, что их будут встречать в аэропорту, но не сказал, куда их повезут.

Австриец просчитывал разные варианты.

Сможет ли он уравнять шансы?

Элли поднялась с сиденья и направилась в туалет. Пилот предупредил, что скоро будет посадка. Захария подождал, когда дверь за девушкой закроется, и жестом попросил Рочу встать и подойти поближе. Затем он тихо объяснил ему, что необходимо сделать.

Ответ был очевидным.

«Да, конечно».

Том сел на пассажирское сиденье пикапа и спросил:

– Откуда ты знаешь Саймона?

– Я читал о тебе в интернете. Ты известный репортер, у которого случились большие неприятности, – сказал Роу.

Однако на вопрос он не ответил.

– Не стоит верить всему, что там написано, – посоветовал ему Саган. – Это большая ошибка.

Бене рассмеялся.

– Тебе бы следовало почитать, что там пишут обо мне. Шокирующие и постыдные вещи.

«Однако так ли они далеки от истины?» – подумал Том.

Он уже начал сомневаться в разумности принятого решения.

Они выехали из аэропорта по черной гладкой автостраде, на которой практически не было машин. В полуночном небе сияла полная луна.

– Откуда ты знаешь Саймона? – снова спросил журналист.

– Мы встретились год назад. Ему требовалась помощь в поисках затерянного рудника, и я согласился, – рассказал Роу.

– А Брайана Джеймисона? Его ты тоже знаешь?

– Ты встречал Брайана?

– Он был американским агентом, работавшим на Управление юстиции. Моей дочери сказали, что он твой человек.

– Чистой воды вранье.

– Он мертв.

– Мне рассказали.

– Я бы предположил, что Джеймисон надавил на тебя. Судя по твоему окружению, я бы сказал, что ты выше местной юридической системы. Чего хотел Джеймисон? Саймона?

– Естественно. Он заставил меня ему помогать, и я делал то, что он хотел.

– Это ты организовал его убийство в Вене?

Бене покачал головой:

– Его прикончил Саймон.

– Вероятно, Джеймисон не объяснил тебе, почему американцы заинтересовались Саймоном?

– Он был не слишком разговорчивым. Ему больше нравилось отдавать приказы.

– Как тебе?

Роу рассмеялся.

– Ты и правда был хорошим репортером.

– И остался.

Эти слова Том произнес совершенно искренне.

– Саймон сказал, что обладает информацией, которой ты не владеешь. Вот почему я должен тебя задержать до тех пор, пока он не доберется сюда, – объяснил ему Бене.

– Но ты ему не поверил?

– Саймон не из тех, кто говорит правду.

– Он ничего не знает.

– Значит, я правильно поступил, когда поставил на тебя, – кивнул Роу.

Сам Том не был уверен, что сделал правильный выбор.

– Как далеко до Фэлкон-Ридж? – сменил он тему.

– По прямой около тридцати миль. Но, к сожалению, дороги здесь никогда не бывают прямыми. Я бы сказал, что мы будем там через два часа. Что нам следует искать?

– Пещеру.

– На Ямайке тысячи пещер.

– А в Фэлкон-Ридж есть пещера?

Роу потянулся к телефону.

– Сейчас выясним.

Саган смотрел, как он набирает номер и ждет, когда на другой стороне возьмут трубку. Потом Бене принялся задавать вопросы какому-то человеку по имени Трей.

Наконец он закончил разговор.

– Разговаривать и вести машину опасно, – заметил Том.

– Да, так мне говорили. Но многие вещи опасны. Например, садиться в машину к незнакомому человеку, – парировал его спутник.

– Пожалуй, об этом мне не стоит напоминать.

Роу усмехнулся.

– Ты мне нравишься. Толковый парень. Я слышал, что ты сделал с Саймоном во Флориде.

– С кем ты сейчас разговаривал? – спросил журналист.

– Со своим другом, который разбирается в пещерах. Он мне перезвонит и расскажет все, что известно о пещерах Фэлкон-Риджа.

– А почему тебя заинтересовали сокровища евреев?

– Интерес к ним возник у меня всего несколько часов назад. Ты понимаешь, что Саймон летит на Ямайку?

Том кивнул.

– Теперь я знаю. Вероятно, он захватил с собой мою дочь.

– Твою дочь? Она все еще с ним? – удивился Бене. – Могу спорить, что это любопытная история!

– Да, пожалуй. Как мы узнаем, что Саймон уже здесь?

– Никаких проблем у нас не возникнет. Мои люди его встречают.

Захария засунул паспорт в карман и вместе с Элли вышел на улицу. Ангар находился в стороне от главного терминала Кингстона – его использовали частные самолеты, и чартер Саймона стоял среди множества других. Роча вышел первым и исчез.

Австрийца окутало одеяло теплого влажного воздуха.

– И как мы будем здесь перемещаться? – спросила Беккет.

– Не думаю, что у нас возникнут проблемы, – пожал плечами ее спутник и указал на двух чернокожих мужчин, шагавших в их сторону. Оба походили на сторожевых псов, которые приготовились к драке.

Все они находились в этот момент на небольшой парковке, где стояло несколько автомобилей. Слабый желтый свет электрических ламп едва освещал темный асфальт. Легкий ветерок шелестел в листве пальм. Мужчины были одеты в джинсы и рубашки цвета хаки, промокшие от пота. Они остановились в нескольких метрах от Саймона и Элли.

– Мистер Роу просил вас встретить, – сказал один из них, и на его лице появилась улыбка.

– Как мило с его стороны, – откликнулся Захария, и они с девушкой последовали за мужчинами к светлому седану.

– Вы не собираетесь устраивать неприятности? – спросил еще один из незнакомцев.

– С чего бы это? – пожал плечами австриец.

Элли выглядела встревоженной, но постаралась прогнать страх, тряхнув головой.

Из-за деревьев метнулась тень.

Раздался щелчок, и стоявший слева от Саймона мужчина упал лицом вниз на асфальт. Второй засунул руку в карман, пытаясь достать оружие, но тень прыгнула вперед.

– А теперь, сэр, – сказал Захария, – держите руки так, чтобы я их видел.

Роча приставил пистолет к голове мужчины.

– У тебя есть телефон? – спросил Саймон у пленника.

– Конечно, приятель, – буркнул тот.

– Тебе известно, как связаться с Бене?

Мужчина кивнул.

– Он хотел, чтобы ты позвонил, как только мы сядем в машину?

Еще один кивок.

– И тогда он тебе скажет, куда нас отвезти?

Третий кивок.

– Достань телефон – очень медленно – и позвони, – велел австриец. – Скажи, что мы у тебя. И говори по-английски. Никакого диалекта. Я хочу понимать все, что скажешь ты и что он тебе ответит. Если возникнут проблемы, ты мертвец.

Он увидел, что мужчина колеблется, но Роча ткнул дулом ему в висок, и тогда тот вытащил телефон и набрал номер.

Захария подошел к нему вплотную, чтобы все слышать. Мужчина был худым, с безволосыми руками, и от него несло потом.

После трех гудков раздался голос Бене Роу.

– Мы их взяли, – последовал доклад.

– Все в порядке?

– Никаких проблем.

– Вези их в Фэлкон-Ридж. Он есть на карте, округ Святой Анны. Поезжайте по А-три, а потом на запад от Махоу-Хилл. И поспешите.

– Мы уже в пути, – заверил мужчина Роу.

Разговор закончился.

– Ты хорошо справился, – сказал Саймон и жестом предложил Элли сесть в машину.

Сам он направился с другой стороны к пассажирскому сиденью.

Роча воспользовался моментом, чтобы схватить мужчину сзади. Соединив руки в замок, он коротким резким движением свернул ему шею.

Захария сел в машину, а его помощник оттащил тело за деревья.

– Что там происходит? – спросила Элли.

Роча вернулся за другим телом.

– Мы только что помешали мистеру Роу причинить нам вред, – ответил Захария девушке.

– Вы их убили? – спросила она.

– Вовсе нет. Они без сознания, – заверил ее австриец. – Теперь у нас будет время, чтобы уехать. Но не забывай, Элли, это гангстеры. Они бы не стали с нами церемониться.

Роча вернулся с ключами от машины, двумя пистолетами и двумя сотовыми телефонами, которые он протянул своему шефу.

– Теперь посмотрим, не оставила ли нас удача, – сказал тот.

Его подручный сел за руль, а Беккет устроилась на заднем сиденье.

Теперь ее вопросы не имели для Саймона значения.

Если все пойдет по плану, к рассвету она умрет.

Бене отключил сотовый телефон и повернулся к Томасу Сагану.

– Саймон здесь. Мои люди его взяли.

– И ты сказал им, чтобы они привезли его в Фэлкон-Ридж?

– Мне так нужно. Я собираюсь с ним разобраться. У тебя свои приоритеты, у меня – свои.

– А если Саймон опережает тебя на шаг?

Роу рассмеялся.

– Такое случается постоянно, но я очень хорошо умею догонять. Не нужно беспокоиться. Мы опережаем Саймона на целый час. У нас будет достаточно времени, чтобы осмотреться.

Его телефон зазвонил снова.

Это был Халлибертон.

Он сообщил, что в Фэлкон-Ридж есть пещера, и довольно большая: она называется Дарби-Хоул, и геологическое общество внесло ее в список самых опасных. За последние пятьдесят лет там погибли три человека, и веб-сайт общества не советовал входить туда.

– Это все, что нам нужно знать, – сказал Роу профессору.

– Ты туда пойдешь, Бене? – насторожился тот.

– Тебе не нужно меня сопровождать. Хорошо?

Марон надеялся, что его друг все поймет.

– Ты знаешь, что делаешь? – уточнил на всякий случай Трей.

– Не слишком хорошо, но это не важно.

С этими словами Бене отключил телефон.

– В чем здесь твой интерес? – спросил его Саган.

– Я целый день задаю себе тот же вопрос. Но сейчас это уже только гордость. А для тебя?

Репортер пожал плечами.

– Похоже, теперь это моя работа.

– Ты собирался покончить с собой во Флориде. Что заставило тебя изменить решение? – поинтересовался Бене и заметил, что Саган удивился его осведомленности. – У меня имелся шпион в окружении Саймона, – пояснил он. – Он держал меня в курсе лучше, чем Джеймисон. Саймон нуждается в тебе. Он приехал за тобой. Твоя дочь тебе солгала. Да, друг, я все знаю. Ну, до определенного предела. Ты здесь. И это уже больше, чем работа. Много больше. Теперь это личное.

– Твой отец еще жив? – спросил вдруг журналист.

Странный вопрос.

– Он давно умер, – ответил Роу.

– Как и мой для меня. А потом он умер по-настоящему. Я его разочаровал.

Теперь Бене начинал понимать своего спутника.

– Но не в этот раз? – догадался он.

– Что-то вроде того.

– Мне кое-что известно об истории еврейских сокровищ, которые были здесь спрятаны. Может быть, ты знаешь не все.

И Бене рассказал Сагану о пещере, могиле Колумба и четырех предметах, которые там находились, а потом исчезли.

– Речь идет о другой пещере, – сказал Том. – Она расположена примерно в миле от Фэлкон-Ридж. Там есть река?

Роу кивнул.

– Да, она течет от одной пещеры до другой.

– Тогда это нужное место. Мой дед перевез четыре предмета из той пещеры, где ты побывал, в Фэлкон-Ридж.

– Значит, они все еще там?

– Скоро увидим.

– Откуда тебе знать, что я не убью тебя и не оставлю все себе?

– А я и не знаю. Но я буду с тобой честен, мистер Роу: мне наплевать. Как ты только что сам сказал, несколько дней назад я собирался покончить с собой.

Этот человек нравился марону все больше и больше.

– Зови меня Бене, – предложил он. – Меня никто не называет мистер. И не беспокойся, Томас…

– Я Том. Лишь немногие называют меня Томасом.

– Тогда не беспокойся, Том, со мной ты в хороших руках.

Глава 71

Элли сидела на заднем сиденье и пыталась понять, что происходит. В Праге она чувствовала себя в безопасности с Захарией, но здесь все было иначе. Роча по-прежнему вызывал у нее страх: его извинения ничего не меняли, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы вытерпеть совместный перелет через Атлантику.

Теперь девушка неотрывно думала о сокровищах Храма.

Ее семья много лет хранила их тайну. Следы уходили в далекое прошлое, до времен самого Христофора Колумба. Теперь они здесь, на Ямайке, где в течение ста лет правила семья Колумба. Инквизиция не имела доступа на остров, и здесь, в Новом Свете, был настоящий рай для евреев. Неужели Менора, Стол хлебов предложения и Серебряные трубы существуют?

Захария был в этом уверен.

Беккет слышала, что сказал Бене Роу по телефону.

Фэлкон-Ридж.

Так называлось место, куда они ехали.

Именно туда направляется ее отец.

И все же девушку мучили сомнения, а тело ее покрывал холодный пот. Снаружи было темно, но полная луна проливала на землю свой призрачный свет. Они остановились возле магазина, купили карту дорог Ямайки и выяснили, что им осталось ехать не больше часа – и в основном по хорошим дорогам. К карте Саймон добавил три фонарика, отдал один Элли и заверил ее, что все под контролем.

Но она не слишком ему поверила.

Брайан Джеймисон говорил, что работает на Бене Роу, но Захария сказал, что он был американским агентом. Где же правда? В самом начале Саймон предупреждал Элли, что у них есть враги и что они попытаются их остановить. Такова природа сокровищ, которые они ищут. Именно по этой причине сокровища прячут в течение двух тысяч лет.

Неужели сегодня их наконец найдут?

Просто потрясающе!

Подумав об этом, Элли даже слегка приободрилась.

Том отошел от пикапа. Тропическая ночь была ясной и светлой. Они оставили машину на гребне холма, где старая дорога спускалась в заросшую лесом долину. В нескольких милях к северу потоки серебряного лунного света мерцали на поверхности моря.

