Чувство охраны дома у собаки — врожденное и, пожалуй, еще более сильное, чем охотничья страсть. Пустолайка, почти не интересующаяся следами дичи в лесу или в поле, заливается лаем при появлении не только чужого человека, но и при возвращении своих домашних. Это, конечно, уже чрезмерное усердие, попросту глупость. Но и умнейшая собака не может остаться равнодушной при виде постороннего в доме.
Обычно, собака, хорошо охотящаяся, и сторожит умно.
Мой Дик иногда как будто даже не замечал, что чужой вошел в дом. Но, когда этот пришелец желал выйти из дома и шел один, то при выходе его непременно встречал откуда-то взявшийся огромный пес и добродушно загораживал дорогу. Отнюдь не надо было пса толкать, он тогда мгновенно превращался в зверя и, взяв за горло, опрокидывал дерзкого. Таких случаев повторилось несколько, все они, конечно, сопровождались криками, скандалами, неприятностями… Дик, видимо, не понимал, за что на него кричат, в чем упрекают. Ведь он отпустил чужого, едва прибежали свои, он не укусил, даже не сердился, за что же его бранить. Ко мне приходили охотники, которых Дик отлично знал. Все равно: при входе привет, радостное помахивание хвостом и ласковый взгляд, все, как полагается доброму знакомому. При выходе без провожатого, хвостом-то псина знакомому слегка помахивает, но смотрит хмуро и прохода не дает никому.
— Пусти, Дик! — кричал я, выглянув из окошка.
Он отходил в сторону, явно недовольный: ну, что же, нарушайте правила, выпускаете так, зря, без присмотра.
Это правило установил он сам, и я не думаю, чтобы такой штуке, исполняемой так отчетливо, собаку можно было выучить. Но в общих чертах приблизительно то же проделывают все домашние собаки.
Меделянки, огромные, одетые густым мехом, с длинным волнистым хвостом, толстые, с большими головами и маленькими, вечно красными, как будто слезящимися глазами; бульдоги, криволапые, почти бесхвостые, с широкими, точно обрубленными мордами, с свирепо вытаращенными глазками; доги, высокие, стройные, то полосатые, то пятнистые… Это все очень большие, сильные и смелые собаки, которыми когда-то травили таких крупных зверей, как кабаны и медведи. Когда подобное зверье перевелось, собакам-великанам, оставшимся не у дел, пришлось заняться домашним хозяйством: они стали только сторожить. Воры приходят не каждый день, грабители нападают еще реже — великаны от безделья заскучали, начали делаться сонными, вялыми, отяжелели. Бульдоги и доги теперь не могут похвастаться даже и обыкновенными сторожевыми качествами, зрение и слух у них слабоваты. Тот и другой, постепенно отвыкнув сторожить дом, занялись исключительно охраной своего хозяина, угрожая растерзать всякого за прикосновение даже к его одежде. Впрочем огрызаться за своего хозяина легко выучивается каждая не чересчур глупая собака.