– Фэлкон-Ридж, – сказал Бене Роу. – Хорошо, что я ко всему подготовился.

Он вытащил из кузова пикапа два фонарика и отдал один Сагану, который сразу включил его. Теперь стало видно, что в кузове пикапа полно инструментов.

– Я захватил их на всякий случай, – сказал Роу. – Неподалеку находится кофейная плантация, которая принадлежит мне.

– А чем еще ты занимаешься? – поинтересовался журналист.

– Если ты думаешь, что я преступник, то ошибаешься. Но на меня работают люди, которые способны причинить много вреда. К счастью для тебя, здесь никого из них здесь нет. Так что все произойдет между мной, тобой и Саймоном.

– А с чего ты взял, что он будет играть по твоим правилам?

– А он и не будет. Однако мы его опережаем, так что не будем упускать свое преимущество.

Бене открыл металлический контейнер, достал подплечную кобуру с пистолетом и быстро надел ее.

Вид оружия несколько встревожил Тома, но не удивил.

– Для Саймона, – сказал его новый знакомый.

Роу повел Сагана по тропинке между деревьями. Трей рассказал ему, где расположена пещера Дарби-Хоул. Недалеко. Нужно спуститься по крутому склону холма туда, где приток реки Флинт несет свои воды в море.

Бене уже слышал рев воды.

Его глаза приспособились к темноте, а уши – к шепоту окружающих джунглей.

Но неожиданно его охватила тревога.

Он почувствовал, что они не одни, остановился и жестом показал Сагану, чтобы тот замер.

Над их головами пролетело несколько летучих мышей. Стрекотали насекомые. Пистолет ждал своего часа у его груди. Бене правой рукой погладил его рукоять, радуясь тому, что у него есть оружие. Тем не менее его не отпускало ощущение, что здесь есть кто-то еще.

Все земли вокруг, на много километров, принадлежали маронам: двести лет назад они получили их от британцев по условиям договора. Здесь все еще рос лес и практически не жили люди, а территорию контролировал местный совет маронов.

Роу махнул рукой, и они с Томом начали спускаться вниз, скользя по влажной земле. Бене включил фонарик и попытался отыскать водопад. Река шириной около десяти метров с очень быстрым течением находилась прямо под ними.

Они подошли к заросшему лесом берегу.

Марон направил луч вниз и увидел, что прозрачная сине-зеленая вода не достигает и метра в глубину. Типично для рек Ямайки.

Саган включил свой фонарик и провел им вправо и влево.

– Там, – сказал он шепотом.

Бене посмотрел в указанном направлении и увидел, что река делает поворот. На излучине вздымалась скала с расселиной – очевидно, там и находился вход в пещеру.

– Должно быть, там, – согласился Роу. – Мы можем пройти туда по берегу.

Долгий низкий вой нарушил тишину и не смолкал почти минуту, меняя высоту.

Бене знал этот звук.

Абенг, сделанный из коровьего рога. Если в него дуть, поочередно закрывая пальцами отверстия, можно извлекать самые разные ноты. Ребенком Роу научился играть на этом инструменте, а в семнадцатом и восемнадцатом веках мароны использовали такие рога для связи. Тренированное ухо могло различать ноты, и таким образом сообщения передавались на значительные расстояния. В этом было одно из преимуществ, которое мароны имели перед врагом. Британцы находили эти скорбные звуки ужасающими – ведь обычно они означали для них гибель. Но какой смысл они имели сегодня ночью? Бене никогда не слышал, чтобы кто-то дул в рог – только на праздниках.

– Что это? – спросил Саган.

Вой стих.

И тут же зазвучал снова.

Только гораздо дальше.

Тревога Роу превратилась в страх.

Сюда пришли мароны.

Том следовал за Бене параллельно реке. Им мешали плотные заросли, и быстро идти не удавалось. Наконец они оказались возле того места, где находился вход в пещеру, и их фонарики высветили черный провал в скале. И тут Бене заметил нечто странное.

Дамба.

Она была построена из кусков скалы, которые связывал между собой цемент. Дамба поднималась на два фута над водой и не давала ей попасть в пещеру.

– Нам придется перейти реку вброд, чтобы войти в пещеру, – сказал марон, вынимая пистолет из кобуры и ступив в быстрый поток, который доходил ему до пояса.

Саган последовал за ним.

Холодная вода заставила репортера вздрогнуть, но почти сразу ему стало приятно – ведь все его тело было покрыто потом. Речное дно было гладким, и его ботинки на резиновой подошве скользили на камнях. Дважды он едва не потерял равновесие. Том понимал, что, если он упадет, течение утащит его за собой за несколько секунд. К счастью, река была не глубокой.

Роу добрался до дамбы, вышел из воды и убрал пистолет в кобуру.

Журналист последовал за ним.

Оба направили лучи фонариков в пещеру и обнаружили, что часть воды все-таки проникала внутрь и текла по плоскому гладкому желобу шириной примерно в десять футов.

– Когда-то здесь была река, – заметил Том.

– Но кто-то построил дамбу.

У входа висел плакат с надписью, сообщавшей, что пещера называется Дарби-Хоул. Кроме того, там было предупреждение: «ВХОД ЗАПРЕЩЕН». А в качестве объяснения внизу была приписана еще одна фраза: «Неизвестные водные потоки, неисследованные туннели, опасные ямы, непредсказуемые выбросы воды».

– Это успокаивает, – заметил Саган.

Но Роу отвернулся от плаката и принялся разглядывать деревья на противоположном берегу.

Вой рогов смолк.

– О чем ты мне не рассказал? – спросил журналист.

– Давай войдем внутрь, – предложил его спутник.

Глава 72

Захария проверил карту. Они нашли шоссе А3 в соответствии с инструкциями Роу и помчались на север, миновав несколько спящих городков. Как только они проехали Ноланд, дорога стала подниматься в Голубые горы. Яркая луна заливала все вокруг дивным божественным светом. «Возможно, – подумал Саймон, – это знак».

– До Махоу-Хилл осталось несколько километров, – сказал он Роче. – Там мы свернем на запад.

Фэлкон-Ридж был обозначен на карте, и там же стояла отметка, что его высота составляет 130 метров.

– Ты как? – спросил австриец, повернувшись к Элли.

– Все хорошо.

Захария не любил ездить по горным дорогам, и голова у него слегка кружилась от бесконечных поворотов.

– Думаю, мы всего в несколько часах от цели наших поисков, – сказал он девушке.

Ему хотелось успокоить Элли и избавить ее от страхов. Насилие в аэропорту было необходимо, но Захария сказал своему подручному, чтобы тот себя сдерживал и действовал скрытно.

Роча выполнил все указания.

«Интересно, тело Берлингера уже нашли?» – подумал Саймон. Его ничто не связывало с домом рабби – он не случайно не стал там садиться и ничего не трогал, а дверь открыл через ткань пиджака и после тщательно протер ручку. По дороге в этот дом и обратно он никого не встретил, никто не обратил на его визит внимания.

Пришла пора завершающей стадии.

Они направлялись в изолированное место.

Именно то, что ему требовалось.

Том спрыгнул с дамбы на скользкую скалу, направив луч фонарика вниз и отслеживая каждый шаг в потоке воды глубиной около дюйма, попадавшей через дамбу в пещеру. Предупредительная надпись на плакате и уклончивость Роу нервировали репортера. Ему еще ни разу не доводилось бывать в пещере, в особенности такой опасной, да еще и со спутником, который явно что-то скрывал. Однако он непостижимым образом оказался на острове Ямайка и продолжал идти дальше.

Бене вошел в пещеру первым, и теперь галогенный луч его фонаря высвечивал конус пространства впереди. Они стояли на карнизе шириной в двадцать футов, а потолок находился на высоте футов в тридцать или даже больше. Скала под ними тянулась вперед еще футов на двадцать и обрывалась, вода с шумом падала вниз, разбиваясь о камень где-то в темноте. Роу осторожно подобрался к краю, но мысль о том, что может находиться дальше, вызвала у Тома тревогу. Он не любил высоту, а быстро текущая вода и гладкий, скользкий пол делали передвижение вдвойне опасным. Стоит один раз потерять равновесие – и один только Бог знает, что ждет его внизу.

Бене остановился у края и направил луч фонаря в пропасть.

Саган увидел впереди пещеру, дальняя стена которой находилась футах в пятидесяти от них. Ее потолок имел форму неровного купола, образованного вертикальными слоями известняка. Пещера напоминала желоб: вода сбегала по ней вперед и вниз, а рев водопада где-то впереди был громким, но не оглушительным.

– Вода падает где-то достаточно далеко, – заметил Роу. – Здесь ступеньки. Первая тремя метрами ниже.

Том осторожно подошел к краю и посмотрел вниз. В свете фонарика он разглядел следующий уровень, примерно десятью футами ниже. Дальше шел еще один черный карниз, и вода исчезала за его краем.

– У тебя есть хоть какое-то представление о том, что мы должны здесь делать? – спросил Бене.

Журналист покачал головой:

– Понятия не имею.

В этот момент послышался грохот, перекрывший шум падающей воды.

Потом снова.

Они переглянулись.

Звуки ударов доносились снаружи.

Том и Бене потушили фонари и осторожно вернулись к входу. Наверху, на дамбе, стоял высокий худой человек. Он держал в руках нечто напоминающее кузнечный молот, которым изо всех сил колотил по скале.

– Прекрати! – закричал Роу.

Мужчина приподнял голову и нанес еще один удар.

Бене расстегнул кобуру, вытащил пистолет и навел оружие на темную фигуру.

– Я сказал, прекрати!

Вместо ответа последовал новый удар.

Роу выстрелил.

Но за мгновение до этого мужчина успел исчезнуть.

Дамба рухнула, и к Бене с Томом устремились вода и камни. От гибели их отделяло двадцать футов и примерно три секунды. Саган бросился влево, подальше от входа, надеясь, что сможет избежать потока, сметающего все на своем пути.

Его спутник оказался не таким быстрым.

Вода, еще недавно доходившая до щиколоток, с ревом неслась вперед и тащила за собой камни.

Том закричал, но было уже поздно.

Поток подхватил Роу и унес его в темноту.

Захария вышел из машины. Роча припарковался в нескольких метрах от пикапа, стоявшего на обочине грунтовой дороги. Они находись на вершине холма, склон которого зарос темным лесом. Несколькими километрами севернее начиналось Карибское море.

Фэлкон-Ридж.

Саймон заглянул в кузов пикапа и увидел там множество инструментов. Роу хорошо подготовился. Но для чего? Оба его спутника тоже вышли из машины, и Роча принялся изучать склон холма. Снизу доносился шум бегущей воды.

Захария услышал крик.

Затем еще один.

Потом раздался выстрел.

– Внизу что-то происходит, – сказал Роча.

Бене понял, что попал в очень опасное положение. Мощный поток воды нес его к обрыву, но он ничего не мог изменить. Марон знал, что ему предстоит падение с высоты в три метра, и мог только надеяться, что там окажется достаточно воды, чтобы смягчить удар. Иначе он себе все переломает.

Его сбросило с карниза.

Он попытался развернуться и приземлиться на ноги, но вода и гравитация мешали. Роу ударился о следующий карниз ботинками, и его отбросило в сторону, на скалу. Вода безжалостно наносила удары, и когда Бене сделал очередной вдох, он прикусил язык и ощутил вкус крови во рту. Здесь вода оказалась глубже, около полуметра, и он уже мог бороться с быстрым течением. Он уперся ногами в дно и остановился. А в следующее мгновение услышал плеск – в воду продолжали падать камни от разрушенной дамбы.

Роу с удивлением обнаружил, что все еще держит в правой руке фонарик.

Послышался новый всплеск.

Бене понимал, что останавливаться нельзя.

Он повернулся и увидел карниз, отходящий от вертикальной стены в том месте, где вода образовывала водопад внутри водопада.

Укрытие.

Не слишком надежное, но его может хватить.

Марон прыгнул вперед и прижался к скале. Теперь вода текла в нескольких сантиметрах от его тела.

Булыжники от дамбы продолжали с громким плеском падать в воду.

Том не мог отправиться вслед за Роу – со стороны дамбы с огромной скоростью падало слишком много камней. Самые крупные обломки застревали возле входа в пещеру, остальные продолжали проноситься мимо.

Зачем кто-то разрушил дамбу?

Поток воды не ослабевал, и теперь она доходила журналисту до колен, но количество обломков заметно уменьшилось. Он рискнул и сделал несколько шагов вперед, на новые крупные камни, которые могли служить опорой. Так, осторожно, он добрался до начала пещеры, стараясь прижиматься к стене и направлять луч фонарика под ноги, контролируя каждый свой шаг.

Наконец Сагану удалось дойти до карниза.

Он направил луч фонарика в темноту.

– Бене! – позвал мужчина. – Ты здесь?

Захария услышал имя Бене Роу, которое эхом разнеслось над водой, и заметил отблеск фонариков внутри пещеры.

– Они там, – сказал он негромко.

В лунном свете австриец заметил остатки дамбы, которая прежде закрывала воде вход в пещеру, но больше не могла остановить поток.

– Мы можем туда пройти, – заметил Роча.

Саймон видел, что его сообщник прав. Свет фонариков показывал, что вода будет им по пояс.

– Твой отец здесь, – сказал он Элли.

– Должно быть, дед написал, что ему нужно спуститься в пещеру, – предположила девушка.

Захария понимал, что она права.

Или надеялся, что все обстоит именно так.

Бене услышал свое имя.

– Я здесь! – крикнул он в ответ. – Камни перестали падать?

– Думаю, их больше не осталось! – ответил Том. – Как ты?

– Ничего не сломал.

Роу выбрался из своего укрытия и стал перемещаться вправо, к стене пещеры. Он решил, что, чем ближе окажется к ней, тем лучше. Потом он кое-что заметил – на стене остались выемки, которые через равные интервалы уходили вверх. Нечто вроде лестницы.

– Саган! – крикнул марон.

Он видел падающий сверху свет, но фигура Тома терялась в темноте. Однако затем над карнизом появилось лицо журналиста.

– Тут ступеньки. Посмотри сюда. – Он направил на стену луч фонаря. – Спускайся, пора идти дальше.

– Кто-то только что пытался нас убить!

– Я знаю. Но у них не вышло, так что давай пошли.

– А если они вернутся?

– На самом деле я очень на это надеюсь. Они сэкономят мне время – не придется их искать.

Глава 73

Захария взобрался на дамбу и принялся изучать дыру в ней. Роча последовал за ним. Саймон приказал выключить фонарики, как только они вошли в реку. Он не хотел сообщать Роу и Сагану, что они здесь.

Вода с ревом неслась в пещеру.

Роча шагнул в сторону, протянул руку, и лунный свет выхватил из темноты тяжелый инструмент.

Кузнечный молот.

Неужели кто-то сломал дамбу?

Роу? Саган? Кто-то еще?

Захария и его подручный были вооружены – они держали оружие над водой, когда переходили реку. Теперь пистолет Саймона лежал в его заднем кармане.

– Что это? – прошептала Элли.

– Я не знаю, – отозвался австриец. – Но скоро мы выясним.

Том воспользовался выемками в стене и спустился на следующий уровень. Некоторые импровизированные ступеньки имели естественное происхождение, другие кто-то вырубил в скале. Репортер нашел Бене, который стоял по бедра в воде.

Саган повел вокруг лучом фонарика.

– Ты потерял пистолет.

Подплечная кобура марона была пустой.

– Все нормально. Я редко им пользуюсь, – ответил он.

Бене приподнял мокрую штанину, и Том увидел нож, прикрепленный к его ноге.

– С ним у меня получается лучше, – усмехнулся марон.

Саган рискнул бросить взгляд вниз, рассчитывая увидеть там новые ступеньки, нащупал ногой опору и посветил фонариком. Так и есть, дальше шли выемки, и следующий уровень находился примерно восемью футами ниже.

– Полагаю, твой друг, знающий пещеры, не рассказал, что нас ждет внизу? – спросил Том у Бене.

– Нет. Но ты ведь не думал, что будет легко?

Захария увидел в темноте, под каменным карнизом, свет фонарика, однако слышал он только шум падающей воды. Внизу продолжали танцевать лучи света. Австриец присел на корточки, Элли и Роча последовали его примеру, и все трое начали двигаться к краю карниза, опираясь руками о крупные камни.

Внизу стояли два человека.

Бене Роу и Том Саган. Они находились на краю следующего карниза и занимались тем же, чем и Захария, – пытались понять, что их ждет внизу.

Саймон подал сигнал Роче, и в руках у его помощника тут же появился пистолет.

– Что вы делаете? – прошептала Элли.

Но Захария даже головы не повернул в ее сторону.

Роча подобрался к краю и устроился там поудобнее. Он знал, что у него будет только один шанс, и этот шанс следует использовать. Саймон с удовлетворением отметил, что подручный прекрасно все понимает.

Роча опустил оружие.

Ему нужно было попасть в цель с двадцати метров, но фонарики Сагана и Роу упрощали задачу.

Два раза спустить курок и…

– Нет! – закричала Элли. – Не надо!

И зажгла фонарик.

Том услышал крик, а в следующее мгновение у них над головами вспыхнул свет.

Он повернулся и увидел в луче фонарика человека, который целился в них из пистолета.

Роу тоже заметил его и отпрыгнул в сторону.

Раздался выстрел.

Элли направила луч фонарика на Рочу, рассчитывая его ослепить.

И ей это удалось.

Он никак не ожидал этого, и его рука дернулась вверх, пытаясь защитить глаза. Одновременно он нажал на курок.

– Что вы делаете?! – громко спросила Беккет.

Захария ударил ее по лицу тыльной стороной ладони, и она упала в воду. Однако девушка сумела перекатиться, восстановила равновесие и попыталась встать.

– Глупая девчонка! – прошипел австриец.

Неужели она правильно все услышала? Он никогда так с ней не разговаривал, не говоря уже о том, чтобы ударить! Элли все еще держала в руке фонарик, но Саймон вырвал его у нее.

– Я никогда не хотела, чтобы моего отца убили! – охнула девушка.

– Как ты думаешь, почему мы здесь? – огрызнулся австриец. – Твой отец и Бене Роу угрожают нашим планам. Миллионы евреев погибли за прошедшие годы! Ты имеешь представление о том, сколько людей отдали свои жизни, защищая Первый и Второй Храмы? Какое значение имеют еще две смерти? Никакого. Твой отец встал на нашем пути.

В отблеске света Беккет видела, что лицо Захарии перекосилось от ярости.

– Вы безумны, – сказала она.

Вместо ответа Саймон бросился на нее.

– Раз ты так хочешь защитить своего отца, отправляйся к нему!

Элли попыталась отскочить и выскользнуть из его рук, но он схватил девушку за волосы и рванул ее голову назад, одновременно сделав подсечку. Она упала в бегущую воду и собралась встать, но он ударил ее ногой, и быстрое течение подхватило Элли, которая находилась слишком близко к краю.

Она закричала.

И упала вниз.

Том сумел избежать смерти благодаря вспышке света, ослепившей стрелка, и пуля ударила в скалу. К тому моменту, когда стрелок пришел в себя, репортер успел выключить фонарик и прижаться спиной к стене пещеры. Он смотрел вверх, пытаясь рассмотреть того человека, кто стрелял, но тот исчез в темноте.

Луч фонарика ударил в потолок пещеры.

Саган услышал крики, но не сумел разобрать слов, которые заглушал рев бегущей воды.

Он скорее ощутил, чем увидел движение наверху.

Пронзительный вопль заставил его вздрогнуть.

Кричала женщина.

Неужели?

Кто-то сорвался с карниза и шлепнулся в воду, глубина которой здесь составляла около метра. Упавший сделал вдох и попытался встать.

– Папа!..

Этот голос едва не разорвал журналисту сердце.

Элли.

Том бросился к дочери и обнял ее, чтобы удержать рядом. Затем он увидел наверху двух человек, один из которых направил в их сторону луч фонарика.

– Все кончено, – сказал Саймон.

Второй мужчин поднял оружие.

Продолжая одной рукой крепко держать дочь, а другой – потушенный фонарик, Саган нырнул в воду, уходя из освещенного пространства.

Захария попытался найти их снова.

Однако течение подхватило отца и дочь и сбросило их вниз.

Пораженный Саймон смотрел на бегущий внизу поток.

– Они исчезли, – сказал Роча.

Однако Захарию одолевали сомнения. Что еще известно Тому Сагану? Он провел лучом фонарика по стене.

И увидел выемки. Ступеньки, ведущие вниз.

Роча тоже заметил их и подошел поближе.

– Ладно, скоро все выясним, – прошептал его шеф.

Глава 74

Бене и сам прыгнул вниз, понимая, что следующий уровень находится меньше чем в трех метрах от него. Вода здесь была не больше метра глубиной. Он услышал выстрел, который эхом прокатился по пещере, отражаясь от каменных стен. Захария Саймон? Или тот, кто разрушил дамбу?

Абенг, который Роу слышал сначала, был вопросом, на который затем последовал ответ. Но зачем маронам наблюдать за пещерой?

И зачем ее затапливать?

На этом уровне вода была глубже, и Бене получил ответ на свой вопрос, когда побрел вперед. Дальше он увидел огромную чашу, которая должна была заполниться водой, прежде чем поток двинется дальше.

Отлично! Чем глубже чаша, тем лучше.

Марон включил фонарик, который все еще сжимал в руке, и увидел, что карниз имеет примерно десять метров в ширину. Он заглянул через край и обнаружил, что следующий уровень еще ближе: до него было около двух метров, и он заметно сузился. Дальше вода быстро исчезала за его краем в темноте.

Неожиданно Бене услышал крик у себя за спиной.

Он повернулся и увидел лучи фонариков, которые метались по потолку. Всплеск – и кто-то рухнул в воду в двух метрах от него.

Он навел на это место фонарик и увидел Сагана, прижимавшего к себе какую-то женщину.

– Вы можете встать! – крикнул Бене.

Журналист отпустил незнакомку и встал. Эта женщина – молодая, невысокая и хрупкая, с длинными темными волосами – стряхнула воду с лица. Оба тяжело дышали.

Бене отвел луч фонарика в сторону, чтобы не ослепить их.

– Ты как? – спросил он Сагана.

Тот кивнул, втягивая в себя влажный воздух.

– Саймон здесь.

Роу уловил отблеск фонарика и сообразил, что происходит.

Захария Саймон спускался вниз.

Репортер выпрямился.

– Он не один, – предупредил он марона.

– С ним еще парень, его зовут Роча, – добавила женщина.

– Бене, это моя дочь, Элли, – представил ее журналист.

– Сукин сын сбросил меня вниз, – сказала она. – Он пытался меня убить.

Бене уловил в ее голосе потрясение.

– Но ты спас мне жизнь, – повернулась она к Сагану. – Почему ты так поступил? Ты схватил меня и первым прыгнул вниз. Ты мог погибнуть.

– К счастью, здесь оказалась вода, – сказал Том, не отвечая на ее вопрос.

– Нам нужно идти дальше, – вмешался марон. – Я знаю Рочу. От него следует ждать неприятностей. И они оба спускаются сюда. – Он направил фонарик вниз, в сторону края карниза. – Тут невысоко, но медлить нельзя.

Все трое спрыгнули вниз и обнаружили, что стремительно бегущая вода доходит им лишь до лодыжек.

Бене сделал несколько шагов вперед, направил луч фонарика вниз и увидел несколько крутых ступеней.

И тут он заметил свет, который шел снизу.

– Что это? – прошептал Саган.

– Я не знаю, но другого пути у нас нет, – отозвался Роу.

Люди у них за спиной были вооружены, а сами они – нет. Так что оставалось лишь использовать темноту, которая становилась их союзником.

Том выключил фонарик.

– Вниз, – выдохнул Бене.

Захария увидел мерцающий свет. Кто-то двигался вниз, стараясь не выдавать свое местонахождение.

Роу? Саган?

Они с Рочей спустились по ступенькам с первого карниза, а дальше просто прыгали. Эта пещера была естественным руслом для подземных вод, и они перебирались с одного уровня на другой, как в огромном фонтане. До того как кто-то разрушил дамбу, сюда попадала только дождевая вода. Теперь же потоки с шумом неслись вниз – интересно, куда они их приведут?

Свет внизу перестал мерцать.

Есть ли у тех людей внизу оружие?

Саймон достаточно хорошо знал Роу, чтобы понимать, что тот вряд ли пришел сюда безоружным.

К сожалению, ему придется использовать ту же уловку – включать и выключать фонарик, чтобы видеть, куда они идут.

Неожиданно Захария снова увидел идущий снизу свет.

И он не мерцал и не ослабевал.

Что это значит?

Они с Рочей продолжали спускаться.

Том спрыгнул с последнего карниза, и его глазам предстало удивительное зрелище.

Они добрались до дна.

По его подсчетам, они находились на глубине более ста ярдов. Потоки воды с шумом устремлялись в затянутую туманом пропасть. Стены пещеры вздымались вверх на сотню футов и на такое же расстояние в ширину. С потолка свисали белые сталактиты. Десять факелов, торчащих из стен на высоте в тридцать футов, освещали пещеру, разгоняя темноту во все стороны. От них разлетались искры, и они были похожи на кометы. Над каждым факелом журналист заметил ниши, по которым к ним можно было спуститься – видимо, именно так их и зажигали.

Но кто это сделал?

И зачем?

В пещере было светло, как днем.

И негде было спрятаться.

– Что это? – спросила Элли.

Том заметил, что поток потерял свою силу, распределившись по множеству расселин, уровней и туннелей. Со дна поднималось несколько ступеней, образуя небольшие бассейны. Здесь остатки воды стекали с последнего карниза в прозрачное озеро футов в тридцать шириной и около восьми глубиной. Справа вода из озера переливалась через край скалы и низвергалась в реку, что делало уровень его поверхности постоянным. На противоположной стороне виднелась еще одна расселина, к которой вел узкий каменный карниз. Однако добраться до него, минуя озеро, не представлялось возможным. Саган и его спутники стояли на единственном сухом участке продолговатой пещеры, с покрытыми зеленым песчаным налетом стенами.

И тут на карнизе, прямо над ними, появился человек.

Он был немолодым, чернокожим и худым. С коротко подстриженными волосами.

Бене он показался знакомым.

Роу в упор смотрел на Фрэнка Кларка.

– У нас имеются свои глаза и уши, Бене. Как и у тебя, – сообщил ему тот. – Мы следим за теми, кто следит.

Очевидно, он говорил правду. Мароны всегда так поступали. В годы войны у них имелись шпионы на каждой плантации, в каждом городе – люди, которые сообщали им о планах британцев.

– Тогда ты должен знать, – сказал Роу, – что еще двое направляются в нашу сторону.

– Вы их взяли? – громко спросил Фрэнк.

Через мгновение Бене заметил на предпоследнем карнизе Саймона, Рочу и двух маронов, вооруженных мачете. Они спрыгнули вниз и передали полковнику два пистолета и фонарики.

– Я вижу, ты уцелела, – сказал Саймон дочери Сагана.

– Отправляйся в ад! – прошипела Элли.

На Захарию ее слова не произвели никакого впечатления. Он спокойно повернулся к Кларку и спросил:

– Ты кто такой?

– Мы хранители, – отозвался тот.

– И что это значит? – удивился Том.

– Шестьдесят лет назад наш друг попросил нас сохранить нечто, представляющее огромную ценность, – ответил Фрэнк. – Он был удивительным человеком, прекрасно понимавшим маронов. И еще он был евреем. Между маронами и евреями всегда существовала глубокая связь.

Янкипонг – наше высшее существо. Наш бог, – продолжал Кларк. – Он лично отобрал маронов, чтобы они служили каналом его божественной власти. Мы все считаем себя избранными.

– Как и израильтяне, – сказал Саймон. – Избранные Богом, выделенные для его священного расположения.

Фрэнк кивнул.

– Мы заметили это сходство очень давно. Мароны умели преодолевать то, что другие считали невозможным. Евреи поступали так же. Мы уже отыскали сокровища, за которыми пришел тот человек, но когда он рассказал, каким священным оно является для евреев, мы пожалели, что прикасались к нему. Это еще одно качество маронов. Мы уважаем чужие обычаи.

– Вы нашли сокровища Храма? – спросил Саймон.

Кларк кивнул:

– Очень давно. Их привезли сюда на хранение испанцы, точнее, сам Колумб.

– Ты сказал мне, что эти предметы исчезли, – вновь повернулся Бене к Кларку.

– Еще одна ложь. Я надеялся, что ты успокоишься, – признался полковник. – Думал, покушение на твою жизнь тебя остановит. Но ты здесь. Сам ты бы не сумел найти это место, значит, один из пришедших сюда людей – левит.

Это слово Бене знал.

– Я левит, – сказал Саймон.

– Лжец! – закричала Элли. – Ты никто!

Захария посмотрел на Кларка.

– Я пришел за сокровищем.

– Тогда ты знаешь, как его найти, – пожал тот плечами.

Роу слушал их молча. Что задумал полковник?

Фрэнк подошел к берегу. Вода была мелкой, не больше трети метра в глубину, а ее поверхность оставалась гладкой, как зеркало. Это было похоже на панорамный бассейн в поместье Бене. Озеро удлиненной формы было около тридцати метров в ширину и занимало почти всю пещеру.

– Уходите, – сказал Кларк.

Два марона с мечете поднялись по каменной лестнице и исчезли.

– Это частный вопрос, – добавил Фрэнк.

Однако Бене почувствовал беспокойство. Несмотря на то, что оба пистолета были у полковника, а фонарики лежали на полу пещеры, скидывать со счетов Рочу не следовало.

– Если вы полагаете, что нападение на меня что-то может решить, то это ошибка, – сказал Фрэнк. – Я вас предупредил. Дальше может пойти только левит. Я сам ничего не знаю. Но кое-что должен вам показать.

Внезапно он бросил один из пистолетов в озеро.

Оружие сразу опустилось на неглубокое дно.

Бене уже заметил камни, разбросанные под поверхностью, а теперь увидел, что между ними находится песок. Кларк поднял камень размером с дыню и швырнул его в озеро. Раздался плеск, а потом вода успокоилась, и камень погрузился на дно рядом с пистолетом. На поверхности появились пузыри.

– Во времена маронских войн, – продолжал Фрэнк, – британских солдат приводили сюда на допрос. Одного из них бросали в озеро, и остальные смотрели, как он погружается в песок. После этого они охотно отвечали на вопросы.

– Тот человек, который сюда приходил, – сказал Том. – Тот, кто рассказал вам о сокровище. Его звали Марк Эден Кросс?

Кларк кивнул.

– Мне говорили, что он был замечательным человеком. Полковники того времени относились к нему с огромным уважением. Он попросил нашей помощи в выполнении важнейшего долга, возложенного на его плечи. И мы ему помогли. Это место изменено… для него.

Глава 75

Элли промокла, обиделась и разозлилась. На Саймона. На себя. Она вела себя как идиотка, когда позволила Захарии использовать ее гнев, разочарование и фантазии.

– Кто вы? – выпалила она, обращаясь к немолодому мужчине, который выбросил в воду пистолет.

– Меня зовут Фрэнк Кларк, – повернулся он к ней. – Я полковник местных маронов. Эта земля принадлежит нам по договору. Из чего следует, что я здесь всем заправляю. А кто ты?

– Элли Беккет, – сказала девушка.

– Человека, – заговорил ее отец, – который приехал сюда шестьдесят лет назад, звали Марк Эден Кросс, и он был моим дедом. И ее прадедом. Он сказал вам правду. Он выполнял возложенную на него миссию исключительной важности.

– Мне известно, что он провел на Ямайке много времени и узнал маронов так, как редко удается постороннему человеку. Мы предложили ему пещеру в качестве тайника, и он согласился. – Кларк показал в сторону озера. – Оно много лет назад наполнилось песком, и на дне образовалась мягкая, но густая масса, как в болоте. Под водой вы видите множество разбросанных камней. На некоторых высечены числа. Это сделал сам Кросс. Вода и песок служили маронам столетия. А теперь они служат евреям. И следующий шаг должен сделать левит.

Элли не совсем поняла, что он имел в виду.

Очевидно, как и остальные.

– Вы видите, что пистолет лежит на дне, – продолжил объяснять полковник. – Песок будет выдерживать его вес до тех пор, пока его никто не трогает. Камни под поверхностью воды опираются на скалу и никогда не опустятся. Но те, на которых высечены цифры, плавают на жидком растворе песка. Есть только одна возможность перейти к карнизу – ступать на правильные камни.

– А что помешает нам переплыть на другой берег? – спросил Захария.

– Здесь слишком мелко – необходим плот, но его нет, – покачал головой Кларк. – Всякий, кто решит пересечь озеро, пользуясь другим способом, умрет. Такое обещание мы дали левиту. Никто не пытался это сделать уже очень много лет.

– Безумие какое-то, – заявила Беккет.

– Так хотел твой прадед, – возразил Фрэнк. – Он это придумал.

– Но откуда нам знать, что вы нас не обманываете? – спросила девушка.

Кларк пожал плечами:

– У вас есть мое слово. Однако он сказал нам, что наступит день, когда придет левит, и этот человек будет знать, как перейти на другую сторону.

– А что находится там? – спросил Роу.

Элли тоже очень хотелось услышать ответ на его вопрос.

– Там то, что ищет левит, – ответил полковник.

Беккет видела, о чем думает Саймон. В Праге она пересказала ему все, что запомнила из послания деда, и назвала пять чисел: 3, 74, 5, 86, 19.

И ее отец тоже знал эти числа.

– Мне известно, как туда пройти, – заявил Захария. – Я принимаю вызов.

Кларк отошел от берега озера и небрежно указал на поверхность воды вторым пистолетом.

– Твой успех покажет нам, что ты истинный левит.

Захария не сомневался, что он знает, что нужно делать.

Пять чисел, которые ему назвала Элли: 3, 74, 5, 86, 19.

В самолете, размышляя над этой последовательностью, он кое-что заметил. Первые три цифры вместе, 374 – это число лет, которые простоял Первый Храм до тех пор, пока его не уничтожили вавилоняне. Следующие три цифры, 586 – столько лет просуществовал Второй Храм до пришествия римлян.

И это не могло быть случайностью.

Очевидно, Кросс тщательно подбирал числа.

Но было еще одно последнее число. Девятнадцать?

Саймон не знал, что оно означает.

Но был уверен, что цифры помогут ему перейти озеро.

Иначе зачем они вообще нужны?

Кроме того, Кросс сделал кое-что еще.

– Вспомните послание Абирама Сагана, – сказал Захария. – «Сокровища охраняет только голем, в священном для евреев месте». Голем – это живое существо, созданное из сырой земли при помощи огня, воды и воздуха. Здесь все так и устроено. Это озеро – голем.

– А зачем вы затопили пещеру? – спросил Том у Кларка.

– Обычно здесь достаточно воды после дождей, но для решения задачи требуется больше. Как только я узнал, что Бене направляется сюда, то приказал открыть дамбу. Мы сами ее построили. Если сегодня вы потерпите поражение, мы ее восстановим и будем ждать настоящего левита.

– Но зачем? – спросил у полковника Роу. – Не слишком ли много трудов для чужаков?

– Я уже тебе говорил, Бене, ты нас не понимаешь. Мароны всегда были здесь чужаками, которых привозили на остров в цепях. Мы сбежали в горы, чтобы стать свободными. Евреи ничем от нас не отличаются – их никто и нигде не принимал. Многие из нас помнят, что они сделали для маронов между двумя войнами. Мне сказали, что таким образом мы благодарим их за помощь.

Захария слышал вполне достаточно. Он указал на Рочу.

– Ты пойдешь. А я буду давать указания.

В глазах его помощника вспыхнула тревога.

– Не беспокойся, – добавил Саймон. – Я знаю, что делаю.

– Тогда иди сам, – сказал ему Саган.

– И оставить тебя здесь? Ни за что.

Австриец надеялся, что после того, как Роча перейдет на другой берег озера, Фрэнку Кларку ничего не останется, как признать, что он левит, который имеет право получить то, что там находится. Может быть, Кларк сам разберется с Роу, Элли и Саганом.

Саймон посмотрел на своего подручного.

– С тобой все будет в порядке. Я знаю путь.

Роча кивнул и шагнул на каменный выступ. Свет факелов окрашивал воду в цвет крови. Полдюжины камней без номеров были разбросаны по дну, на расстоянии примерно метр друг от друга, уходя вперед метров на пять. Мужчина поставил ногу на первый из них – вода доходила ему до щиколотки. Он кивнул, показывая, что камень дает надежную опору, и пошел вперед, разбрызгивая воду и ступая по камням без номеров. Затем он остановился.

– Впереди пять камней, – сказал Роча. – На них числа девять, тридцать пять, семьдесят два, три и двадцать четыре.

Захария с трудом сдержал улыбку. Он был прав.

– Безопасный тот, на котором тройка, – сказал австриец.

Он внимательно смотрел, как Роча опробовал камень, убедился в его надежности и шагнул вперед.

Теперь Саймон уже не сомневался.

Дальше шла серия камней без номеров, а потом еще несколько с номерами. Захария назвал число 74 и снова оказался прав. Числа 5 и 86 позволили Роче еще больше приблизиться к противоположному берегу. До цели ему осталось преодолеть двадцать метров. Роча назвал следующие несколько чисел, и Захария сказал ему, что безопасным будет число 19.

И вновь оказался прав.

Если не считать того, что до берега осталось десять метров.

– Передо мной последний набор камней! – крикнул Роча. – На двадцати из них высечены числа. Остальные пусты, но я не могу до них добраться. Нужно еще одно число.

Последний набор?

Но в послании упоминалось только пять чисел.

– А иначе тебе не попасть на карниз? – спросил Саймон.

Роча покачал головой:

– Никаких шансов. Слишком далеко.

Захария посмотрел на Тома Сагана, который ответил ему холодным взглядом. Он молчал о том, что является левитом, когда Кларк рассказал свою историю, предоставив все возражения Элли. Сукин сын! Значит, он открыл дочери не все. И теперь молчал, чтобы убедиться в собственной правоте.

Роча не знал, что в конце его шефу придется гадать. Только Саган это понимал, но бывшему репортеру было наплевать, умрет помощник Саймона или нет. Скорее всего, он только обрадуется, если тот утонет.

– Назови числа, которые ты видишь! – крикнул Захария.

Роча назвал все двадцать.

– Тридцать четыре, – сказал австриец.

Его подручный не колебался. У него не было на то никаких оснований – до сих пор Захария всякий раз делал правильный выбор.

Он сделал шаг, оперся на камень с числом 34 правой ногой и перенес на него левую.

И начал погружаться в озеро.

Его мгновенно охватила паника, и он замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, а потом попытался перепрыгнуть на другой камень, но вода и песок уже не отпускали его.

Роча все больше погружался в воду.

Пока все еще только начали понимать, что происходит, Захария ударил Фрэнка Кларка локтем в живот.

Тот пошатнулся и едва не упал.

Роу бросился вперед.

Однако Саймон вырвал пистолет из рук Кларка и направил его на Бене.

– Отойди, Бене, – приказал он. – Или я тебя пристрелю.

Тот остановился.

Захария жестом велел Тому и Элли встать рядом с Роу, а потом приказал всем, в том числе и полковнику, отойти на несколько шагов. Он хотел, чтобы они оставались у него под прицелом.

– Мистер Саймон, помогите мне! – закричал Роча. – Пошлите сюда кого-нибудь из них, чтобы они меня вытащили.

Нет, Захария не мог рисковать. Только не сейчас. Он держал ситуацию под контролем и не собирался его упускать. Кроме того, у него появился более эффективный способ перебраться на ту сторону.

Роча быстро погружался, и теперь ничто не могло его спасти. Песок уже доходил ему до груди.

Кларк выпрямился.

– Мистер Саймон, помогите!!! – снова завопил помощник Захарии.

– И ты дашь ему умереть? – спросил Саган.

– Именно, – подтвердил австриец.

– Ты настоящий монстр, – заявила Элли.

– Воин, исполняющий важную миссию. Вам этого никогда не понять.

– Кто-нибудь, пожалуйста, помогите! – умолял Роча.

– Не шевелись! – крикнул в ответ Том.

Это было легче сказать, чем сделать.

Слишком поздно.

Роча исчез.

Рябь пробежала по зеркальной поверхности воды, и через мгновение уже ничто не указывало на то, что в пещере только что был еще один человек.

– Не вызывает сомнений, что ты не левит, – сказал Кларк.

Захария направил пистолет на Сагана:

– Ты знаешь шестое число.

Ответа не последовало.

– И ты мне никогда его не скажешь. Так что путь на тот берег проделает твоя дочь.

– Отправляйся в ад! – сказала Элли.

Австриец взвел курок, прицелился и выстрелил.

Глава 76

Том вздрогнул, когда раздался выстрел.

Но Саймон в последний момент опустил пистолет и выстрелил в камень у ног девушки. Пуля с визгом ушла вбок.

Охваченная ужасом Беккет отскочила в сторону.

– В следующий раз я не промахнусь, – предупредил Захария.

У Сагана не было оснований сомневаться в этом. Для Саймона уже ничто не имело значения. Только то, что находилось на другом берегу. И он сделает все, чтобы там оказаться.

– Иди, – приказал австриец Элли. – Входи в воду.

Она покачала головой.

– Я пойду, – сказал Том. – Это сделаю я. Ты прав, я знаю путь.

Захария усмехнулся.

– Именно по этой причине пойдет она, а не ты. Я не забыл, как мы встретились. Откуда мне знать, что ты не пойдешь туда и не закончишь начатое тобой в отцовском доме. Нет. Я хочу быть уверен, что ты меня не обманешь, и поэтому пойдет она.

– Это сделаю я…

– Пойдет она! – закричал Саймон. – Или я ее прикончу и отправлю на другой берег Бене!

Том посмотрел на дочь, понимая, что у него нет выбора.

– Иди, – сказал ей журналист.

В ее взгляде сквозило сомнение.

– Ты должна мне верить, – добавил Том.

Больше он не видел гнева и презрения в глазах дочери.

Только страх.

Сердце у Сагана сжалось от боли.

Он шагнул к девушке.

– Первый камень номер три, – сказал Том.

Она не пошевелилась.

– Мы можем это сделать. Вместе, – добавил репортер.

Элли призвала на помощь всю свою волю и кивнула, показывая, что понимает: спорить бесполезно. Том смотрел, как она входит в воду глубиной всего в фут и идет по камням без номеров. Наконец она подошла к первой группе камней с числами, и он с удовлетворением отметил, что она нашла номер 3.

И камень выдержал ее вес, как до этого выдержал Рочу.

Саймон отошел назад, держа на прицеле всю компанию. Журналист перехватил взгляд Роу и прочитал в его черных глазах послание: Захария не мог застрелить всех – и кто-нибудь из них сумеет до него добраться. Но Саган покачал головой и посмотрел на Бене – пока нет. Ни Роу, ни Кларк не знали, что дед оставил ему вполне определенные указания. Пришло время выяснить, правильно ли он их понял. Астролябия указала шестое число, которое позволило найти на карте пещеру, но из этого еще не следовало, что оно обеспечивает безопасный проход через озеро. Возможно, здесь была еще какая-то защита. Вроде паролей для разных ситуаций.

Но что-то подсказывало Тому, что он не ошибается.

Во всяком случае, он очень на это надеялся.

Ведь от его правильной догадки зависела жизнь дочери.

У Элли дрожали ноги.

Ей и прежде доводилось испытывать страх, но такого – никогда.

Отец назвал пять чисел, девушка дошла почти до самого конца, до того места, где погиб Роча, и теперь стояла на камне номер девятнадцать, где помощник Саймона ждал шестое число.

Она начала задыхаться.

Двадцать футов песка отделяло ее от спасительного каменного карниза. Беккет опустила глаза и насчитала девятнадцать камней с высеченными на них числами. Двадцатый, с номером 34, исчез вместе с Рочей.

Нет, его смерть не слишком опечалила Элли.

Теперь она боялась только за себя.

– Назови мне числа, которые ты видишь, – сказал ее отец.

Том выслушал набор чисел.

Когда его дочь начала называть их, он посмотрел на Роу и увидел, что тот его понял.

Будь наготове.

Скоро.

Бене не был уверен, знает ли Саган последнее число. Однако он убедил дочь пойти на тот берег. С другой стороны, что еще ему оставалось делать? Саймон был готов ее убить. Фрэнк Кларк молча стоял рядом с австрийцем, а тот наблюдал за ними и за девушкой на озере. Не вызывало сомнений, что если она перейдет на ту сторону, он их перестреляет, поскольку получит то, что ему требуется.

Так почему бы не начать действовать именно сейчас?

Казалось, Фрэнк прочитал его мысли.

– Еще нет, – прошептал полковник.

У Элли подгибались ноги, но она взяла себя в руки.

Знает ли ее отец последнее число? Вот к чему все пришло – она доверилась человеку, которого последние десять лет презирала. Но что она понимает в жизни? Как жестоко она ошиблась с Захарией Саймоном!

Стыд затуманивал ее мысли, но не помогал бороться с накатившим ужасом.

Девушка понимала: один неверный шаг – и она мертва.

Том посмотрел на Саймона.

– Хочу кое-что прояснить, – заявил он. – Ты не левит. Это я левит.

– Невозможно, – откликнулся Захария. – Ты даже не иудей. Ты сам это признал.

Репортер не обратил внимания на оскорбительные слова Саймона, сосредоточившись на числах, которые назвала Элли. Среди них не было камня с номером 56, но зато имелись 5 и 6.

И тогда он понял.

Это была последняя ловушка.

Саки разбил последнее число на две части.

Тогда это имело какой-то смысл, а Марк Эден Кросс, как ему не раз повторяли, ничего не делал просто так.

Том посмотрел на дочь.

– Пять и шесть. Оба камня. Полагаю, они помогут тебе перейти на ту сторону.

– Я их вижу, – сказала Элли. – Сначала пять, потом несколько камней без номеров. Шестой совсем рядом с карнизом.

– Это и есть правильный путь! – крикнул ей отец.

– А если ты ошибаешься? – спросила девушка.

– Я не ошибаюсь.

Ей понравилась уверенность, с которой Саган произнес последние слова, но кому они предназначались – ей или Саймону?

Беккет окаменела, пытаясь заставить себя поднять правую ногу из воды, но это было выше ее сил. Здесь она в безопасности. Зачем идти дальше?

Нужно вернуться.

Нет, нельзя.

Саймон ее застрелит, она не успеет преодолеть и половины пути.

Бене приготовился к атаке.

Конечно, Захария мог успеть выстрелить в него, но Роу все же собирался попытаться справиться с ним.

Фрэнк медленно покачал головой.

В глазах старого друга Бене прочитал причину, по которой ему следовало подождать.

Во всяком случае, еще немного.

Все должно решиться само собой.

Мы не можем вмешиваться.

Роу возмущало, что его не считают мароном, и он злился на полковников, которые видели в нем угрозу. Кларк сказал, что он не понимает обычаев маронов.

Пришло время показать, что Фрэнк ошибается.

И поэтому Бене ждал.

Захария понимал, что если Саган прав и Элли благополучно перейдет на ту сторону, ему нужно будет убить трех мужчин, а потом и девушку, и только после этого он сможет добраться до сокровища. Если те двое черных, что ушли раньше, все еще остаются наверху, он воспользуется темнотой и ускользнет от них, а завтра вернется сюда с собственными людьми.

Деньги помогут ему решить все проблемы.

Он может купить очень многое.

В том числе и нужный результат.

Элли взяла себя в руки.

Камень номер 5.

А потом номер 6.

Камень с написанной на нем цифрой 5 находился в трех футах от Беккет. Ей требовалось сделать довольно широкий шаг, но это было ей по силам. Она подняла правую ногу, повернулась и едва не потеряла равновесие, но тут же расставила в стороны руки и с трудом устояла на месте. Дыхание с шумом вырвалось из ее груди.

Правая нога девушки опустилась на камень рядом с левой.

Она немного отдышалась и успокоилась.

– Что случилось?! – крикнул ее отец.

– Мне очень страшно! И вода мешает! – отозвалась она.

– Не спеши, – посоветовал Том.

– Мы не можем ждать слишком долго, – вмешался Саймон.

– Да пошел ты! – крикнула Элли, не спуская глаз с камней под водой.

Она приподняла правую ногу, сделала быстрый шаг, и встала на камень номер 5.

Он выдержал ее вес.

Если сработал пятый, то сработает и шестой.

На этот раз, уже без колебаний, Беккет перебралась на камень под номером шесть.

Он оказался вполне надежной опорой.

Еще три фута – и она на противоположном берегу.

Элли испытала огромную радость и облегчение.

Она обернулась и увидела, что Бене Роу бросился к Саймону.

Глава 77

Бене приготовился к схватке.

Дочь Сагана была в безопасности.

Внимание Захарии сосредоточилось на ней.

И Роу бросился вперед.

Саймон начал поворачивать в его сторону пистолет, но правая нога Бене ударила по его кисти. Он выронил оружие, и оно с грохотом упало на камень.

Австриец замер.

Бене улыбнулся.

– Yu tan deh a crab up yuself, sittin o do yu, – сказал он, но увидел, что его противник не понимает диалекта, и перевел свои слова на английский: – У нас есть поговорка: «Если будешь все время чесаться, с тобой обязательно что-нибудь произойдет».

С этими словами марон сделал шаг вперед и схватил лживого ублюдка левой рукой, а правой сильно ударил его в живот. Затем он отпустил его, и Саймон с трудом удержал равновесие.

Бене приготовился нанести следующий удар.

Однако австриец сам попытался перейти в атаку и сжал руки в кулаки.

Роу легко уклонился в сторону и нанес ему апперкот в челюсть. Он был на двадцать пять лет моложе и всю жизнь смотрел своим противникам прямо в глаза.

Он обошел Захарию сбоку – тот уже начал задыхаться.

Схватив его правой рукой за шею, марон начал душить его. Тот пытался сопротивляться, напрягая все силы, но кислорода не хватало, и вскоре он затих.

Тогда Бене оторвал Саймона от земли, подошел к берегу и швырнул его в озеро.

Никогда прежде Захария не испытывал такого жуткого давления на шею – он не мог даже пошевелиться, но хватка Бене Роу становилась все сильнее. А потом Роу бросил его в воду.

И не на камни.

Ноги Саймона нащупали песок.

Несколько секунд он еще держался, но уже в следующее мгновение его тело начало уходить вниз – песок поглощал его. Он попробовал найти хоть какую-то опору. Ничего. Тогда, сражаясь с охватившей его паникой, австриец вспомнил, что говорил Кларк и что Саган советовал Роче.

Не двигаться.

Если не оказывать дополнительного давления на песок, он будет тебя поддерживать.

Захария заставил себя замереть на месте. Он погрузился пока только до колен, но неподвижность помогла. Положение стабилизировалось.

Он перестал опускаться вниз.

Роу, Саган и Кларк стояли на берегу и смотрели на него. Все трое находились на расстоянии вытянутой руки.

Саймон был в их власти.

Тома не интересовал Захария.

Он хотел поскорее оказаться рядом с Элли.

Поэтому репортер схватил один из лежавших на берегу фонариков, вошел в воду и двинулся по предписанному пути к каменному карнизу на противоположной стороне.

Дочь ждала его и смотрела на Саймона, находившегося на расстоянии около ста ярдов от нее.

Саган выбрался из воды на противоположном берегу.

И они с девушкой оглянулись назад.

– Я очень рада, что ты оказался прав, – сказала ему Элли.

– Спасибо, что поверила, – ответил Том.

– У меня не было особого выбора.

– Теперь это больше не наша проблема, – сказал журналист дочери, махнув рукой в сторону остальных. – Пришло время узнать, что всю жизнь охранял твой дед.

Беккет кивнула, но ее отец понимал, о чем она думает. Она полностью доверилась Саймону, делала все, о чем тот просил. И совершенно напрасно, потому что в конце концов он отбросил ее как ненужную вещь. Том коснулся плеча девушки.

– Все совершают ошибки. Не стоит переживать.

– Я была идиоткой. Как ужасно я с тобой поступала! И к чему это едва не привело…

В ее голосе больше не было никакого гнева и отвращения. Просто дочь говорила с отцом.

Саган включил фонарик.

– Все в прошлом, – сказал он ей. – Давай сделаем то, что от нас требуется.

И Том первым вошел в расселину, где начинался узкий туннель, вырубленный в естественной трещине в скале. Их с Элли поглотила абсолютная темнота, и если бы не фонарик, они не увидели бы даже своих пальцев, касающихся носа.

Сокровища, спрятанные саки, были созданы 2500 лет назад по велению Бога. Ковчег Завета очень давно уничтожили вавилоняне, которые сожгли Первый Храм, – во всяком случае, так считали большинство историков. Но золотая Менора, Стол хлебов предложения и Серебряные трубы могли существовать. Том знал про Триумфальную арку Тита в конце Священной дороги на Форуме с высеченной на ней Менорой и Серебряными трубами, которые пронесли по Риму в 71 году нашей эры. А в XX веке правительство Израиля сделало запрос, и итальянцы удовлетворили его, запретив проходить через арку. Последними, кто это сделал, были Муссолини и Гитлер. А теперь туристические гиды даже разрешали приехавшим евреям плевать на стены. Когда-то очень давно Том написал об этом очерк. Он вспомнил, как все евреи, у которых он брал интервью, с благоговением говорили о сокровищах Храма.

В одном Саймон не ошибся.

Если они найдут сокровища Храма, это будет чрезвычайно важным событием.

Освещая себе путь фонариком, Саган с дочерью шли по туннелю, где оказалось сухо, как в пустыне, и хрустел под ногами песок.

Они уже видели, где заканчивается туннель.

Бене молча стоял и смотрел на застывшего в неподвижности Захарию.

– И что ты собираешься делать дальше? – спросил Фрэнк.

– So-so cross deh pon mi from him, – сказал Роу на диалекте.

Он не хотел, чтобы Саймон его понял.

– A wa you a say? – кивнул Кларк на австрийца.

Хороший вопрос. Бене сказал полковнику, что от Саймона нельзя ждать ничего, кроме неприятностей. Но теперь его противник, который лгал ему с самого начала и пытался убить на Кубе, оказался совершенно беспомощным. Стоит ему начать двигаться, и его поглотит песок.

Проклятье, это слишком просто!

– Ты меня испытывал, – сказал Роу Фрэнку. – И Сагана.

– Мы обещали, что только левит сможет здесь пройти, в полном соответствии с инструкциями. Я должен был убедиться. У меня не вызывало ни малейших сомнений, что этот человек, – Кларк показал на Саймона, – не является левитом, но я должен был знать, что другой – действительно левит.

– Мароны очень серьезно относятся к вопросу доверия, не так ли?

– Несмотря на бесконечные сражения, которые мы вели, в своем сердце мы хотели лишь мира и спокойствия. И, заключив мирный договор с британцами, мы надеялись, что они поведут себя честно.

– Но они вас обманули.

– Однако они причинили вред себе, а не нам. Они потеряли больше, чем мы. История навсегда запомнила их ложь.

Роу понял, что хотел сказать его друг.

– То, что случилось сегодня здесь, – продолжал полковник, – важно для евреев. И я рад, что мы сыграли в этом свою роль.

– Что находится в конце туннеля?

Фрэнк покачал головой:

– Я не знаю.

– Я пришел сюда не за сокровищами, – сказал Бене. – Я пришел за ним.

– Что ж, он твой.

Роу протянул руку, и Саймон тут же схватил ее.

Бене вытащил своего заклятого врага на берег.

– Да, теперь он мой, – согласно кивнул он.

Том стоял у входа – зазубренной расселины в скале, высота которой лишь немного превышала его рост. Здесь туннель заканчивался. Саган посветил фонариком и увидел впереди песок.

Он шагнул вперед, и Элли последовала за ним.

Луч фонарика показал, что они оказались в пещере футов двадцати в длину и столько же в ширину. Потолок в ней был пугающе низким.

Наконец луч фонарика отразился от чего-то блестящего.

Убедившись, что в пещере им не грозит опасность, Том провел лучом фонарика из стороны в сторону и насчитал три пьедестала – куски скалы, примерно в три фута высотой, с аккуратно обтесанными нижней и верхней поверхностями, стоящие вертикально. Слева находилась Менора с семью ответвлениями, золото на которой лишь слегка потускнело. Дальше отец и дочь увидели Стол хлебов предложения, чье золото сверкало еще ярче, а самоцветы сияли, точно звезды, а на третьем пьедестале лежали две Серебряных трубы, украшенные золотом. Серебро, из которого они были сделаны, почернело, но при этом они оставались совершенно целыми.

Сокровища Храма.

Здесь.

Найдены.

– Они настоящие, – сказала Элли.

Тут не могло быть ни малейших сомнений.

Журналист представил себе людей, которые погибли, чтобы защитить эти сокровища. Тысячи были убиты римлянами во время разграбления Иерусалима. После этого лишь ум и ловкость помогли евреям сохранить сокровища. В течение двух тысяч лет они оставались скрытыми от мира и от людей вроде Захарии Саймона. Сокровища Храма преодолели Атлантику, совершив трудное путешествие с очень небольшими шансами на удачу.

Однако теперь они здесь.

И об этом знала семья Тома.

Эту тайну его семья хранила по меньшей мере в течение двух поколений, и кто знает, сколько их было до этого…

Их долг был исполнен.

Для Тома.

Он услышал, как Элли произносит молитву. Если бы в Сагане осталась хотя бы тень веры, он бы присоединился к ней. Но сейчас он мог думать только о последних восьми годах своей жизни.

Его жизнь. И руины, которые окружали его все эти годы.

А еще слова, произнесенные женщиной в Праге.

«Найдите сокровища. И тогда мы поговорим».

Глава 78

Бене окинул взглядом двух женщин, стоявших на его веранде. Одна из них, хрупкая, лет шестидесяти, со следами седины в темных волосах, в модной блузке и юбке и красивых туфлях на невысоком каблуке, сказала, что ее зовут Стефани Нелле и что она является главой агентства «Магеллан» при Управлении юстиции Соединенных Штатов.

– Брайан Джеймисон работал на меня, – сказал она. – Так что не будем играть друг с другом в игры. Хорошо?

Роу улыбнулся. Ему нравилась ее прямота, которая прежде ей помогала, но теперь все решительно изменилось.

Вторая женщина была выше и плотнее, на несколько лет моложе и одета так же элегантно. Она сообщила, что является послом Израиля в Австрии.

– Вы далеко от дома, – заметил Бене.

– Мы прибыли сюда для встречи с вами, – сказала посол.

Марон предложил женщинам выпить, но они отказались. Он налил себе лимонада из свежевыжатых фруктов с добавкой меда, собранного в его поместье. Это был его любимый напиток. Непостоянное мартовское солнце пробивалось сквозь разрывы в полуденных облаках – собирался дождь, но Бене знал, что он прольется еще не сейчас. Прошло немногим больше двенадцати часов с тех пор, как он выбрался из Дарби-Хоул.

– Что произошло прошлой ночью? – спросила Нелле.

Хозяин дома сделал глоток лимонада и прислушался.

До него донесся далекий лай собак.

Бене выпустил своих довольных питомцев на свободу. Большая Нэнни вела свору, и он видел, как они исчезают в знакомом им лесу.

Они лаяли спокойно и уверенно.

Деловито.

Как и с абенгом маронов, Роу научился различать смысл их лая.

– Прошлой ночью? – уточнил он. – Я хорошо выспался.

Стефани покачала головой.

– Я же сказала вам, у нас нет времени для игр.

– Захария Саймон приземлился на острове до наступления полуночи, – заговорила посол. – Его сопровождали помощник по имени Роча и Элли Беккет. Том Саган прилетел на час раньше. В аэропорту Кингстона найдены два тела. Эти люди, как мне сказали, работали на вас.

Бене огорчила весть об их смерти. Он предупредил их, что им следует соблюдать осторожность, поскольку Саймон опасен. К несчастью, те, кто поступал к нему на службу, часто бывали слишком уверены в себе и неопытны, и иногда это становилось смертельной комбинацией. У одного из парней остались жена и дети, и Роу решил, что завтра он навестит его вдову и позаботится о том, чтобы у нее не было финансовых проблем.

– Вы весьма информированы для людей, которые здесь не живут. Только я не понимаю, какое все это имеет отношение ко мне? – спросил он своих гостий.

Грузовики направлялись на одно из его дальних пастбищ, где паслись премированные лошади. Несколько дней назад ему сказали, что кофейные деревья зацвели и можно ожидать хорошего урожая.

– Перестаньте, – сказала Нелле. – Саймон убил Брайана Джеймисона. Насколько нам известно, вы дали на это согласие.

– Я? – изумился марон. – Мне нравился Брайан.

Женщина из управления юстиции ни разу не улыбнулась.

– Не сомневаюсь. Неужели вы думали, что мы про вас забудем? – спросила она.

Бене ничего не ответил.

– Я была там, когда тело Брайана вытаскивали из мусорного бака, – продолжала Стефани. – Он был хорошим человеком. И отличным агентом. Он умер из-за вас.

– Из-за меня? Вы послали его, чтобы он оказал на меня давление, – запротестовал Бене. – Я сотрудничал с вами. Проблемой Брайана был Саймон.

– Мистер Роу, – сказала посол, – мне пришлось скрыть смерть Джеймисона. Я также была там, когда его тело нашли. Мне не понравилось, что он погиб. Вся операция вышла из-под контроля. Мне сказали, что на вас собран серьезный материал. Его более чем достаточно для ареста.

Марон сделал еще глоток холодного напитка.

– Вы на Ямайке. Если я нарушил закон, обращайтесь к властям. – Он пристально посмотрел послу в глаза. – И оставьте угрозы при себе.

– Будь моя воля, я бы сама с вами разобралась, – заявила Нелле.

Мужчина рассмеялся.

– Откуда такая враждебность? Я вас не трогаю. – Он взглянул на другую женщину. – Кстати, вас тоже.

– Мистер Роу, – снова заговорила посол, – весьма вероятно, что в следующем году я стану премьер-министром Израиля. Я понимаю, что для вас это не имеет ни малейшего значения, но Захария Саймон для нас важен.

Бене покачал головой.

– Он плохой человек. Лживый.

Посол кивнула.

– Мы в течение многих лет следили за ним. Он не раз бывал на Ямайке. До недавнего времени его действия были… неправильно направлены. Но я не исключаю, что теперь все изменилось. Несколько часов назад раввина Берлингера нашли убитым в своей квартире. Весьма вероятно, что это сделал Саймон или тот, кто на него работал. К несчастью, раввин входил в пятерку человек, знавших ответы, которые нам так нужны. Вы один из четырех оставшихся в живых.

«Кто же остальные?» – спросил себя Роу. О сокровищах знал Саган. Его дочь. И Саймон.

А как же Фрэнк Кларк? Похоже, эти женщины ничего о нем не знают. Тогда все сходится. Как и мароны далекого прошлого, полковник исчез в лесах.

– Что вы хотите знать? – сдался Бене.

– Где Саймон? – снова спросила Нелле.

Хозяин дома оперся на перила веранды, сделанные из дерева, сто лет назад срубленного рабами в ближайшем лесу.

Его предками.

Некоторые из них стали маронами.

Где-то далеко продолжали лаять собаки.

Их голоса успокоили Бене.

Как и тот факт, что обе женщины ничего не знали о Фэлкон-Ридж или Дарби-Хоул. В противном случае они сейчас находились бы там, а не здесь. Несколько часов назад Роу отправил своих людей следить за пещерой. Никто не вернулся.

«Di innocent an di fool could pass fi twin».

Он сказал себе, что ему не следует быть ни тем, ни другим. Ни наивным, ни дураком.

Теперь он будет всем управлять.

– Саймон вам больше не поможет, – заявил Роу.

Стефани хотела что-то сказать, но посол взяла ее за руку.

– Захария Саймон – опасный фанатик. Он хотел начать войну. Тысячи людей могли погибнуть из-за него. Но нам по силам его остановить. Несмотря на свое безумие, он искал нечто бесценное для евреев. Священное сокровище, которое мы потеряли, но теперь мы полагаем, что оно может быть найдено. Четыре предмета. Вы знаете, где они?

Бене покачал головой. И это было правдой. Он не стал переходить озеро по камням и не присоединился к Сагану и его дочери. Он лишь вытащил Саймона из песка и привез своего пленника сюда, в поместье, где и запер его. Том и его дочь вернулись из пещеры и ушли вместе с Фрэнком, не сказав ни слова. Роу ничего не хотел знать о том, что они нашли. Для него настало время действовать как марону. Эти женщины были obroni — чужаками – не достойными обрести знания, которыми он обладал. Молчание – вот путь маронов.

– Мне действительно ничего не известно, – пожал плечами Бене.

Он уловил, что лай собак изменился и теперь больше походил на вой. Хозяин стаи прекрасно понимал, что это означает.

– Но вы знаете, где Саймон, – заявила Нелли.

– Когда я видел его в последний раз, он убегал.

«Ты намерен меня убить?» – спросил Захария.

«Не я. – Бене указал на собак. – Они сделают это для меня».

Пленник бросил на него взгляд, который ничем не отличался от взгляда дона, торговавшего наркотиками.

Роу с удовольствием сделал еще глоток лимонада и почувствовал аромат готовящейся свинины. Дикого кабана, который всю жизнь кормился корнями и ягодами, убили совсем недавно, и теперь сочное красное мясо жарилось для ближайшей трапезы.

Бене нагулял отличный аппетит.

И надеялся, что его мать приготовит сегодня батат.

Он подумал о Великой Нэнни. Теперь Роу знал, что это не легенда. Она действительно жила на свете. И говорили, что эта женщина обладала особой властью над дикими кабанами и могла призывать животных.

– Триста лет назад моих предков привезли сюда в цепях и продали как рабов, – сказал Бене своим собеседницам. – Мы работали на полях. Моими предками были короманти с Золотого Берега. Прошло время, и мы восстали. Многие убежали в горы. Мы сражались с британцами и завоевали свободу. Я марон.

– Нас не интересуют уроки генеалогии, – заявила Нелле.

Мужчина уловил паузу в лае собак и начал считать секунды. Один. Два. Три. На счете «восемь» стая залаяла снова.

Большая Нэнни нашла свою жертву.

Какой вожак!

Бене допил остатки лимонада.

Жизнь была хороша.

Он знал, что некоторые тайны необходимо хранить. Как, например, Дарби-Хоул. Подземное озеро. Пронумерованные камни. И то, что находилось на другом берегу.

Тут Роу услышал крик.

Далекий. Слабый. Но такой, который ни с чем не перепутаешь.

Обе женщины тоже его услышали.

А потом раздались голоса собак.

Но теперь они не лаяли.

Они выли.

Бене не знал, где именно они взяли в кольцо Захарию Саймона, но то, что псы окружили его, не вызвало сомнений. Конечно, если бы Саймон, как дон несколько дней назад, не сопротивлялся, они бы его не тронули.

Но жертва оказала сопротивление.

– Зачем я вам рассказал о предках? – спросил Бене. – Ведь знаю, что вам это ни к чему. Но я горжусь своим прошлым.

Наступила тишина.

Собак тоже больше не было слышно.

И их хозяин знал, почему.

После того, как его собаки убивают, они начинают трапезу.

– Не думаю, что мистер Роу способен нам как-то помочь, – сказала посол.

Умная леди, отметил про себя Бене.

Впрочем, он увидел, что женщина из Управления юстиции пришла к такому же выводу.

– Верно, – сказала Стефани. – Все кончено, не так ли?

Марон ничего не ответил.

Но она была права.

Захария Саймон прекратил свое существование.

Глава 79

«Прошло шесть лет с тех пор, как умер Адмирал. Я обнаружил, что молюсь о спасении его души даже больше, чем о своей собственной. Жизнь на острове трудна, но имеет свои радости. Мое решение остаться здесь и не возвращаться в Испанию оказалось мудрым. И прежде чем я покину этот мир и встречу своего Господина, своего Бога, я хочу записать всю правду. Мир полон лжи. И мое существование во многих отношениях было ложью. Как и жизнь Адмирала. Я обучен грамоте и могу писать, и поэтому перед тем, как уплыть в Испанию в последний раз, Адмирал рассказал мне правду. Я не стану утомлять читателя подробностями, ведь Адмирал не приветствовал бы мои откровения. Но короткое описание событий необходимо, потому что близок момент, когда моя жизнь закончится.

Имя Колон было весьма распространено на Балеарских островах. Человек, который впоследствии станет называть себя Кристобаль Колон, родился на острове Майорка, рядом с Пальмой. Позднее, когда возникла необходимость скрыть его истинное происхождение, Адмирал выбрал Геную в качестве места своего рождения, постоянно повторяя, что это город в Италии. Но на самом деле Адмирал был каталонцем. Он никогда не говорил и не писал на итальянском.

Его отца звали Хуан, и он был богатым землевладельцем на Майорке. Вся их семья довольно давно приняла христианство. Казалось бы, Хуан Колон назвал старшего сына в свою честь, но в собственном сердце и дома он называл его истинным именем: Кристобаль Арнольдо де Яссаси.

У него имелся еще и младший сын, Бартоломе, который всю жизнь сохранял близкие отношения со своим старшим братом. На Майорке Адмирал называл себя Хуаном и только во время поездок в Испанию, где он собирал деньги для своего великого путешествия, становился Христофором Колумбом из Италии, которого испанцы называли Кристобаль Колон. В течение всей своей жизни Адмирал не забывал, где он появился на свет. На Майорке есть святилище, известное как Сан-Сальвадор – это удивительно красивый и безмятежный холм, в честь которого Адмирал назвал первый остров, открытый нами в Новом Свете.

Во времена его юности фермеры Майорки страдали от тяжелых налогов и жестокого обращения, что и привело к восстанию, в котором приняли участие братья Хуан и Бартоломе. Король Неаполя подавил восстание, многие жители погибли, а отец Адмирала потерял все свои земли. Оба брата бежали с острова. Хуан отправился в море и стал капитаном пиратского корабля из Марселя: он сражался против короля Арагона, пытавшегося захватить Барселону, а затем присоединился к португальцам в войне против Испании и ее королевы Изабеллы, исповедовавшей католицизм. Во время сражения с венецианским флотом, который находился на службе у короля Арагона, Хуан атаковал эти корабли и поджег их. Он потерял свое судно, но сумел доплыть до берега, несмотря на огнестрельное ранение. Пуля оставалась в его теле до конца жизни, став напоминанием о времени, когда он напрямую сражался с властями.

Больше Хуан никогда не будет пиратом. Он перебрался в Португалию и стал купцом, плававшим в холодных водах вокруг всей Европы, женился на дочери губернатора Мадейры и переехал туда, чтобы управлять поместьями, оставленными ему тестем. Там родился его сын Диего. Позже каталонская любовница родила ему второго ребенка, Фернандо. Оба сына сохраняли с отцом близкие отношения.

В 1481 году, когда Адмирал жил на Мадейре, он встретил Алонсо Санчеса де Уэльву, моряка и купца, который регулярно плавал между Канарскими островами, Мадейрой и Англией. Во время одного из путешествий из-за шторма его корабль сбился с курса. Судно подхватили неблагоприятные ветры и течения, и его отнесло на юго-запад. Наконец моряки увидели землю – остров, где жили маленькие коричневые безволосые люди, принявшие де Уэльву и его людей за богов. Однако де Уэльва оставался там недолго: вскоре он поплыл на восток и добрался до архипелага Порту-Санту.

Там Хуан Колон выслушал де Уэльву и решил, что этот мореплаватель нашел Индию и Азию. Уэльва снабдил его картой вод, по которым он плыл. Адмирал изучал карту несколько лет и пришел к выводу, что его ждет важное открытие. Казалось, у него появился ключ к запертой шкатулке.

Он вернулся в Испанию и обратился к католическим монархам Фердинанду и Изабелле с просьбой предоставить в его распоряжение корабли. Адмирал не мог признать, что его зовут Хуан Колон и что он мятежник и пират с Майорки, воевавший в прошлом против Испании, и поэтому он изобрел Христофора Колумба, человека родом из итальянской Генуи, взяв имя умершего моряка и купца, торговавшего шерстью, с которым он познакомился на Мадейре. Обман получился, и никто не узнал правды. Даже после того, как враги отобрали у Адмирала все, что он честно заработал, он остался испанским доном Кристобалем Колоном.

Только теперь, когда прошло много лет после смерти Адмирала и королевы Изабеллы – да и сам я нахожусь в шаге от нее, – можно открыть правду. Я надеюсь, что мои записи сохранятся, и люди узнают то, что известно мне. Жизнь здесь сурова, но я начал восхищаться местными жителями и их простыми обычаями. Здесь я могу быть Иосифом Бен Ха Леви Хаиври – Иосифом, сыном Леви, на иврите. Как Адмиралу имя Колумб, так и мне мое имя – Луис де Торрес – послужило совсем неплохо. Но я не использовал его уже в течение шести лет. Здесь не имеет значения, иудей ты или христианин, важно быть хорошим человеком. Таким я и пытался оставаться. Я выполнил возложенный на меня долг и позабочусь о том, чтобы далее это бремя нес мой старший сын, которого родила жена, выбранная мной из местных женщин. Она сделала мое пребывание здесь более приятным, чем я мог надеяться. Я рассказал ей о Боге и убеждал поверить в Него, но никогда не заставлял принять то, что было противно ее сердцу. Этому меня научили мои враги».

Бене перестал читать и посмотрел на Трея Халлибертона.

– Я нашел это письмо среди документов, которые мы забрали из музея на Кубе, – сказал профессор. – Это мой перевод. Теперь многое становится понятным, верно?

Роу знал о Колумбе совсем немного.

– Всегда считалось, что Колумб родился в Италии, – сказал Трей. – Его отца звали Доминго, а мать – Сюзанной. Любопытно, что многие источники утверждают, будто его отец торговал шерстью, как и написано в дневнике Торреса. Большинство историков сходятся на том, что он рано начал выходить в море, а затем добрался до Португалии, но не смог заинтересовать своей идеей путешествия в Индию короля Хуана II и поэтому в тысяча четыреста восемьдесят пятом году отправился в Испанию и провел там семь лет, дожидаясь, когда Фердинанд и Изабелла дадут согласие. И никто не знает, встречал ли он на самом деле Алонсо Санчеса де Уэльву.

– А это правда насчет де Уэльвы? Он действительно нашел Америку? – поинтересовался марон.

Ученый пожал плечами:

– Некоторые думают, что да. Но большинство считают, что эту историю придумали враги Колумба, чтобы приуменьшить его свершения. Проклятье, кто теперь может знать наверняка? К сожалению, Колумб практически ничего о себе не писал. Ну а то, что писал, крайне противоречиво. Теперь мы знаем, в чем причина. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, откуда он родом на самом деле.

Халлибертон приехал из Кингстона на север, в поместье Бене. Кабан, которого поджаривали с утра, был уже готов. Две женщины, сотрудница Управления юстиции и посол, ушли несколько часов назад. Один из людей Роу проследил за ними до Кингстона, где они сели в самолет и улетели.

– Что ты намерен делать со всем этим? – спросил Бене у Трея.

Ему необходимо было это знать.

– Неужели у меня есть выбор? – развел руками его друг.

Марон улыбнулся. Трей понял, что его открытие должно остаться между ними.

– Так будет лучше, – согласился с ним Бене.

Профессор тряхнул головой.

– Мне бы все равно никто не поверил.

Собаки вернулись в свои загоны, наполнив желудки после удачной охоты. Роу сомневался, что от Захарии Саймона что-то осталось – впрочем, даже если это было так, остальное должны были быстро уничтожить стервятники.

– А что стало с де Торресом? – спросил Бене.

Трей покачал головой.

– В исторических хрониках о нем ничего нет. Он исчез после последнего путешествия Колумба, и до настоящего времени о нем никто ничего не знал. Возможно, он прожил на Кубе до тысяча пятьсот десятого года, и у него родился сын.

Роу стало грустно. Как ужасно – прожить такую замечательную жизнь и исчезнуть из памяти людей! Может быть, стоит рассказать миру правду – хотя бы о де Торресе?

Но Бене знал, что этого делать нельзя.

– Что ты нашел в пещере? – спросил Халлибертон.

– Вполне достаточно, чтобы узнать, что легенды больше не существует.

– Мароны контролируют то, что там находится?

Они сидели на веранде, и прохладный ветерок обдувал их лица. Один из людей возле загона знаками показал, что кабан готов. Это было очень хорошо – хозяин дома проголодался.

Он торопливо встал.

– Пора обедать.

– Давай, Бене, – улыбнулся его гость. – И расскажи мне хоть что-нибудь. Что ты нашел?

Роу задумался над вопросом друга. Последние несколько дней получились напряженными, но он многое понял. Мифы оказались правдой. Выяснилось, что легенда маронов опиралась на реальные факты. Люди, которые не уважали никого и ничего, кроме самих себя, нашли справедливый конец. А еще умер Брайан Джеймисон.

Тогда Бене было все равно, но сейчас он жалел об этом.

Так что же ему удалось найти?

Он посмотрел на Трея и сказал ему правду:

– Себя.

Глава 80

Том открыл дверь.

Возле его дома стояли две женщины. Одну из них он видел в Праге, в машине – она встречалась с Саймоном – а вторая представилась, назвавшись Стефани Нелле из Управления юстиции Соединенных Штатов. Прошло немногим больше двадцати четырех часов с тех пор, как они с Элли выбрались из Дарби-Хоул, покинули Ямайку и улетели в Орландо. Журналист ждал появления дамы из Праги и был сильно удивлен, когда узнал, что она является послом Израиля в Австрии.

Он пригласил обеих женщин войти в дом.

– Вчера мы пытались поговорить с Бене Роу, но он ничего нам не сказал, – заявила Нелле. – Мы думаем, что Саймон мертв. С тех пор, как он прилетел на Ямайку, его никто не видел и не слышал. А также никто ничего не знает о его человеке по имени Роча.

Том решил не говорить им ничего лишнего.

– Они убили Брайана Джеймисона, – рассказал он кратко. – Я при этом присутствовал.

Стефани кивнула.

– Мы знаем. Теперь только вы и ваша дочь можете дать нам ответы.

– Вы нашли сокровища Храма? – спросила посол.

Саган кивнул.

В глазах израильтянки загорелся огонек.

– Они существуют?

Мужчина снова кивнул.

– Тогда я должна дать вам объяснения, – сказала посол.

Что она и сделала.

– Я могу публично опровергнуть то, что произошло восемь лет назад, – пообещала она. – Часть людей, которые ответственны за ваше падение, до сих пор живы и занимают важные посты. О других нам кое-что известно. Вы не единственный человек, чью жизнь они уничтожили, но вы были первым. Эти люди сфабриковали историю об израильских поселенцах и палестинцах и подобрали источники. Они скормили ложную информацию вам и вашим редакторам, а дальше наблюдали за развитием событий. После этого они стали командой, превосходно справляющейся с подобными заданиями. Но мы так не поступаем, мистер Саган. Мы не одобряем их деятельность.

– И вы ждали восемь лет, чтобы рассказать мне об этом? – нахмурился репортер.

– Я не знала, что происходило, пока не стало очевидно, что вы вовлечены в историю с сокровищами.

– Но другие знали?

Женщина кивнула:

– Да. И их молчание позорно.

Том не собирался идти ей навстречу.

– Зачем вы начали игру с Саймоном? – спросил он все так же мрачно.

– Я получила задание, – ответила посол. – Мне нужно было подтолкнуть его, заставить двигаться вперед. Мы хотели, чтобы он нашел сокровища. Но, конечно, в наши планы не входило развязать войну.

– Но рабби Берлингер знал о вас?

Израильтянка кивнула:

– Я с ним говорила. Он согласился, что медлить нельзя и что вас тоже следует подстегнуть. И позаботился о том, чтобы вы услышали мою беседу с Саймоном на кладбище. Вот почему я заговорила о вас. Я хотела, чтобы вы знали о моем присутствии и о том, что мне известно.

Журналист вспомнил, что она сказала ему, когда он подошел к ней на улице в Праге.

«Я вас ждала».

– Вы с Берлингером знали, что я постараюсь с вами встретиться, – понял мужчина.

– Да, мы хотели заставить вас двигаться вперед, – подтвердила его собеседница.

– Значит, меня вы тоже использовали.

– В некотором смысле. Но слишком многое было поставлено на карту. Вы же слышали, что Саймон хотел начать войну, и я не сомневаюсь, что так бы и произошло. Погибли бы тысячи людей.

– Но я оказался вовлеченным в эту историю из-за вас.

– Возможно, вы не знаете, – сказала посол, – что рабби Берлингер мертв. Мы думаем, что его убил Саймон перед отъездом из Праги.

Том помрачнел еще сильнее – старика было жаль.

– Вы думаете, что Саймон мертв – так вы сказали. Вы уверены? – уточнил он на всякий случай.

– Почти наверняка это так, – вступила в разговор Нелле. – Роу его прикончил. Но мы никогда не узнаем правды. Нам известно лишь, что Саймон исчез.

– И я манипулировала Саймоном, – продолжила посол. – Я действовала по просьбе моего правительства, которому потребовалась моя помощь. Если бы Саймону сопутствовал успех, Израилю был бы нанесен невосполнимый урон. Так что мне пришлось вас использовать.

Но Сагана не интересовали мотивы ее поведения.

– Вы понимаете, что евреи-сефарды, которые спрятали сокровища Храма, доверили его безопасность левиту, а не государству Израиль, – напомнил он ей.

– Эти предметы принадлежат всем евреям, и мы позаботимся о том, чтобы каждый получил к ним доступ, но не допустим войны, о которой мечтал Саймон, – заверила его израильтянка. – Так будет намного лучше. Пришла пора покончить с насилием.

Тут у Тома возражений не было. Он кивнул на Нелле.

– Насколько я понимаю, она здесь для того, чтобы подтвердить: правительство Соединенных Штатов хочет, чтобы я рассказал вам все, что мне известно.

– Да, что-то вроде того, – согласилась посол. – Вас подставили, мистер Саган. И это ужасно. Они разрушили вашу карьеру. Но все еще можно исправить.

– А если я не хочу?

Казалось, этот вопрос журналиста застал обеих дам врасплох.

– Вы потеряли все, – сказала израильтянка.

Мужчина кивнул.

– Вот именно. Все исчезло. И вернуть утраченное невозможно. Мои родители никогда не узнают правды. Как и моя бывшая жена. Люди, которые называли себя моими друзьями? Мне на них наплевать. Все кончено.

Его поразили собственные слова, но эта мысль сформировалась в его сознании, когда он смотрел на сокровища Храма. Что прошло, то прошло. И ничего нельзя изменить. Важно лишь то, что впереди.

– Странный подход для человека, который перенес такой жестокий удар, – сказала Стефани. – Можно восстановить вашу Пулитцеровскую премию. Вам снова станут доверять, и вам больше не придется быть литературным «негром».

Том пожал плечами.

– Это не такое уж плохое занятие. Мне хорошо платят, и я не испытываю никакого давления.

– И что вы намерены делать? – спросила посол.

После того как они с Элли еще раз пересекли озеро, их поджидал марон Фрэнк Кларк. Они посмотрели вслед Бене Роу и двум мужчинам, уводившим Саймона.

«Что будет дальше с пещерой?» – спросил Саган у Кларка.

«Мы восстановим дамбу и будем охранять пещеру, как и прежде, – ответил тот. – Ты левит, так что решение принимать тебе. Когда это бремя понесет следующий левит, мы будем уважать его желания. А что ты сам планируешь делать дальше?»

Тогда репортер не ответил полковнику, потому что и сам не знал, что ему делать. И теперь он тоже ничего не мог сказать женщинам, которые смотрели на него.

– Я дам вам знать, когда приму решение, – заговорил он наконец.

– Но вы же понимаете, что никто никогда не узнает правду о вас, если вы не станете с нами работать, – предупредила его посол.

Ее угроза вызвала у Тома ярость, но гнев он также оставил в прошлом.

– Понимаете, как раз в этом все дело. Для меня важно, что правду узнает один человек, – сказал он и, немного помолчав, добавил: – И вы сами только что открыли ее этому человеку.

Элли вышла из кухни, куда отец попросил ее уйти, когда увидел нежданных гостей. Он не знал, как далеко они зайдут во время разговора, но надеялся, что нужные слова будут произнесены.

– Так мой отец не лгал? – спросила девушка.

Обе женщины молчали.

Но их молчание само по себе было ответом.

Казалось, они поняли, что разговор окончен, и направились к двери.

Однако перед уходом посол снова повернулась к хозяину дома.

– Будьте добры к нам, мистер Саган. Подумайте, что значат для нас сокровища Храма.

Ее просьба не произвела на него впечатления.

– А вы подумайте о том, чем все могло закончиться, – парировал журналист.

Том и Элли вышли из машины и отправились на кладбище возле Маунт-Дора. Они выехали сюда из Орландо, как только ушли две их неожиданные гостьи. Было пять часов вечера, и кладбище опустело. Позднее зимнее солнце согревало холодный мартовский воздух. Саган с дочерью вместе подошли к могиле его родителей, и впервые за долгое время репортер не почувствовал себя здесь чужаком.

Он посмотрел на два надгробья, а потом перевел взгляд на девушку.

– Ты хорошо оформила его могилу.

– Мне очень жаль, – сказала Беккет. – Я сожалею обо всем, что тебе сделала.

Ее слова потрясли журналиста.

– Я была дурой, – продолжала она. – Я считала тебя эгоистичным. Думала, что тебе наплевать на меня и маму, что ты мошенник. Прелюбодей. Мне казалось, в тебе собрано все плохое, что только может быть в человеке. Но я ошибалась.

Они почти не говорили после того, как улетели с Ямайки, и молчали, когда уехали те две женщины. Что можно было сказать? Так всегда бывает с правдой. Она заставляет замолчать все другие голоса.

– Я солгала матери, – продолжала Элли. – В Вене ты был прав. Я лицемерка. Я знала, как она относится к иудаизму. И знала, что ты принял христианство ради нее. Но я поступила по-своему, а потом врала маме до конца ее дней.

Саган прекрасно понимал ее мучения.

– И что еще хуже, – продолжала его дочь, – мой переход в иудаизм сделал твою жертву бессмысленной. То, чего мама так не хотела, все равно случилось. А сражения между тобой и твоим отцом ничем не закончились. Он умер до того, как вы смогли объясниться друг с другом. И во всем виновата я.

Она заплакала, и Том позволил ей выпустить всю ее боль на волю.

– Я был не лучшим мужем и отцом, – сказал он. – Я был эгоистом. И я был прелюбодеем. Лжецом. Я совершил много ошибок. И не воспользовался возможностью помириться с Абирамом и с тобой. Тут не только твоя вина.

– На Ямайке ты спас мне жизнь. Ты прыгнул в воду вслед за мной и помог пройти через озеро. Ты помешал Саймону меня убить.

– Насколько я помню, ты тоже спасла мне жизнь, – возразил мужчина. Элли рассказала ему, как ослепила Рочу и закричала.

– Ты вовсе не лживый репортер, – сказала она.

И это заявление было сделано со всей серьезностью.

– Ты журналист. Ты обладатель Пулитцеровской премии, – продолжила Беккет. – Ты заслужил все, что заработал. Неужели ты действительно не хочешь, чтобы люди узнали правду о том, что произошло на самом деле?

– Теперь это уже не так важно. Ты все знаешь. А остальное меня не интересует.

Том и в самом деле так думал.

– А что будет с сокровищами Храма? – спросила Элли.

– Только мы с тобой знаем, что находится в той пещере и как до этого добраться. Да, озеро можно пересечь и другими способами. Но никто не потревожил сокровища в течение шестидесяти лет, и я думаю, что мароны сумеют сохранить их еще столько же. Почему бы нам с тобой не решить, что делать дальше, когда все успокоится?

Девушка кивнула, не замечая катившихся по ее щекам слез.

– Мы будем левитами, – сказал ее отец. – Вместе.

Его дед привлек к охране сокровищ Берлингера, а он привлечет Элли, решил Саган. Он решил вернуться к иудаизму – ведь родился в еврейской семье и всегда будет евреем.

Том уже успел поговорить с Инной и рассказать ей, что произошло. Он дал себе слово когда-нибудь написать о Захарии Саймоне и об опасности фанатизма. Пока журналист не знал, включит ли он в свою историю сокровища Храма, но решил, что отдаст то, что у него получится, Третьяковой, чтобы она опубликовала это под своим именем. Ей его идея не понравилась: она твердила, что он должен стать хотя бы ее соавтором. Но Саган уже восемь лет оставался в тени и не хотел ничего менять. В конце концов коллега поняла его и согласилась. Она нравилась ему, и Том подумал, что, возможно, когда-нибудь ее навестит.

Любопытно.

Он снова начал думать о будущем.

– Вот что я хочу тебе предложить, – сказал репортер Элли. – Мы оба совершили множество ошибок – так давай будем считать, что у нас ничейный счет, и начнем все сначала.

Слезы побежали по щекам Элли еще сильнее.

– Мне очень нравится, – всхлипнула она.

Отец протянул руку.

– Том Саган.

Девушка сумела улыбнуться и пожала его ладонь.

– Элли Бек… – начала она, но тут же спохватилась: – Элли Саган.

– Рад познакомиться с тобой, Элли Саган.

Теперь у них осталось только одно дело.

Том повернулся к могилам своих родителей и наклонился.

В течение двух десятилетий он строил барьер, защищавший его эмоции, – как ему самому казалось, непреодолимый. Но последние пять дней жизни показали, как он был глуп. В конечном счете главное – это семья. Теперь у него осталась только Элли, но появился еще один шанс стать с ней одной семьей. Но не было ни одного шанса прийти к миру с человеком, лежавшим сейчас у его ног. В течение двадцати лет Том называл его Абирамом, а не так, как старик того заслуживал. Между ними произошло очень много всего, но в конце концов младший Саган понял, что отец любил его. И верил в него.

С ним все будет в порядке.

Это Том знал.

Элли встала у него за спиной и положила руку ему на плечо. Журналист провел ладонью по гладкому граниту могильной плиты – и у него вдруг появилась надежда, что его слова будут услышаны.

– Прощай, папа.

Заметки автора

Этот роман заставил меня и Элизабет проделать увлекательные путешествия на Ямайку и в Прагу. А в Вене, Маунт-Дора и Флориде мы бывали и раньше.

Пришло время отделить факты от вымысла.

Христофору Колумбу действительно пришлось целый год провести на Ямайке (Пролог, глава 7) и воспользоваться трюком с лунным затмением, чтобы заставить таино обеспечить едой его команду (глава 35). В первое путешествие с Колумбом в 1492 году на самом деле отправились восемьдесят семь человек, и среди них не было ни одного священника. Однако в команде находился переводчик с иврита, Луис де Торрес. О прошлом де Торреса, принявшего христианство, описанном в главе 17, рассказано в соответствии с известными историкам фактами. Верно и то, что он остался в Новом Свете и стал, вероятно, первым европейцем, который попробовал табак. То, что он был левитом, хранившим сокровища Храма, добавлено мной – но предположение, что первые слова, произнесенные в Новом Свете, были сказаны на иврите, весьма возможно (глава 17).

Легенда о затерянном золотом руднике, связанном с Колумбом, встречается довольно часто. Книга «Еврейские пираты Карибского моря» Эдварда Крицлера повествует об этом занимательном мифе. Закодированная информация в главе 35 (которая якобы ведет к руднику) взята из документов, процитированных в книге Крицлера. История братьев Коэн, дело о 420 акрах земли, суд между братьями, обман Авраамом Коэном Карла II (главы 10, 19 и 20) также взяты из этого произведения. «Санта Мария», флагманский корабль Колумба, действительно сел на мель в декабре 1492 года у побережья Гаити – судно тогда удалось спасти и перенести на берег. Но три таинственных ящика – плод моего воображения. Ящики из Панамы, полные золота и спрятанные Колумбом в 1504 году, когда ему пришлось провести на Ямайке год (глава 7), упоминаются в разных исторических документах, но существовали ли они на самом деле, сказать трудно. В моем коротком рассказе «Знак Адмирала» описываются события, предшествовавшие «Делу Колумба».

Сведения о племенах таино (глава 28), живших на Ямайке за 7000 лет до европейцев, – это правда, как и тот факт, что к 1650 году они прекратили свое существование. Называть их араваками неправильно, хотя в их языке и есть такое слово. Таино были равнодушны к золоту (глава 28), но никто не знает, владели ли они рудником, который в моей книге показали Колумбу. О таино теперь мало что известно, если не считать артефактов, пещер и легенд (глава 24).

Мароны – поразительная группа людей. Их социология и история тщательно воспроизведены в этом романе (главы 3, 19, 24), а их склонность к тайнам вполне реальна (глава 68). Как рабы попадали в Новый Свет (глава 28), описано верно, как и тот факт, что до Ямайки, расположенной в конце торгового пути, добирались только самые крепкие из них (глава 19). Чарльзтаун существует, музей маронов (главы 24 и 25) – тоже. Великая Нэнни является частью истории маронов и Ямайки. Как она выглядела, кем была и жила ли на самом деле – спорный вопрос (главы 3 и 68). Ее портрет сейчас появился на купюре в 500 ямайских долларов, и местные жители называют эту банкноту «Нэнни». Абенги (глава 71) использовались маронами для связи на больших расстояниях, и их звук наводил ужас на британских солдат. Военная тактика маронов, описанная в романе, применялась с большим успехом. Призраки (глава 28) – часть ямайского фольклора. Легенды, которые рассказывала мать Бене о Марфе Браи и Золотом столе (глава 50), пересказываются на этом острове до сих пор. Таино и мароны иногда хоронили своих мертвецов в пещерах, но склеп в главе 62 – полнейшая выдумка. Любопытно, но существует поразительное сходство между верованиями маронов и иудаизмом (глава 74).

Кубинские гончие были привезены из Испании на Американский континент, а потом и на Ямайку для войны с маронами (глава 3). Охота с их участием описана точно (глава 10) – как и вред, который они могут причинить.

О месте действия этой истории следует сказать особо. Тут все описано очень тщательно. Ямайка невероятно красива, и Голубые горы стоят того, чтобы посетить их (глава 3). На острове расположены тысячи пещер, которые несколько раз использованы в книге (главы 56, 58, 72–77). Есть прекрасный источник, который позволит узнать о них больше – «Подземелья Ямайки» Алана Финчмана. Маунт-Дора (глава 17) действительно похожа на Новую Англию, и озеро Каунти очень удачно названо (глава 23). Кофе «Голубые горы» считается одним из лучших в мире (главы 10, 30), и связанные с ним ограничения ямайского правительства описаны точно, но всякое влияние на процесс его выращивания и продажи семьей Роу является моим изобретением.

В венском соборе Святого Стефана действительно есть катакомбы и комнаты с костями (главы 34, 36, 37, 41). Сады во дворце Шенбрунна (глава 42) и синагога Штадтемпель (глава 8) производят наиболее сильное впечатление.

Прага эффектна (глава 49–51), а ее еврейский квартал производит сильное впечатление. Староновая синагога (главы 47, 49, 59) также описана точно – в том числе и железная лестница, ведущая на чердак. Церемониальный зал, музей и синагога Майзеля (главы 56, 57 и 64) находятся неподалеку. Особенно трогает Старое кладбище, чего не скажешь о подземном помещении, где хранятся ненужные священные тексты (глава 54). «Колковна» (глава 65) – это ресторан, который расположен на выходе из Старого города. Рядом со Староновой синагогой на Парижской улице, как и описано (глава 65), полно дорогих магазинов.